Ликвидатор не ошибается никогда

…Потом говорили и писали, будто управляющего делами убили, выкинув из окна его собственной квартиры. На самом деле, убили его раньше, выкинули уже труп. Мы ж не звери - живого человека с девятого этажа выбрасывать, если такого приказа нет. А приказ был простой: допросить и ликвидировать. Так, чтобы понятно было: по грехам его ему воздалось.
Сигнализацию отключили, замки вскрыли за полминуты, вошли. Он нас хорошо знал и сразу все понял. Умолять не стал, только попросил легкой смерти. Да мы ведь не против. Дай показания - и будет тебе легкая смерть. 
Он все рассказал. Все счета назвал, все проводки, копии документов, за которыми мы пришли, вынес из тайника в санузле. А не стал бы копии делать - ничего бы и не было. Вроде умный человек, опытный, а поди ж ты… Жадным оказался сверх меры. Только на один вопрос не ответил: на что рассчитывал? Вздохнул и промолчал. Написал под диктовку записку: так, мол, и так, неизлечимо болен, страдаю, лучше самому, чем ждать страшного конца…
Моряк его легко ликвидировал, нужную точку на шее нажал - и готово. Вот после этого и выбросили.

Четверо мужчин среднего возраста в добротных костюмах и недешевых галстуках, недавно завезённых в спецраспределитель, молча сидели в обширном кабинете. Лишь одному из них пару раз приходилось бывать здесь раньше. Поэтому он знал, что окна в этом кабинете из пуленепробиваемого стекла, слегка отдающего фиолетовым оттенком. Сейчас окна были закрыты плотными светло-бежевыми шторами. Впрочем, они были закрыты всегда, разве только хозяин кабинета иногда слегка откидывал край мягкой на ощупь ткани, выглядывая во двор. Это, впрочем, происходило редко: не рекомендовалось по соображениям безопасности. Поэтому в кабинете постоянно, днём и ночью, горел свет.
Ожидание продлилось недолго. В стене открылась неприметная дверь, роль которой исполнил книжный шкаф, и в кабинет вошёл Генеральный секретарь. Все четверо встали, но он слабо махнул рукой, давая понять, что сейчас не до формальностей. Шёл Генеральный медленно, выглядел задумчивым. Сел в своё кресло, оперся локтем о столешницу, покрытую зелёным сукном. 
Словно в бильярдной, - подумал один из мужчин. Что подумали остальные - неизвестно.
Он потёр ладонью обширное бордовое пятно на лбу, звякнув ключом, открыл один из ящиков стола, достал обычную серую папку, положил перед старшим группы.
- Вот, - сказал владыка величайшей в мире державы. - Здесь все.
Папка была не слишком толстой. Старший, не меняя непроницаемого выражения лица, развязал тесемки, достал пару десятков листов обычного формата, быстро просмотрел и положил обратно. 
- Да, сказал он. - Здесь все.
Генеральный умел владеть лицом не хуже любого из присутствующих, но было видно, что слова Старший покоробили его. Он грузно поднялся из кресла, взял папку и сделал приглашающий жест. Старший последовал за ним в соседнюю комнатку, в полумраке которой плясали отсветы огня в небольшом камине. Под внимательным взглядом Старшего он бросил папку в огонь. Они подождали, пока картон и бумага сгорели дотла. Старший пошевелил золу фигурной кочергой, удовлетворенно кивнул головой. Они вернулись, и Генеральный, молча, не прощаясь, вышел в дверь, противоположную той, откуда вошёл.
Больше Горец никогда с ним не встречался.

Ситуация почти полностью повторилась ещё дважды - когда группа вошла в кабинеты председателя Комиссии партийного контроля и управляющего делами.
Здесь их ждали, высокопоставленные партийные боссы держали папки наготове. В каждом кабинете стоял шредер - аппарат для уничтожения секретных бумаг. Старший опускал листы в прорезь не торопясь, аккуратно. За листами следовали папки.
Ни одного слова при этом произнесено не было. После измельчения бумаг Старший открывал аппарат и брал горстку образовавшейся трухи, бросал в пепельницу, поджигал. Все молча смотрели, как тлеет бумага. Управляющий делами едва заметно морщился. После этого ни о каком восстановлении текста даже теоретически говорить не приходилось. 
«Интересно, что ему не нравится?»,- подумал Горец. Об этом же подумали и все остальные. 
Они прошли коридорами мимо неподвижных офицеров на постах охраны, которые смотрели мимо них невидящими глазами. Вышли на Старую площадь, неторопливо подошли к памятнику героям Плевны, остановились. Старший закурил, давая понять, что все прошло по плану и можно расслабиться.
- И что дальше? - спросил Моряк.-  Разбегаемся, или?..
Моряк получил свой оперативный псевдоним потому, что родился в такой глухомани, откуда, как сказал бы классик, хоть три года скачи - ни до какого моря не доскачешь. Считалось, что такого рода уловки повышают уровень секретности и оберегают личный состав от провала. Кто придумывал псевдонимы, знать не полагается. Горец, однако, подозревал, что не слишком умные люди. 
Старший затянулся, стряхнул пепел, бросил на Моряка мрачный взгляд.
- Да ты шутник, оказывается…
Чуть помолчав, назвал адрес, где будет их ждать ровно через неделю. Адрес был новый. Значит, что-то все же изменилось.

НЕ КИЛЛЕР
Горец вёл рассеянный образ жизни, совершенно, казалось бы, не совместимый с его ремеслом. Для ясности надо сразу сказать, что под этим псевдонимом его знали лишь несколько человек, а обычных имён, как, впрочем, и паспортов, у него было не менее десятка.
Горец был завсегдатаем всех светских мероприятий в городах, куда его забрасывала работа, жил в дорогих отелях, кутил в наилучших ресторанах, открыто встречался с шикарными, а стало быть, дорогостоящими женщинами, время от времени куролесил (впрочем, умеренно), внимательно следя за красочными описаниями его безобидных похождений на страницах местных таблоидов. Не имел привычки прятать лицо от многочисленных папарацци, наоборот, довольно улыбался, когда они заставали его в компании с очередной длинноногой красоткой. Заводил нужные связи в местной полиции, деловых кругах, в обществе. При этом в связях был крайне разборчив.
Деньги у него водились, ибо в нескольких странах имел вполне официальные консалтинговые фирмы. И, судя по всему, его советы ценились высоко, потому что несколько раз в год на счета этих фирм поступали солидные перечисления, с которых аккуратно платились все положенные налоги. Справедливости ради надо сказать, что с других счётов, надёжно упрятанных в разных оффшорах, никаких налогов не платилось, хотя деньги на них ложились куда более серьезные. Можно сказать, большие деньги. 
Образ жизни Горца не соответствовал его главному и единственному занятию потому, что был он вовсе не проницательным консультантом, а ликвидатором. Сильно ошибётся тот, кто посчитает, что речь идёт о киллере. Ведь кто есть среднестатистический киллер? Существо весьма жалкое, большую часть своего времени тратящее на то, чтобы остаться серым, неприметным пятном на ярком празднике жизни. Киллер обитает в малопригодной для жизни убитой двушке в хрущобе на окраине города, личной жизни у него никакой, дни, недели, месяцы проходят в ожидании очередного заказа. Век его, как правило, недолог: либо заказчик уберёт, чтобы скрыть следы нашумевшего преступления, либо охрана клиента грохнет, либо менты вычислят и придут брать… Словом, незавидная судьба. И идут в киллеры, как правило, бывшие военные и спортсмены средней руки, которые и в прежней своей жизни особых высот не достигли: так, середка наполовину, никак не мастер, а вечный кандидат в мастера.
Ликвидатор - это совсем другое. Это не мастер, это гроссмейстер своего дела. И не прячется он ни от кого потому, что зелёный лист, как сказал классик, надежней всего прятать в лесу. Кому придёт в голову, что столь заметный, вальяжный господин может заниматься чем-либо незаконным?! Смешно, он же всегда на виду! Везде, где бы ни был. А если какой не в меру любопытный правоохранитель и захочет сунуть свой нос за кулисы его яркой жизни, то пожалуйста, милости просим. Ничего за этими кулисами интересного не будет обнаружено, ибо ликвидатор оставляет за собой трупы, но никогда - следы.
Но главное различие в том, что киллер берет заказы, а ликвидатор выполняет приказы. Киллер может отказаться принять заказ, если считает, что заказчик жадничает или полагает задачу невыполнимой. Киллер действует шаблонно, в большинстве случаев - убирает жертву на расстоянии. Нож, яд, имитация несчастного случая тоже используются, но намного реже. Ликвидатор, напротив, работает нетривиально, стреляет редко. 
Для ликвидатора невыполнимых задач нет. Задание любой степени сложности должно быть выполнено и выполняется.
Конечно, случается, что ликвидаторы гибнут, не без этого. Но это скорее исключение, чем правило. И гибнут они тоже своеобычно.

ИСПОЛНИТЬ ГЕНЕРАЛА
Со дня встречи с Генеральным секретарём, а ныне - персональным пенсионером, время от времени рекламирующим пиццу, для группы ничего не изменилось.
Прошло полтора года. Страна нехотя, с нескрываемым удивлением пыталась осознать происшедшее. Люди приспосабливались, беднели, нищали, все чаще вспоминая добрым словом прежние времена. Оживились, почуяв свой шанс, реваншисты. На окраинах бывшей державы постреливали, но это мало кого интересовало. Потому что стрельбы и рядом случалось много: делили доставшееся от прежнего мира наследство. 
А группа как функционировала, так и продолжала работать, разве что чуть меньше стало выездов за рубеж. Зато по стране приходилось ездить чаще. Приказы по прежнему поступали из той же, что и раньше, инстанции, только называлась она теперь не Центральный Комитет, а Администрация. И знали о группе и ее работе столько же людей, что и раньше. То-есть всего несколько  человек.
… Президент, седой гривой волос, ростом и размахом плеч, басовитыми модуляциями начальственного рыка напоминающий матёрого белого медведя, сильного и очень опасного, внимательно переводил проницательный взгляд со Старшего на начальника своей охраны. Он щурился, и от этого явственнее проступали азиатские черты его лица. Начальник охраны говорил уже пять минут, что по принятым в этом кабинете понятиям было чрезвычайно долго, но президент пока молчал, надеясь услышать то, что хотел услышать. Однако обычно решительный начальник охраны ходил вокруг да около, а главного не говорил.
Старший улыбался уголками губ, знал, к чему неизбежно придёт разговор. Речь шла о неком большом милицейском чине. Генерал был, конечно, весьма грешным персонажем. Классический пример, как стали в последнее время говорить, пресловутого «оборотня в погонах». Причём многозвездных погонах, что важно. Масштабный рэкет, крышевание целых регионов, хитрые коррупционные схемы… Ну это все, положим, ладно, кто нынче без греха. Это простительно. Можно пожурить, чтобы не слишком уж расходился. Но был за генералом грех смертный, грех непростительный. С оппозицией связался. Есть точные сведения, что в случае переворота получит, как минимум, пост министра, а то и - вице-премьера. Владеет убойным компроматом на многих высокопоставленных чиновников, в том числе - и лиц из президентского окружения. Поэтому хватать его и волочь в суд никак невозможно. Разольется соловьем, и даже в случае закрытого процесса информация просочится. Героем предстанет в глазах серого быдла. Знаменем оппозиции заделается. А оставить на свободе тоже нельзя. Плохи в стране дела. Жратвы мало, денег нет, народ недоволен и ждёт очередного мессию. Случись что - и этот самый генерал вполне способен в решающий момент увести ОМОН с улиц - штурмуйте, любезные, Кремль и Белый Дом, берите Думу, вернём все как было. Пломбир вам дадим за двадцать копеек и газировку - за три!
- То- есть ничего конкретного вы предложить не можете?!, - рявкнул, потеряв терпение, президент.
Он всегда, даже в моменты раздражения и гнева обращался к подчиненным только на «вы» и умудрялся обходиться без мата. И то сказать - не прежние времена, пора от этого партийно-пролетарского матерка в разговоре отвыкать, в цивилизацию стремимся, уходим с задворков в первый мир…
Начальник охраны потупился и умолк, а Старший скроил мину, долженствующую показать, что никаких предложений он вносить не может, он только приказы может получать.
- Шта?! Не слышу! Что делать будем?
Вопрос был, конечно, риторический. 
- Значит, так! - седовласый гигант  пристукнул по столешнице покалеченной в юности кистью. - Чтобы я. Больше. Никогда. Об этом мерзавце. Не слышал. Никогда! Вам понятно?
- Никогда, значит… Чего ж не понять…,- вздохнул начальник охраны. Старший продолжал хранить молчание. Все пришло к тому, в чем он заранее был уверен.
- Думаю, в таком случае…- начал было начальник охраны, но был прерван гневным рыком:
- Знать ничего не желаю! Свободны! 
Когда офицеры вышли из главного в стране кабинета, начальник охраны подозвал одного из ожидающих в приемной подчиненных, который передал ему небольшой портфельчик.
- Вот, держи, - сказал он Старшему. - Здесь все, что вам понадобиться.
Старший поехал на «точку», разложил перед собой полученные бумаги и фотографии. Что ж, хорошо, не придётся самим добывать всю эту информацию. Постукивая карандашом по столешнице, изучал материалы. К вечеру вызвал Горца, объяснил ситуацию, отдал приказ. Что удивительно - намекнул, что тянуть не стоит, чем раньше, тем лучше… Такого почти не бывало, ликвидатор обычно сам устанавливает себе разумные сроки, исходя из обстоятельств дела. Горец хмыкнул, завалился на топчан в соседней комнате, принялся изучать имеющуюся информацию.
… Распорядок дня подходящий, - думал он. - Из дому объект выходит рано, этак без пятнадцати семь утра. Хорошо, в это время людей вокруг мало… Большую часть службы провёл на постах в пенитенциарной системе. Ещё лучше, не боевой, выходит, офицер, тюремщик. Так… Жена обычно спускается во двор, выводит собаку и провожает мужа. Молодая… в прошлом - виолончелистка. Это у неё второй брак. У него, впрочем, тоже. Ее сын и его дочь уже год как пристроены учиться за границей.  Общий ребёнок, мальчик семи лет. Выгуляв пса, женщина поднимается домой, будит сына, отвозит его в школу, потом на машине мужа едет по своим делам в оформленный на ее имя бутик женской одежды. 
Горец стал прикидывать боевую диспозицию.
Итак, что мы имеем… Генерал, офицер охраны, водитель, женщина и большой пёс. Реально опасен только охранник, он вооружён. Генерал оружие с собой явно не носит, держит пистолет в сейфе на службе, дома тоже непременно имеет ствол. Это все не в счет. У водителя тоже может быть оружие. Жена.. Это фактор непредсказуемый. Следует работать по обстановке. Собака может помешать, но это не обязательно. Действовать буду по схеме «бомж-попрошайка». 
На первый взгляд, задание выглядело не очень сложным, бывали случаи намного труднее. Но ни один ликвидатор никогда не позволял себе делить задания на сложные и не очень. Все они всегда действовали на пределе сил и возможностей. Потому что изначально были обучены главному в профессии: не бывает задач, которых невозможно решить, бывают плохие исполнители. Это им стали вдалбливать и вдолбили навечно раньше, чем начали обучать стрельбе по-македонски, секретам обращения с тугой боевой рогаткой и метанию отравленных дротиков на дальнюю дистанцию. Такого белый человек не умеет, этим редким мастерством владеют очень немногие опытные охотники-аборигены в джунглях Конго и Уганды, умение держится в секрете и передаётся от отца к сыну на протяжении веков. Владеющего тайными приемами охотника в племени особо ценят.
… Где-то около шести утра неподалёку от элитной многоэтажки, в которой обитал обреченный генерал, появился некий весьма сомнительный субъект в грязно-болотной куртке, от которой, казалось, так и несло всеми ароматами дворовой помойки. Субъект был небрит и распространял ощутимый запах тяжелого похмелья; красные, слезящиеся глаза никак не могли сфокусироваться на окружающей действительности. На голове у него была чёрная вязаная шапочка. Бомж спотыкающимся шагом обошёл дом и на задворках обнаружил кота. Ну, кот как кот, но только что-то торкнуло в голове Горца: возьми кота, явственно прозвучал внутренний голос. А своему внутреннему голосу он привык доверять. Потому что ведь и для развития острой интуиции есть свои методы. 
Горец присел на корточки, вытащил из-за пазухи кусочек охотничьей колбаски (когда среди фигурантов дела есть животное, мясо надо брать обязательно), осторожно, чтобы не спугнуть, положил на землю. Кот хотел убежать, но не выдержал - подошёл, схватил колбасу. Такой вкуснятины он не ел никогда. За первым куском последовал второй. Кот, этот дворовый хулиган и бандит, был сражён. Он приблизился к Горцу и доверчиво потерся о ногу. 
Горец взял кота и сунул за пазуху, где так вкусно пахло колбасой. От счастья кот замурчал, словно трактор. Нетвёрдым шагом Горец вышел к подъезду, перед которым затормозила чёрная «Волга». Из парадной вышли генерал с супругой, которая вела на поводке большого дога. 
- Нет, дорогая, не сегодня, сегодня никак не получится, буду поздно, может, завтра…,- говорил генерал.
Охранник взялся за ручку задней двери машины. Горец подошёл поближе. Собака заволновалась: учуяла кошку и одновременно - запах колбасы. Бедный пёс впал в когнитивный диссонанс и занервничал. 
- Слышь, братан… стольник дай, а? Душа горит! Здоровье надо поправить!,- обратился он к охраннику, который, учуяв запах перегара, брезгливо поморщился.
- Вали отсюда, да побыстрей! - злобно прошипел он. 
- Жалко тебе, что-ли! Стольник!
- Ноги переломаю! Исчезни!
Горец, удручённо покачивая головой, сделал движение, словно поворачивает назад, но вдруг, будто что-то вспомнив, сунул левую руку за пазуху. Охранник напрягся было, но Горец вытащил кота и сделал шаг вперёд.
- Братан! Хочешь, кота купи? За сотку отдам! Купи,а?
- Да я тебя, гнида…,- начал было офицер, но тут Горец метнул кота прямо в морду собаке.
Пёс рванулся, женщина упала, генерал и охранник бросились ее поднимать. Возникло секундное замешательство. Воспользовавшись этим, Горец спокойно, словно в тире, прострелил голову сперва охраннику, потом - генералу. Женщина, стоя на коленях, раскрыла рот, но закричать не успела - ей досталась третья пуля. Дурак-водитель сидел в машине ни жив, ни мёртв, даже двери не заблокировал. Горец вышвырнул его из кабины и потратил четвёртую пулю. 
Кот куда-то убежал, собака скулила. Горец, оглядываясь и кряхтя, быстро втащил в салон «Волги» тяжёлый генеральский труп и отъехал.
Все это заняло никак не больше тридцати секунд. Но все равно - соседи, жители дома могли увидеть. Тем более, что у подъезда валялись три трупа и скулил описавшийся пёс. А раз могли увидеть - значит, увидели. 
Через пару минут Горец загнал машину в заранее присмотренный глухой двор, вышел, закрыл двери и ушёл по крышам гаражей на соседнюю улицу. Он  вывернул наизнанку свою куртку и отстегнул полы. Вместо грязной куртки на нем теперь был приличный темно-серый плащ. Проведя по лицу влажным ватным тампоном, быстро снял «небритость», прополоскал рот специальным составом, уничтожающим специфический запах, капнул в каждый глаз какие-то капли, чтобы исчезло воспаление, снял чёрную вязаную шапочку, заменив ее приличным беретом в тон плащу.
По улице шагал обычный интеллигентного вида молодой мужчина, каких можно встретить на каждом шагу. Молодой человек слегка торопился, ну так ведь и все в этот утренний час спешат на работу. Вскоре он смешался с толпой у входа в метро.

КАК ПОГИБ ПАСТЫРЬ
Планируя задание, Горец, как и все его коллеги, понимал, что вероятность гибели всегда существуют. Но именно на стадии подготовки этот риск следовало минимизировать: не для героической гибели их отправляли на задание. Разумеется, бессмертными они не были. В этом смысле их можно было сравнить скорее с гвардией персидского царя Кира. Те лишь назывались бессмертными, но гибли, как и все в боях, просто на их место сразу приходили новые бойцы и численность гвардейской тысячи никогда не менялась.
Пастырь был самым старшим и самым опытным членом их малочисленного отряда. Через пару-тройку лет был бы переведён в группу наставников, ибо в запас и на пенсию ликвидаторы не выходили, оставались в подразделении до самого конца. Из организации такого уровня секретности назад пути нет.
Наставником Пастырь был бы идеальным - знал и умел больше любого из них. Да вот не сложилось…
И обиднее всего было то, что погиб Пастырь глупо. Случайно. А ведь любой план любой операции строился на максимальном исключении всех возможных случайностей. Но план - планом, а жизнь - жизнью. 
Он охотился за очень серьезным объектом в Европе. Объект бы большим меломаном и балетоманом, завсегдатаем лучших европейских премьер. Пастырь досконально изучил его привычки, узнал, что объект с охраной и толпой многочисленных прихлебателей, называющих себя музыкальными критиками, всегда бронирует одни и те же места в партерах посещаемых театров. Ложи он не признавал, говорил, что хочет быть как можно ближе к сцене, чтобы «раствориться в потоке прекрасного». Между тем именно над этими местами висели в залах тяжёлые люстры.
Дальше - дело техники. Пастырь пробрался под крышу, заминировал крюк, удерживающий люстру. На следующий вечер появился в театре в униформе пожарного. В нужный момент произвёл взрыв. Люстра рухнула, убив и ранив массу людей. Когда он бросился в партер, чтобы удостовериться в смерти объекта, метнувшаяся к выходам визжащая от ужаса толпа окровавленных людей сбила его с ног. 
Ударился спиной о ступеньку, потерял сознание.
Очнулся на каталке в больничном коридоре. Стоны, крики, плач… Понял, что полностью парализован ниже пояса. Руки, к счастью, работали. Ясно, что не сегодня, так завтра предстоит допрос. Пастырь прекрасно знал, что есть многие психологические, физические и медикаментозные методы и способы проведения допросов. Ни один, даже хорошо подготовленный человек, этого долго не выдержит. Значит, его раскроют. Значит, будет раскрыта вся группа. Этого нельзя допустить. Для таких случаев есть инструкция. 
Повёл глазами по сторонам. Вокруг, разумеется, царил полный бардак. Странно, но боли почти не было. Видимо, успели что-то вколоть, подумал Пастырь. Он отодрал прилепленный подмышкой кусок телесного пластыря, ухватил спрятанную бритву, ещё раз удостоверился, что в его сторону никто не смотрит и полоснул себя по яремной вене.
… Следователь, ведущий дело о взрыве, быстро понял, что к чему. Выяснилось, что такого пожарного или спасателя в направленных на место происшествия расчётах не было. Правда, этого самоубийцы не было и ни в одной базе данных - нигде ни следа отпечатков пальцев, ДНК, радужной оболочки. Вообще ничего, словно такого человека никогда не существовало. Вывод: «теракт, произведённый неустановленным лицом по неизвестным причинам».
… А объект, кстати, погиб, придавленный люстрой, на месте. Можно было и не проверять. Но по инструкции в случае сомнения следует удостовериться.

ИНСТРУКЦИЯ И ЖИЗНЬ
Нельзя сказать, что деятельность ликвидаторов слишком строго регламентировалась. В отличие от всех иных «органов», они, по сути, были вне закона, поэтому уровень самостоятельности в принятии решений был вполне приемлемым. 
Но при всем том существовало несколько очень строгих и обязательных к исполнению правил. Их нарушение каралось строжайшим образом - ликвидацией самого нарушителя. Собственно говоря, в отряде пожалуй что и не было других форм наказания: запугать ликвидатора невозможно, лишить содержания - смешно, понизить в звании или ордена какого-то там лишить... Да они и не знали, в каких званиях находятся, потому что все приказы были абсолютно секретными. Узнавали лишь после перевода в группу наставников - если доживали.
В числе обязательных к исполнению правил  был тотальный запрет на участие в любых инцидентах бытового характера, не имеющих отношения к работе и выполнению задания.
Суть запрета была очевидна: любой ценой избежать попадания в полицию. Но инструкция никак не обговаривала варианты, при которых уход с места инцидента был невозможен и складывалась вероятность гибели ликвидатора.
Словом, никаких ссор, никакого контакта с любыми скандалистами, никакой реакции даже на самые тяжелые и унизительные выпады. Тебя матерят, а ты, склонив голову, молча ретируешься. И плевать, что подумают окружающие. Они со своим мнением вообще в расчёт не принимаются.
И это при том, что ликвидатор голыми руками способен легко и быстро справиться с двумя-тремя хулиганами, вооруженными битами, арматурой, кастетами.
За Горцем числился один случай нарушения инструкции. Более того, за ним числилось и сокрытие этого случая. И не за ним одним.
Случилось это в одной южно-европейской стране. Ликвидация была поручена Кошке, потому что ликвидировать следовало некую опасную особу сомнительной половой принадлежности, страдающую очевидными сексуальными девиациями. Задание было не слишком сложное, но требовало немалых организационных хлопот, поэтому в пару Кошке был придан Горец.
Кошка, надо сказать, была отличным бойцом и товарищем. Сильная, ловкая, очень хитрая и хладнокровная она ничем не уступала другим офицерам группы. А кое в чем и превосходила.
Однажды она сумела найти Горца милях в двадцати от берега, где он после уничтожения океанского лайнера с объектом ликвидации дрейфовал в спасательном жилете почти сутки. Об акулах, которыми кишели эти южные воды, он не думал: ведь если не думать, никакие акулы не страшны, верно? Но вот в том, что его спасут, сильно сомневался. Ведь в бликующем небольшой волнистой рябью море мало что можно разглядеть. Дважды появлялись военные вертолеты, так они, к счастью, не заметили. Один раз он послал с часов-передатчика сигнал в эфир, а больше не стал, чтобы, не дай бог, береговая охрана не вышла на него. После подрыва лайнера все соответствующие службы страны, на рейде столицы которой лайнер был потоплен, изо всех сил искали диверсанта. 
Так что быть спасённым шансы у него имелись чисто теоретические. А Кошка нашла, самым нахальным образом привезла на своем парусном ботике обратно к месту диверсии и, изображая из себя взбалмошную красотку при муже-лопухе сумела обвести вокруг пальца покорённых ее внешностью и задором местных полицейских.
Кошка - она разной умеет быть. Броской светской дамой и задрипанной бомжихой. Дурочкой и умничкой. Ласковой, нежной и злой, беспощадной. Это смотря что потребуется для реализации задания. В мастерстве стрельбы и рукопашного боя от остальных офицеров ничуть не отстаёт. Всегда  носит в прическе длинную, дюйма на четыре, острую заколку, когда надо - украшает пальцы длинными, яркими ногтями, но не пластмассовыми, а стальными, острыми, словно бритва.
Они спокойно уходили с места акции, зная, что часа три у них в запасе есть, раньше трупы объекта и его охранника не обнаружат. Отход, как обычно, был продуман во всех деталях: Кошка должна была направиться в аэропорт, Горец - на вокзал.
Прежде, чем разделиться, им надо было пройти по узенькой улочке метров двести. Они негромко разговаривали, когда неожиданно за спиной зазвучали вкрадчивые шаги и кто- то крепко схватил Горца за плечо. Одновременно чья-то волосатая рука смачно шлепнула Кошку пониже спины.
Горец обернулся. Очень плохо, подумал он, не меняя слегка удивленного выражения лица. Уголовники, бандиты. Трое. Видимо, пахан и его «торпеды» - телохранители. Говорят на незнакомом языке, скорее всего, албанцы. 
Матёрые бандиты куда опаснее даже неплохо подготовленных спецназовцев. Ведь полицейских, омоновцев, собровцев обучают определённому набору навыков и приемов рукопашного боя, да и сходиться в рукопашную им приходится редко: в случае чего - сразу начинают стрелять. Опытные же урки знают массу подлых, опасных приёмов, отработанных в тяжелейшей борьбе за существование на зонах. Тут выживает не просто самый сильный, но самый ловкий и хитрый. И - по тамошним понятиям - самый умный и расчетливый.
Разумеется, Горец не стал строить из себя героя, напротив, скроил глупо-удивленное выражение лица, моля бога, чтобы Кошка поняла, с кем они имеют дело. Троица обидно захохотала, что-то оживленно обсуждая. Несколько раз прозвучало слово «куколд». Это хорошо, значит, на игру Горца они купились. Было понятно, что убежать им не удастся. Надо что-то делать, и делать быстро: пока нет вокруг никого. Позыркав глазами, Горец убедился, что в пределах видимости нет ни одной камеры слежения. 
Между тем нахальный бандюган крепко обхватил Кошку за плечи и поволок в какой-то подъезд. Она вела себя безупречно: не сопротивлялась, что-то растерянно лепетала, все как положено. Оставшиеся возле Горца одобрительно ржали. Горец оглянулся с беспомощным видом, словно надеясь на помощь. Это их ещё больше развеселило. Отлично. Веселятся - значит, утратили бдительность.
Сохраняя на лице растерянную улыбку Горец быстро повернулся и без замаха со страшной силой ударил близко стоящего бандита собранными в щепотку пальцами в область сердца. Выжить после такого невозможно. Второй бандит быстро сориентировался. Сказывается тюремная выучка, мельком подумал Горец. Невесть откуда в руке нападающего появилась финка и он сделал молниеносный и очень опасный выпад. Горец увернулся с трудом, лезвие задело рукав рубашки. В этот момент скрипнула дверца подъезда, поглотившего Кошку с ее воздыхателем. Кошка вышла, вытирая свою смертоносную шпильку. Бандит лишь на миг растерялся, но этого хватило, чтобы Горец убил его, резко рубанув ладонью по шее.
Быстро втащив трупы в темный подъезд, они вышли в переулок и спокойно двинулись к улице. Все заняло не более секунд тридцати, их никто не видел, поэтому особо беспокоиться не стоило. План отхода менять не придётся. 
Конечно, трупы обнаружат, быть может, даже раньше, чем труп их объекта, запертый в гардеробе люксового гостиничного номера, на двери которого висела табличка «Не беспокоить». Ну, обнаружат и обнаружат. Несомненно, эти персонажи хорошо известны местной полиции. Которая, разумеется, назовёт из смерть результатом криминальной разборки и с облегчением закроет дело.
Чуть помедлив, Горец вполголоса спросил: кто рапорт напишет, ты или я? Кошка взглянула на него, усмехнулась. - Я не стану. А ты - как желаешь. - Я тоже не стану…
Так они совершили тяжелый должностной проступок. И это связало их куда прочнее, чем все годы совместной службы. Только говорить об этом не стоило, рефлексия - штука для них вредная, непозволительная роскошь. Да и любые внеуставные отношения в группе были исключены. Работа такая…
Кошка вышла на улицу, подозвала такси и понеслась в аэропорт, где в камере хранения ее ожидал чемоданчик с дорожными вещами. Горец шиковать не стал, подождал, позёвывая, автобуса и поехал на вокзал. 
Через два дня они доложат Старшему о выполнении задания и о том, что никаких внештатных ситуаций не произошло.

ГОРЕЦ
Однажды Горец задумался, за что он получил свой оперативный псевдоним. Многочисленных имён, которые вместе с документами менялись с каждым заданием, он не запоминал. Почти забыл, какое имя дали ему в детском доме. А вот рабочий псевдоним ни разу не менялся с того момента, как он был взят в группу.
Видать, был некий смысл. Вот, скажем, Моряк - он впервые море увидел поздно, родился-то в местности, от которой, как сказал бы классик, хоть три года скачи - ни до какого моря не доскачешь. Зато потом стал отличным подводным диверсантом. Тогда его и заметили. Или взять Кошку: реакция у неё блестящая, а главное - может быть такой же разной и непредсказуемой, ласковой и злобной, мягкой и хищной.
Или вот Прибалт. Сам Горец его в отряде уже не застал, Прибалт к тому времени по возрасту был выведен в наставники. Но все равно - регулярно появлялся на стрельбище, учил бойцов обращаться с боевым луком, арбалетом и пращой. Так этого невысокого, жилистого мужчину любой кинорежиссёр мечтал бы снять в роли Чингисхана: ярко выраженный азиат, просто-таки образчик желтой расы. Прибалт… Это у кадровиков, надо думать, чувство юмора такое.  Или такое понимание о конспирации.
Про себя маленького Горец почти ничего не помнил. Помнил какой-то монотонный шум (мотора?), тёплые руки матери, запах табака (видать, отец курящим был), удар, вскрик, тишина. И холод. Пронизывающий до костей, до мозга… Он заворочался и заплакал.
….
Машина съехала с обледеневшей трассы, пошла юзом и сильно ударилась о ствол вековой сосны. Отец умер сразу, мать истекла кровью чуть позже, все стонала, дёргалась в агонии. С ним самим ничего не случилось, вылетел в сугроб через распахнувшуюся дверь.
Потом послышался скрип саней, фыркнула лошадь. 
Тпру, стой!- крикнул старик. - Это что тут? Никак авария?!
Господи, страсть какая! Глянь, Федя, мужик с бабой, не дышат вроде… Господи помилуй! - запричитала старуха.
Ребёнок в сугробе громко заплакал. 
Клавка, там малец, вроде! Бери его, а я гляну, что с этими, в машине, - сказал дед.
Бабка, охая, кое-как доковыляла до сугроба, осторожно взяла ребёнка на руки, не переставая причитать.
Живо дитятко, слава тебе, господи! Кажись, мальчик…Сиротинушкой остался…
Бери его и быстро в сани! Завезу тебя с ним домой, а сам в сельсовет сгоняю, милицию надо вызывать и скорую…
От холода и голода Горец заплакал. Старуха, продолжая причитать, забралась в сани, прижимая его к груди. Старик хлестнул лошадь. Обиженно фыркнув, она неторопливо побежала по насту. Вскоре въехали в деревню. Старуха с ребёнком на руках вошла в избу, старик поспешил в сельсовет. Через некоторое время он вернулся с участковым и секретарём сельсовета. Старуха пыталась накормить ребёнка тёплым молоком. 
Ты это, Клавка, ты обскажи товарищу секретарю, что да как, а мы с товарищем лейтенантом на место аварии вернёмся. Скорая, сказали, выезжает, да только когда будет, дорогу до райцентра занесло…
На следующий день секретарь заехал за ним и увез спящего малыша в райцентр, в ясли. Потом - детдом в областном городе. Это Горец помнил хорошо, да только особо вспоминать было нечего: влажные серые простыни и наволочки, постоянный шум, постоянное чувство голода от пустых, безвкусных обедов…
Рос он мальчиком крепким, сильным, в обиду себя не давал, да и не лезли к нему особо: опасались. К тому же так мог посмотреть наминающим своим холодным взглядом, что одно это останавливало потенциальных обидчиков. 
Для таких как он после детдома прямая дорога в суворовское училище. Туда он и попал. Когда спросили, куда хочет, в ремесленное или в суворовское, лишь безразлично пожал плечами. Вот и направили в суворовское, сказали, что офицером станет.
Учился он хорошо, отдавая предпочтение истории, математике и физической подготовке. По этим предметам всегда имел отличные отметки. Да и по остальным не отставал. Преподавателей немного удивляло его спокойствие, хладнокровие. Это ведь так нехарактерно для подростков. Предполагали, что все из-за случившейся в раннем детстве аварии: видать, что-то там в голове слегка переклинило. Может, и так…
И шла бы его жизнь по накатанной колее, и ждали бы его в будущем скитания по дальним гарнизонам, поспешная женитьба на какой-нибудь полковой красотке, постепенное продвижение по службе, умеренный рост в званиях и должностях, да только судьба уготовила другое.
В роли судьбы оказался дебил, хулиган и второгодник Васька Смирнов, сын наркомана и проститутки, которых давным-давно лишили родительских прав, а ребёнка отобрали. Они, впрочем, этого и не заметили.
Васька был проклятием училища. Что только с ним ни делали: и в карцер сажали, и физически воздействовали, и в кабинете начальника стыдили матюгами,  а он только ухмылялся. Думали даже в колонию для несовершеннолетних отправить, да не захотели училище позорить: как это прочный военный коллектив не в состоянии исправить одну паршивую овцу, спросило бы начальство и было бы право. Начальнику училища, подполковнику, считающему месяцы до отставки и пенсии, вовсе не хотелось получать «несоответствие занимаемой должности».
В один прекрасный, как показали последующие события, субботний день Горец после завтрака пошёл в библиотеку, хотел взять книгу мемуаров одного из прославленных маршалов. В коридоре столкнулся с Васькой, который куда-то нёсся, словно оглашённый. После короткой перепалки началась драка, причём Горец навалял Ваське по первое число. Тот, ругаясь, отступил. 
Такие инциденты время от времени случались, всерьёз их никто не принимал. Но на сей раз случилось продолжение. Васька дождался, когда Горец заглянул в туалет, подкрался сзади, ударил по голове и подсек. Горец свалился и даже на пару минут потерял сознание. Хохочущий хулиган помочился на него. Это видели несколько человек и это уже было серьезно.
Горец поднялся, отмыл сочащуюся из носа кровь и пошёл в медпункт, сказал, что поскользнулся. Фельдшер кровь остановил, дал какую-то таблетку от головной боли.
Между тем все училище жужжало, словно пчелиный рой. Все ждали продолжения, потому что если униженный не ответит обидчику, ему лучше не жить. Заклюют и забьют.
Но никакого продолжения ни в этот день, ни на следующий. Горец ходил в столовую, в душевую, слонялся по коридорам. При встрече с ним многие прятали глаза, а иные уже стали презрительно кривить губы и ухмыляться. Преподаватели пребывали в растерянности, не ожидали, что парень окажется терпилой.
Все случилось в понедельник, в классе, на уроке черчения. Горец встал и попросил ещё один карандаш, сказав, что его карандаш сломался. Преподаватель кивнул, Горец подошёл к столу, взял остро заточенный карандаш, пошёл на своё место, взял лежащий на парте свой карандаш, спокойно подошёл к сидящему на камчатке Ваське и изо всех сил очень ловко вогнал ему карандаши в оба глаза. Ванька даже звука не издал, агония его была короткой. 
Класс ахнул. Преподаватель остолбенел, потом закричал, зовя на помощь. Горца отвели к директору.
Несчастный подполковник едва не свалился с сердечным приступом. Прощай мечты о почётном выходе на заслуженную пенсию! Горца заковали в наручники и посадили в карцер.
Всем было ясно, что на сей раз замять происшествие никак не удастся. Уж чего-чего, а убийств у них никогда не случалось. 
Теперь в штабе округа узнают, думал несчастный начальник училища. Да что там, уже знают, особист, небось, сразу доложил. Да и не только он, доброжелатели и без него найдутся! Есть, конечно, друзья в том же штабе, бывшие сослуживцы, да только что они смогут сделать? Такое ЧП! Хоть бы без позора из армии поперли…
Несчастный подполковник сидел в своём кабинете, рисуя в воображении картины одна другой мрачнее, когда раздался телефонный звонок.
Семён Петрович!- пророкотал начальственный баритон. - Узнаёшь? Генерал Светлицкий тебя беспокоит! 
Ты ещё на службе? Вот и хорошо, ты пока никуда не уходи, я вскоре к тебе подъеду, поговорим…
Вот и все,- подумал подполковник. - хорошо, что тянуть не стали. Только… Почему сам заместитель командующего округом по политико-воспитательной работе едет? Решили раздуть наше ЧП, решили ославить на всю страну, выставить в качестве нетерпимого примера, не иначе… Кампанию развернут по борьбе с негативными явлениями, бросающими густую тень на светлый облик советского воина… А в центре всего этого - я и наше училище. Нет, отставкой не отделаться, и погоны сорвут, и наград лишат, и пенсии… Эх…
Генерал без стука вошёл в кабинет. Грузный подполковник вытянулся в струнку. С генералом был какой-то молодой мужчина в штатском.
Ну, здравствуй, Семен Петрович, здравствуй…- голосом, не сулящим разноса, произнес генерал. - Да ты садись, чего тянешься, мы ж не на плацу. И вот что. Прикажи привести сюда этого вашего героя, а сам пока отдохни… Небось, с утра ничего не ел? - Подполковник растерянно кивнул. - Ну вот… Ты пойти, поешь, а парня - сюда! И побыстрей!
Подполковник вышел в приемную, отдал распоряжения дежурному, но сам, конечно, никуда не ушёл, остался дожидаться, пока приведут Горца. Вскоре его доставили сопровождении двух рослых старшеклассников и втолкнули в кабинет.
В наручниках держите?! Интересно! Ты, подполковник, вроде рапорта о переводе в начальники тюрьмы не подавал, а? Снять наручники!
Но, товарищ генерал…
Снять! И все свободны! Шевелитесь! 
Горец потирал запястья, остальные быстро исчезли за дверью.
Сесть я тебе не предлагаю, начал генерал, закуривая. И без того насиделся. Поговорить с тобой хочу. Горец молчал, а примостившийся в углу молодой человек в штатском достал блокнот и, внимательно вглядываясь в лицо и особенно в глаза Горца начал что-то набрасывать в своём блокноте.
Ты мне, курсант, вот что скажи: ты хоть понимаешь, что человека убил? Или не понимаешь?
Так точно, товарищ генерал, понимаю. Убил.
Так объясни, почему? Расскажи, как все было, да смотри, не ври, как есть рассказывай. 
Спокойный короткий рассказ Горца практически совпал с содержанием рапорта особиста, и это генералу и сопровождающему штатскому понравилось. Во всяком случае, они переглянулись, штатский кивнул, продолжая писать в своём блокноте.
Допустим, что так и было. Допустим! Но убивать-то зачем? Ты вон какой здоровый лось, мог бы ввалить этому идиоту по первое число, а ты сразу…
Виноват, товарищ генерал, не сразу. Через день. Но я, правда, сразу решил, что убью. Если бы он не это… ну, в туалете, тогда да, начистил бы я ему морду… Виноват… Но после такого - какая жизнь? После такого нам двоим жить не получится… Или он, или я…
Горец умолк, карандаш штатского восторженно порхал по страницам блокнота. Генерал закурил, прищурился, побарабанил пальцами по столу.
Вот слушаю я тебя и в толк не возьму: ты что же, ни о чем не жалеешь? Так прикажешь тебя понимать?
Так точно, товарищ генерал, не жалею.
И что же, повторись вся эта история - опять убил бы?
Убил бы, товарищ генерал. 
Интересно! Ты хоть понимаешь, что уголовником заделался, убийцей, жизнь свою перечеркнул, а жизни твоей пока с гулькин нос!
Горец промолчал, слегка пожав плечами. Мол, что зря говорить, и без того понятно.
Генерал встал, приказал сопровождающему выйти с Горцем в коридор, а начальника училища пригласить.
Подполковник вошёл и застыл в ожидании сурового приговора.
Присаживайся, Семен Петрович и слушай, что я тебе скажу. Внимательно слушай, повторять не стану. Значит, так. Никакого ЧП в твоём училище не было. Никакого! Произошел несчастный случай: ученик споткнулся, свалился с лестницы, свернул шею. Это все начмед оформит, как положено. Труп вывезти на городское кладбище завтра утром. Далее…
Не было у тебя в училище и этого вашего Найденова, так, кажется, его зовут? Все, что с ним связано - документы, любые фотографии, форма повседневная и парадная, личные вещи, вещмешок, противогаз, постельное белье, парта, за которой он сидел, книги, тетради, письменные принадлежности - все дотла сжечь! Изъять упоминания отовсюду - начиная с момента прибытия в училище. Тебе одному с этим не справиться, да и не надо, завтра с утра к тебе подъедут двое наших офицеров из особого отдела, они и займутся. И чтобы никаких разговоров! Никаких! Ничего не было, вот и все! Понятно?
Эээ… товарищ генерал… Да я…
Вижу, непонятно. Это и хорошо. Тебе, подполковник, в данном случае полагается знать только то, что ничего знать не полагается! Тебе до пенсии сколько осталось? Одиннадцать месяцев? Вот и живи спокойно, никуда она от тебя не денется, твоя пенсия! Крыжовник будешь на даче выращивать, на речку рыбачить ходить… Эх, хорошо! А сейчас даю тебе полчаса: подготовь Найденова, я его с собой забираю. И жди завтра офицеров из особого отдела. Все их распоряжения и указания исполнять, как мои. И ещё раз предупреждаю: никому об этой истории ни слова! Никому и никогда. До смерти. А если… Впрочем, об этом лучше не думать, вот тебе мой совет. Я пока посижу во дворе, покурю, отдохну, прикажи, чтобы мне туда чаю принесли… Да, и вот ещё что. Разговоры, конечно, пойдут, куда ж без этого. Но ты спокойно объясни людям, что преступника увезли для проведения следствия и предания суду военного трибунала. А все, о нем напоминающее, уничтожается, чтобы и духу его не было в вашем славном училище. Это, надеюсь, понятно? Ну, давай, подполковник, действуй, а я подожду…

ГОРЕЦ. НАЧАЛО
… Машина остановилась у железных ворот, на которых было написано «Ремесленное училище». И больше ничего - ни номера, ни указания на то, какому ремеслу здесь учат. Училище было окружено высоким бетонным забором с пущенной поверху колючей проволокой.
Ворота пискнули и открылись, машина въехала на ухоженную территорию. Горца отвели в каптёрку, начали выдавать новые вещи по списку. Вещей оказалось много, в том числе и довольно неожиданных: длинный нож, похожий на мачете, финка (такое, вообще-то, должно в оружейной находиться), костюмы противорадиационной и противохимической защиты. Вопреки обычным правилам, каптерщик, молодой парень в рабочей робе, никаких расписок с него не потребовал. 
Горцу показали его место в казарме (то, что это казарма, он понял сразу), дежурный приказал располагаться, а через полчаса быть на обеде.
В это время в кабинете начальника этого странного училища неторопливо беседовали сам начальник - мужчина среднего возраста в свободном спортивном костюме и кедах, генерал и сопровождающий его молодой человек в штатском. Этот достал свой блокнот и начал докладывать.
Предварительные выводы следующие: практически полное отсутствие рефлексии, хладнокровие, несвойственное его возрасту, решителен, смел, дисциплину признаёт, но, выполняя приказ, должен понимать его смысл. Таким образом, бездумным исполнителем не является. Понимание ценности человеческой жизни, видимо, отсутствует, но…
Погоди-ка, - перебил его генерал. - считаешь, что из него при другом раскладе мог бы получиться уголовник, киллер?
Не думаю. Для этого он слишком умён. Вообще представляет собой редкое сочетание интеллекта и физических возможностей. И в целом - редкий, для нас очень ценный экземпляр. Считаю, его надо вести всерьёз.
Генерал взглянул на начальника училища и кивнул. И Горца стали вести всерьёз.
Впрочем, начальник училища, не слишком доверяющий теоретическим выкладкам психолога, не без предвзятости присматривался к новичку, полагая, что его ценность несколько преувеличена. Придраться, однако, было не к чему. Курсант демонстрировал незаурядные успехи в боевой и физической подготовке, заметно превосходя большинство однокурсников. Ему, кроме всего прочего, хорошо давались языки, которым здесь обучали по особым методикам, включая гипнотическое воздействие. Через полгода он вполне корректно владел английским и испанским, на бытовом уровне говорил на турецком. А главное - акцент у него был легкий, мягкий. Этакий среднеевропейский акцент, по которому национальную принадлежность не определить. Огромное напряжение во время многокилометровых марш-бросков с полной выкладкой на нем словно бы и не сказывалось. Стрелял он отлично, а вскоре стал чемпионом батальона по рукопашному бою. В отличие от большинства курсантов, любил читать. Словом, идеальный солдат! 
Но окончательно убедил начальника училища невероятный случай на летних манёврах. 
В плане учений значились парашютирование с последующим форсированием реки и захватом штаба условного противника. Каковой противник, разумеется, к такому варианту событий подготовился, штаб охраняла рота армейского спецназа, а эти ребята шутить не любят. Стрелять на поражение, конечно, не станут, но могут под горячую руку и покалечить.
Горец прыгал предпоследним, вслед за ним - командир отделения Гриша Казаков. Сдержанный Горец, надо сказать, ни с кем не конфликтовал, но по-настоящему сдружился именно с Гришей. В казарме их койки стояли рядом, частенько, уже засыпая после изматывающего дня, они беседовали, откровенно делились планами на будущее. Делился, впрочем, Гриша, говорил, что хорошо бы им после выпуска и дальше вместе служить. Горец соглашался, хотя понимал, что это вряд ли, это уж как начальство решит.
Основной парашют у Гриши не раскрылся. Бывает, ничего страшного. Он камнем промелькнул мимо Горца и раскрыл запасной. Тут все и случилось. Неожиданный порыв ветра отнёс Гришу на высящуюся неподалёку стройку: четырехэтажное бетонное здание какого-то будущего завода. Из стен торчали длинные куски арматуры. Вот Гриша и напоролся на такую железку с полметра длиной. И остался висеть на стене. 
Приземлившись, Горец не стал отстегивать парашют - быстро обрубил стропы, сбросил вещмешок, бронежилет, оставил автомат и бросился на помощь Грише. Ловко карабкаясь по бетонной стене, хватаясь за выступы и арматуру, приблизился к другу и понял, что Гриша умирает. Умирает в страшных муках. Говорить он уже не мог, изо рта сочилась кровь, лицо было искажено от невыносимой боли. Но губы шевелились. Губы шептали: убей, кончай… И этот полный страдания, молящий взгляд…
Горец вздохнул, секунду поколебался, достал финку и вогнал лезвие под бронежилет друга. Казаков умер сразу.
Внизу суетились подоспевшие курсанты. Горец с трудом спустился со стены, сел на землю, обхватил голову руками… И заплакал. Впервые за долгие-долгие годы.
А Гришу потом снимали с высоты при помощи пожарной лестницы, иначе никак.
Ну давай, курсант, докладывай, как все было, - не сулящим ничего хорошего голосом сказал начальник училища. Сидящий в кресле поодаль психолог хмурился.
Горец коротко доложил.
Получается, Казаков сам попросил тебя кончить его? Вы же друзьями были! Интересно! Это как же, ведь говорить он не мог!
Так точно, не мог, но я по губам прочитал.
Ты у нас, выходит, по губам читать умеешь? И где же ты этому научился?
Здесь, в училище. Я в библиотеке книгу брал, самоучитель…
Так… Ты вот что, Найденов, ты иди на гауптвахту, скажи, что я приказал тебя запереть. А мы уж тут подумаем, что с тобой дальше делать.
Горец вышел. Начальник училища вопросительно взглянул на психолога.
Не врет, сказал тот. Либо Найденов великий артист, но… Мотива-то нет.
Это мы ещё выясним, - хмуро бросил начальник училища. 
Два дня продолжалось следствие, два дня Горец сидел на «губе». В прямом смысле слова сидел, дежурный доложил, что он даже не прилёг на шконку. Молчал. Еду возвращал нетронутой. 
Между тем выяснилось, что в библиотеке, действительно, есть самоучитель чтения по губам, что Горец книгу брал, держал у себя намного дольше положенного, за что библиотекарь его даже пожурил. Начмед, в свою очередь, доложил, что полученные курсантом Казаковым Григорием травмы были несовместимы с жизнью, спасти его не удалось бы ни в коем случае. Даже странно, что он сразу не умер от болевого шока. Если бы не решительность Найденова, он бы мучился ещё некоторое время. А по словам особиста, мотива обнаружить не удалось. 
Начальник училища созвал совещание. Общее мнение было однозначно: курсант Найденов поступил правильно, причём действовал с риском для собственной жизни. Особенно рьяно вступился за Горца замполит. Сказал, что курсант - образец советского воина, превыше всего ставящий интересы дела.
Какого дела, подумал начальник, что за хрень ты несёшь, но, конечно, промолчал.
Горец вышел с гауптвахты, а в его личном деле появилась ещё одна запись:
«Способен сохранять хладнокровие и рассудительность в форс-мажорных обстоятельствах  наивысшего уровня сложности. Умеет брать на себя ответственность. Соображения личного порядка отбрасывает, сохраняя при этом психологическую устойчивость. Действует быстро, процесс принятия сложных решений максимально короток».
Горец ходил мрачный, хоть и до того веселым нравом не отличался. Курсанты старались его не раздражать. Вот только ротный командир подошёл и молча пожал ему руку.
А начальник училища через неделю снова собрал у себя совещание. И сказал, что принял решение рекомендовать курсанта Найденова в ту самую группу, о существовании которой мало кто знает и уж тем более - чем она занимается. Ещё начальник сказал, что за двадцать три года службы ему довелось дать рекомендацию семи курсантам, этот - восьмой. И заметно превосходит всех предшествующих. Думаю, продолжал начальник, выполнит все, что от него там потребуют, хотя что именно потребуют - не знаю.
Замполит и психолог сразу согласились, особист, правда, колебался, мол, курсанту Найденову до выпуска ещё больше года, не рано ли… Но и он признал, что такой экземпляр встретишь не часто.
Начальник отпустил присутствующих, посидел, подумал: если уж этот мальчишка может брать на себя ответственность, то мне сам бог велел. Он составил шифровку, вызвал радиста и передал ему листок с четырьмя рядами цифр.
Через несколько дней в училище появился неприметный штатский мужчина. Официально - ревизор по хозяйственной части. Очень въедливым оказался проверяющим, всюду нос совал, на кухне едва ли не кастрюли и сковородки пересчитывал, в каптёрке проверял форменные комплекты, на складе - наличие товаров согласно перечню. И хотя довёл он всех своей вязкой занудливостью, начальник училища разговаривал с ним с особой почтительностью. 
Ревизор внимательно прислушивался ко всем разговорам, время от времени задавал курсантам и офицерам какие-то странные вопросы. Присматривался к Горцу. Даже пару раз с ним поговорил: один раз заметил, что подворотничок несвежий, другой - что пуговица на гимнастерке вот-вот оторвётся , пришить надо. Горцу было непонятно, какое отношение имеет ревизия хозчасти к его подворотничку и пуговице, тем более что в конце дня подворотничок свежим быть не может. Но он, по обыкновению своему, не нервничал, отвечал спокойно, коротко.
Ревизор уехал, а вскоре начальник вызвал Горца и сообщил, что принято решение перевести его в другую часть. 
На следующий день за ним приехал уже знакомый ревизор, что немало удивило Горца. Он не мог понять, что происходит: не в каптерщики же берут…
А в училище начали зачищать все документы и личные предметы, так или иначе с ним связанные. Даже библиотечную карточку с формуляром не забыли. 
На новом месте все опять предстояло начинать с чистого листа.
МОСТ
Новая часть, куда перевели Горца, располагалась в столице, при этом не имея конкретного адреса. В первый же день его на какой-то неприметной загородной даче принял Старший. Беседовали они долго, больше пяти часов. Объяснив суть работы группы, Старший под конец сообщил, что вся деятельность ликвидаторов абсолютно секретна. Нарушение секретности немедленно карается казнью. Правда, таких случаев у них ещё не было.
Вскоре Горца, который тогда же получил свой оперативный псевдоним, провели в Центральный Комитет, где с ним коротко побеседовал куратор из особого отдела и сообщил о присвоении внеочередного воинского звания. Горец воспринял эту весть равнодушно, что понравилось присутствовавшему при беседе Старшему.
Жил Горец, как и все ликвидаторы, на конспиративной квартире, получил гражданские документы, был оформлен разнорабочим на одном из безобидных заводиков, где о нем так никогда и не узнали.
Он быстро отвык от военной формы, целеустремленно совершенствовал различные умения и навыки, за год научился управлять самолетом и вертолетом, освоил ещё один язык, арабский, научился многим новым приемам стрельбы, рукопашного и ножевого боя, о которых почти что никто понятия не имеет, освоил методику выживания в экстремальных условиях. Новая работа ему нравилась.
Целый год Старший к нему присматривался, проверял подготовку нового ликвидатора. Самостоятельных заданий не давал, лишь несколько раз направлял в обеспечение акций более опытных коллег. Ни в одном случае придраться было не к чему.
Первое самостоятельное задание оказалось весьма неожиданным.
Старший сам заехал к Горцу и сообщил ему: направляешься в одну жаркую страну на далеком континенте. Работать будешь один. Дело непривычное. Но я выбрал тебя потому, что ты хорошо разбираешься в ремесле подрывника.
В далекой жаркой стране бушевала гражданская война. Одна из областей, богатая нефтью, отложилась от Центра, провозгласила независимость и национализировала все нефтяные месторождения. Руководил мятежниками уважаемый местный генерал, прошедший в своё время хорошую школу в академиях бывшей метрополии. Центральным властям справиться с мятежом не удавалось, правительственные войска несли поражение за поражением. И если мятежники победят, на карте возникнет новое государство, что для нас очень нежелательно.
Анализ показал, что обычной ликвидацией генерала вопрос не решить: на его место придут оголтелые людоеды и вся ситуация станет совершенно непредсказуемой. К тому же его очень хорошо охраняют опытные западные специалисты. Между тем, мятежная область все это время висит на волоске. И волосок этот - старый, построенный почти век назад узкий мост, связывающий восставший район с одной из соседних стран. Оттуда мятежники получают оружие, боеприпасы и технику. Других возможностей для их поддержки, кроме помощи по воздуху, нет, но это капля в море. Дорог тут не существует, сплошные глухие джунгли. Поэтому я решил послать тебя туда с заданием полностью уничтожить мост. Если внешняя поддержка остановится хотя бы на несколько недель, правительство сумеет подавить мятеж.
В армии приказы обсуждать запрещено, но в их небольшом отряде это, наоборот, поощрялось. Ликвидатор обязан точно понять суть задания, чтобы разработать свой план.
Горец сразу спросил: почему бы не послать туда группу опытных подрывников? Старший, поморщившись, ответил, что «коллеги» дважды посылали такие группы в составе двух подрывников и троих бойцов спецназа. Все десять человек бесследно исчезли. Ещё он сказал, что жить после заброски Горец будет в глухих джунглях, где у «соседей» есть давнишняя «точка». Там его будут ждать взрывчатка, оружие и кое-какие необходимые на первое время припасы. Времени тебе на обдумывание акции - три дня, подытожил Старший. 
Много, подумал Горец, думать-то пока не о чем, надо разбираться на месте. Единственное: решил что работать будет под личиной западного инструктора. 
…Заброска прошла удачно, Горец быстро освоился на точке, оборудовал себе наблюдательный пункт на дереве в полукилометре от моста и задействовал мощную оптику. Узенький автомобильно-железнодорожный мост охраняли очень хорошо, причём не местные, а белые люди. Ночью, когда обычно проходил поезд с сопредельной стороны, включали яркие прожекторы, освещали всю округу световыми ракетами. Неудивительно, что наши люди тут не прошли, подумал Горец. Тут, судя по всему, пройти невозможно. Значит, подрыв исключается. Что же делать?
Решение пришло наутро, когда Горец заметил в небе инверсионный след от пролетевшего вдали самолёта.
Ближайший аэродром мятежников находился километрах в пятидесяти. Там стояло несколько старых советских МиГ-15, но летали они редко, потому что правительственная ПВО, где работали чехословаки и немцы из ГДР, спуску им не давала. Ясно, что белые летчики-наемники из Южной Африки вовсе не горели желанием рисковать жизнью.
Горец хорошо запомнил карту местности, которую изучил ещё до вылета на задание. Он покинул своё убогое пристанище и за три дня не слишком напрягаясь достиг аэродрома. Ранним утром, лениво прогуливаясь, прошёлся по полосе, убедился, что в пределах видимости - лишь один истребитель, возле которого копошился механик-индус. С недовольной миной на лице подошёл к самолету. Кто будет вылетать?- строго спросил он. - капитан Брайан Ли?
Нет, господин офицер, ответил механик, сегодня очередь старшего лейтенанта Смитса. Но тут же спохватился и не без подозрительности спросил: а вы, простите, кем будете? Горец похвалил его за бдительность и сказал, что он - новый инструктор, прислан обучать лётному делу местные кадры. Механик покивал годовой, но выражение его лица ясно свидетельствовало: в возможность обучить местных лётному мастерству он ни йоту не верит.
Горец проверил готовность машины к полету, убедился, что боезапас загружен, топлива в достатке и в целом самолет к боевому вылету готов. После чего не слишком сильным ударом в висок вырубил механика, залез по крылу в кабину, забросил под сидение свой тощий рюкзачок, захлопнул фонарь и быстро взлетел, форсируя двигатель.
Минут через десять внизу показался мост, по которому медленно плелись два тяжелых грузовика. Горец снизился, прошёл над мостом, поливая его из обеих пушек, сделал новый заход, дострелял боезапас, после чего сбросил первую бомбу, но промахнулся, она упала в ущелье. Мост вздрогнул, но устоял. От горящих грузовиков разбегались несколько человек, часовой на вышке крутил турель пулемета, стараясь взять самолёт в прицел. Горец снизился и сбросил вторую, она же последняя, бомбу. На сей раз попал. Старый, измочаленный пушечными очередями мост не выдержал прямого попадания стокилограммовой бомбы и разломился. Горящие грузовики попадали в реку.
Итак, задание выполнено. Пора подумать об отходе.
План на этот счет у него был довольно рискованный, но выполнимый. За несколько лет до начала Гражданской войны местная власть решила построить новую столицу. Конечно, последние события этому очень мешали, но  шоссе от старой столицы до новой успели проложить. Сохранилась и старая дорога, она шла параллельно в паре десятков километров. Дорога ветшала и пользовались ею мало. На это и был расчёт.
Минут через сорок, когда на аэродроме мятежников только-только началась суета, когда поняли, что кто-то угнал самолёт, Горец подлетел к старому шоссе и хоть не без труда, но посадил истребитель на потрескавшуюся бетонку. Вылез из кабины, не забыв рюкзак, и поспешил в подступающий к дороге лес. Здесь он сбросил камуфляж, облил горючей жидкостью и сжёг, а сам направился на запад, имея целью выйти на новую дорогу. 
К середине дня на обочине шоссе стоял белый турист в панаме, бермудах и футболке, в поднятой руке которого виднелась купюра немалого достоинства. Первая же показавшаяся на дороге машина - небольшой грузовичок - охотно остановилась и водитель на ломаном английском радушно пригласил Горца в кабину.
Горец сошёл, не доезжая до центра, быстро нашёл крупный супермаркет, где было несколько магазинов одежды и нижнего белья. Купил легкий летний кремового цвета костюм и шляпу, модные мокасины, наплечную сумку, кое-что по мелочи. Брюки ему здесь же и подогнали по росту.
После этого, сложив старую одежду, белье и обувь в пакет, поспешил в аэропорт и ближайшим рейсом вылетел в Каир. В египетскую столицу самолёт прибыл поздним вечером. Выходя из самолёта, Горец незаметно оставил свой пакет под чужим сидением. Когда найдут - либо выбросят, либо сдадут на склад забытых вещей, куда за пакетом никто никогда не придёт. 
Быстро пройдя пограничный и таможенный контроль, он поехал в город и заселился в приличный отель.
Он с огромным удовольствием принял душ и потом долго отмокал в ванне. Утром проснулся довольно поздно, шёл уже девятый час. Усталость и напряжение последних дней сказались. Заказал в номер европейский завтрак, кофе и местную утреннюю газету на английском. Получив чаевые, посыльный удалился, а Горец, поев, принялся смаковать кофе, взяв в руки газету.  На первой же полосе были размещены срочные сообщения ведущих мировых агентств о взрыве моста. Какой-то местный эксперт, отставной полковник, глубокомысленно комментировал эту информацию. Горец читал и удовлетворенно улыбался. По словам эксперта выходило, что авианалет был лишь отвлекающим маневром, на самом деле мост, воспользовавшись возникшим замешательством охраны, взорвали диверсанты, которым удалось уйти. Восстановить мост и даже навести временную переправу сложно, сильно повреждены опоры. Так что мятежники лишились главного пути снабжения, и лишились надолго… Далее эксперт рассуждал о том, как диверсия скажется на ходе войны, но Горец и без того это знал и отбросил газету. 
Из отеля он поехал в аэропорт и изучил расписание рейсов. Хотелось бы, конечно, попасть в Софию, но туда рейс будет лишь через три дня. Не подходит. А сегодня можно вылететь в Белград и в Варшаву. Горец выбрал Варшаву.
Подъехав на такси к посольству, он попросил встречи с руководителем службы безопасности. Часовой - опытный сержант-сверхсрочник погранвойск, вызвал, как и положено, разводящего. Горец повторил просьбу. Разводящий ощутил, что дело тут серьезное. 
Вскоре явился начальник службы безопасности. Горец произнёс кодовое слово, после которого его спешно провели в посольство. Имелась инструкция оказывать таким лицам всю возможную помощь, поддержку и содействие, не задавая никаких уточняющих вопросов.
Горец прошёл в радиорубку. Сопровождающий вышел, а дежурный радист остался - им покидать пост строжайше запрещено. Горец быстро набросал и отправил шифровку. 
Посовещавшись с резидентом, который работал под прикрытием пресс-атташе посольства, решил лететь в домой рейсом Аэрофлота. Для этого ему нашли лётную форму и посадили в самолёт вместо одного из членов экипажа, минуя формальности. Командир лайнера только вздохнул. На его памяти это был уже не первый такой случай.
В Москве Горца повезли в дальний ангар, где его уже ждала чёрная «Волга». Из машины вышел лично Старший, пожал ему руку и отвёз на одну из «точек».
Здесь он выслушал подробный доклад Горца и спросил, не было ли никакого варианта обойтись без бомбежки. Горец объяснил, что мог бы угнать машину, заминировать, въехать на мост и взорваться, но взрывчатки для полного разрушения моста не хватило бы. А повреждения были бы быстро ликвидированы. - Ну, допустим, протянул Старший. - А если бы ты и со второго раза промахнулся? Что тогда?
Горец удивленно взглянул на него и ответил, что по плану «Б» он в таком случае спикировал бы на мост, тут уж не промахнешься. Старший промолчал.
Пока они беседовали, позвонил куратор, потребовал письменный отчёт не позднее завтрашнего утра. Сказал, что эта история заинтересовала Главное лицо, поскольку вся мировая пресса об этом пишет. Так пусть Старший лично доставит отчёт, вполне вероятно, Главный пожелает переговорить.
Старший завёл Горца в закуток, где стояла пишущая машинка, и приказал напечатать отчёт, ибо Главному лицу давать написанное от руки неуместно. Горец кивнул. - Как закончишь, езжай отдыхать, ясно? Что значит - не устал? У нас послезавтра общий сбор, марш-бросок, а на следующий день занятия с арбалетом, рогаткой и мачете. Так что — отдыхать!
МОМЕНТ ИСТИНЫ
За без малого 20 лет службы Горец провёл более тридцати безупречных ликвидаций, раз десять бывал в обеспечении. Никогда  ни в чем не усомнился, ни разу не задал Старшему ни одного неуместного вопроса. Все четко, по делу, все к месту. Иногда думал, что интересно было бы посмотреть личное дело, которое, вероятно, разрослось  в толстый том, но это совершенно невозможно. Своё личное дело ни один ликвидатор не видел. И не увидит, пока существует группа. 
Правда, бывают как бы случайные, как бы безобидные утечки. Например, однажды, когда в разговоре со Старшим он въедливо пытался прояснить достаточно сложный аспект задания, командир терпеливо заметил: пойми, подполковник, это дело не чета иным, непривычное это дело…  Ага, значит, уже до подполковника дослужился, подумал тогда Горец. Но было это лет шесть назад, сегодня он уже в полковниках ходит, не иначе. И на груди - полный иконостас наград. О наградах, правда, их информировали. Это и понятно - Родина ценит своих героев! О выслуженном звании им тоже сообщали, но только после завершения активной фазы службы и переводе в группу наставников. 
Все эти годы его никогда не посещали никакие сомнения. Вообще ликвидатору такое несвойственно. Сомнение - это, как правило, прямая дорога к провалу и гибели. 
Но теперь, когда годы стали поджимать, прибавляя опыту, но отнимая силы и остроту реакции, когда начали давать о себе знать три старых ранения и две контузии, Горец кое о чем стал задумываться. И мысли его были очень неприятными.
Началось это со сложнейшего задания по ликвидации одного из самых крупных главарей американской мафии. Известно, что Синдикат защищает своих лидеров не хуже, а пожалуй, что и лучше иных государственных структур, охраняющих руководителей разных стран. Кроме того, Синдикат покушений такого уровня никогда  не прощает, находит виновных и жестоко карает.
Поэтому готовились к акции долго, тщательно, стараясь учесть и просчитать все возможные варианты. Горцу дали в обеспечение сразу двух коллег, а такое бывало редко. Загодя перебросили в страну. Подробнейшим образом изучили ритм и режим жизни объекта. За пару дней до акции Горец очутился в Лас-Вегасе, где азартно играл в казино,  стараясь почаще попадаться на глаза охране и объективам камер слежения. 
Делалось все это, разумеется, специально: получив согласие куратора на привлечение коллег из внешней разведки, подготовили из числа их «спящих» агентов довольно похожего на Горца человека. За день до акции он сменил Горца в гостиничном номере и продолжал предаваться азартным играм. Подмена удалась, и Горец беспрепятственно отбыл в Чикаго. Теперь связать его с покушением на мафиозного босса было бы проблематично.
Сама ликвидация тоже потребовала напряжения всех сил. Горец занял подготовленную офицерами обеспечения позицию на крыше высотного здания и сумел поразить цель на расстоянии более восьмисот метров. Это очень сложно,  в городах снайперы с таких дистанций не работают, но он справился, хотя цель находилась в пределах видимости не более десяти секунд. Мафиозный босс был тяжело ранен и на следующий день умер в больнице. 

Определить, откуда именно стреляли, было практически невозможно из-за расстояния, поэтому отход с места акции прошёл штатно. 
В тот же вечер Горец в качестве обычного пассажира вылетел из страны, путая следы, сменил несколько маршрутов и лишь на вторые сутки оказался дома.
Именно во время утомительных длинных перелетов он задумался о том, что стала представлять собой его работа в последние годы и в кого он превратился на самом деле. Мысли были настолько мучительные, что, поколебавшись, он решил поделиться своими сомнениями со Старшим.
Я всегда знал, что служу своей стране, как бы она ни называлась, сказал Горец. Что работаю в интересах нашей державы. А теперь я не знаю, кому и зачем служу. Не понимаю смысла некоторых заданий. Кому нужна была ликвидация босса мафии? Уж точно не стране, стране он никак не мешал. А вот кому-то на самом верху, в Администрации - мог мешать. Так что получается, кто я теперь? Киллер наивысшей категории? Палач? Кто? 
Старший молчал. Он и сам обо всем этом думал, и не раз. Может, и остальные офицеры задумываются, да молчат. Пока молчат. Прав Горец, кругом прав. Он первый, кто решился поделиться своим сомнением, потому что он самый решительный наш боец. И совершенно бесстрашный. Даже не задумывается, что своей откровенностью, вполне возможно, смертный приговор себе подписывает. Несколько последних ликвидаций никакого отношения к интересам державы не имели, это точно. Эти, которые наверху, превратили их отряд в собственный карательный орган. Это уже не служба, это… Даже и слов нет, во что это все выродилось. А ведь для группы и каждого ликвидатора самое главное - абсолютная  уверенность в правоте своего дела. Трещит по швам уверенность…
Ну, допустим. И что ты предлагаешь?, - прервал Старший тяжелое молчание. 
Ничего я не предлагаю, ответил Горец. Знаю, что из группы есть только один выход - ногами вперёд. 
Ладно, сказал Старший. Ты пока пойди, отдохни, а завтра явишься на «точку», подумаем, что с тобой делать.
А что со мной делать, размышлял Горец, сидя на кухоньке своей квартиры. Со мной теперь только одно можно сделать - пулю в затылок. «Героически погиб в ходе выполнения особого задания»… Может, завтра этим все и кончится. Или, может, в знак особого расположения даст ему Старший пистолет с одним патроном и выйдет из комнаты…
Но оказалось, что это лишь начало нового этапа.
Устал ты, Горец, сильно устал. Поэтому предоставляю тебе годичный отпуск с содержанием. Отдохнёшь, мир посмотришь,- неожиданно спокойно сказал наутро Старший.
Да я, вроде, не так уж и устал,- ответил Горец. - И мир мне смотреть ни к чему, я, считай, в полусотне стран побывал, насмотрелся.
Это другое, это работа, ответил Старший. - и вообще, полковник, это приказ.
Ага, подумал Горец, стало быть, уже полковником заделался. Ловко Старший ввернул… Дал понять, что по службе меня ценят…
Слушаюсь, товарищ генерал!- ответил он, и Старший принял это как должное. Стало быть, и его в звании повысили.
Только вот… С отчетом как быть?- спросил Горец.
А что отчёт, клиент твой благополучно сыграл в ящик ко всеобщему удовлетворению. Так что наверху твой отчет читать не станут. Но для порядка, конечно, напиши, через пару дней представь мне. Заодно и новые документы проучишь, и наличку на карманные расходы. А сейчас - отдыхать. И поменьше думай, все равно велосипед не изобретешь…
Целый год, думал Горец, садясь за отчет. Космический, по нынешним понятиям срок. За год что угодно случиться может.
Оно и случилось.

ГОРА
Почти три месяца Горец дисциплинированно выполнял приказ: отдыхал изо всех сил. Нежился на пляжах, ходил в океанские круизы и на экскурсии, шатался по всем знаменитым музеям. Словами не выразить, как это все ему обрыдло. Он уже места себе не находил, когда увидел Гору.
Вообще-то гор он за свою жизнь повидал много: Альпы, Анды, алтайскую Белуху, Эльбрус, Эверест, Килиманджаро, Фудзияму… Красиво, не придерёшься. Но особо не цепляло. А тут - зацепило, да ещё как зацепило.
Началось с того, что в очередной раз сидя в каком-то турагентстве он со скукой выбирал, куда бы ещё податься. Сотрудница, перебрав несколько вариантов, спросила, бывал ли он в одной маленькой, но довольно экзотической стране, где масса всяких древностей, природных и исторических достопримечательностей, замечательная еда и гостеприимный народ. - Рекомендую, - сказала девушка, в последнее время туда многие потянулись, не жалуются.
Горец, конечно, об этой стране слышал не раз, но ему казалось, что там, как и прежде, царят война, разруха, холод и мрак. За политическими новостями он никогда не следил. Это дело начальства, а не исполнителей.
Его заверили, что все это в прошлом, отдохнуть можно с комфортом.
Почему бы и нет, подумал Горец, делать-то все равно нечего, и какая разница - Коста-Рика, скажем, Маврикий или эта вот страна. Тем более что здесь он никогда не был. Подумал и подписал договор.
Гору он увидел сразу, когда самолёт шёл на посадку в столичному аэропорту. Увидел - и ощутил, что в нем что-то происходит. Словами объяснить не смог бы, это лежало за пределами рационального, а все необъяснимое всегда его тревожило. Он прислушался к себе. На сей раз тревоги не было. Была непривычная умиротворенность. Странно. 
Он с интересом окунулся в жаркую летнюю жизнь незнакомого города, который ему понравился. Городов он повидал столько, что иному и не приснится, видал и покрасивее, и поуютнее. Но тут почему-то было как-то по-особому уютно. Люди понравились: шумливые, добродушные, очень разные. С удовольствием бродил по улицам. и скверам, заглянул на какой-то фестиваль вина (разве без фестиваля местные вина хуже поются?), побывал на рынке. Записался на пару-другую экскурсий: правильно в турагентстве говорили, есть здесь что посмотреть. В принципе, можно уже и об отъезде подумать, но ему совсем не хотелось уезжать.
В этой стране, в этом городе, где всегда перед глазами Гора, его постепенно начали отпускать обычное напряжение и вечная внутренняя тревога, постоянная готовность мгновенной реакции на любую опасность. Странно и очень непривычно. Может быть потому, что опасности здесь не ощущалась? 
Любой ликвидатор - враг всего иррационального, необъяснимого и странного. Все должно иметь и имеет свои причины. Поэтому Горец решил остаться, чтобы разобраться в происходящем и, чего уж там - в самом себе. Потому что ощущал, что в нем что-то меняется, но что именно, не понимал.
Начал ездить по стране, заходил в деревни и маленькие города, взбирался на горы, чтобы видеть Гору. Понимал, что это - не туризм, это что-то другое. И не хотел уезжать. 
Однажды взобрался на холм, где высился Мемориал. Об этом он вообще ничего не знал. Прошёлся по музею, поговорил с экскурсоводом, спросил, где можно почитать книги и документы. Стал днями пропадать в библиотеках, в музее истории. Но непременно каждый день шёл в парк, откуда особенно хорошо была видна Гора.
Прочитал о людях, которые решили мстить за соотечественников. О том, как их оправдывали суды. Наивные дилетанты, думал Горец, как это все благородно, но ликвидация должна проводиться не после того, как уже ничего не исправить. Уж это-то он знал хорошо, сам много раз так делал. Не мстить следует, месть - оружие слабого. Сильный наносит упреждающий удар. Ликвидация в его понимании всегда бывала упреждающим ударом по нежелательному персонажу, пока он ещё не успел проявиться в полную силу. Впрочем, надо признать, что за нашей группой стоят могучие аналитические центры, умеющие смоделировать и просчитать вероятность возникновения самых различных ситуаций и действия отдельных лиц, размышлял он. Ведь не в последнюю очередь поэтому практически все наши ликвидации удаются. А у этих ничего подобного в помине не было, одни эмоции и стремление отомстить. И войти в историю. А нам это ни к чему. 
Однажды он встретил объявление, что собирается группа альпинистов-любителей для восхождения на Гору. И удивился, как же это ему самому раньше в голову не пришло. 
Группа несколько раз собиралась для получения инструкций, распределения обязанностей и решения всего того, что называется организационными вопросами. В первый раз собрались на природе, на берегу небольшой речки. Групповод, рослый, спортивного типа парень объяснил, что в офисе скучно знакомиться. Горец удивился, но промолчал. Парни и девушки просто бредили предстоящим восхождением, но вот групповод… Сразу спросил Горца: не хочет ли, мол, передумать? С чего это?,- удивился Горец. -  Ну, вы человек в возрасте, а штурм вершины, это, знаете ли, такое дело.,, Вы же не хотите стать...Групповод запнулся, подыскивая английское слово. - Стать обузой? - помог ему Горец. - Вот-вот! Давайте только без обид, но…
Горец молча огляделся, приглядел на берегу речки большущий валун.
Сможешь поднять?- спросил он инструктора. Тот хмыкнул, подошёл к камню, кое-как ухватил и с большим напряжением поднял до уровня груди. Уронил, помотал головой. 
Тяжелый, черт! Не меньше полуцентнера будет! Да и удерживать не за что…
Да ты молодец! ,- подчёркнуто дружелюбно улыбнулся Горец. - Такую махину одолел! После чего подошёл, без видимого напряжения, сгруппировав мышцы, поднял валун над головой, слегка присел, мгновенно распрямился, словно спущенная тетива, и бросил на противоположный берег. Метров за пятнадцать. Для этого, конечно, надо обладать недюжинной силой, но самое главное - владеть соответствующими приёмами. Такие вещи Горец много раз делал на учениях и тренировках. 
Мужчины обалдели. Женщины завизжали от восторга и стали аплодировать. Групповод потупился. После этого он глупых вопросов не задавал, но время от времени удивленно мотал головой и обращался к Горцу с подчёркнутым уважением. Кто бы мог подумать, что этот дядька… Бывают же феномены!
А Горец поймал себя на том, что ему хочется общаться с этими людьми. Хочется стать одним из них. А ведь раньше он был лишь одним из членов своего отряда и по-настоящему общался только с коллегами. Все остальные люди принимались в расчёт только по работе. «Объект задания», «лица, способные оказать пользу в ходе проведения ликвидации», «лица, могущие помешать», «нейтральные»… Это относилось и к мужчинам, и к женщинам. Особенно к женщинам, при общении с которыми Горец всегда бывал настороже. 
А теперь все было по-другому. Он даже поймал себя на том, что иногда засматривается на одну из молодых женщин…


На крыше мира
Симпатичная альпинистка, надо сказать, очень хорошо понимала смысл взглядов, которые бросал на неё Горец, и была не прочь подружиться с импозантным иностранцем. В микроавтобусе, на котором они ехали к подножию Горы, уселась рядом с ним, пыталась беседовать на ломаном английском. Рассказала легенду о Ное, Горец делал вид, что это ему внове, изображал интерес, смешанный с толикой недоверия. Обеспокоился, услышав легенду о царе Артавазде, прикованном цепями в горном ущелье. Если он освободится - тогда и наступит конец света. Спросил, не повлияет ли их восхождение на покой легендарного царя? Мало ли, может, он будет недоволен…
Забавная девушка, думал он. Немного рассказал о себе: мол, долго работал в цирке силовым акробатом. Это как-то объясняло его демонстрацию с валуном на берегу речки. А заодно - и наивные вопросы, невежество, незнание общеизвестного. Циркач, что с такого взять…
Добрались до подножья, разместились в палатках. Наутро начали восхождение. Планировали взойти на вершину на третий день. 
Вечером остановились в промежуточном лагере. Все устали и быстро заснули. Горец умел заставить себя заснуть в течение минуты-другой, но не стал этого делать. Он думал.
Как могло случиться, что ему дали оперативный псевдоним Горец? Всегда псевдонимы даются «от противного», а тут - попали в точку. Случайность? Случайностей не бывает. Вернее - не должно быть. Он ощущает глубинную связь с этим местом, он ощущает себя горцем. Не могли кадровики такое представить. А может, изучая его генетический материал, поняли, кто он такой по происхождению? Хотя бы наполовину… Не исключено. Может, именно поэтому так зацепила его Гора и эта страна? Ее люди, деревни, городки в ущельях… Скорее всего, так и есть, ведь такой жгучей связи он нигде больше не чувствовал. Даже представить не мог, что такое возможно. И что теперь с этим делать?
Пока ничего не могу понять и решить, подумал он и провалился в сон.
На следующий день дошли до снегов. Восходители в альпинистских башмаках ступали тяжело, с опаской. А Горец, наоборот, разулся, легко шёл по насту босым, продолжая удивлять всех. Даже шутить пытался. Помогал женщинам, по-очереди забирая у них тяжелые рюкзаки. С двойной ношей шагал по склону, словно налегке. Групповод смотрел на него и думал, что этого необычного дядьку им бог послал. А он ещё сомневался! Да этот один всего их отряда стоит! Вон как мужчины, на него глядя, подтянулись. Очень неординарный мужик, очень. На привале поинтересовался, откуда Горец родом. Тот назвал город, инструктор наморщился, подумал и развёл руками - не знаю, мол, такого. Это в Южной Африке, сказал Горец, я там до того, как в цирк пойти работать, был рейнджером, людей на сафари водил.
А в цирк ушёл, потому сильно не нравилось мне, что люди зверей разрывными пулями бьют и ещё гордятся этим. Гордиться тут нечем, увлечённо говорил он, ты попробуй на льва с копьем выйди, как охотники-масаи. Слабо! Кстати, он действительно так думал и не видел в охоте ничего хорошего. На людей охотиться привык, а на зверей никогда не охотился. Хотя мог бы схватиться с леопардом или тигром один на один: у того - когти и клыки, у него - штык-нож. Это было бы справедливо, да не привелось. Да и за что животное жизни лишать? Для самоутверждения? Ему это без надобности, с лихвой насамоутверждался за все прошлые годы.
…На вершине под ярким солнцем и чистейшим, без единого облачка голубым небом лежал белейший снег. Группа ликовала, восхождение прошло отлично, они молодцы! Пели, плясали, фотографировались, развернули флаг. Горец пытался попасть в такт мелодии, мычал нечленораздельно: вот чем-чем, а музыкальным слухом природа его обделила. Раньше это его никак не занимало, а теперь было обидно. 
Потом, когда все устали и присели отдохнуть, он немного отошёл и посмотрел по сторонам. Огромный мир раскинулся перед ним. Отсюда были видны все три главные озёра региона, отсюда просматривались многочисленные горы и долины, поля и пастбища, города и посёлки. Где-то в далекой дымке, там, где горизонт сливается с землей, угадывалось море. Целый мир, прошедший сквозь века, трагедии, драмы, кровь и пепел. И он стоял на крыше этого мира.
Однажды он уже был на Памире, где проходили двухмесячные горно-стрелковые и альпинистские учения. Памир - это как раз и есть «крыша мира», но - не его мира. 
Это был мир тех людей, которые там живут. А здесь… Здесь другое дело. Здесь он стоял на крыше своего мира и со всей ясностью чувствовал и понимал это. Настолько остро ощущал возникшую связь, что даже в глазах вроде бы защипало. 
Становлюсь сентиментальным, подумал Горец. Старею… А может, не в этом дело…

В ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

На обратном пути в город Горец больше молчал, на вопросы симпатичной спутницы отвечал односложно, говорил, что устал. В городе все разбежались по своим делам, договорившись повторить поход следующим летом. Милая женщина ясно намекала, что не прочь продолжить знакомство, но Горец особого энтузиазма не проявил, залёг в гостинице и два дня не выходил из номера. Думал.
Он понимал, что к прежней жизни вернуться уже не сумеет, потому что узнал о себе такое, что никому из ликвидаторов знать не дано: нашёл свои корни. Они же все - люди без рода-племени, это - важнейший фактор отбора, чтобы было в их жизни только одно - беззаветное служение, которому не должно мешать ничего личного. Служение без колебаний, вопросов и сомнений. Но сомнения у него появились уже после акции в Чикаго, и чем дальше, тем больше теребили душу. Вот Старший это уяснил, изгнал в отпуск. Но он никак не мог предположить, куда заведёт и до чего доведёт Горца этот трижды проклятый отпуск. 
Горец понимал, что его миру грозит опасность. Что его мир может исчезнуть. А он, Горец, не может этого допустить. Зло должно быть остановлено.
Для Горца зло всегда было персонифицировано. Он не задумывался над тем, что злом может быть режим, идеология, религиозный фанатизм, да, в общем-то, любой фанатизм… Этому его никогда не учили, всегда умело держали в стороне от политики. Зло всегда выступало в обличии совершенно конкретной личности. Которая подлежала ликвидации согласно приказу. То-есть которую назначали злом его командиры. Этого было вполне достаточно. 
Но даже когда вера в абсолютную правоту начальников поколебалась, его видение  зла не изменилось. Зло всегда воплощено в конкретной личности. Зло должно быть наказано.
Горец подумал, что стал лучше понимать мотивы мстителей, памятник которым он видел в городе. Для них зло тоже было персонифицировано. Да только действовали они уже после того, как рухнул  и исчез в кровавом потоке их (мой?) мир. А так не должно быть, действовать всегда следует на опережение. Их месть была политикой. Так, во всяком случае, понимал это Горец, как и любой ликвидатор абсолютно не берущий а расчёт никакие политические обстоятельства. В работе ликвидатора ни мести, ни политике нет места. Потому что тогда это уже не работа.
На самом деле, все очень просто. Он обрёл свой мир и должен был сохранить его любой ценой. Потому что нельзя найти свой мир и себя в этом мире, а после - потерять. Потерять потому, что некто, олицетворяющий в его представлении зло, грозит железным кулаком, угнетая психику и рассудок людей, желая запугать их. Людей, с которыми он впервые в жизни сроднился. О причинах происходящего он не задумывался и знать их не желал. Потому что причины ведь каждый трактует по-своему. Поэтому и нет никакого смысла думать об этом. 
Горец  не собирается мстить. Он будет защищаться. Лучшая защита - нападение.
Ладно, думал Горец, все это - пустое философствование, удел нерешительных, вечно колеблющихся натур. Он так полагал, потому что размышлять был приучен лишь для подготовки акции. И это въелось в плоть и кровь, стало частью его природы. 
Пора начать планировать акцию, вот тут придётся поразмыслить очень серьезно. Это станет самым нетривиальным и самым сложным заданием за всю его жизнь. Помощи ждать неоткуда. Обеспечение и предварительная разведка отсутствуют. Оружия нет, придётся доставать на месте.
Противодействия следует ожидать более чем серьезного, но это уж как обычно, нельзя преуменьшать возможности охраны объекта. Все это означает, что ему придётся провести в стране, куда он намерен переместиться, немало времени, намного больше, чем в обычных случаях. А каждый лишний день увеличивает возможность провала. Значит, потребуется конспирация самого высокого уровня, и это тоже надо продумать заранее. Многое, очень многое следует скрупулезно продумать…
Горец понимал, что вероятность гибели в данном случае будет очень высока. Ошибки надо исключить. Но ему даже в голову не приходило, что само его решение может быть ошибкой и в случае успеха привести к последствиям, противоположным ожидаемым.
Потому что ликвидатор не ошибается никогда.