Ника 1

Да, что тут добавить. Мой налитый кофе в стакане совсем остыл на столе, чуть ли не покрываясь изморосью, хотя в комнате был хороший «плюс». Наверно, это есть шутка.
Всё, что было с Вероникой, тоже была шутка, как этот остывший стакан с кофе. Форма и содержание, помню этот закон.
Сам же придумал тогда. А если есть нечто другое.
Так, ни о чём, простая шутка от судьбы.
Когда я бухал, из-за той похотливой сучки в молодости, то прятал водку. От самого себя, в разных местах.
Потом поутру приходилось разгадывать кроссворд.
Это была жесть, кто понимает меня в то время
Вот помнишь, что точно должен остаться «пузырь».
Ты его ищешь, долго-долго, но его нет нигде, не можешь найти. Сначала возникает ярость, потом боль, под конец, разочарование в жизни, в людях. Потом всё-таки находишь заначку, бывало на другой день, но нет никаких чувств.
А женщины не понимают, почему мужики пьют горькую.
Они думают, что нам нравиться пить, и всё тут.
Мужики пьют не просто так.
Совсем нет, а из-за возникших проблем в жизни.
Есть случаи, когда пьёт запоем сынок олигарха, или звездный актер. Не из-за проблем в жизни, а совсем наоборот.
Но это, подчеркиваю, частные случаи.
Я же беру в статистику простых людей, коим причисляю себя.
Когда я пил — она спрашивала с издевкой.
Как пьется, ну пей больше, я же тебе больше рогов наставлю.
Я первый бросил её, уехал в Энск, навсегда.
Тут мне захотелось что-нибудь выпить покрепче этого кофе, которой напоминал мне о Вороне, о расставании.
Там в шкафу, который почти занимал всю стену комнаты, под нижней полкой был устроен мини-бар с алкоголем, где стоят: виски, джинн, текила, ром, коньяк, испанское вино для Вороны.
Не ящиками, не все полные: в какой-то бутылке половина жидкости, а где-то осталась всего на четверть.
Достал оставшуюся водку, вдруг, мне стало жарко.
Настолько, что я вмиг покрылся потом.
Бутылка выскользнула из рук, мокрой рыбкой.
Время вновь застыло, я успел её поймать в падении.
В голове зашумело, в оставшемся глазу потемнело, словно желал поднять стокилограммовую штангу.
Очередной приступ, подумал я. Головное давление и невралгия.
Так бывает, доктор предупреждал об этом.
Надо переждать некоторое время.
Я поставил не открытую бутылку на столик, включил комнатный вентилятор, улегся на смятую постель, стал думать.
О чем? — моим мозгом, который олицетворяет мой последний глаз.
Разумеется о ней, как бы ни пафосно это звучало.
Но нет, не о ней одной.
Женщины, девушки, — о, эти самые странные существа в нашем сумасбродном мире. Хотя со временем они тоже становятся обыкновенными стервами, которых заел быт и нищенское существование.
Хотите доказательств? Гляньте «сторис».
Интересно, что же они хотят в жизни от нас, от мужчин?
В своих затаенных желаниях, мечтах о любви, в сексе.
Денег? виллу? шикарную яхту?
Или большой, черный член негра?
Чтобы он, этот толстый член, как монстр пронзал их прелестные дырочки, трахал без передышки с утра до вечера, ибо вечером у них болит голова, ведь они хотят спать по ночам, как нравственные и приличные дамы, соответствующие образу морального общества.
Я не мог уяснить, ту ясную мысль, пронзающим одурманенный мозг озарением, почему Вероника бросила, ушла куда-то, может с кем-то. Не мог, и всё тут. До меня не доходило.
Почему… Да пусть катится к черту.
В жизни бывает всё.
Расстаются друзья с друзьями, любимые с любимыми.
Но так … Я правда не ожидал.
Бросить вот так, как ненужную вещь.
Я разозлился, на себя, на весь мир: ещё мне этого не хватает переживать из-за какой-то юбки.
Какое мне дело, ушла — так ушла, пусть проваливает к чертовой бабушке.
Дальше я стал размышлять о разном, что легко приходило в голову. К примеру, раньше я думал, почему обычно наркоманы не здороваются: доброе утро, здрасте, или добрый вечер. Теперь понял: это есть не неуважение к людям, это неуважение ко времени. Для них, что день что ночь, одинаково.
Они чувствуют себя в едином течении времени.
А ещё я стал понимать людей, которые дрались за землю в гражданских войнах.
Земли на всех не хватит в будущем, уже близком.
Я анархист по духу. Наверно когда Махно стал таким властным, он не смог отказаться от власти. Я бы смог, наверно.
А ещё я понял, почему женщины так много рожали детей
Дело не в гондоне, абортах, феминизме.
Дело в эпидемиях и в войнах.
Когда планета совсем безлюдна, ей не интересно.
Когда трахаешься, возникают всякие чувства, когда сука говорит самцу — ощенимся, нарожаем новых щенят.
О да, ощенимся, спускаем сперму ей в рот.
Это как любовь и секс.
Можно сильно любить, даже боготворить, лицо красивой девушки, но трахать её мокрую и волосатую вагину…
Это тоже невыносимое чувство, можно сказать даже брезгливое и отвратительное. Наверно минет тоже отвратительное действо.
Я не знаю. Люди превратились в fakobool.
От слова «фак ю», и мяч.
Сиськи шары, яйца шары, жопа шары.
Хотя в этом мире мы все являемся потребителями факобола, независимо кто это, старушка или деджок.
Факобол, сейчас вместо футбола.
Когда вместо футбольного мяча накачивают мозги.
Наконец я устал думать о всяких напастях современного века, и заснул, проваливаясь в сон.
***
Мне снилось, будто моя страна, вся одна большая зона.
За каждый проступок, провинившемуся узнику, делают наколку, точку на плече, как в обычной зоне.
Если будет три точки, то сиделец полный иноагент, а две точки, ещё не совсем.
А тут произошла пандемия, чтобы не вымер весь контингент зоны, власть решила прививать народ, но после укола остается несмываемая точка.
Ведь если на плече уже две точки, то становиться иноагентами никто не хотел, хотя привитыми.
У кого одна точка, он тоже не хотел, ведь его после прививки от звания иноагента, отличала лишь одна точка, которую в зоне очень легко заслужить.
А таких в государстве — зоне набиралось очень много.
Тогда власть решила прививать контингент добровольно-принудительно. Нагнали охрану, ввели войска, но ничего не получилось.
Узники шли на смерть, не желая становиться иноагентами.
Тогда власти решили действовать помягче: пригнали агитаторов, комиссаров, политруков, которые стали разъяснять сидельцам сие мракобесные заблуждения, что точка от прививки не совсем точка, она вовсе не считается за точку
«Прививайтесь граждане заключенные, — кричали они в рупоры на каждом углу тюремных бараков. — Вы не будете иноагентами!»
Губеры и меры, наглядно обнажались, лобызались с друг другом: «Нам не страшно, ведь мы теперь привитые!»
Но народ не верил в это, всё равно не желал прививаться, становиться иноагентами.
Тогда власти решили действовать по-другому.
Они объявили все-зонные выборы.
Снова в зону нагнали толпу агитаторов и пропагандистов.
«Эти выборА самые свободные в мире, — кричали они в мегафоны со сторожевых вышек обнесённых колючей проволокой:
— Наши выборА самые прозрачные и демократичные!
Граждане иноагенты, просто граждане заключённые, приходите и голосуйте на наших выборАх!»
Народ силился изо всех сил, стараясь понять, в чём тут подвох, но ничего не выходило.
Население зоны — государства, пришло и проголосовало.
Но так, как нужно было власти, ведь для заключённых ничего не поменялось, всё осталось по-прежнему.
***
Идиот.