Сири
Лежа с закрытыми глазами на найденном на улице матрасе, я прислушивалась. Тишина из-за железных ставней, прикрывающих дыру в стене. Она у нас вместо окна, и это казалось очень романтичным, когда мы торговались за это помещение с несговорчивым мужчиной с проседью в бровях. Он никак не мог взять в толк, почему мы хотим жить в этом здании, совершенно для жизни непригодном. Раньше здесь был бар, а до этого мастерская. Алекс со свойственной ему горячностью рассказывал о грандиозных идеях перепланировки. О том как установит ванную, утеплит потолок, остеклит отсутствующую четвертую стену и сделает лофт из этого простаивающего без дела сооружения. Он обладал восхитительной и жуткой способность внедрить свою даже самую безумную идею в голову любого человека. Поэтому в какой-то момент мужчина слегка дернул головой, как будто поддавшись гипнозу мужа, и они ударили по рукам.
Вставать мне не хотелась. Я потратила весь запас жизненной энергии на оформление документов для эмиграции, сборы, постоянные скандалы по этому поводу, перевозку собаки. Мести и мыть здесь нужно было каждое утро, потому что пыль сочилась из всех щелей, а собака после переезда беспрерывно линяла. Постоянно пропадали вещи. Я плакала от бессилия что-то найти по нескольку раз в день. Алекс все время что-то чинил и переделывал, разводил еще больше грязи и бесился от моих слез. Встать означало признать наступление нового дня и запуска этой шарманки на новый круг.
Утро только начало вступать в свои права, окрашивая небо в глубокий синий. Я открыла глаза и всматривалась в него через мутное стекло окна по потолком. Через него можно вылезти на крышу, и мой разум поплыл было в прошлое, воскрешая в голове картинки про нас, сидящих там в первый день за самокрутками и спорами о чем-то. Однако другое воспоминание, липкое и горькое, окутало и придушило меня. Этой ночью я проснулась от его взволнованного и непривычно нежного голоса. Он называл малышкой, говорил о том, что знает как сейчас тяжело. Что он рядом и делает все, что от него зависит, чтобы все устроилось и стало хорошо. От этого неожиданного неравнодушия к моим чувствам я начала растворяться и моментально простила ему все. Как ужасно он говорил о моем отце случайным знакомым. Как кричал, когда я плакала. Я бы простила и все, что было еще до переезда, если бы не открыла глаза. В проеме окна я увидела его широкую спину и чуть склоненную набок голову. Он говорил по телефону.
Сиюминутный прилив адреналина позволил подняться на локтях. Несмотря на то, что небо только-только начало светлеть, под жестяными листами крыши было нестерпимо душно. Я пошарила рукой вокруг матраса и нащупала бутылку с водой. Была середина лета, самый жаркий сезон, когда воздух днем раскаляется до +40. Сев, я начала жадно пить, как будто пыталась вымыть тошноту изнутри. Вода была странной на вкус, впрочем, как и все после переезда. От этого я почти не ела, все время была без сил и хотела спать.
Мир вокруг начал подрагивать в такт телу. Я сползла с матраса ящерицей и начала спускаться с платформы по крутым ступенькам на нижний ярус флигеля. Нагромождение вещей, хаотичные конструкции, облупившаяся краска, огромный винтажный диван, на котором спал Алекс. Меня тут же начало засасывать в воронку тревоги и брезгливости. Нужно все сложить. Почистить. Разложить симметрично по смыслу и цветам. Между мной и плывущим перед глазами пространством возникли черноглазая морда и приветливый хвост. Последняя из моего окружения, кто по прежнему рад мне каждый день. Моя Сири.
Мы взяли ее щенком за полгода до переезда. Я пыталась донести мужу, что собаку есть смысл заводить уже в новой стране, но он так изводил меня, что я в какой-то момент сдалась. Мы заполнили целую кипу документов в приюте в обмен на шоколадного плюшевого щенка непонятной породы.
- С кем из вас останется собака, если вы разойдетесь?
- Мы не разойдемся, - сказала я.
- Со мной, - ответил Алекс.
В первые дни у меня случилось помешательство, симптомы которого интернет трактовал как послеродовую депрессию. В доме все время стоял запах мочи, повсюду валялись погрызенные вещи, а я стала похожа на одну из тех заспанных, укутанных во что попало матерей, которые забыли про весь оставшийся мир, посвятив себя младенцу. Со временем Сири превратилась в большую черную собаку, похожую на бельгийскую овчарку, а я забыла о той жизни, где ее не было. Мы бегали друг за другом по траве, сухим листьям, первому выпавшему снегу. Она приходила ко мне на диван, смешно виляя задом устраивалась под боком, а я зарывалась лицом в ее шерсть и бубнила в нее о том, какая она сладкая булочка. После переезда, когда Алекс стал уходить куда-то один, мы с Сири шли в близлежащий парк, и я часами смотрела, как она носится по собачьей площадке, обезумевшая от радости свободного общения с другими четвероногими. До того как Алекс переселил меня на второй ярус флигеля, мы спали с ней в обнимку то на брошенном на пол матрасе, то на громоздком винтажном диване. По ступенькам ей было не забраться, но каждое утро она встречала меня внизу.
Я опустилась на корточки, обняла Сири, зарылась лицом в пушистый воротник черного меха на ее шее. Тошнота отступила, комната исчезла. На их место пришло что-то теплое, поднявшееся по законам физики от голых пяток на грязном промышленном кафеле пола до самой макушки растрепанных коротких волос. Собака терпеливо ждала. Я отпустила ее, поднялась, взяла со столика у входа поводок, отчего она тут же завертелась ужиком и кинулась к входной двери. Мой взгляд скользнул по телефону Алекса. Видимо, он оставил его здесь вместе с поводком после вечерней прогулки. Буднично я взяла телефон, разблокировала его и открыла входящие сообщения. Он не скрывал от меня свои пароли и своих женщин. Мы слишком давно вместе и у нас собака, куда я денусь. Малышкой оказалась наша общая подруга.
За дверью нас с Сири ждал мир моей мечты. Еще ребенком я посмотрела мультик про мальчика, который загадал, чтобы все люди в мире исчезли. Правда после того, как его желание исполнилось, у него случилась истерика, он стал звать маму и все вернулось на круги своя. Мальчики такие мальчики. Город в нежном зареве утра был пуст, поэтому я не стала пристегивать собаку на поводок, и мы побежали на перегонки по улице. Она цокала по асфальту когтями, а я шлепала по нему босыми ногами. Стены отражали звук и смотрели на нас безучастными глазами многочисленных граффити. Окна спали. Голова приятно кружилась от пульсирующей крови, от кислорода в ней, от звука дыхания Сири где-то сбоку. Только мы и пустой город. Все как я мечтала.
Мы бегали по улицам до тех пор, пока я не перестала узнавать местность. Дома вокруг стали выше и обветшали. Яркие жизнеутверждающие рисунки на стенах сменили грубые надписи и контакты барыг. От арок и подворотен тянуло кошачьей мочой. Сири шла впереди, навострив уши. Мы плутали целую вечность, бессистемно сворачивая то там, то тут. Я позволяла Сири выбирать дорогу, в твердой уверенности, что она найдет путь домой лучше меня.
Солнце поднялось выше, стало душно. Пузатая новостройка с дырами еще мертвых окон была окутана облаком пыли, блестевшим золотинками на солнце. Я начала стремительно терять силы. Не смогла вспомнить, когда ела в последний раз. Организм тут же отозвался на эту мысль коликом в боку. Боль была резкой и неожиданной, от нее я всхлипнула и опустилась на асфальт. Сири обернулась на звук. Она подошла ко мне медленно, заглянула в глаза серьезно, почти по-человечески. Часто эта собака вела себя гораздо более осмысленно, чем положено представителям ее вида. Вот и теперь она как будто все видела и понимала. Не в моменте, а в целом. Я потрепала Сири за ухом. Мне понадобилось собрать все оставшиеся силы, чтобы изобразить голос, который для нее означал разрешение на игру.
- Тебе нужно идти домой, Сири. Где дом? Где папа? Давай скорей найдем дорогу! А кто такая умная девочка сейчас ее найдет? Это Сири умная девочка? Ну конечно, Сири!
Собака моментально переключилась, завиляла хвостом и начала смешно подпрыгивать. Я аккуратно встала и захлопала в ладоши, чтобы поддержать эту смену настроения. Сири отбежала немного, обернулась, снова подбежала ко мне, призывая соревноваться. Увидев, что я начинаю разгон, она пулей кинулась за поворот. Как только она скрылась из виду, я остановилась. Сил бежать у меня не было. Поводок я потеряла где-то по дороге, и было сложно понять, была ли со мной собака или мне показалось, что мы вышли из дома вместе. А что если была, и я потеряла ее? Алекс меня убьет.
От этой мысли по телу пошел тремор. Не помню, когда мне было так страшно в прошлый раз. Может быть когда я случайно поцарапала его машину в той прошлой жизни. Или когда уже здесь он впервые оставил меня одну во флигеле, потому что ему было стыдно идти со мной к друзьям. Воспоминания и страх заполнили меня всю, заставив разум лихорадочно метаться в поисках укрытия. Краем зрения я заметила дыру в заборе стройки с красноречивой надписью “Georgia for KARTVELIANS!” и нырнула в нее проворной ящерицей, не оставив за собой даже отброшенного хвоста. Реальность трескалась в голове, мне стало тяжело дышать, я посыпалась в попытке вспомнить, был ли вообще у меня когда-то хвост. Мысли как будто были не мои, и все, что я могла - смотреть их как заканчивающуюся пленку в старом киноаппарате. На картинке - коротко стриженная девушка в пижаме и босиком ползет на животе по бетонным ступеням недостроенного здания.
***
День уже был в разгаре, когда Ивери вышел из маршрутки возле палатки с едой. Взяв кофе и лобиани на обед, перекинувшись игривыми взглядами и шуточками с хорошенькой девушкой за прилавком, Ивери неторопливо пошел вдоль улицы, прихлебывая горячий напиток. Он проделывал этот путь уже несколько месяцев подряд почти каждый день, поэтому почти не смотрел по сторонам, прикидывая как позвать погулять девушку из палатки. Большая черная собака появилась из неоткуда, запуталась в ногах, а приятные мысли растекались вместе с кофе по футболке, джинсам и горячему асфальту.
Смачно выругавшись и осмотрев себя до ног, Ивери бросил взгляд на возмутителя спокойствия. Перед ним стояла блестящая ухоженная, но явно изможденная жарой собака. Она тяжело дышала, свесив язык, и заглядывала в глаза почти человеческой мольбой. Парень подошел ближе, дал собаке понюхать руку и подхватил адреску на ошейнике. Ее дом был всего в одном квартале отсюда. Потрепав собаку за ухом, Ивери поманил ее за собой, на что она тут же откликнулась, и вместе они пошли в сторону адреса, указанного на медальоне.
Это оказался небольшой флигель в итальянском дворике, увитый виноградной лозой и бельевыми веревками. Дверь открыл заспанный мужчина - здоровый эмигрант в татуировках. Собака тут же узнала его и кинулась в дверной проем с заливистым лаем. Хозяин потер переносицу, затем затылок, выругался, пробурчал что-то о том, что жена-растяпа видимо отпустила с поводка и не уследила, поблагодарил и скрылся в темноте дома, закрыв за собой дверь. Ивери пожал плечами и отправился в сторону работы, размышляя по пути о странных приезжих, заполнивших город и гуляющих с собаками в такой солнцепек.
Минуя проходную и надевая на ходу каску, он поприветствовал бригадира, справляясь о том, остались ли какие-то работы с несолнечной стороны здания.
- Шабаш, малой, сегодня работы не будет.
- Чего вдруг?
- Да менты сейчас пол здания оцепили. Деваха там в окно вышла.
- Ваймэ! Как так? Столкнул кто?
- А вот так. По камерам посмотрели. В дыру в заборе прошла, по ступенькам ползла и все. А Шалва утром первый пришел да и увидел.
- Больная что ли?
- Ну видимо. Или угашенная чем. Русская вроде.
Ивери достал сигареты из заднего кармана. Взял одну, протянул пачку бригадиру. Они молча курили, вглядываясь в скопление людей возле входа в безжизненное бетонное здание. Люди в касках галдели, перебивая друг друга, а полицейский размахивал руками, пытаясь оттеснить их от ограждающей ленты. В небе начал нарастать протяжный гул. Ивери запрокинул голову и проводил глазами низко летящий самолет.
2023
Свидетельство о публикации №224092800629