Это Хорошо Шоколадный фондан

Глава 1. Ирви
Это было очень непрофессионально, но Ирви больше не мог:

— Иди на хрен, Кеннет. Вот просто иди на хрен!

И все. И на этом отношения, про которые иногда думалось, что они всерьез и надолго, закончились глупо и вмиг. Но ведь невозможно же, абсолютно невозможно жить с человеком, который вместо того, чтобы пожалеть и утешить, предлагает «об этом поговорить»! Профессиональная деформация, не иначе. Или незатейливый факт, в который до этого Ирви отчаянно не желал верить: что двум психологам, равно как и двум медведям, в одной берлоге точно не ужиться.

А может, прав был Эспен, когда говорил, что проблема не в том, что оба — и Ирви, и Кеннет — мозгокопатели, а просто любви между ними нет? Соглашаться с этим было сложно: уж очень противно оказалось сознавать, что столько времени обманывал сам себя и, если уж совсем честно, альфу, с которым жил. Так-то Кеннет плохим совсем не был… Он был просто не тем! С другой стороны, до него «не теми» были Диксон, Морис и Петер… Так что, если бы Ирви был своим пациентом, он бы при таком раскладе точно посоветовал себе к себе же и присмотреться. Потому что очень легко всякий раз перекладывать вину на других, тем отрицая собственные недостатки.

А недостатки были. И еще какие! Причем крылись они не только в том, что Ирви был профессионалом по части выноса мозга для последующего его изучения, хотя и это мало кто из пытавшихся строить с ним отношения мог принять спокойно. Основная проблема в другом! В том, что главный путь к сердцу любого альфы или беты — тот, который через желудок, — Ирви преодолевать так и не научился.

Папа утешал, говорил: «Ну, не всем дано, сынок», но легче от этого, вот ей-богу, не становилось!

С отвращением глянув на противень, на котором застыло зуболомной массой нечто, формой и цветом более всего похожее на собачьи какашки, Ирви почувствовал, что сейчас сотворит что-то разрушительное. Ну почему, почему всё так?! Почему на противне говно, если задумывалось шоколадное печенье?! Да и в исполнении профессионального повара, советами которого Ирви и руководствовался, когда все это и пытался сотворить, рецепт выглядел элементарно простым и быстрым — еще проще и быстрее, чем у папы.

Теперь же тому самому повару и в глаза-то смотреть стыдно, хоть и был он не рядом, как Кеннет, а в телевизоре. Почему-то Ирви не сомневался: если бы этот самый повар увидел «какашки», которые на основе его видеорецепта испек Ирви, он бы его убил на месте. Взглядом! И был бы прав! Потому что, ну ё-мое! «Обнять и плакать»! Вот только Кеннет вместо того, чтобы обнять и дать Ирви поплакать над его необоримым несовершенством, начал интересоваться, а не хочет ли тот «об этом поговорить»! Ррррр!

В лютом бешенстве Ирви попытался затолкать какашковое печенье в мусорное ведро, но, поскольку оно намертво пристало к противню, выкинуть его получилось бы только вместе с ним, а противень был большой и не лез, но Ирви пихал и пихал, рыча от ненависти. И таки добился того, что все в итоге грохнулось набок…

Это стало последней каплей. Взвыв от бессильной ярости, он саданул ногой по жалобно кракнувшему ведру, а после еще и бегал по кухне и пинал его, пока оно не опустело, попутно украсив яблочными огрызками, обглоданными костями от вчерашней курицы-гриль и пустыми упаковками от готовых порционных блюд не только кухню, но еще коридор и гостиную. Дверь в спальню, в которую, похоже, и ретировался Кеннет, была закрыта, так что хотя бы там все осталось незагаженным, но на самом деле Ирви на это было глубоко плевать. Потому что что-то черное и злое — то, что отчаянно корчилось внутри, — нашептывало и дальше крушить все вокруг, выть и даже грызть зубами…

И он бы, наверно, крушил, выл и грыз, если бы вдруг не представил себе, как это выглядит со стороны. Папоньки! Ярость погасла, залитая ледяным стыдом. В итоге вместо локального апокалипсиса приключилось нечто противоположное: Ирви торопливо пробежался по квартире, конфузливо заталкивая в ведро то, что его только что покинуло, а потом сел на табурет в кухне и засмеялся.

— Когда успокоишься, позвони! — бросил из коридора Кеннет, а после за его спиной хлопнула входная дверь.

— Иди на хрен! — срывая горло, бесполезно крикнул Ирви и уселся на табуретку, обхватив себя руками.

Ушел…

А ведь если бы он просто обнял, просто подул в макушку, как когда-то дул отец, будто бы выдувая из головы иной раз слишком эмоционального юного сына-омеги ненужное и попутно успокаивая, все было бы совсем иначе. Всего-то и требовалось понять и почувствовать… Вот только — прав оказался Эспен! — чувств-то и не было.

Теперь захотелось заплакать, но из этого точно получился бы настоящий истерический припадок, а допустить такое казалось делом вообще последним. И так-то это сводившее с ума желание — все-таки научиться без катастрофических потерь готовить самые простые блюда и печь простейшую домашнюю выпечку — более всего смахивало на то, с чем нужно справляться даже не психологу, вроде самого Ирви, а как раз таки уже психотерапевту, если не психиатру. Мания ж какая-то, ей-богу! Нездоровая зацикленность, подпитанная опять-таки нездоровой убежденностью: все в жизни омеги Ирви Зейна идет через пень-колоду потому, что он неумеха и полный нуль в делах кулинарных. Каждый ведь знает, что путь к сердцу альфы… Ну и все такое.

И вот как?

Ответ на этот, кажется, все-таки риторический вопрос не нашелся и через неделю. Кеннет не появлялся, и, зная его, нетрудно было предположить, что и не появится, пока сам Ирви ему не позвонит с извинениями. Вот только звонить не хотелось. Ирви пришел к этому неутешительному выводу не сразу. Лишь после того, как решительно, причиняя боль самому себе, счистил со своих чувств все наносное — страх вновь остаться в одиночестве, стыд за свое поведение, сводившую зубы перспективу объясняться с родными, которые так радовались, что у великовозрастной «деточки» в перспективах наконец-то замаячила свадьба. Эта почти хирургическая операция показала: желание звонить Кеннету если и возникает, то лишь с трусливой целью тупо вернуть свою жизнь в привычное русло. А это… Это было неправильно! Неправильно!

То есть за грубость извиниться действительно стоило, но ведь ясно же, что произойдет дальше: Кеннет будет долго полоскать Ирви мозги (исключительно профессионально, вежливо и очень интеллигентно), потом со льдом в голосе простит, вернется и… все снова пойдет так, как шло. А вот как раз этого не хотелось до стиснутых от отчаяния зубов.

И в итоге Ирви не звонил. И Кеннет не звонил тоже. Настроение было говняным. Новый год пугал перспективой посиделок в одиночестве — с бутылкой шампанского и телевизором. Подумалось, что можно, конечно, поехать к папе, но тогда пришлось бы рассказать ему о разрыве с Кеннетом, а на то, что неизбежно началось бы после, сил не было совсем!

Так что Ирви остался дома, планируя банальным образом нажраться в зюзю и лечь спать. И плану этому он бы и следовал с упорством зубного бора в руках опытного палача-стоматолога, но тут на глаза попался подарок, неожиданно перепавший от бывшего мужа Эспена. Стиви, с которым пришлось немало повозиться, профессионально направляя его на путь истинный, явился накануне праздника и выглядел довольным и даже счастливым. А еще от него пахло сексом и, кажется, сразу двумя взрослыми сильными альфами. Моралистом Ирви себя никогда бы не назвал, так что за пациента своего просто порадовался. Да и принесенная им красивая книга кулинарных рецептов была очень в тему. Но тут приключилась история с Кеннетом, и стало как-то не до готовки и связанных с ней проблем.


А вот теперь этот самый подарок Стиви обнаружился и к месту, и ко времени! Ирви для начала просто пролистал книгу, разглядывая картинки и прикидывая, что из представленных блюд можно было бы осилить. А потом вдруг зацепился взглядом за текст, которым сопровождались рецепты, и в итоге по-настоящему увлекся.

Причина была очевидна: это не была в чистом виде кулинарная книга, где приводилось лишь количество нужных продуктов, а после расписывались способы и время приготовления. Нет! Тут автор — какой-то неизвестный Ирви повар — каждую главу, посвященную приготовлению того или иного блюда, сопроводил теплыми, иногда смешными, иногда атмосферно-ностальгическими историями: о людях, от которых некто Дентон Илс (Ирви даже глянул на обложку, чтобы прочесть имя) получил тот или иной рецепт, и о тех, которые блюдо это ели; о том, в каких обстоятельствах и где все готовилось и что иной раз из этого выходило.

Ирви с восторгом прочитал, как Дентон Илс стряпал суп в условиях высокогорья, где из-за низкого давления и малого количества кислорода вода закипает при слишком низкой температуре. Из-за этого вариться все отказывалось категорически, и вместо часа готовилось полдня. Он хохотал, буквально впитывая в себя историю реальной «каши из топора», которую еще и варили все по очереди. Из нее стало ясно, что Илс в прошлом был военным и принимал участие в реальных боевых действиях. Но при этом описывал не их, а быт солдат и офицеров. И это было неожиданно, а главное, реально интересно и исполнено искренних чувств. Настолько, что, отсмеявшись после рассказа о «каше из топора», Ирви искренне всплакнул над историей о погибшем боевом товарище повара, который больше всего на свете любил пирожки с капустой… И все это было так здорово, так как-то прочувствованно, понятно и близко, что Ирви даже на время позабыл о своем унылом одиночестве.

На этого отличного альфу (а повар ко всему был еще и альфой!) захотелось взглянуть вживую, так что Ирви, отложив книгу, тут же полез в интернет. Полез и… обломался: ни одной фотки, ни одного видоса. Нет, видео-рецепты как раз были — Дентон Илс вел свой кулинарный блог, — вот только в этих роликах внешность его не показывалась никогда. И даже голос послушать не представлялось возможным. Лишь титры, отлично подобранная музыка, которая вся стопроцентно попала в личный «плейлист», предустановленный кем-то свыше внутри омеги по имени Ирви Зейн, а главное, руки — потрясающе красивые, умелые и ловкие руки альфы, которые в кадре занимались даже не приготовлением разных блюд, а творили настоящее колдовство!

Ирви, прихлебывая шампанское, с затаенным дыханием следил за этим таинством — за тем, какими хищными, четкими и быстрыми делаются движения этих самых рук, когда Дентон Илс пользуется ножом, и какими чуткими и нежными становятся его пальцы, когда он занимается украшением уже готового кулинарного шедевра. А уж сколько в его действиях было скрытой, растворенной, тщательно вмешанной во все блюда эротики! Ирви понял это, когда невольно застонал, наблюдая за тем, как крепкий альфий палец снял с хрустально-чистого бока высокого стакана стекшую по нему каплю меда и отправил ее вверх — явно к губам. И губ-то этих не было в кадре — камера до них так и не добралась, но одно это движение — медленно-предвкушающее, лениво-многообещающее — подушечкой пальца по стеклу, сотворило с интеллигентным, образованным, вроде бы до самого недавнего времени вполне себе сексуально удовлетворенным омегой Ирви Зейном что-то немыслимое.

У него встал! Самым постыдным образом встал… даже не на альфу, который внешне вполне мог оказаться каким-нибудь натуральным крокодилом, а на его красивые перевитые венами руки, на его крепкие бицепсы, обтянутые рукавами простой белой футболки, широкие плечи и узкую талию, которую будто бы обнимал, приникая и ластясь, пояс поварского фартука.

Ух! Ух, рогатый и все его прихвостни!

В итоге Новый год Ирви Зейн встретил хоть и один, но не в одиночестве, а в компании с альфой… Точнее с его руками, его кулинарными шедеврами и собственным внезапным стояком. То есть очень… насыщенно.

Утром, протрезвев, он было решил, что это какая-то странная реакция мозга на стресс. В конце концов, совсем недавно произошел разрыв с альфой, за которого Ирви действительно уже почти собрался идти замуж, — они с Кеннетом даже начали присматривать дом, чтобы создать в нем новую ячейку общества, и составили предварительный список гостей на свадьбу. И вот теперь все это стало прахом. Так что да — стояк на Дентона Илса вполне мог быть чем-то вроде компенсаторной реакции. Если бы не одно «но»! Дело в том, что «залипание» на незнакомого альфу, чьи умелые ловкие руки были так хороши в видео с кулинарными рецептами, никуда не делось. И утром, когда навеянное Новым годом и шампанским настроение развеялось вместе с алкогольными парами, и неделю спустя. Да что там! Даже через месяц! Ирви запускал видео с участием Дентона Илса и… возбуждался, будто подросток в пубертате, в формирующемся теле которого гормоны бурлят так, что член стоит не благодаря каким-то усилиям, а просто потому что.

Дрочить, глядя на то, как Илс замешивает тесто (ах, как его сильные пальцы сминали и тискали его!), лепит котлеты (ах, как его ладони пошлепывали и ласкали каждую!) или сбивает ванильный крем (ах, как его капли, попавшие Илсу на запястье, походили на совсем другую, телесную жидкость!), было откровенно стыдно. Потому что, ну, дурка же — дрочить на котлеты, пирожки или, прости господи, картофельные зразы! Дурка? Дурка!

Чрезвычайно ободряющий вывод для того, кто выбрал для себя стезю психолога!

С этой внезапно образовавшейся зависимостью совершенно точно надо было что-то делать, и Ирви провел среди себя несколько плодотворных бесед с полным разбором «полетов», а после, нарушая заповедь любого профессионала-психолога, еще и самому себе советов надавал! Но вариантов-то не было! Потому что кто как не он?

Это в обычном случае, с обычным пациентом, можно было стоять на своем, справедливо указывая очередному страдальцу на кушеточке, что психолог — не тот человек, который расскажет тебе, как жить. За указаниями такого рода — это к папе или к мужу. Или к ним обоим сразу. А психолог вообще не в курсе, как тебе надо жить. И деньги он в основном получает за то, чтобы объяснить очень простую истину: нет вообще никого, кто бы знал, как именно тебе надо жить. Никто тебе это не скажет! Никто… кроме тебя самого!

Ты, только ты можешь принять решение и выбрать путь. А задача психолога донести до тебя, что проблема не в том, что ты живёшь так, как кому-то там не нравится. Нет! Все твои беды оттого, что ты, гоняясь за этим эфемерным одобрением со стороны, живёшь не так, как нравится тебе!

Да, примерно так Ирви своему пациенту и говорил бы, объясняя, что психолог за него ничего и никогда не решит, и только он сам может выбрать путь и пойти по нему. Но дело-то было в том, что тем самым пациентом сейчас был он сам! В итоге сеанс психотерапии более всего походил на какую-то суходрочку. И совершенно неудивительно, что результатом всего этого безобразия стало такое же хитровылепленное решение. Ирви думал-думал и решил: все же просто! Чтобы избавиться от зависимости, всего-то и надо попробовать приготовить любое блюдо по рецепту Дентона Илса. В результате Ирви по традиции получит засушенные или обгорелые собачьи какашки вместо вкусной и красивой еды и, как следствие, возненавидит и рецепты, и самого повара!


Решено — сделано. А значит, никаких полумер. Никакой там картошки в мундире или салата из тертой редьки с майонезом! Нет! С замиранием сердца Ирви выбрал то, на что ранее и замахиваться не посмел бы: десерт! Неимоверно завлекательное лакомство под названием шоколадный фондан! Как это звучало! А как выглядело в исполнении клятого Илса! Особенно, когда тот выставлял уже готовое пирожное, присыпав его сахарной пудрой, украсив листочком мяты и пристроив рядом с ним шарик сливочного мороженого. Он тут же начинал подтаивать от соседства со свежеиспеченным фонданом, растекаясь ванильным соусом… А потом серебряная ложечка, как ни странно, замечательно смотревшаяся в сильной альфьей руке, еще и отламывала от лакомства совершенной формы кусочек, выпуская наружу густой тягучий шоколад…

Ух! Ух, рогатый и все его прихвостни!

Из необходимого для изготовления этого самого фондана дома были только коньяк, яйца, сахар и горький семидесятипроцентный шоколад, несколько плиток которого как-то принесли с собой Эспен и его новый муж Айрен. Альфа такой шоколад обожал и Эспена на него подсадил, а вот Ирви им не проникся, так что три плитки так и остались лежать в шкафу. «Хороший знак!» — решил он и отправился в магазин, чтобы докупить все остальное: пломбир, пачку какао, сливочное масло и муку.

— Тэкс! — сказал он сам себе с повышенной бодростью. — Тэкс!

Согласно рецепту масло следовало порезать, шоколад поломать на кусочки, а после то и другое вывалить в кастрюльку, чтобы растопить.

— На водяной бане! — пояснил сам себе Ирви, предвкушая наступление звездеца: хех, бани еще какие-то.

Но все оказалось совсем не так страшно, как звучало! Баня, устроенная из двух разноразмерных кастрюлек, сработала как надо — масло и шоколад расплавились и даже каким-то чудом не пригорели. Ирви отставил конструкцию в сторону и еще раз запустил короткий ролик:

— Тэкс!

Красивые сильные руки Дентона Илса теперь принялись сбивать яйца с сахаром. Венчиком! И вот что, казалось бы, в этом? Вот чего тут такого, отчего может скручиваться что-то внутри, разгоняя по жилам кровь и пятная румянцем скулы? Однако ж вот! Пришлось тряхнуть головой и вернуться к делам насущным. Тэкс! Яйца, сахар и категорическое нет ручному труду: есть же миксер, когда-то подаренный Ирви папой! С его помощью все получилось быстро, а разлетевшиеся по кухонному фартуку, плите, крану над мойкой и банкам со специями брызги всегда можно будет оттереть попозже. После того, как ничего из идеи с готовкой не выйдет, и придется успокаивать нервишки монотонным трудом.

Теперь следовало добавить яично-сахарную смесь в растопленный с маслом шоколад — добавить и перемешать. Ирви принял решение вновь использовать миксер и… к желтым пятнам на кухонных стенах и утвари прибавились коричневые.

— Чтоб вам! — озлился на них Ирви, но отвлекаться от основного процесса опять-таки не стал — подумаешь, капли!

Это еще была сущая ерунда по сравнению с тем, что он иной раз учинял в процессе готовки. Пфф! Вот у папы все всегда было просто: взял шмат мяса, солью и приправами обляпал, еще и успевая по телевизору очередной сериал смотреть, после его в духовку шмяк, таймер блямк, все готово! И ведь на выходе такое, что пальчики оближешь! Собственно, Ирви, забывая, что он омега интеллигентный и воспитанный, и облизывал, счастливо жмурясь, закатывая глаза и ловя на себе понимающие взгляды отца, который занимался примерно тем же, при этом даже и не думая таить свои низменные страсти. Тем более что папа, поглядывая на него, хоть и ругался на «ох уж этих альф», но выглядел чрезвычайно довольным.

И как же в эти моменты хотелось, чтобы когда-нибудь и на Ирви смотрели так же, чтобы и его готовка показалась кому-то достойной восторгов… Господи, да хотя бы просто съедобной! Но пока что всякий раз попытки заканчивались только каким-то диким трэшем и полным апокаляпсисом! В кулинарных роликах все было красивенько, чистенько и аккуратненько. А главное, быстро! А после кулинарных приступов у самого Ирви кухня вечно выглядела так, будто на ней взрыв произошел или война какая. Да и сам с позволения сказать «повар» впадал в хорошо знакомое состояние «дракон огнедышащий особо опасный» и «а можно рядом со мной даже не дышать?».

Кеннет вот это тоже ощутил на себе…

Думать об этом сейчас совсем не хотелось, и Ирви постановил все подобные мысли загнать куда подальше. Тем более что прямо у него на глазах произошло чудо: темно-коричневая, совсем не какашечная, а именно что шоколадная масса для фондана смешалась вполне успешно! Ирви накапал в нее немного коньяку из заранее налитой рюмки, а остальное залихватски допил — от нервов и вообще. Теперь оставалось добавить во все это муку…

Мда. Ну почему, как бы Ирви ни пытался ее просеивать, просеивалась она куда угодно — на пол, на одежду, кажется, даже на люстру, но только не в нужную емкость?! Ирви злился, чихал, но в конце концов все же мучного дракона, расправившего крылья прямо посреди его многострадальной кухни, победил — нужное количество муки удалось просеять и после уже совсем осторожно, вилочкой (гори в аду этот долбаный миксер!) вмешать в шоколадно блестящую и одуряюще пахнущую массу.

— Тэкс! Что там у нас дальше?

Оказалось всего ничего: нагреть духовку, смазать подготовленные формочки маслом, присыпать какао, влить в них шоколадное тесто…

— И всего на пять минут! Пять минут, пять минут… — пропел Ирви начало старинной песенки и потащил решетку с установленными на ней формочками к духовке.

Засунул и даже улыбнулся с облегчением, глядя на себя в черное стекло дверцы. Теперь всего-то и осталось для победы над внезапной секс-зависимостью от повара Дентона Илса или, вернее, от его волшебных рук — сжечь, или недопечь, или просто получить на выходе какую-то адскую отраву вместо кулинарного шедевра! И все — цель будет достигнута. Рецепт шоколадного фондана станет некрологом, прочитанным над могилкой, в которую Ирви с облегчением положит свою явно патологическую страсть, родившуюся в его дурной башке по отношению к альфе, которого он знать не знал!

Вот только ничего из этого не вышло. Потому что, когда таймер на духовке тренькнул, а формочки с фонданом были выставлены на стол, то очень быстро стало ясно: все испеклось ровно так, как и нужно было, а на вкус оказалось таким, что Ирви, первым же куском обжегший себе небо, остановиться все равно не смог и жрал пристанывая и даже ногой от щенячьего восторга притопывая. Да и после, доев, остался в полном и безоговорочном восторге от себя и получившейся у него вкусняхи!

В восторге… Рогатый и все его прихвостни! Но ведь требовалось-то совсем иное!

— Ну ладно. Наверно, это было действительно слишком просто, — решил Ирви и полез в интернет за новым, куда более сложным рецептом в исполнении клятого Дентона Илса.

На этот раз он остановил свой выбор на блюде с еще более сложным рецептом: паштет из гусиной… ну ладно, пусть куриной или индюшачьей печени с беконом и шампанским! Звучало отлично, тем более что Ирви все то время, пока искал рецепт, который бы у него точно не получился, ел свои фонданы с мороженым, увлеченно запивая их остатками коньяка.


И — вот ведь неприятность! — он закончился. А тут такая прелесть — шампанское, которого на одну порцию паштета требовалось всего-то сто граммов. А остальное же не выливать!

— Ага, — сказал сам себе Ирви и вновь принялся пересматривать видео с рецептом на этот раз с конкретной целью — записать ингредиенты.

Он сопел, хмурил брови, тискал в пальцах ручку… И все равно прокручивать картинку пришлось несколько раз, потому что о поставленной задаче периодически забывалось. Ирви сидел, охваченный самым первым и самым теплым коньячным опьянением, и просто смотрел: на руки, на пальцы, на опасный нож, который так ловко нарезал полоски бекона, а после темную печень. На то, как все это шкворчало, зажариваясь, а после, переправленное в красивый профессиональный блендер, измельчалось до нужной консистенции, попутно становясь будто бы бархатистым из-за добавленного вовремя масла и сливок. В себя его из-под этого магического гипноза каждый раз выводил громкий хлопок пробки — Дентон Илс открывал шампанское, чтобы часть добавить в основу паштета, а остальное разлить по двум высоким бокалам, будто бы приглашая наблюдавшего за всем этим омегу в компанию, к себе, ближе…

Ух! Ух, рогатый и все его прихвостни!

Ирви собрал в кучку остатки воли, все-таки записал рецепт и помчался в магазин, бубня себе под нос:

— Полкило печенки, а бекона, сливочного масла, жирных сливок и шампанского — по сто граммов. Соль и перец. Порезать, пожарить, измельчить, а главное, изговнять со вкусом. Чтобы после никаких долбаных альф! Никаких зависимостей! Всё!

Сложностей с покупкой не возникло, и уже через полчаса Ирви снова стоял в центре своей окончательно разгромленной кухни: резал, растапливал, жарил, измельчал, добавлял и… И тут возникла проблема: без должной привычки никак не удавалось раскупорить шампанское! Бутылка не открывалась, как Ирви ее ни мучил, ни дергал и ни тряс. Дело кончилось тем, что он, переусердствовав, отломал верх пробки, да так и остался стоять с обломком в одной руке, и с упорно не желавшей расставаться со своим содержимым бутылкой в другой.

Это была катастрофа, но остановить Ирви уже не смог бы и всемирный потоп. Обычно он сторонился общения с соседями, а тут, пребывая на адреналиновой волне, просто вышел на лестничную клетку и принялся звонить во все двери сразу. За двумя и шевеления не послышалось, а вот третья вскоре открылась, явив Ирви заспанного бету, который уставился на него как на врага народа, расправляя довольно широкие плечи и стискивая крепкие кулаки.

— Простите… — залепетал Ирви, протягивая к нему свою беду — отломанную жопку от пробки и так и не поддавшуюся бутылку.

Бета закатил глаза, скрылся в глубинах своей квартиры, а потом вернулся, неся в руке самый обычный штопор. Действовал он им на редкость ловко, так что буквально через секунду Ирви получил свое шампанское назад. Уже распечатанным, но уполовиненным.

— Растряс ты его, — пояснил бета и вздохнул. — Теперь еще и полы мыть.

— Я помою! — тут же заверил его Ирви. — Только паштет в духовку поставлю и приду. Ничего не делай. Мое шампанское — моя зона ответственности.

— Ну… ладно. Я точно против не буду. Приходи. И паштета своего приноси. Все равно уж, наверно, не засну теперь.

— Прости, что разбудил. Но я был… в отчаянии.

— Да чего там. Соседи ж. Меня Курт зовут, а ты?

— Ирви, — сообщил Ирви.

Обычно он со всеми незнакомцами предпочитал панибратскому «ты» позволявшее держать дистанцию «вы», а тут даже намека на дискомфорт не почувствовал.

— Круто. Давай. Жду. Тебя и паштет.

— Паштет не обещаю. Кулинар из меня — как из дерьма пуля, — сознался Ирви. — Но у меня осталась экспериментальная порция шоколадного фондана. Он остыл, конечно, но хотя бы точно получился.

— Неси все! — засмеялся Курт и зевнул так сладко, что его тут же захотелось поддержать, хоть на дворе и был еще белый день.

Размышляя о причинах, по которым сосед спит в такое время, Ирви отправился к себе и вскоре уже ходил вокруг духовки, поглядывая через ее двойное стекло на неторопливо запекавшийся паштет. Собственно, смотреть было не на что — готовить его требовалось плотно укрытым фольгой, но Ирви все равно ходил и смотрел. И по итогу превзошел сам себя — паштет, сделанный под руководством волшебных рук Дентона Илса, опять-таки получился!

Нет, цветом он был похож все на те же застарелые и даже немного позеленевшие какашки, но когда Ирви, привычно ожидая самого худшего, отколупал от него кусочек, все оказалось не так и плохо… Да что там — не плохо! Просто отлично! И то же подтвердил Курт, который намазывал принесенную ему неожиданно эстетскую еду на свежий батон — прямо на целый, даже куски не отрезая, — и лопал так, что только уши вверх-вниз двигались.

Ирви же, налюбовавшись на эту феерическую картину — кто-то ест им приготовленное и искренне восторгается! — помыл пол от шампанского, разлитого перед дверями квартиры нового знакомца, а после позвонил Эспену, чтобы и его пригласить в гости.

— Чего привезти? — поинтересовался тот.

— Шампанского! — рассмеялся Ирви, а Курт только замычал одобрительно, продолжая работать челюстями.

— Что празднуем? — почему-то смущенно поглядывая на Курта, спросил Эспен, выставляя на стол запрошенные бутылки.

— Вот это, — счастливый Ирви указал на полусъеденный паштет и единственную формочку с так и не вынутым из неё, немного осевшим, но точно вкусным и не горелым шоколадным фонданом. — У меня впервые в жизни получилось не полное говно.

— Да вообще тема! — согласился Курт и пододвинул формочку с фонданом к себе поближе, намекая новому гостю, что «кто первый встал — того и тапки».

Эспен попробовал сначала паштет, потом понюхал то, что осталось на стенках формочки от торопливо сожранного Куртом фондана, запил все шампанским и согласился:

— Тема!

— Сам не понял как.

— Может, дело было в том, что ты пытался что попроще, а для успеха требовалось что посложнее?

— Может, и так. Но мне все-таки кажется, что просто с учителем повезло.

Эспен покосился на Курта, но тот лишь головой отрицательно закрутил, снимая с себя ответственность:

— Я только профессиональную помощь соседу оказал: бутылку открыть помог, — а после повернулся к Ирви и пояснил: — Я ж последние пару лет барменом работаю в ночном клубе.

Это сразу прояснило причины, по которым Курт спал так поздно, но заставило призадуматься о том, почему Эспен косится на него, явно демонстрируя узнавание, но при этом одновременно вроде как пытаясь его спрятать.

— Что за клуб? — закинул удочку Ирви.

— Для желающих анонимно потрахаться, — хохотнул Курт. — Отличное, кстати, место. Рекомендую. И кормят хорошо. Точно не говном.

Ирви округлил глаза: бывает же! Теперь стала понятна и реакция Эспена — он-то сам был в маске, а бармен клуба, в который в свое время сам Ирви друга и направил выбивать клин несчастной любви клином анонимного секса, наверняка работал с открытым лицом. Хм. Ирви об этом месте узнал из бесед со своими пациентами. После «размял» тему уже, честно говоря, лично для себя — он тогда как раз расстался с очередным соискателем его руки и сердца. Прочитав о клубе «Голод» все, что удалось найти в интернете, Ирви убедился: заведение действительно хвалили. Да и пациенты говорили, что иногда такой вот секс без обязательств и даже без знакомства — то что надо.


— Так что там с твоим особо крутым учителем? — Эспен потормошил задумавшегося Ирви.

Уф! Сознаваться, что он, как какой-нибудь восторженный школьник, запал даже не на певца-айдола, а на повара или точнее на его умелые и красиво вылепленные руки, было стыдно. Так что, если бы внутри Ирви изрядная порция шампанского не легла поверх коньяка, он бы, конечно, молчал об этом всем, как герой-разведчик на допросе у врага. А так взял да и сознался. А после еще и показывал на экране телефона своего любимку и только периодически повторял:

— Вот сейчас, сейчас, смотрите… Ну, вы видели, что делает? Видели? Ой, я не могу просто. Не-мо-гу!

— Не сходи с ума, — осторожно посоветовал Эспен, провожая взглядом Курта, который в этот момент встал из-за стола и отправился ставить чайник. — Ты же совсем его не знаешь.

— Не знаю, — мигом погаснув, согласился Ирви. — И, скорее всего, никогда и не узнаю. А потому чувствую себя редким идиотом. Рано вроде в детство впадать, а тут… Просто насмотреться не могу.

— А ты ему напиши, — посоветовал с некоторым сомнением Эспен. — Там же под его видосами наверняка есть какие-то его контакты. Или просто отзыв можно оставить. Он ответит и…

— И что? Ты предлагаешь мне начать его клеить прямо онлайн?!

— Зачем клеить? Там таких — пруд пруди. Нет! Ты ему критику какую-нибудь наваяй. Скажи, что его рецепт… ну вот хоть бы и этого паштета — говно.

— Говно? — Ирви не поверил своим ушам.

Эспен рассмеялся и пошел на попятную:

— Ну ладно, не говно. Но…

— Лучше б вы к нему не лезли со своей ерундой! — вдруг перебил Курт и повернулся.

Лицо его было серьезным и, пожалуй, даже злым. И в этот момент Ирви со всей отчетливостью понял: его сосед, с которым он познакомился всего пару часов назад и по чистой случайности, Дентона Илса знает. И не просто знает, а готов оборонять от любых напастей. В том числе от омеги, который со своими дурацкими хотелками явно влез куда-то не туда.
Глава 2. Илс
20 сентября 2022, 11:56

yandex.ru
РЕКЛАМА
•
16+

КвадроПазлы: Маша и медведь
Подробнее


Публичная бета включена!



Податливое омежье тело под руками было желанным до одури и пахло так, что в этом аромате хотелось утонуть, раствориться без остатка, стать его частью. И Илс растворялся… Всякий раз растворялся, при этом прекрасно понимая, что даже его альфий узел, сейчас так жадно и с такой охотой зажатый сцепкой внутри этого самого тела, ничего не значит. И своим омегу, которого Илс и повязал сейчас, не сделает. Уже никогда. Хоть природа и распорядилась так, что они с Адрианом оказались истинными…

Истинными!

Какое же это было счастье — редкое, мало кому выпадающее, сказочное счастье — встретить того, кто предназначен тебе самой судьбой! Илс даже не сразу поверил себе, когда завораживающий аромат легким шлейфом протянулся к нему от незнакомого омеги, а потом… Это было как вспышка, удар божьим молотом по башке, падение, больше всего похожее на взлет… Это было счастье! Было…

С Адрианом Илс встретился в увольнительной, в доме у какого-то омежки, на вечеринку к которому попал совершенно случайно. Встретился и, кажется, уже через пятнадцать минут после этого, дурея от гормонального взрыва, пьянея от запаха и нешуточно зверея от острейшего желания, оказался с незнакомым, но уже родным омегой в темной хозяйской спальне, где и овладел им, не встретив ни малейшего сопротивления. Омега и сам вис на нем, отирался всем телом и, кажется, даже выл от нетерпения. И какой же это был восторг! Илс вбивался в желанное тело разом затвердевшим членом, с собачьей преданностью и собачьим же счастьем тыкался носом в волосы на затылке обретенного истинного и сгорал от нежности. Единый бог! Да они даже имена друг друга узнать не успели, а уже сцепились, наслаждаясь одуряющим, сшибающим с ног, лишающим воли запахом обоюдного влечения! Тогда же Илс своего омегу и пометил, окончательно делая своим.

Потом Адриан не раз повторял, что со стороны альфы этот поступок был ужасным, потому что без спросу, и Илсу пришлось извиняться. Но в тот момент поступить иначе он просто не мог — слишком сильны оказались инстинкты, которые он не сразу смог взять под контроль. Да и казалось, что иной реакции и быть не может! Но Адриан оказался из числа тех, кто утверждал: истинность — зло, ущемление свободы воли.

Илс этого не понимал. Нет, если судьба свела тебя с каким-то ублюдком, то все очевидно. Ублюдок рядом хоть по воле природы, хоть по вине свободного выбора, про который говорят «любовь зла — полюбишь и козла», — это всегда ужасно. Но если двое нормальных людей обретали друг друга, сведенные истинностью, а после и рожденной на ее основе любовью… Единый бог, разве может быть что-то лучше? Тем более что и сам Адриан, добившись от Илса извинений и признания того, как скверно тот поступил, когда вонзил альфьи клыки в шею не дававшего на это согласия омеги, смилостивился и теперь всем своим приятелям-омегам говорил, как ему повезло: истинный его был не только красавчиком, но еще и настоящим альфой — не каким-нибудь там хлюпиком в узком пиджачке и с уложенным модным стилистом ирокезом, а брутальным военным, бойцом спецподразделения…

Повторял, пока все та же судьба не распорядилась так, что красавчик Дентон Илс, везунчик Дентон Илс, здоровяк Дентон Илс оказался на больничной койке — весь перемотанный бинтами и с перспективой сыграть в ящик в самое ближайшее время.

Жизнь ему тогда сохранили, но во что она превратилась…

Печальные и совершенно несвоевременные размышления в голове Илса оборвались: Адриан шевельнулся, стискивая внутри себя альфий узел и вырывая из груди этого самого альфы невольный сладкий вздох. Это, как видно, напомнило омеге, где он и с кем, так что теперь даже его узкая спина с росчерком мягкого омежьего ирокеза вдоль позвоночника будто бы заледенела и начала источать ледяной холод. А потом Адриан повторил уже знакомое:

— Ненавижу тебя!

Когда Илс услышал это в первый раз, думал, что умрет, убьет себя. Теперь уже точно. Сунет ствол в рот, нажмет на курок и вышибет себе мозги к ****ям. Сделает, что собирался сразу после того, как Адриан ушел от него, оставив наедине с одиночеством, пустотой и теперь не пьянящим, а отравляющим запахом истинности, который исходил от всего. Буквально от всего! Даже от стен некогда общей квартиры!

Илс до этого даже не слышал никогда о таком — чтобы пару оставил истинный. Наоборот, в госпитале ему все даже завидовали. Говорили: «Ну у тебя-то муж — истинный. Его любовь тебя поддержит. Вдвоем справитесь». Но вдвоем не получилось. И, глядя на себя в зеркало, Илс даже мог понять… Ну, по крайней мере, попытаться понять причины, по которым Адриан теперь видеть своего мужа не мог. А вот это его «ненавижу», сказанное сразу после секса, во время вязки, когда альфа всей душой раскрылся навстречу счастливому единению… Вот оно действительно чуть не добило. Ощущение было таким, будто в грудь из гранатомета стрельнули, и теперь на месте сердца осталась лишь сквозная, обугленная по краям рана.

Еще одна. Вдобавок к тем, шрамы от которых и без того изрядно «украсили» Илса. Да, что и говорить, досталось ему изрядно, но… Но на самом-то деле после всего, что над кроватью раненого бойца говорили врачи; после того, как сам он попробовал что-то сказать им в ответ и понял, что получается это, мягко говоря, плохо, Илс думал, что все будет еще хуже! Хуже! А так… Ну да, стал одноглазым, будто какой-нибудь пират из приключенческих романов, пачками читанных в подростковом возрасте. Ну да, нет одного уха, которое срезало осколком, и вообще кожа на пострадавшей стороне лица и тела выглядит будто лунная поверхность: вся в кратерах и словно бы в горных хребтах, роль которых выполняли неровные, пока еще воспаленные шрамы. Но руки-ноги-то на месте, мозгами не поплыл, в овощ не превратился, да и вообще…

Однако Адриан, приехавший навестить раненого мужа, глянул ему в лицо… и упал в обморок. Еще и в себя бедного омегу приводить пришлось целой бригадой медиков. Илс жалел его, но опять-таки был уверен: привыкнет. Однако надежды не оправдались. Адриан в лицо мужу смотреть прямо так и не научился. А потом, уже после выписки, когда Илс вернулся домой и начал делать самые первые, робкие шаги, чтобы освоиться в жизни на гражданке, и к себе, к своему такому желанному, такому нужному телу больше не подпустил. И ведь даже не ради секса — на такое у Илса и сил тогда просто не было, — а просто для тепла, для той физической, подпитывавшей и поддерживавшей близости, которую, помимо прочего, дарила истинность. Но Адриан даже спать в супружеской спальне и то отказался.

Хотя ведь и тут его понять было можно — не каждый выдержит подскакивать посреди ночи от чужих криков. Увы, но пережитое никак не уходило, не оставляло Илса, и почти каждую ночь он во сне раз за разом проживал операцию, унесшую многие жизни, а другие искалечившую… Раз за разом он короткими перебежками, а где и ползком пробирался с оружием наизготовку в сторону места, где приземлился пилот подбитого боевиками самолета.


Катапульта вынесла этого парня из обреченной машины, но потом все пошло плохо — ветром его, серьезно раненого, снесло на территорию, находившуюся под контролем боевиков. Приказ был ясен — вытащить, своих не бросаем. И они вытащили, уплатив за это щедрой ценой.

Настолько щедрой, что теперь Илс почти что каждую ночь шел к заранее обозначенному месту приземления пилота… Шел, в этом своем кошмаре прекрасно зная, что сейчас произойдет. Шел и кричал, изо всех сил кричал, звал по именам боевых товарищей — тех, кто рядом, и других, которые двигались впереди и сзади, — пытаясь предупредить их… Но и они не слышали Илса, и его собственное тело отказывалось что бы то ни было предпринимать — так и двигалось навстречу кошмару. Пока земля под ногами и вокруг не начинала взлетать в воздух, вздыбленная минометным обстрелом… Земля и люди, двигавшиеся по ней — их руки, ноги, просто куски изорванных тел…

Ловушка! Их появления ждали, использовав раненого пилота в качестве приманки!

В первый раз, когда Илс проснулся после этого кошмара, Адриан — перепуганный до полуобморочного состояния, всклокоченный и с вытаращенными глазами — вбежал в их некогда общую спальню. Но, поняв, что это лишь сон, что на самом деле сейчас Илса заживо никто не режет и не сжигает, ушел. И больше не приходил, хотя наверняка каждый раз просыпался…

— Он же твой муж! — как-то сказал Адриану его отец. — Истинный!

Но тот лишь ответил:

— Истинность — зло, с которым надо учиться бороться.

Он вообще после случившейся трагедии изменился: стал как-то строже, суше, ортодоксальнее в своих и ранее не раз им озвучивавшихся убеждениях. Илсу бы еще тогда, сразу, серьезно подумать об этом, но силы оставались лишь на то, чтобы не захлебнуться, удержаться на поверхности черного омута, в который вдруг превратилась жизнь…

Как бы то ни было, Адриан честно дождался момента, когда Илсу более не требовалась ежеминутная и ежечасная помощь, выходил его, поставил на ноги и… ушел, простившись навсегда. И лицо у него при этом было словно у святых-великомучеников на древних выцветших иконах: бледным, будто бы иссохшим, но решительным.

Илс, конечно, попытался его остановить, хватал за руки, самым постыдным образом валялся в ногах, умолял, отвратно дергая головой от мучительного заикания, просил подумать, подождать, не бросать. Но Адриан был непреклонен: нет. Простой человеческой любви омеги к альфе в нем нет, не осталось, а может, и не было никогда, не родилось, как у самого Илса, а с физиологической зависимостью, рожденной инстинктами, можно и нужно бороться.

— Я смогу. И если ты обдумаешь это хорошенько, то пойдешь по тому же пути, что и я. Ты поймешь, что только он верный! — сказал он и ушел.

Но Илсу после путь виделся только один: дуло к башке. Пух — и мозги на стенке за любимым креслом, над которым как раз висело ружье, в свое время подаренное дедом… Обычная охотничья двустволка, которая теперь вполне могла стать последним, что альфа Дентон Илс увидел бы в жизни.

Как-то довелось прочесть, что многие самоубийцы выбирают для себя иную, зачастую куда более мучительную смерть просто потому, что не хотят в гробу уродами выглядеть. Но Илсу в этом смысле терять было нечего, так что…

И все же тогда, после ухода мужа он справился. Возможно, потому, что так и не смог поверить, что это всерьез, что его истинный омега действительно ушел навсегда. С лица-то воды не пить, а та взаимная физическая тяга, что была между ними, и любовь, которой в сердце Илса хватило бы на двоих, — это сила, которую ничто не сможет победить! Так что когда Адриан все-таки вернулся — течным и охочим до секса, — Илс даже обрадовался. Подумал: вот оно, сработало природное предназначение-то. Но Адриан, натрахавшись (строго в одной позе — повернувшись к изуродованному альфе спиной и уткнувшись носом в подушку) и этим освободившись от ненавистной, но, как видно, слишком мощной тяги к истинному, сказал свое первое «ненавижу»…

И вот тут бы Илсу и пришел-таки конец. Тут бы он уже с той чернотой, что навалилась, раздавив и с трагической окончательностью сломав что-то внутри, не справился бы. Если бы сразу после ухода бывшего мужа, который, как оказалось, и не думал оставаться, а лишь зашел спустить пар в течку, к Илсу не заявился командир. Тоже бывший. В той заварухе, в которой досталось Илсу, и майор Мэлори Уолш тоже пострадал так, что на службу уже не вернулся. Но он по-прежнему считал себя ответственным за своих парней.

Сначала они сидели и говорили. Мэлори слушал опрокинутое блеяние Илса, который забился в любимое кресло и сидел в нем, прижимая к груди подушку, напитанную запахом Адриана. Слушал и только головой качал. А после первым делом начал опровергать то, что, как ему показалось, в словах Адриана ударило Илса сильнее всего: стал раз за разом повторять, что тот ненавидит не своего истинного, а ситуацию, в которой оба они оказались. Ненавидит свою беспомощность перед природой, свою зависимость, когда истинность вступает в противоречие с чем-то другим, таким же сильным, но болезненным — тем, что не позволяет омеге принять, с одной стороны, уродство его альфы, а с другой — свою зависимость от него.

— Тогда п-п-п-почему?..

— Почему сказал, что ненавидит тебя? Да потому что так проще, Илс! Так проще! Проще винить во всем другого, кого-то конкретного. Есть те, кто может тянуть на себе любой груз, брать на себя любую ответственность. А есть те, кто сделать это не в состоянии. Адриан такой. Бывает. Может, жизнь еще научит.

— Вот с-с-с-сдохну и из-з-з-збавлю его от та-а-а-акой необходимос-с-с-сти, — тряся головой на заиканиях, провыл в ответ Илс, а после, отшвырнув подушку, полез-таки за дедовым ружьем.

— *** я тебе позволю, слабак! — гаркнул Мэлори, поняв, к чему дело идет, и ухватил его за грудки — даже челюсти клацнули.

Потом они дрались, глупо и ненужно разбивая друг другу рожи в кровищу, а, устав, угомонились и сидели пили. Ну и, конечно, снова и снова говорили, говорили, говорили. И как-то так получилось, что наутро в дурной голове Илса мыслей спраздновать труса и самоустраниться уже не осталось.

Мэлори помог ему собрать постельное белье, подушки и одеяло, все пропахшие Адрианом, и лично унес их в химчистку. Илс же проветривал единственную комнату своего нового жилища, мыл полы и радовался, что тогда — сразу после ухода Адриана — оставил ему их некогда общую квартиру, съехав на съемную. Если бы не это, избавиться от ароматов истинности, по-прежнему сводивших с ума, было бы куда сложнее. А так всего-то и потребовалось воспользоваться услугами химчистки.

— Готово. Только подушки пришлось выкинуть, — сказал, вваливаясь в дом с пакетами наперевес, Мэлори. — Их почему-то не чистят. Так что на тебе новые. В новую жизнь — с новыми подушками. Я считаю — символично.

Благодаря бывшему командиру у Илса вообще изменилось многое. Да что там — изменилось! Опершись о его крепкую дружескую руку, он просто взял и шагнул вперед, оставив позади службу в армии и все, с ней связанное. А главное, обрел новую профессию. Ту, к которой, наверно, имел склонность всегда, потому что именно он — боец спецназа Дентон Илс, широко известный в очень узких кругах по позывному Вкусно — готовил жратву сослуживцам во время всех служебных командировок, всякий раз стараясь, чтобы даже скупой походный рацион был… Да, именно что вкусен! Для этого в его рюкзаке и кармашках разгрузки всегда имелись разные хорошие специи, а во время более или менее спокойных переходов или на стоянках он умудрялся еще и нарвать чего-то, способного обогатить и дополнить вкус самых обычных блюд: например, черемши, дикого лука или чеснока, полевой мяты, душицы или чабреца.


И вот теперь на гражданке отставной вояка Мэлори Уолш именно ему — своему бывшему подчиненному с позывным Вкусно — предложил занять должность шеф-повара.

— Где? — не поверил своему единственному уху Илс.

И тут-то и выяснилось, что неугомонный Мэлори, чтобы не сидеть без дела, задумал создать кое-что необычное. Ночной клуб с особыми правилами, на работу в который он еще и собрался взять всех своих бывших сослуживцев — тех, кто не смог устроиться иначе. Илс поначалу отказывался — ну какой из него шеф-повар без образования? Но Мэлори, как и всегда, пер напролом:

— Во-первых, бумажку мы тебе оформим, а потом и на самом деле отучишься — было бы желание. А во-вторых, в клубешник этот, который я надумал замутить, народ не жрать, а ****ься ходить будет. А ты же знаешь: когда наебешься всласть — все равно, что в топку закидывать. Главное, чтобы не отрава и чтобы побольше.

Илс знал. Хоть после того, как стал уродом, на которого даже истинный без отвращения взглянуть не мог, и начал забывать, каково это — трахаться безоглядно и с кайфом; трахаться, целиком погружаясь в наслаждение, отпуская себя; трахаться, не ожидая момента, когда услышит неизбежное: «Ненавижу тебя!».

Потому что уже во время следующей течки выяснилось: Адриан напрасно уверял бывшего мужа и себя самого, что его появление в квартире истинного — лишь разовая слабость, с которой он позднее справится. Не вышло! В течку он все равно начинал думать только о своей природой назначенной паре и шел к нему снова и снова, мучая и его, и себя. И даже самые мощные подавители и те не помогали.

Мэлори не раз говорил Илсу (а другие бывшие армейские кореша, которые постепенно собирались в новую крепкую команду под крышей все-таки созданного и недавно открывшегося клуба, это подтверждали), что надо выставить Адриана за дверь! Заткнуть собственный слишком охочий до его запаха нос хоть ватой, хоть военными спецфильтрами, хоть блокираторами ароматов, взять себя в руки и отправить омегу восвояси! Помочь ему оставить прошлое позади. И это было бы правильно! Но… не получалось. И потому, что мужа, хоть и бывшего, но все еще близкого и по-прежнему любимого, было слишком жалко — Илс знал, что действительно нужен ему со своим запахом истинности и со своим безотказным членом. А еще потому, что тяжелой ношей на плечах лежало простое осознание: такому, как Илс, никто другой, кроме Адриана, не даст.

Мысль была мерзенькой и глубоко эгоистичной, но попадала в цель так точно и сильно, что пришпиливала намертво, будто хорошо отточенным метательным ножом, — не ворохнешься, не разодрав себя так, чтобы после не истечь кровью до смерти.

Нет, найти партнера на «просто потрахаться» было не так и сложно. Наверно. Тот самый клуб, в котором Илс теперь и работал, по сути, для того и был задуман, чтобы давать людям возможность спустить пар быстро, анонимно и без обязательств. Можно было бы скрыть лицо под маской и так выйти в общий зал, где за барной стойкой командовал еще один армейский друг — Курт Альзен.

Можно!

Но во-первых, в шрамах было не только лицо. А во-вторых, слишком страшной выглядела перспектива прикипеть к своему случайному любовнику, если таковой вдруг все же найдется. Прикипеть, а после вновь пережить то, что уже раз довелось — ужас и отвращение на лице омеги или беты, который стал дорог. А ведь Илс прикипит, потому что иначе не умеет! Потому что не сможет так, чтобы только тело и ни грана души. Потому что слишком давно один, а главное, слишком изголодался по теплу, чтобы в ответ на любое его проявление не «запечатлиться», будто новорожденный утенок…

Илс боялся этого так, что даже стыд перед самим собой за собственную трусость не стал достойным контрдоводом. В итоге чтобы хоть как-то отвлечься, он с головой погрузился в работу. Вечерами и ночами в клубе стряпал незамысловатую, но всегда вкусную и действительно обильную жратву, а днем, позволив себе лишь несколько часов сна (благо так никуда и не девшиеся кошмары работали получше любого будильника!), учился готовить профессионально. В этом отличной подмогой стал интернет. Илс излазил его весь, открыв для себя огромное количество разнообразных онлайн курсов, которые вели многие известные повара.

И, как это всегда и бывает, когда природный дар, который у него, наверно, действительно был, соединился с воловьей работоспособностью и упорством, результат превзошел все ожидания. В клуб с многозначным и при этом совершенно откровенным названием «Голод» народ теперь шел не только для того, чтобы опрокинуть пару рюмах, найти себе пару на потрахаться и побыстрее свалить с ней «в нумера», но и чтобы посидеть в ресторане. Илса даже сманивать в «приличные» заведения стали. Но он всякий раз отказывался категорически, хоть сам Мэлори и говорил, что поймет и не обидится — таланту нужен рост.

Илс над этим, конечно, посмеялся, но намотал сказанное на ус. И действительно начал свой рост, при этом никуда из клуба и не думая сваливать. Если другие повара выпускают книги и в интернете ведут кулинарные блоги, то чем Дентон Илс хуже? Ничем. Вот тебе и путь к вершинам. Но если с книгой рецептов, работать над которой было приятно и ностальгически тепло, все было понятно — сиди да пиши, то блог поначалу казался чем-то невозможным. Ну какие видосы, если снимающийся в них альфа не может ни лицо показать, ни даже голосом что-то объяснить, не превратив все в бесконечное мучительное заикание?

Нет, со временем речь стала яснее, и в спокойные моменты Илс уже был способен говорить так, что его не переспрашивали смущенно: «Простите, что?». А вот стоило начать волноваться — и все, сплошное беканье и меканье тяжелого заики, который может только дергать уродливой башкой и пытаться вытолкнуть из себя хоть что-то внятное. Постить одни лишь фотки с титрами? Фигня. Не надо это никому, если вокруг полно живых и профессионально сделанных видеоблогов.

Помог случай и один из омег, работавших с Илсом на кухне. Эти парни, в отличие от Адриана, давно привыкли к облику шефа и вели себя так, что тот иногда даже забывал о собственном уродстве. Но потом случайный взгляд в отполированный бок большой кастрюли из нержавейки или стенку промышленного холодильника спускал его на землю… Эх… Так вот, тот молоденький омега, который пока что из-за отсутствия опыта был поставлен на нарезку, сказал приятелю, думая, что шеф его не слышит, что, мол, у него потрясающие руки — глаз не оторвать, когда он готовит.

Так и возникла идея снять самое первое видео: когда в кадре только руки, а фоном — только музыка, под которую всегда так славно и в охотку готовилось, хоть Илс и мог слышать ее только одним ухом… Он долго выбирал этот самый первый, такой важный для всего задуманного рецепт и в итоге остановился на красивом и праздничном десерте с загадочно-звучным названием шоколадный фондан. Прелесть его была в том, что при всей своей необычности и внешней сложности — будто у крутых шеф-поваров, на самом деле с приготовлением этого шоколадного лакомства мог справиться любой. И ведь получилось! Этот самый шоколадный фондан стал для Илса чем-то вроде выигрышного лотерейного билета. А кроме того и общую идею блога подарил: просто о сложном. Или даже не так: просто о том, что только кажется сложным!


Вы привыкли есть покупные мясные деликатесы или, например, магазинное сало? Но зачем, если его так легко сделать дома? Причем без консервантов и «жидкого дыма», попутно еще и сэкономив чуть ли не половину цены? Всего-то и надо правильно выбрать нужный кусок для засолки, запекания или чтобы завялить. В привычных банках с маринованными огурцами столько уксуса, что сводит скулы? Но зачем мучить себя, если их можно заготовить самостоятельно, по своему вкусу, при этом опять-таки получив хрустящую закусочную вкусноту дешевле уже даже не вдвое, а в несколько раз, если закатывать овощи по осени, когда они не стоят вообще ничего?

Илс двинул по этому пути и не прогадал. Число подписчиков очень быстро преодолело ту планку, после которой блог стал не просто радовать, но и приносить реальные деньги. Так что Илс теперь смог начать откладывать на операции, которые военная страховка никак не покрывала.

Поставили на ноги? Свободен! Рожа кривая? Ну, чувак, тут тебе армия, а не салон красоты!

Это было понятно, хоть и жестоко обидно. Ведь если бы о внешности «героя» позаботились в самом начале, может, ему и брак удалось бы сохранить, а так… Короче говоря, Илс работал и копил. А после лег под нож уже не военно-полевого, а пластического хирурга.

Результатом первой операции стало новое ухо. Вторая позволила избавиться от пиратской повязки — теперь у Илса появился глаз. Пластиковый (который по техническим характеристикам неожиданно оказался лучше стеклянного) и неподвижный, но все-таки очень похожий на настоящий — с серой радужкой. Да еще и обрамленный чудом сохранившимися и лишь немного хирургически подправленными веками, на которых даже отросли ресницы, поперву подчистую выгоревшие. Глазом этим еще предстояло научиться пользоваться — правильно вынимать и вставлять, не забывать регулярно промывать «полость», в которой он поселился, а в промежутках еще и капать в него искусственной слезой, но зато это был шаг вперед. К мечте стать прежним и вернуть… Единый бог! Вернуть себе если не прошлую жизнь, то хотя бы мужа.

Но время шло, и надежд на это оставалось все меньше. И даже не потому, что третья операция, убравшая самые страшные повреждения на челюсти, так и не вернула гладкость речи. Хирург, оперировавший Илса, с сожалением сказал, что его заикание — последствие тяжелой контузии, против которой скальпель бессилен.

— А может, и что-то здесь не то засело, — врач постучал себя по виску. — Что-то с нервишками связанное. Вам бы с психологом поработать.

Но этого Илс точно не хотел — хватило, когда еще в военном госпитале пришлось собирать документы для списания на гражданку. Сколько анкет пришлось заполнить в кабинетах у этих самых мозгоправов, на какое количество зачастую откровенно идиотских, стыдных, выбешивающих вопросов ответить! Ну на ***! Илс хирургу тогда так и сказал со всей армейской прямотой: «К рогатому их. Лучше честный скальпель. Не собираюсь платить еще и за то, чтобы мне рассказывали, как жить». Но очередная, уже, кажется, шестая или даже седьмая операция по пересадке кожи на особо поврежденные места (Илс был упорен, хоть и умучился за это время страшно) показала: к прежнему облику все равно не вернуться. Да и Адриан, вновь явившийся, чтобы провести со своим истинным первый, самый мучительный день течки, это тоже подтвердил: в лицо Илсу он по-прежнему смотреть не мог да и не хотел, а, уходя, прошептал свое неизменное «ненавижу».

— Гнал бы ты его, — со вздохом в стопятьсотый раз сказал другу Мэлори, когда тот ранним утром явился в клуб и выглядел таким несчастным, а главное, пах так характерно течным омегой, что и объяснять ничего не пришлось. — Сколько можно? Живут же как-то те, кто своих истинных схоронил. Вот и вам бы договориться так, чтобы считать: вы друг для друга умерли. А о мертвых — или хорошо, или ничего.

— Хорошо или ничего, кроме правды. Так эта пословица звучит целиком, — проворчал стоявший за стойкой Курт и вздохнул.

Илс вообще не очень хорошо понимал, что этот парень делает в клубе, почему торчит за барной стойкой, а не делает успешную карьеру в каком-нибудь крутом офисе. Ведь у Курта за плечами было очень неплохое образование. Да и в армии он себя проявил бетой толковым, целеустремленным и способным на неожиданные и даже отчаянные решения.

Собственно, именно он их с Мэлори в той передряге, после которой они оба отправились сначала в госпиталь, а потом под списание, и спас. И их, и Холгера Роара — того парня-пилота, из-за которого все и заварилось. Отстреливался, пока подмога не подоспела, хотя сам тоже был ранен. Герой. Высшая воинская награда на груди. Помимо прочих. Точнее так: не на груди, а на кителе армейской офицерской формы, которую Курт не надевал. Как повесил в шкаф, написав рапорт с прошением об отставке, так и все. Обслуживает клиентов, желающих пропустить стаканчик-другой, и не жужжит. И только изредка демонстрирует что-то, что дает понять: за плечами у бармена из ночного клуба опыт, длиной не в одну спецоперацию, и вышка, полученная в не самом худшем вузе. А еще семья, которая спит и видит, как бы вернуть задурившего сына на путь истинный…

Илс вздохнул: Курт вот из-за этого бесился, а сам он от подобного внимания к себе, однозначно продиктованного любовью и желанием сделать как лучше, точно не отказался. Но — увы. Из родных у Илса остался только двоюродный брат, который жил на другом конце страны и с которым они не общались с детства. От осознания своего полнейшего одиночества каждый раз становилось еще поганей. А тут еще и Адриан…

— Я бы выгна-а-ал его. Но когда он воз-зникает на пороге вес-с-сь в течк-к-к-ке…

Мэлори тронул Илса за плечо:

— Может, к врачам обратиться? Ну, чтобы как-то снизить вашу тягу друг к другу. Говорят, делают операции. Что-то там то ли подрезают, то ли наоборот подшивают, и альфы и омеги перестают чувствовать запахи. А нет запаха — нет и тяги.

— Хватит с-с-с меня врачей! И операциями я с-с-сыт п-п-п-п-… — выговорить так и не получилось и пришлось просто чиркнуть себя по горлу. — Да и ка-а-ак повару без обоняния? ***ня, а не вариант!

— Ерунду спорол, — согласился Мэлори. А потом подумал и вдруг заговорил о другом: — Вот удивительно. Ты совершенно не заикаешься, когда материшься. Случая не было, чтобы ты с первого раза ругательство не смог произнести. Сильно дергаешься, когда волнуешься, меньше — когда спокоен. На матерщине — вообще никогда!

— Пс-с-сихология! — Илс поднял вверх палец, а после вновь отхлебнул из своего стакана.

— Психология… — пробормотал Курт, вдруг сделавшись задумчивым.

— Что?

— Просто я недавно как раз с психологом познакомился. Соседом моим оказался. Забавный парень. Мечтает научиться готовить, но все никак. Уже четверо альф от него сбежали, кажется, потому, что решили: он их отравить хочет.

— Омега? — уточнил Мэлори и повел носом, будто заранее пытаясь уловить личный аромат того, о ком и говорил Курт.

— Омега, — подтвердил тот, не поднимая глаз от кружек, которые все это время неторопливо протирал. — Такой… утонченный. Сероглазый брюнет. Твой блог, Илс, смотрит. И говорит, что в жизни не знает ничего эротичнее твоих рук.


— Это он еще м-морды м-моей не видал, — уже совсем пьяно хохотнул тот, допил содержимое стакана и этак с намеком стукнул им по стойке, требуя продолжения.

Курт глянул на Мэлори, видимо, получил немое разрешение и подлил. Илс, подметив это, скривился. Он пил с того самого момента, как явился в клуб, то есть с раннего утра, и теперь уже здорово захмелел, но от продолжения его никто и не думал отговаривать. Видимо, армейские друзья полагали, что лучше уж он нажрется под их контролем и в их присутствии, чем будет делать это в одиночестве, непонятно где и с непредсказуемым исходом.

— Морду-то твою? Почему ж не видал? — Курт отставил идеально чистую кружку и взялся за новую. — Видал. Я ему фотку показал.

— Нахуя? — поразился Илс и даже руками развел.

— Он познакомиться с тобой мечтал.

— Радика-а-альный с-с-способ отвадить…

— Не сработал, — Курт перегнулся через стойку и подмигнул Илсу: — Парень от намерения своего не отступил. Может, конечно, потому, что был к этому моменту пьян как фортепьян — лакирнул коньячок шампанским. А может, дело в том, что не так ты и страшен, дружище, если не смотреть… предвзято! — Курт хлопнул Илса по плечу и вернулся к своим кружкам, над которыми, похоже, медитировал, постигая дзен. — Ну и, ясен пень, определяющим моментом стало то, что под твоим чутким видео-руководством у него впервые в жизни что-то съедобное стало получаться.

— И-и-и…

— И вот я думаю: а может, это тот, кто тебе и нужен? Ты его по кулинарной части натаскаешь. Он тебе тем временем мозги от всякого дерьма прополощет и на просушку их развесит.

— И т-т-ты т-т-туда же! Ненавижу мозгоп-п-п-правов!

— Ты этому своему соседу что, уже пообещал Илса? — Все это время внимательно слушавший Мэлори набычился, тоже подаваясь вперед, к Курту.

— Нет, конечно! — Тот резко отстранился, будто бы даже отдернулся и глянул гневливо. — За кого ты меня принимаешь?

— За того еще умника, который может решить, что кому-то что-то пойдет на пользу и начать действовать исключительно по своему разумению. Наплевав на приказы.

— Зато я умею хранить данное слово… Да и потом, если бы я на них не плевал иногда, ты был бы покойником. И ты, и Илс, и Холгер, — по-прежнему не поднимая глаз от кружек, подчеркнуто спокойно откликнулся Курт.

Мэлори начал разводить пары, чтобы что-то там такое возразить, но не успел.

— Я и есть покойник, — мрачно отрубил Илс и, скрестив руки на стойке, пристроил поверх них голову.

Он еще не заснул до конца, когда почувствовал: друзья, не сговариваясь, подхватили его (более здоровый альфа за плечи — его бычье сопение слышалось прямо над головой, а более мелкий бета за ноги) и, покряхтывая и матерясь, оттаранили куда-то. Видимо, в один из номеров «хозяйского фонда». Тех, что всегда были свободны «для своих».

— Этот твой омега-психолог — он страшный или ничего? — по пути поинтересовался Мэлори.

— Я бы сказал, даже хорошенький. Но не в твоем вкусе, — странным тоном, который особенно хорошо получилось считать из-за того, что Курта Илс теперь только слышал, но не видел.

— Никогда не простишь? — помолчав, поинтересовался Мэлори.

— Да я уж забыл давно.

— Оно и видно.

Мозги работали совсем плохо — будто двигатель, масло в котором почти полностью загустело, замедляя и сковывая завязшие в нем поршни, — но вывод был слишком очевиден. Между Куртом и Мэлори что-то было? Что-то, закончившееся разрывом, за причины которого Мэлори еще и извиняться нужно было? Измена?.. Или?.. Гадать было глупо, но Илс пообещал себе не забыть услышанное и хорошенько обдумать все позже, когда удастся вернуть себе равновесие. Душевное и не только.

Однако последней мыслью перед тем, как навалился сон, стала такая: а может, все же правы Курт и тот пластический хирург, и действительно стоило попробовать поработать с психологом? Не армейским, задача которого была совсем в другом, а вот с таким — гражданским, о котором теперь втирает друг. С тем, который совсем не страшный (хоть и не во вкусе Мэлори), но при этом считает кулинарные потуги некоего Дентона Илса весьма сексуальными… Весьма… Сексуальными… Весьма…
Глава 3. Ирви
21 сентября 2022, 10:32
Публичная бета включена!



Альфа был огромным. Нет, его руки и плечи, которыми Ирви неизменно любовался, просматривая видео с кулинарными рецептами, намекали на это со всей очевидностью, но все же одно дело картинка в интернете, а другое — реальный реал. И рост, из-за которого Дентон Илс смотрел на Ирви, будто баскетболист на лилипута. По крайней мере, именно так себя Ирви и чувствовал. Несоответствие в размерах подавляло… И в то же время заставляло сердечко в груди биться чуть быстрее. Альфа! Настоящий! Мощный, большой и надежный…

Светло-русый ирокез дыбился, выдавая тот факт, что Дентон Илс на самом деле волнуется, хоть и хранит на физиономии каменную, опять-таки типично альфью самоуверенность. Еще более блондинистые волосы, подстриженные по-армейски коротко, ничего не прятали, честно открывая взгляду последствия явно тяжелого ранения. Дентона они не смущают? Или он просто решил, что ему после такого уже нечего терять?..

Если так, то он ошибся. Стоило Ирви оказаться рядом, попав в сферу действия даже не личного аромата, но ауры этого самца, как его омежья сущность проявила себя с неожиданной силой. Мальчик из хорошей семьи, благовоспитанный, интеллигентный Ирви Зейн всегда был… приличным. Вот именно так. В детском саду, когда его гладили по головке и говорили: «Какой послушный мальчик!»; в школе, когда его ставили в пример одноклассникам; в институте, когда в спину периодически стало прилетать презрительное «ботаник»…

Нет, там-то он, наконец-то выбравшись из родительского дома и из-под отцовского неусыпного контроля, попытался с этим бороться и даже приобрел кое-какой опыт в сексе. В том числе и несколько выходивший за рамки общепринятого — тогдашний партнер убедил Ирви, что это будет полезно для него с профессиональной точки зрения и вообще… Что ж, цели, которые он при этом преследовал, наверняка были совсем иными, но по итогу парень оказался прав. Это действительно дало Ирви определенную… ну, скажем так, широту взглядов и понимание, что судить других с позиции «не такой, как все, значит плохой» — глупость несусветная и вообще зло. Но тот охочий до разного рода игр бета (кстати, единственный бета в сексуальной практике Ирви), из его жизни вскоре пропал. А сам он чем-то подобным всерьез так и не увлекся — совсем не его это оказалось. В итоге омега Ирви Зейн, взрослея и набираясь опыта, все равно оставался тем самым хорошим мальчиком из приличной семьи, школьного вольнодумства которого хватало разве только на то, чтобы издалека смотреть на «плохих мальчиков», мечтая о чем-то этаком…

Детство осталось в прошлом, институтские попытки в вольнодумство тоже. А взрослая жизнь вся, целиком, шла среди хорошо образованных, умных, даже утонченных людей устоявшихся взглядов на то, как надо и как правильно. Неудивительно, что и все альфы, с которыми Ирви сводила судьба, неизменно оказывались такими же — милыми, воспитанными и добропорядочными. И секс с ними был таким же — цивилизованным. Даже в течку у самого Ирви. И даже во время гона у его альф…

А вот от Дентона Илса буквально перло чем-то принципиально иным: дремучим, звериным, настоящим. Он был другим, он не подходил, он выбивался настолько, что…

Ух! Ух, рогатый и все его прихвостни!

Ирви даже тайком ущипнул себя, пытаясь унять разыгравшееся воображение. Потому что секс с Дентоном Илсом — вот чтобы в традиционной позе и в деликатной темноте — даже представить невозможно было. Зато нечто разнузданное, откровенное, одуряющее вставало перед глазами само собой. И было это опасно и волнующе — до дрожи в коленях, увлажнившихся ладоней и томного потягивания в паху и в анусе.

Ирви смотрел на Дентона Илса и с ужасом понимал, что рядом с ним категорически не желает оставаться хорошим. Вообще! Рядом с этим альфой хотелось быть не добропорядочным интеллигентом, не профессионалом с высшим образованием и знанием нескольких языков, а просто омегой… Нет, даже не так: ОМЕГОЙ! Страстным, диким, текущим.

Разум говорил, что это глупо, неправильно, даже стыдно, в то время как тело просто хотело. Здесь и сейчас, искренне и открыто, пошло и даже грязно. Вжаться бедрами, обхватить руками, запуская пальцы в светлый светло-русый ирокез, сунуть нос в ямку в основании шеи, провести языком по коже на сгибе локтя, а после завладеть рукой Илса (правой или левой, а лучше обеими!) и уже не выпускать… Это было ужасно. И в то же время возбуждающе прекрасно.

Взять себя в руки помогла лишь очевидная мысль: осознание того, что альфа с его чувствительным носом наверняка чует все то, что творится сейчас с Ирви, и поймет, что явившийся к нему омега того гляди голову потеряет. А допустить подобное было никак нельзя. Эти малоприличные неконтролируемые хотелки могли все испортить!

И так-то путь к Дентону Ирви нащупывал так, будто шел по минному полю, когда один неверный шаг, один нетактичный вопрос — и все. Тот самый случай, когда психолог в общении с пациентом ощущает себя сапером, который ошибается лишь однажды. Эти сугубо военные ассоциации возникали в голове не случайно: война все еще жила в крови этого здоровяка, диктуя ему свои правила даже сейчас, когда сам он уже давно жил мирной жизнью и занимался мирным делом.

Подход (или скорее даже тайный подкоп!) к его проблемам, предложенный Куртом, с которым Ирви неожиданно быстро и легко сдружился с самой первой встречи, был идеальным: взаимовыгодный обмен. Не пациент приходит к психологу, чтобы начать лечиться (что, судя по всему, для Дентона Илса было неприемлемо), но два заинтересованных друг в друге человека встречаются в комфортной обстановке, чтобы немного помочь друг другу. Один попытается дать другому возможность разобраться в себе. Второй в ответ подтянет его по части кулинарии.

Было очевидно, что для подобного бартера профессиональный кабинет психолога — место откровенно неподходящее. Так что, когда Дентон пригласил Ирви к себе, тот и не подумал спорить: если пациенту так комфортней, то и хорошо.

И вот теперь он стоял посреди небольшой, но прекрасно оснащенной кухни в квартире чужого, искалеченного жизнью альфы и разве что слюну не подсасывал самым недостойным образом. И не по причине витавших здесь кулинарных запахов, а наслаждаясь самим поваром. Курт сухо и коротко рассказал Ирви, при каких обстоятельствах его бывший сослуживец Дентон Илс был ранен, и, конечно, о его проблемах с истинным. И именно эта лишенная особой эмоциональности сухость впечатлила настолько, что после о рассказанном только и думалось. Заработало всегда богатое воображение, подпитанное типично омежьей чувствительностью и жалостливостью: Ирви сам, своими фантазиями, насытил пересказанные ему скупые факты эмоциями, и они зажили внутри, обжигая иной раз до перехватывающего дыхания.

Остро захотелось увидеть омегу, который, будучи истинным Дентона Илса, оттолкнул его от себя, презрев природную данность. Причем в этом случае двигало Ирви не только стыдное, но понятное ревнивое любопытство, а реальная необходимость понять. Вполне ведь могло получиться, что с омегой все-таки придется пообщаться, если Дентон… Если Дентон по-прежнему не видит для себя будущего без Адриана. Да и потом трепетное отношение к истинности, воспитанное в Ирви с детства, оказывалось даже сильнее его странной влюбленности, заставляло его отодвигать собственные интересы на второй план. Приоритеты были очевидны: если есть реальная возможность восстановить эту пару, вернуть Адриана в объятия мужу, Ирви наступит на горло собственным чувствам и сделает все, что нужно. С профессиональным тактом и умением.


Однако первый же взгляд на страничку Адриана в соцсетях, с которой было решено начать знакомство с ним, показал — случай тяжелый. Ирви вообще остро недолюбливал радикалов всех мастей: всяких там антипрививочников, оголтелых зоозащитников, борцунов за права омег (тех, которые на самом деле только орали громче всех, но реально ничего не делали), агрессивных веганов и ортодоксальных верующих, желавших нести свет своей религии в массы огнем и мечом. Так вот бывший муж Дентона Илса оказался из этих — из воинствующих борцов против природы. Тех, кто считал истинность злом, отвратительным ограничением свободы воли и унижающим всех проявлением животного начала. Ирви понятия не имел, с чего вдруг его закинуло в ряды подобных ортодоксов, была ли причиной этого какая-то детская травма, компания, в которой омега оказался уже в более взрослом возрасте, чье-то сильное влияние, под которое Адриан каким-то образом подпал, или что-то еще, но чуть более внимательное изучение его контактов и материалов, которые он постил у себя на страничке, со всей очевидностью указало: заходить к проблемам Дентона Илса с этой стороны не стоит и пробовать. Результат будет в лучшем случае нулевым.

Не желая после обвинять самого себя в предвзятости, в том, что на конечное решение повлияли собственные темные страстишки, Ирви даже напросился в гости к своему бывшему преподавателю, которому и обрисовал, понятно, не называя имен, имевшуюся проблему. И тот, выслушав, лишь подтвердил: правильнее будет добиваться доверия от самого альфы, работать с ним, чем с его истинным. И эта перспектива манила и пугала одновременно.

Перед первой встречей Ирви провел сеанс психотерапии внутри себя самого, рассказывая своему отражению в зеркале, что впереди не свидание с интересным альфой, а работа со сложным пациентом, который еще и разбираться со своими проблемами с помощью психолога не имеет никакого желания. Рассказывал, стараясь быть максимально убедительным, но постоянно сбивался на оценку собственной внешности: глаза вроде и зеленые, но как-то не до конца, скорее невнятно болотные, волосы… обычные, ладно хоть, что не три волосины, нос хороший — ровный и не длиной в километр, зато щеки бледные и губы тоже… Невыразительно, короче говоря. Зато фигура отличная из-за регулярных занятий теннисом! Вот!

«И вообще, Ирви Зейн, цель посещения у тебя иная! Иная, я сказал!»

И вот теперь он — профессиональный психолог с неплохим опытом работы — с этой своей «иной целью» стоял дурак дураком и буквально плыл, вбирая в себя альфий аромат своего вроде как пациента…

— С-с-с чего на-а-ачнем? — спросил Дентон и переступил с ноги на ногу, поудобнее устраиваясь задницей на краешке столешницы.

Первый шаг на минное поле предстоящей беседы был реально сложным. С места в карьер попросить научить что-то готовить? А вдруг решит, что все только ради этого, что хитрован-омега так выгодное для себя дельце решил провернуть — задарма пройти курс обучения у крутого повара? Начать с прямо противоположного и сунуться к явно не расположенному к подобному альфе с кучей профессиональных вопросов? Так ведь замкнется, если и вовсе за дверь сразу не выставит. Курт Ирви ведь первым делом предупредил, что такая вероятность велика.

— Поза-а-автракаем?

Услышав этот неожиданный вопрос, Ирви даже глазами захлопал, чем, кажется, альфу искренне позабавил. Позавтракаем… Часы, висевшие на стене над столом, показывали, что все как в хорошей детской сказке: «завтрак уже давно закончился, а обед еще и не думал начинаться». Дентон, наблюдавший за Ирви, вновь переступил с ноги на ногу и почесал левое ухо.

Оно… Оно выглядело странно. Не сразу, но дошло: ухо было слишком целым. Кожу рядом — на щеке и на шее — покрывали грубые, будто бы затекшие, оплавленные шрамы, из-за чего чистенькая ушная раковина выглядела как что-то не свое, что-то инородное, будто от другого человека пересаженное… Единый бог! А если действительно так? Или все же проблему решили традиционным способом: путем пластической операции с использованием имплантов?

В любом случае пялиться на это самое «не такое» ухо было категорически неправильно, и Ирви, сделав над собой усилие, вновь покосился на часы.

— Я ра-а-аботаю допоз-з-здна, — пояснил Дентон. — Для меня время с-с-са-а-амое то. Вы можете не есть…

— Я? — поразился Ирви. — Ваше?! Да вы издеваетесь. Я даже если бы рисковал после этого лопнуть с брызгами, все равно бы не отказался. Но я не рискую. Если честно, я так волновался перед походом к вам, что не смог затолкать в себя даже жалкий бутербродик.

— Это па-а-ациенту волноватьс-с-ся положено, а не доктору.

Дентон заикался сильно и из-за этого сам на себя злился. За подобными проявлениями точно стоило понаблюдать, потому что все тот же Курт совершенно точно подметил, а после пересказал Ирви: раз Илс заикается, значит, на нервах, чувствует себя не в своей тарелке, а вот если почти что нет — спокоен.

— Ну, во-первых, психолог — это не совсем доктор, — Ирви улыбнулся. — Это скорее профессиональный слушатель, способный еще и правильные вопросы вовремя задать. А во-вторых, если бы я хотел строить с вами отношения в рамках парадигмы доктор-пациент, я бы здесь сейчас не стоял. Я пригласил бы вас к себе в кабинет, уложил на кушетку, напялил на нос очки для внушительности и после, взяв в руки остро отточенный карандаш и серьезного вида блокнот, спросил бы: «Хотите об этом поговорить?»

Последнюю фразу Ирви произнес так, что Дентон не выдержал и рассмеялся, после вдруг смутился, отвел глаза и вновь тронул себя за то самое «неподходящее» ухо. Тронул, увидел, что Ирви смотрит, и тут же отдернул пальцы, сомкнув их во внушительный, но откровенно нервный кулак.

— Вы-ыглядит ужас-с-сно?

— Выглядит так, будто оно не ваше, — честно ответил Ирви.

— Мое, — Дентон вздохнул. — Поч-ч-чти целиком. Кус-сок кожи с другого места вз-зя-а-али, а после ею имплант, — тут Дентон начал помогать себе руками, показав, что имплант кожей будто бы обернули. — Но это лишь эс-стетика. С этой с-с-стороны я глухой. Блин, думал, оно вообще отва-а-алится. Пальцами трогал — па-а-альцы прикос-с-сновение чувствуют, а ухо нет. И в-в-вдруг сегодня утром оно… за-а-ачесалось. И теперь с-с-свербит. Простите, ес-с-сли… неприятно.

— Почему неприятно? Это же хорошо, что в нем чувствительность появилась? Хорошо ведь?

— Да. Но теперь его оторвать хочетс-с-ся. Н-н-е радует уже. С-с-странная штука жизнь…

— А какой вы ее себе представляете? — Ирви сделал еще один осторожный шажок к центру минного поля под названием Дентон Илс. — Не в общем смысле, а именно вашу. Какая она — ваша жизнь?

— Н-н-арисовать ее? Не умею, — Дентон хмыкнул иронично. — Наверно, поэтому в медка-а-арте моей жуть. Доктор г-г-глянет на мою ма-а-азню — и вс-с-сё, диагноз!

Ирви засмеялся:

— Знаете анекдот про психиатра и психа с манией преследования?

Дентон отрицательно мотнул головой.


— Приходит альфа к психиатру, — с улыбкой начал Ирви. — Говорит: «Доктор, помогите, мне кажется, что меня окружают одни геи! Психиатр ему: «Хорошо, я буду показывать вам картинки — а вы описывать, что на них изображено!» Показывает картину «Трое альф на охоте»: «Что вы видите?». Тот: «Троих геев». Психиатр: «Почему?» «Ну как? Трое альф отправились на охоту. Выпивку взяли, еду взяли, а омег нет. Явно друг с другом трахнуться хотят!» Психиатр показывает картину «Летят гуси косяком»: «Что вы видите? — «Геи!» — «Почему? — «Летят и друг другу в жопу глядят — явно трахнуться хотят!» «Ну хорошо, — говорит доктор, — на меня посмотрите. На кого я похож?» — «О! Вы-то, доктор, точно гей!» — «Почему?!» — «А откуда у вас такие картинки?»

Дентон выслушал и рассмеялся, кивнув:

— Вот. От ка-а-артинок этих толку… — Тут в сторону Ирви уставилась крепкая фига.

— Ну, я бы так не сказал, — возразил он, а потом успокоил: — Но мы с вами рисовать точно не будем. Есть вариант получше: давайте вы свою жизнь попробуете… приготовить. Вот если бы она была блюдом, то каким? Давайте! Заодно и поедим.

Дентон глянул с веселым изумлением, качнул головой, но все же спорить не стал — проворчал что-то вроде «боюсь, будет невкусно», а после открыл холодильник и уставился в его набитое под завязку нутро.

— Да… Жизнь…

Пауза затянулась настолько, что возмущенный холодильник принялся занудливо пищать. И только тогда Дентон протянул руку и снял с полки закрытый крышкой судок с чем-то темным внутри. Что это такое, Ирви понял только после того, как его содержимое оказалось на разделочной доске. Мясо! Кусок сырой говядины, судя по всему, мариновавшейся в специях и соли.

— Вот. Это я, — сказал Дентон, а после достал из шкафчика предмет, вроде бы на поварской инструмент никак не похожий — металлический газовый баллончик с горелкой. — А это м-моя жизнь.

Ирви с некоторым внутренним замиранием ждал, что будет дальше. Дентон привычным даже не поварским, а каким-то хищным, заставлявшим вспомнить о его военном прошлом движением выхватил из подставки нож, а после нарезал мясо на прямоугольные полоски, разложил их на противне и зажег горелку. Пламя, вырвавшееся из сопла, загудело так, что захотелось отодвинуться.

— Жизнь! — повторил Дентон и поднес сине-огненную струю к мясу.

Прямо на глазах оно стало сначала поджариваться, а после и обугливаться, распространяя вокруг сначала более чем соблазнительный, а после пугающий аромат. Однако, когда состояние кусков, по мнению Ирви, стало близко к непоправимому, Дентон их перевернул.

— Ес-с-сли бы это был я и-и-и… — Тут альфа начал заикаться так сильно, что Ирви с величайшим трудом подавил в себе жалостливое желание подсказать слово.

Знал ведь, что нельзя — заики, как правило, сложно воспринимали подобное указание на собственную слабость, но все равно еле сдержался, дождавшись, пока альфа справится сам.

— …и моя жизнь, — Дентон победив приступ, вновь повернул специальными щипцами шипевшие кусочки, — мясо с-с-следовало бы сжечь. Но я не могу портить ка-а-ачес-с-ственную еду.

— Почему? — вскинув бровь, тут же поинтересовался Ирви. — Потому что дети в малоразвитых странах недоедают?

— Нет, — Дентон хмыкнул. — Я ц-ц-циничен. Но это ч-чей-то труд. Будет н-неправильно.

— А портить не мясо, а саму вашу жизнь, которую оно сейчас изображает? Почему одно — «не могу», а второе — хоть сейчас? Ваша жизнь ведь тоже чей-то труд. В первую очередь ваш — вам есть чем гордиться. Но, помимо этого, еще и ваших родителей, ваших учителей, ваших сослуживцев, врачей наконец, которые, вон, вам даже новое красивое ухо сшили… Из чего, кстати?

— П-п-по традиции — из жопы, — Дентон засмеялся, а после начал перекладывать мясо с противня на тарелки. — Х-х-арактеризует вс-с-сё. Ешьте!

Начинать было страшно, но и отказаться — никак. Ирви прекрасно знал, что есть ценители подобной степени прожарки, но себя к ним не причислял. Да и папа всегда говорил, что есть такое опасно — можно заразиться чем-нибудь нехорошим. Однако Дентон, устроившийся за столом напротив, смотрел, и Ирви занес столовые приборы, решаясь. Вилка воткнулась легко — мясо было очень мягким, зато, когда в ход пошел нож, из разреза по тарелке сразу растеклась кровавая лужица. Сглотнув, Ирви понес кусочек в рот и…

Это было изумительно! Нежно, вкусно, даже как-то волнующе — будто внутри предок-волк удовлетворенно потянулся, вытягивая когтистые передние лапы и задирая лобастую голову. Ирви даже глаза прикрыл от наслаждения:

— Ммм! Единый бог! Да я в жизни ничего вкуснее…

— У вас прос-с-сто не было х-х-хорошего повара!

Ирви приоткрыл один глаз, улыбнулся и отзеркалил:

— Это у вас не было хорошего психолога.

Дентон рассмеялся и вновь полез чесать свое новое ухо, а после немного нервным движением пригладил ирокез на шее, который по-прежнему так и норовил встопорщиться. А Ирви съел еще кусочек, насладившись новым взрывом вкуса на языке, опять одобрительно помычал, восторженно кивая головой, и продолжил:

— Ну, вот смотрите. Вот это мясо. Оно ведь, если уж положа руку на сердце говорить, выглядит не очень. Горелым оно местами выглядит, а местами сырым. И что? Оно же вкуснейшее! Так и жизнь: внешне иногда дерьмовая, иногда вроде ничего, но в целом-то, если распробовать, штука весьма неплохая. По большому счету, вкуснее у нас ничего и нет. А вы ко всему умеете делать из нее истинный деликатес, — тут Ирви подцепил из тарелки оставшийся в ней кусочек и целиком запихал его себе в рот.

Дентон молчал и жевал — только желваки на впалых щеках туда-сюда двигались. Пользуясь тем, что альфа уставил глаза себе в тарелку, Ирви стянул с противня еще один кусочек мяса и снова принялся за еду, которую так и язык-то назвать не поворачивался — восторг, пиршество вкуса, праздник непослушания! Он как раз доедал второй кусок, когда Дентон сложил свои приборы на тарелку и наконец-то поднял глаза:

— Будем с-с-считать, услугу хорошего пс-с-сихолога, — тут альфа привстал и сымитировал что-то вроде полупоклона, — я получил. Что на-а-асчет ответной? Ка-а-ак там у вас с-с-с уровнем… кулинарного ма-астерства?

— Мастерства! — Ирви даже засмеялся. — Ну, я сумел не испортить ваш шоколадный фондан. Собственно, это было первое и чуть ли не единственное, что я сумел не испортить.

— Показывайте!

Ирви смущенно осмотрел идеально чистую и, главное, чужую кухню, а после честно предупредил: возможны жертвы и разрушения. Дентон махнул рукой так небрежно, что стало ясно: не верит. Ирви на такое даже обиделся. Потому что если уровень кулинарного мастерства у него действительно был весьма так себе, то уж уровень рукожопства достигал воистину призовых высот! Так что неверие Дентона прозвучало как своего рода вызов, и Ирви, обвязавшись предложенным ему передником, решительно кинулся в бой.


На «ты» с Дентоном они перешли после того, как вспыхнула прихватка, которой Ирви снимал с водяной бани шоколад. А на «ах ты ж ёб… перный театр» — с момента, когда он, задвигая решетку с установленными на ней формочками в духовку, прислонился запястьем к раскаленному тэну. Ирви вскрикнул и дернулся, формочки поехали по наклонившейся решетке и, естественно, свалились на пол. Не все. Две спаслись, всего лишь немного перемазав Ирви фартук на груди. А вот содержимое остальных растеклось по светлой плитке.

Дентон, вскочивший на ноги в момент катастрофы, теперь молчал. И в молчании этом было столько всего, что тут же захотелось сбежать. Но Ирви героически загрузил в духовку спасенные порции, а после бочком передвинулся к столу и попросил тряпку:

— Я все отмою. Вот увидишь. Мне… не привыкать.

— Я думал, т-ты врешь. Думал, таких н-н-не бывает.

— Бывает, — вздохнул Ирви и развел руками.

Дентон тут же ухватил его за запястье, на котором наливался победным алым свежий ожог. Смотреть на него не хотелось, и Ирви отвел глаза, трусливо поинтересовавшись:

— До пузырей?

— До хрус-стящей корочки. С-сейчас.

Дентон отпустил руку (ощущение в тех местах, где кожи касались пальцы альфы было таким, словно и там появились ожоги), шагнул к холодильнику и, порывшись в нем, подал Ирви тюбик:

— От ожогов. И с-садись. Пол с-сам помою.

Так и получилось, что Ирви сидел на табуретке и размазывал прозрачный и приятно холодненький гель по пострадавшему запястью, а Дентон ползал на коленях у его ног. Увы, не с целью предложить руку и сердце, а с тряпкой в руках. Но даже это было волнующе с учетом того, что сползшие джинсы открыли взору омеги завлекательный вид на нежное, покрытое светлым пушком местечко, с которого брала свое начало расселина между поджарыми альфьими ягодицами.

И как Ирви прямо туда, в этот греховно соблазнительный провал, слюной не накапал?..

В себя его привел звонко тренькнувший таймер на духовке — две спасшиеся от падения порции шоколадного фондана испеклись. А у Дентона в морозилке даже ванильный пломбир обнаружился.

— Мой любимый дес-с-серт, — с усмешкой пояснил он, ловко выкладывая пирожные на тарелки, а после помещая рядом с каждым по шарику мороженого. — Часто его готовлю. И с-с-самый п-первый, по которому я видео с-сделал.

— Правда? — удивился Ирви, пододвигая к себе свою порцию.

Дентон кивнул и тоже присел за стол, отломил от фондана краешек, полюбовался тем, как изнутри вытекает жидкая начинка, подцепил в ложку ее, и немного мороженого, съел и улыбнулся довольно.

— Ну, твой рецепт-то. Чего ж ему невкусным быть? — сказал Ирви, пряча облегчение — опять получилось!

— Но твои руки.

— Рукожопы.

— Жопа — она да, мерило вс-сего.

— Ну тут как? Жопы они ведь тоже разными бывают. Иные — так себе, а от иных и глаз не отвести.

Ирви, понятно, намекал на задницу самого Дентона. Но, кажется, этим своим намеком угодил куда-то не туда. Альфа помрачнел, опустил глаза в тарелку, а потом вдруг сообщил, что ему скоро на работу собираться.

— Можно мне, когда я со своей закруглюсь, к тебе в клуб зайти? Всегда мечтал изнутри посмотреть, как работает профессиональная кухня.

Ирви задал этот вопрос и буквально дыхание затаил, внутренне поминая силу Единого. Потому что показалось: если сейчас просто уйти, никак не сгладив возникшее непонятно с чего напряжение, от дальнейших встреч Дентон вполне может отказаться. А вот если его удастся подцепить обещанием… Удастся? Нет?

— Ну…

— Я тихо-тихо в уголочке посижу. И даже ни к кому с предложением «поговорить об этом» приставать не буду.

Дентон дернул уголком рта — так, будто уже почти собрался улыбнуться, но в последний момент сам себя удержал от этого, — но согласие все же дал:

— Х-хорошо. Но т-т-точно с-сам. Времени у меня не б-б-будет. Там ад.

— Спасибо тебе! — сказал Ирви и мысленно возвел глаза к небесам.

Единый бог! Как же трудно! А дальше, вполне возможно, будет еще труднее. Зато как интересно! Причем — и это следовало признать со всей прямотой — интерес этот у психолога Ирви Зейна был не только и даже не столько профессиональным, сколько глубоко шкурным. Какая же от этого альфы исходила мощнейшая, яркая, чувственная энергетика! Она ударила Ирви по всем рецепторам с самого начала — с первого пойманного запаха, с первого прикосновения, взгляда, услышанного голоса, самым ярким образом доказав, что никакое кино реальную жизнь, когда она так впечатляюща, не заменит никогда. Но ведь и это было не все. Потому что теперь к этому неожиданному откровенно животному воздействию, которое оказал альфа Дентон Илс на омежью суть Ирви, прибавилось и другое: с Дентоном оказалось просто приятно. Говорить, смеяться, вместе есть…

— Что бы ты хотел получить по итогу, в результате общения со мной? — спросил Ирви, уже в прихожей, перед тем, как проститься.

— Как с пс-сихологом? — уточнил Дентон.

— Ну… да.

— Мечт-та-аем?

— Лучше не стоит. Будет правильнее, если ты будешь ставить перед собой достижимые цели.

— Тогда с-с-с-суметь за-а-а-абыть. Н-н-наа-а-аучиться жить без н-н-н-него.

Ирви вздохнул — уточнять, о ком Дентон сейчас говорил, не приходилось. Все было предельно ясно. Истинность, разорванная в одностороннем порядке даже не смертью, с которой не поспоришь, а единоличным решением одного из тех, кто пару и составлял! Истинность… Счастье и величайшее проклятие одновременно. Может, действительно правы идейные борцы с ней, вроде Адриана, выступавшие за то, чтобы начать чуть ли не принудительно учить всех омег и альф бороться с низменными инстинктами и диктатом природы?..

С другой стороны, было бы куда сложнее, если бы Дентон сейчас озвучил желание не забыть, а вернуть себе истинного, восстановить с ним отношения. Это означало бы, что он его уход так и не принял, с произошедшим не смирился, все еще отрицает такую возможность. А так получалось, что Дентон сам или при помощи друзей успешно преодолел все известные любому психологу стадии, которые неизбежно проходят люди, например, потерявшие близких: отрицание, гнев, торговля, депрессия и наконец смирение. Дентон сумел смириться с тем, что истинного не вернуть! Теперь всего-то и осталось помочь ему начать новую жизнь.

И — чем рогатый не шутит? — показать путь к новой любви…

Быть может, не такой яркой и мощной, как та, что связывает истинных, зато, возможно, более глубокой и идущей в первую очередь от тяги душевной, а не телесной. Хотя… Тут Ирви улыбнулся смущенно… Врать самому себе — одно из самых дурацких занятий. Да, Дентон Илс понравился ему как собеседник, понравился своими душевными качествами, но это бледное «понравился» было совершеннейшим ничем на фоне той обжигающе горячей тяги, которую Ирви испытал, просто увидев, просто оказавшись рядом, просто впитав в себя чужой, но такой притягательный аромат…

Раньше ничего подобного не испытывавший, но привыкший все анализировать и раскладывать по полочкам, он попытался точно так же поступить и с личным ароматом альфы Дентона Илса. И не преуспел. Не вышло даже просто понять, чем именно тот пахнет. Другие омеги, лежа на кушетке в кабинете психологической помощи, рассказывали Ирви, что их любимые пахнут хвоей, смолой, молоком, шоколадом, а тут ничего такого не получалось. Дентон Илс пах силой и надежностью, сладкой горечью и брутальной нежностью. Но даже не это казалось главным. Важнее было другое: для Ирви этот запах был таким, что он — разумный, взрослый и обычно сдержанный (если, конечно, речь не шла о сгоревших печеньях) омега — был, кажется, готов на любые безумства, лишь бы иметь возможность вдыхать этот чудесный коктейль. И желательно с очень, просто-таки максимально близкого расстояния.
Глава 4. Илс
22 сентября 2022, 11:25
Публичная бета включена!



Омега-мозгоправ, буквально навязанный Мэлори и Куртом, поначалу жестоко смутил. И даже не потому, что выглядел типичным «хорошим мальчиком», за попытки просто даже приблизиться к которым вечно проблемному хулигану и забияке Дентону Илсу прилетало еще в школе. Родители этих самых «хороших мальчиков» боялись юного альфу из небогатой рабочей семьи, как огня, справедливо полагая, что он их чистеньких деточек плохому научит, а потому гнали его от них прочь всеми способами. Начиная с жалоб от папочек юных омег учителю или даже директору в младших классах и заканчивая «разговорами по-альфьи», на которые Илса в старшей школе вызывали уже отцы его одноклассников.

А тут такой типичный ботаник — чистенький, воспитанный, одетый строго и даже консервативно, без какого бы то ни было намека на привычную для омег, до ранения регулярно залипавших на Илса, сексуальность — сам пришел к нему домой. Да еще и пах так, будто готов потечь, просто оттого, что оказался рядом. Даже захотелось сходить и проверить, не произошло ли с внешностью каких-то магических перемен — вдруг да похорошел внезапно чудесным образом? Но это было наивно и глупо: ни шрамы, ни неподвижный искусственный глаз, ни долбаное пришитое ухо, вдруг начавшее жестоко чесаться именно сегодня, никуда ведь не делись. И все же омега смотрел совсем не брезгливо, а с очевидным интересом, симпатией и даже милой стыдливой жадностью — будто сам стеснялся собственных слишком уж ярких желаний в отношении незнакомого альфы. Причем сомневаться в его искренности не получалось — никто ведь пока еще не придумал способ имитировать те перемены в запахе, которые в госте удалось уловить со всей очевидностью.

В чем была причина подобной реакции этого омеги, будто бы явившегося из какого-то другого мира, в который ранее Дентона Илса никто никогда не допускал? Вряд ли ведь в том, что Ирвин Зейн в школе вечно заглядывался на плохишей, чьих родителей после еще и за это, дополнительно к прочим прегрешениям, вызывали к директору для серьезных разговоров и нравоучений. Мысль была забавной, уводившей взрослые проблемы в давно ставшее прошлым безбедное детство, и Илс позволил ей укорениться, полагая, что всегда сможет этот росток выкорчевать. Да и потом — почему нет? Почему не трахнуть этого милаху психолога, если его разбирает раздвинуть ноги перед бывшим воякой, прошедшим такое, что другим и не снилось? Не будет же сам Илс отыгрывать мозгоправа, пытаясь найти объяснение и понять, с чего вдруг явившийся к нему омежка течет от вида обезображенного альфы? Дают — бери и нечего выебываться…

Но потом Ирвин начал задавать свои неожиданные вопросы, заставляя Илса искать ответы на них там, где и не думалось, смотреть на собственные проблемы под неожиданным углом. Это породило в душе раздражение, которое вполне могло закончиться горделиво-обиженным предложением проследовать на выход. Но тут этот мелкий мозгоклюй положил в рот первый кусок приготовленного Илсом мяса, еще с вечера замаринованного новым экспериментальным способом… И то, как он его ел, как мычал восторженно и искренне… Рогатый демон! За это ему можно было простить все! Даже то, что он психолог!

Неужели зависимость от чужого мнения настолько велика?..

Положение это тут же захотелось исправить — хватало и той, другой зависимости, что до сих пор стальными канатами притягивала к Адриану. И способа лучше, чем вывести Ирвина на чистую воду, не придумалось. Ну не может же омега быть таким неумехой, как он описывал? Или?..

Единый бог! Может! Это стало ясно очень быстро. Причем так, что опять-таки заподозрить во вранье не получалось никак — ожог, устроенный Ирвином себе в совершенно банальной ситуации, был действительно болезненным. Да и не актер же он из категории великих, чтобы сыграть все то, что произошло на кухне квартиры Илса, с такой степенью достоверности! Выходило, что Ирвин и тут не врал, а значит… Значит, может, и в своей симпатии к некоему изуродованному альфе так же искренен?

Вот почему этот, в общем-то, чужой омега может принять уродство Илса и даже способен почти совсем не отводить взгляд от его лица, а любимый муж, истинный, омега всей жизни — нет?! Что тому причиной?

В груди родилось острейшее желание увидеть Адриана, поймать хотя бы намек, ускользающий хвостик его личного аромата, впитать его, вобрать, содрогаясь от тоски и наслаждения, более всего похожего теперь на боль… Во время службы Илс не раз имел возможность наблюдать разных обдолбышей — омег, альф и даже бет, сторчавшихся до животного состояния. Когда наркота становилась важнее всего, а зависимость от нее толкала на ужасное. Так вот его нынешнее состояние самым страшным образом напоминало такую вот откровенно наркотическую зависимость! Ломку, наступившую по причине нехватки в теле ставшего необходимым вещества.

Собственно, доводилось читать, что есть у высоколобых из Центра исследований феномена истинности и такая версия: истинные пары, встречаясь, впадают в столь полную зависимость друг от друга в первую очередь потому, что личный аромат партнера оказывается для каждого из них чем-то вроде мгновенно действующего наркотика. Омега и альфа вдыхают его и в ту же секунду подсаживаются, впадают в жесткую зависимость, раз за разом желая получить новую порцию феромонов.

Так это было или нет, пока научно доказать не удалось, но на правду походило очень сильно. Да и Адриан, вновь и вновь заявлявший мужу, что более его никогда не побеспокоит, но неизменно являвшийся к нему в течку, вел себя в точности, как торчок, намертво подсевший на забористую дурь.

И все же те, кто сумел соскочить с наркоты, были! Илс лично знал парочку таких! А значит, и он сможет! Сможет! И даже первые шаги к этому сделаны: когда Адриан сказал, что собирается продать некогда их общую квартиру, Илс подписал документы, даже не читая. Спросил лишь, почему омега принял такое решение, и кивнул, выслушав ответ. Собственно, причины оказались очевидными: Адриан там жить тоже не смог. Слишком много воспоминаний, слишком все вокруг пропахло теперь уже бывшим счастьем и ароматами истинности.

Ох уж эти ароматы, рогатый их в хвост и в гриву! Ну почему, почему они так важны?! И для их биологического вида в целом, и для некоего альфы по имени Дентон Илс в частности. Насколько было бы проще, если бы работа, увлеченность которой в свое время вытянула из последствий ранения и помогла пережить уход истинного, не зависела бы столь критично от наличия тонкого нюха!

Если бы было возможно отказаться от него, Илс бы давно сделал себе операцию, про которую говорил Мэлори. Но — увы. Повар, неспособный чувствовать запах того, что готовит — это нонсенс. Так что тут Илс опять попадал в долбаный замкнутый круг, когда желание избавиться от притяжения истинности вело к необходимости отказа от обоняния, а оно в свою очередь тянуло за собой невозможность заниматься любимым делом, ставшим единственной отдушиной, что тут же сталкивало обратно на самое дно, где стояло кресло и висело на стене над ним старое дедово ружье… Допустить такое? Ну уж нет. Прав был чистенький, слишком уж добропорядочный, но точно неглупый омега-психолог Ирвин Зейн: очень многие, включая самого Илса, приложили массу сил, чтобы сначала подарить ему жизнь, а после сделать ее не чем-то бесполезным и ненужным, а достойным и… вкусным! Да, вкусным! Тут проклятущий мозгокопатель тоже был прав!


«Я трахну его хотя бы для того, чтобы вспомнить этот вкус — вкус победы, вкус чужого искреннего желания, какими бы ни были причины, породившие его. Трахну. А там… посмотрим!»

Работа на кухне клуба Мэлори, как и всегда ближе к вечеру, кипела. Здоровенные котлы (действительно похожие на адские) клокотали и пыхали горячим паром. В жаровнях гудел огонь, дробно стучали о разделочные доски ножи, хлопали дверцы холодильников, звенели кастрюли и сковороды, а поверх всего этого перекрикивались повара и официанты и гремела музыка, под которую Илсу хорошо готовилось и к которой он приучил всю свою поварскую команду. В общем, ад. Как есть ад. В дальнем уголке которого Илс далеко не сразу увидел давешнего омегу-психолога.

Момент, когда именно Ирвин появился здесь, прошел незамеченным, да и была ли разница? Важно, что все-таки он тут и теперь сидит, как и обещал, тихонько, и во все глаза смотрит на творившееся рядом. На него поглядывали, но никто вслух присутствие чужака, пропустить которого на кухню просил сам шеф, не комментировал.

Ну и славно. Еще бы после вопросы никто не принялся задавать…

Когда Илс глянул в сторону Ирвина в следующий раз, тот пил из высокого стакана, который поднес ему кто-то более догадливый. «Зараза, ведь с непривычки в этом аду и правда тяжело! — досадливо подумал Илс и мысленно отхлестал себя по щекам. — А Ирвин наверняка еще и голодный — сказал же, что пойдет сюда сразу после работы…» Омегу захотелось удивить, и Илс не стал себе в этом отказывать. Так что полчаса спустя Ирвин уже сидел за маленьким столиком в личном закутке шефа и ел принесенное ему блюдо — карамелизированную утиную грудку, после обжарки нарезанную тонкими ломтиками и политую апельсиновым соусом.

— Ты бог! — сказал Ирвин и даже головой покачал так, будто сам себе не верил. — Это что-то невероятное. Гастрономический оргазм и нирвана.

— Ешь! — сказал Илс, с трудом удерживая слишком уж широкую улыбку. — П-после будет еще дес-с-серт.

И он таки был. И снова Илс стоял и смотрел, забывая о делах, а Ирвин ел так, что этим хотелось любоваться, попутно укрепляя собственное поварское эго до гранитной монументальности. Эго и кое-что еще… Гм… Гм… Хорошо, что поварской фартук такой плотный, такой длинный и так хорошо все скрывает, а запах накатившего острейшего возбуждения отлично скрывается под волной ароматов работающей кухни большого ресторана.

А вот Адриан к Илсу на службу никогда не приходил. Даже когда в части устраивали смешной и немного пафосный «день открытых дверей». Да и мужнину стряпню, которой Илс его периодически радовал дома, особо не хвалил… Неожиданно подумалось, что на самом деле они действительно были слишком разными! Хоть и происходили из одного социального слоя. В отличие от Ирвина Зейна — мальчика из семьи с неплохим достатком, прекрасно образованного и наверняка с утонченными вкусами и интересами, который, тем не менее, сейчас сидел на кухне ночного клуба с туманной репутацией и ел принесенную ему еду так, будто это и правда были нектар и амброзия.

— У меня за-автра вых-х-ходной, — смущаясь, сообщил ему Илс, когда совсем уж поздним вечером провожал к такси. — Ты как?

— Работаю. Там такой у меня… проблемный пациент… — Ирвин вздохнул, прикусив губу, а потом встряхнулся, глянул с улыбкой. — А вечером был план сходить на выставку. В Центральный музей искусств абстракционистов привезли. Всего на неделю, так что… Пойдешь со мной?

— То есть к-ковыряться у меня в мозгах ты н-не планируешь?

— Нет, надо будет отдохнуть от мозгокопания. И учиться готовить я пока что тоже не готов. Болят старые раны.

Ирвин сунул под нос Илсу свое заклеенное пластырем запястье, и тот невольно повел носом, ловя под запахом заживляющей мази шлейф личного омежьего аромата. На этот раз запах был… спокойным. Не читалось в нем никакого острого желания в адрес находящегося рядом альфы. Да и вообще ничего вызывающего и яркого. Никакого удара по голове…

Илс вздохнул со смутным чувством сожаления и на выставку идти согласился, хоть и подозревал, что на этой самой выставке главным экспонатом станут не картины каких-то там абстракционистов, а вполне конкретная уродливая рожа одного альфы.

— Будут еще мои друзья, — засияв улыбкой, которая зажглась в глазах и подрумянила обычно бледные щеки, сообщил Ирвин. — Отличные ребята. Увидишь сам. Приятно проведем время.

Илс сомневался, что этим самым «отличным ребятам» он будет хоть в какой-то степени интересен (разве только как экспонат), но ошибся — никто на него не пялился, но и шарахаться не стал. Возможно, потому, что парочку, явившуюся вместе с Ирвином, составили бета, оказавшийся врачом, и альфа, в котором безошибочно определился бывший вояка. Сначала Илс и Айрен — так звали альфу — просто молча бродили следом за Ирвином и его другом Эспеном, меряя друг друга взглядами, а после, не сговариваясь, совершили маневр уклонения и ловко отстали, чтобы сменить убийственное по своей силе живописное искусство (не, ну, а как? Гении же полотна марали дикими кляксами и непонятными линиями!) на куда более приятное и понятное искусство пивоварения.

Оказалось, что Айрен знаком с Мэлори и Куртом, да и в клубе, где Илс теперь работал, раньше бывал неоднократно — пока не нашел там же себе настоящую любовь. А вот тот факт, что этот здоровяк спецназовец на гражданке заделался флористом, озадачил. Можно было понять причины, о которых Айрен Илсу тоже сказал: сыновний долг, семейный бизнес. Но казалось, что счастливым в создавшемся положении быть невозможно. Как привыкать-то? Как принять такие перемены?

— Непросто, — не стал спорить Айрен. — Но, знаешь, постепенно все наладилось.

Он говорил и говорил, рассказывал о себе, о том, каково было по живому рвать связи с армией, о подводных камнях и неожиданных течениях. И в какой-то момент Илсу показалось, что будто бы этот в общем-то незнакомый альфа говорит не о себе, а о нем самом — Дентоне Илсе. И говорит как-то так правильно и так жизнеутверждающе-оптимистично, что даже вроде бы на душе легче становится. Настолько, что в какой-то момент возникла мысль: Ирвин познакомил его с Айреном совершенно не случайно, а вполне осознанно. И более того, готовил эту встречу, заранее проговорив с друзьями, как им следует себя вести и что говорить. На это указывало даже то, что Ирвин и Эспен так легко позволили своим альфам «потеряться» и после не тревожили их звонками и вопросами. Но от понимания такого вот мозгоправского коварства, история Айрена лживой не становилась. Этот альфа действительно сумел перестроиться, принял перемены в своей жизни и теперь получал от нее совсем не адреналиновое, как на службе, а спокойное, но оттого не менее полное удовольствие.

— Подумываем малыша из детского дома взять. Эспен предлагал оплатить услуги суррогатного папы — он у меня как раз в клинике, которая на проблемах репродукции специализируется, работает, — тут Айрен вдруг махнул рукой и улыбнулся: — Ну ты ведь это, наверно, знаешь — кабинет-то психологической помощи Ирви там же! — Илс кивнул, хоть и слышал об этом впервые в жизни. — Во-от… Говорил, что, хоть я и связался с бетой, не должен лишать себя возможности продлить род. Но я считаю, что правильнее все же будет подарить крепкую семью и дом какому-нибудь мальчишке, слишком рано потерявшему родителей.


— Отличное реш-шение.

— Ну! — подтвердил Айрен и отсалютовал бокалом с пивом куда-то Илсу за спину.

Оказалось, что это Ирвин и Эспен. Эти двое выглядели одухотворенными и первым делом заговорили о высоком искусстве, но пиво и вкуснейшие куриные крылышки быстро вернули их с небес на землю. Сидели долго, болтали и смеялись. И Илсу с этими еще совсем недавно абсолютно незнакомыми людьми было действительно на редкость комфортно. И неожиданно интересно — темы, на которые они говорили, практически никогда не затрагивались в привычной армейской тусовке. Ну, если только Курта не пробивало на что-то подобное, и его некоторое время не затыкали обычной трепотней об омежках, оружии и ебле…

Короче говоря, расстались они на дружеской волне, договорившись еще как-нибудь обязательно свидеться. И ведь свиделись! Потому что Ирви (не Ирвин, как Илс называл его поначалу, а именно так, уменьшительно-ласкательно — Ирви) принялся таскать его за собой везде — в кино, в театр, просто погулять или заняться спортом.

Впрочем от игры в теннис, в который, как выяснилось, отлично играл Ирви, Илс со смехом отказался — ну какой, к бесу, теннис? Не умел никогда, так и начинать только позориться! По той же причине отказался он и от компромиссного предложения сразиться в пейнтбол. Милаха Ирви предположил: потому, что, мол, такому профи «воевать» с неумехами скучно будет. И ошибся. Как раз наоборот: Илс играть не захотел, чтобы не опозориться перед ними. Нет, в обычной жизни он уже более или менее освоился с тем, что у него теперь был всего один глаз, а вот то, что требовало быстро ориентироваться и без преувеличения «смотреть в оба», пока давалось с трудом. Да и не факт, что когда-то будет даваться с легкостью — потерянный глаз-то был ведущим. Какая уж тут прицельная стрельба…

В итоге Илс вызвался просто побыть зрителем. У Ирви намечался важный матч-реванш, на который тот забился с каким-то другим омегой, как видно, ранее его обыгравшим, так что Илс, предвкушая развлекуху, взял пива в непрозрачном картонном стакане и занял место на трибуне, где и сидел, щурясь на теплое майское солнышко, и с удовольствием болел «за своего парня», как сказал кто-то рядом. Причем сказал без издевки, а совершенно серьезно. Так, будто не видел ничего ужасного в том, что этот чистенький омега из явно небедной семьи завел шашни с парнем вроде Дентона Илса.

Следовало признать, во время игры Ирви переменился — загорелся, увлекся, демонстрируя неожиданную азартность натуры. Лицо окрасилось румянцем, взмокшие волосы липли ко лбу и шее, а белые шорты обтягивали его ладный задок исключительно зазывно.

Интересно, каков Ирви Зейн без них?.. Когда он в постели с альфой?.. С ним он такой же увлеченно-азартный?.. И так же страстно вскрикивает на выдохе, когда толстый альфий член входит в его тело, раздвигая влажные от смазки стенки ануса?.. А после?.. Что он говорит после, когда лежит, наслаждаясь вязкой?.. И что он скажет Дентону Илсу, если вдруг секс между ними действительно приключится? Ненавижу?.. Или, может быть, люблю?..

Мысли эти пронеслись в голове, и Илс даже головой крутнул, вдруг осознавая, что его план без затей трахнуть этого омегу к обоюдному удовольствию, неожиданно претерпел существенные изменения. Нет, секс с Ирви из него никуда не делся, но из конечной цели стал чем-то промежуточным. Желанным, возбуждающим, но все же не самым важным. Потому что вся эта череда свиданий, на которые Илс опрометчиво подписался, привела к тому, что теплое дружеское общение стало казаться чем-то не менее ценным! От Ирви вдруг стало хотеться близости не только в незатейливом физическом, но и в ином понимании. Куда более глубоком и важном.

Илс вообще чувствовал себя… странно. Будто герой какой-нибудь фэнтезюхи, внезапно оказавшийся в другом мире — все эти выставки, умные разговоры, теннис, ****ь, — но при этом, увы, в собственном, далеком от совершенства теле… С другой стороны, оно ведь, кажется, Ирви не отвращает? Ни Ирви, ни его друзей, ни тем более друзей самого Илса, с которыми он своих новых приятелей тоже познакомил. Ну, или перепознакомил, как в случае с Айреном. Тот в армейской тусовке, понятно, сразу стал своим. А вот Ирви с Эспеном поначалу чувствовали себя не в своей тарелке в окружении толпы брутальных альф, с которыми вообще непонятно о чем можно было говорить. Не о творчестве абстракционистов же! «Переговорщиком», обеспечившим схождение этих двух миров, предсказуемо стал Курт — с одной стороны, образованный и способный поддержать любой разговор, а с другой — чувствовавший себя абсолютно комфортно и среди вояк с их шуточками ниже «ватерлинии».

Глядя на то, как легко он, общаясь с Ирви и Эспеном, подхватывает любую тему, захотелось того же, и Илс даже стал почитывать что-то… такое, общекультурное и образующее. Запоминал незнакомое слово, сказанное Ирви и… читал, незаметно подтягивая себя до уровня… Ну хорошо, пусть не Курта и не Ирви, но хотя бы оставляя все дальше в прошлом того «четкого пацанчика с района», которым некогда был. Тем более что это оказалось… интересно. Настолько, что, увлекаясь общением, Илс забывал даже о своем уродстве!

Вот бы суметь забыть еще и об Адриане…

В последнюю его течку, график которых Илсу был распрекрасно известен, он в дом к бывшему мужу не явился. И тот, ждавший этого и готовившийся к встрече, раз за разом проговаривая то, что хотел бы Адриану сказать, вздохнул с облегчением. Но теперь на горизонте маячил гон у самого Илса… Опять проводить его дома на подавителях и с ношеными трусами Адриана у носа, которые еще и выпрашивать у него придется, как уже было несколько раз? Или, как вариант, плюнуть на все и нанять раскрепощенного шлюхана, а то так и двух?..

Короче говоря, варианты были. Но на самом деле по-настоящему привлекал тот, в котором Илс находил в себе смелость подкатить таки яйца… да и всего себя — такого красивого, к Ирви, оправдав свои алчные хотелки физиологией. К периодическим нуждам такого рода ведь с пониманием относились все — и альфы, и омеги, и даже беты. Наготовить всякой вкусноты, а потом в перерывах между сексом получать еще и другое удовольствие, наблюдая, как Ирви — голый и свежеотлюбленный — ест. Прижмуривает глаза, облизывает губы, а иногда и пальцы, и раз за разом называет самого Илса богом. В кулинарии… А после в сексе… И снова в кулинарии…

Ах! Ебучий же случай, как бы такого хотелось!

Мечтая об этом, Илс достукался до того, что даже меню этой потенциально возможной трапезы составил: нежнейший ростбиф — сероватый снаружи и ярко-розовый внутри, баклажаны в медовой карамели, закуски в удобных тарталетках с самым разнообразным наполнением — начиная от икры и заканчивая начинкой из сливочного сыра, огурца и красной рыбки… А на сладкое обязательно клубнику со взбитыми сливками, применение которым всегда можно найти не только за столом, но и в постели. Ну и, конечно, шоколадный фондан! Как без него, если именно с этого десерта все и началось? И в истории кулинарного блога, который сделал повара Дентона Илса даже немного знаменитым, и в истории восхождения к вершинам мастерства (надо признать все еще не очень успешной) омеги Ирви Зейна, и даже в истории их странного сближения, которое совсем недавно сам Илс назвал бы невозможным.


Идея манила… и одновременно почему-то все больше не нравилась. Самокопание привело к неутешительным выводам: выяснилось, что теперь Илсу казалось важным соблазнить Ирви не жратвой, не своим альфьим ароматом в период гона и даже не толстым узлом на члене, когда омега потечет сам, а… собой. Своими мыслями, своим характером. Короче говоря, всем тем, что альфе Дентону Илсу никак не пригодилось в тот момент, когда он встретил своего истинного. Странная штука, но выходило так, что в отношении Ирви Зейна Илс хотел сделать все прямо противоположным способом.

Наверно, хороший мозгокопатель легко объяснил бы Илсу, где тут собака порылась, и более того, подобный специалист имелся рядом! Но тут возникала проблема — с психологом Ирви Зейном обсуждать темы, связанные с омегой Ирви Зейном, было нереально. Так что Илс просто плыл по течению, приняв на щит известный каждому девиз: война план подскажет. Они с Ирви по-прежнему регулярно встречались, чтобы вместе сходить куда-нибудь. Или наоборот зависали дома. Иногда сидели и смотрели телик, чаще готовили — Илс все еще пытался научить Ирви, который в смысле кулинарии реально оказался каким-то человеком-катастрофой, готовить то или иное блюдо. Так, чтобы без потерь и членовредительства.

Как ни странно, это не надоедало, хотя Илс про себя четко знал, что учитель из него, как из говна пуля. Проще самому сделать, чем объяснять, при этом еще и соблюдая границы вежливости. Но подвиги Ирви раздражения почему-то не вызывали. И вообще в процессе его битв с непослушной едой более всего Илса покоряло то, как омега относится к своей поварской беспомощности. Бывало, конечно, расстраивался, когда запарывал то, что уже стало получаться, но стоило лишь обнять его и ободрить, пробухтев что-то невнятно-успокоительное в темную макушку, как к Ирви тут же возвращался его чудный оптимизм. И каждый раз это было так здорово! Просто обниматься, а после смеяться. Просто вдвоем. Просто из-за какой-то ерунды вроде очень странных блинов, которые Ирви собрался испечь самостоятельно, пока Илс занимался домашними делами, накопившимися за рабочую неделю. Внешне тесто было ничего, более или менее нормальным. И даже все в кухне после его замешивания мыть не пришлось — Илс научил Ирви пользоваться стационарной кухонной машиной, чаша в которой закрывалась крышкой как раз во избежание подобных бед. И Ирви воспользовался, но теперь имел такой странный вид, и Илс сразу заподозрил неладное.

— Что не так? — поинтересовался он со вздохом и уселся на табуретку — подспудно радуясь возможности пока забить на затеянное мытье полов в остальной части квартиры.

— Не знаю, — неуверенно ответил Ирви и, подцепив получившееся тесто ложкой, осторожно попробовал его самым кончиком языка. — А это точно была мука? Ну, то, что я взял там, в шкафу?

— Где? — начиная что-то подозревать, спросил Илс.

— Там, — Ирви взмахнул рукой, указывая направление, и тут же прикусил кулак, мигом розовея и широко раскрывая глаза.

И ведь наверняка было на что посмотреть, потому что после этого неосторожного взмаха все, что было в ложке, оказалось у Илса на лице — повисло мелкими белыми каплями у него на волосах, на бровях, на щеках и на верхней губе.

— Прости! Ох, прости! Я сейчас… На… Нет, подожди, я сам!

Ирви цапнул рулон бумажных полотенец, шагнул ближе… Это было приятно. Илс замер, позволяя омеге поухаживать за собой и стискивая ладони в кулаки, чтобы не положить их ему на талию… или даже ниже, как более всего хотелось. Одна из капель, которую слишком смущенный Ирви пока не вытер, поползла ниже, оказавшись в уголке рта. Илс ее невольно слизнул… и сразу скривился:

— З-зато я теперь точно з-знаю, что это была не мука, а крахмал. Та-ам же на-аписано на банке.

— Я не посмотрел, — уныло сообщил Ирви. — Увидел, что белое и такое… мукообразное и… не посмотрел. Я все-таки не только рукожоп, но и жопоглаз!

— Т-ты прелесть, — искренне сказал ему Илс, а потом все-таки умостил руки Ирви на талию. — Я д-давно хотел тебе это ска-а-азать. А еще с-с-спросить…

Момент был исключительно удачным, чтобы узнать у Ирви, как он отнесется к предложению перенести часть их регулярных встреч с кухни в другое помещение, где теперь были очень чистые полы, а в центре стояла большая двуспальная кровать. Омега ведь наверняка чувствовал, как изменился запах Илса из-за предстоящего гона, и это действительно могло стать хорошим поводом для первого шага в сближении такого рода… А мысли о том, что это казалось неправильным, потому что будто бы ставило физиологию на первое место, объясняло тягу к омеге именно гоном, а не тем робким чувством, которое Илс, кажется, начал испытывать к нему на самом деле… Ну, их можно было до поры задвинуть куда подальше.

Ирви замер с занесенной салфеткой в руке, Илс сглотнул, готовясь все-таки выдать давно приготовленную речь… И в этот самый момент в дверь квартиры позвонили.

— Рогатый и все его прихвостни!

Илс отдернул руки и встал, при этом еще и невольно оттолкнув Ирви с его салфетками и явно читавшимися на лице растерянными надеждами. Кто стоит за дверью, стало ясно уже на подходе к ней — как и всегда, запах истинного воспринимался слишком сильно. Особенно с учетом того, что Адриан вновь был на пороге течки.

Илс замер, взявшись за ручку и прижав лоб к двери. Вдруг опалило постыдной надеждой: а вдруг муж передумал? Вдруг решил восстановить то, что сам же и разрушил? И тут же навстречу этой волне в груди поднялось что-то прямо противоположное, более всего похожее на категорическое отторжение подобного. Тело вопило: там ОН, истинный, обнять, прижать, не отпускать. А в голове и на душе стыло ледяное НЕТ. Не на помойке же себя нашел, чтобы так, чтобы вновь сходиться с омегой, который причинил столько боли, раз за разом говорил, что ненавидит.

Дверная ручка хрустнула под пальцами, когда Илс повернул ее, распахивая дверь.

— Здравствуй, — сказал Адриан.

Он выглядел еще хуже, чем в последнюю встречу — серое лицо, голубые, но при этом все равно серые глаза, странным образом истончившиеся серые губы и одежда… На этот раз не серая, а черная и какая-то… глухая. Будто у тех пожилых омег, которые, оставшись на старости лет в полном одиночестве, находили себя в служении церкви… Вот только особо верующим Адриан никогда не был. Что-то изменилось? Что-то, что бывшему мужу, выкинутому Адрианом из своей жизни, узнать уже не суждено?

— Здравствуй, — кивнул Илс.

Адриан качнулся ему навстречу, прикрывая глаза. Ноздри его точеного носа расширились, вбирая аромат истинного альфы и гона, который вот-вот должен был его накрыть. И конечно же Илса, как он внутренне не противился этому, тоже повело — притяжение все еще было слишком сильным. Руки сами обхватили, дернули на себя, прижимая родное тело — сейчас такое мягкое и податливое. Мыслей в голове не осталось. Только острейшее подавляющее волю желание. Адриан подтолкнул бедрами, отерся, всхлипнул. Илс потянул его на себя, в квартиру, а тот и не подумал сопротивляться — сам вис и прижимался.


В дверях кухни, мимо которой шел путь к спальне, кто-то был. Стоял, не двигаясь, и просто смотрел. Илс было шагнул мимо, по-прежнему прижимая к себе стонущего страстно и теперь уже совершенно точно потекшего Адриана, и вдруг замер, напоровшись на взгляд.

Ирви…

Ирви! Омега смотрел так, что пришло мгновенное отрезвление. Вроде того, что наступает после вразумляющей пощечины.

— Ирви! — выдохнул Илс.

И это имя, кажется, отрезвило уже самого омегу, потому что сразу после он вдруг сорвался с места и побежал торопливо и неуклюже, на ходу развязывая кухонный фартук. В руке у него все еще была зажата ложка, она мешала, но Ирви почему-то так и держал ее, кажется, даже не отдавая себе в этом отчет.

— Ирви! — крикнул Илс так, что даже мало что соображавший в этот момент Адриан у него в объятиях вздрогнул и замер.

А вот Ирви только голову в плечи втянул — так, будто ему в спину стреляли, — пропищал, задыхаясь, что-то вежливо-извиняющееся, распахнул дверь и выскочил прочь. Как был - в так и не развязанном фартуке и с ложкой в руке…
Глава 5. Ирви
23 сентября 2022, 10:40
Публичная бета включена!



Что-то ужасно мешало, но Ирви никак не мог сообразить, что именно. Потому что… не мог. Потому что все в голове заняла одна единственная даже не мысль (хоть там, в черепушке и полагалось быть только им), а скорее чувство. Или ощущение? Будто ударили под дых и все. Больше и думать не можешь, и дышать тоже не получается, и шевелиться сложно. Только стоишь, скрючившись и разевая рот, и таращишь сразу ставшие болезненно сухими глаза.

— Вам плохо? — участливо спросил пожилой омега, останавливаясь рядом.

И Ирви только в этот момент осознал, что он где-то на улице, что воздуха в груди нет просто потому, что он бежал, сам не понимая куда, да и колотье в боку — по той же причине. Взгляд уперся в зажатую в руке ложку, которую он по бессознанке прихватил из дома Дентона… Дентона, который, кажется, собирался сказать что-то важное, положив свои большие, сильные и такие любимые руки Ирви на талию… Собирался… А потом пришел его муж, в очередной раз охваченный течкой, и этих двоих мгновенно кинуло друг к другу, притянуло будто мощным магнитом, лишая воли.

Было очевидно, что сам Ирви в этот момент повел себя неприлично и уж совсем точно непрофессионально, но когда задето столь личное, до психологических ли экзерсисов?..

— Все хорошо, — дернув уголком рта, чтобы изобразить улыбку, сказал Ирви омеге, который, кажется, испугался за него. — Просто… Просто все плохо. Но я справлюсь.

— Деньги есть, чтобы добраться… куда-нибудь?

Этот вопрос окончательно вернул на землю, поставил на ноги так твердо, что хоть плачь. Ирви избавился от долбаной ложки, сунув ее в карман кухонного фартука Дентона, а потом охлопал карманы джинсов. Телефон был на месте. Уже неплохо. Можно будет за такси заплатить с него. Запасной ключ от квартиры есть у Эспена — Ирви оставлял его другу, когда в отпуск собирался ехать. Просил, чтобы тот ходил цветы поливать, а после так его и не забрал… Ну вот теперь как раз и сделает это. А сумка, забытая у Дентона… Сумку можно будет взять после. Вместе с машиной, так и оставшейся на парковке у его дома.

Ирви поблагодарил старика-омегу, наконец-то снял с себя фартук — без ложки в руке узел оказалось развязать совсем несложно. А после принялся звонить Эспену. На самом деле видеть никого не хотелось. По понятной причине — пришлось бы объясняться. А сил на это не было никаких. Хотелось молча добраться до дома, лечь на диван лицом к спинке, скрутиться клубком и так и лежать. Неделю. Или год.

Жаль, не получится.

Эспен — что значит настоящий друг! — спрашивать ничего не стал, но зато к дому Ирви, где тот и назначил встречу, примчался сразу.

Вышел из такси, присел рядом на низкий заборчик вокруг палисадника, немного посидел, будто бы решаясь, а потом спросил странным, неуверенным тоном:

— Ты ведь, наверно, точно не хочешь об этом поговорить?

— Нет.

Эспен кивнул. Повисла тишина. А потом Ирви будто прорвало — как начал, так потом и не смог остановиться:

— Такое странное ощущение… Знаешь, меня Дентон в одну из наших встреч отвез к своему другу. Он военный летчик. Бывший, насколько я понял. Но и на гражданке тоже летает. Пилотирует такой небольшой самолетик двухместный, бипланчик с крыльями этажеркой, катает туристов. Ну и меня прокатил. Сначала… ну… потихоньку. А потом увлекся, ну и дал… джазу. Закрутил так, что я не проблевался прямо в самолете только потому, что организм никак понять не мог — куда. Верх и низ менялись слишком быстро и часто. Желудок мой бедный то вверх, к самому горлу кидало, то тут же чуть ли не в задницу. Но восторг был такой, что хотелось орать. Я, собственно, потом и орал — когда он уже приземлился. Вылез, вывернул на землю все, что имел внутри, а потом… орал. И ругался от переизбытка всего. И с этим парнем обнимался. И с Дентоном, который, кажется, за меня перепугался и на друга своего тоже орать начал — мол, чего учудил? Ну и вот… Сейчас все то же самое. Только восторга нет. И Дентона тоже…

— Ну, я бы не сказал, — с некоторым сомнением в голосе возразил Эспен. — Вон он… бежит. Теперь бы мне понять, что у вас произошло и как мне…

— Где?! — перебил его Ирви, вскакивая и озираясь.

Это действительно был Дентон — встрепанный, потный и дико, просто-таки зримо перепуганный.

— Ты…

— Он у-у-ушел. Я с-с-сумел, с-с-справился… И он у-у-ушел…

Дальше Дентон стал заикаться еще сильнее, мучительно дергал головой, давился звуками. И Ирви, категорически запретив себе на что-то надеяться, но при этом отчаянно мечтая, чтобы надежды эти оправдались, шагнул к нему ближе и взял за руку, сжав ее — красивую и нервно подрагивающую, — между своими ладонями. А Дентон… Дентон рыкнул отчаянно, перестав пытаться что-то донести словами, и просто обнял, прижал к себе, выдохнул в макушку…

— Не волнуйся, — сказал Ирви куда-то ему в грудь. — Все хорошо. Я все понимаю.

— Н-н-нет! Н-не п-п-понимаешь! А я — урод долбаный! — и с-с-сказать н-н-не могу.

— Я, пожалуй, пойду, — где-то у Ирви за спиной сообщил Эспен. — Передам Айрену, что, у вас, кажется, все в порядке. В порядке ведь?

— Да, — сказал Ирви, хотя в этом совсем не был уверен.

— Нет, — пожаловался Дентон, при этом и не думая разжимать объятия, в которых, кажется, черпал для себя что-то необходимое, важное. — Я… Я отка-а-азался с-с-с ним… А он с-сказал, что с-с-ведет метку и на-а-амерен с-с-сделать операцию по смене п-п-пола. С-с-стать бетой и не за-а-ависеть от гормональных вывертов. Кто-то ему в-в-вбил в г-г-голову это дерьмо. А я… я даже с-с-спорить не с-с-стал. Даже обра-а-адовался за с-с-себя, как пос-с-следний гад. И… И он у-ушел. А я — с-с-сюда. Н-н-не у-убегай от меня больше, Ирви! Я понял, что без т-т-тебя не с-с-справлюсь. Ты нужен мне.

— А я тебя люблю, — признался Ирви, еще плотнее вжимаясь в широкую альфью грудь. — Руки твои люблю. И тебя всего. Но я боюсь…

— Не бойся, — Дентон снова, уже специально подул Ирви в макушку, будто бы выдувая у него из головы неспокойные мысли, а потом отстранился, чтобы заглянуть в лицо. — Когда в-в-вместе, не с-с-страшно. Когда вместе — все по п-плечу.

А после… После все опять было как тогда, в маленьком, легком и хрупком самолете, который крутил в небе петли, бочки и периодически падал в крутое пике. Только блевать не хотелось и Дентон был не где-то там — далеко на земле, а совсем рядом. Так близко, что ближе и не бывает. На улице, в подъезде, на лестнице к квартире и наконец-то в спальне.

— Ты похож на этот свой шоколадный фондан, — сообщил ему Ирви. — Пропеченный, крепкий, даже закаленный снаружи, но такой мягкий внутри. И очень горячий.

— И ты, — засмеялся Дентон. — Мы одинаковые. С-с-сверху — корка. Резу-у-ультат воспитания, ка-а-ак у т-тебя. Или з-з-защита от жизни, ка-а-ак у м-меня. Но внутри — другое. Вот только в-видит это мало кто. М-м-мало кого мы ту-уда допускаем.


— Я хочу, чтобы ты видел. Хочу тебя… тут, — Ирви, смущаясь, притянул руку Дентона к своей груди — прямо к нервно и предвкушающе колотившему сердцу.

— А там? — альфа нежно тронул сосок, а после щекотно пробежался пальцами по боку, по спине, через холм ягодицы, чтобы замереть у расселины между ними.

— А то ты не чуешь! — смущаясь и отводя взгляд, пробормотал Ирви.

Все возле ануса уже давно было влажным и готовым к совокуплению. Да и личный аромат совершенно точно сообщал альфе, что омега будет счастлив ему отдаться. Но Дентон никуда не спешил — все осторожничал, изучая реакции Ирви на ту или иную ласку, целовал мягко, трогал, а не стискивал.

— Ну же! — сказал ему Ирви и от нетерпения даже укусил куда пришлось. — Я же не стеклянный. И даже не плюшевый. Я взрослый омега, которому всякий раз в твоем присутствии приспичивает так, что всякие приличия теряются, а мозги стекают в трусы. Каждый раз! Ты же все это не мог не ощущать!

— Д-до сих пор боюсь поверить. Я же у-у-у…

— У-у-у! — передразнил Ирви и снова вцепился зубами в широкое альфье плечо над собой, а рукой обхватил его стоявший колом член. — Такой «у-у-у», что ух! Ух, рогатый и все его прихвостни!

— Ты ведь хороший мальчик! — с одной стороны явно забавляясь сказанным, а с другой явно от услышанного еще больше возбуждаясь, выдохнул Дентон и качнул бедрами.

Член, направленный омежьей рукой, легко проник в упругую тесноту ануса, и Илс замер, не будучи уверен, что все в порядке, что ему по-прежнему рады.

— Тебе же это нравится! — вскинул бровь Ирви. — Давно мечтал трахнуть хорошего мальчика, громила?

— Не давнее, чем ты — лечь с плохишом. Еще в школе от таких тек, так ведь?

— Та-а-ак… — прошелестел Ирви, прикрывая глаза и кривя губы.

Толстый альфий член погрузился в анус до конца, раздвинув сфинктер болезненно широко. Крепкие ягодицы, покрытые насечками хирургических шрамов и светлым пушком, похожим на абрикосовый (уж Ирви-то его рассмотрел, не упустил возможности!), напряглись под пальцами, и тут же захотелось стиснуть их еще крепче, одновременно сжимая в себе и член, наслаждаясь ярким чувством наполненности.

Раньше почему-то думалось, что Дентон — мальчиш-плохиш, грубоватый и вызывающе маскулинный — и в постели будет нахальным, напористым и даже подавляющим, не сомневающимся, что желания альфы в таком важном деле, как секс, важнее желаний омеги. Это, с одной стороны, возбуждало, а с другой — немного пугало. Ирви не врал, когда как-то, разоткровенничавшись, сказал бывшему мужу Эспена Стиву, что сам он — нежная фиалочка в поиске того, кто бы его носил на руках.

Что ж, следовало признать, что этой самой фиалочке никто даже лепесточки не помял. Да, Дентон, наконец-то расслабившись, уверовав в то, что желанен, действительно сделался откровенным и раскрепощенным. Но на этом угаданное Ирви и закончилось. Потому что этот огромный альфа с обезображенным лицом и очень светлыми, а оттого холодными глазами (одним настоящим, а вторым и вовсе ледяным, искусственным), был нежен. И вел себя с Ирви, как мог бы здоровенный медведь со своим медвежонком — играл, нежил, вылизывал…

О, как он вылизывал! Везде. Даже там, внизу, между ягодицами, просовывая жаркий язык в раскрытое недавним проникновением отверстие, прихватывая губами тонкую кожицу вокруг и оттягивая ее игриво, чтобы после занежить и заласкать. Светлый ирокез на шее у него при этом возбужденно торчал, и Ирви изнывал, разрываясь между двумя желаниями — и дальше наслаждаться риммингом или же потянуть альфу на себя, припасть к его губам своими и одновременно с невесть откуда взявшимся жестоким наслаждением вцепиться пальцами обеих рук в жесткую густую шерсть у него на загривке. Вцепиться так, чтобы вместе со случайными волосками вырвать из груди этого самца стон, а после поймать его своим ртом, вдохнуть в себя, упиваясь собственной властью…

Но желания эти пришлось оставить на потом, потому что, когда Дентон дотрахал Ирви, все-таки позволив себе излиться, у того не осталось сил вообще ни на что: мышцы на ногах мелко дрожали, между ягодиц липло и тянуло, соски, не раз прикушенные, а после зализанные, хотелось прижать, чтобы утишить в них сладкое томление, зацелованные губы припухли и вокруг них пощипывало. Было бы со всех сторон правильно сходить в душ, как и полагалось культурному омеге, но подвели глаза, которые просто взяли и закрылись, презрев все приличия.

— Я немножечко, — сонно пролепетал Ирви Дентону куда-то в бок и отрубился, даже ответа не дослушав.

Обычно он засыпал сложно, гоняя в голове разные дневные мысли и ворочаясь с боку на бок, и просыпался от любого постороннего звука, а тут — секунда, и все. Даже не услышал, как Дентон вставал, поднимал свалившееся на пол одеяло, укрывал им Ирви, а после устраивался рядом сам. Наверно. Потому что должен же был и он устать. А потом этого банальным образом хотелось — чтобы спать вместе, обнявшись, под общим одеялом. Смешивая под его куполом свои ароматы.

И все же проснулся Ирви один. Разбудил его запах. Сначала он пробрался в сны и окрасил их в эротично красный, а после стал таким сильным и притягательным, что дрыхнуть дальше просто не получилось. Реал оказался ярче любого сна — у Дентона начался гон. Приподнявшись с подушки, Ирви рассмотрел его высокий плечистый силуэт у окна. Альфа был полностью одет и стоял, обхватив себя руками и, кажется, даже покачиваясь.

Под ложечкой тревожно засосало.

— Что случилось?

Дентон повернул голову, но и не подумал приблизиться:

— У меня г-гон начался. Х-хорошо, что ты прос-снулся. Не хотел у-уходить не прос-стившись.

— В смысле уходить?

— Не х-хочу, чтобы ты решил, что я с-с тобой только из-за гона. Вообще н-н-не хочу, чтобы ф-физиология влияла на-а-а те решения, что мы будем принимать… в отношении друг друга.

— Я свое решение принял уже давно. Иначе бы не лег с тобой. И твой гон, как и мои течки, тут были совершенно ни при чем. Не… Не оскорбляй меня этими предположениями, Дентон Илс!

— Я… Н-н-нет, Ирви! Н-н-нет… Эт-то не вс-с-сё, не г-г-главное! Ты дорог мне, но я боюс-с-сь, — Дентон вздохнул, пытаясь успокоиться и говорить яснее. — Боюсь п-п-предать тебя. Адриан…

— Ты смог сегодня, прямо накануне гона, отказать ему в близости. Смог! И я верю, что так будет и дальше. Хочу верить. И потом… Ты боишься меня предать, а я все это время тоже боялся. И продолжаю бояться. Но другого: что я был пристрастен и корыстен. Я слишком хотел тебя себе, и это, скорее всего, слишком сильно повлияло на мои профессиональные действия в отношении тебя. Я мог бы… Действительно мог бы попытаться помирить вас с Адрианом. Поработать даже не с тобой, а с ним. Выяснить, что стало причиной такого его поступка, понять, почему он решил разорвать истинную связь…

— Н-ничего бы не вышло.

— Я тоже думаю, что нет, — Ирви вздохнул. — Я ж с самого начала сунул нос на его страницу в соцсетях, посмотрел, что он пишет, в каких группах состоит, на кого подписан. Там все серьезно. Он идейный противник истинных отношений, а не просто… дурачок, который шрамов на лице мужа испугался. Возможно, таким был всегда, но, вероятнее всего, что-то произошло с ним именно после того, как ты оказался ранен. Кто-то оказал на него слишком сильное влияние, пока ты был в госпитале. Я это понимаю. И все же не могу не думать, что сделал не все, не могу перестать искать во всем свои недоработки, свою вину.


— Н-нет, Ирви! З-зря ты…

— Тогда просто иди и поцелуй меня. А потом мы еще раз хорошенько подумаем, надо ли тебе куда-то уходить.

Дентон явственно колебался. Как и любому альфе, ему было сложно отступать от уже принятого, как видно, хорошенько обдуманного решения. И тогда Ирви, зажав в кулаке обычное для него стеснение, откинул в сторону одеяло, неторопливо, со значением разводя ноги и демонстрируя разом напрягшемуся, судя по поднявшемуся ирокезу, альфе себя целиком — грудь с темными сосками, впадину живота, полувставший член и яички, а главное, начало расселины между ягодицами.

Раньше Ирви всегда считал приемы такого рода, применявшиеся другими омегами, чем-то пошлым и даже подлым. Недостойным цивилизованного и приличного человека. Но теперь вдруг оказалось, что все дело было в другом. В том, что до самого недавнего времени ему просто не встречался альфа, ради кого можно было решиться на все. И увидеть, что поступил совершенно верно.

Это было странно сознавать, но получалось так, что если Дентону, для которого встреча с истинным во главу угла в их отношениях с самого начала поставила инстинктивное физическое влечение, важнее было доказать, что для него в отношениях с Ирви на первом месте тяга сердечная, то сам омега, до Дентона вступавший в связи именно такие вот — завязанные на общих интересах, одинаковом культурном бэкграунде и всем подобном — понял, что хочет, чтобы его желали в первую очередь именно телесно. Чтобы альфа по-звериному ярко хотел его физически, сходил с ума по его телу, его аромату… А уже после, в конце общего списка достоинств, оценил его ум и прекрасное образование.

— Ты уверен? — спросил Дентон и положил заметно дрожащую ладонь Ирви на живот.

Она была широкой, перевитой венами, красивой до невозможности, а главное, выглядела там настолько уместной и даже нужной, что Ирви задохнулся от переполнявших его эмоций. Хотелось плакать, но более всего хотелось выплеснуться, высказать то, что рвалось из самого сердца.

— Хочу твой член в себе снова и снова. Хочу себе твои мысли и чувства. И тебя самого. Всего, целиком. Утром, днем и вечером. Основой моей жизни. Ее важнейшей частью. И чтобы дети, которых я рожу, были все похожи на тебя.

И тут Дентон, слушавший Ирви приоткрыв рот и широко раскрыв глаза (да-да, один мертвый, но второй-то настоящий, живой, жадный и восторженный), с тихим скулежом сунулся ближе, уткнулся лбом Ирви в плечо и замер, закаменел, пытаясь сдержать эмоции.

- Я уже говорил и повторю: я люблю тебя, - закончил Ирви, чувствуя, как и у него самого закипает в глазах и перехватывает горло. А потом подышал, пытаясь успокоиться, и добавил, осознанно стремясь разрядить слишком уж пафосную обстановку: - Тебя и, конечно, приготовленную тобой еду.
Дентон хмыкнул, и Ирви просто-таки почувствовал, как он расслабляется, отпуская себя.
- Это, н-наверно с-смешно, но я, когда мечтал о гоне, проведенном с-с-с тобой, даже меню на эти дни с-с-составил.
Ирви примерился и все-таки запустил пятерню в альфий ирокез, так удобно оказавшийся рядом. Волосы были жесткими и густыми и сжимать их между пальцами оказалось исключительно приятно.
- Огласишь?
- Толку? В-вс-се равно нужные п-п-продукты я не ку-упил, а теперь гон… В магазин н-не сбегать. И так-то с-с-себя из последних с-сил держу, чтобы на тебя не накинуться.
- А ты не держи! Еще и оделся зачем-то.
Этот сексуальный раунд был скоротечен, а главное, внезапно исчерпал невеликий запас смазки и презервативов, который имелся дома у Ирви. Так что все равно пришлось вставать, мыться, одеваться и бежать в ближайший круглосуточный супермаркет, проклиная тот незатейливый факт, что машина так и осталась припаркованной у дома Дентона, а тому из-за чувств-с даже в голову не пришло ее перегнать.
На Ирви косились. Запах молодого сильного альфы в гоне и всклокоченно-озабоченный вид самого омеги заставляли оказывавшихся рядом улыбаться понимающе. Нашелся, правда, какой-то хлыщ с рыбьим лицом, который начал бухтеть, что это совершенно неприлично идти в общественное место, неся на себе столь откровенные запаховые метки. Но Ирви в ответ просто пожелал ему здоровья — душевного и, конечно, физического, этим вызвав в немногочисленной очереди на единственную из-за ночного времени работающую кассу волну смешков. Из магазина он вывалился, неся две здоровенные сумки. С едой, которой должно было хватить на все задуманное альфой меню, и с таким количеством презервативов, что было страшно и сладко одновременно.
Дентон обнаружился на кухне - имевшихся в доме Ирви запасов хватило на то, чтобы сразу начать что-то готовить. И при этом был он абсолютно и сногсшибательно прекрасен.
- Если бы ты начал записывать свой блог в таком вот виде, к тебе в дом выстроилась бы очередь из текущих омег, а мне бы пришлось стать киллером.
- А н-на-анять?
- Я столько не зарабатываю, чтобы на всех охочих до тебя хватило.
- Не п-переживай. Все это, - тут Дентон крутнул крепкой задницей, которая нахально торчала между полами кухонного фартука, - т-только для тебя.
- Хочу ее укусить, - сообщил Ирви алчно и, пристроив покупки на пол у кухонной двери, пошел к Дентону, выставляя вперед руки с когтисто скрюченными пальцами.
- Рос-стбиф точно будет вкуснее… Ай! Ты на с-самом деле такой голодный?
- Еще какой!
- Единый бог!
- Меня надо срочно трахнуть, а потом так же срочно накормить.
И дальше все так и пошло. Они занимались сексом, после вместе готовили (Ирви старательно выполнял все указания и даже что-то умудрился не испортить совсем уж неисправимо), вместе ели, а после снова приникали друг к другу. При этом иногда добирались до кровати, но часто нет, и Дентон овладевал Ирви прямо на кухне, усадив его задницей на свободное место на рабочем столе.
Толстый узел, зажатый в сцепке, распирал анус. Чтобы усилить ощущения, Ирви еще и тихонько елозил на нем, то надавливая альфе на ягодицы пятками и проталкивая его член еще глубже, то немного отодвигаясь так, чтобы узел оказался зажат сфинктером. Дентон смотрел на него сверху вниз жадно и, пожалуй, собственнически, и от этого вязка становилась еще более значимой, обретая не только физический, но и куда более глубокий смысл.
- От-ткрой рот! - Альфа подхватил двумя пальцами теплый шоколад, вытекший на тарелку из очередного шоколадного фондана, который они не успели доесть, увлекшись другим.
Ирви послушался, и Дентон тут же протолкнул оба внутрь, еще и приказав с пошлой значимостью:
- Соси.
Пальцы были подвижными и сладкими. А главное, намекали на нечто куда более крупное, что уже не один раз побывало у Ирви во рту, знакомя его с иным вкусом - не шоколадным, а, скорее, молочным. Ну, если бы молоко имело солоновато-горький вкус.
- Вкус-сно?
- Очень!
- Еще х-хочешь?
- Да. А еще хочу, чтобы ты тоже пососал. Там… - Ирви указал глазами на свой пах.
Член уже стоял плохо, да и яички повисли унылыми тряпочками, выдоенные до конца, но смотреть на то, как губы большого альфы скользят по стволу, было по-прежнему приятно. Даже не физически, а… просто приятно. Но еще приятнее оказалось звонить в клинику и сообщать начальству, что очень приличный и хороший мальчик по имени Ирви Зейн не явится на работу, потому что у его любовника-альфы гон. Причем такой, что одним днем не отделаешься. Да и после этому самому приличному мальчику (читай - штатному психологу клиники) потребуется еще как минимум двое суток, чтобы вернуть себе силы и прийти в состояние стояния. На ногах и в прямом виде.
- А нельзя как-то ускорить?.. - начал было шеф, которому, как и любому бете все эти феромонно-физиологические страдания были не очень близки.
Но Ирви был категоричен:
- На круг полная рабочая неделя. Не меньше.
- За ваш счет, - мстительно резюмировал шеф.

- А нам тут чужого и не надо, - тихонько засмеялся Ирви и покосился на разлегшегося рядом Дентона - большого, мощного, местами перепачканного шоколадом, а местами сливками и, главное, с клубничиной в пупке, которую удалось пристроить туда так аккуратно, что изрядно вымотавшийся альфа даже не проснулся.
Ирви тоже чувствовал ломоту во всем теле, а натруженная задница и вовсе некоторое время назад запросила пощады, так что пришлось перейти от реальных боевых действий, к ролевым играм, как это определил сам Дентон. Определил… и вскоре отрубился, раскинувшись поперек кровати большой звездой.
Пока он спал, Ирви как раз порешал свои рабочие дела, а после еще и позвонил Мэлори Уолшу, телефон которого нашелся в мобильнике Дентона. Показалось правильным оправдать того в глазах начальства и объяснить причины его отсутствия. Телефон, кстати, пришлось заряжать - он подчистую сел, так что Дентона действительно успели уже потерять. Но выяснив причины произошедшего, Мэлори, кажется, остался абсолютно доволен и ворчал чисто для проформы.
- А где сам… боец?
- Спит.
= Спи-ит? - Мэлори хмыкнул. - И не подумал бы, что тебе - такому… тонкозвонкому - по силам… Ладно. Короче, молодец ты, парень. И… я за вас двоих кулачки-то подержу.
- Спасибо.
- Да не за что. Береги себя. И его. Увидимся.
Ирви тогда, наслаждаясь услышанным и предвкушая вещи еще более приятные, и подумать не мог, при каких обстоятельствах это произойдет. А повод оказался ужасным. Куда ужаснее предсказанного Дентоном пробуждения, когда Ирви посреди ночи подскочил в холодном поту, оттого что альфа рядом с ним метался и выл диким зверем, выкрикивая что-то неразборчивое. Тогда объятия и успокаивающий шепот справились с последствиями очередного кошмара достаточно быстро, и оба даже сумели после заснуть и благополучно проспать до утра. А вот когда пару дней спустя гон закончился, и Дентон - веселый, удовлетворенный и полный тихой нежности по отношению к Ирви, собрался на работу, и пришла убийственная новость: Адриан действительно лег на операцию, которая могла превратить его из омеги в бету, и умер прямо на столе хирурга, не выйдя из общего наркоза.
Похороны были странными. Разом постаревшие, будто прибитые горем к земле родители Адриана смотрели на Дентона и потащившегося следом за ним Ирви с ненавистью - будто это они были виноваты в том, что произошло. А главное, возле стариков терся какой-то типчик в строгом черном одеянии и в окружении нескольких неприметных личностей в сером.
«На сектантов каких-то смахивают!» - подумал Ирви и убедился, что был прав, когда пришло время произносить погребальные речи. Типчик представился духовным наставником почившего, а после завел душную и дикую по своей сути речь, совершенно неуместную на похоронах. Из нее-то и стало предельно ясно, откуда Адриан набрался своих диких идей. Осознавший это Дентон не полез в прилюдную драку только потому, что был под двойным контролем - со стороны Ирви и со стороны друзей. И если первый просто держал за руку, то Мэлори коротко рыкнул, будто что-то обещав этим:
- Позже порешаем, братишка.
И Курт, стоявший рядом с темным от ненависти лицом, только кивнул.
Понятно, что Ирви в подробности посвящать не стали, да он и не лез. Сам не дурак, сумел найти нужную информацию в сети. Общественная организация под названием «Абсолют Истины Освобождения» на самом деле была настоящей сектой. Да и репутация у нее была соответствующая: сломанные судьбы, самоубийства и явно криминальные смерти. Ну и конечно имущественные споры с родственниками тех, кто продал квартиру или иную собственность, чтобы таким образом поддержать продвижение идей борьбы с истинностью в массы, а на самом деле - сытно кормить главу секты некоего Дорина Харпа и двоих его ближайших подручных.
Доказать что бы то ни было, довести до того, чтобы подозрения и частные обвинения вылились в уголовное дело в отношении руководителей этого самого «Абсолюта Истины Освобождения», ни разу не удалось. Да и судебные иски раз за разом заканчивались пшиком - правая рука главы секты был, судя по всему, действительно опытным юристом с хорошо подвешенным языком. Но Ирви не был официальным лицом, ему искать улики и сличать документы, чтобы вынести свой внутренний вердикт, не требовалось. Всего и так хватило за глаза. Да и видел он, что творилось с Адрианом и, как следствие, с Дентоном, которого муж бросил в столь сложный момент. Сыграл свою роль и тот факт, что деньги от проданной после развода квартиры, которая ранее принадлежала в равных долях обоим супругам, но после была передана Дентоном целиком во владения Адриана, ни на счетах омеги, ни где-то в его новом, куда более скромном жилище так и не обнаружились. А значит, вполне могли оказаться там же - в пользовании Дорина Харпа.
- А теперь, когда бедняга Адриан мертв, и концы в воду… - сказал Дентону и Мэлори с Куртом Ирви, когда собрал свое досье на «Абсолют Истины Освобождения» и решил поделиться информацией с ними.
Удивленными или шокированными они не выглядели. Дентон лишь задумчиво произнес:
- К-как ва-ариант…
А потом, спустя несколько месяцев, когда смерть Адриана и этот самый «как вариант» Дентона отошли в прошлое, Ирви, в тот день пришедший с работы домой пораньше, увидел по телевизору новостной сюжет. В нем сообщалось о страшной автомобильной аварии, в результате которой с моста в реку упал микроавтобус, принадлежавший некой общественной организации под названием «Абсолют Истины Освобождения». Среди троих погибших, чьи тела вынули из воды спасатели, был и основатель движения Дорин Харп…
- Концы в воду… - сказал сам себе Ирви и отправился на кухню кашеварить.
С того момента, когда он стал регулярно готовить под насмешливым, но неизменно доброжелательным руководством Дентона, кое-что у него стало стабильно получаться. По крайней мере, самые простые блюда перестали походить на крысиную отраву. Но в сложные жизненные моменты Ирви все равно возвращался к тому, с которого у него все и началось - ломал на куски плитку хорошего шоколада, резал масло, ставил все это на водяную баню, замешивал тесто и пек спасительный шоколадный фондан.
Так, как монахи в далеких горных монастырях читают мантры, так, как дети раз за разом слушают одну и ту же любимую сказку, позволяющую заснуть крепко и счастливо.
Кстати, с тех пор, как Дентон Илс перебрался на жительство к Ирви, приняв настойчивое предложение спать с ним в одной кровати и есть за одним столом, кошмары стали посещать его реже. И даже когда он все-таки просыпался посреди ночи с криком, то быстро затихал, убаюканный Ирви и его неизменным «спи, любовь моя, все хорошо».
Сам омега ответных слов любви от своего альфы так и не услышал, но все было очевидно по поступкам, реакциям и той страсти, которая неизменно горела между ними в постели. Ирви вздохнул. Вот только о свадьбе Дентон так и не заговорил ни разу. А было самое время… ну, хотя бы определиться.
Фондан, поставленный в духовку, испекся, и Ирви пошел вынимать его, продолжая краем уха слушать несшиеся из комнаты - с экрана включенного телевизора - новости. Спецы из полиции и какие-то другие эксперты хором сходились на том, что водитель не справился с управлением, тем более что в желудке у него, как выяснилось, плескалась убойная доза алкоголя.
- Концы в воду, - в который раз за вечер повторил Ирви и вздрогнул, услышав, как в замке входной двери повернулся ключ.
Дентон, где-то пропадавший с самого утра, присел на пуфик у двери и стал расшнуровывать высокие армейские ботинки. А Ирви стоял рядом и молчал, невольно продолжая прислушиваться к тому, что неслось из телевизора.
- Х-хочешь об этом погов-в-ворить? - кривя губы, с вызовом спросил Дентон.
- Нет, - немного поразмыслив, ответил Ирви, а потом шагнул к альфе и просто обхватил его голову руками, прижимая ее изуродованной стороной к своему животу.
Дентон замер, а потом плечи его задрожали в сухих беззвучных спазмах. От него пахло рекой и смертью. Но этот запах для Ирви был запахом справедливости и заслуженного возмездия.
- Я испек шоколадный фондан. Пойдем, я помогу тебе раздеться и вымыться. Потом мы поедим, и я уложу тебя в кровать.
- И с-ска-а-азочку на ночь п-прочтешь?
- Если попросишь. Мне… Мне, наверно, пора начинать тренироваться.
- В с-смысле? - Дентон высвободился из объятий и глянул на Ирви снизу вверх.
- Пришли результаты анализов.
- Н-но мы же… - разом все понявший Дентон развел руками.
- Предохранялись, - Ирви кивнул. - Бывает.
- Б-бывает, - согласился Дентон и вновь обнял Ирви, теперь уже совершенно осознанно прижавшись лицом к его пока еще плоскому животу. - Я… рад. Г-глупо, но н-не знаю, что еще с-сказать. Вроде и думал о та-аком, а неожиданно…
- Вот как? Думал? - ворчливо поинтересовался Ирви. - И что именно думал?
- Что не хочу делать из тебя мужа убийцы, - жестко, странным образом ни разу не заикнувшись, отрезал Дентон и поднялся, тут же став на голову выше - большой, решительный, альфа.
- Я за убийцу бы и не пошел. А за тебя… За тебя пойду. Если, конечно, позовешь.
Дентон молчал, рассматривая Ирви с очень близкого расстояния - так, будто видел впервые, а потом вдруг прикрыл глаза, положил ладонь ему на затылок, прижал и выдохнул прямо в макушку:
- Видит бог, я не заслужил тебя, Ирви. Не заслужил! Потому и не верится, что такое вот счастье возможно. Все время кажется, что сейчас я проснусь и тут же станет ясно, что ты и все, с тобой связанное, мне лишь привиделись. Ай! Ты чего?
- Доказываю тебе, что ты точно не спишь, - пояснил Ирви и с прежним мстительным удовольствием ущипнул Дентона за бок еще раз.
Потом они ели шоколадный фондан, вместе и по очереди рассматривая результаты анализов, согласно которым омега Ирви Зейн носил пока еще никому не заметного, но уже совершенно реального ребенка. После отправились в душ - смывать с себя этот длинный и очень непростой день. А наконец улегшись в постель, обнялись, устроившись поудобнее, и просто лежали и молчали. Ирви возил пальцем Дентону по груди, обводя многочисленные давно побелевшие отметины. Дентон же тихонько гладил Ирви кожу под волосами на затылке и изредка вздыхал так, что Ирви приподнимало вверх, словно он плыл на большом корабле по неспокойному морю.
- Не кори себя. Ты сделал то, что был должен. Так им и надо! - не выдержав, тихонько прошептал Ирви.
- Что?
- Я говорю…
- Н-нет, я понял, что ты ска-азал, но… Ты подумал, я из-за этих у-уродов переживаю? Да боже мой! П-п-просто еще одна операция п-против еще одних ублюдков, которые и так с-с-слишком уж зажились на с-свете. М-мир только чище стал без этой падали!
- Но я подумал…
- Что меня мучит с-совесть? Тут ты прав. С-совесть меня подгладывает основ-ва-ательно. Но точно не из-за них. Я виноват п-перед Адрианом, что у-упустил его, отдал в-в-в руки этой с-с-сволоте. И п-перед тобой, Ирви, т-тоже. И если с п-первым мне п-придется как-то жить, то в-второе я могу и х-хочу ис-справить. Вот только как-то с-собраться надо. Ч-чувствую с-себя скотиной, а все равно молчу. Н-никак не решусь… - Дентон снова вздохнул, обнял Ирви крепче, еще и подбородком потеревшись ему о макушку, и начал снова - куда более решительно: - Н-никак н-не решусь ска-а-азать, что люблю. П-правда п-пойдешь за меня за такого?
- Пойду.
- Я р-рад, - помолчав, ответил Дентон, и его большое сердце, которое Ирви сейчас чувствовал, кажется, всем телом, до того неистово и неровно прыгавшее, стало успокаивать ритм, теперь выстукивая что-то, более всего похожее на очень хороший, очень надежный, абсолютно проверенный рецепт приготовления будущего. Оно немного горчило, по традиции чуть-чуть подгорев, но все равно было сладким и горячим. Как и мечталось.