Охотники с холмов

Автор: Джозеф А. Альтшелер. НЬЮ-ЙОРК, 1916 год публикации.
***
Автор книг "Древо Аппоматокса", "Хранители тропы", "
Лес Мечей_ и т.д.

Эпплтон-Сенчури-Крофтс, Инк.
НЬЮ-ЙОРК

1916







ПРЕДИСЛОВИЕ


"Охотники с холмов" - первый том серии, посвященной
великой борьбе Франции, Англии и их колоний за господство
в Северной Америке, кульминацией которой стало падение Квебека. Это также
в значительной степени связано с ирокезами, могущественной лигой, известной
на их родном языке как ходеносауни, в пользу которой оба
Французы и англичане предлагали высокие цены. В его трактовке темы
автор консультировался много власти, и он не осознает никакого
исторические ошибки.




СИМВОЛЫ В ФРАНКО-ИНДЕЙСКОЙ ВОЙНЕ СЕРИЯ

 Роберт Леннокс парень неизвестного происхождения
 TAYOGA молодой воин племени Онондага
 ДЭВИД УИЛЛЕТ, охотник
 РАЙМОН ЛУИ ДЕ СЕНТ. ЛЮК, блестящий французский офицер
 АГУСТ ДЕ КУРСЕЛЬ, французский офицер
 ФРАНСУА ДЕ ЖУМОНВИЛЬ, французский офицер
 ЛУИ ДЕ ГАЛИСОНЬЕР Молодой французский офицер
 ЖАН ДЕ МЕЗИ коррумпированный француз
 АРМАН ГЛАНДЕЛЕ, молодой француз
 ПЬЕР БУШЕ, хулиган и бравый человек
 ФИЛИБЕР ДРУЙЯР, французский священник
 МАРКИЗ ДЮКЕН, генерал-губернатор Канады
 МАРКИЗ ДЕ ВОДРЕЙ, генерал-губернатор Канады
 FRAN;OIS BIGOT Intendant of Canada
 МАРКИЗ ДЕ МОНКАЛЬМ, французский главнокомандующий
 ДЕ ЛЕВИ, французский генерал
 БУРЛАМАК Французский генерал
 БУГЕНВИЛЬ французский генерал
 АРМАН ДЮБУА последователь Святого Люка
 Месье ДЕ ШАТИЙЯР Старый французский сеньор
 ШАРЛЬ ЛАНГЛАД Французский партизан
 ГОЛУБКА Жена Ланглада индианка
 ТАНДАКОРА вождь оджибвеев
 ДАГАНОВЕДА молодой вождь могавков
 ХЕНДРИК старый вождь могавков
 БРЭДДОК британский генерал
 АБЕРКРОМБИ британский генерал
 ВУЛФ, британский генерал
 ПОЛКОВНИК УИЛЬЯМ ДЖОНСОН, англо-американский лидер
 МОЛЛИ БРАНТ, жена полковника У. М. Джонсона-индианка
 ДЖОЗЕФ БРАНТ, младший брат Молли Брант,
 впоследствии великий могавк
 вождь племени Тайенданегеа
 РОБЕРТ ДИНВИДДИ, вице-губернатор Вирджинии
 УИЛЬЯМ ШИРЛИ, губернатор Массачусетса
 БЕНДЖАМИН ФРАНКЛИН Знаменитый американский патриот
 ДЖЕЙМС КОЛДЕН Молодой капитан из Филадельфии
 УИЛЬЯМ УИЛТОН Молодой лейтенант из Филадельфии
 ХЬЮ КАРСОН Молодой лейтенант из Филадельфии
 ЯКОБУС ГЮИСМАН, житель Олбани
 Повар КАТЕРИНЫ Якобус Гюисман
 АЛЕКСАНДР МАКЛИН, школьный учитель Олбани
 БЕНДЖАМИН ХАРДИ, нью-йоркский торговец
 ДЖОНАТАН ПИЛЛСБЕРИ, клерк Бенджамина Харди
 АДРИАН ВАН ЗУН, нью-йоркский торговец
 РАБОТОРГОВЕЦ, безымянный бродяга
 АХИЛЛ ГАРАЙ, французский шпион
 АЛЬФРЕД ГРОСВЕНОР, молодой английский офицер
 ДЖЕЙМС КЕЙБЕЛЛ, молодой вирджинец
 УОЛТЕР СТЮАРТ, молодой вирджинец
 ЧЕРНАЯ ВИНТОВКА - знаменитый "истребитель индейцев"
 ЭЛАЙХУ СТРОНГ, полковник из Массачусетса
 АЛАН ХЕРВИ, финансист из Нью-Йорка
 СТЮАРТ УАЙТ, капитан британского шлюпа _Hawk_
 ДЖОН ЛЭТЭМ, лейтенант британского шлюпа "Ястреб"_
 ЭДВАРД ЧАРТЕРИС, молодой офицер Королевских американских войск
 ЗЕБЕДИНЫЙ КРЕЙН, юный разведчик и лесничий
 РОБЕРТ РОДЖЕРС, знаменитый капитан американских рейнджеров




Содержание


 ГЛАВА

 I. ТРОЕ ДРУЗЕЙ

 II. СЕНТ-ЛЮК

 III. ТОМАГАВК

 IV. РАЗУМНОЕ КАНОЭ

 Против ВОЖДЯ ИРОКЕЗОВ

 VI. ДВА ФРАНЦУЗА

 VII. НОВАЯ ФРАНЦИЯ

 VIII. ГОСТИ ВРАГА

 IX. В ГОСТИНИЦЕ

 X. СОБРАНИЕ

 XI. БАЛ ФАНАТИКОВ

 XII. ОХОТНИК И БРАВО

 XIII. ЛУЧНИКИ

 XIV. НА ШАМПЛЕЙНЕ

 XV. ДОЛИНА ОНОНДАГА

 XVI. ВЕЛИКОЕ ИСПЫТАНИЕ




 ГЛАВА I

 ТРИ ДРУЗЬЯ


 Каноэ с двумя мальчиками и мужчиной медленно двигалось по одному из
маленьких озёр в бескрайней северной глуши, где сейчас находится штат
из Нью-Йорка. Вода, ярко-голубая под небом такого же насыщенного
сапфирового оттенка, слегка покрывалась рябью по обе стороны носа или поднималась
в кучах сверкающих пузырьков, когда весла были подняты для нового гребка
.

Огромные массы густой листвы нежной зелени ранней весны венчали
высокие берега озера со всех сторон. Глаз нигде не находил обрыва
. Только розовый или нежно-красный цвет только что распустившегося полевого цветка
сплошное пространство изумрудных стен менялось; и за исключением
каноэ и хищная птица, несущаяся серебристой полосой за рыбой,
поверхность воды был одинокий и молчаливый.

Трое из тех, кто использовал весла были индивидуальна и не похожа, ни один из них
подшипник любое сходство с двумя другими. Мужчина сидел на корме. Он
был средних лет, очень мощно сложен, с мускулами и сухожилиями
развит до удивительной степени. Лицо его, в детстве вполне справедливо, было
были сожжены почти как коричневый как индеец по длинной выдержкой. Он
был полностью облачен в дубленой оленьей кожи, украшенный множеством маленьких разноцветных
бусы. Топор и нож были в широкий пояс на талии и
винтовка лежала у его ног.

У него было красивое и открытое лицо, и его заметили бы где угодно. Но
взгляды любопытных, несомненно, в первую очередь остановились бы на двух
молодых людях, сопровождавших его.

Один находился позади центра каноэ с правой стороны, а другой -
впереди слева. Вес трех пассажиров был сбалансирован так
хорошо, что их тонким ремеслом плавали на идеально ровном киле. Юноша у носа корабля был индейцем более благородного вида, чем те, что часто встречаются в наши дни, когда он лишился привычной обстановки, которая подходила ему, как оправа драгоценному камню.

Индеец, хотя ему и не хватало нескольких лет до полного совершеннолетия, был высоким, с
тонкими, как обычно у его сородичей, конечностями, но с широкими плечами и
глубокой грудью. Его кожа была светло-медной, с красноватым оттенком, а
лицо чудесно освещалось чёрными глазами, которые часто вспыхивали
отважным и гордым взглядом.

Молодой воин Тайога, будущий вождь клана Медведя,
народа Онондага, Лиги Ходонозауни, известной белым людям как ирокезы,
был во всём своём диком великолепии в густом лесу
одежда. Его головной убор, _gustoweh_, был результатом долгого и тщательного
труда. Это была шинная арка, изгибающаяся над головой и пересеченная
другой аркой из стороны в сторону, вся закрытая шапочкой из тонкой
сетки, скрепленной серебряной лентой. С гребня, как плюмаж римского рыцаря, свисало ожерелье из
чистых белых перьев, а сбоку от него торчало вверх и назад белое перо
необычайного размера, конец которого был вставлен в маленькую трубку,
которая вращалась на ветру, придавая его сильному и надменному лицу
ещё более величественный вид.

Верхняя часть его тела была облачена в одеяние , называемое
Hodenosaunee _gakaah_, длинная туника из оленьей кожи великолепного дубления,
спускающаяся до колен, подпоясанная на талии и искусно украшенная
с иглами дикобраза, окрашенными в красный, желтый и синий цвета и
дополненными натуральным белым.

Его гетры, называемые на его родном языке "жизеха", были застегнуты на
резинки выше колен и соединялись с мокасинами. Они тоже были из оленьей кожи.
выделанные с таким же мастерством, а также по швам и по низу,
были украшены иглами дикобраза и рядами маленьких разноцветных
бусины. Мокасины _ahtaquaoweh_ из оленьей кожи также были украшены
иглами и бисером, но широкий пояс _gagehta_, удерживающий в
туника на талии была из богатого синего бархата, украшенного тяжелой вышивкой бисером. У
ножа на поясе была серебряная рукоять, а винтовка на дне
каноэ была отделана серебром. Нигде в мире нельзя было встретить
молодого лесного воина более великолепной фигуры, манер и одежды.

Белый юноша был ровесником и ростом своего краснокожего товарища, но
был сложен немного плотнее. Его лицо загорело красным, а не коричневым,
принадлежала к типу блондинок и отличалась утонченностью, необычной для леса
. Голубые глаза были задумчивыми, а подбородок, слегка изогнутый
изящно, указывал на мягкость и чувство юмора в сочетании с
твердостью цели и большой отвагой. Его одежда была похожа по моде
на одежду мужчины постарше, но была более изысканной по качеству. Он был вооружен, как и
остальные.

"Я полагаю, мы единственные люди на озере", - сказал охотник и
разведчик Дэвид Уиллет, - "и я рад этому, ребята. Сейчас не то время, просто
когда пришла весна и леса такие прекрасные, чтобы в них стреляли
Гурон воинов и их, как вниз из Канады".

"Я не хочу, чтобы их направить на меня свои пули весной или любой другой
время", - сказал Белый парень, Роберт Леннокс. "Гуронов не хорошие стрелки,
но если бы они продолжили обстрел, они бы, скорее всего, попал, наконец. Я не
хотя думаю, что мы найдем их здесь. Что скажешь,
Тайога?

Юноша-индеец бросил быстрый взгляд на зеленую стену леса,
и ответил на чистом онондага, который поняли и Леннокс, и Уиллет:

"Я думаю, они не придут. В лесах на высоких берегах ничего не шевелится.
Однако Ононтио (генерал-губернатор Канады) послал бы гуронов и
другие народы, союзные французам, против людей Корлиара
(губернатора провинции Нью-Йорк). Но они боятся
Ходонозауни.

«Что ж, они могут это сделать!» — сказал Уиллет. «Ирокезы
остановили не одно нападение французов. Не одно маленькое поселение
процветало в тени Длинного Дома».

Молодой воин улыбнулся и слегка приподнял голову. Никто не гордился своим происхождением и расой так, как онондага или могавк. Родина
Ходонозауни находилась в Нью-Йорке, но их охотничьи угодья и настоящие владения,
территория, над которой они были лордами, простиралась от Гудзона до Огайо и
от Святого Лаврентия до Камберленда и Теннесси, где
начиналась земля чероки. Никогда не существовало более истинных королей леса,
и на протяжении поколений их воинственный дух питался этим фактом.

- Это правда, - серьезно сказал Тайога, - но на севере собирается тень.
Дети Корлеара хотят пахать землю и выращивать кукурузу, но
сыновья Ононтио уходят в лес и становятся охотниками и воинами вместе с
гуронами. Человеку в лесу легко подстрелить человека в поле.
"

"Ты хорошо выразился, Тайога", - воскликнул Уиллет. "Это ядро в
орехе. Англичане оседают на земле, но французы предпочитают дикую природу
они предпочитают быть бродягами. Когда дело доходит до борьбы, это ставит наш
народ в крайне невыгодное положение. Я знаю, что в Квебеке заваривается какой-то злой бульон
, но никто из нас не может точно сказать, когда он выкипит
.

"Ты когда-нибудь бывал в Квебеке, Дейв?" - спросил Роберт.

- Дважды. Это крепость на скале высоко над рекой Святого Лаврентия, и это
резиденция французского могущества в Северной Америке. Мы, англичане, в этом
страна правило себя в основном, но французы в Канаде пока нет
много говорить. Это чиновники, присланные из Франции, которые регулируют, как они
пожалуйста".

"И ты веришь, что они нападут на нас, Дэйв?"

"Когда они будут готовы, да, но они намерены выбрать время и место. Я
думаю, что они отправляли боевые пояса племенам на севере, но я
не могу это доказать."

"Французы во Франции - храбрая и галантная раса, Дэйв, и они
здесь тоже храбры и галантны, но я думаю, что они часто более жестоки, чем мы
".

Дэвиду Уиллету пришло в голову сказать, что это произошло потому, что французы
они с большей готовностью, чем англичане, приспособились к обычаям индейцев
, но уважение к чувствам Тайоги удержало его. У
рейнджера дикой природы была врожденная деликатность, и для него Тайога всегда был
лесным аристократом.

- Ты часто говорил мне, Дэйв, - сказал Леннокс, - что во мне течет французская кровь.
во мне.

"Есть свидетельства, указывающие на это, - сказал Уиллет, - и когда я был в
Квебеке, я видел нескольких мужчин из Северной Франции. Я полагаю, что большинство из нас
думают о французах как о низкорослых и темноволосых, но эти были высокими и светловолосыми.
У некоторых из них были голубые глаза и светлые волосы, и они заставили меня подумать о
мало от тебя, Роберт.

Юный Леннокс вздохнул и стал очень задумчивым. Тайна его происхождения
временами озадачивала и печалила его. Это была потеря не
известно, отцом или матерью, и на его добрых и лучших друзей, чтобы быть
крови не свое. Моменты депрессии, однако, были краткими,
поскольку он обладал величайшим из всех даров богов - жизнерадостным и
полным надежд темпераментом.

Все трое принялись грести с новой силой. Gasna Gaowo, каноэ в
которым они сидели, был благородный пример Онондага искусства. Речь шла о
шестнадцати футов в длину и была сделана из коры красного вяза, обод,
однако, будучи белой золы, тщательно сшитые на кору. Ребра
также были из белого ясеня, прочные и гибкие, и крепились с каждого конца
под ободом. Нос, где сходились концы коры, был
довольно острым, а каноэ, хотя и очень легкое и, по-видимому, хрупкое, было
чрезвычайно прочным, способным выдержать вес более тысячи килограммов.
фунтов стерлингов. Индейцы превосходили все другие народы в искусстве, пригодные для применения в
страна, где много озер и рек, и они щедро готовы труда при их
каноэ, часто украшая их с большой красотой и вкусом.

"Мы сейчас в стране могавков, не так ли, Тайога?" - спросил
Леннокс.

"Ганеагаоно, Хранители Восточных Ворот, правят здесь", - ответил
молодой воин, - "но гуроны оспаривают их притязания".

"Я слышал, что могавки и гуроны, которые сейчас сражаются друг с другом,
когда-то были одной крови".

"Это так. Старики были из тех, кто были стариками, когда они
были мальчики. Могавки в далекие-далекие времена были кланом ванедотов,
называемым на вашем языке гуронами, и жили там, где сейчас живут французы.
Они построили свою столицу Квебек. Оттуда их власть распространилась, и, став великим народом, они отделились от племени вандотов. Но на них нападали многие враги, и они двинулись на юг, где присоединились к племени онондага и онейда, и со временем образовался союз ходонозауни. Но это было очень, очень давно, восемь или десять поколений назад, как говорят белые люди.

— Но это интересно, очень интересно, — задумчиво сказал Роберт. — Я
считаю, что красные и белые расы не сильно отличаются друг от друга. Перемены и
движение всегда происходили у них так же, как и у нас.
Расы исчезают, и появляются новые.

- Это так, Леннокс, - серьезно сказал Тайога, - но Лига
Ходеносауни - избранная Маниту. Мы, онундагаоно, на вашем языке
Онондаги, Хранители Совета, Клейма и Вампумов,
знаем это. Силу Длинного Дома невозможно сломить. Онундагаоно,
Ганеогаоно, Нундаваоно (Сенека), Гвеугвехоно (Каюга), Онайотекаоно
(Онейдас) и новая нация, которую мы сделали нашими братьями, Дусгаовехоно
(Тускарорас), будут защищать ее вечно ".

Роберт взглянул на него. Ноздри Тайоги раздувались, когда он говорил, подбородок
снова был брошен, и его глаза загорелись с выражением безмерной
гордость. Белая молодежь поняла красной молодежи. Лес может быть так истинно
королевство в городах и областях, и в пределах его горизонта
Тайога, будущий вождь клана Медведя, нации Онондага,
Лиги Ходеносони, был такой же чистокровной особы, как и
любой правитель на его троне. Он, его отец и отец его отца
до него и другие до них слышали, как старики и женщины
воспевали доблесть и непобедимость ходеносони, и о том, что
Великая Лига, Онондаги, Хранители Вампума, Флага и Огня Совета, были, по мнению Тайоги, превыше всего, его сердцем и душой.

 Роберт и сам гордился своей расой — в то время считалось, что древнее происхождение имеет большое значение, — и он был уверен, что в его жилах течёт благородная кровь, но, несмотря на то, что он был белым, он не чувствовал превосходства над Тайогой. Вместо этого он оказал ему уважение, которого тот заслуживал,
потому что, будучи рождённым в великой расе, он был равен ей. Он
также понимал, почему Ходонозауни казались ему неизменными и вечными
его народ, как когда-то древний Рим, казался римлянам непоколебимым и вечным
и, понимая это, он сохранял спокойствие.

Озеро, узкое и длинное, сейчас сузился до ширины сорок или пятьдесят
дворы и резко загибается к востоку. Они притормозили с привычным
осторожность, пока они не могли видеть то, что лежало перед ними. Роберт и
Тайога налегли на весла, и Уиллет направил каноэ за поворот.
Пресный участок воды тоже был мирным, его не тревожили корабли любого врага.
по обе стороны тянулись те же высокие берега, покрытые сплошной зеленью
вперед. Над скалами поднялась далеких вершин и хребтов
высокие горы. Все было величественным и роскошным дальше
сравнение. Роберт и Тайога, чьи весла все еще были бездействующими, вдохнули это.
и почувствовали, что Маниту, который такой же, как Бог, щедро поработал над
этот регион делает его привлекательным для глаз всех мужчин на все времена.

- Как далеко впереди бухта, Тайога? - спросил Уиллет.

- Примерно в миле, - ответил онондага.

- Тогда нам лучше зайти туда и поискать дичь. У нас есть отличная оленина.
"Маленькая".

"Это так", - сказал Тайога, используя свои любимые слова одобрения. Ни он, ни
Роберт снова взялся за весло, оставив работу на оставшуюся часть пути
охотнику, который полностью справился с задачей. Его мощные руки прокатилась
широкое лезвие через воду, и челн рванулся вперед на
новыми темпами. Долгая практика и обучение у него настолько искусны в
задача, что его дыхание не был оживлен нагрузки. Это был
приятно Роберт смотреть легкость и сила, с которой он так и сделал
много.

Озеро расширялось по мере их продвижения, и из-за изменения цвета
неба вода здесь казалась скорее серебристой, чем голубой. Стая диких
утки плавали недалеко от края, и он увидел двух парящих гагар, но никого другого не было
. Тишина, красота и величие были повсюду, и он был
доволен тем, что шел дальше, не говоря ни слова, проникнутый духом дикой природы
.

Через некоторое время показалась бухта, сначала простая щель, которую мог увидеть только настороженный глаз
, а затем узкое отверстие, через которое в озеро впадал небольшой ручей
. Уиллет быстрыми и умелыми ударами
весла повернул каноэ в русло и продвинулся на некоторое расстояние вверх по течению
, пока не остановился в том месте, где оно расширялось, превращаясь в пространство, похожее на
пруд, частично покрытый водяными лилиями и окаймленный высоким тростником.
За тростником виднелись пологие берега, покрытые густой зеленой листвой.
Это было идеальное скрытое, и тысячи таких, как он в
замечательный глуши Северного леса.

"Ты найдешь это хорошее место, не так ли, Tayoga?" сказала Виллет, с
определенное благоговение.

— «Это нам подходит», — ответил молодой Онондага своим размеренным голосом.
"Сегодня здесь не было ни одного человека, ни индейца, ни белого. Лилии не тронуты. Ни один тростник не согнулся. Утки, которые ещё не видели нас
спокойно плавать вдоль ручья, а дальше олень пьет на
его край. Я слышу, как он плещется в воде".

"Это было бы замечательно, Tayoga", - сказал Уиллет с восхищением. - Я бы не заметил этого.
Но раз уж ты заговорил об этом, я тоже слышу оленя.
Теперь он ушел. Может быть, он услышал нас.

"Похоже на то, что нет", - сказал Роберт, "и он был бы хорошей добычей, но он
поднял тревогу, и он в безопасности. Нам придется поискать что-нибудь еще.
Прямо там, справа, ты видишь просвет в листве, Дэйв,
и это наше место для посадки.

Уиллет направил каноэ по открытой воде между высокими тростниками,
затем замедлил его ход веслом, и нос мягко коснулся берега.

Все трое вышли и с большой осторожностью вытащили каноэ на берег,
чтобы оно могло высохнуть. Берег в этом месте был не крутым, и
присутствие оленей у кромки воды выше по течению указывало на то, что там склон
был ещё более пологим.

«Похоже, это подходящее место для охоты, — сказал Уиллет. — Пока олень
учуял нас и ушёл, в лесу, должно быть, есть ещё олени. Может быть,
их там полно, потому что это сомнительная территория, а воины и
белых людей тоже мало.

- Но красные разведчики с севера могут быть за границей, - сказал Роберт, - и это
было бы неразумно использовать наши винтовки. Мы не хотим столкновения с гуронами или
Тиононтати.

"Тиононтати ушли на запад несколько лет назад, - сказал Тайога, - и
лишь немногие из их воинов остались со своими родственниками, гуронами".

"Но этих немногих было бы слишком много, окажись они поблизости. Мы не должны
использовать наши винтовки. Вместо этого мы должны прибегнуть к твоему луку и стрелам,
Тайога ".

"Возможно, _waano_ (лук) будет служить нам", - сказал молодой вождь, с
его уверенная улыбка.

"В таком случае, тогда," сказал Виллет, "я останусь здесь, и разум в
каноэ, в то время как пара вы, мальчики, идите и найдите оленя. Ты моложе
, чем я, и я готов поручить тебе эту работу.

Белые зубы Тайоги сверкнули в широкой улыбке.

"Стареет ли наш друг, Большая Медведица, который называет себя Уиллетом?"
спросил он.

"Это ненадолго, Тайога", - энергично ответил Уиллет. "Я не
хвастун, я надеюсь, но вы ирокезы не зови меня большой медведь ни за что.
Мои мышцы крепки как никогда, и мой ветер, как хорошо. Я могу еще лифт
и на моих плечах, чем любой другой человек во всем этом
пустыне".

"Я шутил, но с Большой Медведицы", - сказал Tayoga, улыбаясь. "Разве я не видел
прошлой зимой, каким быстрым он мог быть, когда меня собирались разрубить на куски
под острыми копытами раненого и разъяренного лося, и он бросился в
и убил животное своим длинным ножом?

"Не говори об этом, Тайога. Это было просто небольшое дело между
друзьями. Ты бы сделал для меня то же самое, если бы представился шанс".

"Но ты уже сделал это, Большая Медведица".

Уиллет сказал еще что-то в осуждение и, взяв каноэ, поставил
она в лучшем месте. Для него ее вес ничего не значил, и Роберт с восхищением заметил
игру огромных рук и плеч. Увиденный сейчас на
суше, стоящий во весь рост Уиллет был гигантом,
идеально сложенный, титаническая фигура, созданная природой для того, чтобы справляться с
трудностями и опасностями дикой природы.

"Я думаю сильнее, чем когда-либо, что это хорошая страна оленей", - сказал он
. "Похоже, что так оно и есть, поскольку они могут найти здесь еду, которая им нравится
и белый человек уже давно не расставлял ее по местам
или рыжая. Тайога, вам с Робертом не составит труда найти дичь,
которую мы хотим.

"Я думаю, как Великий Медведь, что нам не придётся далеко ходить за оленями,"
сказал онондага, "и я оставлю свою винтовку тебе, а сам возьму лук и стрелы."

— Я оставлю тебе твою винтовку, Тайога, и если бы мне больше нечем было заняться, я бы пошёл с вами двумя парнями и посмотрел, как ты стреляешь из лука. Я знаю, что ты настоящий мастер.

Тайога ничего не ответил, хотя втайне был доволен комплиментом, и достал из каноэ длинный тонкий свёрток, завёрнутый в
тщательно завернутый в белую выделанную оленью шкуру, которую он развернул, показав
лук, _ваано_.

 Лук молодого Онондаги, как и все, что он носил или использовал, был
прекрасно сделан, длиной в четыре фута, из такого прочного дерева, что согнуть его мог только человек
огромной силы и такого же мастерства. Он быстро и резко изогнул его и натянул тетиву. Там он
проверил струну быстрым движением руки, и она издала звук, похожий на скрипичный, и, казалось, он остался доволен.

Он также взял из каноэ колчан, _гадаша_, сделанный из
тщательно выделанная оленья шкура, искусно украшенная окрашенными
иголками дикобраза. Она была два фута в длину и вмещала
двадцать пять стрел, _гано_.

 Стрелы были три фута в длину, с наконечниками из оленьего рога, и на каждой было по два пера, закрученных вокруг древка. Они, как и лук с колчаном, были прекрасными образцами ручной работы и могли бы составить конкуренцию тем, что использовались великими английскими лучниками Средневековья.

Тайога осмотрел острые наконечники стрел и, перекинув колчан через левое плечо, закрепил его на спине, зафиксировав нижний конец
на поясе у него были сухожилия оленя, а в верхней части - такой же шнурок
, который он носил на шее, а затем под левой
рукой. Таким образом, концы стрел удобно ложились в его правую руку, и
одним широким круговым движением он мог вытащить их из колчана и
наложить на тетиву.

Ирокезы уже давно научились пользоваться ружье и мушкет, но
на праздник они по-прежнему полагались на лук, с которым они победили
их королевство, лучшие горные просторы и леса, озера и
река, когда-либо правивших над человеком. Тайога, когда он натягивал свой лук и вешал
он затрепетал, почувствовал сильное волнение, дух его предков, как он бы
назвал это, снизошел на него. _Waano_ и он подходили друг другу, и
какое-то время он дорожил этим больше, чем своей винтовкой, оружием, которое
белый человек принес из другого мира. Ощущение дерева в его руке
вызвало у него видения бескрайней зеленой пустыни, по которой индеец
бродил в одиночку и не знал себе равных.

"О чем ты мечтаешь, Тайога?" - спросил Роберт, которому тоже снились сны.
Сны.

Онондага встряхнулся и негромко рассмеялся.

"Ни о чем", - ответил он. "Нет, это было неправильно. Мне снился
оленя, которого мы скоро найдем. Пойдем, Леннокс, поищем его.

- А пока вы будете его искать, - сказал Уиллет, - я разведу костер.
на нем мы приготовим лучшие части мяса.

Тайога и Роберт вместе отправились в лес, белый юноша взял с собой
свою винтовку, которой, однако, он не собирался пользоваться. Это была
просто мера предосторожности, поскольку гуроны, абенаки, каунаваги и другие
племена на севере начали шевелиться и роптать под влиянием французов
. И по этой причине, а потому, что они не желают сигнализации
возможные игра, обе пошли по тихому ноги.

Других людей там не было, но лес был полон
обитателей, и сотни глаз следили за краснокожим юношей с луком
и белым юношей с ружьем, когда они проходили между деревьями.
Кролики смотрели на них маленькими красными глазками. Ондатра на берегу ручья
мгновение смотрела, а затем нырнула и исчезла из виду. Бурундук навострил уши
прислушался и юркнул прочь.

Но большая часть населения леса была на деревьях. Белки
щебеча от злости на захватчиков или с любопытством к ним, бегали
по ветвям, их пушистые хвосты изгибались за спиной. Огромный
Дикий кот, свернувшийся клубком на развилке, раздулся от гнева, его глаза покраснели, а острые когти выдвинулись вперёд, когда он посмотрел на двух существ, которых инстинктивно ненавидел и которых боялся ещё больше. Листья кишели птицами: малиновками, крапивниками, козодоями и всем пернатым племенем, которое непрестанно щебетало и трещало, в то время как далёкий дятел зловеще стучал по стволу старого дуба. Они тоже видели проходящих мимо юношей, но, поскольку никто не поднял руки, чтобы причинить им вред, они пели, по-своему, работая и играя.

 Тайога, чьи предки жили в дикой природе, был под сильным влиянием окружающей среды.
неизвестные возрастов в лесу. Ветер с севера, как он шуршал
листья наполнил его сильные легкие, и сделал большой скачок импульсов. Лук
в руках встроенные в ладони, словно нож в ножнах. Он слышал
животные и птицы, и звуки были те, к которым его
предки слушали тысячи лет и больше. В очередной раз он был
горжусь своим наследием. Он был Тайога, будущий вождь Клана
Медведя, нации Онондага, Лиги Ходеносауни, и он
не поменялся бы местами ни с одним человеком, о котором он слышал во всем мире
.

Лес был другом Тайоги, и он это знал. Он мог назвать все деревья: вяз, клён, ель, кедр и другие. Он знал свойства их древесины и коры и то, для чего каждое из них лучше всего подходит. Особенно он выделял большие клены, так дорогие ирокезам, из которых они добывали сок и делали сахар, а также посвящали им один из своих самых священных праздников и танцев. Он также обратил внимание на деревья, из которых делали лучшие
луки и стрелы, а также на красные вязы и орегонские гикориевые деревья,
кора, из которой ирокезы делали каноэ.

Когда Тайога проходил через лес, это было не просто путешествие, это было
также инспекция. С самого детства его, гаосеха, приучали
всегда наблюдать за всем, что попадалось на глаза человеку, и теперь он не только
осматривал деревья, но также ручьи, небольшие овраги и
череда холмов и вершины гор, которые возвышались высоко,
за много миль отсюда. Если бы он когда-нибудь вернулся туда, то узнал бы землю и
все следы на ней.

Его пытливый взгляд вскоре остановился на тонких следах копыт,
и, привлекая внимание Роберта, они оба осмотрели их со всей тщательностью,
необходимой для их цели.

"Свежие," — сказал Тайога, — "не больше часа назад."

"Меньше," — сказал Роберт. "Олень не может быть далеко."

"Он близко, потому что ничто не заставило бы его бежать. Вот следы,
образующие почти полукруг. «Он кормится и не торопится».

 «За ним интересно охотиться. Ветер дует в нашу сторону, и он не может нас заметить, если только не увидит или не услышит».

 «Ононде было бы стыдно, если бы олень услышал, как он приближается».

— Тебе не грозит стыд, Тайога. Раз уж ты охотник, иди впереди, а я за тобой.

Онондега проскользнул сквозь подлесок, и Роберт, тоже умелый молодой охотник, последовал за ним так осторожно и легко, что не хрустнула ни одна ветка и не зашуршал ни один лист. Тайога всегда шёл по следам. Олень пощипывал нежные молодые побеги, но долго не задерживался на одном месте. Лес был для него таким изобильным садом, что, будучи привередливым, как эстет, он требовал самой изысканной пищи, чтобы удовлетворить свой вкус.

Через несколько минут Тайога внезапно остановился и поднял руку. Роберт,
после его взглядом, увидел оленя около ста ярдов, великолепный
парень с головой поднятой, а не в тревоге, но прижаться к ее нежной молодой
листья.

- Я пойду направо, - прошептал молодой воин, - а ты, мой
друг, останешься здесь?

Роберт кивнул, и Тайога бесшумно скользнул между кустами, чтобы занять
более близкую и удобную позицию для прицеливания. Индеец восхитился оленем, который,
как и он сам, вписался в лес. Он не стал бы охотиться за ним из - за
ни из спортивного интереса, ни в любое другое время он не застрелил бы его, но нужна была еда.
и Маниту послал оленя с этой целью. Он был не из тех, кто противится
воле Маниту.

Величайший лучник в северной глуши присел в чаще,
и, протянув правую руку через левое плечо, вытащил стрелу,
которую он быстро наложил на тетиву. Это была совершенная стрела, сделанная
самим молодым вождем, и два оперения были изогнуты правильным образом
для обеспечения максимальной скорости и точности. Он прикрепил его
к тетиве и отвел лук далеко назад, почти к голове
шафт. Теперь он был единственным охотником, и дух охотничьих предков
на протяжении многих поколений вливался в него. Его взгляд проследил за линией
приближающегося полета, и он выбрал точное место на гладком теле, под
которым находилось большое сердце.

Олень, задрав голову, все еще тянул нежную верхушку
куста, и обманчивый ветер, который дул от него в сторону Тайоги, не принес
никакого предупреждения. Ни щебечущая белка на дереве, ни поющая птица на ветке прямо над его головой не подсказали ему, что охотник
рядом. Тайёга снова посмотрел на выбранное место на
блестящее тело оленя, и с внезапным и мощным сокращением
мускулы, согнув лук еще немного, выпустили древко.

Стрела со свистом пронеслась в воздухе, быстрая и смертоносная, как стальной дротик
и вонзилась в сердце оленя, который, подпрыгнув,
упал, минуту или две конвульсивно корчился и умер. Молодой Онондага
с минуту с удовлетворением рассматривал свою работу, а затем пошел вперед,
за ним последовал его белый товарищ.

"Одной стрелкой было достаточно, Tayoga", - сказал Роберт, - "а я знал, прежде чем вы
выстрел, другой не будет нужен".

"Расстояние было небольшим", - скромно сказал Тайога. "Я был бы
плохим стрелком, если бы промахнулся".

Он с большим усилием вытащил свою стрелу из тела оленя, тщательно вытер
ее о траву и вернул в гадашу_, колчан.
Изготовление стрел требовало времени и труда, но в отличие от пороха и
пули в ружье, их можно было использовать часто, и, следовательно, временами лук
имел свое преимущество.

Затем они быстро и умело разделали тушу своими большими охотничьими
ножами, сняв шкуру и отделив все самые вкусные части оленя, и
прежде чем они закончили, они услышали топот легких ног в лесу
время от времени сопровождаемый злобным воем.

"Волки приходят рано", - сказал Тайога.

- И они очень голодны, - сказал Роберт, - иначе они не дали бы нам знать так быстро.
что они в зарослях.

"Среди моего народа иногда говорят, что душа злого человека
превратилась в волка", - сказал Тайога, не прекращая своей работы, его
сверкающий клинок мелькал взад и вперед. "Тогда волк сможет понять
что мы говорим, хотя сам он может и не говорить".

"А предположим, мы убьем такого волка, Тайога, что станет с порочной
душой?"

- Он сразу же вселяется в тело другого волка и переходит от волка к волку
, обреченный вечно жить в этом грязном доме. Такое
наказание предназначено только для самых мерзких, а их немного. Это всего лишь
сотый среди нечестивцев, кто страдает таким образом ".

Остальные девяносто девять отправляются после смерти в _анегоатегех_, страну
вечной тьмы, где они страдают пропорционально совершенным ими преступлениям.
совершено на земле, но _Hawenneyu_, Божественное Существо, сжалилось над ними
и дало им еще один шанс. Когда они будут страдать достаточно долго
в _Hanegoategeh_, чтобы очиститься, он призывает их к себе и заглядывает в
их души. Ничто не может быть скрыто от него. Он видит злую мысль,
Леннокс, как ты или я увидели бы лист на воде, и тогда он судит.
И он милосерден. Он не осуждает и отправить на вечную пытку,
потому, что зло еще может остаться в душе, но если хорошее перевешивает
Плохой хороший преимущественную силу имеет и страдает душа отправляется
_Hawenneyugeh_, дом праведных, где они больше не страдают. Но если
плохое по-прежнему перевешивает хорошее, то его шанс упущен, и его отправляют
в _анишаоноге_, обитель нечестивых, где они обречены на
вечные пытки".

"Разумная религия, Тайога. Ваше _Hanegoategeh_ похоже на
чистилище, в которое верит католическая церковь. Ваш Бог, как и наш,
милосерден, и чем больше я узнаю о вашей религии, тем больше она
кажется похожей на нашу ".

"Я думаю, ваш Бог и наш Маниту - одно и то же, Леннокс, мы просто видим его
через разные очки, но наша религия стара, стара, очень стара,
возможно, старше вашей".

Хотя Тайога не повысил голоса и не изменил интонации , Роберт
знал, что он говорил с большой гордостью. Молодой Онондага не верил, что
его религия похожа на религию белого человека, но что религия белого человека
похожа на его. Однако Роберт уважал его и, зная причины
его гордости, не сказал ничего противоречащего.

"Ныть волк голодный", - сказал Tayoga, "и с душой
воин может обитать в его теле я буду его кормить".

Он взял выброшенный кусок оленя и зашвырнул его далеко в кусты.
Сразу же раздалось страшное рычание и шум борьбы.

- Может, в нем и живет волк со злой душой, - сказал Роберт, - но
— И всё же ему приходится драться с другими волками за мясо, которое ты бросил.

 — Это часть его судьбы, — серьёзно сказал Тайога. — Видя и думая как человек, он всё равно должен кусаться и царапаться с животными, чтобы добыть себе еду. Теперь я думаю, что у нас есть все олени, которых мы хотели.

Поскольку они не могли взять его с собой для просушки, они разрезали шкуру
пополам, и каждый завернул в свой кусок значительную часть тела, чтобы
донести её до каноэ. Оба были брезгливы и не хотели испачкать
свою одежду, поэтому, выполнив свою задачу, они тщательно вымыли
руки и ножи на краю ручья. Затем они подняли
бремя скулеж и рычание в кустах резко возросла.

"Они видят, что мы идем", - сказал Tayoga. "Волк даже без
душа воина в нем много знает. Она мудрейшей из всех животных,
если лиса будет равных. Глупый медведь и безумная пантера сражаются
в одиночку, но волк, который слишком мал, чтобы противостоять им обоим, объединяется со своими
братьями в лигу, даже как Ходеносауни, и вместе они
уничтожьте оленей и лосей, и на землях Огайо они осмелятся
атаковать и убить могучего быка-буйвола.

- Они знают силу союза, Тайога, и прямо сейчас они тоже знают
что они в безопасности от нашего оружия. Я уже вижу, как они суют свои носы
в нетерпении из-за кустов. Они так голодны и так
уверены в себе, что вряд ли станут ждать, пока мы уйдем ".

Как они проходили с их ношу в кусты на дальней стороне
маленькие открытия они услышали прилив легкие ноги, и сердито рычал.
Оглянувшись, Роберт увидел, что туша оленя уже была
покрыта голодными волками, каждый дрался за свою порцию, и он
он знал, что это путь в лес.




Глава II

Святой Лукас


Уиллет радостно приветствовал их, когда они вернулись.

"Держу пари, что была выпущена только одна стрела," — сказал он, улыбаясь.

"Только одна," — ответил Роберт. "Она попала оленю в сердце, и он не сдвинулся с места."

"И Большой Медведь приготовил костер", - сказал Тайога. "Я вдыхаю дым".
"Я дышу дымом".

"Я знал, что вы это заметите, - сказал Уиллет, - хотя это совсем немного"
огонь еще не разожжен, и я развел его в углублении".

Сухие палки горели в углублении, окруженном большими деревьями, и
они разожгли костёр, чтобы дым не был таким заметным. Затем
они поджарили сочные оленинные стейки и сытно поели, хотя и без особого энтузиазма. Роберт получил хорошее образование в Форт-Ориндже, который теперь называли Олбани, а Тайога и охотник были одинаково привередливы.

  «Олень — друг и краснокожего, и белого», — с одобрением сказал Уиллет. «В лесу он кормит и одевает нас, а потом его
рог украшает стрелу, которой ты его убиваешь, Тайога».

«Так повелел Маниту», — серьёзно сказал юный онондага.
- Оленя нам дали, чтобы мы могли выжить.

- А раз так, - сказал Уиллет, - мы приготовим все, что вы с Робертом
привезли, и возьмем с собой в каноэ. Поскольку мы продолжаем идти дальше
придет время, когда у нас не будет возможности поохотиться.

Костер превратился в большую кучу углей, и задача была несложной.
Это все было приготовлено и в них спрятал завернутый в два
кусочки кожи. Затем Виллет и Tayoga решили изучить страны
вместе, оставив Роберта на страже рядом с каноэ.

Роберт не возражал против того, чтобы остаться. Хотя обстоятельства сложились
это сделало его человеком действия, он также был созерцательным по натуре. Некоторые
люди думают с усилием, у других мысли текут потоком, и сейчас
когда он сидел спиной к дереву, многое из того, что он думал и слышал
прошло перед ним, как движущаяся панорама, и в этом меняющемся поясе
появились цветные индейцы, французы, колонисты и англичане.

Он знал, что стоит на пороге великих событий. Глубоко чувствительный к
впечатлениям, он чувствовал, что кризис в Северной Америке близок. Англия
и Франция еще не были в состоянии войны, и поэтому британские колонии и
Французские колонии тоже сохраняли мир, но каждый ветерок, дувший от
одной к другой, нес угрозу. Признаки были безошибочны, но
видеть их не обязательно. Это чувствовалось при каждом вдохе. Он знал,
также, что вокруг него уже плелись интриги и что
Ирокезы были важной пешкой в игре. Британцы и французы
уже играли в пользу могущественного Ходеносони, и Роберт
понимал даже лучше, чем многие из власть имущих, что, поскольку
Ходеносауни ушел, значит, могла пойти война. Было ясно, что индейцы
острова Святого Лаврентия и Севера будут на стороне французов, но он был
уверен, что индейцы Длинного Дома не откажутся от своего
древнего союза с британскими колониями.

Два часа прошло, и Уиллетт и Tayoga уже не вернуть, но он не
ожидается них. Он знал, что, когда они решив отправиться на разведку, они бы сделали всё как следует, и он терпеливо ждал, сидя рядом с каноэ с ружьём на коленях. Перед ним с приятным журчанием текла река, и сквозь деревья он видел озеро, не тронутое ветром.

 Отдых был таким успокаивающим, а его мышцы и нервы так расслабились, что ему захотелось закрыть глаза и уснуть, но его разбудил звук шагов. Он был настолько далёким, что его услышал бы только тот, кто привык
жить в лесу, но он знал, что это был
приближался человек, и этот человек не был ни Уиллетом, ни Тайогой.

Он приложил ухо к земле и услышал трех человек вместо одного, а затем
он поднялся, взводя курок винтовки. В те суровые дни в великой пустыне
незнакомец считался врагом, пока не было доказано обратное, и
парень был начеку во всех отношениях. Вскоре он увидел их, три фигуры
, идущие цепочкой индейцев, и его сердце подпрыгнуло, потому что предводитель
явно был французом.

На нём была форма Королевского батальона Руссильона, белая с
синим, а шляпа была чёрной и трёхугольной, но лицо и манеры были
настолько безошибочно французский, что Роберт не подумал о своей униформе, которая
была опрятной до такой степени, что ее нельзя было ожидать в лесу. Он держал себя
в небрежно-вызывающей манере, свойственной французским кадетам
и младшим сыновьям благородных семей Северной Америки того времени, что было
акцентом французского языка дома и, в некоторой степени, продолжением
дух, который Ришелье частично проверил. Даже в лесу он носил на поясе
изящную рапиру, и сейчас его рука покоилась на ее золотой
рукояти.

Ему было около тридцати лет, высокий, стройный, со светлыми волосами
и голубые глаза, которые так часто можно увидеть в Северной Франции, говорящие, возможно, о
нормандской крови. Его взгляд был явно легким, но Роберт почувствовал, когда он
остановился на нем, что он острый, пронизывающий и его трудно вынести.
Тем не менее он встретил это, не опуская взгляда. Мужчина позади
лидера был смуглым, невысоким, плотным канадцем средних лет, одетым
в оленью шкуру и вооруженным винтовкой, топориком и ножом. Третьим человеком был
индеец, одна из самых необычных фигур, которых Роберт когда-либо
видел. Он был высокого роста и крепкого телосложения, с широкими плечами и грудью
Его огромное тело, покрытое узлами мускулов, было открыто взглядам, так как он был обнажён по пояс. Вся верхняя часть его тела была расписана странными и отвратительными узорами, которые Роберт не узнал, хотя и был знаком с обычаями всех племён в районах Нью-Йорка и Святого Лаврентия. Его скулы были необычайно высокими даже для индейца, а взгляд был тяжёлым, проницательным и вызывающим. Роберт решил, что он
принадлежал к какому-то западному племени, что он был потаватоми, оджибвеем
или чиппева или, возможно, происходил из далёкой расы сиу.

Он осознавал, что все три представленных прочность, каждый в
по-другому, и он чувствовал на себе пристальный взгляд трех пар глаз отдыхает на
ему в порядке, которые содержали либо тайной или открытой вражде. Но он
смело встретил их, сам по себе галантный и дерзкий молодой человек, наделенный инстинктом
смелости и интеллектуальных качеств, которые превосходят саму смелость
. Француз, стоявший перед ним, сразу узнал мыслителя.

"Желаю вам доброго дня", - вежливо поздоровался Роберт. "Я не ожидал встретить
путешественников в этих лесах".

Француз улыбнулся.

"Мы все путешественники, - сказал он, - но именно ты наш гость, поскольку
эти реки, горы, озера и леса признают
сюзеренитет моего царственного господина, короля Франции Людовика".

Его тон был легким и подтрунивающим, и Роберт, видя в этом преимущество,
решил говорить в том же духе.

"Дикая природа сама по себе - царь, - сказал он, - и она не признает никаких хозяев"
за исключением, возможно, Ходеносони. Но я думал, что здесь действуют законы
Англии, по крайней мере, в том, что касается белых людей.

Он увидел, как вспыхнули глаза великого дикаря, когда тот упомянул о
Ходонозауни, и он сразу понял, что тот был заклятым врагом
ирокезов. Некоторые племена испытывали друг к другу наследственную ненависть,
более жестокую, чем та, которую они испытывали к белым.

 Француз снова улыбнулся и изящно взмахнул рукой в сторону
зелёного простора.

«Это правда, — сказал он, — что лес всё ещё властвует над этими землями,
но в будущем, я думаю, здесь будут цвести лилии Франции. Вы,
возможно, так же уверены, что тень британского флага будет висеть над этой дикой местностью, но нам с вами было бы неуместно
— Не будем ссориться сейчас. Судя по каноэ и трём веслам, вы пришли сюда не один.

 — Со мной двое друзей. Они ушли в лес на короткую
прогулку. Они скоро вернутся. У нас много еды, мы убили оленя несколько часов назад. Не поделитесь?

 — С радостью. Вижу, что вежливость не утрачена в этих лесах. Позвольте мне представиться. Вождь Тандакора из племени оджибве, из
региона у большого западного озера, которое вы называете Верхним. Он
могущественный воин, и его слава велика, заслуженная во многих битвах.
Мой друг в оленьей шкуре - Арман Дюбуа, уроженец Канады с хорошим французским происхождением.
Он самый доблестный и заслуживающий доверия человек. Что касается меня, то я Раймонд
Луи де Сен-Люк, шевалье Франции и солдат удачи в Новом
Мир. И теперь вы знаете наш список. Он не такой длинный, как гомеровский
каталог кораблей, и не такой интересный, но он полный ".

Его манеры оставались легкими, почти шутливыми, и Роберт рассудил, что это
было привычно для него, как плащ зимой, и, как и плащ, это
будет снято, когда в нем не будет необходимости. Голубые глаза этого человека, даже
когда он использовал непринужденные манеры высокородного француза, они были пытливыми
и решительными. Но юноше все равно было легче, чем он думал,
встретиться с ним подобным образом. Теперь он ответил на откровенность откровенностью.

"Наша встреча не была и не должна быть враждебной встречей в лесу, шевалье
де Сен-Люк", - сказал он. "Для вас и ваших хороших друзей я приношу свои
привет. Что касается меня, я Роберт Леннокс, с двумя домами, один в
Олбани, а другой - в глуши, где бы я ни решил это сделать.

Он на мгновение замолчал, потому что почувствовал на себе пристальный взгляд Сен-Люка. Очень
настойчивый и проницательный, но через мгновение он продолжил::

"Я пришел сюда с двумя друзьями, которых ты увидишь, если останешься со мной
достаточно долго. Один из них - Дэвид Уиллет, охотник и скаут, хорошо известный от
Гудзона до Великих озер, человек, которому я многим обязан, тот, кто
заменил мне почти отца. Другого я действительно могу назвать
братом. Это Тайога, молодой воин клана Медведя, из
нации Онондага, Лиги Ходеносауни. Мой каталог, сэр,
точно такого же объема, как ваш, и он тоже полный.

Шевалье Раймон Луи де Сен-Люк Люк рассмеялся, и смех его был
искренним.

"Я вижу, юноша силен духом", - сказал он. "Что ж, я рад. Приятно
познакомиться с ума и восприятия в пустыне. Кто-то предпочитает разговаривать
с джентльменами. Говорят, что англичане тяжелы, но я не
всегда находят. Возможно, это просто пятно, которое одна нация хочет
бросить на другую ".

"Вряд ли справедливо называть меня английским", - сказал Роберт, "поскольку я
родом из этой страны, и американский термин применяется более правильно."

В глазах ул. Люк блестели.

"Я отмечаю настрой", - сказал он. "Британские колонии, предоставленные самим себе,
становятся сильными и гордыми, в то время как наши, черпающие силу в короле
и правительстве, были бы возмущены, если бы их называли кем угодно, только не французами.
А теперь я готов поспорить на луидор против любых шансов, что вы заявите, что
Американец не уступит англичанину нигде и в любое время.

- Конечно! - с нажимом произнес Роберт.

Сен-Люк снова рассмеялся, на этот раз с искренним удовольствием, его голубые глаза заблестели, а
белые зубы сверкнули.

"И однажды эта независимость создаст проблемы для добрых британцев
мама, - сказал он, - но мы перейдем из будущего в настоящее. Садись
Садись, Тандакора, и ты тоже, Дюбуа. Месье Леннокс, на данный момент, наш хозяин.
В настоящее время наш лес тоже принадлежит нам. Но
мы тем не менее благодарны ему за гостеприимство ".

Роберт развернул оленина и отсекли большие ломтики, как он предполагал
что все трое были голодны. Сен-Люк ел деликатно, но у двух других
не скрывают своего удовольствия в еде. Роберт время от времени поглядывал на лес.
Он с тревогой поглядывал на лес, надеясь, что его товарищи вернутся. Он не
он точно знал, как вести себя с незнакомцами, и нашел бы утешение в
количестве. Он также сознавал, что Сент Люк все время пристально наблюдал за ним
, читая выражение его лица и заглядывая в его мысли.

- Как поживают добрые голландские бюргеры в Олбани? - спросил шевалье. - Я
не пытаюсь проникнуть ни в один из ваших секретов. Я просто поддерживаю
беседу.

"Я ничего не раскрываю, - ответил Роберт, - когда говорю, что они по-прежнему успешно торгуют"
и наслаждаются приятными способами торговли. Я не из тех, кто
недооценивает торговцев. Больше, чем солдат, они создают нацию ".

"Это великий дух, который может поставить чужое ремесло выше своего собственного,
потому что я солдат, и ты, я полагаю, станешь им, если не станешь им сейчас.
таковым сейчас. Мир, Тандакора, это, несомненно, друзья месье
Леннокса, которые идут!

Гигантский индеец внезапно поднялся и выставил вперед свой добрый
Французский мушкет, который он нес. Роберт никогда не видел более зловещим
рис. Губы были нарисованы немного назад от его длинные белые зубы и
его глаза были как у охотника, который пытался убить ради
убийство. Но при упрекающих словах Сент-Люка напряженные мышцы расслабились
и он опустил оружие. Роберт был вынужден заново осознать огромное
влияние, которое французы приобрели на индейцев, и он осознал это
со страхом, зная, что это может предвещать.

Шаги, которые дикарь услышал первыми, теперь были слышны и ему самому,
и он встал, зная, что Тайога и Уиллет возвращаются, и он
был рад этому.

"Здесь мои друзья", - сказал он.

Шевалье де Сен-Люк с присущей ему вежливостью поднялся на ноги.
и Дюбуа поднялся вместе с ним. Оджибвей остался сидеть с огромным
куском оленьего мяса в руке. Тайога и Уиллет появились из-за
кусты, и какое бы удивление они ни испытали, они хорошо его скрыли.
Лица обоих были непроницаемыми.

- После вашего отъезда приехали гости, - сказал Роберт с формальной
вежливостью того времени. "Эти господа Шевалье Раймонд Луи
де Сен-Люк, Квебек, Месье Арман Дюбуа, с того же места, я
полагаю, и Tandakora, могучий Оджибве начальник, который, кажется, имеет
забрели далеко от своей страны, на то, что поручение я не знаю. Шевалье
мои друзья, о которых я говорил, мистер Дэвид Уиллет, великий охотник, и
Тайога из клана Медведя, из народа Онондага, из Лиги Ходонозауни, мой брат по лесу и великий вождь.

Он намеренно говорил громко и с оттенком насмешки, особенно когда
упоминал о присутствии Тандакоры на таком большом расстоянии от его племени. Но Сен-Люк, конечно, заметил это, но не подал виду. Он быстро протянул руку великому охотнику,
который схватил её своей могучей ладонью и пожал.

"Я слышал о вас, мистер Уиллет," — сказал он. "Наши храбрые канадцы
Он разбирается в лесе и в охоте, и добрый Дюбуа здесь — один из лучших, но я знаю, что никто из них не сравнится с вами.

Роберт, наблюдая за ним, не мог сказать, что он говорит неискренне, и Уиллет принял его слова как есть.

"У меня было много времени для обучения, — скромно сказал он, — и я полагаю, что опыт учит даже самых недалёких из нас."

Роберт увидел, что оджибве встал и что они с онондагой
смотрели друг на друга таким пристальным и свирепым, таким полным ненависти
взглядом, что он вздрогнул, и его сердце забилось чаще.
Но это длилось всего мгновение или два, пока два воина смотрели таким образом
во враждебные глаза. Затем оба сели, и их лица стали пустыми и
ничего не выражающими.

Взгляд св. Люк мчался к Онондага и отдыхал дольше на нем.
Роберт увидел голубые глаза сверкают, и он знал, что разум
Шевалье был арестован некоторые важные мысли. Он почти мог
догадаться, что это было, но пока предпочитал молчать и
наблюдать, потому что его любопытство было велико и естественно, и ему было интересно, что
Сен-Люк скажет дальше.

Онондага и охотник сели на поваленный ствол дерева и
оглядел остальных спокойным, но наблюдательным взглядом. Каждый по-своему
обладал наилучшими манерами. Тайога, как и подобает лесному вождю, вел себя
с достоинством, говорил мало, в то время как Уиллет отрезал еще ломти от оленьего мяса
и предложил их гостям. Но это был Онондага, а не святой.
Люк, который заговорил первым.

"Сын Ононтио далеко забрел", - сказал он. — «Отсюда до Квебека много дней пути».

 — Так и есть, Тайога, — серьёзно ответил Сен- Люк, — но владения короля Франции, которому служит Ононтио, тоже простираются далеко.

 Это была многозначительная речь, и Роберт взглянул на Тайогу, но тот отвёл глаза.
лица молодого вождя были скрыты вуалью. Если он и возмущался притязаниями франции на
земли, на которых охотились ходеносауни, то молчал. Сен-Люк
сделал паузу, словно ожидая ответа, но, не дождавшись, продолжил:

"Тени собираются над великими народами за морями. Французский король
и английский король начинают смотреть друг на друга враждебными глазами.

Тайога молчал.

"Но Ононтио, который занимает место французского короля в Квебеке, является
другом Ходеносони. Французы и великая шестерка наций -
друзья ".

- Был Фронтенак, - тихо сказал Тайога.

- Это было давно.

"Он пришел к нам, когда Шесть народов были Пятью, сжег наши дома
и убил наших воинов! Наши старики рассказывали, как они услышали это от
своих отцов. Тогда у нас не было ружей, а наши луки и стрелы были
не ровня французским мушкетам. Но сейчас у нас есть мушкеты и
винтовки, их много, лучшие из тех, что сделаны ".

Глаза Тайоги все еще были затуманены, а лицо ничего не выражало,
но его слова были полны смысла. Роберт взглянул на Сен-Люка, который не мог
не понять. Шевалье был по-прежнему невозмутим и улыбался.

"Фронтенак был великим человеком, - сказал он, - но он был собран длинный
с его отцов. Сами великие люди совершают ошибки. Там было плохо
кровь между Onontio и Hodenosaunee, а если кровь плохая, должна
он останется плохим навсегда? Зло исчезло еще до того, как мы с тобой родились,
Тайога, и теперь в жилах обоих течет чистая кровь.
Французы и ходеносони.

"Ходеносони и Корлеар не ссорятся".

"Как и Ходеносони и Ононтио. Посмотрите, как расселяются англичане
по земле, вырубают леса и изгоняют всю дичь! Но англичане
дети Ононтио охотятся с индейцами, женятся на их женщинах, оставляют
леса нетронутыми, и огромные охотничьи угодья, как и прежде, кишат дичью.
раньше. Пока Ононтио остается в Квебеке, земли ходеносони в безопасности
.

- Там был Фронтенак, - повторил Тайога.

Сен-Люк нахмурился, услышав, как Онондага бередит старую рану, но
облако быстро рассеялось. В одно мгновение голубые глаза снова улыбнулись.


"Память о Фронтенаке не встанет между нами, — сказал он. — Сердце
Ононцио бьётся ради Ходонозауни, и он послал меня сказать тебе об этом
доблестная лига. Я принес вам пояс, великий пояс мира".

Дюбуа протянул ему большой рюкзак, и он достал из него красивый пояс
из белоснежного вампума, необычного размера, целых пять футов в длину, пять
дюймов в ширину, покрытый многими тысячами бусин, сплетенных в символические фигуры
. Он поднял его, и глаза онондаги заблестели.

"Это великий пояс, пояс мира", - продолжал Сен-Люк. "Есть
нет благородней, и Onontio ни пошлет другого вида. Я даю ее вам,
Tayoga".

Молодой воин попятился, и его руки остались на его боках.

«Я — Тайога, из клана Медведя, из народа Онондага, из
великого союза Ходонозауни, — сказал он, — но я ещё не вождь.
 Мне слишком мало лет.  Это важное дело, о котором ты говоришь, Сент-Люк,
и оно должно быть представлено пятидесяти вождям союзных племён в
Длинном доме.  Пояс может быть предложен им. Я не могу его взять.

На лице Сен-Люка снова промелькнуло облачко, но он не позволил себе ни
каких изменений в поведении. Он вернул великолепный пояс Дюбуа, который
аккуратно сложил его и убрал обратно в большой рюкзак.

"Несомненно, ты прав, Тайога", - сказал он. "Я пойду в Длинный
Дом с поясом, а пока мы благодарим тебя за любезность по отношению к
тебе и твоим друзьям. Вы накормили нас, когда мы были голодны,
а француз этого не забывает".

"Онондага хранят костер совета в своей долине, и сахемы
соберутся там", - сказал Тайога.

"Где они получат пояс мира, который я предложу им",
сказал Святой Люк.

Онондага молчал. Святой Люк, который сосредоточил свое внимание на
Тайоге, теперь перевел его на Роберта.

"Мистер Леннокс, - сказал он, - мы живем в мире тревог, и я француз,
а вы англичанин, или, скорее, американец, но я хотел бы, чтобы мы с вами могли
остаться друзьями".

Откровенность и очевидная искренность его тона удивили Роберта. Теперь он
знал, что этот человек ему нравится. Он чувствовал, что в его
составе была сталь, и что при случае и на службе, к которой он
принадлежал, он мог быть жестким и беспощадным, но дух казался светлым
и галантным.

"Я не знаю ничего, что помешало бы нам быть друзьями", - ответил парень,
хотя он хорошо знал, что имел в виду француз.

- Я тоже, - сказал Сен-Люк. - Это было просто случайное упоминание о тех
переменах, которые касаются всех нас. Когда-нибудь я приеду в Олбани, мистер Леннокс.
Это интересный город, хотя, возможно, несколько степенный и трезвый".

"Если ты придешь", - сказал Роберт искренне: "я надеюсь, что я должна быть там, и это
мне будет приятно видеть вас в качестве гостя".

Сен-Люк дал ему резкий, исследовав вид.

"Я считаю, что ты имеешь в виду", - сказал он. "Вполне возможно, что вы и я
увидим друг друга. Никогда нельзя сказать, к каким встречам приведет время
. И теперь, приняв ваше гостеприимство и поблагодарив
спасибо за это, мы должны идти.

Он поднялся. Дюбуа, который вообще ничего не сказал, перекинул через плечо тяжелый рюкзак
, и оджибвей тоже встал, огромный и зловещий.

"Мы отправляемся в долину Онондага", - сказал Сен-Люк, переключая свое внимание
снова на Тайогу, - "и, как ты советовал, я положу пояс мира перед
пятьдесят сахемов Ходеносауни, собравшихся на совет в Длинном
Дом.

- Иди на юго-запад, - сказал Тайога, - и ты найдешь великую тропу.
она ведет от Гудзона к могучим озерам запада. Воины
из Ходеносауни по ней ходили поколения, и она открыта для
сына Ононтио."

Лицо молодого индейца было маской, но его слова и тон были такими же
вежливыми и полными достоинства. Сен-Люк поклонился, а затем по очереди поклонился остальным
.

"Олбани", - отметил он молодой Леннокс, и его улыбка была очень
победа.

"Олбани-нибудь", - повторил Роберт, и он надеется, что пророчество будет
сбываются.

Тогда Сен-Люк отвернулся, затем канадской, индийской, в
сзади. Ни один из трех оглянулся и последнее, Роберт все это видел
сквозь зелень мелькнул белый мундир шевалье
листья леса. Затем могучая дикая местность поглотила их, как
камешек теряется в озере. Роберт некоторое время смотрел в ту сторону, куда они ушли.
все еще видя их в воображении.

"Что означает их присутствие здесь?" задумчиво спросил он.

«Они заставят Ходонозауни забыть Фронтенака», — ответил Тайога.

 «А Шесть Наций забудут его?»

 «Только пятьдесят вождей на совете могут сказать».

 Роберт понял, что молодой онондага не станет брать на себя никаких обязательств, даже
Он не стал больше ничего спрашивать, но охотник высказался прямо:

"Мы должны разбудить этих жирных индейских комиссаров в Олбани," — сказал он.
"Эти голландцы больше думают о том, как обмануть племена, чем о благе белых или краснокожих, но я могу сказать тебе, Роберт, и тебе тоже, Тайога, что я беспокоюсь о том, что этот француз приедет сюда, к Шести Нациям. Он острый, как бритва, и быстрый, как молния. Я это вижу, и он замышляет что-то недоброе. Он не просто так едет в долину Онондага.

 «Тандакора, оджибве, идёт тяжёлой поступью», — сказал онондага.

"Что ты имеешь в виду, Тайога?" - спросил Уиллет.

"Он происходит из дикого племени, которое враждебно относится к ходеносони и
всем белым людям. Он видел три головы, которые все еще растут на головы
их хозяева".

"Это означает, что он не может держать на следующие Сен-Люк. Что ж, мы будем
настороже, и сейчас я не вижу никаких причин, почему мы должны оставаться здесь
дольше ".

"Я тоже", - сказал Роберт, и, поскольку Тайога согласился с ними, они вернули
каноэ к ручью, снова вошли в озеро и продолжали свой
путь, пока не достигли его конца. Там они перевезли каноэ через реку .
портедж и запустил его на второе озеро так красиво, как прежде. Нет
из трех сейчас много говорили, их ум был наполнен мыслями
Сен-Люк и его спутники.

Они все еще были на воде, когда день начал клониться к закату. Зеленый лес
на высоком западном берегу был тронут пламенем заходящего солнца.
Тогда на поверхности озера сверкали красным светом, и на востоке
серые сумерки пришли.

"Это будет ночь в полчаса", - сказал Роберт, - "и я думаю, что мы бы
лучше совершить посадку, и лагерь".

"Вот бухта по праву", - сказал Уиллет. - Мы поднимемся наверх на каноэ
среди деревьев, и завернемся в наши одеяла. Это хорошая вещь
мы их, как тьма собирается принесет холод с ним".

Они нашли хорошее укрытие среди деревьев и кустарников, небольшой полый
защищенная большие деревья и заросли, в которых они несли
каноэ.

"Поскольку дождя нет, для нас это все равно что дом", - сказал Уиллет.

«Я думаю, так будет лучше, — сказал Роберт. — Запах ели и болиголова
так чудесен, что я не хотел бы, чтобы он был скрыт от меня стенами».

Онондега глубоко вдохнул чистый, целебный воздух и, как
его черные глаза заблестели, он подошел к краю небольшой лощины и
посмотрел в сумерках на обширную запутанную пустыню гор и
озеро, лес и реку. Сумерки все еще были пропитаны красным светом от
заходящего солнца, и в его сиянии весь мир сиял и
прославлялся. Теперь глаза Tayoga, которая мелькнула, но в последнее время, дал
назад светятся в пламени.

"Хавеннею, Божественное Существо, которому поклоняются все краснокожие, создал много
великих земель, - сказал он, - но он потратил свой труд и любовь на то, что
расположен между Гудзоном и обширными озерами запада. Затем он отдохнул
и, глядя на то, что он сделал, он был доволен, потому что знал, что это лучшее в мире, созданное им.

 «Откуда ты знаешь, что это лучшее, Тайога?» — спросил Уиллет. «Ты не видел всех стран. Ты не был за морем».

 «Потому что ничто другое не может быть настолько хорошим», — ответил ирокез с простой верой. «Когда Хавеннейю, на вашем языке Великий Дух, нашёл землю, которую он так хорошо обустроил, он не знал, кому её отдать, но в величии своей мудрости он оставил её тем, кто был наиболее
приспособленный для того, чтобы прийти и забрать это. И со временем появились племена, которые тододахо,
с помощью Хайовенты, часто называемой англичанами гайавата, сформировали в
великая лига ходеносауни, и поскольку они были храбры,
дальновидны и соблюдали законы Тододахо и Хайовенты, они взяли
земля, которую они хранили с тех пор и которую они будут хранить
вечно".

«Мне нравятся твои добрые, твёрдые убеждения, Тайога», — сердечно сказал охотник.
 «Эта земля принадлежит ирокезам, и если бы я мог решать, они бы владели ею до скончания времён.  А теперь вы, ребята, проваливайте».
завернитесь в одеяла. Я заступлю на дежурство первым, а когда все закончится, я
позову кого-нибудь из вас.

Но Тайога немного подождал, пока последние лучи солнца не погасли на западе
пристально вглядываясь туда, где сиял огромный шар. В его религии
почитание солнца, Податель света и тепла, вошла, и не
до последнего слабое сияние от него ушла, он отвернулся.

Затем он достал из каноэ и развернул _eyose_, свое одеяло, которое было
сшито из прекрасного синего сукна, толстого и теплого, но легкого, шести футов в длину
и четырех в ширину. По краям он был вышит другим
ткань тёмно-синего цвета, а на её поверхности было много военных или охотничьих узоров, искусно вышитых нитками. Если было холодно, Тайога накидывал одеяло на плечи, как римскую тогу, а если ложился спать в лесу, то спал в нём. Теперь он сгрёб опавшие листья, расстелил на них одеяло, лёг на одну его половину, а другой половиной укрылся.

Роберт последовал его примеру, но его одеяло было не таким красивым, как у Тайоги,
хотя оно показалось ему достаточно мягким и тёплым. Уиллет сидел на бревне повыше,
положив винтовку на колени, и с улыбкой наблюдал за ними.

"Вы, ребята, выглядите там довольно уютно, - сказал он, - и, в конце концов,
вы всего лишь ребята. Возможно, у Тайоги голова набита мудростью дикой природы
, а у Роберта голова набита разными видами
знаний, но ты все равно молод, очень молод. А теперь, поскольку я
присматриваю за тобой, я вручу приз тому, кто уснет
первым ".

В трех минутах глубокое ровное дыхание показало, что оба ушли в
земля сна, и Виллет не могли определиться, что привело пути. В
темнота усилились настолько, что их фигуры выглядели тусклыми в дупле,
но он время от времени поглядывал на них. У великана было много друзей, но
молодой Леннокс и Тайога были ему почти как сыновья, и он был рад, что
сейчас они с ним. Он чувствовал, что в северной глуши таится опасность,
а трое — это лучше, чем двое.




Глава III

ТОМАГАВК


Уиллет разбудил Роберта около двух часов ночи — для него было характерно
брать на себя больше, чем положено, — и юноша встал, держа винтовку под мышкой, готовый к немедленным действиям.

"Тайга вчера сделал больше, чем любой из нас, — сказал охотник, — и поэтому
мы дадим ему поспать."

Но онондаго проснулся, хотя и не двигался. Лесная дисциплина
у них была безупречной, и, зная, что пришло время Роберту наблюдать,
он не терял времени даром на разговоры об этом. Его глаза снова закрылись, и он
снова заснул, когда белый парень поднялся на берег, в то время как охотник
вскоре погрузился в сны, которые Тареньявагон, создающий их, послал ему.

Роберт на берегу, хотя и не ожидал никакой опасности, был настороже. У него было
много навыков работы в дикой природе, а его чувства, от природы острые, были
натренированы настолько хорошо, что он мог различить враждебное приближение в темноте.
тьма. То же самое лесное предание велело ему держаться в тени
и он сел на поваленный ствол дерева между двумя кустами, которые полностью скрыли
его, хотя его собственные зоркие глаза, смотревшие сквозь листву,
было видно на большое расстояние, несмотря на ночь.

Пока он сидел там, в тишине и темноте, со своими
спящими товарищами внизу, было неизбежно, что его мысли обратятся к Сен-Люку. Он
в первый момент их встречи понял, что молодой француз
личность. Он был личностью в том смысле, в каком был Тайога,
тот, кто излучал дух или свет, который другие были вынуждены замечать.
Он знал, что не существует такой вещи, как заглядывание в будущее, но он
был убежден, что этот человек собирается резко посягнуть на его
жизнь, будь то друг или враг, даже Тареньявагон, который посылал
сны, не сказал бы, но он не мог быть бесчувственным к личному
очарование шевалье Раймона Луи де Сен-Люка.

Какой прием оказали бы пятьдесят сахемов поясу, который принес бы шевалье
? Будут ли они доказательством его легкомыслия, его
непринуждённость, беглость речи и способность нарисовать яркую картину французского могущества и французской благодарности? Роберт гораздо лучше, чем большинство представителей его расы, понимал, насколько всё серьёзно. Он, который бродил по лесу с Тайогой и Великим Медведем, в полной мере осознавал силу Ходонозауни.
 Кроме того, это было правдой, что индейские уполномоченные в Олбани не выполнили свой долг и дали индейцам повод для жалоб в тот самый момент, когда нужно было умилостивить Великую Лигу. Тем не менее, дружба между ирокезами и англичанами была давней и
сильный, и он не боялся бы так сильно, если бы это был кто-то другой, а не Сен-Люк.
Сен-Люк собирался встретиться с сахемами на совете.

Роберт покачал головой, как будто это физическое движение могло развеять его
опасения, и пошел дальше вверх по холму, туда, откуда он мог
видеть озеро. Дул легкий ветерок и небольшие волны рушатся
серебро преследовали друг на друга по всей его поверхности. На дальней стороне берег,
увенчанный густым лесом, казавшимся черным в сумерках, поднимался на огромную
высоту, но глаза парня вернулись к воде, а сердце пропустило удар.
Он замер, когда ему показалось, что он увидел тень на поверхности воды, но так близко к противоположному берегу, что она почти сливалась с растущими там кустами.

 Затем он упрекнул себя за излишнюю тревогу.  Это было всего лишь отражение ветки над водой.  И всё же это сыграло с ним злую шутку.
Тень появлялась снова и снова, всегда близко к дальнему берегу, но там было много веток, которые отражались в зеркале озера. Он убедил себя, что его глаза и разум играют с ним в
шутки, и, отвернувшись, сделал небольшой круг по лесу.
их лагерь. Все было хорошо. Он услышал свист над головой, но знал, что это была ночная птица.
послышался шорох, и неуклюжая фигура проковыляла через
заросли, но это был маленький черный медведь, и, возвращаясь в лощину,
он посмотрел вниз на своих товарищей.

Tayoga и Виллет спал хорошо. Ни перемешивают и заворачивают в их
одеяла лежали на мягкие листья, они были истинные картины леса
комфорта. Они были прекрасными и верными товарищами, такими хорошими, каких еще ни у кого не было,
и он был рад, что они были так близко, потому что у него появилось предчувствие
Теперь он понял, что должно произойти что-то необычное. Тени на озере снова встревожили его, и он вернулся, чтобы посмотреть ещё раз. Теперь он их не видел, и это тоже его встревожило. Это доказывало, что они были созданы каким-то движущимся объектом, а не ветвями и кустами, которые всё ещё были там.

Роберт осмотрел озеро, его взгляд скользил по линии, где дальний берег
переходил в воду, но он не заметил никаких признаков движения, и его внимание
вернулось к лесу, в котором он стоял. Вскоре он присел в густом
кустарнике и сосредоточил все свои способности к слуху, зная, что
должны полагаться на ухо, а не глаз. Он не мог сказать, что он действительно
видел и не слышал, но он чувствовал, что что-то движется в лесу,
то, что угрожал ему.

Первым его побуждением было вернуться в маленький полый и пробудить его
товарищи, а второй велел ему оставаться там, где он был, пока опасность
пришла или должно пройти, и он пригнулся ниже, в подлеске со своими
положа руку на молот и спусковой крючок своей винтовки. Он не шевелился и не издавал никаких звуков
долгое время. В лесу тоже было тихо. Ветер, который раньше
трепал поверхность озера, утих, и листья над его головой
были неподвижны.

Но он слишком хорошо знал обычаи дикой природы, чтобы двигаться дальше. Он
не верил, что его способности, настроенные на малейшую тревогу,
обманули его, и он научился терпению индейца у самих
ирокезов. Его глаза постоянно обшаривали заросли в поисках
движущегося там враждебного объекта, а уши были готовы уловить звук
листа, если он упадет.

Он услышал, или ему показалось, что услышал, легкое скользящее движение,
подобное тому, которое делает огромная змея, вытаскивая свой сверкающий
катушки через листья или траву. Но это было невозможно для него, чтобы сказать, как
рядом с ней был с ним или с какой точки он пришел, и его кровь стала
холод в жилах. Он не боялся видимой опасности, но когда она приближалась
неосязаемая и невидимая, самые смелые могли содрогнуться.

Шума, реального или мнимого, прекратились, и как он ждал, он стал
убежден, что только его напрягали воображение. Человек может принять стук крови в ушах или биение собственного пульса за посторонний звук, а через пять минут, взяв винтовку в руки,
дупло руку, он выпрямился. Конечно, ничто не двигалось в
лес. Листья безжизненно висели. Его фантазии были глупыми.

Он смело вышел из подлеска, в котором стоял на коленях, и
мелькнувшая тень заставила его снова опуститься на колени. Это был инстинкт, который
заставил его упасть так быстро, но он знал, что это спасло ему
жизнь. Что-то блестящее просвистело там, где только что была его голова, а затем
со звуком, похожим на вздох, ударилось о ствол дерева.

Роберт поднялся с колен, пока не лег почти неподвижно, и поднял руку.
выставив винтовку вперед для мгновенного использования. Но в течение минуты или двух он не смог бы
быть достаточно устойчивым, чтобы прицелиться во что-либо. У него пересох язык во рту
, а волосы слегка встали дыбом от его чудесного спасения.

Он искал тень, его глаза обшаривали каждую чащу; но он
не нашел ее, и теперь он верил, что тот, кто ускорил удар,
ушел, выжидая второго шанса. Ещё немного подождав, чтобы убедиться,
он поспешил в лощину и разбудил Тайогу и охотника, которые сразу же вернулись
с ним на место неудавшейся засады.

"Ах!" - сказал онондага, когда они огляделись. _"Оскесон_! Смотрите!"

Лезвие индейского томагавка _osquesont_ было глубоко воткнуто в
ствол дерева, и Роберт знал, что то же самое смертоносное оружие было
просвистело там, где всего секунду назад была его голова. Он вздрогнул. Если бы
не мелькнувшая тень, его голова была бы
расколота до подбородка. Тайога мощным гаечным ключом вытащил
томагавк и осмотрел его. Он был несколько тяжелее обычного оружия
подобного типа, и он сказал, что это французское оружие.

"Это пришло из Квебека, Тайога?" - спросил Уиллет.

"Возможно, - ответил молодой воин, - но я видел это вчера".

"Ты видел! Где?"

"В поясе Тандакоры, оджибвеев".

"Я так и думал", - сказал Роберт.

"И он метнул его со всей силой могучей рукой", - сказал
Онондага. "Рядом с нами в лесу нет никого, кроме Тандакоры, кто
мог бы зарыть его так глубоко в дерево. Все, что я мог сделать, это вытащить его
снова ".

"И, увидев, что его бросок промахнулся, он ускользнул так быстро, как только мог!" - сказал
Уиллет.

"Да, Большая Медведица, оджибвеи хитры. После того, как он метнул томагавк, он
не остался бы, чтобы рисковать выстрелом Леннокса. Он был готов даже
брось оружие, которым он, должно быть, дорожил. Ах, вот и его след! Он
ведёт через лес к озеру!

Они смогли пройти по нему немного, но след терялся на твёрдой земле, хотя и вёл к воде. Роберт рассказал о тени, которую он видел у дальнего берега, и Уиллет, и Тайога были совершенно уверены, что это было маленькое каноэ, а его пассажиром был Тандакора.

«Не может быть, чтобы Сент- Люк послал оджибве убить нас!»
воскликнул Роберт, его разум восставал против этой мысли.

"Я не думаю, что это возможно," — сказал Уиллет, но онондага был гораздо более
выразительно.

"Оджибвей пришел по собственному желанию", - сказал он. - Пока сыновья Ононтио
спали, он ускользнул, и его привлекла приманка в виде скальпов. Он
происходит из дикого племени далеко на западе. Ирокез бы с презрением отверг
такое предательство.

Роберт почувствовал огромное облегчение. Он стал почти так же ревностно относиться к чести француза, как и к своей собственной, и, зная, что Тайога понимает его расу, он принял его слова как окончательные. Ему было отвратительно даже на мгновение допустить мысль, что человек, который казался таким галантным и дружелюбным, как Сен-Люк, послал дикаря убить их.

"Французы не контролируют западные племена", - продолжил Тайога.
"хотя, если начнется война, они будут на стороне Ононтио, но на равных
они будут приходить сюда и уходить туда, когда им заблагорассудится".

"Что означает, как я понимаю, - сказал охотник, - что если святой Люк узнает
то, что Тандакора пытался сделать здесь сегодня вечером, он побоится сделать
придраться к этому, потому что оджибвеи и все остальные оджибвеи
отправились бы прямо домой?"

"Это так", - сказал Онондага.

"Что ж, мы благодарны, что его грязный удар не удался. У вас был сильный удар.
мы едва спаслись, Роберт, мой мальчик, но мы получили один хороший томагавк, который,
если хотите, я собираюсь взять.

Tayoga передал ее ему, и довольный он положил
оружие за пояс.

"Я, возможно, использовать для ее однажды", - сказал он. - Может представиться случай
я брошу его обратно дикарю, который оставил его здесь. А теперь, поскольку наш
ночной сон прерван, я думаю, нам лучше немного разведать лес
, а затем вернуться сюда к завтраку.

В лесу они не обнаружили ничего враждебного, и когда вернулись в лощину
, на дальнем берегу озера показался тонкий серый край рассвета.
Не опасаясь дальнейшего нападения, они разожгли небольшой костер и разогрели
свою еду. Пока они ели, день предстал во всем своем великолепии, и Роберт увидел
птиц, порхающих взад и вперед в густой листве над его головой.

- Где оджибвеи раздобыли свое каноэ? он спросил.

"Французы вроде как не пользовались им, когда возвращались из Канады",
ответил охотник, "и оставили его спрятанным, чтобы использовать снова, когда они вернутся"
. Нам не стоит тратить время на его поиски. Кроме того, нам пора.
скоро выдвигаться.

После завтрака они отправились на своем каноэ к озеру и гребли
на север, к его концу. Затем они перевезли свое судно длинным волоком через
гряду холмов и снова пустили его по быстрому ручью, текущему на север,
по течению которого они плыли до наступления темноты, осматривая все вокруг.
в тот раз никаких признаков присутствия человека. Это была первозданная дикая местность, и
поскольку она находилась между британскими колониями на юге и французскими на севере,
за последние год или два она была почти полностью заброшена,
позволяя игре, обильной в любое время, значительно увеличиться. Они увидели оленя
в зарослях они услышали плеск бобра и черного медведя,
сидя на крошечном островке в реке, я наблюдал за ними, когда они проплывали мимо.

На второй день после побега Роберта от томагавка они покинули реку
, совершили долгий переход и вошли в другую реку, также текущую
на север, имея в виду двойную цель - сбить со следа
любой, кто мог бы следовать за ними и проложить более прямой курс
к концу своего путешествия. Зная об опасностях дикой природы, они
также усилили свою осторожность, иногда путешествуя ночью и оставаясь в лагере
днем.

Но жили они хорошо. Все трое знали, как важно сохранять свою
сила, а для этого в первую очередь требовалось обилие пищи.
Тайога подстрелил еще одного оленя из лука и стрел, и с помощью
рыболовных снастей, которые они привезли в каноэ, они заставили реку
заплатить обильную дань. Однако они зажгли костры, в самых
защищенных местах они могут найти, и неизменно тушили их в качестве
как можно скорее.

"Вы не можете быть слишком осторожны в лесу", - сказал Виллет", особенно в
такие времена. В то время как англичане и французы не воюют
всегда есть опасность от дикарей".

"Воины из диких племен Канады и запада снимут с себя
скальп везде, где есть такая возможность", - сказал молодой Онондага.

Роберт часто замечал, в какой манере Тайога говорил о племенах
за пределами великой Лиги. Для него те, кто не принадлежал к
Ходеносауни, хотя они и могли принадлежать к одной и той же красной расе, были
тем не менее, низшими. Он смотрел на них так, как древний грек смотрел
на тех, кто не был греком.

"Французы - храбрый народ, - сказал охотник, - но самые воинственные из них"
если бы они знали о нашем поручении, то согласились бы на часть своих
нарисовал союзников, чтобы высадили нас в дикой местности, и не было бы никаких вопросов
. На границе можно делать то, чего нельзя в городах. Нас
могут пустить в ход томагавки, и никто никогда не узнает, что с нами стало
.

"Я думаю, - сказал Тайога, - что наша опасность возрастает. Тандакора после
ухода сына Ононтио, Святого Луки, возможно, не вернется к нему. Он мог бы
испугаться гнева француза, но всё равно хотел бы заполучить скальп.
 Воин неделями преследовал врага, чтобы добыть такой трофей.

 — Значит, ты считаешь, — сказал Роберт, — что оджибве всё ещё идёт по нашему
следу?

Тайога кивнул. После минутного молчания он добавил:

"Мы тоже приехали в регион, в котором Сент-Реджис, Каунавага,
Оттава и микмак, все союзники Ононтио, охотятся. Оджибвеи могут
встретить отряд и сказать воинам, что мы в лесу."

Его взгляд был полон значения, и Роберт все понял.

- Я буду рад, - сказал он, - когда мы доберемся до реки Святого Лаврентия. Тогда мы будем
в настоящей Канаде, и, хотя французы, несомненно, наши враги,
мы не подвергнемся вероломному нападению ".

Разговаривая, они сидели в каноэ, и Тайога греб.
стремительность течения теперь требовала усилий только одного человека
. Через несколько минут он повернул каноэ к берегу, и
все трое выбрались на берег. Роберт не знал, почему, но он был совсем
уверен, что причина была хорошая.

"Опускается ниже", - сказал Tayoga, как они нарисовали каноэ на землю. "Все
река падает со скалы. Много белой воды."

Они без труда пронесли каноэ через лес и, когда
добрались до водопада, ненадолго остановились, чтобы посмотреть на
спуск и послушать шум падающей воды.

"Я был здесь однажды, три года назад", - сказал Уиллет.

"Другие были здесь гораздо позже", - сказал Онондага.

"Что ты имеешь в виду, Тайога?"

"Мой белый брат не смотрит. Пусть он посмотрит налево. Он
увидит два полевых цветка, обломанных у стебля, перо, которое
не выпало из оперения птицы, потому что перо раскрашено, и
два следа на земле".

- Ты прав, Тайога, так же верно, как светит солнце! Здесь прошли воины,
Хотя мы не можем сказать, сколько именно! Но следы не такие,
им не больше половины дня.

Он взял перо и внимательно осмотрел его.

"Что выпало из воина scalplock, - сказал он, - но мы не знаем к
какого племени воин принадлежал".

- Но, скорее всего, это вражеский след, - сказал Роберт.

Тайога кивнул, и все трое задумались. Это был всего лишь фрагмент
тропы, которую они видели, но она говорила им, что опасность близка. Где они находились
путешествующие незнакомцы были врагами, пока не было доказано, что они друзья,
и доказательства также должны были быть первоклассными. В конце концов они согласились.
вместе с каноэ свернуть в лес и остановиться там до ночи. Затем
под покровом дружелюбной темноты они продолжат свое путешествие по реке.
река.

Местом для ожидания они выбрали густо поросший лесом гребень невысокого холма
, потому что оттуда они могли видеть на некоторое расстояние и оставаться незамеченными.
Они спустили каноэ туда, и Роберт с Тайогой сели рядом с ним, пока
Уиллет отправился в лес, чтобы посмотреть, нельзя ли обнаружить еще какие-нибудь признаки проходящей группы
, и вернулся через час с информацией о том, что он
обнаружил еще несколько следов.

"Все они ведут на север, - сказал он, - и они намного впереди нас. Там
нет причин, почему мы не можем последовать за ними. Нас трое, мы привыкли к дикой местности,
хорошо вооружены и способны позаботиться о себе. И я так понимаю, ночь
будет темной, что должно нам помочь.

Онондага посмотрел на небо лососевого цвета и
слегка покачал головой.

"В чем дело?" - спросил Роберт.

"В ночь принесет много тьмы, - ответил он, - но это принесет
что-то другое с ним-ветер, дождь".

"Возможно, ты прав, Тайога, но мы все равно должны двигаться", - сказал
Уиллет.

В сумерках они снова были на плаву по реке, и все трое использовали
Гребя вёслами, они с большой скоростью погнали каноэ вперёд. Но вскоре стало ясно, что предсказание Тайоги сбудется. С юго-запада
наползли тучи и закрыли всё небо. Поднялся ветер, и он был тяжёлым и влажным. Вода казалась чёрной, как чернила. Где-то вдалеке загрохотал гром. Дикая природа стала жуткой и одинокой. Все, кроме лесных бродяг, были бы в ужасе, и из этих троих, по крайней мере, один чувствовал, что ночь была чёрной и зловещей.
Роберт пристально смотрел на лес по обоим берегам, который теперь возвышался, как
сплошные черные стены, но его глаза, неспособные проникнуть сквозь них, ничего не обнаружили.
там. Затем на западе сверкнула молния, и на мгновение
поверхность реки озарилась пламенем.

"Что ты об этом думаешь, Тайога?" - спросил Уиллет, в его тоне сквозило беспокойство.
"Должны ли мы совершить посадку сейчас?"

"Пока нет", - ответил Онондага. «В настоящее время буря лишь рычит и угрожает. Она не ударит, возможно, ещё час».

«Но когда она ударит, это будет мощный удар, если только все
знаки не обманут. Я уже видел, как они собираются, и это будет король
о штормах! Услышь этот гром сейчас! Он больше не рычит, а затихает.
грохот, подобный выстрелу большой пушки."

"Но это еще далеко на западе," сохраняется Tayoga, как три изогнутых
над их затворов.

Однако леса, стонет ветер, и маленькие волны Роза
на реке. Теперь молния вспыхивала снова и снова, такая яростная и
яркая, что Роберт, несмотря на свой контроль над собой, инстинктивно
отшатнулся от нее, как от удара саблей.

"Ты помнишь какое-нибудь укрытие дальше, Тайога?" - спросил охотник.

"Нависающий берег и большое углубление в камне", - ответил охотник.
Онондага. "Слева! Разве ты не помнишь?"

"Теперь я помню, Тайога, но я не знал, что это близко. Как ты думаешь, мы сможем
успеть до того, как небо над нашими головами расколется вдолбe открыто?

"Это будет гонка, - ответил молодой ирокез, - но мы трое
сильны, и мы искусны в обращении с веслом".

"Тогда мы будем нагибать", - сказал Уиллет. И они это сделали. Каноэ выстрел
вперед на огромной скорости над поверхностью реки, инки сохранить
молния сверкнула на нее. Роберт грести так, как никогда грести
прежде чем, его мускулы напряглись и пот, выделяясь на его
лицо. Он был основательно приучен к жизни в лесу, но знал, что даже скауты
и индейцы бежали в поисках убежища от великой дикой природы
ураганов.

Есть все доказательства того, что шторм будет необычным насилием.
Завывание ветра поднялся до визга, и они услышали треск
ломая сучья и упавшие деревья в лесу. Реки, взбитые
постоянно порывами, был разбит волнами, на которых каноэ
тряхнули с такой силой, что три экспертизы, хотя они были, были
вынужден использовать все свое мастерство, каждый момент, чтобы сохранить его от
перевернулся. Если бы не стремительные и яркие штрихи
молния под которых произвела вода, кроваво-красный цвет их судно
я не раз разбивался о скалы, оставляя их плавать всю жизнь.


"Эта непрекращающаяся вспышка заставляет меня дрожать", - сказал Роберт. "Кажется, что каждый
время, что я буду поражен, но я рад, что это происходит, потому что
без нее мы бы никогда не увидеть наш путь по реке".

- Маниту посылает добро и зло вместе, - серьезно сказал Тайога.

— В любом случае, — сказал Уиллет, — я надеюсь, что мы доберёмся до нашего укрытия до того, как начнётся дождь. Смотри на тот камень справа, Роберт!

 Юный Леннокс быстрым и мощным движением весла направил каноэ обратно к центру реки, и все трое попытались
оставайтесь там, пока они мчались дальше.

- Еще триста или четыреста ярдов, - сказал Тайога, - и мы сможем войти в воду.
вода спокойная, как мы хотим.

- И ни минутой раньше, - сказал Уиллет. "Мне кажется, я слышу
дождь идет сейчас в потоп, и волны на реке заставил меня задуматься о
у некоторых я видел на одном из больших озер. Ты только послушай!

Огромное дерево, поваленное ветром, упало прямо поперек ручья, не более чем в
двадцати ярдах позади них. Но свирепые и вздувшиеся воды, обрушивающиеся на
его стремительными потоками, вскоре унесут его течением.

"Маниту следил за нами, потом", - сказал Tayoga с той же гравитации.

"Так же точно, как Гудзон впадает в море, он был", - сказал Виллет в тон
благоговения. "Если это дерево ударила нас и лодку бы все
были разбиты вместе и через неделю, может быть, французы бы
рыбачили наши кусочки Святого Лаврентия".

Роберт, который был дальше всех вперед, в челнок, заметил, что утес
впереди, выдолбленные на базе постоянного употребления воды,
казалось, проект, над ручьем, и он пришел к выводу, что это был
в виду Tayoga это.

"Наше убежище, не так ли?" спросил он, указывая пальцем на вспышку молнии
.

Тайога кивнул, и все трое, вложив последние силы в
взмах весел, послали каноэ по быстрому течению
к гавани, в которой сейчас так остро нуждались. Когда они приблизились, Роберт увидел
что углубление уходило далеко вглубь камня, по правде говоря, имея почти
вид пещеры. Под мощным выступом он увидел также, что
вода была гладкой, не взбаламученной ветром и не подверженной влиянию
течения, и он почувствовал огромное облегчение, когда каноэ вошло в спокойное русло.
глубины, и он смог положить весло рядом с собой.

"Отойди немного дальше", - сказал Тайога, и тут он увидел, все еще при
вспышке молнии, что вода заканчивается по крайней мере у низкого выступа
шириной в шесть футов, на которую они ступили, поднимая каноэ за собой.

"Это все, что ты требовал за него, и даже больше, Тайога", - сказал охотник.
"Мне кажется, корабль в шторм хватило бы рады найти приют, как хорошо
за это, как это для нас".

Тайога улыбнулся, и Роберт понял, что он испытывает глубокое удовлетворение оттого, что ему
так удачно довел их до порта. Оглядываясь по сторонам после того, как они поднялись в воздух.
челнок, он увидел, что в природе истина сделала здесь хороший Харбор
те, кто путешествовал по реке, в его водах до сих пор ни разу не побывав
расстались угодно, но каноэ. Лощина уходила вглубь на тридцать или сорок футов
с покатой каменной крышей, и с уступа, всякий раз, когда вспыхивала молния
, они видели реку, текущую перед ними стремительным потоком
бурный поток, но внутри впадины вода представляла собой спокойный бассейн.

"Сейчас пойдет дождь", - сказал Тайога.

Затем они услышали его размах и рев, и он обрушился с такой мощью,
что поверхность реки стала почти плоской. Но в их уютном
и в хорошо защищённой от дождя гавани их не коснулась ни одна капля. Роберт, стоявший на выступе спиной к стене, чувствовал себя спокойно. Молния и гром уже стихали, но дождь лил не переставая. Когда молнии совсем прекратились, стало так темно, что они едва различали воду перед собой, и им приходилось быть очень осторожными, чтобы не скатиться с выступа и не упасть в воду.

— Роберт, — сказал Уиллет шутливым тоном, — одна из первых вещей, которым я пытался научить тебя, когда ты был маленьким мальчиком, — это всегда сохранять спокойствие.
и ни в коем случае не давайте ваше спокойствие будет разбита, когда было
ничего не нарушить его. Теперь у нас есть все основания быть спокойным. У нас здесь хороший дом
, и буря нас не тронет.

"Я уже был спокоен, Дэйв", - беспечно ответил Роберт. "Я принял твой первый урок
близко к сердцу, выучил его и никогда не забуду. Я так спокоен.
я развернул свое одеяло и подстелил его под себя, чтобы смягчить камень".

"Мысль о твоем одеяле - достаточное доказательство того, что ты не взволнован. Я сделаю
то же самое. Тайога, в чьей стране наш новый дом?"

"Это ничейная земля, потому что она лежит между племенами с
севера и племенами с юга. И все же ирокезы осмеливаются приходить сюда
когда захотят. Я уже четвертый раз нахожусь на этом выступе, но
раньше я всегда был со своими братьями из клана Медведя из
нации Онондага."

"Ну, Тайога, - сказал Уиллет своим шутливым тоном, - компания стала
не хуже".

"Нет", - сказал Тайога, и его улыбка была невидима для них в темноте.
"Приближается время, когда сахемы Онондага будут рады, что они
приняли Леннокса и Большого Медведя в нашу нацию ".

Уиллет сразу же рассмеялся, негромко, но с явным удовольствием.


"Вы, Онондаги, немного горды, Тайога," — сказал он.

"И не без причины, Великий Медведь."

"О, я признаю это! Я признаю это! Полагаю, мы все гордимся своей расой — это один из способов, с помощью которых природа делает нас довольными, — и я могу свободно сказать, Тайога, что я не жалуюсь на то, что родился белым, потому что я так привык быть белым, что вряд ли смог бы быть кем-то другим. Но если бы я не был белым — в чём я не виноват, — и ты
Маниту, мой Бог, сказал мне: «Выбери, кем ты ещё можешь быть».
Я бы сказал, и я бы сказал это со всем уважением и почтением, которые я мог вложить в эти слова:
"О Господь, Премудрый и Всемогущий, сделай меня сильным
молодой воин из клана Медведя, из народа Онондага, из
Лига Ходеносауни, охотящаяся за моим кланом и сражающаяся, чтобы защитить
его женщин и детей, держащая свое слово перед всеми и пытающаяся
быть справедливым к красным расам и племенам, которые не так хороши, как мои, и
даже быть таким же к бедным белым людям в городах, которые получают
пьют, и воруют, и грабят друг друга", и, может быть, твой Маниту, который мой
Бог исполнил бы мое желание".

«У Великого Медведя серебряный язык, и слова слетают с его губ, как мёд», — сказал Тайога. Но Роберт знал, что молодой онондага был очень доволен, и он также знал, что Уиллет говорил искренне.

 «Тебе лучше устроиться поудобнее на одеяле, как это делаем мы, Тайога», — сказал юноша.

 Но онондага не собирался отдыхать. Дикость этого места и дух бури взволновали его. Он встал на выступ,
и остальные смутно увидели его высокую и прямую фигуру. Он медленно
начал напевать на своём языке, и его песня звучала так на английском:

"Молния рассекает небо",
 Храбрая Душа не боится;
 Раскаты грома угрожают,
 Один Маниту ускоряет удар молнии;
 Воды глубоки и быстры,
 Они уносят праведника невредимым ".

"О Дух Добра, услышь меня,
 Следи теперь за нашим путем,
 Веди нас путем праведным,
 И, когда наши великие труды будут завершены,
 Верни нас обратно целыми и невредимыми,
 В Счастливой долине Онондага".

"Хороший гимн, Tayoga, такого я принять его", - сказал Уиллет. "Я не
слышал, как поет Мой народ лучше. А теперь, поскольку ты сделал больше, чем положено
тебе лучше последовать совету Роберта и лечь на кровать.
одеяло".

Tayoga повиновался, и трое молча слушали шелест
шторм.




ГЛАВА IV

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ КАНОЭ


Леннокс, Уиллет и Тайога заснули один за другим, и Онондага был
последним, кто закрыл глаза. Затем все трое, завернувшись в одеяла,
лежали в полной темноте на каменном выступе, а рядом с ними стояло каноэ.
Они были не более чем острием булавки в бескрайней дикой местности, которая
простиралась на неизвестные тысячи миль от Гудзона до Тихого океана,
очевидно, такие же потерянные для мира, как спящие в пещере много веков назад,
когда вся земля погрузилась во тьму лесов и пустынь.

Хотя шторм не мог добраться до них, он бил сильно в течение долгих часов.
пока они спали. Шум дождя сохранял непрерывный характер.
звук. Под ним трещали и ломались сучья. Воды реки,
вздувшиеся от разливов притоков ручьев, быстро поднимались, неся
на своей сердитой поверхности обломки деревьев, но они не достигали
каменная полка, на которой лежали путешественники.

Тайога проснулся незадолго до рассвета, когда было еще так темно, что его
наметанные глаза едва различали фигуры своих товарищей. Он сел
и прислушался, зная, что в предупреждении он должен полагаться на свой слух,
который был натренирован до чрезвычайной остроты потребностями лесной жизни
. Все трое были отличными трейлерами и разведчиками дикой природы, но
Тайога был первым из трех. За его спиной стояли бесчисленные поколения.
которые были вынуждены полагаться на физические чувства и
интуицию, которая проистекает из их предельного развития и координации.
Так вот, Тайога, продукт всех тех, кто ушел раньше, тоже была
их лучшим цветком.

Сначала он слушал, опершись на локоть, но через минуту или
через два он сел. Он услышал шум дождя, треск
сколов ветви, пропуская разбушевавшейся реки, и бульканье
его воды, как они плескалась о каменные полки. Они не войдут внутрь.
он знал это, поскольку заметил, что самые высокие отметки наводнений лежат
под ними.

Звуки, издаваемые дождем и рекой, были ровными и неизменными. Но
интуиция, проистекающая из гармоничной работы органов чувств, развитая
до изумительной степени, прозвучала предупреждающей нотой. Надвигалась опасность. Он
не знал, в чем заключалась опасность и откуда она могла прийти, но душа
в Онондага была жива, и каждый мускул в его теле был
приспособлены для любых задач, которые могут лежать перед ним. Он посмотрел на свои
спящих товарищей. Они не шевелились, и их долгое, ровное дыхание
сказало ему, что никакой зловещей угрозы им не грозит.

Но Тайога никогда не сомневался. Тихое и невидимое предупреждение, похожее на
современный беспроводной ток, снова достигло его. Теперь он опустился на колени у самого
края полки и вытащил свой длинный охотничий нож. Он пытался пронзить темноту взглядом
и всегда смотрел вверх по течению в
направление, в котором они пришли. Он тоже напряг слух до предела
сосредоточив всю силу своего слуха на реке, но
единственными звуками, которые доносились до него, были шум течения, шум воды.
бурление воды по краям и ее плеск о дерево или кустарник
сорванный штормом и плавающий на поверхности ручья.

Онондага сошел с уступа, найдя место для ног в
расщелинах внизу, вода доходила ему почти до колен, и наклонился еще дальше
вперед, прислушиваясь. Одна рука крепко держалась за каменный выступ наверху
, а другая сжимала нож.

Tayoga сохраняется напряженной концентрации его факультетов, а если он
нарисовал их вместе в физическом смысле, пока они несли на
один момент, и он излил столько сил и жизненной энергии в них, что он
установил мраки тонкий шагах перед его глазами, и он услышал шумы
вода, которая никогда к нему не придут раньше.

Мимо пронеслись сломанная ветка, кустарник и молодое деревце. Затем появилось дерево, и
несколько отклоняясь от течения, оно поплыло к отмели.
Сильно наклонившись вперёд и вытянув руку с ножом, Тайога
нанес удар. Когда лезвие вернулось, оно было красным, и молодой онейда
издал оглушительный боевой клич, который зазвенел и отразился эхом в пределах
каменной лощины.

Леннокс и Уиллет вскочили на ноги, разом прогнав сон,
и инстинктивно схватились за винтовки.

"Что случилось, Тайога?" воскликнул пораженный Уиллет.

"Нападение диких воинов", - ответил Онондага. "Один прилетел".
плавал на дереве. Он думал убить нас, пока мы спали, и забрать наши
скальпы, но река, которая принесла ему жизнь, унесла его мертвым ".

- И поэтому они знают, что мы здесь, - сказал охотник, - и о твоей бдительности
спас нас. Что ж, Тайога, это ещё один поступок, за который мы должны тебя поблагодарить, но я думаю, тебе лучше вернуться на выступ. Они могут стрелять с другой стороны, выше, и хотя это будет беспорядочный огонь, одна-две пули могут попасть сюда.

 Онондага откинулся назад, и все трое прижались к скале. После торжествующего крика Тайоги не было слышно ни звука,
кроме шума реки и дождя. Но Роберт этого ожидал. Он знал,
что орда какое-то время будет молчать, надеясь на второй сюрприз
после того, как первый не удался.

"Это было смело, - сказал он, - со стороны одинокого воина плыть вниз по течению
в поисках нас".

"Но это удалось бы, если бы Тайога не проснулся", - сказал
охотник. "Один воин мог бы на досуге перерезать нас всех".

"Как ты думаешь, где они сейчас?"

"Должно быть, они притаились в укрытии среди скал. Если бы у них ничего не было над собой
шторм на время лишил бы их боевого духа
дикарей, даже жаждущих снять скальпы. Я очень рад, что у нас есть каноэ. В нем
хранится еда, необходимая нам для осады, и если представится шанс сбежать
это унесет нас прочь. Мне кажется, Тайога, я вижу шевелящуюся фигуру.
среди валунов на другой стороне, дальше.

- Я вижу двоих, - сказал Онондага, - и, несомненно, есть другие, которых мы
не можем видеть. Держитесь поближе, друзья мои, я думаю, они собираются стрелять.

Дюжина винтовок выстрелила с точки примерно в ста ярдах от нас,
взрывающийся порох оставлял красные точки в темноте, пули
стучали по каменному утесу или поднимали маленькие струйки воды из
река. За залпом последовал пронзительный, яростный боевой клич, и
Затем не было слышно ничего, кроме журчания реки и шума дождя.

"Вы не ранены?" — спросил Тайога, и Роберт с Уиллетом быстро
ответили отрицательно.

"Они не знают, куда целиться, — сказал Уиллет, — и пока мы будем
молчать, они не узнают. Твоего крика, Тайога, было недостаточно, чтобы
предупредить их.

"Но они должны помнить о том, где находится лощина, хотя и не могут
нажать на курок прямо на нее из-за темноты и бури", - сказал
Роберт.

"Это примерно подводит итог, мой мальчик", - сказал охотник. "Если они сделают много
стрельба наугад, шансы примерно сто к одному, что они в нас не попадут,
а у индейцев недостаточно боеприпасов, чтобы тратить их подобным образом ".

"Я не думаю, что мы сможем спустить каноэ на воду и ускользнуть в нем?"

"Нет, оно было бы затоплено дождем и наводнением. Также вероятно,
что они подстерегают нас дальше вниз по течению.

"Значит, это наш дом и крепость в течение неопределенного времени, и, что
в таком случае, я собираюсь сделать себе так же легко, как я могу".

Он снова подтянул одеяло под себя и лег на локоть, но его
держал винтовку перед ним, готовый к бою в любую минуту. Его
чувство комфорта возвращается, а вместе с ним и чувство безопасности. Пули
дикари ушли настолько дико и темнота была настолько глубокой, что их
появилось убежище его как крепость, на которую нет номера
осаждающие могли штурмовать.

"Как вы думаете, они попытаются плывут вниз по течению на деревья или бревна
опять же, Tayoga?" спросил он.

"Нет, опасность слишком велика", - ответил Клинтон. "Теперь они знают, что
мы наблюдаем".

Прошел час без каких-либо дальнейших сигналов от врага. Дождь прекратился.
несколько насилия, но, как поднялся ветер, его порыв и выкинуть как
много звука, как никогда. Затем ожидание было нарушено разрозненными выстрелами,
сопровождаемыми отрывистыми боевыми возгласами, как будто рядом были разные оркестры.
Из своего укрытия они наблюдали за красными точками, отмечавшими выстрелы
из винтовок, но только одна пуля пролетела рядом с ними, и, отколов
кусок камня над их головами, он, не причинив вреда, упал на пол.

«Это был один шанс из ста, — сказал Уиллет, — и теперь мы в безопасности от следующих девяноста девяти пуль».

«Я верю, что правило сработает, — сказал Роберт.

— Я бы хотел, чтобы ты крепко держал меня за левую руку, — сказал Уиллет.

"Я буду, но зачем? — ответил юноша.

"Если у меня будет возможность, я подберу немного мёртвой и плавающей древесины и уложу её вдоль края шельфа.  В темноте дикари не смогут нас подстрелить, но утром нам понадобится преграда.

«Ты, конечно, прав, Дэйв. Прости, что я сам об этом не подумал».

«Один из нас подумал об этом, и этого достаточно. Крепче держи меня за руку, Роберт.
 Не отпускай мою руку».

Благодаря терпеливому ожиданию и помощи остальных Уиллет смог подняться.
два бревна приличного размера и несколько кусков поменьше, которые они аккуратно положили
на край каменной полки. Лежа плашмя позади них, они
были почти скрыты, и теперь они могли ожидать наступления дневного света
с большей безмятежностью.

Прошло много времени. Все трое поели оленины, и Роберт
даже поспал немного. Он проснулся и обнаружил, что дождь пошел на убыль.
хотя уровень воды в реке все еще поднимался, Тайога и Уиллет придерживались
мнения, что он скоро прекратится, и это убеждение оправдалось через
час. Вскоре после этого Роберт увидел, как облака расступились и открылся
полоска темно-синего неба, на которой одна за другой начали появляться звезды.

"Ночь скоро посветлеет", - сказал Тайога, - "затем снова стемнеет
на некоторое время перед наступлением дня".

"И мы построили наш бруствер не слишком быстро", - сказал Уиллет. "Скоро здесь будет
так много звезд, что эти ребята смогут выбрать наше место и
послать туда свои пули. Что ты думаешь, Тайога? Это просто банда,
пользующаяся шансом раздобыть несколько скальпов, или они посланы
Генерал-губернатором Канады выполнять злую работу в лесу, а затем быть
отреченными, если потребуется?"

"Я не могу сказать", - ответил Онондага. "Многое происходит на земле
Ононтио в Стадаконе (Квебек). Он подолгу разговаривает шепотом с
северными вождями и часто не дает своему левому уху понять, что слышит
правое ухо. Ононтио передвигается по ночам, пока Корлеар спит.

- Может быть, и так, Тайога, но так это или нет, но мне больше всего нравится наш
прямой английский и американский стиль. Мы можем какое-то время ошибаться
и поначалу проигрывать, но быть открытым и честным - значит быть сильным ".

"Я не говорил, что методы Корлеара восторжествуют. Речь не о
Корлиар сохранит верность Ходонозауни англичанам,
но пятьдесят вождей знают, что, когда Ононтио говорит медоточивым голосом, ему нельзя доверять.

Уиллет рассмеялся.

"Я понимаю, Тайога," — сказал он. "Ты за нас не потому, что так сильно веришь в Корлиара, а потому, что меньше веришь в Ононтио. Что ж, это
полагаю, достаточно веская причина. Но не все французы обманщики.
Большинство из них храбры, и когда они друзья, они хорошие и преданные.
Практически все, что я могу сказать против них, - это то, что они готовы заткнуться.
их глаза на ужасные вещи, которые их союзники совершают от их имени. Но
Я много имел с ними общего на границе, и они могут тебе понравиться
. Теперь, когда Св. Люк, которого мы встретили, был прекрасным честным человеком.

"Но если враг, то враг, которого следует бояться", - сказал Тайога со своей обычной
серьезностью.

"Я бы не возражал, если бы дело дошло до войны. В таких случаях лучшие люди становятся
лучшими врагами, я полагаю. У него был острый глаз. Я видел, как он
оценивал нас, но больше всего он смотрел на Роберта ".

"Его острый глаз распознал, что я был самым важным из троих",
беспечно сказал Роберт.

"Каждый сотрудник могучий важно для самого себя", - сказал Виллет", и он
не могу уйти от него. Tayoga, как вы думаете, вы видите цифры, двигаясь по
другой банк оттуда, вверх по течению?"

"Двое точно, возможно, другие, Большая Медведица", - ответил Онондага. "Я
мог бы достать одного из своего ружья".

"Не пытайся, Тайога. Мы в обороне, и мы позволим им сделать все возможное.
начало положено. Чем раньше они израсходуют свои боеприпасы, тем лучше.
для нас это будет лучше. Я думаю, они довольно скоро откроют огонь, потому что
ночь становится необычайно светлой. Звезды такие большие и сияющие,
и их так много, что все они выглядят так, словно пришли на вечеринку
. Расправьте плечи, ребята! Я вижу фигуру, стоящую на коленях возле боулдера
, и это означает один выстрел, если не больше ".

Они лежали рядом, и теперь Роберт был очень благодарен за бревна, которые они вытащили из воды.
они давали почти полное укрытие.
Пригнувшийся воин, стоявший выше по течению, выстрелил, и его пуля попала в
лощину над их головами.

"Они метят лучше, чем обычно показывают", - сказал Уиллет.

Раздалось еще несколько выстрелов, и один угодил в бревно перед
Роберт. Он услышал глухой звук, изданный вошедшей пулей, и еще раз
он был благодарен за их грубый бруствер. Но это был единственный снаряд
который ударил так близко, и вскоре дикари прекратили огонь,
хотя трое осажденных все еще могли видеть их в ярком
лунном свете среди валунов.

"Они становятся слишком наглыми", - сказал охотник. "Может быть, они думают, что
расстояние от них до нас меньше, чем от нас до них, и
что наши пули упадут раньше, чем они доберутся до них. Я думаю, Тайога,
Я докажу, что это не так".

"Выбери человека у кромки воды", - сказал Тайога. "Он произвел в нас три выстрела.
и мы должны дать ему хотя бы один в ответ".

"Я заплачу долг, Тайога".

Роберт увидел воина, его голову, плечи и раскрашенную грудь,
появляющуюся над камнем. Дистанция была большой точности, но
свет был великолепен, и ружье охотника поднялась к его плечу.
Дуло было направлено прямо в обнажённую грудь, и когда Уиллет нажал на спусковой крючок, из оружия вырвалась струя огня.

Дикарь вскрикнул, бросился вперёд и упал в реку.
безжизненное тело, подброшенное быстрым течением, как сухостой, появилось снова и
проплыло мимо маленькой крепости троих. Роберт вздрогнул, когда снова увидел
свирепое лицо, а потом он его больше не видел.

Дикари издали крик горя и ярости из-за потери воина
, но осажденные молчали. Уиллет, перезаряжая винтовку,
пару раз ласково похлопал по ней.

"Это хорошее оружие, - сказал он, - и при ярком освещении я был уверен, что
не промахнусь. Мы честно предупредили их, что у них здесь целое гнездо
пантер, с которыми им предстоит иметь дело, и что, когда они нападают, они забирают
риски. Ты видишь их сейчас, Tayoga?"

"Всех взяли для прикрытия. Нет ни одного среди них, который готов
лицо снова винтовку Большой Медведицы".

Виллет удовлетворенно улыбнулся на комплимент. Он был горд своей
Sharp стрельба, и справедливо, но он сказал скромно:

"У меня была цель, и он будет делать для предупреждения. Я думаю, мы можем поискать.
теперь еще один долгий отдых.

Наступил темный период, предшествующий рассвету, а затем и утро.
над лесом вспыхнуло. Роберт из лощины, глядя на дальний
берег, увидел высокие, поросшие лесом холмы, а за ними голубые горы. Бусинки из
Дождь стучал по листьям, и казалось, что дикая природа, свежая и мокрая, выходит из великолепной ванны. К нему доносились приятные запахи дикой природы, и теперь он ощутил, как его угнетает заточение среди скал. Он хотел, чтобы они могли немедленно отправиться с поручением. Это был крайне неудачный случай, что индейцы нашли их там и держали в осаде. Наводнение унесло бы их на каноэ к реке Святого Лаврентия.

— Скорбишь, Роберт? — спросил Уиллет, заметивший выражение его лица.

— Сейчас да, — признался юный Леннок, — но это прошло. Я
хотел прокатиться по этой оживленной реке и через зеленый лес, но
поскольку мне приходится ждать, я могу это сделать ".

"Я чувствую то же самое по этому поводу, и нам повезло, что у нас есть такой форт, как
тот, в котором мы находимся. Я думаю, что дикари продержатся здесь еще долго
какое-то время. У индейцев всегда полно времени. Вот почему они более
терпеливы, чем белые мужчины. Похоже, что мы не услышим от них ни звука за все утро.
утро."

"Леннокс чувствует красоту дня, - сказал Тайога, - и именно поэтому он
хочет покинуть лощину и уйти в лес. Но если Леннокс только захочет
подумать, он поймет, что настанут и другие такие же прекрасные дни ".

Глаза молодого Онондаги блеснули, когда он произнес свой шутливый совет
.

"Я буду настолько терпелив, насколько смогу, - ответил Роберт тем же тоном, - но
завтра никогда не бывает так хорошо, как сегодня. Я жду, как ты и Дейв, только
потому что я должен это делать ".

"В лесу ты должен поступать так, как поступают люди, которые там живут", - философски заметил
охотник. "Они учатся ждать, когда они молоды. Мы
не знаем, как долго мы здесь пробудем. Еще немного оленя, Тайога.
Сейчас ближе к середине дня, и мы должны беречь силы. Я
хотел бы я, чтобы у нас была вода получше, чем в разлившейся и мутной реке, чтобы
— Выпей, но это всё равно вода.

Они поели, выпили и отдохнули, после чего последовал ещё один долгий период бездействия. Воины время от времени делали несколько выстрелов, но они не причиняли вреда. Только одна пуля попала в дупло и безвредно застряла в их деревянном барьере. Они не испытывали никаких неудобств, кроме боли и скованности, которые возникали из-за того, что они так долго лежали почти плашмя в одной позе. День, безоблачный и ясный, клонился к вечеру, и
воздух в нише становился тёплым и тяжёлым. Если бы не необходимость
нести караул, Роберт мог бы снова заснуть. Поток в
река достигла зенита и теперь заметно тонула. На воде больше не было ни деревьев, ни
кустарников. Уиллет выразил разочарование по поводу того, что
осаждающие не предприняли никаких решительных действий.

"Я говорил тебе, Роберт, некоторое время назад, - сказал он, - что в основном у индейцев
много времени, но, боюсь, у группы, которая загнала нас в угол, его
слишком много. Они могут послать одного-двух воинов на охоту, а остальные
могут сидеть поодаль и ждать неделю, пока мы выйдем. По крайней мере, так
выглядит опоссум на дереве. Что ты об этом думаешь, Тайога?"

«Великий Медведь прав, — ответил онондага. — Он всегда прав, когда не ошибается».

 «Ну же, Тайога, ты что, разыгрываешь меня?»

 «Нет, брат мой, потому что Великий Медведь почти всегда прав и очень редко ошибается. Только Маниту никогда не ошибается».

 «Так-то лучше, Тайога». Если я смогу поддерживать высокий средний уровень точности, я буду
доволен."

Английский Тайоги всегда был точным и немного книжным, как у человека,
говорящего на языке, который он выучил в школе, что, по правде говоря,
относилось и к языку онондага. Как и знаменитый Тайендангеа,
Ирокез, также известный как Джозеф Брант, его отправили в школу для белых
, и он выучил английский у грамматика. Уиллет тоже
говорил в манере, намного превосходящей манеру обычного разведчика и охотника.

"Если индейцы выставят шеренги за пределами досягаемости и будут просто наблюдать, что
мы будем делать?" - спросил Роберт. "Я, например, не хочу здесь оставаться
на неопределенный срок".

— И никто из нас не хочет, — ответил Уиллет. — Нам нужно двигаться. Долгое пребывание здесь нам не поможет. Мы должны что-то придумать.

 Оба, движимые одним и тем же порывом, посмотрели на Тайогу. Он был очень
задумался и вскоре взглянул на небо.

"Что Большая Медведица думает о небе?" он спросил.

"Я думаю, это прекрасное небо, Tayoga," Виллет ответил с чувством юмора
перегиба. "Но я всегда восхищался им, будь оно голубым, серым или
просто черным, усыпанным звездами".

Тайога улыбнулся.

"Что Большая Медведица думает о небе?" он повторил. - Говорят ли ему знамения
, что грядущая ночь будет такой же темной, как та, что только что прошла
раньше?

"Они говорят, что это будет темная, Tayoga, но я не верю, что у нас будет
снова дождь".

"Мы не хотим дождя, но мы хотим темноты. Сегодня ночью, когда луна
и звезды не появятся, мы должны покинуть лощину".

"Каким путем, Тайога?"

Онондага указал на реку.

"У нас есть каноэ", - сказал он.

"Но если они услышат или увидят нас, мы станем в нем отличной мишенью", - сказал
Роберт.

"Нас в нем не будет, - сказал онондага, - хотя наше оружие и
одежда будут".

"Ах, я понимаю! Мы должны спустить каноэ на воду, положить в него все, что угодно,
включая нашу одежду, кроме нас самих, и плыть рядом с ним.
Мы трое хороших пловцов, Тайога, и я верю, что мы справимся ".

Онондага посмотрел на Уиллета, который одобрительно кивнул.

"Шансы будут на нашей стороне, и нам лучше попробовать, — сказал он, —
если ночь будет тёмной, как я думаю, она будет такой."

"Тогда договорились, — сказал Роберт.

"Так и будет, — сказал Тайога.

Больше не нужно было слов, и они укрепили свои сердца для
дерзкой попытки, терпеливо ожидая, когда день угаснет и сменится
ночью, которая, как они и надеялись и предсказывали, наступила безлунной,
беззвёздной и тёмной. Незадолго до этого осаждающие
сделали несколько беспорядочных выстрелов, но не удостоили ответом. Вместо этого они
терпеливо ждал, пока была глубокая ночь, и тогда они готовы
быстро, главное, задачу, которая потребует больших
умение, мужество и присутствие духа. Сердце Роберта забилось тяжело. Как и остальные
он устал от дружелюбной лощины, которая так хорошо служила им,
и журчание реки, когда она текла, приглашало их идти дальше
и использовать ее как путь к спасению.

Все трое сняли с себя одежду и аккуратно сложили её в каноэ, положив ружья сверху, чтобы до них можно было дотянуться.
одно быстрое движение руки. Затем они посмотрели вверх и вниз по течению
и прислушались, напрягая весь свой слух. Дикаря нигде не было видно
и никто не издавал ни звука, который донесся бы до троих, хотя
Роберт знал, что они лежат за скалами не так уж далеко.

- Они не шевелятся, Тайога, - прошептал охотник. - Возможно, они
думают, что мы не осмелимся плыть по реке, и в этом случае, как и в большинстве других,
самый смелый путь - лучший. Возьмите другой конец каноэ, и мы будем
поднимите ее осторожно".

Он и Онондага спустили каноэ настолько медленно, что это не всплеск
когда он набрал воду, все трое опустились по очереди,
погрузившись в ручей по горло.

"Держись поближе к берегу", - прошептал охотник, - "и что бы ты ни делал".
не производи всплеска, когда плывешь".

Все трое были на стороне корабля рядом с обрывом и их
головы не появлялись над его стороне. Затем каноэ двинулось вниз по течению
примерно со скоростью течения, и никаких человеческих рук
не появилось, и не было видно никаких человеческих действий. Это было просто блуждающее судно
маленькая лодка, брошенная на произвол судьбы в диких водах, легкая скорлупа, но
с душой исследователя. Он небрежно продвигался вперед, держась ближе всего к
утесу, самому безопасному месту для столь хрупкого сооружения, два или
три раза колеблясь у выступов скал, но всегда решаясь идти дальше
еще раз посмотрим, куда вела эта прекрасная, но странная река.

К счастью, это была очень темная скала. Тень упала там вроде черный
одеяла, и никакой глаз еще покоилась на квесты каноэ, который продолжал его
как, лениво исследуя течения реки. Гасна Гаово, это каноэ из коры
красного вяза, было невелико, но являло собой благородный образец своего
в своём роде, лесной продукт, созданный с терпением и мастерством онондага. По обеим сторонам
у носа был нарисован алым цветом огромный орлиный глаз, и теперь
два больших красных глаза каноэ смотрели вперёд, в темноту, пытаясь
пронзить неизвестность.

 Каноэ плыло по течению, слегка покачиваясь,
то и дело отклоняясь от утёса, но всегда возвращаясь к нему. Пара огромных красных глаз уставилась на скалу, которая была так близко, и на другую скалу, которая была дальше, и на середину ручья, который теперь был спокоен и не взволнован обломками леса, унесёнными течением.
вода во время шторма. Каноэ также заглянуло в одну или две маленькие бухточки,
и, не увидев там ничего, кроме кромки реки, журчащей у камня,
двинулось дальше, добралось до поворота, обогнуло его легким, неторопливым, но умелым движением.
мода, и вышел прямо к ручью.

До сих пор каноэ совершало одинокое и безмятежное путешествие. Река
теперь расширившаяся и текущая между понижающимися берегами, была полностью ее собственной,
но, цепляясь за привычку, которую она сформировала, когда брала начало, она все еще держалась
западного берега. Ночь становилась все более и более благоприятной для
неоткрытое путешествие, которое он хотел совершить. Массы облаков собрались и
зависли над этой конкретной рекой, как будто у них была какая-то особая цель
при этом они сделали ночь такой темной, что красные глаза
каноэ, какими бы огромными они ни были, могли видеть лишь немного вниз по течению
. И все же он смело шел вперед, и в его движении была какая-то цель.
Часто казалось, что он вот-вот опрометчиво бросится на
скалистый берег, но всегда вовремя сворачивал, и хотя его продвижение
было, по-видимому, случайным, он двигался вниз по течению с большой скоростью.

Челнок ушел полностью четыреста ярдов, когда Абенаки воин на
на дальнем берегу реки увидел тень, движущуюся по
тень банка, и устойчивый взгляд сразу показал ему, что он был
каноэ, и, по его мнению, заброшенный, омывается водами потопа от некоторых
лагерь большое расстояние вверх по течению. Он понаблюдал за ним некоторое время,
и затем его мнение подтвердилось по его движению, когда он лениво поплыл
по течению.

Темнота была не слишком велика, чтобы абенаки не увидели, что это.
это было хорошее каноэ, прекрасный панцирь ирокезской работы, а каноэ были
ценный. Он не смог добыть ни одного скальпа, что было печальным.
разочарование, и теперь Маниту прислал ему этот заблудившийся корабль в качестве
утешительного приза. Он не был один, чтобы отклонить дары богов, и
он побежал вдоль края обрыва, пока не пришел в нижней точке хорошо
впереди каноэ. Затем он положил винтовку на землю, легко спрыгнул
в ручей и быстрыми уверенными гребками поплыл к брошенному кораблю.

Как воин приблизился, он увидел, что его мнение челнок был больше
чем оправдано. Это было сделано с необыкновенным умением и он восхищался ее
сильные, изящные линии. Это не часто было, что такой ценный приз пришел
мужчина и попросил отвезти его. Он потянулся и положил одну руку на
стороны. Затем тяжелый кулак навис над каноэ и нанес ему удар
такой сильный удар в челюсть, что он потерял сознание, а когда он
пришел в себя две минуты спустя на низком берегу, куда его выбросило течением,
он не знал, что с ним случилось.

Тем временем невредимое каноэ в одиноком величии плыло вниз по течению.


- Это был ловкий удар с твоей стороны, Дэйв, - сказал Роберт. - Ты честно ударил
по его челюсти.

"Не часто я дерусь индеец с кулаками, и возможность
придя я сделал большую часть этого", - сказал Хантер. "Возможно, он был
стражем, приставленным следить за такой попыткой, какую предпринимаем мы, но
вероятно, они думали, что если мы сделаем рывок, то окажемся в каноэ ".

"Это была великая мудрость для нас, чтобы искупаться", - сказал Tayoga. "Еще один дозорный
увидев каноэ может также думаю, что это был смыт где-то и
просто плывут по воде. Я вижу кучу подлеска, который
собрался у выступающей точки, и течение, естественно,
затащите туда каноэ. Предположим, мы оставим его там, пока не покажется, что оно пришло в себя.
освободитесь под действием воды, а затем продолжим движение вниз по реке."

- Это хорошая идея, Тайога, но оставаться под огнем - довольно суровое испытание.
так сказать, чтобы обмануть врага, когда дорога открыта
для тебя, чтобы убежать.

"Но мы можем это сделать, все трое", - уверенно сказал Тайога.

Коса с возвышенностью выдавалась в реку, и со временем
из достаточного количества плавника, принесенного течением и уложенного там, был сделан плот
значительной ширины и глубины, против которого каноэ в своем
блуждающий курс пройден. Но было очевидно, что его пребывание в таком порту
будет лишь временным, поскольку течение постоянно толкало и засасывало
его, и легкое суденышко непрерывно дрожало и раскачивалось под действием
течения.

В трех позади каноэ толкнул себя обратно в массы
растительность, жертвуя царапин, и были полностью скрыты за
время. Поскольку плавание больше не согревало Роберта, он
почувствовал, как холод воды проникает в кости. Свое физическое желание
дрожать он подавил мощным усилием воли и, стоя на
внизу, спрятав голову среди ветвей, он сидел тихо.

Никто из троих не произнес ни слова, и через несколько минут воин на другом берегу
ручья, наблюдавший из кустов, увидел смутные очертания каноэ
в темноте. Он подошел к кромке воды и внимательно посмотрел на нее
. Для него, как и для другого дикаря, было очевидно,
что это заблудившееся каноэ, причем ценное, прекрасный приз, который стоит взять.
Но он был менее импульсивен, чем первый человек, и в этот момент
река разлилась гораздо шире. Он не знал, что его
Товарищ лежал на берегу чуть выше по течению в полубессознательном состоянии,
но он был от природы осторожен и долго смотрел на каноэ.
 Он видел, что течение в конце концов оторвёт его от плота, но он считал, что оно продержится там ещё по меньшей мере десять
минут.  Так что у него будет время вернуться к ближайшему товарищу и вернуться с ним.  Тогда один из них сможет войти в воду и спасти каноэ,
а другой останется на берегу и будет наблюдать. Придя к такому мудрому
заключению, он скрылся в лесу в поисках второго индейца, но
прежде чем эти двое смогли соединиться, каноэ оторвалось от берега и было упущено.
Трое, спрятавшихся в кустах, наблюдали за индейцем, насколько позволяли сумерки, и они прочитали его мысли. .........

.............
............. Они знали, что когда он отвернулся
, он пошел за помощью, и они также хорошо знали, что пришло время
для того, чтобы сила тока вступила в силу в полную силу.

- Брось это, Тайога, - прошептал Уиллет, - и я думаю, нам лучше помочь тебе.
заодно нанесем несколько собственных ударов.

"Это так", - сказал Тайога.

Теперь блуждающее каноэ внезапно обрело больше жизни и цели,
или же течение стало намного быстрее. После непростого пребывания на ветвях
он быстро покинул их, поплыл к середине потока
и на огромной скорости поплыл между берегами, которые становились все выше
снова. Приветливые темные также увеличение защиты на три
кто были ее рулевого. Тяжелый, но без осадков тучи продолжали собираться
над ними и каноэ неслась все дальше в ускоренном темпе в непрозрачном
атмосфера. Пройдя еще милю, Уиллет предложил им сесть в
каноэ и грести изо всех сил. Посадка, вопрос времени
деликатность и сложность были сделаны с успехом, а затем они яростно использовали весла
.

Каноэ, внезапно превратившись в живое существо, прыгнуло вперед в воде,
и понеслось вниз по течению, как будто было лидером в гонке. Далеко позади
внезапно раздался боевой клич, и все трое рассмеялись.

"Я полагаю, они каким-то образом обнаружили, что мы сбежали", - сказал Роберт.

"Это так", - сказал Тайога.

"И они спустятся вниз по реке так быстро, как только смогут, - сказал Уиллет, - но
они больше не будут иметь с нами дела. Я не хочу хвастаться, но вы не можете
найдите в дикой местности трех гребцов получше, чем мы, и, пройдя
милю, мы вскоре оставим позади любое количество воинов, которым приходится
бегать по лесу и следовать изгибам ручья ".

"Они не смогут поймать нас сейчас, - сказал Тайога, - и я скажу им об этом".

Он издал боевой клич, такой пронзительный и свирепый, что Роберт вздрогнул.
Он рассек воздух, как взмах мечом, но это был долгий крик, полный
разнообразный смысл. Он выражал удовлетворение, триумф, насмешку над врагом,
а затем затих на зловещей ноте, как угроза для любого, кто пытался
следовать. Уиллет тихо рассмеялся.

"Это их взбудоражит, Тайога", - сказал он. "Ты поставлен ребром маленьким дротиком в
их сердца, и они не любят его. Но они могут извиваться как
они добры, мы вне их досягаемости. Слушай, они отвечают!"

Они услышали крик дикаря, который окружил их, но это было
последовало долгое молчание. Все трое гребли изо всех сил.
огромные мускулы на их руках вздымались и опадали от их усилий.
На лбах выступили капли пота.

Проходили часы. Миля за милей оставались позади. Темнота начала сгущаться.
разреженный, а затем воздух пронизали золотые лучи восходящего солнца.
Уиллет, испустив громадный вздох облегчения, положил весло поперек борта
каноэ.

"Опасность миновала", - сказал он. "Теперь мы приземлимся, переоденемся
и станем респектабельными".




ГЛАВА V

ВОЖДЬ могавков


Каноэ проплывало между низкими берегами, и они высадились на левом
берегу, подняв из воды маленькое суденышко, которое так хорошо им послужило
, и отнесли его на некоторое расстояние в кусты. Там они
присели рядом на некоторое время и долго, глубоко и прерывисто дышали.

"Я не хочу повторять этот опыт в ближайшее время", - сказал Роберт. "Я думаю,
у меня болит каждая мышца и кость".

"Я не так прост", - сказал Виллет", но они ноют в благое дело, и что из
большее значение сейчас успешно. Не оставив следов,
Индейцы не смогут преследовать нас, и мы сможем отдыхать здесь долгое время,
что вынуждает меня еще раз сказать тебе, чтобы ты оделся и стал
респектабельным ".

Теперь они совсем высохли и оделись. Они также убедились, что их оружие
и боеприпасы были в порядке, и после того, как Уиллет разведал местность,
Немного погодя, убедившись, что поблизости нет людей, они позавтракали мясом оленя и почувствовали благодарность.

"Боль проходит," сказал Уиллет, "и через полчаса я буду тем человеком, которым был вчера. Нет, я буду лучше. Я много раз оказывался в опасности, и каждый раз, когда я выбирался из неё, меня охватывало чудесное чувство счастья."

— «То есть риск важнее настоящего отдыха», — сказал Роберт.

 «Примерно так можно это сформулировать, и после того, как мы только что сбежали из осаждённого города, этот рассвет — самый прекрасный из всех, что я когда-либо видел.  Разве там не большое и великолепное солнце?  Полагаю, это то же самое солнце, которое я видел
смотрю уже много лет, но мне кажется, что сегодня утром на нем появился новый и
необычайно великолепный слой позолоты".

"Я думаю, его надели, чтобы отпраздновать наш успешный полет", - сказал Роберт.
"Это не только великолепная солнечная, Дэйв, но это необычайно дружелюбный
слишком. Я смотрю ей прямо в глаза всего секунду, и это довольно
балки на меня".

"Мои братья правы", - серьезно сказал Тайога. "Если бы на то не было
воли Маниту, чтобы мы вырвались из ловушки, которая была расставлена для нас,
солнце, только что поднявшееся из-за гор, не улыбнулось бы нам".

"Я воспринимаю это как аллегорию", - сказал Роберт. "Мы видим душой, и
наши глаза - всего лишь зеркала, через которые мы смотрим. Видя, или в
как минимум его цвет, это состояние души".

Tayoga прекрасно последовал за ним и кивнул.

"Ты слишком глубоко", - прервал охотник. - Давайте удовлетворимся
нашим побегом. Вот, возьмите каждый из вас еще по куску оленины. Я
рад, что у тебя все еще есть лук и стрелы, Tayoga, потому что он не будет
скоро мы должны начать искать другую олень".

"Леса кишели игры. Найти его будет нетрудно ", - сказал
Тайога.

- Но пока, я думаю, нам лучше держаться поближе. Конечно, главная опасность
опасность нападения этих дикарей миновала, но мы на некотором расстоянии
от Канады, и это все еще сомнительная территория. Еще одна бродячая банда может напасть на нас.
и этот оджибвей, Тандакора, никогда не прекратит охотиться на нас,
пока его не остановит пуля. У него ужасный приступ кожной лихорадки.
Мы хотим хорошо провести время в нашем путешествии, но мы не должны все портить
пытаясь ехать слишком быстро ".

"Возможно, было бы мудро с нашей стороны остаться на весь день в лесу",
ответил Онондага. "После великого и долгого испытания наших сил
прошлой ночью нам нужно было хорошенько отдохнуть. А сегодня вечером мы снова можем плыть по реке. Что говорит Леннокс?

 «Я за это, — ответил Роберт, — но я предлагаю углубиться в лес, взяв с собой каноэ, и замести следы. Я думаю, что я вижу
блеск воды справа, если не ошибаюсь, это означает ручей, до
что мы можем ходить переноски каноэ с нами".

"Хорошая идея, Роберт", - сказал Уиллет. "Полагаю, ты сначала посмотришь и убедишься, что
это действительно ручей".

Парень вернулся через минуту или две с подтверждением. Вода в
маленьком ручье была чистой, но дно было песчаным, и
следы были стерты за несколько секунд. Они преодолели вброд почти милю
пока не вышли на каменистую почву, тогда они оставили ручей и пошли дальше
обнажение или отдельные камни прошли значительное расстояние, наконец пройдя
через густые заросли на крошечное открытое пространство. Они поставили каноэ на землю
в центре отверстия, которое было круглым, и растянулись
свои тела на траве рядом с кустами, через которые они могли
видеть, оставаясь незамеченными.

"Эта тропа хорошо скрыта, - сказал Уиллет, - или, скорее, это вообще не тропа"
. Это примерно такой же след, какой оставляет птица, пролетая через
воздух.

- Ты знаешь, где мы находимся, Дэйв? - спросил Роберт.

- Мы не так уж далеко от края дикой местности. Вскоре земля
начнет спускаться к реке Святого Лаврентия. Но все это достаточно дико
. Сами французские поселения расположены не очень далеко от
большой реки. А Святой Лаврентий - могучий поток, Роберт. Я думаю,
другой такой реки на земном шаре нет. Миссисипи, я полагаю,
длиннее и несет больше воды в море, но река Святого Лаврентия
полна чистой воды, Роберт, подумай об этом! Большинство других крупных
Я слышал, что реки в мире мутные и жёлтые, но река Святого Лаврентия,
являясь притоком больших озёр, чиста. Иногда она голубая, а иногда зелёная, в зависимости от солнечного света или его отсутствия, а иногда она другого цвета, но всегда это хорошая, пресная вода, текущая между могучими берегами к морю. Чем дальше она течёт, тем глубже и шире становится, пока за Квебеком не достигает пяти, а затем и десяти миль в ширину, а у океана становится почти такой же широкой, как Эри или Онтарио. Я всегда ставлю на Святого Лаврентия, Роберт. Я
я не был на всех других континентах, но я не верю, что они могут показать что-то, что превзойдет это.
"Ты часто видел большие озера, Дэйв?" - Спросил я.

"Ты часто видел большие озера, Дэйв?"

"Много Эри и Онтарио, но не так много тех, что дальше на запад,
Мичиган, Гурон и Супериор, хотя они намного больше и величественнее.
Ничего подобного в Лейк Лайн в этом мире нет. Мы многого не знаем
о, отличный, но как я поняла у индейцев, что почти в четыре
сто километров, а может и сто пятьдесят миль в
сер. Какая сила воды! Это не озеро! Это пресноводное
море. Я тоже видел Ниагару, Роберт, где река с шумом обрушивается на
два могучих утеса, и пена поднимается к небу, и радуга
всегда изгибается дугой над пропастью внизу. Это потрясающее зрелище и оно
все растет на Вас, чем дольше вы на него смотрите. Индейцы, которые, как
мифы и аллегории, есть прекрасный рассказ о нем. Говорят, что Хено,
которому Маниту поручил управление молнией, когда-то жил в великой
пещере или лощине за водопадами, любя сырость и вечный рев
вод. И Маниту, чтобы помочь ему присматривать за всеми
"тандерболтс" дал ему трех помощников, имена которых так и не были названы. Итак,
народы Ходеносауни называют себя внуками
Хено, и когда они взывают к нему, они называют его дедушкой.
Но они считают, что Хено всегда находится под руководством Хавеннею,
Великого Духа, который, как я понимаю, в их представлении такой же, как Маниту. Чем
больше узнаешь об индейцах, и особенно о ходеносауни,
Роберт, тем больше восхищаешься красотой и силой их разума".

Уиллет говорил с большой серьезностью, его собственный разум сквозил в
многолетний опыт погружения в лесные знания и образы.
Роберт, хотя и знал меньше об индийской мифологии, тем не менее знал
достаточно, чтобы испытывать к ней большое восхищение.

"Я изучал мифы греков и римлян в Олбани, - сказал он, - и
Я не вижу, чтобы они сильно превосходили мифы индейцев".

"Может быть, они не все", - сказал Уиллет, "а я не верю
греки и римляне никогда не было такой стране, как та, в которой мы
роуминг. В Книге говорится, что Бог сотворил мир за шесть дней, и я думаю, что Он
Должно быть, Он потратил целый день, и притом лучший день в своей жизни, на эту страну. Подумайте о реке Святого Лаврентия, обо всех больших озёрах, средних озёрах и маленьких озёрах, о Гудзоне и других великолепных реках, о прекрасных горах к востоку от Гудзона и к западу от него, обо всех больших долинах, о великой стране Ходонозауни и о великолепных зелёных лесах, простирающихся на сотни и сотни миль во всех направлениях!
Я говорю тебе, Роберт, — и это не святотатство, — что после того, как Он проделал такую
великолепную и почти идеальную работу, Он мог бы остановиться на ночь и
это хорошая работа на целый день. Я считаю, что больше нигде на земле
на поверхности нет такого количества прекрасных вещей, сосредоточенных в одном регионе ".

Он сделал глубокий вдох и уставился с чувствительным взглядом на тусклый синий
гребни гор.

"Это все, как вы это называете", - сказал Роберт, чья душа была наполнена той же самой
любовью и восхищением, - "и я рад, что родился в его пределах.
Я заметил, Дэйв, что люди преклонного земель думаю, что они одни
любовь к Родине. Новые люди могут любить новую землю так же сильно, и я люблю
всю эту страну вокруг нас, озера, реки и горы
и долины, и леса.

Он широко раскинул руки в жесте объятия и тоже сделал глубокий вдох, наполненный свежим воздухом, который струился над чистым лесом.
Тайога улыбнулся, и его улыбка была бездонной.

«Я, Тайога, из клана Медведя, из народа Онондага, из
великого союза Ходонозауни, могу радоваться больше, чем кто-либо из вас,
мои белые друзья, — сказал он, — потому что я и мои отцы, жившие до меня,
родились в этой чудесной стране, о которой вы так хорошо, но не слишком хорошо,
говорите, и большая её часть принадлежит Ходонозауни.
а французы - всего лишь вчерашний день. Тододахо зажег первый совет.
костер в долине Онондага за много поколений до того, как они пересекли море.
"

"Это правда, Тайога, - сказал Уиллет, - и я ни на минуту не забываю об этом.
Все мы, белые люди, англичане, французы, голландцы, немцы и представители всех других
пород, всего лишь новички, и я не из тех, кто когда-либо отрицал права
ходеносауни ".

"Я знаю, что Большая Медведица всегда была нашим другом", - сказал юноша.
Онондага, "и Леннокс тоже".

"Да, Тайога, - горячо сказал Роберт.

Мало-помалу белый парень уснул, остальные последовали его примеру в своих
Он повернулся и, когда проснулся, увидел, что уже полдень. Примерно в середине сна его товарища
Тайога тоже уснул, и теперь Уиллет последовал его примеру, оставив
Роберта одного на страже.

 Его взгляд проникал сквозь кусты и на некоторое расстояние за ними, и он
увидел, что никто не приближался. Да он и не ожидал этого. Место
было слишком отдалённым и хорошо спрятанным, и самые зоркие воины в мире
не смогли бы проследить за исчезнувшим следом.

Он съел две или три полоски оленины, обошёл вокруг
прохода, осматривая подходы со всех сторон, и
еще раз убедившись, что поблизости нет посторонних, вернулся
на свое место на траве рядом со своими товарищами, полный великого покоя
, который может прийти только к людям с чувствительным умом и возвышенным воображением. Его
сон дал ему основательный отдых. Перенапряженные мышцы снова стали легкими,
и теперь, когда его окружал обширный зеленый лес, а на горизонте виднелись тускло-голубые горы
, он почувствовал всю остроту жизни.

Он был рад быть здесь. Он был рад быть с Тайогой. Он был рад
быть с Уиллетом и был рад отправиться на важное задание
что эти трое надеялись осуществить, согласно обещанию, несмотря на все опасности, которые их окружали, и что их будет много, в чём они уже убедились. Но пока, по крайней мере, не было ничего, кроме покоя.

  Он лежал на спине и смотрел в голубое небо, по которому плыли пушистые
и крошечные облака. Все они двигались на северо-восток, и туда же направлялись он и его товарищи. Если бы Маниту был на их стороне,
они бы пришли в Квебек, принадлежавший французам, который раньше был
Стадаконой для древних индейских племён. Это название, Квебек, было полно
значение для него. Стоящий на своей могучей скале, он был другим.
Гибралтар. Это рассказывало ему о французской власти в Северной Америке, и он
смутно ассоциировал это с молодыми офицерами в блестящих мундирах,
напудренными дамами и всем великолепием двора Старого Света, воспроизведенным
в Новом Свете. Сен-Люк был родом оттуда, и своим красивым
лицом, фигурой, веселыми и грациозными манерами он олицетворял
Квебек шевалье, к которому серьезные и солидные бюргеры Олбани
относились со страхом и отвращением, но в то же время со странным видом
притяжения.

Он не отрицал, что тоже чувствовал влечение. Неизвестное
родство с Квебеком, будь то в крови или воображении, звало. Он
задавался вопросом, увидит ли он Св. Люк был там, но, поразмыслив, решил
что это невозможно. Миссия шевалье в Ходеносони
потребует длительного отсутствия. Он может прибыть в долину Онондага
и ему придется ждать много дней, прежде чем пятьдесят сахемов решат
собраться на совет и выслушать его.

Но Роберт считал, что если бы святой Люк предстал перед пятьюдесятью, он
оказался бы красноречивым и не пренебрег бы никакими уловками.
способ заставить ходеносони думать, что французская мощь в Квебеке
непобедима. Он описывал великие подвиги французских офицеров и
солдат. Он расскажет им о блестящем версальском дворе, и
возможно, он заставит их думать, что их спасение зависит от
союза с Францией.

В тот момент Роберт пожалел, что его миссия привела его в
Квебек, а не в долину Онондага, где Уиллет, он и Тайога
слишком - могли предстать перед сахемами как настоящие и испытанные друзья и
доказать им, что англичане были их хорошими и естественными союзниками. Они
хотелось бы снова вспомнить, что сделал Фронтенак. Они будут размышлять о том, как
он пронес меч и огонь среди Шести Народов,
затем - среди Пяти, и они будут бередить старую рану, которая все еще бередила.

Это было мимолетное желание. Ирокезы останутся верны своим
древним союзникам, англичанам. Кровь, пролитая Фронтенаком, навсегда останется
барьером между Длинным Домом и той Стадаконой, которая была.
Его взору снова предстал Квебек, и он посмотрел на северо-восток, где
на могучей и хмурой скале раскинулась столица Франции. Его любопытство
беспокойство по этому поводу возросло. Он хотел посмотреть, что это за город, и
он хотел увидеть, что за человек маркиз Дюкейн,
генерал-губернатор Канады. Что ж, он будет там через много
дней и увидит все сам. Он и его товарищи уже одержали
победу над опасностью, настолько большой, что теперь ничто не могло их остановить. Он
почувствовал весь восторг и уверенность, которые пришли от победы с перевесом сил.

Он поднялся, раздвинул кусты и ещё раз обошёл окрестности. Когда он оказался примерно в сотне ярдов от них, он
ему показалось, что он услышал какой-то звук в чаще на значительном расстоянии
впереди. Быстро укрывшись за большим деревом, он использовал оба глаза
и уши, внимательно наблюдая за зарослями и прислушиваясь к любому другому
звуку, который мог раздаться.

Больше он ничего не услышал, но его зоркие глаза заметили, как куст качнулся прямо на ветру
движение, которое не могло произойти, если только
это не было вызвано чем-то живым в чаще. Он выставил винтовку вперед и
все еще наблюдал. Теперь куст сильно затрясся, и неуклюжая черная фигура
, выстрелив, побежала через открытое место. Это был всего лишь медведь, и он
собирался возобновить свою прогулку по кругу, но вторая мысль подсказала ему, что
медведь бежал так, как будто убегал от объекта, которого он боялся
а в северных лесах не было ничего, кроме человека
существа, способные напугать медведя.

Он вернулся в свое укрытие и возобновил наблюдение в чаще,
предоставив медведю бегать, где ему заблагорассудится, что он и сделал, исчезнув
фыркнув в другой чаще. Прошло целых десять минут. Роберт
не шевелился. Он притаился за деревом, слившись с травой,
и держал винтовку наготове, чтобы выстрелить в любой момент, если возникнет необходимость
.

Куст, который двигался против ветра, давно перестал шевелиться,
но теперь он увидел еще одно сотрясение, и оно тоже не обращало внимания на
законы природы, бросая вызов ветру, как и первый. Роберт
сосредоточил на нем свой взгляд, радуясь, что не заставил черного
нести первопричину всего сущего, и вскоре он увидел, как среди листьев появилась покрытая перьями
голова индейца. Это был всего лишь мимолетный взгляд, он видел
не тело и даже не лицо воина, но этого было достаточно.
Там, где один воин был, другой, вероятно, был в тех северных районах.
марши - самый опасный вид нейтральной территории.

Он начал скользить прочь, держась за большой ствол дерева между собой и зарослями.
используя все приемы лесного трейлера, которым он научился благодаря
природным способностям и долгой практике. Он возвращался медленно, но травы
стебли перемещаются только немного, как он вошел, и он был уверен, что он не
только не было видно, но не видно. И все же он едва осмеливался
дышать - пока не добрался до кустов, окружавших отверстие, в котором лежали его
товарищи.

Он помедлил несколько мгновений, прежде чем разбудить остальных, и наполнил легкие
с воздухом. Он с удивлением обнаружил, что руки, держащие винтовку, были влажными от пота, и тогда он понял, насколько сильным было это кратковременное напряжение. Предположим, он не увидел бы индейца в кустах и попал бы в засаду во время разведки! Или предположим, что он остался бы со своими товарищами и попал бы в засаду там! Но ничего из этого не случилось, и, взяв Уиллета за плечо, он встряхнул его, одновременно шепча ему на ухо, чтобы тот не шумел. Охотник, чьи тренированные органы чувств сразу же
проснулись и насторожились, тихо сел, и Тайога, который, казалось, тоже проснулся
инстинктивно в то же время он тоже сел.

"Что это, Роберт?" прошептал Уиллет.

"Индеец в кустах примерно в двухстах ярдах отсюда", - ответил юноша.
"Я просто видел его волосы и перо в них, но можно с уверенностью предположить,
что он не единственный".

"Это так", - сказал Тайога. "Воин не приходит сюда один".

"Это не может быть банда, которую мы отбили, когда были в лощине", - уверенно сказал
Уиллет. "Они, должно быть, далеко к югу от нас, даже если они еще не прекратили погоню".
"Это так, Большая Медведица", - сказал Тайога.

"Голова воина была непокрытой". ",
— Леннокс, или у него был головной убор, как у меня?

— Я думаю, — ответил Роберт, — что перо торчало примерно так же, как у вас, возможно, из крестовины.

— Вы могли бы сказать, от какой птицы это перо?

— Да, я это видел. Это был орлиный плюмаж.

Тайога задумался на мгновение или два. Затем он поднёс два пальца ко рту и
издал мягкий, своеобразный свист, похожий на пение лесной птицы с
глубоким голосом. Он подождал полминуты, и в ответ раздался
такой же свист.

"Это, — сказал Тайога, — наши люди," и, поднявшись и раздвинув
кусты, он шел, прямой и бесстрашный, к зарослям, в которых
Роберт видел воина. Роберт и Уиллет, воодушевленные смелостью,
как это всегда бывает с людьми, уверенно последовали за ним, их винтовки не были
выставлены вперед, а лежали на сгибах рук.

Дюжина воинов выступила из чащи, во главе их шел высокий мужчина
средних лет, с открытым и благородным лицом и достойной осанкой.

«Это могавки, Ганеагаоно, хранители Восточных ворот», — сказал
Тайога, — «и вождь Дайохого, что по-английски означает «На развилках»,
ведет их. Он великий человек, доблестный в битве и мудрый в совете.
Его слова имеют большой вес, когда пятьдесят сахемов встречаются в долине
Онондага, чтобы решить вопросы жизни и смерти."

Он остановился и почтительно склонил голову перед человеком более высокого возраста
и, пока, более высокого ранга. Выражение удовольствия появилось на лице
вождя могавков, когда он увидел молодого Онондагу.

"Это Тайога из клана Медведя, из народа Онундагаоно
(Онондага)", - сказал он.

"Это так, Дайохого из клана Волка, из народа Ганеагаоно
(Ирокез), - ответил Тайога. "Ты из Хранителей Восточных Врат и
мой отец, Даатгадосе, из Хранителей Огня Совета, были
друзьями с тех пор, как они стояли на коленях у своих матерей, и мы тоже
друзья, Дайохого."

"Ты говоришь правду, Тайога", - сказал вождь, окидывая
оценивающим взглядом красивое лицо и атлетическую фигуру молодого человека
Онондага. "И белые люди с тобой? Одного я знаю как Великого
Медведь, который называет себя Уиллетом, но мальчика я не знаю ".

"Его зовут Леннокс, о Дайохого. Он настоящий друг Великого
Медведь, из племени тайога и ходонозауни. За последние два дня он, стоя рядом с нами, доблестно сражался с абенаками, гуронами, Сент-Реджисом и воинами других диких племён, которые называют себя союзниками Ононтио.

Роберт почувствовал на себе проницательный взгляд вождя могавков. Но взгляд индейца был дружелюбным, и, хотя он восхищался Тайогой, он также одобрял Леннокса.

«Вы сражались с превосходящими силами и остались в живых», — сказал он.

«Никто из нас не пострадал, — скромно ответил Тайога, — но мы убили
больше, чем один из тех, кто напал. Это было в ущелье реки далеко позади.
мы спаслись ночью, плывя на нашем каноэ. Теперь мы отдыхаем
здесь, и действительно, Дайохого, мы рады видеть тебя и твоих воинов.
Лес стал для нас безопасным. У нас осталась часть оленя, и мы просим
поделись ею с нами.

"С удовольствием", - сказал Дайохого. "Мы привезем оленину и кукурузную муку, и мы будем
есть вместе".

Его воины были крепкими людьми, хорошо вооруженными, и они не боялись никого из врагов.
они развели огонь на открытом месте, разогрели мясо оленя и приготовили
хлеб из их кукурузной муки. Все трое поели вместе с ними, и Роберт почувствовал, что
они были среди друзей. У могавков был в памяти не только Фронтенак,
но и более далекое прошлое Шамплена, французского солдата и исследователя, который
победил их до того, как они научились пользоваться огнестрельным оружием. Он чувствовал, что
Дюкену в Квебеке было бы очень трудно преодолеть враждебность
этого воинственного и мощный красный нации, и он решил сделать то, что он
может держать их прикрепленными к Британией. Это может быть только
немного, но немного, много раз достиг многого.

Дайохого и его воины отправились на разведку на север, к
самым границам французских поселений, и вождь сказал троим
, что там происходит необычное движение. Ожидались регулярные солдаты
вскоре из Франции. Были отправлены боевые пояса и великолепные подарки
племенам, живущим у Великих озер, как на севере, так и на юге,
и Ононтио адресовал послания с необычайной вежливостью своим
братья, доблестные Ганеагаоно, иначе могавки, Хранители
восточных ворот.

"А вожди могавков прислушиваются к словам Ононтио?" - спросил Роберт
с тревогой.

Дайохого ответил не сразу. Он посмотрел на зеленый лес. Птицы,
голубые, серые или коричневые, носились тут и там в листве, и
его взгляд на мгновение остановился на крошечном крапивнике.

"Голос Ононтио - это голос птицы, щебечущей на дереве", - сказал он
. "Во времена отца отца моего отца дети
Ононтио, под командованием Шамплена, пришли с оружием, которое было нам незнакомо, и
подарками они убедили воинов Адирондака помочь им. Они
поднялись по большому озеру, которое белые люди называют Шамплейн, затем они
переправились в Тикондерогу, недалеко от выхода из озера, Сент-Сакремент,
и напали на двести воинов ганеагаоно, которые тогда знали только
лук, стрелы и боевую дубинку, и убили многих из них. Это было четыре поколения назад
, но мы не забываем. Затем, когда мой отец был молодым
воином, пришел Фронтенак с отрядом белых солдат и канадскими
Индейцев, убивали воинов и опустошали огнем земли
пять наций, теперь Шесть. Могут ли ходеносауни забыть?

Вождь мрачно уставился в огонь, и его глаза вспыхнули воспоминанием о
древних обидах.

- Ононтио тоже посылал пояса ганеагаоно, не так ли? - спросил
Роберт.

Глаза вождя снова вспыхнули.

"Он пытался это сделать, - ответил он, - но ганеагаоно верны
своим братьям из ходеносауни с тех пор, как Тододахо впервые обнаружил
священный вампум на берегу озера Чаутокуа. Наши три клана,
Черепаха, Волк и Медведь, встретились в нашей самой большой деревне к югу от
река, Ганеагаоно (ирокез), и слушал носителей поясов.
Потом мы отправили их обратно в Onontio, сказав им, что если они хотят быть
слышал, в дальнейшем они должны вернуть пояс в совет из всех сахемов
из Hodenosaunee в долине Онондага."

- Другие народы ходеносауни, - сказал Тайога, - всегда знали,
что ганеагаоно на меньшее не пойдут. Хранители Восточных ворот
ни на волос не отступали от своих
обязанностей".

Дайохого повернул свое мрачное лицо к юноше Онондага, и это было
внезапно озарившись улыбкой признательности и удовольствия.

- Тайога из Онундагаоно, - сказал он размеренным тоном, - ты сказал
хорошо. Онундагаоно, Хранители Огня Совета, и
Ганеагаоно, Хранители Восточных Врат, являются первыми племенами
Ходеносауни, и лучше для воина того и другого гореть два дня
и две ночи в огне, чем нарушать хоть в малейшей степени древние
обычаи и законы ходеносауни."

"Перед тем, как мы подрались с бандой сэвиджей, - сказал Робер, - мы встретили одного
Француза, шевалье Раймона Луи де Сен-Люка, который направлялся в
долина Онондага с поясами из Ононтио. Святой Люк - храбрый человек,
великий оратор, и его слова, золотые и сладкие, как мед, упадут на
уши пятидесяти вождей. Он скажет, что Шамплен и Фронтенак
принадлежали древним временам, что леса становились зелеными, а затем
краснели сто пятьдесят раз со времен Шамплена и шестьдесят раз
со времен Фронтенака. Он скажет, что то, что они сделали, было вызвано ложным ветром
, который дул между французами и ходеносони, скрывая правду и
заставляя друзей видеть в лицах друзей лица врагов. Он так и сделает
Он скажет, что теперь дует настоящий ветер и что он развеял всю
ложь. Он скажет, что Ононтио — лучший друг Ходонозауни, чем Корлиар, и гораздо более могущественный.

Вождь могавков-ветеранов посмотрел на юного Леннокса, и снова в его взгляде
было одобрение и понимание.

"Мой юный белый друг уже великий воин, — сказал он. «То, что он сделал с Тайогой и Великим Медведем, доказывает это, но каким бы великим он ни был, в совете он ещё больше. Слова сына Ононтио, Святого Люка, могут литься с его губ, как мёд, но речь Леннокса — это голос
Южный ветер поёт в тростниках. Леннокс станет великим оратором
среди своего народа.

Роберт покраснел, но его сердце забилось от похвалы Дайохого,
которая была явно искренней. Он почувствовал внезапный прилив
уверенности, что могавк говорит ему правду. Это было раннее и неполное проявление плавной и мощной речи, которая впоследствии принесла ему известность в Нью-Йорке и далеко за его пределами и заставила людей повсюду называть его «Златоустым». И он всегда был готов признать, что большая часть его силы проистекала из возвышенных мыслей и
блестящие образы, продемонстрированные многими ораторами народов мира
Ходеносони, с которыми прошла большая часть его юности.

"Я только высказал мысль, которая была у меня в голове, Дайохого", - сказал он.
скромно.

"С чего начинается великая речь", - мудро заметил сахем.
"Когда Леннокс вернется из путешествия, в которое он сейчас отправляется, ему следовало бы
отправиться в долину Онондага и встретиться со Святым Люком на дебатах
перед пятьюдесятью сахемами".

Сердце Роберта снова подпрыгнуло. Это было похоже на призыв к битве, и теперь он
знал, какой должна быть его великая цель в жизни. Он будет бороться с учебой
и потренироваться, чтобы стать в этом первым, но в данный момент у него были
другие мысли и цель. Уиллета, однако, тоже загорелись
слова вождя племени ирокезов.

"Я заметил раньше, Роберт, - сказал он, - что у тебя есть дар
языках, и мы сделаем все великим оратором вас. В такие времена, как наше,
такой человек очень нужен. Может быть, то, что, по мнению Дайохого, должно быть,
будет, и вы все же выступите против Св. Люк перед пятьюдесятью сахемами в
долине Онондага.

"Это было бы хорошо, - задумчиво сказал Дайохого, - потому что люди в
Олбани по-прежнему доставляет Ходеносони неприятности, заставляя обещание казаться одним делом
когда оно дано, и совсем другим, когда приходит время его сдержать."

- Я знаю, Дайохого! - яростно воскликнул Уиллет. "Я знаю, как эти
ловкие торговцы, которые назначены иметь с вами дело, выманивают у вас ваши
меха и пытаются обманом выманивать у вас ваши земли! Но потерпите еще немного
вы, кто был терпелив так долго. Из Англии пришло известие
что король сместит своих уполномоченных и сделает сэра Уильяма
Джонсона своим индейским агентом по всей Северной Америке ".

Глаза Дайохого и его воинов заблестели.

"Это правда?" он спросил. "Варайяге (Джонсон) будет тем, кто будет
говорить с нами и заключать с нами договоры?"

"Я знаю, что это факт, Дайохого".

"Тогда это хорошо. Мы можем доверять Варайяге, и он знает, что может
доверять нам. Где наша тропа ведет в Коланеху (Джонстаун) на холме недалеко от нашего замка-башни
он построил большой дом, и я и мой брат
вожди всех трех кланов - Волка, Медведя и Черепахи - были там
и получили от него подарки. Он друг семьи
Ганеагаоно, и он знал, что сможет построить дом среди нас и жить
там, в мире, с нашими воинами, которые будут охранять его ".

Новость о том, что Джонсон будет королевским агентом в Индии, произвела на ирокезов электрический эффект
. Говорил ли он по-английски или по-ирокезски, он говорил на
языке, который они понимали, и его действия были понятны им. У него
была их вера, и он никогда ее не терял.

Несколько охотников вышли, и, поскольку в лесу было полно дичи, они
быстро подстрелили еще одного оленя. Тогда воины, все еще чувствуя себя в своей
силе, что им нечего бояться врагов, развели высокий
костер, разделали оленя, приготовили его и устроили большой пир. Добрый
чувство, существовавшее между ирокезами и двумя белыми, усилилось.
Роберт бессознательно начал упражнять свой дар золотой речи. Он
подробно остановился на предстоящем назначении Варайяге, их лучшего друга, для
ведения дел от имени короля с ходеносони, и затянул
постоянно о Шамплене и Фронтенаке. Он заставил их казаться живущими
вчера, а не давным-давно. Он разбередил старые раны, которые могавки
получили от рук французов, и заставил их снова жечь.
Он подробно остановился на вере англичан, их уважении к землям
Ходонозауни и древняя дружба с Шестью Народами. Он
забыл слова Дайохого о том, что он станет великим оратором, но
через пять минут после того, как они были сказаны, он их оправдал.

 Тайога и Уиллет переглянулись, но промолчали. Молодой
Леннокс говорил достаточно для всех троих. Дайогого не сводил глаз с говорившего, следя за каждым его словом, а воины, лежавшие на локтях, смотрели на него и верили тому, что он говорил. Когда он замолчал, вождь и все воины разом издали глубокий одобрительный возглас.

"Тебя зовут Леннокс, - сказал Дайохого, - и по обычаю белых это
единственное имя, которое у тебя когда-либо было, но у нас есть способ получше. Когда
воин сильно выделяется, мы даем ему новое имя, которое
рассказывает о том, что он сделал. Отныне, Леннокс, ты будешь известен среди
Ганеагаоно как Дагаеога, что является именем великого вождя клана
Черепахи, нашей нации."

"Я благодарю вас, Dahoyogo", - сказал Роберт, искренне, зная, что
высокая награда была присвоена ему и благословение Аллаха. "Я постараюсь заслужить немного
способ великое имя, которое Ты возложил на меня".

- Каждый может сделать все, что в его силах, - серьезно сказал Ирокез.

Но Уиллет открыто радовался почести, оказанной
его молодому товарищу, говоря, что когда-нибудь это может быть осуществлено
с официальными церемониями народом ирокезов, и это факт огромной
ценности. Быть усыновленным сыном любого народа Ходеносауни было бы
для него огромной помощью, если бы он вел переговоры с Лигой в
интересах английских колонистов. Но быть усыновленным как онондагами, так и ирокезами
дало ему двойную власть.

Роберт уже находился под сильным влиянием Тайоги, молодого
Онондага, а теперь и слова Дайохого, ирокеза, усилили это влияние
еще больше. Он понимал, как мало белых мужчин же это сила
в Hodenosaunee и как ее народов может стать решающим фактором в
грядет война между французскими и английскими, так же, как он понял после
что война была за их огромный вес в новую войну между
Американцы и английский, и он сформировал разрешение же твердо, как закаленная
сталь, что его основные усилия в течение многих лет должны быть посвящены
укрепление уз, которые связывали людей в Нью-Йорке и
большой Лиги.

Вторая половина дня прошла в приятных беседах. Индейцы, как между собой, так и
с теми, кого они по долгому опыту знали как хороших друзей, не были
неразговорчивыми. Роберт сказал ирокезам, что они едут в Квебек,
и Дайохого выразил любопытство.

"В нашей стране существует легенда, и это правда, - сказал он, - что
поколения назад мы удерживали великую скалу Стадакона, и что первый
Француз Картье, приехавший в Канаду, нашел нас там и прогнал
с огнестрельным оружием, которого мы никогда раньше не видели и которого у нас не было
знаю, как встретиться. Наши старики говорят, что у нас был город с частоколом вокруг него в Хочелаге (Монреале), но правда это или нет, я не знаю. Возможно, это был город Ванедоте
 (гуронов), наших врагов. И всё же уанедоты — наши родственники, хотя в далёком прошлом мы разделились, и теперь они носят мирные пояса французов, а мы — английских.

«А столица французов, которую они называют Квебеком, а вы — Стадаконой, стоит на земле, которая на самом деле принадлежит могавкам», —
многозначительно сказал Роберт.

Дайохого ничего не ответил, но снова уставился в огонь. Через некоторое время он сказал, что ему и его воинам пора уходить. Они направлялись в
Тикондерогу, где французы построили форт Карильон на территории могавков. Он был рад встрече с Тайогой, Великим
Медведем, и новым молодым белым вождём Дагаегой, чья речь была подобна журчанию приятных вод. Это был благоприятный ветер, который свел их
вместе, потому что они наслаждались беседой и обменивались мудрыми
советами. Роберт согласился с ним в пышной аллегории и
взял из каноэ, где она находилась среди своих других товаров
подарок для руководителя--послы редко ездили по Индии
страна без какой-такой статье, по какому-такому случаю.

Это была _gajewa_, боевая дубинка, прекрасно вырезанная и отполированная, сделанная из
железного дерева длиной около трех футов и с пучками блестящих перьев на
обоих концах. На одном конце был вставлен олений рог, около пяти дюймов в
длину, острый как бритва. Хотя это называлось боевой дубинкой, это была
таким образом, скорее боевой топор, причем с близкого расстояния, которым владел мощный
Это было смертоносное оружие. Оно было сделано в Олбани, и, чтобы сделать его более привлекательным, на равном расстоянии друг от друга на него были нанесены три серебряные полосы.

Это было одновременно и оружие, и украшение, и глаза Дайохого заблестели, когда он его получил.

«Я принимаю подарок, Дагеога, — сказал он, — и я не забуду».

Затем они обменялись приветствиями, и могавки бесшумно исчезли в
лесу.




Глава VI

ДВА ФРАНЦУЗА


Когда они остались на поляне втроём, охотник повернулся к молодому
Ленноксу.

"Ты сегодня хорошо поработал, Роберт," — сказал он. — "Я и не знал, что ты так хорошо стреляешь.
в тебе есть задатки оратора и дипломата. Губернатор Нью-Йорка
справился лучше, чем предполагал, когда выбирал тебя для этой миссии ".

Роберт снова покраснел от похвалы и скромно запротестовал.

"Леннокс нашел то, для чего он лучше всего подходит", - лукаво сказал Тайога.

"Если мне придется говорить без конца, я сделаю все, что в моих силах", - сказал Роберт, смеясь.
"и я предлагаю продолжить наше путешествие прямо сейчас. Нет
какие-либо дополнительные опасности со стороны индейцев, которые окружили нас".

"Ты прав, Роберт," - сказал Хантер. "Пришествие
Могавки воздвигли барьер между нами и ними. У меня есть идея, что
Дайохого и его воины не уйдут далеко в сторону Тикондероги, но скоро повернут.
повернут на юг, чтобы встретиться с этими дикарями и раздобыть несколько скальпов, если смогут,
и если они все-таки встретятся с ними, я надеюсь, они уберут этого оджибвея, Тандакору,
который, я думаю, может доставить нам много неприятностей ".

Уиллет никогда не говорил об ирокезах как о "дикарях", но он часто применял
этот термин к канадским и западным индейцам. Как и Роберт, он относился к
тем, кто создал огромную политическую и военную мощь
Ходеносауни как развитые и, в некотором смысле, цивилизованные нации.

"Я думаю, что мой друг, Большая Медведица, прав", - сказал Тайога. "Если только
Тандакора и его банда ушли на запад. Вполне вероятно, что
Дайохого встретит их, а они не могут устоять перед могавками ".

"Я думаю, что более вероятно, - сказал Роберт, - что после неудачи с
уничтожением нас Тандакора вернулся в Сен-Люк, дав ложное объяснение
своего отсутствия или отсутствия вообще, как ему заблагорассудится".

"Может быть, и так, - сказал Тайога, - но у меня другое мнение".

Разговаривая, они выводили каноэ из укрытия, а затем
они снова отнесли его к реке, опустили обратно в ручей
и с удовольствием слушали журчание воды у его берегов.

"Гребля - не самая легкая работа в мире", - сказал Уиллет с
удовлетворением, "но когда вы привыкнете к ней, ваши мышцы выдержат ее
долгое время, и это намного лучше, чем ходьба. А теперь - хо за Канаду!

- Хо за Канаду! - сказал Роберт, и три весла снова блеснули в
прозрачной воде. Каноэ снова стало живым и понеслось вниз по течению.
поток. Они все еще были в дикой местности, мчась между твердыми берегами
зеленый лес, и они часто видели оленей и медведей, пьющих на берегу
река, в то время как листва была яркой от цвета и музыкальной от
голосов поющих птиц.

Роберт пребывал в приподнятом настроении, и у него были причины быть довольным собой
. Они одержали победу над опасностями ущелья и дикой
осады, и он посеял плодотворное семя в сознании Дайохого,
могущественного вождя племени могавков. Он также пришел к осознанию самого себя,
впервые осознав, что у него есть великий дар, который может завести
его далеко и который может принести огромную пользу его народу.

Поэтому мир был великолепен и прекрасен. Воздух леса
и гор был полон жизни. Его легкие расширились, все его способности
усилились, и его фигура, казалось, выросла. Растущая уверенность в себе
воодушевляла его. Ему не терпелось добраться до Квебека и выполнить свою миссию.
Затем он вернется в долину Онондага и померится силами с
умным Сен-Люком или любым другим представителем, которого маркиз Дюкейн
захочет послать.

Но его золотые мечты были о Квебеке, который был для него постоянным маяком и
приманкой. Несмотря на жизнь, проведенную в основном в лесах, которые он любил,
он всегда чувствовал себя далеким заклинание из великих столиц, и шикарный
цивилизация. В новом мире Квебек подошел ближе, чем любой другой город в
выполняя эту идею. Дворяне Франции, в то время самой
блистательной страны в мире, пришли в шелках и кружевах и с золотыми
рукоятями мечей на боку. Молодые французские офицеры воевали с
шуткой на устах, но всегда с мастерством и мужеством, как никто не знал
лучше, чем сами британские колонии. В Квебеке царили сияние и
гламур, которые были присущи трезвым английским столицам, расположенным южнее
не иметь. Это могло быть сияние и очарование упадка, но люди не знали этого тогда.
хотя они знали, что француз с его любовью
обладая знанием леса и умением обращаться с индейцами, он был грозным противником.

- Как ты думаешь, Дейв, когда мы доберемся до реки Святого Лаврентия? - спросил он.

"Через два-три дня, если на нас снова не нападут", - ответил охотник,
"а потом мы возьмем лодку побольше и поплывем вниз по реке в Квебек".

"Они позволят нам пройти?"

"Почему они не должны? Войны нет, по крайней мере пока".

"Та битва там, в ущелье, может, и не была войной, но она
выглядела именно так".

Охотник глубоко рассмеялся, и это был довольный смех.

"Похоже на то," — сказал он, — "и это была война, красная война, но никто не нёс за неё ответственности. Маркиз Дюкен, генерал-губернатор Канады, который для наших ирокезов — то же самое, что Ононтио для нас, поднимет свою украшенную драгоценностями руку и заявит, что ничего не знал об этих индейцах, что они были дикими воинами с запада, что ни один из его добрых, благочестивых индейцев Канады не мог быть среди них. А интендант Франсуа Биго, самый продажный и амбициозный человек в Северной Америке, скажет, что они
ни винтовок, ни мушкетов, ни пороха, ни свинца от него или его
агентов. О нет, эти прекрасные французские джентльмены будут отрицать, что напали на нас, как они отрицали бы это, если бы мы были убиты. Я хочу предупредить вас, Роберт, и вас, Тайога, что, когда вы доберётесь до
Квебека, вы будете дышать не лесным воздухом и не воздухом Олбани или Нью-Йорка. Это кусочек старой Европы, уменьшенная копия великолепного Версаля, который сводит с ума всю Францию. Канадский француз — хороший человек, храбрый и
стойкий, как мне следовало бы знать, но он ограблен и одурачен этими людьми.
люди, которые приезжают из Франции, чтобы прославиться или быстро разбогатеть здесь.

Он говорил серьезно, но не как охотник. Скорее, теперь он казался
Роберту, несмотря на его лесной костюм, светским человеком, тем, кто
понимает города так же хорошо, как дикую природу.

"Я не знал всю свою жизнь, Дэйв", - сказал молодой Леннокс", но я довольно
вы знаете гораздо больше, чем вам бы людей думать.
Иногда я верю, что ты побывал на другом берегу великой воды.

- Тогда ты веришь правильно, Роберт. Я никогда не говорил тебе об этом так многословно.
раньше, но я был в Европе. Я поговорю с тобой об этом в другой раз,
не сейчас, и я выберу, где и когда ".

Он говорил так уверенно, что Роберт не стал развивать эту тему, зная
что если охотник хотел избежать этого, у него были веские причины. Но все же он чувствовал
заново, что Дэвид Виллет, под названием "Большая Медведица" ирокезами, не
всю свою жизнь провел в лесу и что когда пришло время, он может
расскажи сказку. Всегда бросался в глаза тот факт, что Уиллет говорил превосходно
Английский, так непохожий на просторечие охотников.

День быстро клонился к закату. Солнце садилось в океане огня
это превратило голубую линию гор на востоке в красную. Наклон местности
сделал течение реки намного быстрее, и Роберт с
Уиллет взялся за весла, оставив работу одному Тайоге, который сидел
на носу и время от времени гребками направлял их легкое суденышко,
предоставив течению делать все остальное.

На всем севере не было более опытного гребца, чем Тайога.
В дикой местности. Один взмах его весла мог направить каноэ в любую точку.
он пожелал, и, очевидно, это было сделано без усилий. Не было ни
сокращения дыхания, ни какого-либо внезапного и резкого движения его
рис. Это все было так гладко и спокойно, как течение воды
себя. Казалось, что Tayoga ничего не делал, и что эта байда еще
еще была жива, мастер своего собственного курса.

Океан огня превратился в море серого, а затем наступила черная ночь,
но каноэ неслось по быстрому течению к реке Святого Лаврентия. Это
все еще была дикая местность. Зеленый лес по обе стороны ручья
был нетронутым. Дым из трубы поселенцев не поднимался в небо.
Это был лес, каким его знали индейцы на протяжении веков. Роберт,
Сидя в центре каноэ, он перестал мечтать о великих городах и
вернулся в своё время и в своё место. Он ощущал величие всего, что его
окружало, но не чувствовал себя одиноким или подавленным. Вместо этого
ночь, огромный лес, быстрая река и скользящее каноэ
привлекали его чувствительный и очень изобретательный ум. Он был воодушевлён
и чувствовал уверенность и радость, которые так способствуют успеху.

Для этих троих, таких разных по характеру, но тесно связанных дружбой, было характерно, что они часто разговаривали
а в других случаях — долгое и полное молчание. Теперь они не разговаривали по меньшей мере три часа. Тайога, сидевший на носу, время от времени взмахивал веслом, но течение оставалось быстрым, и скорость каноэ не снижалась. Молодой онондага большую часть времени проводил, наблюдая за происходящим. На поверхности этих бурных рек часто плавали обломки после штормов или паводков, и его зоркие глаза выискивали стволы, ветви или коряги. Они также время от времени осматривали зелёные
стены, проносящиеся мимо по обеим сторонам, чтобы не проехать мимо костра
и не замечают, но не найдя зажигалку, обратите внимание, во тьме он чувствовал
уверен, что никаких враждебных групп рядом.

Около полуночи силы тока начал стихать, и Роберт, и
Виллет использовали весла. Темнота тоже рассеялась. Облака без дождя
рассеялись, и показалась полная луна, которая окрасила сумрак над водой
в серебристый цвет. Звезды появлялись гроздь за гроздью, и
небо стало сияюще-голубым. Дикая местность открылась в другой,
великолепной фазе, и Роберт увидел это и восхитился.

"Как долго мы будем продолжать, Дэйв?" Эти слова принадлежали ему, и они были
первым нарушил долгое молчание.

- Почти до рассвета, - ответил Уиллет. - Потом мы сможем высадиться, отвести
каноэ в кусты и отдохнуть. Что скажешь, Тайога?

"Это хорошо", - ответил Онондага. "Мы не устали, потому что река
сама по себе понесла нас на своей груди, но мы должны поспать.
Мы не хотели бы показаться отягощенными взором и разумом перед детьми
Ононтио.

- Хорошо сказано, Тайога, - сказал охотник. - Вождь ирокезов знает это.
внешний вид и достоинство имеют значение, и вы были правы, напомнив нам об этом. Я
думаю, что к следующему заходу солнца мы встретим французов, а не канадцев
Французы, которых они называют "жителями", но аванпосты состоят в основном из
офицеров и солдат из Франции. Они будут очень интересоваться нами,
естественно, и поскольку твой новый друг Дайохого объявил, что ты
отличный оратор, ты можешь говорить и объяснять большую часть,
Роберт.

"Я расскажу все, что смогу", - ответил юный Леннокс. "Большего никто не сможет сделать".

Как и было условлено, незадолго до рассвета они затащили каноэ в кусты.
и проспали несколько часов. Затем они вернулись к реке и возобновил
их путешествие. К середине дня они увидели признаки
обитание или, по крайней мере, присутствие людей. Они увидели два
дыма на правом берегу и один на левом, тянущиеся черными линиями
на фоне голубого неба, но все они были далеко, и они
не позаботились остановиться и определить их происхождение.

Незадолго до заката они увидели костер, рядом на восточном
берегу, и когда они приблизились, на фигуры людей в погонах были видны
на фоне красного свечения.

"Я думаю, нам лучше остановиться здесь", - сказал Роберт. "Это, несомненно, аванпост, и, вероятно, командует им какой-то важный офицер.
Наш". - сказал Роберт. "Это, несомненно, аванпост".
это миссия мира, и мы хотим успокоить как можно больше людей,
по ходу дела ".

"Это так", - сказал Тайога, пару раз взмахнув веслом, и
направил каноэ по диагонали к указанному берегу.

Двое мужчин в синей форме с белыми нашивками подошли к кромке воды
и с любопытством посмотрели на них. Роберт окинул их таким же
вопрошающим взглядом, как и они сами, и, по привычке леса, внимательно их рассмотрел
. Он принял их за французов из Франции. Одному было около сорока
, довольно высокий, хорошо сложенный, лицо загорелое от жизни в лесу.
У него были черные, пронзительные глаза и сильным крючковатым носом. Человек
резолюции, но холодной сердцем, Роберт сказал себе. Другой,
немного поменьше и немного моложе, был почти такого же типа.
Униформа обоих была прекрасной и опрятной, и они держались как
важные офицеры. Как и Сен-Люк, они укрепили Роберта во мнении о
том, что он собирался найти в Квебеке.

Никто из мужчин не произнес ни слова, пока каноэ не коснулось берега и из него не выпрыгнули
трое пассажиров. Затем они вежливо поклонились, хотя Роберту
показалось, что он уловил нотку иронии в их поведении, и старейшина сказал
на хорошем английском:

"Добрый вечер, джентльмены."

"Добрый вечер, месье," — сказал Роберт, вспомнив, что он должен быть
переводчиком. "Мы англичане."

"Я вижу, что двое из вас — англичане."

"Третий, Тайога, сын великого вождя онондага, тоже англичанин в душе."

Губы француза слегка дрогнули. Роберт сразу понял, что тот оспаривает его утверждение о Тайоге, но, казалось, не заметил этого, так как ожидал, что его товарищи и он сам будут гостями во французском лагере.

"Я уже упоминал Тайогу, — сказал он, — но я представлю его снова. Он
Он из клана Медведя, из народа Онондага, из великого союза
Ходонозауни. Я также представляю вам мистера Дэвида Уиллета, знаменитого следопыта и
охотника, известного индейцам и, возможно, некоторым французам как Великий Медведь. Меня зовут Роберт Леннокс, я из Олбани и Нью-Йорка,
и я не сделал ничего, что могло бы меня охарактеризовать, но я везу важные
письма от губернатора Нью-Йорка в Квебек, чтобы передать их маркизу Дюкену,
генерал-губернатору Канады.

«Это, молодой сэр, непростая миссия, — сказал пожилой мужчина, — и она
нам повезло ускорить ваш путь. Мой друг - шевалье
Франсуа де Жумонвиль, один из самых доблестных офицеров Франции, и я
Огюст де Курсель, полковник по милости судьбы, на службе у
Его Величества короля Людовика."

"Я уверен, - сказал Роберт, - что не случайность и не благосклонность фортуны
дали вам такое важное звание. Ваши манеры и присутствие - это
достаточная уверенность для меня в том, что вы заслужили свое звание собственными
заслугами.

Де Курсель слегка рассмеялся, но это был довольный смех.

"У вас более изящный язык, чем у большинства англичан", - сказал он,
- и я почти поверил, что вы были при дворе.

- Не ближе ко двору, чем Олбани или Нью-Йорк.

- В таком случае, сэр, ваша заслуга тем выше, что вы приобрели так
много за столь малую возможность.

Робер церемонно поклонился, и полковник де Курсель поклонился в ответ таким же
образом.

"Дороги от Олбани до Квебека - всего лишь тропинки", - сказал де Курсель.
"но я надеюсь, что ваше путешествие было легким и приятным".

Уиллет бросил на Роберта предупреждающий взгляд, и парень ответил:

"Довольно приятный. Мы встретили небольшое препятствие или два, но он не был
трудно их устранить".

Де Курсель слегка приподнял брови.

"Сообщают, - сказал он, - что дикари беспокойны, что ваш
Английские губернаторы делают им подарки, и, как они понимают
для них это стимул поднять томагавк против наших
добрых канадцев. Ох, не обижайтесь, Мистер Леннокс! Я бы не сказал, что я
верить в такие сказки. Возможно, это всего лишь сплетничающий язык.
таким образом, потому что он должен каким-то образом трепаться.

Роберт верил, что в словах этого человека много смысла, и он быстро высказал
предположения. Пытался ли де Курсель выманить его? Знал ли он о
Нападут ли они на них в лощине у реки? Хотел ли он
предупредить их, сказав, что англичане развращают индейцев и посылают их с томагавками? Все эти вопросы быстро пронеслись в его голове, но дар, который он так недавно обрёл, пришёл ему на помощь. Его лицо ничего не выражало, и, слегка улыбнувшись, он ответил:

"Язык сплетников, сэр, действительно не знает удержу. Губернатор Нью-
Йорк всегда стремится поддерживать мир среди индейцев, и тот факт, что я несу от него письма маркизу Дюкену, является доказательством его добрых намерений.

"Я принимаю ваши заверения, - сказал де Курсель, - как, надеюсь, и вы примете".
примите мои собственные заверения в дружелюбии и доброй воле. Зачем нам обсуждать
политику, когда нас хорошо встречают здесь, в лесу? У нас довольно хороший
лагерь, и он к вашим услугам. Если можно судить по внешнему виду вашего
путешествие приняли участие некоторые трудности".

"Вы правильно сделаете", - ответил Роберт, - "а мы будем действительно рады
поделитесь своими еда и огонь с тобою".

Курсель и Jumonville повел к большой костер вокруг
которых не менее полсотни французов, канадцев и индейцев сидели. Все
Французы и канадцы были в военной форме, и канадцы, хотя и жили
в более холодном климате, стали намного темнее, чем их родители. В
правда, многие из них были настолько мрачен, как у индейцев.

Эти канадцы французского фондового были, по настоящему, молчаливых мужчин,
и Роберт относился к ним с глубочайшим интересом. Те, кто не был одет в военную форму
, носили длинные сюртуки темно-серого или темно-коричневого цвета, подпоясанные на
талии ярким шерстяным поясом, обильно украшенным
бисером. Брюки и жилеты были из того же материала , что и сюртуки,
но их ноги были обуты в индийские мокасины, также обильно украшенные
бисером. У них были длинные волосы, собранные в косичку, уложенные в
кожу угря, и со своими смуглыми лицами и высокими скулами они
казались Роберту дикими сынами леса. Тайога, онондага, был
для него более цивилизованным существом. Все канадцы курили короткие
трубки, и, хотя они не разговаривали, их черные глаза, беспокойные от
нетерпеливого любопытства, изучали незнакомцев.

Индейцы в отряде де Курселя были двух типов: обращенные
Канадские индейцы, частично одетые в костюмы белого человека, и совершенно дикие
Индейцы дальнего запада, совсем без одежды, один или двое из них
на них только набедренная повязка. Взгляды, которыми они одаривали Роберта
и его товарищей, были далеки от дружелюбия, и он задался вопросом, был ли среди них кто-нибудь из оджибвеев,
воин, который, возможно, владел Тандакорой как вождем. Они
сидели у огня, и никто из них не произнес ни слова.

"Мы не можем предложить вам банкет, - сказал де Курсель, - но мы можем предложить
разнообразие, тем не менее. Эта часть территории Его Величества - дикая местность
, но здесь в изобилии водятся рыба и дичь."

Роберт полагал, что он намеренно назвал эту территорию "территорией Его
Величества", и, мысленно оспаривая это, он уже собирался
ответить, что на самом деле это северная часть провинции Нью-Йорк.
Йорк, но вторая и более мудрая мысль заставила его воздержаться. Он не стал бы
вступать в спор со старшим мужчиной, особенно когда увидел
, что последний хочет втянуть его в спор. Де Курсель, видя, что
его примеру не последовали, проявил гостеприимство.

"У нас есть оленина, бобровый хвост, перепелка, хороший легкий хлеб и немного тонкого
красное вино, - сказал он. "Вы американцы или англичане - как мне вас называть?"

"И то, и другое, - ответил Роберт, - потому что мы оба."

"Тогда пока это будет английский, потому что вы находитесь под этим флагом"
. Я собирался сказать, что вы несколько враждебно относитесь к вину, которое мы
Французская любовь, и мы знаем, как пить в умеренных количествах. В некоторых
отношениях мы люди более сдержанные, чем вы. Медленный, холодный
Английский ум начинается с усилия, но когда он запускается, его останавливают
с таким же трудом. Вы делаете либо слишком мало, либо слишком много. Вам не хватает
логики и точности француза ".

Робер улыбнулся и легко ответил. Избежав спора по одному
вопросу, он не собирался вступать в спор по другому, и де Курсель,
не настаивая на третьей атаке, вместе с Жюмонвилем приступил к своим
обязанностям хозяина. Оба были изящны, непринуждённы, уверены в себе и
соответствовали представлению Робера о французских офицерах как о светских
людях, знающих двор и манеры. Это было время, когда суды были более важны, чем сегодня, и повсеместно признавались главными источниками, из которых проистекали честь и продвижение по службе.

 Роберту они нравились не так сильно, как Сен-Люк, но он находил в них определённую
очарование в их компании. Они могли говорить о том, что его интересовало,
и старались изо всех сил, косвенно рассказывая о славе Квебека
и время от времени упоминая о ещё большем великолепии Парижа и
Версаля. Это было время, когда французская монархия считалась
величайшей державой в мире. Пустота и упадок Дома Бурбонов ещё не были очевидны даже самым проницательным наблюдателям, и на все цивилизованные народы было наложено заклятие великолепным и блистательным миром моды и миром оружия. Это влияние распространилось
даже в глубь бескрайней североамериканской пустыни и был прочувствован
Робертом, когда он сидел у лагерного костра в диком лесу с
Французами.

Он отпил немного красного вина, но совсем немного, а Тайога
вообще не притронулся к нему. Уиллет взял маленькую кожаную чашечку, но
отказался от второй. Еда была хорошей, лучше вареные, чем обычно
среди английских колонистов, где стол был расценен как
необходимости, и в частности как обряд. Роберт, несмотря на свою обычную
осторожность, обнаружил, что его сердце потеплело по отношению к французским хозяевам. Это не могло быть
возможно, что индейцы были натравлены на его товарищей и на него самого
французы! Тепло на его сердце усилилось, когда один из
канадцев достал скрипку из матерчатого чехла и начал играть старые плачущие песни
. Как и многие другие, Роберта не было сделано Меланхолия, Меланхолия
музыка. Вместо этого, он увидел сквозь приятный блеск и мире выросла поэтическая
и нежной. Костер погас, и американцы, французы, канадцы и индийцы
слушали с таким же молчаливым интересом. Вскоре скрипач заиграл
более оживленную мелодию, и жители запели под музыку:

 "Malbrouck, s'en va t-en guerre
 Миронтон, миронтон, миронтейн;
 Malbrouck s'en va t-en guerre
 Ne sait quand reviendra."

Потом он уехал из Мальбрука, и это было:

 "Hier sur le pont d'Avignon
 J'ai oui chanter la belle
 Lon, la,
 J'ai oui chanter la belle
 Elle chantait d'un ton si doux
 Comme une demoiselle
 Lon, la,
 Comme une demoiselle."

Канадцы пели хорошо, особенно в "Авиньонском мосту", и
угасающий огонь, черный лес вокруг них и вздыхающий ветер создали
эффект, которого никогда не смогли бы создать никакие сценические декорации. Когда последний
записка, растаявшая на ветру, де Курсель слегка вздохнул и уставился в
угасающий огонь.

"Прекрасная страна, милая Франция, - сказал он. - Я сам стоял на
авиньонском мосту и наблюдал за хорошенькими девушками. Может быть,
у меня был поцелуй или два, но все это сейчас далеко. Это
более смелая страна, чем Франция, мистер Леннокс, больше, величественнее, но она
дикая и безжалостная, и такой будет еще много лет. Также не могут применяться здесь правила
, которые применимы к старой и цивилизованной Европе, где деяния
людей, как и земли, также более дикие ".

Роберт понимал, что в его словах есть какой-то смысл, возможно, намек на
извинение за поступок, который он совершил или собирался совершить, но, по мнению
молодого Леннокса, мужские стандарты должны быть одинаковыми, будь то в
в глуши Нью-Йорка и Канады или в открытых полях Франции и
Англии. Курсель, призадумался на мгновение, вдруг обратилась к
человек со скрипкой и плакала:

"Играй! Снова играть!"

Мужчина играл старинные напевы, народные песни, которые были привезены из
Нормандия и Бретань, и жители пели их тихими голосами или
скорее напевал их в приглушенной манере, которая казалась подходящей для ночи
, поскольку черные тени подкрадывались все ближе, оставляя только огонь
, как средоточие света с темными фигурами вокруг него. Во всех
разговоры индейцев было молчание. Они поели и
остались сидеть по-турецки, мерцающие языки пламени, которые
играли на их лицах, придавали им вид зловещий и угрожающий до последней степени
.

Французы тоже замолчали, как будто их вежливость иссякла, и
разговор стал даваться с трудом. Последний из старых французских напевов был
закончил, и игрок положил свою скрипку подальше. Jumonville, который выступал
но мало, бросил свежий палку в костер и посмотрел на черную стену
кружение леса.

"Я никогда не привыкнешь к этому", - сказал он. "В пустыне так
огромный, столь угрожающе, что, когда я в ней на ночь дрожь будет
приходите сейчас и потом. Полагаю, наши далёкие предки, жившие в пещерах,
всю жизнь испытывали страх.

— Очень вероятно, — задумчиво сказал де Курсель, глядя на угли.
— Неудивительно, что многие люди поклонялись огню как Богу. Почему
Разве не так, когда он освещает тьму и возвышает наши души,
когда он согревает нас и даёт нам почувствовать себя сильными, когда он готовит нам еду и
когда в былые времена он отпугивал огромных диких зверей, с которыми человек не мог сражаться на равных?

 «Я не из тех, кто недооценивает огонь», — сказал Роберт.

 «Немногие из нас делают это в лесу. Ночь становится холоднее, но двое наших добрых
Канадцы будут поддерживать огонь до утра. А теперь, я полагаю, вы
устали после долгого дня и хотите спать. Я вижу, что у вас есть
свои одеяла, или я могу предложить вам одно из наших.

Тайога сидел у костра, молчаливый, как канадские индейцы.
Положив винтовку на колени, он смотрел на пламя.
Отсветы пламени падали на него, раскрывая его возвышенный лик,
он прекрасно лепится фигура, и его превосходство перед другими индейцами,
кто не Hodenosaunee и кто с ним были, поэтому, так много
варвары, как и все люди, которые были не греки были варварами до
древние греки. Ни слова о родстве или дружбе между
его и их. По его словам, надменный и бескомпромиссные, они не существуют.
Долгое время его глубокие бездонные глаза не отрывались от костра
но теперь он внезапно поднялся и сказал:

"Кто-то идет по лесу!"

Де Курсель удивленно поднял голову.

"Я ничего не слышу", - сказал он.

"Кто-то идет по лесу!" - повторил Тайога с ударением.

Де Курсель взглянул на своих индейцев. Они еще не двинулись с места, но через
минуту или две они тоже поднялись на ноги, и тогда он понял, что
Онондага был прав. Теперь Роберт тоже услышал легкие шаги в мокасинах.
Приближающиеся. В темноте появилась более темная тень, и
фигура индейца, огромный и зловещий, шагнул в
круг от костра.

Он был Tandakora, на Оджибве.




ГЛАВА VII

НОВАЯ ФРАНЦИЯ


Огромный и свирепый воин никогда еще не выглядел таким злобным. Его лицо
и обнаженная грудь были разрисованы самыми отвратительными рисунками, а его
глаза, в единственном взгляде, который он бросил на Роберта и его товарищей,
были полны черных и злых страстей. Затем, как будто их здесь больше не было
, он прошествовал к костру, взял немного приготовленного оленьего мяса, которое лежало
рядом с ним, и сел по-турецки, как другие индейцы,
принялся за еду, не говоря французам ни слова.

Это был поступок дикаря из дикарей, но Роберт, поначалу пораженный
неожиданным появлением такого врага, позвал его на помощь
лесной стоицизм, которому он научился и сел, спокойный, по крайней мере внешне
. Инициатива теперь принадлежала не ему и не его товарищам, и он
с тревогой взглянул на де Курселя, чтобы увидеть, как тот воспримет это грубое
вторжение в его лагерь. Французский полковник посмотрел на Тандакору, затем на
Жюно, а Жюно посмотрел на него. Они оба пожали плечами.
плечи, и во вспышке интуиции, он был убежден, что они знали
у Оджибве-хорошо.

Независимо от злости де Курсель, возможно, чувствовал себя на манер дикаря
он показал вообще никакой. Все в такт и терпение которого французский
используется с такими замечательными эффект в их отношениях с севера
Американские индейцы были вызваны к нему на помощь. Он вежливо разговаривал с
Тандакора, но, поскольку он говорил на диалекте оджибве, Роберт не
понял его. Индеец гортанно ответил и продолжил яростно грызть оленью
кость. Де Курсель по-прежнему не обижался.
и заговорил снова, его слова звучали ровно, а лицо улыбалось. Затем Тандакора,
своим глубоким гортанным голосом, заговорил быстро и с жаром. Когда он закончил,
де Курсель повернулся к своим гостям и с осуждающим жестом сказал
:

"Сердце Тандакоры пылает гневом. Он говорит, что вы напали на него и
его отряд в лесу и убили нескольких его воинов.

"Тандакора лжет!"

Это говорил Онондага. Его голос не повышался, но каждый
слог был произнесен четко, и заявление прозвучало как удар пули
. Загар на лице де Курселя не смог удержать ни на мгновение
покраснев от того, что его прорвало, но он сохранил присутствие духа.

"Достаточно легко назвать человека лжецом, - сказал он, - но совсем другое дело
доказать это".

"С каких это пор, - надменно сказал Тайога, - слово оджибвея,
варвара, не знающего законов, стало ценнее, чем слово того, кто
член клана Медведя, народа Онондага, великого
Лига ходеносауни?

Он заговорил по-английски, который, Роберт знал, оджибвеи понимают и на котором
оба француза говорили бегло. Огромная рука Тандакоры опустилась
— к рукоятке своего томагавка, но Тайога, по-видимому, не видел его, снова уставившись бездонными глазами в огонь. Роберт посмотрел на Уиллета и увидел, что взгляд охотника тоже упал на рукоятку его томагавка — оружия, которое, как он знал, Великий Медведь мог метнуть с такой же быстротой и точностью, как любой индеец. Он сразу понял, что охотник защищает Тайогу от любого внезапного движения оджибве, и напряжение спало.

Де Курсель нахмурился, но тут же расслабился.  Роберт,
Наблюдая за ним сейчас, я подумал, что он совсем не против ссоры между
онондагами и оджибвеями.

"Это не мне решать, — ответил он. — Разногласия между
Ходонозауни и западными племенами — не моя забота, хотя Его
Величество, король Франции Людовик, желает, чтобы все его краснокожие братья
жили в мире. Но я лишь пересказываю тебе, Тайога, то, что рассказал мне Тандакора. Он говорит, что вы втроём напали на него и мирных воинов там, в ущелье у реки, и убили нескольких его товарищей.

 — Тандакора лжёт, — спокойно и размеренно повторил Тайога. — Это
верно, что воины, которые были с ними, пали под нашими пулями, но они
приплыли ночью, пытаясь убить нас, пока мы спали, и
пока между нами еще нет войны. Онондага, или могавк, или любой другой
воин ходеносауни ненавидит и презирает змею.

Слова, какими бы тихими они ни были, были наполнены концентрированным
отвращением. Глаза огромного оджибвея вспыхнули, и он судорожно сжал рукоять своего томагавка
, но пристальный взгляд охотника
, казалось, привлек его в этот момент. Он увидел, что глаза Уиллета были
Тандакора почувствовал, что каждый его мускул напряжён, и что томагавк сорвётся с его пояса, как вспышка молнии, и, увидев это, Тандакора остановился.

 Двое французов посмотрели на Тайогу, на Тандакору и на Уиллета.  Затем
они посмотрели друг на друга и, будучи проницательными людьми, имеющими большой опыт жизни в лесу, поняли безмолвную драму.

— Я не берусь выносить здесь какое-либо суждение, — сказал де Курсель после
паузы. — Это слово одного воина против слова другого, и я не могу сказать, кто из них прав. Но раз уж вы идёте к маркизу Дюкену,
в Квебеке, Мистер Леннокс, дело может быть заложен перед ним, и он для
те, кто делает платы, чтобы принести доказательство."

Слова были шелковистыми, но Роберт видел, что они предназначались для плетения
нет.

"Мы находимся в официальной поездке с губернатором провинции Новый
Йорк, чтобы генерал-губернатор Канады", - сказал он. "Нас не могут судить в
Квебеке за преступление, которого мы никогда не совершали, и за наше
совершение, о котором у вас есть только слова варвара, который дважды
пытался убить нас".

Рука Тандакоры , лежащая на рукояти его томагавка , снова сделала
судорожное движение, но взгляд охотника был устремлены на него с
смертельная угроза, и другой стороны, столь же мощные и, возможно, быстрее
чем его собственный был зажат вокруг ручки другого типа "Томагавк". Снова
на Оджибве остановился и выбрал путь мира.

"Терпение, Tandakora", - сказал Jumonville, взяв инициативу для
первый раз. "Если вы пострадали от несправедливости, Ононтио отомстит за них. Его
око видит все, и он не забывает своих детей западных
лесов".

"Когда мы впервые увидели его, - сказал Роберт, - он был с шевалье Раймоном
Луи де Сен-Люк, который направлялся с поясами от маркиза Дюкена на совет пятидесяти вождей в долине Онондага. Теперь он изменил свой путь и находится здесь, далеко от долины Онондага.

 «Мы закроем этот вопрос, — сказал де Курсель, который, очевидно, тоже был за мир. — Поскольку вы и ваши друзья — наши гости, мистер Леннокс, мы не можем относиться к вам иначе, чем к гостям». Ложитесь на свои одеяла, и вы будете в такой же безопасности, как если бы спали в своём родном городе Олбани.

Уиллет убрал руку с рукоятки томагавка и, поднявшись,
выпрямившись во весь рост, потянулся и зевнул.

"Мы принимаем ваше обещание в том духе, в каком оно дано, полковник де
Курсель, - сказал он, - и я, измученный долгим днем и тяжелым трудом,
например, сладко усну здесь, на листьях, под ласковым небом
надо мной.

"Тогда, сэр, желаю вам счастливой спокойной ночи", - сказал полковник де Курсель.

Без дальнейших церемоний все трое свернули одеяла и уснули
на листьях.

Робер, прежде чем закрыть глаза, был уверен, что с ними ничего не случится.
пока они были в лагере де Курсель, они знали, что
французский полковник, не может допускать нападения в его собственном лагере по
те, кто нес важное послание от губернатора Нью-Йорка
Генерал-губернатор Канады. Поэтому на сердце у него было легко, когда он уносился прочь
в страну сна, и снова было светло, когда он проснулся
на следующее утро с первыми лучами рассвета.

Тайога и Уиллет все еще спали, и он знал, что они разделяют его уверенность.
иначе эти осторожные лесные бродяги наблюдали бы за происходящим.
а не спали. Жюмонвиль тоже все еще был завернут в свои одеяла,
но де Курсель был на ногах, полностью одет и в полной боевой готовности. Несколько
Канадцы и индейцы сооружали костер. Квесты глаза Роберта искали
сразу за Оджибве, но он исчез, и юноша не был
удивлен. Его ночной отъезд был облегчением для всех, даже для французов.
Роберт почувствовал, что злое влияние исчезло. Воздух
который какое-то время прошлой ночью был ядовитым для легких, был
теперь чистым и бодрящим. Он тяжело дышал, и его глаза засияли, когда он
посмотрел на бескрайних зеленых лесов изгибаясь о них. Еще раз он почувствовал к
полный красоту и величие дикой природы. Привычка и использования
никогда не скучно для него.

Де Курсель посмотрел на него откровенным и оценивающим взглядом. Роберт увидел, что в то утро он намеревался быть приятным, даже добродушным, и у него не было причин не показывать себя с лучшей стороны, и юноша, который учился не только фехтовать словами, но и получать интеллектуальное удовольствие от их использования, был готов пойти ему навстречу.

— Я вижу, мистер Леннокс, — весело сказал де Курсель, — что сегодня утром вы в прекрасном
настроении. Ваш опыт общения с оджибвеями не прошёл бесследно. Он ушёл ночью. Никогда не знаешь, какие странные идеи придут в голову этим дикарям.

— Я забыл об этом, — небрежно сказал Роберт. — Я знал, что французский
джентльмен не может принять слово дикого оджибвея против нашего.

Де Курсель бросил на него острый взгляд, но лицо юноши было непроницаемым.

"По крайней мере, — сказал он, — это не та проблема, с которой я мог бы справиться.
И ни одно правительство не может знать обо всём, что происходит в бескрайней
пустыне. Я тоже забуду об этом. И вряд ли это когда-нибудь
попадет на глаза маркизу Дюкену. Пойдёмте, наш завтрак скоро будет готов,
и ваши товарищи просыпаются.

Роберт спустился к небольшому ручью, умылся и вернулся к
Он обнаружил, что еда уже готова. Он не до конца доверял ни де Курсель, ни
Жюмонвилю, но они хорошо себя вели, и было совершенно очевидно, что
они больше не хотели вмешиваться в ход миссии.
 Тайога и Уиллет, казалось, тоже забыли о вчерашнем эпизоде и не задавали вопросов о Тандакоре. После завтрака все трое
погрузились в каноэ и, поблагодарив хозяев за гостеприимство,
выплыли на середину реки. Де Курсель и Жюновиль,
стоявшие на берегу, помахали им на прощание.
и они на секунду-другую подняли весла в знак приветствия. Затем поворот
скрыл их из виду.

- Я им не доверяю, - сказал Роберт после долгого молчания. "Это наша земля
, но они маршируют по ней и спокойно предполагают, что это их собственная".

"Король Георг претендует на это, и король Людовик тоже, - сказал Уиллет
капризным тоном, - но я думаю, что это не принадлежит ни тому, ни другому. Право собственности,
Осмелюсь сказать, решение не будет принято в течение многих лет. Итак, Тайога, как ты думаешь, что
по-твоему, стало с этим демоном, Тандакорой?"

Онондага посмотрел на стены листвы по обе стороны ручья
прежде чем ответить.

"Никто не может сказать наверняка", - сказал он на своем точном школьном языке. "
Разум оджибвеев - вещь переменчивая, но всегда дикая и
беззаконная. Он жаждет скальпов днем и ночью, и больше всего он жаждет наших.
Это потому, что мы победили все попытки, которые он уже предпринимал ".

"Вы думаете, он пошел вперед с намерением устроить нам засаду?
Осмелился бы он?

«Да, он бы осмелился. Если бы у него получилось, ему почти нечего было бы бояться.
 Пуля в сердце одного из нас, выпущенная из укрытия на берегу, а затем
дикая местность поглотила бы его и скрыла от преследования. Он мог бы
отправляйтесь в страну вокруг последнего и величайшего из озер, где бывал только
белый траппер или исследователь."

"Тайога, у меня возникает чрезвычайно неприятное чувство при мысли о том, что
кровожадный негодяй, возможно, ждет выстрела в нас. Как мы можем
защититься от него?"

"Мы должны идти быстро и смотреть на ходу. У нас зоркие глаза, и мы можем увидеть
он движется среди деревьев. Оджибвей не меткий стрелок, и если мы не будем
сидеть тихо, маловероятно, что он сможет попасть в нас.

Тайога говорил очень спокойно, но от его слов сердце Роберта учащенно забилось,
понимая, какое преимущество было у Тандакоры, если он хотел залечь в засаду
. Он знал, что душа оджибвея полна злобы и что
его тяга к скальпам была так сильна, как и говорил Онондага.
Будь это кто-то другой, он бы не последовал за ними, но Роберт предвидел в
Тандакоре злейшего и стойкого врага. И он, и Уиллет, почувствовав
мудрость совета Тайоги, начали грести быстрее. Но охотник
вскоре немного притормозил.

"Нет смысла так много вынимать из себя сейчас, мы просто поползем дальше"
позже, - сказал он.

"Соблазн идти быстро-это очень сильный", - сказал Роберт. "Вы чувствуете то
что ты на самом деле уворачиваясь от пуль."

Тайога смотрел далеко вперед, туда, где ручей становился намного уже
и оба берега, как обычно, были густо поросшими лесомэл.

"Если Тандакора действительно хочет устроить нам засаду, - сказал он, - он будет там,
потому что это предоставляет наилучшую возможность, и это место, которое полюбило бы сердце
убийцы. Предположим, что Dagaeoga и я весло, и что
Большая Медведица лежит его винтовка лежала на коленях готовы стрелять в
первые вспышки. Мы знаем, какой замечательный стрелок Большая Медведица,
и, возможно, именно Тандакора падет.

"Этот план, как и большинство ваших, хорош, Тайога", - сказал Уиллет. "Господь
дал мне некоторый навык обращения с винтовкой, и я улучшил его с помощью
прилежная практика. Я думаю, что могу довольно хорошо наблюдать за обоими берегами ручья.
и если оджибвей выстрелит, я смогу выстрелить в ответ по флэшу. Мы будем полагаться
на нашу скорость, чтобы его пуля не попала мимо, и в любом случае мы должны воспользоваться
шансом. Вам, ребята, не нужно напрягаться, пока мы не доберемся до узкой
части ручья. Тогда используйте весла, спасая свои жизни ".

Роберту было трудно быть медлительным, но его воля взяла верх над его мускулами.
он имитировал длинные легкие гребки Тайоги. Поскольку течение
сильно помогло, их скорость, тем не менее, была значительной. Река
текла, серебряный торрент, в ясном свете утра, Рыбы
вскочив с места и тогда, и сейчас в водах так редко зашевелились какие-то странные
наличие. Вся сцена была пропитана красотой и величием
дикой природы, и для глаза, который не знал этого, она предполагала только
покой. Но Роберт часто отрывал взгляд от весла и реки, чтобы
осмотреть зеленые заросли по обе стороны. Это были всего лишь случайные взгляды.,
Уиллет был одновременно их стражем.

Великий охотник никогда не был так настороже. Его плотная, мощная фигура
готовится равномерно в каноэ, и длинноствольная винтовка лежала в
дупло руку, положив руку на замок и его палец на спусковом крючке.
Глаза, подготовленных еще много лет в лесу, постоянно искали среди
за деревьями фигуру, что к ней не относится, и, в то же
время, как он прислушивался к звукам какого-либо движения не естественны для
пустыне. Он чувствовал всю полноту ответственности как стрелок флотилии
за одно каноэ и принял ее.

- Ребята, - сказал он, - мы приближаемся к самому узкому участку реки. Он
идет прямо, я вижу на целую милю вперед, и на все это расстояние
это не более, чем в тридцати ярдах от берега до берега. Теперь используйте
сила, что ты откладывал, и отправить лодку вперед, как
стрелка. Те Гранд инсультов, Tayoga! И твоя тоже, Роберт! Теперь, наши
скорость растет! Мы честно лету! Хорошие ребята! Я знал, что вы оба были
замечательно с веслом, но я не знала, что вы такие чудеса!
Не обращай внимания на лес, Роберт, я наблюдаю за ним! Быстрее! Немного быстрее,
если сможешь! Мне кажется, я вижу что-то движущееся в чаще справа от нас!
Бах, вот и его винтовка! Как я и ожидал, его пуля попала в воду
в двадцати футах от нас! И хлопает моя собственная винтовка! Как тебе это нравится,
мой хороший друг Тандакора?

- Ты прикончил его? - спросил Роберт, затаив дыхание.

"Нет", - ответил охотник, хотя в его тоне слышалось удовлетворение. "Я
должен был выстрелить, когда увидел вспышку его винтовки, и я видел его только мельком
. Но я увидел достаточно, чтобы понять, что моя пуля попала ему в
плечо. Его винтовка выпала из рук, и он упал в подлесок, думая, что кто-то из вас может схватить оружие и выстрелить. Нет, я не покончил с ним, Роберт, но я положил конец его войне
какое-то время мы были начеку. Пуля, должно быть, навылет прошила его.
плечо, и, по крайней мере, на время ему придется прекратить охоту за скальпами.
Но как же он, должно быть, ненавидит нас!

"Пусть ненавидит", - сказал Роберт. "Меня не волнует, насколько сильно возрастет его ненависть,
главное, чтобы он не мог подстеречь нас в засаде. Это довольно угнетающе - иметь
невидимую смерть, притаившуюся вокруг тебя, неспособную отразить ее, и никогда не знающую, когда и где она нанесет удар.
"

"Но мы отбили его", - сказал большой охотник, перезаряжая ружье,
которым он так хорошо пользовался. "И теперь я вижу ручей
расширяющееся впереди нас, с естественными лугами по обе стороны, где нет
враг может устроят засаду. Полегче, ребята! Опасность миновала. Что
злодей лежал в зарослях обязательную силу до его раненого плеча, как
может, и завтра мы будем в Канаде. Нарисуйте в своем весла, и я
возьми мой. Ты имеешь право на отдых. Ты не смог бы выступить лучше, даже если бы
участвовал в гонке, и, в конце концов, это была гонка на всю жизнь ".

Роберт поднял весло и стал смотреть, как с него падают серебристые пузырьки воды
в ручей. Затем он откинулся на спинку сиденья, расслабляясь после великолепной прогулки.
Он с трудом перевёл дыхание, сначала болезненно хватая ртом воздух, но постепенно
дышалось всё легче и легче.

"Я рад, что завтра мы будем в Канаде, Дэйв," — сказал он, — "потому что путешествие, конечно, было очень трудным."

"Довольно опасное, это правда," — рассмеялся охотник, — "но мы миновали большинство опасностей." Остаток дня будет лёгким, безопасным и
приятным.

Его предсказание сбылось, и их путешествие по реке продолжалось без
прерываний. Два или три раза они видели вдалеке дым, поднимавшийся над
лесом, но решили, что это костры охотников, и
они больше не обращали на это внимания. Той ночью они снова вытащили каноэ
из реки, отнесли его в лес и переночевали рядом с
ним, а на следующий день вошли в могучий залив Святого Лаврентия.

"Это Канада", - сказал Уиллет. "Дальше на запад мы заявляем, что наша территория
доходит до реки и что у нас есть на ней доля. Но здесь это, несомненно,
Франция по праву долгой оккупации. Ночью мы сможем добраться до Монреаля,
там возьмем лодку побольше, а потом отправимся в Квебек. Это
Прекрасная река, правда, Роберт?

"Так оно и есть", - ответил Роберт, глядя на бескрайнюю синюю водную гладь
затем под идеально голубым небом, текли могучей массой к морю
. Глаза Тайоги тоже заблестели. Молодой воин мог в полной мере ощутить
великолепие великих лесов, рек и озер своей родной земли
.

"Я тоже буду рад увидеть Стадакону, - сказал он, - могучую скалу, которая
когда-то принадлежала народу ходеносауни, могавкам, Хранителям
о Восточных воротах.

"Это французы давили на вас и изгнали вас из
некоторых ваших старых домов, но именно англичане уважали все
ваши права", - сказал Роберт, не желая, чтобы Тайога забыл, кто были эти люди.
друзья ходеносауни.

"Это так", - сказал онондага.

В полной мере используя течение и щадя весла, насколько это было возможно
они поплыли вниз по течению, в котором не было ничего живого. Они
увидели два больших каноэ, в каждом из которых находилось по дюжине индейцев, которые смотрели на них
с любопытством, но не проявляли враждебности.

"Вероятно, они принимают нас за французов", - сказал Уиллет. "Из какого племени
эти люди, Тайога?"

"Я не могу сказать точно, - ответил онондага, - "но они принадлежат к
диким племенам, которые живут в регионах к северу от Великих озер. Они
Они привозят меха либо в Монреаль, либо в Квебек, а обратно везут
одеяла, бусы, ружья и боеприпасы. Над Великими озёрами и
дальше, никто не знает, как далеко, простирается множество других
огромных озёр. Говорят, что некоторые из них на далёком севере
такие же большие, как Эри или Онтарио, или даже больше, но я не могу
за это поручиться, так как мы, воины племени ходонозауни, никогда
там не были, а слышали рассказы от воинов других племён, которые
приезжали торговать.

— Это правда, Тайога, — сказал Уиллет. — Я сам путешествовал к северу от Великих озёр
и встречал индейцев из племён кри и ассинибойнов,
и они рассказали мне об этих озерах, о множестве их миров, и
некоторые из них такие большие, что можно плыть несколько дней, не доходя до конца. Я
полагаю, что есть цепи озер, бегущих вверх и вниз по
котловине в середине нашего континента, хотя это только предположение
мое насчет середины. Никто не знает, как далеко от моря до моря.


"Нам лучше подойти ближе к берегу", - сказал Тайога. "Надвигается ветер"
и на такой большой реке поднимутся большие волны.

"Это так, Тайога", - сказал Уиллет. - Такое маленькое каноэ из коры, как наше, не было
создано для борьбы с волнами.

Они подплыли к южному берегу, и, поскольку были защищены высокими берегами
, основная сила ветра проходила над их головами. В
центре ручья вода поднималась длинными гребнями, как на море
, и далекая лодка с гребцами сильно раскачивалась.

"Прижиматься к земле будет полезно для нас, пока не стихнет ветер", - сказал
Уиллет. "Предположим, мы заедем в те кусты, которые растут у кромки
воды, и совсем остановимся".

"Хорошая идея", - сказал Роберт, которому не нравилось плавать в каноэ по течению
в холодной реке Святого Лаврентия.

Несколько взмахов вёслами — и они были в бухте, но все трое
по-прежнему смотрели на далёкую лодку, которая, казалось, была больших размеров и
всё ещё держалась посреди реки.

"У неё есть мачта, и она может поднять парус, если захочет," — сказал Уиллет после
долгих наблюдений.

"На ней французские офицеры," — сказал Тайога.

"Думаю, ты прав, мальчик. Кажется, я заметил блеск мундира.

«И лодка развернулась и направляется сюда, Большой Медведь. У
французских офицеров, без сомнения, есть подзорные трубы, и, увидев нас, они
идут узнать, кто мы такие».

- Еще раз верно, Тайога. Они повернули нос к нам, и, поскольку мы
не хотим создавать даже видимости того, что прячемся, я думаю, нам лучше
выплыть из кустов и медленно подплыть поближе к берегу.

Несколько взмахов весла, и каноэ снова двинулось вниз по течению
Святого Лаврентия, держась в сравнительно спокойных водах у
южной стороны. Большая лодка быстро приближалась к ним, но они
притворились, что не заметили ее.

"Вероятно, она идет из Хочелаги", - сказал Тайога.

"И ваш Хочелага, который по-французски Монреаль, тоже когда-то был ирокезом",
- сказал Роберт.

"Наши отцы и деды не уверены", - ответил Тайога. Картье
обнаружил там большую деревню, окруженную частоколом, и многие из наших
люди думают, что народ ходеносауни, возможно, ирокезы,
жил в нем, но другие наши старики говорят, что это был город гуронов. Это
некоторые, однако, что Hodenosaunee жил в Stadacona."

"В любом случае, большая часть этой страны была твоей расы или родственных с вами
владел ею. Итак, Тайога, ты путешествуешь по землям и водам, которые когда-то
принадлежали твоему народу. Но мы правы, полагая, что эта лодка пришла
чтобы следить за нами. Я вижу, как офицер стоит и наблюдает за нами в
бинокль.

"Пусть они придут", - сказал Уиллет. "Войны нет - по крайней мере, пока - и
в реке Святого Лаврентия достаточно воды для всех каноэ, лодок
и кораблей, которые есть у Англии и Франции".

— «Если они окликнут нас, — сказал Роберт, — и спросят, как они, вероятно, и сделают, куда мы направляемся, я скажу им, что мы едем к маркизу Дюкену в Квебек и покажем наши верительные грамоты».

Большая лодка быстро приближалась, и пока люди на борту сворачивали парус, другие на вёслах подвели её к маленькому каноэ, которое казалось
простая пробка на волнах могучего Святого Лаврентия. Но Роберт, Tayoga
и Виллет спокойно грести, как будто лодки, баржи и корабли
каждый день имеет значение для них, и были не слишком заметил. Высокий
молодой человек, стоявший в лодке, окликнул их по-французски, а затем по-
Английски. Роберт, наблюдавший за ним краем глаза, заметил, что он был
светловолос, как и многие северные французы, что он был одет в
белую форму с фиолетовой окантовкой, а его шляпа была черной с
треугольный. Позже он узнал , что это была униформа солдата
батальон Лангедока. Он увидел также, что в лодке находилось шестнадцать человек,
все, кроме гребцов, были в форме.

- Кто вы? - властно спросил офицер.

Роберт, которому остальные уступили место представителя,
уже решил, что его курс должен быть внешне безразличным.

- Путешественники, - коротко ответил он, и все трое взялись за весла.

"Что вы за путешественники и куда направляетесь?" спросил офицер,
в той же властной манере.

Из-за того, что тяжелую лодку качало, хрупкое каноэ опасно раскачивалось, но его
Трое пассажиров, казалось, не замечали этого. С удивительным мастерством они
всегда выравнивали лодку и продолжали двигаться вперёд. Гребцы на большой лодке, усердно работая вёслами, держались рядом, и
в третий раз офицер спросил:

"Кто вы? Я представляю власть Его Величества, короля Франции Людовика, на этой реке, и если вы не ответите прямо, я прикажу своим людям потопить вас."

— Но мы — посланники, — спокойно сказал Роберт. — Мы везём очень важные письма маркизу Дюкеню в Квебек. Если вы потопите нас, это, скорее всего,
«Письма отправятся с нами».

«Это другое дело, если у вас такая миссия, но я должен ещё раз спросить, как вас зовут».

«Самый старший из нас — молодой вождь, или будущий вождь, Тайога, из клана Медведя, из народа Онондага, из великого
союза Ходонозауни». Далее следует Дэвид Уиллет, знаменитый охотник и следопыт, хорошо известный в провинциях Нью-Йорк и Массачусетс и даже в Канаде. Друзья-ирокезы часто называли его Великим Медведем. Что касается меня, то я Роберт Леннок, из Олбани, а иногда из Нью-Йорка, без чинов и должностей.

Офицер перестал вести себя надменно. Ответ, казалось, понравился ему.

"Это, конечно, достаточно ясно", - сказал он. "Я Луи де Галисоньер,
капитан батальона "Лангедок", в настоящее время расквартированного в
Монреале, на меня возложена обязанность наблюдать за рекой для всех
сомнительные персонажи, в класс которых я был вынужден поместить вас троих
вы, если вы не дали никаких объяснений".

"Galisonni;re! Это отличительное имя. Не было ли губернатор
Общие Канады, которая родила его?"

"Предшественник нынешнего генерал-губернатора, Маркиза Дюкейн. IT
я с гордостью могу сказать, что граф де Галисоньер был моим дядей.

Робер понял, что нашел путь к благосклонности юного Галисоньера
благодаря своей семье, и добавил с предельной искренностью::

"У Новой Франции было много выдающихся генерал-губернаторов, как нам, англичанам
в колониях должно быть известно, от сьера де Роберваля до Шамплена,
Фронтенак, де Богарне и далее к вашему дяде, графу де
Galisonni;re."

Уиллет и Онондага одарили Роберта одобрительными взглядами, и молодой человек
Француз покраснел от удовольствия.

"Вы проявляете к нам больше вежливости и признательности, чем большинство
Бостонне, - сказал он. "Я бы еще поговорил с вами, но разговор
в таких обстоятельствах ведется с трудом. Предположим, мы доберемся
до первой бухты, поднимем на борт ваше каноэ, и мы отвезем вас в
Монреаль, поскольку это наш собственный порт назначения.

Роберт быстро согласился. Он пожелал, чтобы произвести хорошее впечатление на де
Galisonni;re, и, поскольку большая лодка теперь была намного безопаснее и более
комфортнее, чем в каноэ, два конца будут обслуживаться одновременно.
Уиллет и онондага тоже кивнули в знак согласия, и через милю или две
дальше они вместе с каноэ поднялись на борт крепкого судна де Галисоньера. Затем снова подняли парус, вышли на середину реки и направились в Монреаль.




Глава VIII

Гости врага


Капитан Луи де Галисоньер оказался радушным хозяином, довольным своими гостями, собой и сложившейся ситуацией. Храбрый
и бдительный, он к тому же был не лишён тщеславия, которое
раздражало Роберта. Не зря он был племянником графа де
Галисоньера, бывшего генерал-губернатора Канады, и его положение и происхождение имели значение
за то, что так много было сделано для французской нации, и это было не зря,
также и то, что он получил звание капитана благодаря доблестной и прилежной службе
своей собственной. Так как это дает ему огромную радость быть гостеприимным сейчас, а
также покровительствовать немного эти люди с юга, с которым на всей
вероятность Новая Франция будет воевать до другой прошел год.
Также было полезно произвести впечатление на Онондагу, в котором его бдительный ум
сразу распознал молодого человека высокого положения. Никто не знал этого лучше, чем де
Галисоньер о силе и значении ирокезов и о том, как они
это могло склонить чашу весов в большой войне между французскими и британскими
колониями.

 Его лодка, которую он с гордостью назвал «Фронтенак» в честь первого и
великого генерал-губернатора Канады, была оснащена всем необходимым для
переходов между портами на реке Святого Лаврентия.  Усадив гостей на
стулья, он предложил им лёгкое французское вино, как и де Курсель, но
Роберт и Тайога отказались, хотя Уиллет взял бокал.

— «Мы ценим вашу любезность, — сказал Роберт, — но мы, потомки англичан в Америке, не слишком любим вино. Я нахожу, что моя голова гораздо лучше
лучше без него.

"Опьяняющие напитки белых людей вредны для красной расы"
", - серьезно сказал Тайога. "Воины Ходеносауни способны
сражаться с кем угодно еще, но крепкие напитки отнимают у них мозги и
делают их похожими на маленьких детей, которые впадают в ярость по пустякам".

Де Галисоньер с большим интересом посмотрел на молодого Онондагу, будучи
впечатлен достоинством его манер и сдержанностью речи.

"Вы прекрасно говорите по-английски", - заметил он.

"Я научился этому в школе для белых в Олбани", - сказал Тайога. "Леннокс
был ли там мой товарищ, точно так же, как он был в лесу".

"Вы увидите гораздо больший город, чем Олбани, когда приедете в Квебек.
Вы увидите благородный город, расположенный в благородном месте, неприступную крепость,
охраняемую самыми доблестными войсками в мире. Для своего, как вы хотели
чтобы переплыть море нашей старой земле Франции".

"Я слышал много Stadacona, который вы называете Квебеке", - сказал Tayoga,
без какого-либо изменения тембра. "Наши старики часто говорят о нем, когда он
принадлежал нашим братьям, ганеагаоно, известным вам как могауки,
которые никогда никому его не продавали и не уступали".

Лицо де Galisonni;re упал немного, но он пришел в себя быстро.

"Это было много поколений назад, - сказал он, - и время делает много смен и
изменения. Происходит приток и утечка всех людей, включая белых,
подобно непрерывному движению песка на пляже ".

Онондага молчал, но Роберт видел, что он не разгибается, и сказал:
Галисоньер, чувствуя, что неразумно продолжать эту тему, обратил внимание на могучую реку и её высокие лесистые берега.

"Я не верю, что в мире есть другая река, равная этому гигантскому французскому потоку," — сказал он.

"Наша благородная британская река Гудзон может многое сказать сама по себе", - сказал
Роберт.

"По правде говоря, это великая река. Я видел его, но каким бы большим и великолепным он ни был
ему не хватает длины и размаха Святого Лаврентия ".

"Несомненно, это благородный поток для путешествия. Здесь человек развивает большую скорость
и испытывает меньше трудностей, чем в лесу ".

"Я рад, что могу отвезти вас в Монреаль ".

"Мы ценим ваше гостеприимство к нам, капитан де Галисоньер. Я нашел
Французских офицеров вежливыми и готовыми поделиться с нами всем, что у них было.
Вы не первый, кого мы встретили в этом путешествии. Мы столкнулись
далеко в нашей провинции Нью-Йорк шевалье Раймон де Сен-Люк".

"Святой Люк! Святой Люк! Самый цветок французского рыцарства! Он родственник
знаменитого Ла Корна де Сен-Люка, о котором вы, несомненно, слышали, и
в Квебеке его считают образцом всех качеств, которые делают человека
солдатом и джентльменом.

"Он произвел на меня такое же впечатление. Дальше на север нам посчастливилось
встретить больше ваших соотечественников, полковника де Курселя и капитана де
Жумонвиля".

"Я знаю их обоих! Храбрые офицеры! - воскликнул де Галисоньер.

Но он отвлёкся от разговора о французах, которые спустились на территорию, которую Роберт считал частью провинции Нью-Йорк, и юноша предположил, что, зная о характере их поручений, он опасался, как бы случайно не проговориться. Вместо этого он заговорил о реке Святого Лаврентия, Монреале и славном Квебеке, куда, как он надеялся, скоро вернётся. Большую часть своего рассказа он адресовал Роберту, но иногда обращался к Уиллету и Тайоге,
которые коротко отвечали ему. Тем временем ветер оставался сильным, и
не было необходимости грести, большой парус быстро нес их к Монреалю. Роберт, разговаривая с де Галисонньером,
с интересом наблюдал за двумя берегами, видя, как из крепких бревенчатых домов
канадцев поднимается дым, а однажды увидел высокую колокольню церкви,
возвышающуюся над маленькой деревушкой и кажущуюся несоразмерной
окружающему ее населению.

— Да, церковь у нас очень влиятельна, — сказал де Галисоньер,
следя за его взглядом и отмечая выражение его лица. — Это подходит нашему народу,
особенно нашим хорошим канадским французам. Наши священники патриотичны, храбры,
самоотверженны и сильны в наших отношениях с индейцами.

«Я знаю это», — сказал Роберт.

Ночью они добрались до Монреаля, который тогда был намного меньше и
не так важен, как Квебек. Каноэ сняли с «Фронтенака», и
после многочисленных любезностей все трое отправились в гостиницу.

— Если представится случай, — сказал Робер, — мы будем рады помочь вам, как вы помогли нам.

 — Кто знает, — сказал де Галисоньер. — Нам с вами не нужно скрывать друг от друга, что много говорят о войне между Англией и
Францией, которая, конечно, будет означать войну и между англичанами и
Французские колонии. Если оно придет, и оно будет, я думаю, я надеюсь, что нет
несчастье постигнет вас на поле боя".

"Желаю вам", - сказал Роберт, искренне.

Каноэ было оставлено в надежных руках, так как они намеревались продать
его завтра и купить лодку побольше, и они пошли по
улицам этого городка Хочелага к своей гостинице. Были и другие
Индейцы на улице--французский индейцы их называли, чтобы отличать
из них тех, кто образован Британский союз, но ни один не может быть
по сравнению с Tayoga, облеченные в полном блеске грядущего начальник
клан Медведя, нации Онондага, Лиги
Ходеносауни. Никогда он несет себя более высокомерно, никогда не имел его
высота появилось больше, и его присутствие грандиознее. Роберт, глядя на него,
чувствовал, что если Св Люк был настоящим цветком французского рыцарства, этот молодой человек.
его товарищ был в еще большей степени самим духом и
сущностью всего лучшего, что было в великой Лиге Ходеносони.

Индейцы - гуроны, абенаки, Сент-Реджис, оттава и воины с
дальнего запада - зачарованно смотрели на Тайогу. Они прекрасно знали, что
хорошо, кто был этот высокий юноша, что он принадлежал к великой лиге ирокезов
и в глубине души они тоже знали, что у него
превосходство, на которое претендовали Онондага, ирокез и союзные им народы.
Следовательно, хотя их взгляды иногда выражали невольное восхищение,
они также всегда были заряжены враждебностью и ненавистью. Но Тайога
, по-видимому, не обращал внимания. Он снова был греком, для которого все внешние народы были варварами.
"Я не думаю, что французы смогут добиться с ним большого прогресса", - прошептал Уиллет Роберту.

"Я не думаю, что французы смогут добиться большого прогресса с ним". - прошептал.
Уиллет Роберту. "Поскольку у индейца нет письменности, его память очень слаба.
долго. Когда мы доберемся до Квебека, он ни на секунду не забудет, что это было.
когда-то Стадакона была деревней могавков, Хранителей Восточного
Врата и один из великих народов Ходеносони.

"Нет, он этого не сделает, - сказал Роберт, - и посмотрите, кто ждет встречи с нами!"

Перед низким домом, битком набитым товарами торговца мехами
, стояло с полдюжины индейцев, до крайности диких на вид
, а в центре был один, чье плечо было туго перевязано веревкой.
большой рулон оленьей кожи. По своему росту он намного превосходил других
воины, и он был пропорционально толще. Ненависть, которую остальные
проявляли, когда смотрели на Тайогу, была ничем по сравнению с его ненавистью, которая была
самой концентрированной сутью всей злобы.

"Наш хороший друг Тандакора, несмотря на свое ранение, кажется, прибыл сюда
раньше нас", - сказал Уиллет Роберту.

"Да, и он очень ясно показывает, что хотел бы подвергнуть Тайогу
пыткам с самим собой в качестве палача, и все же он должен знать, что это ты
пустил пулю ему в плечо".

- Совершенно верно, Роберт, но он ненавидит онондагу больше, чем нас.
Мы незнакомы, пришельцы для него, и он не сравнивает нас,
но Тайога такой же индеец, как и он сам, с которым он сражался и
против которого потерпел неудачу. Смотрите, как мы проезжаем. Для Тайоги Тандакора не будет
существовать, и это внесет еще больше яда в сердца
Оджибвеев ".

Уиллет был хорошим пророком. Онондага прошел в пяти футах от оджибвея
Но он не подал ни малейшего знака, что ему известно о
существовании Тандакоры. Вся маленькая драма, разыгранная
детьми леса, была совершенно ясна. Тандакора был грязью под ногами.
ноги Тайоги, и Тандакора почувствовал, что это так. Его сердце горело.
внутри него все горело, и боль в плече усилила его гнев. И все же он
был бессилен там, в Монреале, рядом с французскими войсками, и он
мог просто бессильно смотреть, пока эти трое проходили мимо, игнорируя его
существование. Но они не забыли его, и каждый в глубине души решил
быть начеку, чтобы не допустить вероломного нападения.

Они нашли на склоне высокого холма гостиницу, которую им порекомендовал де Галисоньер
, и получили ночлег. Monsieur
Жоливе, собственник, засела перед индейцами, великие вожди
лечение с французским правительством, и он не кажется это странным
что Tayoga должна прийти туда. По правде говоря, месье Жоливе был бережливым человеком.
он не гнушался покровительством, за которое было гарантировано вознаграждение, а поскольку
между Францией и Великобританией все еще существовал мир, он был вполне
готов угостить любое количество бостонцев в своей самой превосходной гостинице
на склоне высокого холма с видом на реку Святого Лаврентия. Уиллет
показал ему золотой цвет, и благодаря природным способностям и долгому
обладая опытом трактирщика и прекрасно читая по лицам, он был уверен
что трем его необычным гостям можно доверять.

Уиллет знал Канаду лучше Роберта, и теперь он выступал в роли представителя.

"Мы проведем здесь только одну ночь, - сказал он, - потому что завтра рано утром
мы отплываем на пароходе в Квебек. Мы втроем займем одну большую комнату.
У вас есть такой номер с тремя кроватями, не так ли?"

"У меня есть номер", ответил Господин Жоливе оперативно, "и кроватей
можно положить в него сразу. Тогда Лизетт быстро все устроит
и Мари, горничные. Вы позволите моему слуге Франсуа отнести ваши вещи?
оружие в патронник?

"Думаю, что нет", - ответил Уиллет, с любовью глядя на свою винтовку.
"Я так долго жили с этой старой доброй винтовкой, которую мы ненавидим, чтобы быть
расставались ни на час. Тайога и мистер Леннокс моложе меня,
но они начинают испытывать те же чувства к своим рукам. Если вы
не возражаете, господин Жоливе, мы будем держать наше оружие с нами".

- Ах, я вижу, сударь, вы человек сентиментальный, - сказал г-н Жоливе,
смеясь и потирая руки. "Очень хорошо, что можно почувствовать ее в этом
грубый нашем мире. Но месье видит молодого офицера, который приехал
от коменданта? Просто небольшой запрос о вашей личности и
проверка ваших документов, если они у вас есть. Это согласно нашему
обычаю, и это просто формальность, не более.

Роберт знал, что это далеко не формальность, но ему и его товарищам
нечего было бояться, поскольку их миссия была должным образом аккредитована, и они
доставили письма маркизу Дюкену. Молодой офицер,
Француз из Канады рождения, поступила в настоящее время, и вежливость
характеристика французской расы, черта, что Роберт любил, просил
отчет о них самих, который был дан с готовностью. Как обычно, эффект
писем, адресованных маркизу Дюкену, был волшебным, и, когда
офицер удалился, он предложил им всю возможную помощь для
скорейшего и приятного путешествия в Квебек.

Месье Жоливе накормил их ужином в своем лучшем стиле. Хотя он и был уроженцем
Новой Франции, в его жилах текла провансальская кровь, и в нем чувствовалась поэтическая жилка. Он
предложил своим гостям не только превосходный ночлег, но и великолепный вид,
которым он в полной мере воспользовался. Вечер был тёплым, с мягким и
успокаивающий ветер, Мари и Лизетт накрыли стол в маленьком саду, в
котором уже цвели ранние цветы, предлагая нежные оттенки
розового, розово-розового и бледно-голубого. Стол был накрыт белой скатертью,
в серебре и фарфоре недостатка не было. Глаза Роберта, у которого был
изысканный вкус, заблестели.

"Месье Жоливе, может быть, наш враг или нет, - сказал он, - но он мне нравится.
Не часто удается пообедать в такой гостинице с таким видом на
горы, лес и великолепную реку. По правде говоря, некоторые
вещи французы делают хорошо."

"Они превосходят нас в этом вопросе постоялых дворов", - сказал Уиллет. "Они думают, что больше
об этом-и взять больше проблем. Мне жаль, что мы должны ссориться с
Французский. Они хорошие люди, хотя и не были чересчур жестокими в
использовании дикарей против нас, и они действительно ответственны за
жестокости, творимые раскрашенными демонами ".

Он свободно говорил красных "дикарей" до Tayoga, зная, что молодой
Онондага никогда не будет думать о применении этого слова к себе. Уиллет
слишком часто показывал, что считает жителей Ходеносони
равные кому угодно. Затем он взял их три винтовки, сложил их вместе
на траве у посыпанной гравием дорожки и, глядя на бескрайние
просторы гор, леса и реки, глубоко вздохнул.

"Это не очень похоже на борьбу за наши жизни там, в ущелье, не так ли,
Роберт?" спросил он. "Здесь, в Америке, странный мир. Мы
однажды лежим в скалистой лощине, стреляя в людей, которые стреляют в нас
и обе стороны стреляют на поражение, а два или три дня спустя мы
сидишь в городской гостинице и питаешься серебром и фарфором.

"Это быстрая и приятная трансформация", - сказал Роберт,
с благодарностью.

Он бы назвал это ужином, но в Монреале это был обед, и его
подавали Лизетт и Мари. Там была рыба из реки Святого Лаврентия,
курица, говядина, много овощей, хороший белый хлеб и кофе, и всё
это было приготовлено в превосходной манере, характерной для знаменитой
гостиницы месье Жоливе. Тайога ел много, но аккуратно. Он научился пользоваться ножом и вилкой в школе в Олбани и, как и Роберт, был привередлив за столом.

Месье Жоливе, по своему обыкновению, уделял им много внимания.
В такое время нужно быть вежливым с бостонцами. Он довольно свободно рассуждал
о Монреале и его преимуществах как крупного торгового пункта с
индейцами, которые уже привозили туда огромное количество мехов. Он стал бы
одной из величайших и наиболее блестящих драгоценностей Франции
корона, уступающая, возможно, только Парижу. Но в настоящее время главное
славу Новой Франции можно было увидеть только в Квебеке Ах, когда бостонцы
прибудут туда, они увидят великих лордов и знатных леди!

Все трое слушали, каждый по-своему заинтересованный. Воображение Роберта увидело
Шелковое великолепие вице-королевского двора, и, стремясь познать
большой мир, он был как никогда рад, что взялся за это
поручение, каким бы опасным оно ни оказалось.

После ужина они ещё какое-то время сидели, глядя на город и
великолепный вид за ним. Ясная луна и яркие звёзды отбрасывали
серебристый свет, почти как днём.  Они видели, как в домах
горят огни, а иногда мимо проходят тёмные фигуры. На реке качалась на волнах лодка с мачтой, и Роберту показалось, что это был
«Фронтенак» Луи де Галисоньера.

По мере того, как сумерки сгущались над великой рекой, островом, холмами и
лесом, Хочелага казалась очень маленькой, а гостиница превосходной
Месье Жоливе был всего лишь крошечной точкой света во всей этой огромной
тьме. Тем не менее, он сиял по контрасту и был маленьким островком
тепла и уюта в море дикой природы. Месье Жоливе,
которого глубоко интересовали бостонцы и гордая молодежь
Ирокезы, говорил свободно. Под его светом и бормочут образом возлагают большие
силы восприятия, и он увидел, что у него лучшие качества, каждое в
по-своему. Охотник даже не был обычным охотником, а, как считал
месье Жоливе, человеком незаурядной интеллектуальной силы, а также
образованным. Он выяснит о них как можно больше, для своего
личного удовольствия, потому что он мог бы передать ценную информацию
коменданту Монреаля, который был его другом, и потому что позже
он мог бы сказать пару полезных слов на ухо Луи де Галисоньер,
которого он хорошо знал и чьим хорошим мнением дорожил.

Роберт, который был в веселом настроении и желал воспользоваться своим даром
Он, оратор, встретивший его на полпути, расхваливал великолепие и могущество Британии, великого королевства, которое простиралось от Атлантики до Европы, прочно обосновавшись в ней, но при этом распространяя своё влияние на американские колонии, постоянно увеличиваясь и становясь всё могущественнее. Вскоре между ним и месье Жоливе завязалась беседа, в которой каждый стремился узнать мнение другого о том, что волнует его страну. Онондага молчал, а охотник произнёс лишь пару слов.
Но каждый внимательно прислушивался к разговору, который, каким бы серьёзным он ни был,
возможно, это никогда не выходило за рамки хорошего тона.

"Я не могу заставить вас увидеть правду", - сказал, наконец, месье Жоливе.
улыбаясь, он развел руками. "Я не могу убедить вас в том, что Франция -
первая из наций, нация света, обучения и человечности, и
тем не менее, это так. И, сидя здесь, на реке Святого Лаврентия, мы построим
другую Францию, Новую Францию Америки, которая прольет свет на
вас, англичан или бостонцев, живущих внизу, и научит вас изяществу и красоте
цивилизации ".

"Мы должны быть готовы учиться у любого, кто может научить нас", - сказал Роберт,
«И я утверждаю, что такая готовность — главная заслуга нас, англичан, родившихся в Америке, или бостонцев, как вы бы нас назвали».

Месье Жоливе снова развёл руками в знак сожаления.

"Мы спорим напрасно, — сказал он. — Но вот Лизетта приносит кофе,
который является одним из самых славных достижений моей гостиницы. Молодой хозяин пьёт кофе?"

— Да, — ответил Роберт, — в Олбани он перенял все привычки белых людей.

После кофе они встали из-за стола, и хозяин дома приготовился проводить их в
комнату. Тем временем стемнело, и в окнах виднелись отблески
реки и холмы были упасть в обморок. Маленький сад был обнесен
три стены тьмы, будучи освещенным с той стороны, где к нему присоединились
ИНН. Но Роберту показалось, что он видел сдвигая рисунок еще чернее
тени, в которой он двигался.

Мари и Лизетт забрала серебро и Китая, и господин Жоливе
пошел вперед, чтобы показать им их комнаты. Затем что-то свистнуло в
темноте, и стрела, вонзившаяся в наконечник шипа, высунулась из
задней стены гостиницы. Все трое схватились за винтовки, но более темный
тень в тени исчезла. Тайога оборвал стрелу на уровне
взобрался на стену и метнул стрелу в сад.

"Это был Тандакора, - сказал он, - жаждущий мести. Но поскольку стрела пролетела не так, как надо, он не выпустит еще одну стрелу сегодня вечером." - "Это был Тандакора". - сказал он. - "Жаждущий мести".
Но поскольку стрела пролетела не так, как надо. Если бы не
его раненое плечо, стрела, возможно, попала бы в цель. Это был
вероломный поступок, достойный дикого оджибвея ".

"Я надеюсь, что придет время, - сказал Уиллет, - когда я всажу пулю
не в плечо Тандакоре, а в сердце. Я не люблю
пролитие крови, но лес станет лучше без
него. А пока, ребята, ничего не говорите. Месье Жоливе возвращается, но
не говоря уже о стрела к нему. Он может найти руководителя его позже в
стены, и затем он может зря об этом столько, сколько ему заблагорассудится."

Мой хозяин суетился обратно. Грязная и предательская попытка, отломка
стрелы и комментарии к ней заняли меньше минуты,
и, каким бы хорошим наблюдателем он ни был, он не заметил ничего необычного в
внешнем виде своих гостей. Они держали в руках свои винтовки, но
многие посетители Монреаля делали то же самое, и поскольку это было красивое оружие,
они вполне могли уберечься от его потери.

- Следуйте за мной, мои бостонцы, - беспечно сказал он. - У меня есть большая комната с
тремя кроватями для вас, и я надеюсь, что ужин вам понравился.

- Нам все очень понравилось, месье Жоливе, и особенно
десерт, - многозначительно ответил Робер.

- Ах, это печенье, - сказал месье Жоливе, всплеснув руками. - Это
Мари приготовила его. Это её дар, и я передам ей вашу похвалу.

Но Робер не думал о пирожном. Он говорил о десерте, который представлял собой стрелу, хотя превосходному месье Жоливе суждено было
никогда не узнать скрытого значения его слов. Комната, которую он
показал им с такой гордостью, была большой квартирой, достойной их похвалы
с полированным, блестящим дубовым полом, устланным мехами
и там, над ним, низкий потолок, пересеченный мощными балками, также из
дуба. Роберт посмотрел на окна, в количестве трех, и он увидел, с
удовлетворение, что у них тяжелые ставни. Взгляд господина Жоливе по
затем его собственные, и он сказал :

"Ставнями пользуются зимой, когда наступают сильные холода и
свирепствуют свирепые ветры. Но вы, господа, которые так много времени проводите в
форест, конечно, предпочтет оставить их сегодня открытыми.

Робер пробормотал что-то в знак согласия, но когда месье Жоливе удалился, вежливо пожелав
им спокойной ночи, он посмотрел на своих товарищей.

"Мы привыкли к воздуху, - сказал Уиллет, - и к его избытку, но эти ставни
будут закрыты до утра. Как Tayoga действительно сказал, он вряд ли решится
еще одна стрела, но мы не должны идти на любой риск, пусть и небольшой."

Tayoga кивнул утверждение, и рисунок ставни закрыть, они закреплены
их. Затем они разделись и легли в свои кровати, но каждый из них
приготовился спать, положив рядом с собой винтовку.

- Защелки на этих ставнях хорошие и прочные, - сказал Уиллет, - и
Тандакора, даже если он придет снова, не попытается их сломать. Это
не соответствовало бы целям французов, если бы воин племени, союзного с ними
, был пойман при попытке убить английских гостей, и, учитывая это,
в таком случае, я рассчитываю скоро лечь спать, и спать хорошо ".

Он сдержал свое слово. Роберт, задувавший свечу, вскоре услышал
его ровное дыхание. Тайога, привыкший к комнатам, ирокезы
у самих были крепкие бревенчатые дома, быстро последовали за ним в дремоту,
но юный Леннокс не мог успокоиться ещё какое-то время.
Возможно, он был более чувствительным и изобретательным, чем его товарищи, или же
тесный воздух не давал ему уснуть.  Он не мог избавиться от ощущения, что
Тандакора снаружи проверяет запоры на ставнях, и в конце концов,
поднявшись, он на цыпочках подошёл к каждому окну по очереди и прислушался. Он
ничего не слышал, кроме дыхания лёгкого ветерка, а затем,
поняв, что это была всего лишь его разыгравшаяся фантазия, он вернулся в постель и
крепко заснул.

"Проснись, Роберт, и вдохни этот воздух! После того, как нас запечатали
в комнате всю ночь дует божественный ветерок".

Ставни были распахнуты, и охотник и Тайога, полностью одетые,
стояли у окон. Воздух, свежий, животворящий, поднимавшийся над великими лесами
и могучей рекой, вливался в комнату ручьями, и
Тайога и Уиллет стояли лицом к лицу, чтобы получить удар
прямо в лоб. Роберт присоединился к ним и вскоре почувствовал, что
он был создан заново и стал сильнее.

"Я никогда больше не буду спать в плотно закрытой комнате", - сказал Уиллет.
"даже для того, чтобы защитить свою жизнь. Я так много лет бродил по вольному лесу.
годы, когда я думаю, что еще один подобный опыт заставил бы меня задохнуться до смерти
".

"Я сам от этого не в восторге, - сказал Роберт, - но благодаря этому мир
снаружи кажется еще величественнее и прекраснее".

На завтрак бы был подан для них господин Жоливе в
сад, Виллет настаивает, что пока он не мог оставаться ни
больше в дом. Роберт со своего места мог видеть конец сломанного
шипа, воткнутого в стену, но ни хозяин шахты, ни кто-либо из его
помощников пока этого не заметили.

Месье Жоливе был доволен, что у них выдался такой блестящий день
они собирались отправиться в Квебек, и он рассказывал им, где они
могли бы продать свое каноэ и купить хорошую лодку, когда Луи де Галисоньер
появился в саду и поздравил их с наступающим
утром. Он выглядел так, обивки и так весело, что он принес с собой
веселый ветерок, и все трое почувствовали эффект от него, хотя они
интересно, в характере его есть поручение. Роберт пригласил его присоединиться к ним за завтраком
, и он принял их приглашение, взяв булочку с
маслом и чашку кофе по французскому обычаю, который уже тогда
преобладал.

- Я вижу, вы хорошо выспались, - сказал он, - и что гостиница месье
Жоливе так же добр к бостонцам, как и к французам и канадцам
".

"Его гостеприимство к нам не могло бы быть лучше, если бы мы приехали из самого Парижа,
а не из провинции Нью-Йорк", - сказал Роберт. "Наше пребывание в Канаде
было коротким, но очень интересным".

Господин Жоливе вошел в гостиницу, и де Галисоньер сказал:

Монреаль - прекрасный город, и я бы не стал обесценивать его в присутствии нашего хозяина
но, как я уже говорил вам раньше, наш Квебек, к которому вы привязаны
Это истинная слава Новой Франции. Я знаю, что вы отправляетесь туда, и именно поэтому я пришёл сюда сегодня утром.

 — Как так? — спросил Роберт.

 — Потому что вчера вечером я получил приказ отправиться на «Фронтенак» в
Квебек, и я с большой охотой отправляюсь в это путешествие, поскольку оно
приведёт меня туда, куда я хочу попасть. Я также имею полномочия коменданта пригласить вас в качестве гостей на борт моего судна. Пока мы, французы, и вы, англичане, не вступим в войну, мы можем считать себя друзьями.

Роберт взглянул на Тайогу и Уиллета, и они слегка кивнули. Затем он
тепло ответил, что они приняли приглашение и пошел бы с гораздо
удовольствие в _Frontenac_. После завтрака они продали каноэ и
вскоре погрузились на корабль, предварительно попрощавшись с месье Жоливе, который
помахал им на прощание своей лучшей салфеткой.

Роберт был более чем доволен их удачей. "Фронтенак" предложил
им лучший проезд, чем на любой лодке, которую они могли купить, и им пришлось грести
возможно, своими силами. Более того, они уже были в
прекрасных отношениях с де Галисоньером, и для
них было бы неплохо прибыть в Квебек в его компании.

Дул сильный ветер, и _Frontenac_ оперативно в течение
поверхности большой поток, который был бы жидкость зеленого стекла, что
утро. Все трое оставили свое оружие, включая лук Тайоги и
стрелы, в каюте, и сели на палубе с де Галисоньером, который
с гордостью смотрел на великолепную реку, которая была главной артерией
жизнь в Новой Франции шевалье. Сердце самого Роберта забилось сильнее, когда
он понял, что этот последний этап их путешествия приведет их в знаменитый
Квебек.

"Если бы река Святого Лаврентия не замерзла на такой длительный период", - сказал де
Галисонниер: «Этот регион со временем станет величайшей империей в
мире».

«Но разве это не огромное «если»?» — спросил Роберт, смеясь.

Де Галисонниер улыбнулся.

"Так и есть, — сказал он, — но Новая Франция, тем не менее, — главная драгоценность в
королевской короне Франции. Со временем вице-королевский двор в Квебеке будет управлять империей,
которая будет больше, чем сама Франция. Подумайте об огромных озёрах,
великих реках, бескрайних лесах, а за ними — равнинах, по которым
миллионами бродят стада бизонов, а за ними, как говорят, простираются
бескрайние горы и леса.

— Я думал о них, — сказал Роберт, — но я думал о них по-британски.

Де Галисоньер снова рассмеялся, а затем посерьёзнел.

 — Это естественно, — сказал он, — что вы думаете о них по-британски, а я думаю о них по-французски. Полагаю, у нас будет война,
мистер Леннокс, но не кажется ли вам странным, что Англия и Франция будут
воевать из-за американской территории, когда её так много? Это
континент, который цивилизованный человек не сможет заселить в течение многих поколений. И
Англия, и Франция могли бы спрятаться в его лесах, и это было бы
возьмите исследователей, чтобы найти их, и все же мы должны бороться за права на
регионы, которые мы не можем оккупировать ".

Тогда Роберт решил, что молодой де Галисоньер ему очень нравится. Некоторые из них
подобные мысли приходили ему в голову, и он был рад
что может откровенно поговорить о грядущей войне с тем, кто будет на
другой стороне, с тем, кто будет официальным, но не личным врагом.
Пока "Фронтенак" скользил по бурлящему зеленому течению, они
серьезно разговаривали. Уиллет, сидевший рядом, время от времени поглядывал на них,
но у него тоже было полно своих мыслей, в то время как Тайога, говоря
ничего, смотрел на высокий зеленый южный берег. Это, как говорили старики
, когда-то была земля могавков, одного из великих народов
Ходеносони, а теперь детей Ононтио, пришедших с
огнестрельное оружие против луков и стрел, говорили, что это их оружие с тех пор, как Маниту
впервые заставил землю подняться из глубин. Тайога молчал, но у него было
много мыслей, и это были мысли, которые приходили к нему часто и оставались
надолго.

"Де Курсель и Жумонвиль, которых вы встретили в лесу", - сказал де
Галисоньер, наконец, "прибыл в Монреаль вчера рано вечером и
после двух-трехчасового пребывания отплыли на шхуне в
Квебек."

"Вы видели их вообще, пока они были в Монреале?" - спросил Роберт, который
казалось, уловил значение в тоне молодого француза.

"Только на несколько минут", - ответил де Galisonni;re, и Роберт, судя
что он не хотел больше говорить на эту тему, больше не
ссылка на Курсель. Но сознание того, что он уехал вперед
в Квебек, беспокоило его. Де Курсель был не так молод и откровенен, как де
Галисоньер, похоже, также не обладал тонкой душой и рыцарским духом
Сен-Люк. Роберту казалось, что у этих троих есть причины его бояться.

 Но путешествие по реке Святого Лаврентия продолжалось без серьёзных задержек,
хотя время от времени ветер стихал, и они брались за вёсла. Для Робера это путешествие было
полным разнообразия и интереса. В ту ночь он спал со своими товарищами на палубе «Фронтенака», а на следующее утро
снова подул сильный ветер.

Со временем они приблизились к Квебеку и увидели признаки
народонаселения, свидетельствовавшие о близости к тому, что в глазах
северных американцев тогда было великой столицей. На обоих берегах они увидели усадьбы
дома сеньоров, массивные каменные строения, низкие, с крутыми крышами и
остроконечные, с пристройками и часто каменной мельницей поблизости.
Количество церквей также увеличилось, и в какой-то момент Фронтенак
остановился и принял священника, высокого крепко сложенного мужчину средних лет,
с твердым лицом. Де Галисоньер представил его как отца Филибера
Друйяр, и Робер почувствовал на себе его проницательный взгляд. Затем оно
переместилось к Уиллету и Тайоге, надолго задержавшись на Онондаге.

Роберту, знающему о великой силе церкви в Канаде, стало любопытно
об отце Друйяре, в котором он сразу же распознал незаурядную личность. Его худое аскетичное лицо, казалось, отражало тот дух, который был присущ Жогу, Гупилю и другим первым священникам, которых не могли устрашить ни опасность, ни индейские пытки. Но он был слишком вежлив, чтобы задавать вопросы, чувствуя, что время даст ему всю необходимую информацию, и он был прав, как сказал де Галисоньер позже в тот же день, когда отец Друйар сидел в маленькой хижине, где их не могли услышать:

«Влиятельный человек в Квебеке. У него нет прихода, и, похоже, он не хочет его иметь,
но он глубоко погружён в церковные дела. Также известно, что он переписывается с Римом, с самим Святым Отцом, и
есть высокопоставленные чиновники в Квебеке, которые хотят, чтобы его отозвали из Новой Франции обратно на старую землю. Франсуа Биго, интендант,
не любит его, как и никто из окружения Биго, ни его генеральный комиссар Каде, ни мэр Квебека Пеан, ни
Дешенё и другие из этой группы. Это роскошная жизнь, которую ведёт наш
собственный придворный круг в Квебеке и в великолепном замке Биго.
среди его дорожек, цветов и садов. Я не знаю, зачем я рассказываю вам всё это, мистер Леннокс! Кажется, это последнее, что нужно говорить своему официальному врагу, но я не чувствую, что поступаю неправильно, когда говорю вам об этом.

Его жизнерадостное лицо на несколько мгновений омрачилось, и Роберт, быстро
соображавший, внезапно почувствовал, что этот блистательный Квебек,
окутанный таким количеством красок и великолепия, возможно, не так
прочен внутри, как английские города на юге, несмотря на их споры. Но это лишь усилило его желание увидеть Квебек. Жизнь в Квебеке будет ещё сложнее
там.

Перед ними расстилалась великая река, голубая теперь под ослепительно голубым небом,
и крепкий Фронтенак оставлял за собой длинный белый след. Каменный
дом, больше обычного, виднелся сквозь зеленую листву на южном
берегу. Отец Друйяр посмотрел на него, и его лицо помрачнело. В настоящее время он
встал и пожал ему руку по направлению к дому, как если бы он был доставке
проклятие.

"Замок, который вы видите, принадлежит молодому графу Жану де Мези,
другу интенданта Биго. Иногда они приезжают со своих пирушек в
Бомануар в замок Мези и продолжите их там. Теперь вы можете
теперь понятно, почему отец Друйяр, который сочувствует нашему благородному роду,
произносит свое проклятие.

Священник вернулся на свое место и отвернулся. Час спустя перед ними высилась
могучая скала Квебека.





ГЛАВА IX

В ГОСТИНИЦЕ


Когда показался Квебек, Роберт встал и долго смотрел на огромную скалу
и город, который венчал ее, повис на ее склонах и приютился внизу, у
подножия утесов. Яркий солнечный свет золотил его здания из
камня и серого дерева и играл, как полированное золото, на шпилях
многочисленных церквей. Вдалеке улицы, ведущие вверх по крутому
скалы казались простыми нитями, но в верхнем городе были замечательные общественные здания
Дворец интендантов, кафедральный собор, Нотр-Дам-де-ла
Виктория, монастыри монахинь-урсулинок и монахов-Реколле,
Епископский дворец и другие, возведенные во славу и могущество Франции,
были хорошо видны.

Не в одном месте он видел плывущие бурбонские лилии, и с
маленькой лодки, на которой он стоял в ручье, она выглядела как мрачная и
неприступная крепость Старого Света. Чудесное свечение воздуха,
и огромная река, текущая у его подножия, увеличенная и окрашенная
все. Этот город был в десять раз больше своего реального размера, а расстояние
превратило серое дерево в серый камень. Все было прочным, неподвижным, и это
казалось достойным бросить вызов миру.

У Роберта перехватило дыхание. Он часто видел Квебек, великий и
прекрасный, в своих мечтах, но реальность была равна ему и даже больше. Для
американца того времени Квебек был одним из важнейших фактов жизни. Из
этой крепости вышли отважные молодые французские солдаты удачи, которые возглавляли
набеги на Нью-Йорк и Новую Англию. Он был резиденцией
силы, которые постоянно угрожали им. Многие Bostonnais, захватили
на своих полях, были привезены сюда в качестве пленников, чтобы вернуться домой
только спустя годы, или никогда. Из этой цитадели также лился поток
оружия и подарков для индейцев, которые должны были сидеть в засаде вдоль
английской границы или совершать убийственные набеги на деревни. От
она текла бесчисленных опасностей, которые угрожали Северным
провинциях почти постоянно за полтора века. Бостонцы
сами, отличавшиеся инициативностью и энергией, которые впоследствии так сильно отличали их
, предприняли могучие усилия против этого, и, несомненно
они добились бы успеха, если бы им позволили довести бой до конца
.

Ни один человек из Нью-Йорка или Новой Англии не мог смотреть на это без
смешения сильных эмоций. Это был Карфаген по сравнению с их Римом. Он
восхищался и все же хотел победить. Он чувствовал, что постоянная безопасность
никогда не наступит на северную границу, пока бурбонские лилии не перестанут расти
над огромной крепостью, которая смотрела вниз на реку Святого Лаврентия.
Роберт был не единственным, кто испытывал сильные эмоции. Тайога стоял рядом с ним
его ноздри раздувались, а взгляд был свирепым:

"Стадакона!" - сказал он себе под нос. "Стадакона ганеагаоно,
нашей великой братской нации!"

Но эмоция де Галисоньера была всего лишь радостью. Его глаза
искрились радостью и восхищением. Он был рад вернуться в
Квебек, веселый город, на который он смотрел глазами юности и
яркие воспоминания. Он знал развращенность и злобу фанатика
и кадета, и Пеана, и всего безрассудного круга вокруг
Интендант, но Квебек, с его галантными мужчинами и красивыми женщинами, с его
манерами аристократии Старого Света и атмосферой королевского двора, имел
много удовольствий, и почему молодежь заглядывать слишком далеко в будущее?

И еще один встал и посмотрел в Квебеке, с эмоциями все его
собственного, и в отличие от тех троих, кто был так молод. Отец Друйяр,
высокий в своем черном одеянии, пристально посмотрел на скалу и поднял руку
жестом, очень похожим на тот, которым он проклял замок
графа Жана де Мези. Его глаза были установлены и суров, но, как солнце опустилось в
наводнения из полированного золота на собор и монастыри, его обвиняют
взгляд смягчился, стал грустным, то жалея, то надеемся.

- Чудесное зрелище, отец Друйяр, - сказал Уиллет, стоявший рядом с ним.
локоть к локтю; он тоже смотрел на Квебек с чувствами, совершенно ему присущими. - Я
Я уже видел это раньше, но не могу видеть это слишком часто.

 «Мистер Уиллет, — сказал священник, — мы с вами старше этих юношей, и, возможно, по этой причине мы можем заглянуть дальше в будущее. Юность ничего не боится, но старость боится всего. Вы приехали в Квебек с миром, и я надеюсь, что вы никогда не приедете с войной. Я чувствую, нет, я вижу, как над нашими двумя землями сгущаются тучи. Зачем нам воевать? На таком огромном континенте разве не хватит места для всех?

 — Места хватит с избытком, — ответил охотник, — но, как ты и сказал, отец
Drouillard, ты и я прожил дольше, чем этих молодчиков, и возраст
думать. Если предоставить их самим себе, я не сомневаюсь, что Новая Франция и
английские колонии могли бы заключить прочный мир, но интриги,
зависть и ненависть дворов Лондона и Парижа сдерживают наши
леса, в четырех тысячах миль отсюда, спешно. Когда гурон вонзает свою
стрелу в сердце врага, мотив, толкнувший его на этот поступок, возможно, зародился
в Европе, но бедный дикарь никогда об этом не узнает."

Священник вздохнул и посмотрел на Уиллета с проснувшимся любопытством.

"Я вижу, что вы образованный человек, - сказал он, - и что вы думаете.
Что вы говорите, правда, но придет время когда другие мысли, чем те,
напрасно и завистливых придворных повлияет на судьбу всех этих огромных
регионов. Я ничего не спрашивал вас о вашей миссии в Квебеке, мистер Уиллет,
но я надеюсь, что увижу вас снова до вашего возвращения.

- Я тоже на это надеюсь, - искренне сказал охотник.

"Фронтенак" теперь причаливал к пристани между Королевской батареей и "Батареей Дофина"
, а Роберт по-прежнему не сводил глаз с живописного пейзажа.
достопримечательности, которые ожидали его в величайшем французском городе Нового Света. Де
Галисоньера радостно приветствовали молодые офицеры, и он радостно отвечал
. Роберт, когда они приземлились, заново и в более подробностях увидел
огромную силу Квебека.

Он осмотрел линию огромных земляных укреплений, построенных Фронтенаком от
реки Сент-Чарльз до мыса Даймонд, и увидел массивные редуты, вдоль которых стояли
тяжелые пушки. Теперь он удивлялся смелости новых жителей
Англии, которые так энергично атаковали город и которые могли
захватить его.

"Я рекомендую вам, - сказал де Галисоньер, - отправиться в гостиницу "
Орел" в Верхнем городе. Он хранится Берье Месье, кто как
хозяин полностью равным господин Жоливе Монреаля, и по существу
Господин Жоливе не неизвестен тебе".

"Они не являются", - сказал Роберт от души", и мы благодарим вас, капитан де
Galisonni;re, за вашу большую любезность тем, чтобы вывести нас из Монреаля. Мы
можем только надеяться, что придет время, когда мы сможем отплатить вам за вашу
доброту ".

После того, как они сунули лодочникам несколько серебряных монет и сказали
попрощавшись с капитаном де Галисоньер, они направились вверх по крутой
улице, смуглый франко-канадский носильщик нес их багаж. Здесь,
как в Монреале, самыми внимание привлек Tayoga, и, если
возможно, молодой Онондага выросла в облике и манере более надменным.
Его ноги в мокасинах отталкивались от земли, и он оглядывался вокруг свирепым
и вызывающим взглядом.

Роберт хорошо знал, что волновало дух онондага. Это был
не Квебек французов, это была Стадакона могавков,
великая братская нация онондага, и французы здесь были всего лишь
незваные гости и грабители.

Но Роберт вскоре забыл о Тайоге, глядя на многолюдный город,
в нем смешалось великолепное и убогое, французское и
Франко-канадцы, его солдаты и священники, гражданские лица и индейцы,
его большие каменные дома и деревянные хижины, его молодые офицеры в прекрасных
белая униформа и ее смуглые обитатели в коричневой домотканой одежде. В Олбани были
свои голландцы, и в Нью-Йорке тоже были голландцы, и люди из многих частей Европы
но Квебек был другим, чем-то совершенно новым, без
в нем не было ни малейшего намека на английский или голландский, и по этой причине он произвел впечатление
очень понравилась его любознательность.

Легкая открытая коляска, запряженная двумя крепкими пони передал их на
удивительными темпами с учетом крутизны улицу, и они увидели в нем
краснощекий молодой человек в великолепном костюме, его напудренные волосы завязаны в
очереди.

- Де Мези, - представился священник, стоявший сразу за ними.

Тогда они поняли, что это был молодой человек, товарищ Биго по его
пирушкам, на чей замок отец Друйяр поднял свои
угрожающие руки. Теперь священник произнес это имя с самым сильным презрением.
и Робер, чувствуя, что может столкнуться с де Мези
снова в этом сдерживаемом Квебеке, смотрела на его исчезающую фигуру с
любопытством. У них были свои гей-клинки в Нью-Йорке и Олбани, и даже несколько пуритан в Бостоне
, но он не видел никого, похожего на де Мези.

"Именно такие, как он, разрушают Новую Францию", - пробормотал отец
Друйяр.

Минуту или две спустя священник попрощался и удалился в
направлении собора.

"Вон идет человек", - сказал Уиллет, глядя вслед высокой фигуре в
черном одеянии. "Я не разделяю чувства церкви против церкви.
Я не вижу причин, по которым протестанты должны ненавидеть католиков, а католики — протестантов. Я прожил достаточно долго и повидал достаточно, чтобы знать, что в каждой церкви есть хорошие люди, и если я не ошибаюсь, а я не думаю, что ошибаюсь, то отец Друйяр не только хороший человек, но и умный, и храбрый, как лев.

"Много священнослужителей", - сказал Роберт. "Никто никогда не переносил Индийский
пытки лучше, чем они. А какой рисунок на дверях
Дэйв?"

- Это, Роберт, "Ле Шьен д'Ор", "Золотая собака". Это вывеска, установленная
Николас Жакин, которого часто называли Филибером. Это его склад,
и он был одним из тех честных людей, о которых мы говорили. Он
боролся с коррумпированными чиновниками, он пытался снизить цены для
людей, и под своей «Золотой собакой» он написал:

 «Я — собака, которая грызёт кости,
 Грызя их, я отдыхаю».
 Однажды придёт тот, кто не приходил,
И я укушу того, кто меня укусил.

«То есть однажды собака укусит тех, кто её укусил?»

«Примерно так, Роберт, и я полагаю, что это обычно сбывается. Если ты
продолжай бить людей, и в конце концов они ударят тебя, и ударят
довольно сильно.

 «А Филибер по-прежнему управляет своим складом под вывеской «Золотая
собака»?»

 «Нет, Робер. Он был слишком храбр или недостаточно осторожен, и его
убили, но таких, как он, много. Французы — храбрый и честный народ,
нет никого храбрее и честнее». Я говорю вам это, потому что знаю их, но их правительство насквозь коррумпировано. Дом Бурбонов умирает от собственного яда. Вам может показаться странным, что я говорю это здесь, в западном мире, так далеко от
Версаль, но я не единственный, кто так говорит.

"Но мне нравится Квебек", - сказал Роберт. "Я не видел другого города, который
так много говорит глазу".

Теперь они были уже далеко в Верхнем городе, и привратник проводил их до
гостиницы "Орел", где мсье Поль Беррье, хозяин, угостил их
добро пожаловать, и от которого они узнали, что генерал-губернатор,
Маркиз Дюкейн, отсутствовал на востоке, но вернется через два или
три дня. Робер не сожалел о задержке, так как это дало бы им
шанс осмотреть город и, возможно, через де Галисоньер совершить
знакомые среди французских офицеров.

Им удалось снять большую комнату с тремя кроватями, и Роберт
и Уиллет достали из своего небольшого багажа костюмы в
мода, треугольные шляпы, изысканные сюртуки и жилеты, бриджи до колен,
чулки и туфли с пряжками, и в качестве последнего и завершающего триумфа они
изготовили красивые маленькие мечи или рапиры, которые пристегнули к своим
ремни.

"Наше каноэ было небольшим, но в нем было много груза", - сказал охотник.
Роберт оглядел себя в маленькое зеркало, и его одежда принесла отличные результаты.

Охотник.
гордость. Какая-то струна в его натуре отзывалась на великолепие одежды и на
окружение большого мира. Квебек мог быть коррумпированным, но он не мог
скрыть от самого себя свой огромный интерес к нему. Он также заметил, что
Уиллет естественно надел свой прекрасный костюм.

"Это не первый раз, когда ты носишь такую одежду, Дэйв", - сказал он
. "И это не первый раз, когда ты находишься в обществе, подобном тому,
которое обосновалось в Квебеке".

"Нет, это не так", - ответил Уиллет. "И когда-нибудь, Роберт, я расскажу тебе
о тех днях, но не сейчас".

Тайога остался в одежде молодого индейского вождя. Даже если бы у него было
любое другое, он бы не надел его, и прекрасная оленья шкура и
высокий головной убор шли ему и свидетельствовали о том, кем он был, принцем
леса. Он держал в сердце своем, тоже, более глубокое чувство против
- Французски, чем любой, что анимированные либо Роберт, либо Виллет. Он не мог
забыть, что это был не Квебек, а Стадакона ганеагаоно, чьи
права были также правами других народов Ходеносауни,
и именно здесь Фронтенак, уничтоживший ирокезов, убил
сделал своим домом и крепостью. Сердце Тайоги из клана Медведя
из нации Онондага, из великой Лиги Ходеносауни, горело
в нем, и кровь в его жилах не остывала.

- Я полагаю, Дейв, - сказал Роберт, - поскольку нам придется ждать два дня
Маркиза Дюкена, мы могли бы сразу отправиться в путь и начать осматривать
город.

— Сначала еда, — сказал охотник. — Мы проделали долгий путь по реке
и проверим качество постоялого двора.

На маленькой террасе, примыкавшей к постоялому двору, было слишком прохладно.
Игл и месье Берье накрыли для них стол в большой столовой, где был дубовый пол, дубовые балки и много фарфора и стекла на полках вдоль стен. Все это составляло обстановку, которой хозяин по праву гордился. Здесь было веселее и светлее, чем в гостиницах Олбани и Нью-Йорка, и Роберт снова почувствовал, что его душа откликается на это.

В огромном каменном камине в конце комнаты весело потрескивал и искрился огонь.
Его благодатное тепло проникало в кровь Роберта. Внезапно он почувствовал сильное воодушевление. Он был рад
будь там. Он был рад, что Тайога и Уиллет были с ним. Он был рад
что они столкнулись с опасностями в своем путешествии, потому что они победили
триумф в их преодолении, и самим актом победы они
увеличили свою собственную силу и уверенность. Его чувствительная, наделенная воображением натура
, легко воспламеняющаяся к высшим усилиям, трепещущая от мыслей о
великих делах, которые они могли бы совершить.

Его удовольствие от компании и атмосферы возросло. Все
про него произвели сильное впечатление на хороший вкус. В конце комнаты,
напротив камина, стоял огромный сервант, на котором Китай и
стекло, расположенное гармоничными группами, сияло и переливалось. Широкие
полки или ниши в стенах содержали много граненого стекла, которое время от времени
отбрасывало на многие грани красноватый свет огня. Прежде чем сесть за стол
, они окунули руки в чашу из белого фарфора, наполненную
водой и стоявшую у двери, и это тоже пришлось по вкусу
утонченному вкусу Роберта.

За своим столом каждый из троих обнаружил безупречно белую салфетку,
большую белую фарфоровую тарелку и кубок, нож, вилку и ложку, все из
серебра, отполированного до блеска. И снова природа Роберта откликнулась, и
он посмотрел на себя в своём красивом наряде в сверкающем серебре кубка. Затем его правая рука опустилась и погладила рукоять рапиры. Он чувствовал себя настоящим джентльменом, настоящим кавалером, достойным говорить на равных с Сен-Люком, де Галисонньером или лучшим из французских офицеров. И Уиллет, с лёгкостью носивший свой дорогой костюм, тоже был настоящим джентльменом, а Тайога, одетый как лесной принц, был по-своему таким же джентльменом, как и все остальные.

 В большой комнате было по меньшей мере ещё с десяток человек, и на них было устремлено множество любопытных взглядов.
мы наблюдали за тремя посетителями с юга. Вполне вероятно, что о
присутствии таких заметных фигур, как они, быстро станет известно в
Квебеке. Они предъявили документы с их именами у ворот, по которым
вошли, и, несомненно, весть об их прибытии была
немедленно распространена тамошним офицером. Что ж, они докажут
гордым кавалерам Квебека, как бостонцы могут терпеть
сами себя, и пульс Роберта участился.

Они обслуживали внимательно и тихо официанту, а три, каждый
по-своему, следила за всем, что происходит. Они были в курсе
что не все будут так же дружелюбны, как де Галисоннье или отец
Друйяр, но они были полностью готовы принять любой вызов и защитить честь своего народа. Роберт надеялся, что де
Галисоннье тоже придёт, ведь это он рекомендовал им эту гостиницу. Он не пришёл, но остальные задержались, и юный Леннокс знал, что это из-за них троих, на которых было направлено множество враждебных взглядов,
хотя большинство из них предназначалось для онондага. Роберт также понимал,
что если бы ирокезы потеряли эту Стадакону Могавков и
разоренные Фронтенаком, они жестоко отомстили французам
и своим главным союзникам, гуронам. На протяжении поколений ходеносауни
опустошали деревни вдоль реки Святого Лаврентия огнем и томагавками,
убивая и захватывая их в плен сотнями. Но для Тайоги это были и всегда будут французы
которые нанесли удар первыми, и жизненно важный факт оставался фактом
то, что они жили на земле, на которой когда-то жили сами ирокезы
никто не знал, как долго.

Роберт увидел, что взгляды становились все более грозными, хотя хорошо
Берье месье скользили среди гостей, и советовал осторожность.

"Не обращай внимания", - тихо сказал Уиллет. "Французы вежливы,
и хотя мы им можем не понравиться, они не станут к нам приставать".

Роберт последовал его совету. Видимо, он не думал, кроме своих
- корма, который был тонким, но его уши не пропускали ни одного звука, который мог
добраться до них. Он хорошо понимал по-французски и уловил несколько перешептываний.
отчего его щеки покраснели. Несомненно, они думали, что он не может
говорить на их языке, иначе они были бы более осторожны.

В середине ужина дверь распахнулась, впуская незнакомца.
Великолепная фигура и поток слов. Это был молодой человек в блестящей форме, с длинными, надушенными, напудренными и завитыми волосами, с раскрасневшимся лицом. Робер сразу узнал в нём того самого графа Жана де Мези, который проехал мимо них в летящей карете. За ним следовали два офицера примерно того же возраста, но более низкого ранга, добиваясь его расположения и льстя ему.

Его блуждающий взгляд обежал комнату и, остановившись на трёх
гостях, загорелся.

 «А, Немур, и вы, Ле Мойн, — сказал он, — взгляните туда и узрите
два бостонца и ирокез, о которых мы слышали, сидят здесь, в нашей собственной гостинице «Орёл»!

«Но войны пока нет», — сказал Немур, хотя и говорил подобострастным тоном.

— Но это случится, — громко сказал де Мезье, — и тогда, джентльмены, в нашем благородном Квебеке, который повидал много английских пленников, их будет ещё больше.

Раздались крики: «Тише!» «Не так громко!»

«Не оскорбляйте гостей!» Но де Мезье лишь рассмеялся и сказал: «Они не понимают!» Тупоголовые англичане никогда не знают ни одного языка, кроме своего.

Румянец на лице Роберта усилился, и он сердито дернулся.

"Тихо, мальчик! Тихо!" прошептал охотник. "Он хочет ссоры, и он
окружен своими друзьями, в то время как мы чужаки в чужой стране
и враждебном городе. Выпейте немного легкого белого вина, которое месье
Берриер наливает тебе. Тебе не повредит.

Роберт взял себя в руки и отпил немного. Де Мези и его спутники,
Немур и Ле Мойн, шумно уселись за столик и заказали кларет. Де
Мези подал сигнал. Они говорили о Бостонцах, и не только об этих двоих
Бостонцы, которые присутствовали, но из бостонцев во всех английских колониях
применяя к ним это слово, независимо от того, были ли они родом из Массачусетса
, Нью-Йорка или Вирджинии. Роберт почувствовал, как участился его пульс, и охотник
прошептал свое предупреждение еще раз.

Де Мези, очевидно, был искренен в своей уверенности, что эти трое ничего не поняли.
Французский, поскольку он продолжал свободно говорить об английских колониях, о
перспективе войны и превосходстве французских войск над британскими или
Американки. Тем временем он и двое его спутников обильно потягивали кларет
и их лица покраснели еще больше. Роберт больше не мог этого выносить.

- Тайога, - четко произнес он на безупречном французском, - похоже, что в
Квебеке есть люди с распущенной речью, так же как в Олбани и
Нью-Йорке.

"Наши сахемы говорят нам, что таков путь человека", - сказал онондага,
также на чистом французском. "Тщеславные хвастуны обитают и в наших деревнях. По
причинам, которых я не знаю, Маниту отправил в мир как глупых, так и
мудрых ".

"Путешествовать, Тайога, значит находить мудрость. Мы узнаем то, что знают другие люди,
и мы учимся ценить то хорошее, что есть у нас дома ".

"Это так, мой друг Леннокс. Только когда мы отправляемся в незнакомые
страны и слушаем языки праздных и глупых, мы
осознаем всю ценность наших собственных".


"Это не разумно, Tayoga, чтобы дать полную волю к свободе языка в
общественное место".

"Наши матери учат нас так, Леннокс, как только мы покинем наши берестяные грамоты
люлек".

Виллет-то поднял руку в предупреждении, но он увидел, что было уже слишком поздно.
Молодая кровь в жилах обоих Tayoga и Роберт был горячий, и
Ирокезы перемешивают не менее глубоко, чем белый человек.

«Вожди говорят нам, — сказал он, — что иногда человек говорит глупости, потому что он глуп от рождения, иногда он говорит их, потому что его заводит или пьянит, или он может говорить их, потому что хочет быть глупым и всю жизнь ведёт себя глупо.
 Этот последний тип хуже всех, Леннок, друг мой, но их определённое количество есть во всех странах, как можно убедиться, путешествуя».

Онондага говорил очень ясно и чётко на своём размеренном школьном французском, и на мгновение воцарилась мёртвая тишина. Затем Роберт сказал:

"Это правда, Tayoga. Начальники Hodenosaunee великие и мудрые
мужчины. Они жили и много видели, и когда они вспоминали.
Они знают, что речь дана человеку для того чтобы он мог передать его
мысли к другому, и не в том, что он может сделать из себя дурака."

От стола, за которым сидел де Мези, донеслось сердитое восклицание.
спутники, Немур и Ле Мойн, окинули троицу взглядами, которые должны были означать
презрение. Берье месье поднял умоляюще руки и уже собиралась
говорить, но, вероятно, видя, что обе руки и слова бы не
безуспешно, бесшумно отошел в сторону. Он не любил ссор в
своей превосходной гостинице "Орел", но они были там не в новинку, ибо
золотая молодежь Квебека была горячей и несдержанной.

"Но когда человек глуп в нашем селе", - подытожил Tayoga, "и
слова из его уст в потоке вроде кудахтанья Сойка птица,
начальники не послать воинов, чтобы наказать его, но дать ему в
руки старой женщины, которые связывают его и били палками, пока они не
можете бить смысла в нем".

"Хороший способ, Тайога, самый превосходный способ", - сказал Роберт. "Люди, которые
достигнув зрелого возраста, не обращайте внимания на причуды и безумие глупцов.

Он не оглянулся, но услышал резкий возглас, скрип стула по полу и торопливые шаги. Затем он почувствовал горячее дыхание и, хотя не поднял глаз, понял, что де Мезье, раскрасневшийся от выпивки и гнева, стоит над ним. Темперамент, который дала ему природа и силу которого он только начинал осознавать, заявил о себе. Он тоже чувствовал гнев, но сохранил самообладание, которым впоследствии прославился.

"Может быть, мы выйдем и еще раз посмотрим город, Тайога?" - спросил он.

"Нет, пока я не перекину с тобой парой слов, юный бостонец",
сказал де Мези, и его румяное лицо стало почти пылающе-красным.

- Прошу прощения, сэр, - сказал Роберт со свойственной ему беглостью речи. - Я
не обладаю преимуществом вашего знакомства, которое, без сомнения, является моим
потеря, поскольку я признаю, что есть много хороших и храбрых людей, которых я не знаю
".

"Я Жан де Мези, граф Франции, капитан армии короля
Людовика и один из самых ценных друзей нашего способного интенданта,
Fran;ois Bigot."

"Конечно, я слышал о Франции, я слышал, в равной степени, конечно, о
Его Величестве короле Людовике, я даже слышал об интенданте Франсуа
Фанатик, но, как мне ни жаль это говорить, я никогда не слышал о графе
Jean de M;zy."

Тихий смех донесся из дальнего угла комнаты, и красные глаза де
Лицо Мези побагровело. Его рука опустилась на рукоять меча,
но Ле Мойн что-то прошептал ему, и он стал более собранным.

"В Квебеке", - сказал он, расправляя плечи и вздергивая подбородок,
"Офицер Его Величества короля Людовика не принимает оскорблений. Мы
защити нашу честь острием наших мечей, и по этой причине я
намерен выпустить из тебя много горячей крови вместе со своей.
Есть хорошее место рядом с Сент-Луис ворота, и этот час может быть как
в начале, как вы хотите."

"Он всего лишь мальчик", - вставил Виллет.

"Но я знаю меч", - сказал Роберт, который принял решение и который
оценивал своего противника. "Я встречусь с вами завтра утром
после восхода солнца с небольшой меч, и мои секунданты будут совещаться с
сегодня твои".

Он встал, чтобы они могли видеть его размер. Хотя только мальчик лет,
он был большой и сильный, как де M;zy, и его глаза были яснее, и его
мышцы гораздо тверже. Гул одобрения донесся от зрителей, которых теперь было
больше, чем на десяток, но одобрение было дано по другим
причинам. Некоторые, и они принадлежали к "благородному роду", были рады
видеть де Мези в упрек и надеялись, что он будет наказан; другие,
последователи Фанатика, Кадета, Пеана и их коррумпированной толпы жаждали
увидеть, как бостонцы пострадают за его дерзость по отношению к одному из них. Но
большинство из них, как французы старой Франции, так и французы Канады,
Рыцарственные сердцем, они были полны решимости добиться честной игры.

 Месье Берье пожал плечами, но не стал возражать.  По его мнению, дело
разрешилось само собой.  Не было никакого насилия, которого он опасался.  Ссора, очевидно, была
джентльменской, проведённой должным образом, и пролитие крови должно было
произойти в надлежащем месте, а не в его гостинице.  И всё же это стало бы рекламой. Люди приходили, чтобы показать, где сидел де Мезье,
где сидел молодой Бостон, и рассказать, что каждый из них говорил
сказал. И тогда красное и белое вино потекли бы рекой.
О да, дело действительно шло очень хорошо, и
бережливый месье Беррье удовлетворенно потер руки.

- У нас есть кровати здесь, в гостинице "Орел", - хладнокровно сказал Роберт.
он все больше и больше овладевал речью. - Вы можете прислать своих секундантов.
этим вечером я увижу свои, и они все устроят, хотя я
говорю вам сейчас, что я выбираю маленькие мечи. Надеюсь, мой выбор вас устроит".

"Это то, что я выбрал бы сам", - сказал де Мези, протягивая руку.
антагонист бросил на него взгляд, полный любопытства. Такая невозмутимость, такое бесстыдство, как он бы это назвал
, было необычно для такого молодого человека, и в
Тоже американец, потому что американцы не уделяют много внимания изучению
меча. Новые мысли проносились сквозь его голову. Возможно ли это?
что здесь, где этого меньше всего ожидаешь, был какой-то великолепный фехтовальщик,
феномен? Объясняло ли это его безразличие? Лёгкая дрожь
пробежала по телу Жана де Мезье, который любил свою распутную жизнь. Но
эти мысли быстро исчезли. Это невозможно. Уверенность
молодой Bostonnais пришел от невежества.

Роберт видел-де-лицо M;zy, и он был подтвержден в ходе
что он уже выбрал.

"_Gusgaesata_", - сказал он Тайоге по-ирокезски.

"А, пуговицы с оленем!" - сказал онондага по-английски, затем повторил это
по-французски.

- Вы должны извинить нас, - небрежно сказал Робер де Мези, - но Тайога,
который, кстати, принадлежит к самой древней крови онондага, и я
часто играй в какую-нибудь нашу игру после ужина.

Его манера была отстраняющей, и на щеках де Мези снова появился румянец
стал фиолетовым. Хуже всего то, что маленький дротик ужаса вонзился еще раз
в его сердце. Юноша действительно мог быть ужасным чудом с мечом
. Такое хладнокровие у столь юного человека в такое время могло быть вызвано только
ненормальными причинами. Хотя он чувствовал себя отвергнутым, он отказался уходить
уйти, и его спутники остались с ним. Они увидели бы, что эти два
молодежь должна сделать.

Тайога достал из кармана своей туники из оленьей кожи восемь пуговиц диаметром около
три четверти дюйма, сделанных из полированного и блестящего
лосиного рога, за исключением одной стороны, которая была обожжена до более темного цвета.
Из другого кармана он достал пригоршню бобов и сложил их в одну кучу
. Затем он встряхнул пуговицы на ладони и положил их
в центр стола. Шесть белых сторон были перевернуты вверх, и
взяв две фасолины из общей кучи, он начал свою собственную. Он
бросил еще раз и получил семь белых. Затем он взял четыре фасолины. Третий бросок
и все оставшиеся двадцать белых бобов были вычтены из кучи
и добавлены к его собственной куче. Но при следующем броске появилось только пять белых
, и поскольку по крайней мере шесть кнопок должны были быть подобраны по порядку
чтобы продолжить бросать кости, он уступил своё место Роберту, который
бросал с переменным успехом, пока не проиграл в свою очередь Тайоге.

 «Грубая индейская игра», — презрительно сказал де Мезье, и двое его спутников, Немур и Ле Мойн, снова рассмеялись.  Роберт и Тайога не обратили на них ни малейшего внимания, сосредоточившись на игре, но Уиллет тихо сказал:

«Я видел, как мудрые вожди часами играли в эту игру, и великие люди из
Ходонозауни были бы великими людьми где угодно».

Гневные слова готовы были сорваться с губ де Мези, но он промолчал.
Он увидел, что он был в невыгодном положении, и что он потеряет престиж, если
он держал себя в состоянии будет пренебрежительно перед своим собственным народом две
странно, молодежь. Наконец он сказал: "Прощайте до утра", - и гордо удалился
за ним последовали его спутники. Вскоре последовали и другие, но Роберт и
Тайога продолжили свою игру в оленьи пуговицы. Они не были
прервано до Берье Месье поклонился им и спросил, могут ли они
было бы еще что-нибудь выпить.

"Нет, спасибо", - сказал Роберт, а затем добавил, как бы спохватившись,
хотя он не отрывал от кнопки: "какой мужчина
в игре меч этот-де-M;zy?"

"Очень хорошо! - Очень хорошо, сэр, - ответил трактирщик, - если, конечно, его глаза
и голова в порядке.

- Тогда, если он в хорошем состоянии, мне, похоже, следует быть осторожным.

- Осторожнее, сэр! Осторожнее! На дуэли всегда следует быть осторожным!

- В каком-то смысле я полагаю, что да. Monsieur Berryer. Но мне кажется, что это зависит от
интернет на один соперник. Есть некоторые, кто не стоит
беда".

Глаза Берье месье выделялись. Роберт говорил с расчетными
эффект. Он знал, что его слова, сказанные теперь скоро достигнет ушей
- Жан-де-M;zy, и стоила она в то время считалась чудотворной
мечник. Он прочитал мысли графа, когда стоял рядом с ним,
слегка содрогнувшись при мысли, что там может сидеть вундеркинд с клинком,
и он был полон решимости вернуться к этой мысли еще раз
еще больше и останься.

"И, сэр, вы проводите различие между фехтовальщиками и считаете необходимым
готовить только самых лучших? И вы к тому же так молоды!" - сказал
удивленный трактирщик.

- Молодость в наше время не означает неопытности, месье
Берриер, - сказал Уиллет.

- Увы, это правда! - серьезно сказал трактирщик. - Мир стареет,
и в нем море неприятностей. Я не желаю раздражать никого из моих гостей
. Я знаю, как вежливы с посетителями в нашем Квебеке, и я бы
прекратил ссору, если бы мог, но граф Жан де Мези
влиятельный человек, друг и соратник интенданта, месье
Биго".

"Я понимаю, Берье Месье," сказал Роберт, с расчетными
легкость; "вежливость-это, по истине, велик, но не беда
сами на наш счет. Мы полностью в состоянии сами о себе позаботиться.
Приходите, Tayoga, мы оба устали, игры и так давайте спать".

Tayoga тщательно убрать кнопки оленя и бобы, и три
Роза.




ГЛАВА X

ВСТРЕЧИ


Только четверо или пятеро мужчин, не считая их самих, остались в большой комнате
гостиницы "Орел". Взгляды, которыми они одарили троицу, не были враждебными,
и Роберт решил, что они принадлежали к партии, известной в Квебеке как
достопочтенный род, которую ему уже описал де Галисоньер. Он
однажды подумал о том, чтобы поговорить с ними, но решил не напрягаться.
их дружелюбие. У них могут быть очень горькие чувства против
Биго и его повредить ниже, но в том не было необходимости
заставить их помочь Bostonnais.

"Я подумал, что лучше всего было бы лечь спать, - сказал он, - но я передумал"
. Небольшая прогулка сначала на свежем воздухе была бы полезна для всех нас.
Кроме того, мы должны оставаться на ногах достаточно долго, чтобы принять секундантов де Мези.

"Прогулка была бы тебе полезна", - сказал Уиллет. Примечательно, что
несмотря на свою большую привязанность к парню, он не выказывал никакого
беспокойства за него.

"Твое запястье на ощупь такое же сильное, как и всегда, не так ли, Роберт?" спросил он.

Юный Леннокс взял левую руку за правое запястье и задумчиво посмотрел на него
. Он был высоким юношей мощного телосложения, но запястья у него были
необычного размера и силы.

"Я полагаю, что гребля на каноэ в период становления по нашим
озерам и рекам развивает запястья и кисти рук лучше, чем что-либо другое, что
может", - сказал он.

"Это также делает их сильными и податливыми", - сказал охотник. «Это даёт вам замечательную сноровку, которую при желании можно применить и к чему-то другому».

«Как мы знаем».

«Как мы знаем».

Они вышли на улицу и немного прогулялись, поглядывая по сторонам.
все еще следовал за ними, факт, о котором они были хорошо осведомлены, хотя
они, по-видимому, не обратили на это внимания. Уиллет внимательно наблюдал за Робертом,
но не заметил никаких признаков неуверенности или волнения. Молодые
Сам Леннокс, казалось, забыл о серьезном деле, которое предстояло сделать
утром. Его сердце снова забилось в ответ на Квебек,
который в сумерках был великолепен и прославлен. Каменные здания
выросли до размеров замков, великая река серебрилась сквозь тьму
и на дальнем берегу горел единственный огонек.

Появилась фигура перед ними. Это был де Galisonni;re, румяное лицо
тревожно.

"Я надеялся, что мы могли бы встретиться с вами", - сказал Роберт.

"Что это я слышал о ссоре между вами и де Мези и дуэли
утром?"

"Вы слышали правду".

- Но де Мези, хотя и не является моим другом, владеет мечом, и у него
большой опыт. Вы, англичане, или, по крайней мере, вы, англичане в ваших
колониях, ничего не знаете о мече, кроме как носить его как
украшение!

Роберт рассмеялся.

"Я ценю вашу тревогу за меня", - сказал он. "Это ощущение того, что
друг, но не волнуйся. Некоторые из нас в английских колониях знают, как обращаться с мечом.
во главе их я бы поставил Дэвида
Уиллет, которого ты знаешь и который с нами".

"Но де Мези не собирается драться с Уиллетом, он собирается драться с тобой".

"Дэвид Уиллет был для меня отцом, по правде говоря, больше, чем большинство отцов
для своих сыновей. Я был с ним много лет, капитан де
Galisonni;re, и всех полезных искусств, он знает, что он долго и
непрерывно учить меня".

"То есть ты хочешь сказать, что меч теперь ты носишь на бедре оружие и
не украшение?"

— В первую очередь, да, но прежде чем мы продолжим разговор о мече,
я хочу попросить вас об одолжении.

— Просите о чём угодно, Леннок. Мы были попутчиками в этом путешествии, и ваша ссора с де Мезье не вызывает у меня неприязни.

— Я чувствовал, что это так, и по этой причине прошу об одолжении. Мы чужаки в Квебеке. Мы пришли сюда не для того, чтобы с кем-то ссориться,
и поэтому я прошу вас быть моим секундантом в этом деле с де Мезье. Дэйв
и Тайога, конечно, согласились бы, но в данный момент, когда мы
пришли с миром, а не с войной, я бы предпочёл французов.

"Я с радостью буду служить тебе, Леннокс, поскольку ты показываешь, что ты фехтовальщик
и не идешь на верную смерть, и я возьму с собой
утром верный друг Арман Гланделе, один из наших honn;tes
gens_, который любит де Мези так же мало, как и я.

"Я благодарю тебя, мой добрый друг. Я знал, что вы принимаете, и если все
охотно предлагаю вернуться в гостиницу Орла".

"Небольшая попытка владения мечом в твоей комнате не повредила бы", - сказал де
Galisonni;re.

"Это хорошее предложение", - сказал Уиллет. "Несколько поворотов покажут, стоит ли
с вашими запястьями, руками и спиной всё в порядке. Вы, конечно, пойдёте с нами, капитан де Галисоньер.

Они пошли в свою большую комнату, и по пути капитан де Галисоньер купил у месье Берье две пуговицы для рапир — похоже, дуэли в Квебеке были нередким явлением, — а Уиллет и Робер, сняв сюртуки и жилеты, встали друг напротив друга при свете двух больших свечей. Молодой француз критически наблюдал за ними. Он участвовал во многих торжественных мероприятиях как в Квебеке, так и в Монреале и знал, как
фехтовальщик, когда он увидел, как один. Когда Роберт стоял в рубашке с длинными рукавами
он отметил, что его мощная грудь и плечи и руки, а потом его глаза
путешествия в чудесные руки были там арестованы. Он обратил в свою
дыхание, когда он увидел, как Роберт размял их на минутку
или два, что они были, как кованая сталь.

"Если этот парень был научен, как они указывают, что он был, наш Забияка
хулиган Жан де M;zy, находится в плохой полчаса", - сказал он себе.
Затем он посмотрел на Уиллета, крепко сложенного, с широкими плечами и грудью,
но со всей пружинистостью и активностью молодого человека. Его взгляд переместился
на Тайогу, молодого Онондагу, во всем великолепии его лесного наряда
он стоял у стены, его глаза были спокойными и бездонными. До капитана де Галисоньера вдруг дошло
, что он находится в присутствии
необычной троицы, каждый из которых по-своему примечателен, и, поскольку ему нравилось это
необычное, его интерес к ним усилился. Не имело значения, что они были
его официальными врагами, потому что, с другой стороны, они были его личными
друзьями.

"Теперь, Роберт, - сказал Уиллет, - следи за моими глазами, потому что я собираюсь посадить тебя
к суровому испытанию. Готовы?

"Да, готовы, сэр!" - ответил Роберт, как ученик своему учителю.
Затем они вышли в центр комнаты и встали лицом друг к другу
подняв свои тонкие мечи, которые блеснули в пламени
свечей, как тонкие линии света. Тогда Уиллет нанес молниеносный удар, но
его клинок соскользнул с клинка Роберта, и юный Леннокс нанес ответный удар только для того, чтобы
его собственное оружие зацепилось за другое.

"Ах!" - воскликнул доблестный француз. "Молодец! Молодец за обоих!"

Затем он затаил дыхание, когда игра мечей стала такой быстрой, что
глаз едва мог следовать. Они дают яркие линии, и сталь блеснула
на сталь с такой скоростью, что порой звон, который, казалось,
непрерывный. Ловкость Виллет был потрясающий. Несмотря на свой рост и вес,
он был быстр и грациозен, как учитель танцев, а сила его запястья
была поразительной. Изумление молодого де Галисоньера возросло.
Он видел лучшее фехтование в Квебеке, и он видел лучшее
фехтование в Париже, но он никогда не видел лучшего фехтования, чем
это было показано в комнате гостиницы " Орел " человеком, которого он похитил
быть простым охотником в американской глуши.

Де Галисоньер сам был мастером владения мечом, и он понял
искусство владения мечом, когда увидел его. Он тоже знал, что Леннокс был, но мало
уступает Виллет. Он видел, что пожилой человек не щадит юношу,
что он непрестанно бьет по самым сильным частям его защиты
и что он постоянно ищет самое слабое. Роберта
водили по комнате, и все же Уиллет ни разу не прорвался
сквозь его защиту.

"Ах, красиво! красиво!" - воскликнул француз. "Я не знал
что такие воины могут выйти из леса!

Его глаза встретились с глазами онондага, и впервые он увидел блеск
в их темной глубине.

"Их мечи живые", - сказал Тайога. "Это живые полосы
пламени".

"Это описывает это, мой друг", - сказал де Галисоньер. "Я буду гордиться
тем, что утром стану одним из секундантов мистера Леннокса".

Уиллет внезапно опустил острие своей рапиры и поднял
левую руку.

"Хватит, Роберт, - сказал он, - я не могу позволить тебе утомиться сегодня вечером,
и рисковать затеканием запястья завтра. В силе ты
превосходят де M;zy, и в ветре гораздо лучше. Вы должны иметь
беда с ним. Смотреть в его глаза и постоять в обороне.
Одна из его привычек скоро истощит его, и тогда он будет в твоей власти.
"

"Вы прекрасный фехтовальщик, господин Виллет", - сказал де Galisonni;re, Фрэнк
в свое восхищение. "Я не думал, что такому мастерству, такой мощи и такому
разнообразию в атаке и защите можно научиться за пределами Парижа".

"Возможно, и нет!" - сказал Уиллет, улыбаясь. "Величайшие мастера меча
в мире преподают в Париже, и именно там я научился тому, что я
знаю".

"Что, вы были в Париже?"

"Да, капитан де Галисоньер, я хорошо знаю свой Париж".

Но он больше ничего не сказал, а деликатность Луи де Галисоньера
удержала его от дальнейших вопросов. Тем не менее, у него было
укрепившееся убеждение, что в Квебек приехали три самых выдающихся человека.
Он был рад познакомиться с ними. Жан де Мези, граф Франции, и
каким бы могущественным человеком он ни был, должен был понести наказание
вполне заслуженное. Он ненавидел фанатика, кадета, Пеана и всю их коррумпированную толпу
, признавая при этом тот факт, что они были почти высшими в
Квебек. Богам было бы угодно, чтобы де Мези подвергся унижению,
и не имело значения, исходило ли это унижение от рук бостонца.
Бостонец.

"Не могли бы вы попробовать пару раундов на рапирах со мной?" - обратился он к
Уиллету. "Поскольку тебе не нужно драться утром, тебе не нужно бояться
любое затекание запястья, и я хотел бы кое-что узнать о
этот твой низкий выпад, тот, что намного ниже защиты твоего противника,
и которого может достичь только движение, подобное молнии. Ты использовал его пять раз
, если только мой глаз не упустил шестой.

"И, значит, ты заметил это!" - сказал Уиллет, выглядя довольным. "Я сделал шесть таких выпадов.
но Роберт каждый раз отражал их. Я научил его быть начеку.
будь начеку, потому что в настоящем бою это наверняка будет смертельно, если только
это не парировать быстротой мысли.

- Тогда научи меня, - нетерпеливо сказал де Галисоньер. «Мы здесь, в Квебеке, дерёмся, и когда-нибудь это может спасти мне жизнь».

Уиллет был совсем не против и почти час обучал молодого
француза. Затем де Галисоньер ушёл, посоветовав Роберту хорошо выспаться и сказав, что придёт рано утром со своим
друг, Гланделет.

"Его совет насчет сна был хорош, Роберт", - сказал Уиллет. "Теперь катись
в постель, и мы немедленно отправляемся с тобой в страну снов".

Роберт повиновался, и его нервы были настолько спокойны, а разум настолько прочен
, что через пятнадцать минут он заснул. Охотник с удовлетворением наблюдал за его ровным
дыханием и сказал Тайоге:

- Если наш любвеобильный друг, граф Жан де Мези, не преподнесет нам сюрприз к утру
, тогда я вернусь в лес и останусь там до конца своих дней
.

"Леннокс убьет его?" - спросил Тайога.

"Я не думал об этом, Тайога, но он не убьет его. Роберт
Он не кровожаден. Он не хочет, чтобы на его руках была чья-то кровь, и это
не помогло бы нашей миссии, если бы мы лишили кого-то жизни в Квебеке.

«Человек де Мезье не заслуживает жизни».

Уиллет рассмеялся.

"Вот так, Tayoga, - сказал он, - но это не часть нашего бизнес-идти
вокруг унося подальше от всех тех, кто не используйте
их. Ну, если бы мы взялись за такую работу, нам пришлось бы усердно трудиться в течение следующей
тысячи лет. Я думаю, нам лучше самим упасть и урвать около
добрых восьми часов сна.

Через несколько минут вместо одного заснули трое, и когда первые лучи
Солнечный свет проник в комнату, когда Тайога проснулся утром. Он открыл
окно, впустив свежий воздух, и принюхался к нему, как гончая,
учуявшая запах. Воздух наполнился ароматами его любимой
дикой природы, и на какое-то время он вернулся в великую страну
Ходонозауни, к голубым озёрам и серебряным ручьям. Он получил образование в школах белых людей, и его дружба с Робертом и Уиллетом была крепкой и долгой, но его сердце принадлежало лесу. Будучи просвещенным и гуманным, он тем не менее спросил
серьезно, за ночь до вопроса: "Леннокс убьет его?" Он
обнаружил что-то зловонное в Квебеке, и для него де Мези был вредным.
животное, которое следует уничтожить. Он пожалел на мгновение, что он знал
меч и что он собирается стоять на месте Леннокса.

Затем он разбудил Роберта и Уиллета, и они быстро оделись, но к тому времени, как
они закончили, в дверь постучал месье Беррье и сказал,
что завтрак готов. Манеры трактирщика были взволнованными. Он был
одним из honn;tes gens, которые любили покой и честную жизнь. Он тоже
желал, чтобы дерзкая гордость де Мези была унижена, но он едва ли это сделал.
дошел до того, что захотел увидеть, как это сделает бостонец. Он не
считаю, что это может быть сделано. Де M;zy был хорошим фехтовальщиком, и его
друзья увидели бы, что он был в надлежащем состоянии. Взвесив этот вопрос
что ж, месье Беррье в целом сочувствовал молодому незнакомцу.

Но сам Робер не выказывал никаких опасений. Он съел свой превосходный завтрак с не менее превосходным аппетитом, и месье Берье заметил, что его рука не дрожит. Он также заметил, что тот
у него хватило духу поболтать и посмеяться со своими друзьями, и когда капитан де
Галисоньер и еще один молодой француз, лейтенант Арман Гланделе,
прибыли, он тепло приветствовал их.

Капитан держал под мышкой длинный тонкий корпус, в котором Месье
Берье знал, что мечи лежали. Лейтенант Арман Гланделе был
представлен должным образом, и Роберту понравилась его внешность, судя по возрасту
ему было двадцать три или четыре года, у него был светлый цвет лица и стройная фигура. Его
опыт в делах чести был не так велик, как у де Галисоньера,
и он немного разволновался, но он был одним из _honn;tes gens_ и
он тоже желал наказать де Мезье. Возможно, он получил от него какое-то оскорбление или пренебрежительное отношение, на которое не мог в полной мере ответить.

"Ваше запястье крепкое, устойчивое и не болит, мистер Леннокс?"
спросил капитан де Галисоньер.

"Оно никогда не было более гибким," уверенно ответил Роберт. "Пойдёмте на поле? Я бы хотел быть там первым.

— Достойное поведение, — сказал капитан де Галисоньер. — Солнце только
что взошло, и свет хороший. Пойдёмте.

Взяв длинный тонкий футляр под мышку, он пошёл вперёд, а остальные
за ним последовал. Месье Беррье тоже шел на почтительном расстоянии, и
другие выстроились в ряд рядом с ним. Робер шел рядом с Уилле.

"Не забудь о низком ударе, - сказал охотник, - и следи за его взглядом. Ты
не испытываешь никаких опасений?"

"Совсем никаких, благодаря тебе. Я совершенно уверен, что я его мастер ".

"Тогда это хорошее утро для боя, и обстановка идеальная.
Ты запомнишь этот день, Роберт. Какое замечательное положение имеет французский
Квебек, который был Стадаконой могавков! Прекрасный город,
огромная скала и король рек! Река Святого Лаврентия выглядит золотой в
ранний солнечный свет, и как его много!

"Да, это отличный ручей", - сказал Роберт, глядя на золотую реку и
далекие берега, зеленые и высокие.

"Мы здесь", - сказал де Galisonni;re, проходя за некоторых отдаленных
дома. "Это хорошее, чистое место, довольно хорошо окруженное деревьями,
со всех сторон много солнечного света, и, как вы и хотели, мистер Леннокс,
мы прибыли первыми".

Они стояли рядом, разговаривая с видимым безразличием, пока не наступило утро.
наступало утро, и золотой солнечный свет над рекой становился все гуще. Хотя он
Роберт много лет тренировался владеть мечом, и это была первая дуэль для него.
и, хотя он подходил к ней с предельной уверенностью, он знал, что
он не мог найти радости в пролитии чужой крови. Он чувствовал, что это
странная случайность, что ему навязали такую интрижку, и все же
это был город дуэлей. Горячих молодых духов из Франции привез
их обычаи с ними в североамериканской пустыне, и, возможно,
неожиданные шансы, если он будет использовать его, как он думал, он мог, не хотел
служить ему так плохо в конце концов.

Де Мези со своими секундантами Немуром и Ле Мойном приближался среди
деревья. Оказалось, что секунд для обоих все устроило
на встрече накануне вечером, и ничего не осталось на два
участниками, но чтобы сражаться. Роберт увидел, как с одного взгляда, что-де M;zy по
голова была ясная. Румянец немного сошел с его щек, но от этого
эффект стал лучше, и он держался как сильный мужчина
и уверенный в себе. Он и его секунданты были одеты поверх темно-синих плащей
мундиры, которые они отложили в сторону, когда увидели, что Робер и его
друзья присутствуют.

Немур вышел вперед и попросил разрешения поговорить с капитаном де Галисоньером.

«Граф Жан де Мезье, — сказал он, — опытный фехтовальщик, победитель в дюжине дуэлей, человек большого мастерства, и он не хочет пользоваться преимуществом, которое может показаться несправедливым другим. Он учитывает крайнюю молодость своего противника, и если случайно его друг, господин Вилле, окажется знатоком фехтования, он встретится с ним вместо этого».

В целом это было щедрое предложение, лучше, чем они ожидали от де Мезье, и Галисоньер вопросительно посмотрел сначала на молодого
Леннокса, а затем на Уиллета. Но Роберт покачал головой.

"Нет, — сказал он, — предложение капитана де Мезье делает ему честь, но я отказываюсь.
IT. Я моложе его по годам, но равен ему ростом и силой,
и у меня есть некоторый опыт обращения с мечом. Мистер Уиллет с радостью
занять мое место, но я могу поддержать боевой себя".

Немур отступил, и Роберт решил, что предложение де M;zy должны
не было сделано совершенно напрасно. Это сэкономило бы французу немного крови
, но Немур и де Галисоньер теперь выбирали позиции
таким образом, чтобы солнце не било в глаза ни одному из них
но всего лишь прижался плечом к диску. Роберт снял пальто и
жилет и Уиллет перекинули их через руку. Де Мези подготовился таким же образом.
аналогичным образом. Немур посмотрел на плечи и руки юного Леннокса, на
мышцы, вздувшиеся под тонкой рубашкой, и он уже не был так уверен в
победе своего директора, как раньше.

Затем они повернулись друг к другу, и Робер посмотрел прямо в глаза своему
противнику, прочитав в них доказательство того, что внешне де Мези
, возможно, теперь и не проявлял признаков распутства, но выпивка и потерянные часы имели место
нанес удар по жизненно важному организму человеческой машины. Он был более
уверенный, как никогда, он повторил про себя совет Уиллета быть
осторожным и не торопиться поначалу.

- Ваши позиции, джентльмены! - сказал де Галисоньер, и они встали лицом
к лицу. Газон был коротким и фирма, и место было идеально для
цель. Среди деревьев горели глаза от Берье месье и результат
других посмотрели.

"Готово!" - сказал де Галисоньер, а затем, после паузы в два или три
момента, добавил:

"Приступайте!"

Роберт не смотрел прямо в глаза своего противника так долго
ничего. Теперь он знал, что де M;zy был холерик и нетерпеливы, что он
атаковал бы сразу с сильной рукой и бешеным сердцем, ожидая
быстрой и легкой победы. Его чтение ума через глаза
подтвержден как де M;zy сразу заставили бороться, резки и
толкая с огня и силы, что бы перегружены обычный
противника.

Роберт улыбнулся. Теперь он знал без тени сомнения, что был хозяином де
Мези. Не зря у него были такие большие и сильные запястья,
крепкие и твёрдые, как кованая сталь, и не зря его годами обучал лучший фехтовальщик Америки. Он довольствовался
парируя яростные порезы и выпады, медленно отступал
по кругу. Глаза де Мези сначала сверкнули торжеством. Он был
возмущен отказом Роберта от его предложения заменить Уиллета, и теперь,
победа, которую он считал легкой, оказалась даже легче, чем
он надеялся. Он усилил бой. Его меч сверкал в виде
непрерывной линии света, и звон стали о сталь был
непрекращающимся. Но лицо Немура, когда он наблюдал за происходящим понимающим
взглядом, немного вытянулось. Он увидел , что дыхание юного Леннокса было долгим
и регулярно, и что его глаза все еще улыбались.

Роберт продолжает сдавать позиции, но он никогда не брал его глаза от
де M;zy, и, наконец, граф начал чувствовать, что что-то лежит
что спокойный, улыбчивый взгляд. Напиток и множество потерянных часов пришел
вернулся, чтобы потребовать свою цену. Что-то впилось ему кости. Это был физический
слабость или резкий упадок доверия? Он не видел никаких признаков
усталости у своего молодого противника, и, прилагая все усилия своих мускулов
, он знал, что все уловки и приемы не смогут прорваться сквозь
эту сверкающую защиту из кружащейся стали.

Странное предчувствие, внезапно поселившееся в голове де Мези
начало расти. Медленное отступление его молодого противника было
все медленнее, а затем и вовсе прекратилось. Теперь прыгающий меч
перед ним начал оттеснять его назад, и всегда спокойные улыбающиеся глаза
заглядывали в его глаза, читая то, что он скрывал глубоко в своем сердце.
Они видели ужас, который там нарастал. Неверие в его
мастерство противника теперь быстро превращалось в отвратительное противоречие,
и все это время выпивка и потерянные часы, которые требовали своей
цены, брали свое.

Де Мезье начал отступать. Его дыхание участилось, и он стал задыхаться.
К его щекам вернулся густой румянец, и им овладел ужас. Он и раньше убивал людей и смеялся,
но никогда не сталкивался с таким фехтовальщиком, как этот странный лесной юноша с
улыбчивыми глазами и лицом, которое было маской, несмотря на улыбку.

 Немур и Ле Муан побледнели. Они видели, что их предводитель ни разу не
пересёк стальную преграду перед собой, и что, пока он задыхался и
уставал, Ленноксу казалось, что он сильнее, чем когда-либо. Они также видели, что
юноша был фехтовальщиком, намного превосходящим де Мези, и теперь он играл
со своим врагом. Он по желанию сбил защиту противника, и его
клинок просвистел над его телом и лицом. Рука Немура легла на его собственную.
но бдительный Уиллет заметил.

"Будь осторожен", - сказал охотник угрожающим тоном. "Подчиняйся правилам или
Я узнаю причину.

Рука Немура упала с рукояти, и они с Ле Мойном обменялись взглядами.
они стояли беспомощные. Де Мези отбросило назад, описав
почти полный круг. Его запястье и рука болели до плеча, и
всегда он видел перед собой прыгающую сталь и улыбающуюся маску
лица. Он мельком увидел голубое небо и сверкающую реку, и
затем его взгляд вернулся к той, от которой зависела его судьба. Хорошо для де Мези
что тем утром он сделал предложение заменить Уиллета на Леннокса,
поскольку юность, в жилах которой пульсирует горячая боевая кровь, заставляет Мэй
слишком поздно думать о милосердии. Но Роберт помнил. Его месть уже была
полный. Все увидели бледное лицо де M;zy, и все, ли
они знают что-нибудь меча или нет, знал, что он лежал на растерзание
его враг.

"Ударь и положи конец!" - выдохнул де Мези.

Меч снова сверкнул у него перед глазами, но лезвие не коснулось
его. Вместо того, чтобы его собственный меч был вырван из его слабеющих рук, и был
швырнул далеко на траву. Молодой Леннокс, отвернувшись, спрятал в ножны свой
оружие.

"Молодец, Роберт!" - сказал Уиллет.

Де Мези поднёс руку к лицу, мокрому от пота, и
успокоился. За последние несколько мгновений у него сильно закружилась голова,
а пульс бился так сильно, что он не мог ни видеть, ни
думать. Он понимал, что стоит безоружный перед победителем.
враг, но он не знал, что Роберт убрал свой меч.

"Почему ты не наносишь удар?" пробормотал он.

"Мистер Леннокс доволен", - сказал Немур. "Он не хочет, чтобы битва продолжалась"
.

- Если только капитан де Мези не настоит на повторном испытании, - сказал де Галисоньер,
слегка улыбнувшись, - но если он последует совету своего соотечественника
он оставит дело на том, что есть. Сделано достаточно, чтобы удовлетворить
честь каждого ".

Он и Немур обменялись многозначительными взглядами. Секундантам де
Мези было совершенно очевидно, что он не ровня Роберу, и что еще одно испытание
вероятно, это приведет к большим бедствиям, так Немур и мойну, в
имени своего принципала, оперативно объявили, что они остались довольны,
и де Galisonni;re и Glandelet сказать, как много для них. Тем временем
Месье Беррье и другие зрители, которых теперь было уже
два десятка, продолжали наблюдать из-под прикрытия деревьев.
Они смотрели на результат выпученными глазами, но ничего не поняли.
когда юный победитель вложил свой меч обратно в ножны.
Они не могли слышать разговора, но было совершенно ясно, что дуэль была
и отвернулся, несколько разочарованы тем, что один из их собственных
потерял в бою, но слишком приятно, что он не потерял
собственную жизнь одновременно.

- Пожмите друг другу руки, джентльмены, - беспечно сказал де Галисоньер. "Хотя нет
кровь пролилась это был жаркий бой, и я надеюсь, когда вы снова встретиться с ним
будем в дружбе, а не во вражде. Вы прекрасный фехтовальщик,
Леннокс, и с вашей стороны было благородно, де Мезье, когда вы не знали его
уровня, предложить ему, из-за его молодости, сразиться со старшим, мистером
Уиллетом.

Роберт вернулся и, честно говоря, протянул руку. Де M;zy, чья голова была
до сих пор звенит от его незаурядные старания и огорчению, взял его. Он был
горький потерял, но он еще жил. В каком-то смысле, как он это понимал, он
был опозорен, но время, красное вино и белое снимут
боль. Он все еще был жив. Это был великий и прекрасный факт.
Его ждало еще много радостных дней и ночей в компании Биго и
Кадета и Пеана, могущественных людей, которые знали, как использовать свою власть и
как жить в то же время. Какое - то время он должен быть благодарен,
по крайней мере, для молодых Bostonnais, и он пожал протянутую ему руку, как
от всей души, как свою собственную влажные, вялые пальцы бы признать.

"Пусть ваш отдых в Квебеке быть настолько приятным, как вы хотите," сказал он, немного
густо.

- Спасибо, - сказал Роберт, читать мысли человека насквозь.

Де Галисоньер убрал незапятнанные мечи, вполне удовлетворенный случившимся
он сам и все остальные. Важный последователь Фанатизма был
унижен, и все же он не страдал таким образом, чтобы мог призвать
к наказанию того, кто унизил его. Сама молодость бостонцев
обезоружила бы негодование против него.

Группа де Мези с официальными поклонами удалилась, а Роберт и его друзья
вернулись в гостиницу "Орел".




ГЛАВА XI

БАЛ У ФАНАТИКА


"Вам не нужно ожидать никаких неприятностей от властей", - сказал де
Галисоньер, когда они снова сидели в большом зале гостиницы.
"Дуэли, конечно, не одобряются теоретически, но это обычная практика.
практика, и поскольку никто не погиб, даже не было нанесено ран,
вы ничего не услышите об этом от правительства. И де Мези, я полагаю,
будет говорить об этом как можно меньше. Он скорее воображает себя
фехтовальщик, и он не захочет, чтобы все в Квебеке знали, что он был
побежден и обезоружен мальчишкой. Тем не менее, это будет распространяться ".

Он и Гланделе вежливо откланялись, и Роберт поблагодарил их за
их услуги. Он любил их обоих, особенно де Galisonni;re, и он
жаль, что судьба должна ставить их по разные стороны баррикад, в войне, которая
все они ощутили грядущих событий.

«Французский граф протянул тебе руку дружбы, но не сердце», — сказал Тайога, который вообще ничего не говорил, пока они были на
поле для дуэлей. «Он был благодарен тебе за то, что ты сохранил ему жизнь, но его
Благодарность улетучится, как ветер, и тогда он возненавидит тебя. И у него будут могущественные друзья, о которых говорил капитан, чтобы строить козни против тебя и нас.

— Это так, Тайога, — серьёзно сказал охотник. — Жаль, что губернатора
генерала не было здесь, когда мы приехали. Это был неудачный случай, потому что нам было бы лучше отдать ему наши письма и сразу уехать.

В глубине души Роберт знал, что это правда и что вскоре их окружат опасности, но он был готов задержаться. Квебек очаровал его.
они стали сильнее, и он вошел в их мир самым галантным образом
с мечом в руке, как юный рыцарь, и это должно было бы
понравиться воинственным французам.

Они считают это разумным, чтобы остановиться в гостинице на некоторое время, а два или три
несколько часов спустя Виллет вышел, вскоре вернулся, и показывает некоторые
волнение.

"Пришел старый друг", - сказал он.

"Друг!" - сказал Роберт. "Я не знаю друга, на которого можно было бы рассчитывать".

"Я использовал слово "друг" в совершенно противоположном смысле. Это враг.
Я совершенно уверен, что никто в мире не ненавидит нас больше".

"Тандакора!"

- Никто другой. Это кровожадный оджибвей, он сам по себе. Я видел его
крадущимся по улицам Квебека в самой отвратительной краске, которую этот человек
когда-либо смешивал, ходячий памятник дикой гордости, и у меня нет ни малейших сомнений в том,
почему он пришел сюда ".

"Чтобы как-то отомстить нам".

"Вот именно. Он предстанет перед генерал-губернатором и обвинит нас в том, что мы
напали на него в ущелье и убили его хороших, ни в чем не повинных людей".

"Тандакора хитер", - сказал Тайога. "Большая Медведица права. Он будет
много раз лгать против нас, и вполне вероятно, что французы, де
Курсель и Жумонвиль тоже придут и расскажут, что встретили нас в
лесу, хотя они сказали нам ласковые слова, когда мы уходили от них ".

"И мы не знаем, какой объем они будут пытаться плести вокруг нас"
сказала Виллет. "Я еще раз говорю, я бы хотел, чтобы мы доставили наши письма и не было
Квебек."

Но Роберт не мог согласиться с охотником и Тайогой. Он все еще был рад
счастливой случайности, которая забрала генерал-губернатора. Было
также определенное острое удовольствие от размышлений о том, что сделают их враги
дальше. Сознавая свою правоту и силу, он верил, что они смогут помешать всему
покушения на них, и пока этот вопрос был еще свеж в его памяти
Вошел отец Филибер Друйяр. Плотно закутанный в свою черную мантию
он выглядел выше, стройнее и аскетичнее, чем когда-либо, а его взгляд был
еще более сильным и проницательным. Теперь он остановился на Роберте.

"У меня сложилось о тебе справедливое мнение", - сказал он. "Плывя с тобой в
Фронтенаке вниз по реке, я судил о тебе, несмотря на твое оружие и на
тот факт, что ты принадлежишь к другой расе, отличной от моей, нежный юноша, полный
добродетелей. Теперь я нахожу, что ты сражался, и сражаешься с
намерением убить ".

"Держись крепче, отец", - сказал Уиллет добродушным тоном. "Только половина из
этого правда. Твоя информация неполна. Он борется, но
не с намерением убить. Он провел жизнь графа Жана де M;zy на
острие своего меча, но отдала его обратно, как это было".

Глубокие глаза священника вспыхнули. Возможно, утреннее деяние напомнило ему о далекой и
пылкой молодости, но его
угрожающий взгляд смягчился.

"Если бы ты вернул его к жизни, когда вы могли бы взять его, у вас есть
сделано хорошо", - сказал он. "Как охотник близких, это жизни мало
значение, возможно, не на всех, но ты не на тот счет у любого
права его забирать. И я скажу больше, что если это несчастье должно было случиться
с любым французом здесь, в Квебеке, я рад, что это случилось с одним из
злого племени фанатиков ".

"Твой человек, Биго, каким бы могущественным он ни был, кажется, имеет много врагов"
сказал охотник.

"У него много врагов, но, боюсь, недостаточно", - мрачно сказал священник. "Он и
его орда - ужасный груз на плечах Новой Франции. Но я
не должен говорить об этих вещах вам, нашим врагам, которые, возможно,
скоро будут сражаться с нами ".

Он резко сменил тему и заговорил в отрывочной манере о
не относящихся к делу вещах. Но Роберт видел, что сам Квебек и борьба
между мощными Биго кольцо и _honn;tes gens_ был гораздо
больший вес у него на уме, чем о приближающейся войне с англичанами
колонии.

Пробыв там полчаса, он ушел, сказав, что собирается
посетить приход, расположенный ниже по реке, и, возможно, больше их не увидит, но
он пожелал им всего хорошего. Он также еще раз попросил их остерегаться Тандакоры.

"Хороший человек и сильный", - сказал Уиллет, когда тот ушел. "Я, кажется,
чувствую в нем родственную душу, но я не думаю, что его пророчество о не
снова увидев нас прав, хотя его советы, чтобы высматривать является Tandakora
обязательно стоит следовать."

В тот день они видели оджибвейского воина дважды. Либо он скрывал
последствия раны в плече, либо она быстро зажила, поскольку
он был, по-видимому, таким же энергичным, как всегда, и бросал на них убийственные взгляды.
Tayoga пожал плечами.

"Tandakora он уже далеко, - сказал он, - но это не Земля
что ему подходит. Лес лучше города для организации засады.
"

"И все же мы будем следить за ним", - сказал Уиллет.

Вечером в гостиницу "Орел" прибыли двое новых гостей.
к которым месье Беррье относился с большим уважением, полковник де
Курсель и капитан де Жумонвиль, которые участвовали в экспедиции
по поручению Его Величества короля Людовика в леса юга и
уэст, и который, к великому удивлению трактирщика, казалось, был хорошо
знаком с этими тремя.

Роберт, Тайога и Уиллет обедали, или ужинали, как это назвали бы в провинции Нью-Йорк.
когда двое
Французы, одетые в опрятную, облегающую форму и без всяких
дорожных знаков, вошли в большую комнату. Они сразу встали и
обменялись приветствиями. Роберт, хотя и не доверял им, чувствовал, что
у них не было причин ссориться с этими двумя, и это было не в его характере
быть резким или искать неприятностей.

Де Курсель окинул их быстрым, понимающим взглядом, а затем сказал:
как будто они были случайными посетителями Квебека:

— Вы, я вижу, опередили нас, и, как я понял, вы застали маркиза
Дюкенэ в отъезде. Возможно, если ваши письма срочные, вы не откажетесь
представьте их интенданту, месье Биго, человеку проницательному и рассудительному.

Робер с интересом вгляделся в него. Был ли он тоже одним из людей Биго, или склонялся к делу _honn;tes gens?_ Или,
даже если он не был одним из последователей Биго, он предпочёл бы, чтобы миссия Робера провалилась из-за того, что его письма попадут не по адресу? Биго, конечно, был не из тех, с кем англичане могли бы легко справиться, поскольку, насколько Роберту было известно, он был окутан облаком огромного самомнения.

 «Мы могли бы это сделать, — ответил юноша, — но я не думаю, что это так уж необходимо».
надлежащим образом. Я не делаю секрета из того факта, что везу письма для
Генерал-губернатора Канады, и губернатору
провинции Нью-Йорк было бы неприятно, если бы я передал их кому-то другому ".

"Это было всего лишь предложение. Оставим это".

Он не говорил снова неотложных дел, которые касались их так
жизненно, но говорили о Париже, где он провел веселую молодость. Он увидел
ответ в горящими глазами Роберта, и бодики.старался угодить самому себе.
Более того, его сердце было отдано своему предмету. Квебек был блестящим городом для
Нового Света, но Париж был центром всего мира, цветком
всех веков, городом света, величия и гениальности.
Трон Бурбонов был самым могущественным в наше время, и
они были священной семьей.

Роберт с нетерпением последовал за ним. И он, и де Курсель видели Бурбонов
такими, какими они казались до падения, а не такими, какими мир видел их с тех пор.
В свете откровения. Картина Парижа и его
великолепие, нарисованное тем, кто его любил, наложило на него сильное заклятие,
и только слова предупреждения, сказанные Уиллетом, напомнили ему, что
Трон Бурбонов на самом деле может быть создан не на все времена.

Де Курсель и Жумонвиль, у которых не было постоянного жилья в Квебеке,
оставались на два дня в гостинице, и, в целом, Роберт был рад. Он
чувствовал, что эти трое могли бы защитить себя от возможных уловок и
хитростей двух французов, и что они намеревались попробовать их, он
полагал, что позже у него будут доказательства, как предположил де Курсель, они могли бы назвать
в ходе вечера по интендант Биго, кто был тогда в
его дворце. Им не нужно ничего говорить о своей миссии, но там можно было найти хорошую компанию
и они могли быть уверены в радушном приеме со стороны
интенданта. Робер снова отказался, и де Курсель не стал настаивать
этот вопрос. Вскоре он и Жюмонвиль удалились, сказав, что им нужно сделать
доклад коменданту гарнизона, и все трое вскоре отправились спать.
вскоре после этого.

Тайога, который спал чутко, проснулся после полуночи и подошел к окну.
Онондага, большинство из троих, не доверяли Квебеку. Это никогда не был Квебек.
для него. Это был Стадакона из Ганеагаоно, великого народа воинов Ходонозауни,
который стоял рядом с Онондагами, их потерянным Стадаконом,
но всё ещё их Стадаконом. В его сердце тоже горела история о Фронтенаке
и о том, как он опустошил страну Ходонозауни огнём и мечом. Он был здесь, в самой святыне и крепости
древних врагов великих ирокезов. Он получил образование, как белый человек, читал книги и знал многое из истории человечества, но ничто никогда не поколебало его веру в то, что грядущий вождь
из клана Медведя, из нации Онондага, из могущественной Лиги
ходеносони был, по праву и фактически, принцем среди людей.

Но хотя Тайога узнал, что может предложить цивилизация, как ее называли европейские расы
, это не заставило его меньше ценить искусство и
знания своего собственного леса. Скорее, они увеличились в размерах и важности благодаря
сравнению. Он видел, как разговоры о де Курсель разожгли огонь в душе Леннокса, он видел, как даже осторожный Уиллетт был взволнован, но он, Тайога, остался холоден. Он понял цель
за всем этим, и ни на мгновение он не позволял себе ни капли поверить
в де Курселя или Жумонвиля.

Воздух в комнате показался Тайоге тяжелым и зловонным. Его свободный дух
почувствовал отраву в атмосфере Квебека, и на данный момент он
страстно желал оказаться в великой, чистой дикой местности, чистой хотя бы для одного представителя своей
расы. Он шире распахнул окно и вдохнул легкий ветерок, который дул
с севера, из обширных чистых лесов, в которые никогда не заходил ни один белый человек
, кроме траппера.

Он посмотрел вверх, сначала на голубое небо с россыпью звезд,
и затем, переведя взгляд на открытое пространство возле гостиницы, заметил
две темные фигуры. Онондага мгновенно насторожился, потому что
он узнал эти фигуры, какими бы тонкими они ни казались в сумерках. Одна была
Тандакора, оджибвей, а другим был Огюст де Курсель, полковник
французской армии, пара совершенно непохожих, но серьезно разговаривающих друг с другом людей
сейчас.

Тайога нисколько не удивился. Он проник в разум де
Курселя и ожидал, что тот будет искать Тандакору. Он наблюдал за ними целых пять минут, пока оджибве не скрылся в темноте, и
Курсель повернул обратно к гостинице, ходить медленно, и, видимо,
очень вдумчивый.

Однажды Тайога подумал о том, чтобы выйти на улицу и последовать за Тандакорой, но решил,
что это не принесет пользы, и остался у окна,
где холодный северный ветер мог продолжать дуть на него. Он
понял, что индеец и де Курсель вступил в заговор,
но он верил, что они могли бы защититься от нее, и в свое время это было
раскрывать себя.

В таком городе, как Квебек, может быть много скрытых троп, но он имел в виду
Он обнаружил того, за кем следовал Тандакора. Он простоял у окна час, а затем, не разбудив товарищей, чтобы рассказать о том, что видел, вернулся в постель. Он ничего не сказал об этом, когда они проснулись утром. Он предпочитал присматривать за Тандакорой.
Будущий вождь клана Медведя, народа Онондага,
Великого союза Ходонозауни, знал бы, как поступить с дикарем
Оджибве из западных лесов.

 За завтраком Роберт размышлял о том, чем они будут заниматься в предстоящий день.
поскольку из-за дурной славы, которую принесла им дуэль, не стоило много ходить по Квебеку, месье Берье, учтивый, почтительный и любитель посплетничать, сообщил им, что слава молодого мистера Леннокса как мастера фехтования распространилась по городу за несколько часов. Храбрые и умелые молодые французы стремились встретиться с ним и доказать, что там, где граф Жан де Мези потерпел неудачу, они могут преуспеть.

«Юному джентльмену не будет недостатка в возможностях для обретения чести и славы в
Квебеке», — сказал месье Берье, потирая свои толстые белые руки.

«Учитывая наше задание, ты должен отказаться от всех этих возможностей,
Роберт, — сказал Уиллет. — Если мы будем слишком выделяться, кто-нибудь из этих горячих молодых французских рыцарей вызовет тебя на бой, не потому что они тебя ненавидят, а из спортивного интереса. Но для тебя будет так же плохо потерять жизнь в дружеской дуэли, как и в полной ненависти».

Тем не менее Роберт был раздражён. «Орлиная гостиница» была хорошей гостиницей, но он
не хотел проводить в её стенах целый день. Молодой капитан
Луи де Галисоннье решил проблему, приехав сразу после завтрака
с запиской, адресованной мистеру Роберту Ленноксу, которая оказалась
приглашением для всех троих от мсье Франсуа Биго,
Интенданта Канады, посетить ужин, устроенный им в тот вечер в его
дворец. Письмо было полно вежливых фраз. Интендант слышал
о непревзойденном мастерстве молодого мистера Леннокса во владении мечом и о его
успехе у графа Жана де Мези, который сам неплохо владел клинком. Но
ни интендант, ни те, кто был связан с ним, не проявляли недоброжелательства.
Было хорошо известно, что мистер Леннокс был аккредитован с письмами в
Маркиз Дюкен, но в отсутствие генерал-губернатора интендант с удовольствием окажет любезность посланнику губернатора провинции Нью-Йорк и его товарищам.

 Это было пространное и изобилующее вежливыми фразами письмо, которое понравилось Роберту. Биго мог быть продажным, но он принадлежал к высшему обществу, и Роберт чувствовал, что раз уж он приехал в Квебек, то должен увидеть интенданта, его дворец и то, что происходит в его стенах. Они действительно уклонялись от предложений встретиться с ним, но
приглашение было другим. Он передал письмо Уиллету, который прочитал его.
и передал Тайоге.

"Нам придется идти, Роберт", - сказал охотник. "Очевидно, что Фанатик
хочет нас, и если мы не согласимся, он может создать нам проблемы. Да, так
разумнее уйти ".

Глаза Роберта заблестели, и Уиллет заметил это.

"Вы были бы разочарованы, если бы я дал отрицательный ответ", - сказал он.

"Я бы так и сделал", - откровенно сказал Роберт. "Я с нетерпением жду ужина с
интендантом. Вы будете там, капитан де Галисоньер?

"Да, и я рад, что вы согласились. мистер Уиллет был прав, когда сказал
поехать было мудро. Интендант - самый влиятельный человек в Канаде.
Говорят, что генерал-губернатор, маркиз Дюкен, вскоре вернется
во Францию, и поэтому он позволяет части своей власти ускользнуть
в руки месье Биго. Вы понимаете двойственную природу нашего правительства в Канаде.
правительство Канады. Генерал-губернатор является непосредственным личным лицом
представитель короля, но интендант является верховным начальником над
судами, финансами, торговлей и всеми гражданскими делами страны. Поэтому
могучая сила засела в его руках, и это также верно, как
и везде, что тот, кто держит кошелек вмещает больше, чем меч".

"Буду полковник де Курсель и капитан де Jumonville быть там?"
продолжил Роберт.

"Несомненно. Они относятся к военным, конечно, но они
оба избранное фанатиков, и они пренебрегают никакой возможностью для укрепления
своей позиции с ним. Будьте осторожны, что вы говорите перед ними".

Роберт поблагодарил его за предупреждение, хотя он не был нужен, как он
уже решила быть очень осторожны в присутствии де Курсель
и Jumonville, и Онондага и запомнил его, зная,
что де Курсель был готов вступить в заговор в сумерках с дикарем
Оджибвей.

Де Галисоньер пробыл здесь недолго, и после его отъезда Роберт и
его друзья пересмотрели свое решение, решив, что лучше всего будет
бросить вызов Квебеку и всему, что он может предложить, при полном свете дня
. Опасения охотника, что им могут навязать ссору,
не оправдались, поскольку канадская и французская вежливость была верна,
и их приняли только с любопытством и интересом.

Они снова посмотрели на огромные каменные здания, а также сделали краткий обзор
из интендантского дворца, где они рассчитывали поужинать вечером.
Это был дворец по размерам, но не по красоте, огромное беспорядочное здание
как из дерева, так и из камня, с зеленой лужайкой и цветниками поблизости
рядом. Говорили, что Биго и его предшественники потратили огромные суммы на
внутреннее убранство, но Роберт надеялся вскоре увидеть это своими глазами
.

Вернувшись в гостиницу «Орёл» ближе к вечеру, они начали
приводить себя в порядок перед ужином у Биго, не желая, чтобы бостонцы
выглядели неуместно перед _noblesse_ Квебека. Месье
Берье послал им парикмахерская, Гастон, который не только брил два белых
лица, но кто напудрил и организовать их очередей, а также ухоженными
ногти и передал их пальто и жилеты лихой набор, который он
заверил их, был вполне последний режим в Париж. Роберт взял его
совет. Он был очень частности, о его одежде, что, впрочем, зная,
очень ревнивый, может критиковать роскошном платье, у него всегда было свое действие.

Охотник наблюдал за Робертом, пока они с Гастоном раскладывали новые парижские наряды
взглядом, который был почти отеческим. Прекрасный юноша превзошел
Самые большие надежды Уиллета. Высокий, прямой, искренний и открытый, он обладал здравым умом
в здоровом теле сочеталось совершенство, и охотник
был рад видеть именно его. Это было частью его наследия и
шло ему.

Они не должны были покидать гостиницу "Орел" до наступления сумерек, и Уиллет
предположил, что им не следует отправляться в путь до позднего вечера, поскольку они могут дойти до
дворца пешком за несколько минут. Но Робер смело заявил, что они не пойдут.
пешком. Посланцам губернатора Нью-Йорка подобало ехать верхом.
и ему придется попросить месье Беррье вызвать коляску. Уиллет
согласился со смехом.

"Ты прав, Роберт, - сказал он, - но я так мало езжу в экипажах, что
Я об этом не подумал".

Ночь была довольно темной, но когда трое в коляске приблизились ко дворцу
, они увидели множество мужчин с факелами в руках и множество людей позади
, наблюдающих за ними. Развлечения Франсуа Биго славились в Квебеке
Пышностью, и незваные гости обычно приходили толпами, чтобы
посмотреть, как входят гости.

- Будь настороже сегодня вечером, Роберт, - прошептал Уиллет. - Это общество.
к которому ты не привык, хотя я не стану отрицать, что скоро сможешь
выучите его. Но французы считают, что мы, англичане, будь то английский английский или
американский английский, уступаем им в остроумии и сообразительности, и
перед нашим отъездом могут быть попытки раздразнить медведя.

Роберт почувствовал, что его дыхание стало чуть более учащённым, и в сумерках
Уиллет не заметил, как загорелись его глаза. Они могут попытаться
«раздражить медведя», но он будет готов. Новые силы, которые он в себе обнаружил,
не только приняли вызов, но и жаждали его. Он понимал, что сам не обделён умом и сообразительностью, и
если бы какой-нибудь последователь Франсуа Биго или сам великий Биго попытался
поиздеваться над ним, он мог бы вместо этого обнаружить, что хулиган был
развлечением для бостонцев. Так было и с бьющимся сердцем, но
нет опасения, что он вышел из коляски со своими друзьями, и
пошли во дворец, чтобы встретиться с интендантом.

Интерьер огромного здания представлял собой причудливую смесь варварского
и цивилизованного великолепия, для его убранства использовались как американские леса, так и фабрики Франции
. Тончайшие шелковые ткани
гобелены и редчайшие меха часто висели близко друг к другу. За
передними помещениями находился большой зал, в котором избранные гости танцевали, в то время как
люди могли наблюдать за происходящим с галерей, которые окружали его. Эти люди,
которые были не так хороши, как гости, могли танцевать столько, сколько им заблагорассудится
во втором зале, отведенном исключительно для них. В другой,
более уединенной, но большой комнате проводились всевозможные азартные игры, которым были преданы Биго
и его последователи. В огромной столовой
стол был накрыт на сорок персон, обычное количество, до войны
приехал, когда их стало меньше до двадцати, и Биго давал там ужин
почти каждый вечер, если только не отлучался из Квебека.

Едва войдя во дворец, Роберт почувствовал, что попал в
странную, новую, экзотическую атмосферу, которая, вероятно, опьяняет
молодежь, и он вспомнил слова предупреждения охотника. Однако дух его
сразу откликнулись на великолепие и веселее и более
великолепный общества, чем все, что он когда-либо знал. Богатство и великолепные дома
уже тогда существовали в Нью-Йорке, и при случае их владельцы полностью
использовали и то, и другое, но американцы, англичане
и голландцы были сдержанны. Их демонстрация часто была тяжелой и всегда благопристойной, и в
Квебеке он впервые ощутил беспечную веселость французов,
когда монархия Бурбонов миновала свой полный расцвет и уже находилась в
его блестящий распад. Поистине, они могли бы вырезать над дверным проемом:
"Оставьте все страхи и печали позади, вы, кто входит сюда".

Повсюду были огни, горевшие в высоких серебряных подсвечниках, и
униформа, в основном белая с серебром, или белая с черным или фиолетовая
облицовка в комнатах была толстой. Дамы, тоже присутствовали, в шелковых нитей или
атлас вздымающейся много раз, их напудренные волосы проката высокой в
стиль вошел в моду мадам Жанна Пуассон де Помпадур. Из
внутренней комнаты доносилась музыка оркестра, негромко исполнявшего французские песни или арии
из флорентийской оперы. Воздух был наполнен запахами духов.

Это было опьяняюще, и в то же время приятно. Нет, "приятный" - не то слово.
оно было заманчивым, оно воздействовало на чувства, оно излучало сияние.
комнаты и люди, и юноша видел все сквозь призму
рыжевато-коричневый туман, который усиливал и углублял цвета. Он был рад, что он
пришел. И слово "рад" тоже не подходило. Видя, что он сейчас видел, и
зная, что теперь он знал, он бы винил себя с горечью он
держались в стороне.

"Добро пожаловать, мистер Леннокс, мой храбрый и великодушный противник, с утра"
— сказал голос, и, взглянув сквозь золотистую дымку, он увидел человека, с которым сражался и которого пощадил, графа Жана де Мезье, в чудесном камзоле, жилете и бриджах из белого атласа, богато расшитых, в белых шёлковых чулках и низких белых туфлях с большими серебряными пряжками и
маленький золотой рукоятью меч, висевший у его бедра. Щеки немного
сало, опять же пестрый, но его манера, как его костюм был вкрадчив и ласков. Кто-то
мог бы подумать, что он, а не Роберт, был победителем в том испытании
мастерства у ворот Сент-Луиса.

"Добро пожаловать, мистер Леннокс", - повторил он тоном, в котором не было злобы.
"Интендантский бал будет еще более блестящим из-за присутствия
вас и ваших друзей. Какая великолепная фигура у молодого Онондаги
вождь!"

Тайога поклонился комплименту, который был довольно широким, но правдивым, и де
Мези побежал дальше:

"Мы привыкли здесь к присутствию индейских вождей. Мы, французы,
знаем, как завоевать доверие и дружбу воинов, и мы приглашаем
их в наши залы и за наши столы, чего вы, англичане, не делаете, хотя я
признаются, что ирокезы до сих пор приходили в Канаду как враги
, а не как друзья."

"Квебек когда-то был стадионом ганеагаоно, известных вам как
Ирокезы, - сказал Тайога своим глубоким музыкальным голосом, - и записей об этом нет
что они когда-либо отдавали или продавали его Ононтио.

Де Мези на мгновение смутился, но быстро взял себя в руки
и рассмеялся.

«Вы нас подловили!» — воскликнул он, — «но это было давно, очень давно, когда Картье
приехал в Квебек. Времена меняются, и вместе с ними меняется право собственности. Мы не можем
вернуть прошлое».

Тайога больше ничего не сказал, лишь время от времени напоминая французам, что братский народ оденосауни по-прежнему заявляет о своих правах на Квебек.

— Вы не единственный представитель великой красной расы, — сказал де
Мези Тайоге. — У нас есть вождь с дальнего запада, великолепный образец
лесного человека. Какой рост! Какая сила! Какая осанка! Клянусь, он
произвёл бы фурор в Париже!

— Тандакора, оджибве! — сказал Роберт.

«Да, но откуда вы узнали?»

«Мы встречались с ним — и не раз. Мы имели с ним дело и, возможно, будем иметь ещё. Кажется, его интересует то, что мы делаем, и поэтому мы никогда не удивляемся, когда видим его».

Де Мезье выглядел озадаченным, но в этот момент де Курсель и де
Дюмонвиль в бело-серебристой форме вышел вперёд, чтобы присоединиться к приветствиям графа. Они были очень любезны, и слова лились с их губ, как мёд, но Робер чувствовал, что их души не похожи на душу де Галисоньера и что они не могут
быть причисленным к _honnetes gens_. Но трое французов были готовы
теперь следовало представить трех путешественников месье Франсуа Биго, интенданту
Канады, великому и почти всемогущему, и Роберт тоже рассудил, что
они не жаловались ни на его друзей, ни на него самого.

Биго стоял у входа в приватный танцевальный зал, и
вокруг него собралась многочисленная компания, включая дам, среди которых была жена
Пеана, которому тогдашние сплетни придавали большое влияние на него,
а также некая мадам Марин, ее сестра мадам де Риго и другие.
Как за три подошел под ведением трех французов в
группы открыты, и они были представлены в порядке, Роберт.

Юноша все еще находился под впечатлением света, великолепия
комнат и блестящей компании, но он смотрел ясными глазами и с
живейшим интересом на Биго, чья репутация распространилась далеко, даже в
британские колонии. Он увидел мужчину средних лет, дородного, с красным лицом
, усыпанным множеством прыщей, вероятно, от светской жизни, некрасивого и
, возможно, на первый взгляд отталкивающего, но с выражением энергии и непринужденности,
и открытой, откровенной форме, что, наконец, привлек. Одежда его была гораздо
как де M;zy, но тоньше, наверное.

Такова была единственного человека, который имел так много общего с вредительской новых
Франция, странная смесь энергии и любовь к роскоши, пышные с
гостеприимство, неутомимый работник, картежник, распутник, вор
государственные средства, он был также добр, добрый и преданный своим друзьям.
Странный клубок противоречий и разрозненных моральных устоев, он олицетворял
в Новом Свете блестящий декаданс, которым отличались французы
монархия у себя на родине. Теперь он улыбался, когда де Мези представил Роберта,
произнеся несколько льстивых слов.

 «Мистер Роберт Леннокс из Олбани и Нью-Йорка, — сказал он, — блестящий
молодой фехтовальщик, о котором я вам говорил, тот самый, кто обезоружил меня сегодня
утром, но был слишком великодушен, чтобы лишить меня жизни».

 Биго улыбнулся, глядя на Роберта, который, однако, чувствовал, что за этой улыбкой
скрывается проницательность. Интендант хотел бы
прочитать его мысли и, возможно, узнать содержание писем, которые он
принёс, прежде чем они будут переданы их законному владельцу, маркизу
Дюкен. Квебек был домом интриг, и интендантский дворец
был их сердцем, но если пульс Роберта и учащался, то от
предвкушения, а не от страха.

"Это была скорее удача, чем мастерство", - сказал он. "Граф де Мези приписывает мне
слишком большое знание меча".

"Нет, - сказал Биго, смеясь, - Жан бы так не поступил. Он бы доверил тебе
все, что у тебя есть, и не больше. Жан, как и все мы, не испытывает удовольствия от поражения.
А ты, Жан?

Де Мези покраснел, но выдавил из себя смех.

- Полагаю, что никто не испытывает! он ответил: "Но когда я страдаю, я стараюсь
извлечь из этого максимум пользы".

"Это честное признание, Джин, - сказал Биго, - и ты почувствуешь себя лучше"
сделав его.

Теперь он казался Роберту блефовым, добродушным, воплощением добродушия, и юноша
встал в стороне, в то время как Уиллета и Тайогу представили по очереди.
Биго пристально посмотрел на Онондагу, и ответный взгляд был
яростным и вызывающим. Роберт видел, что Тайога не был тронут
великолепием, музыкой и ароматным воздухом, и что он ни на мгновение не забывал
, что этот веселый французский Квебек был Стадионом
Могавки, великий братский народ ходеносони.

Лицо Биго слегка вытянулось, когда он встретил враждебный взгляд,
но через мгновение он взял себя в руки и начал рассыпаться в комплиментах
Уиллету и ирокезам. Роберт почувствовал очарование его манер и понял, почему
он пользовался таким авторитетом среди французов в Новой Франции. Затем его взгляд скользнул по остальным, стоявшим рядом, словно придворные вокруг короля, и он заметил, что впереди всех был мужчина невзрачной наружности и высокомерных манер, и вскоре он узнал, что это был не кто иной, как печально известный Жозеф Кадет, сообщник Биго, который впоследствии стал генеральным комиссаром Нью-Йорка
Франс, сын мясника из Квебека, который начинал как мальчик-проводник,
а теперь был одним из самых влиятельных людей в тех регионах Нового
Света, которые подчинялись дому Бурбонов. Рядом с ним стоял Пэн,
городской мэр Квебека, энергичный солдат, но погрязший в коррупции,
сговариваясь с Каде, а чуть позади Пэна стоял его партнёр Пениссо,
а рядом с ними были их жёны, о которых, как гласил скандал, было что сказать,
а позади них стояли комиссар морской пехоты Варин, француз,
невысокий и невзрачный на вид, секретарь интенданта Дешенуа,
сын сапожника из Квебека, доверенного клерка кадета, Корпрона и
Горбатого Маурина.

Странная и разнообразная компания, один из самых странных из когда-либо собиравшихся в любой
внешние капитала больной и умирающей монархии. Роберт, хотя и знал
, что это было коррумпировано и делало посмешищем многие вещи, к которым его
учили благоговеть, еще не понимал, насколько смертельным был
яд, который тек в венах этого общества. В настоящее время он видел только
сияние и отблеск. Все эти люди были тесно связаны. В
Канадцы, часто вступавшие в смешанные браки, были большой семьей, и
Французов связывали прочные узы, общие интересы.

"Не верь всему, что видишь, Роберт", - прошептал Уиллет. "Ты видишь
поверхность, и она пустая, пустая! Я тебе говорю!"

"Но у нас ничего не нравится дома", - сказал Роберт. "Нам повезло
приходите".

Де M;zy ушел от них, но де Курсель был рядом, и он увидел, что они
не остались без внимания. Роберт был представлен офицерам и мощный
мирных жителей и самый молодой и красивый из дам, чья свобода
язык удивило его, но чей ум, который сыграл обо всем,
приятно ум особенно чувствительны к прелести света и блестящий
поговорить.

Он никогда раньше не был в такой сборке, который содержал так много
звания и опыт в большом мире. Окруженный всем, что он
любил больше всего: людьми, светом, красками и предвкушением того, что должно было произойти
, интендант сиял. Забываешь о его прыщавом лице и
дородной фигуре в непринужденности, которая не была напускной, и непринужденности его
манер. Он не раз разговаривал с Робертом, задавал ему много вопросов
об Олбани и Нью-Йорке и, между прочим, упомянул также о
Ирокезы, но все это было легко, как будто он спрашивал их из-за
интереса к своему гостю или просто для того, чтобы поддержать разговор.

Оттенки всего постепенно становились ярче и ярче для
Роберта. Музыка из соседней комнаты пропитано его чувства, а он начал
чувствовать опьянение которые Виллет предупредил его. Многие из гостей
были из знатнейших семей Франции, молодые офицеры, приехавшие в
Квебек, где, как сообщалось, продвижение по службе было быстрым и верным, или где
младшие сыновья, с помощью таких могущественных людей, как Фанатик и Кадет,
мог бы сколотить состояние на таможне или поставках припасов
правительству. Роберт обнаружил, что много говорит, его дар речи развился.
с готовностью откликался на призыв. Он отвечал на их шутки шуткой,
на их колкости - колкостью, а когда они были серьезны, серьезен был и он. Он чувствовал
что, хотя, возможно, и была скрытая враждебность, когда он
вошел во дворец, теперь все это исчезло, и он был фаворитом, или
по крайней мере, они проявили к нему дружеский интерес, потому что он был нового типа.
и они не считали его бесцеремонным и грубым, как считали все французы.
Будущий бостонец.

И сквозь эту живописную толпу крались два индейца, Тайога и
Тандакора. Оджибвей носил головной убор из перьев и алое одеяло
богатейшей фактуры оно было обернуто вокруг его тела, его подол касался его тела.
лосины из оленьей кожи тонкой выделки, а ноги были обуты в расшитые бисером
мокасины. Тем не менее он выглядел в те окрестности, которые принадлежали
так основательно к экзотической цивилизации, более великого и свирепого, чем
никогда. Роберт прекрасно понимал, что Биго привел его туда с
политической целью, успокоить и привлечь на свою сторону западные племена, а также произвести впечатление
он обладал силой и достоинством Франции. Но что бы он ни чувствовал.
Оджибвей, возвышавшийся на полголовы над самым высоким белым человеком,
за исключением Уиллета, был мрачен и уныл. Его левая рука лежала в складке его
одеяла, и, поскольку он держал ее напряженно, Роберт знал, что его рана еще
далека от заживления. Они с Тайогой старались держаться подальше друг от друга
онондага, потому что он был гостем и знал об удобствах белого человека
, а оджибвей, потому что он знал, что сейчас не время и
место для его цели.

Вскоре они отправились обедать , и столик Франсуа Биго был занят
великолепен, как и подобает могущественному интенданту Новой Франции, у которого было много
денег, который был расточителен с ними и который, когда они были потрачены, знал, где
получить больше с легкостью и в изобилии. Сорока гости сели, и
постельное белье, серебро и Китай были достойны царского дворца в
Версаль. Дама справа Роберта и полковник де Курсель был
по левую сторону его. Уиллет и Тайога сидели дальше, на его стороне стола
и он не мог их видеть, если только не наклонялся вперед, для чего он был
слишком хорошо воспитан. Биго сидел в конце стола , за его
руководителем была мадам Пеан, уроженка Канады, урожденная мадемуазель Десмелоиз,
молодая, красивая и необычайно жизнерадостная, великолепно одетая в
последний парижский стиль и, как выразился Роберт про себя, ослепительный
благодаря разговорам и улыбкам.

Ужин проходил в обстановке полного развязывания языков и изобилия остроумия.
Аромат цветов на столе и непрерывная игра
оркестра делали воздух тяжелее и опьяняюще. Казалось, что
Роберт, что, если бы люди имели какое дело они уволили их всех
на время. Их потенциал для наслаждения, а для выхватывая на ладан
это мимолетное мгновение поразило его. Война, возможно, и надвигалась, но сегодня вечером
об этом никто не думал.

Биго поджарил два Bostonnais и главный молодых ирокезов, которые были
его гостями в цветистой речью и ответил Роберт. Когда он поднялся на ноги,
у него на мгновение закружилась голова, потому что он был так молод, и потому что
он чувствовал на себе так много взглядов. Но дар речи пришел ему на помощь
не зря он был золоторотым. Тяжелый сладкий запах
роз ударил ему в ноздри, вдохновляя на плавные слова, и
все сверкало перед ним.

Он испытывал самые дружеские чувства ко всем в комнате, кроме Тандакоры,
и когда ему в голову пришла новая мысль, он высказал ее вслух. Он,
возможно, опередил свое время, но он сказал им, что Новая Франция и
британские колонии могут жить в мире бок о бок. Зачем им было
ссориться? Америка огромна. Англичане и французы были почти утеряны в
леса. Франция и Англия вместе могли быть спрятаны в регионе
о Великих озер и в тени дикой природы будут охватывать
их обоих. Французы и англичане были великими расами, им было бесполезно
сравните их и беритесь сказать, кто из них был больше, потому что каждый из них
был по-своему велик, и каждый преуспевал в своих особенностях, но
эти два вместе взятых были суммой мужских добродетелей и силы. То, чего не хватало
британцам, обеспечивали французы, а то, чего не хватало французам, обеспечивали
Британцы. Вместе они могли править миром и распространять
просвещение.

Он сел, и аплодисменты были громкими и сердечными, потому что он говорил
с жаром и хорошо. В голове у него звенело, и он был немного растерян после
усилий, вызвавших у него эмоции. Более того, группа
начали снова играть некоторые покачиваясь, ритмичной танцевальной мелодии, и его импульсы
бить ее измерения. Но он наклонился вперед, несмотря на свои манеры,
и поймал одобрительный взгляд Уиллета, чему был очень рад. Он
получил комплименты от дамы справа от него и от де Курселя,
затем оркестр смолк, и он осознал, что говорит Тайога
. Он не слышал Биго призывающим Его, но что он обозвал
было очевидным.

Tayoga встал, высокий, спокойный и достойный. Он тоже обладал ораторским даром
, который впоследствии был так ярко продемонстрирован Сенекой, который был
Сначала его народ называл его Отетиани, а позже он стал известен как
Сагойевата, но белые люди знали его как Красного Жилета.

"Я говорю с вами не как француз и не как англичанин, — сказал Тайога,
— но как воин из клана Медведя народа Онондага, из
великого союза Ходонозауни. Большая часть этой земли принадлежала нашим отцам ещё до того, как англичане или французы пересекли большую воду и ступили на эти берега. Там, где вы сейчас сидите, была Стадакона, деревня нашего братского народа, могавков. Французы или англичане могут вести войну
одна за другой, или они могут помириться друг с другом, но
Hodenosaunee невозможно забыть. Здесь много красивых рек и
озер и лесов на юге и западе, но они не принадлежат
ни Ононтио, ни Корлеару. Законы пятидесяти сахемов, заседающих в
совете в долине Онондага, действуют там, и те, кто их игнорирует,
будь то французы или англичане, считаются дурными. Было время, когда Фронтенак
совершал набеги на их деревни, сжигал и убивал, но мы тогда не знали
применения огнестрельного оружия. Теперь мы знаем его применение и владеем им, и в
в битве мы можем встретиться с белым человеком на равных, будь то англичанин или
Французский. Я был в школе белого человека и узнал, что
за морем есть и другие великие континенты. Я не знаю, что может
произойти в них, да это и не имеет значения, но на этом огромном континенте, который вы
называете Америкой, войны и договоры англичан и французов
одинаково бесполезны, если только они не учитывают пожелания ходеносауни.

Он говорил невыразимо надменно, и когда он закончил, он
обвел стол из конца в конец своим вызывающим взглядом, затем сел
внизу царила глубокая тишина. Но они были французами. Они поняли, что он
швырнул перчатку между ними, их быстрый ум увидел, что вызов
предназначалась не только для них, но на английском языке, а также, если
права Hodenosaunee были соблюдены, и такие речи в такой
время обратился к своим доблестным инстинкты. После минуты или двух
тишины аплодисменты разразились бурей.

"Это было справедливое предупреждение, - сказал де Курсель на ухо Роберу, - и это было
предназначено для нас обоих".

У Роберта вертелся на языке ответ, что английский был включен для
из вежливости, поскольку они были друзьями Ходонозауни и всегда хранили им верность, но, подумав, он остановил слова, готовые сорваться с его губ. Затем оркестр заиграл снова, исполняя нежную южную песню из флорентийской оперы, и разговоры возобновились. Роберту казалось, что все говорят одновременно, и он снова погрузился в музыку, благоухающий воздух и звуки множества голосов. В этот момент он
понял, что кто-то за столом обращается к нему.

"Онондага сказал смелые слова от имени своего племени, но может ли он доказать, что они правдивы?" —
говорил голос.

В его тоне было что-то провокационное, и Роберт внимательно присмотрелся
к говорившему. Он увидел высокого мужчину лет сорока пяти, худощавого, но
очевидно, очень сильного и проворного. Роберт заметил, что его запястья были
такими же толстыми, как у него самого, а пальцы длинными и гибкими. Его лицо
было веснушчатым, нос большим и изогнутым, что придавало его лицу
необычайно свирепый вид, а глаза были черными и близко посаженными
друг к другу. Это было сильное лицо, и, когда Роберт взглянул на него,
черные брови были нахмурены. Его слова, несомненно,
В его словах был вызов, и юноша ответил:

«Когда Тайога говорит, он говорит не только от своего сердца, но и от разума, и я, его названый брат, хоть мы и из разных племён, знаю, что он не хвастается, когда говорит о могуществе Ходонозауни».

«А не может ли быть так, сэр, что вас обманула ваша дружба?»

Роберт удивлённо посмотрел на него. Мужчина держался так, словно
что-то замышлял, и поэтому он не ответил сразу, но де
Курсель, сидевший рядом с ним, слегка наклонился вперёд и сказал:

"Возможно, мистер Леннокс, вы еще не были официально представлены
шевалье, шевалье Пьеру Буше, который всего год назад
Парис, но который уже является хорошим и верным товарищем".

"Нет, я не думаю, что меня обманули", - ответил Робер, сохраняя самообладание.
и поклонился в ответ на представление. "Ходеносауни, более известные
вам как ирокезы, являются очень могущественной лигой, как могут сказать многие из
деревень Канады ".

Лицо мужчины потемнело.

"Разумно ли, - спросил он, - напоминать нам о жестоких деяниях, которые совершили над нами
ирокезы",

Но вмешался де Курсель.

"Мир! Мир, шевалье!" Сказал он добродушным тоном. "Мистер Леннокс
не имел в виду никаких намеков. Он просто констатировал факт, чтобы доказать утверждение ".

Шевалье погрузился в молчание, но Роберт видел, как смотрела
пройти между ними, и он мгновенно стал острым и пристальным. Что же
он имел в виду? Слова предупреждения Виллет вернулась к нему. Чем больше он изучал
Буше, тем меньше тот ему нравился. Своим худым лицом, большим крючковатым
носом и длинными костлявыми пальцами, похожими на когти, он напоминал ему какую-то огромную
хищную птицу. Он также заметил , что, пока остальные пили вино ,,
хотя он сам этого не сделал, Шевалье был единственным в своем
смотреть, кто же воздержался.

Ужин был давно. Одна или две дамы пели под музыку, другая
танцевала, а затем де Галисоньер полным, округлым тенором спел
"Авиньонский мост".

 "Hier sur le pont d'Avignon
 J'ai oui chanter la belle
 Lon, la,
 J'ai oui chanter la belle,
 Elle chantait d'un ton si doux
 Comme une demoiselle
 Lon, la,
 Comme une demoiselle."

Это было необычайно привлекательно, и на мгновение на глаза у меня навернулись слезы.
все те, кто родился во Франции. Они видели открытые поля, каменные заборы
и тяжёлые гроздья винограда, свисающие с виноградных лоз, а не огромные
реки, бескрайние озёра и могучую дикую природу, простиравшуюся почти до их ног. Но это было лишь на мгновение. Это был Квебек, столица французской власти в Америке, и они находились во дворце интенданта, в самом его сердце. Смех, который на мгновение или два затих,
снова разразился, и шевалье Пьер Буше снова заговорил с Робертом.

"Песни нашей Франции прекрасны", - сказал он. "Ни в одной другой нет столько поэзии и навязчивой тоски".
в них так много.

Юноша, как и прежде, уловил скрытый вызов в замечании, которое
в противном случае показалось бы неуместным, и гневное противоречие
быстро сорвалось с его губ, но при воспоминании о словах Уиллета
предупреждающий взгляд, и он снова сдержался.

"У Франции есть много прекрасных вещей", - ответил он спокойно.

"Хорошо сказано, Мистер Леннокс! Комплимент для нас от одной другой расы
стоит иметь", - сказал де Курсель. Но Роберту показалось , что он это видел
многозначительный взгляд проходит во второй раз между де Курселем и
Boucher. Долгий ужин подходил к концу, и приглашенные гости прошли
в частный бальный зал, где оркестр заиграл танцевальную музыку. В
другом бальном зале, предназначенном для широкой публики, люди
уже танцевали, и играл другой оркестр.

Теперь Биго был в своей стихии, преисполненный важности и хорошего настроения,
непринужденный, грациозный, шутил с мужчинами и женщинами, желая миру добра,
зная, что может выдоить из королевской казны деньги, которые у него были
провести этот вечер, не испытывая угрызений совести. Кадет
находился рядом со своим влиятельным партнёром, а Пеан, Морин, Пениссо и
Корпрон были неподалёку. Роберт с интересом осматривал бальный зал,
который был роскошно украшен. Балкон уже был заполнен зрителями,
которые собирались посмотреть, как танцуют лорды и леди. Ничто не
сдерживало их. Не было ни отца Друайя, чтобы сделать выговор, ни всех
_порядочных людей_, за исключением нескольких молодых офицеров, таких как де
Галисоньер, которые им сочувствовали.

Они начали танцевать под лёгкую, непринуждённую музыку, и Роберту всё
Теперь женщины казались ему красивыми и грациозными, а все мужчины — весёлыми и галантными. Он и сам мог бы танцевать новейшие танцы и собирался вскоре это сделать, но пока он будет ждать, стоя у стены и наблюдая. Уиллет подошёл к нему и, очевидно, хотел что-то шепнуть, но де Курсель, стоявший рядом с юношей, со смехом вмешался.

  «Никаких секретов, мистер Уиллет», — сказал он. "Никаких серьезных вопросах может быть
обсудить на интендантском мяч. Это одно из наших правил, что, когда мы
работы мы работаем и когда мы играем, мы играем. Это полезный урок, который вы
Бостонцам следует научиться".

Затем подошел Жюмонвиль и заговорил с охотником так прямо,
что тот был вынужден ответить, и вскоре его увели
прочь, оставив Робера с де Курселем.

"Ты, по крайней мере, танцуешь, не так ли?" - спросил де Курсель.

"Да, - ответил Робер, - я научился этому в Олбани".

"Найти тебе партнера?"

- Через некоторое время, если вы будете так добры, полковник де Курсель, но
сейчас я бы предпочел посмотреть, как танцуют остальные. Самое блестящее собрание.
Я никогда не видел ничего подобного.

"Блестяще для Квебека, - раздался голос у него за спиной, - но тебе следует отправиться в
Париж, самое сердце мира, где можно увидеть огромное удовольствие и
великое великолепие в самом счастливом сочетании ".

Это был мрачный веснушчатый Буше, и снова Роберт уловил
в его голосе скрытую нотку вызова. Помимо его воли кровь в его жилах закипела
.

"Я мало что знаю о Париже", - сказал он. "Я никогда там не был,
хотя надеюсь когда-нибудь побывать, но Квебек сегодня вечером дарит и удовольствие, и
великолепие в высшей степени".

"Ты не хочешь сказать, что провинция Квебек, как и мы, французы постарались
построить его здесь, в новом мире, можно сравнить с Парижем?"

Роберт уставился на него в изумлении. Обе манеры и тон были теперь
конечно, агрессивные, и, насколько он мог видеть агрессивного о
ничего. Зачем кому-то поднимать проблему между Квебеком и Парижем, и
прежде всего в такое время, там, на балу у Бигота? Он отказался быть втянутым
в спор и, слегка пожав плечами, отвернулся
ничего не ответив. Он услышал, как Буше снова повысил голос, но де
Курсель со смехом отмахнулся от него.

"Пойдем! пойдем, мой Пьер", - сказал он. "Ты слишком легкомысленно относишься к подозрениям, что
кто-то бросает тень на наш любимый Париж. Возможно
мы с тобой будем иметь удовольствие когда-нибудь показать великий город мистеру
Ленноксу.

Он взял Роберта под руку и увлек его прочь.

"Не обращай внимания на Буше", - сказал он. "Он имеет некоторую резкость манеры
порой, хотя он-добрая душа. Он не может нести за кого
предлагаю еще один город, еще один из наших, возможно, конкурент
Пэрис в любом конкретном случае. Это его любимая преданность, и мы не будем мешать ему в этом.
Вот твой друг Тайога, он стоит у стены, скрестив руки на груди. ...........................
........... Какой великолепный дикарь!"

"Он не дикарь. Тайога получил образование в наших школах, и у него есть и то, и другое
знания белого человека и краснокожего. Он имеет достоинства, тоже
обе расы, и лишь немногие, очень немногие из их пороков".

"Ты энтузиаст о своем друге".

"И ты был бы таким, если бы знал его так же хорошо, как я. Эта маленькая речь
, которую он произнес, показала его мужество и величие его души ".

"Сказанная в такое время, она была очень привлекательной. Я не хочу хвастаться
своей расой, мистер Леннокс, но французы всегда откликаются на галантный поступок ".

"Я знаю это, и я также знаю, что если мы, англичане, американцы или
Бостонцы, как вы нас называете, если мы вступим с вами в войну, то вряд ли найдётся более предприимчивый или опасный противник.

Полковник де Курсель поклонился в ответ на комплимент, а затем кивком указал на Тандакору, который тоже стоял у стены, огромный, угрюмый и похожий на вспышку красного пламени, закутанный в своё длинное алое одеяло.

"Он, по крайней мере, дикарь, — сказал он.

— Это я охотно признаю, — сказал Роберт.

 — И, как вы знаете из обвинений, которые он выдвинул против вас, он
желает вам и вашим товарищам зла.

 — Я знаю это из этих обвинений и из событий, которые произошли с тех пор.
Тандакора - дикарь до мозга костей, и поэтому я и мои товарищи
должны остерегаться его ".

"Но оджибвей - наш преданный друг", - раздался резкий голос за
его плечом.

Он обернулся и, увидев опущенное лицо Буше, снова был
поражен. Де КурОн не дал юноше времени ответить. И снова со смехом отмахнулся от Буше.

"Пьер, друг мой," сказал он, "ты, кажется, сегодня ищешь повод для ссоры. Я не позволю вам с мистером Ленноксом ссориться из-за манер, привычек и личных качеств Тандакоры. Пойдёмте, мистер
Леннокс, я собираюсь представить тебя даме, с которой ты будешь танцевать.

Роберт отошёл с ним и увидел, что Буше, оставшийся позади, хмурится, но он танцевал с дамой и другими, и, когда волнение от этого момента снова охватило его, он забыл обо всём.
Буше. Он также заметил, что де Галисоньер отбросил сдержанность
и погрузился в веселье со всем энтузиазмом и восторгом человека, для которого удовольствие естественно. Через некоторое время де Курсель снова взял Робера под руку и сказал: «Пойдём, я тебе кое-что покажу».

 Он повёл его по узкому коридору, а затем в большую комнату, хорошо освещённую, хотя и не так ярко, как бальный зал. Щелчок,
предшествовавший их появлению, подсказал Роберту, что он находится в
знаменитом игорном зале месье Биго. Почти двадцать человек, включая
Сам интендант, кадет и пеан были там, азартно играя в карты или кости.

И, стоя у одного из столов с хмурым выражением на веснушчатом лице, Роберт тоже увидел этого человека, Буше.




Глава XII

Охотник и браво


Робер отвернулся, не желая снова встречаться с Буше, так как чувствовал, что тот скажет что-нибудь провокационное, и, стоя рядом с де Курсель, наблюдал за игроками. Воздух был раскалён, а лица мужчин напряжены и взволнованны. Всё это было крайне нездорово, и он чувствовал отвращение, но в то же время это его завораживало.
увлечение из-за любопытства. Он увидел, как Буше начал играть, и, когда
последний держал свои карты, снова обратил внимание на его толстые и сильные, но гибкие
запястья. Необычные у них были запястья, и Роберт знал, что в них хранится необычное
количество силы.

Вскоре Биго заметил Роберта и попросил его сыграть, но парень
отказался, и у него хватило смелости сказать, что он никогда не играл. Биго
рассмеялся и покачал головой.

«Ах, вы, пуританские бостонцы! — сказал он. — Вы никогда не научитесь жить».

Затем он вернулся к своей игре.

"Я думаю, — сказал Роберт, на которого начинали действовать жара и спертый воздух, —
— Я бы хотел выйти на улицу и подышать свежим воздухом, — сказал де Курсель.

— Здесь как в теплице, — сказал де Курсель.

 — Отсюда всего один шаг до маленького садика, где мы сможем найти столько свежего воздуха, сколько захотим.

— Тогда показывайте дорогу, — быстро сказал Робер. Ему не терпелось выбраться из комнаты, и не только ради свежего воздуха, но и потому, что это место душило его. После периода возбуждения и умственного опьянения наступила реакция. Цвета становились всё более тусклыми, аромат в воздухе превратился в яд, и он жаждал выйти на свежий воздух.

Де Курсель открыл маленькую дверь, и они вышли. Роберт не заметил, что Буше тут же отложил свои карты и последовал за ними. Перед ними была покрытая травой лужайка с кустами роз по краям, а за ними в сумерках виднелись холмы, река и дальний берег. Воздух, овеваемый лёгким ветерком, был чистым и свежим, и, глубоко вдохнув его, Роберт почувствовал, как проясняется и холодеет его голова. Несколько
мужчин прогуливались по саду. Один из них был Жумонвиль, а остальных
он не знал.

"Прекрасное место и прекрасный вид," — сказал Роберт.

"Но с Монмартра в Париже можно увидеть гораздо большее города", - сказал
Буше у его локтя.

Роберт повернулся сердито посмотрела на него. Он почувствовал, что этот человек каким-то образом
преследует его и что он уже достаточно выстоял.

"Я не разговаривал с вами, месье Буше", - сказал он.

"Но я говорил с тобой, моя юная бостонская веточка".

Он говорил с резкостью, и теперь де Курсель не вмешивался.
Остальные, услышав громкие и резкие слова, приблизились. Жумонвиль подошел совсем близко.
он пристально рассматривал Роберта, очевидно, с любопытством
посмотрим, что он сделает. Юноша изумленно уставился на Буше, но тот
проявил максимум самообладания.

"Я знаю, что ты говорил со мной, Месье Буше, - сказал он, - но как я это делаю
не вижу никаких релевантности, в своем выступлении я буду просить Вас извинить меня. Я
Пришел сюда просто подышать свежим воздухом с полковником де Курселем.

Он отвернулся, ожидая, что де Курсель продолжит прогулку вместе с ним, но
фигура француза напряглась, и он не двинулся с места. Внезапно показалось, что подул
ветер враждебности. Где-то в сумерках кто-то
негромко рассмеялся. Лицо Роберта пылало, но он по-прежнему владел собой
.

— И вы уйдёте после того, как оскорбили меня, — ухмыльнулся Буше.

 — Вы сами первым меня оскорбили.

 — Если вы так считаете, я готов ответить вам тем же.

 Буше скрестил руки на груди, сложив мощные запястья, и уставился на Роберта, уродливо скривив губы. Это был тот же взгляд,
что и у Тандакоры, а на заднем плане виднелась огромная зловещая фигура индейца, окутанная пламенем. Он также увидел де Мези, который ухмылялся в наглом торжестве.
Де Курсель, от которого он имел право в то время ожидать
дружбы или, по крайней мере, поддержки, отдалился еще дальше.

- Я здесь гость, - сказал Робер, - и я не ищу неприятностей. Я не хочу
нарушать гостеприимство месье Биго, участвуя в ссоре
в его саду.

Снова этот легкий смех донесся откуда-то из сумерек, и снова
Лицо Робера вспыхнуло, но он по-прежнему держал себя в руках.

- Сегодня утром ты был достаточно готов сразиться с графом Жаном де Мези, - сказал
Буше: "зная, что он был не в форме и что у тебя был навык
с мечом, о котором он и не подозревал".

Правда всего этого вспыхнула перед Робером с уверенностью
убеждения. Вся ситуация была подстроена, и де Курсель был
одним из ее руководителей. Его привели в сад, чтобы там ему могли навязать драку
. Буше был бравым и, несомненно,
великим фехтовальщиком. Теперь он понял секрет этих толстый гибкий
запястья и оскорбление человека образом. Кровь застыла у него в жилах
на мгновение или два, но это пошло ему на пользу, охладив голову и
оживив разум. Его сердце билось ровно.

"Я благодарю вас, месье де Курсель, - сказал он, - за ваши действия в этом
вопросе, который я теперь понимаю. Это правда, что в некоторых отношениях это отходит
от того, что я понимаю как кодекс и практику французского джентльмена
, но, несомненно, сэр, это ваше право изменять эти
стандарты по своему усмотрению ".

Де Курсель покраснел, закусил губу и замолчал.

"Очень хорошенькая! Очень хорошенькая!" - усмехнулся Буше. "Но французские джентльмены -
лучшие судьи в своих манерах и морали. У вас есть ваш меч,
сэр, а у меня свой. Здесь прекрасное открытое пространство, хорошо освещенное солнцем.
Луна взошла, и нет времени лучше, чем сейчас. Вы будете стрелять, сэр?

— Он не будет, — раздался голос за плечом Роберта, и он сразу же узнал его.
Он внезапно почувствовал, что его поддерживает огромная стена.

 Он больше не был один среди замышляющих зло врагов.
— А почему он не будет, и какое вам до этого дело? — спросил Буше угрожающим тоном.

Уиллет сделал шаг вперёд, его фигура была высокой и внушала страх. Прямо за ним стоял Тайога. Роберт никогда не видел, чтобы охотник выглядел выше или
ещё больше разгорелся праведным гневом. Но это был гнев, который пылал, как раскалённое добела пламя, и в нём была смертельная угроза.

  «Он не будет стрелять, потому что его привезли сюда, чтобы вы, грубиян и нахал, убили его, — ответил Уиллет, сурово глядя в самую глубину глаз Буше. — Мне нравятся французы, и я знаю, что они храбрый и честный народ. Я не думал, что среди французских джентльменов найдётся столько предателей и убийц.

В сумерках никто не смеялся. Тишина была напряжённой. Дул холодный ветер.
по лицу Роберта, и он чувствовал себя заново, что непобедимый чемпион стоял
на его стороне. Буше нарушил тишину с презрительным смехом.

"Прочь с дороги, сэр", - сказал он. - Это дело тебя не касается. Если он
не обнажит оружие и не будет защищаться, я покараю его плоской стороной моего
меча.

"Ты этого не сделаешь", - сказал охотник своим холодным, взвешенным тоном. "Вместо этого ты будешь
драться со мной".

"Моя ссора не с тобой".

"Но это скоро произойдет".

Рядом с Уиллетом рос розовый куст, корни которого были засыпаны свежей землей.
Внезапно наклонившись, он набрал горсть и с силой швырнул ее в
лицо браво. Буше выругался себе под нос, отступил назад и
смахнул землю.

- Вы заслужили преимущество, сэр, - сказал он, - хотя я оставляю за собой
право поговорить с мистером Ленноксом позже. Жаль, что мне пришлось
тратить свое оружие на обычного охотника. Я призываю всех вас в свидетели того, что
эта ссора была навязана мне ".

— «Ваша жалость делает вам честь, — сказал охотник, — но в ней нет необходимости.
 Лучше бы, сэр, если бы у вас был такой большой запас этого товара, что вы могли бы оставить немного себе.  А что касается вашего внимания к
Мистер Леннокс, после этого, я думаю, эта встреча не состоится ".

Из толпы донесся протяжный вздох. Этот странный охотник говорил уверенным тоном
значит, он должен знать о мече не так уж мало. Де
Галисоньер только что вышел в сад и собирался заговорить, но
когда он увидел, что Виллет стоит лицом к лицу с Буше, он промолчал
.

"Роберт, - сказал охотник, - ты даешь мне полное право на эту твою ссору"
?

"Да, это твое", - ответил юноша, понимая, что охотник
не может быть отказано, и имеет высшую уверенность в нем.

- А теперь, месье Буше, - продолжал Уиллет, - чем быстрее, тем лучше.
Мистер Леннокс будет для меня второй и я рекомендую вам выбрать для вашего
один из трех господ, полковник де Курсель, граф де M;zy или
Капитан де Jumonville, все они сговорились, чтобы привести мальчика в этом
сад и до его смерти".

Лица всех троих побагровели.

- И, - сказал охотник, - если кто-нибудь из трех джентльменов, о которых я
упомянул, почувствует потребность в удовлетворении после того, как я позабочусь о
Месье Пьер Буше, я буду очень рад удовлетворить его.

Де Мези, придя в себя и приняв вызывающий вид, взял на себя роль
секунданта Буше. Уиллет снял сюртук и жилет и протянул
их Роберу, рядом с которым теперь стоял Тайога. Затем он обратил его
меч и сбалансированного это мгновение в его руке, прежде чем он обхватил ее слегка
но крепко за рукоять.

Еще один долгий вздох вышел из толпы, выросла. Каждый мужчина
там понимал, что затевается что-то необычное. Большинство из них знало, кто такой Буше, но охотник был для них загадкой, тем более интересной, что его окружала тайна. И
интерес усилился, когда они увидели его быстрые, легкие движения, его
удивительную легкость для такого крупного мужчины и то, как рукоять
его меча ложилась в его руку, как будто они давно были братьями.

"Я призываю вас всех в свидетели еще раз, - сказал Буше, - что эта ссора
была навязана мне, и что у меня не было желания убивать бродячего охотника
из бостонцев".

Уиллет пока ничего не ответил. Он занял свою позицию, и Буше
занял свою. Секунданты подали команду, их мечи лязгнули друг о друга, и
они отступили назад, каждый искал брешь в защите другого.
Затем до браво дошло, что перед ним стоит фехтовальщик. Но он
не испытывал ни малейшего страха. Он знал свое мастерство и силу.

"Странно, что охотник что-то знает о мече", - сказал он.
"но, похоже, ты знаешь, и этот факт меня очень радует. Я бы
нет, он сказал, что я срубил невежественный человек".

"А еще можно сказать", - ответил охотник. - Ты помнишь того
парня, Гастона Лафита, с которым ты дрался за Люксембург около двадцати
лет назад?

Лицо Буше внезапно пошел мертвенно-белым, и, на мгновение, он
дрожали.

"Кто ты такой, ты, охотник за мумиями?" он закричал. "Я не знаю никакого Гастона Лафита".

"Вот ты и врешь, Буше. Ты знал его достаточно хорошо и не сможешь забыть
даже если захочешь. Это видно по твоему лицу. Хорошо, что у тебя тогда были
могущественные друзья, иначе тебе скоро исполнилось бы двадцать лет
на галерах.

Кровь снова бросилась в лицо Буше, пока оно не стало ярко-красным,
и он яростно атаковал. Мало кто из мужчин смог бы устоять перед этим мощным
и хитрым нападением, но Уиллет встречал его на каждом шагу. Всегда
сверкающая сталь отводилась в сторону, и охотник, хладнокровный, терпеливый и
настороженный, он выглядел как человек, который с абсолютной верой выжидал своего часа.

У зрителей вырвался вздох. Знамения предвещали нечто необычное.
но здесь было нечто большее, чем они ожидали или надеялись. В
лучший фехтовальщик, которого Франция могла посылать были проверены и
провел на неизвестного охотника, на Bostonnais, среди которых никто не будет
искать мечом. Они остановились, чтобы перевести дух, а Буше из-под
его темные брови уставился на охотника.

"Ряженый", - сказал он. "Вы утверждаете, что знаете кое-что обо мне. То, что другие лгут
обо мне вы можете сказать?"

«Не нужно лгать, Пьер Буше. Был Рауль де
Бассомпьер, которого ты заставил сражаться с тобой, прежде чем он
оправился от болезни. Его кровь до сих пор на твоих руках. Время её не
высушило. Смотри! Смотри! Видишь красные пятна на своих запястьях!»

Буше, снова побледневший как смерть, поспешно опустил взгляд, а затем яростно выругался. Охотник рассмеялся.

"Это правда, Буше," сказал он, "и все здесь знают, что это правда. Зачем говорить неправду? Я не держу её в запасе, и я доказал, что она мне не нужна. Ну же, если ты желаешь мне смерти, нападай снова, но помни
что я не какой-то необученный мальчишка, Гастон Лафит, и не Рауль де
Бассомпьер, ослабевший от болезни.

Буше бросился на него, и Роберту показалось, что он слышит, как сквозь зубы у того свистит
раздражённое дыхание. Затем он успокоился, взял себя в руки и продолжил
атаку. Его вторая атака была ещё опаснее первой, и он продемонстрировал всю силу и хитрость великого фехтовальщика, которым он и был. Виллет медленно отступал, и зрители начали
аплодировать. В конце концов, Буше был французом и одним из них,
хотя это были не лучшие из французов, собравшихся там в
в тот вечер в саду никого не было - кроме де Галисоньера и еще одного или двух человек.

Роберт наблюдал за охотником и увидел, что его дыхание все еще ровное
и легкое, а взгляд такой же спокойный и уверенный, как всегда. Затем его
Вера, растерявшись на мгновение, вернулся. Буше был еще не в состоянии
пробить охраны жизни стали, и, когда они остановились во второй
время для дыхания каждого был еще нетронутым.

"Ты фехтуешь, я признаю это", - сказал Буше.

"Да, лучше, чем неотесанный парень, Гастон Лафит или Рауль де
Бассемпьер, который был болен, и больше трети тех, кого я помню.

"Что ты имеешь в виду, маммер?"

"Был некий Раймонд де Невилл, который играл в кости с другим человеком.
кого я могу назвать. Невилл сказал, что другой сжульничал, но он был
великим фехтовальщиком, в то время как Невилл был всего лишь неважным фехтовальщиком, и
другой убил его. Тем не менее, они говорят, что обвинения Невилла были правдой. Назвать ли мне имя
этого человека, Буше?

Буше, побагровев от ярости, бросился на него.

"Маммер!" закричал он. "Ты слишком много знаешь. Я навсегда закрою тебе рот!

Теперь Буше показалось, что перед ним стоит настоящий демон меча.
Его собственный яростный натиск был встречен, и он был отброшен назад. Призраки меча... Призраки меча...
Мальчик Гастон Лафит, больной Рауль де Басемпьер и равнодушный фехтовальщик Раймон де Невиль, которого обманули в карты, вернулись и помогли Виллету орудовать его оружием. Его фигура
расширилась и выросла. Его клинок больше не был стальным, это была полоска
молнии, которая плясала вокруг тела и лица ослеплённого храбреца. Это
было правдой, что за рукоять меча держались руки четырёх человек: призраки
трёх, которых он давно убил, и Уиллет, стоявший перед ним во плоти.

По толпе прокатился ропот восхищения.  Многие из них
Они приехали из Парижа, но никогда прежде не видели такого фехтования.
Кем бы ни был охотник, они видели, что он был лучшим фехтовальщиком из всех.  Они тихо окликнули Буше: «Будь осторожен!»
 «Будь осторожен!» «Береги силы!» — говорили они.  Но де Галисоньер
стоял, плотно сжав губы, и молчал. Роберт и Тайога также не чувствовали необходимости
что-либо говорить своему чемпиону.

Теперь Буше впервые в жизни почувствовал, что встретил человека
получше. Великий дуэлянт , который так величественно разыграл его на протяжении всего
постоялые дворы и улицы Парижа смотрели с возрастающим ужасом в корме,
обвиняющий взгляд, что столкнулся с ним. Но он не всегда и не Виллет. Это
был призрак мальчика, Гастон Лафит больного Рауля де
Бассемпьера и равнодушного фехтовальщика Раймона де Невилля, который
направил клинок охотника, и его лоб стал холодным и влажным от
пота.

Де Галисоньер двинулся в толпе, пока не встал рядом с Робертом и
Тайога. Возможно, он был единственным из "honn;tes gens" в саду
, и хотя он был французом, первым, последним и навсегда, он
зная, кем был Буше и что он собой представлял, он понимал причину
почему Робера втянули в сад, и он был готов увидеть
наказание человека, который должен был стать кровавым орудием
сюжет.

"Чудо разрушит самые лучшие планы", - сказал он де Курселю.

"Что вы имеете в виду, де Галисоньер?" - спросил де Курсель с демонстрацией
бесстыдства.

- Что неизвестный охотник должен доказать, что он лучший фехтовальщик, чем
твой великий дуэлянт и браво, Буше.

- Почему ты называешь его моим дуэлянтом и "браво", де Галисоньер?

«Я так понимаю, что вы привели молодого Леннокса в сад, по-видимому,
по пути он был вашим другом, а когда он оказался здесь, вы отошли в сторону».

 «Вы должны ответить за такие намёки, капитан де Галисоннье».

 «Но не вам, друг мой. Мой меч понадобится в грядущей войне,
и я не собираюсь затуплять его сейчас против того, кто был главным
участником заговора с целью убийства». Возможно, я слишком требователен к тем, с кем сражаюсь, де Курсель, но я таков, какой есть.

 — Вы хотите сказать, что не будете сражаться со мной?

 — Разумеется, нет. Встреча приведёт к тому, что причины для неё будут устранены.
нет, и нас не так много здесь, в Канаде, чтобы эти причины не стали известны всем.
и вам, я полагаю, не понравилось бы распространение
такого знания. Интендант - могущественный человек, но маркиз
Дюкейн - глава нашей военной жизни, и ему было бы неприятно
услышать, что один из его офицеров столь высокого ранга натворил здесь сегодня вечером."

Вся кровь покинула лицо де Курсель, и он дрожал от гнева, но он
знал, что в его сердце что-де Galisonni;re говорит смертельной правды. Кроме того,
весь план пошел наперекосяк. А ведь он был так хорошо разработан.
Кто бы мог подумать, что странствующий охотник появился бы на таком
время взять все дело в свои руки и доказать, что он лучше
фехтовальщик, чем Буше, который был известен не имели себе равных в
Франция. Это был единственный несчастливый случай на миллион! Нет, это было хуже!
Это было чудо, которое появилось против них, и в этом де
Галисоньер сказала правду. Ярость и ужас пронзили его сердце,
ярость из-за того, что план, разработанный так гладко, провалился, и ужас за себя.
Нет, он не стал бы бросать вызов де Галисоньеру.

"Вы должны заметить, де Курсель, - сказал молодой капитан, - что Буше
близок к истощению. Возможно, ни один другой человек в мире не смог бы
так хорошо противостоять его чудовищному нападению, но единственный охотник
кажется, что он единственный человек в мире, по крайней мере, с мечом. Теперь
секунды дадут им небольшую передышку, прежде чем они сомкнутся снова, и,
Я думаю, в последний раз.

- Ради Бога, де Галисоньер, прекрати! Здесь и без тебя достаточно плохо!
"Нечестивое ликование"!

"Достаточно плохо" и "нечестивое ликование", де Курсель! Вовсе нет! Это очень
что ж, и мое удовольствие оправдано. Я боюсь, что злодейство не всегда
наказывается так, как должно быть, и редко в драматической манере, которая бросается в глаза
и которая обладает мощной силой примера. Ах, нечестный удар
прежде, чем секунданты дали слово! Буше сошел с ума! Но мы с вами
не будем беспокоиться о нем, поскольку он скоро заплатит за это. Мне
кажется, я вижу перемену во взгляде охотника. Он стал необычайно суровым
и свирепым. У него взгляд палача.

Де Галисоньер угадал правильно. Когда был нанесен предательский удар и
едва успев вовремя отвернуться, сердце Уиллета ожесточилось. Если бы Буше был жив,
он был бы жив, чтобы добавить новых жертв к тем, кто ушел раньше. В
вся волокна человека, тела и души, был ядом, ничего, кроме яда, и
убитых трое, которых Виллет знал, кричал на него, чтобы взять
месть. Он начал кричать "браво", и последователи Буше замолчали
. Де Галисоньер был не единственным, кто заметил перемену
во взгляде охотника.

"Вы должны заметить, де Курсель, - сказал он, - что ваш человек, Буше,
поплатился жизнью".

"Он не мой человек, де Галисоньер!"

- Вы вынуждаете меня повторить, де Курсель, что ваш человек, Буше,
пожертвовал собственной жизнью. Нехорошо наносить нечестный удар по
непревзойденному фехтовальщику. Но я предполагаю, что это тяжело для убийцы изменить
его инстинкты. Ах, какой удар! Какой удар! Он был так стремителен, что я
увидел только вспышку света! Итак, наш друг Буше ускорился! И
если разобраться в сути дела, де Курсель, то именно ты
помог ему ускорить его!"

Де Курсель, не в силах больше выносить, зашагал прочь. Буше лежал на спине.
"Браво" провел свой последний бой. Уиллет посмотрел вниз на
он слегка покачал головой, но не почувствовал угрызений совести. Призраки
необученного мальчика Гастона Лафита, больного человека Рауля де
Бассемпьера и Раймона де Невилля, убитого в игре в кости,
направляли его руку, и именно они нанесли удар. Роберт помогал
ему надеть жилет и сюртук, когда группа мужчин, Фанатик, кадет,
и Пеан во главе с ними, вторглись в сад.

"Что это? Что это? - воскликнул Биго, уставившись на неподвижную фигуру.
распростертая фигура с закрытыми глазами.

Затем заговорил де Галисоньер, и Робер был ему очень благодарен.

«Как видите, сэр, это сделал мистер Уиллет, и если у кого-то и есть оправдание, то у него. Ссора была навязана ему, и во время паузы Буше нанёс подлый удар, который, если бы не выдающееся мастерство мистера
Уиллета, оказался бы смертельным и запятнал бы честь всех французов в Квебеке. Полковник де Курсель засвидетельствует правдивость всего, что я сказал, не так ли, де
Курсель?

«Да», — сказал де Курсель, хотя его трясло от гнева.

"И граф Жан де Мезье тоже. Он тоже готов дать показания и
поддержи меня в том, что я говорю. Не так ли, де Мези?

"Да", - сказал де Мези, багровые пятна на его лице стали еще ярче.

"Тогда, - сказал интендант, - я не вижу ничего другого, как похоронить Буше.
Он был всего лишь сварливым парнем с не слишком хорошей репутацией во Франции.
И пока держи это в секрете от дам.

Он вернулся со своими придворными в дом, и танцы продолжились,
но Роберт почувствовал, что больше не может оставаться. Такой цинизм потряс
его, и, отдав дань уважения Биго и его друзьям, он ушел с
Тайогой и охотником в гостиницу "Орел".

"Это был отличный бой", - сказал Tayoga, как они стояли на улице и дышали
прохладный, добро пожаловать воздуха. "Что Hayowentha был с луком и стрелами
великий медведь с мечом".

"Я не хочу забрать человеческую жизнь", - сказал Хантер", а это вряд ли
мне кажется, что я сделал это сейчас. Я чувствую, как если бы я был инструментом
в чужих руках, придавая Буше наказание отложено, так
длинные".

"Не будет никаких проблем", - сказал Tayoga. "Я прочел выражение лица
Фанатика, и там не было гнева. Возможно, он был рад избавиться от
человека по имени Буше. Убийца временами становится обузой ".

Но Уиллет оставался молчаливым и задумчивым.

- У меня такое чувство, Роберт, - сказал он, - что наша миссия в Квебеке
провалится. Мы через слишком многое прошли, и все признаки против нас.
Что касается меня, я собираюсь готовиться к войне".

"Может быть, генерал-губернатор прибудет завтра, - сказал Роберт, - и если так, то
мы сможем отдать ему наши письма и уйти. Я был рад приехать в Квебек, и
Я буду так же рад уехать ".

"И мы снова можем увидеть домики ходеносауни", - сказал Тайога, его
глаза заблестели.

"Да, Тайога, и я буду рад снова оказаться среди твоего великого народа,
охотников с холмов".

Было около двух часов ночи, когда Роберт лёг спать и проспал очень долго. Уиллет проснулся вскоре после рассвета, оделся и подошёл к окну, где стоял, рассеянно глядя на угасающий солнечный свет на зелёных холмах, хотя гораздо ярче помнил события прошлой жаркой ночи. Он был человеком, который не одобрял кровопролития,
хотя это была тяжёлая и суровая эпоха, и убийство Буше,
которое добавило бы ещё одну жертву к его списку, не беспокоило его даже на следующее утро. В его голове была мысль, выраженная так сильно,
что мельницы Божьи мелют медленно, но они мелют чрезвычайно мелко.
Однако его тревога оказаться вдали от Квебека росла с каждым часом.
Опасности были слишком велики, и к тому же они имели дурную привычку постоянно возрастать
.

Когда Роберт проснулся, он обнаружил, что охотник и Тайога ждут его.

"Я заказал завтрак", - сказал Виллет", и она будет ждать нас, как
только как вы одеваетесь. После этого мне нужно будет выполнить некоторые
формальности в связи с происшествием прошлой ночью, а затем, если генерал-губернатор
прибудет сегодня днем, мы сможем доставить наши письма и отбыть.
Кажется странным, Роберт, что мы пробыли здесь так недолго и
что и ты, и я должны драться на дуэлях. Возможно, сегодня настанет очередь Тайоги
и ему тоже придется драться."

"Нет, если только Тандакора не разыщет меня", - сказал молодой Онондага.

"Ты видел, что с ним стало прошлой ночью, Тайога?" - спросил Уиллет.

- Я наблюдал за ним все время, пока вы дрались с французом, и я
наблюдал также, когда мы вернулись в гостиницу. Он бы охотно
метнул в темноте томагавк в голову любого из нас, но он знал,
Я наблюдал, и он не посмел.

"И что Оджибве дикарь-это еще одна из наших бед. Он ушел в чистоте ума
с его ненавидят нас."

Их поздний завтрак был подан Берье мсье себя с гораздо
уважением и некоторым трепетом. В большой комнате также проведено много больше гостей, чем
обычно в такой час, но большинство из них почти ничего не ел, только яйцо или
свернуть, что ли, или они прохлаждаются за чашкой кофе, оставляя большую часть
их внимание в течение Виллета, с которым они тайно считать, но с
чрезвычайный интерес. Юноша, который был с ним, показал себя прекрасным фехтовальщиком
, как мог засвидетельствовать граф Жан де Мези, но мужчина постарше,
который представляется охотником, и который утверждал, что был такой
мастер оружия, как никогда прежде не появлялась в Новой Франции. И это
французские офицеры говорили, что равного ему не найти и в
старой Франции. Интерес, вызванный его славой, был усилен
тайной, которая окутывала его, и они уделяли ему внимание, которое вовсе не было
враждебным. По правде говоря, оно сильно смешивалось с восхищением. A
к человеку, который устранил Пьера Буше, как он это сделал, следовало относиться
с уважением. Буше дал все обещания стать публичным
опасность в Квебеке, и, возможно, они должны быть благодарны охотнику,
Хотя он и был бостонцем.

Ближе к вечеру они получили известие, что приехал маркиз Дюкейн
и примет их. Они снова оделись с величайшей тщательностью
и направились к замку Святого Людовика. Они нашли человека,
внешне и манерами сильно отличавшегося от интенданта Биго. Высокий,
суровый, принадлежащий к расе, которая считалась очень благородной во Франции,
Маркиз Дюкен не был популярен в Новой Франции. У него не было ни капли
сердечности и непринужденной щедрости Фанатика, поскольку он тратил свои собственные деньги, но
он проявил военную энергию и дальновидность, которым британские губернаторы
на юге были далеки от подражания. Хотя Канада и не любила его, она
уважала его и его смелость, а его отвага и дальновидность произвели глубокое
впечатление на могущественные индейские племена, дружба и союз с которыми были
так важны в грядущей войне.

Порядок Маркиз был высоким, когда он получил три его
палата аудитории, но это был не дефицит вежливости. Он посмотрел
внимательно посмотрел на каждого из них по очереди.

"Как мне сказали, вы прибыли от губернатора Нью-Йорка, - сказал он, - и
судя по тому, что я слышал, он выбрал гонцов, способных произвести фурор. Два дня в Квебеке, и вы уже участвовали в двух дуэлях,
одна из которых закончилась смертью.

 — Милорд, — серьёзно сказал Уиллет, — они не были нашими целями.

 — Я тоже так слышал. Мне тоже говорят, месье Вилле, что вы несравненный фехтовальщик, и это, должно быть, правда, иначе вы не смогли бы победить Буше. Но этот вопрос улажен. Вас не задержат здесь из-за его смерти. Кажется, интендант, месье Биго, сам не хочет продолжать расследование. Но письма из
губернатор Нью-Йорка?

- Они у мистера Леннокса, - сказал Уиллет.

Роберт поклонился и достал из внутреннего кармана жилета письма.
он прошел через столько опасностей. Они лежали в небольшом
мешочке из оленьей кожи, и их было всего два. Снова поклонившись, он вручил
их генерал-губернатору, который сказал:

"Прошу вас, присаживайтесь и извините меня, я отлучусь на несколько минут, пока прочту их".

Он читал медленно, иногда останавливаясь, чтобы обдумать, и когда закончил,
он перечитал их снова.

- Вам и мистеру Уиллету известно содержание этих писем? - спросил он, обращаясь к
Роберту.

"Мы знаем", - ответил юноша. "Их зачитал нам губернатор Нью-Йорка
Перед тем, как запечатать их. Если бы у нас их отняли по пути в
Квебек, и он знал, что путь опасен, мы должны были продолжить наше
путешествие и передать вам сообщение устно ".

"Их природа делает честь как сердцу, так и голове губернатора
НЬЮ-ЙОРК. Он обращается ко мне с личным призывом использовать все свое влияние
против войны, которая, похоже, близка. Он говорит, что Англия и Франция
ничего не выиграют, нападая друг на друга в американских лесах, которые
достаточно большой, чтобы спрятать целые европейские королевства. Но он хочет, чтобы письма
были секретом для него, меня и вас троих, кто их принес. Вы
понимаете это?

Роберт еще раз поклонился.

"Второе письмо объясняет и усиливает во-первых, содержится, я должен
говорят, его опосля. Как я уже сказал, Это очень благородный поступок, но что я могу сделать?
Многим война может показаться внезапным взрывом, но почти всегда она является результатом условий, которые формировались в течение долгого времени. Ваши охотники, торговцы и землемеры продвигались в сторону Огайо, который принадлежит нам.

Он посмотрел на них так, словно ожидал, что они оспорят притязания Франции на территории Огайо, но они благоразумно промолчали.

"Письма не требуют немедленного ответа, — продолжил он. — Его
превосходительство просит меня подумать. Возможно, я отправлю одно из них позже с доверенным курьером на шлюпе или шхуне в Нью-Йорк, и, естественно, я выберу одного из своих офицеров."

— Разумеется, милорд, — сказал Роберт. — Мы не ожидали, что вы откажетесь от
ответа.

Маркиз Дюкен пристально посмотрел на него.

 — Вы говорите так, словно рады, что вам не пришлось выполнять это поручение, — сказал он.
- Возможно, у вас на уме есть что-то еще, что вы хотели бы сделать и
чему помешала бы подобная миссия.

Роберт промолчал, и маркиз рассмеялся.

"Я не буду настаивать на этом вопросе, потому что у меня нет на это права", - сказал он
. "Но я позволю этому остаться предположением".

Затем его взгляд остановился на Тайоге, на которого он смотрел долго и испытующе,
и Онондага встретил его ответным взглядом, пристальным и
непоколебимым.

- Капитан де Галисоньер сказал мне, - сказал маркиз, - что вы
молодой вождь или будущий вождь ирокезов, который, несмотря на вашу молодость
вы много думали и имеете влияние на свой народ. Как относятся
ирокезы к французам, которые желают им добра?"

"Они не забывают, что этот Квебек - стадион одного из их племен"
великий воинственный народ, могавки, - ответил Тайога.

Маркиз вздрогнул и покраснел.

"Квебек наш", - медленно произнес он после должного раздумья. "Вы не можете
отменить то, что было сделано два столетия назад".

"Народы Ходеносауни не забывают, что для них значат два столетия
"

"Когда ты вернешься в Длинный Дом в долине Онондага, и
пятьдесят Сахем встретиться в Совет, рассказать им Onontio только доброта
его сердце для них. Война тучи, что висят над Англией и Францией
растут многочисленные и толстые, и дети мои храбрые и бдительные. Они знают
тропы в лесу. Они путешествуют днем и ночью, и они наносят сильные удары
. Англичане им не ровня."

"Если бы я сказал им то, что говорит мне Ононтио, они бы сказали: "Возвращайтесь обратно
в Квебек, который по праву является Стадионом нашей великой воинственной нации,
ирокезы, и скажи Ононтио, что его слова похожи на песни
птицы, но мы, ходонозауни, не забываем. Мы помним Фронтенака,
и мы помним Шамплена, первого из белых людей, пришедших к нам
с ружьями, о которых мы не знали, убивавшими наших воинов.

«Время всё меняет, Тайога, и ирокезы тоже должны меняться».

Тайога молчал, но его надменное лицо ни на йоту не смягчилось. В
Маркиз собирался больше говорить на эту тему, но у него было проникающее
разум и он увидел, что его слова будут потрачены впустую.

"Мы увидим, что мы увидим", - сказал он. "Мой господин, Его Величество король
Луи, держит свои обещания. Мистер Леннокс, как я понимаю, по-прежнему цепляясь за
мой вывод, пройдет некоторое время, прежде чем вы увидите губернатор штата Нью -
Опять-Йорке. Но, когда ты увидишь его, и если мое письмо еще не дошло до него,
скажи ему, что оно прибудет кораблем в Нью-Йорк. Что касается вас и
ваших товарищей, я желаю вам счастливого пути, куда бы вы ни отправились.
адъютант выдаст вам троим, когда вы будете выходить, паспорта, которые
будут вашим безопасным удостоверением до тех пор, пока вы не достигнете границ Канады. Конечно,
я не могу с уверенностью говорить ни о чем, что будет
случись с вами нечто большее. Мистер Уиллет, мне жаль, что шпага
такая, как у вас, не французская.

Уиллет поклонился, и Роберт тоже. Затем все трое удалились, получив на ходу
свои пропуска о безопасности. В гостинице они поспешили начать
приготовления к отъезду, решив, что сразу перейдут на
южный берег реки Святого Лаврентия и пойдут пешком через лес
пока они не добрались до Ришелье, где в укромной бухте было спрятано каноэ
, принадлежащее Уиллету. Каноэ доставит их на озеро
Шамплейн, а затем они смогут добраться по воде туда, куда пожелают.

Робер написал интенданту благодарственное письмо за его любезность,
выразив общее сожаление, что нехватка времени не позволит им нанести официальный визит, и когда письмо было отправлено с посыльным, де Галисоньер подошёл попрощаться.

"Скорее всего, — сказал он, — если мы встретимся снова, то на поле боя. Я не вижу другого выхода, кроме войны, но если мы встретимся, господин
Уиллет, ты должен пообещать, что не будешь использовать этот меч против меня.

"Я обещаю, капитан де Галисоньер," — сказал Уиллет, улыбаясь, — "но если
война действительно грядет, и я надеюсь, что этого не случится, она будет вестись в основном в лесах.
И там не будет особой необходимости в мечах. А сейчас мы хотим
поблагодарить вас за вашу огромную доброту и помощь ".

Он пожал им всем руки, проявив некоторое волнение, а затем поспешно ушел
. Все трое отложили отъезд, решив провести ночь в гостинице
, но на следующее утро перед рассветом они пересекли улицу Св.
Лоуренс и отправились в путь.




ГЛАВА XIII

ЛУЧНИКИ


Роберт оглянулся и увидел крыши и шпили Квебека, стоящие на своем
могучий утес, и он вспомнил, как много всего произошло за время их недолгого пребывания там. Он мог вспомнить всё, час за часом, и знал, что никогда не забудет ни одной детали. Город был ярким, сияющим, живым в лучах чистого северного солнца, и он видел его таким, каким так часто мечтал увидеть. Какая-то часть его натуры откликнулась на это, но в конце концов его сердце отвернулось от него. В великолепии этого
города, в который он так удачно попал, было что-то горячее и лихорадочное.

"Ты прощаешься с Квебеком, Роберт," — сказал охотник. "Это
там, наверху, все выглядит величественно и сильно, но у меня есть идея, что настанет день, когда
мы придем снова ".

"Американцы и англичане осаждали его раньше, - сказал Роберт, - но
они никогда его не брали".

"Это ничего не доказывает, но теперь мы обратимся к нашему путешествию на
юг. Приятно снова вдохнуть этот чистый воздух, и чем скорее мы
доберемся до глухого леса, тем больше мне там понравится. Что скажешь, Тайога?

Ноздри Онондаги расширились, когда он вдохнул ароматы листьев
и травы, приносимые легким ветром.

"Я жил в доме белого человека в Олбани, - сказал он, - и в нашем
у меня есть собственный бревенчатый дом в долине Онондага, и я знаю, что у англичан и французов
Есть много вещей, которых нет у народов Ходеносауни,
но мы можем обойтись без большинства из них. Если великие начальники были пить
и танцевать всю ночь, как фанатик и его друзья делают, то тогда действительно мы
перестать быть могучей Лиге Hodenosaunee".

Весь тот день они шли пешком, но в большом темпе, дважды демонстрируя французским солдатам свой
пропуск о безопасности, и линия
поселений вдоль реки Святого Лаврентия была настолько тонкой, что, когда наступила ночь, они оказались за ее пределами.
возделанные поля и углубились в густой лес. Все трое, в
дополнение к своему оружию, несли на спине рюкзаки с
одеялами и едой, и когда Уиллет и Тайога опустили их на землю, они испустили долгий
вздох облегчения, как у сбежавших заключенных.

"Домой, Тайога! Домой!" - радостно сказал охотник. "Я ничего не имею против
городов в целом, но я подышал довольно зловонным воздухом в Квебеке, а
здесь он сладкий и чистый. Наступает момент, когда тебе рады, нет дома
кресты ваш взгляд и вы не со всем миром, как это было сделано в
начало. Разве эти деревья выглядят великолепно! Ты когда-нибудь видел более тонкой лот
из нежных молодых листьев? И ночное небо, которое ты видишь там, наверху, было
вымыто и вычищено до тех пор, пока от него не осталось ничего, кроме чистой синевы!

"Да ведь ты всего лишь мальчик, Дейв, самый младший из нас троих", - засмеялся
Роберт. "Вот ты поешь песни о листьях и деревьях, как будто
ты не самый ужасный фехтовальщик в мире".

По лицу Уиллета пробежала тень, но она быстро прошла.

"Давай не будем говорить о Буше, Роберт", - сказал он. "Я не сожалею о том, что я сделал
зная, что это спасло жизни других, но я не буду вспоминать об этом
чаще, чем я могу помочь. Ты прав, когда называешь меня мальчиком, и я тоже.
полагаю, ты тоже прав, когда говоришь, что я младший из троих.
Я так рад быть здесь, что сейчас мне не больше пятнадцати лет. Я
мог бегать, прыгать, смеяться и петь. И я думаю, что леса намного безопаснее
и дружелюбнее, чем в Квебеке. Никто, по крайней мере здесь, не валяется без дела
ища возможности воткнуть тебе рапиру в спину."

Он отстегнул свой меч и положил его на траву. Роберт положил свой рядом с
ним.

"Я не думаю, что нам понадобится использовать их снова в течение длительного времени", - сказал тот.
охотник", но они очень хорошо в качестве украшений, а иногда
украшения стоит. Это впечатляет. Теперь, Tayoga, вас разводят
огонь, и Роберт, вы найдете весна. Приятно чувствовать, что ты
снова на земле, которая не принадлежит никому, и можешь поступать, как тебе заблагорассудится".

Роберт нашел родник менее чем в ста ярдах от него, и вскоре Тайога
разжег рядом с ним костер с помощью своего кремня и стали, на которой охотник
разогрел им еду. Каждый имел малый Кубок олова, из которой он пил ясно
вода, как они ели, и Роберт, эластичный темперамента, радовался с
охотник.

"Ты прав, Дэйв", - сказал он. "Это великолепные деревья, и каждый
листья на них тоже великолепны, и маленький родник, который я нашел, просто великолепен.
Родник почти такой же, какой бывает в лесу. Я спал в хорошей постели в
Гостиница "Орел", но когда я соберу здесь опавшие листья, завернусь в них.
завернусь в одеяло и лягу на них, я думаю, что буду спать лучше, чем раньше.
в четырех стенах. Что ты думаешь о маркизе Дюкейне, Дэйв?

"Человек с характером, Роберт. У него больше военной власти, чем у любого из наших губернаторов.
И если начнется война, он будет опасным противником.

- И она начнется, Дейв?

"Похоже на уверенность. Видишь ли, Роберт, король Франции и
Король Англии сидят на своих золотых тронах, только три или четыре
сотни миль друг от друга, но три или четыре тысячи миль от нас, есть
диспепсические подходят, корчить рожи друг на друга, а вот в лесу мы должны
осенью борется. Даже люди Tayoga-и король Франции и
Король Англии для них ничто, - должны быть включены в него".

"Оба короля претендуют на страну Огайо, которую они никогда не увидят и о
которой они ничего не знают", - сказал Тайога с легким оттенком сарказма,
"но, возможно, он принадлежит людям, которые в нем живут".

"Может и так, Tayoga! Возможно!" - сказала Виллет бодро: "но мы же не ищем
проблемы или неприятные мысли. Мы трое слишком рады снова оказаться в лесу
. Тайога, предположим, ты разведаешь обстановку и убедишься, что поблизости нет врага
. Тогда мы разожжём костёр, пока он не запылает ярко, и будем радоваться.

 — Хорошо! — сказал Тайога и бесшумно скрылся среди деревьев. Роберт тем временем собрал сухие ветки, которые в изобилии валялись повсюду, и сложил их у костра, чтобы использовать.
Но когда Тайоги некоторое время не было, он снова сел, прислонившись спиной к
дереву, делая долгие глубокие вдохи прохладного свежего воздуха и чувствуя, как учащается его
пульс. Охотник сидел в такой же позе, задумчиво глядя
в огонь. Роберт услышал шорох коры над своей головой, но он
знал, что это белка взбирается по стволу дерева, и
время от времени останавливался, чтобы рассмотреть странных захватчиков своего леса.

"Ты видишь белку, Дэйв?" спросил он.

"Да, она сейчас примерно в двадцати футах над тобой, сидит в развилке. Это
красивый крупный парень с пушистым хвостом до сих пор изогнут над спиной, что он
почти касается его головы. Он имеет маленькие красные глаза и он просто сгорит
с любопытством. Свет от камина падает на него так, что я могу видеть.
Возможно, он никогда раньше не видел человека. Теперь он смотрит на тебя, Роберт,
пытается определить, что ты за животное, и составляет оценку
твоего характера и предрасположенности.

"Ты развиваешь свое воображение, Дэйв, но с тех пор, как я увидел, что ты сказал
и сделал в Квебеке, я не удивлен ".

"Ободренный твоей неподвижностью, он оставил развилку и прошел половину пути".
на дюжину футов ниже по стволу, чтобы получше рассмотреть тебя. Я думаю,
ты ему нравишься, Роберт. Он лежит, прижавшись к коре, и если бы я раньше
не видел, как он спускался, я бы не заметил его сейчас, но тлеющие угли
все еще позволяют мне разглядеть его горящие маленькие красные глазки, похожие на
искры огня. Теперь он смотрел на меня, и я не думаю, что он как
уверенность в моей безвредности, а он в твоей. Возможно, это
потому что он видит, что я смотрю на него, а ему не нравится, когда за ним наблюдают.
Он дерзкий малый. Сиди спокойно, Роберт! Я вижу черную тень над
твоя голова и, я думаю, наш маленький друг, белка, должны быть начеку.
А, вот и он! Промахнулся! И наш красивый юный друг, серый
белка в безопасности! Он юркнул в свою нору повыше на дереве!

Роберт услышал шелест крыльев и увидел, как пролетела длинная черная тень
.

"Что это было, Дэйв?" он спросил.

- Большая рогатая сова. Его железный клюв не достал до нашего маленького друга-белки.
всего в трех дюймах. Те три дюйма странно, но я не
думаю, что белочка будет очень скоро снова выходить по вечерам так поздно. В
лес прекрасен, Роберт, но вы видите, что они не всегда безопасны даже
для тех, кто не может жить нигде больше ".

"Я знаю, Дэйв, но я не собираюсь думать об этом сегодня вечером, потому что я
решил быть счастливым. А вот и Тайога. Есть ли поблизости враг,
Тайога?

"Ни одного", - ответил Онондага, садясь у огня. "Но в лесу
полно своих людей, и все они очень интересуются нами".

"Это правда, - сказал Уиллет, - белка над головой Роберта была такой
любопытной, что на несколько мгновений забыла о бдительности и приблизилась к нему.
ценой своей беспечности он лишился жизни. Я не удивлен, узнав
слышу, как ты говоришь, Тайога, они все смотрят на нас. Некоторое время я чувствовал,
что за нами наблюдают, восхищаются и, возможно, немного боятся. Это
дань уважения чрезвычайно интересным качествам нас троих ".

"То есть, Дэйв, поскольку мы люди, мы короли в лесу
среди животных ".

- Ты правильно выразился, Роберт. Они смотрят на нас снизу вверх. Кто-нибудь наблюдает за нами?
среди листьев поблизости, Тайога?

"Огромный белоголовый орел, Большая Медведица, сидит на ветке в
центре массы зеленых листьев. Он смотрит на нас, и пока он
полный любопытства и некоторого восхищения, он боится и ненавидит нас еще больше".

"Что он говорит себе, Тайога?"

"Ты можешь прочитать его слова, обращенные к нему самому, по выражению его глаз. Он говорит:
что ему не нравится наш внешний вид, что мы слишком большие, что мы
создали здесь что-то горячее и пламенное, что мы ведем себя слишком
многим удостоверением, будет примерно так же, как если бы лес был нашим, и оплатой
не обращая внимания на ее законным владельцам".

"У него есть претензии, и, возможно, они справедливы", - засмеялся Роберт.

"Нет, это не так, - сказал Тайога, - потому что в доме достаточно места".
лес для него и для нас тоже. Я довольно хорошо читаю по его глазам. В его сердце
много злобы, и я дам ему повод для
ярости ".

Он взял горящий уголь между концами двух палок, и, удерживая ее,
твердо таким образом, шел чуть поодаль среди деревьев. Затем
размахнувшись хворостом, он подбросил уголь далеко вверх, среди сучьев. Тут
раздался сердитый визг и жужжание, и Роберт увидел быструю тень, промелькнувшую
между его глазами и небом.

"Его сердце может сжигать больше, чем когда-либо", - засмеялся Tayoga, как он вернулся
в огонь.

"Ты ранил его достоинства, Tayoga", - сказал Роберт.

"Так и есть, но почему бы ему не страдать от потери гордости? Он безжалостен
и жесток, и когда он добивается своего, он сеет вокруг себя опустошение".

"Кто еще наблюдает за нами, Тайога?"

"Зверь на земле, и сердце его очень похоже на сердце орла"
в воздухе. Он притаился в зарослях примерно в двадцати ярдах от нас, и его
губы растянуты, обнажая острые клыки. Его ноздри вздрагивают от
запаха нашей еды, и его желтые глаза пристально смотрят на нас. О, он ненавидит нас.
потому что он ненавидит всех, кроме себе подобных, и очень часто он ненавидит
это. Он хочет нашей еды, потому что голоден - он всегда голоден - и он
попытался бы съесть и нас, если бы не боялся нас так сильно ".

"Тайога, достаточно одного взгляда, чтобы понять, что это животное, о котором ты
говоришь, - волк".

"Это так, Дагеога. Очень голодный и очень злой волк. Он хитер,
но он не знает всего. Он думает, что мы его не видим, что мы делаем
не знаем, что он там, и что, возможно, через некоторое время, когда мы ляжем спать,
он может подкрасться и украсть нашу еду, или, возможно, он может привести много своих
братьев, и они смогут съесть нас прежде, чем мы проснемся. Теперь я расскажу ему в
— Он может понять, что ему пора уходить.

Он поднял тяжёлую палку и изо всех сил швырнул её в кусты справа от них. Она полетела прямо в цель, как он и надеялся, раздался глухой удар, рычание, а затем быстрые шаги. Тайёга откинулся назад и рассмеялся.

«Дух шутки направлял мою руку, — сказал он, — и палка ударила его по носу. Он убежит далеко, и его гнев и страх будут расти по мере того, как он будет бежать. Потом он снова ляжет в какой-нибудь чаще и не осмелится вернуться. А теперь мы немного подождём».

"На нас еще кто-нибудь смотрит?" - спросил Роберт через некоторое время.

"Да, у нас новый посетитель", - тихо ответил Тайога. "Говори только
шепотом и не двигайся, потому что животное, которое смотрит на нас,
не имеет злобы в своем сердце и не желает нам зла. Он подошел очень мягко.
и, хотя его глаза больше, они кроткие и выражают только
любопытство.

"Олень, я бы сказал, Тайога".

- Да, олень, Леннокс, очень красивый олень. Его привлек огонь
и, подойдя настолько близко, насколько он осмелился, он стоит там, слегка дрожа
, но удивляясь и восхищаясь ".

— Мы не будем его беспокоить, Тайога. Нам скоро понадобится мясо оленя,
но сегодня мы пощадим нашего гостя.

 — Он смотрит прямо на нас, — сказал Тайога, — но что-то зашуршало в кустах —
возможно, это ещё один волк, — и он ушёл.

— «Кажется, мы привлекаем внимание, — сказал Уиллет, — и, полагаю, нам лучше
позаботиться о том, чтобы выглядеть как можно лучше».

Он бросил в костёр много сухих веток, и тот весело разгорелся,
освещая красным светом широкую поляну. Фигуры троих, склонившихся над
позиции были очерчены ясно и резко, чего они бы никогда не допустили
, если бы Тайога не был уверен, что поблизости нет врага.

"А теперь пусть зрители выходят, - добродушно сказал Уиллет, - потому что мы
не будем выставляться вечно. Через некоторое время нам захочется спать, и тогда
будет лучше всего потушить огонь.

Пламя взметнулось выше, а светящийся круг расширился. Роберт, прислонившийся
к дереву, завернувшись в одеяло и подстелив под себя подушку из
сухих листьев, почувствовал благодарное тепло на своем лице, и это
обрадовало как тело, так и разум. Тайога и охотник были в похожем положении .
состояние удовлетворенности, и они некоторое время молчали. Затем Роберт сказал:

"Кто сейчас смотрит на нас, Тайога?"

"Два существа, Дагеога, которым место на земле, но которых там нет"
сейчас на ней.

"Твой ответ звучит как головоломка. Если они сейчас не на земле
они, наверное, в воздухе, но они не птиц, потому что птицы не
место на земле. Затем они животные, которые лазают по деревьям".

"Разум Дагеоги становится удивительно мудрым. Со временем он, возможно, станет сахемом
среди своего приемного народа ".

"Не смей шутить со мной, Тайога, потому что имей в виду, что если ты
Я когда-нибудь отплачу тебе тем же. У этих созданий злой, порочный вид?

 «Я не могу утверждать, Дагэога, что они так же красивы, как олени,
которые недавно приходили посмотреть на нас».

 «Тогда я осмелюсь сказать, Тайога, что у них кисточки на ушах, пятнистая шерсть и короткие хвосты, короче говоря, это джентльмен-рысь и леди-рысь, его жена». Они смотрят на нас с уважением и страхом, как и волк,
а также с такой же злобой и ненавистью. Они гадают, кто мы и что мы,
и почему мы пришли в их лес, пара кровожадных убийц кроликов.

"Разве я не говорил, что когда-нибудь ты станешь сахемом, Дагеога? Ты правильно прочитал
. Воин онондага не смог бы добиться большего. Две рыси
сидят на ветке в десяти футах от земли, и, возможно, в своих глупых сердцах
они думают, что из-за того, что они так высоко над землей, мы
не можем до них дотянуться ".

- Ты не собираешься стрелять в них, Тайога? Мы не хотим тратить хорошие
пули на рысь.

"Не я, Дагеога, но я познакомлю их с тем, чего они
будут бояться не меньше, чем пуль. Это правильно, что те, кто приходит посмотреть на
нас, должны заплатить за это цену ".

"Так ты думаешь, что месье и мадам Линкс достаточно долго смотрели на
прославленную тройку?"

"Да, Дагеога. Им пора уходить. И поскольку они не идут в
своей волей я должен им идти".

Он выхватил из костра длинную головешку и, размахивая ею над головой,
одновременно крича, бросился к старому засохшему дереву, росшему на некотором
расстоянии. Два короткохвостых и хохлатоухих зверька, издавая громкие
свирепые крики, спрыгнули с ветвей и бросились прочь через
заросли, ужас, пронзающий их сердца, когда кружащееся красное пламя
преследовало их. Тайога вернулся, смеясь.

"Они побегут, и они побегут", - сказал он, отбрасывая свое клеймо.

"Ты не даешь им возможности увидеть нас, Тайога", - сказал охотник.
"Поскольку у нас сегодня выставка, ты мог бы позволить им посмотреть и
полюбоваться еще немного".

"Я мог бы, Большой Медведь, но мне не нравится рысь. Его повадки
неприятны, а крик резок. Следовательно, я прогнал их обоих
прочь.

"Полагаю, ты прав. Я тоже не смею сильно беспокоиться о них. Теперь
мы отдохнем и посмотрим, на что придут полюбоваться другие посетители.

Тайога снова сел. Их рюкзаки были сложены аккуратной кучей возле
Три меча, Роберта и Уиллета, а также лук и стрелы Тайоги в
чехле лежали на самом верху. Роберт подбросил в огонь ещё
дров и с удовлетворением наблюдал, как большой светящийся круг
расширяется.

«Мы знали, что найдём здесь покой и отдых, — сказал Уиллет, — но мы не знали, что за нами будут наблюдать и восхищаться нами, как людьми на сцене в театре».

«Ты много спектаклей видел, Дэйв?» — спросил Роберт.

«Много, особенно в Лондоне, в Друри-Лейн и других театрах».

«Значит, ты знаешь Лондон так же хорошо, как Париж?»

— Ну да, я был там. Когда-нибудь, Роберт, я расскажу тебе об этом подробнее
и в Париже, и в Лондоне, и почему я оказался в таких великих городах,
но не сейчас. Мы сосредоточимся на лесе, который заслуживает нашего внимания. Разве ты не слышишь приближающиеся шаги, Тайга?

"Да, Великий Медведь, и они очень тяжёлые. Идёт повелитель леса.

"Думаешь, это лось, Тайга?"

— Да, Великий Медведь, это могучий бык, намного крупнее обычных. Я могу сказать это по его походке, и я думаю, что он зол, иначе он не стал бы так смело идти к костру.

 — Тогда, — сказал охотник, — нам лучше встать и приготовиться.
Оружие. Я не хочу быть вытоптано до смерти Бешеный бык лось, просто
когда я чувствую себя такой счастливой и такой довольный с миром."

"Совет Большой Медведицы хорош", - сказал Тайога, и все трое последовали ему.
Приближающийся топот становился все тяжелее, и самый крупный лось, которого Роберт
когда-либо видел, пробираясь сквозь кусты, остановился, глядя на
костер и тех, кто его развел. Он был поистине великолепным экземпляром,
и Тайога был прав, называя его повелителем леса, но его
глаза были красными и воспаленными, а взгляд угрожающим.

"Сумасшедший! Совсем с ума сошел!" - прошептал охотник. "Он видит нас, но он не
восхищаться нами. Он ненавидит нас, и он не боится нас".

Трое двигались тихо и незаметно в такое место, где, как деревья и
кусты были столь густыми, что лось не смог до них добраться.

"Что беспокоит его?" - спросил Роберт.

"Я не знаю", - сказал охотник. "Он, может быть, еще страдает от раны
индийская стрелка, или он может иметь какое-то заклинание. Мы можем быть
уверен, что только он бушует сумасшедший, каждый его сантиметр. Посмотрите на эти
с большими, заостренными копытами, Роберт. Я как только ударит топором".

Лось, немного поколебавшись, выскочил на поляну, прыгнул к костру, отскочил назад, заколотил копытами по земле в ужасной ярости, а затем умчался, ломая деревья в лесу.
Они долго слышали стук его копыт, а когда он затих, вернулись и снова сели у костра.

«Этот лось был великим животным, — с иронией сказал Тайога, — но умом он был как маленький ребёнок. Своей силой и ловкостью он ничего не делал, кроме как разрывал землю и утомлял себя. Теперь он убегает среди
деревья, царапая его тело кустами и терновником.

«В любом случае, он был важным гостем, Тайога, — сказал охотник, —
и раз уж мы хорошенько его рассмотрели, то рады, что он ушёл. Теперь я
думаю, что все, кто хотел на нас посмотреть, уже посмотрели, и мы можем
идти спать. Как твои листья, Роберт?»

«Хорошие и мягкие. Из них получится отличная постель, и я отправляюсь в страну грёз.

Он приподнял листья на одном конце своего ложа, чтобы получилась
подушка, и с наслаждением потянулся. Ночь становилась холодной,
но у него было одеяло и горел огонь. Он чувствовал себя так же уютно,
как в гостинице "Орел" в Квебеке, и свободнее от заговоров и опасностей.

Сейчас они давали огню погаснуть, но угли будут тлеть еще долго
и Роберт сонно смотрел на них. Его ощущение уюта
и довольства усилилось, и вскоре он заснул. Охотник вскоре последовал за ним.
Но Тайога совсем не спал. Тонкий индейский инстинкт предостерегал его.
не делать этого. Для онондага лес теперь не был свободен от опасности,
и он будет сторожить, пока его белые друзья спят.

Через некоторое время Тайога встал и, взяв палку, разворошил угли в костре
. Но он сделал это так, что не произвел ни звука,
охотник и юный Леннокс продолжали крепко спать. Затем он посмотрел
угли, потеряв этот союз, сила, одна за другой умирать.
Побежденная тьма вернулась, восстанавливая утраченные позиции, медленно
вторгаясь на поляну, пока она не стала одним целым в сумерках с остальным лесом.
лес. Затем Тайога почувствовал себя более удовлетворенным и посмотрел на
спящих, чьи лица он все еще мог различить, несмотря на отсутствие костра
, падающего яркого лунного света.

Роберт и охотник мирно спали, но сон их был крепок. Юноша устал от долгого перехода по лесу, но пока он спал, его
крепкое здоровое тело быстро восстанавливало силы. Онондега
смотрел на них дольше, чем обычно. Эти товарищи были связаны с ним
бесчисленными трудами и общими опасностями. В нём жила душа
великого индейского вождя, дух, который вдохновлял Понтиака, и
Маленькая Черепаха, и Текумсе, и Красное Облако, и другие бесстрашные вожди
его народа, но его раса была усовершенствована, хотя и не ослаблена
Образование. Благодарность и правдивость были такими же частыми чертами характера индейцев, как
память об обидах, и хотя он был переполнен гордостью, потому что он
родился воином клана Медведя, нации онондага, из
в великой Лиге Ходеносони он чувствовал себя так же искренне, как любой рыцарь.
он когда-либо чувствовал, что должен принять и выполнять все обязанности своего места.

Стоя в полумраке, освещенный серебристым лунным светом, он был подобающим образом.
сын леса, одно из его лучших творений. Он принадлежал ей, и она принадлежала ему.
Каждая из них идеально дополняла другую. Его
лицо, вырезанное из бронзы, было возвышенным, не лишенным одухотворенности, а его
черные глаза горели решимостью. Он взглянул на небеса, покрытые
белой дымкой и усыпанные миллионами звезд, на то самое небо, которое
склонялось над его расой на протяжении поколений, которых никто не мог сосчитать, и его душа была
наполнена восхищением. Затем он произнес свою безмолвную молитву:

"О, Тододахо, первый и величайший сахем Онондага, величайший и
благороднейший сахем Лиги, взгляни из своего дома на другую звезду,
и берегите свой народ, для которого собираются бури! Пусть змеи
в твои волосы шепчут тебе мудрости, что, в свою очередь, может прошептать
нам через ветры! Направьте нас по стопам в великой войне, которая надвигается
между белыми народами и спасите для нас наши зеленые леса, наши
голубые озера и наши серебряные реки! Помни, о, Тододахо, что, хотя
прошли столетия с тех пор, как Маниту забрал тебя у нас, твое имя
все еще стоит среди нас, олицетворяя все великое, благородное и мудрое! Я умоляю
вас, дайте искры вашего собственного возвышенного и сильного духа вашим детям
Ходеносауни в этот трудный для них час, и я прошу
И ты тоже помоги тому, кто едва достиг возраста воина, тому, кто смиренно взывает к тебе, Тайога, из клана Медведя, из народа Онондага, из твоего великого Союза Ходонозауни!»

Он слегка наклонил голову, чтобы прислушаться. Все легенды и верования его народа, передаваемые из поколения в поколение, нахлынули на него. Тододахо, склонившийся со своей звезды, несомненно, услышал его молитву. Тайога слегка вздрогнул, но не от холода или страха, а от волнения. Мистические чары окутали его. Высоко над ним в безграничной пустоте клубились маленькие облачка пара
объединились вокруг большой сияющей звезды, приняв облик человека, облик
великого вождя, мудрее всех когда-либо живших вождей, и
он отчетливо увидел мудрых змей, вьющихся один за другим в волосах Тододахо.
Они что-то шептали ему на ухо, еще немного наклонив его голову.
он услышал слова змей, которые принес поднявшийся ветер.
повторенные устами Тододахо:

"Не бойся, о юный воин онондага! Тододахо, склоняющийся с
своей звезды, слышит твой благочестивый призыв! Тододахо, уже более четырехсот лет
годы, наблюдал за великой Лигой днем и ночью! Пусть пятьдесят
сахемов, преклонных лет и мудрости, идут прямым путем истины,
и пусть воины следуют за ними! Пусть они будут хранителями веры, друзьями
для тех, кто был их друзьями, мудрыми в совете, храбрыми в битве,
и они сохранят свои зеленые леса, свои голубые озера и свои
серебряные реки! И тебе, Тайога, я говорю, что ты столкнешься со многими
опасностями, но, поскольку твоя душа чиста, тебя ждет великая награда!

Затем ветер внезапно стих. Листья повисли неподвижно. Испарения
Огромная сияющая звезда исчезла, лицо Тододахо с мудрыми змеями, обвившимися вокруг его волос, тоже исчезло, и на светящихся небесах не осталось ни единого знака. Но они говорили.

 Тайога задрожал, но снова от волнения. Тододахо послал свои слова обещания по ветру, и они были прошептаны ему на ухо.
 Его ждут великие опасности, но и великие награды. Он был воодушевлён. Его сердце ликовало. Его деяния станут ещё более славными из-за
опасностей, и он никогда не забудет, что ему было обещано
Тододахо, величайший, мудрейший и благороднейший из вождей
Ходеносони, который отправился к сияющей звезде более четырехсот
лет назад.

Он сел под одним из деревьев, и сон по-прежнему не шел к нему. Он
все еще прислушивался со всей силой своего чувствительного слуха к любому звуку,
который мог раздаваться в лесу, и через некоторое время он достал свой лук и
колчан из футляра, повесив его на плечо. Он прикрыл
свое ружье листьями и, держа лук в руке, крадучись пошел прочь
среди деревьев.

До него донесся малейший звук, и Тайога не сомневался, что это он.
природа. Это было странно для леса и враждебно. Мистические чары всё ещё действовали на него, и они обострили его способности до необычайной степени. Он почти обладал даром предвидения. В сотне ярдов от него он пригнулся за стволом огромного дуба. Затем, когда лунный свет упал на небольшую поляну впереди, он увидел их — Тандакору и двух воинов.

Оджибве был полностью раскрашен в боевой раскраске, и
лунные лучи, отражаясь от неё, увеличивали его огромную фигуру. Он возвышался, как Ханегоатеге,
Злой Дух, а рисунки на его плечах и груди выделялись, как
резьба. Он и два воина также были вооружены луками и стрелами, и
Тайога предположил, что они намеревались убивать молча. Его сердце горело
от ярости, и он чувствовал также безграничную отвагу. Разве у него не было
обещания Тододахо, что он пройдет через все опасности и получит
великую награду? Он чувствовал себя матче на троих, и он не
необходимость секретности и тишине. Он возвысил голос свой и заплакал:

"Выступи, Tandakora, и воевать. У меня тоже есть только _waano_ (лук)
и _gano_ (стрела), но я встречаю вас троих!"

Tandakora и два воина отскочили назад и в одно мгновение были спрятаны
на деревья, но Tayoga ожидали, что с ними не так, и он упал
вниз, двигаясь бесшумно, чтобы еще и скрытую точку, где он ждал, что
стрела на тетиве. Он знал, что Тандакора узнал его по голосу,
и приложит все усилия, поскольку его плечо достаточно зажило, чтобы им можно было пользоваться, чтобы
получить такой приз. Оджибвеи тоже поверили бы, что трое должны победить одного.
И он продолжил бы атаку. Итак, онондага
оставался неподвижным, но уверенным.

Последовало почти десять минут абсолютной тишины, но его слух был настолько
острая, что не думаю, что любой из трех мог двигаться без его
знания. Затем наступило небольшое скользящий звук. Один из воинов был
пройдя вправо, и тоже, он ожидал, что, как бы они
обязательно попробуйте его с фланга. Он двинулся немного назад, и с конца его
лук легонько встряхнул куст семи или восьми футов. В ту же секунду
стрелка, придя с ночи, со свистом рассекая кусты. Но Тайога натянул
лук быстро, как молния, наложил стрелу на тетиву и выстрелил
изо всей силы в бронзовое тело, видневшееся среди листьев
в том месте, откуда вылетела стрела.

Древко пропело в воздухе, и вот гребыла его скорость и такой короткий радиус действия
, что он прошел полностью сквозь грудь воина, прервав
его дыхание так быстро, что у него не было времени издать свой предсмертный крик.
Не было слышно ни звука, кроме звука его падения, когда он рухнул среди листьев.
Тайога также не издал обычного торжествующего крика. Он откинулся назад и наложил
еще одну стрелу на тетиву, теперь обратив свое внимание влево.

Онондага считал, что Тандакора останется впереди,
отправив воинов на фланги, и теперь он ожидал наступления с
слева. Ему не нужно было делать никаких собственных маневров, чтобы привлечь внимание
второго воина, которому, должно быть, не хватало мастерства, поскольку он
вскоре увидел смутную фигуру в кустах, и его вторая стрела пролетела с
та же скорость и смертоносный результат, что и в первом случае. Наложив свою
третью стрелу на тетиву, он крикнул:

"Выступи вперед, Тандакора, и покажи себя мужчиной! Тогда посмотрим
кто лучше стреляет!"

Но, будучи рыцарем в лесу, и, чтобы убедить Оджибве что это было
нет трюка, он показал себя в первую очередь. Tandakora расстреляли сразу, но Tayoga
за спиной, как один миг, и Стрела, разрезая воздух, где его
пернатый голову. Тогда все его индийской природы, подготовке и
привычка поколений, вскочил в него, и он начал издеваться.

- Ты быстро стрелял, Тандакора, - крикнул он, - и рука у тебя была сильная, но
стрела не попала в цель! Ты следовал за нами всю дорогу от Стадаконы, и
ты думал забрать наши скальпы! Большая Медведица и Леннокс ничего не подозревали
но я подозревал! Воины, которые пришли с тобой умерли и вас и
Я в одиночку противостоять друг другу! Я показал себя, и я рисковал
стрелка, теперь покажись, Tandakora и минной опасности!"

Но оджибвеи, похоже, слишком уважали лук Тайоги.
Он держался рядом и не показывал ни дюйма своего коричневого тела. В
Онондага не раз показать себя, но изготовился для выстрела, в случае
такая возможность появилась. Он знал, что Тандакора был отличным лучником, но он
был абсолютно уверен в своем мастерстве против кого бы то ни было. Ничто не шевелилось
там, где лежал его враг, не доносилось ни звука из маленького лагеря, который был
за пределами досягаемости произнесенных ими слов.

Прошло четверть часа, полчаса, час, но никто из них не сдвинулся с места,
проявляя все терпение, присущее индейцу на тропе войны. Затем
Тайога потряс куст в нескольких футах от него, но Тандакора разгадал уловку
, и его стрела осталась на тетиве. Еще четверть часа,
и видя некоторые листья трепещут, Tayoga, по возможности, послал стрелу между
их. Звук вернулся, и он знал, что это была промчались напрасно.

Затем он начал медленно и с бесконечной осторожностью продвигаться вправо,
решив довести дело до конца. Через двадцать футов он
еще раз слегка пошуршал в кустах и лег плашмя. Над нами пролетела стрела
его голову, но он не ответил, резюмируя свое медленное продвижение после того, как его
вал противника проносились. Еще двадцать футов, и он сделал пошевелились кусты
снова. Тандакора выстрелил и при этом немного обнажил правую руку
. Тайога быстро послал стрелу в коричневую плоть. Он услышал крик
боли, вырвавшийся, несмотря на его стойкое "я", у оджибвея, а затем
когда он снова опустился и приложил ухо к земле, раздался звук
удаляющиеся шаги.

Дело, в некотором смысле незаконченное, поскольку это касалось жизненно важного вопроса
, было завершено, по крайней мере, на данный момент. Ухо и разум подсказывали
Тайога видел это так ясно, как если бы видел глаз. Его стрела прочертила свой путь
через руку Тандакоры возле плеча, нанеся рану, которая должна была
зажить, но которая была чрезвычайно болезненной и из которой текло так много крови
, что потребовалась быстрая перевязка. Tandakora больше не могли удовлетворить
Tayoga с луком и стрелами и так он должен отступить. Не было скорее всего
что его первая рана, но был более чем наполовину зажила.

Онондага подождал, пока не убедился, что его враг находится по крайней мере в полумиле
затем он смело поднялся и подошел к месту, где Тандакора был убит.
последний лежал спрятанный. Он сразу заметил капли темной крови на листьях
и траве, и он нашел свою стрелу, которую Тандакора выдернул из
раны и бросил на землю. Он тщательно вытер колючку и
вернул ее в колчан. Затем он прошел по следу не менее трех
миль, по следу, отмеченному тут и там красноватыми пятнами.

Тайога не испытывал жалости к своему врагу. Тандакора был дикарем и
убийцей, и он заслужил эту новую рану. Он был опасным врагом,
который решил отомстить онондага и его
друзья, а вот его свежие раны бы заставить его замолчать на некоторое время. Можно
нет стрелу в предплечье и продолжить охоту с большим
бодрость и цедру.

Тайога дважды отметил места, где Тандакора останавливался передохнуть.
Там скопились капли крови, указывающие на некоторую
продолжительность паузы, а третья остановка показала, где он перевязывал свою рану. Свежая
с куста были сорваны листья, и пара крошечных фрагментов
указывали на то, что оджибвей оторвал кусок от своего жилета из оленьей кожи
чтобы прикрепить поверх листьев. После этого след был свободен от румяного
пятна, но Тайога не стал вдаваться в подробности. Он был уверен, что
Тандакора не вернулся, так как потерял много крови, и на какое-то время,
несмотря на его огромную силу, напряжение вызывало у него слабость и
головокружение. Очевидно, пуля в плече, полученными, когда они оказались на
свой путь в Квебек, был просто потрясен его, но стрелку было принято
более тяжелый урон.

Tayoga вернулись в лагерь из трех. Весь огонь погас, а
Уиллет и Роберт, завернувшись в свои одеяла, все еще мирно спали.
Весь бой между лучниками прошел без их ведома.,
и Тайога, спокойно убрав лук и колчан в футляр, и
взяв вместо этого свою винтовку, сел, прислонившись спиной к дереву и положив свое
оружие на колени. В целом он был доволен. Он не убрал Тандакору
, но нанес ему еще одно болезненное и унизительное
поражение. Гордость Индии были затронуты в его наиболее
чувствительное место, и Оджибве будет гореть от гнева в течение длительного времени.
Белый образования Tayoga это не помешало ему с удовольствием в
мысли.

Он не собирался ложиться спать. Хотя Тандакора и не собирался
вернись, могли прийти другие, и этой ночью забота о троих была на его совести
. Стало немного темнее, но синева небес была просто
глубже и ярче. Там, на востоке была большой яркой звездой,
на что Tododaho, могущественных вождей, живших с мудрой змеи
свернувшаяся в его волосы. Он вгляделся, и сердце его подпрыгнуло. Клубы пара вокруг
звезды снова сгустились, и на краткий миг или два они сформировали
лицо Тододахо, лицо, которое улыбнулось ему. Душа его возрадовалась.

"О Тододахо", - были его невысказанные слова. "Ты сдержал свое обещание! Ты
ты смотрел на меня в борьбе с Tandakora, и ты дал мне
победа! Ты послал все свои стрелы в заблуждение, и послал еси
мое право! Я благодарю тебя, о, Тододахо!"

Пары рассеялись, но Тайога не сомневался, что он видел
во второй раз лицо мудрого вождя, который отправился к своей звезде более
четырехсот лет назад. Его наполнил великий покой. Он принял
религию белого человека такой, какой ее выучили в школе белого человека,
и в то же время сохранил свою собственную. Он не видел никакой реальной
разница между ними. Маниту-и Бог были одно, одно название
в ирокезы и другие звали на английском языке. Когда он молился
либо он молился обеим.

Тьма, которая перед рассветом пришли. Великая звезда, на которой
Tododaho жили ушел, и целый ряд поплыл в пустоту, которая
без конца. Сгущались сумерки, но Тайога все еще сидел
неподвижно, его глаза были широко открыты, экстатическое состояние продолжалось. Он услышал, как
с приближением рассвета в лесу снова зашевелились маленькие зверьки,
и он почувствовал к ним дружеское расположение. Он не стал бы причинять вреда самым крупным или
наименьший из них. Это была их дикая природа, как и его, и Маниту
создал их, как и его.

 Вскоре темнота начала рассеиваться, и Тайога увидел на востоке первые
серебристые проблески рассвета. Скоро солнце взойдёт над великой
дикой природой, которая была его наследием и которую он любил,
окутав зелёными лесами, голубыми озёрами и серебряными реками. Он
сделал глубокий вдох. Это был прекрасный мир, и он был рад, что живёт в нём.

Он разбудил Роберта и Уиллета, и они сонно встали.

"Хорошо отдохнул, Тайога?" — спросил Роберт.

"Я не спал", - ответил Онондага.

"Не спал? Почему нет, Тайога?"

"Ночью пришли Тандакора и еще двое".

"Что? Ты серьезно, Тайога?

"Они приближались, пытаясь убить нас, пока мы спали, но я услышал их.
Чтобы Великий Медведь и Дагаэога не проснулись и не лишились сна, в котором они так нуждались, я взял свой лук и стрелы, отправился в лес и встретил их.

У Роберта перехватило дыхание. Тайога говорил спокойно, но в его голосе слышалось
некоторое ликование, и юноша понял, что он не шутит.
И всё же это казалось невероятным.

"Ты встретил их, Тайога?" — повторил он.

"Да, Дагеога".

"И что случилось?"

"Два воина, которых привел с собой Тандакора, неподвижно лежат
в лесу. Они больше никогда не двинутся с места. Тандакора сбежал
со стрелой в руке. Он не побеспокоит нас в течение
недели, но он будет искать нас позже.

"Почему ты не разбудил нас, Тайога, и не взял с собой?"

"Я хотел совершить это дело в одиночку".

"Вы сделали это хорошо, это точно", - сказал Виллет", и теперь, когда все
опасность была удалена, мы зажжем наш огонь и готовьте завтрак".

После завтрака они взвалили на плечи свои рюкзаки и снова погрузились в
гринвуд, намереваясь как можно быстрее добраться до спрятанного места
каноэ на Ришелье, а затем совершить легкое путешествие по воде.




ГЛАВА XIV

О ШАМПЛЕНЕ


Все трое прибыли в Ришелье без дальнейших враждебных столкновений,
но они встретили бегуна из белого леса, который рассказал им о положении дел.
ситуация в Огайо становилась все более угрожающей. Небольшой отряд из
Вирджиния начинала там под началом молодого офицера по имени Вашингтон, и
сообщалось, что французы из Канады в большом количестве уже были в
спорной стране.

«Мы знаем то, что знаем», — задумчиво сказал Уиллет. «Я никогда не сомневался, что англичане и французы вступят в конфликт в лесах, и если бы я испытывал какие-то сомнения, то наш визит в Квебек развеял бы их. Не думаю, что наши письма от губернатора Нью-Йорка генерал-губернатору Канады принесут какую-то пользу».

 «Нет», — серьёзно сказал Роберт. — Они не будут. Но я хочу сказать тебе, Дэйв, что я очень рад, потому что мы добрались до нашего каноэ. Наши рюкзаки, не увеличившись в размерах, стали как минимум в два раза тяжелее, чем в начале пути.

"Я могу присоединиться к вам в ваших славословий, Роберт. Никогда раньше у нас в каноэ смотреть
так что для меня нормально. Это большое каноэ, красивое каноэ, прочное каноэ,
быстрое каноэ, и оно унесет нас с комфортом далеко ".

По правде говоря, он был больше, чем тот, на котором они поднимались по
озерам, и Роберт со вздохом удовлетворения устроился на своем
месте. Их рюкзаки, винтовки, мечи и футляр с луком Тайоги
были аккуратно отрегулированы, а затем, несколькими взмахами
Взяв весло Онондаги, они устремились в медленное течение реки.
Роберт и Уиллет откинулись назад и поежились. Тайога хотел заняться
работой в данный момент, сказав, что его запястья, в частности, нуждаются в упражнениях,
и они охотно позволили ему. Они двигались против течения, но так
велика была ловкость Онондага, что он послал каноэ вперед в
хороший темп, не чувствуя усталости.

"Это как в старые добрые времена", - сказал Уиллет. "Нет истинного счастья, как
находясь в каноэ на хорошей воде, с сильной руке другого грести
для вас. Я рад, что ты пристрелил этого дикаря, Тандакору, Тайогу. Это
испортило бы мне удовольствие узнать, что он шел по нашему следу.

"Не радуйся слишком сильно, Большая Медведица", - сказал Тайога. "В течение недели
Оджибвеи будут охотиться за нами. Может быть, он будет сидеть в засаде на
берегах великого озера Шамплейн.

- Если так, Тайога, ты должен заставить его почувствовать поцелуй еще одной стрелы.

Тайога улыбнулся и с нежностью посмотрел на свой лук и колчан.

"Ирокезская стрела все еще может пригодиться, - сказал он, - и мы сэкономим наши
боеприпасы, потому что путь еще далек".

"В этих лесах нетрудно будет найти оленя, - сказал Уиллет, - и когда
мы остановимся на ночлег, то поохотимся на него".

Они по очереди гребли веслами и время от времени, заплывая под нависающие ветви, немного отдыхали. Один или два раза они видели вдалеке дым, который, по их мнению, поднимался от костров канадских и, следовательно, враждебно настроенных индейцев, но они не останавливались, чтобы посмотреть. Они хотели как можно быстрее добраться до Длинного дома в долине Онондага. Туда ещё можно было успеть до наступления зимы. Люку следовало уйти, потому что ему пришлось бы ждать, пока
пятьдесят вождей соберутся на совет и выслушают его.

На обратном пути Роберт много думал о шевалье и
горел желанием увидеть его снова. Из всех французов, которых он встречал, Сен-Люк
заинтересовал его больше всего. Де Галисоньер был галантным, честным и
правдивым, хорошим другом, но он не производил того впечатления о
дальновидности и силе, которое произвел на него шевалье, и было
есть и еще один мотив, скрытый, но сильный. Он хотел сравняться сам с собой
в ораторском искусстве перед пятьюдесятью вождями с агентом Дюкена. Он был
уверен в своих способностях, открытых так недавно, и он знал дорогу к
разуму и сердцам ирокезов.

- О чем ты так напряженно думаешь, Роберт? - спросил Уиллет.

- О Святом Люке. Думаю, мы встретимся с ним в долине Онондага. Вы когда-нибудь
чувствуете, что вы можете смотреть в будущее, Дейв?"

"Что вы имеете в виду?"

"Ничего сверхъестественного. Не заставляют ли обстоятельства иногда
вас думать, что события будут развиваться в определенном русле? На
первый взгляд шевалье де Сент Люк необычайно заинтересовал меня, и
даже в наши волнующие дни в Квебеке я думала о нем. Теперь у меня есть
видение о нем. Его жизнь и моя будут пересекаться много раз ".

Охотник пристально посмотрел на юношу.

"Странная у тебя идея, Роберт," — сказал он, — "но если подумать, то, в конце концов, она не такая уж и странная. Кажется, что странные вещи должны случаться."

"Теперь я тебя не понимаю, Дэйв."

"Ну, может быть, я и сам себя не совсем понимаю. Но я знаю одно,
Роберт. Сен-Люк всегда буду ставить тебя на свою храбрость, и вы будете
появляются всегда в наилучшей форме перед ним".

"Вот как я чувствую об этом, Дэйв. Он пробудил во мне странную смесь
эмоций, как соперничества, так и неповиновения ".

"Возможно, в конце концов, это не так уж и странно", - сказал Уиллет.

Роберт не мог заставить его продолжить эту тему. Он уклонялся от
Сент-Люк и рассказал о более неотложной части их путешествия,
напомнив о необходимости найти другого оленя, поскольку их запасы
пищи очень истощались. Незадолго до захода солнца они вошли в устье
большого ручья и закрепили каноэ. Тайога, взяв лук и колчан,
отправился в лес за своим оленем и через час нашел его. Затем
они развели небольшой костер, хорошо укрытый зарослями, и приготовили ужин.

Онондага сообщили, что дичи в изобилии, особенно мелких сортов.,
и удивительно ручной, исходя из того факта, что в этом регионе уже довольно давно не было охотничьих отрядов
.

"Мы почти в стране ходеносони, - сказал он, - но
воинов здесь не было. Все отдаленные группы вернулись обратно
в Канаду или на запад, в страну Огайо. Эта часть
земли пустынны."

"И все же, стоит быть осторожным, Тайога", - сказал охотник. "То, что дикарь,
Tandakora, собирается сделать это делом своей жизни, чтобы охотиться на наш
скальпы, и если будет большая война, я не хочу падать просто
прежде чем она начинается".

В ту ночь они снарядили столько оленей, сколько могли унести, и
на следующий день отправились к озеру Шамплейн, которое сияло всеми своими
прекраснейшими красками, как будто его приготовили специально для их приема.
Его воды характеризуются синим и зеленым и серебром, как небо над ними
изменилось, и изменилось, и к востоку и к западу высокой горы
одет в темно-зеленой листвой. Глаза Роберта загорелись при виде
великого творения рук природы, великолепного озера длиной более ста миль
и великолепного пейзажа, в котором оно находилось. У него была своя история и
Легенда тоже. Она уже была известна в истории этой земли, и на протяжении многих поколений индейцы использовали её как дорогу между севером и югом. Это был путь мира и путь войны, и
Роберт предвидел, что враждебные силы скоро снова пройдут по нему.

 Они снова увидели вдалеке дым и держались ближе к западному берегу, где находились в тени лесистых холмов, и их каноэ было лишь пятнышком на поверхности воды. На таком маленьком судне, почти на одном уровне с волнами, они увидели озеро таким, каким его не увидишь с
над ним простиралось его великолепное водное пространство с севера на юг, пока оно не скрылось за горизонтом, в то время как Зелёные горы на востоке и величественные хребты Нью-Йорка на западе, казалось, пронзали небеса.

 «Это наше озеро, — сказал Роберт, — что бы ни случилось, мы не можем отдать его французам, или, по крайней мере, мы разделим его с ходонозауни, которые могут претендовать на западный берег». Если мы проиграем в этом озере ни на что
происходило в других местах, я думаю, что мы проиграли эту войну."

"Мы не держим Шамплейн еще", - сказал охотник трезво. "Французский
претендуют на это, и это даже названо в честь первого из их губернаторов под руководством
the Company of One Hundred Associates, Сэмюэля де Шамплена. Они нанесли
на него в качестве знака название, которое мы, англичане и американцы, сами приняли
, и они ближе к контролю над ним, чем мы. Они
выдвигаясь, тоже Роберт, к озеру, которое они называют Святых Даров, и
что мы называем Джорджа. Когда дело доходит до битвы, они будут иметь преимущество
из оккупации".

"Похоже на то, но мы их выгоним", - с надеждой сказал Роберт.

"Но пока мы говорим о будущем", - сказал Тайога своим размеренным и
учебно-английски: "было бы хорошо для нас, чтобы быть бдительным в
настоящее время. Французы и индейцы, может быть, на озеро, и мы
но трое в каноэ."

"Справедливо говорится," сказал Виллет от души. "Мы всегда можем вам доверять, Tayoga,
чтобы вернуть нас к потребностям момента. Роберт, ты иногда
хорошие глаза. Просто посмотри на север и на юг изо всех сил,
и посмотри, сможешь ли ты увидеть какое-нибудь из их длинных каноэ ".

"Я не вижу ни единой точки на воде, Дэйв, - сказал юноша, - но я
замечаю еще кое-что, что мне не нравится".

"В чем дело, Роберт?"

"Несколько маленьких темных туч, нависших вокруг гребней высокого
горы на Западе. Маленькие, хотя они уже несколько выросли
так как я заметил их первым".

"Мне не нравится что либо, Роберт. Это может означать бурю, и озеро
будучи настолько узкие, ветры резкие и невероятную жестокость. Но между тем,
Думаю, это к лучшему для нас, чтобы сделать такой же скоростью на юг, как мы можем".

Тайога гребла одна, но двое других тоже взялись за вёсла, и
каноэ помчалось вперёд. Роберт то и дело с тревогой поглядывал на
облака, нависшие над высокими вершинами. Он заметил, что они всё ещё
Они увеличивались в размерах и теперь сливались воедино. Затем все гребни
исчезли в огромных массах пара, которые стекали вниз по склонам. Голубое небо над их головами с поразительной быстротой
стало серым. Воздух стал тяжёлым и влажным. Гром, сначала низкий, а затем
громкий, прокатился среди западных гор. Молнии ослепительными вспышками
озаряли озеро, и в их свете вода казалась жёлтой или кроваво-красной. Лес застонал
и закачался, и с криком и рёвом ветер обрушился на озеро.

Вода в одно мгновение превратилась в огромные волны, и каноэ закачалось
так сильно, что он сразу перевернулся бы, если бы эти трое
не умели так хорошо грести. Но даже тогда путь был узок,
и их силы были на пределе.

«Мы должны где-нибудь пристать!» — воскликнул Уиллет, глядя на высокий
берег.

Но где? Скала была такой отвесной, что они не видели возможности взобраться на неё
вместе с каноэ и, держась как можно ближе к ней, насколько позволяла
смелость, они удерживали хрупкое судно с помощью вёсел. Ветер
становился всё сильнее, свистел и выл, а временами принимался
почти круговое движение, взбивающее воды озера в белую пену.
День сменился ночью, за исключением тех случаев, когда ослепительные вспышки молний прорезали
темноту. Гром гремел, как артиллерийский залп.

Уиллет поспешно укрыл боеприпасы и ранцы одеялами и
продолжил с тревогой искать место, где они могли бы приземлиться.

«Сейчас начнётся дождь, — крикнул он, — и он будет таким сильным, что нас почти затопит, если мы не доберёмся до укрытия! Гребите, ребята! Гребите!»

Все трое, собравшись с силами и ловкостью, направили каноэ
Они быстро плыли на юг, по-прежнему держась берега, но сильно раскачиваясь.
Через несколько тревожных минут Роберт радостно вскрикнул, увидев в свете молнии бухту прямо перед ними с пологим берегом.
Они направили каноэ в бухту мощными гребками, выскочили на берег и вытащили за собой маленькое судёнышко. Выбрав место,
защищённое с западной стороны высоким берегом, а с обеих сторон — в
определённой степени густым лесом, они перевернули каноэ, поставив его
краями на поваленные брёвна, которые они поспешно сдвинули в сторону, и
присели на корточки
под ним. Они считали, что им особенно повезло, что они нашли бревна.
и теперь они ждали дождя, которого так боялись.

Он пришел только в сильной развертки, рев по лесу, и лопнуть
на них, в результате наводнения. Но каноэ, бревна, лес и
склон вместе защищали их довольно хорошо, и контраст даже создавал
определенную степень комфорта, поскольку дождь лил как из ведра, а затем хлынул вовсю
потоки стекали к озеру.

"Мы сделали это как раз вовремя", - сказал Уиллет. "Если бы мы остались на воде я
думаю, мы бы были завалены делами. Смотри, какие высокие волны и как быстро
они бегут!"

Роберт, глядя на бушующие воды, был искренне благодарен.

"Нас подстерегает много опасностей, — сказал он, — но каким-то образом мы избегаем их всех."

"Мы уклоняемся от них, — сказал Уиллет, — потому что готовимся к ним. Те, кто думает наперёд, наследуют мир, Роберт."

Шторм продолжался час. Затем дождь внезапно прекратился. Ветер утих,
тьма рассеялась, и озеро с землёй, омытые и очищенные,
вернулись к своему прежнему спокойствию и красоте, только небо казалось более мягким и
голубым, а цвета воды — более разнообразными и насыщенными.

Они спустили каноэ на воду и продолжили свой путь на юг, но
когда они прошли несколько сотен ярдов, Роберт заметил черную точку
позади них на озере. Уиллет и Тайога сразу же заявили, что это большое
Индейское каноэ, в котором по меньшей мере дюжина воинов.

- Канадские индейцы, вне всякого сомнения, - сказал Тайога, - и наши враги.
Возможно, Тандакора среди них.

"Ли он или нет", - сказал Виллет", они видели нас, и в
гонка преследования. Я полагаю, они остались в другую бухту позади нас, а
шторм прошел. Это единственный случай, когда наше предвидение не смогло уберечься от
неудачи ".

Он говорил с тревогой и смотрел на нависающий над ними лес. Но теперь
не было удобной бухты, и они не могли вытащить каноэ на берег и бежать по суше. Внезапно
появилась новая, и очень серьёзная, опасность. Длинное каноэ,
управляемое дюжиной сильных гребцов, быстро приближалось.

 

"Думаю, это гуроны," — сказал Тайога.— Скорее всего, — сказал охотник, — но кто бы они ни были, гуроны или нет, они нам не друзья, и нам предстоит тяжёлая работа с вёслами.
 Они по меньшей мере в четырёх выстрелах от нас, и у нас есть шанс.

Теперь все трое использовали свои весла так, как могут только те, у кого на кону жизнь
. Свет их каноэ неожиданно прыгнул вперед, и, казалось, достаточно, чтобы
скользить над водой, словно какая-то большая водная птица, но крупнее ремесло
за ними приобретали все хоть и медленно. Три пары рук, какими бы сильными или опытными они ни были
, не сравнятся с двенадцатью, и охотник
хмурился, время от времени оглядываясь назад.

"Только три rifleshots сейчас, - пробормотал он, и вскоре она будет
а два. Но у нас есть оружие получше, чем у них, и у нас может говорить
быстро. Полегче, ребята! Мы не должны переутомляться!"

Роберт сделал гребки медленнее. Пот выступил у него на лице.
Дыхание стало болезненным, но он вовремя вспомнил о
превосходном совете Уиллета. Преимущество длинного каноэ увеличилось еще больше
быстрее, но все трое накапливали силы для большого рывка.
Преследование и бегство до сих пор совершались в тишине, но теперь
Гуроны, о чем свидетельствовала их раскраска, объявили долгую войну
возглас, полный предвкушения и триумфа, крик, ясно говорящий о том, что они
ожидали, что скоро с них снимут три хороших скальпа. Это заставило пульс Роберта участиться
от гнева.

"Они нас еще не схватили", - сказал он.

Уиллет рассмеялся.

"Не позволяй им вывести тебя из себя", - сказал он. "Нет, они не схватили нас.
мы и раньше сбегали из таких же труднодоступных мест. Они
успевают быстрее, чем мы, Роберт, но нашим трем винтовкам здесь будет что сказать.
им будет что сказать.

После единственного боевого клича воины снова погрузились в тишину и взялись за весла.
теперь они были уверены в своей добыче. Они сами были экспертами, и
их весла рассекали воду в совершенном унисоне, в то время как длинное каноэ
постепенно сокращало расстояние между собой и маленьким суденышком впереди.

"Два ружейных выстрела, - сказал охотник, - и когда их станет один, а это
наверняка произойдет, мне придется дать им подсказку пулей".

"Возможно, - сказал Роберт, - что вмешается третья сила".

"Что вы имеете в виду?" - спросил Уиллет.

"Шторм возвращается. Посмотрите вверх!"

Это было правдой. Небо было снова затемнение, и сгустились тучи
быстро над горами на Западе. Уже сверкали молнии
вдоль склонов, и лес начал раскачиваться на ветру.
Воздух быстро становился тяжелее и темнее. Их собственное каноэ дрожало,
и Роберт увидел, что длинное каноэ был рост и падение с
волны.

"Выглядит так, как будто это может быть вопрос мастерства с веслами, а
по сравнению с винтовками", - сказал Виллет односложно.

"Но они еще получают", - сказал Tayoga", хотя вода так
грубый."

- Да, - сказал Уиллет, - и если шторм не разразится в полную силу, они
скоро окажутся на расстоянии ружейного выстрела.

Он наблюдал, время от времени бросая проницательные взгляды назад, и через несколько минут он
схватил свою винтовку, быстро прицелился и выстрелил. Стоявший впереди мужчина в
длинном каноэ взмахнул руками и боком рухнул в воду. Тот
каноэ совсем перестал на минуту или две, а потом остальные,
издавая долгий, яростный вопль ярости, наклонился, чтобы их весла с
новые усилия. Три внес значительный выигрыш во время их
временная регистрация, но это не могло продолжаться долго. Виллет снова посмотрел на
шанс на землю, но скалы возвышались над их прозрачными и невозможно.

"Мы в руках Маниту", - серьезно сказал Тайога. "Он спасет
нас. Посмотри, как собирается буря! Возможно, ее послали обратно, чтобы помочь нам".

Онондага говорил с предельной серьезностью. Не часто случалось, чтобы
шторм вернулся так быстро, и, приняв веру в то, что Маниту
вмешался в дела земли, он почувствовал, что вторая конвульсия
природы была им на пользу. Вследствие большой шероховатости
воды их скорость теперь уменьшилась, но не более, чем длинных
челна, поднявшийся ветер, вынуждая их использовать свои весла в основном для
уравновешенность. Брызги, похожие на мокрый снег, били им в лицо, и они
вскоре промокли насквозь, но укрыли ружья и
боеприпасы одеялами, зная, что, когда буря пройдет, они смогут
были бы беспомощны, если бы их не держали сухими.

Гуроны сделали несколько выстрелов, но все они были неточными, а затем
всей толпой принялись управлять каноэ, которое опасно раскачивалось. Роберт заметил, что их фигуры становились всё более размытыми, а затем, когда во второй раз разразился шторм,
наступила темнота и скрыла их.

— «А теперь, — крикнул Уиллет, когда ветер засвистел и завыл у них в ушах, —
мы поплывём к середине озера!»

Полагаясь на своё превосходное умение грести, они выбрали самый опасный путь,
если говорить о риске потерпеть крушение, но они
предполагалось, что длинное каноэ пройдет мимо них в сумерках, и тогда они
приземлятся сзади. Волны были выше, так как они пошли по направлению к
центру озера, но они были ни в какой опасности были разбиты против
скалы и великолепная работа с весла, держали их
заболоченные. К счастью, темнота продолжалась, и, поскольку они не могли разглядеть
сквозь нее длинное каноэ, у них была уверенность, что они сами
невидимы.

"Почему бы не пройти весь путь до восточного берега?" крикнул Роберт.
"Возможно, мы найдем там якорную стоянку и будем в безопасности как от гуронов, так и от
шторм!

"Дагеога прав", - сказал Тайога.

"Хорошо сказано!" - сказал Уиллет. "Работай лучше всех, что ты когда-либо делал с веслами
, или мы найдем дно озера вместо восточного
берега!"

Но мастерство, сила и зоркость помогли им благополучно переплыть
озеро, и они нашли берег с достаточным уклоном, чтобы высадиться
и вытащить каноэ на берег, протащив его по меньшей мере с полмили
и не останавливаясь, пока не добрались до вершины высокого холма,
покрытого густым лесом. Они поставили каноэ там, среди кустов, и сели
Они лежали за ним, обессиленные. Винтовки и драгоценные боеприпасы, плотно завернутые в складки их одеял, оставались сухими, но сами они промокли до костей, и теперь, когда их мышцы расслабились, их охватил холод. Несмотря на усталость, все трое снова начали энергично двигаться и не останавливались, пока дождь не прекратился.

Затем вторая буря прекратилась так же внезапно, как и первая,
тьма рассеялась, и в свете дня огромное озеро предстало
синим и величественным. Далеко на юге двигалось длинное каноэ,
которое казалось чёрной точкой на воде. Тайога гортанно рассмеялся.

"Они беснуются и ищут нас напрасно", - сказал он. "Они будут продолжать
нам на юг. Они не знают, что Маниту наслал вторую бурю
специально для того, чтобы покрыть нас тьмой, в которой мы могли бы спастись."

- Это хорошая вера, Тайога, - сказал Уиллет, - и поскольку Маниту устроил так, что
мы должны ускользнуть от них, он вряд ли вернет их на наш путь.
В таком случае я пойду сушить свою одежду.

— Я тоже, — сказал Роберт, и онеидада кивнул в знак согласия.
Они сняли одежду, отжали её и повесили сушиться
на кустах для просушки, а задание скоро будет выполнено на солнце, что сейчас
вышел горячий и яркий. В то же время они обсуждали их дальнейший ход.

"Длинное каноэ по-прежнему идет на юг", - сказал Tayoga. - Он сейчас за много миль
отсюда, охотится за нами. Возможно, поскольку они не могут нас найти, гуроны
решат, что шторм утопил нас в озере!

"Но они будут охотиться вдоль берега долгое время", - сказал Уиллет. "Они
лишь крошечное пятнышко сейчас, и через четверть часа они будут
виду в целом. Предположим, мы пересечем озеро позади них - я думаю, я
увидим бухточку там, на западной стороне - возьмем каноэ с собой и
подождем, пока они не вернутся обратно.

"Мудрый план", - сказал Тайога.

Еще через час их оленьи шкуры высохли, и они снова оделись.
вернули каноэ на озеро, гуроны по-прежнему были невидимы. Тогда
они перешли на скорую руку, вышли в бухту, что Уиллет видел, и
погрузился в глухом лесу, беря на каноэ с ними, и скрывается
их след тщательно. Пройдя добрых три мили, они вышли на поляну.
они остановились отдохнуть, и каждый из троих почувствовал, что пора.
И мышцы, и нервы были на пределе, и они оставались там весь остаток дня и следующую ночь, за исключением того, что после наступления темноты Тайога вернулся к озеру и увидел, что длинное каноэ плывёт на север.

"Не думаю, что эта банда гуронов будет нас беспокоить, — сообщил он своим товарищам. — Они наверняка подумают, что мы утонули, и завтра мы сможем продолжить наше путешествие на юг."

«И в целом мы неплохо из этого выкрутились», — сказал Уиллет.

 «С помощью Маниту, который так великодушно послал нам второй шторм», —
сказал Тайога.

Привезли лодку обратно к озеру на рассвете, и обнимает западный
Шор сделал неторопливой скоростью на юг, пока они не пришли к
недалеко от французского работает в карильон, когда они приземлились снова
с их каноэ, и после долгой и изнурительной волок запущен
себя заново на более мелкие, но более великолепного озера, известного
Английский язык как Джордж и французский язык в качестве Святых Даров. Теперь, однако,
они путешествовали ночью, а днем спали и отдыхали. Но озеро Джордж в
лунном свете было величественным и прекрасным вне всякого сравнения. Его воды были
темно-серебристый, когда лучи заливали его потоками, и высокие
берега, покрытые темно-зеленым, казалось, поддерживали небеса.

"Это великая страна", - в сотый раз повторил Роберт.

"Это так", - сказал Тайога. "После того, как Маниту попрактиковался во многих других
странах, он использовал всю свою мудрость и мастерство, чтобы создать страну
Ходеносауни".

На следующее утро, когда они лежали на берегу, они увидели две французские лодки на
озере, и Роберт утвердился во мнении, что предвидение
французских лидеров позволит им нанести первый удар. Уже
их вооруженные силы находились далеко в спорной стране, и они
контролировали древний водный путь между британскими колониями и
Канадой.

На вторую ночь они покинули озеро, спрятали каноэ в кустах
на берегу ручья и отправились по суше в долину
Онондага. Вероятно, в обычное время они бы справились с этим
без происшествий, но сейчас они чувствовали острую необходимость в осторожности, поскольку в
лесах могло быть полно воинов враждебных племен. Они были уверены,
также, что Тандакора найдет их след, а он нет
они прекратили преследование, пока не оказались рядом с деревнями
Ходонозауни. Тропа могла быть скрыта от одного лишь оджибве, но
поскольку в лесах было много военных отрядов их врагов, он узнал бы о ней
от кого-нибудь из них. Поэтому они последовали плану, который использовали на
озере: путешествовали ночью, а днём прятались в кустах.

Ещё один олень пал от смертоносной стрелы Тайоги, и на третий день, когда они
прятались в густом лесу, они увидели дым на высоком холме, поднимающийся
кольцами, как будто над костром быстро проносят одеяло, а потом снова
возвращают его на место.

"Ты можешь прочесть, что они говорят, Тайога?" - спросил Уиллет.

"Нет", - ответил Онондага. - Они мне незнакомы, и поэтому об этом не может быть и речи.
никаких разговоров о ходеносауни. Ах, посмотрите на запад! Смотрите, на другом холме
в двух милях отсюда тоже поднимаются кольца дыма!

"Это означает, что две группы французских индейцев разговаривают друг с другом,
Тайога?

 — Так и есть, Великий Медведь, и здесь, на землях Ходонозауни!
 Возможно, с ними французы, французы из Карильона или какого-то другого
поста, который Ононтио продвинул далеко на юг.

 Молодой Онондага говорил с глубоким негодованием. При виде этих двоих
дым, выпущенный врагами Ходеносони, наполнил его гневом, и
Уиллет, наблюдавший за его лицом, легко прочитал по нему его мысли.

"Вы хотели бы видеть больше воинов, которые делают эти
сигналы", - сказал он. "Ну, я не виню вас за ваше любопытство и
возможно, это будет разумно взглянуть. Предположим, мы выходим на
первый огонь".

Tayoga кивнул, и все трое, хотя и несколько тормозится их пачками,
начался медленный подход, через кусты. Преодолев половину дистанции, Тайога,
шедший впереди, приложив палец к губам, упал почти плашмя.

"Что случилось, Тайога?" прошептал Уиллет.

"Кто-то еще преследует их. Справа. Я услышал, как зашевелился куст".

И Уиллет, и Роберт тоже услышали его, пока ждали, и, привыкнув к лесу, они знали, что он сделан человеком.
"Каково твое мнение, Тайога?" - спросил охотник.

"Что ты думаешь?"

"Воин или воины ходеносауни, стремящиеся, как и мы, увидеть
тех, кто пускает вверх кольца дыма", - ответил Онондага.

"Если ты прав, то это, скорее всего, могавки, Хранители
Восточных ворот".

Тайога кивнул.

"Давайте посмотрим", - сказал он.

Приложив пальцы к губам, он выдул между ними ноту, мягкую и
низкую, но проникновенную. Прошло полминуты, и точно такая же нота донеслась из
точки в густом кустарнике примерно в сотне ярдов от него. Затем Тайога протрубил
более короткую ноту, и, как и прежде, пришел ответ, точно такой же.

"Это ганеагаоно", - уверенно сказал Тайога, - "и мы будем ждать
их здесь".

Все трое оставались неподвижными и безмолвными, но через несколько минут
кусты перед ними затряслись, и четыре высокие фигуры, поднявшись во весь свой
рост, предстали на виду. Это были воины племени ирокезов, все молодые,
мощный, со свирепыми и надменными чертами лица. Самый молодой и высокий,
мужчина с осанкой лесного вождя, сказал:

"Мы встретились в подходящее время, о Тайога, из клана Медведя, из
нации Онондага, из великой Лиги Ходеносауни".

"Это так, о Дагановеда, из клана Черепахи, из нации
Ганеагаоно, из великой Лиги ходеносауни", - ответил Тайога.
"Я вижу, что мои братья, Хранители Восточных ворот, наблюдают, когда
дикие племена вступают на их территорию".

Брови молодого ирокеза нахмурились.

«Большинство наших воинов на большой тропе, ведущей в долину Онондага», —
сказал он. «Нас всего четверо, и, хотя нас всего четверо, мы намереваемся
напасть. Дым, который виднеется неподалёку, — это дым от гуронов и каонавагов».

«Вас не четверо, вас семеро», — сказал Тайога.

 Даганоуэда понял и яростно и гордо улыбнулся.

«Ты хорошо говорил, Тайога, — сказал он, — но ты говорил так, как я и ожидал. Онундагаоно и Ганеагаоно — первые народы Ходонозауни, и они никогда не подводят друг друга. Нас семеро, и этого достаточно».

Он считал само собой разумеющимся, что Тайога говорил так же искренне от имени двух белых людей
как и от своего имени, и Роберт с охотником чувствовали себя преданными друг другу.
Более того, их долг перед онондагой был настолько велик, что они не могли
бросить его, и они знали, что он уйдет с могавками. Также
Было бы хорошей политикой разделить их предприятие и их опасность.

"Мы будем поддерживать вас до конца", - спокойно сказал Уиллет.

"Англичане всегда были друзьями ходеносони", - сказал
Дагановеда, прокладывая путь через подлесок к мысу
из которого идет дым. Ни Роберт, ни Уиллет не испытывали никаких угрызений совести
по поводу нападения на тамошних воинов, поскольку они явно были захватчиками с
враждебной целью на территории ирокезов, и это также было более чем вероятно
что их непосредственной целью было уничтожение этих троих. Еще
два американца проходят немного назад, давая индейцам взять на себя инициативу, не
желание говорит, что они начали бой.

Daganoweda, чье имя означало "неистощимого" был наиболее компетентных молодых
шеф. Он разложил свою маленькую силу в полукруг, и семь
Роберт быстро приблизился к костру. Но он обрадовался, когда под ногой неосторожного и нетерпеливого воина сломалась ветка, и гуроны с
кагнавагами, в панике обернувшись, выпустили несколько пуль в кусты.
 Он обрадовался, потому что бой начала другая сторона, и если бы с ними был француз, он не смог бы отправиться в Монреаль или Квебек и сказать, что британцы и их индейцы сделали первый выстрел.

Все пули пролетели мимо, и отряд Дагановеды сразу же
укрылся, ожидая по меньшей мере пять минут, прежде чем сделать хоть один выстрел
на коричневое тело. Затем все обычные случаи в лесу борьбы
затем, медленно ползет, случайный выстрел, крик триумфа или
смерть кричать, но гуронов и Caughnawagas, которых было около десятка
в ряд, были разбиты наголову и бросились бежать в лес, оставив три
их количество сократилось. Двое ирокезов были ранены, но не серьезно.
Тайога, осматривавший тропу, внезапно поднял голову и сказал:

"Здесь был Тандакора. Никто другой не носит таких больших
мокасин. Вот идут его шаги! и здесь! и здесь!"

"Несомненно, они думали, что мы где-то рядом, и договаривались с другой
группой заманить нас в ловушку", - сказал Уиллет. "Дагановеда, кажется, ты и твои
Ирокезы появились как раз вовремя. Кольца дыма от второго пожара
все еще поднимаются? Мы были слишком далеко, чтобы они могли услышать наши выстрелы.

"Сейчас поднимаются только одно или два кольца", - ответил Тайога. "С тех пор у них
не получили ответа в течение длительного времени они удивляются, что произошло. Смотри Как
эти два кольца уйдут и растворятся в воздухе, как если бы они были
бесполезно, а теперь больше не пойдут".

- Но воины могут прийти сюда, чтобы посмотреть, в чем дело, и мы должны
чтобы быть готовым к ним".

Дагановеда, которому они с готовностью уступили место вождя, поскольку по
праву оно принадлежало ему, сразу понял разумность совета охотника и
они устроили засаду. Второй отряд, который был примерно такого же размера, как первый
осторожно приблизился и после короткого боя быстро ретировался
с двумя ранеными воинами, очевидно, думая, что враг в большом
силой и оставив молодого вождя могавков в полном распоряжении
его победоносное поле.

"Тайога, и ты, Большая Медведица, я благодарю тебя", - сказал Дагановеда. "Без
твоей помощи мы никогда не смогли бы победить наших врагов".

"Мы были рады сделать все, что могли, - искренне сказал Уиллет, - поскольку, как я понимаю
, ваше дело и наше - одно и то же".

Tayoga изучает убегающего след второй группы, как он
рассмотрев первого, и он подозвал своих белых товарищей и
Daganoweda.

"Здесь были французы", - сказал он. "Посмотри на тропу. Они были в мокасинах, но
носки у них вывернуты на манер белых людей".

Ошибиться в следах было невозможно, и Роберт испытал огромное удовлетворение.
Если бы враждебно настроенные индейцы во главе с французами вторглись на территорию
Ходеносони, тогда Дюкесну и Биго действительно было бы очень тяжело
разорвать древний союз великой лиги с англичанами.
Но он был совершенно уверен, что ни один из летающих французов не был Сен-Люком.
Шевалье был слишком мудр, чтобы попасться в такую ловушку, и не будет он
Ленд себя дикарем целей Tandakora.

"Смотри, Дагановеда, - сказал он, - какими друзьями были бы французы"
для ходеносони. Когда великие воины Шести народов отправятся в
долину Онондага, чтобы послушать, что скажут пятьдесят сахемов на своем
совет, вероломные гуроны и каунаваги, ведомые белыми людьми из
Монреаля и Квебека, приходят на их землю в поисках скальпов ".

Сила золотой речи снова овладела им. Он глубоко прочувствовал то, что сказал
и продолжил, привлекая внимание к древней
дружбе англичан и их долгим и ожесточенным войнам с
Французами. Он снова вызвал в памяти Фронтенака, который никогда не умирал в
сердцах могавков, и пока он говорил, глаза Дагановеды и его
товарищей вспыхнули гневным огнем. Но он продолжал недолго. Он знал
что в такое время затянувшаяся речь утратит свою силу, и
когда чувства ирокезов были взволнованы до предела, он
резко остановился и отвернулся.

- Молодец, парень! Молодец! прошептал Уиллет.

- Большая Медведица, - сказал Дагановеда, - сейчас мы отправляемся в долину Онондага на
большой совет. Возможно, Тайога, грядущий вождь клана
Медведя, великого народа Онондага, пойдет с нами.

- Он пойдет, - сказал Уиллет, - и мы с Робертом тоже. Мы тоже хотим
добраться до долины Онондага. Необычайно умный француз, один
Шевалье Раймон де Сен-Люк отправился туда. Он прекрасный оратор, и он
будет говорить от имени французов. Наш юный друг, которого старый вождь вашего народа
назвал Дагеога, как вы слышали, великий оратор,
и он будет говорить от имени англичан. Он померится силами с
Французом Сен-Люком, и я думаю, что он выдержит испытание.

Молодой вождь племени могавков бросил на Роберта восхищенный взгляд.

"Дагеога может говорить против кого угодно", - сказал он. "Ему нечего бояться"
Француз. Разве я не слышал? И если он может использовать так много слов здесь, в
лес, несколько мужчин как может он не в долине Онондага
перед собравшимися воинами Hodenosaunee? Действительно горло
Dagaeoga никогда не может утомить. Поток слов из его уст, как вода за
камни, как и он, литься вечно. Это музыка как ветер петь
среди листьев. Он может заговорить гнев из сердца разъяренного лося
или он может заговорить выдру из глубин реки. Велика
речь Дагаеоги."

Роберт густо покраснел. Уиллет рассмеялся, и даже Тайога улыбнулся, хотя
комплимент был совершенно искренним.

"Вы хвалите меня слишком много, Daganoweda", - сказал молодой Леннокс, "но в отличном
причину нужно приложить немало усилий".

"Тогда вперед", - сказал вождь Могавков. "Мы немедленно отправляемся в
долину Онондага".

Они вышли на большую тропу, ваагвеннею, и двигались быстро. На следующий день
к ним присоединились шесть могавков из их верхнего замка Ганегахага на реке Мохок
недалеко от устья Уэст-Канада-Крик, и они продолжили
двигайтесь дальше со всей скоростью, въезжая в самое сердце страны
Ходеносони, Роберт заново почувствовал, какая это была действительно великая земля, с
Его зелёные леса, его голубые озёра, его серебристые реки и бесчисленное множество
ручьёв и речушек. Природа одарила его всем, и он не
удивился тому, что ирокезы охраняют его с такой доблестью и
лелеют с такой нежностью. Пока он мчался вместе с ними, он
на время, по крайней мере, обрёл индейскую душу под белой кожей.
Длительное общение и гибкий ум позволили ему проникнуть в
мысли ирокезов и думать так же, как они.

Он знал, как весть распространилась по огромному лесу. Он знал,
что каждый воин, женщина и мальчик из племени Ходонозауни понимали, как
две великие державы за морем и их дети здесь собирались
вступить в битву на границе своей страны. И что должны были делать
Ходеносауни? И он тоже знал, что в Кубке шести наций и пошел так может
идут войны в Америке. Он слишком много повидал, чтобы недооценивать их доблесть и
силу, и в том долгом походе сердце его было очень встревожено.




ГЛАВА XV

ДОЛИНА ОНОНДАГА


Небеса благоволили их путешествию. Они были обеспокоены ни штормов
или дождь, а в качестве мягкого подули ветры, цветы открылись перед ними. Игра
было в изобилии, и у них была еда, которую можно было взять с собой. Когда они приблизились к долине
, к ним присоединился небольшой отряд онейда, а немного позже
их встретил гонец из племени онондага, который с большим уважением говорил о Тайоге
и сообщил им новости.

Француз Сен-Люк и канадец Дюбуа, которые приехали с
ними, находились в долине Онондага, где их приняли как
гостей, и с ними обошлись гостеприимно. Пятьдесят вождей, не спеша, ещё не собрались на совет, и Сен-Люк был вынужден ждать, но он значительно укрепил своё положение в глазах
Ходеносони. Ононтио не мог бы прислать лучшего гонца.

"Я знал, что он это сделает", - сказал Уиллет. "Этот француз, Сен-Люк,
замечательный, и если кто-то и мог обратить ходеносони во французский, то это он.
потому что он мужчина. О, он приведет им тысячу аргументов, и
особенно он остановится на том факте, что французы двинулись первыми
и готовы нанести удар. Мы пришли не слишком рано, Роберт.

Но гонец сообщил им далее, что пройдет еще некоторое время
до великого совета в Длинном Доме, начиная с первого фестиваля
весна, Танцы Кленов, должна была состояться через несколько дней, и
вожди категорически отказались встречаться до конца. Сок уже тек
и хранители веры выбрали время и место
для этой великой и радостной церемонии Ходеносони, радостной, несмотря на
дело в том, что этому предшествовало самое торжественное мероприятие - всеобщее
исповедание грехов.

Глаза Tayoga и ирокезами и Oneidas блестели, когда они
слышал.

"Мы должны быть там вовремя для всех", - сказал Тайога.

"Воистину, мы должны, брат", - сказал Дагановеда, ирокез.

И теперь они ускорили шаг по плодородной и прекрасной земле, где весна во всей красе
расцвела, и, как только в клёнах зажурчала
сока, кровь заиграла в жилах даже у стариков. К ним присоединился отряд сенека, и когда они подошли к краю долины Онондага, их было много, и все они были полны рвения, воодушевления и религиозного, политического и военного духа, которые неразрывно связаны в жизни ходонозауни.

Они стояли на высоком холме и смотрели на большую прекрасную долину
Повсюду были сады и поля, а далеко на севере они мельком увидели озеро, названное в честь Хранителей Огня Совета.
 Из труб добротных бревенчатых домов, построенных этим самым просвещенным племенем, поднимался дым, окрашивая голубое небо, и вся эта картина была мирной и прекрасной. Глаза Тайоги, Онондаги, и
Дагановеды, Могавка, заблестели, когда они увидели это, и их сердца
забились от пылкого восхищения. Перед ними была не просто деревня
Онондагов, это был храм и святилище
великая лига, "Ходеносауни". Онондага поддерживали огонь совета и
занимали первое место по набожности, но могавки, Хранители Восточных Ворот,
были известны даже на Великих Равнинах своей доблестью, и они стояли
с онондагами они были равны как мужчина с мужчиной, в то время как сенека, известные
самим себе и своим братским народам как нундаваоно, были более
многочисленными, чем они сами.

"Мы успеем к великому празднику, Танцу кленов", - сказал
Тайога юному ирокезу.

"Да, брат мой, мы пришли до начала", - сказал Дагановеда,
«И я рад, что это так. Возможно, мы не будем танцевать Кленовый танец ещё много сезонов. Тень великой войны нависла над Ходонозауни,
и кто знает, где будут воины великого
Союза, когда вернётся весна? Мы всего лишь маленькие дети и ничего не знаем о
будущем, которое хранит только Маниту».

«Ты говоришь правду, Даганоуэда». Ганеагаоно — и храбрые, и мудрые.
 Настало время для пятидесяти вождей использовать все знания, которые они
собрали за свою долгую жизнь, но мы услышим, что скажет француз, Сен-
Люк, должен сказать, даже если он принадлежит к нации, которая отправлена
Фронтенак против нас".

"В Hodenosaunee можно сделать не меньше", - сказал ирокез, односложно.

Роберт не смог удержаться от слушания, и он был рад, что маленький роман
с двух враждебных групп, вязание, как это сделали их дружбу с
Мохоков. Но и он, поскольку проникся духом ирокезов и видел
то же, что и они, почувствовал великую и судьбоносную природу кризиса. В то время как
народы Ходеносауни могут решить, кто победит в грядущей войне - англия или франция
в то же время они могут решить,
судьба великой Лиги, просуществовавшей столетия.

Они спустились в долину Онондага, но на ее краю, в огромном
лесу, вся группа остановилась, поскольку это стало необходимо для
Тайога, Уиллет и Роберт, чтобы временно попрощаться с остальными, кто
не стал бы продвигаться в город Онондага, пока не будет собрана вся мощь
Ходеносауни. Совет, как предположил Роберт и как он теперь
узнал определенно, был созван онондагами, которые послали
герольдов с поясами на восток к Онейдам, которые, в свою очередь, послали их
ещё дальше на восток к могавкам, на запад к кайюгам, чья обязанность
состояла в том, чтобы передать их сенекасам, ещё дальше на запад. Онейда
также подарил пояса дусгаовехоно, или тускарорам, доблестному племени,
которое пришло с юга сорок лет назад и было принято в Ходонозауни,
превратив Пять Наций в Шесть и получив земли на территории Онейды.

По краям долины уже собралось множество воинов из разных народов во главе со своими
вождями
ожидая призыва онондагского племени принять участие в Танце клёна,
а затем в великом и судьбоносном совете. И поскольку они не знали,
будет ли этот совет мирным или военным, каждый вождь принёс с собой
пучок белых кедровых веток, символизирующих мир, и пучок красных
кедровых веток, символизирующих войну.

«Прощайте, друзья мои», — сказал Даганоуэда, могавк, Тайоге, Роберту и Уиллету. «Мы останемся здесь до тех пор, пока великие вожди онондагов не пришлют за нами, но мы хотим отправиться в путь, потому что никогда прежде не было
такой Танец Клена и никогда прежде не было такого совета, как этот.

- Ты говоришь правду, Дагановеда, - сказал Роберт, - и Большая Медведица, и
Я рад, что мы приемные сыновья ирокезов и можем быть здесь ".

Роберт говорил от чистого сердца. Даже его прибытия в Квебек, отлично подходит как
были свои ожидания и обеспечением их исполнения, всколыхнул в нем
больше интереса и энтузиазма. Ощущение, что на данный момент он был ирокезом во всем, кроме своей белой кожи, росло в нем.
Он видел то же, что и они. Его пульс бился так же, как у них, и он думал так же, как они.
Он видел то, что видели они.
подумал он. Ему не составило труда представить, что судьба Северной
Америки может зависеть от событий, которые произойдут в долине Онондага в
течение следующих нескольких дней. И, несмотря на свой воспалённый мозг и
яркое свечение, в котором он всё видел, он был недалёк от истины.

Роберт увидел, что Уиллет, несмотря на свой возраст и опыт, тоже был глубоко взволнован, а тёмные глаза Тайоги сверкали, как и следовало ожидать, ведь люди, которые были для него величайшими во всём мире, собирались решить их судьбу и судьбу других.

Три, бок о бок, их сердца бьются тяжело, медленно продвигался вперед и
достойно сквозь рощи. Со многих сторон доносились звуки
пения, а в проходах между деревьями они увидели молодых девушек в
праздничных нарядах. Вся листва была темно-зеленого цвета, а небо -
мягкого, но ярко-голубого цвета ранней весны. Воздух, казалось, был
заряжен электричеством, потому что во всем чувствовалось напряжение и ожидание.

Для Роберта, обладавшего таким богатым воображением, сияние усилилось. Он
много изучал классику, по моде того времени, в
он учился в школе в Олбани, и его голова была забита древнегреческим и римским языками
ученость. Теперь он видел древнюю символику, воспроизведенную в великих
лесах Северной Америки народами Ходеносауни, которые
никогда не слышали о Греции или Риме, и для него не были религией и поэзией
ирокезы уступали ему в силе и красоте, будучи гораздо более близкими родственниками, чем
боги Греции и Рима по его собственным христианским верованиям.

"Маниту благоволит к нам", - сказал Тайога, глядя на мягкий синий бархат
неба. "Гао, дух Ветров, движется в своем доме, но осторожно,
Дайодадогова".

Он посмотрел на запад, потому что именно там всегда сидел Гао, у которого была
согнутая фигура и изможденное лицо старика, Маниту всегда был
заключив его в тюрьму стихиями и приковав к одному месту.
В прекрасной мифологии ирокезов Гао часто пытался освободиться
сам, хотя и безуспешно. Иногда его усилия были незначительными,
и тогда он создавал легкий ветерок, но когда он яростно боролся за
свободу, налетали сильные бури и вырывали леса.

"Гао сегодня не очень беспокойный, - продолжил Тайога. "Он борется, но
«Мы лежим на мягкой траве, и ветер с запада нежно ласкает наши лица».

«И он приносит с собой аромат цветов и нежных молодых листьев, Тайога», — сказал Уиллет. «Это удивительный мир, и сегодня я всего лишь мальчик, стоящий на его пороге».

«И даже если начнётся война, возможно, Маниту улыбнётся нам», — сказал Тайога. «Три сестры, которых Хавенну, что для белого человека то же самое, что Маниту, дал нам, — дух Кукурузы, дух
Тыквы и дух Фасоли — будут жить с нами и даровать нам изобилие.
Духи в облике прекрасных молодых девушек парят над нами. Мы
я не могу их видеть, но они там.

Он поднял глаза, и над их головами промелькнули тени. Для мистической души
молодого Онондаги они были духами трех сестер, которые
олицетворяли изобилие, и сам Роберт затрепетал. Он все еще видел глазами
и чувствовал сердцем ирокеза.

И он, и Тайога сознавали, что духи были повсюду вокруг
них. Все элементы и все силы природы были символизированы и
олицетворены. Хранители огня, земли, воды, исцеления, войны, погони,
любви, зимы, лета и множества других витали в воздухе. В
у самих деревьев были духи и индивидуальность, и все духи, которые
вместе составляли Хоноченоке, были слугами и помощниками
Хавеннею. Для глаз Тайоги, которые ничего не видели и все же видели, это был
мир с большим количеством людей, и во всем был смысл, даже в
падении листа.

Tayoga в настоящее время поднял пальцы к губам и издал долгий мягкий
свисток. В ответ из рощи впереди раздался свист, и на виду появились четырнадцать
мужчин, все средних лет или старше. Несмотря на возраст, ни один из них не
выглядел слабым. Большинство из них были высокими.
Они держались очень прямо, а их взгляд был необычайно проницательным. Это были четырнадцать вождей племени онондага, и во главе их стоял Тододахо, первый по рангу, чьё имя никогда не исчезало, унаследованное от великого вождя, основавшего Лигу много веков назад, и передававшееся от преемника к преемнику. Рядом с ним шёл Тонессах, чьё имя тоже сохранилось навсегда и который был наследственным советником Тододахо, а рядом с ним шли Даатгадосе и остальные.

Тайога, Роберт и Уиллет остановились, и великий вождь Тододахо, человек
великолепного вида, во всей красе государственного костюма ирокезов, оказал
им радушный прием. Вид Тайоги, человека высокого происхождения, из клана
Медведя, из народа Онондага, был особенно приятен его глазам. Это
было хорошо, что молодые воины, которые однажды станут вождями, чтобы вести
на совет и в битву, должны были присутствовать. И приход белого
мужчины и белого мальчика, которые, как было известно, были надежными друзьями
Ходеносауни, также приветствовался.

Все трое, каждый по очереди, дали подходящие ответы, и Роберт, обладавший даром
золотой речи, который тронул его, говорил немного дольше остальных. Он произнес
свободное использование метафор и аллегорий, рассказывающих о том, как дороги были его душе
процветание и счастье Ходеносауни, и он чувствовал
каждое сказанное им слово. Заряженный мыслями и впечатлениями от
Ирокезы, четырнадцать вождей, были для него квинтэссенцией достоинства и
важности, и когда они улыбались и кивали, одобряя его
юношеские усилия, его сердце ликовало. Затем он, Тайога и Уиллет
низко поклонились этим людям, которые на самом деле были хранителями совета
огня Ходеносони, и чье слово могло повлиять на судьбы
Северной Америке, и, поклонившись, прошли дальше, чтобы они могли отдохнуть в Долгой
Дом, как и подобало трем великим воинам, которые доблестно исполнили свой долг
в лесу, столкнувшись лицом к лицу со своими врагами, и которые пришли исполнить
другой священный долг в долине Онондага.

Молодые воины проводили их в один из больших бревенчатых домов, которые
по своей природе были очень похожи на общественные дома, обнаруженные позже
на дальнем юго-западе. Здание, в которое они вошли, было полных сто
двадцать футов в длину и около сорока футов в ширину, и в нем горело пять очагов,
Каждый из них был построен в центре своего участка. Стены и крыша были сделаны из жердей, покрытых корой, и в них не было окон, но над каждым очагом в крыше было круглое отверстие, через которое поступал воздух и выходил дым. Если шёл дождь или начиналась гроза, эти отверстия закрывали большими кусками коры.

 . По длинным сторонам стен располагались платформы шириной около двух метров, покрытые мехами и шкурами, где спали воины. Над головой был
навес из коры, на который они положили свои пожитки. В доме было около дюжины
воинов, все они лежали, но встали и поприветствовали
все трое. Им сразу же выделили спальные места, принесли еду и воду.
и Роберт, уставший от долгого перехода, решил, что ему нужно
поспать.

"Я думаю, я сделаю то же самое", - сказал Виллет", и тогда мы будем свежее для
то, что приходит. Tayoga, полагаю, захотят увидеть его родственников".

Тайога кивнул и вскоре исчез. Затем Роберт и Уиллет заняли
свои места на платформах из коры и вскоре заснули, не просыпаясь
до следующего утра, когда они вышли вперед и обнаружили, что
волнение в долине усилилось. Тайога сразу же подошел к ним и
сказал им что Sanundathawata совет покаяния, собирался
пройдет. Только начинался рассвет, и с восходом солнца сахемы
Онондага должны были отправиться в рощу совета и принять сахемов
союзных наций.

"Вы, наверное, захотите увидеть церемонию", - сказал он.

"Конечно, конечно!" - с энтузиазмом сказал Роберт, который обнаружил, что с
наступлением нового дня он стал таким же ирокезом по духу, как и прежде. Ни
он мог видеть, что Виллет был менее пристальным об этом и трое проследовали
оперативно роща совета, где народ уже спешит.
Был также большой шум разговоров, поскольку ирокезы здесь, в долине,
в самом сердце своей страны, не проявляли той молчаливости, в которой
краснокожий человек так часто находит убежище в присутствии белого.

Четырнадцать вождей Онондага, Tododaho на голову и Tonessaah в
его право, были собраны в роще, и воины союзных
Объединенных Наций подошли, во главе с их начальниками, девять для ирокезами, десять
для Oneidas, девять для Cayugas, и восемь для Senecas, а
в Tuscaroras, которые были новой нации в Лиге, был вообще никакой,
но говорили через своих друзей, онейда, на землях которых им было позволено поселиться. И когда был оглашён список народов
Ходонозауни, первыми были названы не онондаги, хранители огня Совета
Огня, хотя они были равны по чести и были лидерами в совете, а свирепые и воинственные могавки. Затем пришли
Онондаги, за ними многочисленные сенеки, за ними онейды,
далее кайюги, а последними — тускароры без вождя, но преисполненные
гордости за то, что они, странники со своих древних земель, не
численно они показали себя настолько доблестными и стойкими, что
величайшая из всех индийских лиг, Ходеносони, должна быть готова
признать их как нацию.

За сахемами стояли вожди, эти два имени не были синонимами
у ирокезов, и хотя имя ирокезов называлось
сначала онондаги были мастерами церемоний, фактически были
жрецами Ходеносони, а их первый вождь, Тододахо, был
первым вождем всей Лиги. Однако Senecas, который хоть и превосходит по
цифры уступали в начальники, также был офис, хранительниц двери
Длинного Дома, в то время как онондаги были хранителями в более широком смысле. Восьмой вождь сенека, Донехогаве, фактически охранял дверь, когда пятьдесят вождей собирались внутри, и у него был помощник, который подчинялся всем его приказам и иногда выступал в роли глашатая или посыльного. Но вождь онондага, Хоноуэнато, хранил вампум.

Чем больше Роберт узнавал о переплетении религиозных, военных и политических
систем Ходонозауни, тем больше он ими восхищался и не упускал
ни одной детали, когда вожди Онондага принимали своих братьев-вождей
союзные племена, все вместе известные как Хойарнаговар, в то время как вожди, которых выбирали, были известны под общим названием Хасехнованех.

 Роберт, Уиллет и Тайога, который был ещё слишком молод, чтобы участвовать в церемониях, стояли в толпе и наблюдали с огромным интересом. Среди девяти вождей могавков они узнали
Дайохого, давший Роберту имя Дагэога, и юноша решили
повидаться с ним позже и возобновить дружбу.

Тем временем тридцать шесть сахемов, прибывших с визитом, встали в круг.
с Tododaho, высокий с чем связано падение в рейтинге, среди них и лицом
солнце, которое поднималось в золотом море над восточными холмами.
Вскоре Онондага поднял руку, и гул и ропот в
огромной толпе, наблюдавшей за происходящим, прекратился. Затем, направившись на север,
сахемы размеренными шагами трижды обошли круг. Каждый из них
нес с собой вязанку хвороста, и в данном случае половина
вязанки была красной, а половина белой. Когда они остановились, каждый сахем положил
свою вязанку хвороста на землю и сел перед ней, в то время как другой
Помощник вождя подошёл и встал позади него. Тододахо достал из мешочка кремень и
стальную пластинку, поджёг сначала свои поленья, а затем и все остальные, после чего взял трубку мира, закурил её от одного из костров и, трижды затянувшись, выпустил одну струю дыма
в центр небес, другую — на землю, а третью — прямо на восходящее солнце.

— Он благодарит, — прошептала Тайога Роберту, — сначала Маниту, который
сохранил нам жизнь, затем нашу великую мать, Землю, которая
производит пищу, которую мы едим, и посылает воду, которую мы пьём, и
— И наконец, Солнцу, которое освещает и согревает нас.

Роберт подумал, что это была красивая церемония, полная идеализма, и кивнул Тайоге в знак благодарности, продолжая наблюдать. Тододахо передал трубку
сахему справа от него, который сделал три затяжки аналогичным образом,
и таким образом она была передана всем, весь процесс занял много времени, но
в конце четырнадцать сахемов Онондага и тридцать шесть приезжих
сахемы сели вместе, и под председательством Тододахо был открыт совет
.

"Но сегодня мало что будет сделано", - сказал Тайога. "Это просто то, что вы
Позовём в Олбани на предварительное заседание. По-настоящему важная встреча состоится после Танца клёна, и тогда мы узнаем, какую позицию займут
Ходонозауни в грядущей войне.

Роберт повернулся и столкнулся лицом к лицу с Сен-Люком. Он знал, что шевалье где-то в долине Онондага, но, поглощённый церемониями ирокезов, забыл о нём. Теперь он в полной мере осознал, что приехал, чтобы встретиться с французом и сравнить себя с ним. И всё же он не мог скрыть от себя некоторую радость при виде его, и эта радость усилилась из-за откровенности Сен-Люка.
и веселые манеры.

"Я был уверен, что мы скоро встретимся снова, мистер Леннокс, - сказал он, - и
все произошло так, как я предсказывал и надеялся. И вы тоже, мистер Уиллет! Я
приветствую вас обоих.

Он протянул руку каждому, и охотник, так же как и Роберт, пожал ее
без колебаний.

- Вы добрались до Квебека и выполнили свою миссию? он сказал, давая Роберт
пристальный взгляд по расследованию.

"Да, но не без событий", - ответил юноша.

"Судя по твоему тону, что мероприятие носило помешивая природы".

"Это была скорее цепочка событий. Вождь оджибвеев, Тандакора, которого мы
впервые увидев тебя, возмутился нашему присутствию в лесу.

Сен-Люк нахмурился, а затем рассмеялся.

"Я сожалею об этом", - сказал он. "Я бы контролировал оджибвеев, если бы
Я мог, но он законченный дикарь. Он бросил меня и сделал то, что сам
выбрал. Надеюсь, вы не считаете меня ответственным за какие-либо нападки, которые он мог
совершить на вас, мистер Леннокс.

«Вовсе нет, месье, но, как видите, мы всё пережили и не пострадали. Квебек, великий и прекрасный город, тоже не обошёлся без волнующих событий, не говоря уже об опасностях».

«Но не для герольдов, к которым я отношу вас, мистера Уиллета и Тайогу».
были".

"Некий Пьер Буше, великий дуэлянт, и, если вы простите меня,
за то, что я так говорю, безжалостный браво, также был склонен создавать проблемы для
нас".

"Я знаю Буше. Он такой, как ты говоришь. Но поскольку ты здесь в безопасности и
невредим, как ты только что напомнил мне, ты избежал всех ловушек, которые он расставил
для тебя".

- Верно, месье де Сен-Люк, но у нас есть слух, что охотник за птицами может
попасть в свою собственную ловушку.

- Я не понимаю, что вы имеете в виду.

"Буше, дуэлянт и браво, никогда никому не доставит неприятностей"
.

"Вы хотите сказать, что он мертв? Буше мертв! Как он умер?"

"Человек может быть великим фехтовальщиком, и он может победить многих других, но
обычно приходит время, когда он встречает лучшего фехтовальщика, чем он сам".

"Себя! Да ведь вы всего лишь парень, мистер Леннокс, и каким бы умелым вы ни были!
вы недостаточно закалены, чтобы победить такого ветерана, как Буше!

"Это правда, но есть другой, который был".

Он кивнул в сторону охотника, и глаза шевалье широко раскрылись.

"И ты, охотник, - сказал он, - мог бы победить Пьера Буше, которого
считали мастером фехтования! В этом больше, чем кажется на первый взгляд!
"

Он уставился на Уиллета, который твердо встретил его взгляд. Затем он пожал
плечами и сказал:

"Я не сую нос в тайны другого, но я не думаю, что
там был любой человек в Америке, который был Буше. Что ж, он ушел
в другой мир, и давайте надеяться, что в
нем он будет лучшим человеком, чем в этом. Тем временем мы вернемся к делу, которое
привело нас всех сюда. Я говорю об этом свободно, поскольку каждый из нас это хорошо знает
. Я хочу привлечь Ходеносони на сторону Франции.
интересы этих красных наций действительно принадлежат Его Величеству королю Людовику,
так вы британскими колонистами захватит их земли и будут ездить
их".

"Прошу прощения, Шевалье де Сен-Люк, но это не так. Англичане
всегда были хорошими друзьями Шести наций и никогда не нарушали
договоры с ними.

"Я не хотел вас обидеть, мистер Леннокс. Но мы не хотим тратить нашу
энергию здесь на споры друг с другом. Мы прибережем наше мастерство и
силу для совета пятидесяти, где, я знаю, вы представите
дело британского короля таким образом, что его слабое обоснование
покажется лучше, чем оно есть на самом деле ".

Роберт рассмеялся.

- Укол и похвала одновременно, - сказал он. - Нет, месье де Сен-Люк.,
У меня нет желания ссориться с вами ни сейчас, ни в любое другое время.

"И пока мы будем в долине Онондага, мы будем друзьями".

"Если вы этого хотите".

"И вы тоже, мистер Уиллет?"

- Я ничего не имею против вас, шевалье де Сен-Люк, хотя и буду сражаться.
дело короля, которого вы здесь представляете. С другой стороны, я может
сказать что ты мне нравишься и я не желаю ничего лучше, чем дружить с
вы здесь".

"Тогда решено", - сказал ул. Люк в тон с облегчением. "Это хороший
— Я думаю, что так и будет. Зачем нам враждовать до того, как это станет необходимостью? Я также позабочусь о том, чтобы мой добрый Дюбуа стал одним из нас, и мы вместе будем наблюдать за Кленовым
танцем.

Сент-Люк по-прежнему был откровенен, и Роберт не мог усомниться в его искренности. Он был рад, что шевалье предложил ему временную дружбу, и был рад, что Вилле одобрил это, поскольку он очень уважал мнение охотника. Сент-Люк, теперь, когда договор был заключён, держался как один из них, и смуглый канадец Дюбуа, стоявший неподалёку, тоже принял ситуацию
в полном объеме. Tayoga, тоже подтвердил, что это тщательно и теперь, ул.
Люк был с ним на рельсы дружбы Роберт чувствовал себя более глубоко, чем
никогда очарование его манеры и разговоры. Ему казалось, что
шевалье обладал искренностью и честностью де Галисоньера, но в то же время большим
опытом и житейской мудростью, его опытом и житейской мудростью
сопоставимый с de Courcelles с большим превосходством в искренности
и честности.

Трое быстро превратились в пятерых. То, что Сен-Люк и Дюбуа были приняты, было принято
безоговорочно, хотя Дюбуа редко говорил, казалось, что
считает себя тенью своего вождя. На следующий день пятеро стояли
вместе и были свидетелями исповеди в грехах в роще совета,
религиозной церемонии, которая всегда предшествовала Танцу Клена.

Тододахо рассказал сахемам, вождям и толпе об их
преступлениях и ошибках, о необходимости покаяния и решимости поступать
лучше в будущем. Роберт видел лишь небольшую разницу между своей
проповедью и проповедью священника протестантской веры, в которой он был
воспитан. Маниту был Богом, а Бог был Маниту. Ирокезы и
белые люди путешествовали разными дорогами, но пришли к
практически одному и тому же вероучению. Такое ощущение, что течение времени
он был ирокезов в белого человека кожа была еще сильна над ним.

Многие из индийских сахемов и вождей были люди, обладающие красноречием, и
речь Tododaho на фоне такой обстановки дыхание
народ слушал, было впечатляющим до последней степени. Его торжественность
усилилась, когда он поднял пояс из белого вампума и,
перечисляя свои собственные грехи, попросил Маниту простить его. Когда он
закончив, он воскликнул: "Нахо", что означало: "Я закончил". Затем он
передал вампум Тонессаа, который также исповедался, и все остальные
другие сахемы и вожди сделали то же самое, народ тоже присоединился к манифестации с
большим рвением.

Был устроен огромный пир из всего, что имелось в лесу, реке и поле.
на следующее утро и в полдень состоялись спортивные игры, особенно с мячом.
в которых краснокожий преуспел задолго до прихода белого человека.
начался и был сыгран с большой энергией и в обстановке сильного волнения. В
большой перо танцы, религиозные по своей природе, был
дали двенадцать юных воинов и двенадцать девушек, одетых в их
самые великолепные костюмы.

Наступила ночь, и праздник еще продолжается. Что сделал индеец
он сделал это от всего сердца и со всей своей силой. Наступила темнота.
игры с мячом прекратились, но танцы продолжались при свете костров.
для всех, кому было не все равно, были приготовлены новые угощения. Роберт знал, что
это может длиться несколько дней, а что было бы бесполезным до тех пор, пока
конец для него или Сен-Люк речь об этом предмете столь дорогие их
сердца. Следовательно, к такой договоренности пришли молчания, и все это время их
дружба переросла.

Это правда, что официальные враги могут быть совершенно разными в личной жизни,
и Роберт нашел, что он и пр. У Люка было много общего. У них было
определенное родственное качество темперамента. У них было одинаковое мужество,
тот же дух оптимизма, та же легкая манера встречать кризис
с той же смертельной серьезностью и сосредоточенностью, которые скрывались
под этой беспечной внешностью. Было очевидно, что Роберт, который
провел большую часть своей жизни в лесу, был подготовлен к великим событиям и
сцена, по которой двигались люди всего мира. Он чувствовал, что в Квебеке,
когда он вступил в контакт с тем, что был действительно блестящий двор, с
все недостатки и пороки суда, один из главных объектов, который
было приятно, и он почувствовал ее заново, так как он был в постоянном
общение человека, который, казалось ему, более того рыцарские
дух и рыцарство, для которого Франция была известна, чем любой другой он
когда-либо встречал. Сен-Люк знал, что одинаково хорошо Парижских и в лесу. И при этом
он не был новичком в Лондоне, Вене или старом Риме, хотя Роберт надеялся
увидишь когда-нибудь. Роберту казалось, что он все видел и делал
не то чтобы он хвастался, даже косвенно, но это было вытянуто из него
собственными вопросами парня, за которыми стояло сильное
любопытство.

Роберт заметил также, что Виллет, к которому он стольким обязан, не
вмешалась. Очевидно, он все еще одобрял растущую дружбу парня
и француза, и Тайога тоже показал себя не безразличным к
обаянию Сен-Люка. Хотя теперь он был среди своего народа и в
священной долине, хранителями которой они были, он все еще оставался в
Роберт поселился в общинном доме и искал общества своих белых друзей,
в том числе Сент-Люка.

"Я думал, — сказал Роберт охотнику на третье утро после их прибытия, —
что ты предпочёл бы, чтобы мы показали Сент-Люку
 своё враждебное отношение, ведь он здесь, чтобы помешать нашим планам, так же как и мы здесь, чтобы помешать его планам."

"Личная вражда ничего не даст, — ответил охотник. «Мы враги не Сен-Люка, а его народа. Мы встретим его по-доброму, как он встретит нас, и я вижу веские причины, по которым вы с ним должны быть друзьями».

"Но в грядущей войне он, вероятно, будет одним из наших самых способных и наиболее
предприимчивых врагов."

"Это правда, Роберт, но это не меняет мою точку зрения. Смельчаки должны
как и храбрых мужчин, и если это война, я надеюсь, вы и пр. Люк не встретишь в
битва".

"Вы тоже, кажется, интересоваться им, Дейв".

- Он мне нравится, - коротко сказал Уиллет. Затем пожал плечами и
сменил тему.

Великий праздник продолжался, а агентов Корлеара и Ононтио
все еще заставляли ждать. Сахемы не хотели слышать ни от кого ни слова. Как понял
Роберт, они чувствовали, что Танец клена, возможно, не будет
праздновали снова в течение многих лет. Эти старики, как воины, так и государственные деятели,
увидели, как надвигаются огромные черные тучи, и они знали, что они предвещают
бурю, по силе превосходящую все, что знала Северная Америка. Франция и
Англия, а это означало, что их колонии тоже вскоре будут крепко сцеплены
в смертельной схватке, и ходеносауни, которые были третьей державой, должны
смотрите во все глаза и думайте изо всех сил.

В то время как молодые воины и девушки пели и танцевали не переставая
, сахемы и вожди просидели далеко за полночь, и поскольку
серьезно, как римский сенат, рассматривал времена и их потребности.
Бегуны с длинными конечностями, мощной грудью и обнаженные по пояс, прибывали
со всех сторон света и тайно докладывали. Один из Олбани
сказал, что Корлеар и люди там и в Нью-Йорке говорили о
войне, но не готовились к ней. Другой, ирокез, приехавший с
дальнего востока, сказал, что Ширли, губернатор Массачусетса, тоже
думала о войне и готовилась к ней. Третий, тускарора, который
проделал много дней пути с юга, сказал, что Динвидди, губернатор
Вирджиния уже действовала. Он посылал людей во главе с высоким юношей
по имени Вашингтон в страну Огайо, где французы уже были
отправились строить форты. Онондага с севера сказал, что в Квебеке и
Монреале полным ходом идут военные приготовления. Onontio давал
французов индейцы мушкеты, порох, пули и одеяла в изобилии
не знала прежде.

Красные головорезы быстро вытесняли белых, и тайные советы
пятидесяти сахемов были полны беспокойства, но они скрывали все
свое беспокойство от народа и по большей части от вождей. Но,
в их глазах все небеса были алыми, и мир был на пороге
потрясения. Это было время, когда каждый сахем должен был идти осторожными
шагами и использовать свою последнюю каплю мудрости.

На четвертую ночь прибыл могущественный союзник Святого Люка, хотя
шевалье не звал его и только на следующий день узнал, что
он пришел. Это был высокий, худощавый мужчина средних лет, одетый в черную
рясу с крестом на груди, и он путешествовал в одиночку по
дикой местности от Квебека до долины Онондага. При нем не было оружия, но
под чёрной мантией билось такое же бесстрашное сердце, как у Роберта, или
Уиллета, или Тайоги, и непобедимая вера, которая уже сдвинула
горы.

Мужчины и женщины Онондаги встретили отца Филибера Друйяра и преклонили колени,
чтобы получить его благословение.  Несмотря на воспоминания о Шамплене и
Фронтенак, несмотря на давний и почётный союз с англичанами,
французские миссионеры, которых не могли остановить никакие трудности, обращали в свою веру
ононнагов, просвещённую нацию с добрыми и мягкими инстинктами, и из всех этих миссионеров отец Друайяр был самым
упорная и сильная воля. А благочестие и патриотизм могли жить
вместе в его сердце. Любовь к его церкви и любовь к его расе
горели там с одинаковой яркостью. Он тоже видел, как сгущаются тучи войны
, густые и черные, и знал силу этого
Ходеносони, и то, что они все еще ждали, он поспешил к ним, чтобы завоевать
их для Франции. Он горел рвением и вышел бы вперед
в ту же ночь, когда приехал, чтобы поговорить, но он был так измучен, что
не мог двигаться и крепко спал в одном из домов, в то время как его
верные новообращенные наблюдали за происходящим.

Робер встретился со священником рано утром следующего дня, и эта встреча
была для него совершенно неожиданной, хотя француз не выказал никаких признаков удивления.
возможно, он его и не почувствовал.

"Отец Друйяр!" - воскликнул он. "Я думал, ты в Канаде! Я
не думал, что есть какой-то долг, который может призвать тебя в долину
Онондага!"

Суровое лицо священника расплылось в легкой улыбке. Этот юноша,
хотя и принадлежал к враждебной расе, был красив и обаятелен, и, как знал отец
Друйяр, у него было доброе сердце.

"Святая Церковь посылает нас, своих слуг, какими бы бедными и слабыми мы ни были, на
далекие и разные поручения, - сказал он. - Мы ищем пшеницу даже среди
камней, и здесь, в самой долине Онондага, есть те, кто
ожидает моего прихода.

Роберт вспомнил, что среди онондага были новообращенные католики,
факт, о котором он на время забыл, и сразу понял, каким
мощным фактором будет отец Друйяр в борьбе против него.

- Шевалье де Сент . Люк уже некоторое время здесь, — сказал он, —
ждёт, когда пятьдесят вождей будут готовы выслушать его на совете, где
он будет говорить от имени Франции. Мы с мистером Уиллетом тоже ждём, чтобы
выступить от имени
Англия. Но шевалье де Сен-Люк Мы с Люком лучшие друзья, и
Надеюсь, Drouillard отец, что ты, кто пришел и поддержать
причиной Франции, не будет смотреть на меня, как на врага, но,как один,
неподобающими, хотя он, может быть, кто желает делать то, что он может для него
страна".

Отец Друйяр снова улыбнулся.

— «Ах, сын мой, — сказал он, — ты хороший парень. Ты хорошо держался в Квебеке, и я ничего не имею против тебя, кроме того, что ты не из нашего рода».

 — И в этом, преподобный сэр, вы не можете меня винить.

 Отец Друайяр улыбнулся в третий раз. Он нечасто улыбался.
улыбнулся три раза за один день, и снова он подумал, что это был
красивый и обаятельный парень.

"Мир, сын мой!" - сказал он. "Ты протестант, а я католик, англичанин
ты, а я француз, но никакой дурной ветер никогда не подует между тобой и
мной. Мы только маленькие дети, в руках Всемогущего и мы можем
ждут только его указ".

Роберт рассказал Виллет немного позже, что отец Drouillard пришел, и
охотник выглядел очень серьезным.

"Наша задача удвоилась", - сказал он. "Теперь мы сражаемся и с Сен-Люком, и с отцом
Друйяром, армией и церковью".




ГЛАВА XVI

ВЕЛИКОЕ ИСПЫТАНИЕ


Хотя Роберт и Уиллет до сих пор радовались, что совет
пятидесяти сахемов отложил свое заседание, теперь, когда пришел
отец Друйяр, они были озабочены тем, чтобы ускорить его. Что армия и церковь,
то есть французская армия и французская церковь, были в тесном союзе,
вскоре у них было полное доказательство. Священник и шевалье часто бывали
вместе, и Роберт время от времени замечал огонек ликования в глазах Сен-Люка.
Люк.

Новое влияние было заметно и среди меньшинства онондага.
Вера новообращённых была очень сильной, и отец Друайяр
для них это был не только учитель, но и эмблема, а через него и француз.
они смотрели на Францию как на страну, избранную новым Богом,
которому они поклонялись. И отец Друйяр никогда не работал так усердно, как в
те судьбоносные дни. Его худое лицо стало еще тоньше, а худощавая фигура
еще стройнее, но огонь в его глазах горел ярче. Пятьдесят сахемов ничего не сказали
. Были ли они за священника или против него, они никогда
не вмешивались в его энергию, потому что все без исключения они уважали
того, кто, как они знали, ничего не искал для себя, кто мог переносить трудности,
лишения и даже пытки, как и они, а также обладали даром
мощной и убедительной речи.

Другие народы, кроме одного, тоже прислушивались к нему, хотя и меньше, чем
онондаги.  Свирепые и воинственные могавки не хотели иметь с ним ничего
общего и не позволяли Сент-Люку говорить с ними.  Ни один воин-могавк
никогда не забывал, что Стадакона принадлежала им, хотя много поколений
назад она стала французским Квебеком. Они с восторгом вспоминали многочисленные набеги, которые
они совершали в Канаду, и свои многочисленные войны с французами. Роберт увидел
эта единственная нация, стоявшая на равных с онондагами
, была непримиримой. Когда совет соберется, девять сахемов
могавков, и их имена будут названы первыми, докажут
что они до последнего человека злейшие и непримиримые враги
Французов. Итак, чувствуя, что он прав, и любя свою страну так же сильно,
как священник и шевалье любили свою, он ловко воздействовал на
умы ирокезов. Он поговорил с пылким молодым вождем Дагановедой о
потерянной Стадаконе, которую он видел собственными глазами. Он говорил о ее великолепии.
он был расположен на высоких утесах над величайшей из рек, и он
описал его как самую сильную крепость в Америке. Дух
Молодого ирокеза с готовностью откликнулся. Обращение Роберта не было сделано
ущерба. Он чувствовал, что истина и право были сзади. По его мнению,
будущее ходеносони было за англичанами, французы никогда не могли
стать их настоящими друзьями, длительный разрыв между Квебеком и долиной
Онондага не мог быть устранен.

В Тайоге у него был способный и действенный помощник, который был предан делу
союза с англичанами и американцами и который постоянно
беседует с сахемами и вождями. Уиллет тоже, который был давно
знаком со всеми народами Ходеносони и у которого было много
друзей среди них, использовал все свое искусство убеждения, которое ни в коей мере не было
средства невелики, и таким образом битва за благосклонность ирокезов продолжалась.
В ночь перед тем, как должен был состояться совет, Тайога, его черные глаза
сверкали, он подошел к Роберту и охотнику, и они долго разговаривали друг с другом.
долгое время.

Великий совет состоялся на следующий день в специально отведенной для этого роще
вся церемония была греческой по своей простоте и достоинству,
и в его окрестностях. Пятьдесят вождей, одетых в свои лучшие одежды, снова сидели полукругом, за исключением Тододахо, вождя онондага, который сидел чуть впереди остальных, а Тонессаа — рядом с ним. Девять вождей могавков, свирепых и неумолимых, сидели близко друг к другу, и задолго до того, как начались переговоры с Англией и Францией, Роберт уже знал, как они проголосуют.

 Усилия, которые он собирался предпринять, уже обрели в его сознании чёткую форму. Он был бы умеренным, он не стал бы просить ходонозауни сражаться
на стороне англичан и американцев, он просто попросил бы великие народы
отказаться от союза с французами, и если они не смогут найти в своих сердцах силы, чтобы поднять томагавк за своих старых друзей, то пусть остаются в своих деревнях в мире и покое, пока англичане и французы сражаются за континент.

Весна была в самом разгаре.  Роберт никогда не видел, чтобы лес был таким зелёным, и никогда не смотрел на небо, которое было таким голубым, как то, что раскинулось над ними, пока они шли к роще для совета. Его сердце
сильно билось, но это было от волнения, а не от страха. Он знал, что
перед ним предстоит серьёзное испытание, но его разум отреагировал на это, по правде говоря,
вперед, навстречу ему. Казалось, что ветерок, дувший с холмов,
нашептывал ему ободряющие слова в уши, и слова, которые он собирался произнести,
уже были готовы сорваться с его губ.

Огромная толпа мужчин, женщин и детей собралась вокруг рощи,
и, подобно сахемам, они были одеты в свое лучшее. Яркие красные,
синие или жёлтые одеяла сверкали в лучах солнца, а бусы на
штанах и мокасинах из мягчайшей оленьей кожи переливались и
сверкали. Роберт, у которого ещё свежи были воспоминания о школе в Олбани,
снова подумал о великих греческих и римских собраниях, где все
люди приходили послушать, как их ораторы обсуждают наиболее значимые причины.
И тут его пульс снова участился, а уверенность возросла.

Тододахо заговорил первым, и когда он поднялся, воцарилась почтительная тишина
нарушаемая только шумом ветра или тяжелым дыханием толпы
. В духе любви и увещевания он обратился к своему народу,
ко всем шести великим нациям. Он сказал им, что могущественные державы за морем, Англия и Франция, которые вместе со своими детьми поделили между собой почти весь мир, вот-вот начнут войну друг с другом.
земли, занятые обоими, граничили с землями Ходеносони, и
буря сражений будет нависать над всеми их замками и над долиной
Онондага. Для них было полезно долго и тревожно размышлять и
внимательно слушать то, что скажут ораторы Англии и
Франции.

Затем отец Друйяр выступил от имени Франции. Он представлял собой впечатляющую фигуру,
закутанный в свою черную мантию, его глаза горели, как огненные угли, на
худом, мертвенно-бледном лице. Рядом с ним справа были новообращенные Онондага
собрались, и он часто смотрел на них, когда рассказывал пятидесяти сахемам
что Франция, величайший и сильнейший сын Святой Церкви, была их
лучшим другом и подходящим союзником. Такова была нить его
речи. Он выделил священническую ноту во всем. Он обратился не только
их чувства в этом мире, но до дела они должны делать, чтобы
застраховать их вход в мир, чтобы прийти. Только Франция может привести
их на правильный путь, она одна мысль о их душах.

Священник говорил с сильным жаром, используя язык индейцев
с наибольшей ясностью и чистотой. Его искренность была очевидна.
Ни Роберт, ни Уиллет не могли усомниться в этом ни на мгновение, и они видели,
также, что это производило впечатление. Глубокий ропот одобрения пришли
часто из новообращенных, и сейчас, и тогда весь народ перемешивают в
соглашение. Но пятьдесят Сахем, все, кроме девяти ирокезами, сидел, как
невыразительные, как камни. Могавков не двинулся с места, но суровый,
обвиняющие взоры их устремлены на священника и не думали расслабляться. Как и предвидел Роберт
, самый красноречивый оратор может говорить тысячу лет, и он
никогда не сможет приблизить их ни на дюйм к Франции.

Уиллет последовал за священником. Он не предпринимал попыток к бегству. Он предоставил будущее
самому себе и сделал акцент на настоящем и прошлом. Он напомнил о
фактах, столь хорошо известных, что англичане всегда были их друзьями,
а французы всегда были их врагами. Англичане соблюдали свои договоры
с ходеносони французам нельзя было доверять.

Охотник тоже получил много аплодисментов, и когда он закончил, он
занял свое место в зале рядом с Тайогой. Затем шевалье де
Сен-Люк предстал перед пятьюдесятью вождями, такой же галантный и красивый, как
фигура, которую можно было встретить как в Старом, так и в Новом Свете, одетая в
белую униформу с золотыми пуговицами, с напудренными и завязанными в узел волосами, с небольшим мечом в золотой
рукоятке, висящим на боку.

Шевалье знал лесных жителей, и Роберт сразу же распознал в нём противника,
ещё более грозного, чем он ожидал.  Он взывал к знаниям о лесе и к доблести.  Французы приспособились к жизни в лесу. Они перенимали обычаи индейцев, жили с ними и часто женились на их женщинах. Они могли расти
и процветать вместе, в то время как англичане и бостонцы держались
в стороне от красных и притворялись их начальниками.
У французского солдата и индейского воина было много общего, бок о бок
они были непобедимы, и вместе они могли сбросить англичан
в море, вернув красной расе земли, которые они потеряли.

Он был изящным и страстным оратором, и он тоже произвел свое
впечатление. Главный тезис его темы, что только французы
братались с индейцами, был хорош, и все были знакомы с
факт. Он постоянно возвращался к нему, и когда он сел, аплодисменты
были громче, чем когда аплодировали Уиллету или священнику. Было
очевидно, что он произвёл сильное впечатление, и сахемы Онондага и Сенека
отнеслись к нему с некоторой долей благосклонности, но девять свирепых и неумолимых сахемов могавков не сдвинулись ни на йоту.

 Затем поднялся Роберт. Несмотря на юный возраст, времена и трудности
обстоятельства придали ему мудрости. Его тоже переполняли эмоции.
Пока что он все еще был ирокезом, несмотря на свое белое лицо. Он
еще видел, как они видели и чувствовали, как они считали, и, когда он пожелал им
выступить на стороне Англии и британских колоний, или, по крайней мере, не
стань на сторону Франции и французских колониях, он был очень тронут, слишком, по
глубокая личная симпатия. Судьба ходеносауни была дорога
ему. Его приняли в великую Лигу. Тайога, как считали красные
люди, был его братом не только по крови.

Он слегка дрожал от волнения, когда смотрел на могилу
полукруг из пятидесяти сахемов и столпившихся позади них вождей,
а затем на людей, стариков, воинов, женщин и
детей. Насколько он видел, они были дружелюбны. Они знали, что он один из
им все священные обряды усыновления, они знали, что он воевал
на берегу большой Tayoga молодой воин из клана Медведя,
народа Онондага, могучей Лиге Hodenosaunee, и
после внезапно наступившей тишине глухой ропот восхищения гибкая,
молодой спортивный деятель, и искреннее, открытое лицо, пробежал по
множество.

Он говорил с пылким рвением и чистым, красивым голосом, который звучал
как труба. После первой минуты все смущение и колебания
прошли, и его дар засиял, блистая. Свежесть и пыл
юности были добавлены к логике и силе зрелых лет, и золотые
слова полились с его губ. Индейцы, всегда склонные к ораторскому искусству,
наклонились вперед, внимательные и нетерпеливые. Глаза пятьдесят Сахем стали
светить и ожесточенных и непримиримых индейцев-Могавков, который бы не расслабиться
частица за всех остальных, кивал с одобрением, как спикер
играл на струнах их сердец.

Он останавливался не столько на дружбе англичан, сколько на
враждебности французов. Он знал, что Шамплейн и Фронтенак были далеко
во времени, но близки по чувствам ходеносони, особенно
могавков, воинственных Хранителей Восточных Ворот. Он сказал, что в то время как
французы часто жили с индейцами, а иногда вступали в брак
Индейские женщины, это было не с народами ходеносауни, а с
их врагами, гуронами, когнавагами, Сент-Реджисами, оджибвеями и другими дикарями
с дальнего запада. Ононтио не мог быть другом своим врагам и их
друзья тоже. Маниту никогда не дано ни одному человеку власть для переноски
вода на обоих плечах в такой манере.

Обещания французов великих наций, Лиги никогда не
держится. Он и Уиллет, охотник, которого они называли Большой Медведь,
и храбрый молодой воин Тайога, которого все они знали, только что
вернулся со стадиона могавков, который захватили французы,
и где они построили свою столицу, назвав ее Квебеком. Они
покрыли его каменными зданиями, дворцами, крепостями и церквями, но,
по правде говоря, это все еще была Стадакона могавков. Когда
Тайога, Уиллет и он шли туда и видели, как тени великих
вождей могавков, живших давным-давно, спустились с больших сияющих звёзд, на
которых они теперь жили, чтобы посмеяться над французами и сказать детям
Ганеагаоно, чтобы они никогда им не доверяли.

Не в силах сдержаться, девять вождей могавков издали яростный крик. Впервые на памяти совета кто-то из его членов проявил свои чувства, когда перед ним стоял вопрос, но их возглас затронул общую струну сочувствия. Толпа разразилась аплодисментами, а затем снова воцарилась глубокая тишина, и оратор
продолжение, его горячности и энергии возрастает, так как он знал теперь, что все
народы Hodenosaunee были с ним.

Он расширен по своей теме. Он показал им, на что способна победоносная Франция
. Если Квебек победит, честные обещания, данные священником и
шевалье Ходеносони, будут забыты. Подобно тому, как
Могавки потеряли Квебек и другие деревни, теперь они потеряют свои
замки, Верхний, Нижний и Средний, Кайюги и
Онейды будут сокрушены, а вместе с ними и их новые братья
Тускарорас. Французы ворвались бы с огнем и мечом в священное
в самой долине Онондага они вырубят рощу совета и сожгут
длинный Дом, затем их армии выступят вперед, чтобы уничтожить Сенеку,
хранителей Западных ворот.

Тысячи людей, охваченных неконтролируемыми эмоциями, вскочили на ноги
и у всех них вырвался оглушительный крик. Сен-Люк, увидев
Ходеносони, выскользнув из его рук и из рук Франции, вскочил
, не в силах сдержаться, и закричал:

"Не слушайте его! Не слушайте его! То, что он говорит не может прийти к
пройдет!"

Люди были в смятении, и Совет тщетно для заказа,
но молодой оратор поднял руку, и снова воцарилась тишина.

"Шевалье де Сент Люк и отец Друйяр, которые говорили с вами
от имени Франции, храбрые и хорошие люди, - сказал он, - но они не могут
контролировать действия своей страны. Они говорят вам, что то, что я говорю, не может сбыться
, но я говорю вам, что это может сбыться, и более того, это
сбылось. Смотрите!"

Он достал из-под своей туники из оленьей кожи томагавк, большой и острый, и
поднял его. Его блестящее лезвие было окрашено в красный цвет человеческой кровью
существо. Тишина теперь была такой напряженной , что стала тяжелой и
угнетающий. Все в толпе ожидали, что последует что-то поразительное.
и они были правы.

Он замахнулся томагавком в круг, чтобы все могли видеть его, и
кровь на его лезвии. Его чувство к драматизму была сильная на него,
и он знал, что нужный момент настал.

"Вы знаете, чей это томагавк?" он закричал.

Толпа молчала и ждала.

"Это томагавк Тандакоры, оджибвея, друга и союзника
французов".

Яростный крик, подобный раскату грома, раздался из толпы, а затем то же самое.
напряженная, выжидающая тишина.

«Знаете ли вы, чья кровь обагряет томагавк Тандакоры, оджибвея,
друга и союзника французов?»

Толпа глубоко вздохнула.

"Это кровь Хосахахо, онондага. Вы хорошо его знали, он был одним из
ваших самых быстрых бегунов, искусным охотником, великим воином, который
жил честно и праведно перед лицом Маниту. Но его больше нет.
Три дня назад Тандакора, оджибве, друг и союзник французов, вместе со своими вероломными людьми подло убил его в
засаде. Но пришли другие онондаги, и Тандакоре с его людьми пришлось бежать
так быстро, что он не смог вернуть свой томагавк. Его принесли в
долину Онондага те, кто видел Тандакору, но не смог
догнать его. Они подарили его Тайоге, которого вы все знаете и которого почитаете.
и он подарил его мне как доказательство веры Ононтио.
Тандакора и Ононтио - братья. То, что делает Тандакора, делает Ононтио
также, и светлая кровь Хосахахо, онондага, которая окрашивает
томагавк Тандакоры, оджибвея, был сброшен Ононтио, а также
Тандакора. Смотри! Вот обещания Ононтио, написанные красным цветом
кровью твоего брата!"

Последовал огромный переполох, но вскоре Тододахо, первый среди
сахемов, встал и остановил его поднятием рук. Переведя взгляд на
Роберта, он сказал:

"Ты хорошо говорил, о Дагеога, и ты показал доказательство своих слов"
. Никогда великие народы Ходеносауни не будут друзьями
французов. Слишком много крови между нами".

Затем, обращаясь к Шевалье де Сент - Люк и отец Drouillard, - сказал он :

"Возвращайся в Квебек и скажи Ононтио, что он не может прийти к нам с
обещаниями в одной руке и убийством в другой. Наши молодые люди будут охранять,ты и проследи, чтобы ты был в безопасности, пока не покинешь наши земли. Иди! Через меня пятьдесят сахемов говорят от имени великой Лиги
Ходеносони.

Шевалье и священник, разочарован, но достойно, оставил Вале
в Онондага в ту ночь, и пр. Люк сказал Роберту, что он не питает к нему
неприязнь из-за своего поражения.
Несколько недель спустя, когда Роберт, Уиллет и Тайога были на пути в
Олбани, они услышали от гонца из Онейды, что английские колонисты из
Вирджиния под командованием молодого Вашингтона и французы сражались далеко
на западе.
«Война началась, — торжественно сказал Уиллет, — война, которая потрясёт оба
континента».
«И Ходонозауни не помогут Ононтио, — сказал Тайога.

«И французы могут потерять Квебек, — сказал Роберт, глядя на север, в сторону
города своей мечты».