В двух словах

 (рассказ)
   Я бы на них не обратил внимания – мало ли покупателей в обеденное время в «Евроспаре», если бы за спиной не услышал скрипучий женский голос:
    – Юрик, может, не будем это брать? Уж очень  дорого!
    «Интересно, что же так дорого может быть в овощном отделе?» – подумал я и оглянулся назад.
    Около лотка с авокадо стояли мужчина и женщина. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, откуда они приехали. 
  Женщина была в платке и в новенькой куртке, которая никак не гармонировала с ее поношенной юбкой и стоптанными серыми туфлями.
  Зато у мужчины вся одежда была в одном стиле, потому что он с головы до ног был упакован в тактический костюм песочного цвета.   
   – Мама, – мужчина дотронулся до плеча женщины, – за деньги не переживай.
Он взял в руки пупырчатое авокадо и с любопытством стал разглядывать его. Хотел положить в тележку, но почему-то передумал.
   Мужчина повернул голову в мою сторону.
   – Вы случайно не знаете, вкусная эта штука или нет?
  Я его узнал только по голосу, который ни с чем или ни с кем нельзя было спутать. Еще тогда, когда лет пятнадцать назад я приехал в деревню и впервые встретился с Юрой,  в нем меня поразила одна парадоксальная особенность – сам он выглядел, тщедушным, зато голос был басовитый, будто резонировал в его впалой груди.
   Юрий меня тоже узнал, хотя и не сразу.
   Он прищурился, словно спасаясь от солнечных лучей, и заморгал без того узкими глазами.
   – О, о!
   – Сергей Михайлович, – поспешил я к нему на помощь.
   – Да, да! Здрасте, Сергей Михалч! Сколько лет!
   – Да, уж. Я тебя не сразу узнал. Возмужал.
   – Не возмужал, – поправила женщина, ласкового взглянув на Юру, – а состарился. Состарился, мой сынок.

   В тот год, когда, познакомился с Юрой, я решил в отцовском доме отремонтировать крыльцо, палисадник и усилить фундамент. Сначала хотел нанять строительную бригаду, но никто за «какие-то копейки» не хотел ехать «в дыру».
   Пришлось искать работников на месте. На шабашку удалось уговорить только одного человека – Юру.
    Когда я впервые увидел его – согбенного, одиноко идущего по улице – первое что пришло на ум, было: «На безрыбье и рак – рыба».
   Я бы не сказал, что Юра был рукастым. Нет, у него не все получалось с первого раза, но он старался. Старался угодить мне, матери, которая, несмотря на все уговоры и запреты, приносила ему обед. Старался угодить самому себе, когда неожиданно, как моллюск, закрывался от мира сего ракушками-думами и сидел, уставившись в одну точку. О чем он думал? Может, о том, почему такой забитый или почему у него не все клеится в этой жизни?
   О чем он размышлял?
   Для меня это всегда оставалось загадкой.
   Только однажды, когда мы уже сложили рабочие инструменты и сели на обновленную завалинку, Юра как-то тоскливо – так мне показалось – посмотрел на соседский сад, окропленный свежим июльским дождем, и неожиданно спросил:
   – Сергей Михалч, а в чем смысл жизни?
   Если бы меня спросили студенты в аудитории, я бы с ходу ответил, а тут растерялся. Я был уверен: ни один ответ не удовлетворил бы Юру.
    – Н-ну, это…В общем, в двух словах не ответишь, – промямлил я. – А сам как бы ответил?
  – Не знаю. Но когда-нибудь узнаю. 
  Казалось бы, Юра задал шаблонный вопрос, но странное дело – я все время возвращался к нему и все искал ответа. Искал и не находил. 
   Пил ли Юра? Подозреваю: пил, хотя в этом не очень уверен. Только однажды, в Ильин день, я предложил ему выпить коньяк.
   Юра взял в руки бутылку, внимательно осмотрел ее, держа на свету, побултыхал и поинтересовался:
   – Сколько стоит это удовольствие?
   Узнав цену, укоризненно взглянул на меня и покачал головой:
   – Эх, не разумно это. За такие деньги можно купить четыре бутылки водки.
    Я искренне удивился.
   – Юра, я что-то тебя не узнаю – ты стал таким практичным. Это на тебя не похоже.
   – Жизнь всему научит, – глубокомысленно хмыкнул мой помощник.
      
   Из коротких бесед с ним, с его матерью я узнал, что Юра был женат, но потом развелся и  у него остались сын и дочь, которым он должен платить алименты. И еще узнал, что он после развода оставил все, что нажил…хотя, что может нажить человек, почти всю жизнь проработавший скотником на ферме? прежней семье и переехал жить к матери в нашу деревню.
    Он ни о чем не просил, не требовал дополнительной оплаты, хотя нам пришлось заняться и ремонтом сарая. Только один раз, когда я, показав рукой на кучу оставшейся гравмассы, то ли пять, то ли шесть мешков  цемента, несколько пасынков, сказал: «Вот, все это можешь забрать себе», он басисто выдавил из себя: «Спасибо, Сергей Михалч. Дом наш старый – все пригодится».
В общем, Юрий был, как все. Таких, как он, в наших краях, особенно в деревнях предостаточно. У каждого из них своя судьба, свое предназначение. Не нам их учить, тем более, не нам их осуждать.               

    Меня из воспоминаний вывел юрин бас:
   – Сергей Михалч, как вы? Там же?
   – Там же. Куда мне рыпаться… в мои-то годы? А ты? В СВО был?
   – Да. Приехал к маме после госпиталя. Пол Угледаром ранение получил.
   – Как там…обстановка?
   Юра пожал плечами.
   – По-всякому.
   – И что? Нет никого просвета?
   Юра улыбнулся, обнажив желтоватые редкие зубы.
   – Почему «нет»? Есть! Давим! Хорошо давим! Не то, что было полтора года назад. Не сравнить…
   Наш разговор прервала мать Юры:
    – Сынок! Можно купить вот этот соус – уж больно симпатична банка?
   – Мама! Да бери все, что хочешь!
   – У вас есть спаровская карта? – спросил я.
   – Нет, – отвил Юра. – Зачем нам она?
  – Скидка большая будет, если карта есть. Можете воспользоваться моей картой.
Юра недовольно поморщился. Он точно отказался бы, если бы не мать.
   – Ой, Сергей Михайлыч, спасибо вам! Все так дорого стало! Я уж вся испереживалсь. А Юре…все нипочем. О деньгах совсем не думат.  Разве так можно? Ну, чисто как дитя неразумное!
   – Ну, что вы, Полина Ивановна! Зря вы так волнуетесь.
  – Как не волноваться-то? Не получатся никак… Вы, Сергей Михайлыч, только не потеряйтесь, пожалуйста, постарайтесь быть рядом…как-нибудь.
   Вот так, рядом, как и хотела Полина Ивановна, мы описывали круги по торговому залу. Подходим к какому-нибудь стеллажу, знакомая сценка повторяется: Юра хочет купить, мать ахает – дорого, денег жалко. Только в винном отделе произошло некое оживление.
    Юра встал около стеллажа, взглядом пробежался по рядам, снял с самой верхней полки бутылку коньяка Remy Martin и бережно положил в тележку, почти уже заполненную.
   Я невольно улыбнулся:
   – Юра, не разумно это. За такие деньги можно пять бутылок водки купить.
Меня поддержала и Полина Ивановна, которая поспешила внести поправочку:
   – Или две банки самогонки.
   Юра беззлобно улыбнулся, окинув нас хитрым взглядом. Хотел что-то сказать – даже открыл рот, но промолчал.
   Вторая сценка произошла в кондитерском отделе. На этот раз инициатором покупки выступила Полина Ивановна.
   Она, придирчиво вглядываясь в ценники, прошлась между стеллажами и выбрала   подарочный набор «Reber Mozart». Повертела его в руках и робко посмотрела на сына.
   – Для Юлечки. Уж больно сладости любит.
   Юра подошел к матери и положил руки на плечи.
   – Мама, не волнуйся. У Юлечки все есть. Все есть и у Леньки. Я уже был у них. Все накупил им...все, что просили. Но, если хочешь, давай, купим эти конфеты. Вот только Таня – невестка – против. Она мне позавчера так и сказала: «Юрий Петрович, вы зря покупаете сладости своим внукам – им это вредно».
   Полина Ивановна явно расстроилась. Она еще раз повертела в руках набор конфет и положила коробку обратно.
   Вот так, переговариваясь между собой, мы подошли к кассе. Когда рассчитались, остановились возле стола, на котором покупатели обычно перекладывают товар.
    Юра достал из тележки бутылку коньяка и протянул мне.
   – Это вам, Сергей Михалч. За все хорошее, что вы мне сделали.
   – Юра! Да ты…что? За что такой подарок?
   Лицо Юры, загорелое и морщинистое, расплылось в улыбке:
   – Я же сказал: «За все хорошее, что вы мне сделали».
   Я немного пришел в себя и спросил:
   – Ты куда теперь? Снова туда?
   С лица Юры исчезла улыбка. Он сжал губы и вперил в меня строгий взгляд, который прежде я у него не замечал. В этот момент мне показалось, что он стал на голову выше меня, а я, наоборот, стал маленьким и жалким. И еще мне показалось, что Юра был удивлен и немного раздосадован за то, что я задал никчемный вопрос, на который ответ очевиден.      
   Ничего Юра не ответил – сказал только «Пока» и, прихрамывая на правую ногу, толкая перед собой тележку, направился с матерью к выходу.
   Я стоял и молча смотрел им вслед. Мне очень хотелось кинуть вслед Юре еще один вопрос: «Ты узнал в чем смысл жизни»? Но я не спросил. Не спросил, потому что знал его ответ – ответ в двух словах.