Прозрачные стены

Там сейчас ночь. Я чувствовал это очень отчётливо. Краски и свет совсем другие. В небе фиолетовый смешивался с чёрным, желтел и опять темнел, наполняясь грязно-розовым, и вот снова фиолетовый. А в сумраке моего мира было видно, как в стволах деревьев течёт сияющий сок их жизни. Так же росла трава, освещая собой землю, несла мерцающие воды река, и ходили люди.
Но сейчас люди были далеко. Я сидел на вершине холма прямо под телевышкой. У подножия ютилось множество домиков. Электрический свет почти не разгонял темноту сумеречного мира, поэтому казалось, что слепые глазницы окон затянуты серо-фиолетовой дымкой.
Ветер закружился над моей головой и по спирали опустился рядом.
– Где был? – усмехнулся я.
– Купался.
Ветер стряхнул с себя капли речной воды. Выглядел как полупрозрачный туман, уплотнившийся в размытую человеческую фигуру. Угадывались черты лица. Но они исчезали и появлялись, менялись. Даже здесь он не мог обрести окончательную форму. Ветер – волна энергии, бесформенная и сильная, свободно струящаяся между миром живых и мёртвых.
Он расположился вокруг меня и созерцательно уставился вниз. В нескольких местах сияли яркие точки. Могила, а точнее моя могила, отмеченная чистейшим белым светом, наша деревенская церковь, окружённая тёплыми золотыми кругами, и ещё один сияющий огонёк в домиках у подножия, рассеянного голубого цвета с искрами серебра.
Ветер разлёгся на пространстве, вытянув ноги и закинув руки за голову, и покачался в воздухе, будто в невидимом гамаке:
– Ну что, пойдём?
– Пойдём.
Наверное, у меня получилось слишком мрачно.
– Что ты, Виктор, опять отчаялся? – посочувствовал ветер. – Арим сказал надо держаться.
– Уточнил бы за что, – хмыкнул я.
Прозрачная человеческая фигура повернулась на бок лицом ко мне. Проявились черты, будто нарисованные на полиэтилене. Уголки губ потянулись верх. Ветер улыбался.
Вот кто никогда ни о чём не тревожится. Люди всю жизнь говорят о свободе, понятия не имея, что это, стараются найти определение этого состояния, хотя стоит взглянуть на ветер и вот она – самое простое и гениальное её воплощение. Не иметь тела, и при этом обладать чудовищной силой – ломать и вырывать деревья с корнем, не иметь дома и спать, свернувшись в невесомых листьях среди ветвей, направлять птицу в полете, гнать по воде рябь. Но самое главное – скольжение, то, чего делать не может никто, кроме ветра. Даже ангелам, при всей их силе трудно выходить из сумрачной тени мира в свободный слой света – туда, где сияет наше солнце и обитают живые люди. А ветру открыты все миры, самые светлые и тёмные.
Мы где-то посередине между вечной ночью и светом – основанием и верхушкой пирамиды мироздания. Даже избавившись от телесной оболочки, мы всё равно продолжаем оставаться в средних слоях. И только после сорока дней отбываем в высший свет, либо уходим во тьму, если собранный за всю жизнь груз трагедий и расстройств слишком велик.
Мне повезло. Я всегда был тёмной душой, но два года назад исправился. Не знаю что случилось, только однажды мимо меня прошла девушка по имени Таня. Тоже не ангел, сказал бы я, но с потрясающим умением гасить все мои плохие начинания.
Я вздохнул при мысли о ней. В сумрачной средней тени дыхание было явлением необычным, я словно втягивал в себя часть воздуха, если это был воздух, прямо через грудь. Но не успел я вздохнуть, как вокруг меня потемнело. Конечно, ведь при выдохе вышла моя печаль.
Нельзя так. Мы с Таней связаны. Связь настолько тонкая, что невидима даже здесь, но ощутима потрясающе. Стоит мне расстроиться, как на неё дома нападает такое...
Арим объяснил мне это в первый день. Первый день...
Помню первый миг и первый призрачный вздох уже здесь – в средней тени. Но это произошло в больнице, после тридцати минут в коме, а до этого...
– Виктор, вдохни, твоя последняя вспышка не будет яркой.
За секунды до удара со мной уже говорили. Я видел приближение грузовика, я его ощущал, вибрация двигателя ударила раньше, чем он сам. Водитель Максим повернул голову, в его глазах мелькнуло удивление, потом страх. Он что-то закричал.
– Всё хорошо, Виктор, боль ненадолго...
И удар!
Боль ненадолго, но, боже, как больно. Наверное, в один миг до потери сознания влилась она вся. Всё, что испытывает человек, когда его перемалывает вместе с машиной. Тридцать две секунды ломания костей, разрывания мышц и сухожилий и...
– Боль ушла, Виктор, всё хорошо.
Глаза застилает туман. Я сижу в машине, как и был на заднем сидении. Впереди стонет Максим, свидетель Роман без сознания. Одни размытые очертания, будто смотрю сквозь сильные очки под водой. Кажется, что вокруг сотни прожекторов, всё тонет в ярком свете, даже звуки приглушены, словно не могут пробиться сквозь этот слепящий ком.
– Ром... – тянусь к другу рукой, – Рома...
Что-то светящееся рядом с ним и с Максимом с другой стороны. Оно двигается, перемещается. Ничего не могу понять. Роман мне не отвечает.
– Всё в порядке, Виктор, он жив.
Меня подтолкнули, и я оказался на улице в то же мгновение. Наша покорёженная «Волга» стояла на дороге. Врезавшийся в неё грузовик, проехав метров пятьдесят на тормозах, остановился на обочине.
– Что случилось? – поражённо спросил я.
Мне никто не ответил. Над мостом, который мы только что проехали, вращался гигантский шар. При каждом обороте из него выплёскивалось что-то похожее на смолу, такое же чёрное и вязкое. Источая дым, жижа медленно растекалась в разные стороны.
И я вдруг заметил, что повсюду вокруг движение. Трудно было понять это сразу из-за яркого света, но, наверное, мои глаза привыкали и я различил множество чёрных фигур, со всех сторон стекающихся к шару. В небе вокруг него полыхали вспышки, чертились линии света, стремительно пролетало что-то светящееся, оставляя за собой след реактивных самолётов.
В гладкой поверхности шара внезапно прорезалась трещина и раскрылась, а я увидел за ней коридор. Он был прямо напротив меня – страшный, глубокий и, словно образованный кишащими змеями. Его круглые стены вращались. А там, в самой глубине...
Не знаю что именно я увидел, но с приближением того существа я почувствовал, что всё во мне растекается и я просто перестаю существовать от ужаса. В воздухе нарастала дрожь, а вместе с ней густел и наливался мощью окружающий звук. Рычание, вой, множество голосов и странный звон. Мост и небо над ним сотрясало сражение.
Сквозь слепую дымку перед моими глазами казалось, что тёмные фигуры перемалывают друг друга. В воздух взвивалось белое пламя и чёрные брызги. И над всем этим безумным коктейлем вращался зловещий шар. Но свет всё больше завладевал им, покрывая собой, словно плёнкой.
Мимо промчался Виталий Андреевич – мой тесть, его брат и все мои друзья.
У машины кричали:
– Рома! Виктор!
– Серёга, лезь в окно, ты мелкий!
Я смотрел на них и понимал – они не видят того, что вижу я. Рядом со мной даже не было света, который окружал моих друзей в машине. Я был совершенно один между ними и картиной апокалипсиса с разломом пространства глубиной до самого ада на переднем плане.
Сергей пролез в окно, начал отстёгивать ремни.
– Роман жив! – кричал он. – Жив, чёрт, вытащить не могу!
– Не трогай! Проверь Виктора!
Серёга перелез на заднее сидение, и я глянул туда.
– Тихо, тихо... – только этот настойчивый, очень мягкий и властный в то же время шёпот и помог мне не сойти с ума.
Свет возник позади меня и обнял, нашёптывая спасительные слова. А я смотрел на то, как Сергей трясёт меня на заднем сидении, всего залитого кровью.
– Вик! Да что ж ты!. Ты не можешь! Не сейчас!
Виталий Андреевич тоже просунулся в разбитое окно машины:
– Виктор, сынок, держись!
Я повернулся к шару. Его вращение замедлялось, трещина склеивалась, будто её заливали чем-то жидким и прозрачным. Существо, лезущее из глубин, ударилось о преграду. Звук даже не сравнить с громом. Это был беззвучный удар, одной вибрацией, и в то же время я слышал его – звук чистой, абсолютной ярости.
Шар начал быстро уменьшаться. Казалось, свет просто растворял его, сам постепенно угасая.
И чёрная масса сражающихся стремительно потекла в разные стороны. В мою в том числе. Из пелены света возникла фигура. Я успел увидеть очертания головы с огромными рогами. Загнутые чёрные когти выплыли прямо к моим глазам, хищно нацеливаясь. Но внезапно за спиной этого монстра возник кто-то ещё. Я пока не пришёл в себя после шара, так что распростёртые крылья меня не впечатлили. Атака крылатого существа была свирепой и мощной. От него прямо изошла ударная волна, а рогатый монстр провалился под асфальт, наверное, в преисподнюю.
И все исчезли. Все разом. Небо и видимое пространство моста очистилось. Тишина наконец позволила мне услышать голоса друзей и начать соображать.
Первой осознанной мыслью было мчаться ко второй машине. Ведь там Таня! Я не успел сделать и шага, как увидел её. Она сама неслась к нам, в белом платье, окружённая красивым голубовато-серебристым сиянием. Мария Фёдоровна – её мама успела что-то крикнуть, за ней кинулись подруги, но поймал её Виталий Андреевич буквально за метр до машины.
– Таня, дочка, тебе туда нельзя! – говорил он, отчаянно пытаясь её удержать, а та вырывалась, как загнанная в охотничью яму тигрица.
– Виктор! Вик! – она звала меня и всё пыталась заглянуть в машину.
– Таня, не смотри туда!
Но она всё-таки увидела меня. Застыла, медленно, опуская руки, а потом...
Я никогда не забуду этого крика – чёрную молнию, прожигающую пространство раскалённым сломанным лезвием. От её удара волна чёрного пламени разорвала воздух и огненным покрывалом накрыла Таню.
Потом уже кричал я.
Она горела так страшно, безумно воя от боли. Свет вокруг неё трескался, осыпаясь обожжёнными обломками, и оставалась только мёртвая прогоревшая пустота.
Нас везли в больницу на разных машинах, но я сидел возле Тани. Пытался что-нибудь ей сказать, ещё не осознавая, что никто меня уже не слышит и не видит. Её серебристо-голубое сияние меркло с каждой секундой, словно в него заливалась грязная вода. На белой коже вспыхивали язычки чёрного пламени, прожигали и уходили под неё, а я ничего не мог сделать.
– Это боль, – шептал мой свет позади, – она родилась только что, поэтому такая сильная, такая обжигающая.
– Сделай что-нибудь! – я просил сам не зная кого от отчаяния.
Таня мучилась страшно. Я пытался обнять её, но меня отталкивал свет:
– Не надо, Виктор, ты делаешь хуже, Сафэн справится.
– Кто? Кто справится? Она умирает!
– Нет, страдает, но не умирает.
***
Больница. Пространство перед глазами стало немного чётче, когда мы приехали, но краски и цвета ещё больше поблекли. Я мельком взглянул, как санитары скорой вытаскивают из машины меня, и помчался за Таней.
Страшное место. Пока её везли в травматологию, я шарахался из стороны в сторону от чего-то чёрного, стремительно летящего по коридору, растопырив утыканные шипами щупальца. Полы тонули в жидкой грязи, кишащей змеями, правда, то тут, то там вспыхивал неяркий свет.
– Осторожно! – доносилось до меня. – Виктор! Да подожди ты! Арим, останови его! Он же без щита!
– Ещё рано.
– Сейчас его сеть поймает! Глянь вон, летит за нами, голодная, голодная.
Поначалу я вообще не обратил внимания на эти голоса.
– Уворачивайся! – требовал кто-то, и меня отклоняло от курса движения лёгким толчком в бок.
Но краем глаза я видел, как свет позади меня короткими вспышками отгоняет чёрных «осьминогов» и, поджав щупальца, они уползают на потолок.
Таню катили вперёд под шапкой белого сияния. Оно и правда защищало её. Новые молнии вспыхивали, но ударяли в него, впитывались и растворялись.
Мой свет вдруг придержал меня:
– Ты должен пойти со мной.
– Что?! О чём ты?! Оставить её сейчас?! Я не могу!
– Виктор, остановись. Её ангел справится, ты сейчас должен вернуться к себе.
В раскрытые двери операционной как раз завозили меня.
– Не упирайся, – второй голос прямо взвился вокруг, – это важно, последний удар.
Они оба развернули меня, и мы влетели следом за каталкой. Врачи трудились надо мной, тело было опутано трубками.
Бух...
Глухой звук, приятный, но тревожный. Пространство покачнулось.
– Что происходит? – зашептал я.
Бух...
– Это твоё сердце.
Моё сердце, последние удары моего сердца.
– Разряд! Разряд!
Чем больше кричали доктора, тем яснее становилось моё зрение, только совсем и окончательно пропали все краски. Осталось объёмное, прозрачно-серое повторение предметов, такие же стены. А вот люди...
Вот, что значит видеть человека насквозь! Несколько оболочек друг в друге, как матрёшки. Самая первая похожа на просвечивающую серую ткань, а дальше тонкие прозрачные слои, сквозь которые проходит сеть тонких светящихся нитей.
От ступней ног к животу поднимаются большие трубки, по которым мчится свет. Они идут через грудь вдоль позвоночного столба, который, кстати, тоже видно, в голове сливаются воедино и выходят открытыми прямо через затылок.
А я?.
На столе осталась первая внешняя оболочка, пустая, безжизненная. Меня же словно протянуло через прозрачную преграду назад, при этом не сдвинув с места. Я тут, на том же самом клочке пространства, но уже в другом слое тени, уже в среднем. Там, где и положено быть душам.
– Здравствуй, Виктор.
Я обернулся к белой светящейся фигуре. Такой яркой, что свет едва давал возможность разглядеть лёгкую длинную одежду, красивые черты лица и крылья. За сверкающими перьями плыло что-то прозрачное, бесформенное. Пока я поражённо разглядывал светящееся существо перед собой, это бесформенное стало человеческой фигурой. В ней тоже был свет, но он тёк не по сетке сосудов, а просто клубился, то тая, то нарастая.
Я молчал. Чтобы говорить, надо хоть что-то понимать.
Белое создание с крыльями очень напомнило мне ангела и он, похоже, читал мысли, потому что утвердительно кивнул и сказал:
– Так и есть, Виктор, меня зовут Арим, я твой страж и проводник.
Я по-прежнему молчал.
– Всё в порядке, Виктор, я здесь, чтобы помочь тебе, – добавил ангел.
– Что с Таней? – спросил я.
– Она жива.
– Пострадала?
– Если ты о её теле, то нет.
– Хорошо. А со мной что случилось?
– Ты умер Виктор.
Я не поверил. Так просто? Я умер и всё? Стою в странном месте, вокруг всё прозрачно, напротив меня ангел и...
– А ты кто? – спросил я наконец.
– Я? – на лице прозрачного существа проявились черты. – Я ветер.
– Что? Кто?! – поразился я.
– Ветер, – насмешливо повторило существо. – Ты же чувствовал меня в свободном свете.
– Свободный свет?
– Это слой, в котором вы обитаете, пока живёте в телесной оболочке. Счастливчики.
– Почему счастливчики? – не понял я.
– Единственный слой, в котором рождается свет.
Ветер, кажется, возмутился этим:
– Вы и не подозреваете, каким богатством обладаете. В остальных слоях только тени и отражения света. Ангелы в средней тени дарят своё сияние лишь некоторым, а в основном везде сумрак.
Я собрался с мыслями и уточнил:
– В основном? Это где?
Ветер отвечал мне с потрясающей готовностью.
– Везде за свободным светом и до глубокой ночи на последнем этаже пирамиды, – произнёс он. – Сразу за вашим светом расположен слой светлой тени – обитель снов. Потом глубокая светлая тень – то место, в котором вы существуете, когда в коме, ты как раз был там сейчас. А дальше средняя тень – временное пристанище освобождённых душ. Вообще-то, мало кто попадает в светлые слои тени. Последний удар сердца даёт вспышку света, которая пробивает прямой коридор прямо сюда. Но ты был в коме, а в этом слое свет буквально высасывается из всего, что туда попадает. У твоего сердца просто не хватило сил на вспышку, поэтому я втянул тебя сюда так, без неё.
– А так можно?
Это я не в смысле что-то понял, просто надо было что-то спросить.
– Это, конечно, против правил, но только для них... – ветер махнул на ангела. – Для меня нет, так что всё в порядке.
Наверное, моё лицо выражало всю степень непонимания происходящего.
Мы помолчали. Я стоял, не зная, что же мне делать сейчас.
– Не пытайся осмыслить всё сразу, – успокаивающе произнёс ангел. – О чём ты думаешь?
– Таня...
– Конечно, – вздохнул он.
Впервые я почувствовал полноценное прикосновение ветра. Он обнял меня и поднял над полом.
– Там, наверное, сейчас крику... – заметил ангел. – Сафэн был в бешенстве на мосту.
– И не говори, – согласился ветер.
Мелькнули двери операционной, коридор, полный прозрачных людей, стены. Мы оказались в помещении, где осматривали Таню. За её головой стоял высокий ангел, держа руки на её щеках. С его белых пальцев струился свет, проникая под её кожу. Это было похоже на переливание, только вместо крови ангел вливал свет.
Я уже шагнул к Тане, но меня остановили слова Арима:
– Если приблизишься, ей станет хуже.
– Почему?. – начал было я и замолк.
Потому что увидел, что в комнате есть ещё кое-кто. Тоже ангел, только с кожей чёрно-фиолетового цвета и мощными крыльями в гладких, сверкающих, как снег на морозе чёрных перьях. Его одеяние разительно отличалось от лёгких туник его белых собратьев. Грудь закрывал панцирь доспех. Казалось, что чёрная пластина, чётко повторяющая рельеф тела, была просто приложена к нему и намертво приклеена к коже, потому что её ничего не держало, никаких ремней или перевязок. Отдельные пластины облегали плечи и бедра. А за спиной ангела, под правым крылом поблёскивали рукоять и лезвие полутораметрового меча. Похоже, впаянного в его спину так же, как и пластины брони. Хотя сразу было видно, что это не доставляет ему никаких неудобств. Я мог бы принять его за ангела смерти, но своим, внушающим дрожь в коленях видом, он больше походил на ангела разрушителя.
Однако, страшней всех был всё-таки Танин ангел, уже хотя бы потому, что он бешено срывался на тёмного:
– Где вас носило?!
– Прости, Сафэн, – оправдывался тот, – место было чистым буквально за секунду до прорыва, заметить что-то было невозможно.
– Дисбаланс света в десяти местах возле дороги! – совсем раскричался ангел. – А вы не поняли что это прорыв?!
– О чём это он? – шепнул я своему.
– Десять предотвращённых бед, – ответил Арим. – Когда идёт давление на внутреннюю оболочку тьмы, то есть, когда что-то идёт на прорыв, темнота выделяется во внешние слои. Из-за этого происходят разломы света. Когда на них наезжает машина, случается авария. За несколько секунд до вашей, стражи предотвратили десять таких бед.
Я даже замер. Как я в этот момент понял Таниного ангела. Предотвратили десять возможных аварий и не догадались, что будет что-то серьёзное!
– Ты же знаешь, это невозможно, – продолжал оправдываться чёрный ангел, – на то и несчастный случай, нельзя узнать заранее, где граница света будет нарушена.
– Павел! Вы стражники! Вы должны ощущать колебания света и тьмы!
– Мы ощутили...
– Только поздно! И не там где надо!
Павел замолчал, внимательно глядя на разъярённого Сафэна.
– Не смотри на меня так! – отрезал тот. – Из-за того, что вы опоздали к месту прорыва, мы не спасли охраняемых.
– Ты успел, – заметил тёмный ангел.
Сафэн вместо ответа кивнул на меня. Павел обернулся. Секунду его напряжённый взгляд скользил по мне и сразу смягчился.
– Прости, Виктор, – произнёс он.
Вот так просто, да? Прости и всё? За то, что я теперь... А что я теперь вообще такое?
– Тёмные создания проделывают это каждую минуту, – сказал Павел. – То, что ты видел на мосту – это прорыв из самого глубокого слоя тьмы – абсолютной, самой опасной. И все твари, оказавшиеся рядом, ринулись защищать его отчаянно. Мы не справились бы сами, поэтому ангелы-хранители покинули вас.
– Что? Что значит покинули? – я опешил.
Павел пристально посмотрел на моего ангела:
– Арим, ты не сказал ему?
Тот стоял, опустив крылья.
– Прости, Виктор, – прошептал он, – мне пришлось, иначе...
– Ты что... бросил меня там?! – крикнул я, не дослушав.
Арим сдавлено ответил:
– Да.
– Почему?
Я почувствовал слабость во всём своём призрачном теле.
– Во время таких прорывов в свободный свет выходят не простые тёмные существа, выходят демоны, а это куда серьёзней, чем...
– Вот как! Значит я – это не серьёзно!
– Ты не понимаешь, Виктор, – в голосе моего ангела слышалось отчаяние, – если бы мы не ринулись к месту прорыва, вышел бы один из демонов. А это новая война или новый смертельный вирус или катаклизм. Таких, как ты...
– Таких, как я?! – я почувствовал злость. – Таких, на которых можно наплевать?!
Арим смотрел на меня так обиженно, что я разъярённо отвернулся. Он ещё обижается!
– Не кричи, Виктор, – попытался Павел, – выбор у ангелов был совсем не велик: либо оставить охраняемых и помочь нам спасти свободный свет, либо остаться на местах и содействовать проникновению демонов.
Даже здесь, в этой странной средней тени, я чувствовал, что дышу взволнованно и зло. Мой ангел меня бросил! Помчался спасать мир ценой моей жизни! А почему, интересно, тогда Роман жив? И Максим тоже. Их ангелы, значит, остались на месте! А этот!
– Прости, Виктор, – произнёс Арим.
– Отвали, – бросил я через плечо.
– Прости.
– Отвали!
– Прости меня...
– Вот ты гад, а!. – я развернулся в бешенстве, намереваясь заорать в лицо ангелу какая он сволочь, но вся моя злоба вдруг иссякла.
Он стоял передо мной на коленях, низко опустив голову, и по его щекам текли сверкающие слезы.
– Прости меня, но я действительно не мог остаться с тобой, – прошептал Арим, – я буду оплакивать этот миг все столетия, отпущенные мне, прости меня...
Я поражённо молчал, созерцая лицо ангела. Сколько сожаления, боли, сколько искренности и чистоты. Я невольно ужаснулся своей угасшей злобе. Кто я такой по сравнению с этим сияющим существом? Кто я, что бы обвинять его в чём-то?
– Что это было? – спросил я. – Что выходило из этой абсолютной тьмы или как её там?
Павел, наблюдавший за нами, ответил:
– Нельзя сказать наверняка, что этот демон нёс сюда, но судя по размеру прорыва...
– Нет, не надо.
Я вдруг понял, что не хочу этого знать. Вспомнил ощущения, которые испытал в тот момент, когда увидел лезущее из преисподней существо. Ни лица, ни морды, ни глаз, одно лишь месиво из уродств и желчи. Оно источало отравляющий ужас, как радиацию, готовясь жестоко убивать. Этих воспоминаний более, чем достаточно.
Арим всё ещё стоял на коленях. Павел, сложив мощные руки на груди, ждал развязки. Даже Сафэн отвлёкся от Тани, чтобы посмотреть чем закончится моё знакомство с ангелом хранителем. Наверное, обычно всё протекало не так, как у нас с ним.
Но я, наконец, осознал то, что Арим пытался мне сказать – если бы он остался со мной, я был бы жив, но завтра в мире погибли бы сотни тысяч других людей, чьё время уходить ещё не пришло.
– На то и несчастный случай, – мрачно сказал я.
Павел кивнул, окинув нас обоих примирительным взглядом. И мы не разговаривали с Аримом следующие три дня. Сидели напротив друг друга рядом с Таней и оба смотрели на неё. Сафэн то появлялся, то куда-то исчезал, но жаловаться на него было грех. Он сделал возле Тани такой щит света, что чёрные сетки, курсирующие по коридорам и палатам, к нам даже не совались. Вокруг неё светился настоящий белый шар.
По сути, щит должен был питать Таню ангельским светом, но уже на третий день он просто перестал в неё проникать. Она менялась. Её собственный свет густел, замедлялся, разрывался тёмными тромбами, которые образовывались и разрастались с ужасающей скоростью прямо на глазах, и вопреки всему с ангельским светом не смешивался.
В палату всё время заходили родители и друзья. Из их разговоров я узнал, что Роман пришёл в себя, у него всё хорошо. Его ангел тоже заглянул к нам. Оказалось, это его я увидел первым, когда удар грузовика вышиб меня в глубокую светлую тень. Это он тогда был светом. Молодец! Заодно мне помогал и за Максом смотрел, пока остальные были у шара.
Павел больше не появлялся. Наверное, был слишком занят, гоняясь за монстрами. Трудно было принять то, что чёрные ангелы на самом деле те же белые, только специально впустившие в себя тьму, чтобы уметь бороться с ней. То, что они словно ртуть в градуснике чувствуют повышение уровня тьмы в общем балансе и предугадывают место и время очередного прорыва с самого дна пирамиды.
А сама пирамида – структура, вместившая в себе вселенную, разделённая на три этажа и огромное количество прослоек на каждом из них, изолированных прозрачными стенами. Верхний свет, средний свет и тьма – это вертикаль, разделённая абсолютными барьерами для таких, как я. Я могу пройти только в определённое время, выделенное для прохода, через специальный коридор.
Среди множества тех, кто обитает в разных слоях света, пожалуй, лишь ангелы могут беспрепятственно путешествовать между этажами пирамиды.
Я дней десять путался в том, что можно, а что нельзя, какие стенки и для кого прозрачны, какие не очень, пересечение каких вообще под запретом. Хотя о том, что стена между внешней светлой тенью и свободным светом для меня более чем закрыта наглухо, я догадался сразу. Мёртвые не воскресают.
Моя зависть к ветру после этого возросла. К нему и всем остальным стихиям. Они были сами по себе, ни от кого не зависели, для них не было ни одного правила, ни одного ограничения. Они существовали в том слое, в каком хотели, и даже перейти прямо с места на следующий этаж для них не составляло никакого труда.
Как много всего надо было понять. Арим не торопил меня. У нас с ним было сорок дней. Сорок дней на то, чтобы он передал мне новые знания о мире, помог завершить все дела и уточнить неясные вопросы.
Единственное, что он попросил усвоить сразу – у меня почти нет своего света. Моя вспышка ничего мне не дала, её ведь практически не было, меня спас ветер. Так что я теперь был полностью на обеспечении ангела. К роли кровососа на его шее пришлось привыкать уже с первого дня. Арим дотрагивался до моей спины, подключался к позвоночнику, и его свет наполнял меня, словно пустой сосуд. Поэтому он и сделал метку с его светом на моей могиле для экстренных случаев.
На пятый день Таню выписали из больницы. Но лучше ей не стало. Даже врач, провожавший их с Марией Фёдоровной по коридору, тихо сказал последней, что у её дочери очень плохая кардиограмма и нужно провести полное обследование. Но Таня слишком хотела домой, она же просто ненавидела больницы.
В тот момент Арим предупредил меня:
– Тане будет хуже.
Тогда я даже не мог представить себе насколько.
– Просыпайся, Вик, что делать будем? – весело спросил ветер, возвращая меня из воспоминаний в среднюю тень.
Я усмехнулся:
– Что и всегда.
У меня не осталось незаконченных дел в свободном свете. Я ушёл в самый главный и счастливый момент жизни. Без горя, без ненависти, без мести. Посетил друзей и всех, кого хотел увидеть за первые девять дней и простился с ними как раз на девятый, когда они собирались, чтобы помянуть меня. А мои родители ушли гораздо раньше. Их могилы тоже были на нашем кладбище, но я, конечно, не чувствовал никакой связи с железными крестами и могильными плитами за красивой низкой оградой. Мама и отец ушли в верхний свет через сорок дней после своей смерти десять лет назад. Встреча с ними ещё впереди, так что...
Ветер подхватил меня, едва я поднялся.
– Полетели, друг, у нас с тобой только одно дело, – сказал я.
***
Улица, на которой жила Таня, была совсем новой. Красивые кирпичные дома, ухоженные сады. Здесь всё сверкало. В тонких жилках листьев тёк свет, распыляясь при дыхании растений в воздух. Даже самую малой травинку окружало сияние, а с яблонь и черноплодной рябины, да и вообще с любого дерева и большого куста невесомо струился зелёный туман. Там кружили стаи ночных бабочек. Серые и бесцветные для человеческого взгляда, здесь они легко набирали блеск и разные оттенки.
В сумрачном пространстве прошла вибрация. Гром. Над крышами домов небо разломили его серебряные полосы. Сама гроза ещё далеко, но эхо её шагов летит перед ней. Здесь это видно, а в мире живых людей только ощущается. Тяжелеет воздух, приятно давя на плечи, стихают звуки, и лишь зелёная листва отчаянно шепчется, волнуясь перед грозой.
Чёрные облачка, проплывающие по улице, пугливо прилегли к земле. То ли ещё будет, когда начнётся дождь. Но это минут через двадцать, а пока улица ещё полна. Чёрные лужицы повсюду – это оставленное на улице горе и мрачные размышления людей. Чёрные облачка опасные твари, если собираются вместе, но поодиночке – это просто грусть. Когда вдруг нападает что-то, вспоминается плохое, страшное или напомнит о себе старая боль. А на самом деле, ты всего лишь наступил ногой на заснувшее облако или въехал в него лицом. Надо быстро отвести от себя эти мысли, и оно отстанет, а если захочешь себя помучить, то высосет всё и загонит в депрессию. Но убить оно не может. В принципе, даже вампиры не могут. Тёмная фигура как раз маячила впереди.
Дух-вампир. Тело без главных сосудов, только тёмно-прозрачная оболочка, а внутри чёрная дыра. В общем и целом ребята не злые, обитатели тонкой ночи – слоя света за средней тенью, где живут тёмные грешные души и большинство тёмных существ. Но в основном всякая мелочь. По-настоящему злобствующие создания находятся далеко под слоями тонкой и глубокой ночи в самом низу пирамиды.
Духи-вампиры – простые работяги, собиратели света и тьмы для тонкой ночи, без которых она не сможет существовать и поддерживать свои границы. А если тонкая ночь не сможет существовать, то все существа, её населяющие, выйдут сюда к нам и, собственно, кто от этого больше пострадает?
Вампир с интересом окинул меня взглядом. Мы с ним, конечно, по разные стороны, но и всё же я кивнул в знак приветствия. Он не ответил, зато наклонил голову – рассматривал печать Арима на моей груди. Она была отпечатана чистым ангельским светом, так что для любого тёмного существа была лакомым куском, но при всём желании дух-вампир не мог прикоснуться к ней и ко мне, охраняемому этим светом, тоже. Это был ангельский щит, так что из нас двоих опасней для другого, пожалуй, я.
– Ты зачем здесь? – поинтересовался я, не особо ожидая ответа.
Тёмный кивнул в сторону Таниного дома.
– И чего спрашиваю, да? – усмехнулся я.
Вампир снова кивнул.
Сверху вернулся ветер.
– Ничего себе, – сказал он, – там не протолкнуться.
Мы вышли к дому. Здесь было светло – светился щит, накрывший прозрачным куполом даже окружающий сад. Зато перед самой оградой покачивались в воздухе огромные куски плотного чёрного тумана – облака. Длинной уже метра три и высотой с метр. Они были такие большие, что особо никуда не плыли, так на месте туда-сюда. Это кольцо нарастало с каждым днём. На облачках сидели три птицы в чёрных перьях, с мощными клювами и когтями, загнутыми и заострёнными, как персидские сабли. Навьи, птицы ночи, охотники за душами, чтоб им пусто было!
Ветер приподнял меня:
– Полетели Вик, не обращай внимания.
– На облака не обращаю, – ответил я. – Да и вампир здесь, похоже, не из-за Тани.
– Из-за купола, – подсказал Ветер. – Ждёт, может ему ангельского света обломится.
– А вот птицы меня беспокоят.
Мы перелетели через навий, злобно глянувших на нас. Эти твари точно Таню ждут. Не успел я об этом подумать, как две «синички» одним рывком оказались в воздухе...
Я резко повернулся к ним, правда, руку перед собой не выставил. Одна ударила меня когтями прямо в лицо, вторая по груди. Ангельская печать ярко вспыхнула, и показалась граница щита, закрывавшего меня. Я даже увидел рваные полосы, оставленные в нём когтями. Но полюбоваться ими не успел – полосы затянулись мгновенно, и щит угрожающе засиял. Птицы испустили злобный свист, отлетая подальше.
– Что, клюв погнули? – засмеялся я, пролетая сквозь границу купола, накрывшего дом.
Птицы взбесились, ринулись следом и на полном ходу врезались в тонкую преграду. Три огромные кляксы сползли по прозрачной стенке, измазав всё чёрной жижей. Совсем разбились, в кровь.
– Молодец! – хохотнул ветер.
Навьи могут долго сидеть, если их не разозлить, а разозлить их ничего не стоит.
Мы влетели в сад. Здесь всё сияло. Танин ангел постарался. По траве стелился сияющий белый туман. Ветви яблонь мерцали венами, ведущими их свет по всей длине ствола до самых листьев. Можно было не переживать о всякой швали за оградой. Из-за щита все деревья в саду были сильны, как никогда, могли дотла сжечь нарушителей. Гораздо опаснее гадские твари, уже засевшие в самом доме. Щит их не доставал. Мелкие чёрные облачка вечно прятались куда-нибудь в щели между досками вагонки в прихожей, в рамки моих фотографий на серванте, в карманы моей одежды, оставшейся у Тани дома, даже в подушку, на которой я спал. А она всё время перебирала мои вещи. Вот тогда они и нападали – грусть, отчаяние и боль.
На садовой дорожке, растянувшись во всю ширину, дремал Дорф – немецкая овчарка. Второй пёс – доберман по имени Дени, дежурил у входа в дом.
– А это у тебя лежачий полицейский? – я кивнул на Дорфа.
Дени улыбнулся, понимая, что я шучу. Первые дни я сильно удивлялся, что меня видят и слышат собаки, да и не только они. Оказалось, что их зрение и слух пронизывают несколько слоёв, даже за средней тенью.
И, что удивительно: чем дальше от свободного света, тем сильнее их сознание. Так что здесь, я уже общался с псами, как с людьми. Единственное, чего они не могли делать даже в средней тени – это говорить. Их речь была даром тонкой ночи, и только в её слоях они его обретали, а мне как-то ещё не пришлось там побывать.
– Сафэн был? – спросил я.
Дени кивнул.
– Когда? – уточнил я.
Ветер озвучил ответ:
– Недавно. Зарядил щит дома и умчался по делам.
Хорошо ветру, он слышит псов, потому что может проникать в слои света глубже средней тени, туда, где они уже могут говорить.
Из кустов выплыло светящееся очертание собаки. Сам Дорф дрых без задних лап на садовой дорожке, а его тонкая оболочка вышла в светлую тень и бродила по окрестностям. Следом за ней тянулись едва видимые серебристые линии – пуповина, связывающая с живым телом.
– Где был? – поинтересовался я.
Спящий Дорф и Дени переглянулись.
– Ребят, в чём дело? – спросил я, не предчувствуя ничего хорошего.
– Тани дома нет, – сказал ветер.
– Что?! – честно, я испугался.
За щитом дома Таня в опасности.
– И где она?
– Скорее всего, снова у тебя, – озвучил ответ Дорфа ветер.
– На кладбище? Ночью? – я сомневался всего секунду. – Хорошо, полетели проверим.
Ветер уже подхватил меня. Знал ведь, что Таня вполне может умчаться ночью на кладбище. Сама, как ветер – вздохнула и понеслась тенью по темноте.
Едва мы вылетели из-под щита, как в воздухе полетели первые капли дождя. Не зря чёрные облачка, витающие вдоль дороги, заметались. Первые же бисеринки воды прожгли их насквозь. Капля упала на землю, а в средней тени осталось её отражение – тонкая линия света, прорезанная в пространстве. Задетые облачка вспыхнули синим пламенем. А дождь меж тем начинался. Наконец-то дождь.
Небесная вода выжигала чёрные облачка, растворяла ядовитые лужицы, уничтожала обронённые людьми мрачные мысли, очищала от всей этой скверны пространство и обновляла саму жизнь, вливая силы и свет во всё, что попадало под неё.
Дух-вампир застыл в трансе, раскрыв рот и раскинув руки. Он прямо превратился в губку, поглощая свет небесной воды. Вот сейчас по улице можно было ходить совершено спокойно. Всё, что могло прицепиться к человеку либо спряталось, либо погибло, либо дико занято.
– Так кладбище, кладбище, – сориентировался ветер, – погнали.
Его движение в средней тени было таким быстрым, что я не увидел улиц, над которыми мы пролетели. Просто пространство вокруг растеклось на мгновение и снова стало чётким. Из сумрака выплыли очертания старых вётел, за которыми уютно пряталось кладбище. Здесь тоже было светло. И обычно... тут куда больше народа. Я огляделся. Что-то пустовато. Никто не бродит по аллее, да и на оградах никто не сидит.
Мы устремились вниз к моей могиле, почему-то светившейся на всё кладбище. Свет слишком яркий...
А-а-а, ясно почему так пусто. Мой ангел расположился на лавочке, наблюдая за Таней. Она сидела на могильной плите и вынимала увядшие тюльпаны из пластмассовой вазы.
Таня, Таня... Какой красивой она была в средней тени. У неё был совершенно особый свет, такой нежный. Только с каждым днём он истекал. Её ожоги очень быстро превратились в воспалённые раны. Я так надеялся, что они заживут, но они начали светоточить, сначала по чуть-чуть, а теперь...
В средней тени всё было прозрачно, кроме Тани. Она от макушки до пальчиков ног была залита собственным белым светом, сочащимся из глубоких ран. Потом воспаление пошло дальше – чёрные сгустки перекрыли основные светотоки, окружили сердце, проникли в голову, и когда боль переполняла её, новая чёрная слеза, густая и вязкая медленно стекала по белой щеке.
Всё время сердечные боли, мигрени, депрессия, упадок сил, всё время давящее отчаяние – вот что чувствовала Таня. А я не мог ей помочь. Её внутренний щит был нарушен, и поэтому она воспринимала и поглощала тьму беспрепятственно.
– Как не боится ночью на кладбище? – вздохнул я.
Арим грациозно пожал плечами, выразив недоумение:
– Она знает, что ты здесь. Чего ей бояться?
– Я бы не смог.
Ангел смерил меня насмешливым взглядом, и я отвернулся. Стало так тяжело. Я бы смог, ещё как смог.
Арим вздрогнул:
– Виктор, не дави.
Но он не успел, всё уже передалось. Таня задышала быстро, отрывисто, по её щекам потекли слёзы, и лицо исказилось болью. Её свет внезапно померк во всём теле, будто сгорающая светодиодная лампа. Я перелетел через ограду к ней.
– Таня, услышь меня, – прошептал я. – Не плачь обо мне.
Сколько раз я уже просил об этом.
Ангел тяжело вздохнул. Серебряный свет, похожий на шарик воды в невесомости, скользнул по его крылу:
– Держи.
Он кинул его мне. Я раздавил шарик на мелкие капельки и брызнул их на лицо Тани. Ангельский свет чуть озарил её тёмные глаза. Таня вздохнула спокойней, опять начала возиться на могиле. Выдернула две травинки, убрала камушек на другое место, потом вернула на своё. Я тихо вздохнул, и Таня вздрогнула.
Арим грустно улыбнулся:
– Она не может отпустить тебя. В этом вся наша беда.
Да уж. Души, связанные друг с другом, не могут уходить одна без другой. Пока Таня мысленно держит меня рядом, живёт наша связь, и по этой тонкой ниточке я тяну её к себе в тень.
Поэтому она и умирает. Её свет всё больше затвердевает, по нему расходятся трещинки, и маленькие кусочки Таниной души откалываются от неё. Если появятся настоящие трещины – это будет означать конец. Свет сломается на обломки, и тогда только от силы ангела будет зависеть, сможет ли она вообще попасть в среднюю тень или её утащат по кускам в темноту.
– Ты должна жить, – просил я Таню, – ты должна.
Как я хотел, чтобы она услышала меня, но нас с ней разделяли самые непроницаемые, самые глухие стены, которые только можно было создать.
Ангел покачал головой:
– Твоё время между мирами заканчивается, сорок дней на исходе. Если не перестанете тянуть друг друга к себе, потеряетесь окончательно.
– Я помню, ты говорил, – вздохнул я.
Таня опустила голову на камень и задремала вот так, прижавшись щекой к холодному надгробию. Она спала, словно каменное изваяние, не двигаясь и почти не дыша. Как мне хотелось обнять её...
Только одно прикосновение, чтобы почувствовать, что она жива. Я наклонился над ней и запустил пальцы в её волосы. Таня вздрогнула, просыпаясь, и приподнялась. Моё прикосновение для неё было обжигающе холодным.
Ветер пролетел над нами, сбросив ворох листьев, и она замерла, зачарованно глядя на то, как в свете луны они причудливо летят над ней.
– Виктор... – прошептала Таня.
– Как ты это можешь? – спросил я. – Как чувствуешь, что я здесь?
Я не смог удержаться, прикоснулся пальцами к её тёплым губам, и снова она вздрогнула, почувствовав мой холод.
Арим с тревогой смотрел на меня:
– Виктор...
Таня закрыла глаза.
– Я знаю, – шептала она, – знаю, что ты здесь, я тебя чувствую.
Таня подняла ладонь прямо ко мне, и её тепло прошло сквозь меня, так приятно согревая. Один поцелуй, и я отойду...
Но едва я коснулся Тани, как живое тепло опять проникло в меня, и я замер, не в силах сопротивляться этому. Губы Тани посинели, за ними щёки, по её спине побежала дрожь.
– Виктор, отпусти её!
Неровные удары слабеющего сердца эхом отозвались в моей глупой голове, и в тот же миг всё во мне потемнело от страха:
– Что я на-де-лал?!
Таня медленно наклонялась на бок, теряя сознание.
– Арим! – завопил я в ужасе.
Ангел оттолкнул меня и обхватил её, накрывая крыльями. Над нами мгновенно полыхнула вспышка. Сафэн опустился на землю, источая волны праведного гнева.
– Дурак! – бросил он мне.
Можно подумать я этого не знал!
Арим передал Таню ему в руки.
– Почему ты позволяешь ему это делать?! – рявкнул на него Сафэн. – Я не могу одаривать своим светом несвободную душу! А приходится!
– Да что ты! – меня просто убивали эти фразы. – Столько силы, а тебе жалко каплю! Заколебали вы с вашими отговорками! Это вы не можете, это вам не положено, это вам не разрешено! Ты же сделал щит возле Таниного дома!
Сафэн просто зарычал:
– Щит вокруг дома в средней тени! А сама Таня в свободном свете, у неё ещё нет полной связи со мной! Я не могу сделать ей личный щит, какой сделал тебе Арим.
– Тогда питай её напрямую, как сейчас!
– Ты соображаешь, идиот?! – совсем разъярился ангел. – Без щита она не удерживает мой свет, он распыляется. Да её с таким сиянием сожрут навьи, едва она выйдет с кладбища!
Я замолк.
– Прекрати, понял? – сказал Сафэн.
– Да, – ответил я.
– Ещё раз к ней прикоснёшься, и я лично сделаю дырку в твоём щите.
– Я всё понял.
Ангел смерил меня ещё одним недовольным взглядом и вдруг грубо бросил:
– Отдай!
– Что? А, да...
Я сам догадался. Жизненное тепло Тани осталось внутри меня. Сквозь моё прозрачное тело было видно, как внутри вьются светящиеся спирали её света. Я попытался вытолкнуть их из себя, но не получилось. Ни у кого бы не получилось, наверное. Это так трудно – исторгнуть из себя жизненную энергию, пусть и чужую.
Сафэн, я думаю, в этот момент очень хотел меня придушить. Но он, молча приложил руку к моей груди и одновременно поцеловал Таню. Украденный мною свет потянулся из меня по его руке и шее к его губам, и он вдохнул его в губы Тани.
Она улыбнулась, открывая глаза.
Таня всё ещё была в объятиях ангела, но двигаться ей это не мешало. Так что она села и огляделась, пытаясь понять сколько проспала, потом торопливо поднялась на ноги и отряхнула одежду.
– Иди, – мягко приказал Сафэн.
Таня послушно сделала шаг, а я почувствовал отчаяние, потому что в этот момент ещё один светящийся кусочек её души оторвался и соскользнул вниз, затухая в воздухе. Она судорожно вздохнула, прижимая руку к сердцу.
– Уходи, – Сафэн подталкивал Таню, – уходи.
Она побрела вдоль могил к выходу с кладбища, не оглядываясь.
– Твои сорок дней на исходе? – ангел повернулся ко мне.
– Осталась эта ночь и день, – сдавлено ответил я.
– Аминь, – произнёс Сафэн и стремительно исчез во вспышке света.
Надо сказать, я очень его понимал.
– Он не от злости, – утешил Арим.
– От злости, – вздохнул я.
– Таня погибает, ему больно.
– И виноват в этом я, – я повернулся к Ариму. – Я тяну её сюда. И я ничего не смог сделать за это время, чтобы спасти её.
Мой ангел улыбнулся:
– Когда охраняемый погибает, а мы, как бы ни старались, не можем ему помочь, и лишь наблюдаем за его страданиями...
Свет Арима померк. За тридцать девять дней я видел это впервые. Обычно ангелы светились, как лампочка вольт под пятьсот, но сейчас я, наконец, смог рассмотреть его без этого слепящего покрова. У Арима была белая просвечивающая кожа, сквозь которую виднелась сплошная сетка мелких сосудов, и ровно светились основные светотоки.
Внутри тела человека эти огромные трубки проходили от ног к голове и испускали свет вовне, равно как и набирали, а у ангела они были полностью замкнуты внутри тела. Эти создания сами создавали свет. И в отличие от человека в груди ангела билось сердце. А сейчас я смотрел, как оно раздувается и спадает, как вспыхивают огоньки и устремляются в основные сосуды. Но свет угасал, сосуды пустели и потухали.
Мне стало страшно. Если смерть ангела такова, то нет ничего прекраснее и страшнее её, словно беспомощно смотреть, как умирает добро.
– Что с тобой? – спросил я.
Арим, конечно, улыбнулся:
– Такова наша боль. Мы гаснем. Именно это случится с Сафэном, если он потеряет Таню.
– Прости, я этого не знал, – извинился я.
Свет ангела снова родился и ринулся по погасшим крыльям, и вот он уже воссиял, освещая сумрачный мир.
– А ты-то чего болеешь? – я попытался поднять ему настроение. – Твой охраняемый в норме.
– Мы все чувствуем, – ответил Арим, – особенно мы с ним. Мы ангелы связанных созданий и сами связаны, как вы.
Мы долго сидели молча. Ветер гонял сквозь нас листья. Было так интересно ощущать, что твоё тело проницаемо. И, тем не менее, оно существует. Лёгкое, многослойное, пронизанное сетью сосудов, в которых течёт свет.
Арим сегодня никуда не спешил, как это бывало обычно, о чём-то думал. Наверное, об одном и том же со мной. Времени почти не осталось, а ситуация ухудшилась на порядок.
– Ночь заканчивается, – сообщил нам ветер.
Таня сейчас дома, спит. Когда проснётся, у неё снова будет приступ боли.
– Я должен быть с ней, – сказал я.
Арим отвлёкся от собственных мыслей и внимательно посмотрел на меня. Нет, такого взгляда я определено раньше не замечал.
– Как ты думаешь Виктор, почему? – спросил он.
Я каждый день спрашивал себя о том же. Почему Таня не может смириться с моей смертью? Почему ищет меня ночью на кладбище, ждёт каждый день? Я знал почему.
Чтобы понять и принять расставание, нужно сказать и услышать в ответ: прощай. Тогда кажется, что чувство потери не так велико.
Даже выходя из дома в тапочках на пять минут, мы произносим: сейчас вернусь. Мы говорим это, не задумываясь, где-то в душе зная, что должны дать это маленькое обещание. Чтобы другие ждали тебя, а ты сам понимал, что тебе есть куда и зачем вернуться. Каждое слово в нашей жизни имеет значение, а я не сказал Тане ничего. Ни о том, что люблю её, ни о том, что не нужно плакать обо мне. И сейчас у меня даже нет возможности объяснить ей, что её смерть разлучит нас окончательно.
– Зачем тебе? – спросил я вместо ответа.
Ангел сидел, глубоко задумавшись.
– Я не могу, – вдруг произнёс он, – не могу сказать тебе напрямую, каким образом можно поговорить с живым человеком из средней тени.
– Что?! – я действительно удивился. – Это возможно?! Арим!
И он молчал всё это время! Я мечтал поговорить с Таней хотя бы минуту, да хоть тридцать секунд! Только сказать, что люблю и ей надо жить, боже, а этот!.
Я был готов броситься на ангела с кулаками. Арим взглянул на меня и ему, конечно, стало смешно. Он расхохотался. Это было примерно то же самое, что разбегаться и биться головой о скалу. Я против ангела. Мне тоже стало смешно.
– Ты мне так и не веришь, – покачал головой Арим, и его улыбка сразу потяжелела. Похоже, он опять вспомнил, почему я здесь. – Думаешь, я просто так не говорю тебе о чём-то?
Теперь молчал я.
– Общение с живым человеком может тебя убить. Если ты погибнешь, толку от этого не будет, – сказал ангел.
– Если я не попытаюсь, погибнет Таня, – заметил я. – Толку тоже не будет. Так что надо делать?
Арим усмехнулся:
– Дружи с ветром. Он может проникать через границы всех слоёв, может переносить свет, может изменять его, менять концентрацию. Прозрачные стены для него не существуют.
Повисло молчание.
– И это всё? – уточнил я.
– Да.
– А обо всём остальном я должен догадаться сам?
– Да.
Теперь усмехнулся я. Ангел не может говорить и делать то, что хоть чем-то грозит его охраняемому, то есть мне.
– Спасибо, – кивнул я.
Арим смерил меня взглядом и снова улыбнулся:
– Отправляйся.
– Ты со мной не пойдёшь?
– Нет, у меня много дел.
– Каких?
– Подготовка к открытию коридора перехода. Твоего, между прочим.
– Ах, да, переход... – вздохнул я, вспомнив о том, что мне предстоит.
Арим растаял в сиянии, и после его ухода сразу потемнело. Хотя сквозь густые шапки листьев в сером небе угадывались прозрачно-светлые скопления золотого оттенка. В мире живых людей встало солнце.
У светлых душ, вроде меня, солнечный свет силы не отнимал. Обитатели же тонкой ночи обгорали на нём легко и быстро. Поэтому все злобные духи творят дела свои только в темноте, в тёмное время суток или в тёмных помещениях. Выдержать дневной свет почти никому из них не по силам.
Тонкая ночь. На нашем кладбище вход в её границы располагался на южной стороне у старой могилы. Чёрная дыра прямо в воздухе над покосившемся крестом. Там всегда кто-нибудь дежурил, охрана из парочки вампиров, две, три тёмные грешные души...
О, вышли...
Не зря я посмотрел в ту строну. Приближались две тёмные души, с пустыми серыми сосудами в прозрачных телах.
После ангела вокруг могилы остался купол света, так что им при всём желании не удастся приблизиться ко мне больше, чем на его границу.
– Здорово, мужики, – сказал я.
– Здорово, – отозвались они хором.
– Что случилось?
– Ничего. Поговорить надо.
– А чего раньше не подошли?
– Ангел был.
– А...
Не люблю общаться через преграду. Я вылетел за пределы купола.
– Насчёт Тани твоей, – начал один тёмный и замялся.
Я сразу напрягся:
– А что насчёт Тани?
– Она у тебя умирает, – осторожно сказал другой.
– Знаю, – ответил я, чувствуя, что сам темнею.
– Ты видел, какая она внутри? У неё тьма.
– Её щит нарушен, – я пока не понимал к чему они ведут. – Ребят, в чём вопрос?
Ясно же, что Таня набирает темноту через открытые раны. Любое чужое горе, любое случайное плохое слово, чужие мысли – всё это втягивается в неё.
– Ты знаешь, столько не набрать и за десять лет, – заметил тёмный. – Это не извне.
Я похолодел. Да, даже здесь я мог ощутить, как по моему прозрачному телу прошла холодная дрожь.
– Она не только набирает, но и рождает сама, – тёмный говорил вполне уверенно. – Это не набранная темнота, а чисторождённая, от её собственного отчаяния. Она утянет её не в тонкую ночь, а ещё дальше. И не просто в качестве тёмной души, поверь мне.
Я молчал, осознавая, что мне говорят. Люди, умеющие рождать темноту любого рода, бесценны для тонкой ночи. Их забирают в качестве создателей, то есть в её строители. Это путь в бездну.
– Почему он мне не сказал? – вырвалось у меня.
Арим, конечно, знал об этом. Не мог не знать. Наверное, боялся, что это добавит мне боли. А даже с самым малым тёмным пятнышком в моём прозрачном теле верхний свет мне закрыт. Перед входом я должен быть чистым, светящимся и счастливым духом.
Тёмные стояли, удручённо молча. В их глазах отражался свет ангельского купола. После ухода Арима его печать на моей могиле сияла ярко, источая вокруг себя плотное сферическое сияние.
Я много раз представлял себе такой взгляд. Такой, каким будешь смотреть, выйдя из холодного зимнего леса на горячий костёр, как будешь жаждать его живительного тепла, дрожать и мучительно ждать, потому что подойти можно, только если тебя позовут. Свет ангела даётся в руки с разрешения, иначе он смертельно опасен. А разрешить мог только сам ангел или я, поэтому...
Я отодвинулся с дороги и кивнул на купол:
– Берите, сколько возьмёте.
Тёмные посмотрели на меня с благодарностью. Для них это была роскошь. Они собирают свет по крупицам, потому что сияние ангелов для них не предусмотрено, а без него здесь, как в том зимнем лесу без костра.
– Ну? Чего ждёте? – поторопил я.
Тёмные неуверенно приблизились к куполу и начали сгребать свет руками. Я не удивился, что смогли забрать весь, даже мелкие облачка поймали.
– Спасибо, – сказал один, уходя и радостно улыбаясь, – ты настоящая светлая душа.
– А толку-то... – отмахнулся я.
Ветер опустился по спирали и подхватил меня:
– Всё, поговорили? Наконец-то.
***
Через мгновение мы влетели в окно спальни, чуть пошевелив занавески. Таня сидела на полу, раскладывая наши фотографии. Дени дремал рядом. Он приоткрыл один глаз и едва заметно пошевелил хвостом.
– Тихо, – шепнул ветер, хотя пёс и сам прекрасно знал, что когда Таня рядом, не надо показывать, что он кого-то видит.
Пол комнаты по щиколотку покрывала чёрная вода. Она сочилась из стен, капала с потолка, и над всем этим морем Таниного горя, как невесомые кораблики парили чёрные облачка. Это была самая страшная комната из всех. В остальных по стенкам и мебели тоже расплывались чёрные пятна, оттого, что страдания Тани намертво впечатывались во всё, что попадалось ей на пути, но такого, как здесь...
Она ненавидела всё в этой комнате, и в то же время пряталась в ней. Здесь плакала по ночам, здесь пела, перебирала мои вещи. Стены комнаты дышали её болью и сливали её, как переполненные водой губки, постепенно затопляя дом.
Я быстро собрал гуляющие облачка, скатал их вместе и выбросил в окно, прямо в ветки яблони. Дерево сожжёт их. Потом сел напротив Тани, заглянул в её лицо, в глаза, в душу. В ней было темно, как в затонувшем Титанике. В ногах до самых бёдер света нет вообще, в руках по плечи тоже, а на животе появилась новая трещинка.
– Общайтесь пока, слетаю вниз, – ветер выплыл из комнаты в коридор.
Дени проводил его взглядом. А с потолка опять спустилось несколько чёрных облачков. Вот ими я и занимался дни напролёт. Я уже было встал собрать их, как внезапно снизу раздался звон трубок фэн-шуй. Облачка задрожали и сразу начали рассеиваться. Хорошо на них действует пение ветра. Жаль, что нельзя всё время это использовать. Звенящие днём и ночью трубки свели бы всех с ума, и в итоге фэн-шуй сняли бы. Это нам не на руку.
Ветер внизу старался изо-всех сил. Таня удивлённо прислушалась. С закрытыми окнами этот звук мог и напугать. Я быстро просочился сквозь пол на первый этаж.
– Ветер, ты чего?. – начал было я и замолк, оглядевшись.
Плющ разросся. Ещё вчера побеги в шипах окутывали только две стены, а сейчас зал напоминал беседку сада. Пол застелили корни, окна исчезли, закрытые чёрными листьями и повсюду нависли странные бутоны.
Кот и кошка – Бася и Тося, сидели на полу. Увидев меня, дружно мяукнули.
– Обалдеть... – отозвался я. – Давно так?
– Утром, когда она проснулась, – сказал ветер.
Плющ отчаяния рос прямо из комнаты Тани сквозь пол. Места ему там было мало, потому что рос он хорошо, кушал вкусные слёзы в огромном количестве, так что теперь, не помещаясь в четырёх стенах, осваивал новые территории. Значит, Таня скоро почувствует, что этот дом ей ненавистен, потому что везде будет натыкаться на шипы.
– Глянь, – ветер кивнул на бутоны плюща.
Я присмотрелся:
– Твою мать!
Страшно-то как! Это были не бутоны! А круглые головы с крыльями вместо ушей. Мелкие, уродливые, с чёрными глазами и мощными челюстями, из которых высовывались заострённые клыки.
– Что за уроды? – поразился я.
– Следующая стадия, – ответил ветер. – Дети отчаяния. Если нападут на Таню, она покончит с собой.
– Чупакабры... – выругался я.
Надо же было как-то назвать эту нечисть.
Только их не хватало для общего счастья. Несколько уродиков поднялись с побегов плюща и полетели по комнате, быстро маша крыльями. В глазах кота и кошки, пристально наблюдавших за ними, загорелся злобный жёлтый огонёк. Ветер усмехнулся:
– Вам, ребята, помочь?
Он подплыл под Басю и Тосю и стремительно взмыл в воздух, помогая их прыжку. Вот это был звук, когда зубы кота и кошки сомкнулись на пойманных чупакабрах. Те завопили, и тишину сумеречного мира прорезали не человеческие, а жуткие свиные визги. Остальные чупакабры, услышав их, ринулись врассыпную.
– Что можно сделать? – устало спросил я. – Они хоть чего-нибудь боятся?
Ветер пожал плечами:
– Как и все остальные – положительных эмоций.
– На складе закончились, – вздохнул я.
Причём у всех. Обитатели дома перестали спать по ночам из-за моих с ветром посещений. Все трясутся и протирают пыль только святой водой. Какие уж тут положительные эмоции? Ветер же не думает, что вообще-то людям страшно становится, если сами по себе открываются двери и окна, листы газеты на столе переворачиваются, будто кто-то невидимый перечитывает статьи, или в тишине дома по ночам вдруг раздаются разные звуки, а утром везде полно листьев и лепестков, занесённых из сада.
Бася загнал стайку ушастых голов в угол и, издав победный рёв, принялся раздирать их когтями. Внутри кота образовался большой тёмный шар – ненависть, совсем человеческая – осознанная, пульсирующая и получающая удовольствие от того, что под твоими когтями гибнут мерзкие твари.
В дверях комнаты появился Дорф и кивнул мне в направлении лестницы. Оттуда раздался стук когтей. Дени спускается, значит, Таня тоже идёт.
– Эй, эй, всем стоп! – крикнул я.
Тося нырнула через меня, поймала визжащую голову, и ветер поставил кошку на пол как раз, когда вошла Таня.
– Ого... – удивлённо произнесла она.
Взъерошенные, будто от удара током, домашние любимчики, стояли, выгнувшись в дугу, и злобно шипели, провожая взглядом уцелевших чупакабр. Ушастые уроды уже пролетели было в коридор, но всё-таки притормозили около косяка, злобно глядя на котов и одновременно жадно на Таню.
– Что с вами? – спросила та.
Бася ответил:
– Мяу.
А Тося промолчала, потому что у неё во рту ещё трепыхалась чупакабра. Кошка слегка сжала челюсти. Свисающие с обеих сторон крылышки взметнулись под отчаянный визг. Ушастые собратья у двери сбились в кучу и тоже что-то возмущено проорали.
– Заткнитесь! – рявкнул я.
И стайка монстров умчалась на кухню, едва вписавшись в дверной проём.
Таня обвела взглядом комнату.
– Вик... – позвала она, глядя на трубки «фен-шуй».
В её взгляде было столько надежды.
– Ветер, – не выдержал я, – звени ещё.
Тот мгновенно толкнул трубки, они качнулись и зазвенели.
– Ты здесь, – улыбнулась Таня.
– Ветер, тихо, – сказал я.
Трубки замерли.
– Ты часто приходишь?
Ветер ответил, не дожидаясь меня, и приятный звук снова потёк по пространству сумеречного мира. Таня улыбнулась, но при этом по белым щекам потекла смола слёз.
– Мне так плохо без тебя, – зашептала она, оседая на пол.
– Таня... – с болью прошептал я.
На поверхности чёрной воды, покрывающей пол, вспыхнуло пламя. О, нет! Это нам как раз не надо. Боль вернулась!
– Ветер! – крикнул я. – Давай!
Трубки взметнулись в воздух, отчаянно звеня и вращаясь под потолком. Таня подалась назад. Испугалась. Хорошо, не будет плакать. Чёрный огонь погас, не дойдя до неё всего пары сантиметров.
Зато стая чупакабр заинтересованно вернулась в комнату. Тося, заметив их, выплюнула голову, которую всё ещё держала во рту, взялась зубами за крыло и демонстративно отгрызла. «Враги» послушно убрались на прежнее место.
Ветер, успокоив трубки, расположился возле открытого полочного шкафа, снова качаясь в пространстве, как в гамаке. Я невзначай оглянулся на него и вдруг увидел на нижней полке пластмассовую коробку. Хранилище кубиков, оставленных с детства Тани. И меня осенило:
– Ветер, кубики! Давай сюда!
Тот взглянул на коробку, протянул руку и вытащил её на пол. Таня, увидев это, отпрянула назад. Для неё предмет сам свалился со шкафа и приехал к её ногам. Хотя она и понимала, что это я, но всё же боялась.
– Давай, Танечка, давай, – я уже стоял возле неё.
Нужно было, чтобы она открыла коробку.
Таня сомневалась ещё мгновения, но сделала это и высыпала кубики с буквами на ковёр.
– Вик, чего ты хочешь? – спросил ветер.
Если б я знал. Помнится, Арим говорил, что я могу коснуться своего прежнего мира, только выйдя в светлые слои тени. Самостоятельно я, конечно, на такое не способен, но вот ветер... Ветер может проникать через все границы, они для него не существуют. Значит, он может перенести и меня. Так, кажется, мне объяснили.
– Нам надо выйти из средней тени как можно ближе к свободному свету, насколько сможешь меня пронести, – сказал я.
Впервые на моей памяти мой прозрачный друг не ринулся сразу в бой.
– Вик, ты знаешь, что значит выйти из средней тени в светлую? – серьёзно уточнил он.
– Теоретически, – усмехнулся я.
Ветер не торопился.
– Успокойся, я знаю, – вздохнул я. – Но ты ведь со мной.
– Угу...
Ничего хорошего ветер в моей затее не видел, да в ней ничего хорошего и не было. Но и всё-таки он согласился, наверное, вспомнив, что идея изначально подсказана Аримом.
– Нам с тобой надо смешаться, – сказал он, – по-другому никак. Шагай в меня.
Интересное чувство – входить в тело ветра. Никакой преграды, будто входишь в голограмму, но, когда я это сделал, мои ощущения сразу изменились. Моё тело словно растворилось в нём... Я разрушающий смерч и лёгкий бриз над волной у самого берега одновременно. Сколько силы! Бесконечность!
Перед глазами поплыли картинки чужой памяти.
– Эй! – ветер сразу напомнил о себе. – Хватит мои воспоминания читать.
– Ты видел рождение Земли?! – поражённо произнёс я.
На мгновение и я увидел это, словно миллиарды лет назад пролетел сверху над вселенной.
– Вик, тебе рано это знать, – вкрадчиво заметил ветер.
– Погоди, – прошептал я зачарованно. – А пирамида? Покажи, пожалуйста!
Передо мной раскинулся круглый лабиринт. От пульсирующего, словно сердце шара в его центре, расходились волны света, но светящиеся пространства между границами в лабиринте по мере удаления от источника жизни меркли.
– Это ведь слои, да? – я искренне чувствовал трепет. – И свободный свет тоже здесь?
Ветер улыбнулся:
– Это вид из-под потолка, самый верх второго этажа пирамиды. Хватит, Вик, вернись.
Таня так и сидела с широко раскрытыми глазами и смотрела как раз в нашем направлении. Наше слияние заняло мгновения по времени свободного света.
Ветер обнял меня:
– Готов?
Я чувствовал, как он скапливается и набирает плотность, и моё тело, казалось, тоже обретало вес вместе с ним.
– Готов, кажется, – я волновался. – А я увижу прозрачную стену?
Ветер даже хмыкнул:
– А куда ж она денется?
Мне показалось, что пространство вокруг нас двинулось вперёд, хотя мы остались на месте. Невесомо вспыхнули серебристые нити. Тонкие, едва заметные, но они были повсюду, словно толстое полотно воздуха было соткано из них.
Прямо передо мной образовался незнакомый знак. Прозрачный полностью, но, тем не менее объёмный и отчётливо видимый. Его грани вращались вокруг себя.
– Это запрет на пересечение, – шепнул ветер, – если бы ты попытался без меня, этот замок никогда не открылся бы.
Пространство продолжало надвигаться, а я вдруг заметил, что это уже не всё пространство, а только часть его движется. Словно с поворотом граней замка из трёхмерного мира отделилось ещё одно измерение. Надвигалось кривое зеркало, отражавшее с искажением сам воздух.
Зеркало, в котором светится знак и сверкают нити – стена!
Она надвигалась, и вместе с ней становилось светлей. Зеркало прошло сквозь нас, или мы сквозь него, но в то же мгновение меня словно придушили строгим собачьим ошейником шипами внутрь. Я еле вздохнул.
– Это потеря света, – быстро объяснил ветер, – она будет продолжаться всё время, пока ты здесь.
Я огляделся. Предметы обрели подобия цветов и перестали быть прозрачными. В воздухе глубокой светлой тени плыли цветные ленты.
– Хватит осматриваться! Ты здесь долго не протянешь! – торопил ветер.
Я опустился перед Таней и потянулся рукой к кубику. И мои пальцы наткнулись на него. Надо же! Я снова ощутил прикосновение, а не прошёл насквозь, и с упоением толкнул кубик. Он встал, как надо. За ним последовали следующие.
«ТАНЯ» – появилось на полу.
Та сидела неподвижно, глядя на своё имя.
«НЕ БОЙСЯ» – выстраивались перед ней слова.
Таня с трудом сглотнула:
– Я не боюсь.
В ответ:
– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Улыбка тронула её губы.
– НАДО ПОГОВОРИТЬ.
Таня кивнула, а я уже дрожал. Моих сил явно не хватало на перемещение материальных предметов. Ветер это чувствовал.
– Вик... – начал он, – быстрей.
– НЕ ПЛАЧЬ, – составил я кубики, правда, гораздо медленнее, чем первые слова.
– Не плачу, – с надрывом задышала Таня.
– ОБМАНЩИЦА, – сложил я, – Я ЖЕ ВИЖУ.
Я знал, что эти слова её обрадуют. Она заулыбалась, засмеялась. Чёрные облачка вокруг неё сразу стали прозрачными. Искренняя радость убивает печаль.
– НЕ ПЛАЧЬ, ТЕБЕ ПЛОХО И МНЕ, – сложил я.
– И тебе? – Таня замерла.
Всё. Ещё пару усилий и я, наверное, вообще перестану существовать. Как это сказать покороче? Как телеграмму пишу.
– Не уходи, не уходи, – торопливо зашептала Таня. – Почему плохо? Скажи!
Я молчал, строгий ошейник, который поначалу ощущался только на горле, теперь опутал меня всего, больно давя и протыкая шипами. Я вдруг не смог пошевелиться.
– Всё, хватит, – ветер потянул меня.
– Нет, нет, ещё не всё...
– Всё! – ветер резко вытащил меня обратно в родной сумрак средней тени.
Я судорожно задышал, будто только что тонул. Таня всё ещё водила рукой над кубиками:
– Вик, ты здесь?
Ветер дождался, пока её рука зависнет над буквой «Д» и сильно нажал. Она ощутила, взяла кубик, поставила перед собой и снова занесла руку. Ветер повторил свой манёвр над буквой «А». Получилось «ДА», и Таня вздохнула:
– Если я плачу тебе плохо?
Ветер нажал на её руку.
– Больше не буду, – прошептала она.
Я подполз к ней. Дело ведь не в этом, опасность не в слезах. В сумраке я ощущал, сколько сил потратил на пребывание в светлой тени. Нужно было вернуться на кладбище, взять свет с печати Арима и возвращаться снова.
– Ветер, – позвал я, – уходим.
Он поднялся с Таниной руки, и она мгновенно спросила:
– Ты здесь?
Боже, как мне хотелось сказать ей «да», но ветер снова был умней. Он уже подхватил меня и понёс прочь. Мелькнули стены и деревья, сквозь которые мы пролетели, и вот уже он нёс меня под ярким солнцем к моей могиле на кладбище. Под вётлами дневной свет исчез, и мы, наконец, оказались в полутьме. Сиял только символ Арима, отпечатанный на моём надгробии. Я припал к нему лицом. Белый ангельский свет потянулся в меня и сразу стало легче. Я опять обрёл моё призрачное тело. Хоть и призрачное, но тело.
– Почти получилось, – прошептал я.
Ветер присел рядом:
– Она теперь будет думать, что ей нельзя расстраиваться, но...
– Этого мало, – кивнул я, не поднимаясь, – я дал понять, чего не нужно делать, но не сказал почему.
– Тем же способом сказать не получится!
Ветер явно отказывался от ответственности за гибель моей души.
– Попробуем... – возразил я. – Это единственный способ.
И, чёрт возьми, ни Арим, ни ветер не сказали мне о нём раньше! Поганые правила! Но, несмотря на гнев, я понимал, что мой ангел и так пошёл на серьёзные нарушения. Он же показал мне, что будет с ним самим, если охраняемая душа погибнет. Арим тоже потеряет свой свет. Подсказав мне способ общения с Таней, он поставил в опасность и себя.
Не знаю сколько времени я пролежал лицом вниз. Похоже, прошли часы прежде, чем я почувствовал, что могу двигаться. Что-то Арим совсем про меня забыл.
Сверху внезапно полыхнула вспышка. Но это оказался не мой ангел. Сафэн присел рядом со мной на ограду.
– Ты что скажешь? – увидев его я, наконец, поднялся на ноги.
Ангел подпёр руками подбородок:
– Хорошая была попытка. Арим надоумил?
– Нет, – ответил я.
Нельзя сдавать ангела.
– Откуда знаешь? – спросил я.
– Забыл, с кем говоришь? – заметил Сафэн.
Верно, забыл. Ангелы знают всё, что происходит с их подопечными.
Сафэн молчал, напряжено о чём-то думая.
– Гораздо легче общаться с человеком, если находишься с ним в одном слое, – наконец выдал он.
Я даже засмеялся. Конечно легче, кто спорит-то? А вот как мне попасть в другой слой? Вернее, не просто в другой, а в свободный?
– Эта стена не проницаема, – отмахнулся я, – если только ты не знаешь способа вернуть меня к жизни.
– Тебе не обязательно возвращаться к жизни, чтобы оказаться в одном слое с Таней, – тихо произнёс Сафэн.
– Её сон? – я даже хмыкнул. – Это ещё более не проницаемая стена. Она же спит внутри себя, забыл?
Мы с Аримом сразу обсудили этот вопрос. Таня не выходила в светлую тень во время сна. Темнота в ней образовала сеть, сквозь которую ничего не проходило. Сеть держала её сон внутри воспоминаний. Каждую ночь она просматривала события нашей жизни, как бесконечное кино. Переживала заново прогулки в парке, игры с собаками, строила замки из песка на берегу реки...
Сафэн покачал головой:
– Нет, это не то, что я имею в виду. То, о чём я говорю, слишком опасно.
Я вздохнул:
– Тогда забудь.
Но в этот момент отчётливо понял: что-то не так. Ангел никогда не пришёл бы ко мне с предложением, опасным для жизни его охраняемой, тем более Сафэн.
– Что случилось? – спросил я. – И где Арим, кстати?
– Он с Таней, я попросил его, – ответил Сафэн.
. Ангел поднялся с ограды:
– Пойдём.
***
Окна дома были темны, у ворот стояла машина скорой помощи. А когда мы приблизились, и я различил, что делается вокруг дома, у меня возникло чувство, что ад совсем рядом.
Прямо в границах щита, прямо в саду под окнами стояло несколько созданий тонкой ночи. Я бы с закрытыми глазами их узнал, хотя видел всего один раз. На мосту в день своей смерти. Эти ребята происходили из гораздо более глубоких слоёв. Их тела были не прозрачными, а чёрными, мощными, покрытыми шерстью от пояса до самых копыт. У них была бешеная сила, они могли переносить темноту тонкой ночи, минуя все стены, все слои, вплоть до свободного света. Вот и сейчас вокруг каждого увивалась принесённая тьма – змеи из чёрного дыма, парящие в воздухе. Рогатые головы с горящими глазами повернулись к нам.
– Спокойно, – предупредил меня Сафэн, – пока ещё всё под контролем.
– Черти? – поразился я. – Зачем они здесь?
– Заявить права на Таню.
– Почему они внутри щита? Я думал, для них он не проницаем.
– Он не проницаем, – тихо ответил Сафэн.
Мы опустились на землю в паре метров от группы чертей, пристально наблюдавших за нами.
– Тогда в чём дело? – не отставал я от ангела. – Как они?.
– Я их пустил.
– Ты что?!
Я притормозил Сафэна:
– Ты псих, что ли?
Один из чертей отделился от группы. Шагнул нам навстречу и встал, сложив руки на груди. Его дьявольские глаза пожирали ангела. Ещё бы, столько света! При нашем приближении чёрные губы обнажили клыки, и лицо исказила своеобразная улыбка. Я невзначай взглянул на рогатого и после этого уже не захотел получать ответ на свой вопрос. Тут есть от чего рехнуться.
Взгляд, направленный на Сафэна, был раздевающим в самом плохом смысле этого слова. Словно вместе с белыми одеждами он вырывал и каждое пёрышко по отдельности, а следом и кожу, а потом вгрызался в белую обнажённую плоть чёрными клыками. И вся эта радость неожиданно переместилась на меня. У меня и перьев то нет...
Я отвернулся, но через секунду ощутил покалывание на щеке, быстро сменившееся на... боль. Боль! Здесь! Я обернулся к чёрту. Его змеиный язык, извиваясь, скользнул по губам, а на кончике ярко сверкнув, исчез белый огонёк. Рогатый зафырчал, словно гигантская кошка.
И тут я понял, что он сделал! Ненависть во мне вспыхнула с такой силой, что возле сердца тут же собрался чёрный шар. Сафэн ощутил мгновенно. Он развернулся стремительно, едва не ударив меня крылом:
– Краин!
Я всё ещё не мог поверить. Чёрт вытянул из меня свет на расстоянии! А в следующий миг удар Сафена свалил мощного монстра, как травинку. Ангел взял его за горло:
– Не смей так делать!
Казалось, это была мёртвая хватка. Но рогатый, продолжая улыбаться, начал вставать. Сафэн напрягся, удерживая его в прежнем положении. Остальные черти с издевательским смехом направились к нам.
– Что с тобой, мой ангел? – насмешливо спросил Краин. – Это же не твой охраняемый.
– Ты на моей территории, – прошипел Сафэн, – я могу тебя выкинуть за подобное, чтобы больше такого не было!
– Конечно, мой ангел, как скажешь, – чёрт поднял руки.
Было ясно видно, что он так шутит. Рогатые монстры взяли нас в кольцо, с улыбками наблюдая за схваткой. Похоже, они находили это забавным. Кое-кто смотрел на меня так же, как Краин на Сафэна, облизывая губы. Особенно одна морда. Взгляд бензопилы на мясо. Моя щека болела, не хватало, чтобы заболело что-нибудь ещё. Так что я развернулся к нему:
– Только попробуй...
У черта была отменная улыбочка – во весь огромный, клыкастый рот. Он вдруг шагнул ко мне и наклонился к лицу.
– Ронахт... – угрожающий голос ангела остался незамеченным.
– Перестань, Сафэн, – засмеялся Краин, – он не прикасается к нему, так что ты не вправе вмешиваться.
«Очередное идиотское правило, – мелькнула у меня быстрая мысль, пока чёрт кончиком длинного языка рисовал в воздухе позы из камасутры в отношении меня.
– Развлекаетесь? – знакомый голос заставил всех обернуться.
От дома к нам медленно шёл Павел. На поверхности гладких доспех чёрного ангела плыли отражения сада. На его губах играла лёгкая улыбка, ненастоящая, угрожающая. Даже походка – мягкая и пружинистая, словно всё тело, как пригнутая ветка, готовая ударить в любой момент.
Краин, которого Сафэн наконец отпустил, поднялся на ноги. В его взгляде, брошенном на чёрного ангела, было недовольство. Похоже, к нему он такой «любви» не испытывал.
Павел, подойдя, посмотрел на меня, задержался глазами на щеке и перевёл взгляд на Ронахта. Тот издевательски улыбнулся, но отступил, даже с поклоном. Черти с неохотой отошли от нас.
Павел взглянул на Сафэна и покачал головой:
– Вот за это я тебя и боюсь иногда. Отчаянный, один против Краина. Он бы тебя заживо проглотил.
– Сейчас не рискнул бы, – ответил ангел, – не упускать же такой шанс врезать ему безнаказанно.
Мы направились к дому. Дорф и Дени сидели на крыльце, пристально следя за чертями. Они бы вмешались в ситуацию, но Павел, видимо, приказал им не покидать пост. Сафэн тихо шепнул, проходя мимо:
– Оба здесь не сидите, один к Таниным окнам на другую сторону.
Дени едва заметно кивнул. Мы вошли в дом, разминувшись с выходящими на улицу Марией Фёдоровной и врачом скорой помощи.
– Собирайте вещи, мы её забираем, – говорил последний.
Услышав это, я замер. Ангелы тоже остановились и обернулись ко мне.
– Сейчас, – сдавленно прошептал я, – иду...
Со всей очевидностью я понял, что произошло самое худшее. Мы опасались этого, мы ждали этого, и вот оно случилось. Я заглянул в зал. Виталий Андреевич стоял у окна, нервно стряхивая пепел сигареты прямо на подоконник, сестра Марии Фёдоровны с мужем сидели в креслах. В комнате царила тишина, едва прерываемая их шёпотом:
– Такая молоденькая, и сердечный приступ...
Перед диваном сидел Арим, низко наклонившись над лежащей на подушках Таней. Когда мы вошли, он поднялся навстречу, не отпуская её руки. С обеих сторон от двери и возле окон зала стояли чёрные ангелы. Всего шесть, Павел седьмой.
– Это охрана, Вик, – ответил на мой немой вопрос Арим. – Они здесь из-за Тани.
Я подошёл к ней и сел рядом. От её сверкающей души почти ничего не осталось. Только несколько белых кусочков в груди и на лице, а остальное – сплошная чёрная масса.
– Из-за меня? – спросил я. – Из-за того, что мы сегодня поговорили?
– Нет, – Сафэн подошёл к нам. – Ты ни при чём. Всё шло к тому, что свет Тани погибнет. Появилась большая трещина.
Я вздрогнул.
– Свет просто хлынул из неё, – тяжело вздохнул ангел. – Мы только вдвоём с Аримом сумели заблокировать его на выходе основного светопотока, но это ненадолго. Её темнота скоро вытеснит его.
– И всё-таки, почему ты пропустил их? – прошептал я.
Сафэн помолчал, наверное, собираясь с мыслями.
– Таня переходит, – наконец произнёс он. Его голос дрогнул. – Темноты в ней много, поэтому представители тонкой ночи должны присутствовать. Это их право.
– Право присутствовать?
Эти слова придавили меня к полу. Сафэн имеет в виду, что они имеют право забрать её немедленно.
– Именно поэтому здесь мы, – подал голос Павел, – будем помогать ангелу-хранителю справляться с претензиями тонкой ночи.
Я невольно окинул взглядом чёрных ангелов. Кое-кто ободряюще мне улыбнулся. Вид у них и правда был довольно внушительный. Фигуры не намного мощнее, чем у чертей, но зато покрыты бронёй, плюс крылья, плюс мечи за спинами. Серьёзные ребята. В какой-то степени меня это успокоило. Хорошо уже то, что ангелы решили без боя Таню не отдавать. Мне давно пора было у них в ногах валяться за это.
Таня зашевелилась на диване. Виталий Андреевич крикнул доктору скорой, тот сразу пришёл с улицы и сел рядом с ней:
– Танечка, слышите меня?
Та кивнула.
– Мы отвезём вас в больницу.
– Нет, – она покачала головой, – не надо.
– Но...
– Без "но", – очень спокойно сказала Таня. – Я совершеннолетняя, в здравом уме и в сознании, и я остаюсь дома. Отведите меня в спальню.
В её голосе звучала такая уверенность, что доктор остановился в нерешительности. К уговорам присоединились все, кто был в комнате, но это, конечно, ни к чему не привело. Таня решила умирать дома. Я это знал.
Врач и Виталий Андреевич повели Таню в её комнату. Здесь помогли лечь на кровать, накрыли одеялом и вышли. Они направились вниз, тихо говоря о том, что самый крайний срок, когда нужно решить вопрос о лечении уже в условиях стационара – это завтра рано утром. Сердце девушки не выдерживает.
Мы остались с Таней в спальне.
– Я уйду ненадолго, – произнёс Павел, – вернусь перед последней вспышкой. Мои братья пока подержат ситуацию под контролем.
Сафэн кивнул:
– Хорошо, потому что нам тоже надо отлучиться.
– Вам куда? – спросил я.
– Подготовим твой переход в верхний свет, – ответил Арим. – Ты же сегодня уходишь.
Оказывается, даже в сумрачном мире может быть тошнота или что-то очень похожее. Мне стало вдруг так темно, всё сдавило. Наверное, впервые за всё время я ощутил себя отчаянно мёртвым. Мой сороковой день истекает в полночь, осталось...
– Сколько время? – прошептал я.
– Девять часов, – Арим опустил голову, не выдержав мой взгляд.
– Когда она?. – я замолчал, не в силах произнести это слово.
Но Сафэн меня понял:
– Через три часа и семь минут.
Я молчал. Таня умрёт сразу после моего ухода, через семь минут после того, как я окончательно покину этот мир, мы не увидимся.
– Мы её встретим, – сказал мой ангел, – скажем про тебя.
Я невольно представил это. Таня встанет с кровати в сумрачном мире и узнает, что какие-то семь минут назад я расстался с ней навсегда.
– Идите, – я взглянул на ангелов. – У вас много дел, а я хочу попрощаться.
Они не двинулись с места.
– Не вздумай, – произнёс Сафэн.
Я мрачно усмехнулся. Ангел не зря боится. Я обниму Таню, поцелую и этим убью. Она перейдёт в мои объятия тёмная, как сама ночь, и сразу после этого нас заберут те самые черти, которые ждут в саду. Её – в глубокую ночь, меня в тонкую, как и всех убийц. Ронахт будет в восторге.
– Я этого не сделаю, – ответил я на слова Сафэна.
Я причина её горя, её темноты и смерти. И я больше не отниму ни секунды оставленного ей времени.
Ангел смотрел на меня ещё мгновение, но всё-таки кивнул. Поверил мне. Они с Аримом растаяли в сумрачном воздухе, а я повернулся к Тане. Можно было сказать, что она спит, если бы не её темнота. Во сне она должна была сверкать. Именно так я мог бы найти её потом.
Всё дело в этом свете, живущем в каждом существе. Каждый рождает и набирает свою неповторимую радугу цветов и оттенков под многими слоями себя, а когда умирает, когда освобождается от внешней оболочки, этот свет изменяется. Последняя вспышка прижигает его и делает другим. Поэтому живой человек и освобождённая душа имеют разное сияние. Даже зная изначальный свет, найти его обладателя потом почти невозможно. Всё равно, что искать человека по фотографии сорокалетней давности.
Только если Таня останется жить, только тогда, даже через много лет, я смогу увидеть её из верхнего света, смогу найти её и прийти за ней. Но она умирает, а я даже не буду знать удалось ли ангелам спасти её от глубокой ночи.
Моё отчаяние всколыхнуло чёрные облачка. Они снова зашевелились, стягиваясь под потолком. Я поднялся. Надо выйти на улицу и справиться с отчаянием. Иначе я действительно ускорю Таню на пути сюда.
Под кустом в саду дежурил Дени. Пёс постучал хвостом по земле, увидев меня. Ветер спустился за мной, принял форму человека и сел напротив.
– Вот и всё, осталось три часа, – тихо произнёс я.
Ветер молчал.
Я запрокинул голову. Над прозрачным куполом щита раскинулось фиолетово-чёрное небо. Красивое бесконечно, как и всё здесь. Несмотря на вечную полутьму, царящую в средней тени, она мне нравилась. Странное небо, меняющееся на глазах, тяжёлые облака над головой, тёмные деревья и трава, и бесконечное течение сверкающего света в каждой жилке зелёных листьев, прозрачность любой преграды, моя собственная лёгкость и невесомость... Даже постоянные обитатели средней тени – грешные души и духи-вампиры вызывали у меня симпатию. А, может?. Ради сорока дней...
– Что если я останусь? – прошептал я. – Не перейду в верхний свет?
– Ты что?! – возмутился ветер. – Даже не думай об этом. Если ты останешься, лучше от этого не будет никому.
Я это знал. Но во мне говорило отчаяние. Ангелы заботятся о своих подопечных все сорок дней, но ещё до того, как охраняемый уходит в верхний свет, ангелу приписывают нового. У Арима наверняка уже есть какой-нибудь малыш в животе мамы, к которому он периодически наведывается. По окончании моих сорока дней он приступит к исполнению обязанностей в отношении нового охраняемого. И если я остаюсь, мне придётся существовать самому. Без ангела. Без его света и защиты. Может, Арим, конечно, меня и не бросит, но возиться, как сейчас не будет точно. Моё существование станет существованием тёмной души, лишённой своего света и собирающей его по крупицам. Когда закончатся сорок дней Тани, она тоже не захочет уйти. Она останется со мной, чтобы вместе бродить по Земле в поисках света. У меня нет права обрекать её на это, нет права оставить обитать в тени, лишённую покровительства ангела. Нет, я не могу остаться. Это принесёт больше бед, чем я могу себе представить.
Ветер в ожидании смотрел на меня.
– Вик, не надо... – тихо сказал он.
Я утвердительно кивнул, и ветер вздохнул с облегчением. Мы помолчали, каждый погружённый в свои мысли. Мне казалось, что внутри всё тяжелеет и сжимается, не давая дышать. И с каждой, прошедшей впустую минутой, это ощущение всё больше усиливалось. Дени вдруг поднял голову и взглянул на меня. Ветер тоже оторвался от своих размышлений.
– Вик, – позвал он.
Я даже не сразу отреагировал:
– Что?
– У тебя отчаяние.
В моей груди расплывалось большое чёрное пятно. Оказалось, что не казалось, когда я ощутил тяжесть.
– Я позову Арима, – ветер уже взвился было вверх.
– Не надо, – остановил его я.
– Вик, это серьёзно! Отчаяние перед самым уходом!
– Справлюсь!
У меня получилось слишком резко. Ветер остановился.
– Прости. Справлюсь, – я старательно дышал, – дай минуту.
– Виктор, с такой чернотой тебя не пропустят, – ветер заволновался. – Ты это понимаешь? Тебя остановят прямо у коридора.
– Понимаю.
Я продолжал медленно вдыхать и выдыхать. Помогало, правда, слабо. Пятно стало совсем чёрным, но хотя бы не росло. Чтобы растворить его мне надо было успокоиться, а я не мог!
– Чёрт! – выругался я, бросив пятидесятую попытку. – Если бы только Таня не спала внутри себя! Если бы она вышла во внешнюю тень, ты смог бы протащить меня туда, и мы поговорили бы хоть две минуты.
– Две минуты... – пожал плечами ветер. – Это ничего не изменит. Сколько можно сказать за это время?
Слова Сафэна сами собой всплыли в моих мыслях. Какой-то способ, опасный для Тани. Что он всё-таки имел в виду?
– Ангел пытался мне что-то подсказать, – я взглянул на ветер, – можно пообщаться, если оказаться в одном слое с Таней, но это не в свободном свете и для неё опасно. Ты знаешь что-нибудь подобное?
Ветер задумался.
– В одном слое и для Тани опасно? – наконец переспросил он.
– Вокруг неё и так одна угроза, – вымученно сказал я. – Что может быть ещё опаснее?
Дени как-то странно покосился на меня, а ветер внезапно ответил:
– Есть кое-что.
– И это?.
– Ты внутри Тани.
Ветер сказал это так спокойно, что в первую секунду я даже не понял, что он имеет в виду, а потом до меня дошло так стремительно, что я подскочил до второго этажа.
Таня – тоже пространство, она матрёшка, а внутри матрёшки тоже слои. Оказаться в одном слое с ней я мог только одним способом – войти прямо в неё, в её душу, в её сознание. Но если я это сделаю? Ох! Вот и опасность! Даже здесь – я «губка», не могу подойти так, чтобы не впитать несколько капель её света, а внутри? Внутри я буду качать, как пожарный насос. Минута или две максимум моего присутствия внутри Тани – и свет её жизни иссякнет.
Я лихорадочно оценивал все минусы этого варианта. Проигрышный во всех отношениях, если не считать одного неоспоримого плюса – находясь в сознании Тани, я стану ощущаем для неё. Это буду я, и я буду с ней. Но как обойти основную проблему?
Ветер не сможет делать всё одновременно – пронести и держать меня внутри, в это же время набирать свет и питать Таню. К тому же он должен куда-то подключиться, чтобы качать свет из мощного источника, но откуда его взять? Позвать ангела? Им некогда. Чёрные ангелы? Эти прибьют, как только я заикнусь про такой способ общения. Ведь Сафэн сказал мне об этом по секрету, чтобы я сделал всё сам, не заставив никого нарушить правила.
Дени в ожидании смотрел на меня.
– Дени... Вот же!
Ответ сидит напротив меня!
– Зови Дорфа! – крикнул я ему. – И в комнату! Быстро!
Я взмыл в окно. Таня лежала на кровати в той же позе, вся увитая чёрным плющом. Летучие головы наконец добрались до спальни и теперь кружились вокруг неё, присматриваясь к добыче. При виде меня зашипели.
– Заткнитесь! – рявкнул я.
Чупакабры смылись мгновенно. Да я лучше фэн-шуя.
Дверь тихо открылась – её толкнул носом Дорф. Оба пса зашли в комнату.
– Я знаю, как мне увидеться с Таней, – сказал я, – но мне нужна помощь, вернее, ей нужна. Я войду в её душу, но если пробуду там чуть дольше,

чем можно, она умрёт. Поэтому ей нужен ваш свет. Я соединю вас, и во время контакта вы будете её запасными батарейками, согласны?
Дени и Дорф вместо ответа прыгнули на кровать.
– Ветер, – позвал я, – ты знаешь, что делать?
– Конечно, – заверил тот.
Я осторожно запустил руку в Дорфа и его свет послушно потянулся по моим пальцам. Теперь в грудь Тани – направить и отпустить. Конец светящегося потока ушёл в глубокую тьму под её сердцем. Та же процедура с Дени отняла ещё пару драгоценных секунд. Наконец, все стали связкой, и ветер застыл в ожидании.
Я не мог просто войти в Таню, я оказался бы в её теле, а мне надо было в сон, закрытый внутри её сознания и отделённый от него морем мрачных мыслей. Но ветер мог перенести меня.
– Хорошо, – вздохнул я, чувствуя надежду. – Таня, услышь меня.
***
Теплый ветер скользил среди деревьев тёмного парка. Ночь или день. В нём не было времени. Сквозь ветки уставших деревьев плыли тонкие белые облака. На траве сидела девушка, водила рукой над пеленой серого тумана, стелющегося по земле, собирала его в ладонь и подкидывала. Кусочки медленно поднимались вверх, долетали до проходящего облака, прилипали и улетали вместе с ним.
– Таня...
Девушка обернулась на зов. Рядом засверкала в лунном свете река. Кажется, звали оттуда. Таня поднялась, и тёплый живой ветер настойчиво потянул подол её белого платья.
– Та-аня-я... – знакомый зовущий голос летел под ночным небом сна.
В ярком лунном свете через реку перебросился широкий каменный мост, а сама река поплыла дальше, теряясь за горизонтом, и вот уже стала морем, холодным серым морем. Ступени моста достроились в воздухе и встали на берег. Таня оглянулась. Позади не было ничего, только бесконечное море. Шумящее и пустынное.
Девушка невольно посмотрела под ноги. Оказывается, она уже стояла на ступеньке, а в сантиметре от её босых ног тёмный камень омывала вода.
– Таня... – вздохнул тёплый ветер, нашедший её в парке.
Он обернулся вокруг её ног и осторожно потянул наверх по ступенькам:
– Пойдём.
Конец моста терялся в кромешной тьме грозовых облаков, накрывших море, и с другой стороны кто-то шёл. Тёмные джинсы и белая футболка, светлые волосы, непослушно спадающие на лоб, и серо-зелёные, светящиеся в полутьме грозового моря глаза.
Глубокий вдох девушки всколыхнул неспокойные волны, а Виктор остановился в одном шаге от неё:
– Таня...
Его голос был так похож на голос ветра, сливался с ним и протяжным эхом плыл в сером пространстве. Таня не смогла ничего сказать. Только отчаянно заблестели глаза.
– Я сплю? – прошептала она.
Виктор наклонился к её губам:
– Да.
Девушка тяжело дышала:
– Так тепло... будто ты рядом.
Виктор целовал её, нашёптывая:
– Я рядом.
Таня едва вздохнула сквозь слезы:
– Ты не должен был уходить.
– Я не уходил, – улыбнулся Виктор, – я всё время был с тобой.
Таня прижалась к его груди, наконец согреваясь, впервые за долгое время холода. Небо прекрасного сна плавно синело, и на засверкавших волнах вспыхнули лунные дорожки.
– Прости меня, – тихо сказал Виктор. – Я должен был прийти раньше. Не знал, как это сделать. Мне надо кое-что сказать тебе.
– Конечно, я помню, не плакать, – закивала Таня.
– Нет, – Виктор обнял её, – иди сюда.
Из морской глубины поднялись скалы и деревья, и вот уже раскинулся белоснежный пляж. Ветер нёс снежинки тополиного пуха по тропическому лесу. Над пустынным островом плыли несколько лун. Виктор усадил девушку на белый песок и расположился напротив, держа её за руки.
– Я должен уходить, – произнёс он.
– Куда? – Таня уткнулась в его плечо.
– Это далеко, но я смогу наблюдать за тобой оттуда, – улыбнулся Виктор. – И мне хочется многое увидеть. Как ты выйдешь замуж, как будут расти твои дети и внуки, как ты будешь счастлива.
Таня молчала.
На пляже у самых волн резвились две большие собаки, совсем не похожие на себя. От них исходило сияние, и среди поднятых ими в воздух песчинок вспыхивали искры.
– Ты меня очень напугала, – сказал Виктор. – Из-за твоего отчаяния сегодня я мог потерять тебя навсегда. Никогда больше так не делай.
Сверкающая капля упала на щёку девушки, а Виктор сжал её ладони в своих руках, тепло и сильно.
– Пока ты жива, сияет твоя душа, – произнёс он. – И я вижу тебя со всех окраин вселенной. Но если хоть на мгновение этот свет погаснет, я никогда, никогда не найду тебя.
– Почему?. – вздохнула Таня.
Виктор остановил её вопрос поцелуем и ответил после него:
– Когда придёт время, я вернусь за тобой на этот пляж. Я назначаю тебе свидание здесь через много-много лет.
– Через много-много? – глаза Тани блестели. 
– Очень много, – Виктор улыбался. – Пообещай мне, что придёшь.
– Я буду скучать, – прошептала Таня.
– Как и я, – ответил Виктор.
Таня с любовью смотрела на него.
– Обещай мне свидание, – Виктор держал её ладони, не отпуская.
По щекам девушки потекли слёзы, но она улыбнулась:
– Хорошо... обещаю.
Тёплый ветер поднял песок в стремительные смерчи, и на берег накатилась сильная, сверкающая волна.
***
– Так... ясно. Таня, моё время на исходе, я должен идти.
Она вздохнула с надрывом, но кивнула.
– Да? – спросил я. – Да? Ты меня отпускаешь?
– Да, иди... – прошептала Таня.
Я поднялся и сделал шаг. Моя любимая сидела на песке, прерывисто дыша. Глаза мокрые, но на губах улыбка. Настоящая, счастливая, улыбка самой жизни.
Я отступил к морю:
– Таня, я люблю тебя.
Она встала, а мои ноги уже схватила вода.
– Я люблю тебя, – ответила Таня, отпуская меня, и  сверкающая волна поглотила меня, унося от прекрасного берега.
– Вик! – это был уже ветер.
– Возвращаемся! – выдохнул я.
Он поймал меня, одним рывком выбросив из сна. Я скатился с кровати, оглушённый жутким рёвом и грохотом, сотрясавшим дом. С потолка сыпались листья плюща, острые осколки засохшего горя и даже, кажется, штукатурка. Ветер завис надо мной:
– Ну что, у нас получилось?
На улице ослепительно ярко блеснула вспышка, и раздался яростный вой. От мощного удара завибрировала крыша.
Я вскочил и подбежал к кровати. Таня спала, но как!. Кусочек света в её сердце сверкал! И от него уже пошли первые отростки, освещая её изнутри.
– А-а-а! – я ликовал.
Корни света утолщались прямо на глазах, в одном месте уже образовался новый шарик и тоже дал отростки.
За окном промелькнула фигура ангела с распростёртыми крыльями и мечом, заляпанным чёрной жижей. Её капли, попав в комнату, шипя распластались на полу. Кровь чертей!
– Ветер! – я наконец понял, что вокруг дома идёт бой. – Что там?
– Черти решили не ждать, – невозмутимо ответил тот.
По крыше что-то покатилось, посыпались искры, и следом мохнатый монстр рухнул вниз в охапку с ангелом, вцепившись когтями в основание крыла у лопатки.
Я быстро обрубил связующие светопотоки между Таней, Дени и Дорфом. Ничего, от этого никто не пострадает.
Псы подняли головы.
– Вернулись? – спросил я на всякий случай.
Оставить кого-нибудь в коме совсем не хотелось. Дорф и Дени кивнули.
– Вы молодцы! Прощайте! – успел сказать я, и сквозь грохот боя раздался звон часов.
Полночь! Нет! Часы внизу торопятся на три минуты!
Ветер ринулся ко мне:
– Летим!
Я задержался ещё на мгновение, взял Таню в объятия и поцеловал в последний раз. И меня внезапно отбросило вспышкой. Голубое сияние с искрами серебра прокатилось по телу Тани волной и вырвалось из окон. Нас с ветром буквально вынесло на улицу этим потоком.
Мы попали под полные ярости и досады вопли чертей. Они были повсюду! Сияние сада померкло за их злобными мордами. Но толпу монстров прорезали мечи ангелов, и белое пламя, реющее с лезвий, выжигало темноту.
В последнее мгновение я увидел Павла на залитой чёрной кровью крыше. Он стоял в окружении чертей с поднятыми крыльями, огромными в размахе, рваными полосами на броне и обнажённым мечом.
– Спасибо! – крикнул он мне. – Прощай!
И в следующий миг ветер уже перенёс меня на кладбище.
– Что так долго?! – Арим дежурил на моей могиле. – Коридор открывается!
– Он справился! – сразу ответил ветер.
– Знаю, – радостно сказал ангел.
– Знаешь?!
– Конечно! Сафэн был секунду назад. Смог уйти из схватки, потому что черти тоже видели вспышку рождения света. Сейчас Павел их оттуда выставит. Таня им более не принадлежит!
Арим быстро оглядел меня с головы до ног:
– Молодец! Весь светишься.
– А то!
Чёрного пятна в моей груди не было и в помине.
– Полетели! – поторопил ангел.
Мы взмыли над кладбищем и только оказались на открытом пространстве, как я увидел... Это было нечто. В темноте ночи бесконечно белым светом сиял огромный смерч, стягивая в себя облака.
– Это он? – восхищённо прошептал я. – Это коридор?
Мы торопились. Летели так быстро, что не видели ничего кроме света впереди. Больше всего я опасался, что мы доберёмся поздно, и я не успею ничего сказать. Но на сей раз кто-то на небесах решил дать мне дополнительное время доиграть мой последний тайм.
Сафэн встретил нас под основанием облачного смерча высоко в небе. Отсюда средняя тень была ещё прекрасней. Тонкий слой серого тумана укрывал её просвечивающей пеленой, сквозь которую вся ночная Земля до самого горизонта и дальше мерцала светом огней. Сверкающие линии рек образовывали живые рисунки, словно поверхность планеты была огромным экраном кинотеатра, а может, грандиозной картой мира или маяком во вселенной для тех, кто ждёт...
От облачной трубы кругами исходило сияние, освещая тысячи душ, летящих к ней. Они направлялись в коридор, и у меня остались какие-то секунды на всё.
– Ветер... – произнёс я и замолчал.
У меня не было слов, чтобы выразить всю мою благодарность безграничной стихии, помогающей неспокойным человеческим душам, вроде меня.
Ветер улыбнулся:
– Я знаю, Вик. Всё будет хорошо.
– Виктор... – позвал Сафэн. – Спасибо.
– Нет, спасибо тебе, – ответил я.
Нет существа, более влюблённого в тебя, чем твой ангел-хранитель. Знающего каждую частичку твоей души, оберегающего каждый удар твоего сердца. Незаметный охранник, всегда и везде невидимо следующий за тобой.
– Я очень люблю её, – сказал я, – никогда не думал, что смогу её оставить, но... я знаю, что ты будешь оберегать её.
Прозрачная дымка заволокла мои глаза. Неужели я чувствовал слезы?
– Обещаю, – произнёс Сафэн.
Лёгкая дрожь прошла сквозь пространство, и Арим поторопил меня:
– Всё, пора!
– Да... – я уже летел вперёд, но обернулся. Потому что не простился с тем, кто сделал для меня больше всех.
– Арим! – позвал я.
Мой ангел смотрел на меня.
– Ты сказал, что будешь оплакивать тот момент, когда оставил меня.
Арим опустил голову:
– Я буду.
– Нет, – улыбнулся я. – Не будешь. Прости меня за мои слова при нашем знакомстве. Ты ни в чём не виноват.
Арим покачал головой, выражая несогласие, но я знал, как убедить его.
– Ангелы знают мысли и чувства своих охраняемых? Ведь так? – спросил я.
– Конечно, – ответил ангел.
Сияющие потоки смерча охватили меня и потянули в облачную трубу, быстро поднимая. Я чувствовал, с чем ухожу.
– Тогда ты знаешь, почему оплакивать тебе нечего! – крикнул я Ариму.
Множество светлых душ летели вокруг. Не знаю, о чём думали они, не знаю, что чувствовали, но меня переполняла радость. Настоящая светлая радость и безграничная благодарность моему ангелу, ветру и всему миру за всё. За каждую минуту прожитой жизни, за каждый солнечный луч, каждый дождь, за каждую секунду объятий Тани, за каждое услышанное и сказанное слово, за каждый вздох, за первый и за последний, за моё рождение и смерть...

Эпилог
Рано утром, ещё перед рассветом Мария Фёдоровна стояла у плиты на кухне, когда спустилась Таня в ночной рубашке, потёрла глаза и заявила:
– Хочу завтрак.
Женщина едва не выронила чайник, поражённо глядя на дочь. На впалых щеках появился румянец, ещё вчера потухшие глаза сверкали.
– Хочу банан, а где банка с ананасами? – говорила Таня, шаря по холодильнику. – Вчера была гроза? Да? Ночью? Дом ходуном ходил. И в саду всё полегло, ни одного стоячего цветка. Как стадо слонов прошло!
– Дочь, ты как себя чувствуешь? – держась за сердце, прошептала Мария Фёдоровна.
– Прекрасно.
– А вчера?.
– Вчера прошло, – улыбнулась Таня, – и никогда не вернётся.
После обеда она собрала фотографии и вещи Виктора, сложила в большие коробки, заклеила их скотчем, прилепила бумагу со словами «до встречи» и унесла всё в чулан.
Дорф и Дени целый день ходили, как во сне, тыкались носами в углы, а потом вообще завалились спать в саду.
– Полный упадок сил, – с пониманием смеялась над ними Таня. – Конечно, так отрываться на пляже...
Только вечером, щурясь от уходящего солнца, Дорф, наконец, потянулся и встал осмотреться. В саду царили тишина и покой. В кое-то веки!
Ветер закружился в яблонях и насмешливо бросил в собаку ворох сорванных листьев. Дорф приветственно махнул хвостом, зевнул и снова разлёгся на садовой дорожке, безмятежно отправляясь в сон.