Инопланетянка

Краткое содержание: Сфинксица Буся кочует от одних хозяев к другим...


Бусинка была балованная. Сын хозяйки так и говорил:

— Ваша Галя балована, — и смеялся, осторожно почёсывая Бусинку за ухом. Та не любила, когда её трогали за спину или за бока, сразу дёргала шкуркой, а если не понимали по-хорошему — щерилась и шипела. Если опять не понимали или нарочно дразнили — бросалась на чужую бесцеремонную руку. Ишь какие — хватать!

— У-у, зверица! Горгулья! — смеялся хозяйкин сын, продолжая трепать Бусинку по спине. — Гляди, фырчит, как большая. Будь она крупнее, кстати, разорвала бы нас всех.

— Глупости не говори, — сердилась хозяйка, отталкивая его. — Бусинка, успокойся, он просто с тобой играет. Ей неприятно, у неё же нет шерсти, голая кожа.

— Бабам, значит, приятно, когда их гладят по голой коже, а ей неприятно, — продолжал веселиться сын.

— Фу, — сердилась хозяйка. — Ты вульгарен, Антон. Извинись сейчас же.

— Прости, мама, прости, Бусинка, — сквозь смех говорил тот.

Антон и подарил Бусинку матери на юбилей, подметив, что та с любопытством рассматривает в Интернете снимки кошек редкой породы, со складчатой бесшёрстной шкуркой, большими ушами и лицами инопланетян из фильма «День независимости». Он так и сказал, вынимая Бусинку из розовой переноски:

— Получи свою инопланетянку, мама. Вот её документы, с родословной принцесса, у заводчика взял.

Та так и ахнула, принимая в ладони жемчужно-серое тельце с розоватым пузиком:

— Уши-то, уши!

— Сейчас взлетит и полетит. Я серая моль, я летучая мышь… — пропел Антон. — Вот рекомендации заводчика, изучай. Порода особенная.

Бусинка быстро обжилась в новом доме, вдали от матери и сестёр. Ночевала вместе с хозяйкой, в одной постели, хотя ей тут же купили домик, розовый, как переноска, пушистый, мягкий внутри, на столбике-когтеточке. Ещё у неё появилось множество принадлежавших только ей игрушек и розовая же ванночка для купания. Во время купания на Бусинку надевали специальную шапочку. Купаться ей не нравилось, но она сидела смирно и терпела, пока хозяйка со смехом снимала её на телефон.

— Будешь звездой Ютуба, — приговаривала она.

Бусинка и без того знала, что она звезда, бесконечно балованная и любимая.

Это ощущение исчезло через год, когда хозяйка решила, что ей стоит жить своей всегдашней жизнью, не беря в расчёт кошку.

— За Бусинкой и Поля присмотрит, — объявила она сыну по телефону.

Поля была приходящей домработницей.

— Я привыкла проводить весну на Кипре, ты же знаешь. Я и так год дома просидела, — продолжала хозяйка, заходя в гардеробную и рассеянно оглядывая шеренги вешалок с одеждой. Бусинка следовала за ней по пятам, чувствуя, что происходит что-то неладное. — Не повезу же я кошку через границу, это слишком хлопотно. Ну хочешь, возьми её себе пока.

— Я не кошатник, — хмуро отозвался Антон. — И у Милы аллергия на кошек.

— Ай, — хозяйка поморщилась, глядя на Бусинку. — У меня вот на твою Милу аллергия, и ничего. Ладно, в общем, Поля присмотрит.

Спустя две недели хозяйка навсегда исчезла из жизни Бусинки, оставив её и четырёхкомнатную квартиру на домработницу. Та приходила раз в день, чтобы приглядеть за кошкой и смахнуть пыль, а раз в неделю затевала «генералку», как она говорила. Бусинка ненавидела шум пылесоса, от него болели уши и зубы, но ради того, чтобы Поля оставалась в доме подольше, она была готова терпеть. Она с тревогой следила, не начинает ли Поля собираться, чтобы уйти, бежала за ней, подпрыгивала и хватала лапками за руки. Умоляла не уходить, не бросать её одну в пустой квартире, где лишь мерно тикали ходики антикварных часов.

Поля рассказывала об этом хозяйке по телефону, та умилялась:

— Надо же, как она тебя полюбила. Я же говорила Антону, что она привыкнет. Я ему расскажу.

К началу лета хозяйка передумала возвращаться в родной город, ей захотелось пожить в Питере, у дочери и внуков. Она позвонила Поле, чтобы предупредить, что приедет только осенью. Поля подумала и решительно сказала:

— Ираида Михайловна, Бусинка ваша плохо себя чувствует. Она не может одна.

— То есть? — насторожилась хозяйка.

— Плохо кушает, похудела. Ей тоскливо тут одной, — отчиталась Поля. — И ещё… я вам раньше не говорила, но она… м-м… мочится на диван. Я замучилась чистить.

Хозяйка ахнула:

— Она же его испортит!

— Я её теперь в ванной запираю, когда ухожу, — уточнила домработница, умолчав, что, как раз оказавшись в тесном пространстве ванной комнаты, Бусинка окончательно зачахла.

— Может, ты её возьмёшь? — спросила хозяйка с надеждой.

— Куда мне, — проворчала Поля, — вы же знаете мою ситуацию. Мой алкаш её прибьёт в первый же день.

У Поли был тяжело пьющий муж-инвалид.

— Поспрашивай по знакомым или где там ещё убираешь, — велела хозяйка, — может, кто захочет такую кошку. Она же породистая, элитная, с документами. Антон задорого купил. Вот делать было нечего, — вздохнула она, — знал же, что я не могу не путешествовать.

Антон в конце концов и пристроил Бусинку «в добрые руки», разместив объявление с фотографиями в соцсетях. На элитную кошку охотники нашлись сразу же, Антон выбрал первых откликнувшихся — семью, живущую в частном доме, с таким же котом-сфинксом, видно, брали для размножения. Правда, жила семья в соседнем городе.

— Ничего, — равнодушно проронила хозяйка, когда Антон ей об этом объявил. — Я велю Поле передать переноску с автобусом. Ну, сунет рублей сто шофёру, а там встретят. Спасибо, Тоша, что постарался. И больше никаких мне животных, ты уже понял.

— Угу, — промычал Антон. Он почему-то чувствовал себя виноватым. Перед Полей, которой предстояли новые хлопоты, и перед Бусинкой, инопланетянкой и горгульей, которую он не видел со времени отъезда мамы на Кипр. Не хотел смотреть на тоскующую кошку. Рассказ Поли о том, как Бусинка хватала её лапками, пытаясь остановить на пороге, не выходил у него из головы.

Поля созвонилась с гипотетическими новыми хозяевами Бусинки и отнесла к междугородному автобусу розовую переноску с кошкой. И отдельно сумку с её лотком, игрушками и гардеробом — красивыми платьицами, свитерками и даже шубкой. Вторая такая же шубка красовалась на Бусинке, чтобы та не замёрзла по дороге.

Водитель автобуса, крепкий, кряжистый, загорелый мужик лет сорока, удивлённо принял Бусинку с её хозяйством и двести рублей, сунутых ему Полей. Заглянул в переноску, в которой съёжилась Бусинка, и присвистнул:

— Ого какая! Инопланетянка! Да ещё и в шубе. Я её в ногах вот тут у себя поставлю, тут тепло от мотора.

— Сделайте одолжение, — кивнула Поля, которой не терпелось уйти. — Пока, Бусинка, — она тоже заглянула в переноску через решётку.

Ей было не по себе и очень жаль Бусинку, но ничего, всё устроилось же. На новом месте кошке точно будет лучше. Всё-таки свой дом и гипотетический жених.

Но до жениха Бусинка не доехала, потому что в соседнем городе за ней никто не пришёл.

* * *

Водителя автобуса все звали Николаич — и ещё Батя. Мужик он был хозяйственный, обстоятельный и заботливый, поэтому, когда Бусинку на нужной остановке никто не забрал, хлопнул себя по лбу:

— Телефон у той тетёхи, что её принесла, надо было взять, долдон я!

Его напарник Стас лишь хохотнул:

— Продай её, как домой вернёмся, глянь, у неё ж тут целый зоомагазин в сопровождении. Вот прямо у автобуса встань: кому кошку в шубе!

— Вот же прогнался я, — продолжал сокрушаться Батя. — Ну ничего, если им сильно надо, найдут нас по номеру рейса. А пока я её домой заберу.

— То-то твоя Оксана обрадуется, когда ты явишься с голой киской, — продолжал резвиться Стас, и Батя тоже невольно заухмылялся.

На конечной автобус снова никто не ждал, и Батя, чертыхаясь, подхватил собственные пожитки, переноску с кошкой и кошкины вещи.

— Вот не было печали… — ворчал он себе под нос, садясь в припаркованную тут же старенькую «тойоту» и пристраивая переноску рядом на сиденье.

Он снова заглянул туда. В полутьме сверкнули жёлтые глаза, и кошка тонко и зло заурчала.

— Злюка, — определил Батя, заводя мотор. — Ладно, поехали, инопланетянка.

Жена и дочь ахнули, когда он торжественно выгрузил перед ними переноску с кошкой и в нескольких словах объяснил, как та к нему попала.

Дочка Аня подпрыгнула и захлопала в ладоши, будто маленькая, хотя ей уже сравнялось пятнадцать и она давно красилась «как оголтелая», по выражению жены.

— Папка, во здорово! Я о такой мечтала!

Жена хмыкнула, переглянувшись с Батей. Тот едва не отмочил шутку про голую киску в шубе, но чудом удержался.

— Вынимай, — скомандовал он.

Дочка осторожно отперла дверцу переноски, но кошка и не подумала выходить — угрожающе подвывала на уровне ультразвука.

— Мы ей не нравимся, — констатировала жена, присаживаясь на корточки.

— Надо её чем-то выманить! — дочка метнулась на кухне и спустя буквально полсекунды вернулась с наспех откромсанным куском «докторской» колбасы в руке. — Как её зовут?

Батя тоже присел на корточки, почесав в затылке:

— Бусинка, кажется. Тётка та говорила, которая её оставила. Да не будет она это жрать, Ань.

— Бусинка, Бусинка! — позвала дочка, положив кусок колбасы у выхода. — Вот, покушай. Бусинка!

* * *

Бусинка услышала своё имя и немного успокоилась. Эти люди пахли по-иному, чем Поля или хозяйка, но не казались злыми. А колбаса пахла вообще замечательно. Она подцепила её лапой и начала есть, урча и сверкая глазами.

Люди о чём-то говорили над её головой.

— Ей нельзя такую еду, наверное.

— Я сейчас в зоомагазин сбегаю, на углу! И наполнитель ещё куплю!

— Ну ты шибко-то не надейся, что она останется, Ань, наверняка её уже ищут. Найдут — отдадим.

— А она, может, им и не нужна совсем, раз одни её отдали, а другие вообще не пришли! А мне нужна! Посмотри, какая она красивая!

— Да уж… Чудовище вида ужасного схватило ребёнка несчастного…

— Папа!

— Ладно, ладно, я пошутил.

— Я в Интернете всё про эту породу прочитаю и узнаю, чем кормить и как купать, всё, всё!

«Ой, только купать не надо», — подумала Бусинка и решительно вылезла из переноски. Пора было осваивать новую территорию.

Может быть, и правда её тут оставят.

Может быть, даже полюбят её.

* * *
— Господи, не срачка, так болячка, — с досадой пробурчал себе под нос Николаич, он же Батя, водитель междугородного автобуса, выходя к своей «тойоте» у подъезда с розовой кошачьей переноской в одной руке и целым тюком кошкиных вещей — в другой. — Ведь говорил же, предупреждал — кошка не наша, вдруг отдавать придётся.

Он задрал голову и посмотрел на окна своей квартиры. За стеклом маячили два лица: озабоченное — его жены Оксаны — и совершенно страдальческое и заплаканное — дочки Ани. Батя болезненно сморщился. Он чувствовал свою вину и перед женой, и перед дочкой, и особенно перед «инопланетянкой», лысой кошкой Бусинкой. Сейчас та в полном недоумении смирно сидела в своей розовой переноске.

Николаич закинул тючок с Бусиными пожитками в багажник, а переноску поставил на сиденье рядом с водительским. Усевшись за руль, он провёл пальцем по металлической решётке, за которой виднелась странная, совсем не кошачья, безусая мордочка с золотистыми раскосыми глазами.

— Эх ты, сиротинушка. Прости меня, что ли.

Он ожидал, что она зашипит. Но кошка не шипела. Привыкла уже. Однако сейчас ей опять предстояло привыкать — к новому дому, к новым людям.

* * *

Всё началось именно с Николаичева косяка. Во время прошлого междугороднего рейса он, как говорится, принял на борт переноску с кошкой редкой породы. Тётка, которая осчастливила Николаича этой назолой, неловко сунула ему двести рублей и горячо заверила, что на конечной остановке кошку по кличке Бусинка заберут.

Николаич не мог знать, что кошка раньше принадлежала скучающей пожилой даме, получившей элитного котёнка в подарок от сына на день рождения. Какое-то время Бусинка развлекала хозяйку, а потом та укатила путешествовать, оставив кошку на домработницу. Та приходила регулярно, но ненадолго, и кошка отчаянно скучала, от тоски портя дорогую хозяйскую мебель. Домработница наконец доложила об этом хозяйке, и та немедля велела пристроить куда-нибудь ставшую лишней кошку. Сын хозяйки дал объявление в соцсети, и вот Бусинка поехала в соседний город, оказавшись в кабине у Николаича.

К кошке прилагался целый сундук с приданым: розовый лоток, миски, гардероб разнообразных одёжек, словом, всё, как у принцессы. Это живо напомнило Николаичу минувшую пору, когда он покупал дочке розовый домик Барби со всеми аксессуарами.

В общем, пребывая от происходящего в некотором смятении чувств-с, как он сам это называл, Николаич не записал номер телефона тётки, всучившей ему кошку. Равно как и номер телефона тех, кто должен был, по уверениям тётки, встретить кошку в пункте прибытия.
Но на конечной никто эту злосчастную лысую инопланетянку не встречал.

Ну и что было делать? Николаич потоптался возле автобуса, потоптался, покурил, махнул рукой и забрал голую киску в шубке, как со смехом прозвал кошку его сменщик Стас, к себе домой.

Дома жена и дочка очень обрадовались. Точнее, обрадовалась дочка, заявившая, что она всю-всю-всю жизнь мечтала о такой кошке. Жена скептически хмыкнула, переглянувшись с Батей, но Аня взялась за дело обустройства Буси на новом месте с настоящим энтузиазмом. Сбегала в зоомагазин и ветеринарную аптеку, купила специальный корм для сфинксов, специальную шампунь и мочалочку, какие-то игрушки… Поселила она Бусю у себя в комнате, даже не гнушаясь тем, что в углу будет стоять лоток.

— Пускай она сперва ко мне привыкнет, а потом уже ко всем, — непреклонно заявила Аня слегка опешившим родителям.

Ну и что? Ну и всё. Через три дня Николаичу позвонил Стас, объявив, что его искала в автопарке какая-то не слишком довольная баба, чуть ли не обвинявшая его в краже породистой кошки.

— Я у неё номер взял, обещал, что ты им перезвонишь, — закончил Стас. — На ватсап тебе скинул.

Николаич почесал репу, уныло матюгнулся и перезвонил. Раздражённый женский голос потребовал немедленно привезти недоставленную (как будто он был каким-то развозчиком пиццы!) кошку по такому-то адресу. Николаич не стал ничего лопотать в своё оправдание, тем более что косяк за собой и сам знал.

Так что он просто поставил жену и дочку перед фактом немедленного расставания с Бусей. С чужой, то бишь, кошкой.

Аня, конечно, тут же разревелась, как маленькая, несмотря на свои пятнадцать. Николаич только крякнул. Ему хотелось взять на руки дочку и кошку и сказать, что он никому Бусю не отдаст. Но он не имел на это права.

— Ну хочешь, я тебе такого же котёнка куплю? — с надеждой предложил он дочке, но та лишь замотала головой, продолжая обливаться слезами:

— Я Бусеньку полюбила, и она меня — тоже!

Последнее утверждение, по мнению Николаича, было явным преувеличением. Хотя он признавал, что кошка действительно очень быстро привыкла к Ане и с удовольствием забиралась к ней под одеяло. Горячая, как печка, со смехом утверждала Аня.

— И ещё она такая умная! Она всё понимает! — продолжала рыдать дочка.

Николаич в очередной раз помянул имя Господне всуе и принял у жены кошкины пожитки.

— Шампунь заберите и все игрушки! — всхлипнула Аня. — Не надо мне больше никаких сфинксов! И вообще никаких ко-ошек!

* * *

Двухэтажный особняк на окраине города, к которому наконец подъехал Николаич, выглядел впечатляюще. Когда он позвонил в калитку, во дворе залились лаем несколько собак. Вышла немолодая уже женщина, с коротко стриженным ёжиком тёмных волос, в длинном «леопардовом» халате до пят и, не впуская Николаича во двор, забрала у него переноску с Бусей и сумку с её пожитками.

— Если что не так, у вас есть мой номер. Я возьму кошку обратно, моя дочь очень к ней привязалась, — выпалил ей вслед Николаич. Но женщина, захлопывая калитку, лишь пробубнила нечто невразумительное. Или же её слова заглушил собачий лай.

Николаич поёжился. Он решил, что про собак ничего Ане и Оксане не расскажет. Будут волноваться же.

Он совершенно иррационально сокрушался, что не успел сказать Бусе на прощание ни одного ободряющего слова.

Как будто та могла что-то понимать.

* * *

А через месяц мадам в «леопардовом» халате Николаичу всё-таки перезвонила. И всё тем же знакомым безапелляционным тоном предложила кошку забрать, если он ещё этого хочет.

— Я, конечно, хочу, — проговорил оторопевший Николаич, — но в чём дело-то? Чем вам Буся не угодила?

Он чуть было не сказал: «Наша Буся».

— Она проблемная, — будто нехотя выдавила «мадама». — Она не захотела… м-м… встречаться с нашим Симеоном. А мы её под разведение специально брали. И вообще она ни с кем не контактирует. И ещё… м-м… гадит мне в постель.

Николаич прикусил язык, чтобы не брякнуть что-то типа «не удивлён».

Он быстро глянул на часы: до начала рейса ещё оставалось время.

* * *

Дочка снова, как маленькая, запрыгала и кинулась обниматься, когда Николаич торжественно внёс в квартиру знакомую розовую переноску с притихшей внутри Бусей.

— Больше ничего не отдали, — хмуро сообщил он. — Никаких её вещей. Эта… мадама заявила, что я ещё приплатить ей должен, но обломилась. Змея нестроевая. Сказала, проблемная кошка, типа.

Оксана удивлённо подняла брови:

— А чем это она проблемная? Нормально же всё было.

— Размножать они её хотели со своим сфинксом, как я понял, — задумчиво проговорил Николаич, глядя, как дочь открывает переноску. — А наша его не восхотела. Мадама заявила, что она неконтактная. И ещё…

Он запнулся, потому что в этот момент Буся стрелой вылетела из переноски, вскочила на Анину постель, присела и немедля напрудила.

Оксана ойкнула, проворно сдёргивая с постели обгаженный плед.

— Бусюнь, ты чего? — ахнула Аня, круглыми глазами уставившись на кошку. — Ты же тут спала!

Бусюня в ответ зарычала тигрицей, спрыгнула и забилась под кровать, сверкая оттуда жёлтыми глазами.

— Вот и на это мадама жаловалась, — пояснил Николаич. — Испортили кошку, короче, психованная стала.

— Буся нас теперь тоже ненавидит, — грустно сказала Аня и посмотрела на мать. — Мы её отдали. Предали.

— Будем приручать, — отрезала та. — Снова.

* * *

Процесс нового приручения Буси затянулся. Кошку действительно будто подменили: она обосновалась даже не в комнате, а под кухонным столом, рычала и выла оттуда, отказывалась от корма. Аня и Оксана пребывали в тоске и ужасе — тогда Николаич наконец решил взять дело в свои руки и откупорил банку сайры. Тут Бусюня сдалась и вылезла, привлечённая дивным ароматом.

— То-то же, — проговорил довольный Николаич, глядя, как элитная кошка уплетает пролетарские консервы.

— Это ей вредно! — простонала Аня

— Главное, что жрать начала, — назидательно произнёс Николаич. — Не жрать — вот что вредно.

Он уселся на стул и похлопал себя по колену, глядя на Бусю:

— Поди сюда, инопланетянка. Ну? Мы тебя больше никому не отдадим. Никогда. Честное пионерское, под салютом всех вождей, — вспомнил он старую детскую клятву.

Аня фыркнула и снова отчего-то шмыгнула носом, увидев, как Буся доверчиво забирается на колени к отцу.

А ещё через месяц выяснилось, что Буся всё-таки беременна.

* * *

Выяснилось это очень просто. Оксана лежала на диване перед телевизором, а Буся — у неё на животе. Иногда кошка вредничала, снова могла зарычать или даже цапнуть, если к ней лезли с нежностями, но вот на живот или на грудь лежавшему на диване забиралась всегда.

Неожиданно Оксана ахнула:

— Слушай, отец, да у неё котята!

— Че-го? — Николаич в полном недоумении отложил планшет с маячившими на экране хоккеистами. — Какие ещё котята? Где?

— Да в животе же у неё! — Оксана даже заикаться начала.

— Да с чего ты взяла? — совершенно обалдел Николаич. Он решительно ничего не понимал.

— А то я беременная не ходила, — хмыкнула Оксана, покосившись на вбежавшую в комнату Аню. — Как будто постукивают тихонечко изнутри. Вертятся там.

— Ур-ра! — возликовала дочь. — У нас будут лысые кисики!

Николаич схватился за голову:

— Чего «ура», чего «ура»? Нам же ещё отдавать их придётся… той манде с ушами, то есть, я хотел сказать, мадаме в леопарде.

— Вот ещё! — дочь и жена одновременно и грозно сверкнули глазами. — Они от Бусюни избавились, а мы им — котят?

— А отцовские права? — прищурился Николаич. — Нет, так не делается, они же её под разведение брали, вот она того… развелась.

— Папа, блин!

— Ладно, не возгудайте, — примирительно сказал Николаич, снова возвращаясь к хоккею на планшете. — Может, ты чего-то путаешь, Ксюх? Ну, мало ли, показалось тебе. Посмотри, она же совсем не поправилась, немножко разве.

Но уже через неделю Бусюню вдруг разнесло так, что она стала напоминать дирижабль. Большой серый дирижабль с маленькой изящной головой и огромными ушами. И уже точно было видно, что у неё под натягивающейся кожей живота иногда что-то поворачивается. Или кто-то. Котята.

Бусюня родила ночью — в домике, который торжественно принёс и установил Николаич. Он как раз вышел, зевая, выпить чаю и позавтракать перед рейсом, когда услышал писк из домика и на цыпочках пробежал сперва в спальню к жене, а потом постучал в комнату дочери:

— Вставайте, сони! У нас прибавление.

Котят оказалось трое — слепых, писклявых, розовых и… местами сильно волосатых. В общем, ни фига не лысых.

— Упс, — сказал Николаич и выпрямился, закрывая крышку домика. — Что за дела?

Он отыскал в ватсапе контакты «мадамы в леопарде» и спросил только, когда та наконец взяла трубку:

— Простите, а у вас, кроме вашего сфинкса Симеона, ещё какие-нибудь коты в доме есть? Ну, обычные, пушистые.

— Два, — растерянно отозвалась «мадама».

— Кастрированные? — строго осведомился Николаич, как заправский ветеринар со стажем.

— Я не считаю нужным идти против природы, — высокопарно заявила «мадама».

— Всё ясно, до свиданья, — заключил Николаич и нажал на отбой. Потом снова наклонился к домику и поднял крышку.

— Наша принцесса дала какому-то вульгарному волосатому дворовому мужику, а вовсе не принцу, — провозгласил он и заржал. — Испортила родословную. Вот и котята волосатые.

— Ген лысости, папа, — торжественно заявила Аня, потрясая смартфоном, — перебивает ген волосатости в любом случае. В общем, они тоже будут лысые, когда подрастут.

— Посмотрим, — скептически хмыкнул Николаич. — Надо какой-нибудь особо питательный «Роял Канин» купить, что ли. Она же кормящая.

— Я в зоомагазин, — встрепенулась Аня.

* * *

Бусюня слушала эти разговоры у себя над головой, кормила детей и довольно жмурилась. Всё стало хорошо. Она и её котята наконец нашли своих людей.

Это же так важно — найти своих людей.