Верные друзья. Кухаркины дети

 Получив письмо о зачислении слушателем подготовительного отделения, я был невероятно счастлив! Растеряв за время службы в армии свои и так скудные школьные знания и не пополнив их на курсах, я не смог бы поступить в институт и стать инженером.
 
  В народе студентов, пришедших из рабочей среды, ласково называли «рабфаковцами». Однако отношения между ними и студентами со школьной скамьи, а также некоторыми преподавателями, были напряжёнными. Они считали рабфаковцев «кухаркиными детьми», незаслуженно занимавшими бюджетные места.

  На радостях я сразу же уволился с работы и выписался из заводского общежития. Зря поторопился. В списках на институтское общежитие меня не оказалось. Смутившись, я замер возле доски объявлений, соображая, как быть дальше. Из оцепенения меня вывел ворчливый голос:

  – Посторонись,дружище, дай и мне взглянуть!

  Крепкий юноша в тельняшке несколько раз перечитал список и в недоумении, комкая в руках бескозырку, посмотрел по сторонам, словно искал поддержки.

  — Что, мореман, тоже сел на мель? — посочувствовал я. — Не расстраивайся, улыбнись! Ведь улыбка — флаг корабля!

  Меня поддержал  черноглазый хлопец, который с интересом наблюдал за нами со стороны.

  – Правильно он говорит! Нечего нос вешать! Служивые, знаю, где сдается шикарная хата. Как раз на троих, – без обиняков выложил он. – В получасе езды на электричке. Поверьте, рабфаковские сироты, в городе вы жилье уже не отыщете. Кстати, меня зовут Василий Степанович. Для вас — просто Вася! — представился он, протягивая руку.

  «Просто Вася» был прав. Съемное жилье было заблаговременно захвачено шустрыми студентами, а надеяться на институтское жилье уже не приходилось. Видимо, списки  на заселение составляли ненавистники рабфаковцев.

  Встретил нас долговязый одноногий старик, смахивающий на пирата Джона Сильвера. Представившись Нифонтом Нифонтовичем, он попросил экономить электроэнергию и приходить «домой» до девяти вечера, пока бультерьер еще сидит на цепи.

  – Возвращаюсь я поздно, – добавил он. – Ключ от калитки найдете вон под тем кирпичом, – показал он, протянув костыль. – Мира вам и добра!

  Дом у Ниф-Нифа, как мы его нарекли, был добротный, из кирпича, огороженный высоким забором. Не чета окружающим его мазанками. Верх забора сверкал битым стеклом. Сколько в доме комнат, никто, кроме хозяина, не знал. Дальше зарешеченного коридора никому проникнуть не удавалось.

«Шикарная хата» оказалась кельей отшельника со скромным убранством: односпальной панцирной кроватью и грубо сколоченным столом с колченогой табуреткой. Под потолком тускло горела лампочка Ильича, опутанная паутиной и засиженная мухами. Электрическая розетка была обесточена.

  Удивившись спартанской обстановке, Рашид поставил в угол военно-морской флаг и вопросительно посмотрел на Васю. Тот лишь виновато развел руками, мол, сам не знал. Спать пришлось по очереди: двое расположились на кровати «валетом», а третий – на раскладушке с просевшей тканью, подпирая пятой точкой скрипучие половицы.

  По слухам, Ниф-Ниф раньше был не то иереем в православной церкви, вынужденным искать место в мирской жизни за самогоноварение, не то баптистом, отрицавшим почитание Божией Матери, изгнанным из общины за ношение креста. Ногу анафема потерял явно не на войне. В ту лихую годину он «героически» гнал самогон «из табуретки», то есть из перебродившего столярного клея. Благодаря этому неприлично разбогател. Никто не знал, где он прячет неправедно нажитое. Даже воры и милиция.

  Постепенно, в суете и разъездах, мы привыкли к своей новой жизни. Первоначальный восторг сменился повседневными заботами.

  Незаметно пришла золотая осень: листья опали с деревьев, устилая землю разноцветным ковром, вызывая у всех радость. Только мы не могли в полной мере насладиться этой красотой – мысли о полутемной и холодной келье портили нам настроение.

  Однажды, придя с занятий, Рашид решил проверить состояние розетки. Оказалось, что в ней есть «фаза», но отсутствует «ноль», то есть заземление.

  – Дело-то поправимое, – обрадовался он. – Ноль можно взять с трубы отопления.
 
   
  – Эх, найти бы загашник нашего куркуля, вот бы зажили!
 
  – Элементарно! – подсказал Рашид, стянув зубами изоляцию с провода. – Надо расплатиться с ним сторублевкой и проследить, куда пойдет за сдачей.
 
  — А где ты возьмёшь сто рублей? — возразил Вася, соскочив с кровати. — Лучше пометить деньги радиоактивным изотопом, а потом искать их с помощью дозиметра!
 
  Не остался в сторонке и я.

  – А почему бы не подкинуть в дом дымовую шашку и закричать: «Пожар! Пожар!» Как думаете, куда Ниф-Ниф побежит прежде всего? Правильно, к тайнику!
 
  – Хватит фантазировать! Раскудахтались! – незлобно прервал нас Рашид. – Ну-кась, включи магнитофон в розетку! – сказал он и с возгласом «Полундра!» накинул перемычку на трубу отопления. Одновременно с озорной песней «Черный кот» по дому разнесся истошный вопль. Рашид побледнел и, почувствовав неладное, выдернул перемычку.

  Выскочив в коридор, мы увидели, как Ниф-Ниф из ванной, в чем мать родила, без костыля скачет во двор. Бультерьер, увидев гарцующее на одной ноге чудище в пене, с перепугу икнул и, поджав хвост, забился в конуру. Кто из них двоих взывал: «Свят, свят, свят! Спаси и помилуй!», установить не удалось.

  На следующий день, вернувшись с занятий, мы нашли свой скарб сложенным у забора. Сверху лежала злополучная перемычка и записка: «Почечуй на вас!».

  Вася прочитал записку и осуждающе произнёс:
 
  – Да, не хорошо мы обошлись со стариком. А он, добрейшей души человек, несмотря на это, шлёт нам благословение.

  Откуда нам было знать, что Нифонт Нифонтович пришёл домой раньше нас и решил помыться? С чего бы, спрашивается? Не праздник ведь! К счастью, у него не было проблем с сердцем, иначе «заземлили» бы навечно. Извиниться перед ним не удалось. Калитка была заперта изнутри. Позже мы узнали, что он закричал не столько от удара током, сколько от внезапно пронзившей его мысли, что перед розжигом отопительного котла забыл извлечь из него баул с деньгами.

  Оказавшись на улице, нам пришлось искать приют для тех, кто оказался в трудной жизненной ситуации и нуждается в поддержке. Вокзал, построенный в стиле «сталинского ампира», удивил нас чистотой и ухоженностью, напоминая театр. Особую нарядность зданию придавала отделка натуральным камнем, бронзовым литьем, керамикой и лепниной. Однако сие великолепие никак не гармонировало с его постоянными обитателями – ворами и мошенниками. Напротив, притупляло бдительность пассажиров. Закуток для ночлега мы облюбовали под лестницей. В сторонке от пассажиропотока, хлопающих дверей и сквозняков. Главное – далеко от дразнящих запахов ресторана и грохочущего полотера. А вот от милиционера не убереглись. Не заметили, как он подкрался.

  – Вот вы где! – обрадованно воскликнул капитан. – Студенты? Почему сразу ко мне не подошли? Я же жду вас со вчерашнего дня.

  Увидев в руке Рашида военно-морской флаг, пришел в восторг.

  – Знамя полка?! Молодцы, сразу чувствуется армейская выучка! Вот такие бравые ребята нам и нужны. Прошу следовать за мной!

  Мы молча потянулись за ним, не понимая, что происходит. По пути он, поминутно оглядываясь, прочел нам целую лекцию.

  – Вы можете себе представить, какая криминогенная обстановка царит на вокзале? Из-за возможности находиться в залах ожидания, багажных отделениях и камерах хранения здесь собирается много мошенников, бродяг и карманников. Днём их обычно меньше, и мы можем контролировать ситуацию, но к ночи становится сложнее. Особенно в плане проведения профилактических мероприятий. Поэтому нам  и нужна помощь народной дружины. Спасибо вашему ректору за содействие!
 
  Внезапно он остановился.

  – Вот мы и пришли! Отдыхать будете здесь, в комнате для поездных бригад. После занятий поможете нам провести профилактические беседы с пассажирами в залах ожидания, поездах и на перронах. Люди вы грамотные, уверен, что справитесь. Подробный инструктаж получите завтра, а сегодня отдыхайте, набирайтесь сил! Талоны на питание лежат на столе.

  За пару дней мы вполне освоились со своими обязанностями. Рашид, надев на руку красную повязку, бегал по залам, убеждая пассажиров хранить деньги в карманах, пришитых к трусам. Благодушным советовал не проверять слишком часто багаж или карманы. Мол, суетливость подсказывает вору, где спрятаны деньги.

  Я бегал по перрону, втолковывая отъезжающим, что алкоголь способствует мутации клеток и приводит к импотенции. Они  кивали в знак согласия, смешивая пиво с водкой. Лудоманам пытался объяснить, что игра в карты «на интерес» может закончиться плачевно. В пример приводил случай с первым секретарем одного из крайкомов, которого «обули» на 20 тысяч рублей. Бесхитростным советовал не оставлять багаж без присмотра и не доверять его случайным людям.

  Вася специализировался по туалетам. Морщась от резкого запаха хлорки, убеждал страждущих, сидящих на корточках, держать меховую шапку под мышкой, не то бежать за ней со спущенными штанами не очень удобно и негигиенично.
 
  В таких вот заботах прошла неделя. Как-то на лекции по истории КПСС профессор попросил студентов заполнить анкеты. Анкета как анкета, ничего в ней особенного, за исключением смутившего нас пункта «место жительства». Пошептавшись, мы написали: «Вокзал, второй этаж, третья скамейка слева».

  После занятий нас разыскала перепуганная секретарша и попросила срочно зайти в деканат. Декан, мрачный как туча, обозвал нас «великовозрастными балбесами» и, скрепя сердце, вручил ордера на заселение в общежитие.

  Кто же знал, что анкетирование проводила высокая комиссия из Министерства высшего образования СССР, иначе не позволили бы себе такую шалость.

  Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Подготовительное отделение мы окончили с отличием и были зачислены на первый курс. С тех пор и до конца учёбы мы не расставались, с легкой руки декана незлобно обзывая друг друга «балбесом».

  «Почечуй» – устаревшее «геморрой».
 
  Рисунок Николая Крутикова.