Иллюзии времени

 
Глава 1. Возвращение в сказку
Семён Михайлович всю жизнь был уверен: раньше было лучше. Трава — не просто зеленее, она прямо сияла изумрудом, как ковры в Кремле, а хлеб — не то что нынешний, пшеничный пух, будто из облаков. В каждом уголке памяти — доброта людей, улыбки соседей, и не было ни пробок на дорогах, ни очередей в магазинах. Откроешь старый альбом, увидишь себя в школьной форме, худенького, с вихрами, и сразу захлёстывает: «Вот бы вернуться в те годы, когда счастье казалось таким простым, как паровой пирожок в буфете».
И вот, как-то вечером, попивая компот из сухофруктов, Семён Михайлович наткнулся на статью в интернете о новом изобретении — виртуальная капсула для погружения в прошлое. «Скучаешь по детству? Устал от современности? Вернись в лучшие моменты своей жизни!» — обещала реклама. «Ну что ж, порадуй старика», — подумал Семён Михайлович и, щёлкнув по ссылке, оформил заказ.

Через неделю долгожданная капсула приехала — блестящая, как новенькая «Волга» советских времён. Семён обошёл её кругом, как будто выбирал автомобиль, удовлетворённо кивнул и, недолго думая, залез внутрь. Инструкция была довольно простая: «Выберите год», «Выберите момент». Вспомнив своё детство и самый яркий момент — лето, двор, мяч и запах сирени, — Семён настроил капсулу на год, когда ему было 12 лет.

Мир закружился перед глазами, будто в цирковом калейдоскопе. И вот через несколько секунд он оказался в том самом дворе. Всё было как в кино: солнечный день, скрип качелей и те самые мальчишки, с которыми он гонял мяч. «Вот она, моя юность!» — с дрожью в голосе прошептал Семён.

Но что-то сразу пошло не так. Мяч, на который он смотрел с таким трепетом, вдруг оказался не таким уж идеальным. Вместо яркого красно-синего футбольного снаряда, который сверкал в его воспоминаниях, перед ним лежал облезлый кожаный ком, явно переживший не одну зиму под дождём и снегом. Семён взял его в руки, и мяч развалился прямо у него на ладони. «Э-э, что за ерунда?» — пробормотал он, вспоминая рекламу, которая обещала возвращение в лучшие моменты.
Но дальше — хуже. Двор, который казался огромным, теперь выглядел не больше, чем футбольное поле для карликов. Семён огляделся и понял, что в нём не так уж много места для игр. Качели скрипели так, словно вот-вот развалятся, песочница заросла травой, а из мусорного бака тянуло таким запахом, что даже воспоминания о детстве не могли его заглушить.

«Эй, мальчишки!» — радостно позвал Семён своих старых друзей. Но те, вместо того чтобы улыбнуться или радостно закричать: «Сёмка, ты где был?», начали… драку. Прямо перед его глазами! Один мальчишка тянул чужой велосипед, другой пытался забрать мяч (видимо, кто-то ещё не понял, что мяч уже приказал долго жить), а третий бежал с криками: «Я вам всем покажу!».

«Неужели это тот самый двор, где всё было так прекрасно?» — с изумлением думал Семён. Его воспоминания были полны доброты, дружбы и радостных мгновений. Но что-то явно пошло не так. Он подошёл к ребятам, надеясь как-то вмешаться, но тут один из мальчишек, сильно махнув рукой, случайно врезал Семёну по голове. «Эй, старик, откуда ты взялся? Мы тут играем!» — прокричал он.
Семён отступил назад, ошарашенный таким поворотом событий. «Что за чёрт? В рекламе про это ничего не говорили!» — возмущённо пробормотал он. Он пытался вспомнить, как же в его детстве всё было — и мяч новенький, и ребята дружелюбные, и двор такой просторный… Но, чем больше он смотрел вокруг, тем меньше находил сходства со своими идеализированными воспоминаниями.

Мусорный бак напоминал скорее свалку токсичных отходов, чем место для небольшого количества мусора. Воняло так, что даже коты не решались подойти ближе, а в воздухе витали крики не детской радости, а взаимных оскорблений.
«М-да…» — Семён Михайлович почесал затылок и направился к капсуле, которая обещала вернуть его в те самые идеальные моменты прошлого. Он понял: это прошлое, каким оно было на самом деле, а не в его розовых очках ностальгии. Вроде бы и вернулся в детство, а ощущения, мягко говоря, далеко не те.

Глава 2. Тот самый завтрак

На следующий день Семён Михайлович, вдохновлённый вчерашним, хотя и несколько странным возвращением в детство, решил заглянуть в ещё более тёплый уголок воспоминаний — школьную столовую. "Ах, это ведь то самое место, где кормили той волшебной кашей!" — подумал он, потирая руки в предвкушении. В его памяти каша из школьной столовой была чем-то вроде кулинарного шедевра. Ни один современный ресторан не мог сравниться с этим гастрономическим наслаждением, и вот теперь, благодаря виртуальной капсуле, он мог снова вернуться в то время и насладиться вкусом детства.
Семён Михайлович настроил капсулу на 1964 год, выбрал конкретный день — утро, школьная перемена, и мигом оказался в старой доброй столовке. Грохот алюминиевых подносов, гул голосов и привычный запах варёной капусты ударили в нос. Семён внимательно осмотрел помещение. Оно осталось неизменным: облупившаяся краска стен украшалась советскими плакатами с призывами к здоровому образу жизни «Молоко — источник силы!», а скрипучие деревянные столы, казалось, стонали от каждой своей вибрации, словно предчувствуя неминуемый конец.

За столами уже сидели старые одноклассники, на  их лицах не читалось ничего, кроме той самой будничной скуки, с которой они когда-то посещали школу. Они были одеты в знакомые фартуки и галстуки, и это напомнило Семёну о его собственных школьных днях. С улыбкой на лице он сел за стол и, почувствовав волну умиления, замер в ожидании долгожданного завтрака. «Ну вот, сейчас будет!» — с нетерпением думал он, когда перед ним поставили тарелку с кашей.
Каша выглядела точно так же, как и в его воспоминаниях: слегка сероватая, с какими-то непонятными крупинками, но Семён Михайлович знал, что это обманчивая простота. Главное — вкус, тот самый вкус, который перенесёт его в блаженное состояние детства.

«Ну вот, наконец-то, то самое детство!» — пробормотал он, улыбаясь, и решительно поднёс ложку ко рту. Но… что-то пошло не так. Каша, с виду вполне нормальная, оказалась странно липкой. Ложка застряла в ней, как будто это был не завтрак, а строительная шпаклёвка. Семён потянул ложку на себя, пытаясь вытянуть её из густой массы, но она с трудом поддавалась. Когда наконец ложка освободилась, с неё свисали длинные тягучие нити каши, напоминающие размокший резиновый шнур.
«Что за чертовщина?» — подумал он, но мужественно продолжил свой путь к вкусовому экстазу. Он положил кашу в рот… и тут же пожалел об этом. Вкус был, мягко говоря, непередаваем. Это было нечто среднее между горелым песком и прокисшим клеем. Зубы с трудом справлялись с вязкой массой, которая с каждым жевательным движением становилась всё плотнее и отказывалась покидать рот.

«Эй, да что это такое?» — возмущённо пробормотал Семён Михайлович, глядя на тарелку, как на предателя. Воспоминания о волшебной каше стремительно рушились, как карточный домик под порывом ветра. В голове замелькала мысль: «Может, я просто забыл, как это было на самом деле?»
Но его столовые товарищи, казалось, ничуть не смущались. Все вокруг жевали эту странную массу с такой серьёзностью, как будто им подавали не кашу из детства, а изысканное блюдо, которое готовил лично какой-нибудь шеф-повар из телевизионного шоу. Один из одноклассников с аппетитом хлебал кашу, причмокивая от удовольствия. Другой уверенно добавил в тарелку комок маргарина и продолжил жевать с выражением философского покоя.

«Ну уж нет!» — решил Семён. Он взял ложку и с усилием отложил её на край тарелки, будто расставаясь с чем-то важным, но смертельно опасным. Вокруг никто не обращал внимания на его страдания. Одноклассники, будто зомби, спокойно и методично уничтожал свои порции, а в воздухе витал запах варёных сосисок, которые на вид были такими же съедобными, как резиновые пробки.
«Неужели вот это и было тем самым вкусом моего детства?» — недоумевал Семён Михайлович. Перед его глазами медленно рушился миф, что раньше всё было лучше. Он смотрел на свои руки, которые ещё минуту назад с трепетом держали ложку, а теперь дрожали от кулинарного шока.
Семён оглянулся на капсулу, стоящую в углу, как последний оплот здравого смысла. «Пожалуй, с меня хватит воспоминаний на сегодня», — подумал он.

 Глава 3. «Первая любовь»

После всех разочарований с детским двором и школьной кашей, Семён Михайлович решил пойти ва-банк и вернуться к самому сердечному воспоминанию — первой любви.
«Вот где настоящая ностальгия! Что может быть лучше?» — думал он, настраивая свою чудо-капсулу. Это был тот самый момент, когда он впервые поцеловал Лизавету — милую девчонку с длинными косами, в которую был влюблён до беспамятства. Сердце его трепетало от предвкушения: сейчас-то всё точно будет идеально!
Семён выбрал тот самый день — летний вечер у старого дома, где они всегда встречались. Он был уверен, что это событие станет венцом его возвращения в прошлое. «Вот она, Лизавета, с косами, в пёстром платьице, и я, молодой как огурчик!», — Семён улыбался, настраиваясь на романтический лад.

Капсула быстро перенесла его в тот вечер. Солнце клонилось к закату, ветерок играл с волосами Лизаветы, и она стояла у старого деревянного забора, будто сошла с картины романтического фильма. Всё было как в его воспоминаниях. Семён сделал глубокий вдох и решительно направился к Лизавете.

— «Привет, Лизка», — хотел сказать он, но вместо этого из его рта вырвалось странное «Бу-бу-бу». Семён резко осёкся. «Это что было?» — промелькнуло у него в голове.

Он попробовал ещё раз: — «Лизавета, я…» Неожиданно тон его голоса стал неестественно высоким и превратился в протяжное "Ли-за-ве-е-та", напоминающее вокал солиста народного хора, исполняющего высокую ноту.
В отличие от его ожиданий, подобное обращение не понравилось Лизавете. Она посмотрела на него так, будто перед ней стоял инопланетянин, пытающийся объясниться на человеческом языке.

— «Ты чего, Сёмка? Забыл, что ли?» — с изумлением сказала она. — «Тогда не то что поцеловать меня — ты вообще сбежал, когда я предложила тебе руку на танцах!»

Семён застыл, как вкопанный. Его внутренний романтик тут же начал ломаться, как старый телевизор с помехами. «Как сбежал? Это не может быть правдой!» — возмущённо думал он. Ведь он был уверен, что этот момент — один из самых волшебных в его жизни.
Но оказалось, что в реальности ничего подобного и не было. Он не только не осмелился поцеловать Лизавету, но даже сбежал, едва дело дошло до намёков на романтику.

— «Ты ведь тогда унесся со всех ног, как будто тебя пчела укусила!» — продолжала Лизавета, смеясь. — «А я потом долго удивлялась: ты вроде смелый, а как дело дошло до танцев — сразу испарился!»

Семён стоял в недоумении. «Неужели моя память мне врала все эти годы? Как же так, я был уверен, что это был момент триумфа!» Его гордость тут же сжалась до размеров горошины, а романтические фантазии о первой любви растаяли, как та самая каша в школьной столовой — быстро и без следа.
Семён сделал попытку ещё раз заговорить: — «Но ведь я…», — начал он, но Лизавета перебила его: — «Сёмка, не придумывай. Ты тогда был как пугливый заяц. А теперь вот стоишь и бормочешь что-то невнятное». Она рассмеялась, махнула ему рукой и пошла прочь.

Семён остался стоять на месте, чувствуя, как внутри него рушатся последние иллюзии о том, каким он был героем в молодости. Всё оказалось совсем не таким, каким он себе представлял.
— «Ну и дела», — пробормотал он себе под нос, глядя, как Лизавета скрывается за углом дома. «Значит, сбежал…»
Семён медленно побрёл обратно к капсуле, смахивая с плеч остатки своих романтических воспоминаний, как ненужную пыль. Ностальгия снова сыграла с ним злую шутку. В реальности он оказался не тем романтическим героем, который уверенно шёл к поцелую с любимой, а трусливым мальчишкой, сбежавшим при первой возможности.

«Вот уж не думал, что первое свидание может так запомниться», — горько пошутил он про себя, забираясь обратно в капсулу. Очередной миф о «прекрасном прошлом» оказался разрушен. Похоже, и любовь в детстве была не такой идеальной, как казалось спустя годы.
Семён вздохнул, надеясь, что хотя бы в следующий раз воспоминания не подведут.
«Может, в поход с ребятами сходить? Там уж точно всё было весело…», — подумал он и принялся настраивать капсулу на новый «великий момент» его прошлого.

Глава 4: Идеальное прошло

После нескольких неудачных «путешествий» Семён Михайлович решил совершить последнюю, самую важную вылазку в прошлое. «Ну уж этот-то момент точно не подведёт!» — убеждал он себя. Всё, что осталось от его грандиозного плана вернуть молодость, сводилось к одному воспоминанию, которое он хранил в душе как священную реликвию. Это был день, когда его родители были живы, а они всей семьёй сидели на даче за столом, пили чай с малиновым вареньем и обсуждали великие планы. «Вот уж где были по-настоящему счастливые времена! Никакая ностальгия не может исказить эту идиллию», — думал Семён, настраивая капсулу. «Ремонт крыши и драчки с мальчишками — это ерунда. Главное — семья!»

Семён вздохнул с облегчением, запустил программу и снова погрузился в атмосферу «идеального прошлого». Через мгновение он уже сидел за старым дачным столом, на котором стояли чашки с пузатыми чайными подстаканниками и тарелки с вареньем. Перед ним — мама и папа, такие родные, такие живые. Они улыбались, а вокруг раздавалось пение птиц и скрип старой качели, на котором ещё минуту назад раскачивался его младший брат.

«Ну, вот оно, счастье», — подумал Семён с умилением, оглядывая сцену. Всё как в его воспоминаниях — идиллия, уют, покой. Он даже ощутил тот самый сладкий запах малины, который наполнял воздух каждый раз, когда мама доставала из шкафа банку варенья. Сердце Семёна радостно ёкнуло. Сейчас вот зазвучат те самые тёплые разговоры о жизни, о мечтах, и всё, как всегда, будет мудро и прекрасно.
Но тут папа, сдвинув брови, стукнул кулаком по столу.

— «Сколько можно про эту крышу говорить, мать?! Она уже два года протекает, а ты всё никак не соберёшься позвать плотника!» — строго заявил отец.

Семён моргнул, как будто его кто-то ударил под дых. «Крыша? Какая крыша?» Он оглянулся на маму, ожидая услышать её тёплый голос, как в тех самых воспоминаниях, но она вдруг недовольно засопела и уставилась на папу, словно тот только что предложил продать дом и уехать в тундру.
— «А чего я одна должна за всеми бегать? Пусть сосед Петров и чинит свою крышу! У него вон и молоток есть, и руки откуда надо растут! Ты его один раз пригласишь на чай, а потом он весь огород у нас перекапывать будет!» — с раздражением бросила мама.

Семён Михайлович замер. Его внутренний мир начал трещать по швам, как старый зонтик под сильным ветром. «Так, это точно не то, что я помню…»
Разговор родителей быстро перешёл в жаркий спор о том, кто когда должен был пригласить плотника, и как сосед Петров заодно перекосил забор. Где же были его воспоминания о мудрых беседах о будущем? О судьбах человечества? Он напряг память, пытаясь вспомнить хоть одну серьёзную мысль, которую они тогда обсуждали, но всё, что всплывало, — это ругань по поводу огурцов, которые Петров якобы украл из их грядки.

Всё вокруг вдруг стало до ужаса бытовым. Даже тот самый чай, который казался ему некогда символом семейного единства, оказался обычной, слегка остывшей заваркой, а малиновое варенье вдруг утратило свой божественный вкус и напомнило старый компот. Семён смотрел на родителей, которые продолжали препираться, и начал понимать: идеального прошлого не было. Оно, как и каша в школьной столовой, оказалось продуктом фантазии.

— «А я-то думал, что мы здесь обсуждали философию жизни!» — невольно пробормотал он.

В этот момент отец резко повернулся к нему и, не дождавшись его комментария, выпалил:

— «А ты чего сидишь молчишь? Ты-то будешь чинить крышу, когда вырастешь, или тоже плотника звать будешь, как твоя мать?!»

— «Да-да, Сёмка, не забудь — как вырастешь, будешь всё сам делать!» — подхватила мама, снова отодвигая варенье.

Семён с трудом подавил нервный смешок. «Вот это семейный диалог!» — подумал он. Все его фантазии о прекрасном прошлом в один момент развеялись, как дым. Родители, которых он считал образцами мудрости, оказались обычными людьми с обычными, приземлёнными проблемами. Никакой романтики. Никаких возвышенных бесед. Только крыша, соседи и ругань по поводу того, кто должен пригласить плотника.
Семён Михайлович вздохнул и вышел из капсулы. «Ну вот, это и всё», — пробормотал он себе под нос. Все идеальные воспоминания оказались
лишь иллюзией. Настоящее прошлое было куда более прозаичным и совсем не таким волшебным, как ему хотелось верить.

— «Прошлое… это ловушка», — наконец понял он, закрывая капсулу.