Ове
26 октября 2015?г. в 07:54
С этим надо было срочно что-то делать! Срочно! Ове злобно зарычал и уставился на альфу, который мялся рядом, прикрывая свою «погремушку». Дебил очкастый!
— Не можешь? Ну и вали отсюда! Найду того, кто может!
Альфа торопливо закивал, схватил трусы и принялся их натягивать — похоже, задом наперед. Ове указывать на это своему несостоявшемуся любовнику мстительно не стал — пусть походит ширинкой назад, кретин. Нет, ну что такое? Просто какой-то заколдованный круг, из которого вырваться не получается ну никак! Дело в том, что Ове, которому на днях исполнилось девятнадцать, все еще был невинен. И никак от этой самой невинности, пропади она пропадом, избавиться не мог. Каждый альфа, который начинал ухаживать за ним, а после, как и положено, приглашал к себе в гости, в критический момент, узнав о том, что Ове еще никем не тронут, давал полный назад.
Ове пах не сильно, но, как часто говорили ему, очень приятно. Аромат невинности — и вовсе легкий, как ветерок — ощущался лишь при самом близком контакте, когда нос разгоряченного альфы буквально утыкался в пах омеге. Но и этого оказывалось достаточно! Едва унюхав его, эти гады начинали менжеваться, прятать глазки и нудить что-то о том, что не достойны столь ценного дара, не готовы взять на себя такую ответственность, не могут разрушить…
Сначала Ове относился к этой позиции выбранных им альф с некоторой долей понимания. Все-таки с девственником* действительно слишком много возни. Да и психологически, наверно, тоже… Но к девятнадцати годам от понимания остался один злобный пшик. Секса хотелось нестерпимо, особенно в течки, а получить свою долю счастья не давала проклятая невинность! Не избавишься — не будет секса. А избавиться можно лишь при его помощи. Круг! Заколдованный. А он натуральная белка в колесе. Бежит, блин, только лапки мелькают и ушки трясутся. А толку — чуть.
Ове ощупал свои уши. Они горели и, похоже, действительно тряслись. От злости. Альфа, который для разнообразия не приглашал к себе, а напросился к нему в гости, собрал, наконец, свои манатки и выкатился, на ходу продолжая извиняться и превозносить несомненные достоинства Ове. В самых высоких и правильно с литературной точки зрения выстроенных оборотах.
Ове прищурился, белка притормозила.
Вот оно! Сам воспитанный в очень интеллигентной семье, выросший среди книг и умных разговоров, глядя на своего папу — врача-андролога, отца — IT-ишника и их не менее «продвинутых» друзей, Ове и для себя выбирал в пару альф того же типа — интеллигентных, прекрасно образованных, утонченных. И именно это было его основной ошибкой!
Как и говорил отец-компьютерщик, главным и самым трудным оказалось именно это — точно сформулировать запрос. После ответ нашелся просто. На фиг интеллигентных романтиков! Для того, чтобы раз и навсегда покончить с проклятущей невинностью, Ове был нужен аморальный негодяй. И такой у него на факультете имелся!
Учился Ове на журналиста, отказавшись и от карьеры компьютерного гения, и от благородной стези медика. Не хотелось даже в малом соревноваться с родителями, хотелось идти своим путем и доказать всем, что ты не просто чей-то там сынок, а личность — самостоятельная, успешная и целиком сделавшая себя сама.
Журналистика была профессией из разряда «унисекс», и на факультете альф, бет и омег было примерно поровну. И вот среди этой самой «альфо-трети» имелся один тип — вызывающий брутал с демонстративно выбритым ирокезом, продолжавшем на голове линию шерсти на холке. В теплую погоду этот персонаж неизменно носил модную уже лет пять майку. В обтягон спереди — так, чтобы были видны все мышцы на груди и кубики пресса на животе. Сзади же эта супер-самцовая одежка словно бы делилась на две половинки, соединенные между собой вдоль хребта узкими горизонтальными полосками ткани с широкими просветами между ними. Этот фасон как раз позволял альфам щеголять своей шерстью на холке и ниже, хвастаясь «звериной натурой истинных мачо». По крайней мере, именно так говорилось в рекламе этих чудо-маек.
Фу!
Ове подобные демонстрации всегда презирал. Но, судя по всему, был в этом своем презрении одинок. Все остальные омеги и даже беты на старшем курсе, на котором учился альфа Алекс Свенсон, буквально висли на нем. Сплетни, разносимые по всему факультету омежками-балаболками, не раз доносили до Ове не самые приятные факты из личной жизни Свенсона: он опять кого-то бросил с разбитым сердцем, опять ушел к другому, опять закрутил сразу с двумя и, более того, на этот раз умудрился уложить их в свою постель одновременно. «Негодяй!» — закатывая глаза от восторга, шептали друзья-омежки, и Ове с ними тут же соглашался. Негодяй! Настоящий негодяй. То что надо!
Дальше Ове действовал по формуле из старого фильма: «Вижу цель, верю в себя, не замечаю препятствий!» Выбрав подходящий для себя день, когда оба его родителя разъехались из дома — папа на суточное дежурство в больницу, а отец в командировку, Ове после окончания занятий отправился искать своего будущего первого любовника.
Ничего не подозревающий альфа обнаружился сидящим на широких мраморных ступенях центральной лестницы. Как всегда, в окружении стайки хихикающих омег и бет. И что они в нем находят? Здоровенный, как медведь, страшный с этим своим ирокезом и взглядом голодного зверя. Да и физиономия хищная, резкая — скулы рельефные, губы иронично сложенные. Жуть. Никакой утонченности, никакого лоска. Но, как ни крути, то что надо: идеальный инструмент для решения поставленной Ове перед собой задачи.
Протолкавшись поближе, Ове кашлянул, пытаясь вежливо привлечь к себе внимание, но альфа, разговаривавший с одетым в леопардовые лосины омежкой, что стоял справа, на этот кашель внимания не обратил вовсе. Ове нахмурился. Его план был идеален, и ничто не должно было помешать его осуществлению. Ове ухватил альфу за здоровенную ручищу и потянул на себя.
— Что? — во взгляде Свенсона проступило изумление.
— Пошли. Дело есть.
— Какое?
Ове вздохнул. Тупица, блин! Какое-какое? Важное!
Он уже думал, что придется что-то объяснять прямо здесь, но альфа, по-прежнему демонстрируя все признаки полнейшего изумления, вдруг поднялся, сразу став на две головы выше. «Это просто из-за того, что мы на лестнице», — успокоил себя Ове, стараясь не думать о том, о чем следовало поразмыслить раньше. А именно: у такого здоровяка ведь и член, небось, размером с бейсбольную биту. И что, он действительно собирается насадить на такое свою невинность? Ове сглотнул и решительно взял себя в руки — отступать было нельзя. Тем более что альфа, словно мирная овечка, уже шел за ним прочь из Универа. Омеги и беты из его обычной свиты обалдели настолько, что просто молча провожали их взглядами. Идеально.
Ове вытащил Свенсона на ступеньки высокого крыльца и поволок дальше — в сторону парковки. И тут проклятущий бугай вдруг уперся, сразу сведя на нет все достигнутое преимущество. Ове глянул возмущенно. Альфа рассмеялся и поднял руки, сдаваясь.
— Не, я не против, но хотелось бы понять — куда и зачем?
Ове вздохнул. Было очевидно, что объясниться рано или поздно придется, но по плану это следовало сделать уже в салоне автомобиля с заблокированными на всякий случай дверцами, когда преждевременный побег альфы на волю стал бы затруднителен. Кокетничать Ове не умел, если глазками и стрелял, то вечно попадал куда-то совсем не туда, куда целил, а потому ответил честно, со всей присущей ему прямотой:
— Хочу, чтобы ты меня трахнул. Дома у меня никого нет. Живу я близко, много времени это у тебя не займет.
Сказать, что альфа обалдел, — значило не сказать ничего. Его обычно ироничное, полное высокомерной самоуверенности лицо теперь являло собой маску полного и окончательного изумления.
— Ну? — Ове притопнул в некотором нетерпении и вновь потянул альфу за собой, пытаясь заставить его сдвинуться с места. Но этот здоровяк словно прирос.
— С чего бы такая честь?
— Очень надо, — по-прежнему честно ответил Ове. — А ты самая подходящая кандидатура.
— Я?! — поразился альфа и окинул Ове одним быстрым взглядом, от которого того бросило в жар.
Ове торопливо закивал. Альфа развел руками и расхохотался.
— Ну… ладно. Надо — значит надо… Чип и его… гм… Дейл спешат на помощь и все такое.
Ове обрадовался и вздохнул с облегчением. Но, как вскоре выяснилось, слишком рано. Подойдя к Смарту, который омеге подарил на день рождения прадедушка Дитер, Свенсон обидно заржал, а после категорически заявил, что он в эту «хозяйственную сумку-тележку с моторчиком» не полезет. Пришлось идти к его машине — здоровенному пикапу марки Додж. В этот дом на колесах нужно было лезть, как на платяной шкаф — сначала на подножку, с подножки в салон. Но даже так нормально на сиденье сесть Ове не смог — Свенсону пришлось подпихнуть его в зад.
Усевшись и дождавшись, когда за руль заберется хозяин этого передвижного сарая, омега возмущенно уставился на него — нахал, еще и руки распускает! Уставился… и тут же одернул сам себя — они ведь сейчас поедут к Ове домой как раз для того, чтобы… И руки этого альфы… Ове перевел взгляд на крепкие кисти Свенсона, расслабленно лежавшие на руле. Здоровенные, как лопаты. И совершенно не интеллигентные. Ове так погрузился в изучение рук альфы, что опомнился только после того, как Додж Рэм свернул совсем в другую сторону.
— А куда это мы?
Проклятый пикап-переросток, рассекая стайку нормальных машин, как ледокол флотилию рыбацких лодок, даже и не подумал притормаживать, а Свенсон усмехнулся:
— Ко мне.
— Но я думал… — забормотал Ове и тут же замолчал. В сущности, какая разница — где?
Как ни странно, Свенсон жил не на рабочей окраине, как виделось Ове, а в самом центре — в одном из старых домов, чудом сохранившихся в столице с дореформенных времен. Подъезд был чистым, дверь в квартиру на втором этаже тяжелой, резной и высокой — до самого потолка, который терялся где-то там, очень высоко, примерно в районе воинственной планеты Марс. Ове перевел взгляд на альфу, который сосредоточенно сражался с замком, и опять нервно сглотнул. Свенсон был под стать потолку в своем подъезде — высоченный и воинственный. Ове скосил глаза вниз, чуть ниже пряжки ремня на джинсах альфы. Там… Там все топорщилось так выразительно, что сомнений по поводу дальнейшего развития событий просто не осталось. Но ведь именно этого Ове и хотел?..
В квартире альфы, в его комнате, рядом с огромной кроватью омега почувствовал себя предельно неуютно и скованно. А вот Свенсон явно был спокоен как удав. Сдернул простыню, раскидав по комнате подушки и свалив одеяло, принес чистую и, хлопнув ей, разворачивая, сноровисто перестелил свой невероятный сексодром.
— Остальное — сам, — Свенсон ткнул Ове в руки стопку из сложенных наволочек и пододеяльника. — Я в душ.
Ове проследил его спину со встопорщенным, словно перед дракой, ирокезом, вздохнул — уж неизвестно в который раз — и принялся за дело. Стал снимать старые наволочки и натягивать на подушки новые. Использованное белье, на котором еще этой ночью, всего несколько часов назад, спал Свенсон, пахло одуряюще: молодым сильным альфой… и чужим омегой. Запах был совсем слабым, но… Фу! Ове скривился. И правда — негодяй и развратник. Одну ночь — с одним, вторую — с другим. И никаких метаний, угрызений совести и глупостей вроде: «Я не достоин того, чтобы…». Действительно — то что нужно.
Он как раз расправлял одеяло в новом пододеяльнике, когда Свенсон в одном полотенце на бедрах вернулся из душа и бодро хлопнул Ове по выставленному заду.
— Вперед. Твоя очередь. Чистое полотенце на батарее.
Ове шарахнулся, вдруг дико и совершенно неконтролируемо засмущался и трусливым зайцем поскакал в сторону ванной комнаты. Разделся и помылся он быстро, а вот после минут пятнадцать стоял перед зеркалом, решаясь выйти. Из отражения на него смотрел он сам. Слишком прямые и слишком никакие волосы — не темные, но и не светлые; противно-карие, а теперь еще и дико перепуганные глаза; нервно закушенные губы на узком лице… Ове смотрел на себя, но на самом деле видел лишь покрытый капельками влаги торс альфы, что сейчас ждал его по соседству, на кровати. Ждал, чтобы трахнуть… Как Ове и просил… О господи!
— Ты там жив? — дверь в ванную комнату дернулась.
Ове подскочил, вздохнул, в последний раз глянул на себя в зеркало и отпер замок. Свенсон вошел, сразу заполнив собой все помещение, с усмешкой осмотрел перепуганного омегу и потянул его за собой, еще в дверях сдернув с Ове спасительное полотенце и облапив за задницу.
— Ай! — пискнул омега, пытаясь вывернуться.
— Славненький, как я и думал, — проворчал Свенсон и буквально поволок Ове за собой.
Кровать одновременно манила и пугала — словно дикая неразведанная земля первооткрывателя. Но долго таращиться на нее Свенсон Ове не дал. Подхватив на руки, он буквально закинул его в центр ложа, а после рухнул сверху сам. Он целовал Ове, исследовал его руками, вылизывал ему шею и уши, а его бедра, все еще прикрытые полотенцем, прижимаясь к ноге Ове, недвусмысленно доказывали ошалевшему от ощущений омеге тот незатейливый факт, что большие мальчики — большие везде.
Еще через пять минут два крупных пальца Свенсона, перед этим по наущению альфы старательно облизанные Ове, уже вовсю орудовали у него в заднице. Омега потел, извивался и раздвигал колени. Было фантастически приятно, хоть и по-прежнему страшно… Ове скосил тревожный взгляд на злосчастное полотенце, которое упорно скрывало от него самое главное. Альфа над ним басовито хмыкнул, отстранился и неторопливо растянул в стороны концы своей махровой «юбки», демонстрируя себя во всей красе. Ове сглотнул. Посмотреть тут было на что. Член у альфы был крупный, налитой, перевитый венами, скульптурно совершенный… И это что, должно поместиться в нем? Но… как?
— Не передумал? — с легкой издевкой спросил Свенсон и вызывающе двинул бедрами, отчего его мегачлен и крупные яички тяжело качнулись.
Ове впал в панику и уже почти раскрыл рот, чтобы сказать: «Да, да, я передумал! Дяденька, отпустите меня домой», но в этот самый момент проклятущий Свенсон продолжил еще более язвительно:
— Предупреждаю: чтобы потом никаких стонов, никаких «Я люблю тебя, давай поженимся», и никаких «Милый, я беременный». Усек?
Ове озлобился. Как-то сразу вспомнилось, зачем он здесь и почему именно с таким альфой. И это злое понимание мгновенно смыло весь его мандраж и страх перед размерами Свенсона. Ове усмехнулся в ответ на неприятную вызывающую улыбку альфы:
— Хватит болтать. Лучше займись делом. И о презике не забудь, тогда никто тебе своими беременностями досаждать и не будет, — подумал и добавил, подпустив в голос фальшивой сладости, — милый.
Альфа рассмеялся, нагнулся к прикроватной тумбочке, порылся в ней и тряхнул перед носом Ове серебристым пакетиком. Раскатав презерватив по члену, Свенсон достал какой-то тюбик. «Смазка», — понял Ове, когда увидел, что альфа наносит его содержимое на свой орган поверх резинки. Следующая порция неприятно холодного геля досталась ему самому. Скользкие пальцы Свенсона мягко покружили вокруг входа в поджавшийся от страха невинный зад Ове, а после протолкнулись внутрь, бережно смазывая вход и оглаживая нежную плоть. И опять было приятно. Было просто-таки очень приятно. В том числе и потому, что от Свенсона с его «демонической» репутацией Ове таких нежностей никак не ждал.
А после альфа перевернул его на живот, вздернул в коленно-локтевую, и Ове почувствовал, как в самую сердцевинку его омежьего существа уткнулся толстый член. Свенсон надавил, Ове подался от него. Свенсон поймал его бедра руками и вернул омегу назад, Ове пискнул. Альфа за его спиной рыкнул, и все наконец-то произошло. Проклятая невинность, которая так отравляла жизнь Ове два последних года, осталась в прошлом. Так просто… Ове заплакал. Слезы из глаз стекали по носу и капали на простыню под ним. Свенсон двигался размашисто, дышал жарко и периодически принимался целовать Ове спину. Его руки, до этого больно сжимавшие ягодицы омеги, расслабились и теперь мягко поглаживали маленькие половинки, ерошили змейку шерстки вдоль позвоночника, а после альфа склонился ниже. Одна его рука стала ласкать соски Ове, вторая коснулась совсем опавшего от боли члена.
— Эй, ты чего? — в голосе Свенсона послышалась некоторая растерянность.
Ове хлюпнул носом.
— Себе в задницу раскаленный штырь потолще попробуй засунуть — узнаешь «чего».
— Я не понял, тебе… больно?
— Нет, блин, приятно!
— Ну… да, я парень не мелкий. Потерпи, сладенький. Сейчас полегче станет.
Ове и терпел. А что оставалось? Альфа теперь двигался как-то осторожнее, его здоровенный член скользил внутри Ове легко и бережно, регулярно задевая что-то, что отзывалось во всем существе омеги сладкой негой. Острая боль от первого проникновения ушла, сменившись болью тянущей и странно… приятной. Ове задышал чаще, не замечая, что сам стал двигаться навстречу движениям альфы — то насаживаясь на его член, то своим толкаясь в его руку. Ему казалось, что еще чуть-чуть и произойдет что-то удивительное, невероятное, феерическое…
— Давай, — прохрипел альфа у самого его уха. — Не могу больше ждать. Такой узкий… Ах!
О том, что его партнер кончил, омега догадался по тому, что Свенсон замер, а в заднице Ове стал неудержимо раздуваться узел. Стало еще больнее, Ове заскулил. Но Свенсон его будто и не слышал, поглощенный собственными ощущениями. Навалившись на спину Ове всем своим немалым весом, он дышал так, словно был паровой машиной. И на каждом выдохе повторял одно:
— Прости, прости, прости…
«Скотина», — мрачно думал Ове и едва не скрипел зубами — узел продолжал раздуваться, рискуя порвать все самое ценное, а держать на себе тяжелое тело становилось все сложнее и сложнее. Ове шевельнулся, пытаясь занять более удобную позу, но эти его движения, похоже, доставили его мучителю-альфе какое-то особое удовольствие. Потому что он зарычал еще яростнее — с пристоном и подвыванием — и мелко задрожал, а его здоровенный член задергался.
— Господи, господи… — бормотал проклятый альфа. — Ты такой… Такой…
«И какой придурок сказал, что все это — приятно?» — тоскуя, думал Ове и ждал счастливого момента, когда сможет освободиться.
Наконец, проклятущий альфа скатился с него и замер с выражением всеобъемлющего удовлетворения на лице. «Скотина», — убежденно повторил про себя Ове и поплелся в ванную комнату. В заду пекло, ноги мелко тряслись, коленки норовили подогнуться. Он быстро принял душ, бережно промыв и болезненно защипавшую от воды задницу, вытерся все еще влажным полотенцем — тем самым, что Свенсон сдернул с него перед тем, как вести в спальню. После оделся, причесался, снова постоял, разглядывая себя в зеркале — самый обычный, такой же, как был, ничего не изменилось — и двинул в сторону прихожей, где лежал его рюкзак. Очень хотелось уйти, на глаза Свенсону даже не показываясь, но воспитание не позволило.
Заглянув в спальню, он обнаружил альфу в той же позе, что и оставил. Услышав звук открывшейся двери в комнату, он приподнял свою украшенную несколько сбившимся теперь на бок ирокезом голову с кровати и даже разулыбался… Но улыбка быстро сползла с его лица.
— Ты… куда? Ты что — уже все?
Ове дернул плечом, одновременно выражая свое мнение по поводу этих дебильных вопросов и поправляя рюкзак.
— Ну да. Спасибо.
— С-спасибо? — альфа даже заикаться стал.
— Было… — все то же воспитание не позволило Ове рубануть по самолюбию альфы с плеча. В конце концов, он ему действительно помог. — Было очень мило. Пока. Увидимся.
Немного повоевав с замком, Ове выбрался за дверь и поскакал по лестнице в сторону свободы и новой жизни — без груза невинности над головой. Этажом ниже он едва не столкнулся с миловидным омегой, который поднимался наверх, таща тяжелые сумки. Он не раз видел этого парня у них на факультете, а теперь еще и запах его показался смутно знакомым… Точно! Именно им пахли простыни Свенсона. Уф! Как вовремя он ушел! Еще бы немного… И все-таки что за скотина этот тип! Притащить совершенно чужого омегу в свой дом, на кровать, в которой спит с другим омегой. И ведь, судя по сумкам со жратвой, которые тот пер в их общее гнездышко, это не просто одноразовый секс, как с ним самим.
Ове помчался вниз еще быстрее, рискуя переломать ноги. Нечистая совесть гнала его по ступенькам похлеще кнута, которым белые плантаторы учили своему взгляду на жизнь черных рабов. Зато теперь все у него пойдет на лад, а интересные ему альфы — милые и интеллигентные, перестанут от него шарахаться как от чумного. Ове вздохнул освобожденно и выскочил на улицу, улыбаясь оранжевому вечернему солнышку.
Свенсон
28 октября 2015?г. в 20:10
Свенсона вывел из ступора звук отпираемого замка входной двери.
— Я дома, — проорал Ник, и было начавший на что-то надеяться альфа рухнул мордой обратно в подушку. Она пахла сексом, как и все вокруг.
Проклятый омега! Свенсон чувствовал себя… использованным. Это ж надо! «Спасибо! Увидимся!» С некоторым смущением альфа осознал, что обычно именно так он сам оканчивал наутро свои амурные похождения. Но этот-то мелкий говнюк даже утра дожидаться не стал! «Все было мило!» Мило, ****ь! Мило! Он, Свенсон, был, *****, милым. Альфа зарычал и сел в развороченной кровати, прикрыв одеялом стратегические места. И вовремя. Ник всунул голову в дверь через секунду после этого.
— Кто это от тебя удрал — только пятки сверкали? Мне показалось, или это был Ове Содерберг?
— Ове… Ове, ****ь, — проворчал себе под нос альфа и отвернулся.
— Ну что ты! — подлый Ник ужиком просочился в комнату и уселся верхом на стул, скинув при этом с него штаны Свенсона. — Он ни разу не ****ь. Совсем наоборот. Я уж порадовался — в кои-то веки приличный парень рядом с тобой появился, но он бежал отсюда так, словно за ним предки-волки стаей гнались. Что ты с ним сделал?
— Ничего, — буркнул Свенсон, обмотался одеялом плотнее и, злобно топая, удалился в ванну.
Ник проводил его ироничным взглядом — шерсть на загривке альфы топорщилась безо всякого геля так, что любой стилист бы позавидовал. А после вздохнул и полез в шкаф, чтобы достать свежее белье. Со всеми этими нескончаемыми амурными похождениями соседа он скоро спать будет под звук непрерывно стирающей машинки и с утюгом в руке. Нет, они, конечно, с самого начала поделили обязанности, и стирка с глажкой легли на слабые плечи омеги, но надо же и совесть иметь!
В ванной Свенсон первым делом умылся. Холодной водой. А потом схватил первое попавшееся полотенце, чтобы вытереться… И тут же чуть не взвыл в голос — это было полотенце Ове, чтоб ему пусто было! И аромат от него шел такой офигенный, что оставалось только скрежетать зубами и внюхиваться, прикрывая глаза. Пахло собственной спермой Свенсона, его же потом, самим омегой и… больше никем и ничем. Омежий запах был слабый, но очень чистый, так что чувствительный нос Свенсона разобрал его на составляющие, как опытный сомелье раскладывает на ноты аромат выдержанного вина. Проклятый омега! Проклятый, проклятый омега! Он еще к тому же и невинным был!
Нет, Свенсон за свою славную секс-биографию попортил немало омежек-девственников, и совесть его по этому поводу никогда не мучила — они ведь сами на него вешались. И всегда особо подчеркивали свой девственный статус, подразумевая, что дарят Свенсону самое ценное в своей жизни. Честь, ****ь, как писали в старых романах. Свенсон всегда подозревал, что на самом деле омежья честь, как, впрочем, и честь альф с бетами, прячется не между ног, а где-то в другом месте, но принимать «сей дар» соглашался всегда. Чего ж не принять-то, если дают? Потом, правда, часто приходилось пожинать последствия в виде разъяренных родителей или рыдающих «обманутых» омежек. Но он ведь всегда честно предупреждал их, что рассчитывать на какое-то продолжение с ним не стоит. А такое понятие, как любовь, в его личном словаре отсутствует начисто.
Вообще, трахаться Свенсон любил. Ему нравилось делать это с омегами, чьи сладкие попки умели так крышесносно сжимать напряженный узел, удерживая его в себе. Он обожал спать с бетами, чьи анусы, не приспособленные для деторождения, были поначалу феерически узкими, а потом при должном внимании разрабатывались так, что позволяли трахать их даже узлом — то вбивая раздувшуюся плоть внутрь, то с кайфом протягивая ее через нервно сжимавшийся сфинктер обратно. Пару раз он даже имел секс с альфами, но поскольку сам всегда был в активной позиции, то особой разницы с бетами не усмотрел. Разве только особое удовольствие от осознания того, что тебе покоряется такой же самец, как и ты сам… Так что опыт у Свенсона был немалый, и, что характерно, все его любовники без исключения вспоминали о нем с замиранием сердца и с закатыванием глаз.
И тут этот Ове — гад мелкий! «Все было мило!» Твоего папу! Судя по запахам на полотенце, он ведь даже не кончил! Спермой омеги не пахло совсем. Можно было бы прикрыться мыслью о том, что этот чудак оказался фригидным, но ведь Свенсон сам не раз пафосно произносил речи о том, что не бывает фригидных омег, а бывают неумелые альфы. Так что теперь со стыдом приходилось признать, что Ове не кончил только потому, что альфа самым позорным образом не сумел довести его до финала. Но при этом сам буквально обкончался — презерватив от переизбытка жидкости в нем не лопнул только чудом. ****ь! Бля-ядь…
Мрачно уставившись на себя в зеркало, Свенсон в течение пяти следующих минут быстро составил план на следующую неделю. Он был уверен, что больше времени ему не понадобится. За этот срок следовало категорически восстановить свою пошатнувшуюся славу первого героя-любовника факультета, оттрахав проклятущего Ове Содерберга так, чтобы лужицей растекся, а после послать его куда подальше. Да при всех, чтобы попозорнее. Никак иначе! Никак! «Мило», твою мать! «Спасибо, увидимся», чтоб ему пусто было!
В том, что сделать все намеченное будет несложно, избалованный вниманием поклонников Свенсон не сомневался ни минуты. И ошибся. Он-то думал, что ему достаточно будет появиться в зоне видимости Ове, и тот кинется если не к нему на шею, то уж точно на соседнее место за столом в буфете Универа. Но гадский омега в его сторону даже не смотрел! А вместо того кокетничал с каким-то задохликом в тонких очочках со своего курса. Свенсон тихо рыкнул и встал, намереваясь направиться к этой горе-парочке. Но Ове, явно заметив его приближение, поморщился, подхватил своего ухажера за руку и потащил за собой на выход. Свенсон, как ишак на веревочке, последовал за ними и уже почти догнал, но тут был остановлен самым грубым образом. На выходе из столовой кто-то прихватил его за шерсть на холке и, словно новорожденного кутенка*, поволок в сторону, за угол, где и впечатал в стену.
Взбешенный Свенсон обернулся, привычно пытаясь смотреть на ополоумевшего от невиданной смелости противника сверху вниз, но уперся взглядом в щетинистый подбородок.
— Так вот, стало быть, кем от Ове разит… А то я уж думал — не вынюхаю паразита… Ну-ка поглядим…
Стриженый настолько коротко, что честнее было бы сказать бритый альфа, стоявший напротив Свенсона, был старше, на полголовы выше и раза в два шире в плечах. Пудовые кулачищи, сломанный нос и взгляд уличного задиры. Не сказать, что Свенсон струхнул. Такого слова как трусость в его личном словаре тоже не было, но что-то в животе у него все же квакнуло. Привычный к тому, что после неудачно завершившегося секса его беспокоили либо престарелые родственники, либо сами обиженные на что-то омеги, он еще ни разу не сталкивался с ревностью соперника-альфы. Просто потому, что на Свенсона мало кто рисковал поднимать хвост. Но этот здоровяк явно имел все шансы крепко ему навалять, причем особо не вспотев.
Альфа тем временем продолжал рассматривать Свенсона, словно пальтишко с воротником из искусственного меха, продающееся в магазине по акции — с уценкой в пятьдесят процентов. А закончив осмотр, усмехнулся.
— Прибил бы тебя, сучонка, на месте, но Ове вроде довольным выглядит. Так что живи, но помни… — и альфа поднес к носу Свенсона свой здоровенный кулак.
Свенсон автоматически его понюхал. Смертью или колбасой, как в анекдоте, не пахло. Зато ясно чувствовался нежный аромат Ове. Свенсон озверел. Это что же? Этот тип лапал омегу, который только вчера?.. Мало соображая, что делает, Свенсон вцепился альфе в воротник его рубашки поло и хорошенько тряхнул. Послышался треск. Альфа, который подраться был явно не дурак, ощерился с предвкушением, довольный развитием событий… И тут их прервали.
— Фредди? — произнес удивленный голос за спиной противника Свенсона.
Альфа замер и, кажется, даже уши к бритому черепу прижал. Свенсон выглянул из-за его плеча и увидел… Ове, который стоял, по-прежнему держа за руку своего задохлика. Тем временем вокруг начала собираться толпа любопытных. Свенсон всегда знал, что между хлебом и зрелищами народ обычно выбирает последнее, потому и решил стать журналистом. Вот и теперь студенты, побросав обед, высыпали, чтобы посмотреть на драку.
— Фредди, что ты тут делаешь?
— Я… это… тебя проведать пришел. Узнать, все ли у тебя нормально…
Ове нахмурился.
— Лучше б ты перед отцом извинился и домой вернулся, а то папа ночами не спит — переживает.
Ничего не понимающий Свенсон, который продолжал сжимать в кулаках воротник рубашки альфы по имени Фредди (что за глупейшее кинематографически-ужасное имя?), с удивлением увидел, как тот покраснел.
— Я… Я… Братишка, ты не…
— Ну что ты блеешь, как баран, Вилфред? — Ове даже руками всплеснул.
Свенсон тихонько хихикнул. Альфа — как выяснилось, не Фредди Крюгер, а Вилфред** — посмотрел на него зверем. Свенсон хихикнул еще раз и, не сдержавшись, все-таки заржал, при этом оставив в покое ворот рубашки своего противника. Его, что называется, отпустило после того, как из разговора стало понятно — этот драчливый бугай не парень и не жених Ове, а, судя по всему, старший брат.
Ове по-прежнему смотрел на Фредди и самого Свенсона раздраженно, задохлик рядом с ним, явно чувствуя себя не в своей тарелке, переминался с ноги на ногу. Вилфред глянул на него с глубочайшим пренебрежением, снова повернул свою бритую башку к Свенсону и опять ткнул ему под нос кулак, одновременно сведя широкие ровные брови. А после развернулся и ушел бы прочь, если бы буквально не споткнулся о внезапно возникшего прямо на его пути Ника. Секунду они смотрели друг на друга, замерев и раскрыв рты. После Ник сорвался с места и стрелой помчался по коридору прочь. Альфа рванул следом. Толпа проводила их удрученными вздохами — обед остыл, а никто так и не подрался.
Свенсон перевел взгляд на Ове, который, как и он сам только что, с величайшим изумлением смотрел вслед Нику и своему брату.
— Почему это твой Фредди, — Свенсон голосом выделил это совершенно дурацкое, на его взгляд, имя, — помчался…
— За твоим любовником? — перебил Ове и прищурился.
«Вот оно что!» — понял Свенсон и неприятно осклабился.
— Ревнуешь?
— С чего бы? — Ове приподнял бровь. — Или ты полагаешь, что каждый, разик переспавший с тобой, по гроб жизни будет вспоминать этот краткий миг со слезами благодарности или восхищения? Ну… ты ошибаешься.
Ове развернулся и двинулся прочь, таща за собой совершенно офигевшего альфу-задохлика.
— Ух ты! — сказал кто-то в толпе, и студенты, перешептываясь и поглядывая на Свенсона, потянулись назад в столовую.
А на следующий день альфа, до этого момента никогда не становившийся предметом сплетен такого рода, на собственной толстой шкуре узнал — каково это, когда каждый любопытствующий паразит лезет своими грязными лапами в твою личную жизнь и твою постель. Произнесенные Ове слова про «краткий миг», вдруг наполнились совершенно неожиданным и очень стыдным для альфы смыслом. И, что самое скверное, их теперь с удовольствием разносили по Универу все некогда обиженные или просто проигнорированные Свенсоном омеги и беты.
Насмешки альфа сносил с высокомерным стоицизмом. Искренне надеясь на то, что скоро сокурсники найдут себе другую тему для сплетен. Ове он видел часто, но подойти к нему уже не рисковал, хоть издалека по-прежнему ревниво следил за регулярной сменой альф возле проклятого омеги, который, судя по всему, избавившись от невинности и самым подлым образом использовав для этого его, Свенсона, пустился во все тяжкие.
С этим что-то следовало делать, и Свенсон теперь имел регулярные беседы с теми хлюпиками, которых упорно выбирал себе Ове в качестве ухажеров. Проблем не возникло ни разу — Свенсона на факультете действительно боялись, и сплетни омег мало изменили его статус среди альф. Так что зажатые в угол поклонники Ове очень быстро приходили к пониманию того, что им с ним дозволено лишь дружить. А вот за самый ничтожный выход за эти рамки, который мимо носа Свенсона точно бы не прошел, можно было схлопотать по полной. Так что альфа был уверен — личная жизнь у Ове теперь носит исключительно платонический оттенок. По крайней мере, здесь, в Универе. Всех альф в городе он — увы! — контролировать не мог, и это Свенсона почему-то все больше нервировало.
Разогнав всех собратьев-студентов, покушавшихся на ладный задок Ове, он сам попытался ухаживать за ним — план-то надо было выполнять. Пару раз Свенсон посылал ему цветы и конфеты. Но цветы неизменно оказывались на столах у преподавателей Ове, а конфеты с радостью сжирались студентами из его группы. Свенсон смотрел на них и искренне желал, чтобы угощенье стало у этих паразитов поперек горла.
В Универе романы альфа больше не крутил. С одной стороны, опасаясь нового витка сплетен, с другой — все еще рассчитывая на то, что ему удастся охмурить Ове. А что-то подсказывало Свенсону, что каждый новый омежка или бета в его свите еще дальше отодвинет его от этой цели. Так что за порцией секса теперь приходилось регулярно наведываться в ночной клуб, где тусили омеги и беты самого легкого из всех возможных поведения. И каждый раз Свенсон, немного стесняясь своей тяги, находил себе бет (на омег почему-то не вставало совсем), цветом волос и размерами похожих на Ове, и трахал их в туалете, наклонив над унитазом. Он вбивался в их разработанные зады, со сладким усилием проталкивая чувствительный узел через преграду сжимавшегося сфинктера, после, кончив, позволял вылизывать себя и грезил, представляя на их месте кое-кого совсем другого…
Почему? Как получилось, что случайный, разовый секс с омегой, на которого он раньше и внимание-то если и обращал, то как-то совсем не в сексуальном смысле, превратился для него во что-то незабываемо важное, а этот паразит, сбежавший от него даже не кончив, но со словами, что все было «мило», теперь занимал все его мысли? Да! С тех самых пор, с того злосчастного дня, когда он так облажался в собственной постели, Свенсон постоянно думал о проклятом Ове! Чем он живет? С кем проводит время? На чьи смски отвечает с такой теплой улыбкой, что адресата хотелось немедленно придушить?
Последние сплетни об Ове альфа мог бы узнать у Ника, который обычно и снабжал его всеми университетскими новостями, но в последнее время его сосед по съемной квартире, с которым они очень и очень дружили, все больше пребывал в скверном настроении и ни на какие задушевные беседы не шел ни в какую. Причина такого вскоре стала для Свенсона предельно ясна. Общая ванная комната не оставила Нику никакой возможности сохранить личную жизнь от чуткого носа альфы. Сначала Свенсон, почуяв перемену в запахе соседа, решил, что у того завелся новый любовник. И только потом до него доперло, что альфой от Ника пахнет не снаружи, не так, как если бы этот некий гипотетический альфа обнимал или спал с омегой, а словно бы изнутри, так, будто бы сам Ник стал немного альфой.
Свенсон бы ни фига в этом смешении не понял, если бы не жизненный опыт. Когда у его папочки через много лет неудачных попыток забеременеть вторым ребенком в животе наконец-то завелся младший братик Свенсона — тоже альфа, — запах папочки стал как раз таким — смешанным. В семье был тогда огромный праздник… Свенсон вздохнул. С тех самых пор он остро не любил детей. Потому как ровно в тот момент, когда папочка и отец получили долгожданного малыша, сам Свенсон — в то время четырнадцатилетний подросток — для них словно бы перестал существовать.
На его ревнивые повизгивания отец лишь сказал:
— Ты уже взрослый, должен понимать.
Но Свенсон понимать это отказывался до сих пор. И вот теперь Ник тоже пах беременностью и младенцем-альфой, который рос внутри него.
— Кто отец? Я его знаю? — мрачно поинтересовался он как-то утром на кухне, где бледный до синевы Ник пытался завтракать. Но тот лишь хмуро глянул в ответ и ничего не ответил.
Поскольку счастливым браком и домом с белым штакетником рядом с Ником и не пахло, Свенсон, грешным делом, стал за ним не то чтобы следить, но присматривать так точно. И вскоре был вознагражден — увидел Ника в компании того самого здоровенного альфы со сломанным носом и забавным именем Фредди. Они стояли друг напротив друга. Альфа пытался заглянуть Нику в глаза, но тот лишь отводил взгляд и наклонял голову. Разговор явно шел туго. Альфа настаивал, хватал Ника за руки, норовил обнять, но Ник вырывался и только отрицательно качал головой. А потом и вовсе ушел, оставив громадного Фредди посреди университетского двора растерянным и несчастным.
Ситуацию следовало прояснить. Состояние Ника все больше тревожило Свенсона. И если кто-нибудь спросил бы его: с чего он вдруг так озаботился настроением беременного омеги, то он бы, естественно, ответил: потому что Ник его друг. Не объяснять же это тем, что проблемы соседа дали самому Свенсону железобетонный повод подкатить с разговором к проклятому Ове, которого альфа не мог забыть как ни старался.
Правильно говорили, что все альфы — охотники, и это у них в крови от далеких предков. То, что доставалось без труда, было не нужно, а этот проклятущий омега, который теперь нагло крутил романы прямо у Свенсона под носом, вдруг стал казаться самым желанным… И кто бы подумал, что опытный в таких делах альфа попадется на столь простой крючок? Непонятная и нежеланная ситуация вызывала в нем глухое раздражение. Как прыщ на носу, который вроде и не болит, а забыть его не получается — так и хочется пощупать, а лучше рассмотреть и попытаться выдавить… И все только для того, чтобы наутро убедиться — гадская красная сволочь еще больше распухла… Вот и Ове, зараза такая, распух и застрял в груди Свенсона так, что давил на сердце, сжимал легкие и больно терся о печень, которая в последнее время все чаще работала в ситуации жестокой нагрузки. А что делать вечером, если делать нечего, а настроение — говно? Только пить…
Проблему следовало решить раз и навсегда. Ник со своей беременностью и странными отношениями с братом Ове дал прекрасный повод завести разговор. В первый же день после того, как вскрылось, что Ник, скорее всего, забеременел именно от Фредди, Свенсон начал высматривать Ове. Но тот пропал! На вопросы о том, куда этот мелкий гаденыш делся, его сокурсники лишь пожимали плечами и хихикали. Но альфа не сдавался и, подкатив с букетиком к секретарю декана, уже через пять минут стал счастливым обладателем информации о том, что Ове Содерберг оформил пятидневное освобождение от занятий по причине течки…
«Паразит! Мелкий зловредный паразит!» — шипел Свенсон, мчась по коридору в сторону аудитории, где должна была пройти следующая лекция, которую никак нельзя было прогулять. Препод — занудливый бета в очках с такой же мерзопакостно тонкой оправой, как у одного из альф Ове — был скор на расправу и особенно жесток с брутальными альфами вроде Свенсона. «Недоеб!» — шептались злоязыкие студенты, но никому от этого вывода легче не становилось. Свенсон уселся на скамью в последнем, самом высоком ряду, вынул тетрадь с ручкой и уставился перед собой невидящим взглядом. Что рассказывал препод, он даже не пытался понять. Все его мысли были заняты течным Ове, которого за два академических часа, что длилась лекция, в воображении Свенсона трахнули по очереди в самых разных позах все альфы факультета.
Так что едва прозвенел звонок, Свенсон покидал в рюкзак свои немудреные вещички и стартанул в сторону жилища Ове — адресок подсказал все тот же омежка-секретарь. Это оказался большой старинный дом, окруженный высокой кованой оградой. Целое поместье — ухоженное и опрятное. Как видно, семья Ове Содерберга принадлежала к местному бомонду, если не к старой аристократии, которая по большей части была уничтожена во времена Реформы. Ничего удивительного. Сильно вряд ли, чтобы хоть в этом у Свенсона с проклятущим омегой, который уже выпил из него все соки, могло быть хоть какое-то совпадение! И как раз очень логичным стало то, что сам альфа был потомком тех, кто эту самую старую аристократию и вырезал два века назад.
Перелезть через забор не составило труда. День был жарким, окна в доме предсказуемо оказались открыты настежь. Свенсон принюхался и безошибочно определил, где именно ему следует искать своего течного омегу. К сожалению, комната была на втором этаже, но зато напротив росло дерево. Конечно, лучше бы это был крепкий и раскидистый дуб, но Свенсон был рад и осине. Помогая себе руками и ногами, и жалея о том, что в предках у него были волки, а не обезьяны, Свенсон забрался достаточно высоко, чтобы суметь заглянуть в незашторенное окно комнаты. На кровати, где свернувшись клубком лежал Ове, рядом с ним и спиной к окну сидел кто-то стройный и гибкий. Больше Свенсон ничего рассмотреть не успел, потому что дерево, на котором он засел, ощутимо затрясли. Свенсон судорожно вцепился в тонкие ветки и опустил голову вниз, где его глаза встретились сразу с двумя озлобленными взглядами. Два альфы — один крупнее другого и с одинаково кривыми носами, некогда сломанными в драке — смотрели на него с земли, и ничего доброго в их лицах Свенсон не увидел как ни старался.
Фредди поманил его пальцем, но с дерева Свенсон слезать отказался. Однако это ему помогло мало — с ветки его просто стрясли как грушу. Больно приложившись копчиком о землю, альфа переводил взгляд с одного противника на другого и ждал только одного — откуда прилетит сначала. Но оба — и хорошо знакомый Свенсону Вилфред, и его лишь слегка состарившаяся копия — пока ничего не предпринимали и просто смотрели изучающе. Так, словно Свенсон был редкой гусеницей, и эти двое размышляли — сразу раздавить как вредителя или торжественно засушить на иголке. Ни того, ни другого Свенсон для себя не хотел, а потому кряхтя поднялся и отряхнул штаны.
— Вы влезли на частную территорию. Будем звать полицию? — старший альфа (Свенсон для себя решил, что это, скорее всего, отец Ове и Фредди) вскинул темную бровь.
— Не надо полицию, — Свенсон присмирел и потупил глазки. — Я же ничего… Я так… Ну вдруг?..
— Вдруг бывает только «пук», патлатый, — Фредди ухмыльнулся и подмигнул.
Свенсон посмотрел на него с едва сдержанным раздражением. Нет, ну что такое? Ник там весь извелся, а этот тут лыбится во все сорок два***. Свенсон же сюда про Ника говорить пришел, а не потому, что Ове… Да! Про Ника! Альфа прищурился.
— Не только «пук». Еще и дети заводятся. Не так ли, Фредди?
Альфа сразу посерьезнел и уставился на Свенсона волком. Его отец тоже перевел тяжелый взгляд на сына.
— О чем это он, Фред?
Младший Содерберг вздохнул.
— О Нике, отец, о Нике…
— А откуда?..
— Я с ним живу… Ну то есть, не в том смысле живу, а в том… — Свенсон запутался, тряхнул головой и начал сначала. — Мы с ним соседи. Квартиру вместе снимаем. Ребенок у него ведь от тебя, Фредди?
— Ребенок? Какой еще ребенок? — теперь старший альфа уже всем корпусом повернулся к сыну, и Свенсон вздохнул с некоторым облегчением. Все-таки правду говорят, что нападение — это лучшая защита. Он уже начал пятиться, чтобы по-тихому смотаться, но вдруг чья-то легкая рука легла ему на локоть.
— Господин Свенсон? Нюх моего среднего сына его не подвел, это действительно вы?
— Я… — заблеял Свенсон и отступил в сторону от гибкого и очень стройного омеги, который смотрел на него испытующе и с нескрываемым любопытством. — Я… Да.
— Тогда пойдемте. Больше не желаю смотреть, как мучается мой ребенок. Вы ведь не против провести с ним течку? Насколько я успел узнать, ваши моральные принципы вполне позволяют вам секс без обязательств.
Свенсон сглотнул. Вроде этот омега — изящный и маленький, но уже совсем не такой молодой, как показалось вначале — и не сказал ничего такого, а альфа почувствовал себя, словно его в дерьме выкупали. Свенсон вздохнул и, понурившись, поплелся следом за папой Ове — ведь это мог быть только он. Оба альфы проводили его нечитаемыми взглядами и снова уставились друг на друга.
Дом весь пропах текущим омегой. Свенсон с силой втянул в себя аромат и зажмурился.
— У меня нет презервативов.
Омега только хмыкнул.
— В этом доме с такими вещами проблем не бывает. Вам какие? Простые, клубничные, светящиеся?
Свенсон почувствовал, что краснеет.
— Размер, полагаю, XL?
— Да, — прохрипел Свенсон, не зная, куда себя девать.
Со второго этажа, через прутья перил на него смотрели две одинаковые детские мордахи, полные любопытства. Омега погрозил им пальцем, и мальчишки убежали, смеясь. Папа Ове, улыбаясь, покачал головой и повернулся к Свенсону.
— Не сомневался. Похоже, омеги в нашей семье не размениваются… гм… на мелочи. Прошу сюда.
Свенсон и так знал — куда, но все же удерживал себя из последних сил от того, чтобы, отодвинув с дороги провожатого, кинуться бежать к комнате своего омеги. Тот по-прежнему лежал, свернувшись в клубок прямо в центре большой кровати.
— К тебе пришли, — спокойно сказал папа Ове и вышел, негромко, но решительно прикрыв за собой дверь.
Свенсон раскрыл рот, потом закрыл его, развел руки в некоторой понятной растерянности, вновь свел, обхватив себя ими за локти и, наконец, замер, глядя куда угодно, но не на кровать. Туда смотреть было… страшно.
Ове
30 октября 2015?г. в 07:52
Когда папа, как всегда решивший все взять в свои руки, вышел, Ове приподнял голову, мрачно взглянул на Свенсона и закатил глаза.
— Ты…
— Я, — подтвердил альфа, что-то изучая сначала на потолке, а после в дальнем углу комнаты.
Дышал он при этом через приоткрытый рот, а глаза его возбужденно блестели. Запах течки явно сводил его с ума, и Ове мстительно усмехнулся. Как же он измучился, стараясь ничем не показать свою ревность, свое непонятно откуда взявшееся особое отношение к этому самовлюбленному, избалованному вниманием поклонников бугаю! Он старался не смотреть на вечную круговерть вокруг него в Универе, не вспоминать симпатичное лицо омеги, который повстречался ему в тот момент, когда он вышел из квартиры Свенсона после скоротечного и совершенно дурацкого секса с ним. Но теперь молчать и таиться не было никакого смысла. Течка диктовала свои правила. Странно, Ове был уверен, что, лишившись невинности, он получит некоторое облегчение в эти непростые для любого омеги моменты. Но стало только хуже. Словно до этого его омежий организм спал, а теперь проснулся и требовал себе альфу. Причем не какого-нибудь, а именно вот этого — ****уна и изменника.
— Что ты здесь делаешь, и что на это скажет твой любовник? Ну тот, основной, с которым ты живешь?
Свенсон усмехнулся, явно почувствовав под собой островок твердой почвы, который сам же Ове ему, похоже, и сотворил своей вновь проснувшейся ревностью.
— Это не мой любовник, а любовник твоего брата. Кстати, беременный от него, но почему-то не желающий иметь с Фредом ничего общего.
От удивления Ове даже приподнялся на руках.
— Так это что же — Ник? Тот самый Ник, который… — Ове неверяще покрутил головой. — Фредди столько рассказывал, но я никогда его не видел… Значит, он теперь с тобой?
— Он не со мной, Ове. Он мой друг, и мы вместе снимаем квартиру. Конечно, я попытался подъехать к нему, — Свенсон улыбнулся, а Ове хмыкнул, — но Ник сказал, что он не дурак, чтобы спать с таким альфой, как я.
Ове прикусил губу и вновь откинулся на подушки.
— Он оказался умнее меня. А я и в тебя вляпался, как… как… — Ове повел рукой, не подобрав достойного сравнения, кроме очевидного, — и из моей затеи ничего путного так и не вышло.
Свенсон осторожно, по-прежнему стараясь дышать только ртом, приблизился и присел на край кровати — как раз на то место, на котором раньше сидел папа Ове.
— А что была за затея?
Омега вяло улыбнулся.
— Лишиться невинности, чтобы больше не мучиться во время течек в одиночестве и… И ничего не вышло. Альфы как шарахались от меня, так и продолжают шарахаться. И что со мной не так?
Свенсон быстро отвернулся, и кончики его ушей заалели, Ове заподозрил неладное, но тут в дверь быстро стукнули. Пришлось отвлечься от виноватой физиономии альфы и впустить в комнату Фреда с пакетом в руке. Брат поставил его в изголовье кровати и неловко повернулся. В обеих ноздрях у него торчало по ватному тампону, и гадский Свенсон смешливо фыркнул. Фред, не обращая внимания на насмешку, подпихнул вату поглубже и ткнул пальцем в пакет.
— Папа просил передать.
— Спасибо, — несколько растерянно отозвался Ове. — А что там?
— Ну, увидишь… Прости, не могу рядом. Ты охрененно пахнешь, братишка. Даже через эту ватную фигню. Крышу сносит, наверно, всем альфам в округе. Так что мы с отцом забираем близнецов и валим отсюда. Дня на два. Ты тут… не скучай. А тебе, — Фредди повернулся к Свенсону, — во! — огромный кулак приблизился вплотную к носу альфы, но тот лишь усмехнулся, косясь на тампоны. Как видно, угроза такого рода от парня, у которого из носа торчала вата, в его глазах не выглядела серьезной. А зря.
Фред вышел. Ове перевесился с кровати и потянул на себя пакет. Он опрокинулся, и на пол посыпались цветные коробочки с фривольными рисунками. Свенсон за спиной задушенно хрюкнул. Ове поднял к нему наверняка совершенно ошарашенное лицо. Альфа пояснил, отводя глаза:
— Твой папа хотел, чтобы мы провели вместе течку.
Ове нахмурился и вновь откинулся на подушки. Вот как — «твой папа хотел»…
— А ты что же?
— Ну… Я же здесь.
— Понятно…
— Я думал о тебе все это время…
Ове хмыкнул. Думал он. Еще б ему не думать!
— С таким-то шквалом сплетен…
— Да уж, удружил ты мне знатно, — альфа покачал головой.
Ове усмехнулся в потолок.
— Я не хотел. Само как-то выскочило. Ты, кстати, был прав, я тебя тогда… приревновал.
— Ник никогда не был моим любовником. Это правда. Никогда. Мне казалось, что он с кем-то связан, но почему-то не может с этим «кем-то» быть вместе.
Ове вновь кивнул, не глядя на Свенсона. Смотреть на него оказалось делом совершенно нереальным. Так и хотелось напрыгнуть и отыметь… Но тот сидел такой отстраненный. Позориться не хотелось, приходилось… беседовать. Вот хоть бы о брате и его омеге.
— Ник и Фредди — истинные. Но Ник не считает, что Фред ему подходит как пара.
— Как это? — спросил явно ошарашенный Свенсон и придвинулся немного ближе.
Ове ощутил это всем телом, каждой клеточкой… Что ж так плохо-то все?.. Вот папулька удружил! И кто просил? Вечно он так — не может не влезть… Ладно. На повестке дня у нас не течка Ове, не сам Ове и даже не равнодушный к нему лично, но весьма сексуально озабоченный альфа. На повестке дня у нас — Ник!
— Ник вырос в семье двух истинных. Оба — и его папа, и отец — очень любили друг друга, но при этом папа Ника прожил слишком короткую жизнь. Отец Ника был бандитом. Настоящим. Мафиози. Передел сфер влияния, пострелушки, трупы на каждом углу… Так вот во время очередной баталии конкурент похитил его мужа — папу Ника. Требовал денег, ему не дали, и он заложника убил. Конечно, его потом тоже… грохнули, но жизнь убитому им омеге это уже вернуть не могло. И Ник с тех пор категорически не приемлет никаких контактов с альфами, чьи профессии связаны с опасностью для жизни.
— А Фредди... Он кто?
— Спецназ. Крутые ребята, горячие точки, террористы и все такое…
Свенсон присвистнул и сделался задумчив, как видно, вспомнив здоровенный кулак перед своим носом. Теперь-то, небось, вата в носу брата не выглядела смешной, а угроза от него несерьезной… Свенсон вновь шевельнулся, и Ове затих, ощутив, что альфа теперь придвинулся еще чуть-чуть ближе. Терпеть больше не было сил. К рогатому! К рогатому и его прихвостням все! И хрен с ними, с последствиями!
— Ну что ты вошкаешься? — сварливо спросил он и сел. — Ежу ж теперь понятно, чем дело кончится. Так что давай — действуй. А после можешь растрезвонить на весь Универ о своей великой победе над очередным глупым и влюбленным в тебя омегой.
— Я никогда…
— Да ладно, — Ове махнул рукой и плашмя упал на кровать.
Свенсон вздохнул и начал раздеваться. Тело у него было великолепным. Даже лучше, чем у Фредди. Тот, на вкус Ове, был слишком… квадратным. Перекачанным. А Свенсон, имея мускулы не менее фактурные, оставался стройным и гибким. Ове даже прижмурился от наслаждения, предвкушая, как будет касаться его, гладить… И плевать, что без взаимности. Первый — и кстати, так и оставшийся единственным! — в его жизни секс, скажем так, оставлял желать лучшего. Боль от проникновения, недостаток внимания и слишком быстрый финал со стороны альфы, которого все в Универе считали секс-символом и супер-любовником. Ове помнил, как распластанный по кровати Свенсон шептал извинения. Видимо, и сам понимал, что налажал. Ну что ж — вот шанс исправиться. Ове усмехнулся и развязал халат. Больше на нем ничего не было — смысл пачкать течкой не только постельное белье, но еще и одежду?
Увидев его наготу, альфа задрожал, словно в ознобе, и его уже предельно возбужденный член дернулся. Прозрачная капля скатилась с поднятого к потолку кончика вниз — к поджавшимся яичкам.
— Боюсь, — альфа поставил колено на край кровати и откашлялся. — Боюсь, и сегодня первый раз будет очень быстрым. Но, надеюсь, теперь-то ты не убежишь и позволишь мне доставить удовольствие и тебе, малыш? Ртом или рукой. Как скажешь. А потом я все-таки сумею показать тебе радости классического секса, и ты кончишь, когда я буду внутри тебя.
— С чего ты взял, что ты сможешь мне что-то там такое показать? Может, я все уже давно знаю? — вскинулся Ове, в очередной раз думая о том, что Свенсон — самовлюбленный индюк.
Альфа улыбнулся и повел носом у самого живота Ове.
— Потому что ты пахнешь только мной. Больше с тобой не был никто.
Ове зарычал. И почему эти долбаные альфы так чувствительны к запахам? Обоняние у омег тоже было сильным и играло в их жизни важную роль, но все же не так, как у альф. Вот ведь пакость какая — и не обманешь! Свенсон тем временем принялся целовать Ове живот, потом перебрался к соскам. Поиграл с ними и потянулся к губам омеги. Еще в прошлый раз Ове понял, что альфа ему достался по этой части не просто опытный, но талантливый — так Ове до Свенсона не целовал никто. В его поцелуях была и нежность, и настойчивость, и опаляющая страсть, и даже некоторая невероятно развратная и притягательная пошлость. Альфа хлюпал, чавкал и посасывал, словно поедал тропический фрукт, истекающий соками, а не целовал губы омеги. А его руки тем временем скользили, изучали, мяли и пощипывали.
Впрочем, и Ове, несколько отойдя от первого впечатления после поцелуя, не упускал своего — когда еще доведется получить в загребущие ручки столь совершенное тело? В то, что после проведенной вместе течки известный омежник и гуляка Алекс Свенсон вдруг кардинальным образом изменится и останется рядом с Ове весь из себя верный и преданный, омега не верил. А терпеть все ради кусочка внимания, стоя в общем строю других воздыхателей, было не в его характере. И что за идиот он был, когда решил, что просто сможет использовать этого альфу в своих целях и забыть?..
Свенсон тем временем оторвался от его губ и вновь двинулся вниз, выцеловывая, прикусывая и зализывая все, что попадалось ему на пути. Особое внимание соскам, заласканным до стоячих твердых и предельно чувствительных вершинок. Потом живот и щекотное погружение языка в пупок. Потом еще ниже — в обход налитого члена омеги к его яичкам. Ове невольно развел ноги пошире, давая альфе больше места, и тот улыбнулся ему одними глазами — губы его в этот момент были заняты тем, что, прихватив нежную кожицу на правом яичке Ове, игриво оттягивали ее. А потом пальцы Свенсона скользнули ниже, пробрались к заветной дырочке и огладили ее — такую жаркую, щедро раскрытую, истекающую соками…
Закинув стройные ноги Ове себе на плечи, альфа лизал ее, проталкивая язык как можно глубже, ласкал пальцами, готовя для своего члена, а после вошел — медленно и плавно. На этот раз боли не было совсем. Да если бы и была, течка все равно требовала свое, и омега стал бы насаживаться на член альфы, не думая больше ни о чем, кроме убивающего разум желания.
Кончили они одновременно — альфа внутри тела Ове, омега — в кулак Свенсона. Ове лежал, чувствуя как его анус сжимается вокруг наливающегося узла альфы, и тихонько скулил от наслаждения. Это было так… так… Сказочно, вот как это было. Однако вскоре растянутый сфинктер начал зудеть, и Ове захотелось немного подвигаться, успокаивая свое все еще непривычное к альфе тело. Он вздохнул и несмело, совсем чуть-чуть отстранился от горячего тела сзади, а после шевельнул попкой, вновь насаживая себя до конца на член Свенсона.
— Оу! — взвыл тот и вцепился пальцами Ове в бок, мгновенно перехватывая инициативу в этой игре.
Мелкие толчки раздутого узла внутри ануса возбудили Ове, и он задышал сквозь стиснутые зубы. Оргазм был так близок… И все же неуловим. Но вдруг альфа за его спиной немного сместился, член его начал погружаться чуть иначе, узел, распиравший омегу, теперь двигался свободнее и каждый раз задевал внутри что-то сладко-томное, тягуче-волнующее… Ове потянулся к своему члену, потому что терпеть было уже невозможно, но успел лишь притронуться к нему, как тут же начал кончать. Так, как не кончал никогда в жизни. Это опять был какой-то круговорот и замкнутый круг, из которого, впрочем, совершенно не хотелось выбираться. Собственный член Ове выстреливал очередной порцией спермы, анус при этом рефлекторно сжимался, добавляя удовольствия и выталкивая омегу на новую вершину наслаждения, член вновь взрывался порцией счастья… И все начиналось по новой. Когда Ове уже закатывал глаза и бился в серии сухих оргазмов, узел у альфы наконец-то спал, и они смогли расцепиться.
— Уф, — сказал Свенсон и обмяк. — Думал, что умру.
— Умгу, — отозвался Ове и прикрыл глаза.
Было… хорошо. Омега засмеялся. Слово было таким блеклым на фоне того, что он сейчас испытывал. Попку приятно тянуло, соски покалывало, яички млели, член сладко подергивался, опадая. Внезапно мысли Ове странным образом перескочили на бет. Бедные. Они ведь, наверно, такого кайфа и испытать не могут… Или могут? Не зря же его товарищи-беты рассказывали о сексе, закатывая глаза. А еще Ове как-то читал о том, что удовольствие такого рода — анальное — могут получать и альфы… Ове попытался представить свои ощущения в том случае, если бы его собственный член оказался в заднице Свенсона… Гм… Прикольная мысль! Интересно, а папа когда-нибудь проделывал такое с отцом? А что? Ну здорово же, наверно…
Ове перевернулся к Свенсону лицом и положил ему руку на твердые, покрытые негустыми короткими волосками ягодицы. Между половинками было влажно и очень тепло. Дырочка оказалась совсем не такой, как у него самого — просто маленькая крепко сжатая звездочка, нежная и… притягательная. Свенсон, все это время пребывавший в состоянии полной желеобразной расслабленности, кажется, что-то такое сообразил и зашевелился. Испытующий палец Ове соскользнул и потерял цель. Омега усмехнулся. Сейчас таких экспериментов и не хотелось. Течка вновь требовала, чтобы толстый член альфы погрузился в его собственный зад, а никак не наоборот. Но на будущее идейку стоило запомнить, и о перспективе смены ролей подумать обстоятельнее… Если, конечно, это будущее у него со Свенсоном будет…
Они провели вместе почти два полных дня, выбираясь из постели только для того, чтобы поесть и провести некоторое необходимое время в ванной комнате. А после течка у Ове пошла на спад. К этому моменту и альфа, и омега выглядели, словно жертвы нападения котов на пустынном необитаемом острове — исхудавшие, исцарапанные, местами покусанные. Но при этом полностью удовлетворенные. Темперамент у обоих оказался адским. И если про альфу что-то такое, судя по его репутации в Универе, еще можно было предполагать, то Ове своими аппетитами поразил обоих — и Свенсона, и в первую очередь самого себя. Но теперь шалая*, полная страсти пора подошла к концу, и нужно было думать о том, как жить дальше. А жить кое-как, стать одним среди прочих, очередным неприметным воздыхателем в свите Свенсона Ове не желал. А потому выставил альфу из своей постели и из своего дома быстро и решительно.
Свенсон особо не протестовал, сказав, что должен проведать Ника, настроение которого было в последние дни совсем скверным, и появиться в Универе — у него-то, в отличие от Ове, никакой справки, освобождавшей от посещения занятий, не было и в помине.
— Но вечером я к тебе! — запихивая свою супер-майку в джинсы, бормотал альфа. — Сходим куда-нибудь вместе.
— Ага, — отвечал Ове, ни на минуточку не веря сказанному.
Он успел уже слишком хорошо представить себе вечер, проведенный с телефонной трубкой в руке в тягостном ожидании звонка от ветреного Свенсона. Испытать что-то такое на самом деле категорически не хотелось, а потому Ове собирался сразу после ухода альфы сесть в свой Смартик и отправиться в гости к своему прадедушке Дитеру, который уже лет пять назад, заявив, что устал от семейки Содербергов, перебрался жить на юг — в небольшой домик на берегу теплого моря.
— Хочу вечером сидеть в шезлонге в одних трусах и не мерзнуть, — сказал он и отбыл.
Ове его прекрасно понимал. У него оставалось еще два дня освобождения от учебы, пара обычных выходных, ну и, если он еще немного прихватит от следующей учебной недели, никто к нему особо цепляться не станет. Администрация к проблемам течных омег относилась с пониманием. Собрался он быстро и вскоре уже вышел за порог. Закрывая за ним дверь, до сих пор упорно молчавший папа сказал:
— Ты трус!
Ове сжал зубы, сбежал к своей машинке, завел ее и вдавил педаль газа. Он гнал, нигде не останавливаясь ни на ночевку, ни для того, чтобы нормально поесть. Лишь заправлялся и пару раз перекусил и пописал там же — на заправке. Его крохотная, слишком городская машинка смотрелась дико и комично среди огромных грузовиков альф-дальнобойщиков. Те мигали фарами, что-то кричали, постаравшись поравняться, и вообще, всячески заигрывали, но Ове они лишь раздражали. На душе было пакостно. Слова папы: «Ты трус!» звучали в голове каким-то убийственным, зубодробительным метрономом: ты — трус, ты — трус, ты — трус. Тик — так, тик — так…
Он свернул с дороги на очередную заправку и долгое время сидел в тамошней кафешке, сжимая в руке неожиданно стеклянный, а не пластиковый стаканчик с кофе. Он уже почти решился на то, чтобы повернуть назад… Но кофе остыл, решимость его тоже потеряла накал, и, сев в машину, он поехал дальше. Ты — трус, тик — так…
К домику деда Ове прибыл поздним вечером. Оранжевое солнце падало прямо в море. Кричали чайки. А возле дедовой калитки стояло огромное черное чудовище, кокетливо склонив рогатую голову чуть влево и вниз. Ове обошел мотоцикл вокруг, подержался за теплую ручку и провел ладонью по пыльной коже сиденья. Мотоцикл пах бензином, маслом, гарью от тормозных колодок и… Свенсоном. Но откуда бы ему тут взяться? С замиранием сердца Ове шагнул в калитку и тут же оказался в крепких объятиях своего альфы.
— Ты знаешь, паразит мелкий, что такое «Стальная задница»? — Ове покрутил головой, вжатой в грудь Свенсона. Говорить он не мог. — Этот священный для каждого мотоциклиста титул выдается тем полоумным, которые за двадцать четыре часа смогут проехать две с половиной тысячи километров**. Так вот, у меня — не просто стальная, а титановая задница! Только проверить некому. Чеки я, понятно, с заправок не сохранил, все о тебе, гаденыше, думал. Вот скажи мне, куда тебя понесло? Почему я должен гоняться за тобой как осел за морковкой? А?
— Не гоняйся, — глухо ответил Ове, все еще прижатый к груди Свенсона.
Тот вздохнул:
— Не могу.
Ове повернул голову и вновь замер, уже добровольно прижавшись к груди Свенсона. Теперь прямо под его ухом гулко билось чужое, но уже такое важное для Ове сердце. Прадедушка Дитер смотрел из дверей своего домика и улыбался. Почему-то хотелось реветь, но Ове тоже улыбнулся ему в ответ, а потом опустил руки на джинсовую задницу своего непредсказуемого, но все равно чудесного альфы, стиснул ее покрепче и сказал:
— Тогда, Алекс Свенсон, раз уж ты прицепился ко мне как репей, то должен раз и навсегда зарубить себе на своем особо чувствительном носу одно: если тебе когда-нибудь еще хоть раз придет в голову мысль покрутить перед кем-нибудь своим членом или подпустить кого-то к своему заду с какими-то там проверками, я не посмотрю на то, что он у тебя титановый, так ремнем отхожу — забудешь как сидеть! Надеюсь, это понятно?
Альфа над его головой хмыкнул скептически. Но Ове эта обычная для Свенсона высокомерная самоуверенность убедительной совсем не показалась. Ведь он-то почувствовал, что совсем не железные, а вполне теплые, живые и приятно крепкие ягодицы альфы под его ладонями торопливо и испуганно поджались….
Ове
30 октября 2015?г. в 07:52
Когда папа, как всегда решивший все взять в свои руки, вышел, Ове приподнял голову, мрачно взглянул на Свенсона и закатил глаза.
— Ты…
— Я, — подтвердил альфа, что-то изучая сначала на потолке, а после в дальнем углу комнаты.
Дышал он при этом через приоткрытый рот, а глаза его возбужденно блестели. Запах течки явно сводил его с ума, и Ове мстительно усмехнулся. Как же он измучился, стараясь ничем не показать свою ревность, свое непонятно откуда взявшееся особое отношение к этому самовлюбленному, избалованному вниманием поклонников бугаю! Он старался не смотреть на вечную круговерть вокруг него в Универе, не вспоминать симпатичное лицо омеги, который повстречался ему в тот момент, когда он вышел из квартиры Свенсона после скоротечного и совершенно дурацкого секса с ним. Но теперь молчать и таиться не было никакого смысла. Течка диктовала свои правила. Странно, Ове был уверен, что, лишившись невинности, он получит некоторое облегчение в эти непростые для любого омеги моменты. Но стало только хуже. Словно до этого его омежий организм спал, а теперь проснулся и требовал себе альфу. Причем не какого-нибудь, а именно вот этого — ****уна и изменника.
— Что ты здесь делаешь, и что на это скажет твой любовник? Ну тот, основной, с которым ты живешь?
Свенсон усмехнулся, явно почувствовав под собой островок твердой почвы, который сам же Ове ему, похоже, и сотворил своей вновь проснувшейся ревностью.
— Это не мой любовник, а любовник твоего брата. Кстати, беременный от него, но почему-то не желающий иметь с Фредом ничего общего.
От удивления Ове даже приподнялся на руках.
— Так это что же — Ник? Тот самый Ник, который… — Ове неверяще покрутил головой. — Фредди столько рассказывал, но я никогда его не видел… Значит, он теперь с тобой?
— Он не со мной, Ове. Он мой друг, и мы вместе снимаем квартиру. Конечно, я попытался подъехать к нему, — Свенсон улыбнулся, а Ове хмыкнул, — но Ник сказал, что он не дурак, чтобы спать с таким альфой, как я.
Ове прикусил губу и вновь откинулся на подушки.
— Он оказался умнее меня. А я и в тебя вляпался, как… как… — Ове повел рукой, не подобрав достойного сравнения, кроме очевидного, — и из моей затеи ничего путного так и не вышло.
Свенсон осторожно, по-прежнему стараясь дышать только ртом, приблизился и присел на край кровати — как раз на то место, на котором раньше сидел папа Ове.
— А что была за затея?
Омега вяло улыбнулся.
— Лишиться невинности, чтобы больше не мучиться во время течек в одиночестве и… И ничего не вышло. Альфы как шарахались от меня, так и продолжают шарахаться. И что со мной не так?
Свенсон быстро отвернулся, и кончики его ушей заалели, Ове заподозрил неладное, но тут в дверь быстро стукнули. Пришлось отвлечься от виноватой физиономии альфы и впустить в комнату Фреда с пакетом в руке. Брат поставил его в изголовье кровати и неловко повернулся. В обеих ноздрях у него торчало по ватному тампону, и гадский Свенсон смешливо фыркнул. Фред, не обращая внимания на насмешку, подпихнул вату поглубже и ткнул пальцем в пакет.
— Папа просил передать.
— Спасибо, — несколько растерянно отозвался Ове. — А что там?
— Ну, увидишь… Прости, не могу рядом. Ты охрененно пахнешь, братишка. Даже через эту ватную фигню. Крышу сносит, наверно, всем альфам в округе. Так что мы с отцом забираем близнецов и валим отсюда. Дня на два. Ты тут… не скучай. А тебе, — Фредди повернулся к Свенсону, — во! — огромный кулак приблизился вплотную к носу альфы, но тот лишь усмехнулся, косясь на тампоны. Как видно, угроза такого рода от парня, у которого из носа торчала вата, в его глазах не выглядела серьезной. А зря.
Фред вышел. Ове перевесился с кровати и потянул на себя пакет. Он опрокинулся, и на пол посыпались цветные коробочки с фривольными рисунками. Свенсон за спиной задушенно хрюкнул. Ове поднял к нему наверняка совершенно ошарашенное лицо. Альфа пояснил, отводя глаза:
— Твой папа хотел, чтобы мы провели вместе течку.
Ове нахмурился и вновь откинулся на подушки. Вот как — «твой папа хотел»…
— А ты что же?
— Ну… Я же здесь.
— Понятно…
— Я думал о тебе все это время…
Ове хмыкнул. Думал он. Еще б ему не думать!
— С таким-то шквалом сплетен…
— Да уж, удружил ты мне знатно, — альфа покачал головой.
Ове усмехнулся в потолок.
— Я не хотел. Само как-то выскочило. Ты, кстати, был прав, я тебя тогда… приревновал.
— Ник никогда не был моим любовником. Это правда. Никогда. Мне казалось, что он с кем-то связан, но почему-то не может с этим «кем-то» быть вместе.
Ове вновь кивнул, не глядя на Свенсона. Смотреть на него оказалось делом совершенно нереальным. Так и хотелось напрыгнуть и отыметь… Но тот сидел такой отстраненный. Позориться не хотелось, приходилось… беседовать. Вот хоть бы о брате и его омеге.
— Ник и Фредди — истинные. Но Ник не считает, что Фред ему подходит как пара.
— Как это? — спросил явно ошарашенный Свенсон и придвинулся немного ближе.
Ове ощутил это всем телом, каждой клеточкой… Что ж так плохо-то все?.. Вот папулька удружил! И кто просил? Вечно он так — не может не влезть… Ладно. На повестке дня у нас не течка Ове, не сам Ове и даже не равнодушный к нему лично, но весьма сексуально озабоченный альфа. На повестке дня у нас — Ник!
— Ник вырос в семье двух истинных. Оба — и его папа, и отец — очень любили друг друга, но при этом папа Ника прожил слишком короткую жизнь. Отец Ника был бандитом. Настоящим. Мафиози. Передел сфер влияния, пострелушки, трупы на каждом углу… Так вот во время очередной баталии конкурент похитил его мужа — папу Ника. Требовал денег, ему не дали, и он заложника убил. Конечно, его потом тоже… грохнули, но жизнь убитому им омеге это уже вернуть не могло. И Ник с тех пор категорически не приемлет никаких контактов с альфами, чьи профессии связаны с опасностью для жизни.
— А Фредди... Он кто?
— Спецназ. Крутые ребята, горячие точки, террористы и все такое…
Свенсон присвистнул и сделался задумчив, как видно, вспомнив здоровенный кулак перед своим носом. Теперь-то, небось, вата в носу брата не выглядела смешной, а угроза от него несерьезной… Свенсон вновь шевельнулся, и Ове затих, ощутив, что альфа теперь придвинулся еще чуть-чуть ближе. Терпеть больше не было сил. К рогатому! К рогатому и его прихвостням все! И хрен с ними, с последствиями!
— Ну что ты вошкаешься? — сварливо спросил он и сел. — Ежу ж теперь понятно, чем дело кончится. Так что давай — действуй. А после можешь растрезвонить на весь Универ о своей великой победе над очередным глупым и влюбленным в тебя омегой.
— Я никогда…
— Да ладно, — Ове махнул рукой и плашмя упал на кровать.
Свенсон вздохнул и начал раздеваться. Тело у него было великолепным. Даже лучше, чем у Фредди. Тот, на вкус Ове, был слишком… квадратным. Перекачанным. А Свенсон, имея мускулы не менее фактурные, оставался стройным и гибким. Ове даже прижмурился от наслаждения, предвкушая, как будет касаться его, гладить… И плевать, что без взаимности. Первый — и кстати, так и оставшийся единственным! — в его жизни секс, скажем так, оставлял желать лучшего. Боль от проникновения, недостаток внимания и слишком быстрый финал со стороны альфы, которого все в Универе считали секс-символом и супер-любовником. Ове помнил, как распластанный по кровати Свенсон шептал извинения. Видимо, и сам понимал, что налажал. Ну что ж — вот шанс исправиться. Ове усмехнулся и развязал халат. Больше на нем ничего не было — смысл пачкать течкой не только постельное белье, но еще и одежду?
Увидев его наготу, альфа задрожал, словно в ознобе, и его уже предельно возбужденный член дернулся. Прозрачная капля скатилась с поднятого к потолку кончика вниз — к поджавшимся яичкам.
— Боюсь, — альфа поставил колено на край кровати и откашлялся. — Боюсь, и сегодня первый раз будет очень быстрым. Но, надеюсь, теперь-то ты не убежишь и позволишь мне доставить удовольствие и тебе, малыш? Ртом или рукой. Как скажешь. А потом я все-таки сумею показать тебе радости классического секса, и ты кончишь, когда я буду внутри тебя.
— С чего ты взял, что ты сможешь мне что-то там такое показать? Может, я все уже давно знаю? — вскинулся Ове, в очередной раз думая о том, что Свенсон — самовлюбленный индюк.
Альфа улыбнулся и повел носом у самого живота Ове.
— Потому что ты пахнешь только мной. Больше с тобой не был никто.
Ове зарычал. И почему эти долбаные альфы так чувствительны к запахам? Обоняние у омег тоже было сильным и играло в их жизни важную роль, но все же не так, как у альф. Вот ведь пакость какая — и не обманешь! Свенсон тем временем принялся целовать Ове живот, потом перебрался к соскам. Поиграл с ними и потянулся к губам омеги. Еще в прошлый раз Ове понял, что альфа ему достался по этой части не просто опытный, но талантливый — так Ове до Свенсона не целовал никто. В его поцелуях была и нежность, и настойчивость, и опаляющая страсть, и даже некоторая невероятно развратная и притягательная пошлость. Альфа хлюпал, чавкал и посасывал, словно поедал тропический фрукт, истекающий соками, а не целовал губы омеги. А его руки тем временем скользили, изучали, мяли и пощипывали.
Впрочем, и Ове, несколько отойдя от первого впечатления после поцелуя, не упускал своего — когда еще доведется получить в загребущие ручки столь совершенное тело? В то, что после проведенной вместе течки известный омежник и гуляка Алекс Свенсон вдруг кардинальным образом изменится и останется рядом с Ове весь из себя верный и преданный, омега не верил. А терпеть все ради кусочка внимания, стоя в общем строю других воздыхателей, было не в его характере. И что за идиот он был, когда решил, что просто сможет использовать этого альфу в своих целях и забыть?..
Свенсон тем временем оторвался от его губ и вновь двинулся вниз, выцеловывая, прикусывая и зализывая все, что попадалось ему на пути. Особое внимание соскам, заласканным до стоячих твердых и предельно чувствительных вершинок. Потом живот и щекотное погружение языка в пупок. Потом еще ниже — в обход налитого члена омеги к его яичкам. Ове невольно развел ноги пошире, давая альфе больше места, и тот улыбнулся ему одними глазами — губы его в этот момент были заняты тем, что, прихватив нежную кожицу на правом яичке Ове, игриво оттягивали ее. А потом пальцы Свенсона скользнули ниже, пробрались к заветной дырочке и огладили ее — такую жаркую, щедро раскрытую, истекающую соками…
Закинув стройные ноги Ове себе на плечи, альфа лизал ее, проталкивая язык как можно глубже, ласкал пальцами, готовя для своего члена, а после вошел — медленно и плавно. На этот раз боли не было совсем. Да если бы и была, течка все равно требовала свое, и омега стал бы насаживаться на член альфы, не думая больше ни о чем, кроме убивающего разум желания.
Кончили они одновременно — альфа внутри тела Ове, омега — в кулак Свенсона. Ове лежал, чувствуя как его анус сжимается вокруг наливающегося узла альфы, и тихонько скулил от наслаждения. Это было так… так… Сказочно, вот как это было. Однако вскоре растянутый сфинктер начал зудеть, и Ове захотелось немного подвигаться, успокаивая свое все еще непривычное к альфе тело. Он вздохнул и несмело, совсем чуть-чуть отстранился от горячего тела сзади, а после шевельнул попкой, вновь насаживая себя до конца на член Свенсона.
— Оу! — взвыл тот и вцепился пальцами Ове в бок, мгновенно перехватывая инициативу в этой игре.
Мелкие толчки раздутого узла внутри ануса возбудили Ове, и он задышал сквозь стиснутые зубы. Оргазм был так близок… И все же неуловим. Но вдруг альфа за его спиной немного сместился, член его начал погружаться чуть иначе, узел, распиравший омегу, теперь двигался свободнее и каждый раз задевал внутри что-то сладко-томное, тягуче-волнующее… Ове потянулся к своему члену, потому что терпеть было уже невозможно, но успел лишь притронуться к нему, как тут же начал кончать. Так, как не кончал никогда в жизни. Это опять был какой-то круговорот и замкнутый круг, из которого, впрочем, совершенно не хотелось выбираться. Собственный член Ове выстреливал очередной порцией спермы, анус при этом рефлекторно сжимался, добавляя удовольствия и выталкивая омегу на новую вершину наслаждения, член вновь взрывался порцией счастья… И все начиналось по новой. Когда Ове уже закатывал глаза и бился в серии сухих оргазмов, узел у альфы наконец-то спал, и они смогли расцепиться.
— Уф, — сказал Свенсон и обмяк. — Думал, что умру.
— Умгу, — отозвался Ове и прикрыл глаза.
Было… хорошо. Омега засмеялся. Слово было таким блеклым на фоне того, что он сейчас испытывал. Попку приятно тянуло, соски покалывало, яички млели, член сладко подергивался, опадая. Внезапно мысли Ове странным образом перескочили на бет. Бедные. Они ведь, наверно, такого кайфа и испытать не могут… Или могут? Не зря же его товарищи-беты рассказывали о сексе, закатывая глаза. А еще Ове как-то читал о том, что удовольствие такого рода — анальное — могут получать и альфы… Ове попытался представить свои ощущения в том случае, если бы его собственный член оказался в заднице Свенсона… Гм… Прикольная мысль! Интересно, а папа когда-нибудь проделывал такое с отцом? А что? Ну здорово же, наверно…
Ове перевернулся к Свенсону лицом и положил ему руку на твердые, покрытые негустыми короткими волосками ягодицы. Между половинками было влажно и очень тепло. Дырочка оказалась совсем не такой, как у него самого — просто маленькая крепко сжатая звездочка, нежная и… притягательная. Свенсон, все это время пребывавший в состоянии полной желеобразной расслабленности, кажется, что-то такое сообразил и зашевелился. Испытующий палец Ове соскользнул и потерял цель. Омега усмехнулся. Сейчас таких экспериментов и не хотелось. Течка вновь требовала, чтобы толстый член альфы погрузился в его собственный зад, а никак не наоборот. Но на будущее идейку стоило запомнить, и о перспективе смены ролей подумать обстоятельнее… Если, конечно, это будущее у него со Свенсоном будет…
Они провели вместе почти два полных дня, выбираясь из постели только для того, чтобы поесть и провести некоторое необходимое время в ванной комнате. А после течка у Ове пошла на спад. К этому моменту и альфа, и омега выглядели, словно жертвы нападения котов на пустынном необитаемом острове — исхудавшие, исцарапанные, местами покусанные. Но при этом полностью удовлетворенные. Темперамент у обоих оказался адским. И если про альфу что-то такое, судя по его репутации в Универе, еще можно было предполагать, то Ове своими аппетитами поразил обоих — и Свенсона, и в первую очередь самого себя. Но теперь шалая*, полная страсти пора подошла к концу, и нужно было думать о том, как жить дальше. А жить кое-как, стать одним среди прочих, очередным неприметным воздыхателем в свите Свенсона Ове не желал. А потому выставил альфу из своей постели и из своего дома быстро и решительно.
Свенсон особо не протестовал, сказав, что должен проведать Ника, настроение которого было в последние дни совсем скверным, и появиться в Универе — у него-то, в отличие от Ове, никакой справки, освобождавшей от посещения занятий, не было и в помине.
— Но вечером я к тебе! — запихивая свою супер-майку в джинсы, бормотал альфа. — Сходим куда-нибудь вместе.
— Ага, — отвечал Ове, ни на минуточку не веря сказанному.
Он успел уже слишком хорошо представить себе вечер, проведенный с телефонной трубкой в руке в тягостном ожидании звонка от ветреного Свенсона. Испытать что-то такое на самом деле категорически не хотелось, а потому Ове собирался сразу после ухода альфы сесть в свой Смартик и отправиться в гости к своему прадедушке Дитеру, который уже лет пять назад, заявив, что устал от семейки Содербергов, перебрался жить на юг — в небольшой домик на берегу теплого моря.
— Хочу вечером сидеть в шезлонге в одних трусах и не мерзнуть, — сказал он и отбыл.
Ове его прекрасно понимал. У него оставалось еще два дня освобождения от учебы, пара обычных выходных, ну и, если он еще немного прихватит от следующей учебной недели, никто к нему особо цепляться не станет. Администрация к проблемам течных омег относилась с пониманием. Собрался он быстро и вскоре уже вышел за порог. Закрывая за ним дверь, до сих пор упорно молчавший папа сказал:
— Ты трус!
Ове сжал зубы, сбежал к своей машинке, завел ее и вдавил педаль газа. Он гнал, нигде не останавливаясь ни на ночевку, ни для того, чтобы нормально поесть. Лишь заправлялся и пару раз перекусил и пописал там же — на заправке. Его крохотная, слишком городская машинка смотрелась дико и комично среди огромных грузовиков альф-дальнобойщиков. Те мигали фарами, что-то кричали, постаравшись поравняться, и вообще, всячески заигрывали, но Ове они лишь раздражали. На душе было пакостно. Слова папы: «Ты трус!» звучали в голове каким-то убийственным, зубодробительным метрономом: ты — трус, ты — трус, ты — трус. Тик — так, тик — так…
Он свернул с дороги на очередную заправку и долгое время сидел в тамошней кафешке, сжимая в руке неожиданно стеклянный, а не пластиковый стаканчик с кофе. Он уже почти решился на то, чтобы повернуть назад… Но кофе остыл, решимость его тоже потеряла накал, и, сев в машину, он поехал дальше. Ты — трус, тик — так…
К домику деда Ове прибыл поздним вечером. Оранжевое солнце падало прямо в море. Кричали чайки. А возле дедовой калитки стояло огромное черное чудовище, кокетливо склонив рогатую голову чуть влево и вниз. Ове обошел мотоцикл вокруг, подержался за теплую ручку и провел ладонью по пыльной коже сиденья. Мотоцикл пах бензином, маслом, гарью от тормозных колодок и… Свенсоном. Но откуда бы ему тут взяться? С замиранием сердца Ове шагнул в калитку и тут же оказался в крепких объятиях своего альфы.
— Ты знаешь, паразит мелкий, что такое «Стальная задница»? — Ове покрутил головой, вжатой в грудь Свенсона. Говорить он не мог. — Этот священный для каждого мотоциклиста титул выдается тем полоумным, которые за двадцать четыре часа смогут проехать две с половиной тысячи километров**. Так вот, у меня — не просто стальная, а титановая задница! Только проверить некому. Чеки я, понятно, с заправок не сохранил, все о тебе, гаденыше, думал. Вот скажи мне, куда тебя понесло? Почему я должен гоняться за тобой как осел за морковкой? А?
— Не гоняйся, — глухо ответил Ове, все еще прижатый к груди Свенсона.
Тот вздохнул:
— Не могу.
Ове повернул голову и вновь замер, уже добровольно прижавшись к груди Свенсона. Теперь прямо под его ухом гулко билось чужое, но уже такое важное для Ове сердце. Прадедушка Дитер смотрел из дверей своего домика и улыбался. Почему-то хотелось реветь, но Ове тоже улыбнулся ему в ответ, а потом опустил руки на джинсовую задницу своего непредсказуемого, но все равно чудесного альфы, стиснул ее покрепче и сказал:
— Тогда, Алекс Свенсон, раз уж ты прицепился ко мне как репей, то должен раз и навсегда зарубить себе на своем особо чувствительном носу одно: если тебе когда-нибудь еще хоть раз придет в голову мысль покрутить перед кем-нибудь своим членом или подпустить кого-то к своему заду с какими-то там проверками, я не посмотрю на то, что он у тебя титановый, так ремнем отхожу — забудешь как сидеть! Надеюсь, это понятно?
Альфа над его головой хмыкнул скептически. Но Ове эта обычная для Свенсона высокомерная самоуверенность убедительной совсем не показалась. Ведь он-то почувствовал, что совсем не железные, а вполне теплые, живые и приятно крепкие ягодицы альфы под его ладонями торопливо и испуганно поджались….
Это Хорошо Заколдованный круг
© Copyright: Анна Феникс 2, 2024
Свидетельство о публикации №224092900953
Свидетельство о публикации №224092900953
Рецензии