Книга длиною в жизнь. Том 2. Главы 10 и 11

                Глава 10.
                Опять 30-е годы, работа в МТС…

   Прошло три года. Митрофан и Катя работали все там же в МТС. Правда, Митрофана иногда, в зависимости от производственной необходимости, «сажали» то на трактор, а когда переводили на комбайн, а то опять возвращали шофером на полуторку. А кроме того, вдруг, ни с того ни с сего, неожиданно для него самого снимали в бригаду ремонтников на починку все тех же тракторов, комбайнов, молотилок, когда прямо в поле в состав дежурной бригады, а когда и на базу МТС в Чураево.

Техника и люди идут нога в ногу, и если брать только этот аспект, стареют одинаково – закон в этом смысле один для всех! А вот поломки техники, хоть какая бы она железная ни была, стали случаться все чаще и чаще. Так бывает! Но зато со здоровьем у Митрофана проблем пока не было и славу Богу! В этом плане он оказался «крепче» железа. И так тоже бывает!

  Но иногда, правда, у Митрофана нервы начинали понемногу сдавать. И виной всему была некая неопределенность, которая наметилась уже достаточно давно в его работе: то он сегодня крутит баранку грузовика, а завтра его вдруг уже сажают за рычаги трактора или за штурвал комбайна или переводят на ремонт техники. Он как-то терпел это, сдерживался и особо не роптал! Но всему, очевидно, бывает предел! Он не знал, что в очередной раз может взбрести в голову начальству и где ему придется работать, как всегда – «согласно сложившимся обстоятельствам» или по «производственной необходимости», или просто войти в «трудное» положение!

 Митрофану это, в конце концов, стало уже в тягость! Он не раз ходил на прием с этим вопросом к начальнику МТС тов. Базыкину. Но тот как всегда заводил свою обычную «старую пластинку», что работать некому, мало специалистов по ремонту или вообще их нет, и что надо потерпеть еще чутьчуть – все образуется и т.д. Но этими увещеваниями все и заканчивалось: оставалось как прежде. Митрофан, тем не менее, все же успел переговорить об устройстве на работу к ним в МТС своего друга Кости Климова. Тов. Базыкин обещал подумать.

В общем, Митрофану такое положение дел уже порядком надоело, и он справедливо решил, что с него хватит, и пошел в очередной раз к тов. Базыкину, чтобы окончательно прояснить ситуацию, в которой он находится, решительно не устраивающую его. И вот такой диалог состоялся между ними:

Митрофан:
– Иван Петрович, начну прямо: я не раз говорил, что меня не устраивает такая «чехарда» на работе: то Фигаро здесь, то Фигаро там… я же не севильский цирюльник, в конце-то концов! Вы сами обещали, что работа для меня упорядочится: и я, как все, буду трудиться только на одном рабочем месте. И что? Когда у меня не было ребенка, я не возражал так работать: раз надо, значит надо! Особой разницы для меня не было! Никто меня упрекнуть не может: я никогда не отказывался от перевода меня на разные места.

   Сами знаете, надо было – меня могли в ночь-полночь вызвать, и я не отказывал и сразу входил: то в «трудное» положение, то «в сложившиеся обстоятельства» или просто «по производственной необходимости». И делал все, что от меня зависело, не считаясь с личным временем! И что на сегодня: а «воз» и ныне там! И Вы, Иван Петрович, об этом прекрасно знаете! Ну, сколько можно постоянно меня гонять «туды-сюды», с объекта на объект, из одной бригады в другую, словно я какая-то палочка-выручалочка или, еще хуже, – «в каждой бочке затычка».

   Или у нас в МТС принцип новый таким стал – кто больше везет, на том и едут? Похоже так оно и есть. Все как по пословице! Ничего нового! Но сколько уже можно? Надоела мне эта такая неопределенность в работе. И где, в конце концов, справедливость? Я ж не один работаю и на мне весь белый свет клином не сошелся. Я работать не отказываюсь, но поставьте меня на одно рабочее место, куда посчитаете нужным, и где от меня будет больше пользы! И пусть мое начальство прекратит меня дергать всякий раз. И если есть возможность, Иван Петрович, оставьте тогда меня работать здесь в ремонтной службе, очень прошу! И мне спокойнее, и пользы больше будет!

Сами понимаете, что у меня уже семья, надо и ей, и дому, в котором живем, уделять внимание. Воспитываем и растим сына, ему всего-то пока только шесть годиков. Жена сейчас беременная, на седьмом месяце, готовится скоро идти в декретный отпуск. Так что ждем второго ребенка! Конечно, нас здорово выручает Клавдия Ивановна, замечательная старушка и хороший человек – ни в чем нам не отказывает и помогает, как может!

  Но в последнее время хворь на нее всякая нашла, как говорится, то там, то тут болит, что делать – старость не радость! Вызывали на дом фельдшера, он прописал какие-то таблетки и микстуры. Катя за этим строго следит. А дел домашних одних выше крыши стало, воды только одной сколько надо натаскать в дом, баню и в сад для полива. Уйму сил и времени надо потратить на это, но не могут уже женщины с этим справиться. Одна болеет, другая на сносях. Вот такие дела у нас сложились! Так что независимо от моего желания, все равно, Иван Петрович, лучше мне уже при них быть.

Выслушав, Базыкин ответил:
– Думаешь, что мне не знакома «жизнь как у всех»? Ошибаешься, если считаешь, что я живу какой-то другой жизнью. Ты ведь знаешь: что я с утра до самой ночи на работе: то в конторе, то на полевых станах, то в колхозах, и так почти каждый день в посевную и на уборке. Все работы по дому взвалил на своих домашних, ладно хоть родители помогают.

Ну, ладно об этом. А теперь давай по делу. Тебе, Митрофан Прохорович, в МТС платят самую высокую зарплату среди рабочего персонала! И ты получаешь даже несколько больше, чем отдельные служащие и ИТР. Чего еще тебе не хватает, славы? Так ты в ней купаешься, разве не замечаешь? Постоянно ходишь у нас в передовиках, твое фото висит у нас на Доске почета, о тебе пишут даже в местной районной газете. И люди к тебе все хорошо относятся!

  Ты свой авторитет заработал честно и заслуженно. Все знают о твоем отношении и увлеченности в работе, тебя, бывало, и не оттащишь от нее! И в технике ты разбираешься, как дай бог каждому, особенно в ремонтах! И с людьми неспесив, умеешь ладить с ними, и, как говорится, находишь всегда общий язык. Ты никогда не зарывался и не ставил личные интересы выше общественных, а к любой порученной работе подходил всегда ответственно и добросовестно. Это мы знаем и ценим!

  И не раз от тебя люди слышали – надо, значить надо и ты делал свое дело, которое шло на пользу нашей МТС и коллективу! И люди к тебе тянутся и стар и млад, несмотря на то, что ты сам еще молодой. Уважают тебя здорово, уже все величают по имени и отчеству! И не забывай, ты же у нас ударник колхозного производства, передовик одним словом – так сказать, входишь в беспартийный актив. Вся молодежь, да и не только она, на тебя смотрит и равняется!

 А ты заладил вдруг одно и то же, что «в каждой бочке затычка» или палочка-выручалочка! Нехорошо так говорить, Митрофан Прохорович! Ой, как нехорошо. Вот уж от кого, от кого, а от тебя я никак не ожидал таких слов!
Сам же знаешь, с ремонтниками у нас проблемы, только ты да Петр Иванович Вельяминов вытаскиваете все ремонты. Ну, есть еще пара более-менее перспективных молодых ребят, которые обещают стать вскоре грамотными ремонтниками, но их надо еще малость подучить. Вот в последнее время они и работают постоянно с вами, чтобы быстрее набрались опыта. Они ребята способные!

  Специально закрепил их за тобой и Петром Ивановичем. И все на этом, а остальные годятся лишь только кувалдой размахивать, да гайки крутить, не более того. Нет у нас пока хороших, грамотных и самостоятельных ремонтников, а техники много. Это относится и к ИТР! Да к тому же сам знаешь, служба механиков во главе с Волковым у нас слабая. А ведь помнишь, я предлагал тебе механиком в МТС работать, так ты сам отказался, сказал, что лучше штаны будешь протирать в кабине трактора, чем сидя в кабинете.

  Было такое, было! А я считаю, зря!
Ты ведь, Митрофан Прохорович, пришел к нам обычным трактористом, быстро обучился трактору. Потом, видя успехи, назначили тебе бригадиром в тракторной бригаде, а позже, когда ты захотел на комбайн, сделали тебе перевод, не отказали. Изъявил желание быть шофером, пожалуйста, на тебе – иди, работай! Кто виноват, что с техникой, ты стал «на ты» и с ее ремонтом лучше всех справляешься, ведь недаром тебя в район давеча послали на курсы повышения квалификации механизаторов. МТС, зная твои способности, только приветствовала твой подход к делу, и не чинила никаких препятствий, всегда и во всем шла тебе навстречу.

  Разве не так? Катерину твою устроили к себе на работу, на что претендентов было, поверь мне, хоть отбавляй! И сейчас только свистни – набегут, не отобьешься! Ведь сам же знаешь, что наша МТС приравнена к городским предприятиям с разными видами льгот, которые на них распространяются: отпускные, больничные, пособия при потере трудоспособности. Колхозникам это и не снилось! А жилищные условия какие у тебя хорошие, живешь у уважаемого человека нашего села, как у Христа за пазухой. Разве не так! Ну, хочешь, заключим договор на съем комнаты у Клавдии Ивановны и будем ей перечислять деньги от МТС за проживание твоей семьи? Ты только скажи!

  А вообще, Митрофан Прохорович, я тебе скажу свое мнение, что не следует ожидать каких-либо послаблений в ближайшее время в жизни страны, гайки только будут закручиваться! Между нами говоря, думаю, будет еще жестче, как бы ни пришлось снова нам жить в атмосфере всеобщего страха, когда опять продолжится новый поиск врагов народа, как было в 1937–1938 годах, сам знаешь, что творилось? Даже вспоминать об этих мрачных годах, когда друг на друга доносили и т.д., поверь мне – неохота! Но я не просто тебе говорю об этом, а к тому, что в стране завершается реорганизация и усиление машинно-тракторных станций.

  Согласно решению партии при всех МТС, помимо существующего уже штата, будут дополнительно созданы еще политотделы во главе с назначенными своими начальниками. А это значит: партия берет под свой полный контроль и присмотр всю работу МТС. Кроме того, скоро к нам прибудут из города несколько человек квалифицированных работников. Слышал, наверное, что партия направила в сельскую местность большой отряд кадровых большевиков. Сейчас вот думаем с правлением колхоза, где их разместить и обустроить на местожительство. Вот такие времена наступают, тут уже не забалуешь, всякой «вольнице» нашей придет конец, все будет уже очень серьезно, даже не сомневайся!

Давай так, Митрофан Прохорович, просьбу о твоем переводе в службу ремонтов удовлетворяю, но с условием – при необходимости будешь выезжать и в поле на ремонт машин. Быстрее сделаешь их ремонт там, значит и скорее домой вернешься. Вот тебе и весь стимул! Ну что, согласен? Если да, прямо сейчас пиши заявление о переводе, я подпишу, и отнесешь его в отдел кадров на оформление.

  Теперь по поводу съема жилья, у тебя ведь Катерина будет нынче скоро в декрете, сам давеча говорил. Значит так, чтобы вам было немного полегче с деньгами, завтра обязательно зайди к моему заму по общим вопросам тов.Телегину, я его предупрежу, и займетесь оформлением этого дела.

  И последнее, к концу этой недели обязательно зайду проведать Клавдию Ивановну, если, конечно, она сможет принять меня. В любом случае предупредишь меня.
На этом встреча закончилась, обе стороны к своему удовлетворению получили, что хотели. Митрофан теперь будет официально переведен из шоферов и зачислен на постоянное место работы в службу ремонтов главного механика при МТС, чему безусловно был рад тов. Базыкин.

  Кроме того, Митрофан опять замолвил словечко о трудоустройстве в МТС своего давнишнего друга Константина Климова под свою личную ответственность! Обещая, что из парня непременно сделает хорошего ремонтника, у парня есть врожденная склонность и страсть к работе с машинной техникой. Иван Петрович дал свое согласие. Сегодня же вечером Митрофан написал письмо в Родыгино Костяну Климову, чтобы он в ближайшее время приезжал устраиваться на работу.

                ***
Вскоре, спустя два месяца, Катерина Зорина благополучно разродилась дочерью. Дочку и хотели! Ведь мальчишка в их семье уже был. Естественно, обоим родителям непременно хотелось на этот раз только дочурку! И вот свершилось, как на заказ! Безусловно, они были очень рады этому рождению малышки. Митрофан, когда принес малютку домой, опасался, что опять попадет под струю… но на этот раз пронесло. Пока он распеленывал ее, ребенок проснулся.

   По ее голубеньким и ясным глазкам было видно, что она решительно недовольна этим пробуждением! Но осознав, что деваться ей все равно пока некуда, начала сладко позевывать своим маленьким ротиком! Потом неумело потянулась во весь рост, и хотела уже перевернуться на бочок, но не тут-то было – силенок явно не хватило! Лежа на спинке и улыбаясь во весь свой ротик, вдруг одновременно засучила и ножками, и ручками, чему была определенно и безмерно счастлива.

   Однако вскоре это дело ей порядком поднадоело и она приступила к другому своему важному занятию: начала, да ой как вкусно, – сосать свои кулачки. А чем еще прикажете ребенку заняться, если время, «пруд прудить» пока не пришло! И было ясно, что пока она вдоволь не насытится своими кулачками, от нее не нужно ждать больше никаких «сюрпризов»! Она их просто отложила на время, а куда ей торопиться!

Вот таким образом, случайный период бодрствования, устроенный ей папашей, она в полной мере использовала в своей свободной манере поведения, которую тут же избрала лежа на спине, хотя и незамысловатую и незатейливую, но зато, несомненно, приносящую радость и наслаждение малышке.

  Но как ни печально, после очередного смачного зевка, все сильнее и сильнее терла своими кулачками глазки, а они, противные, не желали оставаться открытыми, а потом и вовсе закрывались. И опять наступил безмятежный и здоровый сон младенца! И Катерина уже на руках кормила грудью спящего младенца, справедливо осознав, что кулачками ребенок явно не насытился и надо дать ему материнской добавки!

  После того как новорожденную принесли домой, по предложению Клавдии Ивановны, чтобы определить, какое имя больше подходит для маленькой, нужно понаблюдать за ней в течение двух-трех дней, и это, может быть, поможет с выбором имени. Митрофан и Катя были не против этого и согласились. И оказалось, что в течение этих дней их маленькая девочкана редкость вела себя тихо и спокойно. Ни разу не дала рева, да и причин особых не было: Катерина успевала вовремя накормить и поменять пеленку и помассировать тельце малышки.

   А сама малышка в период бодрствования приступала к «свободной своей манере поведения», выбранной ею в прошлый раз и ставшей на какой-то момент ее ритуалом или своеобразной разминкой: перебирать ножками и ручками и т.д. Иногда, если была сама «заинтересована» в этом, то начинала «пруд прудить» и делать другие важные дела. И, по всей видимости, она пребывала в эти короткие минуты своего «отдыха» от сна в одном из самых прекрасных состояний человека, когда его ничего не беспокоит, и нет у него никаких волнений и переживаний, обязанностей и ответственности и т.д.

  И этим безмятежным состоянием просто наслаждалась! Конечно, эти тревожные состояния, присущие большинству из нас, еще только ждут ее, когда повзрослеет, а пока в ее маленькой душе была лишь тишь, да гладь и, как говорится, божья благодать! И все потом заканчивалось ее засыпанием.

С учетом этих дел Клавдия Ивановна, после того как покопалась в своих книгах и после некоторых раздумий нашла наиболее подходящее имя маленькой девочке – Галина! Это имя согласно древнегреческой мифологии означает безмятежность, спокойствие и тишину. И, кроме того – это имя наделяет ее обладательницу бесценной чертой – умением принимать жизнь такой, какая она есть!

  «А что в этом плохого?» – подумала Клавдия Ивановна и, в конце концов, вынесла на обсуждение имя малышки ее родителям. Митрофан, Катя и даже маленький братик согласились с доводами своей хозяйки. Отныне их дочь была наречена Галиной.
– А что неплохо будет звучать: Галина Митрофановна Зорина! – неоднократно примеривался озвучивать на все лады имя счастливый папаша!
Прошли еще года. И вот на дворе замаячил грозный – 1941 год.

                Глава 11. Война

  А страна жила своей мирной жизнью. И она, жизнь, приносила им радость. Люди жили с надеждой и уверенностью на лучшее будущее для них самих и их детей. Учились, работали, влюблялись и обзаводились семьями, рожали детей и радовались им, справляли новоселья, навещали стариков и просто отдыхали... В общем, жизнь как у всех продолжалась! Но нотки какого-то предчувствия, некой страшной беды или угрозы накапливались и время от времени витали в воздухе. Явственно или нет, но они нависали в воздухе.

  Может быть, это было уже дыхание приближающейся войны? Ведь в Европе уже второй год шла война, войска Германии оккупировали добрую ее часть. Руководство нашей страны успокаивало население тем, что заключен с Германией Пакт о ненападении и войны не будет, по крайней мере, в ближайшие годы. В Кремле считали, что Гитлер не решится на авантюру – вести войну на два фронта: против нас и Великобритании. Но люди тоже помнили еще недавнюю финскую войну. Перед ее началом тоже шли переговоры между нашими странами, но договориться не удалось, и война случилась…

  И вдруг Германия 22 июня 1941 года без объявления войны в ранее утро напала на нашу Родину. Этот незабываемый день стал черной невзгодой и испытанием для нашего государства. Тысяча единиц разной боевой техники на всем протяжении границы от Черного до Балтийского морей была приведена в движение и обрушила шквал огня и металла на нашу страну. Началась Великая Отечественная война Советского Союза против немецко-фашистских захватчиков. Самая жестокая и кровопролитная из всех войн в истории человечества.

Сегодня трудно себе представить, разве что только по воспоминаниям еще доселе живых людей либо по кинофильмам и книгам, что и как происходило в те далекие дни, месяцы и годы. Нет сомнения в том, что это были неимоверно трудные и суровые годы для нашего многонационального народа. Точно также нет нужды говорить, что все советские люди с глубоким возмущением и тревогой восприняли весть о нападении фашистской Германии.

 Участники многолюдных собраний и митингов, которые тогда проводились повсеместно в городах и селах страны, выражали твердую уверенность в победе над врагом, а молодежь просто рвалась на фронт. В стране начался массовый патриотический подъем. В первый же день войны тысячи добровольцев стали осаждать военкоматы не с просьбой, а с требованием отправить их на фронт! Ни в одной стране мира такого не было, нет и не будет! Народ в этот день дружно встал на защиту своего Отечества, на смертельную битву с самым жестоким врагом человечества: фашизмом! Сразу же по всей стране была объявлена первая волна всеобщей мобилизаций мужчин и частичная женщин, которая проводилась в 14-ти военных округах.

Повестка о призыве в РККА Зорину Митрофану Прохоровичу пришла чуть раньше месяца после начала войны. Призыву подлежали все граждане с 1905 по 1918 годы рождения, годные по состоянию здоровья. Вместе с ним из Чураева призывались еще 15 мобилизованных и среди них его друг Костя Климов. Костя до войны так и не успел обзавестись семьей.

                ***
Дальше был райвоенкомат, сборный пункт, учебный лагерь и запасная воинская часть. Потом, после формирования полка их воинским эшелоном должны были доставить для участия в боевых действиях под Брянском. Но неожиданно эшелон в пути попал под сильную бомбежку. Одна из сброшенных бомб угодила точно в паровоз и разнесла его вдребезги, движение эшелона еще какое-то время продолжалось за счет инерции, а потом и полностью прекратилось.

 С ужасным громыханьем и скрежетом вагоны со всего хода налетали и нагромождались друг на друга, плющились и заваливались на бок! У некоторых из них были оторваны колеса, которые сами по себе куда-то катились. А люди, если успевали – выпрыгивали, если же нет, то их просто выбрасывало из вагонов наружу. Немногим из них удалось уцелеть или остаться невредимыми!

Обшивочные доски вагонов с треском лопались и переламывались, словно спички, и отлетали с шумом тоже в сторону. Да что там доски, когда металл вагонов покорежило так, словно эта была просто-напросто обыкновенная тонкая проволока. И представить прежде было невозможно, что так его, металл, может скрутить. И, в конце концов, вагоны стали сходить с рельсов и сползать с насыпи вниз. Вагоны погибали под бомбами самолетов точно также, как погибали и люди…

 Железнодорожное полотно пришло в полную негодность: рельсы были оторваны от шпал и скручены, шпалы вырваны из полотна и разбросаны по земле.
И скрежет, и лязг металла, а также и нечеловеческий крик людей слились в одно целое. Грохот и разноголосица людей стояли сейчас невообразимые и разносились на всю округу. Впервые в своей жизни здесь Митрофан увидел столь много людских смертей, много крови и месиво из человеческих тел вперемешку с землей. Было много и раненых бойцов.

  То там, то здесь на земле валялись оторванные части рук, ног и других частей тела людей.
«Не приведи Господь еще такое увидеть! Что же творится на белом свете?» – пронеслось у него в голове.
 
Те красноармейцы, которые остались целыми и невредимыми, а их было совсем немного, начали выскакивать из вагонов и бросились врассыпную в лесополосу. Спасительный инстинкт и жажда жизни сработали, но меткие пулеметные очереди и разрывы сброшенных бомб делали свое дело – доставали некоторых бегущих прямо на ходу. Те, которым повезло, успели добежать до лесопосадки и укрылись в ней.

  Кто-то, у кого осталось оружие на руках, а их было наперечет, придя в себя, с остервенением и дикой злобой стали беспорядочно палить из винтовок по самолетам. Понятное дело: безрезультатно! Но у большинства все еще, по-прежнему, в глазах стоял ужас, не каждый может пережить такую экстремальную ситуацию. А тут такое случилось…

А тем временем налет вскоре закончился также внезапно, как и начался. Рев и гул ревущих и жутко надрывающихся самолетных моторов, короткие разрывы бомб и неугомонный стрекот пулеметных очередей – прекратился. Но уже горело несколько вагонов, слышался и треск пожара.

  «Не дай боже еще раз пережить такое светопреставление», – наверняка, в голове каждого красноармейца волей-неволей успела промелькнуть эта мысль! Но война есть война, без жертв и крови она не бывает. После окончания налета, кто остался в живых, стали понемногу все же приходить в себя и пошли по команде старшего вытаскивать раненых из-под покореженного металла и горящих вагонов.

 И если удавалось это сделать, тут же оказывали им первую посильную помощь. Но, тщетно.
Через некоторое время в небе появилась целая армада фашистских самолетов, летевших курсом в сторону Москвы. Однако два вражеских самолета отделились от основной группы и пошли опять в налет на эшелон. С устрашающим ревом и гулом раз за разом они стали совершать заход для атаки с низких высот. И снова посыпались бомбы и пулеметный огонь на вагоны и разбегающихся внизу несчастных людей.

 На этот раз эшелон был полностью разбомблен и уже весь был охвачен огнем и дымом. Получается, что воинский эшелон тоже погиб под разрывами бомб, впрочем, как и люди, которые, к несчастью, не смогли его покинуть, и он, эшелон, ушел вместе с ними в вечность…

  После новой бомбежки появились новые убитые и раненые. И вновь в округе послышались истошные и душераздирающие крики, стоны и визги обезумивших людей, которые заживо сгорали в вагонах и на земле, в пекле бушующего огня. У тех, кто остался в живых, и слышал их крики, волосы буквально встали дыбом. И еще долго в их ушах стоял этот пронзительный и жуткий вопль обреченных на смерть людей! И они, оставшиеся в живых, не сговариваясь, побежали скорее прочь от этого проклятого и страшного места.

  Только бы не видеть и не слышать больше этот дикий ужас. А обреченным все равно ведь нельзя уже было ничем помочь!
Воздух стал пропитан гарью человеческих тел и огнем большого пожарища. Небо едва просматривалось сквозь рьяно бушующий огонь, дым и пыль. Казалось, что горит сама земля, тем более что так оно и было: огненное пламя с вагонов падало на землю, поджигая сухую траву и сжигая людей живых и мертвых, которые оказались в зоне огня! Горело все вокруг!

А немецкие стервятники продолжали здесь в воздухе висеть еще какое-то время! И, несомненно, радовались своей столь удачной атаке, по существу на беззащитных людей, крушению эшелона и массовым смертям среди русских! Увидев, что творит-ся внизу и, посчитав, что на этот раз дело полностью закончено, самолеты резко взмыли вверх и пошли на отворот, напоследок помахав оставшимся в живых своими крыльями со зловещими черными крестами: мол, вам тоже скоро будет конец!

Рядом с железной дорогой, сразу за лесополосой, в ста метрах, проходило автомобильное шоссе. Кто остался цел, устремились к нему, в надежде, что, может быть, по нему будут передвигаться наши воинские части. И тогда можно будет присоединиться к ним. Митрофан успел поискать глазами среди разрозненных кучек людей своего друга и земляка Костю Климова. Увидев его, обрадовался и побежал к нему с радостным криком.

Насколько было возможно после столь чудовищного потрясения, вызванного недавней бомбежкой, после которой ничего не осталось, люди осматривались вокруг и приходили потихоньку в себя. И как ни крути, все были рады, что сами остались в живых и этот кошмар для них закончился, и все осталось позади. Жить ведь всем хочется! Ой, как хочется, да еще после такого пережитого!

  А Митрофан и Костя тоже были рады друг другу как никогда в их короткой жизни, что остались тоже целыми и отделались только лишь незначительными царапинами и ссадинами. Вот повезло, так повезло обоим!
Но радость была недолгой и преждевременной, расслабляться было никак нельзя, тем более сейчас. И это подтвердилось. Вдруг там, в отдалении, на дороге появились танки. Пока никто не мог точно определить их принадлежность. Красноармейцы сразу напряглись. Инстинкт самосохранения срабатывал в этих условиях быстро и безотказно. Сначала до них донесся лишь слабый грохот стальных машин, который становился все сильнее и сильнее по мере приближения к ним.

  А они, танки, двигались быстро. На всякий случай небольшая кучка красноармейцев, которая осталась от всего полка, сошла с дороги, спрыгнула в придорожную канаву, изготовилась к стрельбе, у кого на руках оказалось оружие. И стали молча поджидать и наблюдать. Вскоре подтвердилось самое худшее. Да, это была колонна немецких танков. Митрофан оказался всех ближе к ней и успел рассмотреть на них опознавательные кресты вермахта. Впившись плотнее в землю, успел подумать: «Не хрена себе, ну и ну, вот так дела, че делать-то теперь будем?!» – и передал товарищам условный знак, что это фрицы.

И начал считать: насчитал 65 танков, которые с грохотом двигались мимо него в сторону Москвы. Да так шумно двигались, что земля еще долго дрожала им вслед.
Так состоялась первая встреча Митрофана с врагом. И этот день был сохранен в его памяти на все оставшиеся годы жизни! Особенно горящие люди в вагонах, обреченные на верную смерть, и их истошные крики.

 И им никак нельзя было помочь. Оставалось только одно: молча наблюдать, оцепенев от этой жути, стоя поодаль и стиснув в бессильной злобе зубы до скрежета и крови, или бежать скорее прочь от этого кошмарного зрелища! Несколько забегая вперед отмечу, – вот почему он неохотно рассказывал о войне даже спустя много лет после ее окончания!

                ***
А она, эта проклятая война, продолжалась и только набирала свои обороты. Шел четвертый месяц войны. Потом после этого случая Митрофан опять был направлен на передовую, воевал на разных фронтах, в составе разных саперных маршевых подразделений.

 Ох, и помотала же судьбинушка Митрофана за это короткое время, что продолжалась война! Да разве ж только его одного! Ладно хоть в плен не попал, а ведь очень много по разным причинам попало в плен наших солдат! Три раза его подразделения, в которых он воевал, попадали в окружение. Но слава Богу, каждый раз выходили к своим с упорными боями.

Спасибо ей, судьбе, что еще в живых ходит! Да и до сих пор нет ни одного ранения! Пули и осколки от снарядов обходили его стороной, словно был заговоренный! А может, так и было на самом деле? Вокруг него гибли или получали ранения бойцы, а смерть его пока не трогала, проходила мимо него стороной. Вот и сейчас в его роте почти никого из ребят старого состава не осталось, все – новые бойцы, только что прибывшие из запасных частей.

 И прежних командиров тоже не осталось: всех поубивало; или которые пошли на повышение взамен тех, которых тоже уже убило. Вот такая горькая и жестокая она, война! Им с Коськой Климовым в этом плане крепко повезло. И не иначе, как Всевышний распорядился воевать им вместе, плечом к плечу, и командование до сих пор не разъединяло их. Но, увы, пока что были на фронтах только одни неудачи и отступления. Красная Армия несла большие и тяжелые потери как среди личного состава, так и в военной технике.

  На начало Великой Отечественной войны ремонтные службы в Красной Армии находились в очень плохом состоянии. И командованию с первых же дней войны стало ясно, что нужно как можно скорее создавать армейские службы по ремонту и восстановлению боевой техники в полевых условиях с целью, чтобы она как можно быстрее была восстановлена и обратно отправлена на фронт!

 Кроме необходимости создания подразделений ремонтных служб, им еще надо придать высокую подвижность, насколько это возможно в условиях военного времени, с обеспечением их соответствующей техникой, оснасткой и запасными частями. И одновременно остро встал вопрос о привлечении квалифицированных кадров для укомплектования ими ремонтных служб.

Вот Митрофан и попал в поле зрения соответствующих служб, которым было поручено в кратчайшие сроки решить этот жизненно важный вопрос для Красной Армии. Сама война настоятельно и жесточайшим образом требовала создания передвижных технических служб по ремонту боевой техники.

                ***
Без проволочек Митрофан был зачислен в штат в один из отдельных танкоремонтных батальонов (ОТРБ) в действующую армию. Конечно, при этом учитывался трудовой стаж и специальность по профессии, хотя бы по одной, но связанной обязательно с автотракторной техникой, и желательно с ее ремонтом. Особо обращалось внимание на выполнение ремонта двигателей.

  Того и другого у Митрофана вполне хватало: кем только ему не доводилось работать в МТС. Сразу при зачислении в штат Митрофан попросил комбата за своего друга Костю Климова, куда ж без него? Комбат на это возразил, что не сейчас и он подумает. И приказал рассказать: чем занимался он, работая до войны в МТС и т.д.

  Капитан-военинженер 3-го ранга технических войск, ныне комбат ОТРБ Иван Сергеевич Гулько в прошлом был сугубо мирным человеком. Воинское звание ему присвоено после получения высшего технического образования. Окончив успешно институт, стал работать инженером на одном из оборонных заводов Украины, который не успели, к сожалению, вовремя эвакуировать. И в один из налетов немецкой авиации в первые же дни войны он был полностью разбомблен. Да кто ж тогда знал и думал, что немец попрет столь круто, а Красная Армия будет с боями отходить вглубь страны!

  Когда немцы уже были под его родным городом и готовы были его занять, Иван Сергеевич еле-еле сумел вывезти семью и эвакуироваться вместе с ней под Вязьму к родственникам жены. А буквально через сутки на здании городского Совета депутатов вместо привычного советского красного флага развевался немецкий флаг со свастикой.

Сам по себе Иван Сергеевич Гулько далеко был не военным человеком, не было в нем такой косточки, или жилки, – призвания руководить людьми, тем более большим коллективом. На заводе считался хорошим и грамотным специалистом, одним словом технарем до мозга костей в хорошем понимании этого слова, и работал в техническом отделе. В последнее время занимал должность заместителя руководителя отдела! И это не помешало ему всегда быть открытым и уважительным к людям.

    Вскоре по приезде под Вязьму был сразу мобилизован и определен в технические войска. А тут вдруг его неожиданно поставили на командование батальоном. И сразу предупредили, что он за все будет в ответе, и без каких-либо других вариантов. Война есть война, тут не до всяких там сантиментов, и надо учиться всему на ходу и быстро. Это он сразу понял, когда на его глазах прежнего комбата за неисполнение какого-то приказа тут же взяли под «белы ручки» и отправили под трибунал.

   Говорили, что дальше его ждет штрафной батальон и отправка на фронт. Хорошо хоть не подвели под расстрел. И Иван Сергеевич, сам того не ожидая, вдруг стал в одночасье жестким, требовательным и решительным человеком! Куда пропала былая мягкость? Как говорится: своя рубашка всегда ближе к телу, а здесь речь идет о целой жизни! Вот и пропала напрочь всякая мягкость! Но при всем при том Иван Сергеевич человечности не потерял.

– Если ты, Иван Сергеевич, можешь кого-то пожалеть за какой-то проступок, то всегда помни: тебя никто жалеть не собирается. Просто не будет! В условиях военного времени по-другому нельзя, тем более ты сейчас человек армейский. Шутка что-ли, командовать дали цельным батальоном? Не заблуждайся и не мечись! Я тебе плохого, Ваня, не пожелаю. Помни: не будь тороплив, но будь настойчив. Будь прям, да упрям! Вот выбирай и думай, как быть?

  Не только думай, когда выбираешь, но и тщательно выбирай, о чем думаешь. И хорошенько думай! – такими словами напутствовал его родственник жены Гамаш Григорий Пантелеевич, старый член ВКП(б), у которого теперь жила его семья. Он заскочил из райвоенкомата домой, чтобы предупредить семью, что получил новое назначение. И сейчас, согласно предписанию, он убывает в район дислокации, где расположился батальон, которым ему предстоит командовать!

Митрофан закончил свой краткий доклад о том, где и чем занимался до войны. Потом от комбата последовал в качестве проверки ряд технических вопросов, на которые он ответил довольно-таки сносно. И сразу почувствовал, что комбат остался доволен его ответами, набрался смелости и вновь попросил за своего друга:
– Товарищ капитан, разрешите сообщить. В настоящее время красноармеец Климов ждет отправки на фронт, не сегодня-завтра их полк отправят туда.

  Без лишних слов и с болью в сердце говорю: если Вы, товарищ капитан, сейчас не решите вопрос с Климовым, потом, может быть, уже поздно будет, его отправят на передовую, а там всякое может случиться… Ручаюсь, Климов прирожденный моторист, на слух двигатель чувствует, словно твое пианино! И как говорится: с закрытыми глазами мотор разберет и соберет обратно! От него здесь в батальоне больше проку будет, чем на передовой. С винтовки можно научить стрелять миллионы солдат, а вот не каждого солдата можно научить разбираться в моторе.

   По лицу комбата было видно, что он о чем-то усиленно размышляет или переваривает услышанное. И тут как ни странно, ему вспомнились слова родственника его жены, дяди Гриши: «Не только думай, когда выбираешь, но и тщательно выбирай, о чем думаешь. И хорошенько думай и выбирай!» При этом раздумывая над последними словами красноармейца Зорина и своего родственника, Иван Сергеевич не отрывал свой взгляд от лица Митрофана. Пытаясь понять, что представляет собой этот простой русский деревенский парень, стоящий перед ним навытяжку, который не испугался выступить в защиту своего друга и фактически решил спасти его от возможной смерти.

   И теперь еще сказал и дельные мысли, заботясь наперед и об их общем деле – ремонте и восстановлении танков в батальоне. И что греха таить, батальону, конечно, нужны классные мотористы, и не один! Чем больше их будет, тем лучше по разным причинам: хотя бы предположить одну, – а вдруг кого ненароком из них убьет. Война есть война, и никто не застрахован от этого! И продолжал, по-прежнему, всматриваться в Митрофана.

  И еще пуще сверлил его своим проницательным взглядом и при этом зло задавал сам себе вопрос, а насколько вообще можно ему доверять? Митрофан чувствовал на себе этот прозорливый взгляд комбата и держал его. И сам смотрел тому прямо в лицо, не опускал своих глаз. Очевидно, прямой взгляд Митрофана сказал о многом: такой не подведет и не обманет! Наконец, после небольшой паузы комбат заговорил:

  – Красноармеец Зорин, он Вам кто: брат или сват? Что так настойчиво печетесь и просите за него? А Вам известно, что и у них, и у нас каждый человек на счету! И нас по головке не погладят: сомневаюсь, что меня даже слушать об этом кто-то станет. Хотя надо признаться, что Вы меня в принципе убедили! Хорошо, попробую что-нибудь сделать, правда только не знаю, что из этого получится. А это здорово, что Вы, Митрофан Прохорович, радеете и горой стоите за своего друга! Да и не только это главное и похвальное дело!

  Вот мне сейчас на ум пришли слова И.В. Сталина, сказанные им однажды. Дословно, конечно, не помню, но суть их такова: что стране нужны люди с необходимым и достаточным опытом, чтобы суметь выжать из машин, которые есть, все, что только возможно; и что хороших и грамотных специалистов у нас пока не хватает и ими не надо разбрасываться! И самое главное вспомнил: и эту известную фразу Иосифа Виссарионовича знают все: что кадры решают все! Как точно им сказано! Вот этим и буду аргументировать свою просьбу. Смотрите, не подведите меня со своим Климовым. А то чего доброго припишут нам, что хотели его от передовой отмазать и скрыть. Надеюсь, понятно, чем дело пахнет! Все, можете быть свободны! Идите, я Вас больше не задерживаю!Интеллигентность все еще оставалась при нем!

На второй день после разговора с комбатом Коська Климов прибыл на службу в их батальон. С этого дня и до самого окончания войны, даже и после нее, они служили вместе: Митрофан и Костя! Так уж получилось, что все эти годы вплоть до Победы с ними был и капитан Иван Сергеевич Гулько.

  Он также, по-прежнему, был их комбатом. К концу войны ему было присвоено воинское звание «майор». А его подчиненные и сослуживцы Митрофан Зорин и Костя Климов тоже званием не были обделены: в разное время им были присвоены звания: сначала «сержант», а потом и «старший сержант». А День Победы они оба встречали уже в звании «старшина»! Это самое высокое воинское звание у военнослужащих, которое может быть у младшего командного состава Красной Армии.

                ***
Гулько Иван Сергеевич, как известно, стоял у истоков создания ОТРБ и фактически занимался формированием батальона. Чуть позже в его штат были зачислены Митрофан и Костя, которые были к тому же еще и дружны между собой с самого детства. И нет ничего удивительного в том, что война сплотила и объединила их вокруг комбата. Все трое сполна прочувствовали и узнали настоящую фронтовую дружбу. Конечно, не сразу! На это надо определенное время, чтобы присмотреться друг к другу. Но на войне все происходит гораздо скорее!

  Достаточно всего лишь одного момента или мгновения бывает, чтобы понять, что ты из себя представляешь! Никто из них за спины не прятался и не был трусом. Капитана это тоже касалось. И он бездумно своими людьми не рисковал, и это главное. Но как бы то ни было, их привязанность и уважение друг к другу с каждым годом возрастала. Кроме того, комбат оценил сполна, и не раз это ему приходилось делать, что эти ребята действительно обладают незаурядными способностями разобрать и отремонтировать любой мотор.

   Да и другие многие работы по ремонту танков и тяжелых самоходно-артиллерийских установок (САУ) им были по плечу. Они были хорошо подготовлены и имели уже соответствующий довоенный опыт работы с техникой в Чураевской МТС, что им, безусловно, помогло и пошло на пользу всему батальону. И Иван Сергеевич радовался, что у него в батальоне оказались такие ребята, и Митрофан никак не подвел его, когда просил за своего друга, и теперь каждый из них был на своем месте и приносил много пользы.

  Но на всякий случай радость свою скрывал, правда, не тщательно… Они ведь мужчины и им не к лицу на войне всякие церемонии. И им сейчас особо не требовалось получение каких-то специальных знаний, они у них уже были. Да еще и врожденная любовь и интерес к технике заставили их мигом все буквально схватывать на лету. За годы войны Митрофан с Костей, что называется, вдоль и поперек изучили конструкции САУ и танков, а также их двигатели, и их разные модификации. И по большому счету ими всякая неисправность почти всегда выявлялась, нужда была лишь только в запчастях, которых зачастую по первости, к сожалению, совсем почти не было.

  Приходилось перебирать несколько двигателей, чтобы собрать один работающий, ведь подбитых танков на поле боя было очень много, особенно в начальные годы войны: немец был пока в ударе и ему везло.
К концу войны намного проще и легче стало: технология ремонтов совершенствовалась с каждым годом, также как и соответствующая материальная база. И обеспечение запчастями тоже налаживалось и значительно улучшилось.
А батальон, между тем, жил по законам военного времени одной братской и дружной семьей. Иначе нельзя!

   За это время Митрофан и Костя, как и другие красноармейцы, возмужали, окрепли телом, характером и духом, приобрели нужную уверенность и настойчивость, научились быстро действовать и принимать самостоятельные решения в сложившейся обстановке и т.д. Узнали, что такое сплоченность, поддержка, чувство локтя, товарищество, коллективизм и многое, многое другое, которое необходимо на войне. И наконец, узнали, что такое солдатское братство, взаимовыручка и взаимопомощь. И это касалось не только их! Когда все подчинено только одному: как можно быстрее ввести на поле боя технику после ремонта. В зависимости от конкретной боевой обстановки их перебрасывали на разные участки фронта.

Они вместе осилили все преграды на пути к Победе за эти долгие совместные годы. Как говорится, прошли огонь, воду и медные трубы. Они преодолели все мыслимые и немыслимые испытания, которые выпали на их долю – на всех вместе и на каждого по отдельности. Годы войны закалили и сделали их смелыми, волевыми, мужественными и бесстрашными людьми. И при этом они оставались самими собой. Никто из них не «заболел» гордыней или тщеславием. Пройдя военными дорогами, они видели, что сделали фашисты на нашей земле, и воочию убедились, сколько они принесли бед и горя нашему народу.

   В них не было сострадания к врагу, и они с ненавистью относились к нему. Но вместе с тем, какой бы жестокой ни была война, они не растеряли чувство сострадания к людям, любви к своим родным и близким, к Родине, которую они сейчас упорно защищают! Наоборот, это чувство только усиливалось. Они скучали по своим домашним. С нетерпением ждали от них писем. Опаленные огнем и дымом войны, утомленные тяжелым трудом они держались все вместе, иногда и из последних сил, выполняя поставленную им задачу. Но дело свое знали и делали!

  Их руки были исцарапаны и покрыты мозолями, правда, большей частью вместо автомата приходилось держать гаечные ключи, отвертки, молотки и кувалды. Их руки оставались еще надолго пропитанными запахом солярки. А поврежденные в ожесточенных боях наши танки удивительнейшим образом «оживали» и возвращались на поле боя спустя всего лишь несколько дней после ремонта, а иногда и раньше. Все зависело от полученных повреждений!

  Там, где были незначительные повреждения ходовой части, опорного катка или было перебито звено гусеничного хода и т.д. ремонтировали быстро. При этом ребята проводили работы с высоким качеством. А вот с ремонтом двигателей было намного сложнее, особенно если им требовался капитальный ремонт. Поврежденные двигатели разбирали, что можно было, использовали у себя здесь в ремонте, а остальное, что от них оставалось или трудноремонтируемые двигатели, которые невозможно было отремонтировать в этих условиях, отправляли на ремонтные заводы в тыл.

    А с середины войны были созданы подвижные танкоагрегатные ремонтные заводы (ПТАРЗ), то их отправляли и сюда. Эти заводы на колесах передвигались вслед за войсками. Чаще всего батальон работал вблизи или прямо на передовой, под пулями и снарядами ремонтируя подбитые врагом танки. Поначалу больше всего беспокоила бомбежка немецкой авиации с воздуха.

  Но доставали батальон выстрелы и из их танков, а также артиллерийских систем. Иногда, особенно в первые два года войны, бомбежки были настолько сильны и мощны, что земля не только дрожала, а просто ходила ходуном, засыпая их окопы, если враг ставил целенаправленную задачу воспрепятствовать ремонту техники.
Без окопов на войне никак нельзя, и они выручали от гибели. От этих простейших убежищ была хоть какая-то защищенность от смертельной опасности: уберечься от огня противника, а также укрыться в случае непогоды, если их правильно обустроить.

  И здесь пригодились навыки плотницкого дела выходцев из сельской местности. Иногда немецкая пехота, и не раз, при поддержке своей бронетехники нападала на ремонтные базы батальона. И тут уж приходилось красноармейцам браться за автоматы и держать оборону. И все на них летело: и пули, и снаряды, и осколки. Приходилось даже отступать и менять место дислокации батальона. И все, потом, на новой позиции, заново приходилось обустраивать свое тыловое обеспечение.

Дождь, снег, мороз, грязь и слякоть – неизменные попутчики войны. Ничего хорошего в таких спутниках для людей нет, тем более на переднем крае: приходится бороться не только с врагом, но и с самой природой. С проявлением непогоды. А ремонт техники в полевых условиях, особенно в холодное время года и в ненастье, был просто изматывающим физически и морально.

  И вообще, ремонт в условиях войны – это тяжелая, опасная, смертельная, изнурительная работа, адский труд со многими лишениями. Если на передовой шла позиционная война и не предвиделось никакого наступления ни с нашей, ни с их стороны, то солдаты получали хоть какую-то временную передышку. В том числе душевную и физическую. В ремонтном батальоне люди не могли позволить себе расслабляться! Их задача была прежняя: быстро восстановить поврежденные в бою танки и вернуть их на фронт.

  Работали в любую погоду, днем и ночью при свете костров или фар, если позволяла обстановка. Ведь костер и дым от него являются отличной мишенью для самолетов, поэтому разводить их можно было далеко не всегда и не везде. От Митрофана и от других его товарищей требовалось постоянное напряжение всех сил, и они их не жалели! Все эти лишения он и его товарищи познали на себе с лихвой в годы войны.

                ***
А между тем были дни, когда война приносила их батальону невосполнимые потери: гибли их товарищи. От их первого состава в батальоне почти никого не осталось, ну может быть, не более десяти человек наберется. И это еще хорошо! Были, конечно, и раненые. Их комбат Гулько И.С. тоже два раза попадал под вражеские прямые поражения, но оставался живым. При первом ранении получил пулей сквозное ранение бедра, санинструкторы оказали первую помощь, сделали перевязку и отправили в батальонный медпункт.

  Там он несколько дней пробыл, а потом вернулся обратно в свой батальон и продолжал командовать подразделением. Перевязки делали те же самые инструкторы. Повторное ранение случилось на территории Литвы, ближе к окончанию войны, и было более сложным. Осколком снаряда зацепило руку и перебило кость. Ивана Сергеевича пришлось уже эвакуировать в прифронтовой армейский госпиталь, где он пробыл на лечении почти два с лишним месяца. Там его один раз уже навестили Митрофан с Костей.

   И сейчас, больше месяца спустя, еще раз решили навестить. Тем более для этого была весомая причина: их комбату было присвоено воинское звание «майор». Ребята приготовили погоны и две звезды на них. И зашли к старшине роты технического обеспечения Майкину Илье Кузьмичу. Поздоровались и сказали:

– Кузьмич, слышал последнюю новость? Комбату присвоено звание майор. Давай собирай нас скорее. Сейчас выдалось свободное время, поедем навестить его в госпиталь. Да заодно посылку собери и на других наших ребят. Они тоже там, в больничке парятся. И давай, не жадись, и полулитру спирта не забудь дать. Не с пустыми же руками ехать, майорские звезды почитай нужно обмыть!

  Кузьмич, как всякий старшина, не сразу отозвался и проявил готовность, для приличия поворчал немного, но, в конце концов, собрал «передачку» для всех и просил передать им всем большущий армейский привет. Ребята сели в трофейный мотоцикл и двинулись в путь-дорожку.

Когда комбата доставили в госпиталь, врачи поковырялись в руке, сделали что надо было и наложили гипс. И вот сегодня решили сменить его на руке на более мягкую повязку (лангету), при этом пальцы остались почти открытыми. Перед наложением повязки военврач-хирург, пожилой мужчина, Матюков Глеб Маркович осмотрел руку и сказал:

–Уважаемый Иван Сергеевич, дела идут на поправку, признаться, думал будет хуже, но кость срослась весьма замечательно! Не исключено, что в ближайшее время, возможно, на той неделе, буду готовить Вас к выписке. И теперь Вам надо потихоньку начинать разрабатывать руку и шевелить пальцами.

   И на полном серьезе дальше добавил, и это слышала вся палата:
  –А для выполнения этой процедуры посоветую Вам, мой милейший Иван Сергеевич, запастись рюмкой и научиться держать ее пальцами. И с завидной регулярностью: то сжимать, то разжимать ее! Особенно по вечерам, когда никто не мешает! Думаю, это хорошее занятие пойдет Вам исключительно на пользу! Да и будет, чем себя занять до выписки. Только, прошу, соблюдайте меру и осторожность! Если что, Вы знаете, где меня найти!

И при последних словах хитро улыбнулся. По палате прошел негромкий одобрительный шум со смехом.

Иван Сергеевич прекрасно понял недвусмысленный намек. Между ними за это время установились хорошие приятельские отношения, и они могли понять друг друга с полуслова. А палата тем временем напряглась: мыслимое ли дело – военврач почти в открытую разрешил больному спиртное…

Видя, какой интерес вызвало у больных назначение этой необычной процедуры, Иван Сергеевич решил немного развлечься: «А то тут одна скукота, а так хоть какое-то веселье будет у ребят!» – подумал он. И опять подумал: «Разрядка нам всем сейчас не помешает!»

И Иван Сергеевич решил строить из себя недотепу. Актерские способности его проявились здесь в полной мере, раз сумел ввести в заблуждение целую палату. Все это время люди его знали здесь, в госпитале, как серьезного человека, который командует целым батальоном, а теперь тут тупит самым натуральным образом: не может понять прямых намеков военврача! Кто же его такого простодушного поставил командовать батальоном! И люди свое негодование и недоумение выражали смехом! А что еще остается им делать, как не посмеяться над таким простаком.

  Конечно, смущенное и непонимающее ничего в этом мире лицо комбата было просто напускным. Но ведь об этом пока никто в палате не догадывался! Иван Сергеевич иногда умел, когда нужно подыграть или просто пошутить, и у него это хорошо получилось сейчас! Ведь подчас на войне возникает желание поводить немного хоть кого-то за нос, пошутить или выдать целое представление. И он продолжил всех морочить.

– А причем здесь, Глеб Маркович, рюмка? А что нельзя разве в руки взять другой предмет? А то вдруг еще расколется и поранюсь случайно! Может быть, лучше взять карандаш, им можно писать или рисовать.
И на лице капитана уже появилась гримаса торжества, что он нашел заменитель рюмке! По палате усилился ропот негодования и недоумения, как можно рюмку заменить карандашом?

  Военврач понял своего приятеля, загадочно улыбнулся и ответил:
– Нет, нет, что Вы, Иван Сергеевич, это не годится. Это не тот предмет, который нужен для развития ловкости пальцев! Карандаш очень мелок, и боюсь, что Вы его не будете ощущать пальцами. Только время зря потеряем. А рюмка – другое дело! Зайдите сегодня ближе к вечеру ко мне, я для Вас приготовлю рюмку, если Вам самому сложно достать! До скорой встречи, договорились!

   Палата одобрительно зашумела: военврач, молодец, не жлоб и намекает вместе выпить. Это могло только присниться, а тут такое при всем честном народе прямо сказано! Вот дела!
Сказав это, военврач молча покинул палату, оставив комбата в полной растерянности. Иван Сергеевич, крякнув для порядка, посетовал было, что не успел задать еще вопрос хирургу.

   И, раздумывая, вслух произнес его, как бы для себя, но при этом, чтобы слышала вся палата! И она еще больше навострила уши в предвкушении дальнейшего.
– Куда же Вы, Глеб Маркович? Постойте.
А того уж и след простыл! Тогда капитан продолжил:
– Ну, хорошо, раз рюмку, так рюмку! А тогда пальцы какой руки должны выполнять это упражнение? Ведь организм же общий для двух рук. Значит для обоих, что-ли? И рюмка, в конце концов, должна быть пустой или полной. Че делать-то? Вот ведь гад, ушел и ничего не сказал!

  А палата уже не сдержалась и громко захохотала над незадачливым и несообразительным капитаном, который не может понять очевидный намек от военврача! И че-то там раздумывает, кочевряжится и какие-то еще вопросы хочет задать? Ну не дурак ли? И со всех сторон в помощь посыпались советы:
– А че тут думать, Иван Сергеевич, раз карандаш тебе запретили, иди, ищи две рюмки в обе руки! Наливай да пей прямо с обеих – и справа, и слева. Только пальцы держи веером, они еще лучше разработаются и чтобы рюмки, смотри, чтоб не выскочили!

    Тут в палату заглянула медсестра и попросила комбата выйти на улицу, сообщив, что к нему пришли посетители. На улице его ждали верные фронтовые друзья: Митрофан и Костя.

                ***
    Комбат Иван Сергеевич Гулько в новом звании «майор» прибыл после ранения в свой батальон и приступил к исполнению своих прямых обязанностей. Система ремонта боевой техники в Красной Армии оказалась гораздо лучше и эффективней немецкой. Выход танков после ремонта на фронт непрерывно возрастал.

  23 марта 1945 года во время боев в районе станции Кокошкен, что неподалеку от города Гданьск (Польша), гвардии старшине Зорину Митрофану Прохоровичу было поручено восстановить поврежденную машину ИСУ-122. Требовалось заменить опорный каток и электродвигатель. Работа им была выполнена раньше срока на три часа, и боевая машина была возвращена в действие. За этот подвиг гвардии старшина Зорин Митрофан Прохорович был награжден медалью «За отвагу».

  Медаль «За отвагу» являлась высшей медалью в наградной системе СССР. Ею награждаются военнослужащие за мужество и отвагу, проявленные при исполнении воинского долга… Митрофан Прохорович очень гордился этой правительственной наградой до конца своей жизни.


Продолжение следует...