13. Местоблюститель престола

13. МЕСТОБЛЮСТИТЕЛЬ ПРЕСТОЛА.  Вполне очевидно, что не последнюю роль в очередном успехе московской дипломатии при дворе великого хана сыграло внезапное возвращение в Москву митрополита Алексия. В 1361 году при содействии неких безымянных господ, позже упомянутых в константинопольских хрониках как «некоторые доброхоты», владыке удалось бежать из литовского плена и добраться до родных пределов крайне изможденным, но невредимым. Впрочем, и этого спохватившемуся Провидению показалось мало. Вовремя заметив допущенную им оплошность, оно решило как можно быстрее все исправить и в конце того же года отправило на тот свет раскольника Романа. Русская митрополия вновь воссоединилась под рукой Алексия. Видно, и вправду за спиной Святителя стояли могущественные Силы, которым создание Православного Московского Царства было для чего-то необходимо.

Взяв на себя завещанные ему Иваном Красным функции местоблюстителя московского престола до той поры, пока княжич Дмитрий не достигнет совершеннолетия, Алексий встал у властного руля, и механизм, выстроенный Иваном Калитой и Симеоном Гордым, вновь пришел в движение и начал исправно выдавать один положительный результат за другим.

Первым делом Москва ополчилась на обнаглевшего Дмитрия-Фому Суздальского, который, не желая делиться властью с одиннадцатилетним ребенком, вдруг занял своими войсками Переславль. Князюшка думал, что он и без драки сможет управиться с пацаном и «главным попом», но очень сильно просчитался. От Переславля москвичи гнали суздальцев сначала до стен Владимира, а затем и до самого Суздаля. Ни родные братья, ни младшие князья, проведав о ханском ярлыке, помощи Дмитрию Константиновичу не прислали. Затворившемуся в Суздале экс-великому князю пришлось срочно отступаться от владимирского стола и просить мира. Официально принято считать, что поход на Суздаль стал первым военным предприятием в жизни Дмитрия Донского.

В том же году под руку Москвы были возвращены отпавшие было Ростов, Стародуб и Галич.

В Орде, меж тем, набирала силу очередная склока. Все степное царство оказалось разделено на две половины: «луговую сторону», лежавшую на восток от Волги и подчинявшуюся прямому потомку Чингисхана, Амурату, и половецкую «нагорную сторону», лежавшую на запад от реки и признававшую власть темника Мамая и его ставленника, хана Авдула, в чьих жилах тоже текла кровь Чингизидов. Схема с марионеткой царских кровей была в свое время успешно применена на практике небезызвестным темником Ногаем, однако Мамаю очень не повезло с соперником. Сибиряк Амурат оказался парнем неуступчивым и драчливым. В открытом сражении темник осилить его не сумел. Оттянув свои потрепанные орды от Волги, Мамай и Авдул начали готовиться к новой войне, но для успешного продолжения борьбы с Сараем им требовались немалые деньги, которых ни у того, ни у другого не было. Мамай, впрочем, был интриган известный. На Руси раньше про таких было принято говорить: «Продувной плут!». Вспомнив, на чем, собственно, зиждется все могущество Золотой Орды, «продувной плут» Мамай надумал перетянуть на себя поток русского серебра, более ста лет исправно насыщавший сарайскую казну. Иначе говоря, Мамай и Авдул решили перекрыть Амурату «кислород», чтобы «надышаться» самим. Понятно, что самой заинтересованной стороной в данном вопросе была Москва, с которой и следовало торговаться. Именно поэтому Мамаевы послы отправились к Дмитрию и Алексию, а не к обиженному Амуратом суздальскому Фоме.

Появление на Москве послов от Мамая и хана Авдула не удивило никого. В русской столице были прекрасно осведомлены о реальном положении дел в Диком Поле и чего-то подобного от Мамая уже ждали. Впрочем, сподвигнуть Москву на конфронтацию с Сараем было довольно сложно. Для этого Мамай должен был предложить московским властям нечто очень весомое и крайне для них заманчивое, и, судя по тому, что переговоры закончились для него успешно, именно это он и сделал. О чем именно в 1363 году митрополит Алексий договаривался с темником Мамаем, русские летописи умалчивают, однако кое-какие зацепки историкам все же удалось обнаружить. Понятно, что со стороной побежденной куда легче торговаться, нежели со стороной-победителем. Мамай и Авдул победителями не были, и Алексий мог позволить себе потребовать от них то, чего ему никогда не удалось бы добиться от Сарая. Большинство историков сходятся на том, что Мамаю и Авдулу, скрепя сердце, пришлось официально признать и документально закрепить за потомками Ивана Калиты право считать великое княжение своим родовым владением. Из более поздних документов известно, что именно с 1263 года московский князь начал считать великий стол своей отчиной. Есть также все основания полагать, что Алексию удалось снизить размер ордынского выхода как минимум на треть, а может, даже, и на половину. По крайней мере, в 1380 году, собираясь походом на Русь, Мамай будет требовать от Дмитрия возобновления выплат даней «по Джанибекову докончанию», а это означает, что на каком-то этапе взаимоотношений темника с Москвой выплаты Орде действительно были снижены, и снижены они были значительно. Да и вряд ли Алексий согласился бы на нечто меньшее, ведь он сознательно шел на разрыв с сильным сарайским ханом Амуратом. В случае непредвиденного развития событий вся ответственность за трагический исход сделки с Мамаем целиком и полностью легла бы на него, ибо, как гласила народная мудрость, «старший виноват вдвое». Для него и для опекаемой им Москвы риск, как минимум, должен был быть оправданным. В конечном итоге выбор им был все же сделан, и торг свершился. В 1363 году Дмитрий Иванович венчался на великий стол по ярлыку хана Авдула и теперь уже навсегда.

О «предательстве» москвичей Амурату донес расторопный Дмитрий-Фома, справедливо полагавший, что после всего произошедшего его акции в Сарае вновь поползут вверх. Оскорбленный Амурат, действительно, немедленно дезавуировал свое собственное решение в пользу Дмитрия Московского и переписал владимирский ярлык на имя незаслуженно обиженного им суздальского князя. Сажать Дмитрия-Фому на великий стол отправились: татарский посол Ильяк, безземельный князь Иван Белозерский, не оставлявший надежд отобрать у москвичей свой стол, и два-три десятка конных татар. Эпоха, когда Сарай для смены великого князя снаряжал на Русь несколько туменов, ушла в прошлое. Собственно, исходя именно из этого факта, все последующие события были весьма очевидны и предсказуемы. Фома второй раз сел на владимирский стол и потом аж двенадцать дней «правил» страной. Затем пришла московская рать, и работы по реставрации Дмитрия Суздальского в должности великого князя тут же завершились. Дмитрий-Фома бежал в свою вотчину, и только слезные просьбы Андрея Константиновича Нижегородского, молившего Алексия не гневаться на брата, смогли уберечь Суздальскую Землю от московского погрома. Фоме пришлось отказаться от Амуратова ярлыка и отправиться в своеобразную ссылку в Нижний Новгород. Его союзник Константин Васильевич Ростовский был взят под стражу и выслан в Устюг. Впрочем, продолжать склоку и плодить себе новых врагов никто в Москве не желал, а потому обоим «каторжанам» вскоре было дозволено вернуться в свои уделы.

Куда делись татарские послы, что шли сажать на владимирский стол суздальского князя, доподлинно неизвестно. Есть правда версия, что на Москве их встретили честь по чести, напоили, накормили, накидали кое-какого барахлишка, а главному послу, Ильяку, ссудили такую крупную сумму денег, что тот, недолго думая, отправился в Сарай да и прирезал своего господина, великого хана Амурата.

Летом того же года анархия, вновь воцарившаяся в Великой Степи, кровавым эхом отозвалась и на Руси. Ордынский темник Тагай с татарской и мордовской конницей ворвался в пределы Рязанского Княжества и сжег Олегову столицу, захватив в городе большую толпу пленников. На обратном пути ополонившихся и нагрузившихся награбленным добром степняков настигли Олег Рязанский, Владимир Пронский и Тит Козельский. Возле Шишковского леса произошла яростное сражение, в ходе которого русские, ввиду своей малочисленности, пленных старались не брать. Превосходящего числом противника рязанцы взяли бесшабашной удалью и лютой ненавистью. Из беспощадной рубки Тагай вырвался «одной душой», оставив Олегу раненых, обоз и весь полон.

Призрак Куликова Поля все явственней стал просматриваться на российском небосводе.