Знакомство с Мишкой

Знакомство с Мишкой



(из сборника «Мои университяпы»)

 

Сразу после школы, которую я, к слову, закончил с золотой медалью, в сентябре 1988 года, я поступил в Саратовский юридический институт.
Мне несказанно повезло. В тот год впервые было введено правило, согласно которому право на поступление имели так называемые «медалисты», то есть те, кто окончил школу с золотой или серебряной медалью. До этого возможность поступить имели только лица со стажем – либо поработавшие не предприятиях несколько лет, либо отслужившие в армии. Для чего я это говорю? А для того, чтобы вы могли представить себе, что поступившие студенты (мужская половина) сразу разделились на две категории -  «школяры» и «армейцы». Само собой мы - «школяры» - держались вместе. «Армейцы» же, многие из которых пришли в институт аккурат с афганской войны, поглядывали на нас свысока.
Когда мне дали комнату-трехместку в «общаге», я естественно мечтал оказаться в ней со «школярами». Но нас, по сравнению с «армейцами», было значительно меньше, а потому рассчитывать на попадание в комнату с двумя «школярами» не приходилось.
И соседи мне достались почти по статистике – один «школяр» Сашка, второй – «армеец» Серега. Чтобы вы получше познакомились с ними, я, чуть забегая вперед, коротко расскажу вам, что они из себя представляли.
Сашка окончил школу с серебряной медалью. Он был мой одногодка, но в отличие от меня, веселого шалопая, он был не по годам серьезным и педантичным. Почти не улыбался, был всегда аккуратно пострижен и причесан, исправно посещал все лекции, на семинарах всегда тянул руку, неизменно получал пятерки и участвовал в институтских олимпиадах по всем предметам. При этом он ежеминутно был готов к любым поворотам судьбы, и его невозможно было застать врасплох.
Так, как-то у меня порвалась пуговица на брюках, я ползал по комнате, искал ее и так и не нашел. Сашка хмуро посмотрел на меня и сказал:
- У меня есть запасные.
С этими словами он протянул мне на выбор несколько пуговиц, а также иголку с черной ниткой. Можете ли вы представить себе человека, в особенности мужчину, только что заселившегося в «общагу», который уже обзавелся швейным набором? Я тоже не представлял. Ан нет. Такие люди есть. Это и есть мой Сашка.
В другой раз, в колхозе, когда мы работали на полях, ползая с утра до ночи на брюхах, собирая помидоры, я весь извозюкался в грязи, поскольку не имел сапог.
- Возьми мои галоши, - тут же подошел ко мне Сашка. - У меня еще сапоги есть.
Там же, в колхозе, я вдруг, соскучившись по маме, захотел написать ей письмо, описать все свои колхозные приключения.
- Нет ли у тебя, случайно, бумаги и ручки? - спросил я у Саши на удачу.
- Конечно, есть, - отозвался Саша, – вот, возьми,- и протянул мне листок бумаги, карандаш и конверт впридачу.
Короче, с Сашкой мне повезло. Не смотря на свою кажущуюся угрюмость, он был надежным другом, очень начитанным и интересным собеседником и незаменимым кладезем нужных вещей, которые могли понадобиться на протяжении всей нашей учебе в институте.
В моих глазах Сашка был волшебником, чудотворцем, а потому я чуть ли не с первого дня знакомства стал называть не иначе, чем Сан Саныч.
Второй мой сосед – Серега – являлся абсолютной противоположностью Сан Санычу.
 Серега относил себя к «армейцам». Однако, судя по внешнему виду и повадкам, казалось, что он поступил в институт сразу после тюрьмы.
Он был высок, могуч, лыс как айсберг и покрыт кучей черных татуировок непонятного мне содержания.
Разговаривал он исключительно нецензурными словами, надо-не-надо вставляя туда цензурные, которых, правда, было совсем уж мало, да и то мусорных, таких как «соответственно», «непосредственно» и «фактически говоря». Из нецензурных же он легко составлял предложения и даже новые слова. Естественно, я, как человек интеллигентный, не стану их приводить. Однако скажу, что для красоты слога Серега, опять таки без всякой надобности, использовал целые словосочетания из одних матерных слов, которые я из этических соображений заменю тремя буквами : «с», «б», «н».
Выглядело это примерно так:
- Я, Леха, соответственно +++ (пошел) в институт, «с» «б» «н», там, непосредственно, «с» «б» «н», +++ (зашел) к декану, «с» «б» «н», а он, фактически говоря, «с» «б» «н», меня +++ (выгнал).
Ну, вы поняли. Короче, говорить с ним было сплошное удовольствие.
Однажды Серега решил рассказать мне про фильм, который он с друзьями (а у него были друзья) смотрел в кинотеатре.
Можете представить себе, что это был за рассказ. Я слушал его, широко раскрыв глаза. Однако уши у меня потихонечку вяли, скукоживаясь и скрючиваясь от непривычных слов.   
Когда я наконец осознал, что уже давно ничего не понимаю и потерял нить рассказа, я достал часы и засек время.
Серега поговорил еще минут пять, а потом, в свойственной ему манере, обиделся:
- Ты что, Леха, совсем не слушаешь. Я тебе непосредственно +++ (рассказываю), что фильм соответственно +++ (хороший), а ты на часы +++ (смотришь) «с» «б» «н».
- Прости, Серега, - сказал я, - просто за одну минуту, а время я засек точно, ты умудрился сказать восемьдесят семь нецензурных слов. Несложный подсчет показывает, что в секунду из тебя выскакивает полтора матерных слова. Учитывая, что ты обильно снабжаешь свой рассказ еще и словами-паразитами, информативность твоего пересказа, соответственно, фактически говоря, непосредственно приравнивается к нулю.
Серега почесал в своем лысом затылке. На его лице застыло какое-то недоуменно задумчивое выражение, как будто он переваривал мои слова, решал, не являются ли они оскорблением, и стоит ли ему отвесить мне оплеуху. Однако, после долгих раздумий, он, видимо, сделал вывод, что для оскорбления моя тирада не дотягивает. Поэтому он разочарованно махнул рукой и вышел из комнаты.
Но нецензурную брань нашего соседа, которого мы с Сан Санычем, прямо сказать, недолюбливали, еще можно было терпеть. Хуже было то, что Серега был очень общительный. К нам постоянно кто-то приходил, часто оставаясь с ночевой, в комнате вечно стоял гвалт и табачный туман, валялись пустые бутылки из под кефира, а иногда и водки, а наш холодильник, по сути, принадлежал не нам, и даже не Сереге, а его многочисленным друзьям, не уступающим ему в вышеупомянутой брутальности.
-  Вы что так мало картошки жарите, - говорил нам Серега, когда мы с Сашкой пытались приготовить себе что-то на ужин, - к нам сегодня гости придут. Пятеро. Жарьте сразу на всех, чтоб уж заодно было.
- Все будет праульно, Леша, - в другой раз говорил он, когда я пытался спасти наш куриный бульон от набежавших Серегиных приятелей, - ты главное слушай меня, делай как я и все будет праульно.
Мы с Сашкой не успевали разгребать тот бардак, который оставался от друзей, поскольку старый мусор моментально сменялся новым, а на полу, на матрасе, постоянно кто-то спал.
В конце концов, нам это надоело и мы перестали убираться. Однако Сереге это не понравилось и он периодически шпунял нас за то, что мы, дескать, «бардашники», и он возится с нами только постольку, поскольку хочет научить жить «праульно». При этом он угрожал нам, что бросит нас и переедет в другую комнату, если мы не встанем на путь исправления. А поскольку мы тайно лелеяли в душе мечту, что он наконец съедет от нас, то и на путь исправления упрямо не вставали.
Правда, однажды, в минуту какого-то просветления, когда Сереге вдруг захотелось сделать в комнате ремонт и переклеить обои, нам пришлось целый день возиться с ремонтом. Как говорится, иногда движение вперед есть результат пинка в зад. Подбадриваемые Серегиными пинками, мы купили новые обои и худо-бедно, наклеили их на стены. Серега при этом постоянно шипел на нас, смачно ругаясь и давая руководящие советы. При этом, естественно, сам он ничего не делал, а за обои тоже не заплатил. Однако к вечеру, благодаря его мудрому руководству комната сияла чистотой и свежестью.
- Ну все, - торжественно объявил Серега (здесь и далее нецензурные комментарии я, естественно, опускаю), - теперь можно гостей звать и справить новоселье. Леха, Санек, идите на кухню. К нам сегодня Казбек с Шамилем придут. Они любят что-нибудь вкусненькое.
Короче, жили мы весело и дружно. Однако революционная ситуация потихонечку назревала. И если верхи, то есть Серега и его компаньоны, с удовольствием жили за наш счет, то низы, то есть мы, уже не хотели жить по-старому, а потому были готовы к бунту. Нужен был только толчок.
Тогда я и познакомился с Мишкой.
Произошла эта историческая встреча на железнодорожном вокзале. В тот период, сразу после окончания колхозных работ, так называемой трудовой практики, нам дали три дня отдыха и я, соскучившись по своим родителям и сестренке, собрался съездить домой. Жил я в другом городе, прямого поезда не было. Ехать приходилось с пересадкой на автобус и дорога занимала почти что сутки туда и сутки обратно. Таким образом, дома я мог быть лишь один день. Но я все равно стремился домой. Даже ради одного дня. И вот я стоял на перроне и ждал поезда, когда ко мне подошел Мишка. Тогда я еще не был с ним знаком, но он сразу произвел на меня впечатление. Это был «армеец», широкий в плечах и надутый мускулами, как воздушный шар. На нем были синие джинсы «Леви Страус», новомодная футболка ярко-зеленого цвета с надписью «Серджио Таччини» и синяя бейсболка. На ногах его красовались «топ-сайдеры». Носков под ботинками не было.
- Тебя же Леха зовут, - сказал он, едва приблизившись. – Я тебя несколько раз в нашем институте видел.
Я подтвердил соответствие его информации действительности легким кивком головы.
- Мы с тобой из одного города, - добавил он, - Вместе поедем. Меня Мишей зовут. Ты в каком вагоне?
Я обрадовался. Все же вдвоем ехать веселее. Да и домой я пока что самостоятельно не ездил. Впервые ехал без мамы. Конечно, дорога с таким попутчиком была надежнее.
Когда поезд тронулся, Мишка быстро меня нашел, уселся рядом со мной и заявил:
- У тебя пожрать ничего нет? С утра ничего не ел.
В то время повального дефицита продуктов с едой была напряженка. При этом в Саратове было даже хуже, чем у нас дома. Однако я сумел купить в магазине «Океан» палку рыбной колбасы. Таких в нашем городе не продавалось никогда. И я к своим семнадцати годам даже не знал, что такая колбаса вообще бывает. Я вез ее порадовать маму, удивить отца, страстного рыболова, который тоже, я уверен, слыхом не слыхивал о рыбной колбасе. Поэтому колбасу отдавать не хотелось. Но Мишка так жалобно посмотрел на меня, что я подавил в себе частнособственнические инстинкты. Не надо быть таким жадным, подумал я. Надо бороться в себе с мелкобуржуазным мещанством, пережитком прошлого. Я достал колбасу и протянул Мишке.  Тот удовлетворенно хмыкнул, потянулся и проглотил колбасу в один присест, я даже изумиться не успел, как быстро деликатес исчез в огромном Мишкином организме.
- А больше ничего нет? – спросил Мишка, икнув.
Я достал из сумки огромное, величиной с небольшой арбуз розовощекое яблоко и маленькую баночку импортного абрикосового джема. Купленные на сенном рынке за бешеные деньги, эти атрибуты были призваны порадовать мою сестру – известную сладкоежку.
Мишка заметно обрадовался, достал из кармана складной нож, разрезал яблоко пополам и вывалил на срез абрикосовый джем. Я было подумал, что вторую половинку яблока он даст мне. Однако он схрумкал первую половинку с джемом, а потом, почти без перерыва, вторую половинку – уже всухомятку.
Подобно Остапу Бендеру, который молча смотрел, как гигант мысли – Киса Воробьянинов, поглощает у Елены Станиславовны Боур холодную телятину, я безмолвно наблюдал, как первый попавшийся мне на вокзале человек поглощает все то, что я с таким трепетом вез домой – сестре и родителям. В моей душе бушевала буря эмоций и чувств. Мне было жалко моих исчезающих на глазах гостинцев до рези в пояснице. И все же было в Мишке что-то такое, что я еще не мог тогда определить, но что не давало мне принимать все это слишком уж близко к сердцу. Какое-то трогательное доверие.
Наконец, Мишка уничтожил все. Переживать было уже поздно и незачем. Он откинулся на спинку сиденья и спросил, позевывая:
- Ты как планируешь ехать? Где пересаживаться?
- А что есть варианты? – спросил я. – Мне порекомендовали до Сызрани на поезде, а там пересаживаться на автобус. От Сызрани до нашего города – девять часов пути.
- Замучаешься, - заявил Мишка.- Давай со мной. Сызрань мы проедем, выйдем в Ульяновске, а оттуда уже на автобусе. Во-первых, из Ульяновска до нашего города ближе почти в половину, а на поезде по-любому комфортнее ехать. А во-вторых, ты будешь дома раньше на два часа. А это уже немало, правда?
Я с радостью согласился с Мишкиным планом. Все-таки когда ты всего на день едешь к родным, каждый час приобретает особенную ценность.
- Ну, я спать, - сказал Мишка, - и ты ложись. Утром в одиннадцать я за тобой зайду.
На этом мы расстались.
Утром Мишка зашел за мной, как обещал, однако в Ульяновске, едва мы сошли с поезда, он меня огорошил:
- Ты езжай на автовокзал – купи билеты на ближайший автобус себе и мне. И не забудь что-то в дорогу прикупить – там пирожки вкусные, с капустой и мясом. А я пока тут прошвырнусь. Дело у меня есть. Баба знакомая. Я быстро. Одна нога тут, другая – на автовокзале.
Я не успел ничего возразить, а его уже и след простыл.
Делать нечего. Я поплелся на автовокзал и исполнил все его предписания. Наш автобус отходил через час. Билеты лежали у меня в кармане. Горячие пирожки стыли в пакете. Я ходил по парковке туда-сюда и ждал Мишку. Однако час минул, а он так и не пришел. Сотовых телефонов тогда еще не было. И я жутко расстроился - не случилось ли чего. Поскольку я ждал Мишку до последнего, его билет сдать не успел. Десяток пирожков тоже дожидались Мишку безосновательно.
Короче, автобус тронулся, я посмотрел Ульяновску вслед и уронил скупую мужскую слезу.
Относительно самой дороги Мишка не обманул. В своем городе я был на полтора часа раньше намеченного, а в качестве гостинцев, благодаря Мишке, я привез маме, папе и сестренке ульяновские пирожки, которые, и правда, оказались весьма неплохи.
С тех пор я не видел Мишку ровно один месяц. Тем удивительнее было, что спустя этот месяц я столкнулся с ним на нашей общей кухне в общаге.
- О, здорово, Леха, - как ни в чем не бывало сказал Мишка, - как ты? Ты тоже на нашем этаже живешь?
- Давно, - сказал я, - а ты как же?
- А меня только что подселили, - сказал он, - слава Богу, общагу дали, надоело квартиру снимать.
Оказалось, что Мишку подселили в «двухместку» по соседству с нашей комнатой.
О том, что он меня бросил в Ульяновске, о пропавшем билете и напрасно купленных пирожках Мишка так ни разу и не обмолвился. Однако я был на него не в обиде. Тем более, что он, в принципе, был парень незлобный, нежадный и добрый. В институте он занимался «фарцой», деньги у него водились и он никогда не жадничал. Если попросишь – давал в долг без всяких разговоров, а его холодильник был открыт для меня круглосуточно. И хотя там мало что водилось, сама возможность безнаказанно и безгранично лазить в чужой холодильник согревала душу и даже, в какой-то степени, насыщала голодный желудок, пусть даже и ментально.
 Короче, мы с Сашкой относились к Мишке крайне благожелательно. Чего не скажешь о нашем соседе Сереге, о котором я рассказывал вам, читатель, чуть выше.
Тут и возникла у нас крамольная мысль – а не выменять ли нам Мишку на нашего Серегу. Мишка жил в «двухместке» как раз с Казбеком, который числился приятелем Сереги и даже неоднократно, а если честно сказать, почти каждый день, столовался у нас. Таким образом, мы получили бы Мишку в свою комнату, а Серега воссоединился бы со своим Казбеком по соседству.
Сложность была в том, что «двухместка» считалась в нашей общаге гораздо престижнее «трехместки», в которой жили мы с Сашкой и Серегой. Все-таки вдвоем жить комфортнее. Я неоднократно подходил к Мишке и, что называется, «закидывал удочку», не хочет ли он переехать к нам. Но Мишка только посмеивался. Нет, Леха, говорил он, я порядок люблю, а у вас же вечно бардак, мусор. Да и в «двушке» мне, как ни крути, больше нравится, ты уж не обижайся.
Я пускал множество уловок, обещал каждый день убираться в комнате, готовить ужины, и даже один раз, сгоряча, предложил ему за переезд десять рублей. Но Мишка уперся и ни в какую не соглашался.
Тогда я изменил тактику, и хотя сегодня мне за это чуточку и стыдно, приступил к плану «Б».
Как-то раз вечером к нам снова завалился Казбек, ну вы помните, Мишкин сосед по комнате. Он как обычно уселся на кухне и приступил к поеданию приготовленного Сашкой картофельного пюре. Он ел картошку большими ложками, хрустел солеными огурцами и жадно откусывал огромный брикет соленой грудинки, присланной к Новому году в посылке моим отцом. Надо сказать, что хотя он и был мусульманином, от сала никогда не отказывался, особенно, когда сало было чужим. Дождавшись, когда Казбек насытится и станет восприимчив к разговору, я небрежно бросил:
- Казбек, дружище, прошу тебя, не обижай Мишку.
- А что такое? – насторожился Казбек.
- Ну, он жалуется на тебя, не убираешься, мол, в комнате, все приходится Мишке самому делать.
- И что?- изумился Казбек.- Мы, кабардинцы, женскую работу по дому никогда не делаем. Для этого бабы и существуют.
-  Да-да, - быстро согласился я, - я-то тебя хорошо понимаю, но вот Мишка…
- А что Мишка?
- Ну, он говорит, ты, вроде, белоручка, к жизни не приспособлен. Живешь за счет родителей, а в комнате – за его, Мишкин, счет.
- Ах, падаль какая, - сдвинул брови Казбек, - ну я с ним еще поговорю.
- Что ты, что ты,- прервал я его, - не говори ему ничего, это я так ляпнул, не хотел его подставлять. Ты уж прости меня, школяра-несмысленыша, забудь о том, что я тебе тут сказал, не подумав.
- Не кипишуй, Леха, - благодушно сказал Казбек. - Я тебя не подставлю. Готовишь больно уж вкусно. Но Мишке я это припомню, будь уверен.
Я мысленно потирал руки. Но для виду тяжело вздохнул. Мишку я конечно, подставил. Но моей вины тут не было. Во-первых, стратегически, Мишка нужен был нам, а мы – Мишке. Во-вторых, я не погрешил против истины, поскольку то, что я передал Казбеку, Мишка сам мне неоднократно говорил. Поэтому я только выступил катализатором того, что должно было произойти и без меня, по моему разумению. В том, что Казбек не проболтается Мишке о моей афере, я почти не сомневался. Он был не из болтунов. И не в его характере было что-то объяснять своей жертве. Достаточно было простого повода, чтобы разбудить этого зверя. А повод я ему дал надежный. Таким поводом можно даже айсберг с места сдвинуть.
Надо сказать, что по части мускульной силы Казбек ни в чем не уступал Мишке и даже превосходил его. Но если Мишка был в душе своей добрым и уравновешенным, то Казбек отличался прямо-таки диким звериным характером. Он, как настоящее дитя гор, был гораздо ближе к волку, нежели к человеку. Беспощадный, категоричный, кровожадный и злобный. Его темные глаза всегда были всегда неподвижны, даже когда он, изредка, улыбался. Казалось, что с обычными людьми он общается, лишь надевая маску. При этом звериный оскал нет-нет да и проглядывался сквозь непроницаемость его тяжелого и непропорционального, словно рубленного кривой саблей, бородатого лица.
Вот такому человеку я и скормил Мишку. А что делать? Сам виноват. Надо было ему на десять рублей соглашаться.
Слышимость между нашими комнатами была - будь здоров. Если приложить ухо к розетке, то казалось, что разговариваешь по телеграфу. И тем же вечером, прикладывая ухо к стене, я услышал в соседней комнате звонкие удары и грохочущий матерный водопад. Казбек, видимо, решил не откладывать дело в долгий ящик. По всей видимости, Мишка тоже не оставался в долгу. Потому что, судя по недовольным вскрикиваниям Казбека, ему тоже изрядно доставалось. Послышался треск ломающейся мебели. А вскоре жалобно зашипел и разбитый телевизор.
Через 10 минут все стихло. Затем скрипнула дверь. Кто-то вышел из соседней комнаты. Видимо, победитель боя, решил я и выбежал в коридор.
Это был Мишка. Лицо его было красным, как перезревший абрикос. Футболка «Серджио Таччини» болталась на Мишке, порванная в нескольких местах, обнажая богатырскую грудь.
- Казбек совсем оборзел, - сказал мне Мишка, - мало того, что в комнате свинарник устроил, так еще и претензии какие-то на голом месте стал предъявлять. Что ты там говорил мне по поводу переезда? Я согласен.
- Ну вот и праульно, - сказал я, - я же тебе давно предлагал. Как ты его терпел так долго? Сейчас заживем.
В тот же вечер мы с Сан Санычем перетащили все вещи Сереги в комнату к Казбеку. Будет лучше, если мы Мишку от тебя заберем, сказал я Казбеку. Тот угрюмо посмотрел на меня, но нашел в себе силы сердечно поблагодарить.
- Спасибо, Леха, - сказал он, - с этим упырем я жить не буду. Иное дело, Серега.
Когда поздно ночью пьяный в стельку Серега заявился домой, все было уже готово. Я лишь проинформировал его, что он теперь живет с Казбеком в «двухместке».
- Надо же, - изумился он, - Леха, ты исполнил мою мечту. Я же тебе говорил, что все будет праульно. Как ты это устроил?
- Горы работы и море хлопот, - скромно сказал я.
Так и была завершена эта операция.
Остается добавить, что с Мишкой мы дружно жили все годы учебы в институте. Сан Саныч вскоре женился, переехал к жене. И мы с Мишкой жили в комнате практически вдвоем. Поначалу он пытался заставить меня выполнять ранее данное обещание мыть полы каждый день. Конечно, я убирался. Но не каждый день и не очень тщательно. Поэтому Мишка, в конце концов, плюнул на это и стал убираться сам. Пару раз он попытался стрясти с меня десять рублей, которые я однажды обещал ему за переезд. Но я и их не отдал, сказав, что удержал их за пирожки и пропавший билет на автобус. Мишка не стал возмущаться. Да и вообще, он был мне благодарен. Все-таки именно я избавил его от беспокойного соседа – Казбека.
Несколько раз к нам порывался переехать Серега – на освободившееся Сашкино место. Видимо, у них с Казбеком тоже не заладилось. Все-таки в комнате кто-то должен готовить, а кто-то наводить порядок. Иначе, в конце концов, даже прочная дружба может дать трещину. Но Мишка каждый раз выпроваживал Серегу обратно к Казбеку. При этом делал с таким  страшным видом, что мне самому было не по себе. На этом все попытки разрушить мир и покой нашей комнаты сошли на нет.
А о новых приключениях с Мишкой я поведаю вам в других рассказах этого сборника.
До новых встреч, читатель.