Le Baiser Du Dragon и ankh976 Бумажный домик с нар

Глава 1. Встреча
***Щи-цу
Сегодня. Сегодня ничто не могло испортить ему настроение. Ни злобный тычок под ребра, полученный еще утром на входе от покидавших базу спецназовцев. Ни грубость со стороны начальника лаборатории, в очередной раз обозвавшем Щи-цу безмозглым бездарем. Ни то, что одежду ему в очередной раз "случайно" обмочили во время сдачи анализов. Немного даже на лицо попало. Все смеялись, а ему пришлось идти мыться и брать другой халат. Унизительно. Никто за него не заступится, никогда. Но даже это не может испортить его хорошего настроения! Ведь сегодня. Именно сегодня...

— Эй, Щи-цу, поди сюда, разговор есть.
Про ничто он погорячился. Внезапное появление Гра-хи полностью уничтожило его положительный настрой, а гревшее душу тепло растаяло, как дым.

Как он хотел отказаться, убежать, забиться в угол и спрятаться. Но было нельзя. Пришлось идти вслед за Гра-хи в маленькую лаборантскую. Как назло тот появился в обеденное время. Хотя, конечно же — назло. В коридорах было пустынно, их никто не встретил и не остановил.
— Что ты плетешься, еле перебирая ногами? — Гра-хи пихнул Щи-цу в плечо и захлопнул за ними дверь. — Давай приступай!

Он вжикнул молнией, и Щи-цу привычно опустился на колени. От Гра-хи всегда плохо пахло, но какое это имело значение. Пришлось взять в рот сразу глубоко и расслабиться. Спецназовец больно стиснул его уши и принялся насаживать его голову на свой член. Щи-цу давился, слезы закапали из глаз. Никто из них не произнес ни слова.

— Хватит, — Гра-хи отпихнул его так, что он упал, — жопу давай.
Щи-цу задрал халат, спустил брюки и белье и перегнулся через стул. Его грубо дернули за хвост и через секунду стало больно.
— Сука, — Гра-хи ударил его по спине, — опять не готовился.
— Я же не знал, что ты придешь сегодня, — проскулил Щи-цу, задницу просто разрывало. На сухую.
— Молчи, ****ь! Ты меня каждый день ждать должен и молиться, чтобы я пришел и облагодетельствовал твою грязную дырку.

Его ударили по спине, наверняка, синяк останется, а там их так неудобно сводить. По ноге потекла кровь, опять порвали... Иногда Щи-цу думал, что Гра-хи даже больше нравится причинять ему боль, чем насиловать, но он гнал от себя такие мысли, а то становилось совсем страшно.

— Сукин кот, — Гра-хи двигался яростно, дергая его за попадавшиеся под руку хвост и уши.

Наконец он кончил, не забыв напоследок отвесить пару шлепков.

— Знай свое место, подстилка безмозглая. Завтра я приду и проверю, если опять свою жопу для меня не смажешь, пеняй на себя. Могу и домой к тебе заскочить, у тебя, кажись, братишки подросли уже? Сколько им, по тринадцать?
— Одиннадцать, — горло перехватило от ужаса, — не надо, пожалуйста, умоляю...
— Так все от тебя зависит.
Пнув Щи-цу под ребра, Гра-хи вышел, оставив его рыдать на полу.

Щи-цу с трудом встал на ноги, надо было пойти подмыться, а то бежевый хвост испачкался в крови, да и подлечиться нужно, вдруг кто заметит, что лаборант как-то неестественно пришагивает.

Было больно, стыдно, страшно и унизительно, но все равно... сегодня. Чеззе. Сегодня!

***Чеззе
Чеззе уныло, с подвыванием зевнул и уставился на вышивку. Чертов мешочек, над которым он трудился вот уже второй месяц, развратно поблескивал своими блестками и бисерными цветочками. Трудотерапия, мать ее. Вот кто бы знал, что самым страшным в тюрьме окажется скука? Единственным развлечением здесь был спорт, которого лишали за провинности, ну, наряду с публичной поркой, естественно. И тогда оставалось только лечить задницу, заниматься трудотерапией по расписанию, смотреть высокоморальные каналы по визору во время, так сказать, отдыха, или читать душеспасительные книжки. Черт возьми, да он за эти два года перечитал всю великую классику, лишь бы не видеть благообразных морд в передаче типа "Мост к Спасению"... И не читать бреда на обязательных уроках с миссионерами. Слава яйцам, две трети евангельских уроков можно было заменить литературкой, и там надо было всего лишь сдавать конспекты прочитанного, а не рассуждать о духовном.

Он еще раз клацнул пастью, напомнил себе, что сегодня его выпускают за хорошее поведение, и пришил к мешочку одну бусину. Из цветочков уже вполне определенно складывался ***, и Чеззе решил не продолжать рисунок, от греха подальше. До конца трудотерапии оставалось тринадцать минут. Двенадцать с половиной... одиннадцать... Глаза слипались, мир мерк и качался... Очнулся он от стука собственного лба о стол.
— Чеззе, — укоризненно произнесла подкравшаяся преподавательница рукоделия, — попытайтесь устремиться к прекрасному. Ведь вам сегодня на свободу, а вы предаетесь лености.
— Простите, мэм, — покаянно опустил уши Чеззе, уставившись на плоскую грудь старой кошелки. Потом перевел взгляд на часы. Оставалось еще четыре минуты.

Оставшееся до воли время Чеззе посвятил душеспасительной медитации: воображал себе секс по очереди с каждым, на кого падал взгляд, не пропуская. Да, некоторых заключенных и охранников он отымел бы не только в воображении. Увы, в тюряге их лишили этих маленьких радостей: уединиться нереально даже на толчке (открытом всем взглядам), не говоря уже о камерах с прозрачными стенами и аппаратурой слежения. Отодрать кого-либо не было ни малейшей возможности! Два года жизни с собственной рукой.

***Щи-цу
После того, как он привел себя в порядок и смог вернуться в лаборатории, на него снова наорали. Не со зла, просто так уж повелось, что на Щи-цу было принято срываться или делать его объектом обидных розыгрышей и шуток. Щи-цу давно бы уволился и перешел в другое место, где никто не стал бы его изводить, да и платили простому лаборанту не так уж и много, чтобы бояться потерять источник стабильного дохода. Но Гра-хи запрещал ему это делать, он желал держать свою жертву под рукой.

За два года Щи-цу как-то даже и привык к такому обращению. Если кто-то должен был задерживаться, так это был он. Самую грязную, скучную и нелюбимую работу поручали тоже ему. Все новички, приходившие в лабораторию, поначалу удивлялись такому поведению коллег, но потом быстро втягивались. Глумиться над Щи-цу было местным любимым развлечением.

— Лакх! — крикнул практикант, — Сделай анализ спермы, он мне срочно нужен.
На стол к Щи-цу поставили ящик с колбочками. Можно было возмутиться, сказать, что это не входит в его обязанности, что практиканту вообще-то самому положено делать такие анализы, что у него другая специализация, попытаться отстоять свои права. Но Щи-цу давно смирился с таким отношением.

Он даже не поднял голову, чтобы посмотреть на нахала, молча встал, взял ящичек и пошел к себе в лаборантскую. На самом деле его давно пора было повысить, тем более, что он выполнял много работы, которую обычно делали доктора и их ассистенты. Но начальство, как и все в лаборатории, недолюбливало Щи-цу, поэтому ограничивалось доплатами за сверхурочные и надбавками. Тот не спорил, деньги нужнее должности.

Он аккуратно поставил ящик на стол, взял записи. Так и есть, ленивый практикант даже не потрудился занести данные в журнал. Щи-цу заботливо протер каждую колбочку тряпочкой и поставил в анализатор. Потом достал свою потертую планшетку (с трещинкой в правом углу экрана) и начал переносить неразборчивые записи в базу. Механическая, привычная работа, он как раз успеет все закончить к моменту получения информации по анализам. Через час все будет готово. А пока в тишине крохотной комнатки без окон можно думать и вспоминать, как все начиналось...


...Щи-цу всегда хотел быть ученым, как папа. Тогда он еще не понимал, что его отец, по сути, изгой в научном мире. А его теории в лучшем случае безумны, а в худшем могли быть признаны антиправительственными. Иногда отец брал его с собой в лабораторию, тогда еще система безопасности не была столь строга. Щи-цу обожал такие дни, он мечтал о том, чтобы пойти работать в специализированный королевский военный институт, ведь в этом случае он бы смог видеть замечательных военных гвардейцев каждый день. Они были, как ожившие боги: идеальные тела, красивые лица, манящие голоса.

Когда отца не стало, Щи-цу все же смог попасть в лабораторию при институте, и, хотя времена для него наступили тяжелые, все так же продолжал восхищаться бойцами. У него быстро появились свои любимчики. В первую очередь, конечно, Ра-ши, огромный белый кот, улыбчивый, немного шебутной, весь в пирсинге и татуировках. Щи-цу держал для его украшений отдельную коробочку, в которую складывал все, снятое десантником перед карантином, а после его возвращения отдавал. Иногда в глазах Ра-ши появлялась тоска, которую он старательно скрывал от приятелей, и Щи-цу чувствовал с ним какое-то странное единение в эти моменты. Затем О-шу, командир Ра-ши, он был поменьше габаритами, но тоже очень внушительный и эффектный. Настоящий альфа-самец с поразительной аурой властности и силы. Черный блестящий мех, белозубая улыбка, громкий голос, все в нем вызывало восхищение. И, наконец, Чеззе, рыжий, даже красный, яркий, мускулистый, весь такой восхитительно-бронзовый, а глаза — как молодая листва.

В своих фантазиях Щи-цу часто давал котам красивые эпитеты. А в жизни они посмеивались над молоденьким лаборантом, в чьи обязанности входило проверять их перед карантином на предмет отсутствия лишнего — пирсинга или забытого на руке хронометра. Но тогда шутки были добрыми, никто не норовил задеть или ущипнуть, просто им нравилось смотреть, как он краснеет. Давно это было. Постепенно образ Чеззе вытеснил из его головы прочих котов, и Щи-цу едва ли слюной капал на него каждый раз, когда видел. А потом...

...Анализатор запиликал, подавая сигнал о завершении процедуры. Данные автоматически были подгружены к базе. Щи-цу взял записи, поставил колбочки обратно в коробку и отнес на свой стол в общем зале, кому надо — тот заберет. Потом вернулся к себе, заварил чай в старой, еще папиной кружке и принялся за свое собственное исследование.

После гибели отца закончить университет было проблематично, но все же год назад он это сделал. Комиссия на защите диплома в пух и прах раскритиковала выбранную им тему "О возможном взаимодействии змеиных ядов с современными лекарствами при низком давлении". Потом ему сказали, что диплом признали защищенным только из уважения к памяти погибшего отца.

Теперь, после случая с десантником Ра-ши (попавшего в плен к змеям и подвергшегося воздействию многообразных ядов), его работа стала востребованной. Но её почти сразу забрал себе начальник лаборатории, бывший председателем комиссии на защите Щи-цу. Ему осталось только смириться и, глотая слезы, читать в научных журналах собственные слова и целые абзацы, вырванные из диплома. Но Щи-цу не бросил свою идею, все свободное время посвящая продолжению исследований, благо у него на руках были данные обследования Ра-ши.

Рабочий день подошел к концу. В пригород, где гнездился прайд Щи-цу, надо было ехать на двух аэробусах. Переход на пересадке занимал минут пять, он шел, не глядя по сторонам, и очень удивился, когда рядом резко затормозил кар. А дальше все произошло слишком быстро. Мелькнуло злое лицо Гра-хи, и вот он уже на заднем сидении, а рядом с водителем сидит... О кот сладчайший! Чеззе... Такой же красивый, как и раньше. Сердце Щи-цу восхищенно забилось, дыхание перехватило, а к щекам прилила кровь.

***Чеззе
— Чеззе, собирай вещи и на выход! — охранник мявкнул как раз, когда он делал жим на 200 кг. Подлец, чуть рука не дрогнула любимая, правая.

Два года назад он был господином капитаном Чеззе Ренсаром, а теперь его и на свободе любой будет называть только по имени. Погоны содрали, а из высокого клана, славного своими военными традициями, изгнали за бесчестье.

Чеззе аккуратно положил штангу и пошел собирать вещи: коллекцию поделок с орнаментами, складывающимися в разнообразные половые органы, в основном *** почему-то. Толстый дневник арестанта, который их заставляли вести на адаптационных занятиях. Мусор, конечно, но оставлять было жалко. На столе стоял сложенный из листочка домик с нарисованными котами. Если его расправить, то получится бумажка с обломками окон, дверей и фрагментами хвостов, лап и морд. Таких у него много в дневнике. Он педантично вложил бывший домик в раздел с ему подобными.

Все нажитое непосильным трудом поместилось в маленький пакет, и Чеззе отправился на волю. Там была прохладная осень и бледное небо, показавшееся ему безграничным. Он застыл, наслаждаясь острым чувством свободы и потерянности. В кармане у него лежал билет на аэробус до города, ключи от собственной квартиры, выписка с личного счета — там было совсем немного, у него никогда не было привычки копить деньги. И выписка со счета, открытого на его имя кланом Ренсар, последний привет от родичей. Да, в дворники можно было не идти, на десяток лет приличной жизни вполне хватало.

— Привет, кэп! Радуешься воле? — около него остановился мощный кар Гра-хи, старого друга, еще с кадетского корпуса. — Подбросить?
— Спасибо, дружище, — обрадовался Чеззе.
Гра-хи был единственным, кто его регулярно, раз в две недели навещал. Рассказывал о жизни ребят из отряда, трепался об общих знакомых... Эти встречи травили душу горечью потери, но он ждал их с нетерпением. Единственный привет из другой жизни. Единственный оставшийся от нее друг.

А ведь их было трое — три неразлучных с детства товарища. Но второй, О-шу — а некогда первый и лучший — посетил его всего лишь раз, и всю встречу они тяжело искали слова. Чеззе знал, что между ними стояло: запятнанная им честь мундира. О-шу не мог забыть об этом, так же как и сам Чеззе, хоть и не совершал того позора... Но что скажешь? Банальное: я ни в чем не виноват, меня подставили? Он все сказал на суде, а в ту встречу промолчал, и больше О-шу не приходил, хоть и писал каждую неделю. Письма его были похожи на доклады о происшествиях. Чеззе ему аккуратно высылал в ответ свои конспекты по литературе. Мелочные выходки... но ему на самом деле было нечего писать. И не отвечать он не мог.

— Пива хочешь? — ухмыльнулся Гра-хи.
— Давай, — Чеззе хлебнул, и в голове что-то приятно переключилось, после долгого воздержания хорошо пошло.

Гра-хи вдруг резко затормозил, и Чеззе стукнулся зубами о горлышко, подавившись:
— Дери тебя святые угодники, Грах, ездить разучился?!
— Ты погляди... — товарищ выскочил из кара и за шиворот втащил на заднее сиденье тощего котика кремового окраса, — ты погляди, какая шлюшка нарисовалась!

Чеззе поглядел. Паренек, бедно одетый и испуганный, с какой-то странной блуждающей улыбкой на интеллигентном вполне лице, был совсем не похож на шлюху.

— Оставь свои идиотские шуточки, Грах, — буркнул Чеззе и снова приложился к бутылке.

Хорошо.
— Это не шуточки, Чез, милашка совсем не против твоего шершавого. Не так ли? — на последних словах, обращенных уже к пареньку, в голосе Гра-хи прорезался металл. Но Чеззе не обратил на это внимания: его друг был всегда немного с придурью.
— Не против, — тихо мяукнул кремовый котик сзади.
А Чеззе, снова взглянув в зеркало заднего вида, вдруг узнал его: это же серая мышка, лаборант-биолог из карантина... Малыш даже разок подкатывал к нему с предложением погулять, но Чеззе тогда крутил с роскошной певичкой и мальчика вежливо отшил. Да... все подружки теперь исчезли.
— Не против, так не против, — сказал он, откидываясь. Со дна души поднималось желание хорошенько отодрать жалкого котика, словно в отместку всем тем друзьям и подружкам, что так легко поверили в его вину и забыли о нем. Гадкое чувство, но раз тот не против....
Глава 2: Первый раз
28 сентября 2013?г. в 17:51
***Щи-цу
На грязное предложение Гра-хи пришлось ответить согласием, как будто он мог выбирать... Но куда угодно, лишь бы видеть Чеззе, чувствовать его терпкий запах, смотреть, как солнце играет в рыжих волосах.
— Куда поедем? — Гра-хи усмехнулся, — к тебе или ко мне? У меня настоящий сексодром. Что предпочтешь для начала, отпялить эту ****ь в ротик или в попку?
Щи-цу вздрогнул и вжал голову в плечи.

— Прости, — Чеззе демонстративно поднял руки, — ты же знаешь, я не любитель делиться. Поэтому ты в пролете.
Щи-цу увидел, как побелели костяшки на пальцах Гра-хи, и задрожал, но голос коричневого кота лился патокой:
— Тогда к тебе вас подкинуть?
— Не люблю у себя шлюх принимать, — опять отозвался Чеззе, — к нему поедем.
— Слышал? Адрес диктуй!
— Ко мне нельзя! — ужаснулся Щи-цу, — у меня же маленькие...
— Заткнись, шлюшка, и делай, что сказано!
Больше спорить с Гра-хи он не посмел и назвал улицу и номер дома. И всю дорогу сидел и дрожал, но не мог оторвать взгляда от рыжих ушей Чеззе, видневшихся над спинкой кресла. Он и не надеялся когда-нибудь увидеть его так близко.

Они доехали очень быстро, гораздо быстрее, чем добирался Щи-цу.
— Ты не передумал, насчет делиться? — насмешливо уточнил Гра-хи, высадив их.
— Нет, не передумал, — усмехнулся Чеззе.
— Тогда давай по-быстрому, я подожду.
Гра-хи демонстративно сложил руки на груди и врубил музыку.

— Как знаешь, Грах, я после тюряги одним разом не ограничусь.
От этих слов у Щи-цу подогнулись ноги. Его старая давняя мечта сбывалась в каком-то уродливом воплощении. Чеззе думает, что он проститутка и собирается его...

Дверь приоткрылась.
— Братик? — на пороге стоял один из братьев Щи-цу, Ан-дзи, — ты так рано. Идем, мы как раз супчик сварили.
С трудом взяв себя в руки, Щи-цу повернулся к дому, натянув на лицо приветливую улыбку.
— Молодцы, а с чем супчик?
— Щавель с крапивой, — хитро улыбнулся Ан-дзи, — вкусно. Идем, пока горяченький.
За спиной раздалось покашливание. Щи-цу вздрогнул.

— Мне поработать надо, — жалко улыбнулся он брату, входя в дом, — закончу и поем. Не ждите меня, кушайте, пока не остыло. Только про второе тоже не забудьте.
— А ты друг братика? — Ан-дзи с искренним восхищением рассматривал Чеззе.
— Он мой коллега, — резко ответил Щи-цу, — иди, милый, иди. И предупреди, чтобы нам не мешали.

Он подтолкнул брата в сторону кухни, а сам повел Чеззе в свою спальню. Ноги дрожали, на глаза наворачивались слезы. Это унижение нужно просто пережить, как он делал со всеми предыдущими. Он справится. Все будет хорошо.

***Чеззе
Он выпил все пиво и нашел в бардачке фляжку с горькой фиалковой настойкой. Ну и гадость! Гра-хи извращенец. Ситуация его чем-то невыносимо раздражала. Этот лаборантик сзади, терпеливо сносящий все оскорбления, его друг, строящий из себя сутенера... За кого они его держат? За убийцу-рецидивиста? Знатно откинувшегося преступника? Ублюдки.

Он специально обломал Гра-хи с сексом на троих, а лаборантику велел принять его у себя дома. Оба сожрали хамство, как миленькие. А Гра-хи еще и вызвался подождать после перепихона. Ну, надо же, теперь у него в личных шоферах капитан королевских особых войск.

Дом у парнишки был из старых романтичных построек: аккуратно, одно к одному сложенные бревнышки, красная черепица, белая труба камина, буйно заросший сад с цветущими настурциями и порослью разносортной валерианы... Ухоженный огород, красиво обветшалые стены, запах жареной курицы. И маленький белый котенок, встретивший их на пороге, что-то мило втирает про супчик. Чеззе слегка отвернул морду, чтобы дышать от малыша в сторону. Он был уверен, что глупый розыгрыш сейчас закончится, и его выставят за порог. Или... или пригласят к столу, ведь этот ботан когда-то же кадрился к нему.

Однако, дебильное представление продолжалось, его привели в спальню, где котик замер посреди комнаты и растерянно заозирался. Чеззе поймал его за хвост, и тот испуганно зажмурился, слегка сгорбившись, словно ожидал побоев. Ну-ну. Чеззе сгреб его в охапку и сел на кровать. Котик был худенький, мягкий и пах ванилью. Чеззе долго его тискал, наслаждаясь запахом и ощущением чужого тела. Два года он был лишен прикосновений — в тюрьме строгий запрет на малейшую близость.

Он опрокинул парнишку на кровать и принялся медленно стаскивать с него одежду, гладя и покусывая тонкую кожу. Тот был весь кремовый: светлая шерстка на голове, словно заварной крем, ушки и хвостик слегка присыпаны шоколадом, на кончиках едва заметные коричневые кисточки. Светло-ореховые глаза в пушистых ресницах. Кожа нежная, а по цвету, словно ванильный крем. Весь пропитан этим запахом ванили, наверно мыло... Сводит с ума, хочется кусать и лизать, как мороженое.
— Ты и вправду шлюхой подрабатываешь? — спросил он, тиская одной рукой дрожащий живот, а другой стаскивая с него штаны, чтобы выпустить торчащий член.

Мальчишка прижал уши и тихо прошептал:
— Только для вас, сэр…
И Чеззе захотелось ударить его за эти слова, произнесенные с придыханием, за этот жалкий затравленный вид, за запуганный взгляд... Что, он и правда внушает такое отвращение и ужас, что с ним соглашаются во всем? Ну, конечно, он же убийца. И дают-то наверняка из страха. А ведь этот кремовый раньше смотрел на него с обожанием, а теперь дрожит, как осиновый лист, и глаза отводит.

— И сколько же ты берешь, шлюшка?
— Не знаю… сколько заслужу…

— Прекрасно, — прошипел он, преисполнившись какого-то злого куража, и перевернул котика кверху задом.
Ягодицы у того были маленькие и крепкие, а короткошерстный хвостик тут же покорно задрался вверх и скрутился колечком. Чеззе достал презерватив из адаптационной брошюрки "Новая жизнь", полученной на выходе из тюрьмы, натянул его, потом плюнул на розовый сжатый анус. Быстро размял его пальцем, поддалось легко, и вставил.

Это было прекрасно, прекрасно и сладко — податливое тонкое тело под ним, живое тепло, тихие стоны. Все такое настоящее после тюремной не-жизни. Он снова гладил тонкую кремовую кожу — спина с выступающими лопатками, ребрами, позвонками, худая задница... Мял тощий живот и напряженный член парнишки — у того сначала опало, а потом хорошо так встало, и Чеззе довольно заулыбался — не потеряны еще навыки, раньше под ним все чуть не мурчали от удовольствия. Он подхватил котика под грудь, приподнимая, принялся целовать и покусывать загривок и плечи. И обнаружил особо чувствительные места между лопаток и у основания шеи, парнишка задрожал, когда его ласкали там, а потом вдруг изогнулся, вскрикнул и кончил.

Чеззе вышел из подрагивающей дырки, снял резину и за волосы притянул кремовую голову к своему члену. Сосал котик неумело: просто раскрыл рот и принялся старательно пропихивать достоинство бывшего спецназовца себе в глотку. Впрочем, Чеззе был совсем не против королевского минета, судорожно сжимающееся горло — это так же приятно, сколь и ладная попка. А еще у котенка была ужасно забавная мордаха, когда он глядел на него снизу, набив рот.

Чеззе зря так много выпил: оргазм подходил все ближе и ближе, потом отступал, потом снова, вот-вот... Котенок устал ему сосать и теперь просто закрыл глаза и сидел, вцепившись ему в бедра, с безвольно раскрытым ртом, и давился. Из-за стены доносились звонкие голоса детей.


Чеззе натянул второй презерватив, положил паренька на бок, немножко поласкал ему яйца, возбуждая, но тот не особо отреагировал, только робко улыбнулся. Ну, да ладно, уже много довольно времени прошло, все у пацана там успокоилось наверняка. Чеззе снова зашел в растраханную дырку, кончить хотелось неимоверно, и именно внутрь этого котика, осколка его прежней жизни. Тот терпеливо принимал его, тяжело дыша, мошонка его лежала на бедре, как сморщенная тряпочка, Чеззе бездумно теребил ее, а котик ему заискивающе заглядывал в глаза, удерживая на губах жалкое подобие улыбки. И его так разозлило это притворство, опять страх, и вообще — весь этот театр абсурда, что от злости он наконец-то кончил.

На душе стало как-то пусто и гадко, захотелось немедленно убраться отсюда и выкинуть этот глупый трах из головы. Он быстро оделся, не глядя на свернувшегося комком парня, достал несколько завалявшихся с прошлой жизни клубных кредиток. Бросил их на тумбочку и молча вышел.

Как ни удивительно, Гра-хи все еще ждал его, слушая музыку и что-то изучая в планшетке.
— Поехали в бар, — сказал Чеззе, садясь в кар. — Я хочу напиться.

***Щи-цу
Когда Чеззе ушел, Щи-цу расплакался от облегчения. Все прошло хорошо, его не избили, не нанесли повреждений. Значит Чеззе ни о чем не знает. Можно жить дальше.

Через пару минут ему удалось успокоиться. Он навел порядок. Отнес белье в стирку, принял душ. Рот немного болел, челюсть ныла, но больше ничего не напоминало о том, что произошло. Щи-цу долго таращился на свою бледную и несчастную копию из зеркала.
— Ну что ты, — сказал он, — все же хорошо. Теперь знаешь, какой Чеззе в постели. Ласковый... Можно больше не гадать.
На глаза опять навернулись слезы, но Щи-цу упрямо их сморгнул, обругав себя за слабоволие.

Он пошел на кухню и обнаружил, что тройняшки снова крутились у плиты.
— Что вы опять творите, бесенята? — спросил он, отгоняя мысли и воспоминания.
— Кофе из желудей! — гордо ответил Ки-джи, самый бойкий из троих. — Пробовать будешь?
— А куда я денусь? — притворно вздохнул Щи-цу, — давайте ваш супчик из лебеды, потом второе, а там, если я выживу после супчика, можно и кофе из желудей.
— Супчик из крапивы и щавеля, — хихикнул второй братик, самый умненький и хитрый, Мал-Дхи. — Жалко, что кто-то жмется мяса на наши эксперименты, но и так вкусно получилось, мы туда бульон из пакетика развели. Правда вкусно, ешь, не бойся.

Щи-цу присел на стул и поморщился, член-то у Чеззе оказался не в пример больше чем у Гра-хи, хорошо, что он не стал делать намеренно больно. Вообще Чеззе оказался таким аккуратным, не попытался сломать его или унизить, просто взял то, что ему предлагали.
— Эй, не спи! — Мал-дхи уселся рядом, — кушай, ты же устал, небось, на работе. Но завтра же дома?

Другие братья сели напротив, хвосты подняты вверх, ушки на макушке, а в глазах предвкушение.

— Да, завтра я дома, — заверил их Щи-цу, — и послезавтра, моя смена только через день. Поэтому сходим в больницу, сдадим анализы и сделаем вам уколы.
— Ууу! — тройняшки принялись бурно выражать недовольство, но он, как старший брат, лишь сурово нахмурил брови, показывая, что его решения обсуждению не подлежат.

— А потом сходим в музей? — Ки-джи заискивающе ему улыбнулся.
— В зоологический, — мечтательно добавил Ан-дзи, — туда привезли коллекцию препарированных уродцев.
Щи-цу усмехнулся, тяга к науке это у них семейное. Отец, пока был жив, был так же повернут на знаниях и исследованиях.
— Ну если кто-то не доставит мне неприятностей завтра в больнице, то почему бы не сходить в музей.

Дружное ура раздалось на кухне. Щи-цу улыбнулся, видеть радостные лица своих братьев — это ли не лучшая награда за все, что ему приходится переносить?

Много позже, когда он проверил у них уроки, уложил спать и послал в школу предупреждающее письмо, что завтра ведет их на обследование, он уселся в папином кабинете и принялся разбирать счета. Их было не слишком много. Детям героя, погибшего на территории змей, были положены большие скидки на все государственные услуги, а главное — бесплатные операции для тройняшек. Пришлось стоять в очереди, но оставалось не больше десяти месяцев. Потом... потом можно будет дать отпор Гра-хи и не чувствовать себя беспомощной и жалкой тряпкой, о которую каждый имеет право вытереть ноги. Щи-цу прикрыл глаза и снова вспомнил Чеззе, как нежно красный кот касался его, он и не знал, что так бывает, что огромный сильный мужчина может быть аккуратным и почти не делать больно.

Когда-то давно, когда он только начал работать в институте и понял, что влюбился в Чеззе, он мечтал, что тот позовет его в свой прайд, что возьмет его на ложе и их ночи будут наполнены страстью и негой. Что Чеззе возьмет его девственность, не причиняя боли. Реальность оказалась отвратительной. С невинностью он расстался в туалете большого королевского суда, через несколько минут после оглашения приговора Чеззе. И вместо слов ободрения или хотя бы утешения услышал "подотрись, шлюшка". Гра-хи стал его персональным кошмаром на эти два года. Но Щи-цу не роптал, расценивая происходящее с ним как плату за то, что он натворил. Хорошо, что для Чеззе все уже осталось позади. Теперь груз вины на плечах Щи-цу стал немного легче.

Самой значительной статьей расходов было лечение тройняшек от хронического змейса, на него уходила большая часть выплат, которые делало королевство в связи с потерей кормильца. Мама почти сразу после смерти отца вернулась в свой родной клан, сказав, что её терзает невыносимая тоска, справиться с которой она может только с поддержкой старших прайда. Щи-цу и близняшки не видели её с тех самых пор, вот уже почти пять лет. Только на Новый год и их дни рождения приходили сухие, официальные поздравления. Теперь даже и малышня перестала надеяться на то, что она когда-нибудь вернется.

Щи-цу не осуждал её, их брак с отцом был вызовом, который мать бросила своему высокому клану, но она переоценила собственные силы и не справлялась с жизнью простой среднестатистической неки. А тем более потом — одинокой неки с четырьмя детьми. Практически без клана и прайда. Если ей лучше там, то значит так тому и быть...

Щи-цу закончил со счетами и, проведав братьев и подоткнув им одеяла, пошел к себе. Войти в спальню было нелегко, но он смог пересилить себя. Даже как-то не верилось, что Чеззе, герой его мечтаний был здесь еще несколько часов назад, на этой самой кровати, трогал его, был в нем. Его вкус, запах, шершавые мозолистые ладони — это все запечатлелось в памяти. Обидно, что он посчитал Щи-цу за шлюху, но глупо было оправдываться и объяснять свое положение. И все же, драгоценные крохи приятных воспоминаний, первый оргазм, испытанный с другим котом, а не наедине с правой рукой, Щи-цу запомнит навсегда. Жаль, нельзя было поблагодарить за это Чеззе, выглядело бы нелепо.

Утром он встал рано, растолкал тройняшек, они позавтракали, потом пошли до станции аэробуса, а оттуда с тремя пересадками доехали до первой муниципальной больницы. Заполнив необходимые формы и переведя требуемую сумму на счет заведения, Щи-цу наконец-то выдохнул и пошел попить чая с мятой в больничном кафетерии.


Комм завибрировал.

"Только бы не Гра-хи", — мысленно взмолился Щи-цу. К счастью, это оказался сигнал от начальника лаборатории. Сменщик Щи-цу заболел, и теперь от него требовалось появиться на работе.
— Сегодня я не могу, — стараясь отвечать достойно, сказал Щи-цу, — у меня тройняшки на обследовании по змейсу. Завтра я выйду, потом готов взять все смены, до тех пор, пока Киичи не выздоровеет.

Начальник, собиравшийся было на него наорать, притих, змейс — это серьезный аргумент.
— Ладно, — буркнул он недовольно, — но чтобы завтра был, как штык. И купи себе уже нормальный комм, с визором, а то как с пустотой разговариваю.
— До завтра, — Щи-цу невежливо отключился первым.

Легко сказать — купи, тройняшкам нужно лечение, они должны хорошо питаться, растут, опять же, прямо на глазах, учеба, дополнительные занятия, да и в доме то труба прохудится, то крыша. Нужно просто потерпеть, переждать год, а потом...
— Господин Лакх? — лечащий врач его братьев присел за столик. — Знал, что найду вас здесь.
— Что-то не так? — всполошился Щи-цу.
— Нет-нет, все в порядке, я просто хотел сообщить, что операцию вашим братьям передвинули на месяц раньше, у нас открылось еще одно отделение в области, и часть больных перенаправляется теперь туда.
— Отличная новость, — улыбнулся Щи-цу.
— Да, — врач эффектно взмахнул хвостом, — всего доброго.
— Спасибо.
После больницы они пошли в музей, а оттуда в парк развлечений, где Щи-цу, забыв обо всех своих бедах, наравне с братьями катался на аттракционах. Домой они ввалились уставшие, но довольные. Щи-цу неимоверно радовало, что братья столь легко переносят ежемесячные инъекции, вспоминая себя на их месте, он думал о том, что неделю не мог встать с постели. А эти... часок поспали и снова в бой.
Завтра было нужно на работу, и он лег пораньше. В голове опять крутились воспоминания о Чеззе, руки, губы, зубы, прихватывающие кожу на загривке. Жаль, что он его так и не поцеловал. Хотя бы один единственный разочек. Ну да ладно, он и так получил больше, чем мог мечтать, больше, чем заслуживал. Надо было спать, завтра новый день и новые испытания. Но он все выдержит, воспоминания о Чеззе станут хорошим подспорьем. Чеззе... такой нежный....
Глава 3: Новая семья
28 сентября 2013?г. в 22:32
***Чеззе
Чеззе проснулся в своей кровати и осторожно огляделся. Слава богу, соседей по сексодрому не оказалось. Он терпеть не мог все эти утренние неожиданные встречи, любезные знакомства и чаепития с выпроваживаниями. Чеззе скатился на пол, отжался (пятьдесят раз), преодолевая похмельную слабость, и отправился в душ, а потом на балкон — завтракать.

После антипохмельного и кофе мысли в голове выстроились стройными рядами, замаршировав в привычных мстительных планах. Долгими днями и ночами в тюрьме он вспоминал все обстоятельства своего дела. И пришел к выводу, что подставить его могли или на стадии сбора вещдоков, или на стадии самой экспертизы. Ведь экспертизу делали в институте при военном управлении, и там же имелись его собственные биообразцы, сданные при стандартных тестах. Легче легкого подменить. Осталось только найти того самого эксперта... и поговорить. На документах-то стояла подпись начальника лаборатории, и в суде он же свидетельствовал, но вряд ли этот осанистый кот возился с образцами самолично.

Надо все выяснить, а лучше всего это сделать, проникнув туда и устроившись на работу... да, хотя бы уборщиком.

Он притащил планшетку и принялся изучать институтский раздел "требуется". Уборщики им не требовались. Зато нужен был ассистент техника в департамент Осушения. Прекрасно. Он знал начальницу этого департамента — замечательная во всех отношениях нека.

***
— Чеззе, милый... И что же мне принесет сей беспрецедентный шаг: взять на работу осужденного преступника, — спросила вышеупомянутая начальница в тот же день.

Холеные ладошки она сцепила домиком, а благородно-золотистый ее хвост извивался знаками вопроса.

— Кроме глубочайшего чувства морального удовлетворения от исполненного долга перед обществом? — Чеззе многозначительно пошевелил ушами и поднял хвост знаком восклицательным.

— Глубочайшего? Это интересно... И какого же рода долг подвигнет меня на это? — она улыбалась вполне одобрительно, и Чеззе тоже ей улыбнулся, а потом постно пропел, подражая тюремным проповедникам:

— Священный долг перед господом нашим и детьми его — наставлять на путь истинный заблудшие души, давая им возможность заново интегрироваться в наше общество, ласковой рукой ведя по пути исцеления и исправления...

— О, господи, — засмеялась она, — твои шуточки... Хорошо, надеюсь, мое удовлетворение от твоего исправления будет поистине глубоким.

Чеззе тоже смеялся: все его друзья-подружки были развеселыми, скучать никогда не приходилось.

Однако в отделе кадров его ждал пренеприятный сюрприз: на госслужбу не брали безродных котов! Чертовы бывшие родичи... впрочем, после того, как он подался в обслугу, его бы все равно изгнали из клана. Перед мысленным взором встал надменный образ папочки:"Что? Будешь гонщиком? На потеху плебеям? Запомни, сынок, Ренсар может быть только офицером. Упал-отжался!"

Можно попробовать основать собственный клан, но... Он даже застонал, представив себе муторную процедуру основания, все эти проверки благонадежности, состоятельности и кредитоспособности... Да он точно их не пройдет! Осужденный преступник без работы. Оставался последний вариант — найти какой-нибудь захудалый клан и попробовать войти в него. Но кто пригласит его к себе в прайд?! Вольные подчиненные самцы и самки не станут позорить род таким главой прайда... А альфам соперник нафиг не сдался, со своими б разобраться.

Пока он найдет подходящую кандидатуру... пока его возьмут в прайд... место уже уйдет. Чеззе злобно пнул квадратную колонну, отбил палец и выматерился. Надо переходить к мутному плану Б.

Он так стремительно шагал по коридору, раздраженно мотая хвостом, что, выскочив из-за поворота сбил с ног маленького котика с целым набором пробирок.
— Ты что, — сказал он, изумленный, что ему дорогу не уступили, — не учуял меня что ли, мелочь?
— Я... задумался, простите, — мяукнул тот, собирая свои колбочки, и Чеззе вспомнил: позавчерашний лаборантик, разыгрывающий из себя шлюшку.
— А, это ты... — подумав, он присел рядом и принялся помогать кремовому котику. За позавчерашнее было стыдно.

Руки их встретились над последней, треснувшей стекляшкой, и парнишка свою быстро отдернул. Чеззе поймал его за запястье, потянул к себе, вдыхая ванильный запах, и мурлыкнул в затрепетавшее ушко:
— Что, теперь и прикоснуться противно? А позавчера другой был.
— Нет, — поежившись, ответил котик, — не противно, совсем... наоборот.
— Вот как, — засмеялся Чеззе и дернул его за гривку, заглядывая в лицо. Тот хлопал своими пушистыми ресницами, и Чеззе щелкнул его по носу. — Совсем наоборот, значит? Может, ты меня и в прайд к себе возьмешь, а?
— И возьму! — пискнул парнишка, сморщив носик и задирая подбородок. Уши его растопырились, а потом опустились, и он повторил уже тише: — Взял бы...
— Так давай, — хмыкнул Чеззе, прищурившись, — посылай запрос, вот мой личный код. Или у тебя бралка еще не выросла? Разрешение-то на свой прайд тебе давали, мелочь?

Мелочь засопела:
— Только у меня условие...
— Какое? — ухмыльнулся Чеззе, уверенный, что ни один нормальный глава клана не мог дать такому жалкому котику разрешение на свой прайд. Котишка-врунишка явно получал бескорыстное удовольствие от своих странных выдумок. Позавчера вот шлюшку из себя разыгрывал, сегодня — альфу. И все бездарно.

— Ты будешь по-настоящему жить с нами и...
— Что?
— И защищать меня...
Чеззе снова щелкнул его по и так уже красному носику:
— Конечно, малявка, как скажешь.
— Смотри, — шмыгнул парнишка, — ты обещал.

Чеззе хмыкнул и дернул его за маленькую темную кисточку на ухе. А тот быстро набрал что-то на своем комме и сунул сию древность ему под нос. Запрос к Канцелярии на прием нового члена в прайд. Чеззе поднял бровь. Пацана звали Щи-цу Лакх. И он был главой клана Лакхов. Кланчика. Так он написал. Запрос с мелодичным звоном ушел, и через пару секунд пришел ответ о регистрации. Чеззе даже рот открыл от такого сюрприза судьбы. Потом захлопнул и встал.
— Ты... куда? — пискнул Щи-цу. — Ты же обещал... стой, а то...
Чеззе остановился:
— А то что?
— А то, — насупился Щи-цу.
— Мне по делам, скоро вернусь, — усмехнулся Чеззе. — Ты ведь лаборант в отделе медконтроля? Я тебя найду.

Засада. Эта мелочь — глава клана. Чеззе, разумеется, будет альфой в прайде... но чтобы его младший — официальный глава! Нонсенс. Безобразие. Это что же — клан из одного кота и трех котят? Повезло, так повезло, все засмеют просто. Впрочем... на самом деле повезло. Его приняли на работу (в обслугу!), у него есть клан и фамилия.

Он довольно заухмылялся, направляясь в знакомый отдел. Сколько раз он проходил здесь нуднейшие осмотры, сколько дней карантина... Сейчас осталось только повстречаться с бывшими друзьями и облить их всех! Всех из чаши собственного позора.

Чаша позора вылилась только на одного: в коридоре он встретил Гра-хи, тот за локоть тащил куда-то ванильного котика. Его котика!
— А ну, поставь! — ощерился он.
— Чеззе! Ты чего? За шлюшкой сюда пришел? Ну, извини, друг, сегодня я первый, — нагло оскалился Гра-хи и положил руки на ремень с кобурой.
— Прости, дружище, но это мое. Мой прайд. Мой котик.

— Тебя мама не учила в детстве всякую дрянь домой не тащить? — заржал Гра-хи. — Да забирай, я его из сострадания трахал.
— Я тебя сейчас из сострадания трахну.
Они некоторое время глядели друг другу в глаза, а потом Гра-хи нервно облизнулся и посмотрел в сторону: ему лишь три раза удалось одолеть Чеззе в драке, и оба помнили это.
— Извини, Чез.
— Забыли, Грах.

***
Смена у Щи-цу уже заканчивалась, и Чеззе утащил его на полчаса раньше с работы.

Щи-цу как раз что-то врал начальству, когда Чеззе захлопнул ему комм и затолкал его в кар.
— Классный вездеход, — неуверенно улыбнулся Щи-цу внутри.
Чеззе молча сдернул с него штаны и запустил пальцы в скользкую дырочку.
— Подготовился, давалка?
Щи-цу судорожно вздохнул и зажмурился, трусливо поджимая хвост и опуская уши. Чеззе перекинул его через колено и сильно шлепнул по худой попке, так, что котика подбросило вверх.
— Завтра же всем объявишь о своем новом статусе, и если с кем еще после этого заловлю — ноги обоим повыдергиваю, ясно? Отвечай.
— Ясно, — всхлипнул блудливый кот. — Не надо меня больше бить, пожалуйста.

— Я не сильно, — сурово сказал ему Чеззе, — это для твоего же блага, чтоб лучше запомнилось.
А что, ему самому в детстве хорошая отцовская порка очень замечательно запоминалась. Бывший отец прямо теми же словами ему все и объяснял. Про офицерскую честь.

Правда, Щи-цу Чеззе пожалел, уж больно тот был дохленький и нежный на ощупь. И так плакал. Так что Чеззе совсем немножко его отшлепал и пощипал, заботливо разминая наверняка онемевшие ягодицы. А потом уж натянул хорошенькую алую попку, зря что-ли тот готовился? Котик был весь горячий изнутри и снаружи, Чеззе с удовольствием засаживал в розовую дырку и полностью выходил, наблюдая, как она медленно закрывается. А потом снова принимает его член. Никогда раньше у него не было такого слабого и послушного партнера, и это было восхитительно: его можно было крутить и мять, как угодно, а тот лишь попискивал.

Чеззе увлеченно наяривал, поглаживая съежившуюся мошонку парнишки, и под его рукой она стала расправляться и наливаться желанием.

"Дааа, — гордо подумал Чеззе, отметив это, — я хорош, малыш."

И бурно кончил. Щи-цу обмяк под ним. Такой славный... Чеззе, проникшись умилением, принялся вылизывать его член, одновременно лаская мокрую задницу пальцами. Стоны малыша снова стали забавными, такими тонкими, наверно, с ним так всегда перед оргазмом.

*** Щи-цу
Ерзая горящей попкой по сидению, Щи-цу смотрел в окно и думал о том, что же он сотворил со свой жизнью и жизнью братьев. Теперь, формально и юридически оставаясь главой клана, он все равно попадет в зависимость от Чеззе, как от очевидного альфа-самца прайда.
— Что притих? — его мягко потянули за ухо, — обиделся что ли? Так за науку не обижаются. Я тебя быстро отучу ****овать...

— Если ты только подумаешь поднять руку на моих братьев — пожалеешь, — шерстка на загривке у Щи-цу встала дыбом, хвост нервно дернулся.

— Посмотри сюда, — Чеззе переключил управление на автомат и развернулся к Щи-цу всем корпусом, — я — альфа в этом прайде и везде. Если ты и твои братья будете меня слушаться, проблем не будет. В противном случае... Среди них есть альфы?

— Не знаю, — Щи-цу пожал плечами, — им пока по одиннадцать, сам знаешь, раньше двенадцати это не будет видно, да и держатся всегда вместе, так что явного лидера нет. Но, я думаю, что кто-нибудь может стать альфой...

— Одиннадцать, — хмыкнул Чеззе, — сложный возраст... Но это видно с колыбели, мелкий. В любом случае, у вас же давно не было в доме альфы? Все равно будут проблемы.

— Все равно не смей их бить, — Щи-цу сжал кулачки, — со мной делай что хочешь, а к ним не подходи! Или я тебя изгоню из клана!

— Вот ты как заговорил, глава? — Теперь уже Чеззе распушил хвост и навис над Щи-цу.

— Я признаю тебя старшим, — Щи-цу зажмурился, он не просто дрожал, его трясло, все в нем противилось самой мысли о сопротивлении альфе, — я буду делать все, что ты скажешь. Но, пожалуйста, не вмешивай в это детей...

Чеззе продолжал нависать над ним, тяжело дыша, потом резко выдохнул и отодвинулся.

— Поживем — увидим. Я вообще-то не садист и маленьких не обижаю, так что не думаю, что буду вообще связываться с твоими братьями, глава.

— Не надо меня так звать, — Щи-цу наконец расслабился и открыл глаза, — зови по имени, а я буду называть тебя старшим, так будет правильнее всего.

Судя по довольному фырканью, раздавшемуся со стороны водителя, ему наконец-то удалось угодить Чеззе.

И все же не верилось. Еще несколько дней назад Чеззе являлся ему только в воспоминаниях и мокрых снах, а теперь он живой, он рядом, он стал членом клана Лакхов...

— Не спи, приехали, — кар мягко притормозил около одного из красивых домов в модном районе Шевилы, — поднимемся вместе, я пока вещи соберу, а ты душ принять можешь. Прости, резинки с собой не было... кончились внезапно.

Щи-цу ужасно покраснел от этих слов. Ну нельзя же обсуждать такое, вот прям запросто...
— До дома потерплю, — заупрямился он.

— Это не обсуждается, кот, — Чеззе вышел из кара и открыл пассажирскую дверь, — ты же сам признал меня старшим.

— Хорошо, старший, — Щи-цу демонстративно тяжело вздохнул, но в душе был счастлив.

Возможность посмотреть квартиру обожаемого нека, узнать о нем побольше — манила.

Пока они поднимались на лифте на последний этаж. Чеззе притиснул его к себе. Ноги тут же подогнулись, по всему телу разлилась блаженная слабость. Щи-цу и не думал никогда, что это может быть так... приятно. Крупные лапы сжимали все еще побаливавшую попку, вызывая тихое обиженное поскуливание.

Но Чеззе не обращал на него внимания, он увлеченно вылизывал правое ушко Щи-цу и бормотал ему всякие пошлости.

Добравшись до квартиры, они сразу поспешили в душ. Точнее сказать, Чеззе перекинул его через плечо и понес.

В ванной, пока Чеззе регулировал температуру и направление воды, Щи-цу быстро избавился от одежды и даже успел запихнуть испачканные штаны в чистящую камеру и выставить самый короткий режим.
— Иди сюда, — его втянули в просторную душевую кабину и сразу поставили на колени, — хвост задери.
Пришлось повиноваться. Или, если говорить совсем правду, он сделал это с большим удовольствием. Пальцы размяли его анус, а потом большой твердый член Чеззе резко вошел внутрь. Стало больно.
— Терпи, — Чеззе прихватил его за загривок, — сладкий котик... А как пахнешь... Лапочка моя. Расслабься давай. Подмахивай...

Что значит "подмахивай" Щи-цу не имел никакого понятия, Гра-хи никогда ничего подобного не требовал. Чеззе взял его за бедра и принялся двигать в такт своим толчкам.

Щи-цу ощутил себя куклой на ниточках.

— Давай-ка по другому.

Его вздернули в воздух, и он оказался притиснут спиной к стене, а грудью к Чеззе.

— Ножками меня обними.

Щи-цу послушался. Обвил своего старшего ногами и руками, а носом зарылся в шею. Чеззе между тем продолжил его трахать. Щи-цу беспомощно висел на нем, просто наслаждаясь теплом тела и манящим запахом альфа-самца.

— Так дело не пойдет, — рука Чеззе нащупала его вялый член, — тебе что, не нравится?

— Нравится, — улыбнулся Щи-цу, — я много лет об этом мечтал.


— Тогда это что?

— Поцелуй меня, пожалуйста, меня еще никто не целовал, — Щи-цу и сам смутился своей просьбы, по счастью, Чеззе не стал разглагольствовать, а сразу приступил к делу. В ушах у Щи-цу зашумело, перед глазами заплясали яркие вспышки, он размяукался, как младенец, и вскоре кончил, опередив своего старшего на несколько секунд.

Мылись они молча.
— Ты тут это, — неопределенно сказал Чеззе, закончив сушиться, и скрылся за дверью.

Идти вслед за ним Щи-цу не спешил, цикл очистки был еще не закончен, а светить голой отшлепанной попкой в чужой квартире было очень стыдно. Он взял в руки фен и заботливо высушил хвост и уши. Потер саднящую попу. Он и раньше знал, что внутри прайда приняты наказания старшими младших членов семьи, но одно дело — знать, а другое — на деле получить такой обидный и болезненный урок. От Чеззе.

Отражение смотрело на него испуганно. А ведь это фактически ни за что. Так, для профилактики. Что же будет, когда Чеззе узнает?

А ведь он узнает. Не случайно же он пошел работать в институт. Это понимает Щи-цу, поймет и Гра-хи... Хорошо еще, завтра команда Гра-хи отправляется на карантин, а потом задание. Глядишь, их недели три не будет, может, этого времени хватит...

Чистящая машина подала сигнал о завершении цикла. Щи-цу вытащил штаны, расправил их кое-как и натянул на себя.

Он осторожно выглянул из ванной. Чеззе, как оказалось, ждал его, на полу стояла собранная спортивная сумка.
— Ты готов?
Щи-цу кивнул, стараясь не слишком пялиться на полуголую грудь старшего.

— Тогда пошли, надо сначала в супермаркет заскочить, а то объем я вас, котят... Вы и так одним супчиком на травках питаетесь...
— Там еще бульон был. И курочка! — возмущенно ответил Щи-цу, заходя в лифт. — И вообще, супчик был вкусный... почти... соли многовато. Они любят экспериментировать с едой. Вкусно получается, только кофе желудевый не пей, а то мне не улыбается тебя откачивать.

Чеззе фыркнул и взъерошил ему шерстку на загривке.
— Спасибо за предупреждение, я учту.

— Давно вы одни? — спросил Чеззе уже в каре.
— Четыре с половиной года. Папа погиб на территории змей, он был ученым, во время экспедиции запаниковал и, не послушав командира группы, побежал. Мама после его смерти вернулась в свой старый клан... Остались только я и братья.
— Тяжело приходится? — от этого вопроса на глаза слезы навернулись.
— Нормально, они у меня молодцы. Сорванцы и безобразники, конечно. Я в детстве таким не был. Но все равно их люблю. Не обижай их...
— Я же уже сказал, что не обижу, — Чеззе нервно дернул хвостом, — но ты будь готов, что они тяжело воспримут альфу в доме, особенно после такого перерыва. Пять лет — это очень много для котенка.

— Папа тоже альфой не был, — Щи-цу, не отрываясь, смотрел на сурово поджатые губы Чеззе. Восхищаясь ими тайно и мечтая об еще одном поцелуе.
— Бля... — только и смог протянуть тот.

В супермаркете Чеззе накупил две полных тележки еды, много мяса, фруктов, пару упаковок пива и так, "по мелочи".

Дома на крыльце их встречали сразу три котенка.
— Сейчас много зависит от тебя, Щи-цу, — Чеззе строго посмотрел на него, — если ты сразу донесешь до них мысль, что я альфа в доме, то избежишь многих проблем.

Щи-цу нервно сглотнул, и они одновременно вышли из кара. Чеззе взял его за руку. Дойдя до крыльца, Щи-цу весь покрылся испариной, братья глядели на них испуганно и осуждающе.

— Что, опять на пару часиков поработать? — Ан-дзи оскалил клычки.
— Нет, — Чеззе твердо посмотрел на них, — я с этого дня вхожу в ваш клан, — он сильнее сжал руку Щи-цу, побуждая к действию, но у того как будто язык отнялся. — Запомните: я здесь альфа. Не злите меня и сможете извлечь из ситуации много положительного.
— Например?
— Например, я могу подвозить вас в школу по утрам на своем каре.
Дело было решено даже раньше, чем он договорил, и под дружные вопли мальчишек Чеззе приняли в семью.
Глава 4: Медовые дни
29 сентября 2013?г. в 17:06
***Чеззе
— Показывай дом, — велел Чеззе своему котику, и тот, смущаясь и краснея, повел его на обзор территории.

Жилище Лакхов было маленьким, но все же поместьем: с запущенным садом, башенкой на крыше, такой узкой, что в ней не было даже комнаты, просто стоял телескоп с креслом и кушетка. Четыре детские спальни, в том числе и принадлежавшая Щи-цу, построились кругом в левом крыле. Две гостевые, множество подсобок, чердачков, закоулков — все как в приличном кошачьем доме, только крошечное. А в правом крыле стояло несколько законсервированных комнат, принадлежавших ранее родителям его котиков.

— Вскрывай, — сказал Чеззе, и Щи-цу побледнел, но не посмел ослушаться.

Спальня отца была захламлена какой-то дрянью, чуть ли не змеиными хвостами, а его кабинетом явно пользовались. Чеззе поморщился и прошел в комнаты матери. Они были самыми большими и удобными, к тому же стерильно строгими. Он бросил свою сумку на низкий деревянный стол, и опустился в кресло, похлопав себя по колену. Щи-цу робко на него уселся, и Чеззе принялся медленно его раздевать, пробуя на вкус обнажающуюся кожу. Сладкий. Малыш щекотливо ежился и хихикал, когда его лизали и дули на напрягшиеся соски. В их третий за сегодня раз Чеззе потянуло на вдумчивые расслабленные ласки. Он усадил голого котика спиной к себе, не спеша входить в кремовое тело, гладил его за ушами и ласкал найденные еще позавчера чувствительные места между лопаток. А потом у основания шеи. Щи-цу стонал, стриг ушами и елозил, задирая хвост. Все его тело было уже в отметках Чеззе — темные засосы, маленькие царапины от зубов и когтей. Даже запах успел слегка измениться, став более острым и возбуждающим. Член Щи-цу бодро привстал, даже не потребовалось его надрачивать.

Чеззе заставил котика упереться руками в пол, а коленями — в подлокотники кресла, так, что распахнутая попка с налитыми яичками очень удобно оказались прямо перед его лицом. Он погладил худые бедра и глубоко запустил язык в припухшую растраханную дырку. Щи-цу застонал, дрожа, колени его соскальзывали с кресла, а руки подламывались. Чеззе переключился на нежные безволосые шарики, и котик таки не удержался, грохнулся ему на колени, сползая на пол.

— Вставай, — строго сказал Чеззе.

Тот, поскуливая, снова принял нужную позу, и Чеззе вновь ласкал маленькую задницу. И вновь котик не выдержал и грохнулся.

— Непослушный какой, — хмыкнул Чеззе и поставил его на ноги. — Одевайся.
— Нет, — залепетал котик, протягивая лапки к своему торчащему члену, — я послушный, не надо прекращать, у меня просто руки слабые...

Чеззе хлопнул его по рукам и покачал головой:
— Терпи теперь до ночи, мелкий. Из какого клана твоя мать пришла?
— Бакхет, — опустил уши Щи-цу.
Вот как, высшее общество. Еще более спесивые ублюдки, чем даже Ренсары, его бывший клан.
— Перенесешь вещи в комнаты своего отца, теперь они твои.
— Но...
— Или хочешь, чтобы я ночью перепутал твою спальню с братниными?

— Нет, Чеззе, ты так не сделаешь! Не смей!.. — член Щи-цу опал, а руки он прижал к груди: — Пожалуйста...

— Да ладно, шучу я, — Чеззе притянул котика к себе и принялся натягивать на него штаны, заодно целуя промеж ног. — Что ты прям нервный такой... Есть пошли, а то я такой голодный, что готов откусить твою сладкую штучку.

И он слегка прикусил шкурку на члене Щи-цу, тот только пискнул.

Братья у мелкого были совершенно невоспитанными, но забавными. Они даже не знали, как надо обращаться к альфе, но зато очень усердно стремились обо всем заботиться: накрыли стол, споро растащили продукты, а остальные покупки сложили аккуратной горкой в гостиной. Так что, когда они спустились вниз, их ждала пирамидка коробок, гордо увенчанная большой упаковкой презервативов. Чеззе покосился на нее, потом на троицу хихикающей за столом малышни и тоже развеселился.

Всю жизнь он представлял свой будущий прайд послушным и исполнительным, чтобы подчиненные самцы вставали и вытягивались по стойке "смирно", когда он входил, а роскошные самки склоняли уважительно головы, призывно шевеля ушами. Все точно так, как в родном прайде.

Роскошных альфа-самок у себя дома ему теперь не видать, максимум — хорошеньких. А вышколенные младшие обернулись бандой непочтительных малолеток во главе с нелепым котишкой-врунишкой. Но, странное дело, его это не раздражало, даже нравилось: словно находишься в компании друзей.

— Супчик! — радостно объявил заводила тройняшек. — Из корней козлобородника. Кисель из овса с тыквой!

Чеззе сел за стол и перед ним поставили тарелку с мерзким на вид варевом.

— Ан-дзи! — укоризненно прошипел пристроившийся рядом Щи-цу и ужасно покраснел: — Не ешь это, Чеззе, мальчики и нормальную еду приготовили.

— Надо уважать чужой труд, — наставительно произнес Чеззе, едва удерживаясь от смеха, — поэтому мы сейчас с благодарностью съедим все, что бог послал. И дадим детям добавки, если останется.

Он с удовольствием проследил, как всем разлили полные тарелки, и дал ложкой по лбу Ан-дзи, потянувшемуся за хлебом:
— А ты прочтешь молитву.

Все растерянно проследили, как он сцепляет замком руки перед лицом, и с явной неловкостью повторили жест.
— Благодарю, — неуверенно начал Ан-дзи, оглядел присутствующих и весело затараторил: — Господа нашего за этот козлобородник, и овес, и валерьянку, и хлеб, и мясо и...
— Хватит, молодец, — сказал Чеззе, и все принялись давиться супчиком.

Детям досталось по добавке.

После ужина с валерьянкой всех потянуло во двор, беситься. И Чеззе научил котят играть в охоту на змей. Себя с Ан-дзи он назначил охотниками, а остальные были змеями, которых ловили, связывали ремнем и допрашивали о всяких глупостях.

— Змеи справа, сэр, какие будут приказания? — азартно вопил Ан-дзи.
— Берем в клещи, — отвечал Чеззе.

Командовать он с детства любил, а еще интереснее было ловить Щи-цу, облапывать и зажимать извивающееся тело на пару-другую секунд.

Скоро опустились сумерки, в саду стало таинственно и запахло ночью.

— А ну брысь в дом, мелочь, — рыкнул Чеззе, и его голос разнесся низко и пугающе.

Все прыснули в дом, а Щи-цу он поймал за хвост и прошипел на ушко:
— Куда, змееныш, в сад беги.
— Но дети, надо уложить... чтоб умылись...
— Большие уже, — хмыкнул Чеззе и хлопнул котика по заднице, придавая ускорение: — Беги.

Тонкая фигурка затерялась меж деревьев, а Чеззе смотрел ему вслед, наслаждаясь свободой, призрачной северной ночью и своим желанием. А потом он пошел в сад, нашел Щи-цу в ветках огромной сосны и там же разложил, перекинув через толстенный корень, вспучившийся из-под земли, словно змея. Котик снова стонал и пищал... и дрожал и цеплялся за его плечи, когда он на руках вносил свою добычу в дом.

***Щи-цу
Хрупкое маленькое счастье Щи-цу было так зыбко. Так тоскливо-бессмысленно, что сердце рвалось от боли.

Чеззе обращался с ним ласково, нежно, он играл с братьями Щи-цу, это было похоже на настоящую семью. Но сам Щи-цу знал, что не заслуживает ничего хорошего. Что это он виноват в том, что Чеззе два года провел за решеткой. И когда Чеззе узнает правду, а он, несомненно, её узнает, не зря же устроился на работу в институт...


Тогда Щи-цу придется отвечать за свое преступление. И глупые объяснения, что он не знал, не помогут. Потому что он знал: случится нечто плохое. Уже отдавая Гра-хи свой биометрический ключ от лаборатории, он прекрасно понимал, что кто-то пострадает. Просто тогда еще не догадывался, что это будет Чеззе. Прекрасный, сильный, насмешливый Чеззе, предел мечтаний Щи-цу и герой его тайных грез. За свое слабоволие и трусость придется заплатить. Рано или поздно. И Щи-цу чувствовал, что он к этому готов. Только бы это произошло после операции. Ведь если Чеззе докопается до истины раньше, то и Гра-хи молчать не будет, и тогда все жертвы и страдания пропадут зазря...

Значит, нужно помешать Чеззе, немного оттянуть возможность получения им нужных данных. Но в этом случае Гра-хи опять может подставить того, кого зовет другом. Значит, Чеззе должен успеть раньше докопаться до истины... Но тогда и неприглядная правда об отце Щи-цу вылезет наружу, и — прощайте, гражданские льготы для верноподданных и, соответственно, лечение тройняшек...

Эти мысли скопом кружились в голове Щи-цу, когда утром Чеззе трахал его, еще полусонного, а оттого расслабленного и вялого. И когда они принимали душ, а Чеззе довел таки его до оргазма, посадив себе на плечи пахом к лицу, и Щи-цу оставалось только скользить пальцами по крыше душевой кабины и беспомощно постанывать от удовольствия. И когда он готовил тройняшкам и Чеззе завтрак, а потом проверял их ранцы на предмет оптических рогаток и прочих запрещенных в школе предметов. И когда они ехали на большом красивом каре Чеззе в школу. Дорога заняла двадцать минут, против обычных пятидесяти.

— Ты какой-то тихий, — заметил Чеззе, притормаживая у школы.
— Не выспался, — жалко улыбнулся Щи-цу, и это было правдой, он полночи искал решение сложившейся дилеммы, но так и ничего не нашел.

Чеззе самодовольно посмотрел на него и хмыкнул. Щи-цу не понял этого жеста, да и почти не обратил на него внимания.

Тройняшки гордо высыпали из машины наружу и с самодовольным видом махали одноклассникам. Те легко повелись на удочку и подбежали, чтобы посмотреть шикарный кар.
— Откуда? Чье? Где? — сыпались вопросы.
— Это кар нашего нового члена клана. Он альфа! — с важным видом поясняли тройняшки, светясь от гордости так, будто кар был их собственный.

Чеззе усмехнулся, помахал мелким рукой и поехал в институт. Щи-цу свернулся клубочком в большом удобном кресле и незаметно для себя задремал... Ему снилось, что его нет, точнее он есть, но его никто не видит, проходят сквозь него, стоят или сидят на нем, и даже в зеркале он не отражается. Сон был тяжелым, пропитанным отчаянием, он был рад, когда Чеззе разбудил его.

— Эй! Мы приехали, хватит дрыхнуть.
— Прости, — Щи-цу потер глаза кулаками и потянулся.
— Бледный ты какой-то, — неодобрительно покачал головой Чеззе, — и слабый.
— Бесполезный кот, — пожал плечами Щи-цу, — прости.
Не дожидаясь ответа он вышел из кара и пошел в институт.

Чеззе догнал его и дернул за плечо.
— Помни, что я тебе сказал! Чтобы больше никаких ****ок! И не забудь всем сообщить, что у тебя есть альфа.
— Да кому я нужен... — Щи-цу поморщился от боли в плече, — если кто спросит, я скажу...

В институте они разошлись, Чеззе направился в отдел Осушения, а Щи-цу заглянул в лаборантскую и, прихватив планшетку, пошел в приемную, птичья группа сегодня отправлялась на карантин.

В предкарантинном блоке было шумновато, практиканты с последних курсов увлеченно опрашивали гвардейский спецназ, брали у них предварительные анализы и делали измерения. Щи-цу не любил практикантов, они слишком много смотрят по сторонам и слишком невнимательны при занесении данных. Вообще-то руководство и надзор по предкарантинному досмотру должен был осуществлять специальный врач, но он давно забил на эту скучную обязанность, переложив её на плечи Щи-цу.

Оглядев тоскливым взглядом помещение, Щи-цу тяжело вздохнул, сел за стол и включил навороченный рабочий комм.

— Доброе утро, Щи-цу.
— Доброе утро, доктор Ла-митта. У вас все готово к приему?
— Разумеется, давай, запускай по одному...
— Ждите.
— Ждем, если что я на связи.
— Конечно, спасибо.

Щи-цу откашлялся, но на него привычно никто не обратил внимание.
— Господа гвардейцы... Господа!

Кто-то поднял голову, но увидев Щи-цу, презрительно фыркнул и отвернулся. Еще одно привычное унижение.

Щи-цу зажег рамку над дверью в карантин. Это подействовало, гвардейцы потянулись к столу.

— Пожалуйста, имя, фамилию, позывной и номер идентификационной карты.
— Желях Ксижн, Соловей, два-два-два-ноль-один-три-девять-пять-семь-четыре ноля.

Щи-цу быстро пробил его по базе данных. Его худшие ожидания оправдались.

— Где стажер, ответственный за этого солдата? — спросил он, поднимая голову.
— Я здесь, — к столу пробилась молоденькая пухлая нека с огромными глазами.
— Почему нет сегодняшних данных по моче и крови? — Щи-цу даже не пытался изображать строгость, он просто устало констатировал факт: — У вас час был до моего прихода. Чем вы занимались?

Судя по тому, как милашка покраснела, ничем из того, что предписывала инструкция.

— Хватит к ней липнуть, — Желях ударил кулаком по столу, — пропускай давай!
— Я не могу, нужны ваши новейшие анализы и, кстати, подпись о том, что за два дня, прошедших с момента обследования, вы не принимали алкогольных, наркотических и других психотропных средств, способных повлиять на ваше здоровье.
— Ах ты, мелкий, — солдат протянул руку и схватил Щи-цу за шею, испуганная кошечка повисла на этой самой руке.

— Желях, немедленно отпустите доктора Щи-цу. — голос Ла-митты звучал холодно и угрожающе. Настоящая альфа-самка, никогда не повышает тон, но её интонации пугают посильнее крика. — Или это будет последний раз, когда вы входили в это здание. Я не шучу.

Рука разжалась и Щи-цу, задыхаясь, упал обратно на кресло.

Придя в себя, он благодарно посмотрел в визор комма. Доктор ответила ему покровительственным взглядом и кивком велела продолжать.

— Обращаю ваше внимание, что все данные должны быть получены и внесены в личное дело бойца, согласно инструкции, — прохрипел Щи-цу, — не тратьте свое время и время докторов карантина, проверьте все дважды. Следующий.
По счастью, у второго солдата все было заполнено верно, и Щи-цу приказал сопровождающему его практиканту забрать одежду и личные вещи бойца и проверить, не забыл ли тот каких-то нательных украшений.

— Как проверить? — этот юный сноб, из элитных, аж носик сморщил.
— Ручками, — заржал боец, — идем лапочка, я тебе покажу как.
— Я не буду! Я отказываюсь! Это не входит...
— Входит! — твердо произнес Щи-цу, глядя на практиканта. — Это непосредственная часть ваших обязанностей. Каким вы будете врачом, если не способны провести элементарный осмотр? Вам же нужен зачет по практике.

Практикант с ненавистью посмотрел на него, но послушно отошел к арке. Там боец разделся, его вещи были убраны в специальный мешок. Практикант с выражением страдания на лице посмотрел и ощупал его руки, ноги, пах, задал стандартные вопросы. Когда процедура была закончена, и боец вошел в арку, Щи-цу открыл дверь. Бойцу предстоял длинный проход до карантина, состоящий из нескольких отдельных секций.


— Хорошо, — Щи-цу сделал необходимые пометки, — следующий, пожалуйста.

Дело, наконец-то пошло. Бойцы, конечно, вели себя, как обычно, агрессивно, но Щи-цу не обращал на них внимания, сработала привычка. Гра-хи был седьмым.

— Пожалуйста имя, фамилию, позывной и номер идентификационной карты.
— Гра-хи Да-матт, Дятел, три-семь-два-ноль-два-три-девять-шесть-восемь-два ноля — две единицы.

Щи-цу, не поднимая глаз, принялся проверять его данные. Дышал он через раз, и Гра-хи оправдал ожидания:
— Ну, как первый день под альфой? С непривычки, небось, хреново тебе пришлось. Жил весь такой самостоятельный, а тут получай. Чеззе спуску-то не даст, ни тебе, ни заморышам твоим.

Эти слова сопровождались дружным хохотом остальных гвардейцев и практикантов. Не потому, что шутка была удачной или смешной, а потому, что Гра-хи был альфой, и автоматически вызывал желание ему подчиняться.

— С альфой хорошо, спокойно, — дрожащим, все еще хриплым голосом ответил Щи-цу, — без него было плохо. Да и братьям достойный пример нужен.
— Конечно, — продолжил напирать Гра-хи, практически нависая над Щи-цу, — папаша-то их тоже далеко не альфой был, мы-то с тобой это знаем.

Это была прямая угроза. Щи-цу задрожал.

— Чеззе? Маркширский убийца? — солдаты изумленно переглядывались. — Его что, уже выпустили?
— Да, бойцы, — Гра-хи широко улыбнулся, — более того, он пошел работать в этот самый институт. То ли поломойкой, то ли официантом, так что у вас будет возможность лично его увидеть.
— Все в порядке, — Щи-цу на глаза навернулись слезы, — можете пройти к арке.

У Чеззе из-за него будут неприятности...

Наконец, все было закончено.

— Щи-цу, — доктор Ла-митта ласково улыбнулась, — благодарю вас и других сотрудников за хорошую работу.
— Не за что, — Щи-цу тоже устало улыбнулся, — до свидания.
— До следующего раза.
Он выключил комм и встал.
— Дамы и господа, следующая наша встреча состоится здесь же, когда эта команда вернется с задания. На этом ваша практика будет окончена. А пока вам следует изучить полученные данные и написать отчеты. Можете расходиться, благодарю за работу.
Практиканты молча разошлись, изредка бросая в сторону Щи-цу странные взгляды.
Щи-цу глянул на время. Так и есть, полдня прошло, пора на обед... Нужно было идти в столовую, но его все еще немного потряхивало. Интересно, как там Чеззе?
При мысли о красно-рыжем коте в груди стало больно и сладко.
Глава 5: Расследование
29 сентября 2013?г. в 19:53
***Чеззе
Техник, которому он должен был ассистировать, оказался смешным неком кислотно-сиреневой расцветки, а его уши, брови и губы украшал пирсинг. Чеззе мигом представил себе, где у него еще может быть проколото, и тут же возбудился.
— Ле-тан, — пижон пожал ему ладонь нарочито твердо, а Чеззе неизвестно зачем изобразил аристократически "вялую лапу".

Они пошли знакомиться с техническим парком, и вот там-то Чеззе проникся. Честно говоря, он к мелиорации относился с легким презрением, как и ко всему, не связанному с армией и машинами. Но здесь были такие машины! С большой буквы М.

— А эта... тварь, — он восхищенно уставился на жуткую лапастую конструкцию экспериментального болотохода, — быстро бегает?
— Еще как! — вдохновенно откликнулся техник. — Носится, как водяная блоха.

Чеззе заржал: точно, гигантская блоха. И потерялся.

Нашелся он, весь в масле, с инструментами в лапах, только когда у Ле-тана зазвенел комм.

— Обед... — рассеянно заметил сиреневый кот.
— Да, надо сходить... — сосредоточенно отозвался Чеззе, критически оглядывая механическое сочленение.
— Ты иди, я закончу и присоединюсь...
— Нет, идем жрать! — Чеззе нахально дернул кота за ногу, выкатывая его тележку из-под брюха машины.
— Отстань, мамочка! — задрыгался тот, но потом смирился и встал, отряхиваясь: — Да, и правда, поесть стоит.
— Я прихвачу родича, — фыркнул Чеззе, ему на нос попала капля масла.
— Да-да, там увидимся...

Выходя из ангара, Чеззе заметил, что Ле-тан снова завис над болотоходом. Ладно, фиг с ним. Хотелось увидеть Щи-цу, может, удастся зажать мелкого в подсобке какой.

Он шел в сторону департамента акклиматизации, в котором служил его котик, засунув руки в карманы рабочего комбинезона и размышляя. Судмедэкспертизу делали в департаменте внутренних расследований, у них в институте были свои лаборатории. Но наверняка Щи-цу знал коллег по цеху, надо будет расспросить его об устройстве и порядках местных медицинских отделов.

Начиналась знакомая территория, тут он мог встретиться с бывшими сослуживцами. По телу распространилось приятное волнение — от предчувствия возможной драки. Только нельзя первому начинать, а то еще уволят... надо спровоцировать. Увы, сослуживцев он опять не увидел, зато узрел Щи-цу, выходящего из — Чеззе сверился по комму с планом — лаборантской. Он остановился, наблюдая за младшим. Тот проверил, заперта ли дверь, зашугано посторонился от группы котов в белых халатах... Один из них нарочно задел его плечом, и Щи-цу съежился, еще сильнее вжимаясь в стенку.

Чеззе вышел навстречу, рассекая толпу, и, в свою очередь, задел нахального белохалатника плечом, сбивая с ног. А потом, нагло улыбаясь, наступил ему (будто случайно) на кисть — чуть надавить и сломаются под каблуком пальцы. "Какое хамство", неуверенно сказал кто-то рядом. Чеззе схватил поверженного одной рукой за грудки и резко вздернул на ноги, демонстрируя во второй руке здоровенный разводной ключ.

— Пожалуйста, сэр, — вежливо сказал он, — не надо обижать моего младшего. Я от этого впадаю в редкое уныние. А ведь уныние — это грех, не так ли, сэр?

Коты рядом раздались в стороны, поминая Маркшир и убийц, взгляд белохалатника нервно забегал, на лбу выступила испарина. Чеззе покрутил ключ солнышком и встряхнул сомлевшего негодяя:
— Не так ли, сэр?
— Так, так! Отпустите, я... больше не буду.
— Смотрите, сэр... не хотелось бы брать еще один грех на душу, — он отпустил жертву, подошел к молча таращившемуся на них Щи-цу и, продолжая изображать из себя простого работягу, заботливо поинтересовался: — Тебя никто больше не обижает, малыш? Ты только скажи...

Коридор за его спиной мгновенно опустел. Ну, да, мягкотелая интеллигенция, их на драку развести нереально даже с огромным численным преимуществом — скорее обоссутся.

Мелкий уткнулся лицом ему в грудь, щекоча подбородок кисточками на ушах.
— Зачем ты так, Чеззе... Он же ничего плохого... — Щи-цу прервался, тяжело задышав: Чеззе укусил его за ухо и стиснул маленькую круглую задницу.
— Пойдем на обед... — Чеззе толкнул его к лаборантской. — Отсосешь мне по-быстрому?
— А обед? — пискнул Щи-цу.
— Пожалуйста... А то яйца лопнут... весь день о тебе мечтал...

Они ввалились в заставленную всяким хламом комнату, Чеззе прислонился спиной к двери, а Щи-цу опустился перед ним на колени. Сосал мелкий очень усердно, стараясь применить все то, что делал для него старший. Чеззе довольно улыбнулся: его усилия не проходят даром, скоро из неловкого котика получится прекрасный любовник.

...В столовке стоял веселый мяв, отдельные столики прятались среди зеленой поросли, как в южном ресторанчике.
— Эй, Чез! — помахал ему рукой здоровенный полосатый кот из техобслуги. — Иди к нам.

Чеззе сунул в лапку Щи-цу банкноту и подтолкнул в сторону раздачи:
— Принеси мне побольше мяса. И себе тоже, будем тебя откармливать, мелочь.

Щи-цу убежал, распушив хвост, а Чеззе прошел в закуток с коллегами.

— Дружок твой? — с любопытством спросил полосатый.
— Мой младший.
— Круто, из яйцеголовых, — второй полосатый коллега, размером поменьше, оторвался от бараньего шашлыка, чтобы подмигнуть. — Они, говорят, нежненькие такие.
— Да, Щи-цу очень славный, — обронил Чеззе и рассказал похабный анекдот о политиках.

Сидеть вот так просто и болтать, это было словно изысканное удовольствие. Даже с обычными работягами. Точнее — тем более с ними... В тюрьме нельзя было разговаривать за едой. И вообще нигде нельзя, только на занятиях — отвечать преподавателям. Даже в командные игры было запрещено играть, кроме волейбола, — чтоб не прикасаться и не общаться.

Пришел Щи-цу, балансируя полным подносом, расставил мисочки и стаканчики. И пристроился под боком, а Чеззе сплел их хвосты. Беседа внезапно зашла про спецназ: всем тут было известно, оказывается, его прошлое.

— А ты нек убивал? — возбужденно спрашивал один из полосатых и сверкал глазами. — Ну, по службе, а не... тогда.
— Да каждый день на завтрак, — снисходительно хмыкал Чеззе.
— Да я ж серьезно!
— Да и я серьезно!
Все смеялись.

— А ты правда — убивал? — тихо спросил Щи-цу, когда Чеззе провожал его обратно в лаборантскую (в надежде там еще разок присунуть да и поласкать котика в ответ).
— Тринадцать.
— Что... тринадцать? — с ужасом прошептал Щи-цу.
— Тринадцать нек и восемьдесят две змеи. А пленных, — он остановился, пристально вглядываясь в лицо маленького кота, — никогда не убивал. С ними особисты разбираются, у них свои методы, мы этим не пачкались... Меня подставили, Щи-цу.
— И та запись... тоже поддельная была?
— Запись, — раздраженно прошипел Чеззе, — настоящая. И террористов этих якобы — по-настоящему замучили. Там же регулярная армия, зеленые мальчишки. Дорвались до вседозволенности и дешевого кокоса.

Он нервно дернул хвостом и зашагал вперед, таща за собой мелкого. Там были не только озверевшие мальчишки из регулярной. Засветился ведь кусками формы спецназовец. Один из своих...

Его разозлили воспоминания о неизвестном подонке, опорочившем честь мундира и сломавшем ему такую успешную и правильную жизнь. Поэтому и секс в лаборантской вышел у них жесткий, на грани грубости. Щи-цу только охал и пищал, когда Чеззе крутил и гонял его по всякому. Но, кончив, Чеззе смягчился и малыша до разрядки довел нежно и ласково, шепча: "прости" и "сладкий" и еще кучу глупостей.


***Щи-цу
Перед уходом Чеззе дважды спросил у него, все ли в порядке. И Щи-цу слабым голосом заверил, что он быстро придет в себя, но, едва дверь за старшим захлопнулась, как он сполз по стеночке и прикрыл глаза. Он чувствовал себя... затраханным. Что, собственно, истинно отражало сложившуюся ситуацию, за два неполных дня Чеззе заездил его так, как Гра-хи не удалось за два года. Они выделывали такие акробатические номера, что все мышцы у Щи-цу ныли, и не сказать, что сладко.

Наконец, голова перестала кружиться, и он встал, аптечка нашлась здесь же рядом.

Сначала он проверил давление и температуру, но все было в норме, значит это простое переутомление. Инъекция из витаминного коктейля и общеукрепляющего средства пришлась как никогда кстати, он почти сразу почувствовал себя бодрее. Потом аккуратно залечил самые болезненные синяки, засосы и царапины. С попкой пришлось особо повозиться, анус припух и стал очень чувствителен, Щи-цу не удержался и просунул в себя палец, поласкал внутри, невзирая на боль. Тело отреагировало возбуждением, пришлось доводить себя до разрядки. Воистину, он становится похотливым, как лучшие из альф. Наконец, лечение было закончено, внутри и снаружи он был как новенький, а благодаря уколу чувствовал себя готовым горы свернуть.

До конца дня Щи-цу усиленно работал, проведя несколько исследований полученных образцов, а также написав главу в свою книгу о действии змеиных ядов. Одно но, даже работая, он не мог перестать думать о Чеззе. Подстрекаемая томительными воспоминаниями рука сама тянулась приласкать между ног. А хвост, как будто заживший собственной жизнью, оплел ножку стула.

Выйдя из лаборантской и закрыв электрозамок, Щи-цу столкнулся с начальником лаборатории. На душе всколыхнулась обида за украденные из диплома идеи.

— А, это вы, — кот презрительно осмотрел его, потом вдруг что-то вспомнил и подобрел в лице, — давно хотел вас спросить, вы больше не разрабатываете ту тему, по которой защищали диплом? Как внезапно выяснилось, некоторые ваши выводы были, хоть и излишне революционными, но достаточно близкими к истине.

Уши сами прижались к голове. Хотелось соврать, но он же не умеет...

— Работаю...
— Какой вы молодец, я хотел бы первым, понимаете, первым ознакомиться с результатами вашего труда, поправить, если что. Вам же не помешает дружеская помощь более взрослого, опытного коллеги.

Он подошел поближе и положил руку Щи-цу на плечо, многозначительно улыбаясь. А того вдруг пробило на смех: этот наглый плагиатчик решил его, такого бедного, юродивого, облагодетельствовать, дескать трахнет мальчишку, тот разомлеет и сам все отдаст.

— Простите, доктор Кан-кра, но я должен посоветоваться со старшим.
— Старшим? — серые глаза изумленно расширились.
— Да, старшим, — раздалось из-за спины, — и руки не распускайте, а то как бы не оторвало!

Чеззе опять появился вовремя и спас Щи-цу.

— Старший, — Щи-цу подошел к Чеззе и обвил хвостом его ногу, — домой?

Тот бросил злой взгляд в сторону доктора и, взяв Щи-цу за руку, повел на выход.

Щи-цу очень опасался еще одной порки в каре, но Чеззе лишь строго посмотрел на него и предупредил:
— Если этот или еще кто к тебе полезет, сразу зови меня.
— Хорошо, — Щи-цу застриг ушами и улыбнулся.
— Спал с ним?
— Нет, — он смутился и покраснел, — я ни с кем, только... Гра-хи и ты...
— А с ним зачем, что-то я особой любви между вами не заметил. — Чеззе внимательно смотрел Щи-цу в глаза.

Кар сам по себе лавировал среди потока таких же спешащих домой...

Щи-цу задрожал, уши прижались к голове, он же не мог сказать Чеззе правду, что Гра-хи его принуждал, шантажировал.

— Ну, мне надо было... гормоны, весна... всякое... а я никому не нужен...
— Сам так решил, или он тебя в этом убедил? — продолжил допытываться Чеззе.
— Ну, я, то есть он... ну...
— Ладно, и так видно, что ты не слишком по нему скучаешь, но если я только увижу!
Чеззе не стал продолжать, а в голове у Щи-цу завертелись тысячи возможных вариантов событий.

— Проехали, — Чеззе перевел взгляд на дорогу, — расскажи мне, как у вас в институте все устроено. Кто делает анализы, например?

Щи-цу вздрогнул, именно сейчас ему предстояло выкопать себе могилу.

Собственноручно. Ну и пусть! Он положил хвостик Чеззе на бедро, и тот с видимым удовольствием стал с ним играть.

— По разному, обычно лаборанты или практиканты, а если что-то важное, то доктора или даже профессора. Если анализы простые, так с ними любой справится, загрузить образцы в анализатор, выставить программу и сиди, чай пей, пока машина сама все сделает.
— А если машина даст сбой? Можно её как-то повредить? — Чеззе сжал хвост чуть сильнее, а потом поднес его к лицу и потерся о шерстку.
— Повредить можно, но если машина неисправна, сработает внутренний стопор, и работать она не станет, то же самое в случае заражения вирусом...
— То есть, только нековый фактор? — Чеззе задумчиво провел кончиком хвоста по губам, они уже подъезжали к дому.
— Да, — Щи-цу с самоубийственной откровенностью рассказывал ему все как на духу, — если получены неправильные анализы, то виноват тот, кто их делал, ошибка может быть как специальной, так и, в большинстве случаев, по невнимательности и беспечности.
— Спасибо, малыш, — Чеззе, наконец, выпустил его хвост, и они вышли из кара и пошли в дом, где их уже поджидали близнецы.

После ужина Щи-цу проверял у братьев домашние задания, а Чеззе, страдая от безделья, организовал котиков на большую уборку. Они складывали ненужный хлам в большие мешки и выносили на улицу. Там велась сортировка, старые, но годные вещи потом нужно было передать в фонд помощи неимущим, а сломанное или испорченное выбрасывалось в утилизатор.

После этого комнаты стали казаться полупустыми. Щи-цу сиротливо ходил по дому, ему было неуютно. Зато братья были в восторге, Чеззе успел пообещать им новую мебель в их комнаты. Все вещи родителей были заботливо перенесены на чердак, и там укрыты специальной пеной от разрушений.

Вечером, когда младшие легли спать, а Чеззе агрессивно трахал Щи-цу на полу, потому что кровать безбожно скрипела, он, наконец, высказал то, что столько лет копилось внутри:
— Я люблю тебя, Чеззе! Люблю!
— Да, мой сахарный, давай вот так попкой, хороший мой...

***Чеззе
Всю свою жизнь он стригся по уставу, 2 см ровно, спортивный полубокс. Даже маленькие красные вихры на ушах обстригались. Хвост, от природы выдавшийся у него пушистым и тоже вихрастым, следовало стричь по всей длине на те же 2 см. А бордовый пушок над членом — ровным квадратиком, 0.5 см высотой. Слава богу, нигде больше никакой растительности у нек не водилось. И, слава богу, его родичам не пришла в голову гениальная идея купировать уши, он читал, что в древности это была обычная практика в боевых кланах.

В тюрьме разрешено было отпускать маленькую челку, и Чеззе, раз уж он был больше не Ренсар, позволил себе это. И шерсть на хвосте отрастил себе на целых четыре сантиметра, его было так приятно обнимать по ночам. Тюремный парикмахер не выстригал ему уши, и там отросли во все стороны прядки, завиваясь кольцами.

Рано утром Чеззе зашел в ванную, до полусмерти напугав гадящего там Щи-цу, и принялся чистить зубы, разглядывая свое лохматое отражение. Ему нравилось быть лохматым, но... Не так дешево обскубанным.


— Как ты думаешь, — с сомнением сказал он, поворачиваясь к Щи-цу, — наверно, пора навестить стилиста?
— Чеззе, ты... — пропищал малыш, отчаянно краснея и прикрываясь хвостом, — не мог бы... я занят...

Чеззе недоуменно вылупился на него, а потом заухмылялся:

— Ты что, стесняешься, мелкий? Меня? Ну, ты даешь.

Щи-цу стыдливо поджал на толчке ноги и опустил голову, а Чеззе снова принялся шевелить ушами перед зеркалом. В конце концов, стилист — это не обязательно военная стрижка Ренсаров... можно попросить что-нибудь другое. Да и мелочь следовало бы поаккуратнее причесать, а то совсем обросшее нечто, даже глаз не видно. Довольный принятым решением, он ущипнул эту самую мелочь за почти голый, с крошечным клочком пуха, лобок и, хохоча над его мявами ("Отстань! Ты мне сосредоточиться не даешь!"), вышел.

Так что обеденный секс и бездумный треп с коллегами за едой — обломились. Они пришли вместо этого в любимый салон Чеззе, где он велел, махнув рукой на Щи-цу, "сделать из него что-нибудь красивое".
— Как обычно? — склонился перед ним его постоянный стилист и кровожадно пощелкал ножницами.
— Нет, — Чеззе улыбнулся, — сделай и из меня что-нибудь красивое.
Глаза стилиста вспыхнули маньячным желтым светом.
— А подкрасить можно? — сладко пропел он.
— Можно. Что хочешь, — решительно ответил Чеззе, пускаясь во все тяжкие.

Щи-цу из лохматого заучки вылупился в прелестного хрупкого котика. Точно такого, каким его раньше видел только Чеззе, когда тот блаженно мяукал под его ласками. Они пошли поесть в соседнюю кафешку, и вновь сидели за столом рядом, сплетая хвосты.
— Ты такой милый, — Чеззе гладил кремовую гривку в ожидании заказа и мечтал о минете в машине.

Мелкий ткнулся мордочкой в его ладонь и прошептал:
— Люблю тебя...
— Конечно, — довольно заметил Чеззе. И, подумав, добавил: — И я тебя, малыш.

Любовь — это важно. Как там говорил его бывший отец? "Преданность интересам прайда и клана, послушание альфе, любовь ко всем членам прайда — вот основы морали и успеха".
"А кого должен слушаться альфа?" — коварно спрашивал его маленький Чеззе. И тот слегка неуверенно отвечал:
"Бога и главу клана". Отец был бетой — блестящий и исполнительный майор авиации. Очень исполнительный. Чеззе в детстве мечтал стать альфой в своем прайде, чтоб отец слушался только его, любого слова, это было бы так классно! Но для этого надо было сместить дядю, здоровенного капитана в отставке, а ныне — директора одного из родовых военных заводов...

Чеззе усмехнулся своим детским несбывшимся планам и вспомнил, что говорил дядя: "Альфа должен заботиться, решать и нести бесконечную ответственность за свои решения. Причем тут послушание, Чеззе".
"Даже бога не надо слушаться?" — спрашивал маленький Чеззе, которого взяли на охоту со взрослыми в награду за победу в школьных соревнованиях. И они крались по зимним хрустким предгорьям вдвоем с дядей и разговаривали, совсем как взрослые.
"С богом... — тихо отвечал альфа, поднимая ружье и целясь, — с богом ты всегда один".

...На парковке института они встретили О-шу. Чеззе как раз с удовольствием поймал свое отражение в зеркальном стекле. Его темно-красная шерсть была не ровного оттенка, а имела более светлые полоски. И вот эти-то полоски сейчас были выкрашены золотом, короткая прическа напоминала пламя, а на левом ухе ему вытравили маленького золотого дьявола. Крутизна неземная!

— Чеззе, — сказал черный кот без улыбки. — Ты сильно изменился... за два года.
— О-шу. Рад, что тебе не пришлось наблюдать эти изменения, — холодно ответил Чеззе, видеть друга, так легко поверившего в его вину, было до сих пор больно.
— Мне хватило одного... изменения, — О-шу отвернулся, еле заметно мучительно морщась. — Но тебе идет. Совсем не узнать.
— Тебя тоже. Давно не узнать. До свиданья, О-шу.
— До свидания, Чеззе, — сказал О-шу им уже в спину, Чеззе широко шагал, таща за собой притихшего Щи-цу и гневно хлеща себя хвостом.
Все его хорошее настроение пропало.
Глава 6: Разоблачение
13 октября 2013?г. в 22:50
***Чеззе
Жизнь налаживалась. Чеззе прожил уже почти две недели в клане Лакхов и совершенно приручил тройняшек — те его обожали, ловя каждое слово. На выходных он взял с работы списанные неудавшиеся модели, погрузил их в кар, и их маленький прайд отправился в экспедицию в северные горы. Там они с мальчишками занимались испытанием и доработкой безумных порождений инженерных гениев института. Пока не угробили их всех, до одного. А Щи-цу сидел у палатки с новенькой, подаренной ему планшеткой, и что-то увлеченно строчил. "Ну, отдохнул за день, ленивый котишка", — сказал ему ночью Чеззе, подминая под себя. А тот развратно мяукал и терся об него всем телом. "Ненасытный, похотливый кот... мой", говорил ему Чеззе, вбивая в походный матрасик.

А еще ему удалось выяснить имя сотрудницы лаборатории, которая делала ту достопамятную экспертизу. И даже наладить с ней контакт. После пары совместных походов в кафе, горестных отвлекающих историй о его сломанной судьбе, и подспудно угрожающих рассуждений о необходимости добиться справедливости, провести дополнительное расследование о добросовестности проведенных экспертиз, Чеззе удалось-таки поминутно практически восстановить тот день, два года назад.

Он совершенно вымотался морально, ходя по грани закона: для восстановления памяти неки пришлось пользоваться особыми препаратами, добавляемыми в кофе. Не совсем легально, но их ему достал Щи-цу. При употреблении нужно было вести жесткий психоконтроль, которому их обучали только азам. А еще была опасность, что нека сорвется с крючка и побежит рассказать об его интересе неведомому заказчику. Но, вроде, все обошлось. Девочка оказалась совершенно ни при чем, она честно сделала проклятые анализы. Единственная зацепка: она их сделала не сразу, как получила материал, а на следующее утро. Ибо вечером бежала на свидание. То есть, ночью кто-то мог проникнуть в лабораторию и...

А свидание было с Гра-хи.

В принципе, материалы могли подменить и на любом другом этапе, но та ночь... она была очень удобной. И Чеззе бросил все свои силы, на выяснение нек, прошедших в лабораторию после окончания рабочего дня. На это ушло море обаяния, но ему удалось таки трахнуть сисадмина в серверной раз пять. И раскрутить парня на записи о доступе в ту ночь — уже с помощью препаратов, конечно...

Запись была всего одна, и это был Щи-цу.

Чеззе долго сидел в каре перед домом, ставшим уже родным. В конце-концов, это может ничего не значить. Или значить то, что Щи-цу воспользовались вслепую, как той некой.

Он пришел поздно, все уже спали, кроме Щи-цу, тот сидел в кабинете и опять работал.
— Привет, мелкий, — он обнял радостно бросившегося к нему котика. В горле стоял смерзшийся ком. — У меня к тебе серьезный вопрос.
— Да, старший? — карие глаза, обрамленные пушистыми ресничками, взглянули на него доверчиво и в то же время слегка тревожно.
Чеззе глубоко вдохнул:
— Два года назад, когда надо мной был суд... ты входил после работы в лабораторию департамента внутренних расследований. Зачем?
— Я... — Щи-цу страшно побледнел, взгляд его заметался. — Я не помню... наверно, нужно было что-то... Да! Я им давал гастрометр, а они не вернули, вот, я и забрал...

Эта жалкая ложь, кричащая о предательстве... Было так же больно, как когда от него отвернулись друзья. Когда отверг родной клан. Его даже затошнило от боли и отвращения. Он ударил цепляющегося за него котика открытой ладонью по лицу, стремясь избавится от этих прикосновений. Мордочка у него была мягкая и нежная.
— Ты подменил материалы... По чьей просьбе?
Щи-цу плакал, прижимаясь к стене, из носа у него текла кровь.
— Я не подменял, Чеззе, нет... это был не я...
Он закрыл глаза, пытаясь успокоить бешеную ярость. И в мгновенной тишине, прерываемой слабыми всхлипами, он понял.

Гра-хи.

Гра-хи ходил на свидание с некой-экспертом и знал, что она оставила анализы на утро. Гра-хи обладал странной властью над Щи-цу и заставлял его делать то, что тому явно не нравилось. Гра-хи, единственный из всех, не погнушался навещать его в тюрьме, словно ему было плевать на позор и честь мундира.
— Это Гра-хи, так?
Щи-цу только пискнул и заплакал еще сильнее, мотая головой. "За что, Гра-хи", подумал Чеззе, дышать было трудно.
— Ты знал, что я ищу, Щи-цу. Я... доверился тебе в первый же день. А ты каждую минуту лгал мне... и предавал. Почему?

Он все еще надеялся, что не так понял, а его младший — просто такой запуганный нека, что не может даже оправдаться... И так всего боится, что... так странно реагирует... Котишка-врунишка. Он налил воды из графина на рабочем столе и растворил в ней остатки препаратов. Потом влил это в Щи-цу, зубы того громко стучали о край стакана. Чеззе молча сидел с ним рядом, выжидая положенные пять минут, а потом принялся задавать вопросы — снова и снова, одни и те же, но по-разному, так, что нельзя соврать, не запутавшись, еще и с подавленной волей.

Он выяснил все — и про подмену анализов лично Гра-хи, и про шантаж. Оказывается, отец Щи-цу вовсе не погиб героически в экспедиции, он, наоборот, оказался из этих сумасшедших защитников мифической змеиной культуры. И сбежал к своим возлюбленным змейкам, предварительно саботировав работу экспедиции, незначительно, впрочем. Командир охраны, родич Гра-хи, покрыл предательство старшего Лакха, тем более, что в финальном нападении змей и неразберихе это сделать было легко. Офицер не хотел пятнать имя неудавшейся экспедиции еще и глупым предательством, но документы сохранил. Если дать им ход, то клан Лакхов опорочит несмываемый позор, не говоря уже о лишении верноподданических привилегий... в том числе и дотации на лечение и безумно дорогую операцию котятам. А без нее те протянут не больше пары лет.

— Щи-цу, — безжизненно сказал Чеззе, невольно копируя леденящие интонации своего дяди, — все это не оправдывает твоего предательства. Ты пошел против меня вместо того, чтобы сражаться со мной — за интересы клана. Ты будешь наказан. Каждый день, в семь часов вечера, жди меня в спальне. Ремень отучит тебя от лжи.
— Чеззе, прости... — кремовый котик протянул к нему лапку, но Чеззе, передернувшись, отшатнулся.
— До завтра, Щи-цу.

***Щи-цу
Он знал, что это рано или поздно случится. Он был готов, или думал, что готов. Но все же Чеззе узнал правду слишком рано, слишком внезапно и так нелепо. Щи-цу сам достал ему сыворотку правды, которую старший применил на нем. После лекарства его сильно вело, поэтому он просто оправился спать к себе. Но утром проснулся в другой комнате, Чеззе счел его недостойным разделить постель. Голова очень сильно болела, во рту было сухо, а на языке остался неприятным горький привкус. Щи-цу чувствовал себя раскоординированным, похоже, Чеззе переборщил с дозой, или просто его хлипкий организм оказался не в состоянии справиться с лекарством.

Завтрак был уже на столе. Притихшие тройняшки молча орудовали ложками, поедая овсяную кашу, плотно вошедшую в рацион прайда с появлением Чеззе. Сам старший сидел за столом и даже не поднял головы, чтобы поздороваться с Щи-цу. Пришлось тихо сесть на свое место и молча есть, надеясь, что овсянка с малиновым вареньем перебьет мерзкий привкус. Но от каши затошнило еще сильнее. Щи-цу был совсем бледным, когда усаживал тройняшек в кар.


— У вас что-то случилось? — Ки-джи придержал брата за рукав.
Мал-дхи и Ан-дзи тут же повернули к ним головы. Чеззе сложил руки на груди, ожидая, что ответит Щи-цу.
— Нет, я просто совершил ошибку, и старший выражает мне свое неодобрение, — Щи-цу старательно подбирал слова, чтобы донести до братьев мысль, но не выдать правду. — Мы никогда прежде не жили с альфой, но в школе вам должны были рассказывать о правильном поведении в прайде.
Тройняшки забавно зашевелили ушками, выражая недоумение.
— Но Чеззе же не такой! — возмутился Ан-дзи, изо всех троих он больше всего привязался к новому члену прайда, — и, кроме того, ты же глава клана! Как он может...

— Разговорчики! — голос Чеззе не сулил никому из них ничего хорошего, — если вы все немедленно не сядете в кар, я и вас накажу.
— Ты не имеешь права! — Ан-дзи, зашипел и выступил вперед, распушив хвост, оставляя за спиной братьев — только тронь нас!!!
— Я альфа в этом доме, — напомнил ему Чеззе с холодной злой улыбкой, — и вы делаете так, как скажу я. А ты только что заработал себе наказание. Все. Немедленно. Марш в кар!
Тройняшки встали единым строем и распушили хвосты, готовые броситься на альфу в любую минуту. У Щи-цу засосало под ложечкой.
— Дети, с альфой спорить нельзя. Его решения не подлежат обсуждению, садитесь в машину. Я не хочу, чтобы вы опоздали на занятия, и вас отстранили. Помните, что нам нужны ваши гранты на обучение, если вы не передумали поступать в университет.
Котята неуверенно обернулись к старшему брату, обиженные его предательством. Но потом молча забрались на заднее сидение.

— Ты ведешь себя неправильно, — Чеззе холодно смотрел на Щи-цу.
— Ты не накажешь Ан-дзи. Если ты только подумаешь об этом, я выгоню тебя из клана, — Щи-цу устало вздохнул и оттер испарину со лба.
— Ты забываешься. Радуйся, что я решил не выдавать тебя полиции или первому отделу, а всего лишь разобраться по-семейному.
— Если ты забыл, то я сделал это ради них. Если угроза моим братьям будет исходить от тебя, то мне придется защищать их снова. Со мной делай, что хочешь, но они неприкосновенны.
— Ты растишь из них безответственных эгоистов, — Чеззе зло бил себя хвостом по бедрам.
Тройняшки ничего не могли слышать, сидя внутри кара, но неотрывно смотрели на них.
— Надеюсь, что я ращу из них счастливых нек, — это было последнее, что сказал Щи-цу, перед тем, как сесть в кар.

Дорога до школы прошла в напряженном молчании. Щи-цу возился с новеньким коммом, который Чеззе купил ему на прошлой неделе. Чеззе с силой сжимал руль, пальцы его побелели. Тройняшки сверлили затылок альфы злыми взглядами, а на брата смотрели с сочувствием.

Когда кар остановился рядом со школой, Щи-цу обернулся к братьям и сказал:
— Я отправил в школу запрос, вы поедете на экскурсию со старшим классом на два дня на побережье в заброшенный город. Нам со старшим нужно разрешить ситуацию. Я очень вас прошу за эти два дня хорошенько подумать и принять, что альфа — это не только дорогие подарки и поездки на каре, а еще и тот, кого нужно беспрекословно слушаться и подчиняться.
Тройняшки совсем приуныли и опустили ушки.
— Я люблю вас, — Щи-цу с нежностью посмотрел на братьев, — это самое важное, что вы должны знать. Идите, а то опоздаете на занятия.
В едином порыве, дети бросились обнимать Щи-цу, а потом вылезли из кара и, бросив сердитые взгляды на водительское место, пошли в школу.

— Ты не считаешь нужным согласовывать такие решения со мной? — Чеззе смотрел на Щи-цу с раздражением.
— Это мои братья, и я буду решать их судьбу. Кроме того, так будет лучше для всех, и ты и они остынете вдали друг от друга. Возможно, все сладится.
— Нет, ты вообще ничего не понимаешь! — Чеззе ударил кулаком по рулю.
— Как глава клана, я запрещаю тебе трогать тройняшек. Смирись.

Удивительно, но Чеззе его не прибил на месте. Хотя Щи-цу полагал, что его ждет быстрая смерть за эти слова.
— Хорошо, глава, — Чеззе завел кар. — Тебя мне тоже трогать нельзя, глава?
— Нет, я тебе с самого начала говорил, что со мной ты можешь делать что хочешь.
До самого института они молчали. Щи-цу понимал, что это конец, Чеззе не простит ему пережитого унижения. Ткнуть его носом в то, что у Щи-цу больше юридической власти, это был поистине самоубийственный шаг.

Они так же молча разошлись по своим рабочим местам. Чеззе не зашел за ним на обед. Впервые. Щи-цу есть не пошел. Вместо этого он проплакал все время в своей маленькой лаборантской. Было очень больно переживать то, что он все потерял.

Чеззе пришел вечером, когда Щи-цу как раз заканчивал мыть колбочки для анализов.
— Тебе еще долго? — спросил старший, глядя куда-то в сторону.
— Сейчас закончу, еще минутку, пожалуйста!
Щи-цу при помощи мультиувеличительного стекла и спектрального анализатора проверял чистоту каждой колбочки. К счастью, против обыкновения дезинфекционная машина не стала сбоить и вымыла все с первой попытки правильно. Он убрал колбы в непроницаемый контейнер и отнес в общий зал, чтобы оставить на своем столе.
— Почему здесь, а не у себя? — Чеззе насмешливо посмотрел на Щи-цу, как бы говоря своим видом: хватит тянуть время.
— Это не для меня, просто сказали сделать, — Щи-цу пожал плечами, бросил рабочий халатик в утилизатор, и остался в одних шортиках и рубашке с коротким рукавом.

Чеззе нахмурился, но промолчал.
— Идем, — бросил он и первым пошел прочь.
В каре он выбрал сложный автоматический маршрут, ведущий через весь город.
— Нам нужно поговорить. То, что ты сделал сегодня — оскорбительно, я не потерплю такого обращения.
"Сейчас он меня бросит, — понял Щи-цу, глаза защипало, — я же знал, что так и будет, когда сегодня противопоставил себя ему."
— Я чуть было не ушел нафиг из клана, — продолжил Чеззе, не видя его жалкой реакции. — Ты меня взбесил. Но... ты помогал мне бескорыстно... Не знаю уж, чего ради, легче было просто все рассказать. Глупая ложь... самый нелепый способ сознаться. Так вот. Не смей мне лгать и скрывать ничего, что касается нашего клана и его членов. Не смей осуждать мои действия перед младшими. Если к тебе обращаются по спорному вопросу — переадресуй их ко мне. Не принимай никаких решений о судьбе прайда и его членах без моего разрешения. Это просто, не так ли? Даже странно, что столь элементарные правила в тебя надо вбивать в таком возрасте. Остается надеяться, что хорошая порка поможет тебе запомнить это.

Чеззе посмотрел на съежившегося Щи-цу и заметил:
— Ты можешь выгнать меня из клана. Я все равно буду хранить в тайне то, что узнал, до тех пор, пока тройняшек не прооперируют. В противном случае, тебе придется понести наказание.
Щи-цу всхлипнул и закусил губку.
— Ты не думаешь нас бросить, ведь ты же узнал, что хотел.
— Вы мой клан, я своих не бросаю и не предаю. А вот меня... — Чеззе невесело усмехнулся, глядя в окно.
— Поехали домой, старший, — тихонечко ответил Щи-цу, — я никогда тебя не предам. Я учусь на своих ошибках.
— Ты выбрал...
До дома они доехали молча.
— Иди в спальню, — скомандовал Чеззе, — запомни этот ритуал, он будет повторяться до тех пор, пока я не решу, что тебе достаточно. Каждый день ровно в семь, в нашей спальне. Если ты забудешь, то мне придется сделать наказание более суровым.

Щи-цу задрожал, поджал хвостик и послушно пошел, куда приказано.

"Он сказал "нашу" — это же хорошо?", — думал он, замерев на пороге.
Чеззе появился минут через пять. В руках он нес длинный тонкий прут, который небрежно кинул на пол.
— Подойди к кровати и нагнись, руками можешь упереться в край. В детстве мне говорили держаться руками за щиколотки, и наказывали дополнительно, если я менял позу, но тебя не готовили к карьере военного, поэтому я дам тебе несколько поблажек. Но все же, если ты встанешь или попытаешься прикрыться руками, то я начну все с начала.

Он подошел к гардеробу и извлек оттуда свой ремень, широкий и толстый. Щи-цу следил за ним взглядом, полным ужаса. Потом, как во сне, нагнулся и поставил руки на кровать.
— Ноги расставь как можно шире, хвост подними, — Чеззе взял в руку пряжку и намотал на кулак несколько витков ремня.
Щи-цу, замирая от ужаса, выполнил то, что велели.
— Первые десять, — это было последнее, что он услышал, прежде чем его зад обжег яростный удар.
— Ааа!!! — крик вырвался из его горла независимо от желания. Он вскочил на ноги, схватился руками за горящие ягодицы и завыл.

Ему понадобилось не меньше двух минут, чтобы успокоится. Когда слезы перестали течь, он увидел, как Чеззе неодобрительно качает головой.
— Вернись в позицию, — рукой с ремнем он указал на кровать, — и этот удар не засчитывается. Тебя по-прежнему ждут первые десять ударов.
— П-первые??? — от понимания происходящего шерстка у Щи-цу встала дыбом. — Нет. Нет! Я не смогу!!! Не надо!!!
— Я альфа, и я решаю, что надо. Прими позицию, младший.
— По-пожалуйста, — Щи-цу умоляюще посмотрел в холодные глаза Чеззе, и прижал тонкие ручки к груди, — я не могу. Накажи меня как-то по-другому.

Чеззе, кажется, просто надоело ждать, и он, протянув руку, схватил Щи-цу за шею и заставил согнуться. В этот раз ремень обрушился на его попку без предупреждения, задев и поджавшийся хвостик.
— Ааа!! Ой!! Больно!!! Не надо! Прости меня!!! Я больше не буду!!! Не буду!!!
В эту самую секунду Щи-цу абсолютно искренне раскаивался во всем, что сделал. Начиная с того, что родился. Он даже сразу не понял, что новых ударов не следует, а его шея свободна.
— Даю тебе минуту, чтобы прийти в себя, — Чеззе стоял в шаге от него, сложив руки на груди, — следующие десять будут уже по нижнему белью.
Сопротивляться Щи-цу уже не мог, он только стискивал в руках свою избитую попку и горько плакал. Чеззе дважды пришлось повторить команду спустить шорты.

Он снова удерживал Щи-цу за шею, не давая распрямиться.

Удары были такие яркие, такие болезненные, Щи-цу попытался прикрыться руками и хвостом, но Чеззе без жалости ударил и по ним.
— Я буду послушным!!! — всхлипнул Щи-цу, — я буду хорошо себя вести!!!
— Вижу, наука идет тебе впрок, — в этот раз, Чеззе лично разминал ноющую попку, — надеюсь, что ты быстро выучишь этот урок, и мне потом не придется его повторять. Еще десять, по голому телу. Спусти трусы до колен.
— Не надо!!! — Щи-цу упал на колени и принялся жалко цепляться дрожащими лапками за руки Чеззе. — Я все понял, я больше никогда так не буду!!!
— Ты тянешь время, — Чеззе ласково погладил его по голове, потеребил ушко, — я не меняю своих решений, это недостойно альфы, ты получишь наказание сполна.
Он заставил Щи-цу встать на ноги и ждал, пока тот не сломался и не стянул трусики.

Попка Щи-цу, была ярко-розовой, те места, где удары ремня накладывались друг на друга, были отмечены более насыщенным оттенком. Дрожащий хвостик судорожно обвился вокруг поясницы.
— Еще десять ремнем.
Щи-цу начал кричать даже раньше, чем приземлился первый удар. Он повизгивал, подскакивал на месте и всхлипывал. Он и не знал, что порка — это настолько больно. Его попка, его бедная маленькая попочка сейчас болела так, будто бы он сел на улей. Каждый новый удар казался в сто раз сильнее, чем предыдущий. Наконец, это кончилось, Щи-цу не устоял на ногах и упал на пол, сжимая в руках наказанную, горячую попку. Удивительно, но на руках не оказалось крови, а ведь ему казалось, что Чеззе просек кожу до кости. Ягодицы были очень чувствительными к любым прикосновениям, но все равно хотелось их сжимать и гладить в надежде стереть боль. Разве можно обращаться с кем-то так сурово?
— Это не все, — предупредил его Чеззе, — еще три удара розгой.

Щи-цу всхлипнул, у него перехватывало горло от слез. Наказание заставило его чувствовать себя жалким, беспомощным и ... виноватым. Все героические мысли, что после того, как его накажут, он почувствует себя лучше, и чувство вины перед Чеззе уменьшится, были забыты. Он чувствовал себя так, будто бы расплатился за все свои грехи, прошлые и будущие, сполна. Он был готов на что угодно, лишь бы все закончилось. Он не мог поверить, что Чеззе, казавшийся ему благородным защитником всех угнетенных, причинил ему такую боль и собирался причинить еще.
— Сейчас ты меня ненавидишь, — спокойно сказал Чеззе, меняя ремень на прут, — но потом ты оценишь всю ценность того урока, который я тебе преподношу. Поднимайся.

Он вздернул Щи-цу на ноги и зажал его голову между ног, а хвост — в кулаке. Розга свистнула в воздухе, и язвительный укус впился в центр попки, в нежное местечко справа от ануса. Щи-цу заверещал, задергался, но его держали крепко. Чеззе ждал долго, до тех пор, пока младший снова не расслабил попку, и его цель не стала видна. Второй удар был таким же сильным и болезненным, и лег левее дырочки. Щи-цу цеплялся коготками за его ноги, оставляя тонкие царапины. Каким же жестоким надо быть, чтобы причинить столько боли. Почему Чеззе не простил его? Разве сильный не должен быть милосердным? Третий удар приземлился четко на сам анус. Щи-цу взвизгнул, дернулся и оказался свободен.
— На сегодня это все, — Чеззе жестко распрямил его, заставляя сквозь пелену слез смотреть себе в глаза, — завтра в семь, запомни это.
Смысл ужасных слов дошел до Щи-цу не сразу. Завтра повторится тоже самое. Как он сможет? Он же не выдержит, он слишком слабый! Его нельзя так наказывать. Чеззе смотрел строго и непреклонно.
— Да, старший, — сказал Щи-цу и разрыдался.
Глава 7: Тупик
13 октября 2013?г. в 22:51
***Чеззе
"Смирись". Чеззе был в той ледяной ярости, когда все вокруг становится черно-белым, а запахи и звуки — слишком яркими. Очень удобное состояние для боя, но совершенно неуместное в обычной жизни. Смирись, надо же. Слава богу, он умел сдерживать это сутками и неделями: тогда, когда его арестовали прямо у дверей Управления, мир тоже потерял цвет, а чувства словно замерзли. Так что сейчас он быстро справился с собой, даже не избил наглую мелочь на месте, отложил все до вечера, как и обещал.

За день, возясь с машинками и трепясь с коллегами, он совершенно забыл об утреннем гневе и даже нашел оправдания своему трусливому и лживому котику. И упрямому, надо сказать. Последнее качество было бы сильно положительным, если б глупыш не оборачивал его против Чеззе, словно недоделанный альфа какой-то, а ставил бы на службу прайду, как и полагается правильному младшему. Так вот, все проблемы Щи-цу были в дурном воспитании! Он ничего не знал ни о доверии, ни о преданности, ни о послушании. Просто никто его не научил вести себя и думать, как полагается.

Чеззе решил с ним мягко поговорить, предоставить выбор: учиться ли жить по правилам с ним, или оставаться таким же жалким маргиналом, которым помыкают все, кто попало. О, да, Чеззе давно понял, за кого держат его котика на рабочем месте, уж в чем-чем, а в иерархии он прекрасно разбирался.

У Щи-цу хватило ума на все согласиться, и Чеззе подумал, что не будет его сильно наказывать, ограничится программой, которую ему за серьезные провинности отец в десять лет прописывал. Больно, но терпимо. Он достал ремень пошире, ведь узкий жег больнее, взял в руку пряжку, вспоминая, какие прикольные печати остаются от нее на заднице. В детстве он щеголял перед кузенами крыльями ВВС, больше ни у кого не было папы летчика. Все завидовали... Пожалуй, его хилый котик пряжки не выдержит, вон какой дохлый. Чеззе залепил первую плюху, легонько, по ****ским шортикам... Вот кто так на работу ходит, а?!

Мелкий взвыл и запрыгал, держась за оскорбленный тыл. И Чеззе чуть не заржал в голос — до того тот забавно изображал. На этом цирк не кончился: мелочь явно обладала редчайшим талантом лицедейства. Он так уморительно визжал и рыдал, выдавал такие потрясающие монологи раскаяния, что у Чеззе просто ремень из рук валился, ему с трудом удавалось сохранить серьезность.

Но сколько можно притворяться? Чеззе утомил этот концерт, от визгов шумело в ушах. И, едва закончив, он пережал распоясавшемуся котику сонную артерию, заставляя умолкнуть. Мелкий мягко осел ему на руки, и Чеззе отнес его в спальню, где внимательно осмотрел попу: она была вся красно-синяя, но ни одной капельки крови не выступило. Вот ведь... котишка-врунишка. На всякий случай он принялся старательно вылизывать помидорные ягодички, обеззараживая места побоев. После наказания не положено лечиться регенераторами, должно заживать само, максимум — дезинфицирующие кремы.

Щи-цу вздрогнул, приходя в себя, и, узнав Чеззе, попытался от него уползти, поскуливая.
— Тише, тише, все закончилось, малыш, хватит уже.
Чеззе поймал его за избитую попку, задрал хвост и снова принялся лизать, уделяя особое внимание вспухшей покрасневшей дырочке. Щи-цу тихо плакал, зажимаясь, но постепенно обмяк и расслабился. И начал вилять задом и постанывать. Чеззе засунул в него палец и сурово приказал:
— Повтори, что ты запомнил из сегодняшнего урока.
— Я... прости, старший, я больше не буду... прости... только не бей...
Чеззе приласкал его изнутри, погладил по животику и укоризненно произнес:
— Повторяй за мной: я доверяю своему альфе беречь свою жизнь и честь, вверяю ему свою волю...
Он снова и снова повторял основные правила, перемежая учение поцелуями и ласками по всему телу, пока дрожащий голосок Щи-цу не зазвучал один.
— Говори, не останавливайся, — прошептал Чеззе, входя в худое исполосованное тело, опухшее колечко кожи натянулось вокруг его члена, блестя от смазки.

Щи-цу все повторял и повторял, пока его трахали, а потом Чеззе спросил, чувствуя, что тот на грани:
— Что ты сделаешь ради меня?
— Что угодно! — пискнул котик, кончая, и Чеззе тоже позволил себе кончить, и упал рядом, обнимая и поглаживая его по горячей влажной заднице. А Щи-цу беспорядочно целовал его лицо и все повторял свое: "что угодно, старший", мордочка у него застыла в гримасе страдания... И тогда Чеззе вдруг вспомнил то, что давно и успешно прогнал из памяти.

...Среди многочисленного выводка его прайда был один котенок, Леки, тоже устраивающий представления из своих наказаний. И, хотя отец был поразительно снисходителен к нему, лишь изредка наказывая особым мягким ремешком, тот каждый раз так смешно умолял его не бить, что все дети сбегались поглазеть на событие. Стыдно сказать, но они его специально толкали и подводили под порку, чтобы лишний раз повеселиться. Скоро взрослые поймали их на этом, Чеззе отодрали, а свиту его сослали на месяц на ферму — копать картошку. Отец назвал его поступки бесчестными: "Разве не должен сильный защищать своих слабых, Чеззе?" И в тот момент он чувствовал себя просто ужасно, на самом деле недостойным.

Без своей постоянной компании двенадцатилетний Чеззе сошелся с сестренками и даже взял шефство над этим нелепым Леки, таскал его везде за собой. "У нас с тобой один отец, Леки, хоть и разные матери, мы немножко больше братья". Мальчик смотрел на него с обожанием и готов был делать все, что угодно. А однажды провинился: они забрались с девчонками высоко на крышу, там проголодались и послали Леки за горшочком мяса. А тот упал, все мясо улетело в проем винтовой лестницы прямо в вековую пыль.
"Вот дерьмо-то какое", — расстроился Чеззе, — "Что есть будем, дебил?"
"Да пусть твой дебил дерьмо и жрет" — засмеялась сиреневоглазая кошечка, самая развеселая из всех девчонок, — "нагадим ему в горшочек, пусть жрет".
Чеззе это ужасно рассмешило: "Ты гадить будешь, Юка? Я б позырил".
"А и я, и что такого!" — задрала нос Юка, презрительно щуря невероятные свои глазищи.
Чеззе смотрел на нее против солнца и улыбался: ее гривка горела пушистым факелом в лучах заката:
"Нагадишь — так сожрет".
"Ребята... не надо..." — пискнула одна из девчонок.
"Ты что, не с нами?" — спросил Чеззе, и та виновато прижала ушки:
"С вами..."
"Если с нами, так пусть гадит первая!" — засмеялась Юка, и Чеззе засмеялся вместе с ней:
"Нет уж, она после тебя".

Юка презрительно пожала плечами, задрала юбочку и сделала свое дельце, ее стройные бедра тоже светились от солнца, и Чеззе щурился от этого ослепительного блеска. Юка сунула горшок прямо под нос покрасневшей девчонке:
"Твоя очередь".
"Быстрее давай", — бросил той Чеззе и посмотрел на Леки. Мальчик прижимал руки ко рту, словно давил безмолвный крик, и неотрывно глядел на него широко распахнутыми глазами. Чеззе хмыкнул: — Не бойся, никто тебя бить не будет.
"Нет, пожалуйста, не надо... не надо..."
Все засмеялись. Горшочек был готов.
"Жри", — сказал Чеззе, протягивая это ему, — "не подведи меня, я обещал".
И все снова смеялись, глядя, как Леки давится слезами и этим.

В ту ночь они сбежали с Юкой на озеро, ели конфеты, хихикали и целовались. "У меня лимонная, Юка" — "А у меня земляничка, Чеззе..." Поцелуй и хором: "Земляника с лимоном!" Весело и сладко.


А на утро он узнал, что Леки упал с башни.
"Но это невозможно, сэр!" — пораженно ответил он отцу на ужасную новость. — "Только если специально..."
"Специально...", — прошипел тот, вдруг схватив его за горло и белея от ярости, и Чеззе даже испугался: ведь отец был сделан изо льда, он просто не мог испытывать такое... И к нему! За что?
Он извивался в воздухе, задыхаясь и отдирая пальцы от горла, и к ним подошел альфа, положил руку на плечо отца, и тот мгновенно снова обратился в ледяную статую и отпустил его. Альфа произнес речь о жутком несчастном случае и трагедии. Чеззе с Юкой шныряли среди притихших взрослых, и услышали, как потом альфа говорил матери Леки и отцу: "это не их вина, котенок был просто слаб, раньше таких сбрасывали при рождении". По бесстрастному лицу кошки текли слезы, а отец равнодушно смотрел в пустоту.

Чеззе с Юкой спрятались тогда под балконом и там снова целовались. И тем же самым (да и поинтереснее делишками) они занимались следующие три года во всех укромных местечках поместья. А потом Чеззе отправили в кадетский корпус, а Юку — в шпионскую школу, называемую корректно дипломатической. Очень круто, но любовь их увяла в удалении. И тогда Чеззе вдруг вспомнил Леки, как тот смотрел на него — беззащитно и преданно, и как потух его взгляд после этого "не подведи, я обещал". От невыносимой вины он плакал всю ночь под одеялом в казарме, в первый раз с трех лет и последний за всю прожитую жизнь...

...И сейчас Щи-цу смотрел на него так же — беззащитно и преданно, мокрыми от слез глазами, и Чеззе, задохнувшись от воспоминаний, прижал его к себе, буркнув: "давай спать, мелкий". Хотя хотелось просить прощения и обещать, что никогда больше... Но он не мог. Надо было закончить начатое. Только бы не перегнуть палку...

***Щи-цу
Он долго не мог уснуть. Просто лежал тихонечко и старался дышать ровно. Было больно, стыдно и голодно, ведь вся его еда на сегодня состояла из нескольких ложек овсянки за завтраком. Когда Чеззе задышал ровно, он попытался выбраться из-под его руки.
— Ты куда?
— На кухню, кушать хочется, старший, — голос охрип от слез. А вспомнив из-за чего он плакал, Щи-цу оказался на грани новой истерики.
— Иди, — кивнул Чеззе, — только учти, лечиться я тебе запрещаю.

Щи-цу повесил ушки и опустил голову.
— Тогда я не усну, старший.
Чеззе долго молчал и смотрел на него в темноте комнаты, потом наконец сказал:
— Прими обезболивающее, чтобы поспать, но лечиться нельзя.
— Хорошо старший, — Щи-цу сжал кулачки и кивнул, слезы все-таки потекли по лицу.
— Какой же ты все-таки слабенький, — Чеззе неодобрительно покачал головой, — не задерживайся, тебе нужно побольше поспать. Сон — лучшее лекарство.
— Прости, старший, — Щи-цу поклонился и вышел.

На кухне он не стал зажигать свет. Налил себе холодного молока из пакета в холодильнике, на ощупь сделал пару бутербродов с нарезкой. Раньше они с тройняшками и думать не могли о дорогом белом хлебе и парном мясце, обходились чем попроще. А теперь холодильник битком забит.

Чеззе в прошлый выходной говорил, что надо бы этот выкинуть и купить новую, большую и современную хладокамеру, как у нормального прайда. Щи-цу тогда внезапно понял, что Чеззе им одним не ограничится, что скоро в прайде появится самочка, а может, и две. В груди заболело так сильно, что он схватился за неё рукой. Чеззе решил, что ему стало дурно из-за духоты и вывел его на улицу. Тройняшки тоже перепугались. Щи-цу очень хотелось попросить его не приводить больше никаких самочек и самцов, не изменять ему. Но как он мог указывать Чеззе? Ведь он его так любил. А сейчас и подавно не сможет сказать альфе и слова поперек... А если самочка невзлюбит его братиков и будет над ними издеваться? Щи-цу выпил еще полстакана молока и скушал персик, крупный, краснобокий, такие растут рядом с территориями змей и стоят чуть ли не на вес золота, а Чеззе купил три килограмма.

Щи-цу осмотрелся, кухня теперь выглядела, как эклектическая картинка прошлого и будущего, совмещенных на одном полотне. Старая мебель, но новая техника, дорогие фрукты, лежащие на блюде со сколом, старенький, шумный холодильник, в котором на одной полке продуктов лежит на сумму большую, чем он когда-либо стоил.

Щи-цу усмехнулся, с Гра-хи он никогда не чувствовал себя проституткой. Грязным, беспомощным, беззащитным и даже виноватым в том, что с ним так обращаются — да. Но только Чеззе смог заставить его поверить в то, что он продал свое тело за блага. Себя и свободу братиков. Он ополоснул стакан и пошел в ванну.

Долго рассматривал в зеркале жуткие следы. Теперь понятно, почему ходить было больно. Щи-цу даже и представить себе не мог, как он завтра наденет на себя шорты, его опухший зад в них просто не влезет. Он отыскал на полке обезболивающие капли и, разведя их прямо в воде из-под крана, проглотил, слегка поморщившись. Потом помылся, стараясь не задевать избитые ягодицы, долго вытирался, все оттягивая момент возвращения в спальню. Впервые ему не хотелось оказаться под теплым боком у Чеззе. Впервые кот из его мечтаний перестал быть героем, овеянным ореолом красоты и благородства. Наконец сработало обезболивающее, Щи-цу почувствовал, как попка онемела и перестала ныть. Он вышел, лег на самый краешек кровати, обхватил себя руками и хвостиком и провалился в тяжелый сон без сновидений.

Утро наступило почти сразу, по крайней мере, он не чувствовал себя ни выспавшимся, ни отдохнувшим, проснулся раньше будильника, просто обезболивающее перестало действовать, и задница горела огнем и безбожно ныла. На животе уснуть не удалось, и он принялся выбираться из кровати, в этот раз Чеззе только недовольно заворчал. А они, оказывается, сплели ночью хвосты, как будто этот жест что-то значил. Щи-цу снова потащился в ванну, сгорбленный и хромающий, как старик. Теперь в зеркале отражались уже фиолетовые ягодицы с яркими малиновыми перекрестиями...

Дверь открылась неслышно. Рыжий кот встал перед Щи-цу и посмотрел на отражающуюся в зеркале баклажанную попку.
— Эх, нежный какой... — он невесомо провел рукой вдоль ягодиц, — и горячий.
— Прости, старший, — Щи-цу опустил глаза, полные слез, в пол.
— Повернись, — скомандовал Чеззе, недовольно нахмурившись, и присел на корточки, чтобы рассмотреть попку.
Кремовый хвостик сделал жалкую попытку прикрыться, но Чеззе отвел его в сторону твердой рукой.
— И регенерация у тебя никакая, — в его голосе звучало все больше раздражения, — у меня так через пару часов все заживало, только если не пряжкой с оттягом...

Представив себе, как больно может быть от пряжки, Щи-цу все-таки тихонько заплакал. За спиной раздался тяжелый вздох, теплый воздух коснулся его поясницы и шерстки на основании хвоста, заставив Щи-цу вздрогнуть и поежиться.
— Где у тебя аптечка? — спросил Чеззе, вставая, но тут же увидел неубранную ночью котомку. Он покопался в ней и достал регенерирующую мазь.

Повинуясь его жесту, Щи-цу послушно наклонился над раковиной. Руки старшего нежно втирали прохладную субстанцию в страдающие половинки.
— Я не знал, что ты так плохо восстанавливаешься, — сдавленно произнес Чеззе, — если бы знал, не стал бы бить так... Ты мне веришь?

— Да, старший, — заучено ответил Щи-цу. Попка разогрелась еще сильнее, но это был приятный жар, он забирал боль. Когда Чеззе закончил, он уже не плакал.
— Может, тебе не ходить сегодня на работу? — задумчиво спросил Чеззе следя взглядом как рубцы рассасываются на глазах, а под ними проступает нежная розовая плоть.
— Как считаешь нужным, старший, — ушки у Щи-цу с вечера уныло висели, а хвостик нервно подергивался и как будто невзначай гладил хозяина по бедру.
— Решай сам! — рявкнул Чеззе и ушел, оставив Щи-цу в растерянности. Что он опять сделал не так, и какое его за это ждет наказание...

Он принял душ, на автомате оделся и пошел на кухню. Там его ждала любимая яичница из трех яиц с помидорчиками, беконом, лучком и колбасой. Та самая, которую Чеззе назвал "главным врагом здорового неки". Чеззе ел овсянку стоя у окна.
— Спасибо, старший, — Щи-цу поклонился, — извини за опоздание.
Оказывается, правила альфы соблюдать совсем не сложно, если боишься наказания.
— Ешь, — Чеззе жестко кивнул головой, и Щи-цу не подумал с ним спорить.

После завтрака они ехали вместе в каре, и он сидел ровно, а не сворачивался калачиком, как любил, спина прямая, взгляд строго перед собой, так, как любит Чеззе.
— Не хочешь поспать? — спросил тот, изредка поглядывая на застывшего Щи-цу.
— Нет, старший, — был ответ.
В институте Чеззе прижал его к себе, как обычно, но когда его руки потянулись потискать Щи-цу за попку, кремовый котик задрожал и всхлипнул.
— Ну, я зайду за тобой на обед, — Чеззе неловко пожал плечами.
— Спасибо, старший, — поклонился Щи-цу и пошел к себе в лабораторию.
Его пару раз задели по пути, кто-то окликнул, что-то сказал, но Щи-цу целенаправленно шел в свою лаборантскую, где сразу заперся и прижался спиной к двери.

Он не вынесет, он не справится, не сможет пережить еще одно такое наказание. А братья? Чеззе же обещал наказать одного из них. Представив себе маленького котенка, извивающегося под ударами ремня, Щи-цу зажмурился и заплакал. Потом он долго и бездумно сидел перед планшеткой и крутил вверх и вниз результаты своих исследований, стараясь придумать, как же жить дальше, находясь все еще в ступоре от перспективы вечернего наказания.

Зазвонил комм. Щи-цу не очень хотел отвечать, но все же заставил себя.
— Привет, зефирка, — из визора ему улыбался О-шу. Зефиркой Щи-цу звал папа, они с О-шу были друзьями, не очень близкими, правда, но все же именно О-шу сообщил Щи-цу и его прайду, что их главы больше нет в живых, и утешал рыдавших вдову и котят.
— Здравствуйте, О-шу, — Щи-цу улыбнулся, глядя на подпрыгивающего за спиной у черного кота Ши-ана, — привет Ши-ан, давно не виделись.
Эликтовый котик, тут же рванул к комму и заголосил:
— Это правда, что у тебя теперь в клане альфа? А он большой? Красивый? Сильный? А кто из вас главнее? А вы, ну... этим занимаетесь?
— Изыди, мелочь болтливая, — О-шу за шкирку оттащил Ши-ана в сторону и отвесил ему несильный шлепок по вертлявой попке.
— Но интересно же, старший, — сделал умоляющие глаза Ши-ан.
— Старший, — прошептал Щи-цу.
— Я хочу навестить вас, тройняшек давно не видел, вымахали небось? Как насчет сегодня часиков в семь? — О-шу нахмурился, глядя на Щи-цу.

— Нет! — воскликнул тот, — нет, — повторил он уже спокойнее, — тройняшки на экскурсии, их два дня не будет.
— У тебя все в порядке? — О-шу все больше хмурился и недовольно кривил губы. Уши стояли вертикально и подергивались.
— Да, только работаю много, мне кажется, я близок к чему-то важному, — увел тему в другое русло Щи-цу.
— Хорошо, — О-шу немного расслабился, — смотри, не перетрудись. Я свяжусь с Чеззе, когда вернутся тройняшки.
— Да, О-шу, — Щи-цу улыбнулся и отключился.
Он перевел взгляд на планшетку, где все еще бездумно гонял результаты исследований вверх и вниз. Ряд формул повторялся, создавая какой-то причудливый рисунок.

Вот Ши-ан точно не боится своего старшего, а О-шу позволяет ему вести себя, как малышу больше нравится, и явно не наказывает его ремнем... Бездумно Щи-цу выстроил трехмерную модель, добавив в качестве параметров давление, скорость сердцебиения, общий объем крови и полученных лекарств, как делал это сотни раз до этого. Может быть, стоит посоветоваться с О-шу? Может, стоило пригласить его сегодня в гости, ведь Чеззе не стал бы наказывать его при посторонних... или стал? Он посмотрел на свою модель, кажется, он все-таки ошибся, задав вместо убивающего яда самцов змеи парализующий яд самочек.
"А ведь это мысль, — понял Щи-цу, — мы все были уверены, что в кровь Ра-ши попал только убивающий яд, потому, что после ранения он мог сидеть и стрелять, а потом и полз. Но, если он был заражен двумя видами яда, то получается, один из них под воздействием факторов окружающей среды нейтрализовал другой. Как просто!"
Следующие три часа он потратил, моделируя трехмерную формулу, в которой бы сочетались все факторы, и высчитывая, какое количества яда обоих видов попало в кровь Ра-ши.
Глава 8: Прощение
13 октября 2013?г. в 22:52
***Чеззе
"Не кот, а наказание божье, калека", — зло думал Чеззе, глядя с утра, как Щи-цу с трудом ковыляет по дому... Дергается от каждого слова... Тихо плачет, когда думает, что его не видят... Злиться надо было на самого себя — за то, что не рассчитал и, кажется, сломал своего глупого котишку-врунишку.

Зато теперь его поведение безупречно... как может быть безупречным поведение раба. Во всех Ренсарах горел неукротимый огонь, и строгий этикет лишь огранял его, превращая в драгоценный самоцвет. То же, что демонстрировал ему Щи-цу было похоже на... безобразие какое-то похоже, так жалко и стыдно. Он яростно мотнул хвостом и вышел из холла на улицу, до начала работы было еще полчаса, они выехали, как обычно, но без тройняшек приехали рано.

Неподалеку была станция аэробусов, а около нее — небольшой торговый терминал, Чеззе зашел туда и купил сигарет со змеиным ядом. Такие он раньше курил после операций, а теперь вот захотелось просто так. Он забрался на ограду около скверика, затянулся, глядя вверх. Кажется, совсем недавно он радовался чистому небу и своей свободе. Кажется, совсем недавно у него был прайд, в котором можно было чувствовать себя свободно, как в кругу друзей. Кажется, это ему нравилось... Но все оказалось ложью. Его котик обманывал и предавал его, а он... Он тоже обманул доверие своего младшего. Они все испортили.

Он метко запулил окурком в помойку и спрыгнул с перекладины. "Надо все исправить. Все будет хорошо". На стоянке он снова увидел О-шу, тот остановился, глядя на него. "На дежурство он, что ли, сюда ходит", досадливо поморщился Чеззе и, издали помахав черному коту, обошел его по широкому кругу. Еще одни загубленные отношения... Но о бывших друзьях он подумает позже.

Чеззе нравилась его работа, он не стал ее бросать даже теперь, когда она не нужна. Может, стать здесь техником? Образование позволяет, в Академии было несколько спецкурсов. А что, вполне приличное занятие для представителя нижнего среднего класса, думает он и слышит, как наяву, ледяной голос отца: "Плебейская манера — мерить все на благополучие, Ренсар служит клану и богу, и более ничего над нами". Чеззе всегда знал, что их бог — не тот, кого плебеи молят о милости и прощении в храмах, не тот, протягивающий на картинах миролюбиво длани над покорным стадом, хоть и зовут его также. Их бог — тот, кто карает неверных и вкладывает меч в лапы своих воинов. А Щи-цу не верит в бога, ни в милостивого, ни в карающего.

Полдня он возился со своим любимым болотоходом-распылителем, не отвлекаясь даже на болтовню с сиреневохвостым Ле-таном. Он думал о боге почему-то и о заповедях его, тех, которые в его детстве старшие Ренсары характеризовали просто: для стада. Но ведь больше ничего и нет от Него. И что же тогда остается им, называющим себя Его воинами? "С богом ты всегда один", говорил Ханц Ренсар, его дядя и альфа прайда. И что же Он говорит наедине? Говорил ли Он что-нибудь самому Ханцу, когда тот обращался к убитым горем родителям Леки: "раньше таких сбрасывали при рождении"? Или когда Ханц подавал прошение главе клана о полном изгнании Чеззе еще до суда? Говорил ли Он что-либо самому Чеззе, ломавшему вчера безответного гражданского котика самыми грубыми психотехниками особистов?

"Может, он вообще кричал, а я не слышал Его... вот, например, голосом Щи-цу и кричал", — подумал Чеззе, складывая инструменты перед обеденным перерывом, — "А может, Он и правда — всегда молчит... и смотрит..."

Щи-цу работал у себя в тесной лаборантской. Чеззе остановился, изучая его: глаза котика горели, гривка топорщилась, уши стояли торчком, а хвост — трубой. Все же в нем есть огонь... только не для него, Чеззе. Заметив своего старшего, котик съежился, снова став серым, забитым и жалким.

В столовой Чеззе выбрал наиболее укромный уголок под одобрительный свист от своей обычной компании. Все же иногда эти славные простые ребята слишком простые. Кажется, они уверены, что он мелкого прямо на столе разложит. Щи-цу принес поднос с едой, все расставил и смирно уселся напротив, опустив глаза и уши. Пальцы у него дрожали. Чеззе похлопал по месту рядом с собой, и тот деревянно на него переполз. Чеззе погладил его по голове, и котик втянул ее в плечи. Вспомнился снова Ханц Ренсар — его было невероятно представить себе извиняющимся перед младшим. И Чеззе вдохнул поглубже, как перед прыжком с парашютом:
— Прости, малыш.
— Да, старший.
— Прости, — второй раз это повторить было легко, он прижал к себе хрупкое тело, зарылся лицом в кремовую шерстку, вдыхая слабый запах ванили. — Я не хотел вчера с тобой так жестоко, думал, ты опять притворяешься... ты же не притворялся?

Щи-цу только всхлипнул и задрожал, по его щекам потекли слезы, а Чеззе затащил его себе на колени, слизывая соленые капельки, он спешил объяснить:
— Я не думал, что ты такой слабый... и регенерации совсем нет.... Меня так в десять лет наказывали, только до крови, конечно, но оно все быстро проходило, да и не больно особо...
Он взял лицо Щи-цу в ладони и заглянул ему в глаза:
— Я больше так не буду, веришь мне?
— А как будешь, старший? — прошептал котик.
— Ну... — Чеззе облизнулся, — помнишь, я тебя в каре отшлепал? Тебе же не сильно больно было?
Щи-цу помотал головой и даже бледно улыбнулся, чему Чеззе обрадовался, как дебил прямо:
— Вот, не сильнее, чем тогда, клянусь. И... с этими семичасовыми наказаниями — закончено, вчерашнего с лихвой хватило. Так что не бойся меня так, — он осторожно поцеловал вздрогнувшие губки и оскалился во всю пасть: — Не будешь бояться?
— Нет...— Щи-цу снова робко улыбнулся.
— Ладно, давай есть тогда, — весело предложил Чеззе.

Он не отпустил мелкого с колен, так и кормил его с рук, словно тот и правда малышом был. Гладил его по спинке, между острых лопаток и по голым ножкам — тот был снова в шортиках, еще и с одной лямочкой, ну, точно ребенок.
— А мальчишек ты не будешь бить? — тихо спросил Щи-цу под конец обеда, утыкаясь ему лицом в грудь и вздрагивая.
— Не бить, а наказывать, за дело, — поправил его Чеззе. — И не сильнее, чем тебя, отшлепаю... как шестилетнего котенка. Так можно, глава?
Щи-цу испуганно вскинулся, вглядываясь в его лицо, и Чеззе, опустив уши, состроил самую умильную морду, какую делал для преподавательницы рукоделия в тюряге.
— Можно, старший, — уже смелее заулыбался его котик. А потом вдруг нахмурился: — Неужели тебя в десять лет так били?
— Поверь, было за что, — засмеялся Чеззе и снова поцеловал котика, слизывая вкус клубничного десерта с его губ.
— Какие ужасные порядки...
— Да ладно, ремнем или розгами, как в кадетском — это мелочи. Вот прутом — там отдерут, так отдерут. В тюрьме за любую провинность — просто в месиво избивали перед строем, сутки после этого не встаешь. А потом еще спортом неделю запрещали заниматься... гады.
— Я... не знал, это чудовищно...
— И не говори! — Чеззе сердито дернул ухом, вспоминая. — Со скуки умереть можно! Ну, зато они кричать разрешали во время порки, так мы соревновались тайно — кто позаковыристее ругательство завернет... Так-то говорить нельзя было.
Он снова поцеловал Щи-цу, и тот ему ответил в этот раз, так что Чеззе осмелел, уверившись, что его перестали бояться, и принялся гладить и тискать тонкого котика. Тот тихонько постанывал и изгибался в его лапах, отношения вроде налаживались.


— Ничего не хочешь мне рассказать? — спросил Чеззе, держа Щи-цу за руку, они шли в лаборантскую.
— Что, старший? — испугался котик, и Чеззе погладил его за ушами, успокаивая.
— Просто, малыш, вдруг произошло что-то важное, о чем я должен знать? — сколько еще ему придется заглаживать последствия ошибки...
Щи-цу покусал губку и забавно нахмурился, вспоминая:
— О-шу сегодня звонил, хотел в гости прийти вечером... тройняшек навестить. Я сказал, что они уехали на два дня... Он обещал потом зайти тогда, — мелкий смущенно посмотрел на него, и Чеззе только вздохнул, снова потрепав его за ушами:
— В следующий раз говори, что посоветоваться со мной надо, ладно?
— Ладно... прости, старший.
— Не извиняйся, сразу ведь нельзя всему научиться, — великодушно заметил Чеззе и добавил: — Ты молодец, Щи-цу. Ты помни только, что не один больше, мы всегда вместе, в любых условиях. Как думаешь, что О-шу задумал?
— Не знаю... — растерялся Щи-цу, — может, просто — посмотреть, как мы живем?
— Да, а может, помириться хочет, — рассеянно обронил Чеззе, они подошли уже к лаборантской, и ему вдруг страстно захотелось присунуть своему котенку — такому трогательному в этих коротких штанишках и белом халатике. Но он решил не гнать раньше времени, поэтому ограничился легким поцелуем куда-то в краешек рта и поспешно смылся — сбрасывать напряжение.

*** Щи-цу
После обеда он долго не мог прийти в себя. Дурацкая улыбка все не сходила с губ. Очень сильно хотелось... секса. Хвост так и норовил скользнуть в промежность и потереться о член. Щи-цу смущался и краснел. Он провел немного времени в лаборатории, проверил отчеты практикантов. Запросил дополнительные данные по парализующему яду, который раньше не изучал пристально, и даже сумел увернуться от пинка проходящего мимо гвардейца.

Чеззе. Он все-таки хороший. И он не хотел делать ему больно... по-настоящему. И как же ужасно с ним обращались! Разве можно так с ребенком? Даже если у него хорошая регенерация. А в тюрьме! Как они могут? Щи-цу бы точно не выдержал, еще и публично. Брр...
— Лакх, — за локоть его поймал начальник, прямо рядом с дверью в лаборантскую, — ваш сменщик, наконец, изволил выздороветь, так что до конца недели можете не появляться, а дальше по графику.
— Хорошо, — Щи-цу кивнул, прикидывая, как здорово будет отоспаться.
— Как там ваше исследование? — кот состроил ему улыбку, похожую на заинтересованную.
— Продвигается, — Щи-цу покраснел, — пока рано о чем-то говорить, я собираю факты...
— Хорошо-хорошо! — начальник поднял руки, — работайте.

Щи-цу опять юркнул к себе. Ему очень не нравился такой интерес к его скромной персоне. Одно радовало, завтра птичья группа выходила из карантина после миссии, а это значит, что проводить осмотр и сталкиваться с Гра-хи ему не придется. По крайней мере на этой неделе. Щи-цу ввел в свою трехмерную модель новые данные и уже приготовился задать параметры для эксперимента, когда у него зазвонил комм.

С визора ему приветливо улыбалась доктор Ла-мита, чуть подергивая ушками.
— Добрый день, Щи-цу.
— Добрый день, доктор. Только если вы по поводу завтрашнего осмотра, то я до конца недели на работу не буду выходить.
— Жаль, — Ла-мита состроила умильную огорченную мордочку, — я люблю с тобой работать. Но я не по этому поводу. Я слышала, что новый помощник техника — твой альфа.
— Да, Чеззе теперь в клане Лакхов, — у Щи-цу перехватило дыхание, неужели красавица-доктор претендует на внимание Чеззе, его Чеззе?
— Знаешь, — Ла-мита, смутилась и покраснела немного, — я хотела уточнить, вы не планируете расширение?
"Она хочет пойти к нам в прайд, альфа-самкой", — понял Щи-цу и очень расстроился. От такой красотки Чеззе явно не откажется.
— Мы это не обсуждали еще, — честно признался он, опуская ушки и хвостик, — наверное, он планирует... когда-нибудь...
— Ле-тан? — внезапно заледеневшим тоном спросила Ла-мита.

Щи-цу растерянно съежился от этих интонаций. Но что такое "Летан"?.. Знакомое слово...
— Марка йогуртов? — на всякий случай уточнил он, прикидывая, как йогурт, Ла-мита и Чеззе могут быть связаны между собой.
— Мой любовник, — негромко сказала Ла-мита и вздохнула: — Он только и твердит теперь, Чеззе такой умный, он понимает душу машины, самородок-самоучка...
Она закусила губку и сломала тонкую лазерную ручку, которую все это время крутила в пальцах.
— Я не хочу его потерять, Щи-цу, — рассеянно сказала кошка, как будто самой себе. — Он, конечно, чудак, но... от него будут забавные котята, может, тоже сиреневые.

Щи-цу еще не до конца переварил информацию о том, что у Ла-миты связь с каким-то сиреневым техником, и Чеззе ей вовсе не нравится, но ему уже ужасно хотелось хоть немножко помочь ей, быть полезным:
— Я поговорю с Чеззе, доктор Ла-мита, спрошу о его планах.
— Спасибо, Щи-цу, — она грустно улыбнулась. — До свиданья.
— До свидания, — Щи-цу отключился и долго еще смотрел на свой комм.
Ла-мита была умной и хорошей и никогда его не обижала. Может, она все себе придумала, и это не имеет никакого отношения к Чеззе? Его взгляд упал на трехмерную модель, он подумал о ночных температурных изменениях и выпал из жизни на ближайшие четыре часа.

Очнулся он только, когда Чеззе постучал по его плечу и укоризненно сказал:
— Я здесь уже полчаса стенку подпираю, ты лучше сразу скажи, что решил тут ночевать остаться.
— Ой! — Щи-цу глянул на часы, — Ой!
— Вот тебе и "ой", — Чеззе наклонился и поцеловал его в губы, — долго тебе еще?
— Нет, я с собой возьму, завтра дома продолжу. Мне, пожалуй, стоит прерваться и потом посмотреть новым взглядом...
— Собирайся, давай, — красный кот потрепал его по шерстке на голове, — мечтатель...
Дорога домой была веселой, пользуясь отсутствием тройняшек, они отправились в ресторан. Его Чеззе, шикуя, заказывал дорогие морепродукты и вино, одно название которого дышало древностью.

Щи-цу смущался своих шортиков и рубашки, но им предоставили отдельный кабинет, так что никто не бросал на него осуждающих взглядов. Наевшись от души, так, что даже пуговку на поясе пришлось расстегнуть, он, довольно улыбаясь, спросил у Чеззе:
— А у тебя с твоим напарником, Ле-таном, что-то есть?
И тут же прижал ушки, видя, как старший нахмурился.
— Нет, конечно, он же весь в своих машинах, — Чеззе, фыркнул: — С чего ты взял?
— Мне сегодня звонила его девушка, — уклончиво ответил Щи-цу, теребя краешек салфетки, — она боится, что ты его уведешь...
— У этого чудика есть девушка? — Чеззе присвистнул, — вот уже никогда бы не подумал. Передай ей, чтоб не беспокоилась, у меня на сиреневогривых не стоит!
"А на кого стоит?" — хотел спросить Щи-цу, но не посмел.

Домой они ехали, переплетая хвосты, словно в медленном танце. По пути позвонили тройняшкам, те, кажется, уже все забыли. Мальчишки восторженно рассказывали, какие по ночам раздаются страшные звуки, и как они ходили искать призраков первых нек, чьи неупокоенные души взывают к потомкам. Щи-цу облегченно выдохнул, хорошо, что его братики такие отходчивые, он боялся, что будет хуже. После разговора, он внимательно посмотрел на Чеззе:
— Ты обещал наказать Ан-дзи...
— Я не собираюсь его унижать или издеваться, — спокойно ответил тот, глядя на дорогу, — но он должен понять, что, если шипишь на альфу, то надо быть готовым нести ответственность.

— Он не хотел, — попробовал заступиться за брата Щи-цу, — он не знает...
— Все он знает и понимает, — Чеззе постучал кончиками пальцев по рулю, — пойми, если он не научится контролировать свое поведение сейчас, дальше ему придется только хуже. И однажды несоблюдение правил может привести к трагедии.

Щи-цу вздохнул, Чеззе был прав, в последнее время братья становились все более дерзкими и неконтролируемыми.
— Только ты его не очень, ладно? — он умоляюще посмотрел на Чеззе.
— Это будет серьезный мужской разговор, — Чеззе усмехнулся, — жалко у меня форму отобрали, а то он бы потом хвастался змеей и кинжалом на заднице, другие ему бы обзавидовались...
— Чеззе!!! — Щи-цу в ужасе уставился на старшего, — ты же обещал...
— Да не буду я, — Чеззе рассмеялся, — хотя поверь мне, он бы точно оценил такие метки...
— Очень сомневаюсь, — Щи-цу чопорно нахмурился.
— Ничего ты в настоящих пацанах не понимаешь, — Чеззе шутливо щелкнул его по ушку, а потом потянулся и чмокнул в то же место.

Дома он сразу подхватил Щи-цу на руки и потащил в спальню.
— Я в душ хочу!!! — Щи-цу извивался, как змея, стремясь для начала позаботиться о гигиене.
— Потом, все потом, — Чеззе разорвал на нем одежду и, притиснув к стене, яростно впился в губы.
Потом они как-то, Щи-цу, хоть убей, не мог вспомнить как, оказались на кровати, где Чеззе вынудил его опуститься на его член сверху и скакать. Это было ужасно развратно. Занавески задернуты не были, в уходящих закатных лучах все тело альфы казалось красным, как его шерсть. Грудь влажно блестела от пота, Чеззе ласкал его член и плотоядно улыбался, подбадривая. И все же долго Щи-цу не выдержал, бедра устали, он захныкал, как котенок, и старший мигом подмял его под себя, двигаясь так сильно и мощно, что любой нормальный кот мог бы испугаться за свое здоровье. Но Щи-цу для себя давно решил, что никакой он не нормальный, он обнимал Чеззе, прижимался к нему всем телом, свивал свой хвостик с его, и мурлыкал от удовольствия, пока не начал кричать, кончая. Чеззе пришел вслед за ним, крепко притиснув к себе и пробормотав что-то похожее на "Мой хороший котик".
Они уснули сразу, и до ванной добрались только утром, по поводу чего Щи-цу, не боясь ни капельки, громко выражал свое недовольство.
Глава 9: Преодоление
13 октября 2013?г. в 22:53
***Чеззе
Все же его котик оказался таким доверчивым, он тянулся к Чеззе, словно крошечный подсолнечник к солнцу, и готов был все простить за ласку. Это даже пугало: а что, если бы это беззащитное и открытое существо попалось кому-нибудь злонамеренному... Впрочем, ведь так и случилось.
— Что он с тобой делал? Гра-хи, — они ехали забирать тройняшек, вернувшихся из лагеря.
— Ничего... особенного, — Щи-цу обнял себя за хвост, — трахал и бил... немножко. И еще из Института запрещал уходить... И... унижал всегда на публике...
— Вот как, ничего особенного? А почему ты хотел уйти из Института? Из-за него?
— Да. И еще из-за начальника лаборатории... он поступил подло! Говорил, что я бездарность и занимаюсь никому не нужными вещами. А потом, когда выяснилось, что я стоял на верном пути, украл мои идеи.
— Значит, они оказались ценными? — Чеззе с интересом покосился на Щи-цу.

У дохлого котика есть таланты и вне постели? При воспоминании о том, как сладострастно отдавался этот котенок ночью, внизу все подвело жаром.
— Хочешь, я его поколочу, малыш? Хотя, лучше сначала тиснуть, наверно, разоблачительную статейку... у меня есть знакомая в "Вестнике науки". А потом побить аккуратненько, без следов, знаешь, м?
— Я... — Щи-цу захлопал глазами, сделав круглый ротик, и Чеззе не выдержал:
— Отсосешь мне за рулем? — он умоляюще пошевелил ушами, видя, как Щи-цу заливается краской, и протянул: — Пожааааалуйста...

Щи-цу, слившись по цвету со своим красным шейным платочком, склонился над его пахом, а Чеззе переключился на полное ручное управление, врубил погромче любимый марш и втопил газ в пол. Как хорошо, что в их достойном Королевстве нет ограничений на скорость, не то что в иных прочих.

Тройняшки уже скакали со своими рюкзачками около школьного аэробуса, нетерпеливо крутя шеями. Точнее, Мал-дхи и Ки-джи благонравно подпрыгивали, а Ан-дзи за их спинами лупил рюкзаком коричневого котенка в полтора раза его больше. Тот пытался достать его громоздким чемоданом, но испытывал явные неудобства. Увидев их, котята ломанулись и напрыгнули с объятиями на Щи-цу, впечатав того спиной в Чеззе.
— Ты опять дрался, Ан-дзи, неужели нельзя было решить проблему мирно? — укоризненно заметил Щи-цу после приветствий, и Чеззе сжал его плечо, заставляя замолчать:
— Ан-дзи молодец, удачно использовал преимущество более маневренного оружия.
Пацан раздулся от гордости.

Вся дорога до дома и ужин прошли в восторженном треске тройняшек о привидениях в древнем городе. У тех даже имена были.

А перед сном Чеззе приобнял одной рукой Щи-цу, прижимая его лицом к своему плечу, и сказал:
— Ан-дзи, ты помнишь, я обещал наказать тебя за дерзость?
— Нет! — возмущенно вскинулся нахальный котенок, его братья прижались к нему с обеих сторон, готовые защищать. — Ты не имеешь права!
— Это уже два раза, Ан-дзи, — холодно заметил Чеззе, непроизвольно копируя своего отца.
Пацан смотрел на него с благородной яростью.
— Ан-дзи, не спорь с альфой, — тихо, но твердо сказал Щи-цу, с сочувствием глядя на брата.
— Нет!

Чеззе отпустил кремового котика и быстро схватил мальчишку за ухо, два других котенка шарахнулись в стороны, напуганные его резким приближением. Он повел пинающегося и царапающегося Ан-дзи к стулу.
— Ведешь себя как жалкий омега. Настоящий мужчина принимает наказание без единого звука. Я тебя отшлепаю, как у нас девчонок шлепали, раз ты такой трусливый.
— Я не трусливый! И не девчонка!
Чеззе сел, держа перед собой извивающегося Ан-дзи.
— Тогда веди себя достойно. Штаны сам снимешь или сдирать их под твой писк?
— Сам! — прошипел Ан-дзи, дергая свой пояс. — И я не омега!
— Посмотрим.

Мальчишка был тощий и злющий со своими голыми ножками и вздыбленной гривкой. Чеззе похлопал по колену:
— Животом сюда. Пятнадцать шлепков за прошлую дерзость. Я надеюсь не услышать твоего жалкого хныканья.
Попка у него тоже была тощая, с выступающими по бокам тазовыми косточками. Чеззе придавил светло-коричневый хвостик к узкой спине и шлепнул. Ан-дзи шумно выдохнул, но не пискнул. И молчал до конца экзекуции, только пыхтел.
— Молодец. Разомни задницу, тебя ждут еще двадцать шлепков за сегодняшнее представление.

Ан-дзи, кусая губы, вцепился в свои темно-розовые ягодицы, глаза и нос его покраснели. А потом мальчик повернул к Чеззе голову , задрал подбородок и хрипло заявил:
— Ну, что, убедился, что я не трус? И не омега!
— Да, — брякнул Чеззе, машинально реагируя на вызов, — девчачье наказание ты хорошо выдержал.
И тут же прикусил язык. Черт, прокол. Ан-дзи вспыхнул:
— Я и мужское выдержу!
— Ремнем?
— Чеззе... — Щи-цу положил альфе руку на плечо.
— Твой брат считает, что не выдержишь, так что не выступай, малявка, — презрительно хмыкнул Чеззе.
— Выдержу! — закричал Ан-дзи, трясясь от гнева, из глаз его выкатились две злые слезинки.
— Посмотрим, — Чеззе вытащил ремень и сложил его вдвое. — Один звук — будешь получать и дальше девчачьи шлепки.

Мальчик снова лег ему на колени, и Чеззе осторожно его хлестнул, стараясь сделать удар в три раза слабее, чем тогда с Щи-цу. Ан-дзи кусал кулак и поджимал попку, на которой стали возникать ровные красные полосы, но не издал ни звука, хотя лицо его к концу наказания оказалось залито слезами.
— Молодец, — с искренним восхищением сказал Чеззе, — теперь я вижу, что ты настоящий мужчина. Иди к брату, он намажет тебя ментоловой мазью.
— Не нуждаюсь! — мявкнул Ан-дзи, пытаясь дрожащими лапками натянуть штаны.
— На прямой приказ следует не капризничать, как дамочка, а отвечать "да, старший" и немедленно исполнять. Ясно?
— Да, старший, — зашипел Ан-дзи.

Чеззе отошел к окну, краем уха слушая, как Щи-цу шепчет "очень больно?", а Ан-дзи гордо фыркает в ответ. В отражении стекла было видно, что Щи-цу испуганно заглядывает малявке в глаза, а остальные котята неуверенно крутятся рядом.
— Да, очень больно, — сказал Чеззе, поворачиваясь. — Но Ан-дзи умеет терпеть.

***
Звонок комма застал его под брюхом раздробителя. Чеззе утер черное масло с морды, размазывая его еще больше, и покосился на экран в защитной пленке. О-шу. Он медленно выполз из-под машины, не отвечая.
— Поклонницы? — хмыкнул ему вслед Ле-тан и пошевелил значительно сиреневым хвостом, обвешанным колечками.
— И не говори, — самым похабным тоном откликнулся Чеззе, — ****ь-не переебать.

Он зашел в закуток для отдыха, развалился на замызганном диване и уставился на погасший комм. Чего стоило О-шу первым протянуть руку такому, как он? Мало того, что залитому позором по самые уши, так еще и проявляющему редкое недружелюбие. Наверно, это и есть настоящее мужество и дружба. "Если только он хочет протянуть именно руку, а не предает, как все остальные", подумал Чеззе и нажал кнопку, перезванивая.
— Здравствуй, О-шу.
— Здравствуй, Чеззе. Отвлекаю?
— Уже нет, капитан.
О-шу дернул ухом:
— Я хотел навестить вас. Мы дружили с отцом твоих младших. Ты не против?
— Конечно, не против. Дружба — это так важно.
— Рад, что ты так считаешь.
— Я тоже. Приходи в любой день, — Чеззе изобразил светскую улыбку.
— Тогда сегодня в семь?
— Отлично. До встречи, О-шу.
— До встречи, Чеззе.

Он снова смотрел на медленно темнеющий экран. Между ними куски и килотонны несказанного. Почему он не попробовал убедить О-шу в своей невиновности два года назад? Зачем молчал? Думал, что тот все поймет сам... Почему О-шу ничего не спросил? Поверил этой грязи? Или считал, что раз он не говорит, значит не хочет доверять? Или... знал, что он невиновен? Так же, как и Гра-хи.

О-шу захватил с собой своего младшего, Ши-ана, оказавшегося красивым эликтом с черными ушками. Но в глазах тонкого красавчика полыхал огонь, и к нему было нельзя отнестись без уважения. "Идеальный бета", подумал Чеззе, пожимая ему лапу. Некстати вспомнился отец — такой же красивый и идеальный, но невыносимо холодный, даже в гневе.

Впрочем, сейчас Чеззе самого заморозило в образец любезного хозяина. Он словно издалека подавал уместные реплики в застольной беседе, наблюдал, как тройняшки прыгают вокруг гостей, как смущается и радуется Щи-цу. И лениво думал о том, что следует, пожалуй, продать свою модную квартирку и купить нормальный дом для прайда, в хорошем районе... В который не стыдно пригласить даже капитана Специализированного Подразделения Королевских Войск.

После ужина они перешли в гостиную, О-шу принялся выспрашивать что-то свое у его котов. А Чеззе, присев у камина, вежливо улыбнулся Ши-ану. Кивнул на серебряный значок кадетского корпуса:
— Второй курс?
— Да, сэр.
— Деретесь? — заинтересовался Чеззе, слегка оживляясь от воспоминаний.
— Есть немного, — смутился юноша.

— Помнишь, как вы завалились к нам двумя взводами в казарму и принялись мочить пряжками? — с улыбкой сказал О-шу, подходя.
— Это когда ты мне челюсть табуреткой сломал, сволочь? — засмеялся Чеззе.
— А вы думали, вас и встретить некому, — тоже развеселился О-шу. — Чертовы аристократы со своими подпевалами. Как вы это называли — охота на быдло?
— Псовая охота, чтоб ты понимал, — мечтательно протянул Чеззе и усмехнулся, глядя ему в глаза: — А Гра-хи придумал так, чтоб наказали только вас.
— Вот как... а мы думали, что вас щадят, как нежных аристократиков, — вредно оскалился О-шу, вспоминая старую дразнилку.
— Нет, я никогда не подготавливал нападения прежде, чем Гра-хи не разработает несколько схем для отмаз, — Чеззе задумчиво посмотрел в огонь. — Ты знаешь, мне кажется, он закопал свой талант диверсанта... или контрразведчика, пойдя в спецназ.
— Он пошел туда вслед за тобой, как всегда, — пожал плечами О-шу.
— Ты поддерживаешь с ним отношения?
— Нет, — неловко сказал О-шу, — как-то не сложилось.
— Ясно, — Чеззе снова уставился в камин.

— Ты был таким властолюбивым ублюдком тогда... Я до сих пор не представляю, с чего это ты вдруг пришел ко мне мириться... после всех этих войн, — нарушил тягостное молчание О-шу.
— О, это просто, — улыбнулся Чеззе. — Помнишь: благороднейший из врагов...
— Самый преданный союзник, — закончил за ним О-шу. — Не думал, что ты и тогда выбирал друзей по Кодексу Ци-хана.
— Я тогда жил по этому кодексу, — засмеялся Чеззе. — У нас в поместье была заброшенная башня в лесу, и мы там устраивали такие сражения... Штурм Ырыкчана!
— И ты, конечно, был Ци-ханом, — усмехнулся О-шу.
— О, да, — окончательно развеселился Чеззе, — помнишь это его: с нами бог и никого над нами!
— Я... — О-шу подался вперед из своего кресла, впиваясь в него взглядом, — я просто не понимаю — почему, Чеззе?

Их молчание было похоже на пульсирующий сгусток тьмы.

— Потому что меня подставили, — спокойно ответил Чеззе, разбивая это. Было так легко сказать это. Почему он молчал раньше? Глупая гордость.
— Но... ты знаешь, кто?
— Гра-хи, — он засмеялся: — забавно, да?

*** Щи-цу
Визит О-шу и Ши-ана прошел хорошо. Было весело. И, пожалуй, он в первый раз не испытывал неловкости перед О-шу. Присутствие Чеззе придавало уверенности в себе. Мальчишки тоже остались довольны. А уж игра в охоту на змей удалась на славу. Правда, в самом разгаре О-шу и Ши-ан куда-то запропастились, но потом быстро нашлись. Щи-цу не мог без смущения думать, чем они занимались. А уж эти шуточки Чеззе, бедный Ши-ан покраснел… И все же было мило, весело по-домашнему.

Потом у Щи-цу было еще два дня выходных, и он работал с планшеткой, лежа в саду. Ему удалось сделать несколько поистине революционных предположений, радикально отличающихся от традиционной точки зрения на змеиные яды, и теперь он не мог дождаться, когда же сможет проверить их в лаборатории на своей трехмерной модели.

Вечером они вместе уложили тройняшек спать, и пошли к себе. Чеззе взял его у стены, оттянув хвостик в сторону и совсем немного приспустив шортики. Это было очень вульгарно, но вместе с тем и возбуждающе. А ночью, привычно подгребя Щи-цу под себя, он сказал:
— У тебя такая попка, малыш, я схожу по ней с ума, хочу увидеть её в обрамлении чего-то прекрасного. Наденешь для меня чулочки?
— Нет! – Щи-цу залился краской и прикрылся хвостиком.
— Ну, пожалуйста, — Чеззе опять состроил свою любимую умоляющую мордочку.
— Нет, ни за что, — Щи-цу задрожал, — я, конечно омега, но не надо со мной так. Это унизительно… Пожалуйста…
По щеке поползла одинокая слезинка беспомощности.
— Ты что? – Чеззе переменился в лице, — я же не заставляю! Не хочешь — и не надо. Ну, прости! Все время забываю, какой ты чувствительный.

Щи-цу жалостливо всхлипнул и попытался улыбнуться.
— Прости. Я опять расхныкался…
— Не говори глупостей. И никакая ты не омега, ты... — Чеззе на мгновение задумался, а потом ухмыльнулся и несколько раз чмокнул его в ушко. — Не омега. Просто у тебя было неправильное воспитание, и ты попал в сложную ситуацию. Но я это исправлю. Потому что ты мой котик. Я о тебе позабочусь.
От этих слов на душе у Щи-цу стало тепло, он обернулся и бросился обнимать Чеззе крепко-крепко. Выражение любви и благодарности вылилось в очередной страстный секс. Поэтому утром вставая на работу, Щи-цу любовался в зеркале на темные синяки под глазами и зевал не переставая.

Они закинули тройняшек в секцию плавания, а потом Чеззе повез Щи-цу на работу. У него самого сегодня был выходной, но он даже слушать не стал возражения младшего, когда тот заявил, что доберется общественным транспортом.
— Послушай меня внимательно, — Чеззе предусмотрительно переставил кар на автоматический режим, — Гра-хи уже должен был вернуться. Даже удивительно, что он до сих пор не связался со мной. Он может попытаться достать тебя. Не поддавайся на его угрозы, уговоры и что бы там ни было. Сразу звони мне. Не вздумай его бояться. Мы со всем справимся. Ты понял?
— Да, Чеззе, — улыбнулся Щи-цу и полез целоваться.
До прибытия в институт оставалось еще двадцать минут, и их нужно было грамотно убить.

Попрощавшись со старшим у дверей, Щи-цу в приподнятом настроении пошел на рабочее место. Первое, что его удивило – все визоры в холле были включены. Обычно это происходило не раньше середины дня, когда в институт могли прийти посторонние посетители. В лифте тоже работал визор. И там доктор Кан-кра, начальник их лаборатории, что-то говорил о сенсационном открытии и революционном подходе. Щи-цу кольнуло нехорошее предчувствие.

"Не может быть, — сказал он сам себе, выходя из лифта, — этого просто быть, не может. Не придумывай глупостей."


Но ноги сами вели его все быстрее. Он буквально ворвался в свою маленькую лаборантскую и замер на месте. Его стол был переворошен, а трехмерная модель пропала. Щи-цу сполз по стенке. Это произошло во второй раз. Только тогда Кан-кра сделал все втихую, а теперь открыто. Он сам виноват, если бы в первый раз попытался отстоять свои права, но он, помня о запрете Гра-хи на конфликты, промолчал, а в результате...

Он вышел из лаборантской, не запирая дверь, отыскал ближайший визор. Так и есть, на бегущей строке значилось: "Все, что мы не знали о воздействии ядов змей! Конференция заслуженного профессора и доктора наук Кан-кра! Сенсационное открытие – революционный подход! Возможно, сегодня свершится эпохальное событие! Не пропустите: начало конференции в 12.00!" Что делать?

Щи-цу откровенно растерялся. Больше всего хотелось плакать, как он привык за последние два года. Еще хотелось ворваться в кабинет к начальнику и расцарапать ему наглую морду. Но он не позволил себе ни того, ни другого. Он пошел в туалет, где умыл лицо холодной водой.

А когда разогнулся, то увидел, что за спиной у него стоит Гра-хи и гнусно ухмыляется.
— Привет, киска. Соскучился? – он оскалил морду и схватил Щи-цу за попку.
— Отпусти! – взвизгнул Щи-цу, но бежать было некуда, с одной стороны Гра-хи, с другой край раковины.
— Забыл, кому принадлежишь, ****ь? – Гра-хи, ударил его в живот. — Так я тебе быстро напомню!
— Чеззе, — прохрипел Щи-цу согнувшись от боли.
— Что, жаловаться побежишь? – Гра-хи отошел и сложил руки на груди. — Думаешь, он простит тебе подставу? Да он же тебя первым и прикопает. А я останусь чист… На колени, ****ь, и соси по быстрому, пока никто не вошел.
— Чеззе запретил, — Щи-цу отодвинулся подальше.
— И что теперь? Чеззе здесь ни при чем. Он не узнает. Давай, открывай свой сладкий ротик пошире…
На секунду у Щи-цу мелькнула мысль, что можно и правда согласиться. Чеззе не узнает, а все будут довольны… Мелькнула и пропала.
— Нет, — он сделал еще шаг назад, — Чеззе узнает. Я не умею врать.
— Иди сюда и делай, как я велел! – Гра-хи протянул руку, но Щи-цу увернулся.
— Нет! Чеззе мой альфа. Я не могу его обманывать. Разбирайся с ним сам. Может, договориться удастся…
Он выскочил из туалета раньше, чем Гра-хи успел ему что-то сказать. Сердце билось как сумасшедшее.

Щи-цу заперся в лаборантской и принялся названивать Чеззе.
— Что? – сразу спросил тот, глядя на покрасневшие глазки и опущенные ушки.
— Гра-хи, Кан-кра… все плохо. Ты мне нужен. Приезжай, — Щи-цу с надеждой посмотрел в визор, — приедешь?
— Приеду, жди, – Чеззе отключился, а Щи-цу обнял себя хвостиком и приготовился ждать.

Постепенно его заполняла злость. Злость на самого себя. Пускай он жалкая омега, но кто сказал, что омеги беспомощны и не могут постоять за себя. Да, с Гра-хи ему не совладать, на его стороне доказательства вины отца и грубая сила. Плюс к тому же он альфа, и уже одним этим вызывает интуитивное желание повиноваться ему. Но Кан-кра был далеко не альфой. Обыкновенный вор. Он украл исследование Щи-цу и сегодня в полдень собирается выдать его за свое. Надо было что-то сделать, как-то отстоять свои права. Пришло время думать головой, а не инстинктом самосохранения.

Для начала надо было понять, что, кроме трехмерной модели, было украдено. Большинство данных Щи-цу благоразумно перекинул с рабочей планшетки на свой комм. Рабочая у них была одна на двоих с напарником, и Щи-цу старался не хранить там ничего важного. То есть, оставались только трехмерная модель и те данные, которые он подгружал в установку для её создания. Окажется ли Кан-кра столь глуп, чтобы просто украсть все это и не разобраться, что к чему?

Щи-цу нужна была помощь и единственной некой, к кому он мог обратиться, была Ла-мита. Он сделал несколько глубоких вздохов, пригладил шерстку руками и попытался придать себе беззаботный внешний вид.

Ла-мита ответила почти сразу:
— Доброе утро, Щи-цу.
— Здравствуйте, доктор. Утро не очень доброе, если честно. Мы не могли бы поговорить … лично?
Ла-мита задумчиво на него посмотрела, а потом кивнула.
— Через пять минут в кафетерии.
— Спасибо.
Щи-цу боязливо выглянул в коридор, но Гра-хи поблизости не наблюдалось. Он поспешил в сторону кафетерия.
— Лакх, — его остановил один из младших сотрудников отдела по внешним покровам, — мне нужен аппарат молекулярного расщепления со склада, принеси в третью лабораторию.
В другое время Щи-цу бы забросил все свои дела и пошел исполнять то, что было велено. Но сейчас слишком многое было поставлено на карту.
— Это не мои обязанности, — бросил он и убежал.
Кажется, его ответ обескуражил кота, тот так и замер посреди коридора с открытым ртом.
Глава 10: Перед прыжком
13 октября 2013?г. в 22:54
***Чеззе
"И что же ты собираешься делать?" — спросил его О-шу во время позавчерашнего визита.
"Для начала найду ушлого адвоката, надо посоветоваться", — ответил Чеззе, будущие свои действия он видел еще достаточно смутно. — "Я планирую восстановить свою честь".
"О, я знаю одного", — вдруг заухмылялся О-шу так, словно узрел пред собой бочку сливочного ликера и успел уже приложиться. — "Такой ушлый, в жопу с головой пролезет и без смазки."
"В жопу?" — подозрительно переспросил Чеззе, а потом они засмеялись.

А вчера О-шу позвонил и сообщил, что Ниасх Арзесс готов его принять.
"Арзесс?" — удивился Чеззе, припоминая. — "Нувориши от зубной пасты? Неужто в их клане завелся стоящий законник."
"О, да", — насмешливо оскалился О-шу на экране комма, — "нувориши, конечно, Чеззе. Всего лишь три поколения в первом ранге. Не сравнить с благороднейшим кланом Лакхов".
Чеззе некстати вспомнилось, что теперь он не надранговый Ренсар, а безранговый Лакх... как, впрочем, и друг его О-шу Исчи. Поэтому он сделал вид, что ужасно устыдился собственного снобизма:
"Ай-ай-ай, нехорошо-то как я сказал, высокомерно даже..."

Ниасх оказался смазливым полосатым котом с изумительно наглой мордой. Встреча у них проходила в частном кабинете загородного клуба, и Чеззе специально сел у барной стойки в общем зале, дабы засечь законника в естественном состоянии. Он скользнул за Ниасхом в кабинет и там удостоился лицезреть поразительное превращение: вместо самовлюбленного хлыща в модельных шмотках его уже встречал респектабельный и достойный всяческого доверия кот в неброско дорогом костюме. А всего лишь скинул куртку с шейным платком, да сменил выражение лица. Чеззе проникся к нему легким восхищением даже.

Вскоре к ним присоединился О-шу.

— Биоматериалы с места преступления потеряны навсегда, никто их не хранит в двух экземплярах. Таким образом, доказательства косвенные, — сказал Ниасх, выслушав обстоятельства дела. — Но выжать из них кое-что можно. У вас в лабораториях стоят ночные камеры?
— Стоят, но наверняка он позаботился о том, чтобы скрыть морду... а возможно, и подчистил записи.
— Но, если кое-что осталось, то, полагаю, фигуру спецназовца будет сложно спутать с фигурой вашего нежного академического цветочка?
— Да, — улыбнулся Чеззе, вспоминая "цветочек", — если записи сохранились, то будет ясно видно, что это не Щи-цу.

Ниасх побарабанил пальцами по столу, в раздумье застывая лицом. Чеззе отпил узорчатый кофе из крошечной чашечки и посмотрел на О-шу. Друг был бледен от гнева: он впервые услышал все подробности.
— Я могу инициировать расследование, только если подтвердить факт шантажа. Нужно спровоцировать нашего фигуранта на высказывания и записать. И процесс можно хоть сразу начинать.
— Сразу? — Чеззе вздернул бровь. — Сразу не получится, у мелких операция назначена через девять месяцев только.
— Все знают о позоре рода, лишении льгот и даже понижении ранга, — мягко засмеялся Ниасх. — Но почему-то мало кому известно, что всех этих нелепых неприятностей можно избежать, проведя процедуру полного изгнания из клана. Кажется, вы ее проходили, Чеззе?
— Да, — горло его перехватило, и ответ прозвучал, словно ржавый скрип. Он откашлялся: — Проходил. Но никто не нашел нужным просветить меня о... Я считал, что все равно запятнал клан.

Глаза законника загадочно замерцали, а на щеках вспыхнул легкий румянец:
— Главное — изгнать до суда. Недавний закон, всего двадцать пять лет. Раньше вместе с изгнанием били кнутом и четвертовали, поэтому последние века эта процедура не пользовалась особенной популярностью... Редко кто обречет на подобное своего ребенка, пусть даже опозорившегося.
Чеззе посмотрел на свои руки. Поведение бывших родичей теперь можно было понять. Он сам поступил бы так же... наверно... Хорошо, что отец Щи-цу погиб в результате своего предательства, мертвые не чувствуют боли подобного изгнания.

Ниасх принялся их выспрашивать о Гра-хи — надо было определить линию поведения и составить тому провокационное послание, заставив сорваться на угрозы.
— А ведь он вполне может на вашем младшем сорваться, — вдруг заметил Ниасх.
— Зачем? — изумился Чеззе.
— Ну... — отчего-то тоже растерялся законник.
— Этот может, — припечатал О-шу. — Надо предупредить малыша, пусть поставит комм на постоянную запись и твой контроль каждые пятнадцать минут.
— А малыш сможет не раскрыться и дать фигуранту выговориться? — полюбопытствовал Ниасх.
— Нет... — протянул Чеззе, вспоминая открытую и беззащитную мордочку Щи-цу.
— Тогда настройте коммы всех ваших младших, не посвящая их в ситуацию.

По окончании встречи Чеззе задержался, трепясь о дивно теплой осени и глазея на Ниасха: хотел снова увидеть чудесное преображение. Они с О-шу оделись по-военному быстро, а законник вертелся перед зеркалом, повязывая шарфик с крайне самодовольным видом.
— Нравлюсь? — подмигнул он Чеззе в отражении.
— Очень, — фыркнул тот, и Ниасх засмеялся — уверенно и легко.
И Чеззе тоже улыбался, глядя на него — ему нравились такие дерзкие типы, с ними было как-то по-особенному ясно и весело. "Словно бог с нами, и никого над нами". Он подумал, что все его друзья и возлюбленные были таковы... даже Гра-хи.

— Никак не пойму, ради чего он это сделал. Это бесчестье. И почему подставил именно меня. Мы же всегда были друзьями.
— Ну, — фыркнул Ниасх, — зачем — понятно. Затем, что так захотелось и ничего за это не будет. А подставил... скорее всего из зависти.
— Да вряд ли, Гра-хи — блестящий офицер из древнего перворангового рода, ему-то чему завидовать... — Чеззе пожал плечами. — Скорее всего, межклановые игры.
— Тогда надо будет заручиться поддержкой Ренсаров, если они на этом потеряли. Может, и межклановые игры... — ласково улыбнулся Ниасх в зеркале.
— Или его задрало таки быть альфой на роли беты при тебе, — фыркнул О-шу.
— Задавленная альфа? Да, это может породить ненависть... — рассеянно заметил Ниасх.
— Гра-хи — альфа? — сказал Чеззе одновременно с законником. — Не смеши мои яйца, какого дьявола тогда у него никогда не было своей команды, как у нас с тобой?
— Какая восхитительная армейская прямолинейность! — обрадовался Ниасх, и Чеззе посмотрел на него с легким подозрением:
— Объяснитесь.
— Ну, вот посмотрите, мы здесь три альфы... Клянусь богом, вы сейчас подумали: "Этот — альфа? Ну, может, слабая"!
Чеззе, который именно так и подумал, покраснел и смущенно дернул ухом: неужели его так легко прочитать? Пожалуй, этот адвокат действительно стоит своих денег.

— И кому все сейчас подчиняются? — спросил Ниасх.
— Вам, ведь вы специалист, — уверенно ответил Чеззе и добавил: — но я — заказчик.
— Да, и вы даже не заметили, когда я попытался вас продавить, — засмеялся Ниасх. — Уверен, с той же очаровательной непробиваемостью, вы не заметите моего сопротивления, когда ситуация повернется в вашу пользу, и все будут вынуждены подчинятся вам. Вы просто будете уверены — подчиняются, потому что бог создал их для этого. Для подчинения вам.
— Гра-хи не повезло оказаться более слабой альфой в твоем отделении, — сказал О-шу.
— Мир просто перевернулся, — насмешливо ответил Чеззе, решив подумать над всей этой хренью на досуге. — Отныне я буду на всех смотреть с подозрением.


— Каков змей, — сказал Чеззе, когда они распрощались с Ниасхом.
— И ядовитый, — фыркнул О-шу. — Всегда знает куда ужалить.
— Милый, да... Если Гра-хи удастся отправить в тюрьму, — рассеянно заметил Чеззе, глядя в ясное небо, — то, пожалуй, для него же лучше прожить там подольше.
О-шу еле заметно усмехнулся, он щурился, провожая взглядом клин диких гусей. А Чеззе все думал — почему с ним самим Гра-хи не поступил также. Не отправил к праотцам сразу после освобождения. Может, решил еще поиграть, а наемные убийцы уже получили его имя? Надо спешить.

***
— Пирожки с крапивой! — встретили его в тот день котята.
— Спасибо, я уже поел, — фыркнул Чеззе: он не собирался жрать траву.
Вместо этого конфисковал у всего прайда коммы под каким-то нелепым предлогом — типа, синхронизации времени — и уединился с ними в кабинете, ставить режим родительского надзора. Скоро все четыре приборчика принялись послушно отзываться и посылать каждые пятнадцать минут пятисекундные ролики о происходящем вокруг. Оставалось надеяться, что проказливым и слишком умненьким котятам не придет в голову рыться и ломать этот режим. Завтра Гра-хи выходит из карантина...

В дверь постучались.
— Открыто.
В кабинет проскользнул Щи-цу с тремя пирожками на тарелочке с зеленой каемкой.
— Чеззе, попробуй, они на самом деле вкусные...
— Я не хочу, малыш.
— Хоть кусочек, мальчишки так старались. И они расстроились, что тебе не понравилось.

Чеззе состроил страдальчески-благородный вид и героически откусил кусочек.
— Хм... а, действительно, ничего... даже вкуснее, чем со шпинатом... покорми меня.
Щи-цу забрался к нему на колени и принялся кормить с рук. А Чеззе в это время тискал его за попку, от чего тот вздыхал, обвивался хвостом вокруг его руки и елозил. А когда пирожки закончились, Щи-цу вдруг бросился вперед и впился в его шею в страстном поцелуе. Чеззе, до этого на фоне ленивого возбуждения размышлявший о Гра-хи (правда ли тот был альфой), внезапно вдохновился и откинулся в кресле. Раньше его котик не проявлял инициативы, и она оказалась очень приятной: тот так задорно вертелся на нем, покрывая поцелуями и невесомыми ласками, а потом сам вытащил его член, полизал, наделся и принялся самозабвенно скакать. Правда, быстро утомился, и Чеззе взял его за талию, помогая насаживаться. Щи-цу разрумянился и вообще — был очень милым в своей какой-то невинной похотливости.

***
Очередное контрольное сообщение застало Чеззе в парке: он трепался с митингующими у памятника Ци-хану кошечками. Те привлекали внимание к проблеме проституции, для этого совершенно мало одевшись (бедняжек спасали мощные направленные калориферы и изумительно теплая осень). Хвост Чеззе радостно вился, пока его хозяин обсуждал тяжкую жизнь продажных страдалиц и страдальцев. Но дискуссия прервалась мелодичным писком, и он быстро просмотрел кадры скачущих в бассейне котят (Ан-дзи опять дрался), зашедшего в туалет Щи-цу... Чеззе оставил трансляцию, ему было интересно посмотреть, что тот будет делать дальше — вдруг только пришел и сейчас штанишки снимет — и увидел входящего Гра-хи.

Дальнейший разговор Гра-хи с Щи-цу он слушал уже на пути к Институту. Мир вновь стал бесцветным от ярости. Его котик неожиданно проявил смелость, ускользнув от подонка. А тот совершенно, совершенно распоясавшись от безнаказанности, выдал себя с головой. Чеззе сразу послал запись О-шу и Ниасху. Последний ответил, что после подобного инцидента с младшим будут вполне оправданы легкие побои. "Но легкие, понимаете меня, Чеззе? Не переусердствуйте. Пусть пару дней поваляется в больнице, чтоб не путался при начале расследования". Хорошо, легкие.

***Щи-цу
С Ла-митой они вошли в кафетерий одновременно с разных сторон. Нека кивнула ему на столик в углу.

— Рассказывай, что случилось.
— Ох, — Щи-цу захлопал глазами, — так много всего…
Он внезапно вспомнил, что доктор Кан-кра является дядей Ла-миты и приближен к главе их клана. А сам клан Ниреев — один из известнейших кланов ученых и исследователей. Представители Ниреев были почти в каждом мало-мальски известном институте их Королевства, и не только их. Удачного он выбрал поверенного в своих делах, ничего не скажешь…

— В чем дело? – Ла-мита посмотрела Щи-цу в глаза, но тот молчал, не находя слов.
— Это дядя, да? И его открытие, — медленно произнесла она. — Ты делал для него исследования, а теперь он не признает соавторство, так? Он такое не в первый раз вытворяет, но мне ни разу еще не удалось поймать его за руку.
— Нет... Он не заставлял меня выполнять работу, — с каждым словом Щи-цу ощущал все больше уверенности в себе, — он попросту украл мое исследование, целиком и полностью.
— Каков подонок, – воскликнула Ла-мита с непонятным выражением — одновременно гнева и словно бы восхищения подобной низостью. — Никогда не предполагала, что он настолько зарвется. Доказательства есть?
Щи-цу кивнул и начал сбивчиво объяснять разницу между выстроенной им трехмерной моделью и тем, что ему удалось выяснить, находясь дома.

Ла-мита оказалась благодарным слушателем. В отличие от Чеззе, который только трепал его между ушей и говорил «Головастый ты парень», она задавала правильные вопросы, сразу замечала тонкие места и искренне восхищалась умом Щи-цу. В разговорах прошел почти час.

Один раз позвонил Чеззе, спросил где он. Щи-цу сказал про кафетерий. Чеззе похвалил его за правильно выбранное публичное место и предупредил, что пошел искать Гра-хи, велев на прощание продолжать держаться на публике.
— Скажи мне, — Ла-мита с задумчивой хищностью провела коготком по пухлой нижней губке, — а как ты относишься к публичным сценам?
— Что? – Щи-цу прижал ушки к голове, — каким публичным?
— Больное место моего дяди – его самолюбие, — она слегка оскалилась. — Если нам удастся его опозорить, доказав плагиат, то он не сможет оправиться от этого удара. А внутри клана — станет парией, ниже любого омеги.
— Но как я смогу? – Щи-цу покраснел, побледнел и задрожал.
— Ты глава клана, – Ла-мита нависла над ним, — ты несешь ответственность не только за себя! Это исследование может вытащить ваш клан из бедности. Сделать тебя уважаемым подданным Королевства. Не смей спускать все в унитаз. Мы пойдем на конференцию, и ты прямо там докажешь, что все лавры должны принадлежать тебе.

Щи-цу был готов спрятаться под стол, альфа-самка подавляла властной силой.
— Но у меня нет приглашения! – мяукнул он.
— Зато у меня есть, на две персоны, – Ла-мита довольно усмехнулась. — За полтора часа ты должен придумать, как за минуту доказать всему миру свою правоту. А мне нужно сделать ряд звонков, чтобы у тебя была эта минута. Я зайду за тобой, и мы вместе пойдем в зал собраний. Я верю в тебя, Щи-цу.

Весь запал прошел. Мысль о том, что он окажется перед сотнями нек и будет что-то нелепо мяукать, пытаясь объяснить, что находка о перекрестном действии ядов принадлежит именно ему, а не известному светилу науки, заставила Щи-цу покрыться холодным потом. В такие мгновения он малодушно мечтал не родиться.
— Ради детей. Я делаю это ради детей… — шепнул он себе.
Возможно, если он придумает, как обойтись минимумом слов, то удастся не опозориться... И Чеззе будет им гордиться.


Он так и остался сидеть за столиком, заказав себе маленькую чашку кофе и стараясь придумать, как же доказать правду и не выглядеть при этом ничтожеством. Ла-мита сказала, что у него есть полтора часа.

Мысли разбегались сразу, как только он представлял себя на пресс-конференции, встающим напротив Кан-кра и что-то мямлящим. Над ним будут смеяться, он точно будет выглядеть глупо. Выставит себя идиотом и опозорится. Какой ужас. Щи-цу открыл комм, чтобы позвонить Ла-мите и все отменить. На глаза попались незакрытые файлы. Проекция той самой трехмерной модели, которую он забыл отключить. Вот только она совсем развалилась. Щи-цу нахмурился. И уже через минуту увяз в своем исследовании, тыкая коготком в комм и не замечая недовольных взглядов официантов.

Пришел в себя он только, когда Ла-мита нависла над столом:
— И как это понимать? Я тебя ищу битый час, ты даже на звонки не отвечаешь.
— Оказывается, я ошибся в расчетах, — глаза Щи-цу возбужденно блестели, щеки раскраснелись, а губки были красными, потому что он их постоянно прикусывал, — не учел фактор окружающей среды, низкое давление и влажность учел, а вот про испарения с болот забыл. А ведь они находились в самом токсичном районе. Поэтому и модель развалилась, ведь если совместить яды два к трем, как я рассчитал, то через неделю его бы просто разорвало от выработки адреналина. А такого не наблюдалось. То есть там было другое соотношение, понимаешь?
— А у тебя красивые глаза, — задумчиво сказала Ла-мита, — никогда не замечала. Твоя находка поможет доказать факт плагиата?
— Д-да, — смутился Щи-цу, — если он не проверял модель и не вносил корректировок… то достаточно просто попросить…
— Вот и попросишь, — Ла-мита за руку вытащила его из-за стола, — пошли. Твоя аккредитация уже у службы безопасности, но, если опоздаем к началу, то в зал нас уже не пустят.
Они спешили, бежали со всех ног. Ла-мита, не стесняясь, расталкивала окружающих. Успели буквально в последнюю минуту. Двери за ними закрылись.

— Наши места в десятом ряду. Идти можно без спешки, — Ла-мита поправила волосы, — такие мероприятия никогда вовремя не начинаются. Пойдем. Ты сядешь, обдумаешь свой вопрос.
Щи-цу почувствовал укол в бедро.
— Что это? – испугался он.
— Небольшая инъекция, поможет тебе почувствовать себя увереннее, — Ла-мита убрала в сумочку крохотный одноразовый инъектор, — не волнуйся, я проверила по твоей медицинской карте, у тебя нет противопоказаний. Садись.
Щи-цу послушно сел. Последствий укола он пока не чувствовал, тело бил мандраж. Чтобы хоть как-то отвлечься он снова открыл комм и погрузился в свое исследование. И, как-то не заметно для него, пульс выровнялся, а дыхание стало спокойным.
Глава 11: Рывок
13 октября 2013?г. в 22:55
***Щи-цу
Мерный гул зала стих сразу, когда из открывшихся боковых дверей появились докладчик и другие важные персоны. Ла-мита легонько ткнула Щи-цу локтем в бок, отвлекая от планшетки.

За стол уже садились докладчик Кан-кра Нирей, директор Института, кстати, тоже из клана Ниреев, и, собственно, сам глава клана Ниреев — достопочтенный Эхи-нор. Кан-кра светился от гордости и самодовольства. Первым слово взял директор Института, он говорил о том, как много было сделано за прошедшие годы в отношении изучения змей, их повадок и ядов, и как много открытий, совершенных в этом Институте, уже работают на благо нечества. Потом он передал слово главе клана, но тот отказался выступать, предложив Кан-кра не тянуть больше и рассказать уже о своем потрясающем открытии.

Кан-кра говорил долго. Он в цветистых фразах благодарил Институт за то, что они дали ему шанс, и нес прочий бред, периодически вызывавший аплодисменты. Щи-цу смотрел на это, как будто со стороны. Он видел, как юлит Кан-кра, как он избирает обтекаемые и общие формулировки. Как старается не говорить ничего о сути исследования, а напирает только на результат, стараясь отвлечь всех присутствующих эффектной трехмерной моделью, крутящейся посреди стола. Было очевидно, что он просто глупо украл его исследование, не потрудившись даже попытаться разобраться в нем. Наверняка сейчас его команда разбирает каждую позицию по молекулам, но жадный до славы Кан-кра не мог ждать, он боялся, что Щи-цу заявит о своем открытии раньше, и поэтому поторопился с конференцией. Щи-цу усмехнулся, как он мог бояться такого глупого, недалекого кота? Ему хотелось рассмеяться.

— Я вижу, лекарство подействовало, — Ла-мита мягко опустила ему ладонь на локоть.
— Ты всегда себя так чувствуешь? — Щи-цу поставил ушки торчком и с любопытством повернулся к альфе.
— Как? — усмехнулась она, поправив ему челочку.
— Как будто тебе все по плечу и нет ничего невозможного?
— Я просто знаю свою цель, Щи-цу, и всегда вижу несколько путей к ней.
Щи-цу завистливо вздохнул.
— Вот бы мне так.
— Ну так дерзай, что тебя останавливает? Альфовость не заложена в генах и не передается по наследству. Это всего лишь свойство характера. Я верю в то, что каждая бета, гамма и вообще любой нека может развить в себе альфовость.
— Это идеал, — улыбнулся Щи-цу, — Красивый идеал.
Ла-мита фыркнула и пожала плечами, показывая, что её не волнует чье-либо мнение по этому вопросу.

Наконец первая часть конференции закончилась. После доклада пошли вопросы из зала.
— Нам дадут слово седьмым, — предупредила его Ла-мита, голос её слегка вибрировал, — не подведи меня.
Раньше Щи-цу испугался бы до обморока, но сейчас он с нетерпением ждал своей очереди, дрожь предвкушения охватила его.
"Чеззе, как бы я хотел, чтобы ты был сейчас рядом и гордился мной!" — подумал он.

В спинке кресла перед ними откинулась панель и оттуда появился небольшой микрофон.
— Следующий вопрос, пожалуйста, — объявил директор института, и Щи-цу взял микрофон в руки и встал, — представьтесь пожалуйста.
— Щи-цу Лакх, я работаю здесь лаборантом. Господин Кан-кра, не могли бы вы показать, что будет с этой моделью по прошествии времени. То есть, пока мы видим взаимное подавление ядов, но когда наступит полное выздоровление? Что будет через две недели, например?

Кан-кра напрягся, уже увидев Щи-цу. Он побледнел и сжал кулаки, а заметив, что рядом с лаборантом сидит, многозначительно усмехаясь, его племянница, так и вовсе спал с лица.
— Я не могу показать, что будет через две недели, эта модель для трехмерный визуализации не имеет временной ручки, — рявкнул он в микрофон, — следующий вопрос.
— Имеет, — Щи-цу и не подумал сесть на место, — я отсюда вижу, что она есть. Вам есть, что скрывать, Кан-кра?
По залу прошел гул. Многие повернулись и смотрели на Щи-цу. Обычно в таких ситуациях он смущался и чувствовал себя растерянным, но сегодня ему было приятно пристальное внимание. Он бился за правду и ему хотелось, чтобы у его победы были свидетели.
— Вам это только кажется, Лакх, — теперь Кан-кра покраснел, уши прижались к голове, а хвост нервно ходил из стороны в сторону, — эта ручка неисправна.
— Как это неисправна? — тут уже не выдержал директор, он нервно посмотрел на главу клана, — У нас все оборудование исправно. Я сейчас сам запущу временной ускоритель, раз уж господину лаборанту так любопытно.
— Нет, не стоит... — но любые возражения Кан-кра были прерваны жестом Эхи-нора Нирея.

Директор немного посуетился, но все же выставил новые параметры.
— Сейчас мы будем наблюдать за полным исцелением, — радостно возвестил он.
Модель пришла в движение. Молекулы бойко взаимодействовали друг с другом, набирая скорость, пока на третьем витке, который показывал приблизительно седьмой-девятый день, они не начали сталкиваться друг с другом и не разлетелись по всему залу. Наступила тишина, а потом все заговорили разом.
— Упс, — сказал Щи-цу в микрофон, — как вы можете объяснить это Кан-кра?
— Я... это... саботаж! — выкрикнул тот. — Кто-то испортил модель!!! Это вы сделали!!!
Он обличающе ткнул пальцем в Щи-цу. Ла-мита рядом напряглась.
— Охрана!!! Схватить его!!! Он все испортил!!!
— Если это я все испортил, — спокойно ответил Щи-цу, не реагируя на спешащих к нему людей в форме, — то вам ведь не составит труда восстановить модель на основе ВАШИХ исследований, не так ли?

Ему уже заламывали руку. Было больно, и он ударился носом о спинку кресла. Ла-мита рядом шипела на охранников и требовала прекратить самоуправство, они дергались, но Щи-цу не выпускали.
— Стойте! — голос главы клана Нирееев звучал громко и безо всяких микрофонов. — Молодой кот, скажите, откуда вы знали, что модель развалится? Я с трудом верю, что у вас была возможность для саботажа.
Кан-кра попытался что-то сказать, но Эхи-нор лишь нетерпеливо дернул ухом, даже не поворачивая к нему головы.
— Возможно потому, что это было мое исследование? — по залу пронесся изумленный вздох.
— Так возможно или было? — Эхи-нор наклонил голову набок.
— Это мое исследование! — громко и четко сказал Щи-цу. — Мое от начала и до конца. Кан-кра просто украл его! И он делает такое не в первый раз!
— Вы сможете доказать это? — глава Ниреев продолжал говорить четко и спокойно, его выдавал разве что кончик хвоста, нервно бьющийся по лодыжке.
— У меня в комме все результаты исследования с датами, а так же новая трехмерная модель, которая учитывает совершенные мною ошибки, из-за которых старая оказалась неустойчивой.
Щи-цу чувствовал эйфорию. Никогда еще он не испытывал такой легкости и уверенности в себе.

— Пройдите, пожалуйста на сцену и покажите нам свое исследование, — Эхи-нор, сделал приглашающий жест и сел на свое место.
Щи-цу легко прошел до лестницы, быстро поднялся, нигде не споткнувшись и прицепив к одежде протянутый микрофон, начал говорить, параллельно занося в визуализатор новые параметры с нуля.

Конференция в общей сложности продлилась еще три часа, его засыпали вопросами, и он смог ответить почти на все. В конце зал аплодировал ему стоя. Все, кроме Кан-кра, которому в определенный момент стало плохо и его увезли в больницу. Эхи-нор Нирей проводил своего младшего брезгливым взглядом. И Щи-цу было ни капельки не жаль Кан-кра.


Эхи-нор в конце конференции сам пожал Щи-цу руку и поблагодарил за важное открытие, которое он сделал на благо всего нечества. Также он завуалировано пообещал Щи-цу место Кан-кра, хотя намек был слишком прозрачным, чтобы его можно было считать полноценным обещанием.

Втроем с директором института они вышли через боковую дверь. Туда же через несколько минут явилась и Ла-мита.
— Я так понимаю, что это твоих лапок дело? — Эхи-нор не выглядел недовольным, он просто констатировал факт.
— Я восстановила справедливость. Это ли не благое дело, глава? — она хищно улыбнулась.
— Ты опозорила наш клан. Ты ведь не могла не знать, чем это для тебя кончится? — Эхи-нор понимающе усмехнулся.
Ла-мита не посчитала нужным что-то отвечать, лишь пожала плечами.

— Я отрекаю тебя от клана, Ла-мита. Отныне ты не Нирей, ты сама по себе. Можешь не волноваться, я сам сообщу твоим родителям эту новость.
— Мне уволить её, глава? — директор выглядел постаревшим и изможденным, как будто прошедшая конференция выпила у него все силы.
— Разве она плохо работает? — Эхи-нор изобразил удивление, — Вот только как можно работать, не имея клана? Думаю это вам решать, Рай-де. И учтите пожалуйста, мои пожелания относительно молодого Лакха. Немного свежей крови в руководстве, тем более, в сочетании с таким смелым характером, не помешает. Мне пора на открытие стационара в пригороде. Я и так здесь подзадержался. Господа, Ла-мита, — его кивок даже отдаленно не был похож на жест уважения.
Эхи-нор удалился, и за ним следовали два телохранителя.

— Ла-мита, не найдешь клан до конца недели — будешь уволена без выходного пособия, как утратившая доверие. Щи-цу, завтра будут готовы бумаги о твоем назначении. А сегодня идите домой... И я пойду, — директор Рай-де, утер лоб рукой и тоже пошел прочь.
— Мне очень жаль — насчет отречения, — Щи-цу сочувственно посмотрел на Ла-миту, ведь она пострадала, защищая его интересы.
— А мне нет, — фыркнула она, — у нас в клане патриархат, он полон пережитков прошлого. Самочке альфе ничего не светит, будь она хоть в сотню раз лучше альфы самца. Я знала, что так и будет. Вот только найти за неделю новый клан... это трудно...
Ла-мита задумчиво прикусила кончик коготка на мизинце.

— А как же Ле-тан? — Щи-цу не хотел уходить и бросить Ла-миту в такой ситуации.
— Его клан еще хуже, чем Ниреи. Там альфы имеют право на любого самца и любую самочку, не только в своем прайде, но и в любом прайде клана. Свальный грех. Они "Свидетели пришествия Детей тьмы", слышал о таких?
— Но разве они не под запретом государства? — изумился Щи-цу.
— Под запретом, но если не светиться, то можно втихаря соблюдать их порядки. Ладно, не переживай. Это не твоя проблема. Тебе надо почивать на лаврах своей победы, — Ла-мита взъерошила ему шерстку. — Ты был молодцом.
— А хотите ко мне в клан? — брякнул Щи-цу прежде, чем понял, что несет. Но желание помочь Ла-мите было слишком сильным. — Он правда крохотный... и жалкий.
— А что у тебя за клан? — Ла-мита с интересом смотрела на него.
— Там я, Чеззе и три моих брата, они близняшки...
— И все?
— Все, — стало стыдно за свое глупое предложение.
— И у нас с Ле-таном будет свой прайд?
— Конечно, — закивал Щи-цу.
— Я согласна! — радостно ответила Ла-мита.
— А меня ты спросить не хочешь, глава? — в дверях помещения стоял Чеззе, и выглядел он крайне сердитым.
— Привет, — улыбнулся Щи-цу и бросился обниматься.

***Чеззе
На стоянке он быстро нашел кар Гра-хи, и там к нему подошел О-шу с одним из своих ребят — здоровенным белым котярой. Да, самое удачное место для засады. Скверик загораживает от институтских камер наблюдения, рядом припаркованы монструазные кары всех троих. Никто не увидит.
— Пойду провожу объект из Института, — сказал Чеззе, пожав мужчинам руки.
Он позвонил Щи-цу, проверил его состояние, а затем скользнул в боевой транс, сливаясь с тенями. Что еще выкинет Гра-хи? Следовало проследить...

Гра-хи шел по коридору, раздраженно подергивая хвостом. Чеззе некоторое время следовал за ним на отдалении, а потом увидел, как "объект" напрягся и огляделся, останавливаясь.
— Привет, Гра-хи, давно не виделись.
— Привет, Чеззе. Надрываешься на новой работе? Без выходных, как же так.
"Знает мое расписание", — подумал он и беззаботно ухмыльнулся:
— Да нет, я не работаю сегодня, дельце одно было. А ты здесь зачем, неужели доктора еще не покончили с тобой?
— Как раз покончили, уже ухожу.

Они вышли вместе, а у кара Чеззе несильно ударил бывшего друга сзади в позвоночник:
— Ты зачем к моему младшему лез, Гра-хи?
Тот зашипел, изворачиваясь и хватаясь за кобуру, но его руку перехватил О-шу, материализовавшийся словно из воздуха:
— Ай-ай-ай, применение против гражданского... А ведь тебя просто толкнули.
Чеззе врезал Гра-хи ногой по яйцам, как только О-шу отпустил того, а потом еще несколько раз добавил, по животу и почкам. Гра-хи вскочил и рванулся к нему, но был сбит подсечкой белого котяры.
— Что, втроем на одного, да? — он прижимался к земле, готовясь увернуться.
— Да, — сказал Чеззе, прицельно впечатывая кованный ботинок ему в лицо. Удар получился смазанный, Гра-хи ушел с линии, но напоролся на пинок О-шу. — А что, ты же пытал связанных пленников?
— Ты меня с собой перепутал, идиот? — рявкнул Гра-хи, сплевывая кровь от очередного удара.
— И Щи-цу бил, — безразлично заметил О-шу, добавляя.
Белый кот работал молча.

— Ты и твой жалкий клан, — шипел Гра-хи, он больше не сопротивлялся, только корчился, закрывая голову и защищая коленями живот, — еще расплатитесь...
— Как же, Гра-хи?
— За предательство... папика твоей дырки...
— Изгоним из клана и все, а стыд глаза не выест.
— А дырка... тебя и подставила...
— За твое преступление, Гра-хи?

— Хватит, Чеззе, — О-шу стиснул его плечо, и Чеззе расслабился, в мир вновь возвращались краски.
— Спасибо, О-шу.
Тот принес из кара медицинский анализатор и склонился над бессознательным телом Гра-хи. Белый кот уселся на капот и сощурился на неяркое солнце. Чеззе закурил.
— Только почки восстанавливать — дня три-четыре уйдет, — вынес вердикт О-шу. — На неделю в больницу упекут, минимум.
— Интересно, это подходит под определение "легких побоев", — хмыкнул Чеззе и принялся вызванивать Ниасха, а затем — скорую.

***
— Хорошо вы его уделали, — Ниасх отошел от полицейского кара. — Теперь ему и сексуального принуждения не вменить. Любой суд решит, что вы взяли виру по межклановому кодексу.
— Я и не собирался этот позор на публику выносить, — хмыкнул Чеззе, спрыгнув со спинки скамьи.
— Естественно, — заметил оставшийся на скамье О-шу.
Белый кот смотрел на подошедшего к ним законника, щурясь, как на солнышко.
— А зря, — буркнул Ниасх, — это бы произвело впечатление в общем деле.

Чеззе фыркнул и приобнял его за плечи, желая остановить ворчание:
— Спасибо, с вами все становится изумительно легким.
— О, да, — Ниасх мягко высвободился. — Я связался с кланом Ренсар, завтра встреча, желаете присутствовать?
— Нет, — подумав, решил Чеззе, — целиком полагаюсь на вас в этом вопросе.

— Эй, а нас поблагодарить не хочешь, Чеззе? — подал голос О-шу и врезал ему по заднице.

— Спасибо, ребята, вы настоящие друзья, — засмеялся он и растрепал короткую черную гривку О-шу.

В холле Института было непривычно тихо, все визоры демонстрировали какую-то унылую хрень. Чеззе поставил режим обнаружения комма Щи-цу и направился к лифтам. Как вдруг показали этого самого Щи-цу — тот вырывался от охранников, вокруг скандалили... Чеззе замер — что еще, куда бежать и что делать. Но ситуация в визоре вдруг разрешилась сама собой, Щи-цу позвали на трибуну, и он начал выступать. И как выступать! Его тонкое личико разрумянилось и осветилось вдохновением, а слабый голосок дрогнул только несколько раз вначале, а потом зазвучал так уверенно...

Чеззе стоял в холле, глядя, как Щи-цу доказывает всем авторство своего открытия, с каким удивлением и уважением ему задают вопросы, и улыбался во всю пасть. Он думал о том, что теперь никто не посмеет не только назвать его младшего "дыркой", как Гра-хи, но даже и не подумает так. О, нет, в его клане нет слабых звеньев, и если Щи-цу так беспомощен с неками, то это потому, что все силы его души устремлены в иное... И успешно.

Он досмотрел конференцию до конца, а потом бросился на поиски. И нашел в тот самый возмутительный момент, когда мелкий гаденыш предложил вступить в клан неке, только что опозорившей свой предыдущий клан, причем намеренно.
— А меня ты спросить не хочешь, глава? — резко сказал Чеззе, пока глупый котик не совершил непоправимого... впрочем, уже совершил... устная договоренность.
— Привет, — блаженно заулыбался Щи-цу и бросился к нему, обнимая всеми лапками.
Чеззе, удивленный такой реакцией на свой строгий тон, заглянул ему в мордочку — она была совершенно счастливая, а взгляд котика слегка плыл. Ну, конечно, она же доктор, эта нека-отступница.
— Стимуляторы? — спросил он у кошки.
— Иначе бы он не смог выступить, — самоуверенно ответила та.
— Нам надо поговорить, у вас есть время?
— Да.
— Тогда через полчаса в "Мохнатой скале", — сказал Чеззе, направляясь на выход. И прошептал на ушко жмущегося к нему Щи-цу: — А ты заслужил хорошую порку за свое самоуправство.
Малыш заелозил, устраиваясь поудобнее у него на руках, а потом щекотно хихикнул ему в шею: "Только не сильно..." Чеззе лишь вздохнул:
— Слезай, негодник, я не собираюсь тащить тебя до кара. И... поздравляю, ты молодец.
— Ты видел, Чеззе? Мое выступление?
— Да, видел, и гордился, — он хотел добавить еще пару слов о последней выходке с внезапным расширением клана, но решил отложить разговор, Щи-цу был явно неадекватен.

***
До "Мохнатки" они добирались медленно и печально — на автоматическом режиме, так как мелкий глава клана, непрестанно хихикая, принялся к Чеззе приставать.
— Глупый рыжик, — сказал Чеззе, поймав вертлявое существо за хвостик, он принялся медленно стягивать с него вельветовые бриджики с потертостями на разных интересных местах.
— Ай, — сказал Щи-цу, пытаясь заползти ему куда-то под мышку, — я не рыжий, я карамельный... Светло-карамельный!
— Карамельный, кремовый, сладкий... — замурлыкал Чеззе, добравшись-таки до тощего голого тельца, — милый...
Он ловко раскатал презерватив и вошел в привычно расступившуюся перед ним плоть.

— Теперь все будет хорошо, Чеззе... — мяукнул Щи-цу, похотливо извиваясь на его члене. — Ты знаешь, какое мое открытие полезное? Синтез ядов... Меня даже хотят начлабом назначить, представляешь?
У Чеззе от этих слов нервно поджались яйца, срочно захотелось позвонить Ниасху и спросить надежного консультанта по гражданским делам, особенно — по авторскому праву. Синтез ядов. Огромные деньги.
— А ты свои исследования в рамках институтского проекта делал, малыш, или сам?
— Сам! — гордо объявил Щи-цу, подпрыгнул особенно высоко, метко залепил Чеззе спермой в нос и чрезвычайно обрадовался этому обстоятельству.
Чеззе со вздохом снял его с члена и усадил на пол, намекая на скорое оральное продолжение. И потянулся за влажными салфетками — утираться. Если... если удастся сесть на гребень этой ядовитой волны, то через десяток-другой лет их клан сможет претендовать на второй ранг. А через поколение или два — на первый... Щи-цу сосал просто божественно, с таким самозабвением. А еще презабавно шевелил ушами от усердия. Победные планы покинули на время голову Чеззе, уступив место удовольствию.
Глава 12: Договор
13 октября 2013?г. в 22:56
***Щи-цу
А небо было такое голубое-голубое... А облака, яркие, белые, маленькими кучками бежали по нему... Щи-цу раньше и не замечал, что облака ходят кучками или стайками, как большие пушистые овечки. Хотелось петь, и только болезненная гримаса Чеззе останавливала его. Ну, Чеззе был в чем-то прав, голоса и слуха у Щи-цу отродясь не водилось.
— А можно я поведу кар? — Щи-цу перестал пялиться на облака и высказал свою давнюю просьбу альфе. Это оказалось удивительно легко, и почему он так долго стеснялся?

Чеззе поднял одну бровь, насмешливо окинул его взглядом и покачал головой.
— Не в этот раз, малыш. Вернемся к этому разговору завтра. Возможно у тебя скоро будет свой кар...
— Голубой с облачками, — мечтательно произнес Щи-цу и откинулся на спинку сидения, задрав голову вверх, — которые бегут по небу стайками... или стадами... Чеззе, они стайками или стадами ходят?

— Я думаю они ходят прайдами, и это правильно, — абсолютно серьезно отозвался Чеззе. — Впереди идет облако-альфа, а все прочие облака — беты, гаммы, дельты и даже маленькие омеги — они все степенно плывут за облаком-альфой, а не пытаются выплыть впереди него. И уж тем более не приглашают облачка, выгнанные из других кланов, в свой прайд, не спросив у альфы разрешения. Понимаешь о чем я, Щи-цу?
— Ты говоришь странные вещи, — Щи-цу нежно прижался к своему альфе, мешая ему управлять каром и обвил его ногу своим хвостом, — но я все равно люблю тебя!
Чеззе фыркнул ему в ушко и поцеловал в самый кончик.
— Ладно, отложим. Смешной ты, мелочь...

Место, куда они приехали, оказалось большим пафосным клубом для богачей. Щи-цу даже присмирел, глядя на лепнину на стенах и огромные окна. За домом простирались поляны для игр в летающий мяч. Однажды Щи-цу прочитал в одном журнале, что парклюшка для такой игры стоит, как кар последней модификации со всеми возможными усовершенствованиями. То есть столько, сколько он никогда в жизни не заработает, даже если будет долгожителем, трудиться на трех работах и ничего не тратить. Он посмотрел на свои голые ноги, выглядывающие из штанин, старую рубашку и дернул Чеззе за рукав.
— Я не могу туда войти. Меня обсмеют.
Эйфория разом выветрилась и захотелось порыдать над своей судьбой...

— А не хрен носить такие шмотки, — ответил Чеззе окидывая его критическим взглядом, — сколько раз предлагал в нормальный магазин сходить, так нет же, кто-то смеет отстаивать свое право на самовыражение.
— Да! — Щи-цу почувствовал обиду и тут же ощетинился: — Что хочу, то и ношу! А в брюках я выгляжу глупо!
И он смело пошел вперед. Чеззе поймал его за хвост через пару метров, с легким шлепком развернул к парадному входу и, бормоча что-то про абстинентов, обогнал его и вошел в здание.

Пока его альфа оговаривал что-то с котом в жилетке и бабочке, Щи-цу мечтательно разглядывал потолок. Тот был расписан картинами из жизни аристократии. Игры в летающий мяч, гонки на карах, отдых на отвоеванных у змей островах. Красота, да и только.
— А ты был на таком острове, Чеззе? — Щи-цу даже не обратил внимание, что влез в разговор. — Там правда так красиво?
Старший нахмурился, но потом улыбнулся грустно и потрепал его по шерстке.
— Пару раз, еще в детстве. Посиди пока на диванчике.
Пришлось идти сидеть на диване, хотя совсем не хотелось, хотелось обползать и обнюхать здесь все. Когда еще выдастся возможность побывать в таком шикарном месте. Ноги до пола не доставали, и от этого Щи-цу чувствовал себя, как маленький котенок, попавший в сказочный домик.

Он даже не сразу откликнулся на слова Чеззе, так замечтался, представляя себя прекрасным принцем из сказки.
— Я договорился для тебя о сеансе массажа, — Чеззе указал ему на красивого кота в белой форме, — это Ран-ги, он проводит тебя в процедурную. А я после того, как закончу здесь, заберу тебя.
— И мы поедем домой? — улыбнулся Щи-цу.
— Обязательно, — заверил его Чеззе.
Щи-цу встал, потянулся к уху старшего и шепнул:
— А можно я тебя... того? Мне очень давно хочется. Пожалуйста.
И, не удосужившись выслушать ответ, пошел вслед за котом в белом, мурлыча себе под нос какую-то веселую песенку.

***
Его привели в красивую комнату с округлыми углами и блестящими глянцевыми стенами.
— Ваш мастер сейчас подойдет, — юноша вежливо ему поклонился и вышел.
Щи-цу кивнул ему вслед и подошел к овальному окну. Из него открывался прекрасный вид на поле для игры в летающий мяч. Жалко, только игроков не было видно, а то Щи-цу бы посмотрел на это с удовольствием. Дверь отъехала почти бесшумно, на пороге стоял здоровенный детина с голубой шерсткой, закрученной в дреды.
— Добрый день, господин Лакх, — поклонился он, — мое имя Ра-кхан, и я буду вашим мастером. Пройдите, пожалуйста, за ширму, я сейчас подам вам одноразовое белье и халат.

Щи-цу присмирел рядом с таким огромным котом, в ушах у которого, наверное, было по полкилограмма металла, не меньше. Он прижал собственные ушки к голове, а её, в свою очередь, втянул в плечи.
— Не волнуйтесь, — улыбнулся Ра-кхан, — я профессионал, и у меня очень нежные руки.
Он проводил Щи-цу до ширмочки. Одноразовые трусики и халатик просвечивали самым пошлым образом. Ши-цу чувствовал себя в них голым. Ра-кхан сверился с коммом и сказал:
— У нас три мероприятия на сегодня, — сообщил он с улыбкой, — депиляция, отбеливание ануса и массаж...
— Отбеливание чего? — голос Щи-цу внезапно охрип.
— Ануса, — мягко пояснил работник клуба, — вы не волнуйтесь, процедура простая и безопасная. На шерстку хвоста ничего не попадет. Пощиплет минутку, и все станет очень красиво...
— ЭЭЭ!!! — попытался возразить Щи-цу, но его уже нежно уложили на кушетку мордочкой вниз.
— Вы, главное, не волнуйтесь, — Ра-кхан спустил трусики клиента вниз и вытащил хвостик, — дышите глубоко. Все будет хорошо. Хотите конфетку? Многим помогает расслабиться.
— Я не хо...! — но в рот ему уже засунули леденец на палочке, и Щи-цу едва не подавился слюной.

Тем временем, его хвостик прижали к пояснице, а на нежное и уязвимое стыдное местечко капнули чем-то холодным. Щи-цу покраснел... ужас какой. Ну, вот что там отбеливать??? И правда, немного щипало, но только чуть-чуть. А леденец оказался вкусный, дынный... он такие в детстве очень любил.
— Ну, вот и все, — заметил Ра-кхан, промокнув отбеленное место, — теперь у вас все, как в лучших аристократических домах.

Щи-цу задумался, а отбелено ли у Чеззе там? Вот бы посмотреть. Надо как-нибудь незаметно в ванной поднять большой рыжий хвост... Он так размечтался, что не заметил, что его уже перевернули на спинку и намазали единственный клочок шерстки на лобке чем-то липким, а сверху приложили нечто, вроде бумажки или бинта.
— Сейчас может быть неприятно, — предупредил его косметик и, положив руку на живот, резко рванул бинт вверх.
— ААА!!! — от боли Щи-цу даже выплюнул леденец.
Он сжался в комочек, прикрывая руками теперь уже безволосый пах.

— Ну, тихо-тихо, уже все, — Ра-кхан ласково погладил Щи-цу по спинке. — Дайте мне попрыскать обезболивающим.
После спрея и правда стало легче.
— У нас сегодня акция, — улыбаясь во все зубы, радостно возвестил Ра-кхан, — каждому клиенту, который делает интимную депиляцию, рисунок цветными блестками в подарок. Вот, выбирайте картинку.

Он сунул Щи-цу в руки комм.
— Может, не надо? — голова странно кружилась.
— Это очень красиво и совсем не больно, — заверил его косметик. — Вам разве некому будет её показать? А давайте рыбок? Они небольшие и очень хорошенькие. Вам пойдет!

Возражать смысла не имело. Ему наложили трафарет, нанесли кожный клей, а потом Ра-кхан долго и со вкусом при помощи кисточек и цветной пудры что-то там выводил. Было немного щекотно и очень неловко. Особенно неловко стало, когда член Щи-цу отреагировал на все эти щекотные поглаживания.
— Желаете отсос? — невозмутимым голосом уточнил косметик, не отрываясь от своего дела.
— Что? — изумился Щи-цу и тут же испуганно заверил: — Нет! Нет! Не надо!!!
— Не волнуйтесь, это входит в стоимость услуг...
— Не хочу! — крикнул Щи-цу, — Я на тебя Чеззе пожалуюсь!
— Вы, главное, не волнуйтесь, желание клиента — это закон. Хотя жаль... у вас очень красивый. Цвет и размер прямо как я люблю... — Ра-кхан говорил с огорчением в голосе, и оно казалось искренним.

Когда татуировка была закончена, рыбки выглядели, как живые. Они с каким-то нездоровым интересом смотрели на член Щи-цу. Оказывается, краснеть можно даже всем телом. По крайней мере, с ним именно это и произошло...

К счастью, на этом его мучения закончились. Теперь он лежал на животе, а Ра-кхан разминал ему спину. Было очень приятно, мысли текли вяло, и крутились они больше всего вокруг того, отбелен ли у Чеззе анус или нет. И как бы поделикатнее это выяснить. "Выяснить" — такое смешное слово, похоже на "вылизать". Вот бы вылизать Чеззе там, а потом нежно вставить ему. Очень нежно, и чтобы Чеззе мурлыкал от удовольствия.

Член встал, едва не пробив дыру в массажном столе. Если Ра-кхан и заметил это, то не подал виду. У него и правда были замечательные руки, сильные, но нежные, и он так глубоко проминал расслабленные мышцы, что хотелось жмуриться от удовольствия, что Щи-цу и делал, улетая в мир смутных грез.

— Вот и все, господин, — мурлыкнул Ра-кхан, — вам надо смыть массажное масло.
Щи-цу неловко сполз со стола и натянул одноразовый халатик.

В душевой ему пришлось повторно отказаться от интимной услуги. Это очень смущало. У Ра-кхана был проколот язык и обе губы. Мысль о том, на что бы это было похоже, привязалась и никак не отпускала. Возмутительно. Но подлый член окончательно распоясался и зажил своей жизнью, гордо воздев головку к потолку и намекая на то, что срочно нуждается во внимании.

Закрывшись в кабинке, он наплевал на свои принципы и скромность и принялся яростно дрочить, одной рукой держась за стену душевой. Перед глазами мелькали возбуждающие образы. Беленький анус Чеззе и его прижатый к пояснице хвост. Манящие, опытные губы Ра-кхана и язык, задевающий колечки в этих губах. Щи-цу прогнулся и пропихнул в себя пальчик, стремясь достигнуть более богатых ощущений.

Дверь в кабинку открылась.
— Я же сказал, что не хочу никакого отсоса! – возмутился Щи-цу, оборачиваясь.
На пороге стоял Чеззе.
— И как это понимать? – спросил он сурово.
Щи-цу ойкнул и бурно кончил…

***Чеззе
— Ла-мита, — он насадил на специальную вилку жареного таракашку, — будем говорить прямо. Вы жестко и целенаправленно подставили свой клан. Разумеется, мы вам благодарны, очень благодарны, ведь вы сыграли за нас. Но, если вы станете одной из нас — что вам помешает поступить таким же образом и с нами когда-нибудь? Руководствуясь своими очередными идеалами и принципами. А ведь Лакхи — не ваши Ниреи, нам будет оправиться после предательства и позора гораздо тяжелее.
— Чеззе... если говорить прямо, — она закусила губу, изучая его из-под длиннющих ресниц, — слышать рассуждения о чести именно от вас — это просто рвет мое сознание. Извините.

Хвост Чеззе нервно дернулся, хорошо хоть уши и морду удалось сохранить каменную:
— Допустим, я имею право так рассуждать.
— Хотите сказать, вас осудили невинно? — пушистые стрелки взлетели вверх, блеснули янтарные глаза и снова спрятались. — Да, вы всегда были слишком прямолинейны для подобного... Допустим, я вам верю.
— Спасибо, — Чеззе хрустнул таракашкой. — Теперь вы ответите на мой вопрос?
— Вы же уже знаете ответ, — негромко заметила Ла-мита, разделив у себя в тарелке таракашку на две идеально ровные половинки. — Я ничем не могу вам гарантировать своей верности, кроме честного слова.
— Вот именно, — сказал Чеззе. — Но я все так же готов отблагодарить вас.

Разговор показался ему законченным, он откинулся в кресле с чашкой кофе и посмотрел в окно. Хорошее место. А главное — не снобистское совершенно, плати за членство и все. Здесь делали упор на абсолютную приватность и безопасность делишек клиентов, а потому никого не интересовала их личность. Так что, это оказался единственный закрытый клуб, откуда его не поперли сразу после изгнания из клана. Чеззе подумал о Щи-цу, наверно, тот сейчас стонет под руками Ра-кхана, его розовый член торчит вверх, а массажист его время от времени облизывает. Ему сейчас ужасно захотелось оказаться там и заменить душку Ра-кхана в части облизывания. Может, еще можно успеть, яйца предвкушающе поджались...

— Но ваш глава обещал мне, — заметила Ла-мита.
— Он был под действием препаратов, — подобрался Чеззе.
— Я могу быть вам полезной, — сказала она. — В связи с открытием Щи-цу. Ведь вы сами далеки от этой кухни, Чеззе, и не сможете защитить вашего котика в научном мире.
— Да, — согласился Чеззе и вздернул бровь: — я вас слушаю.
— Они хотят сделать его начальником лаборатории и начать исследования по этой теме. Щи-цу не справится с этой должностью. Даже если он будет очень стараться, в ущерб научной деятельности, естественно, его все равно утопят. А исследования уже официально ведутся к тому времени, вы понимаете.
— Да, — сказал Чеззе. — Я знаю.
Хоть об этом глупый котенок удосужился ему сообщить.

— А вы знаете, что делать дальше и куда идти, чтобы синтез ядов не уплыл из вашего клана?
Он с полминуты молчал, а потом улыбнулся и склонил любопытно голову:
— Пока нет. Вы готовы нам помочь?
— Готова, — Ла-мита тоже улыбнулась, вдруг словно засияв изнутри.
— Зачем вам свой прайд, Ла-мита, присоединяйтесь к нам, — мурлыкнул Чеззе.
— Не соблазняйте, — засмеялась она. — Это моя мечта, свой прайд.
Чеззе лишь ухмыльнулся — кошка — альфа прайда... Все Ренсары, а особенно его дядя, удавились бы от подобной идеи. Надо будет пойти лично на встречу с ними, если еще представится возможность, взять с собой Ла-миту и полюбоваться на их морды, представляя ее.

Они принялись обсуждать проценты отчислений, распределение доходов и обязанностей между прайдами. "Ты еще не исполнительный глава клана?" — усмехнулась Ла-мита. "Вот прямо сегодня стану, можешь не точить зубки", — фыркнул Чеззе. И они перешли к главному: обсуждению фармацевтических корпораций, с которыми можно будет заключить партнерское соглашение. Ла-мита была готова пойти в любую лабораторию в качестве администратора при Щи-цу.
— Не будешь скучать по работе врача? — спросил Чеззе.
— Меня всегда больше привлекала работа руководителя, — легко ответила та.
И Чеззе улыбнулся, опуская глаза: скорее всего, и он не сможет ни вернуться в армию после оправдания, ни профессионально заниматься машинками. Так же, как не смог в юности стать гонщиком... Надо будет заниматься другим. Никто из альф клана Ренсар не служил больше положенных по традиции десяти лет, все уходили в бизнес, а ему придется уйти раньше. Наверно, есть все же особая прелесть — быть бетой или, скорее даже, гаммой... Заниматься любимым делом, греться теплом налаженного прайда и больше ни о чем не беспокоиться...


Смутное сожаление отступило перед перспективами грядущей тяжелой борьбы, и он лукаво спросил у Ла-миты:
— Ты ведь все ради этого и провернула? Хотела прийти в наш клан в самом начале нового дела?
Кошка значительно пошевелила ушами и зажмурилась.
— Но зачем с таким скандалом? — полюбопытствовал Чеззе. — Не лучше ли было притопить Кан-кра по-тихому, до конференции?
— Там могли возникнуть неприятные обстоятельства и условия. Думаешь, Ниреи просто так отпустили бы эту тему? И... глупо, конечно, но я хотела отомстить.
— Месть — это я понимаю, — откликнулся Чеззе.
— Кан-кра — просто подонок, все время пользовался чужими трудами и заслугами. У нас были весьма неприятные столкновения. А остальные... они постоянно препятствовали мне в карьере вне клана. А внутри клана — вообще без перспектив. Женщина же.
— Альфа-самка такого клана — это же блестящее положение, — заметил Чеззе.
— Альфа-самка при альфе, — сердито ответила Ла-мита. — А я сама хочу быть альфой. Представь себя на подобном месте.
Чеззе представил и засмеялся:
— Да, это тоже можно понять.
— А ты не хочешь рассказать мне обстоятельства своего дела, Чеззе?
Он задумался на несколько секунд, потом сделал короткий исчерпывающий доклад.

Расстались они полностью удовлетворенные друг другом, и Чеззе поспешил к Щи-цу. Надо будет еще все объяснить их маленькому гению, когда тот оклемается от стимуляторов. Тот так гордился своим повышением в этом институте, вдруг расстроится, бедняжка, когда придется уходить оттуда. Творческие люди такие трепетные...

...Его мать была художница и рисовала просто чудовищные картины, пару раз они даже приснились маленькому Чеззе в кошмарах. А на следующее утро после завтрака он творчески пересказывал друзьям этот сон, ему внимали с ужасом и восхищением, как всегда. И вдруг подошел отец, положил ему палец на губы и прошептал:
"Только при матери не говори об этом, творческие люди такие трепетные... никогда не знаешь, что убьет их душу."
"Да, сэр!" — крикнул Чеззе, и они с ребятами убежали в сад...

...С Щи-цу уже закончили, какая досада. Правда, малыш был в душе, и Чеззе поспешил туда.
— Я же сказал, что не хочу никакого отсоса! — крикнул его котик, гневно топорща мокрую шерстку.
— И как это понимать? – спросил Чеззе, и в этот момент малыш залился краской и кончил.

Чеззе медленно раздевался, пока Щи-цу лепетал что-то о том, что он "бы никогда, Чеззе, я не давал ему сосать... он сам хотел, а я не дал..."
— Маленький развратный котенок, — сказал Чеззе и тоже зашел под душ. — Ну-ка, наклонись.
Щи-цу послушно выставил попку и задрал хвостик, оглядываясь через плечо — испуганно, хитро и смущенно одновременно. Массаж явно помог ему немножко прийти в себя. Дырочка у него была абсолютно розовая, слегка припухшая после процедуры. Она вздрогнула, когда Чеззе провел по ней большим пальцем.
— Спереди покажи.
Щи-цу выпрямился и повернулся. Щечки его пылали, а на голеньком лобке красовались сверкающие рыбки, они крутились вокруг полувозбужденного члена кремового котика.
— Какой ты хорошенький, — восхищенно сказал Чеззе.

Он быстро ополоснулся, а потом утянул Щи-цу обратно в массажную.
— Давай возбуждающий, — бросил он сидевшему там Ра-кхану.
Тот понятливо подхватился и принялся стелить новую простынку.
— Чеззе, не надо, стыдно же... — пискнул Щи-цу, прикрываясь.
— Меня стыдишься? — обиженным тоном спросил Чеззе. — А при нем одном не стыдно было?
Щи-цу растерялся от такой постановки вопроса, и был немедленно разложен на столе с широко раскинутыми ножками.
— Мммм... займемся рыбалкой? — хищно облизнулся Чеззе, устраиваясь меж бедер маленького гения.
— Ах... — изогнулся Щи-цу и закатил глазки, когда шершавый язык прошелся по его яичкам.
Массажист усердно разминал изящные ступни котика. Трахать Щи-цу, такого расслабленного и горячего, было очень приятно.

— А у тебя, Чеззе... там тоже все беленькое? — прошептал Щи-цу ему на ухо.
Чеззе фыркнул, вспомнив, что мелкий уже второй раз за день покушается на его задницу, а потом посмотрел на Ра-кхана:
— У тебя еще есть время?
— Да, господин, — улыбнулся тот и отправился за очередной простынкой.
— Сейчас посмотришь, — сказал Чеззе Щи-цу и потрепал мелочь промеж ушей. Давно ему массаж не делали... да и против отлиза дырки кто ж откажется.
Глава 13: Шарики
13 октября 2013?г. в 22:57
***Щи-цу
Утром он никак не мог раскрыть глаза. Как будто ему что-то мешало, а когда раскрыл наконец…
— Ооооо....
— Что, проснулся? – рядом раздался невыносимо громкий голос Чеззе, — вставай. Я, правда, уже позвонил в институт и сказал, что ты болен. Потом свозил мелочь на ежемесячные процедуры в больничку. О которых кто-то благополучно забыл. Даже с адвокатом успел встретиться. Уже обед, дорогой.

Щи-цу застонал… как он мог забыть, что у тройняшек сегодня назначен визит в больницу? Что с ним такое? Потом как будто чем-то тяжелым по голове ударили… Воспоминания накатывали, как снежный ком. Институт… конференция… клуб…
— О, мой кот, — всхлипнул он и зарылся головой под подушку.
— Эй, — Чеззе немилосердно потянул его за хвостик, — бежать с поля боя – недопустимо. Нужно смело смотреть в глаза бедам и неприятностям. И нести ответственность за свои поступки.
При слове «ответственность» попка Щи-цу испугано сжалась, потому что её владелец вспомнил об обещанной порке.
— Держи, — Чеззе протянул ему две капсулы и стакан воды, — Ла-мита обещала, что это снимет все последствия её вчерашней инъекции. Как ты вообще мог допустить, чтобы она тебя уколола?
— Она меня не спрашивала, — зубы звякнули о край стакана, когда Щи-цу вспомнил, за что его собирались отшлепать. И проступок показался ему настолько серьезным, что ремня точно было не избежать… — ты очень сердишься из-за того, что я позвал её в клан?

— Сержусь, — кивнул Чеззе, — потому что такие вещи должен решать я. А твой поступок был безответственным и мог нанести клану вред.
— Неправда! – возмутился Щи-цу, — Ла-мита хорошая! Она всегда меня защищала.
— Она вчера, не задумываясь, предала и опозорила на весь мир свой клан. Не сказал бы, что это рекомендует её как надежного и полезного члена клана, — Чеззе отвел с его лица челку и чмокнул в нос. — Но, как бы там ни было, мы с ней поговорили и обсудили перспективы дальнейшего сотрудничества. Хватит киснуть. Вставай и марш есть…
Он поднялся с кровати и сложил руки на груди.

— Ты не накажешь меня? – осторожно спросил Щи-цу, выбираясь из одеял. Он оказался абсолютно голым и совершенно не помнил, как же так получилось. Сам разделся, или это Чеззе помог?
— Накажу, — возразил Чеззе, — вечером… Тройняшки как раз пойдут в театр с классом, так что у нас будет время напомнить тебе, как именно в нашем прайде расставлены приоритеты.
— Спасибо, что не при них, — Щи-цу шмыгнул носом при мысли о наказании.
— Цени, мелкий, — Чеззе притянул его к себе, — как я люблю тебя. А теперь вперед в душ, потом нам надо будет серьезно поговорить насчет твоего будущего…
Щи-цу кивнул и, кокетливо улыбаясь, спросил:
— А ты со мной не желаешь? Спинку там потереть или ниже?

***Чеззе
Чеззе рассмеялся: хитрец давно просек, что его хотелось потереть всегда и везде, и вовсю этим пользовался, избегая нравоучений. Он подхватил голенького котишку на руки, с удовольствием ощущая нежную кожу, и отнес его в ванную.

— Искупаем рыбок? Пошевели для меня животиком, хочу видеть, как они плавают.
Щи-цу краснел, подрагивал мокрыми ушками и послушно вилял бедрами. Рыбки похотливо сверкали под водой.
— Как красиво, — восторженно прошептал Чеззе. — А сделаешь в следующий раз для меня змеек?
Он натянул на себя привычно принявшую его достоинство горячую попку, Щи-цу плавал в ванной, а Чеззе заботливо поддерживал его, не давая притонуть.
— Сделаешь, милый?
— Да... Чеззе... да...
— А еще можно сделать прическу там, когда отрастет шерстка. Выстричь котенка, например, — размечтался Чеззе и направил душ на торчащий член Щи-цу.
Котик задрожал под струйками и выгнулся, сжимаясь внутри, они кончили вместе. А потом Чеззе достал мягкую морскую губку и принялся натирать расслабленное тело своего младшего.

— Ла-мита сказала, что ее бывшие родичи собираются подкопать под тебя в институте, — сказал он, смыв с Щи-цу пену и закутав в большое полотенце.
— Что?.. Как?.. — Котик беспомощно дернулся в своем коконе и захлопал глазами.
— На должности начлаба, Щи-цу, — серьезно сказал Чеззе. — Инициируют исследования, а потом саботируют твою работу. Тебя отстранят, а твои идеи продолжат использовать. И я совершенно согласен с ее анализом ситуации. Очень естественное решение.
— Но что же тогда делать... — растерянно произнес Щи-цу. — Я... я заслужил это, разве можно позволить, чтобы мои исследования возглавлял кто-то другой? Это несправедливо...
Котик всхлипнул.

— Конечно, мы не позволим, — убежденно сказал Чеззе.
— Да! — Щи-цу снова дернулся в своем полотенчике, на этот раз возбужденно. — Я уйду от них! Последние расчеты только у меня на личной планшетке, пусть пытаются восстановить их, если хотят! А я... пойду работать в частную лабораторию...
— Правильно, молодец! — Чеззе поцеловал его в затрепетавшее ушко. — Только мы и первых данных им не оставим. Я говорил со спецом по авторскому праву. Сегодня же оформляем патент и требуем все материалы.

И он рассказал малышу о грядущем партнерском договоре с одним из крупных фармацевтических кланов, о собственной лаборатории под управлением Ла-миты, о планах на будущую корпорацию. "Ты сможешь заниматься своей наукой без всяких помех, малыш, и никто никогда не посмеет отнестись к тебе с пренебрежением."

— Правда, Чеззе? Все так и будет? — Щи-цу заглядывал ему в лицо.
— Мы сделаем все для этого. И уж точно не позволим чужим воспользоваться твоим трудом. Давай, одевайся, глава, тебе предстоит сегодня оформление патента.
Щи-цу кивнул и заспешил к выходу из ванной.
— А еще договоры с нашим новым прайдом и финансовый устав клана, — сказал ему вслед Чеззе.
— Это тоже все я? — растерялся Щи-цу. — Надо тоже к какому-нибудь специальному адвокату, да?
— Нет, — фыркнул Чеззе, — с тебя только описание изобретения для патентного поверенного и подпись о моем назначении исполнительным главой клана.
— Уф... хорошо, — улыбнулся Щи-цу и вдруг бросился обниматься: — Спасибо, Чеззе.

*** Щи-цу
День прошел довольно быстро. Сначала Чеззе помог ему написать заявление на увольнение. Потом Щи-цу сформулировал основные положения для патента, было много разговоров с Ла-митой, адвокатом Ниасхом, хотя тот и шипел на Чеззе, что его специфика уголовные дела, и еще со многими неками. К четырем часам дня Щи-цу чувствовал себя абсолютно вымотанным.

— Иди, приляг, — велел ему Чеззе отвлекаясь от мультиконференции, которую вел по комму аж с семью участниками, — мелочь я сам до школы вечером подкину.
— Спасибо, — мяукнул Щи-цу, зевая, и ткнулся Чеззе носом в щеку.
Тот в ответ ласково потрепал его по шерстке и легким шлепком отправил в нужном направлении.

"Какой же Чеззе замечательный, — думал Щи-цу, растягиваясь поперек кровати, — умный, сильный, добрый, благородный! Самый-самый лучший".
Хотелось сделать что-то для своего альфы. Что-то особенное, какой-нибудь приятный сюрприз. Вот чего бы Чеззе хотелось? В голове всплыли слова о чулках... Щи-цу смутился и покраснел. Потом посопел немного, покрутил в руках хвостик и решился.

Ла-мита ответила почти сразу.
— Щи-цу? Что-то еще? Мне казалось мы с Чеззе все уже обсудили...
Щи-цу засопел и прикусил губку.

— Это личное, — пробормотал он.
— Здорово влетело за то, что позвал меня в клан? — Ла-мита наклонила голову и изобразила сочувствие.
— Нееет, — Щи-цу смутился окончательно, вспомнив о вечернем наказании, — мне надо кое-что заказать... а сам я не могу. Поможешь?
Ла-мита фыркнула. И дернула ушком.
— Проблем с Чеззе-то не будет? — спросила она, после паузы.
— Нет, — для убедительности Щи-цу помотал головой.
— Тогда рассказывай, чем я могу быть полезна, глава...

***
Служба доставки из интернет-магазина приехала сразу, как только кар Чеззе, увозивший тройняшек в театр, скрылся за углом. Щи-цу босиком бросился открывать дверь.
— Щи-цу Лакх? — посыльный робот равнодушно подвинул ему планшетку для отпечатка, — спасибо что выбрали "Игривые котятки" надеемся, что вы еще не раз к нам обратитесь. Желаем приятно провести время с покупкой.
Механическая рука передала ему пакет и две коробки, а потом робот вернулся в машину и поехал дальше. Воровато оглянувшись, Щи-цу понес все в дом.

Коробки были оставлены на полу, а их содержимое извлечено и разложено на кровати. Возмутительно! Но Ла-мита определенно знает в этом толк. Щи-цу сходил в душ, тщательно вымыл себя везде и смазал внутри. Если он хоть немного разбирается в реакциях Чеззе, ночь обещает быть долгой. Хорошо, что старший разрешил братикам остаться ночевать у друга.

Вернувшись в комнату, Щи-цу приступил к процессу наряжения. Цветная картинка-инструкция, казалось, не оставляла сомнений, но он все же долго вертел в руках стринги перед тем, как натянуть их. Ткани было слишком мало и то правое, то левое яичко позорно выскакивало наружу. Это очень смущало, чуть ли не до слез... Но что уж тут поделаешь. Наверное, можно гордиться своими большими яйцами, которые совсем чуть-чуть не помещаются в эти развратные крохотные шелковые стринги... С чулками было больше проблем. Щи-цу с трудом удалось натянуть их на ноги, не перекрутив при этом. К пятой попытке он уже был готов послать эту затею лесом... Но непокорные прозрачные штучки наконец налезли более или менее правильно и даже соизволили закрепиться шикарными кружевными подвязками. Потом он, уже практически не напрягаясь, натянул сетчатые перчатки до локтей и завязал бархотку на шее. В волосах была закреплена кокетливая заколка с большим голубым, как и весь развратный костюмчик, цветком. Он чуть было не забыл про еще одну ленту, с бубенчиком. Инструкция подсказывала, что её надо завязать на кончике хвоста. При каждом шаге бубенчик издавал приятное мелодичное позвякивание, но Щи-цу казалось, что это, как минимум, колокольный звон. Он чувствовал себя голым и развязным.

Щи-цу с трудом заставил себя доползти до ванной, чтобы в зеркале рассмотреть, правильно ли он оделся. Он старался изучать каждую деталь туалета отдельно, потому что поднять глаза и посмотреть в лицо своему отражению было стыдно... У него встало. Он ужасно, ужасно, ужасно развратный кот! Позорище всего племени. Нужно срочно все снять и выкинуть.

Когда он вернулся в комнату, пытаясь расстегнуть бархотку, Чеззе уже был там.
— А я думал, ты сбежал, — пошутил старший, поворачиваясь, и обомлел, — ну, ни хрена себе, детка...

***Чеззе
У него немедленно встало, аж яйца заломило. Господи, ну и куколка получилась из его котика. Хотелось немедленно завалить его, оттянуть в сторону тонкую паутинку трусиков и валять всю ночь. Член Щи-цу торчал, натягивая полупрозрачную голубую ткань, на ней темнело пятнышко от выделившейся смазки, сбоку завлекательно выглядывало яичко. Сам малыш раскраснелся и тяжело дышал, соски его возбужденно съежились. И все это в обрамлении кружавчиков на всех четырех лапках.

— Щи-цу, — Чеззе сглотнул, пытаясь заставить себя думать верхней головой, — ты просто потрясный, сводишь меня с ума... Но ты помнишь, что на вечер у нас намечено кое-что, кроме секса?
— Да, старший, я готов, — прошептал кремовый котик и спустил трусики на бедра.
Член его возбужденно подрагивал, и не думая опадать, хотя Чеззе знал, как ужасно его котик боится наказаний.

— Хорошо, — Чеззе сел на кровать и похлопал по колену: — Иди сюда.
Щи-цу просеменил к нему, позвякивая бубенчиком на хвосте, и улегся, выставив попку и задрав хвостик.
— Мне очень не хочется тебя наказывать, — хрипло сказал Чеззе и погладил круглые ягодицы.
Такие соблазнительные, с этими кружевами на бедрышках и спущенными стрингами.
— Ты очень красивый, и больше всего мне хочется тебя любить, — он шлепнул по белой попке, и Щи-цу ойкнул, проскользнув по возбужденному члену Чеззе. — Но ты же понимаешь, что это для твоего же блага, малыш, да?
— Да, — пискнул Щи-цу и шмыгнул носом.
Несильные удары окрашивали нежную кожу котика ровным розовым цветом, он слегка подпрыгивал и сжимался от каждого, а на последних десяти начал тихонько всхлипывать. Тихо позвякивал бубенчик.

— Сейчас перерыв, а потом еще пятьдесят шлепков, — серьезно сказал Чеззе, заставляя его выпрямиться, — походи немного.
Щи-цу кивнул и снова шмыгнул покрасневшим носиком, глаза его были влажными. Он размял ноги, а потом Чеззе притянул его к себе и помассировал горячую попку, палец его непроизвольно скользнул в дырочку. Та оказалась смазанной, и Чеззе едва удержался от стона, хотелось плюнуть на все принципы и войти в это отзывчивое теплое тело.
— Ложись, малыш. Любой проступок влечет за собой расплату, — сказал он, снова опуская ладонь на покрасневшие половинки, — ведь без ограничений не научишься вести себя правильно. А без правильного поведения очень легко попасть в беду, понимаешь? Я тебя люблю и поэтому не могу допустить подобного. Ты должен помнить о правилах всегда, даже если не помнишь, как тебя зовут, потому что тебя опоили...
Собственные слова помогали Чеззе отвлечься от безбожного стояка, и он трепался с подобными внушениями в течении всей экзекуции.

К концу воспитания попка Щи-цу стала похожей на розовый цветок с голубыми кружевными лепестками подвязок, а из глаз выкатилось несколько слезинок. Господи, какой чувствительный. Чеззе до сих пор казалось невероятным, что подобное мягкое наказание могло произвести впечатление на взрослого котика.
— Ну, все, малыш, все кончилось, — он сцеловал соленые капли с бархатных щечек и притянул младшего на кровать, опускаясь с поцелуями все ниже — к постепенно напрягающимся соскам и встающему члену.

Он ласкал Щи-цу под бархоткой и медленно опускал чулочки и перчатки, покусывая и вылизывая обнажающуюся кожу. И очень скоро малыш снова вскрикивал и всхлипывал, но уже от страсти...

***Щи-цу
Какой же Чеззе все-таки чудный. Какой замечательный. Строгий, но нежный. Они расслабленно лежали после секса на кровати и тяжело дышали. Точнее, тяжело дышал Щи-цу, а альфа уже практически выровнял дыхание.
— Это был приятный сюрприз, — подал голос Чеззе и погладил его по спинке, а потом ласково потрепал по горящим ягодицам, — надо будет как-нибудь повторить...
— Да, старший, — мурлыкнул Щи-цу, зарываясь краснеющим личиком в подушку.
— Так, а это что у нас? — Чеззе нагнулся и вытащил из-под кровати упаковку от наряда.
— Прости, я до утилизатора еще не донес, — мяукнул Щи-цу, выгибаясь на постели, нежа в себе последние отголоски схлынувшей страсти.

— Я сам, отдыхай, — милостиво распорядился Чеззе.
— Спасибо, — Щи-цу благодарно махнул хвостиком и снова принялся извиваться, стремясь поглубже зарыться в матрас.

Чеззе сложил все коробки и свертки вместе.
— А это что такое? — спросил он, потянув Щи-цу за хвостик, — забыл надеть? Корсетик? Да нет, не похоже, коробочка крохотная. А, шалунишка?
— Не знаю, Чеззе, — Щи-цу все еще продолжил елозить и мечтательно улыбаться, — я больше ничего не просил...
— Хм, — недолго думая, Чеззе надорвал упаковку и извлек на свет что-то вроде браслета из крупных бусин, — еще один приятный сюрприз, мелочь? Надо будет на тебе опробовать...
— Что это? — Щи-цу присел на корточки рядом и с любопытством потрогал нитку бус.
— Анальные шарики, ох и повеселимся мы сейчас, они с вибрацией...
— Анальные? — удивился Щи-цу. — То есть их... надо... туда???
— А что ты так удивляешься, — Чеззе уже вовсю крутил игрушку туда-сюда, проверяя как работает вибрация, — это очень милая штучка. Давай, подними хвостик..
— Нет! — Щи-цу испуганно сжался. — Не надо!!! Пожалуйста! Это стыдно! Я не просил...
— Ты про чулочки то же самое говорил, — голосом кота-искусителя сказал Чеззе, облизывая губы и нависая над своим младшим.
— П-пожалуй-ста, Чеззззеее, — губки у Щи-цу задрожали, а к виску поползла маленькая прозрачная слезинка. Гра-хи иногда запихивал в него, развлекаясь, всякую дрянь и обзывал при этом...
— Опять, — альфа закатил глаза, — иди сюда, мелочь.

Его прижали к груди и нежно убаюкали. Дули в ушко и прикусывали самый кончик. Было грустно, потому что расслабленное после секса настроение сошло на нет, и отчего-то стало неуютно.
— Ну, раз уж ты не хочешь их использовать, — начал Чеззе, и Щи-цу сразу напрягся, — тогда придется мне.
— Что? — этот полузадушенный писк вырвался у него против воли.
— Ну, знаешь, моя дырка, эти штучки, — Чеззе подул ему на челку, — будешь себя хорошо вести, дам поиграть с пультом управления.
— Но зачем?
— Потому что это весело, а совсем не унизительно, или что ты себе там успел напридумывать. Помнится, кто-то хотел меня трахнуть, пока был под кайфом? Могу предложить альтернативку... Хочешь запихнуть в меня шарики?
Щи-цу неуверенно кивнул и снова покраснел.
— Но только условие — сначала полижешь мне там...
— Тогда помойся, — Щи-цу сделал серьезное выражение лица и сложил ручки на груди...

— Ты в курсе, что ты зануда? — Чеззе закатил глаза, но все же спрыгнул с кровати и пошел в ванную. — Инструкцию пока почитай, мелочь, — крикнул он, закрывая дверь, — а то еще засунешь их куда-нибудь не туда.
— Как будто ТАМ много вариантов, — обиженно засопел Щи-цу, но все же послушно погрузился в изучение коробки.
Чеззе вышел из ванной мокрым, лениво вытирая голову полотенцем, и с разбегу прыгнул на кровать, так что Щи-цу аж подкинуло в воздух.
— Готов к ратным подвигам в постельном деле? — спросил альфа и потянул младшего на себя.
— Готов, — хихикнул Щи-цу, барахтаясь.

Чеззе отвесил ему легкий шлепок и перевернулся на живот.
— Можешь приступать, я люблю когда меня нежненько так, шершавым язычком, медленно и глубоко.
Щи-цу опять покраснел, но нагнулся к хвосту альфы и отвел его чуть в сторону. Непослушный рыжий хвост тут же принялся дергаться в его руках, норовя то обвить запястье, то пощекотать носик.
— Перестань, — возмутился Щи-цу и шлепнул по мускулистой ягодице. — Ой!
Чеззе только хмыкнул, не оборачиваясь, и чуть приподнял бедра. Щи-цу боязливо коснулся язычком сжатого ануса. Что в этом такого? Чеззе ему сто раз так делал и жив остался. Значит, это нормально и не страшно. Кожа была нежной, розовенькой... Чеззе все-таки тоже отбелил это место. Щи-цу медленно провел языком дорожку снизу вверх, а потом сверху вниз, покружил у входа и, решившись, скользнул внутрь.

— Хорошая киса, — похвалил его Чеззе, еще немного прогибаясь в пояснице, хвост ходил ходуном, — еще давай, малыш, еще.
Щи-цу развел половинки его попы пошире и увлеченно приступил к такому смущающему занятию. Но приятному, очень приятному. Чеззе постанывал и ерзал, его член напрягся и теперь елозил по простыням, оставляя влажные пятна. Наконец, Чеззе стал мурлыкать, тихо, почти неслышно. Но Щи-цу был рядом, и он услышал. Впервые кто-то мурлыкал для него. Впервые его любимый альфа это делал с ним.
— Тащи шарики, мелочь, а не то я сейчас кончу, — предупредил Чеззе, перехватывая свой член у основания.
— Смазку же нужно! — всполошился Щи-цу и метнулся в ванну, по пути чуть было не упав.
Вернувшись, он заботливо смазал каждый шарик толстым слоем геля, а потом размазал немного геля у Чеззе под хвостом.
— Внутрь тоже, — скомандовал старший, — и растяни меня, а не то либо не вставим, либо не вынем...

Пропихивать пальчик было страшно неловко, как будто ночью красться, чтобы поесть варенья. Внутри Чеззе был жаркий и тесный. Щи-цу аккуратно смазал стеночки, а потом добавил второй пальчик.
— Что ты со мной, как с девчонкой? — возмутился Чеззе. — Не рассыплюсь. Ты нежно, но твердо. Давай, а то я тебя почти и не чувствую.
Третий палец вошел совсем туго. Щи-цу добавил еще смазки, и в анусе захлюпало, зато теперь он не боялся сделать Чеззе больно. Он двигал пальцами туда-сюда, с удовольствием наблюдая, как края дырочки плотно их обхватывают. Это было красиво. Анус немного припух, и Щи-цу погладил его языком, извиняясь за свою неопытность.

Шарики оказались в руках очень вовремя. Пропихнув первый он поцеловал Чеззе в загривок и спросил:
— Не больно?
Мычание и яростное кручение головой подсказали ему, что он все делает как надо.

Второй, третий, четвертый и пятый шарики один за одним исчезали в глубине жадной дырочки, наконец, снаружи осталось только колечко.

Щи-цу вытер руки о простыню и взял пульт. Для начала он включил самые маленькие обороты.
Чеззе повернулся на бок и потянул его голову к своему паху. Но Щи-цу не спешил выполнять немой приказ, он потерся о стоящий член щекой и носом. Языком лизнул у основания, зубами царапнул головку, всячески увиливая от того, чтобы взять в рот.
— Ну все, — рыкнул Чеззе, — ты нарвался!
Он опрокинул котика на спину, закинул его ноги себе на плечи и яростно ворвался внутрь, принеся секундную боль и волшебное чувство наполненности. Член Щи-цу уже давно встал, столь сладостным было удовольствие от мнимой покорности альфы.
Чеззе трахал его жестко и глубоко, не тратя время на ласки и сантименты. Щи-цу цеплялся потной ладошкой за спину альфы, а во второй изо всех сил стискивал пульт управления. Чеззе накинулся на губы младшего, целуя, кусая, сминая. И от сознания того, что он довел альфу до потери контроля, Щи-цу ярко кончил, пискнув признание в вечной любви. Чеззе кончил вместе с ним, тяжело навалившись сверху и сбивчиво дыша ему в ухо.
Через пару минут он произнес.
— Вообще-то, шарики давно можно было выключить, детка.
— Ой!
Эпилог
13 октября 2013?г. в 22:58
Щи-цу отряхнул снег с ушей и укоризненно посмотрел на братьев с их дружками:
— Вы зачем на главной дорожке безобразничаете?
— Это была ловушка для змей! — пискнул Мал-дхи.
— Прости, Щи-цу, мы не подумали, — воскликнул Ан-дзи, живо подбираясь и принимаясь очищать его шубку. При этом он заботливо приговаривал: — Бедный, устал после работы?

Щи-цу тихонько засмеялся: малыш был такой забавный, пытаясь взять под свое покровительство всех, до кого дотянется. Все явственней и явственней в нем проглядывал альфа. Особенно после удачной операции. Вокруг суетились другие котята, в жажде помочь.
— Мне еще и за шиворот набилось, — пожаловался Щи-цу, и все сразу накинулись, забираясь под шубу и прыгая на плечи.
В результате они всей кучей свалились в сугроб.
— Отстаньте, злодеи-помощники, — смеялся Щи-цу, смываясь от них в дом.
Но братишки увязались за ним и туда, притащили ему сменную одежду, горячий чай с корицей, сахаром и еще чем-то подозрительным. И только убедившись, что он тихо сидит в кресле и пьет, побежали на улицу — снова играть с друзьями.

Щи-цу с кружкой в руках пошел искать Чеззе, тот был дома, его кар стоял в гараже, когда он ставил туда свой — новенький, спортивный, цвета лазурный металлик. Он улыбнулся, вспомнив, как старший дразнился: "нанесем сюда прайдик облачков, малыш?"

Чеззе обнаружился у себя в кабинете, он задумчиво перебирал какие-то бумаги.
— Привет, — улыбнулся Щи-цу, ластясь. — Как дела в суде?
— С меня сняли последние обвинения, — откликнулся Чеззе, затаскивая его себе на колени, — скоро восстановят в звании.
— А... Гра-хи?
— С ним еще процесс долгий будет, — равнодушно отозвался Чеззе. — Представляешь, мои отец с матерью приходили... поздравить с восстановлением чести.
— Звали тебя обратно в клан? — Щи-цу с тревогой заглянул ему в глаза.
— Нет, конечно, — ухмыльнулся Чеззе. — Они же тоже понимают, что это невозможно... Но эти деньги, отступные от клана, это, оказывается, их личные. Мать продала драгоценности, а отец акции... и не сказали, даже не связались ни разу за три года. Я совершенно случайно узнал.

Щи-цу зарылся мордочкой ему куда-то в шею и принялся сопеть.
— Ладно, малыш, как дела в лаборатории? — фыркнул Чеззе.
— Ты же знаешь... газовое оборудование задержали, сейчас простой, будем полировать данные...
— Ну, — лукаво улыбнулся Чеззе, — этим же и без тебя могут заняться.
— Ага, а что? У тебя есть предложение, старший?
— Да, у меня есть четыре свободных дня и гениальная идея — свалить всем кланом на Змеиные острова. Ты, вроде, мечтал об этом, а?
— Да! — обрадовался Щи-цу, — Здорово! Там же тепло сейчас... море, рыбки...
— Оооо, рыбки, — Чеззе развратно пошевелил ушами и погладил его по лобку, заставив жарко покраснеть. А потом поддержал мечтания: — И парк приключений, там не только мелочи интересно, но и взрослым.
— И Ла-миту с Ле-таном возьмем, да? — зашептал Щи-цу в лохматое рыжее ухо. То чувствительно дернулось.
— Ага, позвони им.

Щи-цу нерешительно взялся за комм, как всегда, набираясь смелости перед личным разговором, а потом встряхнулся, сделал непринужденное лицо и набрал Ла-миту. Чеззе уткнулся в планшетку, планируя путешествие.

Позже Щи-цу все вертелся и елозил около старшего, смущаясь озвучить свое предложение: "а можно сегодня я сверху?" Надо бы подобраться к этому вопросу окольными путями... Не то, чтобы Чеззе был против разнообразия, но Щи-цу до сих пор было стыдно говорить о таком.
— А что это у тебя? — спросил он вместо этого, найдя на столе листик со странными рисунками: кусочки котов, отдельно лапки, фрагменты мордочек, хвосты.
— Это бумажный домик, смотри, — отозвался Чеззе и быстро сложил из листочка домик, все коты собрались из частей, — меня их в тюрьме научили делать.
— О, — хихикнул Щи-цу, — он же на наш похож.
— Да, я о таком всегда и мечтал, — подтвердил Чеззе и ткнул в светло-рыжего котенка в самом большом окне: — А это ты.

***
Змеиные острова словно парили среди облаков и туманов, в белое от пены море низвергались величественные водопады, белые пляжи сверкали песками во внутренних бухтах...
— Никогда не думал, что увижу это наяву, — сказал Щи-цу. — Какая красота.
Тройняшки прилипли к иллюминаторам, возбужденно обмениваясь мнениями насчет грядущего рафтинга по этим крутым рекам.
— О, в нашей жизни будет все, все мечты станут явью, — отозвалась Ла-мита, гладя сиреневую гривку спящего у нее на коленях Ле-тана. — А какие не станут — те и не нужны значит были.
— Да, у нас все получится, — ответил Чеззе и слегка пнул Ле-тана: — Просыпайся, лежебока, а то не увидишь Гадючий кратер сверху, будешь потом жаловаться — что, мол, за в говнищи тебя загнали, только технику гробить... А это не говнищи, а красота.
Щи-цу ущипнул своего альфу за задницу, пока они с Ле-таном возились.
***
И у них и правда все получилось.