Анатолий Зверев

               
                ДЛИННАЯ ДОРОГА К АНАТОЛИЮ ЗВЕРЕВУ
                (эссе)         
Художник – Богом помазанный. Знаменит настолько, что на нынешних аукционах то и дело появляются его работы и очень сомнительно, что это не фальшаки.
    О Звереве, как о художнике, я впервые услыхал, где-то, в начале 60-х прошлого века, от одного молодого  художника, чья супруга работала вместе с моей супругой Ларой (Да будет благословенно её имя на небесах). Тогда мы были молоды и это была, видимо, наша главная удача в жизни, но и другие важные удачи нас не обходили стороной. Собственно, таковая  случилась и у меня – на работе я получил комнату в трёхкомнатной коммунальной квартире. Дом в Кузьминках – ещё за пределами Москвы. Как и положено, Лара пригласила отметить новоселье свою сотрудницу с мужем. Впервые в своей жизни я познакомился с настоящим художником-профессионалом, закончившим художественное училище «памяти 1905 года». Крепкий высокий парень со светлыми глазами и с лицом ещё почти не задетым алкоголем. Пара была симпатичная, а она мила и приветлива. Всё располагало к проведению хорошего вечера, как приятная добавка к получению жилища. Фамилий их я и тогда не знал, а имена, к сожалению, время стёрло, но иногда что-то вдруг всплывает – его звали, кажется, Виктор. Так и буду его впредь называть. От него-то мне впервые довелось услышать о некоем молодом художнике Звереве. Он называл его Толя – видимо, они были знакомы. К тому же, тут наши отношения как-то сразу упростились. Он спросил:
  - Ты слыхал о художнике Звереве?
  - Нет, никогда не слыхал.
  - Да ладно. Может услышишь ещё. Он облапошил всех московских художников.
  - Не понимаю, как облапошил?
  - Просто – взял и выиграл первый приз на конкурсе молодых художников, во время «Фестиваля молодёжи и студентов в Москве»
  - Выиграл – стало быть его работы лучше…
  - Ты видел Толины работы?
  - Нет, а где их можно увидеть?
  - Да нигде. Толю, наверное, никогда не покажут, не то с сожалением, не то с безразличием, сказал и тут же добавил: - а жаль…
     Вскоре Виктор слегка опьянел, но был тих и спокоен, однако разговорился по теме, которую можно было бы назвать «Толя». Тут я стану его речь пересказывать своими словами, потому как не так хорошо помню его весьма пылкий рассказ. Он снова вспомнил о «конкурсе молодых художников» на котором, судя по всему, он тоже участвовал. Тогда он круто выругался:       
  - Если бы не этот долбанный японец, не видать бы Толику первой премии и скандала никакого бы не было, и про Толю бы никто не знал.   
Не понимая о чём речь, я поинтересовался – причём тут японец. Оказалось, японцу из японской делегации на «Фестивале», предложили возглавить конкурсную комиссию. Как, видимо, по сию пору считают некоторые завистники Зверева, японец и создал ему имя. На это сегодня, можно возразить фактами – имя ему сделали его работы. Добавлю, что из его рассказа, как и сегодня, не знаю – получил ли Зверев свою премию, но почти «врагом народа» стал. Ещё не совсем внятно Виктор говорил о том, что Зверев тоже учился в том самом училище, но не долго. О том, что того отчислили из училища, Виктор не говорил. Это я помню точно.         
      В конце вечера Виктор напился и переправить его домой, невозможно было даже на такси. Молодая пара осталась у нас ночевать. Ещё несколько лет Лара работала в том проектном институте вместе с супругой Виктора, и ко мне порой приходили какие-то сведения о Викторе. Виктор написал большую картину маслом, которую купило государство, заплатив ему неплохую, по тем временам, цену – восемь тысяч рублей. Как я убедился потом — это была настоящая творческая удача. Виктор купил на эти деньги подержанную трофейную немецкую машину, кажется, «Опель», как он объяснил свое супруге – «чтобы ездить на этюды». Не помню теперь, когда Лара принесла, подаренный ей Витиной супругой отрывной календарь. На одном отрывном листке была маленькая репродукция той самой картины Виктора. Я представил себе её в натуральном виде и был впечатлён – картина была реалистична и мастеровита. Вживую её не видел, как и её автора, которого тоже больше никогда не видел. Но знал, что он стал пить, машину разбил, а права по пьяни у него отобрали. И всё же - именно ему я обязан первым знаниям о художнике Анатолии Звереве.
      Долгое время о Звереве я ничего и нигде не слыхал, хотя уже в конце шестидесятых был знаком с другой Лариной подругой, из семьи художников. Лара одно время часто позировала этим двум художникам в их мастерской на Масловке. Им нравилось писать её портреты. Два замечательных портрета их работы  и сейчас висят у меня в квартире. Тогда это была для меня единственная художественная среда, где можно было что-то узнать о художниках. О Звереве, возможно, они и сами ничего не знали, да и не был я с ними настолько знаком, чтобы они при мне стали рассуждать о живописи и живописцах.      
      Тогда же в конце шестидесятых я увлёкся живописью, и она стала моим хобби. Разумеется, по выходным дням, стал пробовать себя в акварели, в пастели и масле. Посещал все выставки, стал покупать книги по искусству. В семидесятых, какие-то отзвуки о художнике А. Звереве изредка до меня доходили, но более ни менее тесного общения с кругом художников у меня не было. Как это часто бывает – «гора пошла к Магомету». В середине семидесятых я перешёл работать в проектный институт, который располагался на Ленинградском проспекте на верхних этажах большого каменного здания. На первом этаже находился «Художественный салон», принадлежавший МОСХу. Редкая удача – твоя работа и предмет твоего любимого хобби в одном доме. В салоне происходили выставки-продажи работ московских художников. Причём часть салона была отведена под постоянную экспозицию продаж некоторых художников, другая – под постоянно сменяющиеся экспозиции других. В постоянной части экспозиции некоторые работы висели до года, а может и более, пока не находили себе покупателя. То, что это художники другого ряда, было видно по качеству работ.
Точно не помню, но экспозиция выставок – продаж менялась, кажется, через две недели. Тут я и познакомился со многими художниками, с их творчеством и их миром. Для частого посещения салона у меня было время на обед. Вскоре я стал в этом салоне как бы своим человеком. Я бывал на открытиях, а это чаще было вечером, хотя иногда и днём. На открытия  приходили другие художники – разговоров о  художниках было много. Там я познакомился с некоторыми даже известными художниками. Иногда разговор о  А. Звереве возникал, но и они о нём мало что знали и редко кто что-то из его работ видел. Его работы оставались для меня недоступным, да и он сам, как некий где-то бытующий мираж. Анатолий Зверев становился всё более известным, о нём ходили всевозможные слухи, но кто видел его работы? Было известно имя коллекционера Костаки – сотрудника какого-то посольства и обладателя большого количества работ художника.               
      О том, что я интересуюсь живописью, хожу в художественный салон и знаком с художниками, в институте некоторые знали. Не ручаюсь за точность по времени, но кажется в конце 70-х или в начале 80-х мой коллега спросил, как бы невзначай:
   - Хочешь посмотреть работы Зверева?            
Вопрос ошарашил меня – то, о чём я и думать не мог, вдруг обернулся входом в реальность. И всё же я коротко спросил:
  - Где?
  - У одного журналиста и он назвал его фамилию.
  - Где он работает, в какой газете.
  - Нет, в каком-то издательстве. Если хочешь, я с ним договорюсь.
  - А ты сам видел у него работы Зверева?
  - Видел. Теперь ещё раз увижу вместе с тобой.
Вечером я спросил у Лары, не знает ли она журналиста такой фамилии? На это Лара сказала почти уверенно:
  - Фамилию слыхала. Кажется, он у нас в «Прогрессе» работает.
Время полетело быстро. Через несколько дней, вооружившись букетом цветов, тортом и бутылкой водки, мы появились у квартиры этого журналиста. Оказалось, он жил недалеко от «Прогресса». Его супруга встретила моего коллегу с бутылкой откровенно враждебно. Видно было, что она его знала и такое его знакомство с мужем не одобряла. Других подробностей нет – я буквально провалился в то огромное количество работ Зверева, которое свалилось на мою голову. Прошло почти двадцать лет с той поры, как я узнал имя этого художника. И сразу – так много, в таком количестве.       
     Квартира была из двух комнат и кухни, такой она мне вспоминается. Меня впустили в комнаты, а сами остались на кухне. Салон приличных размеров был увешан работами художника, словно обклеен обоями. Акварели и гуаши на стандартной альбомной бумаге, работы маслом на стандартной про грунтованной из магазина картонке – все без рамок висели плотно прижатые друг к другу. Трудно было сосредоточиться на какой-нибудь одной работе, когда  глаза одновременно видят минимум две-три. И все одинаково неожиданны. Такую живопись и графику я видел впервые – это не было похоже на русский авангард 20-30гг., на русских художников с бульдозерной выставки, на французских и американских модернистов и авангардистов. Я ходил вдоль одной стены, переходил на другую, научился видеть несколько работ, но быстро сосредотачиваться на одной. Прекратил искать истоки мастерства художника и стал получать удовлетворение от увиденного. Минут через сорок я почувствовал, что устал чисто физически, и глаз, как это часто бывает даже в картинных галереях, замыливается. Нужен перерыв.
      На кухне все трое пили чай с тортом. Бутылка стояла выпитая только наполовину. Хозяйка выглядела вполне доброжелательно. Мне налили чай, от торта я отказался. Чай освежил. Придя немного в себя, спросил у хозяина:
   - Как вам удалось собрать такую большую коллекцию работ Анатолия Зверева? Видимо вы покупали их у самого художника?
   - Нет. Он их подарил мне.
Вмешался мой коллега:
   - Расскажи нам историю твоей коллекции. Я тоже хочу послушать.
История оказалась настолько банальной и одновременно трагической, что и верить не хотелось. У Зверева была однокомнатная квартира, но жить в ней он, видимо, не мог. Как выразился журналист: - «Толя часто выпивал и попадал в вытрезвитель» В стране тогда придумали новый способ борьбы с пьянством - нетрезвого несли, вели в вытрезвитель, приводили в порядок и за всю процедуру с ночёвкой присылали по почте квитанцию для оплаты. Квитанции копились, соискатели долга досаждали ему в своей неизбежности. Конфисковывать у него нечего, денег нет, но досаждать можно. Художник стал скрываться у друзей, да и вообще, друзья становились частью его жизни. Хозяин квартиры рассказал, что он у него жил иногда несколько дней, иногда неделю. Столько, сколько хотел. Кроме крова и пищи, ему предоставлялись краски, кисти, бумага для акварели и гуаши м картонки для масла. Он творил, как было угодно душе и столько дней сколько хотел. Долго задерживаться Зверев не мог у него из-за пристрастия к спиртному – в его доме он получал всё, кроме выпивки. Уходя, своих работ он никогда не брал. «Так образовалась моя коллекция», - заключил журн6алист. Было много и других подробностей, которые теперь не имеют значения.
     Ещё мне удалось посмотреть работы художника в другой комнате, развешанные аналогичным образом. Работ было так много, что они мешали восприятию. И всё же я сумел тогда понять, что Зверев, сколько бы он ни делал работ, оставался всегда на своём, присущем ему, уровне с присущей только ему живописью.            
      Вскоре Зверев напомнил о себе ещё раз. Тот же коллега, так же неожиданно, как и в первый раз, сказал:
   - Мы можем пойти к – и он назвал имя и фамилию известного советского искусствоведа. -  У него тоже есть работы Зверева.
Такое панибратское отношение к имени известного искусствоведа, специалиста по иконам, я не ожидал:
   - Ты с ним знаком накоротке?
   - Не совсем, но знаком давно.
Вооружившись теми же гостевыми атрибутами, но, кажется, без бутылки, мы оказались в квартире искусствоведа. Его супруга встретила нас открыто враждебно. Атмосфера не способствовала долгому нахождению в этом месте. Коллекция Зверева была не настолько велика, чтобы задерживаться здесь надолго. Несмотря ни на что, удовольствие от работ  полюбившегося мне художника я получил. Хозяин этой квартиры запомнился мне чрезвычайно толстым человеком в тонких трикотажных тренировочных брюках. Разговоров и чаепития не было. Где-то в дороге коллега сказал:
   - Он завязал. Не пьёт и собирается сбросить лишние килограммы.
     Вполне возможно, читатель заметил, что поскольку я не искусствовед, то не даю оценок творчеству замечательно художника. Я не согласен со специалистами, которые раннее не признавали его, а позднее стали искать истоки его творчества в прошлом.      
     В середине 80_х две его выставки на Грузинской улице в Москве, открыли любителям живописи художника Анатолия Зверева. Очереди, несмотря на непогоду были огромные. Успех был заранее предопределён. Вторая выставка была, если  память мне изменяет, в феврале 1986г., где можно было, тем кому повезло, увидеть Анатолия Зверева с бутылкой кефира в авоське.    
     В Интернете много публикаций о художнике А. Звереве. На Западе его признали сразу, а в своей стране, как это бывает, его долго не признавали.
    Здесь я пишу только о своём более, чем двадцатилетнем заочном знакомстве с художником, прежде чем мне довелось увидеть его творчество. С Анатолием Зверевым я никогда не встречался и, к сожалению, знаком не был.
    В начале двухтысячных я в очередной раз побывал в Москве. Конечно же посетил выставочный зал на Крымском Валу. В огромном помещении было много выставок различных художников. Было понятно, что выставочные площади теперь сдаются за деньги. Было довольно скучно бродить здесь и я собрался уходить, как вдруг, буквально носом, уткнулся в экспозицию работ Анатолия Зверева. Такого Зверева я ещё не видел. Во-первых, несколько полотен маслом большого размера. Сомневаться не приходилось – работы Зверева. Его рука, его экспрессивная манера. Полон восхищения, я даже не заметил, что рядом с картинами стоит столик, за которым скромно сидит женщина, спросившая меня:
   - Вы любите работы Зверева? Вы можете купить здесь его альбом.
Подошёл к столику, мы разговорились. Альбом работ Анатолия Зверева стоил довольно дорого, но, если бы он стоил много дороже, купил бы и на последние деньги. С тех пор он всегда при мне.
АНАТОЛИЙ ЗВЕРЕВ. АЛЬБОМ
Москва Издательство «Галарт» 1994г.
Пролистав несколько страниц с репродукциями, я понял – передо мной первозданный Анатолий Зверев. В альбоме его творчество ранней поры  - 1954-х до1968-х годов. Много работ 1957 года, которые представляют творчество художника, именно, в год «Фестиваля», когда он участвовал в том самом конкурсе молодых художников. Отчётливо вижу ужас на лицах советских членов комиссии. 
     Альбом сделан добротно – репродукции работ раннего Зверева не только знакомят нас с ранним творчеством, но и говорят со всей убеждённостью, что это новое слово в искусстве живописи, и родилось оно из его внутреннего мира,
его - единственного и никем не может быть продолжено.   
     Эти воспоминания я стал писать после того, как написал и
опубликовал стихотворение «Анатолий Зверев». Сразу вспомнилось многое из того, что было связано с художником. И те годы, когда мне, как и многим другим, не было возможности увидеть его работы. Мне не удалось здесь выразить тот эстетический шок, когда я впервые увидел живопись Зверева. Даже малой доли знания о жизни художника, которая мне известна, не представлена в этих строчках. Чтобы завершить этот рассказ считаю необходимым  упомянуть написанное мною стихотворение, посвящённое художнику и опубликованное на сайте стихи.ру   
                08. 2024г.