Обида старика на смерть жены

За столом сидел старик, едва дыша, с поникшей головой и глазами, полными слёз. Вокруг царила тишина, словно и сама жизнь затихла, удочерив его горечь. Вдруг послышался стук в дверь, который пронзил эту печальную пустоту. В комнату зашёл сосед, приятель с детства, с кастрюлькой в руке.
- Здорово, Михалыч!

- Чего припёрся? - бросил он с усталой неприязнью.

- Ты чего, Михалыч? Сегодня 40 дней, как не стало твоей супруги. Надо бы помянуть.

- Так чего прячешь, ставь на стол! - голос его был полон хмурого раздражения.

Сосед поставил кастрюльку и бутылку водки  на стол. И затем смущённо произнёс:
- Ты бы поел! Вот жинка моя, Клавдия, тебе горяченького приготовила.

- Горяченького? Вот дать бы тебе костылём по окаянной шее! - сказал старик, голос его был холоден и одновременно печален.

- Помилуй, да за что? - округлил глаза сосед.

- За что?! Не ты ли накануне с моей Дашей шашни крутил? Думаешь, я не понял, когда вы ушли якобы за солью? А потом пришли... довольные такие, улыбались.

Сосед вскочил:

- Да ты что, Михалыч? Нам уже по 70! Мы же просто пошутили над твоей ревностью. Да были мы там не больше трёх минут!

- Да тебе и двух минут бывает достаточно, мне говорила...
Он осёкся, поняв, что сболтнул лишнего, но было уже поздно.

- Кто говорил?! Спросил его приятель.

- Да ты сядь, Митяй. А то ишь, как петух встрепенулся. Да люди говорили, а может, и не про тебя вовсе...

Михалыч, стараясь отогнать печальные мысли, засуетился и стал доставать стаканы с буфета. Разлив водку, он выпил, не смотря на собеседника, как будто пытался затереть боль.

- Да... Умерла моя Даша... - произнёс он, и голос его задрожал. - А чего, не могла умереть, когда я был молод? А теперь кому я на хрен нужен? А помнишь, как за мной бабы бегали?
Глаза его заблестели от несбывшихся надежд.

- Михалыч, ты ври да не завирайся. Не бабы за тобой бегали, а ты за ними. Гармошку притащишь в клуб, ту, что дед с гражданской войны принёс, и у которой половина клавиш западала. "Тили, тили, трали вали" – а играть-то ты совсем не умел!

- А Дашка твоя петь была мастерица. - вспомнил он, и улыбка прокралась на его устах, но быстро исчезла, зная ревнивый нрав своего друга.

- Да уж... Помню, как запоёт: "Музыка нааас связала, тайною нааашей стала..." - пропел Михалыч и в его голосе прозвучала ностальгия.

- Нее, Даша таких песен никогда не пела, сказал сосед.

- А ты почём знаешь? -  спросил Михалыч.
- Нет, вот что-то было между вами, было...

- Никогда этого не было и быть не могло, любила она тебя дурака, сильно любила -  возразил ему приятель.

- Всё равно, никогда я ей этого не прощу! - стукнул Михалыч по столу кулаком и горько заплакал.

Он знал, что никто и ни что  не вернёт его Дашу, и время лишь уходит вместе с надеждой, как погасший огонь, вызывая в сердце только горечь и обиду за её слова: Вместе, в один день и один час...

- Всё бы простил, всё, лишь бы она была рядом, зараза такая...