Баррикады. Глава 2. Трудовые будни на Баррикадах

Тягучие, как дым, сумерки окрасили окружающее пространство в серо-синий цвет. В них терялись очертания предметов. Они растворяли стапеля и башенные краны, университетскую вышку и недостроенный корабль. Они поглощали заводскую стену со спускающимися по ней человеческими фигурами.

Вдоль стены лентой тянулась дорога. Она брала своё начало от заводоуправления – изящного здания со шпилём – и спускалась к реке. По ней на небольшой скорости двигался чёрный автомобиль, разрезая светом своих фар сгущающиеся сумерки.

Он остановился у стены, по которой слазили журналисты. Ника разглядела модель авто. Это была «Волга». Подобные машины были у партийной номенклатуры и чиновников высшего ранга в Советском Союзе. Девушка думала, что сейчас такую «Волгу» трудно увидеть на улице. Разве что на выставках ретро-автомобилей и во время съёмок фильмов про Советский Союз.

– Быстрее, Ника! Что ты там разглядываешь? – прикрикнул на неё Артур.

Парень с ловкостью хватался за камни и страховал подругу. Сзади раздался звук подъезжающего автомобиля. Окно со стороны водителя приоткрылось. Красный свет лазера перебежал по парню, потом быстро скользнул на Нику.

– Твою мать! – в ужасе прошептал Артур.

Это было похоже на прицел снайперской винтовки. О таком он только читал в книгах и видел в кино. На себе подобного свечения парень никогда не ощущал. И от понимания, что может произойти в следующую секунду, по телу пробежал холодок.

Артур спрыгнул со стены и во всё горло закричал:

– Бежим!

Ника спикировала практически на него. Вместе ребята бросились наутёк.

Журналисты понеслись что есть силы, а чёрная «Волга» поехала за ними, освещая бегущие силуэты светом ярких фар.

Они сбивали ноги о камни мостовой, спотыкались, но бежали дальше.

Ни одного автомобиля на дороге, ни одного проходящего человека. Никого, кто мог бы стать свидетелем происходящего и чьим присутствием можно было бы воспользоваться, чтобы бежать дальше и оттянуть, таким образом, свой бесславный конец.

Да и кто здесь мог быть? На этой вымощенной камнем дороге меж стен из ракушняка вообще редко кто появлялся, особенно в тёмное время суток.

Машина ехала следом, то сбавляя скорость и словно растворяясь в сумерках, то выныривая из них вновь. Это было похоже на игру в кошки-мышки.

Ребята не сбавляли темп. Совсем немного – и они доберутся до старых домов сталинской постройки. Возможно, успеют забежать во двор и даже скрыться в одном из подъездов. Или позвать кого-то на помощь.

И тут у девушки начали сдавать силы.

– Я больше не могу, – задыхаясь, простонала Ника.

– Давай, ещё немного! Редакция совсем близко! – подбадривал Артур, видя, как его подруга замедляет бег.

Девушка остановилась и схватилась за колени.

– Ника, не отставай! – запыхавшись орал парень. – Прошу тебя! Ещё совсем немного!..

Превозмогая боль и усталость, она снова продолжила бег.

Дистанция между журналистами и их преследователем на «Волге» сокращалась. Прижимая к груди фотоаппарат, Артур прибавил скорость. Однако тут случилось самое неприятное. Когда до ближайшего заезда во двор оставалось несколько десятков метров, Ника споткнулась о камень и со всего маху грохнулась вниз, ударившись головой о чугунный люк, располагавшийся посреди выложенной из камня старинной дороги. На распластавшуюся девушку упал свет автомобильных фар.

Оглянувшись назад, Артур обомлел. Ника лежала посреди старинной мостовой, а чёрная «Волга» с неизвестным преследователем остановилась в нескольких метрах от неё.

Особой храбростью и решимостью Артур не отличался. И в данной ситуации он не знал, как поступить. С одной стороны, он мог дать дёру и бежать прямиком в редакцию, дабы сохранить отснятый материал, и уже по дороге вызывать полицию. С другой, он понимал, что после такого бегства он потеряет уважение коллег и не сможет работать не только в «Баррикадах», но и в любом другом издании Адмиральска, так как дурная слава, что он оставил свою коллегу, вместе с которой выполнял непростое журналистское задание, в опасности, среди журналистского сообщества разнесётся довольно быстро, и с таким клеймом – клеймом труса и предателя – о журналистской карьере ему и вовсе придётся забыть.

Это был момент, когда умереть или подвергнуться пыткам было лучше, чем обречь себя на такой позор.

Парень бросился к подруге. Он с вызовом посмотрел на автомобиль, стараясь рассмотреть водителя. Но за свечением фар, слепившим глаза, силуэт водителя в сгустившихся сумерках казался лишь тёмным пятном.

«Будь что будет», – решил Артур и, схватив камень с мостовой, запустил в лобовое стекло преследовавшего их автомобиля. Камень достиг цели, ударился и отскочил, чем привёл парня в замешательство. «Бронированное стекло? В «Волге»?» – пронеслась мысль в его голове. Парень старался дотянуться до лежащего в кармане мобильного телефона и вызвать полицию, понимая, что приехать они всё равно не успеют. Да и совершить этот звонок ему, скорее всего, не дадут.

Однако «Волга» включила задний ход, развернулась и умчалась в обратную сторону.

Ещё какое-то время Артур продолжал стоять как вкопанный, ощущая, как капли пота стекают по его лицу, измазанному пылью и ржавчиной. Футболка на спине прилипла к телу. Казалось, что по ней забегали жуки и мошки.

Рядом раздался стон. Выйдя из оцепенения, парень склонился к подруге.

– Как ты? Живая? Встать можешь? – охрипшим голосом произнёс Артур.

– Попробую, – прозвучал тихий, обессиленный голос.

Пальцы девушки коснулись руки Артура. Они показались ему слишком холодными. Ника попробовала приподняться и встать на колени, но даже это ей не удалось. В голове раздавался страшный гул, словно все заводские станки включили одновременно на полную мощность.

Артур стоял в замешательстве. Он достал мобильный телефон, чтобы вызвать скорую помощь. Но что он скажет врачам, когда они спросят, при каких обстоятельствах получена эта травма? Если бежали по заводской мостовой, то что они делали перед этим? Если за ними ехала чёрная волга, то почему они от неё убегали? Про прицел лучше было вообще молчать, иначе и их, журналистов, примут либо за преступников, либо за психов.

Обхватив голову руками, Ника сидела на мостовой. Уже было ясно, что идти сама она не сможет. Не только до редакции, но даже до ближайшей скамейки. Держа телефон в руках, парень перебирал разные варианты. И тут в его голову пришло простое и очевидное решение. Он набрал телефон своего начальника – главного редактора их интернет-издания Александра Громова.


* * *


Редакция интернет-издания «Баррикады», в котором работали Артур и Ника, находилась в старинном здании, построенном во времена основания Адмиральска, но отреставрированном и переделанном под досугово-офисный центр. На первом этаже находились кафе «Акация» с летней площадкой и выносными столиками под большим тентовым навесом и офис юридической фирмы со странным названием «Человек и общество». Второй занимали отделение банка «Адмирал-капитал», салон красоты «Ариэль» и интернет-издание «Баррикады».

Его возглавлял Александр Громов – сорокадвухлетний мужчина непритязательного вида. Громов был человеком среднего роста, средней комплекции, но отнюдь не среднего ума – так о нём говорили. В одиночку организовать работу сайта и за три года вывести его в пятёрку лучших новостных интернет-изданий Адмиральска было под силу не каждому. А в последнее время «Баррикады» и вовсе стали называть сайтом, который пишет то, о чём другие писать боятся, и «последней надеждой» для тех, кто не мог добиться правды в государственных инстанциях. При этом оппозиционным сайт не был, никого из политиков или бизнесменов не поддерживал. По крайней мере не делал это так открыто, как многие их конкуренты. Грантов от некоммерческих организаций Громов тоже не брал, рекламными статьями сайт не изобиловал, и было непонятно, на что он вообще существует. Однако свои источники доходов Громов не озвучивал даже в неформальной обстановке. Журналисты на вопрос о том, кто их финансирует, лишь пожимали плечами.

Поговаривали, что к их сайту благосклонен местный одиозный бизнесмен Юрий Раздольский. Бывший афганец, который сколотил свой первый капитал на валютных операциях ещё во времена СССР и в первые годы независимости Причерномории. Сейчас Раздольскому принадлежала масса крупных объектов в городе – деловой центр, несколько отелей, сеть ресторанов и загородный комплекс «Лагуна» на берегу реки Южный Буг. Однако всё их сотрудничество сводилось к тому, что зам главного редактора и руководитель рубрики «Светские Хроники» на сайте «Баррикады» Светлана Ланина лично посещала все мероприятия, к которым имел отношение Раздольский, и делала о них красочные репортажи. Это подкрепляло слухи о возможном спонсировании сайта «Баррикады» Юрием Раздольским. И когда на сайте появлялась очередная скандальная публикация, изобличающая действия властей или других бизнесменов, их старались лишний раз не трогать – мало ли что, вдруг это и в самом деле рупор Раздольского. Громова такое положение вещей устраивало, и освещение мероприятий, проводимых Раздольским, было ему даже на руку. Развенчивать слухи о том, что их финансирует одиозный бизнесмен, Громов и не пытался. Впрочем, в это бы никто и не поверил.

А ещё ходили слухи, что бизнесмена искренне очаровала «богиня Баррикад», как он её называл, Светлана Ланина – тридцатипятилетняя брюнетка модельной внешности с очень красивым лицом, выразительными глазами и повадками дикой кошки. Изящная и грациозная, девушка словно была создана для высшего общества: умела краситься и одеваться, за столом проявляла аристократические манеры, имела чувство такта и при этом всём обладала недюжей журналистской хваткой.

Сейчас Ланина сидела в кожаном кресле, закинув ногу на ногу, и протирала объектив своего фотоаппарата. Она как раз готовилась к премьере спектакля «Мираж» в концерт-холле «Бриз», владельцем которого был Юрий Раздольский. Именно он профинансировал постановку спектакля и пригласил на главную роль Богини Оазиса известную актрису Тину (Валентину) Рассветову, которая была депутатом Адмиральского городского совета и членом постоянной депутатской комиссии по вопросам культуры, образования и спорта. После спектакля зрителям обещали сюрприз – они будут первыми, кто услышит «Зов» – новую песню Королевы Лагуны, местной эстрадной певицы, протеже всё того же Юрия Раздольского.

У компьютера возле окна колдовал над сайтом сосредоточенный системный администратор и программист Никита Железнов – высокий парень в стильных очочках и непритязательном сером костюмчике поверх белой рубашки, которую он никогда не застёгивал на верхнюю пуговицу. Это был самый немногословный сотрудник редакции, который говорил лишь тогда, когда это нужно. На небольшом обтянутом велюром диванчике лежала упакованная в чехол электрогитара, которая казалась забытой кем-то из посетителей. На самом деле она принадлежала этому немногословному парню, который, как иронично высказался про него главный редактор, открывает рот на сцене чаще, чем на рабочем месте – приводя Никиту в пример другим сотрудникам как эталон внимательности и вовлечённости в работу. Зато на всяких городских мероприятиях – как публичных, так и не очень – парень со своей группой выступал довольно часто. Этим вечером он тоже готовился к выступлению, и ждал вместе со Светланой автомобиль, который должен был их доставить в загородный комплекс «Лагуна», где и находился концерт-холл «Бриз».

Никита был гитаристом популярной в Адмиральске молодёжной рок-группы “Nord Star”. Говорили, что он не только вёл двойную жизнь, но и жил на два дома – редакции, в которой работал днём, и переоборудованном под музыкальную студию здании бывшего склада готовой продукции. Когда-то оно принадлежало одному из местных предприятий, которое после развала СССР прекратило своё существование, и длительное время стояло в заброшенном виде, в нём обитали бомжи и собиралась асоциальная публика. Однако несколько лет назад его выкупил у государства владелец небольшого завода, занимающегося производством памятников и прочих изделий из камня. Завод находился у въезда в город, а выкупленный склад – практически в центре. В нём директор завода хотел открыть офис, в котором мог бы размещать гостей, принимать заказы и демонстрировать клиентам образцы готовой продукции. Он это здание привёл в порядок, вычистил от грязи, накопившейся в нём за годы простоя, застеклил, поставил добротные двери, провёл электричество, восстановил трубопровод, остались лишь кое-какие отделочные работы. Но два года назад свой завод он продал, а сам эмигрировал за границу. Но зная об увлечениях своей племянницы – солистки группы “Nord Star” Марины Подкопаевой, сделал широкий жест – переписал этот склад на неё, чтобы у группы была своя репетиционная база. Теперь там было помещение для репетиций, студия звукозаписи, все необходимые удобства, включая санузел, душ и комнату отдыха. Была даже небольшая кухня с индукционной плитой, холодильником и микроволновой печью – рай для свободного музыканта. Там Никита снимал свои очки и рубашку с белым воротничком, облачался в кожаную куртку и надевал металлические цепи и браслеты с шипами. Приходящие в редакцию посетители даже не представляли, что этот скромняга, сидящий у окна и сосредоточенно глядящий в монитор, или корпящий над проводами и системными блоками сотрудников редакции, по вечерам зажигает толпу под звуки своей электрогитары.

В дальнем углу, подпирая стену спиной и пялясь в монитор через толстые линзы своих очков, сидел редактор ленты новостей Алексей Яров – высокий, но сутулящийся, с брезгливой гримасой на слегка перекошенном лице. Говорили, что такая особенность, многих откровенно пугающая, появилась у него в результате поражения лицевых нервов ещё в детстве во время пожара. С этим было связано и нарушение внутренней секреции – парень много и обильно потел. Исходящий от него запах пота не перебивал ни алкогольный перегар, который иногда от него доносился, ни аромат мужского парфюма, которым он обильно себя обдавал в надежде все эти посторонние запахи скрыть. Его стол стоял напротив стола сисадмина Никиты Железнова, и, ловя на себе недобрый взгляд коллеги, Никита понимал, что Алексей его скрыто ненавидит.

Яров был старейшим сотрудником редакции «Баррикад». Что этот парень вообще делал в журналистике, никто не понимал. Говорили, что Громов его просто пожалел.

Пят лет назад, будучи ещё журналистом областного телевидения, Громов посещал различные творческие конкурсы и тусовки. Во время одного из таких мероприятий он проникся историей парня из неблагополучной семьи, которого совсем не оценили жюри и он не прошёл отборочный тур. На конкурс вместе с ним пришла его мама, и оказавшись с ней на соседних стульях в лоджии театра, где проходил этот конкурс, он услышал от неё историю их семьи. Отец мальчика много пил. После очередного пьяного загула он курил прямо в постели, включив на всю громкость телевизор, и заснул. Через несколько часов, когда женщина была на ночной смене, еле живого Алёшу, наглотавшегося едкого дыма, выводили из объятой пламенем квартиры сотрудники МЧС, где сгорел, так и не проснувшись, его отец. Семья оказалась на улице без вещей, документов и средств к существованию.

Десятилетний Алёша тогда провёл две недели в больнице. У него обострилась астма и ухудшилось зрение. Отсутствие вокальных данных у её сына женщина объясняла последствиями пожара и пережитого сыном стресса. Пока сын лежал в больнице, женщину взял к себе пожить завхоз гостиницы, в которой она работала. Однако завхоз – военный в отставке, любящий порядок и подчинение – не сошёлся с её сыном характерами, что выливалось в ежедневные словесные перепалки, иногда переходившие в рукоприкладство со стороны отчима, и угрозы его убить, звучавшие уже со стороны подрастающего Алёши.

Предполагая, что журналисты общаются с влиятельными людьми и имеют больше возможностей, чем простые смертные, женщина попросила Громова посодействовать в музыкальной карьере её сына, который сам пишет песни и выступает с ними. Песни парня показались Громову не совсем приятными. Но мать объясняла их тематику нелёгкой судьбой Алёши, который с детства хлебнул горя.

– Хочет парень пробиться в люди, а как? Денег у нас нет. Понимания нашей ситуации тоже. Как можно писать о хорошем и светлом, когда ничего такого он в своей жизни не видит? – разводила руками мама.

Проникшись этой историей, Громов взял у женщины номер телефона. А спустя год, когда набирал журналистов для своего издания, позвонил и спросил, не желает ли её сын попробовать себя в качестве журналиста. Это было логично, ведь если парень пишет песни, значит с печатным словом дружит, слагать слова в предложения умеет, и писать материалы для сайта сможет вполне. Довольная мать сообщила об этом Алёше. После провала на очередном конкурсе Яров, посчитав себя недооценённым, воспринял это как награду за все свои неудачи, и на предложение посвятить себя другой творческой деятельности – журналистике – отреагировал с воодушевлением. Громов повёл их с матерью в кафе, и там состоялось уже не только их знакомство, но и объяснение Алексею, в чём теперь будет заключаться его работа.

Сам же Яров считал эту работу временной. Он надеялся, что, став журналистом, он обзаведётся нужными связями и заработает себе имя, что поможет ему в дальнейшем продвижении уже как музыканта. «Это же Алексей Яров, известный в городе журналист!» Так представлял себе парень реакцию жюри и спонсоров, которые ещё вчера смотрели на него свысока и не давали никаких призовых мест на всевозможных конкурсах. Но теперь, как он полагал, всё будет по-другому. Журналистский статус даёт преференции. Журналистов хоть и не любят, но боятся. И стараются лишний раз не обидеть. Пусть теперь только попробуют хоть где-то в чём-то его обделить!

Яров был наслышан о певцах и музыкантах (читал о них в журналах и в интернете), которые своё восхождение по карьерной лестнице начинали как раз с журналистики. Это вселяло в него оптимизм и рисовало, в его представление, довольно неплохие перспективы. Поначалу он даже думал, что «всё идёт по плану», как пел когда-то давно лидер группы «Гражданская оборона» Егор Летов, который в детстве был его кумиром и с песнями которого Яров учился играть на гитаре. Но Яров не учёл одного: чтобы стать известным (или хотя бы заметным) журналистом, нужно хорошо писать. Причём так, чтобы читателю это было интересно, и чтобы у него не возникало сомнений в написанном.

Изначально, ещё не имея устоявшегося штата, Громов доверил Ярову освещать культурные события: творческие конкурсы, музыкальные концерты, театральные представления и художественные выставки. Вопреки расхожему мнению, освещение таких мероприятий не требует от журналиста особой подготовки и каких-то специфических знаний, поскольку весь фактаж, который журналисту предстоит изложить, как правило, озвучивается на этих мероприятиях – нужно лишь включить диктофон, когда выступают организаторы, и пообщаться с парой-тройкой участников. Однако вскоре Громов обнаружил не совсем приятный для себя момент, который его, как главного редактора, несущего ответственность за всё, что появляется на сайте, несколько смутил: в материалах Ярова было слишком много желчи. Он не просто описывал мероприятие, которое посетил, а старался выставить его с негативной стороны, обгадить организаторов и участников. Сначала Громов это списывал на «синдром новичка», который бывает у некоторых начинающих журналистов, у которых есть амбиции, но нет профессионализма. Новичкам иногда кажется, что задача журналиста – обращать внимание на все недоработки и оплошности, и чем подробнее им удастся это всё расписать, тем ярче и круче они будут выглядеть сами. Сначала Громов закрывал глаза на «художественную самодеятельность» своего сотрудника, молча удаляя из написанных им текстов моменты, которые считал чересчур надуманными, и предлагая Ярову сравнить то, что написал он, с тем, что появилось на сайте – надеясь, что скоро Яров поднатореет в журналистике и научится писать так, как нужно.

Однако то, что дело не в «синдроме новичка», Громов понял, когда увидел текст, написанный Яровым по итогам конкурса талантов «Звезда Причерномории», который ежегодно проходил в Адмиральске. Этот материал он поставил на сайт в обход главреда, воспользовавшись тем, что Громов в это время был в разъездах. Когда тот уже подъезжал к редакции, ему позвонил человек, представившийся председателем жюри этого конкурса, и высказал недовольство необъективностью материала, который вышел у них на сайте. Когда же Громов поднялся в редакцию, зашёл в свой кабинет, включил компьютер и открыл материал об этом конкурсе на сайте, чтобы разобраться, что же такого написал там Яров, его ждал ещё один сюрприз: в комментариях под публикацией появилась ссылка на сайт конкурса, где была опубликована официальная позиция организаторов относительно статьи на «Баррикадах». Комментарий был весьма лаконичен, никаких злословий в адрес сайта не содержал, что было весьма дипломатично. Но в нём содержалась констатация, что автор материала, вышедшего на «Баррикадах», сам когда-то в этом конкурсе участвовал, внимания компетентных членов жюри и гостей не удостоился, и настрой, с которым он этот материал написал, связан с его личным негативным опытом, а не с тем, что организаторы «в очередной раз показали свою суть», а члены жюри «как всегда, отдали первенство своим». Внизу содержалась рекомендация к руководству издания (без фамилий, но Громов понял, что речь о нём) более тщательно выверять публикации, которые готовят их журналисты, и учитывать возможный конфликт интересов.

На глазах у Громова комментарий с этой ссылкой вдруг исчез. Главред понял, что Яров, который сидел в этот момент в редакции и имел доступ к администрированию сайта, активно подчищает комментарии. Сколько невыгодных комментариев он «убил» перед этим, Громову оставалось лишь догадываться.

Громов попытался по-товарищески поговорить об этом с Яровым. Он объяснил, что Яров – журналист, а журналисту, если он себя действительно таковым считает и хочет этому статусу соответствовать, должно быть «западло» опускаться до уровня скандального блоггера. А в его материалах слишком много оценочных суждений, почти всегда негативных, и этим он навлекает ответный негатив не только на издание, в котором работает, но и на себя лично, что уже нашло своё отражение в официальной позиции жюри на сайте организаторов конкурса. Алексей его выслушал с трудом, перебивая и не соглашаясь. В ответ он стал рассказывать, что на всех творческих конкурсах, которые проводятся в Адмиральске, всё куплено, и что на месте Громова он бы провёл по этому поводу журналистское расследование, чтобы поставить коррупционеров на место.

Увидев такую реакцию подчинённого, Громов довёл до сведения Ярова, что освещать культурную жизнь города он больше не будет, и поручил ему вести другую рубрику – «Криминал и происшествия». В новые функции Алексея входило отслеживать сообщения полиции, прокуратуры и департамента государственной безопасности, а также выезжать на всевозможные происшествия. Яров с удовольствием описывал всевозможные убийства, грабежи и прочие преступления, и Громову даже начало казаться, что парень, наконец-то, нашёл свою стезю. Эйфория по этому поводу, однако, длилась недолго. Побывав на очередном ДТП, Яров выдал материал под громким заголовком «Дама на «Шевроле» врезалась в машину инкассаторов». Номера машин и лица на фотографиях были замазаны (таковы были правила), однако Яров умудрился расписать во всех красках внешность этой «дамы», что спровоцировало всплеск комментариев на тему «тупых п*зд», которые садятся за руль и считают, что им всё позволено. Всё было бы ничего, и даже этот сарказм можно было бы счесть за некий журналистский стёб. Однако через два часа пресс-служба ГАИ обнародовала комментарий, в котором говорилось о том, что инкассаторский автомобиль «Пежо», двигаясь с превышением скорости, не обеспечил преимущество автомобилю «Шевроле», так как дорога, по которой двигался автомобиль «Шевроле», была на этом участке главной. И содержалась просьба к «некоторым СМИ» описывать подобные события нейтрально и не делать скоропалительных выводов, чтобы не формировать у читателя предубеждений относительно обстоятельств происшествия, а также степени вины отдельных его фигурантов. Когда на «Баррикадах» появилась публикация, что ГАИ пытается отмазать бабу, которая врезалась в инкассаторскую машину, переложив вину на СМИ, терпение у Громова лопнуло. У него состоялся уже более серьёзный разговор с Яровым, в ходе которого он пытался выяснить, чем руководствовался Алексей, когда решил, что в ДТП виновата женщина.

– Алексей, ты понимаешь, чем это грозит? Ты хочешь судебного иска? Он будет не только к изданию, но и к тебе как автору публикации. У тебя что, много денег на юристов, адвоката, возмещение морального ущерба истцу? Перечитай свои материалы, решение же будет явно не в нашу пользу.

Громов пытался донести до нерадивого сотрудника, что даже если он и дал маху в первой публикации, то во второй вполне мог бы выкрутиться, сформулировав заголовок иначе. На что Алексей отреагировал достаточно резко, говоря о том, что изданию нужны громкие материалы и смелые заголовки.

– Смелые заголовки, говоришь? Тогда можно было бы написать так: «Дама на «Шевроле» оказалась не виновата: ГАИ разобралась в обстоятельствах инцидента». Или даже так: «ГАИ утверждает, что в ДТП с дамой на «Шевроле» виноваты инкассаторы». Заголовок громкий?

– Вполне, – согласился Яров.

– И тем не менее, за него нельзя привлечь к ответственности, потому что ГАИ действительно так утверждает. И себя мы не этим не унижаем, поскольку отделяем своё первоначальное впечатление от выводов, которые сделали уже специалисты. Однако ты, не думая о последствиях, написал, что «ГАИ пытается отмазать даму на «Шевроле». И получается, что не только сделал виноватой эту «даму», но теперь уже делаешь виноватыми полицейских.

– Александр Васильевич, у меня есть предположение что дама на «Шевроле» дала взятку. Мы должны провести журналистское расследование. Опросить свидетелей, узнать мнение сторон. Вы же сами этому учили!

– И каким образом ты собираешься строить этот диалог? «Неуважаемая, вы давали взятку ГАИ?», «Инспектор, вы получали взятку от участницы ДТП?», «Уважаемые инкассаторы, вы видели, как дама на «Шевроле» давала взятку представителю ГАИ?» Так, что ли? – Громов пытался достучаться до журналиста. – Предположения, Лёш, должны быть обоснованными. А у тебя это даже не предположения, а утверждения. И они ничем не подкреплены. И этим ты подставляешь издание, в котором работаешь. Вот закроют наше издание – где ты будешь работать? На что жить?

Яров бросил на Громова тяжёлый, преисполненный недовольства взгляд. 

– Ждёте моих извинений? Не дождётесь! – буркнул он и встал из-за стола.

– Каких извинений? – удивился главред. – Я же пытаюсь научить тебя работать профессионально!

– Профессионально лизать всем зад? – с пафосом бросил Яров и, захватив свой портфель, направился к выходу из редакции.

На следующий день Алексей на работу не вышел. Главный редактор пытался до него дозвониться, но тот не отвечал. При этом в соцсети он был онлайн. Предполагая, что его сотрудник мог просто перебрать вечером, а с утра мучиться с похмелья, Громов отправил ему сообщение в месенджер.

У тебя всё в порядке?

Его сообщение висело двадцать минут непрочитанным, после чего был получен немногословный ответ:

В порядке.

Громов снова набрал номер нерадивого подчинённого. На звонок Яров не ответил. Однако и после этого перезвонить своему работодателю горе-журналист так и не удосужился, а ограничился сообщениями в мессенджере.

Вы ко мне постоянно придираетесь. Боитесь судебных исков, хотя при этом сами говорите, что никого бояться мы не должны.

А сейчас вы откровенно делаете крайним меня. Хотя я пишу то, о чём другие не пишут, и трепетать ни перед кем не собираюсь.

Если вы не поменяете своё отношение ко мне и к нашему общему делу, завтра я на работу тоже не выйду.

От увиденного на экране смартфона Громов офонарел. Он подошёл к кофе-машине, сделал себе эспрессо, раздумывая над тем, что только что прочитал. Сел за свой стол и снова взял в руки смартфон.

Шантажировать меня вздумал?

Хорошо. Завтра на работу можешь не выходить.

И послезавтра тоже.

С таким отношением работать на «Баррикадах» ты больше не будешь.

Отхлебнув из стаканчика кофе, он добавил:

Две недели отработки я с тебя тоже снимаю. И заплачу как за полный месяц.

Если тебе неприятно или стыдно встречаться со мной лично, скинь номер своей банковской карты, бухгалтер переведёт твою зарплату на неё.

На это сообщение ответа тоже не последовало. Через десять минут Алексей уже был оффлайн и до вечера в сети не появлялся.

А на следующий день в редакцию «Баррикад» пришла его мать. Она слёзно просила главреда простить её сына, объясняла, что его поведение связано с неудачами в прошлом, уверяла, что уже провела с ним воспитательную беседу, и умоляла дать Алексею последний шанс. Пожалев её в очередной раз, Громов разрешил Алексею выйти на работу, но сказал, что теперь он будет сидеть на новостной ленте, заголовки формулировать только исходя из текстов материалов, публикуемых пресс-службами, и любые оценочные суждения ему отныне запрещены. И поставил перед фактом, что коль уж у него не сложилось понимания с Алексеем, все претензии к его работе он будет адресовать ей.

На следующий день Яров пришёл в редакцию, молча сел за своё место и работал исключительно с рассылками пресс-служб. Ни на какие мероприятия он больше не ходил, и о былых его косяках и конфликтах Громов предпочитал не вспоминать. Яров же смотрел на это иначе: он считал, что Громов видит в нём своего конкурента, и именно поэтому пытается зажать его в тиски и лишить возможности освещать мероприятия так, как этого хочет сам Яров. Он с ухмылкой смотрел на своего главреда и был уверен, что толковых сотрудников Громов всё равно не найдёт, и ждал момента, когда освещать городские мероприятия он снова будет просить его, Алексея.

Всё изменилось, когда Громов пригласил работать на сайт свою давнюю знакомую – в прошлом актрису и модель, а позже ведущую детской программы «На абордаж!» на областном телевидении Светлану Ланину. Так вышло, что передачу, которую она вела, закрыли, и Громов предложил ей работу на сайте. Все культурные мероприятия Адмиральска отныне освещала она. Яров надеялся, что известной телеведущей на сайте надоест и что через пару-тройку месяцев Ланина поймёт, что это не та работа, к которой она привыкла, и уйдёт сама. Однако этого не произошло. Ланиной работа нравилась, она с удовольствием ходила на мероприятия и не просто писала про них, а брала интервью у участников, причём делая это на камеру, как когда-то на телевидении.

В прошлом тележурналист, она была не только знакома с местной богемой, но и вхожа в круги известных людей Адмиральска. Поскольку материалы с их мероприятий она писала ежедневно, и они регулярно попадали в тематические рубрики на причерноморском портале «ТОП-Ньюс» (что существенно улучшало статистику «Баррикад» по просмотрам), это дало возможность организовать на сайте отдельный раздел – «Светские хроники», который лично и с удовольствием вела Светлана Ланина. Свой опыт телеведущей она применила и здесь – делала ежедневные видеообзоры, в которых рассказывала, какие мероприятия прошли сегодня и какие ожидаются завтра. Эти обзоры набирали тысячи просмотров, и Громов догадывался, с чем это связано: зрители не столько заходят для того, чтобы узнать о мероприятиях, сколько посмотреть на саму Ланину, которая просто пленяла своим обаянием, сексуальностью и от которой невозможно было отвести взгляд. Впоследствии Громов даже арендовал в помещении отдельную комнату, в которой оборудовали студию. В ней Светлана Ланина не только записывала обзоры, но и проводила интервью с интересными людьми, благодаря чему «Баррикады» обрели популярность не только в Адмиральске, но и во всей Причерномории.

Ещё большим ударом для Ярова стало, когда в редакцию пришёл работать сисадмином не какой-нибудь компьютерный задрот, а сам Никита Железнов – человек, достигший на музыкальном поприще гораздо больших результатов, чем Яров. Привела его в редакцию Светлана Ланина – как человека, которого она очень давно знала. Никита обеспечивал техническое сопровождение многих городских мероприятий – устанавливал аппаратуру, очень хорошо разбирался не только в звукоусилительной, но и в любой компьютерной технике. На тот момент он работал в местном «Кульке» – так в Адмиральске в шутку называли университет культуры и искусств. Закончил его Никита пять лет назад и получил специальность звукорежиссёра. Там же три года назад, устанавливая аппаратуру для очередного концерта, он познакомился с Мариной Подкопаевой, которая только поступила на первый курс и училась на специальности «Эстрадный вокал». Их объединяло то, что они оба великолепно играли на гитаре и писали песни. Марина поразила Никиту своей готической внешностью и необычным выразительным голосом. Вместе с ещё тремя студентами того же вуза они создали группу “Nord Star”, с которой сначала выступали на университетских, а потом и на городских мероприятиях. По иронии судьбы именно этой группе жюри отдали «Гран-При» на том самом конкурсе, который два года назад изговнил в своей публикации Алексей Яров.

Для Ярова это был настоящий удар по самолюбию.

В прошлом году, когда группа “Nord Star” достигла известности уже за пределами Адмиральска, и столичный журнал «Группа крови», освещающий жизнь субкультур, опубликовал ежегодный рейтинг, в котором внёс эту группу в десятку самых перспективных молодых рок-команд Причерномории, Алексей Яров не выдержал и предложил Никите тексты своих несостоявшихся песен – видимо, рассчитывая в их группу влиться. Как порядочный человек, Никита показал тетрадь со стихами Ярова другим участникам группы, хотя уже понимал, что ничего из этого не выйдет. Не долистав тетрадь и до половины, участники группы откровенно покривились и сошлись во мнении, что петь и играть это дерьмо, а тем более исполнять его на сцене, никто из них не будет. На следующий день Никита мягко намекнул Алексею, что его песни не совсем подходят под специфику их группы, и посоветовал поработать над смыслом песен. А чтобы не говорить Алексею прямо, что его стихи – говно, предложил представить, как отреагирует их главный редактор, услышав на концерте или на записи песню, в которой поётся:

Зудит над ухом, аки муха,
Мой начальник, как присоска.
Но сегодня – расслабуха:
Будь моей вечерней соской.

С тех пор Яров Железнову ничего уже не предлагал. Но, видимо, затаил на него и других участников его группы злобу. И периодически Никита ловил на себе недоброжелательный взгляд Алексея. Он понимал, что тот ему просто завидует. Но, как человек скромный, интеллигентный и не желающий нарываться на конфликты, Никита никогда и никому об этом не говорил. Хотя другие работники редакции об этом догадывались.

Самыми новыми сотрудниками сайта были трое выпускников местного колледжа журналистики – Анжела Байкова, Вероника Калинкова и Артур Дорогин. Их рабочие места располагались в основной комнате, тогда как Яров и Железнов работали в смежной, попасть в которую можно было пройдя через основную.

Ребята были взяты прошлой весной и работали на «Баррикадах» меньше года. Все они учились в одном учебном заведении, но на старших курсах были разделены по специализациям: Байкова осталась на журналистике, Дорогин углублённо изучал фотодело, а Калинкова выбрала новую специальность – «Журналистика в условиях повышенной опасности». Её открыли осенью прошлого года. Учащиеся здесь изучали особенности работы журналиста в условиях катастроф, аварий, наводнений и прочих крупных происшествий. Учиться на этой специальности изъявили желание тридцать шесть человек, и единственной девочкой среди них была Калинкова. Поначалу студенты в шутку поговаривали, что она туда пошла, чтобы найти себе пару, однако никаких отношений с сокурсниками Ника не заводила, была сосредоточена исключительно на учёбе, а в свободное время совершала вылазки на различные заброшенные объекты, которыми изобиловал Адмиральск ещё со времён развала Советского Союза.

Колледж журналистики был для Громова родным, так как он сам когда-то в нём учился. И теперь, будучи известным и признанным журналистом, он решил поискать там сотрудников среди выпускников. Помощи в этом он попросил у проректора, которого он тоже очень хорошо знал. Тот любезно провёл его по аудиториям, показал группы, где учились будущие журналисты, и рассказал о самых способных и подающих надежды.

Ему порекомендовали Анжелу Байкову – одну из лучших студенток, активно пишущую для вузовского сайта, и Артура Дорогина – талантливого фотокора, без участия которого в последние два года не проходило ни одно вузовское мероприятие.

Громова заинтересовали и студенты, учащиеся на специальности «Журналистика в условиях повышенной опасности», так как он давно подумывал найти себе человека, который мог бы выезжать на различные аварии, пожары, ДТП, освещать разного рода конфликты, переходящие в силовое противостояние. То, что требует от журналиста, в первую очередь, определённой смелости.

Ему рекомендовали семь человек, обучающихся на этом потоке, и предложили пройти в аудиторию и пообщаться с ними, когда будет окончена пара. Когда Громов зашёл в аудиторию, он был удивлён. Среди парней в аудитории он вдруг заметил девушку. Причём специфической внешности – с короткими волосами, покрашенными в малиновый цвет, в куртке, стилизованной под военную, надетой поверх тельняшки, и ботинках, похожих на армейские.

– Кто она? – спросил Громов, указав на девчонку.

– Вероника Калинкова. Только зачем она вам? – удивился проректор.

– Просто поговорить, – пожал плечами Громов. – Написать о ней хочу. Интересно стало, почему она, единственная девочка на потоке, выбрала для себя такое сложное направление деятельности.

– А, ну если для этого… Нам это тоже странно, честно говоря. Да и девочка сама такая… странненькая. И несколько наивная, в душе совсем ребёнок. Но если она вам нужна для работы… Я бы не рекомендовал.

– Хм. В душе ребёнок? А как же она тогда собирается работать в условиях повышенной опасности?

– Говорит, что хочет стать военкором, – развёл руками проректор.

– А с чем такое желание связано? У неё что, какие-то особые родители?

– Да нет, родители вполне себе обычные. Отец преподаёт у нас, читает журналистику. Вы его даже можете помнить. Но к нему на поток она не пошла. Хотя странно – там ей намного было бы проще, – разоткровенничался, пожимая плечами, проректор. – Её отговаривали. Объясняли, что не женское это дело и что с такой специализацией она нигде себя не применит. Но она твёрдо для себя решила: вот буду, и всё тут. У некоторых, знаете ли, ещё подростковый максимализм. Для парня такое решение было бы ещё как-то логично. Но для девушки…

Собрав свои вещи в рюкзак, девчонка поднялась и направилась к выходу из аудитории. Громов пошёл вслед за ней. Он остановил её на первом этаже, когда она зашла в буфет, сказал, что работает журналистом, организовывает собственное издание и подыскивает для него сотрудников.

– Прости за нескромный вопрос. А ты правда хочешь стать военкором? Какие темы хочешь освещать, в каких местах бывать…

– В горячих точках, – с ходу ответила девушка.

– А ты когда-нибудь видела женщину-военкора? Я, если честно, ни разу.

– Значит, буду первой, – решительно ответила Ника и потянула из трубочки лате в стакане за стойкой буфета. Заметив на себе ироничный взгляд Громова, продолжила: – А что, военкора от невоенкора отличает лишь половой признак?

Вопрос поставил Громова в ступор.

– Ну, нужна же определённая подготовка. И сила воли, и выдержка. Половой признак тут как раз значение имеет.

– Когда-то женщины не воевали, считалось, что это дело мужчин. А теперь гляньте, сколько военнослужащих среди женщин.

– Не спорю. Но ты сказала, что хочешь работать в горячих точках. Там стрессовая обстановка, а военкор в любой обстановке должен сохранять спокойствие, отстранённость и холодный ум. И не просто пытаться выжить, а ещё и выполнять свои функциональные обязанности, не впадая в эмоции и тщательно всё выверяя. Ты уверена, что ты справишься?

– А вы уверены, что военкор должен быть именно таким, каким вы его описываете? – обиженно отреагировала девушка. – И не только военкор, но и любой журналист. «Отстранённо», «не впадая в эмоции». Это кто так решил? Почему все делают упор только на эмоции и на то, что их быть не должно? Полицейский должен быть без эмоций, спасатель должен быть без эмоций, врач должен быть без эмоций… Если каждый будет без эмоций, никто никого не будет спасать!

– Спасать? – удивился Громов. – Спасать должны спасатели, медработники. Волонтёры, в конце концов.

– А чем же тогда должен заниматься военкор, оказываясь в горячих точках? Показывать трупы? Считать, кто кого сколько раз обстрелял? – Калинкова встала прямо перед Громовым и смотрела ему прямо в глаза.

– Он должен доносить. Доносить информацию о происходящем мировой общественности.

– Для чего? – Девушка посмотрела на Громова ещё более пронзительно. – На потеху публике? Чтобы её развлечь?.. Я хочу стать военкором, потому что военкор может влиять. И он ДОЛЖЕН влиять!

– И в чём это влияние должно выражаться?

– Господи, и вы туда же, – засмеялась и закатила глаза девушка с малиновыми волосами. – Все воспринимают журналистов как статистов, которые ни на что не влияют, а только стоят с камерой и снимают. На их глазах будет истекать кровью человек, будут избивать неугодного, будут твориться страшные вещи, а журналист просто будет это фиксировать. «Ой, вы что, я же журналист, я не должен ни во что вмешиваться». А я ХОЧУ в эти события вмешиваться! И я хочу на них ВЛИЯТЬ!

– И каким же образом ты собираешься это делать? – озадаченно поинтересовался Громов. – Прекратишь съёмку и побежишь спасать человека? Так ты не врач, у тебя нет соответствующих навыков. И не страж порядка – у тебя нет таких полномочий.

– Полномочий на то, чтобы спасти человека? – с ещё большим вызовом спросила девушка. – Кто сказал, что на это нужны полномочия? По-моему, это как раз и вписывается в общечеловеческие ценности. И в дело установления мира, о котором все сейчас так любят рассуждать и заявлять. Только толку от этих пустых заявлений? А я хочу, чтобы они не были пустыми. Я хочу влиять на то, чтобы эти конфликты прекратились. И чтобы предотвратить их появление в дальнейшем.

– Почему же ты тогда не пошла на международное право? Ведь тем, о чём ты говоришь, должны заниматься дипломаты.

– Вы правильно сказали – «должны». Но не занимаются. Их превратили в таких же статистов, какими стали сейчас журналисты. На их глазах гибнут сотни, тысячи людей, а они вместо того, чтобы это прекратить, выражают «искреннее сожаление» и «решительное осуждение». А журналистам, которые ХОТЯТ эти события освещать, они же потом и отказывают в этом, потому что у кого-то, видите ли, нет аккредитации.

– Ну, аккредитация выдаётся из соображений безопасности, – вдумчиво, хотя и сомневаясь, произнёс Громов.

– Безопасности ЧЬЕЙ? – снова выразительно посмотрела на него девушка. – Журналистов? То есть, гибнут тысячи людей, и их безопасность никого не интересует, а безопасность журналистов их вдруг стала интересовать… Как-то нелогично это, вам не кажется?

– То есть, ты считаешь, что никакая аккредитация для освещения событий в горячих точках не нужна?

– Я считаю, что возможность освещать события в горячих точках нужно давать всем, кто хочет это делать. Как знать – быть может, тот человек, которому отказали в доступе к какому-либо месту, мог бы заснять кадры, из которых мир бы узнал, что в этом месте творится. Мы можем это показать, только находясь там и снимая это. И чем больше людей это будут делать, тем лучше это будет для всех.

– Ты очень эмоционально рассуждаешь об этом. А, учитывая это, сможешь ли ты безучастно и беспристрастно снимать, когда на твоих глазах, к примеру, бьют человека? Бьют, убивают, казнят…

– Наверное, не смогу. Я вмешаюсь. Но при этом я постараюсь сделать так, чтобы об этом стало известно.

– Ты считаешь, что вмешиваться в конфликт журналисту – это нормально?

– В условиях конфликта, когда страдают люди – да. Нормально и целесообразно.

– А как же ты тогда будешь это снимать? Если будешь заниматься помощью и участвовать в конфликте.

– А я постараюсь сделать так, чтобы даже в этот момент съёмка велась. Дам камеру кому-то. Привезу туда сотню, тысячу камер. И раздам их людям, чтобы они тоже фиксировали всё, что происходит.

– Это будет затратно, – усмехнулся Громов.

Однако мысль, высказанная Калинковой, показалась ему не лишённой здравого смысла. Ведь снимать в горячей точке мог бы не только военкор, но и другие люди, привлечённые им для совместной работы. Даже если какую-то запись сохранить не удастся, останутся десятки других записей. Целая хроника! Доказательная база!

– Ну а если твоя деятельность поставит под угрозу твою жизнь? Ты свою жизнь совсем не ценишь?

– Я ценю возможности, которыми обладает журналист. И которые мы не используем. Потому что нас повсеместно приучают к тому, что мы ни на что не влияем.

– То есть, ты искренне считаешь, что ты как военкор сможешь на что-то повлиять?

– Хотя бы попытаюсь. Журналистов же недаром называют четвёртой властью. Так почему же этой властью мы не пользуемся? Наверное, не зря нам тогда придумывают всякие уничижительные наименования, когда мы выезжаем куда-то что-то снимать. «Подставка под камеру», «подставка под микрофон», «говорящая голова»… А не надо, чтобы журналисты выполняли роль «подставки». Не надо умалять их возможности. Они могут вращать колесо истории так же, как это делают учёные, музыканты, спортсмены. Казалось бы, на что может повлиять спортсмен? А не скажите. Он может влиять на многое. – Девушка говорила это с такой искренней верой, с какой дети рассказывают о подарке от Деда Мороза, который приходил к ним под Новый год. – Нам тут рассказывают про ветви власти – законодательную, исполнительную и судебную. Но заметьте: все они трактуются как структуры ВНУТРИ государства. И лишь единственная ветвь власти – СМИ – не ограничена никакими государственными границами. И когда остальные ветви власти бездействуют, четвёртая власть возмущается. Но при этом почему-то считает нормальным, и даже правильным, когда бездействует сама. Почему так происходит, не подскажете?

Громов был обескуражен. Проработав много лет в журналистике, он даже и думать не думал о том, что сейчас говорила ему эта молодая и неопытная девушка.

– Может, тогда тебе лучше пойти на политологию? Или юриспруденцию? У журналистов всё-таки нет той трибуны, какая есть у политиков, и тех возможностей, которыми обладает юрист.

– Почему же нет? Фотоаппарат, видеокамера, микрофон – вот моя трибуна. Даже если я буду выступать с трибуны, с которой выступают политики, но мне нечем будет доказать свои слова, они просто повиснут в воздухе. А мне не поверят, сочтут мои доводы очередным политическим заявлением. А будучи военкором, я смогу эти доказательства заполучить. Я буду снимать и показывать то, что не покажет ни один политик. Просто потому, что политики не присутствуют там, где присутствуют военкоры. Цель журналиста – не просто показать, а открыть глаза на некоторые вещи. И в отличие от политиков, по крайней мере большинства из них, он готов ради этого рискнуть собственной жизнью.

– А ты? Ты тоже готова? – с удивлением посмотрел на Калинкову Громов.

– А зачем бы я тогда выбрала себе такую специальность? – ответила девушка так, словно у неё спросили что-то глупое. – Благодаря нашим военкорам, которые рискнули жизнью, стало известно, как вояки Альянса обстреляли школу, в которой проходили учебные занятия. При этом погибли десятки человек, включая учителей и учащихся. Военкор с камерой в руках может не только показать ужасы войны, но и натолкнуть на мысль о недопустимости таких действий. Тем самым спасая другие такие школы от последующих обстрелов.

На несколько мгновений Громов замолчал. Калинкова озвучила эпизод, произошедший крайне давно, во время гражданской войны на юге Сербии, результатом которой стало отделение Косово. Тогда солдаты Военного Альянса обстреляли из орудий расположение миротворцев и склады с провизией и инженерно-техническим оборудованием, пункт выдачи гуманитарной помощи и госпиталь, где оказывали помощь военным и гражданским и которые в этот момент как раз находились в сербской школе.

Представители Военного Альянса неоднократно уходили от вопроса, чем они руководствовались, нанося удар по действующей школе. Про масштабы обстрела и то, что в нём погибли гражданские, стало известно лишь благодаря фото- и видеоматериалам военкоров, один из которых был уроженцем города Адмиральска.

Громов положил перед собеседницей свою визитку и сказал, что если ей это интересно, он готов её взять на испытательный срок. При этом честно и без прикрас отметил:

– Сделать тебя военкором я не обещаю, но на всевозможные происшествия и конфликты ездить будешь. Там и увидим, как и на что ты сможешь влиять. А если не сможешь, то хотя бы сделаешь выводы.

Узнав о решении Громова взять Калинкову к себе на работу, преподаватели переглядывались и пожимали плечами. Про Громова ходили слухи, что человек он специфический. Им было невдомёк, по какому принципу он вообще подбирал себе персонал.

– Столько хороших парней – способных, старательных, успешно сдающих все предметы по специальности. А он почему-то выбрал эту бунтарку, – переговаривались между собой преподаватели. – Что он в ней такого нашёл?

– Может быть, это и к лучшему, – вздыхали женщины на кафедре. – Поработает, увидит, каково это, и остепенится. А то, не дай, вляпается куда, отца только подставит. А он у неё такой хороший. За что же ему такая дочь?

Спустя несколько дней Громову позвонил и отец Калинковой – преподаватель журналистики.

– Александр Васильевич, огромное вам спасибо, мне очень приятно, что вы выбрали к себе в штат мою дочь. Но позвольте поинтересоваться: по какому признаку вы остановили свой выбор на ней? Из благодарности и уважения ко мне, как к вашему преподавателю?

Громов засмеялся.

– Когда я обратил на неё внимание, я вообще не знал, что она ваша дочь. Просто в вузе мне предлагали многих, и со многими я общался, спрашивал, почему они хотят стать журналистами. И все отвечали стандартными формулировками – говорили про работу, про известность, про обязанности, про престиж. Перечисляли всё то, что им говорили на лекциях. Но никто не сказал мне того, что сказала Вероника. Что журналисты – это власть, и этой властью они должны пользоваться, а не превращать себя в статистов и наблюдателей. Этого я не слышал ни от кого. Даже от вас, когда вы у меня преподавали.

– Да. Моя дочь, она такая, – протяжно и как-то беспокойно ответил Калинков. – Но она очень идейная. Таким сейчас очень тяжело. Вы уж как-то делайте на это скидку…

Громову в этот момент вспомнилось, как когда-то сам Калинков, когда Громов учился у него на потоке, будучи таким же молодым, зелёным и, возможно, таким же идейным, сказал им на паре фразу, которая Громова впечатлила: «Где бы вы ни находились и чем бы вы ни занимались, вы всегда должны быть предельно объективны и нейтральны. И каким бы ни был ваш собеседник, вы не должны им очаровываться. Очарование делает вас слепым. И никогда не взлетайте выше неба. Летать меж звёздами хорошо, но очень больно потом падать на землю». Громову, который с детства увлекался астрономией, это тогда показалось странным. Он подумал: «Если кто-то летит между звёздами, куда же он должен упасть? Сила гравитации там совсем другая. Если траектория его «падения» в безграничном космическом пространстве и отклонится, то только в сторону другой звезды, которая окажется ближе всего…»

А по вузу тем временем поползли слухи, что Громов взял к себе на работу Калинкову, потому что сам когда-то учился у её отца. Громов знал об этих слухах, и он их тоже не развенчивал. Пусть лучше думают, что он взял дочку своего преподавателя, так как испытывал к нему чувство уважения и благодарности, чем будут знать, что она его заинтересовала именно как бунтарка, которая призналась ему в том, что ради выполнения профессионального долга готова идти на риск.

Громов поставил Калинкову на рубрику «Криминал и происшествия», которую ранее вёл Яров. Девушка довольно часто выезжала на ДТП, которые в Адмиральске происходили каждый день, и не по разу. Руководитель пресс-службы ГАИ, помнивший эпизод с «дамой на шевроле», отметил очень дипломатичный и хитрый ход Громова – поручить освещение ДТП девушке, которая уж точно предвзятости к женщинам-водителям испытывать не будет, и её материалы будут лишены сексизма. Были в этом решении и другие плюсы: всевозможные мажоры, катавшиеся по улицам на модных тачках и попадавшие в ДТП чаще, чем остальные, могли хамить и угрожать журналисту («быковать», как это называли на местном сленге), если тот начинал их снимать и пытаться выяснить на месте обстоятельства ДТП. Часто и сами журналисты становились объектами нападок со стороны водителей-мужчин, недовольных фактом съёмки, особенно если виновниками ДТП были они сами. Однако видя перед собой девушку, причём невысокого роста и похожую на подростка, позволить себе такое поведение они, как правило, не могли. Угрозы если и звучали, то только в адрес издания и главного редактора, которого в этот момент на месте ДТП, разумеется, не было.

Так же происходило и во время строительных конфликтов, часто перераставших в силовое противостояние, которые освещала Калинкова. Со своей внешностью и комплекцией, она больше походила на неформалку, чем на журналиста, а поскольку самые острые столкновения Калинкова снимала на смартфон, участники конфликта принимали её за зеваку с мобилкой, которых было немало, и часто даже не обращали на неё внимания.

А уже через несколько месяцев работы Калинкова подключилась к освещению конфликта на Адмиральском судостроительном заводе №1, разгоревшемся из-за решения о снятии с должности его директора Семёна Караваева, которое профсоюз работников завода считал незаконным. И стала любимицей руководителя профсоюза Николая Архипова, который встречал её всегда с улыбкой и относился к ней практически как к дочери, или даже внучке. А после рейдерского захвата завода, в результате которого Архипов очень сильно пострадал и был вынужден передать свои полномочия инженеру Агате Мичман, уже новая председатель профсоюза испытывала симпатию к молодой сотруднице «Баррикад», и даже говорила, что и она в юности была такой же смелой и норовистой, как Ника.


* * *


Агата Мичман пришла в редакцию «Баррикад» прямиком после сессии Адмиральского городского совета. Она была в гневе от решения о демонтаже университетского оборудования, которое чуть не приняли депутаты. Когда Артур Дорогин говорил про «рыжую бабу», выступавшую на сессии как представитель Адмиральского кораблестроительного университета, он имел в виду именно её.

Эта рыжеволосая женщина шестидесятилетнего возраста, которая всегда ходила с красивой причёской и макияжем, в элегантных нарядах, выгодно подчёркивающих особенности её фигуры, настолько хорошо выглядела внешне, обладала бойким характером и не умела привычки по-стариковски ворчать, что ей не давали больше сорока пяти лет. Она была прекрасна даже в гневе.

Громов сидел в кожаном кресле у себя в кабинете и любовался тем, насколько утончённо брызгала ядом в адрес властей и бизнесменов шестидесятилетняя женщина с малахитовыми бусами, надетыми поверх ажурной блузки. На ней был тёмно-зелёный костюм, на его фоне искрили и переливались её рыжие локоны, которые периодически изящным движением она смахивала с лица. Агата то грациозно расхаживала взад-вперёд по кабинету, активно жестикулируя, то садилась в кресло напротив главреда и доставала сигарету. Перед ней стояла наполовину пустая чашка с чёрным кофе и бутылка коньяка, который в моменты стресса она пила в больших количествах. Это был её любимый напиток, который помогал справиться с нервами.

Слушая праведный гнев Агаты, преподавателя АКУ, учёного, судостроительницы и руководителя профсоюза Адмиральского судостроительного завода №1, Громов периодически подливал ей в рюмку коньяк, который она сразу же принимала вовнутрь, словно лекарство, запивая кофе и затягиваясь сигаретами, которые выкуривала одну за другой.

– Ты только подумай, Громов, до чего они дошли! О том, что нашу вышку с операторской, пультами и оборудованием собираются снести, мы узнали в день сессии! – возмущалась женщина. – И когда я попросила показать мне бумаги, со всеми предварительными разрешениями на снос, оказалось, что под согласованием на демонтаж стоит подпись Графченко! Ну не сволочь? Ну не крыса! – ворчала и шипела Агата Мичман. – Ты не представляешь, сколько усилий нам с Игорем стоило убедить депутатов в том, что этой подписи там не должно было быть. Игорь вообще назвал его старым маразматиком, который подмахивает всё, что ему кладут на стол, не глядя.

– Прямо-таки не глядя? – недоверчиво вздёрнул бровь Громов.

– Ну не могу же я сказать, что он это сделал из корыстных побуждений! – понизила голос Агата, затянувшись сигаретой. – Ты себе не представляешь, что это за прибор. Таких технологий не было в мире и нет. Ни тридцать лет назад, когда мы над ним работали, ни сейчас. Несмотря на стремительно развивающийся прогресс, этот агрегат – единственный в своём роде. Во всём мире он не имеет аналогов, потому что изобретатель, который сконструировал данное устройство, погиб, а он использовал свою собственную авторскую технологию. А этот старый козёл ненавидел его при жизни, а теперь и с мёртвым воюет. Графченко пытался восстановить этот прибор, у него не вышло. Зато вышло у Игоря с его командой. А этот дряхлый пень считает, что раз у него не получилось, то не доставайся же ты никому.

– Если он приносит вред, зачем же в вашем АКУ его тогда держат? – хмыкнул главред «Баррикад».

– От небольшого ума! У Караваева кишка тонка, чтобы его уволить, – устало вздохнула Агата, подперев голову рукой с дымящейся сигаретой. – Да и скандалов боится. И бояться там есть чего. Графченко хоть и старый, но «вонючий» до ужаса. Если ректор его только попробует отстранить от дел, он ему такое устроит! Развоняется на всю страну, как его, старейшего сотрудника с кучей регалий, отправили на покой. Регалий, которыми он трясёт, как эксгибиционист своими причиндалами. Хотя у Игоря их не меньше, и для университета он сейчас делает гораздо больше, чем этот маразматик, который только и может хвастаться своими былыми заслугами. Это ведь Игорь сейчас работает с оборудованием. И в последнее время их научная группа очень продвинулась вперёд. И вот представь себе, Громов, когда наконец мёртвый, как многие думали, прибор удалось запустить, и теперь остаётся только наращивать мощность, эта безмозглая скотина решила всё слить!

В этот момент на мобильный телефон Громова поступил звонок. На экране высветилась фотография Дорогина.

– Александр Васильевич, тут на заводе такое произошло… За нами гнались… Ника ударилась головой о люк… – взволнованно говорил фотокор.

Громов не любил держать телефон возле уха, и когда находился в одиночку или с людьми, причин не доверять которым у него не было, обычно переводил разговоры по телефону на громкую связь. Услышав про завод, Агата прислушалась.

Дорогин путано и сбивчиво рассказывал, как они зафиксировали какой-то несанкционированный запуск, после чего чуть не попались вооружённой охране, а потом убегали от какой-то машины, которая их преследовала. А теперь Ника упала на люк и не может встать.

Когда в динамике послышалось про несанкционированный запуск, из руки Агаты выпала сигарета. Её лицо стало бледным, а глаза расширились. Она даже схватилась за сердце – жест, который применяла крайне редко.

Дорогин кое-как дотащил коллегу до ближайшей скамейки во дворе жилых двухэтажек, но идти сама она не может.

– Что значит не может? Ты вызвал скорую помощь? – недопонял Громов.

– Не могу… Александр Васильевич, приезжайте срочно…

– Как это не можешь? Мне же ты звонишь?..

– Так а что я им скажу?!…

Дорогин говорил всё так же сбивчиво. По голосу было слышно, что его всего трясёт. Дорогин рассказал, что скорую вызывать не стал, поскольку испугался, что вместе с ней приедет полиция, и объясняться о незаконном проникновении на завод придётся уже с ними.

– Что значит – что ты им скажешь?! – едва не вспылил главред. – Ты совсем одурел?! Да элементарно – вы договорились с ней встретиться, её нет и нет. Ты пошёл навстречу и застал её лежащей на дороге! Выкрутиться как-то было совсем не судьба?

– Да откуда мне знать?.. За нами гналась машина! А когда мы слазили по стене, в нас целились!.. На нас светил прицел! Снайперская винтовка!

– Какая нахрен винтовка?! Какой прицел?! – опешил главный редактор. – Что там тебе уже померещилось?!

– Да не померещилось! – практически кричал в телефон его сотрудник. – Ника это тоже это видела!..

Повисла напряжённая пауза. Мичман медленно поднялась со стула и закрыла рот руками.

– Так, Артур. Где вы находитесь? Я сейчас сам вызову скорую, – уже более сосредоточенно, но не менее взволнованно начал выяснять Громов.

В этот момент Агата схватила Громова за руку, в которой он держал телефон, и начала махать головой и руками в отрицательном жесте.

– Не знаю… Мы во дворе, возле заводоуправления… – послышался из трубки голос Дорогина.

– Будьте там. Сейчас я подъеду.

От волнения у Громова пересохли губы. Отхлебнув из чашки остатки кофе, он начал быстро собираться.

– Мне сейчас придётся отлучиться. А ты, Агата, оставайся здесь. Я отвезу Нику с Артуром в больницу и вернусь.

– Нет, Громов. Я поеду с тобой, – железным голосом сказала Агата Мичман. – Это не обсуждается. Ты, кажется, не понял того, о чём он тебе говорил.

– Что именно я не понял?

– Про несанкционированный запуск. – Голос Агаты дрожал от ужаса. – Произошло ЧП. Экстраординарное. Похоже, твои ребята увидели то, чего не должны были видеть и тем более снимать. Возможно, их пытались убрать как ненужных свидетелей.

После слов Агаты, не склонной к пустому паникёрству, Громов открыл сейф, достал оттуда травматический пистолет и сунул его себе за пояс.

Они молча вышли из редакции, прошли по коридору и стали спешно спускаться по лестнице.