Первая легенда гор. Целиком

Горная дорога петляла, то появляясь, то вновь исчезая во тьме. Натужно пыхтя, автобус с туристами взобрался на очередной заросший густым хвойным лесом холм. Затем замерев на миг, словно отдышавшись после трудного подъёма, наш транспорт плавно начал спуск. И восхищённым взорам путешественников открылась изумительной красоты бухта, освещаемая огоньками раскинувшейся невдалеке рыбацкой деревушки. Автобус сделал поворот, и я увидела новое чудо: прямо над нами в густой ночной дымке, подсвеченной янтарным сиянием южной луны, предстала величественная вершина. Гора была сплошь усыпана огоньками «сбегающих» к бухте домов, и это выглядело настолько неожиданно и красиво… словно попала я за тридевять земель в тридесятое царство. Вершина представилась мне шапкой кавказского хана, расшитой по всей поверхности бриллиантами и обрамлённая пушистым собольим мехом.

«Вот так и рождаются легенды» - невольно подумалось. И, доверясь внутреннему голосу, я позволила воображению увлечь меня далеко-далеко…

Давно-давно в горах жило гордое горное племя адыгов. Старожили сказывали, что их род тут поселился так давно, когда ещё других селений поблизости и в помине не было. А отдельные группы людей бродили вокруг совсем ещё дикие... Вот таким горделивым был этот малочисленный народ. Славились адыги и своими обычаями, заповедовавшим уважать стариков, не обижать слабых и, что не часто встретишь у горцев почитать женщин и не особо загружать работой. Не оттого ли так пышно и гордо цвели в высокогорье прекраснейшие розы Кавказа.

Гордились местные не только древними корнями и старинными обычаями – далеко вокруг разносилась молва о красе местных девушек, чей стан изящней изгибов полноводной реки Пшада, а очи синей и ярче звёзд, что отражаются в самую тёмную ночь в водах местных арыков. Считалось: только единый раз увидев красавицу-адыгейку – женатый мужчина навсегда потеряет покой и охладеет к собственной супруге, а уж если холостой парень встретится взглядом с юной селянкой – считай, и вовсе голову потерять может… и не только в переносном смысле.

Сколько тут правды было, а сколько вымысла – история умалчивает. Только много-много юношей пытали удачу на диких горных тропах, окружающих то селение, в тщетной надежде породниться с горцами, взяв в жёны местную красавицу, однако… все возвращались ни с чем (если вообще возвращались). Не желали ни с кем горцы родниться и выдавали дочерей замуж исключительно за своих. А несогласных да особо настойчивых женихов вызывали на кулачные бои… да вот только из боёв тех не вернулся ни один претендент на руку селянки-чаровницы, даже и в виде побеждённого. И лишь громошумящие водопады Пшады ведали о том, куда те пропадали.

Конечно, подобные слухи нисколько не убавляли желания окрестных молодых джигитов хотя бы одним глазком увидеть, что же это за пери такие, так надёжно скрываемые отцами и братьями от взоров чужаков мужского рода; а напротив, возбуждали жгучий интерес новых соискателей. Случилось так, что слава о волооких гордых черкешенках – так в обиде на адыгов называли соседние племена, их недоступных чужим взглядам девушек – дошла до крымского хана. Имевший уже двух жен и нескольких наложниц любвеобильный владыка Крыма загорелся желанием получить в свой гарем черкешенку. Но как это сделать? Хан есть хан: не самому же отправляться в дальний путь, хоть и по пущей охоте... По всей округе шла молва о несгибаемой решимости адыгов не допустить никого из чужаков до своих дочерей.

И решил тогда крымский владыка отправить послов с дарами: караван десятков верблюдов с сундуками, полными бухарских ковров, золоторунных тончайших шерстяных тканей да самоцветных каменьев с предложением адыгам дружбы и взаимопомощи. И дабы скрепить новый союз прислал с караваном собственную племянницу (точнее, второй супруги) в качестве невесты для одного из почётных местных жителей по выбору горцев. А также грамоту с просьбой показать ханскому послу и местных девушек на выданье, чтобы для хана избранницу по вкусу взять...

Не описать словами насколько горцы вознегодовали от такого – непристойного на их взгляд – предложения: три дня воды Пшады полнились алым цветом, три ночи несли они к морю обрывки материи и тканей и блистали разноцветными самоцветами. Сказывают, что с той поры в устье реки и появились богатые залежи цветных руд, а на морском побережье там по сию пору находят старинные украшения…

Разгневался и крымский владыка, узнав о подобном оскорблении. Ещё бы! Какая-то горстка высокомерных горцев посмела побрезговать его милостивым и крайне выгодным для них предложением. Да ещё и в расход пустить имущество и людей самого хана. И поклялся отомстить населению аула.

1

 
Жила о ту пору в адыгском ауле красавица Госнур, что на местном наречии означает лучезарная, сияющая, блистательная – дочь уважаемого аксакала Батчерия (заслуженный, достойный). Белозубая улыбка и звенящий, словно горный ручеёк голос девушки разглаживали складки меж бровей даже суровых старейшин, что в тёплых бурках сидят возле своих саклей у самого обрыва и молчаливо наблюдают как течёт река и протекает жизнь…

 Её изумительная грация и необыкновенное изящество казались диковинными даже для жителей села, привыкших к самым изящным и грациозным, будто выточенными из горного хрусталя, что ваяли местные умельцы, фигуркам своих дочерей и жён. А чистота огромных, поистине лучезарных, очей луноликой казались вообще неземными: ясно-голубые, цвета самого яркого полуденного летнего неба, в котором разноцветными искорками переливаются лучики солнца, самого восхищенного красой юной девы. Ещё и характера была лёгкого: работящая да весёлая. Вот какая была Госнур. Не было в ауле человека: от мала до велика ни мужчины, ни женщины, кто бы не любил её. Да и как такую не любить?

Каждое утро от самых нижних ущелий до снежных шапок горных вершин разливалась дивная песня красавицы, распеваемая чистым высоким голосом, и каждый, услышав её, замирал, невольно заслушавшись звонкими переливами девичьего пения. Послушает путник, послушает да и поспешает дальше горными тропами по своим делам, но улыбка, что появилась непрошенно в уголках глаз, нет-нет да проглянет на суровом лице горца. И что удивительно, в тот день и дела у того ладятся будто сами собой.

И вот однажды, когда Госнур по обычаю оглашала окрестные горы своим утренним песнопением, набирая у водопада в кувшин воду, из-за ближнего к реке утёса вышел незнакомый юноша. Одетый не по-здешнему. Не сразу заметила девушка нежданного слушателя, а как увидела – ахнула, умолкла и выронила кувшин. Заплясала глиняная посудина по перекатам и рассыпалась на черепки, увлекаемая стремительным течением.

- Не бойся меня, красавица, - приложил руку к сердцу очарованный молодой человек, - я не причиню тебе зла. Услышал я твою песню и подумал, что поёт птица райская. Подкрался поближе посмотреть – вижу, нет, не птица: сама пери поднебесная сошла с неба порадовать смертных чудесной песней.

Смутилась Госнур от таких речей, закрыла рукавом порозовевшие ланиты и сделала шаг назад.

- Постой-погоди, - взмолился юноша, - не исчезай неведомая… скажи хоть, как звать тебя, чудесница!

Ничего не ответила девушка, быстро шмыгнула за ближайший валун и умчалась в аул аки горная серна. И остался парень ни с чем.

- Куда, дочка, бежишь без оглядки? – Поймал за кямар* пробегающую мимо дочь старый Батчерий. И где кувшин?

Не сказала отцу о встрече с незнакомцем осторожная девушка, зная, что коли расскажет о чужаке – тому несдобровать. Мало того, что её подстерёг, ещё и заговорить посмел… Отговорилась тем, что испугалась барса и убежала, бросив кувшин.

День-два не являлась к водопаду, а на третий женское любопытство перевесило страх, и Госнур с новым кувшином отправилась к источнику. Песен уже не распевала, сторожко ступала по горной тропинке, зорко осматриваясь по дороге.

Вот и то самое место. И никого кроме неё самой тут нет. Вздохнула Госнур то ли с облегчением, то ли ещё отчего: пойди-пойми их, девушек. Наклонилась и стала набирать в кувшин воду. Вдруг глядит: в отражении тот самый парень. Снова чуть не выронила девушка в воды Пшады кувшина, но юноша ловко подхватил его, наполнил водой и с улыбкой подал красавице, чуть коснувшись рукой широкого рукава её расшитого бисером платья. И на этот раз не назвала девушка своего имени: правда уже не сбежала – ушла степенно, глаза потупив, с кувшином на голове.

На следующий день отправилась Госнур к источнику и в третий раз встретила джигита чужеместного. И на третью встречу ответила на речи его. Слово за слово рассказал пришелец девушке кто он и откуда. Оказалось, он пастух соседнего племени, с малых лет остался сиротой, и сельчане из милости дали ему пасти скот на склонах гор. В то утро пас по обычаю он отару овец на западном склоне, как вдруг услышал дивную песню, разносящуюся эхом среди окрестных вершин. Интересно стало ему посмотреть кто так красиво поёт – вот он и подошёл к водопаду, напугав невольно девушку. То ли по молодости, то ли по отсутствию близкого общения с соседями – не слыхал юноша о молве, ходившей в округе о красавицах адыгейского селения. А значит, не ведал, что общаться с ними ох, как чревато. Потому и не понял, кем является его незнакомка, да и Госнур не торопилась открыться. Джигит показался ей симпатичным, да и любопытно было не знавший никого из других мест девушке послушать чудные рассказы юноши об обычаях его родины. Вот, казалось бы, всего несколько долин да ущелий отделяло их два аула – а насколько всё было иначе… Начали молодые люди каждый день видеться у того водопада, и через некоторое время признался Арсен – так звали молодого пастуха – люба Госнур его сердцу и попросил разрешения отправить к её отцу сватов. Тогда-то по-настоящему испугалась адыгейка, не раз слышавшая рассказы стариков о том, как у них поступают с пришлыми, осмелившимися попросить руки девушки их клана.

Пришлось ей открыться Арсену, кто и откуда она, ведь и её сердце не осталось равнодушным к статному черноглазому молодому джигиту. Рассказала она своему избраннику и о том, какие обычаи царях в их селении. Когда юноша наконец осознал, кого он осмелился полюбить и чем ему это грозит – не устрашился и ни минуты не колебался. Взял возлюбленную за руку и спросил, согласна ли стать его женой. И если согласна – обещал что-нибудь придумать.

 

кямар* - пояс адыгского национального женского платья

 

2

 

Той порой пробирался к запрятанному высоко в горах аулу лазутчик, посланный затаившим на адыгов обиду крымским ханом. С поручением найти самую красивую местную девушку, выкрасть и тайно доставить её в Крым. Тёмными ночами пробирался посланник тайными тропами меж горными ущельями, переплавлялся через бурные реки и, наконец, добрался никем не замеченный до затерянного высоко в горах селения адыгов. Несколько дней из своего тайного укрытия наблюдал он за жизнью аула, внимательно присматриваясь к каждой девушке, что проходила мимо его убежища. И в конце концов остановил выбор на той, что каждое утро проходила с кувшином на голове по узкой тропке, спеша к водопаду. И вот однажды, когда Госнур возвращалась домой с полным кувшином воды, лазутчик решил, что пора действовать.

Ничего не подозревающая об этих коварных планах девушка, в задумчивости после недавнего объяснения с возлюбленным медленно шла к аулу, не замечая, что происходит вокруг. Из наклоненного кувшина расплескивалась вода, орошая цветы, буйно растущие вдоль тропинки, что благодарно впитывали живительную влагу, невзначай подаренную рассеянной красавицей. Как вдруг. Госнур ничего не успела понять, как не неё была накинута бурка. Кувшин выпал из рук и разбился, напоив с последним выдохом водой ещё немного растений окрест. Девушка сумела издать только негромкий всхлип, как её уже мчали, перекинув поперёк седла неведомо куда по уходящей вверх крутой дороге.

 Госнур не смогла позвать на помощь, плотно спелёнутая похитителем… но даже негромкий всхлип её музыкального голоса, полный удивления уловил тонкий слух Арсена, что оставался ещё на месте их недавнего свидания. По окончанию встречи юноша всегда, чутко прислушиваясь, ждал, чтобы его возлюбленная прошла по ущелью и вошла в свой аул невредима. Полный разных опасений, джигит бросился на этот неожиданный зов, перепрыгивая через несколько валунов за раз, рискуя поломать не то что ноги – голову… его страхи оказались не беспочвенны: на месте, где он ожидал увидеть девушку валялся лишь разбитый кувшин, истекающий последними каплями влаги.


Арсен недаром смолоду пас на высокогорье скот и прекрасно знал не только все горы вокруг, так же хорошо юноша разбирался в следах. Увидав следы копыт вокруг разбитой посудины, он сразу догадался что приключилось. Ни секунды не теряя, джигит бросился в погоню. Зная окрестности, как улочки родного аула и понимая, что дорога, по которой похититель будет увозить отсюда девушку единственная, юноша пустился напрямик через непролазные ущелья ведомыми лишь ему тропками. И к вечеру у подножья горы перед последним перевалом к морю вышел к расположившемуся там небольшому лагерю. То, что это лагерь именно злоумышленников, похитивших его любимую, Арсен понял по нескольким признакам. Невдалеке паслось с десяток стреноженных лошадей, судя по полному отсутствию шума – джигит догадался что похитители замотали коням копыта, а возможно и головы мягкой тканью. Исходя из этого и того, что дыма от костров видно не было, Арсен рассудил, что обитатели стоянки не желают быть замеченными. Значит именно сюда похититель доставил свою добычу. Но как узнать в каком шатре спрятана Госнур и как к ней подобраться? Осторожно, скрываясь за валунами и выступами, джигит подобрался как можно ближе к лагерю и затаился в своём укрытии до наступления темноты, или до удобного случая, который как он надеялся обязательно представится...

 
Действительно, ближе к полуночи со стороны ближней к молодому человеку палатки донёсся шорох, и из-за откинутого полога вышла фигурка, с головы до ног укутанная в плотные ткани. Вслед за фигуркой из шатра вылез похититель (или другой кто из разбойников) с саблей наголо. В невысокой фигуре, замотанной в платки, нетрудно было угадать женщину, да и сердце Арсена на долю секунды замерло и вновь застучало с удвоенным темпом – Госнур. В один момент юноша, словно тень от тени барса метнулся в сторону пленницы и её конвоира, в следующее мгновение точным ударом кинжала успокоил навсегда стражника и, подхватив на руки запеленованную фигурку так же неслышно, как и появился бросился со своей драгоценной ношей вверх по склону горы. Чтобы не напугать двойным похищением девушку, успел ей шепнуть, что это он – Арсен.

Взбежав на своих сильных, привычных к лазанью по самым неприступным горным склонам ногах наверх – подальше от лагеря, юноша поставил на землю и развязал недавнюю пленницу. Едва сдерживая рыдания, измученная долгой скачкой – непривычная к такому способу передвижения да ещё поперёк седла – но восхищённая счастливым спасением Госнур в измождении упала в объятья любимого. Крепко обняв и успокоив свою возлюбленную, джигит попросил её собраться с силами и быстрее отправиться в обратный путь.

Арсен понимал, что в лагере скоро хватятся девушки, поэтому оставаться здесь надолго нельзя. Но и понимал также, что на своих двоих ему со всё ещё дрожащей от испуга и нервного напряжения девушкой далеко не уйти. Как же быть размышлял он, продолжая карабкаться по отвесным скалам, поддерживая – почти снова неся на руках – тоненькую фигурку совсем обессилившей Госнур. Всю ночь медленно, но неуклонно они двигались в сторону дома. Наутро вконец утомлённая красавица и тоже подуставший джигит остановились у ручья в ложе пригорья, пройдя за ночь менее четверти пути, что прошагал Арсен за прошлый день в погоне за похитителем любимой.

 
И тут решение было найдено: за небольшим водопадом, что начинался сразу за бьющим из горы ключом, оказалось небольшое углубление – что-то типа пещерки, в котором однако имелось достаточно места, чтобы один некрупный человек мог разместиться с некоторым удобством. Молодые влюблённые договорились, что Арсен отправится за помощью, а девушка останется здесь – надёжно укрытая от чужих глаз и с источником чистейшей воды под боком – до его возвращения. Сказано – сделано. Ловко, словно архар, перепрыгивая с валуна на валун, юноша пустился за подмогой, а Госнур схоронилась в пещерке, в удобно устроенном ложе из шкур и платков, в которые недавно была закутана волею похитителя.


 3

 
Пока Арсен, не мешкая пробирался труднодоступными тропинками обратно, в «ставке» крымского хана – а инициатором похищения, как мы помним был именно он – происходило следующее. Прискакав наутро самолично во временный лагерь, что организовали его лазутчики для последующий переправки в Крым похищенной красавицы, хан обнаружил её пропажу. Отхлестав нагайками нерадивых охранников, разгневанный, но не смирившийся с побегом своей вожделенной «добычи», напротив, ещё более возбуждённый предстоящей погоней, крымчанин приказал тотчас седлать коней. И первым ринулся в погоню за беглянкой.


По мере приближения к лежащим недалече друг от друга аулам – своему и Госнур – Арсена всё больше одолевала мысль: к жителям какого села обратиться за помощью? Своего… но станут ли помогать безродному сироте только потому, что он на протяжении многих лет исправно пас на склонах гор их овец, не потеряв за всё это время ни одной. Возможно, соплеменники и не отказали бы ему в какой-то небольшой просьбе, но спасать от разбойников (или кому там служат похитители его Госнур? Явно не простому смертному) девушку из чужого, ещё и воинственного племени… это вряд ли. А сельчане его возлюбленной? Да они его растерзают раньше, чем он произнесёт слово «похищена». Как же быть?

 
Начало смеркаться. И когда джигит совсем было решился отправиться к отцу любимой девушки, повиниться и попросить помощи, привести тех, кто пойдёт за ним к убежищу Госнур и тогда уж будь что будет: что воинственные адыги от него живого места не оставят парень не сомневался… вдруг из-за ближайшего поворота выехала группа людей верхом на лошадях с горящими факелами в руках. С кличем «Хей-гоп» всадники обступили юношу, самый старший из них спешился и, сунув факел чуть ни в самое лицо Арсена, спросил хрипловатым низким голосом:

- Ты кто таков?

 По описанию Госнур, всегда с умилением рассказывавшей юноше о своём отце, что души в ней не чаял, догадался джигит, что перед ним Батчерий. А остальные, значит, соседи, поднятые старейшиной по причине пропажи дочери. И как он не подумал о таком ходе развития событий – недоумевал Арсен. Видать совсем голову потерял от случившегося. Как мог, объяснил юноша, что он пастух из соседнего села. Что видел, мол, как у водопада какой-то человек похитил незнакомую девушку и пошёл по его следам, чтобы сообщить потом родным похищенной.


Зыркнул недобро на Арсена один из спешившихся абреков при упоминании о том, что чужак подглядел за набиравший в кувшин воду селянкой, но смолчал. Лишь зубами скрипнул недобро. Зашумели тут и другие мужчины, плотным кольцом обступая окончившего рассказ юношу.

- Тихо! – Поднял вверх руку Батчерий, успокаивая своих собратьев. – Сейчас главное спасти мою дочь. С… остальным потом разберёмся. Дайте парню коня.

И, обернувшись к Арсену, мягко продолжил:

- Ну, показывай дорогу к укрытию Госнур.

И кавалькада всадников поскакала не мешкая в ту сторону, где молодой джигит спрятал возлюбленную.


4


Тем временем немного пришедшая в себя недавняя невольница почувствовала сильную жажду. Осторожно выглянув из своего убежища, девушка замерла, чутко вслушиваясь в окружающие звуки. За журчанием водопада сложно было различить что-то иное… Простояв несколько минут, одолеваемая нестерпимой жаждой Госнур решила, что всё спокойно и крадучись направилась к источнику. Не успела она сделать и нескольких глотков, как послышался цокот копыт и к роднику выехал отряд всадников… Крымчане. Сердце девушки сжалось от испуга. Судорожно прижав руки к груди и закрыв глаза, она приготовилась стойко сражаться за свою честь… От группы всадников отделился один, державшийся с горделивым высокомерием и подъехал поближе к сжавшейся от страха, но не потерявшей самообладания беглянке.


- Ах вот ты какая… - Не спешиваясь, лишь слегка придерживая за узды гарцующего вокруг девушки коня, проговорил хан.

- Какая? – Гордо вскинув голову и недобро сверкнув глазами, дерзко встретила его взгляд Госнур.

- Бесстрашная. Гордая. Прекрасная.


Крымский владыка настолько был очарован пленницей, что готов был поклясться ей в вечной любви и верности до… самого возвращения с новой невольницей в ханство. Девушка почувствовала недоброе и, приготовившись к самому худшему, преисполнилась решимости дорого продать свою жизнь. Другие варианты гордой адыгейкой даже не рассматривались.


Наконец хан спешился и сделал шаг по направлению красавицы. И только Госнур решилась прыгнуть в водопад, как с другой его стороны снова послышался лошадиный топот. На площадку выехала новая группа всадников под предводительством отца девушки. Радостно вскрикнув, красавица лишилась чувств, упав на руки спрыгнувшего с коня и в два счёта оказавшегося возле любимой Арсена. Пока джигиты Батчерия выясняли с наёмниками хана… кто сильней, юноша обрызгал лицо Госнур ключевой водицей и, ласково усадив милую на большой валун, стремительно тоже бросился в бой с похитителями.

Яростно сражаясь с превосходящими силами противника, крымский хан до последнего не желал отказываться от своих злодейских планов в отношении так пленившей его красавицы-черкешенки. Однако, через какое-то время поняв, что перевес сил не на его стороне, он нехотя дал своим головорезам команду к отходу. Отступая, крымчанин сорвал со своей головы ханскую шапку и в сердцах бросил её в пропасть. Легенда гласит, что ханский шелом остался на дне ущелья, превращённой силой разочарования и гнева своего хозяина в пологую гору, обрамлённую вкруг подножья зарослями густого кустарника. И по сей день ночью и в сумерках можно увидеть очертания головного убора. А огоньки окон домов селения, что расположилось по пологим склонам горы, напоминают сверкающие драгоценные каменья, которыми щедро расшита ханская шапка.


Вновь спасённая с помощью Арсена соплеменниками, счастливая Госнур благополучно вернулась в родной аул. Сказывают, что мудрый Батчерий не стал противиться союзу горячо любимой единственной дочери с отважным чужаком, спасшим их всеобщую любимицу. Будучи глубокоуважаемым старейшиной в селенье, он сумел убедить остальных позволить выдать дочь замуж за горца из другого аула. И, как ни удивительно, этот союз положил начало и другим подобным бракосочетаниям, что и до этого сильных духом адыгов только сильнее укрепило. А девочки, что стали рождаться в таких семьях, становились краше да милей. И вырастали в таких чаровниц…

Но это уже другая история.