Момент истины

 За Юрой Хлебниковом утвердилась слава никчемного работника, туповатого и немного странноватого.  То недолгое время, что Юра проработал под началом, Бориса Леонидовича, ему с Юрой пришлось помучаться. И попал Юра к Борису Леонидовичу оригинальным образом.

Дверь в его кабинет всегда оставалась открыта.  На входе секретарши не было. Так что перед такой пробивной женщиной, как Ирина Петровна, не стояло никаких препятствий. Ирина Петровна Хлебникова, Юрина жена, подошла к столу, немного наклонилась, скорее прогнулась по-кошачьи, так, чтобы глубокое декольте смогло выразительнее показать ее грудь, подарила Борису Леонидовичу улыбку, подобную улыбке моделей на рекламе духов или помады, и сказала, что ее Юра вчера имел разговор с главным инженером. И тот не против, чтобы ее Юра перешел работать к Борису Леонидовичу. Чтобы усилить отдел.
 
Борис Леонидович не засиял, а замялся. Сказать напрямую Ирине Петровне, что ее Юра еще тот подарочек, он смущался. Но казалось, что Ирина Петровна тоже понимает пикантность ситуации. Она пошла на обострение как гроссмейстер.  Она наклонилась еще ниже, так что Борису Леонидовичу стало некуда деться от запаха ее духов. И по соблазняющему огню в ее глазах Борис Леонидович понял, что это не экспромт, а спланированная атака.

Он мог бы уйти и в глухую оборону и сказать, что Юре тут работать через его труп. Но он не жаждал трупов. Межу тем и Ирина Петровна, желая уладить дело по-хорошему, наклонилась ниже, потом резко выпрямилась, отбросила прядь волос, глубоко вздохнула и печально посмотрела в верхний угол кабинета. И она считала, что все это: и ее вздох, и печальный взгляд, плюс декольте, духи и сладкая улыбка, -  помогут решить вопрос.

  Юра был моложе Бориса Леонидовича лет на десять - двенадцать, а Ирина Петровна так на все пятнадцать.  И как там пелось в песне «ты права какая есть, молодая.» Но Ирина Петровна была не права. По всем параметрам. Прежде всего по параметрам своего тупого и ленивого супруга. Но и по своим тоже. Будь она какой писанной красавицей. Так она такой не была.  Молодость - не все. Не модель, невысокая, слегка полноватая, с несвежей кожей лица. Но в напористости не откажешь. И когда Борис Леонидович был готов к тому, чтобы развести руками и мягко отказать, Ирина Петровна положила на стол Юрино заявление о переводе.

- А что заставило его писать заявление? – спросил Борис Леонидович.

-  Не что, а кто. Чесноков, - Чесноков был начальником цеха, где Юра работал мастером. Чеснокова Борис Леонидович знал давно. Обыкновенный трудяга. Прямой. Без интеллигентских околочностей. Но Борис Леонидович не слышал, чтобы Чесноков так уж с ножом к горлу заставлял Юру уйти. Об этом бы знали.   

- А что Чесноков? Я не слышал, чтобы он был таким уж зверем, - сказал Борис Леонидович.

-  Хуже зверя, - могильным голосом произнесла Ирина Петровна, - Вы просто не знаете Чеснокова. Он только кажется простым. Он к Юре придирается на каждом шагу. А все из-за меня. Но что поделаешь, если …  - Ирина Петровна потупилась, -  Мы с Юрой как-то ездили от профсоюза на выходные в пансионат. А там был и Чесноков. И вот так попал, что мы жили, как раз, напротив. Дверь в дверь.  Что ему в голову ударило. И с тех пор он мне проходу не дает.

- Пристает, что ли? Да где же вы пересекаетесь?  -  Борис Леонидович с трудом мог себе представить, чтобы Чесноков мог домогаться Ирины Петровны. Хотя чужая душа – потемки.
 
- Борис Леонидович, женщина это чувствует. Я сказала Чеснокову, что между нами ничего не может быть. Так он на Юру вызверился.

- Уж так ли? – удивленно спросил Борис Леонидович
 
- Именно так! – твердо заявила Ирина Петровна. Она немного выпрямилась и расправила плечи, чтобы Борис Леонидович увидел, на что можно глаз положить. -   Вы просто витаете в облаках и ничего не замечаете. А Чесноков заметил. А Юра его починенный. Так он ему прямо дает понять: или-или. 

- Очень интересно, - сказал Борис Леонидович, - А если Юра станет моим подчиненным, и я буду иметь к нему претензии, ты будешь говорить, что я тебя домогаюсь?

- Ну вы другое дело, - Ирина Петровна улыбнулась, - Разве вас сравнить с Чесноковым. Вы мужчина интересный.

- Прямо Кармен какая-то, - сказал Борис Леонидович

- Кармен отдыхает. Вот Чесноков и достает Юру.  Хоть мне с предприятия беги. А ведь не поможет. Только вы никому не говорите. 

 - А может быть и поможет, только не тебе, а Юре - сказал Борис Леонидович,

- Борис Леонидович, вы не понимаете. Дело уже дошло до ручки. Уже просто невозможно. Мы дома после работы только о Чеснокове и говорим.  Уже дочка спрашивает, кто такой Чесноков. И даже в садике детям сказала, что какой-то Чесноков обижает папу. Ну разве так можно жить?   Вы только напишите, что вы не против, чтобы я не ходила, как ходики, из кабинета в кабинет. У вас ведь место есть. И туда никто не просится. А Юра справится.
 
  Место действительно было. Но вроде бы директор приберегал его для своего сына.  Он через полгода должен был окончить институт. Но это - если бы, да кабы. А сына директора помнили. Он проходил тут практику.  Давал всем понять, что он за птица, чей он сын.   Так что, хрен редьки не слаще, подумал Борис Леонидович, вздохнул и написал, что не возражает.  Его не возражение много не весило. Если директору нужно это место, он Юру туда не подпустит. 

Главный вызвал Бориса Леонидовича.

- Ты что согласен взять Хлебникова?

- Так вы ведь согласны?

- Я согласен? – удивился главный.

- Так Ирина Петровна сказала.
 
- Ну надо же, - сказал главный, -  Она сама как инженер ноль без палочки. Ну ладно что с женщины брать.  А вообще ее бы куда-нибудь в Моссад. Там ей самое место. А Юра - пустое место. Чесноков тебя зацелует, если ты Юру возьмешь.

- Уж не знаю, кого он там зацелует, - забросил крючок Борис Леонидович, думая что главный инженер знает о закулисных играх. Но главный не отреагировал.

  - Он тебе всю работу завалит. Смотри потом не плачь.


 У директора оказались свои соображения. И он Юрин переход завизировал. И стал Юра изображать работу у Бориса Леонидовича. Но Борис Леонидович, имея немалый опыт работы с подчиненными, научился терпению. И Юра не успел исчерпать терпение Бориса Леонидовича, как того перевели заведовать другим отделом. И Юра стал дурным воспоминаниям.   

Снова ему Юрой довелось столкнуться нежданно - негаданно, когда Бориса Леонидовича послали в командировку запускать новую линию. Аналогичная линия была и на предприятии, где работал Борис Леонидович.  Он ее хорошо знал. Вот его и послали. Пуск задерживался. Много косяков выявилось.  Борис Леонидович торчал вдали от дома второй месяц. Уже заскучал. А и как не заскучаешь.  Глубинка.  Нищета. Дичь. Гостиница - сарай. Грязь. Тараканы.  Даже люди другие. Вроде русские. А другие. И то что грязь на улицах, и то, что вечерами податься некуда – это их не колышет.  Света на улицах нет, - их не волнует. К сожалению, и производственная дисциплина, срыв сроков запуска линии – все это местным было по барабану. Это больше волновало Бориса Леонидовича.

 И тут министерство, озабоченное задержкой, решило подбросить, подкрепление. Конечно, послали людей с родного предприятия Бориса Леонидовича, где была аналогичная линия.  Послали трех специалистов.  Ребята моложе Бориса Леонидовича, не такие прожженные волки, но могли бы помочь.  Но почему-то в этой тройке оказался Юра. Хотя, понятно почему. Выпихнули с радостью, чтобы он там под ногами не путался.

  Но даренному коню в зубы не смотрят. Борис Леонидович был рад и такому варианту. «Кто долго жил в глуши печальной, тот несомненно знает сам, как часто колокольчик дальний порой тревожит сердце нам.» А для Бориса Леонидовича эти трое были не просто колокольчиком, а напоминанием о доме. В этой забытой богом, но не министерством и его великими планами глухомани добавилось нормальных, приобщенных к цивилизации людей.

Но Юра снова стал тупить.  Да так, что Борис Леонидович предпочитал, чтобы он просто гулял по территории.  Юра, этому не обижался.  Гулял себе. Но чего не отнимешь - он оказывался у входа в заводскую столовку тютелька в тютельку к обеду. Вчетвером проще застолбить столик. И по соседству за столом не окажется какой-нибудь чумазый абориген.  Правда, наслаждаться обедом, это большое преувеличение. Столовую добрым словом помянуть нельзя. Дрянь, а не питание.  Дрянь, а не обслуживание. Выбор блюд не велик. Блюда явно где-то закупали и на месте только разогревали. Возникало такое подозрение, что те блюда, что оставались на ночь, разогревали и на второй день. А то и на третий. Так и жди таракана в щах. Впрочем, местные привыкшие. Они уже были рады до смерти, что новые рабочие места появились, что какие-никакие деньги платят.

 В такой столовке не зашикуешь.  Никаких деликатесов кроме ром-бабы.  Да и в магазинах не шибко. Кутить что либо этакое, если даже захочешь, не получится. Водка – всегда пожалуйста.   Но и тут Юра повел себя странно. Два инженера, приехавшие с ним, рассказали Борису Леонидовичу, что у Юры скрепочка, и он подшивает все столовские и магазинные чеки. Зачем? Как зачем? Как отчет жене. Эти двое, что рассказали о странной скрепочке, себя не скрепляли, вечерами скидывались, закупались в магазине и ужинали вдвоем в гостинице.  Бывало и водочки немного пропустят.  Но работали эффективно. Но Юра с ними вечера не проводил. Категорически. Он избегал трат, за которые потом жена его сможет упрекнуть. 
 
И вот к в какой-то день за обедом Борис Леонидович заметил, что Юра съел первое, второе, сделал глоток чаю, и после этого задумался, глядя в пространство. Это был не обычный взгляд задумавшегося о чем-то человека. Так отрешенно глядят в пространство больные люди. И первым делом Борис Леонидович подумал, что Юра все-таки хватанул чего-то несвежего. Он спросил, как тот себя чувствует. Ответа не получил. Спросил второй раз более настойчиво. И только после третьего раза получил скомканный ответ. Дело в том, что соль и сахар стояли на столах в одинаковых картонных стаканчиках. И Юра вместо сахара насыпал в стакан соль.

-Ну иди поменяй, за чаем-то в очереди стоять не нужно, - сказал Борис Леонидович


-Так это же снова нужно пакетик покупать, - задумчиво произнес Юра.

- Ну и много ли расходов? А вообще, они должны дать тебе бесплатно. Это они виноваты, что ты перепутал.

Юра не двигался. Он решал вопрос – быть или не быть. Он боялся, что заставят снова чай покупать. Настаивать, чтобы ему заменили бесплатно. он стеснялся. А тратиться не хотелось. Наконец, Борис Леонидович сам взял его стаканчик подошёл к кассирше и объяснил ситуацию. И принес новый чай.

- Вы платили? – напряжено спросил Юра

- Считай, что это мой подарок, - Борис Леонидович сел на свое место и стал допивать свой чай.

- Спасибо, - смущенно выдавил Юра.

- Передай привет Ирине Петровне, - сказал Борис Леонидович, - Редкая женщина.

- Редкая, - радостно согласился Юра, - А при чем тут она?

-  Вспомнилась. Как тебя угораздило на ней жениться?

 - Почему угораздило?

- Ну, как это получилось, что ты женился? Именно на ней.

- Судьба. Само собой, получилось.

- Как это само собой? – не унимался Борис Леонидович, - Само собой в таких делах не бывает.

- Ну как. Познакомились мы в электричке.  Она жила за городом, ездила в институт.

- А ты?

- А я случайно.  Она мне понравилась. Стали встречаться.

- Нет постой, сказал Борис Леонидович, -  Не складывается. Первый раз вы встретились случайно. Я понимаю. А второй? Как ты узнал, где ее найти. По электричкам рыскал?

- Нет. Я ведь в городе жил. С родителями. Я ей сказал свой телефон. Она и позвонила. Ну, стали встречаться. А потом поженились. Все как обычно.

- Обычно? У каждого по своему, - сказал Борис Леонидович, - Обычно мужчина перед женитьбой думает, жениться или нет. Ты думал?

- А чего мне думать? О чем тут думать? И наши родители были за.

- Она что беременной была?

 - Вы что! Она мне ничего такого не позволяла.

- Интересная женщина, - сказал Борис Леонидович, вздохнул печально и покачал головой, - Хорошо ей с тобой живется.

- Вы думаете?  - с сомнением спросил Юра. Казалось, что ему очень нужно это утверждение постороннего серьезного знающего жизнь человека, что Ирине Петровне живется с ним хорошо.

-Не думаю, а уверен на все сто процентов.

- А она говорит, что ей со мной трудно, что я нерешительный и не принципиальный. И поэтому ей за меня приходится все вопросы решать.  Что если бы не она, так у нас бы и детей не было. И дочку в садик устроили только благодаря ей.  И у вас в отделе я стал работать только благодаря ей.

- Ну, в некоторой степени так и есть. Благодаря ей, - согласился Борис Леонидович, - Как я понимаю, там у тебя из-за нее с Чесноковым терки получались.

 Юра посмотрел на него удивленным взглядом.

- А при чем тут она?

Борис Леонидович не стал углубляться в эту скользкую тему. Если муж пребывает в неведении насчет жены, так это для него лучше, спокойнее. Но что-то в Юре колыхнулось.  Минуту он сидел, глядя в пространство, словно Борис Леонидович принес ему не чай, а отраву. И произнес как на собрании, где рассматривают личное дело.

-  Ирочка - человек принципиальный. Даже очень.  И она старается не для себя, а для других.

- Да неужели?  - засмеялся Борис Леонидович

 - Конечно.  Она говорит, что люди черствые и эгоистичные. И не чувствительные.  Живут сегодняшним нем. А она смотрит в будущее.

- Вот уж верно, так верно, - сказал Борис Леонидович

-  И насчет Чеснокова такое дело. Мы как-то поехали отдыхать на выходные в пансионат. Ну вы знаете, как пансионаты устроены. Коридор и по обе стороны двери. Номера, номера, номера. Все номера совершенно одинаковые. Как близнецы. А Чесноков с женой жил– дверь, напротив. Мы с ними не общались никак. Хоть он и мой начальник, но они старше. Чего нам с ними общаться. И вдруг так получилось, что они возвращались откуда-то и мы. Одновременно двери открыли. И тут моя Ирина Петровна увидела их номер. Он такой же как наш. Только одна разница. На входе в номер маленький коридорчик.  У Чесноковых в коридорчике такое же зеркало и такая же тумбочка. Но у них на пол перед зеркалом постелен ковролин, а у нас просто линолеум.  И это Ирочку задело до ужаса. Она тут же Чеснокову в глаза высказала, что он лучший номер себе оттяпал как начальник.   А всем членам профсоюза должны равные удобства предоставлять. Тут же она меня потянула на первый этаж в контору пансионата и потребовала, чтобы нам тоже ковролин постелили. Они послали с ней своего работника.  Понялись постучали к Чесноковым. Те как раз отдыхали и   открыли нам не сразу.  Сначала Ирочка с ними говорил через дверь и просила открыть показать их коврик.

- Представляю себе, как она просила, - сказал Борис Леонидович.

  - Очень настойчиво просила. Когда они наконец открыли, Ирочка показала, что у Чесноковых коврик лежит, а у нас такого нет. Я ее пробовал успокоить. Завтра к вечеру уедем. Перебьемся без коврика. А она пошла на принцип.  В результате этот работник замерил размеры, Ирочка послала меня с ним в повал, там у них склад. Он при мне нашел тот самый ковролин. Их там много всякого цвета.  Отрезал нужный кусок. А когда мы поднялись, Чесноков стоял у нас в комнате и что-то выяснял с Ирочкой. И мне показалось, что пока мы отрезали коврик, Ирочке удалось его переубедить. У нее ведь очень хорошее логическое мышление. И она принципиальна.

- И своего не упустит, - добавил Борис Леонидович.

 - А разве это преступление? То, что положено должно быть предоставлено. Трудящийся человек имеет право. Короче, Чесноков ушел, а работник постелил коврик. А Ирочка стояла и говорила, что она могла бы и пройти мимо, и обойтись без коврика. Но она это делает для тех, кто будет  жить в этом номере. Вот такой она принципиальный человек. Правда запахло подвалом.  Мышами. Так что через полчаса мы этот коврик свернули. Дышать невозможно.

- А где же ее принципы?  - спросил Борис Леонидович.

 - Не всегда принципы нужны.

- Вот как?

- Так Ирочка считает.
-  Вот уж воистину, - сказал Борис Леонидович -  Воистину принципиальный человек. Воистину. И вообще, я не ожидал такого. Вот он момент истины. С вашей Ириной Петровной.

- Какой момент истины?  - спросил Юра

- Тебе не понять.  Настоящую истину не всякий человек понимает. И хорошо, что не всякий. А то бы, если бы все знали истину, передохли бы от тоски. Как динозавры.  Все гадают, от чего они вымерли. Может быть, они потому и вымерли, что узнали истину о себе.