Великая загадка

Был полдень, но луна еще трепетала над озером.
Светин подкинул в костёр валежник, чтобы не чувствовать сентябрьский холод. Он сел  на грубо сколоченную лавку и недовольно глянул через плечо на товарищей. Геннадий Троицкий – искусствовед и модный художник - тщательно выписывал пастелью марево над заливом и оранжевую полоску дальнего леса. Второй – популярный блогер – ёжился от сырости и что-то читал в блокноте.
Валежник захрустел, и от огня во все стороны посыпались искры. Светин подумал о том, что обоих друзей, которых он пригласил в свой загородный дом, ночью одолевала бессонница,  иначе с чего бы им быть неразговорчивыми и хмурыми?
- Что же вы всё молчите, Геннадий Иванович? – обратился он к художнику. - Месяц прошёл с нашей последней встречи, а вам как будто и нечего сказать. Человек вашего ума не имеет право жить молча.
Троицкий поглядел на собеседника задумчивыми  блестящими глазами и произнёс:
- Здесь тишина.Удивительное чувство! Мы, городские, так отвыкли от плеска воды и крика чаек, что боимся  на минуту остаться наедине с природой. Уму непостижимо, в какой ужасный век мы живём! Эта гонка за успехами и рекордами, бесконечная брань в социальных сетях, межпланетные экспедиции… Как противно и суетно стало жить!
Светин любил споры и с готовностью возразил:
- Вы не правы. Человеческая мысль – вот на что не нужно жалеть времени. Во все времена на вес золота ценился хороший собеседник и друг. Я человек без странностей. Разговаривать с цветами и чайками, без сомнения,  здорово, но приятель, с которым можно выпить на брудершафт, ей-богу, во сто крат лучше!
Светин разложил походный столик и водрузил на него запотевшую бутылку вина.
- А я, как вы знаете, недавно пришёл к вере, - Троицкий говорил медленно и робко, как будто боялся спугнуть тишину, – и всё, чем я жил прежде, теперь кажется малозначительным и глупым. Ведь чем занят современный человек? Всякими пустяками. А жизнь до обидного коротка. Всего каких-то семьдесят-восемьдесят лет, чтобы познать смысл своего существования.
Светин едва сдержался, чтобы не зевнуть. Его приятель был, без сомнения, приятным и глубоким собеседником, но философия у костра казалась Светину делом неуместным.
- Отчего вы, Геннадий Иванович, даже на отдыхе не можете отвлечься от серьезных разговоров?  Поглядите, какая природа вокруг, какой вид на дальние острова! Надо радоваться жизни, петь под гитару, пить вино, а вы – смысл существования! Скучно.
- Так ведь я про то и говорю, Константин Борисович. Человек не должен растрачивать жизнь попусту на суету, насилие, изнурительный труд.  У  нас есть всё, чтобы наслаждаться жизнью: уютные города и сельские пейзажи; дома, жёны и дети; любимые друзья и просто красивые люди, которые толпами проходят мимо. Но никто не умеет быть счастливыми. Всё куда-то спешат, всё чем-то не довольны. Вот вы, например, счастливы?
Светин усмехнулся в усы. «Что за детский вопрос?» - подумалось ему.
- Вы мечтатель, дорогой мой друг. О счастье не нужно мечтать. Его нужно добывать умом и трудом.
- Да. Я идеалист,  смешной фантазёр, - согласился Троицкий, обтачивая карандаш. -  Даже духовный отец попенял мне за то, что я мечтатель. Запретил развлекать воображение красивыми благородными мыслями. Силы душевные, говорит, уходят в пустоту, когда мечтаешь, а надо реальное дело делать.
Светин засмеялся.
- И то правда! Вы безнадёжно отстали от жизни, дорогой Геннадий Иванович. Времена лириков и романтиков безвозвратно канули в Лету. Новые планеты и спутники, орбитальные станции и далёкие галактики… Везде необходимы рабочие руки и творческий ум. Кстати, отчего бы в следующие выходные не заказать туристическую поездку к кратеру Езеро? Год назад благодаря нашим соотечественникам там разбили изумительный яблоневый сад. Согласитесь, если бы все мечтали и созерцали, не  цвели бы теперь яблони на Марсе.
- Зато расцвела бы человеческая душа, - безрадостно возразил Троицкий. – Что отвлекает нас от созерцания и поиска счастья?  Какой-нибудь пошленький сериал или реклама туристического маршрута на неприглядный Уран.
«Вполне себе обеспечен и знаменит. Какое ему еще нужно счастье?» - подумал Светин, но вслух произнёс:
- Так ведь на вкус и цвет… сами знаете. Кому-то в охотку грустить под луной, а кому-то осваивать лунные недра. Нет, правда, если бы не энтузиазм первопроходцев, Луна не стала бы теперь вселенским резервуаром ракетного топлива. А как привлекателен Меркурий! Ведь это мечта любого конкистадора – ходить по неизведанной земле, попирая ногами алмазные россыпи! А на орбитальную станцию Урана, между прочим, отправилась группа молодых художников. Говорят, фотографии не передают очарования этой голубой планеты.
- Художников? На орбиту Урана? Глупо это, Константин Борисович. Скажите, разве есть во вселенной что-нибудь прекраснее, чем старушка Земля? Есть ли на Марсе или на Луне такие моря и дюны? Разве так же, как в Подмосковье, заливаются на Фобосе соловьи? Даже цветы в космосе пахнут не так, как на Земле. А уж про Уран я вообще думать не хочу. Лёд и кромешный холод… Нет, нигде во вселенной вы не встретите такой красоты, как на Земле.
- Совершенно с вами согласен, - отозвался Светин. – И всё же без дерзкого разума мы не расширили бы кругозора будущих поколений. Впереди у нас наука, наука и еще раз – наука. Вот и Роман Андреевич подтвердит, что физиков, инженеров и путешественников к далёким мирам мало не бывает. Что скажете, уважаемый блогер? Я прав?
Хрусталёв нехотя кивнул. Энергичный и полный задора, сегодня он был молчалив, чем обескуражил Светина. «Действительно в ужасное время мы живём. Даже молодые, сидя у костра, не испытывают никакого азарта и удовольствия от жизни».
- Да что с вами, друзья мои? Вот вы, Геннадий Иванович, тяготитесь беседой, а ведь обещали рассказать о своей выставке  на орбитальном комплексе Марса. И вы, Роман Андреевич, с неделю как вернулись из какого-то загадочного путешествия, о котором пока не смонтировали ни одного репортажа. Неужели вам совсем нечего рассказать?
Светин не мог скрыть разочарования. Не такими   он представлял долгожданные выходные.
Осень запаздывала, и лишь к концу сентября лес преобразился.  Светин любил осень - звон прозрачной, истончённой листвы и дух мохнатых сосен напоминали ему о далёком детстве и дачном домике, чьи окна выходили на улицу, плотно засаженную березами. На старой веранде в громоздком немодном шкафу пылились книги, которые домочадцы иногда брали в руки от скуки, но быстро возвращали  на полки. Родители небрежно хранили содержимое шкафа, и пыль собиралась на книгах плотными слоями, как будто тонкий сентябрьский иней…
Светин вздрогнул от визга чаек. Костёр по-прежнему ровно дрожал, и пламя его отражалось в воде.
- Вы спрашивали о выставке, – очнулся Троицкий и отложил карандаш. – А что сказать? Как и все предыдущие, она была обречена на успех. Но дело вовсе не в каком-то особенном моём таланте. Просто людей вдали от родных мест мучает ностальгия. Среди мёртвых пейзажей вселенной как ярко и жизнеутверждающе смотрятся статуи в Летнем саду, старая дача, самовар на летней веранде…
Светина пронзила догадка. Он вдруг понял, отчего так мучительно привязан к другу – тот так же хранил  в  душе прекрасные детские воспоминания о родительском доме, о летних чаепитиях и осенних вечерах, о чем-то волшебном и прекрасном, что сулила неведомая взрослая жизнь.
- Ну, а вы, Роман Андреевич, какие впечатления привезли из командировки? Чем удивите подписчиков? Дайте угадаю –  музей космической археологии на Луне?  Выставка марсианских самоцветов? Показ модной одежды для межпланетных путешествий?
- Я был в Подмосковье, - отозвался Хрусталёв. – В небольшом посёлке городского типа.
- Вот как! – удивился Светин. – Неужели в глухомани вы нашли нечто, чем сможете удивить миллионную аудиторию?
- Представьте, да! Я был в гостях у поэта. Что вы так на меня уставились? Я не шучу.
- А мне кажется, шутите, - Светин развёл руками от недоумения. – У нас в Подмосковье - поэт? А почему не динозавр или кроманьонец?
Троицкий тоже удивлённо вскинул брови и засмеялся.
- И вы, Роман Андреевич, молчали об этом целое утро?! – обиженно воскликнул он. - На всей матушке Земле осталось не более сотни поэтов. Легче найти алмаз в пятьсот карат, чем живого поэта! Как это вас угораздило отыскать ходячий раритет?
- Я и сам не верю своей удаче, - сказал Хрусталёв. -  Мне неслыханно повезло - ехал за город на электричке, а этот тип сел напротив. Разговорились, и меня осенило. Теперь никого не удивишь космической георазведкой или строительством воздушных городов на Венере. И кто из блогеров не записывал репортажи о галактических патрулях и межпланетных экипажах скорой помощи! Наши подписчики пресыщены новостями об освоении космоса и о бесконечных возможностях искусственного разума на Земле. Но спросите, знают ли они, что нынче в Подмосковье можно встретить рифмоплёта? Они удивятся, ведь мало кто из наших современников держал когда-нибудь в руках настоящую бумажную книгу. Рассказать людям о чудаках, которые тратят жизнь на сочинительство, - разве не гениальная идея?
- Пожалуй, я соглашусь в том, что это очень необычная и неизбитая тема, - одобрил Светин. – Есть еще на свете писаки, которые пытаются доказать искусственному интеллекту, что человеческий ум в чем-то его превосходит. Рыцари слова, всё еще мнящие себя особой кастой. Однако позвольте нам первыми узнать, каковы они – поэты двадцать второго века?  О чём пишут? Зачем? Для кого?
Светин выставил на миниатюрный столик три стакана и разлил вино. Краем глаза он недоверчиво наблюдал за Хрусталёвым, пытаясь понять, шутит или нет его приятель.
- Не могу говорить про всех ныне живущих поэтов, но о моём новом знакомом расскажу с удовольствием. Вообразите, друзья, человека преклонного возраста, в немодной шляпе и длинном пальто. Он неулыбчив и, кажется, не замечает того, что происходит вокруг. И в этом нет ничего удивительного – гуляя с собакой или стоя в очереди за сигаретами, он занят своими мыслями. Ни социальный статус, ни достаток  не интересуют поэта так, как редкая рифма или новость о таком же полоумном бумагомарателе. Не каждый поэт имеет собственный дом, чаще – съемную комнатушку, где у окна стоит стол с компьютером. На столе также имеются блокнот и авторучка, ведь вдохновение может посетить внезапно, а каждую свою мысль поэт считает архиважной и полезной для человечества.
- Я слышал, - осторожно  вмешался Светин, - черновики известных поэтов действительно продают за большие деньги на аукционах. Их покупают музейные работники и коллекционеры -  знатоки словесности. Неужели несколько строк, нацарапанные на клочке мятой бумаги, могут стоить  миллионы?
- Могут, мой друг! Человеческая мысль во все времена ценится недешево. Сейчас какой-нибудь рифмач, умеющий без искусственного интеллекта связать два слова, имеет все шансы стать звездой телешоу. А в стародавние времена на поэта были обращены взоры современников. Это был и учитель, и оракул, и судья, и мессия. Он мог обличать правителей и будоражить человеческую совесть;  в его власти находились умы лучших представителей эпох; он был и молитвенник, и голос народа, взывавший к разуму и справедливости.
- Как жаль, что в нынешние времена нам совершенно некого любить такой искренней любовью, какой раньше любили поэтов, - задумчиво заметил Троицкий. – Наши современники любят свои достижения, деньги, успех, но никто не любит вспоминать о совести и справедливости! Мне одному кажется, что раньше  люди жили более сознательно? Как полагаете, Роман Андреевич?
- Быть может. Ведь они размышляли над книгами. Мысли великих людей были их мыслями, - ответил Хрусталёв. – Тот чудак из Подмосковья, о котором я говорил, помнит времена, когда дети много читали в школе, и к восемнадцати годам многие умом походили на древних мудрецов.
Светин усилием воли подавил волнение. Он вновь мысленно очутился на старой веранде, где в тёмном шкафу поблёскивали золочёные корешки книг. Ему вдруг сильно захотелось подержать в руках какой-нибудь пыльный фолиант. Если бы он знал тогда, какие сокровища хранятся в его доме под спудом пыли!..
- Вас можно поздравить, Роман Андреевич. Отличный получится репортаж! – подытожил Троицкий. – Давайте выпьем за ваш успех! Живой поэт и блогер-интеллектуал – такое не каждый день встретишь в соцсетях!
Ледяной стакан, из которого Светин не отпил ни глотка,  запотел в ладонях. Ему вдруг захотелось тишины, но нужно было задать ещё один важный вопрос.
- А этот забавник из Подмосковья читал вам собственные стихи? – осторожно спросил Светин.
Хрусталёв вырвал из блокнота листок, испещрённый  корявым почерком, и протянул другу.
 - При мне было написано, и я подтверждаю: ни словарём рифм, ни искусственным интеллектом, ни электронным редактором этот чудак не пользовался. Вы можете себе представить, сколько времени уходит у него на сочинительство? Половину жизни поэт проводит в размышлениях и созерцании - непозволительная роскошь для обывателя!
Светин развернул листок.

Какая  нынче осень! Возжены
Тщедушные березы, словно свечи; 
Мир глохнет от  сентябрьской тишины,
Лишь всполохи мерцают на рассвете,
Да жаворонка посвисты слышны.

Какая нынче осень! Для друзей
Распахнута  широкая веранда;
Потеет самовар, и сердце радо
Поддаться искушению страстей…
И лес вокруг – как древний Колизей -

В витражном отражается  стекле…
Как мечутся, галдят как оголтело
Пичуги в раззолоченной листве!
Давайте же – пока не омертвела
Душа в миру – пригубим божоле

И станем листопаду в унисон
Стихами говорить о сокровенном!
Созвучья и бокалов лёгкий звон
В элегии сольются вожделенной…

Друзья, вино и свет неизреченный
 Неужто - сон? Всего лишь только сон…

- Что скажете, Константин Борисович? Каково?
Светин опрокинул залпом стакан.
- Я не знаток и не поклонник литературы. Не знаю, что сказать. В последние дни меня посещают странные мысли.  Мне кажется, будто я в своей жизни упустил что-то важное. Вот вы давеча спрашивали, чувствую ли я нечто, похожее на счастье, и я ведь чуть было не ответил «да».
- Кто же тогда счастлив, если не вы? – изумился Троицкий. – Неужели в этом мире есть то, чем вы не владеете?
Светин как-то странно ссутулился. Казалось, он вмиг постарел от собственных мыслей.
- Есть. Есть то, чего я был несправедливо и досадно лишён все мои сознательные годы. То, что, оказывается, делает богачом даже бедного и маленького человека.
Хрусталёв и Троицкий переглянулись. Вино ударило обоим в головы, их лица порозовели.
- Вы говорите загадками! – улыбнулся Троицкий. -Ничтожного человека делают счастливыми мечты, но ведь вы не любите мечтать.
- Мечтать я не люблю, вы правы. Мне остаётся лишь сожалеть…
Светин внезапно замолчал, не зная, стоит ли быть откровенным. Он чувствовал странную беспомощность и не хотел, чтобы друзья заметили его слабость.
- О чём может сожалеть респектабельный человек? – спросил Хрусталёв. -  О том, что в его жизни не было места поэзии?
Светин кивнул. Да, ему чертовски не хватало этого непонятного, неосязаемого счастья. Счастья, которое нельзя было купить, обменять или получить в дар; которое можно было лишь почувствовать самому – обнажённым сердцем или раненой душой.
- Я только теперь начинаю понимать, как я беден, -  Светин смахнул пьяные слёзы.  – Я нищ… Мне нужно учиться жить заново, но как? Я ничего не понимаю…
Он сделал несколько глотков из горла бутылки.
- Сразу видно – человек не умеет пить, - усмехнулся Хрусталёв. – Всего лишь стакан, и уже расчувствовались! Проводить вас до койки, Константин Борисович? Немного отдохнёте от умных разговоров.
- Нет. Я не могу… не могу терять время на сон… Я нищ и несчастен, как остальные десять миллиардов землян… Я мог стать счастливым... В далёком детстве. Где теперь библиотека отца? У меня было много книг, но я был глуп... Фатально глуп! Вам не понять...
Светин с трудом встал и, шатаясь, побрёл вдоль песчаной косы.
- Ловите за хвост птицу счастья, Роман Андреевич, - шепнул Троицкий, глядя вослед Светину. – На ваших глазах рождается еще один поэт! С минуту назад он здраво рассуждал о науке, а теперь завидует деревенскому простофиле, у которого за душой ни гроша.
- Поэт? Вы думаете? Позвольте не согласиться. Когда он протрезвеет, то  сам подивится своей минутной слабости. Со скуки не становятся поэтами.
- Откуда же они берутся?
- Всемирная электронная энциклопедия об этом умалчивает, - Хрусталев чиркнул зажигалкой. -  Откуда и зачем – никто вам  толком не расскажет. Мы знаем, как образовалась вселенная, сколько звёзд в созвездии Ориона, и как озеленить Фобос. Но никто – даже искусственный интеллект – не знает, отчего среди людей не переводятся поэты. Великая загадка, мой друг! Великая загадка…