Дни деспота-кровавое воскресенье 1905 год. реквием

ЩЕПИНСКИЕ РАССКАЗЫ, ИЛИ ЯШКИНЫ БЫЛИ.

= семейная хроника =

*РЕКВИЕМ...  по безвинно погибшим крестьян и рабочих, Граждан  России *

Декабрь открыл поток желаний
В столице каждый стал Царём
Народ величья Герб срывает
Вмиг став ДВУГЛАВЫМ ВОРОНЬЁМ...

Князь Щепин-Ростовский Д.А. 1826г. отрывок из стихотворения декабриста " ДВУГЛАВЫЙ ВОРОН"

"Русский народ, никогда не будет стоять на коленях "- Пётр Каховский 1825 год.

"-ВАМ, ИДУЩИЕ ЗА НАМИ! Возможно эти решения в декабре не во благо нас, но это во благо народа, ибо благо одного деспота, приносящего горе и слёзы другим, не может быти истиной и благом для Отечества...Именно такие, размывают и растворяют Ваши Души своей дерзостью и ненавистью к народу нашему. сие есть хроническая-макротная болезнь "   
                Князь Щепин-Ростовский Д.А. 1838г.

Когда в дворцах звереет "ДЕСПОТ"
Стремясь схватить за горло тех,
Кто вдруг восстал желая воли
Свобод народам,жизнь рабам...
а ДЕСПОТ сеет смертный  грех
1825 год.

...Зимние длинные предновогодние дни и ночи, полные суеты и забот о благе сыновей и подготовке к их приезду из Европы, измучили князя, Александра Сергеевича Щепина-Ростовского. Пытаясь хоть как-то обойти сии хлопоты и заботы, и хоть на какое-то время забыться от них и отдохнуть, хотя-бы пару часов в одиночестве и тишине, он решил заняться разборкой старого семейного архива, что он и делал всегда в таких случаях. У князя мелькнула мысль, да уж господа,довольно странно и смешно устроена наша жизнь,да и мир окружающий нас что за окном нашего приюта. И даже он не далеко ушёл от сего факта суеты и мирского бытия. Мы все, погрязшие в спокойной и пока ещё мирной жизни,но надолго ли господа, и совершенно не помня и почти не зная прошлого своей великой страны, её истории, истории своих семей и родных. И многие плесневеют от нынешнего мира  бытия, страшась и остерегаясь иной раз, а порою просто. как многие политики ныне боясь окунуться в прошлое семьи, ибо столько смертных грехов у каждого из них. Теряя наш столь хрупкий мир  по каплям в суете и неразберихе спешных дел, и из-за этого боящиеся своего настоящего, даже не ощущая дыхания будущего, и возможной его утерей...
Старый князь в задумчивости отошёл от укрытого узорным предновогодним инеем окна, в которое он в щелку рассматривал свой двор, ныне весь пышно занесённый снегом и весь в больших сугробах,окученных благодаря уборки дворниками из Азии,заснеженный и замёрзший в своём диком ныне одиночестве. Глядя с высот на прохожих, голове мелькала мысль, Вы идущие за нами! Что Вы господа можете знать о барском кнуте и плетях хозяина, о праве господ на право первой ночи и розгах за неповиновение властям. О солдатчине и людском горе вдов, убитых на войне развязанной деспотом? О крепостном праве и наказаниях для народа? Вы, посмевшие забыть историю и тех, кому Вы господа обязаны своим существованием и свободой...
Дед горько усмехнулся своим мыслям, бесполезным ныне и казалось смешным по своей сути. Оное, как ему однажды высказал его сосед Яков, есть обычное старческое ворчание и бред. Полный бред "полоумных" стариков, как особый язык ЖУАЛЬ у наших в Канаде, в Квебеке...

  Машина князя, престарелая белая как снег "Волга", давно "забытая им", по причине своих хлопотных дел и длительных поездках за рубеж, была укутана толстым слоем снега, словно стеклянная новогодняя игрушка заботливо обёрнутая в вату, или как новогодняя ёлка у школы, да и дворники не особо-то и щадили старушку советского автопрома, грубо и небрежно закидав её с одной стороны грязным от солевых  добавок снегом.


Откушав на кухне лишь чай с маковой  булочкой, хотя супруга Елена Вячеславна приготовила кашу и бутерброды с докторской колбасой, он неторопясь принялся разбирать исписанные мелким,чётким ещё до революционным каллиграфическим почерком чрез букву ять, разные бумаги оставленные им кучами стопок на письменном столе, и жардиньерки прадеда, ещё с лета. Дел было невпроворот, и он даже растерялся, думая с чего же ему начать. Перелистывая дневник князя Николая Алексеевича, своего дяди, его вдруг привлек очерченное красным карандашом число...9-е января 1905 года. Устало и почти что равнодушно начав читать старые выцветшие строки написанные строгим, красивым каллиграфическим почерком деда, ибо он столько видел таких дневниковых семейных страниц и  перечитал их, что стал как клерк, просто по памяти отмечать сии строки и семейные события...
"...В холодный зимний день, отмечал предок в своём письме, я собирался посетить Храм, чтобы переговорить с батюшкой Ильёй (Илларионом-автор),помянуть и поставить свечи за упокой Души моей бабушки,княгини Ольги Мироновны Щепиной-Ростовской (1778.08.08.-1851.09.01),она жёстко воспитывала батюшку и ныне исполнилось ровно пятьдесят четыре года со дня её смерти, и надо было ещё обговорить с моими, как сделать поминки на следующий год, в год её пятидесяти пяти летия кончины. Надо бы всем посетить село Иваньково и нашу родовую усадьбу. Провести там поминальное богослужение, и уже потом, из старого столетнего, 1801 года постройки Храма отправиться с роднёй к нам. Хлопоты для меня были печальные, но так необходимые для души нашей. А тут ещё вдруг приглашение от товарища,с которым не виделся около месяца, а может и по более. Так вот, я был вчерашним днём, восьмого числа у своего давнего товарища князя Петра Дмитриевича Святополк-Мирского. В то время когда я пришёл  к нему, от него из его кабинета, вышли трое офицеров жандармов с портфелями для бумаг. Очевидно, что у министра было скорее всего неофициальное совещание.Встретив его в дверях, я вдруг отметил про себя, что он обеспокоен чем-то и чрезвычайно сильно. Но саму нашу встречу он не отменил, хотя я уже было подумал, что её можно и отложить ея и на другой день, более приспособленный к событиям вчерашнего дня. С ним как помню  зашёл и разговор о создавшейся невменяемой и чрезвычайно неблагоприятной обстановке сложившейся тогда на заводах, фабриках и предприятиях столицы, и даже есть сведения о неком брожении в армии и снова в Московском полку. Императрица Мария Фёдоровна, по его словам, в их недельной беседе, грубо говорила об этом и была чрезвычайно недовольна сим обстоятельствами, впрочем, как и император знающий об этих неприятностях. Я же был очень озабочен и удивлён его сообщением, что Государь, по случаю, выехал из столицы, не отдав даже каких либо обнадёживающих поручений министру МВД и градоначальнику Н.В. Муравьёву, с фразой: "- НЕ ПУЩАТЬ БЕСПОКОЙСТВА ДЛЯ НАС ", что для нас очевидно означит-только не пущать? Князь посмотрел на меня молча и как мне привиделось, остекленевшими от раздумий глазами, весь занятый внутренними мыслями чиновника. Мне даже почудилось, что речь и слова его были чудными и слышались отрешённо, как и словно-бы речь доктора на больного, и вдруг "радужно" переходя он продолжил разговор на повышенных тонах и возмущённо, но чем господа? Он словно-бы вновь продолжал своё прошлое совещание с жандармами:
- Право странно всё сие господа дворяне, да и армия неустойчива, агитаторы в ней! Я Монархист, и желаю порядка в империи и столице. Но при всём том, надобно держать в жёсткой узде народ и тем более фундамент государства - армию необходимо  по определению, иначе хаос прижмёт нас. Если при всём  том  и этом, ещё вспомнить  трагические дни 1902 года, когда жестоко, зверски  убили министра МВД, благородного своими начинаниями - Димитрия Сергеевича Сипягина, а вскоре в 1904 году - Плеве Вячеслава Константиновича, то положение империи  ныне можно обозначить одним словом-отчаянное и, как говорят шёпотом некоторые дворцовые господа паникёры в Обществе, вовсе непредсказуемое. Сие, право не терпимо князь.
Видя моё явное непонимание, министр меня выслушивал с недовольным лицом и как мне тогда показалось растерян чрезвычайно. Я понял, что мне пора и надобно удалиться. При том сама скрытность сообщения моего давнего сотоварища поразила меня в самое сердце, когда он вдруг неожиданно спросил меня:
- Есть ли Князь у Вас оружие, хотя бы револьвер? Нет? Возьмите друг мой пистолет, подарок О.Штраухмана, чрез Ольгу Борисовну передано. Признаюсь князь, на улицах ныне неспокойно. Очень тревожная обстановка для дворян и интеллигенции...Я было приподнялся, чтобы одеть шубу и покинуть его дом,но он остановил меня жестом своей холёной руки. Потом,потом князь, прошу Вас не надо ныне слов благодарностей. Вы уж меня извините, но мои нервы, как и правительства и Общества в целом, на свершенном пределе... Коньяк будете?
Давай князь выпьем за тех немногих, кого мы знаем как себя...и уважаем безмерно.
И тут же внезапно громко, добавил с ненавистью и гневно:
- Черти! Что они не понимают олухи, что демократия Европы, это по своей сути власть избранных и власть денежных мешков и мерзавцев, банкиров Германии и Британии, и не иначе! Затеяли такую бучу горе либералы европейские... мерзавцы! Я бы на месте императора при таких обстоятельствах всем им указал-бы ногою за дверь империи. Поставили Царя и имперскую Россию в некую позу "Z" лёгкого поведения, а нам что, отвечай? Ведь даже Европе понятно, что русский человек, это имперский человек, но не раб, ХОТЯ ПО БОЛЬШЕЙ СВОЕЙ ЧАСТИ ХОЛОП ОТ РОЖДЕНИЯ. И кажется Ваш предок сказал:"- Увидеть в жизни отрадное, предстоит нашим потомкам...". Войска вызваны. Уже прибывают псковичи, верные императору казаки, только  на них вся надежда.
- Да, что такое князь, Вы же министр и должны управлять, а не ссылаться на указы в такие дни воспалительные для Отечества. Создаётся такое впечатление, что Вы растеряны и даже чуть утратили себя. Не дай Бог кто прознает. Надо быти в такое время решительными господа, или получим трагедию 14 декабря 1825 года. Хотя, вы сами в правительстве допрыгались до сего положения,да и заигрывания этого гнилого либерала Петра Столыпина и императора с левыми, привели к сему состоянию страны. Россия, помнит по именам всех тех, кто против неё. Поймите, сейчас народ лишь скрепит зубами, плотно сжав глотки от ругани Царя. Но, как я понимаю не надолго, и колокола народных Храмов уже готовы бить в набат.
- Стоп, стоп - воскликнул министр - Не изображайте из себя князь Святых пророков, тем более апостолов.  Уважаемый князь, Николай Алексеевич, не думайте, что никто ничего не видит. Ваш древний род Щепиных-Ростовских,всегда были в рядах смутьянов и благодарите бога, что Вы ещё на свободе и не с ними. Хотя к нам поступает некая информация и анонимки о ваших заботах о рабочих и их семьях. Насколько я знаю друг, слепые пророки не знают истин и своего пути в этом мире, они только указывают путь другим. Так что ступайте пока, не боясь за свою семью и своё будущее. Вот наш генерал, Сергей Павлович Лебедев более решителен в своих поступках миротворца и палача, и в службе и в настроениях. Именно на таких лиц и рассчитывает император в дни волнений и трагедий. Ступайте с Богом, и по меньше страха и истеричности в делах. Кстати обратите внимание на исключительно грамотного человека Столыпина Петра Аркадьевича, преданного всей душою России, хотя он выкормыш Саксонского королевства, Союз  Германии, и во многом работает с оглядкой на Британию. Сложна его судьба, но он не дрогнул в этом смысле. Но хотя и император отлично осведомлён об этих его притязаниях, но как сам приверженец Союза и России,он ему полностью доверяет. Вы наверное помните последние неурядицы в обществе и крестьянском хозяйстве,сильнейшие волнения рабочих и солдатского люда в центральных районах и на окраине, так вот он хитрец придумал сложнейшую ловушку для бунтарей и противников империи. Он предложил весьма разумную и выгодную новую политику в отношении аграриев, крестьянства и работяг. Он захотел им дать свободу выбора получения земли и льготы при её оценке и владении....так сказать их выселение с западной части России, но где, в районах Урала и Сибири с переселением туда множества народа и даже с приплатой им переезда. Вот и весь фокус в борьбе с борцами за свободу и независимость от имперской воли, и даже доли крепостничества и брожений в общества. Хитро и разумно, император только приветствует эти решения,да и развитие сельского и золото добывающей артельской структуры и хозяйства нам не помешает. Вот так, без войн и восстаний меняется климат взаимоотношенийвласти и народа. Церковь конечно за эти преобразования. В храмах уже ведут службы по принятию этих изменений и благости для прихожан. Всё суета-сует в этом мире добра и зла дорогой друг. Кажется Пешков написал в письме М.М. Коцюбинскому в 1901 году, строки о русском человеке, повторяя прилюдно сие неоднократно:
- Именно под влиянием "развращающегося чтения " сих книг и прокламаций, часто просыпается зверь в русском человеке". Так не будем будить русского рабочего сказками о добре. Пусть оное спит своим вечным сном. Мы  дорогой друг, всё и обо всех знаем, где бы они не находились, на Капри или в Германии, в Британии или в столице. Вы сами-то знаете князь чего сия масса требуют? Вот кратко, только их
основная часть требований, не хочу утомлять Вас особо, ибо думаю это не интересно для вас.
Первое:
Освобождение всех арестованных и задержанных участников забастовки и пострадавших от политических убеждений.
Объявлении Свобод и неприкосновенности личности.
Общее народное образование за счёт государства.
Ответственность министров перед народом.
Равенство всех сословий перед законом.
Отделении Церкви от государства. Ну, это-то в полне понятно не рабочие задумали.
Отмена... ну тут всё вместе... налогов и прочего. Прекращение войны.
8-ми часовой рабочий день с сохранением прежних зарплат-как я понимаю.
Увеличении зарплат.
Вот сегодня ввели в столицу две с половиной тысяч войск. Поможет, или нет, увидим и разберёмся решительно. С русской кровушкою, как всегда. Что 1825, что 1905...всё едино мать их в лоб.

...Я, уже 9 -го января, выйдя из Публичной библиотеке, где был у своего товарища литератора по книжным делам. Проходя уже под самый вечер у Адмиралтейства, что, как все знают, за Александровским садом, я там увидел толпы, группы собиравшихся рабочих и интеллигенции с детьми и нарядно разодетыми жёнами. Я старался их как-то обойти незамеченным, не тревожа их взоры, ибо где-то в глубине души у меня стал зарождаться явный  животный страх от этого сборища незнакомцев и скакавших всадников с какими-то очевидно срочными поручениями во дворец.
В кармане, я вдруг вспотевшей рукою, держал пистолет, он хоть как-то немного сдерживал охвативший меня ужас понимания того, что может ныне здесь произойти. Я не герой одиночка и не стремлюсь когда либо попадать в историю  Отечества героем, и святичем правды и неких истин. Вот тут-то я и вспомнил про предостережения министра. На Душе стало тошнотворно, муторно и очень неспокойно. Темнело, а тёмный Невский проспект, освещал мощный, мне подумалось, наверное корабельный прожектор, слепя глаза после темноты улиц. По своей яркости казалось,что он насквозь просвечивал весь Невский.На стенах магазинов и некоторых из домов висели плакаты с воззванием к Царю батюшке,и прямо на них были набросаны прописи приказа генерала Трепова: Запрещающего сбор рабочих групп и жителей столицы. Он просил в сей декларации всех граждан города временно не выходить из домов на площадь к Зимнему дворцу.
Обычно тёмный Невский из-за не установки ещё всех фонарей, был хотя и многолюден, но только до вечера, а ныне здесь было много простолюдинов,судя по рабочей одежде рабочих и домохозяек,очевидно их жён детьми. Судя по отрывкам фраз из разговоров, особо выделялся высокий бородатый мужик кричащий в толпу:
- Товарищи рабочие, внемлите! на дворцовой широкими рядами выстроены войска с пушками и гвардейцы. Не поддавайтесь на провокации и ведите себя спокойно и вежливо! Во-Во-перебил его чумазый рабочий, очевидно забастовщик из цехов. Многие из них, как я понимал, были с Путиловского завода и ткацких предприятий, и даже были моряки из Кронштадта. Дома же, перепуганных горлопанством толпы, дворян и
купцов, были по большей части без огней, ибо были наглухо закрыты ставнями. У Аничкова дворца на Невском, я увидел большое количество выстроенные стройными рядами солдат с оружием и пушками, а впереди и по бокам шеренг кучки  жандармов. У стен дворца, за рядами солдат,красивые, ярко выделявшиеся из них плотный строй конногвардейцев и казачьи сотни.
Вечерний воздух был омрачён паром исходивший из тысяч глоток голосившей толпы, туманом поднимающимся поверху толп, ржанием лошадей конвоев и лошадиным потом. Штыки сверкали нервными бликами. Народ быстро прибывал с Караванной и соседних улиц к Зимнему. С начало негромко, а с каждой минутой всё злее и требовательней, рабочие раздражённые тем, что увидели, конницу, и выстроившимися ряды солдат с оружием, громче и громче кричали солдатам:
- Братья солдаты,переходите на нашу сторону! Мы братья!Разве Вам мало мучений и самодурства ваших начальников и командиров? А что если они прикажут стрелять? И куда Вы потом совесть свою повесите? В Храмы пойдёте отмаливать свои кровавые грехи? Одумайтесь, пока не поздно! Братья! Складывайте, бросайте  оружие и идите к нам други!Добавляя со смехом: " Идите к нам, а то отморозите свои причиндалы и жёны не примут боле вас к себе. Дружный хохот раздался вокруг, и в солдатских рядах и толпы. Взбешённый офицер громко скомандовал:" Отставить разговорчики", но в гуле хохота его мало кто расслышал. И вынув из ножен саблю, тот погрозил ею толпе. Подбежавший к нему младший чин, откозыряв на его приказ побежал исполнять полученное задание. Некоторые из толпы кричали,что солдаты продали Россию,и что они стали кровавыми опричниками и холуями государя. Долой ограды братья!
Солдаты, други! Дайте пройти к Царю! Кричал народ очень дружно, а по происшествии часа, продрогший от холода, и уже сильно озлобленный от противостояния и грубых ответах солдат,так же злых от надоевшего стояния, и желавших вернуться в казармы, он неожиданно стал под напором задних рядов толпы, непроизвольно давить на ряды солдат. Те схватились и выставили штыки в сторону напиравших. Толпа отпрянула от них. Я, стоявший тут же, постарался хоть как-то успокоить кричавших:
- Господа рабочие, товарищи солдаты, не надо поддаваться на  провокации охранки, это всё специально разыгранный спектакль. Где Ваш Гапон? Увидев, что эти слова, хоть как-то успокоили людей, я, воспользовавшись моментом, попытался было протиснуться, выйти и пробиться из первых рядов к выходу с площади, что было для меня крайне тяжко и затруднительно при таком огромном столпотворении. Услышав, уже издали, как прапорщик заорал очевидно на толпу:
- Не прите так сильно, давить не позволим! Назад сволочи! Стрелять будем господа. Уберите портреты императора и иконы. Что Вы себя позорите богохульники, мерзавцы. Детей-то зачем привели? Поморозите. Нет Царя здесь. У меня есть приказ стрелять без страха!Ряды напиравших,как-то враз отпрянули и успокоенно остановились, даже притихли.Один старший офицер вышел из солдатских рядов и крикнул уже озлобленно и гневно:
- Убирайтесь черти по домам. Граждане, господа,рабочие и жители! Расходитесь, не надо бунтовать! Если бы Вы были нужны императору, он бы соизволил Вас принять. Будьте людьми, не давайте нам применить силу против вас! Что Вы себе позволяете?
Но народ, веривший в царя, как в Бога, всё кричал:
- Мы к Царю! Родимые! Дайте пройти нам православные к нашему батюшке Охранителю!
Князю показалось,что толпа всё более становилась озлобленной из-за своего очевидного бессилия,холода и хлынувшего от Невы, внезапно сильного холодного ветра. Хоругви в руках нескольких впереди стоящих, что мне хорошо было видно, развевались как Знамёна. Даже Иконы, поднятые над головой женщинами, заиндевели на холоде и стали вовсе не различимы и не разглядываемы,словно в тумане скрылись от буйства происходящего беззакония, словно сам Бог прикрыл их Лики от кощунства Царя. Отступивших от силы воинства рабочим, отпрянувших было от штыков в первые минуты, толпой вернулись, и их первым рядам даже удалось дойти до площади и выйти на неё вновь, когда в толпе народа услышали, сквозь внезапно возникшую тишину и безмолвие, слова военных, когда раздалась команда офицера Феоктистова:
- Последний раз просим разойтись, иначе пеняйте на себя господа!.
Гапон, стоявший поодаль,только рассмеялся и призвал не поддаваться на провокации военных. И тут началось! По взмаху руки офицера и его грозным гневе-команде:
- Беглым, по бунтовщикам, огонь!
Солдаты, по команде вскинувшие винтовки со штыками к плечу, одновременно грянули залпы, правда в первый раз никого не задев, очевидно заряды были холостыми. Растерянные офицеры,побежали по рядам с криками и бранью приказали сомкнуть ряды.
... После новой команды винтовки со штыками перестали колыхаться в руках солдат и грянул поражающий залп. Здесь беспорядочная стрельба перешла в шквальный огонь, напоминавший скорее не острастку шедших, а бойню, первыми попадали, как срезанная трава косой, женщины с иконами и рабочий с хоругви. После ряда выстрелов, появились казаки в первых рядах строя солдат. Толпа заголосила от ужаса, когда казаки с шашками на голо врезались в ряды демонстрантов и стали плетьми и шашками рубить рабочих и всех, кто попался им под руку. Их лошади сшибали и топтали копытами каждого, кто был на их пути, вольно или невольно. Гапон, как говорят свидетели, сам я его ни разу так и не увидел, скрылся в толпе. Окровавленные шашки мелькали как молнии над головами упавших. Офицеры из револьверов добивали раненых. Я видел, как упал и старик, которого я до этого видел в первых рядах, с огромной седою бородой и головой как лунь. Он, попытавшийся что-то объяснить офицеру, о непозволительности таких действии солдат, что здесь же женщины и дети. Как Вы можете? Бога не боитесь? Это не позволительно для вас ваше благородие. Старик был расстрелян тут же,этим мерзавцем с георгием на груди, без жалости и объяснений всех обстоятельств. Имя убитого, я его познал лишь потом, когда были похороны. Звали его Шалевич Николай Викторович, местный портной, еврей.
В это время мне удалось вырваться из толпы и этого ужаса. Но казаки, пробивая ряды толпы лошадьми, разделили толпы на малые части прижимая их к стенам домов и нанося удары яростно и с какой-то дикой ненавистью к народу.Я оказался в одной из толп. Вдруг из толпы рабочих послышались выстрелы, это пробились к ним их товарищи и стали отбиваться от казаков, прикрывая женщин и детей своим телом,
многие полегли тут же, ибо силы были не равны. Что могла сделать безоружная толпа против войск. Мне, случайному свидетелю было жутко от дикости и зверства казаков. К такому, никто конечно не был готов, и всеобщая растерянность, а потом и паника захлестнула толпы народа. Люди бежали по трупам,по телам раненых,по упавшим и убитым рабочим, женщинам, детям, забыв о совести и человечности. Звериный вой и оскал дикого страха и безумства, обозначил грани человека и животного. Одна девочка с матушкой стояли в странном для меня оцепенении, ибо мать прекрасно понимала, что от казаков не убежать, и она лишь закрывала в своих объятиях своё дитя. Приблизившийся к ней в плотную есаул, улыбаясь взмахнул плетью и ударил ей прямо по молодому красивому лицу ангела, сразу появившаяся и хлынувшая из рассечённой брови и щеки кровь,лишь добавила ярости богоотступнику, а его товарищ уже попытался ударить на отмашь шашкой, но я выхватив пистолет выстрелил в него, уже не думая ни о чём, лишь бы спасти и оградить от явной гибели дитя с женщиной. Второй мерзавец, казак  Гамов, своим ярым взглядом, лишь взглянув на меня отпрял, видно понял что я выстрелю и в него. Обернувшись крикнул:
 - Ну барин, зачем вы так? И исчез быстро ускакав очевидно за следующей жертвой. Я был в полном оцепенении, ибо всегда понимал и уважал само это сословие казаков за их отчаянную храбрость и верность императорской семье, не единожды воевал вместе с ними против врага.
Тут до меня дошло,что надобно уводить куда либо даму с поля бойни, когда услышал, что меня зовут. Это оказался владелец небольшого магазина, или палатки, не помню точно, ибо был вне разума, и как во сне. Одно дело война, другое убийство собственного народа, и кем,своим государем. Недалеко ушёл Николай II, от предка. Крики и зов незнакомца были настойчивее и настойчивее. Очевидно он понял, что я теряю разум от произошедшего ужаса и холода, смердящей лошадиной вони, пара, и в гневе смерти, промелькнувшей совсем рядом со мной. А он всё мне, оглохшему, кричал:
- Барин! Сигай ко мне и даму свою тащите. Быстрее, вон уже солдаты вновь подняли винтовки. Казаки отхлынули, значит будут стрелять вновь. Барин, да ты оглох что ли? Он выбежал и оттолкнув меня к лавке, схватил женщину с дитя и подталкивая их, затащил со мною в подвал. Лязгнул засов-замок и всё остальное было, как во сне. Плохо помню. Очнулся я от пережитого,лишь когда он дал мне выпить стакан
смирновской водки. Прямо впихнув его мне в глотку. Я, не привыкший к такому обращению и упёртости, вынуждено смолчал, и не зря. От жгучего напитка,я очнулся, явно придя в себя и осмотрелся более внимательно, но это было уже потом, когда всё стихло на площади. Женщина на радостях обнимала дочку, а потом обняла и расцеловала и нас. При этом она всё  лепетала:
- Вы господа, отныне мне родня и Ангелы хранители! И вдруг разрыдалась...
Из подвала, хотя он был глубокий,всё таки были слышны многоголосие выстрелов и крики о помощи. Впрочем они вскоре затихли. Как я позже узнал,от одного участника демонстрации, либерала, в своих требованиях рабочие,явно перешли грань дозволенного и как результат месть и ненависть  солдат к ним, они же добивали раненых на улице. Женщина с ребёнком задремали и затихли, боясь чтобы их не схватили жандармы,уже рыскавшие по городу в поисках участников выступления
рабочих возмущённой столицы...
Вернулся князь в свою усадьбу Иваньково, лишь через неделю.Своей обязанностью он сделал помощь семьям рабочих,оставшихся без кормильца Для этих целей от передал в рабочие комитеты пятьсот рублей. На одних похоронах, он увидел свою красивую даму с девочкой семи лет, которых спас в тот роковой день. Как оказалось, она была женою одного из рабочих Путиловского завода, Смирнова Виктора Афанасьевича,только оформившегося в литейный цех механиком,и сопровождала его в тот день при передаче петиции. Шла как на праздник, ведь они все шли к самому Царю, и не одна она. Они, только переехавшие в столицу из Вятки, ожидали прибавления в семействе и радовались любому общению с мастерами и рабочими завода. Как говорил ей супруг:
"- Умейте радоваться в жизни всему, что нас окружает, ибо это и есть истина нашего бытия моя дорогая супруга."
На кладбище она была с дочерью,которая шла рядом держа мать за руку, словно боялась вновь остаться одна. Матушка, одетая в чёрном платье из шерстяной ткани и накинутой на плечи заячьей шубки,была в чёрной меховой шляпке с длинной чёрной вуалью. Князь не решился к ней подойти и уехал с кладбища сразу, как только закончилась траурная церемония и отпевание рабочих. Хотя, как отметил князь, многие присутствующие рабочие завода игнорировали священника и не обращали на него никакого внимания. Речь профсоюзного лидера рабочих, была краткой и как показалось из-за священника скомканной.Было очевидно,что новое поколение рабочих, жило в разных измерениях и духовности, из-за произошедших событий, и это, произошедшее впервые, было удивительно. Многие присутствующие были измучены дорогой и незавидными видами произошедшего. В столице,как и в Москве,действовал режим чрезвычайной напряжённости и зачистки от нежелательных лиц.В этот список входили как рабочие,так и служащие принимавшие участие в беспорядках на Невском и на Дворцовой, что само по себе уже являлось преступлением. Из подсознания князя, никак не могли исчезнуть трагические дни, воспоминания,расстрел невинных на Садовой, спасение дамы с ребёнком,вид на то,как люди бросались с моста прямо на лёд,пытаясь спастись от выстрелов солдат, да офицеров жандармов и казацкой сабли. Многие ломали себе шею, некоторые, которых не удавалось спасти добрыми мещанами города, уходили на дно Невы, так и не поняв,за что они приняли эти нечеловеческие муки. В народе говорят:"- Рвите плоды пока вы молоды,и не брезгуйте картофельным хлебом...". Немецкие поговорки,столь быстро прилепившиеся от Романовых на Руси, обрели ныне особый смысл после всего произошедшего. Жестокость бытия присуща в России из покон веков, начиная с крещения Руси. Это господа и символ, и воля, и судьба матушки России. Как-то так господа...

P.S. Самого зачинщика сей карусели, попа Гапона, выследили эсеры и приговорив к смерти, казнили в марте тысяча девятьсот шестого. Я же, на этом заканчиваю сию трагическую историю...для потомков. Пройдёт всего лишь девятнадцать лет, и не станет Петрограда, а явится город рабочих, град Ленинград. Символ Свободы.
Александр Сергеевич, сняв очки, отложил записи предка на стол и ему вспомнились слова железного Феликса:
Великий В.И. Ленин, говорил: "- Самое страшное для дела Революции, это когда появится РАБОЧАЯ АРИСТОКРАТИЯ, дети детей революционеров, ибо они привыкшие жить на всё готовое и преподнесённое им на блюдечке, не пожелают работать. Их праздная жизнь будет зависеть от доносов и бумагомарания, ибо они почувствуют себя богами в нашем рабоче-крестьянском Обществе. По сути же, они враги, враги пострашнее Белой Гвардии и Монархии. Но, я думаю, что революционные массы справятся с этими мягкотелыми отбросами "революции" и раздавят их своей железной волей..."   из письма Ф.Э. Дзержинскому. 23 XII 1922г.