Когда зазвенят колокола. Гл. 12

Глава 12
   
Не было дня, чтобы Дина не ругала себя за то, что отпустила Марусю к Геннадию. Она прекрасно понимала, что прошлое нужно уметь отпускать. Иначе оно не даст нормально воспринимать настоящее, и постоянно будет омрачать будущее. Отпустить, забыть, простить, наверное, можно. Но не получается. Трудно перешагнуть через себя. Трудно победить себя. Страшны подлые люди, но с ними можно разойтись, перестать общаться. Трудно, но можно. А как заглушить боль, которую они тебе нанесли? Как успокоить мысли, которые не дают покоя только при одном упоминании об этих людях. Кого винить, что эти люди встретились на твоём пути? Судьбу? Так мы сами строители своей судьбы. Зачем на неё перекладывать свои ошибки? Мы сами ответственны за своё счастье, а судьба лишь даёт нам право выбора. И как поступить в том или ином случае, мы решаем сами. И выходит так, что виноваты в своих ошибках и несчастьях мы сами.
Но как не хочется, чтобы дети не повторяли наши ошибки. Дина успокаивала себя тем, что, возможно, она всё утрирует. Возможно, надо вовремя отпустить своё чадо в собственное плавание по жизни, чтобы не было у неё зависимости от родителей, поступков матери и взглядов на жизнь. Убедить себя, что дети будут умнее, разборчивее нас. Надеяться на хорошее, конечно, можно и нужно. Но тревога и беспокойство за счастье ребёнка так и останется в сердце любой любящей матери.
К Дине на минутку забежал Иннокентий. Он хотел обрадовать её звонком от Егора, который рассказал ему по телефону, что Маруся встретилась с отцом и всё у них прекрасно. Что у дочери чудесная соседка, старушка, которая с удовольствием взяла шефство над ней. Что Егор показал Марусе центр Москвы, помог ей подать документы в институт. Но Дине не верилось, что рядом с отцом Маруся будет счастлива. Она решила, что по окончании эпопеи с ногой обязательно поедет в Москву. Ей требовалось самой убедиться, что с дочерью всё в порядке.
– Во избежание очередных поломок конечностей рядом с тобой должен находиться врач. То есть я, – сказал Иннокентий, – поедем вместе.
Иннокентий пообещал, что скоро вернётся, но на следующий день заехал к ней опять на минутку, предупредить, что его срочно посылают в командировку. Куда, осталось тайной. Но не трудно догадаться, куда отправили военного врача, хирурга. В стране бушует вторая Чеченская война. От страшной догадки на сердце Дины легче не стало.
Прошло время, и она, хромая и опираясь на старенькую трость, которая осталась от Софьи Игнатьевны, вышла на работу. А тётушки совсем пропали, наслаждаясь счастьем общения с детьми и внуками. К ним приехала Глашина дочь с повзрослевшими внуками и младший сын, за судьбу которого Глаша очень переживала. Вскоре, узнав о приезде, к матери родных, примчался из Санкт-Петербурга и старший её сын Пётр. Вся суета и семейная радость переместилась в дом Глаши. Дина была рада за них. А в её доме поселилась тишина, к которой она не могла никак привыкнуть.
Дину тяготило тихое одиночество. Она не привыкла к тому, что в доме ей нечего делать. Всё и так сделано. Не надо готовить. Для себя одной готовить - лучше вообще не есть. Другое дело в коллективе. Только там можно было отвлечься от грустных дум. Подозрительных мыслей о дочери и немного заглушить переживания об Иннокентии. Но и среди своего коллектива весело ей не стало.
Её переживания в эти дни увеличились. Всё потому, что мужа одной из её сотрудниц, молодого капитана милиции, из служебной командировки, привезли в цинковом гробу.
Успокаивало её то, что Маруся каждую неделю звонила из переговорного пункта в Москве и делилась своими впечатлениями о столице, рассказывала о бабушке Фросе, которой Дина была безмерно благодарна за заботу о дочери. Вскользь говорила о Геннадии, из чего Дина сделала вывод, что в его жизни перемен не наблюдается.
Конечно, Дина сразу не поверила, что он будет оплачивать проживание Маруси в Москве. Но была только рада этому. Последний разговор с дочерью опечалил её тем, что она сообщила, что и Егор вскоре после получения звания уехал по распределению. Только куда, он ей не сообщил. Дина не стала намекать дочери на возможное пребывание его в горячей точке, но сама понимала, где могла начаться его военная карьера.
В эти дни она чувствовала себя одинокой, как никогда. Она давно привыкла к обществу неугомонных тётушек. Они вносили в её жизнь приятную суету. Дочери, которую очень любила. Иннокентия, с которым она чудесно общалась. Без них ей было тоскливо и грустно.
Но сказано, что жизнь состоит из чёрно-белых полос. Вскоре в Дининой жизни появилась такая белая, очень светлая полоса. Однажды раздался телефонный звонок.
– А это вы, товарищ МЭР, – грустно сказала она, услышав в трубке знакомый голос.
– Дина Константиновна, что вы, в самом деле, Мэр да МЭР. У меня, между прочим, имя есть. Меня Алексеем Ивановичем кличут. Трубников Алексей Иванович.
– Алексей Иванович, простите. Я не хотела вас обидеть, – стала она оправдываться.
– Я вам звоню не по этому поводу. Я думаю, вы совсем разуверились в моих способностях. Я добился своего. Я привёз к нам священника. Да не одного, а с семьёй. Правда, пока он приехал один, а жена с двумя детьми подъедет позже.
– Алексей Иванович, нет слов, – у Дины даже настроение поднялось, – а где же они жить будут?
– Хороший вопрос, – как-то весело ответил МЭР, – мы им пока сняли номер в гостинице в микрорайоне.
– Да вы что? Священник и в гостинице?
– Да вы так не пугайтесь. Мои товарищи подсуетились на территории церкви строят им дом. Всё будет пучком. Не переживайте. Мужик сказал, мужик сделал.
– Какой вы молодец, – похвалила она Трубникова, а сама подумала, что его товарищи, скорее всего, местные братки из Нового микрорайона, – наверное, всех новых торговцев увеличенной данью обложили. Как бы продукты на рынке не подорожали. Но что делать? Может, всё обойдётся?
Тяжело осознавать, но это наступившее время, которое оглушило народ своей бесчеловечностью, создало по таким же правилам новую общность людей, живущую по своим, написанным кровью законам. Но говорить ему она ничего не стала. Да, в принципе, что можно сказать? Что он дал возможность своим «товарищам» сделать благородное дело? Возможно, у кого-то из этих коротко стриженных, с накаченными бицепсами, разодетых в бардовые пиджаки молодых парней что-то измениться в душе? Хотелось бы, чтобы и их жизнь изменилась и потекла по другому руслу.
– Но всё же в гостиницу не надо их селить, – сказала она Трубникову, – как матушка с детьми приедет, везите их сразу ко мне. Я сейчас живу одна. И детишкам будет у меня хорошо, и мне не скучно. А дом выстроите, тогда устроим им новоселье, – Дина очень обрадовалась доброму известию.
– Отговаривать не буду. Потому что уверен, что и Софья Игнатьевна поступила бы также. Всё, замётано, – подытожил Алексей и положил трубку.
Теперь для Дины стало ясно, что настало время для настоящих поисков тайника. Она достала свою заветную тетрадь и стала перечитывать записи воспоминаний.

***
Прошло время. Однажды, возвращаясь с работы, Дина зашла в магазин. Он находился недалеко от школы, в которой когда-то работала Софья Игнатьевна. Сделав немногочисленные покупки, она осторожно спускалась со ступенек, держа в одной руке трость, в другой сумку с продуктами, что было совершенно неудобно.
– Разрешите помочь вам, – вдруг услышала она знакомый голос.
Помощником оказался учитель истории Виталий Сергеевич.
– В наше время редко встретишь педагогов мужчин. Мизерный оклад не вызывает у сильного пола интерес к работе с детьми. А он ещё такой энтузиаст своего дела. Похвально, – подумала Дина, когда он пригласил её зайти в музей.
– Чего откладывать? Давайте зайдём сейчас. Я вас ознакомлю с новыми экспонатами, документами.
Раньше Дине казалось, что этот историк слишком подробно расспрашивает её и тётушек о жизни Софьи Игнатьевны. Но она себя успокаивала тем, что, возможно, это она слишком подозрительна. После поминок Софьи Игнатьевны они больше не виделись. Дина вообще забыла о его существовании. И вот этот учитель истории вовремя предложил свою помощь. Подумав, она согласилась и на посещение музея.
– А что? Когда я найду ещё время посетить ваш, нет, наш музей. Пойдёмте.
Виталий, как он попросил его называть, улыбнулся. Они зашли в дом, в котором раньше находилось правление посёлка.
– Вы, наверное, знаете, что это бывший дом одного из родственников основателя нашего теперь города. А рядом стояла бывшая школа, в которой когда-то преподавала Софья Игнатьевна.
Прямо с порога Виталий стал подробно рассказывать и об истории Катово. И о дореволюционной жизни в имении Никифоровых. И о послереволюционных годах. Многое из сказанного учителем Дина знала из рассказов Софьи Игнатьевны. Учитель так увлечённо рассказывал о разных событиях, что потерял счёт времени. Но Дина не возражала. Она медленно переходила из комнаты в комнату и рассматривала фотографии в аккуратных рамках. Экспонаты.
– Виталий, вы энтузиаст своего дела. Софья Игнатьевна гордилась бы вами, – похвалила его работу Дина.
– По образованию я историк, краевед. Пишу диссертацию, – скромно ответил он.
– Я слышала, вы к нам приехали из Москвы? А почему вы приехали именно в этот городишко?
– В Москве таких, как я, пруд пруди. Да и семейные обстоятельства поспособствовали.
– Неужели развод? – с лёгкой усмешкой спросила Дина.
– Да. Я тоже слышал о вас подобное. Знаете, студенческие браки… Как-то быстро мы поженились. Пока учились, всё ничего. А потом. Детей у нас не получилось. Связующего звена, как оказалось, не будет. Говорят, дети скрепляют браки. А потом… Потом жена встретила другого. Расстались мы с миром. Но мне так надоела суета. Захотелось настоящей работы. Настоящей истории. А в этом городке, тогда ещё посёлке, жила моя бабушка. Отец здесь родился. Вот решил и свои корни лучше узнать. Да! Я нашёл новые экспонаты. Хотите посмотреть?
Дина с интересом рассматривала пожелтевшие страницы газеты «Мой край», в которой была большая статья о Катово. В ней корреспондент описывал успехи на строительстве комбината. Рассказывал о некоторых чуждых Советской власти элементах, которые были осуждены и высланы из города. Удивлялся автор и работающей церкви, в которой находятся «дорогостоящие безделушки в виде окладов и приношений одурманенных церковным опиумом бедных местных жителей». Дина прочла, что автор статьи отметил и древнюю икону, которую подарил храму помещик, основатель Катово. Указал в статье на то, что её необходимо передать московскому музею, колокола отправить на плавку для пользы страны, а церковь закрыть. Так же он обличил председателя правления посёлка, который являлся потомком помещика Никифорова.
– Странно, после такой статьи и храм работал, и икону не забрали. Или забрали? – задала она провокационный вопрос и внимательно посмотрела на учителя.
– Как я выяснил со слов жителей, икона пропала в дни оккупации. Кстати, у меня есть фотография этой реликвии города, если её можно так назвать.
Виталий достал из папки две старые фотографии. Они были даже не старые, а старинные. На одной из них изображение «Святой Троицы Ветхозаветной» было приклеено к специальной картонной рамке. Так в девятнадцатом веке было принято у фотографов. Вторая фотография тоже поблёкла от времени. Но на ней ещё хорошо был
– А это тоже реликвия? – спросила Дина, указывая на вышитую и украшенную жемчугом и другими камнями плащаницу.
– Да. Вы знаете, что это?
– Приблизительно.
– Это малая копия настоящей плащаницы. На фото плохо видно. Но, наверное, она была невероятно красива. Хотя эта плащаница совсем небольшого размера. Но на фотографии даже сейчас видно, как искусно вышит образ Христа, лежащего в гробе. Была ещё такая же копия плащаницы усопшей Богородицы. К сожалению, её фото не сохранилось. Такие реликвии не во всех больших храмах имеются. А эти плащаницы были расшиты в Иерусалиме и привезены специально для нашего храма самим основателем Катово Никодимом Никифоровым. Вот откуда у него появилась эта икона, мне выяснить не удалось. Но жители рассказывали мне, что её писали специально для нашего храма. Но я надеюсь на лучшее. Вдруг мне удастся вернуть реликвии на своё законное место.
По спине Дианы пробежал холодок страха.
– Это что? Предупреждение? Или искренний порыв совершить благое дело?
Она ничего не сказала Виталию и постаралась скрыть от него с испуг. Виталий ещё что-то рассказывал из истории церкви. Но теперь Дина могла предположить, что, возможно, эти реликвии уберёг от разграбления и уничтожения отец Епифаний.
– Дина, Вот, смотрите. Этот маленький сундучок называется гробницей под плащаницу. И что интересно, он используется всего два раза в году. Гробницу с плащаницей выносят в центр храма с середины дня Великой пятницы до вечера Великой субботы. Потом по совершении Пасхальной полунощницы, плащаницу торжественно уносят в алтарь. Так же делают и на Успение Богородицы. По воспоминаниям старожилов, Успенскую плащаницу оставляли в центре храма для поклонения верующих до самого окончания праздника.
– Да, это всё прекрасно, Виталий. Вот ещё бы вернуть церкви её первоначальный вид, – задумчиво сказала Диана.
– А вы знаете, я недавно вёл серьёзную беседу с Трубниковым. Он обещал всякую поддержку в воскрешении нашего храма.
– Я знаю. Он звонил мне. Сказал, что скоро к нам прибудет священник, – ответила ему Дина и заметила, как посерьёзнел Виталий.
– Я провожу вас к дому, – предложил он и Дина согласилась.
Виталий почему-то вызывал у Дины двойственное чувство. Бывает так, что человек при всей своей положительности и во внешности, и в манере вести разговор, да и по многим параметрам хорош, но между собеседниками вырастает стена небольшого или недоверия, или неприятия. Так и случилось с Виталием. Дину что-то от него отталкивало. Пока она разбиралась в своих подозрениях и отношении к нему, Виталий рассказывал ей, что в Москве он в своё время окончил историко-архивный институт. Что его интересуют годы Великой Отечественной войны. Что он прививает своим ученикам любовь к своему городу. К истории своего города.
– Вполне достойное учителя истории дело, – задумчиво сказала ему Диана.
– На чай не пригласите? – спросил Виталий, когда они подошли к калитке.
Ответить отказом ей показалось невежливо. Как продолжать вести с ним беседу, она не знала и не хотела этого делать. Но, выпив чашку горячего чая с тётушкиными пирогами, он сам начал расспрашивать Дину о жизни Софьи Игнатьевны.
– Знаете, я мало что знаю о её жизни. К сожалению, она не успела подробней рассказать о себе. По рассказам её подруг – жителей, знаю только одно, что от рук фашистов погибли двое малолетних детей Софьи Игнатьевны.
– А почему вы так усердно интересуетесь её жизнью? – спросила его Дина.
– Я уже говорил вам. Я собираю материалы об оккупации малых городов России для своей диссертации. Да и детям, и всем жителям необходимо знать историю своего города, своих героических горожан. Кстати, я внёс предложение Трубникову о новом памятнике жертвам Катово.
– Это очень замечательно. Только, к сожалению, мне ничего не известно об этих страшных днях, – почему так она ответила учителю Дина и сама не поняла, – глаза! Даже не глаза, а бегающий по тебе, по комнате и предметам в ней взгляд, вот что отталкивает меня от Виталия, – подумала она, когда он покинул её дом.
Но ей тут же стало стыдно за подобные подозрения.
– Человек посвятил свою жизнь такой благородной миссии, а мне взгляд его не понравился, – корила она себя за излишнюю подозрительность.
Дина прошлась по комнатам, вспомнив, что ей говорила Софья Игнатьевна: в доме есть такой предмет, который я никогда не переставляла и не двигала с места.
– Значит, какой-то предмет мебели в доме она никогда не переставляла. Но в её возрасте ещё и мебель двигать? Во всяком случае, при мне перестановок никаких не было. Но, может быть, это не предмет мебели? Тогда что? В это что, должны поместиться реликвии. Софья Игнатьевна как-то сказала, – Дина полистала тетрадь и прочла вслух, – и если надо будет заплатить за колокола для нашей церкви, ты догадаешься, что надо будет сделать с тем, что принадлежало моей дорогой подруге и матери Ашотика Зумрут. Колокола должны зазвучать благовестом, чтобы успокоились души в небесах отца Епифания, матушки Евдокии, Зумрут, да и моя душа успокоится, если я не доживу до этого дня.
Дина решила ещё раз аккуратно расспросить Глафиру с Люсьеной.
– Они точно должны знать, что никогда не переставлялось в доме. И всё же интересно, что точно находится в тайнике?
Её размышления на эту тему прервал телефонный звонок. Дина кинулась к аппарату, надеясь, что звонит Иннокентий. Но это звонила Маруся. После расспросов матери о здоровье дочери, чем она питается, не получала ли она вестей от Егора, Маруся сообщила ей, что ей стало ясно: в институт она не поступила бы, поэтому документы отнесла в Медицинский колледж.
– Мам, ты не ругайся, но я бы не поступила в институт. Там очень большой конкурс. С моим аттестатом я пройду в колледж без вопросов. Экзамены в начале августа.
– Так приезжай домой, – ответила Дина ей строго.
– Приеду, как немного обживусь и привыкну к этой московской суете. Ты не переживай, всё будет хорошо. Я пока буду готовиться к экзаменам.
Мгновенно пролетели минуты переговоров, оставив в душе Дины невыносимую тревогу за дочь. На выходные она решила сама посетить столицу и, наконец, посмотреть, насколько хорошо устроилась Маруся.

***
Дине повезло. Сын Глаши Пётр, который приехал к матери из Санкт-Петербурга на собственном автомобиле, предложил довезти её с грузом закруток с солениями и варенья, который она собрала для Маруси, прямо до места. Сообщать дочери о своём приезде она не стала, поэтому нагрянула к ней неожиданно.
– Вот я и в Москве. Как давно я здесь не была, – думала Диана, когда они въехали в столицу.
Пётр помог донести тяжёлые сумки до большой и, как она потом поняла, благодаря стараниям пожилой соседки, чистой кухни, а сам отправился дальше. Познакомившись с Диной, баба Фрося засуетилась. Собирая на стол, она рассказывала о Марусиной жизни под её контролем.
– На Генку рассчитывать нечего, совсем спился. И сейчас шляется где-то, а ночью приползёт никакой.
– Лишь бы он Марусю не обижал, какой с него расчёт я в состоянии оплатить проживание дочери, – отвечала ей Дина, а это чья комната? – спросила она и заметила, как щёки Маруси приобрели багровый цвет.
– Так это ещё один наш жилец здесь живёт, – за дочь ответила баба Фрося.
Дина с подозрением посмотрела на Марусю.
– Мама, ты чего так смотришь? Ну, живёт и живёт. Только он вовсе здесь не живёт. Просто иногда забегает.
– Да, зачастил оболтус, – проворчала соседка, – раньше и носа не показывал.
Они сели за стол в Марусиной комнате, пили чай. Но Дине показалось, что дочь не очень довольна её визиту. Она суетилась, явно кого-то ожидая. Вскоре послышалась суета в общем коридоре, и в комнату Маруси без стука вошёл молодой человек. На лице дочери опять заалел румянец.
– Здрасьте, – удивлённо произнёс он, растерянно глядя на Марусю.
– Мама, знакомься, это Эдик. Эдик, это моя мама, – так же растерянно произнесла она.
– Хлыщ, – подумала Дина, оценив соседа Маруси, но вежливо ответила на его приветствие.
– Но мы едем или как? – обратился он к Марусе, играя ключами от автомобиля.
– Или как, – обиженно произнесла Маша.
– Ладно, твоё дело. Но знай, я на тебя в обиде, – сказал он и пошёл к выходу.
– Мам, ну что ты вечно? Я же тебе сказала, что всё нормально, – раздражённо ответила она Дине, заметив её укоризненный взгляд, и выбежала из комнаты вслед за Эдуардом.
Такого поворота событий Дина не ожидала. Посмотрев в окно, она увидела, как Маруся что-то доказывает этому одетому по молодёжной моде парню. Ей казалось, что он даже как-то высокомерно смотрел на дочь. Но то, что Маруся вдруг открыла дверь автомобиля и поспешно села в него, Дину обескуражило. На глазах матери появились слёзы обиды.
– Не плачь. Дети всегда жестоки по отношению к родителям, – сказала баба Фрося, наблюдавшая эту картину, – они жестоки не от злости на нас, а по своей глупости. От того, что ещё не имеют своего жизненного опыта.
– Так задурил уже ей голову. Разве такого опыта я ей желала?
– Ясно дело, что ни один родитель не будет желать зла своему детёнышу. Только исправить ты ничего не сможешь. На всё воля Божья. Нам не угадать, куда нас судьба занесёт. На каком повороте нам соломки или булыжников накидают. Так что говорить о несмышлёнышах? Не плачь, мать, чем раньше она начнёт видеть разницу между добром и злом, тем раньше окрепнет духом.
– Так покрутит и бросит её. Видно сразу, какой он человек. Мне что делать? Как уберечь?
– Тебя мать уберегла в своё время от этого Геннадия? Вот то-то же. Разговорами не поможешь. Возвращайся с Богом. Пусть думает, что ты обиделась на неё. Но сама зла не держи. И если что, не отталкивай от себя.
– Как же так? Как я уеду? Как я её здесь оставлю?
– Поверь мне. Время – лекарство. От добра все раны затягиваются. А ссоры беду не остановят. Первая любовь всегда жестокая. А уедешь, её совесть замучает. Сама примчится к тебе. Не переживай, мать.
– А у вас есть родственники?
– Нет у меня никого. Одна я осталась. Родные мои в войну кто погиб, кого потом схоронила.
– А дети у вас были?
– Была, доченька. Да только потеряла я её рано. Всё держала при себе. Вот так же, как ты плакала. Не разрешала встречаться ей с парнем. Не нравился он мне. Она послушалась, бросила свою любовь. А когда узнала, что он на БАМ завербовался, вещички собрала и сказала, что не вернётся без него. За билетами побежала, да попала под машину. А не мешала бы я ей, так может, и сейчас жили бы они рядом со мной, и внуки уже взрослые были бы. Всю жизнь себя корю. От несчастной любви оберегала доченьку, а от смерти уберечь не смогла. Потому тебе и советую. А тебе решать.
Дина решила послушать несчастную мать. Вспомнила свою матушку. Уговорив бабу Фросю при первой возможности приехать вместе с Марусей к ней, с тяжёлым сердцем она побрела к метро. Спустившись в метро, она машинально села в поезд.
– Что же происходит в моей жизни? Только вздохну с облегчением, что всё складывается как нельзя лучше и опять провал в чёрную неизвестность. Иннокентий пропал, от Егора нет никаких вестей. Маруська голову потеряла. Что делать? Вернусь домой, пойду в часть, узнаю об Иннокентии. Хоть бы все были живы.
Задумавшись, она машинально пересела на радиальную линию и одумалась только тогда, когда монотонный голос диктора объявил: – Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка Сокол.
Диана не понимала, что с ней произошло. Она совсем не собиралась навестить свой район. Дом, в котором протекала её счастливая жизнь с родителями. Ухоженный дворик, в котором она провела своё детство. Выйдя из метро. Она остановилась среди шумной, всё бежавшей куда-то толкающей её толпы и не могла решиться сделать шаг к своему дому.
– Извините, – её отрезвил голос мужчины, который нечаянно наткнулся на неё.
Она посмотрела на церковь, и в её памяти всплыли слова Софьи Игнатьевны, когда она покидала свой город.
– Не возвращайся в плохое прошлое. Не воскрешай в себе прошлые обиды. Избегай встреч с людьми, с которыми тебя уже ничего не связывает. Живи будущим. Думай о том, что надо тебе ещё совершить, сделать. А прошлое пусть останется там, по другую сторону настоящего и будущего.
Купив свечи, Дина вошла в церковь.