Конец високосного года 64

- Ну нет, брось, это в первую волну умирали, -: беззаботно отмахивается он. - Человечество успело за два года наладить с этим вирусом сносные отношения. А ещё что тебя бесит? Давай по-честному.
- Ты сам знаешь. То, что ты сказал Харту о недоказанной эффективности неозумаба. Выставил меня идиотом, назначающим мел. Да ещё и прибрехнул, что сам бы так не сделал. Интересно, давно ты стал сторонником выжидательной тактики?
- Наверное, с тех самых пор, как ты сделался сторонником агрессивной тактики и принялся лечить средствами с недоказанной эффективностью.
- Типа, хлеб у тебя отбил? – я стараюсь, чтобы мой голос прозвучал поязвительнее.
- При чем тут мой хлеб? Ты предал свои принципы. Вопрос в том, что тебя заставило. Хотя… не вопрос. У тебя один двигатель: вина. А это уже интересно. Что, неозумаб в качестве индульгенции?
-Чушь! - бешусь я, как всегда, когда он не так уж неправ. - Речь не обо мне. Я назначил лечение по существующему протоколу. А ты сказал пациенту – даже не пациенту, что я лечу пустышкой, что ложь, и вот это, действительно интересно: зачем?
- Неозумаб – пустышка, - спокойно настаивает он.
- Это тоже не доказано, и дело не в неозумабе.
- Да? А в чём?
Он, похоже, прикидывается дурачком, чтобы выбесить меня ещё больше. Чтобы моя пружина:  крак, крак, крак – до отказа. Куда уж больше-то!
- А ты не понимаешь? – от злости я перехожу на какое-то змеиное шипение – наверное, со стороны смешно. - Орли чуть не умер от аллергии на препарат, и ты при Леоне говоришь, что препарат был бессмысленным назначением. Практического смысла в этой информации для него нет, значит ты делаешь это, очевидно, просто чтобы дискредитировать меня в его глазах. Зачем тебе дискредитировать меня в его глазах?
- Практический смысл, например, в том, что  пациенту не вредно знать: врачи – не кудесники, и порой лажают просто по несовершенству уровня медицины, а не из вредности характера. Например, назначая бессмысленные препараты наобум Лазаря, - миролюбивый объясняет Хаус. – В этой информации как раз есть практический смысл. Нам Леона ещё лечить, денег у него на адвокатов, сколько угодно, и я его популярно натаскиваю по предмету, пока не оказался в суде по какой-нибудь нелепой жалобе.
- Ты врёшь . Если бы ты этим руководствовался, ты просто объяснил бы ему всё это, а не…
Пожимает плечами:
- Я объяснил.
Черт! А, ведь, действительно, объяснил. Выдыхаю запал, как спущенный резиновый динозаврик. Говорю уже устало, без шипа:
- Ладно, хватит демагогии. Зачем ты это сделал? Ты же знаешь, что мнение Леона обо мне мне важно.
И тут он меня огошивает:
- А что я был должен сделать? Изобразить сисястую козу с его физиономией? Так я рисовать не умею.
Динозаврик совсем съёживается и падает на пол, а я обескураженно хлопаю глазами:
- Ты что...? Ты… серьёзно? Ты… ревнуешь меня к Харту?!
- Ага, - отвечает он легко и даже игриво.
И улыбается.
И это я ещё считаюсь человеком, который его более или менее способен понимать. И вот как тут понимать?
- Ты меня разыгрываешь? Покупаешь? - спрашиваю, кажется, беспомощно.
- А тебе бы хотелось, чтобы это было правдой, шалунишка? - грозит он пальцем и вдруг спрашивает серьёзно:
- Уилсон, ты вообще заметил, что в присутствии этой голливудской парочки у нас обоих крышу рвёт?
Ещё бы я не заметил! Ещё в Ванкувере, лёжа без сна, уставясь в потолок, почти целую ночь думал об этом. Ни я, ни Хаус не склонны к новым связям, кроме, разве что, сексуальных. И то, Хаус предпочитает проституток, чтобы не привязываться, а я привязываюсь и не могу потом отвязаться годами. Самым удачным был роман с Грейс – она, слава Богу, умерла через одиннадцать месяцев от рака, и всё закончилось само собой. Так что лет с пятидесяти мы оба с этим осторожничаем. А тут какое-то странное приятельство – и с кем? С актёрами, у которых между собой… ладно, неважно, но забывать об этом тоже не стоит.
- Да, - говорю. - Стал бы ты целоваться с инфицированным, если бы это был не Орли. Хотя ... ты, может, и стал бы, ты непредсказуем.
- Не стал бы. Ну, а всё остальное? Ты назначаешь препарат с недоказанной эффективностью, нарушая протокол…
- Не нарушая. Неозумаб может использоваться, если предполагаемая польза может быть сильнее, чем предполагаемый риск…
- «Предполагаемый»? Ты же этого принципа терпеть не можешь, ты этого никогда не делал.
- С Байкли делал.
- С Байкли я делал, а ты сопротивлялся. Ладно. Пусть. Но ты тормозишь объявление карантина, чтобы успеть прооперировать того, кого Харт попросил – это уже не протокол. А я разъясняю пациенту – даже, как ты сам сказал, не пациенту - сделанное назначение и суть его реакции. Я так точно никогда не делал. И потом дышу в рот - в рот с вирусоносителем. Здорово это всё похоже на нас с тобой? И этой связи лет пять уже – не меньше. Да тебя инсульт шарахнул, когда этот придурок браслет отстегнул, и ты подумал, что он умирает. Тут уже и коза не поможет.
- А ты поехал держать Орли за руку над гробом родных после того. как он чуть не проломил тебе голову табуреткой. Но я, заметь, всё равно не пытаюсь выставлять тебя перед ним идиотом.
- Ты – не я, - говорит Хаус. – Тебе меня идиотом выставлять совесть не позволит. Хотя не факт, что тебе не хотелось. Признай.
Несколько мгновений мы молчим, потому что вслух признавать справедливость слов Хауса я. конечно. не стану, но то. что он поднял эту тему, не оставляет меня равнодушным.
- Они играют нас в кино, - говорю я задумчиво, - Ну, то есть, не совсем нас, но, может, в этом и дело? Может, это как-то влияет на нас? Мы же видели пару серий - вот и подсознательно подстраиваемся под то, во что они играют. А может, подстраиваемся даже и не мы... Ты слышал о теории единой виртуальной реальности?
- Даже читал, - пожимает плечами. - Библия, талмуд - всё такое...
- Я не об этом.
- Не сходи с ума. Ты как-то говорил, что мы привязались к ним, потому что смотрим в них, как в зеркало, а теперь, когда я убедил тебя, что зеркало кривое....
- Не убедил, - поспешно вставляю я
-... ты начинаешь ссылаться на виртуал, - заканчивает он, игнорируя вставку.
- Ну а если Леон мне просто нравится? Как человек? Он, действительно, чем-то на тебя похож, тебя-то я терплю, и даже нахожу в этом мазохизме некоторое удовольствие, когда ты не строишь из себя законченного придурка.
- Он тебе не нравится, как человек, если ты правда про Харта, и он на меня не похож - разве что олицетворяет худшее, что тебя во мне бесит, именно когда я строю из себя законченного придурка. И жизни он не спасает, так что твой вечный противовес тут тоже не работает.
- Хаус, мы в двух шагах от их палаты, - спохватываюсь я. - Леон в сознании, и может нас слышать.
- И что? Если он такой, как ты говоришь, думаю, ему самому хотелось бы разобраться.
– Да,Господи! В чем тут разбираться–то? Почему между людьми возникает приязнь? Это только в твоем мире небывалый феномен и повод для исследования.
- Зависимость, - поправляет он.- Аттракция. Химия. Нечто болезненное, вынуждающее на необычное поведение - не приязнь, а привязь. Причем сразу, как только они здесь появились.
- Не они, а он, - припоминаю, я. - Орли. И это ты первый на него запал.
– Из-за джаза. Его блюзовая манера и хрипатый голос…
- Серьезно?
- С другой стороны, - задумчиво продолжает Хаус, и мне почему-то кажется, что он еле удерживается, чтобы не начать постукивать себя по лбу - есть у него такая застарелая привычка, потому что эти рассуждения уже здорово начинают смахивать на острый припадок занимательной диагностики. Похоже, мой друг, соскучившийся за время карантина без притока свежей пациентской крови, решил попробовать себя не на требухе, а на психологической надстройке, и отбивает хлеб у Блавски – в вашем с Леоном случае как раз все прозрачно. Сублимация.
- Сублимация? То есть?
- Как и ты, он всю жизнь винит себя в том, что упустил младшего брата, тем более что ты его внешне напоминаешь: тип лица, глаза, имя… Слушай, а Харт на Дэвида не похож?
- Ты же его видел. Не похож.
– Ну, я же не через твои глаза его видел. Может быть, это какие-то неявные ассоциации – может, он чёлку так отбрасывал или щурился, или в носу ковырял, когда читает.
- Перестань, это тут не при чем.
- А может, - не унимается Хаус, - он тебе и правда меня напоминает? Такого меня, который безропотно выносил бы твои коррекции, и ты подсознательно пытаешься…
- Во-первых, – говорю, перебивая его, и говорю веско, потому что сейчас его может занести в такие дебри, что он и меня отравит своими фантазиями. – Ты сам мои коррекции, как миленький, выносишь. Во- вторых, на Харте я их еще не пробовал. А в-третьих, кончай искать черную кошку в темной комнате, ее там нет. Просто так сложилось, что они попали в наше поле зрения, как пациенты, по характеру не противные, и к нам тоже хорошо относятся. Потом, они, действительно, интересные: артисты, всё такое, Орли блюз играет, не глупые, с ними бывает, интересно, прикольно. А по характеру любого можно так типизировать с кем угодно, и никакой сублимации. Внешнее сходство, между прочим, куда интереснее .Это я про вас с Орли - он, если помнишь, себя за тебя выдавал.
- В мире, - говорит Хаус, - существует несколько десятков, если не сотен пар людей, похожих между собой, как монозиготы, но при этом не имеющих друг к другу никакого отношения. Вариаций генов множество, но не бесконечное. Живи человечество достаточно долго, и где-нибудь случится полный клон. А тут всего лишь несколько фенотипических признаков – ерунда. Тем более, что в моей внешности ничего особенного: рог на лбу не растет - в отличие от Айо. Уверен, моих фенотипических копий больше пяти найдется, если поискать. А Орли только по типажу похож. Рост, цвет глаз....
- Рост, цвет глаз, - подхватываю я, - цвет и структура волос, форма носа, подбородка, ушей, пальцев, тембр голоса, расположение кожных складок, музыкальный слух. Это не типаж, Хаус. Вас в десяти шагах спутать можно. Он у тебя даже болезнь спер.
- Ты про сифилис? – брови Хауса изумлённо взлетают.
- Я про аневризму и тромбоз. Он же как раз с этим поступил, когда очаровал тебя блюзовым тембром. А теперь вы с ним даже хромаете одинаково.
По лицу Хауса словно пробегает мимолётная тень:
- Он уже не хромает. У него был лучший врач, чем у меня.
- Вообще-то, тот же самый, - чуть улыбаюсь я. - И он аллергик, как ты, - добавляю, припомнив пончик с вареньем.
- Ага, - говорит Хаус, снова приходя в хорошее расположение духа – хочу надеяться, что от моей улыбки, - И как ты, и как Харт, и вообще покажи мне, кто сейчас не аллергик. Ладно, давай вали уже работать, вон мне Ли делает знаки, что моя постелька готова. Начинай завидовать: буду валяться и щелкать пультом, пока тебя нагибает ЦКЗ в лице чёрного монстра.
Он водворяется в палату и- слышу – спорит там с Ли по поводу пижамы, а я выхожу из обсервационного отделения озадаченный. Никогда прежде не было у нас с ним подобных разговоров, тем более по его инициативе - с чего вдруг это препарирование собственных чувств? Реально испугался, что Орли уходит?
В приемном Венди сообщает, что поступила вакцина для персонала.
- Из "Принстон-плейнсборо"? - спрашиваю, готовый мысленно поблагодарить Кадди за щедрость и оперативность.
- Нет, - откликается она удивленно. - Почему вы решили? Вакцину заказал Ньюлан.
- Хорошо. Пусть Ней составит списки, но прививать только негативных по пробам. Пробы обязательны. Не хватало нам тут цитокиновых штормов и уголовных преследований. Я – в послеоперационное.