Роман Двух Шпионов. Иронический детектив

РОМАН   ДВУХ   ШПИОНОВ.   ИРОНИЧЕСКИЙ   МИНИ - ДЕТЕКТИВ   В   СТИЛЕ   РАННИХ   РАССКАЗОВ   АГАТЫ  КРИСТИ.  (Т.е.  Автор надеется, что этот мини – детектив в стиле Агаты Кристи!)


«Билл как пушинку поднял её своими сильными руками и крепко прижал к груди. Глубоко вздохнув, она сдалась и поцеловала его — с такой нежностью и страстью, о которых он даже не мечтал...» Со вздохом мистер Эдвард Робинсон закрыл книгу «Могущество»... Эдвард думал о Билле. Вот кто был настоящим мужчиной, на все сто процентов.

Таких мужчин обожают пишущие дамы. Эдвард завидовал его мускулам, его суровому привлекательному лицу и необузданной страсти. Он опять раскрыл книжку и стал читать о гордой Марчесе Бьянко (той, которая сдалась). Она была столь восхитительно красива, её очарование так опьяняло, что сильные мужчины, вмиг ослабев от любви, падали перед ней, как кегли.

«Конечно, всё это ерунда, — сказал сам себе Эдвард. — Все эти бурные страсти полная чушь. Но всё-таки в этом что-то есть...» Глаза его стали грустными. Где-нибудь на земле бывает еще что-либо подобное? Где женщины, чья красота опьяняет? Где любовь, пожирающая тебя как пламя?

«Но в настоящей жизни всё не так, — подумал Эдвард. — И мне, как и всем моим знакомым, не приходится надеяться на что-то особенное». — Агата Кристи  "Испытание Эдварда Робинсона"

             

Ч А С Т Ь  I.   НАЧАЛО   РОМАНА  ДВУХ   ШПИОНОВ.    ИГРА  И  ЖИЗНЬ.

В то едва послеутреннее время, когда любители красивой жизни в большинстве  ещё спят, и в одном из самых модных баров было почти пусто, за ближним к окну столиком в одиночестве пил виски известный как испанский журналист брюнет - красавец и в симпатичную для светских сплетен меру ловелас Мартин Скорсезе. Точнее Мартин с присущим ему светским артистизмом делал вид что медленно и с чувством смакует виски, возможно, после бурно проведённой в обществе золотой богемной молодёжи ночи.

Отец Мартина всегда держался того мнения, что алкоголь ни в коем случае не способствует ясности разума, так необходимой особенно в дипломатии. Выпить - снять стресс можно после благополучно завершенной напряжённо умственной работы, и никак не на спецзадании. Но не будем со стороны ставить клеймо истерзанной в жёлтой прессе профессии: позволим самому герою мысленно высказаться.

В семье того, кто в данной ситуации звался Мартином, все традиционно служили в разведке: и дед, и отец, и прочие «пра». А пра-пра-пра так и вообще при королевских дворах Европы в  материальном смысле удачно изрядное время занимался шпионажем в пользу сразу трёх держав сразу, за что, в конце концов, и потерял голову на плахе. Восприняв сей печальный урок, потомки придерживались железных принципов чести: работать только на одну сторону.

Правда, за пределами своей державы в лагере противника за не вполне законную любовь к отечеству тоже можно пострадать, ну хоть в избрано узком кругу помянут добром. Сын и внук этой традиции не изменил. А что?! Нескучная профессия в русле многообразных превращений. А уж разведчиком тебя называют или на чём свет стоит честят подлым шпионом – всё это пустые слова и зависит от того, с какой стороны смотреть: для противника – шпион; для своих – бравый разведчик.

И вот в результате этой семейной профессиональной традиции в одном из баров южной страны так называемого Третьего мира в ленивой позе, нога на ногу, в гордом одиночестве сидел за столиком, курил и делал вид, что очень любит виски и вообще обожает так бездумно убивать время несколько развязанных манер, но обаятельный журналист какой-то там европейской бойкой газетёнки. Вообще, по мнению Мартина, виски - это гадость. Только в бездарных детективах и в кинофильмах супер герои после распития виски совершают для данной профессии совершенно немыслимо ненужное, и едва ли в жизни возможное.

Почему, скажите, рядовым гражданам нравится верить лживой болтовне прессы? Они, что, надеются из средств массовой информации узнать чистую правду?!! Почему людям нравится пошлую выдумку считать действительностью?! От этого в мире всё давно и безнадёжно перепуталось так, что порой не разберёшься, где выдумка, а где нечто хоть немного реальное. Стандарты меняются со скоростью явления новых голливудских бестселлеров. И теперь наилучшим непримечательным видом руководство сочло образ напоказ бесшабашного гуляки журналиста, иногда вспоминающего и о необременительной обязанности настрочить несколько занятных статеек.

Мартин критически глянул на себя в одно из украшавших богемный бар огромных зеркал: небрежная тёмная гривка до плеч и бородка в испанском стиле прошлых веков. Достаточно смуглое лицо. Отращивать волосы и загорать он начал заранее, так как операция его внедрения планировалась не вдруг. Замшевая куртка и дорогая, но помятая рубашка с пестрым шейным платком вместо галстука. Да, он похож на испанца: вроде ничего от гордого представителя Великой гордой империи на острове?..

Или только самая малость от прошлого осталась: как неуловимый запах дорогого одеколона, тень аристократического изящества отнюдь не мешает приобретать полезные знакомства. Отец поучал, что принятую роль следует проживать. Самому папочке, с его слов, как-то пришлось бриться налысо до блеска и, в другой раз, изображая пьяного, валяться в грязи. Сын очень надеялся в своей фамильной карьере всё-таки избежать таких крайностей. В отличие от отца у него совсем другое амплуа.

Например, Мартин недурно рисует. Маслом правда, давненько уже не писал. Некогда. Зато мгновенные карандашные наброски удаются весьма недурно. Рисовать («пачкать бумагу» - как он выражался) Мартин, и правда, умел и любил. В отроческом возрасте ему даже учителя нанимали. И вот теперь из-под его руки в блокноте легко возникало то садящееся в море солнце, то кривая чем-то непонятным очаровывающая узенькая улочка восточного городка, то чей-то окарикатуренный, но вполне узнаваемый лик. «Случайно» забытый на виду блокнот с подобной карикатурой создавал удобную для прикрытия истинной скрытой профессии репутацию скандалиста – любителя не вполне безобидных шуток. Подать же в суд на этого вредного любителя было нельзя, потому как чужие блокноты – частная собственность, и в них не заглядывай, а заглянул, так сам и виноват.

В настоящий момент в блокноте уже на несколько листов длилась некая абстрактной сложностью колющая взгляд конструкция из кривых линий, острых треугольников, нескончаемых восьмёрок, пылающих мечей и тому подобного. Как же и не быть имитирующей умственный процесс абстракции дьявольски тревожной, когда запланированная высшим руководством и не без участия дорогого заслуженного папы секретная политическая операция почти провалена, хотя и не по его, Мартина, вине! Уж точно не по его профессиональной вине, хотя от этого было ничуть не легче! В сей стране Третьего мира державы рьяно боролись, дабы на грядущих президентских выборах мирным путем победил их претендент.

Работать со слишком от природы темпераментными уроженцами восточных стран всегда сложно: как чего не доглядишь, и пропал. А всё разве предусмотришь?! Короче говоря, поддерживаемый родной державой Мартина претендент в предвыборном ажиотаже допустил несколько крупных ошибок. Для чего – всем известно! – на политической арене достаточно парочки неосторожных фраз. Один из агентов страховщиков по несчастливой случайности тоже был разоблачён. Значит, противники скоро докопаются и до всего остального по старой пословице: коготок в капкане застрял, так и всей птичке пропасть.

Незадачливому несостоявшемуся претенденту в президенты в лучшем случае придётся давать в суде неприятные объяснения. А вот ему, Мартину, грозил арест и как опасному шпиону изрядный тюремный срок. Несколько месяцев он спокойно посидит, ведь нынче не война, и арестует не гестапо. Потом его, конечно, обменяют, благо материал для обмена имеется не бедный. Инструкция в данном случае предписывала по мере возможности до ареста успеть покинуть чужую страну по заранее предусмотренным каналам. Срочный вызов по поводу внезапной болезни дорогого родственника, например. Что же! Это-то он успеет: кое-какое время ещё есть…

 Его вины в провале нет, значит, и на карьере это серьёзно не отразится. Мартин Скорсезе просто незаметно исчезнет, чтобы его, так сказать, основа явилась где-нибудь совсем в другом обличье под другим именем. Такой вполне разумный метод действий диктовала инструкция. Чёрт побери все сочиняемые в уютной тиши кабинетов и отдающие бюрократическим душком инструкции! Есть ведь ещё профессиональная гордость (она же – самолюбие) и престиж родной страны! Что бы там ни вещали великие моралисты, а разведка была и будет, пока мировые державы борются за политическое главенство – первенство, и на этом напряжённом фоне страны маленькие пытаются остаться внешне независимыми, тайно договариваясь о поддержке сильнейшей лидирующей державы.

Да, в создавшейся ситуации предписывалось действовать с максимумом предсказуемости, но немыслимо соблазнял другой неформальный, изящно артистический и столь же опасный ход: самому якобы нечаянно «расколоться» как разведчику, таким образом, получив возможность подбросить противнику ложную информацию. Ход для матерых профи.

 «И не думай даже! Сколько на этой почве бывало провалов!» – внушал отец, приводя яркие примеры. Зато при личной находчивой изворотливости (этого-то ему не занимать!) и удачном стечении обстоятельств можно сыграть так, что и арестовывать тебя в определённое время будет противнику не выгодно, а после уж можно успеть и исчезнуть, вернувшись в родную организацию героем. (Как видим, герой наш был несколько самонадеян!)

Мартин облизнул пересохшие от азарта губы: играть нужно красиво. Как - никак семейный стаж! Здесь главное, правильно выбрать того, через кого гнать «дезу». Опытный старый «профи» здесь не подходит: лицом к лицу разведчик разведчика всегда учует. Какой он «профи», когда не чует под носом откровенную подставу?! С другой стороны, в мнимой глупой грубости якобы «прокола» вся и сила: кому не лестно, что его противник оказался глупцом?! Заодно с профи в задуманной игре совершенный дилетант или дурак как подставное лицо тоже не годится: ему не поверят. Значит, нужно выбрать нечто среднее: некто из стана противника начинающий, дабы при умеренном доверии его системы достоинства уравновешивались неопытностью. И он, Мартин, знает, кого выбрать: знает на кого ставить в данной ситуации как бы вне игры, а с другой стороны даже больше игры.

На оставшейся свободной от абстрактной конструкции половинке блокнотного листа из-под карандаша явилась – почти выскочила хорошенькая кудрявая головка молоденькой девушки с чуть вздёрнутым носиком и капризно выпяченной нижней губкой. Художник усмехнулся: живая натура была несравненно очаровательнее: некто Ирен С., по легенде аккредитованная как журналист противостоящей державы. Так делается: пройдя надлежащее обучение, представитель гласно несуществующей профессии отправляется в первый раз вроде как на стажировку без определённого задания.

Секретность тут почти не нужна: сам стажёр конкретно мало о чём информирован, значит, и извлечь из него противнику почти нечего. Зато он как бы тянет  на себя внимание. Мартин эту якобы простенькую девушку - душа нараспашку быстро вычислил ещё до того, как ему из Центра скинули соответствующую информацию. Желторотая молодёжь всегда слегка переигрывает. Потом будто бы неподходящая для разведки слишком яркая внешность: старый приём.

Здесь расчёт на бытовую психологию: красивая женщина сама по себе привлекает и отвлекает внимание, языки и развязывается, чему, между прочим, не мешает и лицезрение хорошеньких ножек. Глядишь, кто-нибудь из солидных людей в ресторане или ещё где на отдыхе нечаянно и сболтнул лишнее. А из вроде бы мелких оговорок официальных лиц ой как ни мало можно извлечь информации! Анализировать сумму оговорок, конечно, будет руководитель стажёра - профи: кто-нибудь тоже вполне официально и благонамеренно служащий в посольстве. От стажёра требуется только пересказ всего случайно узнанного.

Вот и пусть у этой хорошенькой Ирен затеется роман с красавцем испанским журналистом, вдобавок имеющего репутацию в меру Дон Жуана. Для чего в легенду Мартина входило развлечение какой-нибудь скучающей светской дамы. Условие не слишком обременительное! И симпатичная супруга местного денежного магната до сей поры была испанским журналистом вполне развлечена.

На днях стареющий, но всё ещё ревнивый супруг легкомысленной дамы вернулся откуда-то из далёкого делового вояжа, и в отношениях любовников наступил вынужденный перерыв. Скандал – это всегда лишнее. Обещаний же друг другу верности до гробовой доски оба и в мыслях не имели давать. Так что мнимый испанский журналист сей момент был совершенно свободен. Что же! На первом этапе всё складывалось удачно! Вперёд, Мартин! ...Пока не важно, кто ты на самом деле. Игра – есть игра.

Ах, если бы знать заранее куда, в какие психологические дебри жизни игра может завести! Впоследствии он припомнит, как странно смотрелся набросок хорошенькой женской головки с будто бы абстрактной конструкцией из изломанных линий на голове. Не было ли то предупреждение – некий знак от всеведущей, но не любящей прямой в лоб морали судьбы?! Но не бойся, читатель! В нашем рассказе не будет ни трагически погибших, ни даже особенно серьёзно пострадавших. Здесь совсем другая история.

Расплатившись и засовывая блокнот в широкий нагрудный карман куртки, журналист поднялся из-за столика, и зеркало послушно отразило, что он высок, хорошо сложен и явно не пренебрегает спортом. Словом, почти по голливудскому стандарту красавчик. Да, он и Ирен будут подходящей парой, и их сближение никого не удивит. Человек действия, Мартин и отправился действовать. Во-первых, надо было быстренько сфабриковать про самого себя с долей правды подходящую информацию перспективно завлекательную, но не много значущую, которая невзначай и попадёт к нужному объекту через подставных лиц. Потому как лучше, дабы инициатива исходила от противника. Во-вторых… Ну, в принципе понятно, что дальше.

Информация была успешно подкинута, и очень скоро Ирен начала приветливо улыбаться красавцу журналисту чаще, чем другим прочим. В ресторанах они как бы невзначай оказывались за одним столиком, потом прогуливались. Она пригласила его на выставку, он её – покататься на ипподроме верхом, и т.п.  Девушка оказалась не только красива, но и умна, и остроумна. Даже иногда зло язвительна. Это настораживало, зато играть было интересно.

Мартин не испытывал с новой подружкой той внутренней душевной скуки, как в обществе длинноногой  блондинки - супруги магната, искренне считавшей, что для нежных отношений достаточно избитых нежных прозвищ и в обмен на шикарные букеты и пылкие объятия преподнесение дорогих подарков милому другу.

От отдающей пошлостью тривиальности её щедрого прощального дара – увесистого золотого портсигара с целующимися голубками на крышке любовника даже слега передёрнуло, чего довольная собой дамочка не заметила. И портсигар портсигар с добавлением ему вслед некоего просторечного экспрессивного выражения был погребён в заваленном всякой ненужной мелочёвкой ящике нижнем письменного стола.

Поладить с прошлой подругой не стоило особого труда, а вот Ирен оказалась далеко не легко доступной штучкой. И правильно! Так и надо. Лёгкая добыча охлаждает мужчину. Когда бы добивающемуся в любви взаимности известному Дон Жуану не требовалось распевать под окнами потенциальных любовниц серенады и с азартом драться на шпагах с мужьями, папашами или бывшими любовниками, обращал бы он на таких красавиц внимание?! Женщин на свете много. Азарт игры движет жизнью. Лёгкое достижение всегда чревато быстрым охлаждением и скукой. (Герой наш был не какой-нибудь там заурядный шпион, а весьма начитанная в европейской классике и склонная к философскому обобщению личность.)

Вообще сближение интересного журналиста с не менее интересной дамой с обеих сторон происходило в меру стремительно, дабы противник не заметил неряшливой поспешности. Прорыв в отношениях с Ирен наступил, когда Мартин начертал на неё и самое себя забавную карикатуру: в порыве нежных чувств наподобие нераспутываемого узла обнявшаяся на набережной богемного вида небрежная парочка не замечает, что сейчас шагнёт прямо канал. Спасает только его длиннейший, замотавшийся за столб шарф и её настолько коротенькая юбочка, что волны в стыдливом изумлении откатываются к противоположному берегу, обнажив на дне среди прочего мусора от удивления непомерно выпучившего глаза спрута на сундуке с сокровищами.

На обсаженном ракушками солидном сундуке красовалась готическим шрифтом красиво исполненная надпись «Сокровища капитана Флинта», а ниже печать: «Голливуд. Собственность киностудии». Над этой забавным рисунком девушка искренне взахлёб смеялась, сверкая мелкими острыми зубками. От смеха кудряшки на её головке прыгали, а фотоаппарат, и правда, чуть не полетел в мутновато зелёную воду. (Городские каналы – увы! – почти нигде и никогда не бывают образцом чистоты!)

Мартин и Ирен, кто бы они ни были на самом деле, могли бы понравиться друг другу и сойтись и просто так, как то обычно случается с обыкновенными людьми. Наверное, могли бы… Можно программировать действия, а не чувства. Так или иначе, но скоро они уже вместе жили в небольшой уютной квартирке. При современных свободных нравах молодые люди могут не скрывать свои свободные отношения. А квартирка удобнее гостиницы, куда в любой момент может заявиться настоящая или мнимая уборщица или там ещё кто из обслуживающего персонала.

Квартирка располагалась в старом доме, в недорогом, зато модном богемном райончике, где вместе с действительно бедными художниками, начинающими артистами - статистами и только-только с дипломом адвокатами без практики попадались и не бедных влиятельных папенек и маменек детки, по молодости пока ещё играющие в независимость и презрение к материальным благам. И уж конечно, эта пёстрая публика скоро частенько начала наведываться к компанейской парочке молодых журналистов в довольно безалаберную, по типу холостяцкой квартирку, где всегда можно было перехватить сэндвичей с бокалом вина, и всласть потрепаться, и потанцевать.

Словом, само собой вне всякого спецзадания и профИгры в квартирке Мартина и Ирен было и мило, и превесело. Президентские выборы, однако, приближались, и особо расслабляться не приходилось. И вот в этой милом жилище под руку Ирен стали попадаться мелочи, обычному человеку ничего бы не открывшие. Ну, там вырванный и небрежно порванным брошенный в корзину для бумаг исписанный листок из блокнота. Или из-за недостаточно прикрытой двери слышался приглушённым голосом обрывок телефонного разговора. Да мало ли ещё что можно придумать на ходу! Ведь при комфортной спокойной жизни самоуверенный мужчина просто обязан быть слегка рассеян.

Опытный наблюдатель мог бы приметить, что Ирен не умеет и не старается научиться вести, так сказать, общее хозяйство, а её более практичный партнёр временами уж слишком невнимателен к мелочам. Но где они были, эти некие опытные наблюдатели?! Матин был уверен, что руководящие девушкой положатся на одну неё, дабы не спугнуть ценную, имеющую профподготовку «дичь». При добыче таких плодов рассеянности партнёра время в глазах подруги Мартину иногда удавалось приметить охотничий огонёк - некое с нежностью граничащее торжество: она в очередной раз оказывалась умнее, ловчее, искуснее. Здесь всё шло идеально по плану.

Не по плану было то, что мнимому испанскому журналисту за пределами тайной профессии не нравился этот торжествующий огонёк: хотелось, чтобы его не было, – на такой задней мысли он себя всё чаще ловил. Что касается Ирен, то в свою очередь настораживали ли её иногда мелькавшие в глазах партнёра насмешливые искорки? Кто знает! Чужая душа – потёмки, и бдительность никогда не помешает. Впрочем, партнёр этот вообще был склонен не только к юмору, но и к розыгрышам, и даже к дурачествам. Так она, считая своим успехом, планомерно совершала запланированные этим партнёром ошибки, но и он сам выходил из роли, это понимая и ничего не в силах с собой поделать.

Хорошо ли он играет?.. Плоховато! Он ломает тонкую психологическую игру если не внешне, то внутренне, что грозит внезапным срывом, как в своё время неоднократно предупреждали в разведшколе и дома с приведением печально провальных примеров надоедливо твердил родной папа. На такой специфической работе нельзя давать волю чувствам! Нельзя, нельзя…

А что же прикажете, когда эти самые подлые чувства самовольно лезут и лезут?! Что делать, когда всё предшествующее игре хочется считать сном, а именно её - запланированную игру – истиной?! Хоть капельку хочется ли того же Ирен? – являлись и не отпускали вопросы. Кто она на самом деле? Так профессиональные вопросы в голове Мартина мешались с эмоциональными, создавая опасную путаницу между игрой и жизнью.

О себе девушка говорила туманно: дескать, её мать после гибели её отца в автомобильной катастрофе уже второй раз замужем. И вполне самостоятельная дочь с матерью общается редко и чисто формально: у каждого своя жизнь. Едва ли больше он сообщил и о себе: разведённые родители, совершенно ему чужие сводные братья и сёстры, а он давненько сам по себе. В общем, в плане прошлого обоим удалось остаться друг перед другом некими сфинксами.

Помнится, светски мудрая бабушка Мартина говаривала, что там, где мужчина солжёт с мучением в душе, женщина просто раздвоится легко и даже с удовольствием. Бабушка всегда знала, когда, выйдя ненадолго  подышать воздухом, дед возвращался, эдак, через полгода. Знала, но не показывала виду, принимая как должное права мужа согласно профессии. Былые откровения незабвенной бабушки настораживали. Иногда, проснувшись ночью, он видел, что лицо уютно посапывающей рядом Ирен непривычно строго. Почему во сне она так сжимает губы? Обычно люди во сне расслабляются.

Иногда же в его собственных не самых приятных его снах она раздваивалась, словно раскрывалась русская матрёшка. Девушка представлялась ему в каком-то незнакомом смутном образе, прояснить который не удавалось. Всё это нервировало. Верит ли очаровательная Ирен, что он не знает, кто она на самом деле? Кто кого переигрывает? А по-человечески кто перед кем больше выходит виноват?

Между тем президентские выборы неумолимо приближались, что означало неминуемый конец приятной почти семейной идиллии и всем выдуманным и не выдуманным чувствам. Продолжение игры требовало от Мартина ясности: либо переиграть соперницу, либо сдаться… Ну, уж нет! Этого допустить нельзя! А Ирен явно торопили. Она стала сдержаннее и вроде бы чуть печальнее, реже смеялась, оскалив зубки и так заразительно тряся кудряшкам. Стала раздражительна, по мелочам с излишним пылом допытываясь: это или то зачем, да почему?

Как-то вдруг не к месту она спросила, не хочет ли он сбрить бороду? Потому что борода сейчас-де не в моде и вообще скрывает настоящее лицо. Ведь это так неудобно, – не знать настоящего лица возлюбленного. Очень естественно протестуя, он заявил, что вообще по натуре старомоден, а в детстве мечтал стать пиратом непременно с бородой. И борода – единственное, что осталось ему в жизни от неосуществлённой мечты.

– Борода ещё не показатель. В жизни хватает пиратов и без бороды! Каждый второй встречный настоящий пират. Иногда даже женщины, – вдруг брякнула Ирен, как-то криво усмехнувшись. Но больше с бритьём бороды не приставала.

Она чаще стала куда-то уходить одна, каждый раз ссылаясь то на срочное интервью, то на девичник у знакомой. На всякий случай и к удовлетворению подруги Мартин изобразил лёгкую ревность. Да он, и правда, ревновал, только не к возможным мужчинам. А она… Принимала ли она заранее как должное, чем ему грозила её деятельность, выиграй она у него эту партию? Была ли в её душе хоть доля нежной привязанности, или для неё их совместная жизнь была только секс с человеком, по внешним данным ей не противным?

Мартин уже понял, что влюбился: как мальчишка безнадёжно втрескался, выражаясь тривиально, но верно. Но в кого он влюбился: в человека или в собственную фантазию?.. Она его переиграла, или он сам себя переиграл? А поведение Ирен вдруг опять резко изменилось: теперь она всегда, чуть не каждую минуту желала быть вместе с ним. Вроде ревновала. Ревность у неё получалась хуже, чем у него: вдохновения не хватало.

Это означало, что подкинутую через подругу информацию противник полностью «проглотил». Противник готовится к последнему удару, а Ирен теперь «пасёт» его, действуя по «голой» инструкции. Значит, его игра была сыграна. Для закрепления удачи пора было исчезать. Остальное уже не требовало его присутствия. Зато промедление могло кончиться его арестом, дабы не мешался на конечном этапе. И вот впервые за не такую уж короткую карьеру называющий себя Мартином  из двух не мог выбрать для себя правильное: игра или жизнь важнее?!

Профессиональная выучка ясно вещала, что, собственно, чувства на последнем этапе можно уже не и не принимать в расчёт: оба они зависимы от разных жёстких и жестоких систем. Конечно, он вёл себя не как джентльмен, а как разведчик, но ведь и она его не пожалела? «Будь благоразумен, милый! – уговаривал он сам себя. – Тебя сцапают - арестуют, и что дальше в ваших отношениях? Думаешь, она будет бегать к тебе в тюрьму на свидания? Кто же ей при её работе позволит?! Когда ты не исчезнешь первый, всё равно она оставит тебя с носом. Быстро исчезай! Финит-а –ла - комедия!»

Так он себя уговаривал, уговаривал, и уговорил. Самым подходящим было исчезнуть за пару дней до скандала с кандидатами в президенты: кандидат противника с апломбом публично обвинит нашего в противозаконных действиях, и ложность обвинения позволит его заявление расценить как намеренную клевету. В бурно кипящей политической каше будет не до какого-то там журналиста.

Всю до запланированного исчезновения или бегства неделю Мартин был особенно нежен к подруге. Подарил ей дорогой и шикарный в антикварном магазинчике отысканный старинный кулон, намекнув, что им неплохо бы определиться в отношениях, и он, со своей стороны, готов… Ах, если бы она только на самом деле согласилась!

– Куда торопиться, милый?! Мы ещё как следует не притёрлись друг к другу, – отвечала Ирен, ласкаясь к нему с грацией домашней кошечки. Потом повертелась перед зеркалом. Кулон ей явно нравился.
– Так не поторопишься, и жизнь пройдёт! Ещё не думала об этом? – вздохнул он, с деланной театральностью воздевая руки к небу.
– Успеется. Подумаю, когда появятся первые морщинки.

– Да-да-а… Вот я всё строчу злободневные фельетончики, а кто их будет читать – кто вообще будет меня помнить лет, скажем, хоть через пятьдесят? А Шекспира и Сервантеса читают и помнят уже лет пятьсот. Неплохо бы и мне что-нибудь сделать для вечности.
– Так сделай!

– Разве это просто?! Требуется особое благоволение судьбы. О, ты, прекрасная - моё вдохновение! Даруй мне силы!
– С чего бы ты вдруг именно сегодня ударился в старческую философию?
– В лирическую философию.
– Что-то слишком серьёзно. Я ведь легкомысленна: разве ты ещё не убедился?

– Мне что-то грустно сегодня, как будто и, правда, постарел. Знаешь что?! Давай завалимся в шикарный ресторан и прокутим там всю ночь, а? Или прогуляемся вдоль того старинного канала, где еще плавучая смешная такая кафешка? Я ещё ни разу не рисовал тебя там. О, ужас, ужас!.. Заодно и поужинаем. Ужасы на голодный желудок особенно вредны для здоровья.

По своим каналам он знал точно, что этим вечером она не сможет с ним пойти: накануне запланированного политического скандала была вызвана к руководству за доп-инструкциями.

– Как раз сегодня я не смогу, мой Март Великолепный! (Так она его иногда нежно называла.). Сегодня в нашем посольстве совещание с последующим банкетом. Все журналисты настоятельно приглашены. Думаю, завершится за полночь. Я уже подустану. Перенесём хоть на завтра, ладно?

Ирен отвела глаза, словно увидав за окном нечто интересное. После её отбытия на мнимое совещание не явятся ли на квартиру некие с довольно неприятными полномочиями граждане, знакомства с коими лучше избегать? Ну, этого он, уж точно, дожидаться не станет. Профессиональная выучка всё-таки взяла верх над бунтовавшими чувствами!

– Как жаль! – разочарованно вздохнул Мартин. – Но можно и иначе! Я закажу на дом шампанское с фруктами и буду очень ждать тебя. Ты возвращайся скорее, а то ещё жутко напьюсь тут один от меланхолии!
– Ты не любишь много пить, милый. Это-то уж точно мне грозит.
– А сегодня назло напьюсь!

– Только не мешай шампанское с виски, как на прошлой неделе тот молоденький адвокат, помнишь? Вот смеху то было, когда, за дверь приняв шкаф, он там запутался в разных шмотках. Настоящее чучело вылезло! – Она одарила его с порога лучистой улыбкой: поверила, значит.

Что же! Как говорится, чему должно быть, того не миновать. И вот так через час после Ирен из их подъезда вышел, лениво насвистывая, как обычно слегка рассеянный довольно известный журналист Мартин Скорсезе, в то время как из местного аэропорта в разные концы мира вылетели два похожие на Мартина человека: бородатые, длинноволосые, оба в светлых замшевых куртках.

В родную же страну нашего героя вылетел прямым рейсом пассажир без бороды и под именем, канувшим в вечность. Последнее, о чём подумал с неподражаемым изяществом, как он и всё делал, исчезающий прямо в самолёте Мартин, было то, что называвшая себя Ирен особа ни в коем случае не должна пострадать: уж он по своим каналам заранее постарался, дабы в проколе был полностью виноват её шеф. Нечто вроде прощального подарка возлюбленной.

Оба вылетевших бородатых гражданина были временно задержаны и допрошены в аэропортах назначения. Один из них оказался греком бизнесменом Мартиусом Скорсисом. Другой, неясной национальности, – Миртом Скорне. А третий, в операции по выведению из игры ценного агента совершенно незапланированный,  с американским гражданством и украинскими корнями некто Мартын Скорик устроил бурный скандал: как его, бесценного, посмели так оскорбить?! Особое подозрение вызвало то, что скандалист оказался брюнетом крашенным. Но, в конце концов, его тоже с извинениями отпустили. За потраченное на такие побочные разборки время все следы искомого оригинала бесследно пропали.

Вернувшись в уютную квартирку только к утру отчего-то весьма хмурой, Ирен обнаружила рядом с бутылкой шампанского в вазе роскошнейший огромный букет из белых и розовых роз. (По убеждению Мартина, расставаться следовало красиво!) Красные розы были собраны в виде сердца, а белые его обрамляли. Шампанское было уже откупорено и заткнуто специальной смешной резиновой пробкой с навершием - насмешливо показывавшим красный язычок чёрным чёртиком с зелёными рожками. Понюхав розы, она не мгновенно осознала случившееся: Мартина в квартире не было, но он мог и выйти прогуляться...

Объяснил всё к столу прижатый за уголок днищем вазы листок, вырванный из карманного художнического альбома для набросков. Листочек, с какой-то на нём начертанной сложной абстрактной конструкцией над кудрявой женской головкой, в которой девушка без труда опознала самоё себя. На нижнем обрезе листа знакомым размашистым почерком подпись: «П р о с т и   и   з а б у д ь!  Но разве нам с тобой было плохо вдвоём?!»

С профессиональной точки зрения автор записки не должен был её писать, но написал. К этому моменту бывший Мартин – он всё рассчитал точно! – уже был дня гнева им обыгранных вне досягаемости в воздушном пространстве родной державы.

От внезапно нахлынувшей обиды Ирен до крови закусила губку: он предал её!.. Но разве она сама недавно в очередной раз не предала его?! Тут её бросило в жар от другой мысли: что там предал! Он переиграл её! Значит, всё это время он… Значит, вся переданная ею информация... О, господи! Чёртова политика! Чёртовы мужчины! Чёрт бы побрал её саму за доверчивую глупость! Видите-ли, развезло тут от нежности как последнюю дуру-девку!

Она рванулась было доложить - предупредить – объясниться (в подобных случаях не пользуются телефоном!), и уже схватившись за дверную ручку, застыла. Постояв, медленно вернулась к столу с букетом. Села, сжав на коленках кулачки. Среди ночи вломиться к шефу с докладом о случившемся означало признать свой прокол... Её прокол в самом начале карьеры!

Лицо Ирен (пока будем называть её так!) стало непривычно жёстким и угрюмым. Даже нос будто распрямился. Нет! Шеф с его солидным стажем сам прокололся. У неё же были некоторые сомнения: не слишком ли много информации, и всё в одни ворота? Шеф отмахнулся: дескать, вы перестраховываетесь! Удача вскружила ему голову. Старый козёл! Это он придумал использовать её в качестве подсадной утки. (Она так и не узнает, что эту идея шефу тоже была подкинута Мартином.)
 
Вот урок ей: никому не верь до конца! Особенно мужчинам. В следующий раз, милая, полагайся только на собственное чутьё. Правда, сама она подозревала не Мартина, а за ним стоящих: не играют ли они своим ставленником? А тот, оказывается, всех обошёл. Вот ведь хитрый оказался тип! Не предполагала она, откровенно говоря. Ох, надо бы успокоиться!

Ирен налила бокал шампанского и почти залпом выпила. Взяла сэндвич. Не сидеть же голодной... Нет уж! Никуда она не пойдёт, и ничего не будет докладывать. Если она до сих пор ничего не знает, значит, виноват только шеф. С ним в сранении кто она такая? Она просто стажёр. И пусть этот сбежавший мерзавец, Мартин, успеет подальше унести ноги, а то ещё схватят... Мартин? Она звала его Мартином!? Он такой же Мартин, как она – Ирен. Симпатичный... Но что ей теперь до него? Думай о себе – о своей карьере, дорогая. Надо срочно подтереть возможные хвосты.

За оставшееся до утра время она буквально перетряхнула всю квартирку. Время от времени возвращаясь к бутылке с шампанским, пересматривала вещи: не осталось ли в карманах чего-нибудь, могущего послужить ей не в пользу? После обнаруженного провала её будут проверять, и родная организация непременно обыщет квартиру. В его карманах и ящиках письменного стола не осталось ни единой компрометирующей и его, и её бумаги. Профессионал! Он всё предусмотрел, её бесценный дружочек! Он всё предусмотрел, её бесценный дружочек! А нежные записки не стоит уничтожать как доп-доказательство, что она играла свою роль честно.

Наконец, больше в сердцах, чем для ликвидации неких улик, на помойку был вышвырнут пакет с разным мелким бытовым хламом. Потом, допив пришедшееся очень кстати шампанское и после сэндвичей дожевав и пирожные(нервничающему человеку особенно нужны калории!), Ирен в изнеможении прилегла на диванчик, сразу провалившись в глубокий сон. Человеческое сознание вообще обладает  большими возможностями к самовосстановлению статуса пошатнувшейся правоты своего «Я».

 Пока она спала, уже успели выйти первые, комментирующие начало грандиозного политического скандала газеты. В одной из них имелась заранее сданная туда «своему» редактору ехидная статейка Мартина Скорсезе, будто бы он всё видел собственными глазами.

Не станем пересказывать скучные разборки Ирен с руководством: на неё не особенно напирали, а она обнаружила недюжинные способности к защите. Да и не длинных разборок было. Последующие несколько дней максимально прояснили - обнажили остроту ситуации: сначала незадачливого кандидата в президенты обвинили в подлоге документов. Но как-то слишком скоро выяснилось, что ложные документы были подкинуты со стороны кандидата – соперника.

 В результате разборок президентское кресло первый претендент-таки потерял. Зато второй в перспективе получил ещё и суд. В президентское кресло нежданно севший, и на то ранее не имевший серьёзных шансов третий заявил, что раз в стране так много высокопоставленных мошенников, то он с ними будет бороться рука об руку вместе с безвинно пострадавшим. После чего тут же назначил бывшего первого претендента своим первым заместителем, так что руководство того, кто ещё недавно звался Мартином, должно было остаться вполне довольно.

О разразившемся в одной из стран Третьего мира крупном политическом скандале читал в газетах пребывающий в Островной державе уже не Мартин Скорсезе, а совсем другой человек. Газеты не сообщили слишком мелкий для большой политики факт, что некая отозванная на родину журналистка Ирен С. в место назначения не прибыла, по всей видимости, тоже испарившись из самолёта подобно своему бывшему приятелю Мартину. Учат ли этому замысловатому фокусу в разведшколах, или то личный персональный дар избранных судьбой, мы не берёмся судить.


                Ч А С Т Ь  II.   КОНЕЦ   РОМАНА   ДВУХ   ШПИОНОВ

Время летит быстро, после определённого, называемого солидным возраста слишком быстро. Исчисление же пролетевшего времени дело весьма сложное: мерить его календарными мерками или состоянием души? Так или иначе, а через энное количество лет в просторном, с деловой роскошью обставленном кабинете один из сотрудников Министерства иностранных дел гордой Островной державы готовился принять представителя посольства другой до напыщенности уверенной в своей непогрешимости материковой державы. Представитель которой должен был вручить ноту протеста против чего-то там: обычный текущий бюрократический обмен мелочными политическими колкостями под видом сотрудничества. Это было несерьёзно.

Серьёзную ноту вручал бы сам посол, и не одному из ответственных сотрудников, а самому министру. Вообще заранее известная нота ответственного сотрудника не особенно интересовала. Интересовало его должное вручить ноту лицо, по донесениям агентуры имевшее в биографии кое-какие узнаваемые черты, будившие в тайниках сознания запертые на замок и даже закованные в наручники воспоминания.

Ответственный сотрудник министерства Иностранных дел почти наверняка знал, кого встретит, а вот вручатель ноты о нём заранее едва ли что-нибудь знал. Интересно, интересно!.. Он нервно побарабанил пальцами по столу, помассировал с явными признаками хорошей аристократической породы лицо. «Мда... Надо же ведь! Сколько воды утекло…»

«Цок - цок - цок» – в коридоре за дверью приглушённо, но бойко застучали каблучки. Сердце предательски стукнуло: вот сейчас она войдёт!.. С помощью услужливого секретаря дверь бесшумно распахнулась, и в дверном проёме как наяву предстала Ирен: коротенькая юбочка, голубенькая футболочка, прыгающие от смеха непослушные кудряшки. Так заразительно смеющаяся Ирен – душа любой компании…

Но нет! То был обман зрения. Незачем было не ко времени на рабочем месте зажмуривать глаза. Совсем другая женщина входила в кабинет. То есть та же, да не та. Так сказать, физически оставшиеся прежними черты были почти неузнаваемы в ином оформлении.

Строгий деловой костюм и стильная причёска хоть кого сделают старше. Ранее непослушные кудряшки теперь картинно обрамляли головку аккуратными волнами. Трудно было поверить, что длинные розово отблескивающие ногти некогда были регулярно обгрызаемы на почве творческих раздумий явных и тайных. Даже носик теперь казался прямым, и в глазах плещущий небесный задор поглотила холодная, как голубоватые спокойные озёра, самоуверенность. Всё в вошедшей было и стильно, и изящно, и красиво, но не то… Холодно как-то. Настоящая Снежная королева из сказки! Впрочем, на короткое время самоуверенность сменилась искренним удивлением, и широко распахнутые глаза стали почти прежними.

Навстречу вошедшей и-за рабочего стола вежливо поднялся изумительно выбритый, с короткой деловой стрижкой типичный, ближе к сорока представитель великой Островной державы. И сразу стало видно, что он высок, хорошо сложен и явно не пренебрегает спортом. Если бы он ещё был смуглым! Но загар давно сошёл, и лицо долженствующего принять ноту было, скорее, матово бледно, как и у большинства жителей его туманной земли. Он нисколько не был похож на испанца, этот чиновник. И всё же…

– Оскар Падингтон, – представился темноволосый симпатичный джентльмен с начинающими чуть седеть висками. – Прошу вас, присядьте. Сейчас принесут кофе.

– Хэллен Стоун, – в свою очередь отрекомендовалась вошедшая. – Благодарю вас! Я недавно уже пила кофе. «Он не испанец, такой бледный. И всё же... Эти знакомые насмешливые искорки в глазах! Вот если бы ещё блокнот в руки, приклеить бороду и волосы подлиннее, тогда… Тогда точно он!»

Предательски побежавшие в прошлое мысли подвели элегантную даму: самоконтроль чуть ослаб, и как нарисованные брови вошедшей удивлённо дрогнули, а рот уже был готов приоткрыться от удивления, но профессионализм взял своё и подавил нежданно вспыхнувшие эмоции.
– Благодарю вас! Я недавно уже пила кофе.

– Как вам будет угодно! (А вот, настоящая Ирен никогда не отказалась бы от хорошего кофе!) Может быть, минеральной воды?.. Нет?.. Тогда позвольте узнать, что за дело доставляет мне удовольствие видеть вас здесь?

Оба они говорили одно, а думали другое. Оба внешне вели привычную официальную игру. Поэтому не так важно, что конкретно дальше они говорили. Беседа их была недлинна и по-деловому суха. Нота была вручена и принята с соблюдением всех положенных правил и условных фраз. Он сказал, что, по его мнению, нота протеста не имеет достаточных оснований, и с большой вероятностью будет отклонена.

Посожалев о некотором возникшем между державами непонимании, она обещала передать его ответ своему руководству. В принципе, на том можно было и расставаться. Оставалось только откланяться. Она чуть помедлила.
– Не сочтите за невежливость, но могу я задать вам не вполне относящийся к цели моего визита вопрос?

– Если это доставит вам удовольствие, – пожалуйста. Любой вопрос приятен от столь милой дамы.
– Правду ли говорят, что вы граф, и ваши предки доблестно участвовали ещё в крестовых походах?

– Мои предки, действительно, участвовали в крестовых походах, но я пока ещё не совсем граф. Как старший в семье мой отец – граф. Титул передаётся по наследству следующему старшему члену рода. И будучи любящим сыном, я, как понимаете, не стремлюсь поскорее ради титула занять освободившееся место.

– Ах, да! Я всё время подзабываю старинную, в наше время немного смешную иерархию знатности в вашей стране. Но в таком случае, пока вы ещё не граф, вы – лорд и имеете право заседать в палате лордов?!

– Это верно. Но что в наше время значит Палата лордов или Парламент?! Так, красивые исторические окаменелости, – в его глазах снова вспыхнули знакомые озорные, только как бы присыпанные пеплом печали искорки: он говорил её прошлыми словами. – Теперь всё решает другая политика.
– Вот как...
– А ещё что про меня говорят? – с вежливой улыбкой полюбопытствовал он.

– Что вы завидный жених, только не торопитесь осчастливить избранницу, – знакомая в прошлом язвительная усмешка скользнула по её губам. – Если вы уж так любезны, поведайте ещё: в роду графов Падингтон испанских конкистадоров, случайно, не было? – вопрос с её стороны был явной провокацией: лобовой атакой, как выражаются лётчики.

– Интересный вопрос! Конкистадоры ведь в основном были родом из Испании. Вам кажется, что в моей внешности есть нечто испанское?
– Что-то, знаете, неуловимое.

– Не знаю, не знаю. Портретов таких не сохранилось, но чего в семейной истории не бывает?! Спрошу у предка: так, кажется, теперь на улицах выражается современная молодёжь? – золотые искорки брызнули и угасли.

– Я почти не имею опыта подобного общения. Ответственная должность, знаете ли. И поскольку в данном случае моя скромная и, как видится, к сожалению, не слишком успешная миссия завершена, позвольте откланяться.

– Всего наилучшего! Сердечно рад был познакомиться, – он не добавил чего-то вроде: «Надеюсь, что вижу вас не в последний раз?!»

– До свидания. Если не затруднит, то передай моё совершенное почтение господину министру.
– Непременно! Он, впрочем, и так уверен в дружеском расположении вашего консульства, равно как и всей вашей незаурядной державы в целом.

Пару мгновений она ещё помедлила в любезно распахнутых дверях. Возможно, ждала не заданного вопроса?.. Что так естественно для красивой, самоуверенной женщины. Ну, уж нет! В такие игры профессионал с одним и тем же партнёром дважды не играет: без всяких инструкций абсолютное табу! Да и вообще он в такие игры больше не играет. Сменил амплуа.

На прощание она одарила его очаровательной улыбкой. Однако он успел приметить и искоса с прищуром скользнувший по его лицу далеко не любезный взгляд. Будто бокал ледяного шампанского в лицо выплеснули! С такими Снежными королевами лучше не иметь дела.

Потом дверь с предусмотренной встроенной пружиной с медленной плавностью бесшумно закрылась, отделив кабинет от ведущего к внешнему миру коридора и на этот раз заглушив удаляющееся цоканье каблучков. Должно быть, звучало с резкой раздражённой ноткой: «Цок – цок – цок…» Так Хеллен Стоун - поменявшая личину Ирен явилась, будто, ниоткуда и исчезла в никуда. Она ведь умна и понимает: с ним ей иметь дело ещё опаснее, чем ему с ней.

Как такие барабанящие тонкие каблучки называются? Шпильки. Очень точное название для всего сегодняшнего подарка судьбы. Шпильки - ледяные гвозди-сосульки. Ответственный работник министерства иностранных дел вдруг с какого-то чёрта почувствовал непреодолимое отвращение к своему удобному рабочему кабинету. Вот если бы для оживления художественно разбросать здесь что-нибудь эдакое: уже вышедший из употребления старой  марки фотоаппарат, потрёпанный альбомчик для эскизов, дамские стоптанные туфельки кинуть в уголок... Сундук с сокровищами кровожадного пирата Флинта!..

Стоп! Сундук с сокровищами Флинта существовал только на им самим нарисованной в прошлом карикатуре. Хотя, фокусничающее подсознание право:  всё верно! Всё здесь вокруг него - именно как бутафорский сундук с мнимыми сокровищами!

Как-то обмякший в кресле Оскар - бывший Мартин зачарованно смотрел в чашечку с так и не выпитым кофе, словно хотел погадать на зеркальце тёмной остывшей жидкости. Старая тоска скользкой змейкой коварно шевельнулась в сердце. До Хэллен Стоун – этой великолепно вышколенной эффектной особы ему, Оскару Падингтону, не было никакого дела.

 Вне зависимости от внешних данных ему никогда не нравились деловые или слишком светские женщины. Может быть потому, что он в окружении таких дам вырос? В его семье слишком уж было всё по правилам, слишком предсказуемо, словно из года в год игрался многолетний спектакль. Вот почему, вырвавшись из лона семьи, он пытался найти нечто иное.

Хэллен Стоун его не интересовала, но очаровательный образ Ирен, оказывается, всё ещё таившийся где-то в тайниках души, теперь отчаянно просился на свет божий. Разве, выпустить  ненадолго?! Стоит ли?.. Вдруг  этот упрямый образ потом назад не загонишь? Ответственный сотрудник министерства Иностранных дел повздыхал немного, припомнив как его престарелый отец ещё недавно грозился проклясть его даже с того света, если из-за него, Оскара, древний род графов Падингтон угаснет.

Папа желал, дабы сын, наконец, обзавёлся приличной для статуса будущего графа супругой и обеспечил старенького дедушку парочкой внуков. В последнее время после кончины одного из старых приятелей эта мысль превратилась у отца почти в навязчивую идею. Ведь у многих его заслуженных однолеток внуки и внучки уже подросли, а некоторые и переженились.

Папочка считал, что у его единственного сына насчёт дам довольно плебейский вкус, возможно, в неразборчивого, женившегося на цыганке прадеда? Следовало бы понимать: мимолётные, естественные для мужчины связи – это одно, а официальный брак – совсем другое. Брак – это долг перед обществом и природой. Не ошибался ли отец: Всегда ли некий абстрактный долг перед обществом выше веления сердца?

Прадед бурно, зато нескучно прожил со своей темпераментной цыганкой лет тридцать пять. Скандально ревнуя друг друга, они расходились и снова сходились, не забыв обзавестись пятью детками. Так, может быть, в не оставляющей времени для привычки мимолётности весь и вкус? Вкус неостановимой, мгновенной прелести жизни.

Тот, кто ныне звался Оскаром, ещё немного повздыхал - посочувствовал сам себе. Прошлого не вернёшь. И в принципе его старик прав. Пора, давно пора было делать предложение дочери шефа, очень милой прекрасно воспитанной девушке, явно к Оскару неравнодушной. К тому же она ещё и идеалистка, намеревающаяся быть заботливой верной женой и нежной матерью. Что ж, роль выбрана неплохо и для мужа удобно. А любящий папочка-шеф так часто начал приглашать потенциального зятя то на пикник, то на домашний вечер, что с его стороны согласие обеспечено.

После женитьбы со временем Оскар с большой вероятностью займёт министерское кресло подуставшего от многолетней политической игры шефа. И все будут довольны. Всё будет, как принято в среде людей определённого круга. Итак, решено! (Оскар не бросал слов на ветер!) Завтра же он отправится к невесте с букетом белоснежных лилий, приторный запах которых он не терпел, но девицам и будущим тёщам - мамам в законе лилии всегда нравятся. А кольца он, честно говоря, уже давно купил. Вот только всё отчего-то медлил, всё откладывал да откладывал предложение руки и сердца. Может быть, надо было сначала повстречать Снежную королеву  -  увидеть холодную Хеллен Стоун?

«А ведь на ней не было им на прощанье подаренного кулона! – вдруг неприятно осенило запоздалое открытие. – Почему не было? Шикарная вещица вполне подходит и для нынешнего образа. Избавилась она от подарка? Или хранит в шкатулке и даже надевает иногда, мимолётно вспоминая своего бородатого рассеянного Мартина?.. А ещё говорят, что женщины сентиментальнее мужчин! Ах, Ирен, Ирен! что же ты наделала!? Из-за тебя мог пресечься древний род графов Падингтон... Не, это не то!»

«Зачем ты пошла в разведку, Ирен? Зачем жизнь подменила вечной, приносящей миру сомнительную пользу игрой?! Ты могла бы стать актрисой, талантливой игрой оживляющей зачерствевшие сердца. И никто не посмел бы упрекнуть тебя, что прожитое на сцене разрушает принятое - часто мелочное и смешное в так называемой приличной жизни. Потому что искусство для этого и существует. Игра игре рознь.

Зачем же, Ирен, ты вдруг стала ледяной Хэллен? Вдруг это я виноват: ты стала Хеллен, потому что я был ненастоящим Мартином? Или ты всегда была Хэллен, а остальное только моя мечта: Ирен и вовсе никогда не существовало? И всё-таки из нас кто кого тогда переиграл?»

Вопросы выходили всё какие-то кривые, неправильные, и поэтому заведомо безответные. Вопросы складывались в некую сложную ассиметричную конструкцию из кривых линий, острых треугольников, нескончаемых восьмёрок, пылающих мечей и тому подобного. Вроде той картинки, нарисованной им в богемном баре страны Третьего мира перед началом профессиональной игры с Ирен. Как же и не быть дьявольски тревожным карандашному наброску, имитирующему лихорадочный умственный процесс, когда сознание борется с подсознанием, а логика – с эмоциями.

 Но ведь на том рисунке была не только схема! Выдернув из-под прес-папье чистый лист, он попытался по памяти изобразить хорошенькую, всю в непокорных кудряшках женскую смеющуюся головку. Получилось ни то, ни сё: то ли как от съеденного лимона скривившаяся Ирен, то ли язвительно подмигивающая Хеллен Стоун. Наверное, рисовать Ирен имел право только бородатый рассеянный Мартин.

Мартину... то есть Оскару отчаянно захотелось, чтобы Ирен была настоящей хотя бы в прошлом, даже если он виноват в совершившемся превращении. Пусть этот полный жизни образ останется чарующим, утаённым от посторонних глаз воспоминанием.

Наполовину, но ещё не вполне очнувшись от приятных сентиментальных воспоминаний, будущий граф Падингтон не без язвительности к самому себе – настоящему подумал, что быть испанским журналистом Мартином Скорсезе было очень даже неплохо: веселее настоящего. Он променял бы на прошлое свою грядущую карьеру – наверняка предмет будущей зависти многих. Вот сейчас променял бы... А потом?..

Возможно, и хорошо, что нельзя вернуться в прошлое! Вернуться и обнаружить, что всё из прекрасного далёко было только самообманом? Умей люди сбегать в прошлое, тогда не только графский род Падингтон, но и весь род человеческий пресёкся бы с большой вероятностью. И, в конце концов, никто точно не знает, где в мыслях больше живёт: в прошлом, настоящем или будущем? Никто точно не знает, где граница игры с жизнью и что, и в какие моменты истиннее?! Пусть уж будет – пусть всё остаётся, как случилось.

И уже по пути в магазин, чтобы на завтра заказывать букет невесте (обладая тонким вкусом, он любил такие вещи делать лично и не по телефону!), Оскару влетела мысль: «Чёрт с ним, с подаренным Ирен кулоном! А вот что она сделала с тем оставленным на столе альбомным листком с её профилем? Помнит ли на том листке надпись: «П р о с т и!  Разве нам с тобой было плохо вдвоём?!». Теперь надо бы было приписать: «Г д е  т ы, н а с т о я щ а я  Ирен?! О т з о в и с ь!» Он произнёс эти слова мысленно. Но оттуда, куда путь ныне был закрыт и Оскару, и Хэллен, ответа не донеслось.

               
P.S. Лорд Оскар Падингтон благополучно сочетался законным браком с дочерью своего шефа. Причём об устроенной счастливыми папой-графом и папой-шефом сногсшибательно шикарной брачной церемонии рассказывалось во всех столичных газетах. По старинному обычаю длинный шлейф подвенечного платья прекрасной невесты несли четыре маленьких пажа, и хорошенькие девочки рассыпали перед новобрачными цветы. "Красиво как в кино!" - умилялись присутствующие на церемонии дамы. Было ли для Оскара шоком узнать, что тестя привлекали не только личные достоинства будущего зятя, но и его титул? Что  же! В этом мире всё имеет свою цену.

Мартин... Простите, Оскар, обеспечив умилённого отца двумя внуками и даже очаровательной внучкой, во благовремение занял весьма высокий государственный пост.

Хэллен Стоун тоже сделала завидную карьеру, попутно выйдя замуж за весьма не бедного и влиятельного господина. Которым она, по сплетням завистниц, "вертела, как хотела!". Когда через энное количество лет Хэллен с Оскаром случайно встретились на каком-то приёме, сердца их уже не дрогнули. В своём новом статусе были ли они счастливы? Наверное, в меру были, как и все добившиеся в жизни определённого внешнего успеха.