56. Дом и сад в Ялте

Начиная с 1899 года Антон Павлович зимовал в Ялте. «Я зимую в Ялте. Здоровье мое сносно, но в Москву меня не пускают, и вероятно, все будущие зимы, если буду жив, придется проводить здесь». Это он написал 2 января 1899 года. А через три дня: «Я купил себе участок в Верхней Аутке по пути в Исар и Учансу».

Участок этот был приобретен далеко от Ялты, бок о бок с татарским кладбищем, весь заросший корявым, выродившимся виноградником. На сестру Марию, когда Антон Павлович повез ее на этот участок, он произвел угнетающее впечатление. Как говорил живший тогда в Ялте бывший певец оперы Усатов, этот участок непрактичному Антону Павловичу просто "всучили". Тогда он не был включен ни в водопроводную сеть, ни в канализацию, и первые три года жизни на нем пришлось довольствоваться дождевой водой, а молодой сад поливали помоями из-под умывания.

Видимо, поэтому удалось купить этот участок довольно дешево, всего за четыре тысячи, да еще так, что три тысячи можно было платить когда угодно и без процентов. Денег свободных у Чехова в это время не было, и он комбинировал всякие кредитные операции.

В январе 1899 года у Антона Павловича начались переговоры с издателем Марксом о продаже его произведений этой фирме на вечные времена. Переговоры эти закончились тем, что к Марксу перешло все право издания сочинений писателя за 75 тысяч рублей и право на будущие произведения по особому тарифу. К сожалению, уплата этих 75 тысяч была рассрочена на три срока, и Антон Павлович не почувствовал себя богатым. Строился ялтинский дом, были долги, и от первой получки скоро не осталось ничего. До второй получки снова пришлось доставать денег под обязательство, и Антону Павловичу стало казаться, что из долгов ему никогда не выбраться.

То, что Маркс даже в печати именовался «собственником» сочинений Чехова, писателю было неприятно; он невесело шутил о «кабале» и «хищной тигре Марксе». Но, как писал Чехов позже, «не надо все-таки забывать, что, когда зашла речь о продаже Марксу моих сочинений, то у меня не было гроша медного, я был должен Суворину, издавался премерзко, а главное, собирался умирать и хотел привести свои дела хотя бы в кое-какой порядок». Еще одно достоинство этого договора несомненно: он побудил Чехова собрать свои рассеянные по десяткам периодических изданий сочинения, пересмотреть их, многие заново отредактировать. Благодаря этой работе, нередко возникали по сути дела новые оригинальные вариации на темы старых рассказов. Читатель получил основные сочинения Чехова. Особенно широко они распространились, когда Маркс издал их в 16 томах в виде бесплатного приложения к популярнейшему в России журналу «Нива».

Началась постройка ялтинского дома. Строился он на заглохшем пустыре в Аутке по проекту архитектора Л. Н. Шаповалова. Писатель проводил на постройке дома целые дни. Свозили камень и известку, турки и татары копали землю, а Чехов с тщанием и педантизмом сажал деревья и с отеческой любовью следил за каждым новым побегом.

Зима 1899 года в Крыму была чрезвычайно суровая. Холод, снег, морские бури и полное отсутствие близких по духу людей утомили писателя. Он стал тосковать. По словам сестры, его неудержимо тянуло на север, и ему стало казаться, что если бы он переехал на зиму в Россию, в Москву, где с таким успехом шли в Художественном театре его пьесы и где все для него было так полно интереса, то для его здоровья это было бы лучше, чем в Ялте.

Но, против воли, пришлось примириться с жизнью в Аутке. А эта жизнь со своей стороны стала предъявлять к нему свои права: как местный житель, он был избран в члены попечительского совета женской гимназии, кроме того приходилось выносить немало душевных волнений из-за чахоточных больных, которые отовсюду обращались к нему с просьбами устроить их в Ялте. Помогал он не только им, но и пожертвовал 500 рублей на постройку школы в Мухолатке.

Но весной он все-таки вырвался в Москву. Очевидно толкало его на север и желание встретиться с Лидией Авиловой, его нежной и тайной любовью. Он пришел на вокзал, чтобы встретить ее. Она была с детьми. Это было 1 мая, и это, как оказалась, была их последняя встреча. 

А в мае Чехов уехал в Мелихово, где провел все лето. 15 мая он писал П. Ф. Иорданову в Таганрог: «Я не знаю, что с собой делать. Строю дачу в Ялте, но приехал в Москву, тут мне вдруг понравилось, несмотря на вонь, и я нанял квартиру на целый год, теперь я в деревне, квартира заперта, дачу строят без меня – и выходит какая-то белиберда».

Осень Антон Павлович возвращается в Ялту. Стройка ялтинского дома шла медленно, с обычной грязью и хламом на строительной площадке, с остановками, перебоями. Чехов жил на частных квартирах в центральной Ялте, но целые дни проводил на стройке. Только что блестяще прошла «Чайка» в Художественном театре и продолжала идти, делая сборы. У Чехова завязалась переписка с актрисой, игравшей Ирину Николаевну Аркадину, Ольгой Книппер. Литературный и театральный критик князь Урусов написал восторженную статью в «Курьере» О "Чайке", шли письма из Москвы, все это радовало. «Я словно изнемог»,- писал Чехов. Это довольно удивительно для сдержанного Чехова, не любившего распространяться о своих чувствах. «Если бы я не жил в Ялте, то зима была бы для меня счастливейшей в жизни».

Популярность Чехова в это время была уже сказочная! По Волге ходил пароход «Чехов». Издавались открытки с портретами писателя. Газеты наперебой сообщали о приезде Антона Павловича – то в один, то в другой город, хотя он вообще никуда не выезжал. Подозрительные «чеховы» просили денег взаймы – и им давали не задумываясь! Разгневанные родители ругали писателя в письмах – за то, что он закружил головы их молоденьким дочерям. Но и это происходило от лица поддельных "чеховых".

Когда Чехов прогуливался по набережной Ялты – за ним следовала целая толпа поклонников и поклонниц! Чехов ужасно стеснялся и старался гулять в городе только с кем-то из близких знакомых. Но что было делать? Здоровье требовало жить именно в Ялте. «Мне скучно». «Скучно и без москвичей, и без московских газет, и без московского звона, который я так люблю». Странно наступила жизнь, слава растет, гонорары сыплются, а здоровье все хуже.

В 1899 году император Николай II подписал указ о даровании Чехову потомственного дворянства. Антон Павлович никак не отреагировал на появление этого указа и вообще нигде о нем не упоминал, хотя прекрасно знал о его существовании. В императорской семье Николая II любили творчество Чехова, часто читали его произведения, и даже иногда ставили по ним домашние спектакли.

Ялтинский дом строился быстро и благополучно. Возводилось белое строение южно-дачной архитектуры, с небольшими комнатами, но и балконами, с террасы отличный вид. Его так и стали называть позднее - "Белая дача".

Часто писал Чехов Марии Павловне о постройке, советовался. «Делать ли у тебя в башне паркетный пол?» «Аутская дача будет и красива, и удобна. Тебе и мамаше очень понравится. К твоему приезду, т. е. к июню, будет уже все готово». В конце июля пишет: «Ялтинский дом очень хорош. Виды со всех сторон замечательные, а из твоей комнаты такие виды, что остается пожалеть, что этого дома у нас не было раньше. Флигель готов совершенно». «Все деревья, которые я посадил, принялись. Конопля, рицинусы и подсолнухи тянутся до неба». Но опять возникли задержки: «Подрядчик говорит, что дом будет готов гораздо раньше августа».

Но вот и конец августа, а дом все еще не готов. В комнате «Маши» настилают паркет. Хотели начать оклеивать обоями, но он остановил: пусть сама выберет обои. Обещано, что у нее и «мамаши» все будет кончено к 1 сентября. А пока живет Антон Павлович во флигеле. Нанял турка Мустафу, вроде дворника. Но с едой не налажено. В город спускаться далековато, так что по-настоящему обедает он не каждый день. Однако постройка, и особенно работа в саду его увлекают.

Чехов придумал идею сада и воплощал ее в жизнь своими руками. В музее ялтинской дачи до сих пор хранится тетрадь с надписью «Сад», где Чехов скрупулезно записывал все посаженные им растения. Антон Павлович стремился создать сад непрерывной декоративности. Он так подбирал деревья, кустарники и цветущие многолетники, чтобы цветение одного растения сменялось цветением другого. Он мечтал, что это будет сад для неспешных прогулок, для спокойствия и умиротворения, созерцания красивых видов и вдохновения, так необходимого в творчестве. Сад «вечной весны», так Чехов сам называл идею своего сада.

Повсюду были проложены круговые дорожки, вдоль которых расставлены деревянные лавочки зеленого цвета, чтобы полюбоваться красивыми уголками сада. Все пространство разделено дорожками на зоны, сплошь покрытыми цветами, деревьями и кустарниками. Множество цветов - розы, хризантемы, азалии, магнолии. Кедры, кипарисы, ивы. Пальмы соседствуют с березами, так Чехов пытался объединить север и юг. К сожалению, березы засохли, не выдержали жаркого крымского климата.
 
В этом саду гуляли, гостившие у Чехова, Левитан и Гиляровский, Бунин и Куприн, Мамин-Сибиряк и Алексей Горький. У Горького была даже любимая скамейка в дальнем углу сада, которую до сих пор называют «Горьковской».

В саду были поставлены глиняные сосуды для воды, ведь воды для полива не хватало и приходилось ее собирать. Плетистая роза Бэнкса, посаженная Антоном Павловичем в 1899 году, считается гордостью сада, и до сих пор она цветет. Это плетистая роза с вечнозелеными листьями расцветает рано, уже в мае куст укрыт мелкими желтыми цветочками.

"Здесь мной было посажено каждое дерево и разумеется мне это дорого, но ведь это не главное. До меня здесь был пустырь, а я его превратил в культурное и красивое место. Лет через триста-четыреста вся Земля превратится в сплошной цветущий сад и жизнь будет для всех необыкновенно легка и удобна", - мечтал А.П. Чехов.

Наконец, в первых числах сентября 1899-го года Мария Павловна привезла ему «мамашу» Евгению Яковлевну. «Помаленьку размещаемся в большом доме. Становится сносно».

Надо было продавать Мелихово, но расставаться с имением, где все устраивалось с таким трудом, было нестерпимо жалко. «Хотел продать Мелихово и не хотел, — писал Чехов, — ничего еще не решено..».

В ноябре 1899 года дача наконец была полностью готова. Она была красива и не так тесна, как сначала думал Чехов. Внешне дом получился прекрасный. Вот как о нем вспоминал Куприн, посетивший его после завершения строительства: "Ялтинская дача Чехова стояла почти за городом, глубоко под белой и пыльной аутской дорогой. Не знаю, кто ее строил, но она была, пожалуй, самым оригинальным зданием в Ялте. Вся белая, чистая, легкая, красиво несимметричная, построенная вне какого-нибудь определенного архитектурного стиля, с вышкой в виде башни, с неожиданными выступами, со стеклянной верандой внизу и с открытой террасой вверху, с разбросанными то широкими, то узкими окнами, — она походила бы на здания в стиле moderne, если бы в ее плане не чувствовалась чья-то внимательная и оригинальная мысль, чей-то своеобразный вкус. Дача стояла в углу сада, окруженная цветником. К саду, со стороны, противоположной шоссе, примыкало, отделенное низкой стенкой, старое, заброшенное татарское кладбище, всегда зеленое, тихое и безлюдное, со скромными каменными плитами на могилах".

Но у этой дачи оказался один большой недостаток, для чахоточного больного очень существенный: зимой в ней было холодно. Чехов, как мог, с холодом боролся. Из двери, выходящей из спальни на балкон, сильно дуло — он заказал в Москве, в магазине Мюра и Мерилиза, специальные шторы. Но когда их прислали, они оказались «жидковаты немножко» — с балкона по-прежнему дуло.

Холоднее всего было в кабинете — там не было печи, а только камин, который Чехов зажигать не любил. В первую зиму в кабинете иногда было всего 12 градусов; даже писать было трудно — мерзли руки. Спать приходилось в шапке и туфлях. В следующие зимы теплее было не намного. «Сейчас сажусь писать, буду продолжать рассказ, но писать, вероятно, буду плохо, вяло, так как ветер продолжается и в доме нестерпимо скучно»; «Вчера я не писал, ибо в моей комнате было только 11 градусов» (1—2 и 3 февраля 1903 г.).

Эту Ялту, несмотря на все труды и усилия, Чехов так и не смог полюбить. Здесь ему не нравилось все: «преподлая», «гнусная» погода зимой и промозглая — осенью. Ему нужно было одеваться теплее, но в зимнем еще никто не ходил, и надевать шубу он стеснялся. Не нравилась южная природа, казавшаяся ему «холодной», вечнозеленые растения напоминали ресторанные пальмы («сидишь, точно в Стрельне»).
«С каким чисто телячьим восторгом я пробежался бы теперь в поле, около леса, около речки, около стада. Ведь, смешно сказать, уже два года, как я не видел травы».