Вот из этой пустоты

Сборник миниатюр, конец 2022 – начало 2023 года.

 

Оглавление
 
Оглавление 2
Вот из этой пустоты 3
(стих) 3
  4
Солнце игнорит землю 4
(миниатюра) 4
День знаний 5
(рассказ) 5
  5
Я сижу на солнце 9
(миниатюра) 9
Говорящий человек 11
(миниатюра) 11
Да нет, не то 12
(миниатюра) 12
  12
Струна жизни 13
(рассказ) 13
  13
А мы здесь в автобусах 16
(миниатюра) 16
  16
  18
Мертвая бабочка 18
(миниатюра) 18
Вино из воды 19
(рассказ) 19
  19
  22
Проект "Вселенная" - закрывается? 22
(миниатюра) 22
Песня внутри 23
(миниатюра) 23
  23
Жизнь - оказывается - не резиновая 24
(миниатюра) 24
  24
Ева, не трогай дерево 25
(рассказ) 25
  25
Сияние бытия  27
(рассказ) 27
  27
Взгляд Леонардо 31
(рассказ) 31
  31
Неуправляемый Христос  34
(рассказ) 34
  34
Наверх 36
(рассказ о возможном будущем) 36
  36
Точка в потоке 39
(рассказ)  39
  39
Уставший вечерний человек 41
(миниатюра) 41
  41
Человек родился 43
(рассказ) 43
  43
Человек живёт 46
(рассказ, продолжающий по теме, но не по героям, предыдущий) 46
  46
Человек умирает 49
(рассказ, продолжающий по теме, но не по героям, предыдущий) 49
  49
Человек творит 52
(рассказ, продолжающий по теме, но не по героям, предыдущий) 52
  52
Разговоры о снеге 53
(рассказ) 53
  53
Слова «солнце», «небо», «снег» 56
(рассказ) 56
  56
Какой он? 58
(миниатюра) 58
  58
Трое на берегу озера 59
(рассказ) 59
  59
Не отнимайте у него солнце 62
(миниатюра) 62
  62
Жизнь как куртка 63
(миниатюра) 63
  63
Жизнь в куртке и без неё 64
(миниатюра) 64
  64
Слово «антихрист» 65
(рассказ) 65
  65
Настоящая снегурочка 67
(рассказ) 67
  67
Две волны 69
(миниатюра, действие происходит в далёкой галактике) 69
  69
Про ворону 71
(стих) 71
Организация объединённых? 72
(миниатюра) 72
  72
«Чаю воскресения мёртвых» 74
(рассказ) 74
  74
Живая ёлка 77
(рассказ) 77
  77
Зачем он родился - 2022 года назад? 80
(миниатюра) 80
  80
Бог Гелиос в Колтушах 81
(рассказ) 81
  81
Бог Эрос в Колтушах 83
(рассказ) 83
  83
Что такое русский Новый год? 85
(пост в сети) 85
  85
Что происходит на Новый год? 86
(рассказ) 86
  86
Игры со вселенной 88
(миниатюра) 88
Приключения одной книги 89
(рассказ) 89
  89
Лёд и прохожий 91
(миниатюра) 91
  91
Сознание подростка 93
(рассказ) 93
  93
Обратите свои лица к его лучам 95
(миниатюра) 95
Проблемы Максима 96
(рассказ) 96
Дуга внутри 97
(миниатюра) 97
  97
Счастливое лицо 98
(миниатюра) 98
  98







































Вот из этой пустоты
(стих)
 

Вот из этой пустоты
И растут мои грибы
 
 





4 сентября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Солнце игнорит землю
(миниатюра)
 
Вместо тесных объятий, вместо постоянной любви и ласки...
Равнодушие и удаление, холод и хаос.
Солнце смотрит на землю – словно чужой, 
Оно  - идёт дальше своей дорогой.
Земля кричит и пытается остановить его.
Вешается ему на шею.
Но оно неумолимо. 
Неужели солнце и правда уйдёт? 
Раньше – они пристально смотрели друг другу в глаза, а теперь – солнце словно смотрит в сторону, параллельно, перестаёт «говорить» с ней своими лучами.
Все, безо всяких объяснений, оно будет «говорить» лучами с кем-то другим. 
Да все мужики такие.
Не очень-то и хотелось.
Неужели оно не придёт снова?
Что остаётся – бухать как дура и есть шашлыки на «Новый год»?
И – думать-не думать о нем, вспоминать-не вспоминать его, верить-не верить, что оно вернётся.
Пить – горькую чашу холода и хаоса.
Без надежды?
 
 
 
 

8 сентября 2022 года,
Петербург
 
День знаний
(рассказ)
 
В этом году первое сентября, День знаний, был относительно тёплым. Сергей подъехал и остановился недалеко от школы, в пригороде Петербурга, где его семья жила уже давно. Старший сын был студентом. А вот дочь – Лиза, - шла сегодня в десятый класс. Его не новый, но в хорошем состоянии «ниссан» «замолк», и они вышли. Он, отец, - среднего роста, не очень заметный, в это первое утро осени, с его туманом, закурил, в ожидании, когда Лиза приведёт себя в порядок, перед походом на линейку. Она, наоборот, была «заметной», - с красивым лицом, с длинными темными волосами, в шикарном белоснежном платье, обновлённом вместе с ее матерью накануне, они несколько дней сидели и «ржали». Как же хорошо было им ощущать, что они – вместе, хотя она уже все больше жила своей жизнью, но тем более. И они, конечно, «выкладывали» в соцсетях фото платья и ее в этом платье, шумели, пили вино. Мать говорила, что девчонки ей будут завидовать, а парни – смотреть. Так что Сергей, пытавший свою книгу, сказал им:
– Так, женщины мои... 
– Ну что, женщины твои? – отвечали они, еще больше шумя. И ему тоже было хорошо, и он тоже был рад ощущать их вместе, на излёте ее детства. Хотя школы они все трое уже боялись из-за экзаменов, из-за пресловутого ЕГЭ, но, все-таки, – радость была.
Сейчас это раннее утро – немного их отрезвило, а мать Лизы ушла на работу. Лиза смотрела на себя во внешнее зеркало двери, прилаживала платье и лёгкую куртку, иногда чертыхалась. Конечно, в правой руке она держала смартфон, в который ей кто-то писал, и она кому-то писала, и снова «выкладывала» фото. А он, – как и многие отцы старшеклассниц в этот день, - словно был ее оруженосцем, он будет нести небольшой тоже красивый модный рюкзак, - и цветы. Наконец, все поправив, наругавшись на свое платье и куртку, она взяла у него рюкзак, а он остался с букетом и «процессия»  двинулась. Людей по мере их выхода с этой улицы и приближения к школе было заметно много. Пасмурные туманные подъезды словно «порождали» из себя людей. За эти годы – их микрорайон вырос  и людей был много, в отличие от предыдущих «дней знаний». Немало было и мигрантов, эти семьи были одеты – как и все – торжественно, они тоже – «включались» в этот праздник, все – пусть и  сдержанно, - улыбались друг другу.
Сергей нёс свой букет – купленные им вчера белые хризантемы, от которых еще разносился небольшой запах, словно цветок нес в себе некое микро-пространство, которое он защищал от внешней среды, а она - пахнет ничем, или хуже, чем цветок. «Странно,  что люди покупают цветы и несут их… - думал Сергей, - словно флаги, олимпийский огонь, и вот, по всей России это сейчас происходит, и он тоже такой «факелоносец», «цветоносец»». Вот так они - встречают осень, так они входят в нее, торжественно, с «факелами» цветов, словно приветствуя ими богов осени. Ещё он слушал, как под каблуками Лизы и под его ботинками, и под обувью шедших рядом людей, шум которых он слышал слабее, но он тоже до него доносился, - «шуршали» мелкие камешки асфальтовой дороги и тротуара. Интересно, что горожанин – или живущий в пригороде – всегда «шуршит» своей обувью, это вечный рефрен нашего существования, «колокольчик», который мы издаём, пока мы живы, пока ходим. Было бы забавно – опуститься на уровень тротуара и дороги, они, эти «животные», покрытые старым потрескавшимся асфальтом как кожей, – очень много знают о нашей жизни. Они знают  - летний дождь и грозу, и бегущие по ним ноги в сандалях и туфлях, и даже босые ноги, знают зиму и снег, и приход весны. Тысячи раз на них падали стеклянные бутылки пива, мусор, железные банки «энергетиков», они знают- крики пьяных мужей и жён, ругающихся друг с другом матом, знают – плевки подростков, знают голоса малышей, играющих у луж. Они – настоящие носители нашей человеческой жизни, и всех ее последствий, в них формируется «пласт», то, что останется от городского человека, бесстрастный «слепок» его жизни, его «добра и зла».
Наконец, Сергей и Лиза вышли на большую площадку перед школой, это крупная территория – выгодное преимущество пригородных школ перед городскими, которые еле-еле «ютятся» на своих пятачках. Пусть лето прошло внезапно, резко, - но, все-таки, было радостно – выйти к этому большому и торжественному собранию людей, под громкие звуки из динамиков на сцене в конце площадки. Это были песни о школе, об учителях. Хотя Сергей знал, что это чувство будет недолгим и уже через несколько секунд пропадёт и уступит чему-то более обычному, что все «распадётся». Но сейчас было приятно смотреть на всех пришедших, особенно на младших школьников, на этих «чистых носителей бытия», на взрослых, на учителей, смотреть и, в свою очередь, быть «наблюдаемыми», «включёнными» в их взгляды. А Лизе и правда было что показать, она выделялась не только среди десятиклассниц, но и вообще старшеклассниц. Лиза слегка краснела от волнения, фотографировала себя, «погружалась» в толпу друзей и знакомых, они кричали иногда очень громко. Средние и младшие классы издалека завидовали им: вот они уже почти взрослые и у них другая жизнь.
Громкая музыка уже начинала «бить» Сергею по ушам, тем более что класс Лизы стоял рядом с ее источником, с динамиками. Из-за этого кричали и учителя. Сергей немного поморщился. Лиза забрала у него букет и подарила его своей классной руководительнице. Так что в один миг он перестал быть «цветоносцем». Он поцеловал Лизу в щеку.
– Ну что? – сказал он, чтобы хоть немного еще задержать ее в «победном шествии» с  красивым платьем, - маме написать, что ты дошла и все хорошо?
– Да не надо, я сама напашу, – еле перекрывая звук песни, ответила она. Он словно  «цеплялся» за нее словами, а она «отцеплялась». И «отцепилась» – ушла. Он еще раз поцеловал ее перед уходом. 
Ну вот, дети выросли. А сколько эта школа, эти деревья и земля во дворе,  – знает моментов, когда он приводил сюда сына и ее, Лизу. Сколько это место знает, – как он стоял и ждал их, зимой, осенью, весной... И еще – как он водил их в находившуюся рядом музыкальную школу, которую они уже закончили.
«Дети, - думал он, боясь как бы не расплакаться, ведь многие матери здесь, на линейке, уже были в слезах, но он не сдавался, - дети... связь с вами где-то в глубине, и пусть она иногда  совсем забывается, но она – огромной нитью может иногда проявляться. Дети, я с вами, и – не с вами».
Наконец, музыку выключили, началась линейка. Он не знает, как начинается учебный год в других странах, но у нас это все равно что-то слишком официальное, линейка – похожа на армейское построение, и он чувствовал – как люди внутренне сопротивлялись этому. В этом году линейка началась особенно: с общего исполнения гимна и поднятия флага. «Ну все, сейчас совсем будет «бюрократизм»». Но он был рад, что такого сильного ощущения не возникло. И потом, люди больше были озабочены самим днём, чем этой частью. Родители переживали за детей, а те были рады погрузиться в «движ». Пусть летом и были каникулы, но они устали сидеть в «компах» и «гонять балду» на улице.    
После гимна начались речи – директора, завучей, глав местной полиции и МЧС, еще – священника и лютеранского пастора, потому что это был северный пригород Петербурга и здесь были и «финские» церкви тоже. Микрофон иногда не до конца доносил их слова, может, это было и неплохо с его стороны.
Сергей посматривал на людей. Эх... Все равно – как ни старайтесь – нет у вас единства. Не обольщаетесь – этим коротким моментом прихода сюда в красивой одежде, этими фото. Все вы живёте своей жизнью. Есть мы – коренные, местные, и есть они – мигранты, и даже внутри них – есть с Кавказа и со Средней Азии. Есть их пригород Петербурга, где в целом все не самые богатые, – и есть центр города, «ценник» на платьях и костюмах в котором «зашкаливал». Так что все эти слова со сцены… Сергей верил, что они иногда говорились от души, и, всё-таки, «повисали» в «многочисленных одиночествах». «Ваза человечества» разбита, «мировая душа» – треснула.
Есть только… наше человеческое неизбывное желание – быть едиными. Мы – «обрубки», ходящие по земле, пытающиеся «пристроить» нашу тоску по Единству. И оно прорывается к нам – в любви мужчины и женщины (пусть и ушедшей у кого-то уже давно, но все равно хотя бы оставшейся в памяти), в нитях, что связывает нас с детьми, или – с людьми одного языка, одного народа, пусть ты можешь и плеваться иногда на этот народ за многое, что он делает.
И вдруг он услышал какой-то странный голос – справа, сбоку:
– Ну что, бл… выполнили свой долг? – и потом «пошли» долгие матерные выражения, это был молодой и очень пьяный голос. Сергей обернулся: да, немного в стороне от толпы стоял – какой-то парень, наверное – он тоже пришёл в школу, по возрасту он был ровесник его Лизы. Он все вертелся на месте, был странно подвижен, его куртка была испачканной, видимо, он перед этим падал. Лицо – такое, что сразу пугало... Татуировка на весь лоб, не ложная, а настоящая. Сергей знал, что некоторые подростки делают такое, это было модно. Идиоты, это же не исправить. Татуировка на лице – в этом есть что-то совсем «запредельное»,  тем более для его поколения, родившегося ещё в СССР. Ты делаешь что-то сам со своим лицом, ты, а не «они», хозяин. В  этом было что-то – страшное, радикальное, и, может быть, немного притягательное? Хотя он никогда бы такого не сделал. Поколениями люди в России росли и не делали ничего такого со своим лицом, у них был другой «культурный код».   
Парень, между тем, продолжал говорить, а стоящие рядом родители и школьники – слушали, но старались не обращать на него внимания. Это был скандал. Сергей тоже не обращал – и, всё-таки, – это именно ему говорил парень. Но что-то внутри у него «чесалось» и он слушал его, не мог не слушать.
– Гребаная школа, гребаная линейка, гребаный директор. И вот вы все здесь такие – хорошие, бл..., правильные на х…  и ты тоже, – парень сказал это так, словно он знал Сергея, и – словно он был неким фантомом, приведением, которое ему привиделось.
– Да прошли вы все в жопу, я вас всех е…   
Что стояло за этим голосом? За этим криком? Какая боль? Какая жизнь? Чего он там нанюхался со своими друзьями за лето? С кем он там дрался, кто его унижал? Отец и мать, братья? Ровесники во дворах? Сергей позволил себе  лишь на миг заглянуть в его газа – округлённые, дикие... И потом – все, перестал смотреть.  Пришли, наконец, полицейские, которые, конечно, здесь дежурили, и увели его, - спокойно, без шума, взяв за руки. Он тоже не шумел, на прощание он глянул на Сергея, словно – завещав ему свой взгляд.
Никакого торжественного чувства посел линейки уже не было, после этого «фрика», «юродивого».
Он все думал о нем.
Молодёжь…
Они там – живут своей жизнью, а мы своей, мы – словно в несообщающихся сосудах. И  снова, где оно, ваше единство? Если до этого «фрика» были хоть какие-то его «следы», то теперь все было снесено. На самом деле, нет ли в этом «фрике»,  – тоски по единству, даже сильнее чем в Сергее. Вот его и «накрыло».
 Линейка закончилась, он шел к машине. Снова шуршание камешек асфальта  под ногами, но уже – совсем одинокое. Лиза – «ушла» тоже в свою жизнь. Сергей подумал, что полицейские сейчас, наверное, уже доставляют парня с татуировкой в своё отделение. Директор школы уже в курсе, и с ужасом думает, что ей сегодня позвонит глава района... А что сейчас чувствовал сам парень? Ему вообще  все равно? То, что он «принял» – еще не отпустило... Он – улыбается своей странной космической улыбкой, с трудом слушая вопросы полиции...
Он мог опоздать на работу из-за пробок, но все никак не мог успокоиться,  и не ехал, стоял рядом с машиной  и курил. Написала жена: «ну как все прошло?»; «все хорошо» - ответил он и усмехнулся. Он бросил окурок на асфальт и привычно наблюдал крохотные огоньки вокруг него, которые возникают и потом сразу гаснут.
День знаний.
Да что вы знаете о человеке?
Что вы знаете о жизни?
И – что я знаю?
 
 
 
 
 
 
 
10 сентября 2022 года,
Петербург
 
 

Я сижу на солнце
(миниатюра)
 
На чем я сижу?
На солнце.
Люди с моей стороны планеты земля послали меня.
Чтобы я его остановил, немного задержал  его ход и чтобы осень не продолжалась.
А я – человек ответственный.
На солнце, значит на солнце. 
И вот я – прихватив пару очень больших рычагов с собой (стопудово должно сработать), - сижу на его поверхности и пытаюсь остановить. 
Оно скрипит. 
Как же здесь – светло.
Как здесь жарко. 
Как здесь – жёлто.
Не верится, – что мы там мёрзнем на улицах и в квартирах. 
Да, здесь все по-другому. 
Я думаю: эх, солнце-эгоист, оно идёт по своему расписанию, и не хочет останавливаться. Да, по расписанию, которое утверждено для каждой звезды – с Большого взрыва.
Сначала я плачу, мне так жалко людей. 
Но потом – забываю обо всем.
Да хрен с ней, с вашей землёй. С ее «людишками» - и со мной среди них в том числе.
Вот она – ваша третья планета. Крутится. Если они там передерутся окончательно и устроят на ней взрыв – здесь, на звезде, это вообще не заметят. 
Я становлюсь солнцем, светом, гармонией.
Этот свет настолько ярок, а гармония настолько беспредельна...
Там, на земле, солнце было дозированным. Его приход был праздником, особенно в моем северном городе. Непасмурный день – праздник, приход весны – главный праздник. Философ Платон говорил, что все люди сидят в пещере и не видят солнца. И ещё он говорил, что достойные люди после смерти, – то есть, философы, – переселяются к богам,  на звёзды. 
Так вот, когда вы будете радоваться непасмурному дню, приходу весны – знайте, что в этом свете есть и я тоже.  Знайте, что это я – вспомнил о вас.
И я тоже - вам свечу.

 




15 сентября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Говорящий человек
(миниатюра)
 
В глазах людей все выглядит обычно – проходит «занятие», сидят «студенты» и слушают новый материал от «преподавателя».
Но если посмотреть со стороны, глянуть в окно аудитории, то увидишь что-то странное – перед одними людьми стоит другой, и открывает рот. Словно он поёт песни… Или словно он рыба, двигающая челюстями, а они почему-то смотрят, как он это делает.
Высокий, коренастый, в джинсах и свитере, – он ходит между рядами и говорит, говорит, как будто  он получил некую «установку» сразу после рождения. 
Говорящий человек… Он говорит уже – большую часть своей жизни. Иногда он что-то «формальное», но, – как правило, – то, что очень сильно «зажигает» его мозг, иначе в этой реальности с ее осенью и зимой – не протянуть. И ему неважно, что некоторые слушатели спят, и вообще, как все там у них устроено, организовано, – с их приходом, уходом и пр. Он говорит то, что делает его живым, и он всегда рад возможности сказать, удивлён, что реальность даёт ему возможность - «прокричать» в «трубу» сознания другого, наполненную чем-то «своим», но готового слушать.
Говорящий человек – с его «вечными» свитером и джинсами – беззащитен. Он открыт. На, бей его. Он только «спасибо» скажет и сам добавит. В «активе» у него - лишь земля под ногами и небо над головой, да братья-деревья... Глаза, – благодарно «упаковывающие» этот мир... Слово, мысль, фантазия... Убить все это так легко. И так – невозможно.
Он знает, что однажды протянет руки к потолку аудитории, – к этим старым пыльным панелям, на которых сидят мухи, – и его заберут к себе инопланетяне.
 
 
 
   
 
 
 
 

27 сентября 2022 года,
Петербург 
 
Да нет, не то
(миниатюра)
 
Он вышел на улицу и подумал: «да нет, не то, опять дома, люди, серый воздух, низко висящее небо, капли… не то». И взмахнул рукой.
Все исчезло. Заменилось чем-то совсем другим, «тем». Тем, что давно снилось. Тем, что росло внутри, но он считал это своим личным безумием и не хотел «заражать» им мир. Чем-то молочно-белым... солнечно-золотистым... Чем-то, что он чувствовал в Ее дыхании и глазах... Что он читал в книгах поэтов. Все это – брызнуло в мир, заменило его.
Так он стал не потребителем реальности, который пьёт ее каждодневный напиток, с его горечью, с его цифрами и одиночеством, а художником. Так он пригубил вино. Запах и вкус этого вина кружил ему голову.
 
 
 
 

 
28 сентября 2022 года,
Петербург 
 
 
 
   
 
 
    
 
 
 
 
Струна жизни
(рассказ)
 
Сентябрь, и они снова были у мамы на даче. Два брата, Сергей и Олег, лет по тридцати с лишним, причём Олег старше на два года.
Мать была рада, что они, наконец, приехали на своих машинах, – сколько у неё нужно было всего забрать, что она здесь накрутила в банки, и еще – помочь с распилкой деревьев. Особенно она была рада, что Сергей привёз с собой дочь Машу, тогда как Олег приехал один. Маша была десятилетним «ангелом» с красивым широким лицом, с длинными черными волосами, в осенней куртке, - активной и говорливой. Видеть и ощущать ее рядом, словно ты – вовлекаешься в некий неведомый тебе центр, сгусток жизни… Наверное, потом она станет другой, «человеком». Это сделают школа, учителя, они, родители, заставляющие ее делать уроки, девочки и парни во дворах. Но сейчас в это не верилось. Сейчас есть ее глаза, ее голос. Сейчас она – развёрнута для мира. Она говорит с Богом, который у взрослых «заперт» в иконах и храмах, в сомнениях и спорах... Сейчас она – звезда (не в распространённом смысле слова). Так что скрыть, проигнорировать это невозможно.   
Эти последние числа сентября, - как они были хороши. Снова все повторялось. Осень была огромным миром, созревшим, дающим себя людям. Поздний сентябрь был «заводом» по производству «падающих листьев». Весь город ими завален, и по дороге сюда, на шоссе, они тоже везде были, иногда их поднимал ветер. У Сергея, когда он глядел на это, замирало дыхание. Он был учителем литературы, так что ему в голову приходили строчки Пушинка, Фета, и еще он думал, что они нам завидуют, ведь мы здесь живые и видим осень, «участвуем» в ней. Осень – время падающих плодов, и вот, Пушкин, смотря на нее, тоже «плодоносил». Осень была огромным пространством, и даже мать Сергея и Олега,  – низкого роста полноватая женщина шестидесяти лет, встретившая их, – тоже была его частью.
Все было слишком хорошо. И присутствие Маши, и осень, и огромное количество собранных на даче яблок, и вкусная еда, проголодавшихся с дороги, и вино. Они фотографировали, – особенно Олег, у которого был довольно дорогой телефон, в отличие от телефона Сергея,  – и все посылали их родственникам, смеялись. Мать выпытывала у Маши, как она учится, есть ли какие-то проблемы, а та, – снова своим детским божественным голосом, – отвечала.
Но в этом году они чувствовали,  что этот пришедший поздний сентябрь, эти дары осени, - словно оказались под некоей тенью. Они знали, что эта тень «идёт» от телевизора, от новостей. Те «кричали» о войне и о будущем, – все более возможном, – ядерном столкновении.  Телевизор, по которому мама смотрела сериалы, так что Сергей, – когда бывал у неё летом, требовал «переключить», –  как будто вдруг «вырос» во что-то совсем другое. Хотя новости долгое время тоже казались очередным сериалом, только с реальными героями, вернее, – экранными образами мировых политиков, и вот этот сериал о них все шёл  и шёл, развлекая зрителей,  и его маму в том числе. Сергей же говорил ей, что не надо так уж увлекаться и верить, и что у производителей новостей свои интересы. И вот, этот долго длившийся, не сильно связанный с реальной жизнью «сериал» новостей о мировой политике, вдруг «вышел» на саму жизнь. И как будто заслонил ее. Накрыл ее тенью. Была объявлена «частичная мобилизация». Эта новость прогремела. Правда, ни Сергей, ни Олег подпасть не могли, у них были медицинские противопоказания, и в армии они не служили. Так что мать, – любившая волноваться по всякому поводу, – на эту тему была спокойна.
Но в целом настрой общества, ежедневные истерики журналистов, слова о ядерном оружии, о Западе как враге, закрытие многих границ, – «ложилось» на сознание Олега и Сергея. Особенно последнего, как «впечатлительного гуманитария». Рассказывая в школе о Шекспире, о Гёте, о Байроне, он внутри себя усмехался: они что, тоже враги?  И не говорит ли все, что происходит, – когда наши страны ведут такую информационную и экономическую войну, – как раз о том, что все страны тончайшими нитями связаны? От газопроводов до языка? От религии до телефонов? И что обе стороны в истерике рвут все эти связи, не понимая, что они бесконечны... Человечество – это взаимосвязанный мир и нельзя вот так,  топором, его «рубить».
Уезжая на дачу к маме, в эту осень, он хотел «сбросить» все это наваждение, крики, угрозы, «разоблачения», кто сколько в своей истории «сотворил зла».
Но разговаривая с мамой и братом, радуясь за маму, что Машу, наконец, привезли сюда, выпивая вино и коньяк, глядя на красивые «открыточного» вида деревья и падающие с них не менее «открыточные» листья, он понял, что нет, не убежал. Морок новостей, «войны»… Его мозг, сделавшись от алкоголя ещё более «грубым», жёстким, легко рисовал в воображении картины будущей войны. Они, там, в «телевизоре», – отняли у нас осень.
У группы «Сплин» была очень красивая и хорошая песня о «новых людях», что вот, мол, «люди рожают новых людей». Нарожали… Людей слишком много. И вместо того, чтобы научиться жить друг с другом – хотят уничтожать. Инопланетяне, – там, в  своих галактиках, – смеются над нами, говорят: «ну вы и лошары…» Всех охватил демон, тёмная сила, все ускоряется, и каждый день несёт к гибели. Земля оказалась не домом, где мы живём вместе, в мире, где мы любуемся  и восхищаемся осенью, собираем плоды, – а безумным шариком, несущимся в пустоте… Нету никакой осени. Есть люди, говорящие и делающие зло. Они – правители всего мира. Шантажирующие нас смертью. А мы здесь, внизу, как будто во сне: все видим, но не можем ничего сделать, остановить… бежим и не можем добежать... говорим и не можем произнести... 
– Папа, папа! 
Это был голос Маши. Они в это время находились в огороде. Мать с Олегом были в стороне и что-то делали по хозяйству. Сергей же, как всегда, старался «отлынивать». Голова уже «отходила» от алкоголя. Маша подошла к нему неожиданно.
– Ну что? – ответил он.   
– Давай в считалки играть.
Почему-то именно Машу, когда он думал обо всем этом «мороке», он старался избегать. Вот оно – существо. Там, в ее голове, какие-то свои мысли, «процессы». Своя даль. Ты  – звезда. Улетай от нашей земли к себе, обратно.
Он немного присел в коленях, чтобы быть с ней на одном уровне, и видеть ее лицо. Маша вытянула руки, и они соединили ладони. Как хорошо… Маша, – довольная, что уговорила его играть, громко заговорила, каждый раз хлопая:
– Раз, два, три, четыре, пять. Выхожу тебя искать. Буду резать, буду бить… («резать, бить», – вот к чему мы их приучаем). Все равно тебе водить.   
Так она повторяла несколько раз, и они оба при этом хохотали. В какой-то момент он загадал: если сейчас Маша скажет, что проиграл он, а она выиграла, – то… все «там», в новостях, будет хорошо.
Она выиграла. Ее влажные ладони были такими крохотными, так что их хотелось защитить, спрятать. Она смеялась, словно само небо, звезда. 
Вот она – плотность, струна жизни, пульс, который он чувствует в своих руках.
Разве может кто-то порвать эту струну?
Нет, она была слишком прочной.   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
1 октября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
А мы здесь в автобусах
(миниатюра)
 
А мы здесь – в метро и маршрутках.
Когда тебе не очень повезло, и ты едешь не слишком рано и не слишком  поздно, то ты получаешь «полный комплект».
Люди стоят на входе в метро, и внизу на станции.
Толкают тебя.
Несутся, обгоняют.   
Да и люди ли?
И ты – человек ли сейчас?
Все в этом живут, но никто не хочет на это смотреть.
И поэтому -  «упираемся» в телефоны и книги.
У всех нас – нету в этот момент души.
Я чувствую этот распад, смерть вместе с вами.
Я голос вашей пустоты, вашей грязи – в головах и на улицах.
Каждый распадается на атомы мыслей... ощущений... взглядов...
Христа распяли на кресте и это было чем-то похоже на то, что испытывает человек в толпе.
Мы пьём полную чашу этого распада.
И только «убежав» в свой телефон или книгу, в наушники, – мы немного восстанавливаем границы нашего эго. Ээээх, куда ты поехало-то? Давай, собирайся опять. И потом, уже более основательно, «достраиваем» его дома, в личном пространстве.
Но мы чувствуем, что это «расползание» в метро, – и есть главный момент нашей жизни.
Потому что – люди должны жить по-другому.
Мы не должны каждое утро «лизать» толпу.
Все должно быть по-другому. Распятые и распавшиеся на атомы, мы должны однажды воскреснуть. Придет день, и люди в толпе остановятся в своём беге и начтут танцевать... начнут говорить... видеть друг друга... 
Государство присоединяет новые территории.
А слабо «присоединить» – метро и автобус в час пик?
Мы – не люди?
Вот что мне нашептал голос пустоты, распада и смерти.
 






5 октября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мертвая бабочка
(миниатюра)
 
Что лежит на моем полу.
"Мусор", который нужно подмести.
С красивыми темно-коричневыми крылышками, напоминающими яркие осенние листья, или кусок темного шоколада.
Что все время раньше ими махала, сев на оконные занавески, стремясь к свету.
Что все время - хотя я особо об этом не думал - была рядом, думала о чем-то, быть может, звала.
Когда мне было хорошо и когда было плохо.
Когда я ее замечал и когда нет.
Она была рядом.
Мертвая бабочка.
Для меня ты все равно живая.
 
 
 
 
 
 
11 октября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
Вино из воды
(рассказ)
 
Голос диакона звучал громко, монотонно, можно сказать, – почти равнодушно. Он раздавался в этом высоком каменном соборе, под названием Андреевский, построенном в XVIII веке, и стоявшем в центре Васильевского острова, в пешеходной зоне, где в эту первую половину рабочего дня людей было не очень много. И, все-таки, туристы в собор заходили, потому что наступивший октябрь и его красота заставляла их ещё сильнее всем интересоваться, и не ждать ноябрьской тьмы и холода.
Хотя внутри собор выглядел не так «ярко», как снаружи... Здесь шла обычная служба, литургия. Священник давал свои возгласы, пел хор, молились «бабушки». И, наконец, важная часть службы, – то, о чем мы и говорили в начале, – диакон, молодой мужчина, – озвучивал свою часть службы, громче, чем до этого священник, у которого, видимо, голос чуть подсел, и не был так слышен. Диакон читал отрывок из Евангелия. В его голосе была уверенность, и он как бы «заполнял» весь собор и его своды – самим собой.
Один из зашедших туристов – мужчина лет тридцати, Иван, – был начитанным человеком, да и на службы он заходил, все это было ему не чужое. Хотя сейчас он думал: вот, редкая молодёжь, которая приходит сюда, и видит, и слушает все это, – что она понимает? Пахнет ладаном... все кланяются... «бабульки» «прикладываются» к иконам... звучат голоса священника и диакона... говорящие о чем-то ей, молодёжи, непонятном, словно эта «непонятность» тоже часть службы, «процесса». И возможно, многие и не будут потом сюда возвращаться,  а диакон, между тем, – голося на весь собор, – гордится этем. А что он говорит? И что говорит на своих возгласах священник? Есть послание, но кто его читает? Есть отправители, отправитель, но почти нет получателя. Да, ты можешь заинтересоваться и купить книгу с переводом на русский и прочесть… И, все-таки, как бы все выглядело, если бы было переведено, на русском? Эти предложения «либералов» в церкви звучат часто, но она их отвергает, мол, русский язык к такому переводу  не приспособлен.
Если  представить себе службу на русском, то и правда все будет по-другому. Послание будет отправлено. Каким предстанет Новый завет, если его озвучить на службе? Каким будет он, отправитель, если перевести его слова? Он, – и церковь вообще, – станет какой-то беззащитной. Станет понятно, что нету никакой ложной магии, «защиты», будет только Христос и его голос, обращённый к нам, все будет слишком непосредственно, слишком живо для церкви, станет понятно, что она пряталась за своим особым языком, за его «магичность», отстранённость. Вот – туристы, они зашли, постояли и отправились дальше. Но если бы они услышали понятные слова Христа, то все был бы проще. Стало бы понятно, что он обращается к тебе... а не к потолку и не к сводам... и все эти ритуалы, иконы, «бабушки» – все стало бы другим, или исчезло бы в своём значении. Они бы не играли роль недоступных параллельных нашему миру жителей какого-то своего царства, – очень удобную для них роль. Слова Христа были бы скандалом, вызовом, революцией... и каждый бы уже отвечал на этот вызов, а не смотрел бы на магию, привлекательную и недоступную, влекущую и отвращающую. Каждый, в том числе  и молодые. И как бы они реагировали на понятные слова, – ещё неизвестно. Кто-то, может, поморщился бы,  а кто-то – наоборот, но они бы вступали в прямой диалог. Был бы решён вопрос, да стоят ли вообще слова и история Христа – такого внимания.
Все было бы пугающе просто. А сейчас диакон читал отрывок из Евангелия, на все том же языке, и только часть из стоявших понимали, о чем там шла речь. Иван понимал... На этом красиво звучащем и в чем-то «смешном» церковно-славянском  там говорилось о том, что Христос и его мать побывали на свадьбе у простых людей, в месте под названием Кана Галилейская. И поскольку у них быстро кончилось вино, то мать попросила Христа сделать так, чтобы оно появилось.  Тогда он превратил воду, что была в кувшинах, в вино… Смотритель пира сказал, в итоге, хозяину, что обычно лучшее вино подают в начале, когда гости ещё не напились, а он почему-то подал в конце.
Почему он – превратил воду в вино? Иван знал толкования святых отцов, что вино – это символ Нового завета, который сменяет «воду» Ветхого. Ещё многие подвижники-монахи писали о том, что вода символизирует мирскую жизнь, а вино – духовную, в которую они и погружались. Наконец, много позднее, в наши столетия, тема вина в Новом завете многократно обсуждалась религиоведами. Они указывали на то, что в Средиземноморье всегда был распространён культ виноделия, - бога Диониса, например, – так что перед нами один из примеров античного языческого влияния на христианство.
Все это понятно. Но вот: Христос две тысячи лет назад почему-то это сделал, хотя потом это было «закрыто» разными «толкущими словами» – сначала одними, а потом другими. Но за всем этим, там – в исходной точке, «стоит» этот его поступок, эпизод. Кстати, если бы все это читалось на русском, то многие мужчины-россияне ухмыльнулись бы: а... Христос сделал так, чтобы было много вина, чтобы люди «нажрались» еще больше, а значит – и мы не зря это делаем. И священники снова бы возразили в связи с этим против перевода на русский, «обмирщение»… Христос не должен быть слишком понятным, иначе его поймут неправильно, «неконтролируемо». Они вообще боятся, что Христос, «переведённый» на службе, окажется слишком опасным, радикальным. 
И все же, почему он это сделал? Столетия стоят от этого его чуда в Кане Галилейской, столетия слов, споров, объяснений. Почему он это сделал? Да просто сделал и все. Чтобы мы – почувствовали его поступок, почувствовали – запах и вкус этого вина. Если – сможем. Если  – вместим. И тогда – пресный,  застывший в своих основаниях мир для нас опрокинется, тьма станет ярким светом... 
Среди стоявших на службе была молодая женщина лет двадцати семи – красивая русская женщина с длинными черными волосами. Иван, увлечённый своими мыслями, тем не менее, посматривал на неё, а она на него. Вернее так – когда он о чем-то думал, то он смотрел на людей внимательно, словно ожидая от них чего-то, и им казалось, что он думает о них, хотя часто он просто был погружен в себя. Однако именно в этот раз – поглядывать на эту женщину ему и правда было интересно. Все «подгонялось» одно к другому – его мысли и её взгляды. Ближе к концу службы она, как и многие, видя, что все завершается, вышла из собора. Ивану было досадно, но он ещё постоял. Когда же он, минут через пять, переполненный «вином», – тоже вышел, то увидел, что она сидит на одной из многих скамеек, что были на этой улице. И вообще, как все было чудесно: ещё не холодный октябрь, так что и на скамейке было терпимо, прохожие и туристы, которых к этому времени было уже больше, хотя и не так уж чтобы совсем много, небо без облаков.
Иван приблизился к ней. Она – обернулась на него и смотрела, улыбаясь, вот мол – покинула храм, но далеко не ушла. Он смотрел на ее длинные черные – слава Богу, не закрытые  ни шапкой, ни платком, – волосы. 
– Можно посчитать, сколько у тебя волос?    
– Что?
Он сел рядом с ней. А потом – они соединились. Даже не коснувшись друг друга, они сделали это – мыслями и глазами, сделали это – яркими желтыми листьями.
Они сделали это так,  что мёртвые, спокойно ждущие в своих могилах, словно по расписанию, Страшного суда, – вышли… Они сделали это так, что звезды со скрежетом заскрипели на своих орбитах, как будто сомневаясь, нужно ли  двигаться по ним дальше. И этот яркий осенний день в центре Петербурга, наполненный людьми и взглядами, – получил полное подтверждение того, что он существует. 
А все из-за того,  что две тысячи  лет назад запертый токованиями и  громким голосом диакона в соборе Христос почему-то превратил воду в вино. Он и сам не знал, – почему. Захотелось. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
13 октября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Проект "Вселенная" - закрывается?
(миниатюра)
 
Она устала он нас, людей.
От того, что мы повторяем одни и те же слова... и это слова ненависти.
От того, что мы неспособны - обернуться на другого.
Да, проект закрывается.
Солнце будет погашено, как и все другие звезды, ведь что мы могли бы дать им, если бы в будущем их освоили?
Войну и уничтожение.
В этом наш вклад.
Что-то важное мы в этом проекте не допоняли, не воплотили. Но у нас нет языка, чтобы это важное обозначить, потому что мы используем его не для этих целей, а чтобы назвать кого-то  "врагом", да еще в глубине души знать, что это неправда.
Мы не поняли, что если у тебя есть такие сокровища, - как небо, земля, другие люди, животные, октябрь, - то все это нужно сохранить. Мы где-то не там свернули и вот - все теряем.
Проект "Вселенная" сворачивается...
Жаль, это была хорошая попытка.
Первый блин вышел комом.
...
Но будет новая вселенная. В ней мы все найдем и "воплотим".
 
 
 
 
 
 
19 октября 2022 года,
Петербург
 
 
 
Песня внутри
(миниатюра)
 
У каждого человека есть песня внутри.
Каждый человек - и есть такая песня.
Она появляется сама, возникает.
Из памяти... из того, что слушали отец и мать, и он сам, - по телевизору, в интернете.
Песня внутри - это то, что мы даем этому миру, бытию, протягиваем ему как руку, поем как гимн, цепляясь за него.
Песня внутри - это наша связь с миром, и в ней мы чувствуем, - свое рождение, жизнь и смерть.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23 октября 2022 года, 
Петербург
 
 
 
Жизнь - оказывается - не резиновая
(миниатюра)
 
Иван ехал в автобусе, из больницы, с приёма врача, где было много пожилых людей. Кто знает, может и его болезнь со временем, – приведёт его… к концу.
Как раз в этот момент пригородный автобус поехал мимо кладбища. Оно «лепилось» на пригорке, было неровным по своим границам, его хаотично расширяли, что и понятно. У него были «древняя» часть и новая. И все это – среди ярко-жёлтых упавших с деревьев листьев. Посреди кладбища в какой-то момент промелькнула большая высокая церковь.
Сначала люди идут в одно учреждение – больницу, а потом – в другое, вот в это, что раскинулось по пригорку. Все в нашем государстве,  – сделано для людей, везде забота...
Да, смотреть на кладбище после посещения больницы было страшно, хотя – оно быстро промелькнуло и автобус помчался дальше, благо здесь было такое место на шоссе, где он почти не останавливался.
Страшно. Действительно, он как-то и забыл, что жизнь конечна. И это при том, что он был философом, а еще Платон говорил, что философия – это искусство умирать. Но все это слова. Так же и смерти близких людей – травмировали, на какое-то время напоминали, но потом снова бесследно «падали» в память.
Иван был обычным человеком, который работал, думал о деньгах – вернее, об их отсутствии, – у которого были отношения с близкими людьми. «Расписание жизни» – на работе и на отдыхе, и у него вылетело из головы, что «это все» кончается.
Забавно, что многие россияне суеверно боятся говорить или писать в соцсетях о смерти. (Кроме разве что молодёжи, которая любит расписывать эту тему, но делает это просто из игры, не чувствуя ее по-настоящему). Писать о конце жизни у мужчин и женщин  зрелого возраста – считается «пессимизмом», нарушением «великой заповеди» о «позитивном мышлении». 
А за всем этим – страх, неготовность. И сам Иван такой же. Все мы – «прокаченные» на работе, в постоянном движении, в заботах и переживаниях о близких, «прокаченные» в телевизоре и в новостях соцсетей, которые меняются каждый день – все мы не готовы.
Не готовы – обернуться и посмотреть на неё. Вот она – смерть. Только твоя, не какого-то другого человека, не героя из фильма или книги. И только ты знаешь – на каком языке она говорит. Это – твоя вечность.
 Мы должны – изменить перспективу взгляда, развернуться.

26 октября 2022 года,
Петербург
 
Ева, не трогай дерево
(рассказ)
 
Адам ее любил. Причём даже само это слово, – как и все остальное, – ещё не было изобретено, все было новым, первым. Впрочем, Ева появилась здесь не сразу.
В Эдеме было тепло, но не жарко. Где-то вдали - моря, океаны, и с них доносился ветер, но никогда не «доходил» до урагана. Работать на здешней почве не нужно, из неё растут самые разные деревья, а особенно среди них выделялись крупные, высокие, – с большим количеством плодов. Землю Адам не обрабатывал, а питался с «главного» среди деревьев – Древа жизни. Он вкушал его плоды утром и вечером, перед сном, лёжа под ним. Это быстро стало привычкой. И каждый раз он поражался их вкусу. Есть утром и вечером эти плоды – и смотреть на небо, которое всегда было спокойным и низким, думать о силе земли, о том – как же много она даёт человеку... Были среди деревьев и другие, их плоды он тоже ел, но с одного Бог вкушать запретил – Древа познания добра и зла. Почему – Адам особо не задумывался, нельзя значит нельзя. Ему и так всего хватало – в плане еды.
А ещё вокруг были – птицы, и рыбы, и животные. В первый же день Адам дал им имена. Они спокойно перемещались. Питались травой. Но никогда – друг другом. Ни Адам, ни другие – не видели, что такое кровь. Например, он очень полюбил одного льва, – большого, красивого, который часто бывал рядом, вместе с зайцами и кроликами. Адам даже немного общался с ними.
А ещё – здесь был Бог... Без храмов, икон, скульптур, и особых молитв, потому что они и без это говорили. Они делали это  – мыслями и чувствами, небом и землёй, рассветами и закатами. Адам был так благодарен ему за все  – за Эдем, за лёгкий ветер с моря, за животных, за плоды Древа жизни. А Бог был благодарен ему, за то, что Адам все это увидел и оценил.
И всё-таки, Бог чувствовал, что Адаму одиноко. Создавая Еву, он думал: кто знает, чем все это кончится, может быть, и чем-то плохим... Как бы то ни было, однажды Адам проснулся, и понял, что рядом – она, Ева. Они оба были обнажёнными. Он увидел ее длинные черные волосы, ее грудь и плечи, услышал ее речь – и сразу понял, что именно ее не хватало в Эдеме. Адам приблизился и коснулся ее руки. И мигом узнал, что она думает и чувствует. Она засмеялась. И коснулась его руки. Они встали со своих лож и пошли по Эдему. Адам все ей показывал и называл. Небо и землю, животных, которые шли рядом, птиц и рыб  в море, и ветер, и деревья. С одного из которых надо было есть, что они и сделали. Показал ей и то, плоды которого есть нельзя. Ева все впитала, по-женски освоила.
Они любили друг друга. И само это слово «люблю» – они произнесли первыми в истории. Любили мыслями и словами, иногда даже не касаясь. Они знали, что в будущем от таких мыслей и слов у них появятся новые люди. Сидя вдвоём вечером под Древом жизни и смотря на огромный океан, – который был мудрым, спокойным, любящим, потому что здесь все любили, и животные, и рыбы, и птицы, – и вот, сидя рядом и смотря на океан, Адам говорил, что они сделают очень много из этого мира. У них родятся дети, но и сами  Адам и Ева будут жить, и вот, они все поднимутся над землёй, к другим мирам, и сведут их воедино, так что вселенная станет одной звенящей любовью. Во славу Бога и человека.
Им было слишком хорошо вдвоём, так что Эдем трясло, - от их прикосновения, ночью и утром, и днём. 
Они опьянели любви,  поэтому хотели ею поделиться, особенно она, Ева. Не только с Богом, с небом и землёй, с животными, – но и даже со всеми деревьями. В том числе и с этим запретным Древом познания. «И в самом деле, ну что оно там стоит такое одинокое, бедненькое, – мы его плодов не едим, «игнорируем»...» В этот момент они с Адамом быстро приближались к Древу познания. Адам знал, в чем была ее идея. И улыбнулся: «может, она и права?»
И вдруг – на один миг он увидел последствия...  Все станет другим, «поедет». Ветер будет сильным и злым, погода – не тёплой, а либо жаркой, либо жутко холодной. Небо «закупорится» тучами и лишь иногда будет от них освобождаться. Львы начнут есть зайцев и куропаток. А людей – потомков Адама и Евы, – станет очень много. Так что человек будет любить себя, свою семью и больше ничего. Хотя совесть скажет, что этого недостаточно и что все люди - братья (да и не только люди, но и животные, и небо с землёй тоже). Они будут жить в огромных тесных городах. Вместо солнца и луны, вместо чистого неба – у них везде будет искусственный, созданный свет. Они будут существами искусственного света, и лишь в нем будут спокойны. Сотворив все это, – и города, и разные механические устройства, – они все равно будут несчастны.
И вот Адам почувствовал, как он сидит в некоем механическом устройстве, которое рано утром перевозит массу людей из одного места в другое. Так происходит каждый день, и он видит эту толпу, пасмурное небо, мёрзнет от холода, и проклинает все на свете.  А еще смотрит в созданный человеческим разумом экран, снова с искусственным светом... Люди смертны, так что вся земля – наполнена кладбищами. На смену умершим быстро рождаются новые, и они тоже погружаются в мир самообмана и искусственного света. 
Адам очнулся... И сказал: 
- Ева! Зайка моя! Не трогай это дерево!
 
 
 
 
 
 
 
 
 
1 ноября 2022 года,
Петербург
 
Сияние бытия 
(рассказ)
 
На самом деле, они его не чувствовали.
Хотя вокруг был космос, звезды. Но «любоваться и восхищаться» ими, как выяснилось – проще находясь на земле, со стороны, или вообще в видео и в фотографиях. А эти трое человек, двое мужчин и одна женщина – летели на небольшом корабле, и все их переживания сводились к «телу», к выживанию.
На дворе XXV век. Человечество смогло преодолеть войны и внутренние раздоры, объединилось и прогресс в технологиях шагнул далеко. Уже в XXIV-м начинается активное освоение Солнечной системы, а в этом, XXV-м – и планеты соседних звёзд. Их корабль был одним их многих, небольшой единицей во всем этом процессе изучения неземных объектов. И хотя люди  уже проживали на некоторых из них, к сожалению, само человеческое тело все еще оставалось большой «проблемой», сильно зависело от своих параметров, которые сформировались на земле. Помогал искусственный интеллект, роботы, но и это не было полным решением. Человеческое тело смогли изменить лишь частично: оно стало ещё позднее стареть и умирать, но не более того. Созданные на неземных объектах колонии были полностью изолированы от внешней среды той или иной планеты, а где-то их и невозможно было создать из-за сильной радиации или, например, слишком слабого гравитационного поля.
И вот они – летели в своём небольшом корабле. Долгое время они находились в состоянии искусственного сна, но уже как два года проснулись. Ольга, Игорь и Сергей (они были русскими, вообще народы сохранились, но перестали быть государствами). Всем  лет по сорок. Ольга и Игорь были мужем и женой.
Да, никакого «сияния бытия» они не чувствовали. И хотя они, отправляясь в космос, знали, что «романтика звёзд» обманчива, что все, что ты будешь чувствовать – это как бы прожить очередную смену, поесть, сходить в туалет, все равно полетели, просто потому что это их работа. Звезды и планеты, туманности, – они будут ими любоваться, но это необязательная «придача» к твоей работе. Тебе намного радостнее будет не любоваться на них, а то, что ты сегодня не оказался в туалете с жидким стулом… Глаза, смотрящие на звезды и планеты  – менее важны, чем твой желудок, и чем  приборы корабля, которые измеряют объекты.
Итак, они уже два года как вышли из искусственного сна. То, что Игорь и Ольга были мужем и женой – центр полётов на земле счёл «хорошим фактором», способствующим «эмоциональной устойчивости». Игорь был математиком и инженером, очень крупным специалистом. Правда, детей у них не было. Ольга и  Сергей помогали  ему. Они покинули сон, потому что место, где они пролетали, было важным в плане наблюдения, и было недостаточно роботов, здесь нужен был человеческий глаз, может, связываться с землёй. Хотя вроде как, ничего уж такого «суперважного» в этих объектах не было, так, обычные планеты.
Их жизнь на корабле была кошмаром. Чем-то похожим на то, что переживали воины на войне, хотя человечество уже давно к этому моменту их изжило. Утром подъем, завтрак из особой еды, замеры по приборам, общение с бортовым компьютером. Днём обед и те же самые замеры. Вечером – время для отдыха, досуга. На корабле были книги, но иногда головы космонавтов не могли воспринимать слова в тексте. Ночью Игорь и Ольга спали вместе, и иногда занимались «этим», впрочем, и на «это» тоже часто сил не хватало.   
Каждое утро  – как день сурка. Вот тебе и «сияние бытия», вот тебе и «космос». Звезды казались далёкими мучителями... 
Игорь и Ольга, на самом деле, все больше отдалялись друг от друга. Своим «ночным супружеским делом» они занимались редко. Утром и днём – говорили на повышенных тонах, или вообще молчали. Центр на земле видел это, и тщетно призывал к миру.
День «звенел» в твоей голове тяжёлой струной... Одни и те же фразы, и почти не меняющийся курс корабля.
Ладно, думали все трое, засыпая, зато земля будет благодарна за эту жертву. Да и платили и награждали таких «маленьких рабочих космоса» очень хорошо, если только они вообще вернутся. Сергей смотрел на себя в зеркало, на свои седые волосы, стареющий организм и думал: «слаб человек и что с этим можно сделать?» И сами эти мысли тоже требовали усилий, и он засыпал. «Мотивация» была на грани. Казалось, что все они вот-вот сойдут с ума и удивлялись, как они смогли прожить так долго в этом режиме.
В один из этих дней Игорь вдруг произнёс своим, как казалось остальным, противным голосом:
– Знаете, мы завтра будем проходить какой-то странный объект.
Ольга смотрела на его бороду, она у Игоря была большая и уже давно всех раздражала. 
– Какой?
– Планету-305.
Сергей отозвался:
– Вроде бы, по картам и данным, которые у нас есть, и были в центре полётов – нам ничего об этом не говорили. 
– Да, но это новые данные, которые наши приборы получили буквально на днях, вчера и позавчера.
Ольги и Сергей не хотели тратить свои силы на что-то особенное, так что они только поморщились. У Игоря почему-то сил оставалось чуть больше. И вот он – словно назло им, - все гнул своё:
– Мы будем проходить эту странную планету завтра. Интересно, да? Да хватит уже страдать, коллеги. Мы просто более внимательно исследуем этот объект, не более того.
– Ну и хорошо, – ответили те. 
Потом они легли спать.
Однако утром «диспозиция» изменилась. «Огонь» научного, математического интереса в глазах у Игоря почему-то померк. Чем ближе корабль был к этой планете и чем больше он ее изучал,  советовался с бортовым компьютером, тем больше увеличивался не энтузиазм, а страх. За завтраком Сергей спросил:
– Да в чем проблема-то, Игорь?
Тот не сразу, но ответил:
– От этой планеты исходит что-то такое, что мы вообще никак не можем измерить. Какое-то необычное излучение. И я, и наш компьютер – не можем это понять. Это не радиация, не сильная гравитация, ни какой-то особый химический состав, ничего из того, что мы измеряли на других планетах. Сейчас наш корабль приближается к этой планете все ближе, мы на расстоянии пятидесяти тысяч километров. И мы постепенно попадаем в ее непонятное поле. 
Сергей и Ольга, увидев неуверенность на лице Игоря, который достал их за время полёта своей математикой и дешёвым энтузиазмом, – почему-то сразу отреагировали на его неуверенность так:   
– Пусть и дальше приближается. Ведь таков был изначальный план? 
– Да, – вздохнул Игорь. Они говорили рационально, как он говорил всегда, но сейчас он не хотел быть таким рациональным, – Ну и получайте эту непонятную нам волну, воздействие… Она ведь уже потихоньку начинается.
На огромном экране их рубки из-за туманов уже появилась та самая планета-305. Ничего необычного в ней не было. Средних размеров. Вот только – она была слишком красивая, что ли: бледно-розового цвета, идеальная овальная форма... Она словно «вплывала» тебе во взгляд, и ты не мог «оторваться». 
Сергей и Ольга заворожённо смотрели, Игорь, наоборот, старался глядеть в сторону.
– Поймите, что это воздействие уже начинается, оно уже идёт по нашему кораблю. А он у нас слабый.
Он закричал:
– Только здесь, в рубке – защита почти полная. Не выходите из неё! Слышите!
Он сел на своё место. Корабль и правда затрясло, пусть и не очень сильно. Игорь так и остался здесь сидеть, с бледным лицом. А Сергей и Ольга – словно чем-то заражённые, – вышли из рубки в коридор. Стена была из прозрачного пластика, и Игорь все видел.  Глупые, безумные… Как вы можете не доверять моим расчётам? Идиоты… 
На несколько мгновений они исчезли из вида. А потом он увидел, как мягко падают их тела на пол, с кровью на висках. В это не верилось. Только что они были рядом, и лишь один шаг из рубки в коридор, – и их нет… Бортовой компьютер холодным голосом «доложил» о смерти членов экипажа. Игорь плакал. И, по-русски матерясь, судорожно приказывал вывести как можно быстрее их корабль подальше от планеты-305… Да, вернуться обратно можно, но их, – Сергея и Ольгу, – не вернуть. Пространство даёт иллюзию власти над жизнью, но время необратимо, и иллюзия рушится. А ведь он, всё-таки, любил их.      
 Что же они там пережили?
В эти несколько секунд?
Что это было за воздействие планеты-305?
Они услышали музыку. По крайней мере, так это называется на земном языке. Эта музыка раздавалась не очень громко, но слышно. Она была сродни тому, что писал Бах, или Бетховен, или Вагнер. Они вспомнили всю свою жизнь. Музыка завоевала и победила. И они ей отдались. Стали музыкой. Стали звёздами и туманностями. Стали танцем. 
Стали сиянием бытия.
…
 
Возвращаясь к земле и готовя доклад, Игорь думал: «а стоит ли рассказывать всю правду об этой проклятой планете-305?» 
 
 
 
 
 
 
 
 
6 ноября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
    
               
 
 
 
   
 
 
Взгляд Леонардо
(рассказ)
 
Он смотрел на неё, а она – на него.
Что она, Лиза дель Джоконда, видела? Пятидесятилетнего художника, в штанах и рубашке, с длинными седыми волосами и большой такой же седой бородой. А что он видел? В его относительно небольшой мастерский здесь, в центре Флоренции, где за окнам раздавались голоса бегающих, хулиганящих мальчишек, – она, тридцатилетняя жена торговца.
Она ходила к нему уже несколько месяцев. Он, занятый многими проектами, почему-то все чаще призывал ее на сеансы. Казалось, со стороны глядя, она - была обычная жительница Флоренции: муж преуспевает, она уже родила ему одного ребёнка, и сейчас была на сносях вторым, правда, было лишь начало срока, и это не бросалось в глаза. Он был уже известным художником, работал при многих герцогах, при папе, его покровители то «взлетали», и делали заказы, то «низвергались», но в целом, его деятельность – и как художника, и как инженера, – принесла свои плоды. Почему же он «запал» именно на нее, ведь у него было раньше много подобных заказов? Надо ещё сказать, что она часто уставала на сеансах, так что ей нередко нужно было вызывать кого-то, кто будет ее веселить: это могли быть специальные шуты, или артисты, которые пели песни. Несмотря на эти проблемы, он часто ее приглашал.
Думая о его особом к ней внимании, она ещё вспоминала, что Леонардо, – в отличие от многих художников, – никогда не был женат, он был «монахом живописи», или, вернее, «монахом природы», потому что считал, что он посветил себя ее изучению, и как художник, и как учёный. Глядя в его лицо, она вспоминала и о другом: он очень любил свою мать, которую жестоко бросил отец, он был незаконнорождённым, бастардом, что в сословном обществе воспринималось как нечто низкое. Мона Лиза напоминала ему мать? Или – была женщиной, на которой он, будь у него совсем другая жизнь, мог бы жениться?
И он снова смотрел и смотрел на неё, одетую в модное чёрное платье. 
Первый месяц он наносил на деревянную основу посредством угля ее основную фигуру и лицо, и  вот сейчас перешёл к работе красками. Он держал в левой руке палитру. От красок пахло чем-то химическим (Леонардо всегда экспериментировал с ними, и к концу своей жизни уже пришёл к неким нужным  результатам). Этот запах был таким вкусным для него, магия красок.
Глядя на мону Лизу, боясь, как бы она не заскучала в этот день, он начал наносить кистью ее образ. Краски… и дерево, на котором ты пишешь, аккуратно нанося их на картину. Что это значит? Тысячи художников были до него, от одного из них, – Верроккьо, – он и научился это делать. Что за магия? Имеет ли человек право делать это? У арабов и иудеев вообще был запрет на то, чтобы писать и Бога, и человека. В прошлые века, до того, как у них в Италии появляются новые художники, те писали лишь ангелов, Мадонну, Бога, и вот мы – причём в огромном количестве – пишем человека. А если изображаем прежние сюжеты, – ангелов, Мадонну, Бога, – то и это делаем по-другому, мы пишем их как людей, и все это понимают.
Стоит ли человек того, чтобы его изображать? Что такое человек? Вот он – бастард, брошенный отцом, не помнящий его, - испытал от этого все унижения, ведь он даже не мог учиться в школе, и был самоучкой. А как люди могут быть невежественны, погружены в свои страсти, как они могут не видеть себя самих, в борьбе за власть, за богатство, и за свои предрассудки… Вся Италия полна этого, и он все это видел и иногда даже был непосредственным свидетелем. Клан Борджиа мучил Италию войной с другими правителями. Была ещё Лукреция Борджиа, славная своим развратом. С другой стороны, монах Саванаролла прославился невежеством и однажды, вот здесь, во Флоренции, устроил сожжение картин и книг. Он объявил все это «бесовством» и ересью, пока сам папа не испугался и не казнил его тоже как еретика... И что еще в будущем люди выкинут – во имя борьбы за власть, - было неизвестно, может, и совсем себя уничтожат, он, как инженер, легко мог такое предвидеть.   
Так стоит ли – писать людей? Ведь их жизнь и мысли – эфемерны, подобны траве, как сказано в писании. Что вот эта Мона Лиза? Сейчас она на пике своей  жизни, и рада этому. Ее духовный мир  примитивен (а ведь в Италии были единицы женщин, уже достаточно просвещённых, но она такой не была). Она религиозна и одновременно легкомысленна, - как и все итальянки, - нелепо гордится  успехами мужа, своим платьем и красотой. И вот – муж заказывает ее портрет, как что-то тоже модное среди торговцев и дворян. Пройдёт пару  лет, и она начнёт стареть, если не умрёт при родах, муж будет все более жёстким с ней, заведёт любовниц, дети вырастут, и оставят ее. И чем эфемернее ее счастье, тем сильнее она за него хватается. Леонардо – старше, опытнее, и он это знает.
Почему же он все равно пишет ее эфемерное счастье? И еще можно сказать, что он, в отличие от всех своих подобных заказов, будет работать над ним очень долго и вообще не отдаст картину заказчику, ее мужу. А когда придёт время и он переедет жить во Францию, то возьмёт ее с собой, словно, как маг,  увезёт не только портрет, но и ее саму. Вот в чем возможности искусства? 
Почему он пишет Мону Лизу? Да потому что в ней «голосит» сама жизнь. Жизнь «пробивается» в ее движениях, в ее глазах и улыбке. Она не осознает этого, но так даже и лучше. Он пишет ее, как писал бы траву, дерево, звезды, которые ведь тоже мало что понимают.
Именно в ее лике и образе он вдруг почувствовал Бога. С Богом у Леонардо были сложные отношения... Он в него не особо верил. Он больше говорил не о Боге, а о природе, исследуя ее. Бога в глубине души он воспринимал как жестокого отца, того самого, который бросил его. Когда он писал на картинах Христа, то изображал простых людей.
Однако в этой флорентийке – с ее немного самоуверенным взглядом, с ее улыбкой – он вдруг почувствовал не только человека, но и Бога. Потому что где человек, там и Бог. Хотя об этом своём открытии он не говорил ученикам. Вот она, сидит и дышит, в кресле… Она – в его взгляде, а он – в ее. За ней – ее жизнь, любовь, уже рождённый и ещё нерождённый ребёнок, и назвать это все другим словом, кроме слова «Бог», у пятидесятилетнего, с его жизненным опытом Леонардо не получалась. Хотя раньше у него это слово ассоциировалось лишь с тем же монахом Саванароллой, который сжигал картины художников. Но Бог оказался глубже, как это ни удивительно было для Леонардо.
Он наносит мазки на картину. И снова пахнет. Магия… Поразительно, что застывшая краска – делает портрет человека. Художник этими простыми движениями «входит в века», делает «заявку на вечность». Он, падая в пропасть Хроноса, «цепляется» своей картиной за следующие поколения. 
Но что если она не останется во времени, не «застынет» в нем, что если «заявка» не будет принята? Люди – в своей жажде богатства или в своих войнах – «поглотят» картину? Ведь Леонардо уже при своей жизни такие вещи испытал. А что уж будет после его смерти?
Кто победит: эта самоуверенная недалёкая флорентийка, полная жизни и напоминающая ему, Леонардо, суть этой жизни, - или время?
Как бы то ни было, он все равно будет ее писать. Не писать ее, все равно что не чувствовать весны, когда она приходит, не видеть небо, моря, не пить вина в праздник урожая. 
Самоуверенная недалёкая флорентийка – победила. 
В музее Лувра на неё смотрят дети и взрослые, белые и черные, азиаты… Инопланетянин бы сказал, увидев это: наверное, у людей такой религиозный ритуал.
Мы смотрим на нее, а она на нас.
Она смотрит на нас уже пол-тысячелетия.
Кто она? Душа Мира, которая нас хранит?
Если бы не смотрели друг на друга, – то уже не существовали бы?
Если бы не смотрели, – не были бы людьми?
 
 
 
 
 
 
 
 
8 ноября 2022 года,
Петербург
 
 
 
    
   
 
Неуправляемый Христос 
(рассказ)
 
Я шёл в сторону метро от Александро-Невской лавры. Это место, по видам своих памятников – по сравнению с Зимним, Исаакием, – всегда казалось немного уступающим, на «втором месте», хотя построено здесь все было еще в XVIII в., но ведь тогда это была «глубокая» окраина города. На самой площади поставленный недавно монумент Невскому. Но – было во всех этих памятниках словно что-то недовершённое.   
Да ещё и этот ноябрь с его тьмой и пасмурным небом, голыми деревьями,  ветром и дождём. Впрочем, именно сейчас дождя пока не было. 
Выйдя из лавры, я закурил, и стоял на месте, пошагивая перед ее забором, дым уносился ветром. У меня в руке была газета, которую мне дали бесплатно какие-то люди, еще внутри лавры. Обычный церковный листок, был ли он уж совсем «официальным», не знаю, наверное, его издавал кто-то из состоятельных верующих, кто имел такую возможность, и церковь не была против.    
И уж, конечно, там не обошлось, – в наши-то времена, – без упоминания апокалипсиса. Несколько статей были про святых, и вот целых две – про «конец света». Я в них сначала даже боялся заглянуть, потому что знал, что там будет написано... На этой в не самой лучшей типографии сделанной газете писалась «вся правда» о «жидо-масонском» заговоре, который охватил весь мир, о мировом правительстве, о Горбачёве и об антихристе… Также там приводились цитаты из писания, что второе пришествие Христа будет как «молния от края неба до края», и о том, что он будет строго судить живых и воскресших мёртвых. И конечно, лишь те, кто верил во все это, будут оправданы.   
Волнуясь, я закурил вторую сигарету, и не спешил идти дальше, переходить на другую сторону, к метро, прогуливался дальше. Газету я оставил на бордюре перед забором. Передо мной были, когда я поворачивал спиной к площади – могилы Никольского кладбища.
Я думал о прочитанном. Почему у нас все так? Как будто это какие-то «ментальные залежи», и как все пошло с раскольников, с их верой в двоеперстие, так и осталось. Климат у нас такой, что ли? И церковная иерархия, пусть и не пишет сама такое, на часто именно так и думает. И Христа они себе присвоили. Наверное, так это и надо, его уже от них не «отодрать»?    
И в этот момент – в этот тяжёлой ноябрьский день, и в эти мои мысли о прочитанном, - вдруг все очень резко осветилось, словно солнце стало совсем рядом, молния – от края света и до края. Площадь и люди на ней – все пронзилось ярким светом, и как это было хорошо, словно мы смотрели на затенённую картинку, и вдруг ей прибавили света. А посреди этого света стоял он, Христос. И он был совсем не таким, как в этой газете, борющейся с «жидо-масонским заговором». Газета была – пассивной, обиженной на весь мир, она была каким-то «дзотом», окопавшимся против мира и довольная своими окопами. А он – был лёгким, стремительным, его глаза – смотрели на мир и на нас с любовью, он улыбался (улыбку в таких газетах никогда не встретишь). Люди, что ходили до этого по площади, и я в том числе, вознеслись на некую высоту над ней. Тут же шли и усопшие, выходя из могил, и тела их были восстановленными. Там, в газете, ссылаясь на писание, долго и занудно прописывался суд Христа, но сейчас был только – наш взгляд на него и его на нас. Он пришёл, назло всем этим газетам, которые как бы похоронили его в своей инерции, этим иконам и священным молитвам о нем, тоже похоронным. Камни, соборы – как будто  меньше всего его ожидали. Он явился, и ожидал от нас только, чтобы мы были готовы, чтобы мы обрадовались, «возликовали». Я все больше вовлекался в движущиеся в небе круги людей живых и усопших вокруг него, и  понимал, видел, – кто обрадовался. Не тот, кто много о нем говорил, сделав эти слова частью своей жизни, а кто… кто…
Был живым.
У кого «болело» об этой жизни и о людях. 
Кто не отворачивался от пустоты и одиночества.
Кто искал и блуждал.
Кто был настоящим – и в наше время, и во все предыдущие века, во всех народах.
Кто не прятался в домах и в храмах от улиц и людей.
Кто был глубоким, чего бы ему это не стоило.
Кто любил, пусть его любовь и могла его похоронить.
Кто видел и слышал красоту, кто хотел понять этот мир, пусть и осознавал, что это невозможно сделать до конца. 
Кто был слишком открытым.
Кто плакал.
Все они – утолили свою жажду.
И я?
И я. 
…
Я спросил у него:
– Ну что, это конец света, что ли?
– Нет, это конец тьмы.
 
 
 

10 ноября 2022 года,
Петербург
      
 
Наверх
(рассказ о возможном будущем)
 
Тяжело дыша, ругаясь, Син, наконец, перекинул сначала одну, а потом и другую ногу. Он наверху. Да, здесь все было по-другому. Казалось, что «степень плотности» здешнего мира была такой большой, что он не выдержит. Не выдержит ее перспективы, чистоты. И в самом  деле, все, кто осмеливался, как он сейчас, нарушить закон, и вылезти из колодца, что отделял нижний мир от верхнего – просто погибали из-за того, что это совсем другой мир, к которому они даже физически не готовы. А если и не погибали, то спустя два часа к ним подходили стражники, и уничтожали их из своего мощного оружия.
Но – Син совсем не жалел. Да, он был обычным обитателем нижнего мира, – худой, истощённый на работах, с впалой грудью, к этому ещё надо добавить, что все они жили очень недолго, в отличие обитателей верхнего. Даже если бы он не вылез сюда, ему все равно оставалось жить не более двух-трёх лет.
Там, за крышкой колодца – как только он покинул тот мир, раздались приглушенные, но долетавшие ещё до него крики - его друзей, жены Тоты и их детей. Он был типичным представителем нижнего мира – жить недолго, родить многих, такова «социология нижнего мира». И пусть он любил их, а особенно жену и  детей, но не жалел о том, что сделал. Их крики раздавались приглушенно. 
– Зачем? Ты что, идиот?
– Син, любимый, зачем?
– Папа, зачем?
– Идиот! Придурок! 
Они не понимали его. Потому что для него было очевидно, зачем. Там, в нижем мире – людей много и они живут тесно, на работе, в своих крохотных землянках. Там душно и свет лишь электрический. Там глазам «некуда»  смотреть. Нет перспективы. Так что, зачем ему жалеть о паре лишних лет жизни? Халиф на час, дурак на всю жизнь. Да, по их логике, – он дурак.
Но – здесь, в верхнем мире, пусть он и покупает его своей более ранней смертью, для него была очевидна «выгода».
Колодец выходил на огромную поляну. Людей здесь не было, их в верхнем мире вообще мало. Поляна была покрыта травой. Стоял тёплый, но и нежаркий летний день. Небо без облаков. Истощённое, словно сотворившее самоубийство тело тяжело дышало, но на губах Сина была улыбка.
Он ненавидит редких обитателей верхнего мира, но и нижнего тоже, и себя. Его лёгкие глубоко задышали чистым воздухом, глаза – уставились на небо, «впитывая», «глотая» его.
Он застонал, и опустился на траву. Тело «вопило» от шока и радости.
Но Син, всё-таки, какой-то саморегуляцией заставил себя хоть немного «стабилизоваться».
Спокойно, спокойно, я здесь, я жив, спокойно…
Еще настигало чувство вины. Никто из жителей нижнего мира не имеет право так делать… Вина облекалась  и в такую мысль: ты оставил внизу жену и  детей.
Однако он предлагал им всем идти вместе, они же не захотели…
Не лезь, душа... я имею право, имею право.
Кто знает, может, Син по-другому устроен, и в нем есть какой-то ген верхнего мира?
Его организм немного адаптировался. Впрочем, через два часа придёт стража. Но два часа – это очень много в жизни обычного жителя нижнего.
И вот он еще глубже – «пил» своим взглядом небо, дышал воздухом…
В  верхнем мире у человека есть перспектива… Это проявлялось  и в том, что люди здесь не теснилось, что давало ощущение твоего существования, бытия. Когда люди во тьме и  видят лишь искусственный свет, когда они теснятся, то они и себя не ощущают, словно их нет, так – чем дорожить-то?
Он лёг на траву спиной вниз (а в своём мире ложился на грязные тряпки). Какая она была чудесная... Он даже протянул руку, оторвал крошечный стебелёк, и положил его в рот. Трава была сладкой, он словно «причастился» этому верхнему миру. Виднелся стоящий вдали лес, пели птицы. Вот – их пение, этого у них внизу тоже, конечно, нет, он даже не сразу осознал их присутствие.
Он вытянул ноги и руки. Да, нелепо он выглядел – тщедушное тело в старой робе. 
Его мозг сигнализировал: он имеет право, имеет право, он – на своём месте. А что там дальше будет со стражей, ну и что… 
…
И вот – он их увидел. Эти люди совсем другие: высокие, в добротной чистой одежде, было видно, что они живут дольше. В их руках – оружие, а в ушах – наушники, по которым им доложили о нарушителе. 
Ну вот  и все? Он трогал ладонями траву, вдыхал, как наркоман, ее запах. Помимо этого запаха, воздух доносил еще что-то солёное, но Син не знал, как это называется, – запах далёкого моря. 
Стражники переговариваются друг с кругом, смотрят на него, улыбаются: ага, попался. 
Что такое смерть для обитателей нижнего мира? Они даже жизнь свою почти не чувствуют. Смерть у них там везде, нету даже кладбищ, а так, склады мертвых тел, с табличками от родственников. Эти склады на каждом шагу. Смерть для них даже желанна. 
А он умрёт ради кусочка этого неба, ради этой травы под его ладонями, ради пения птицы.   И он, видя, что стражники совсем вплотную к нему подошли, чувствуя опасность, понимая, что сейчас будет, все-таки, улыбнулся. Он не мог этого не сделать. Словно сама жизнь улыбалась «сквозь» него, само его тело.
Стражники уже наставили на него оружие… Но – видимо, тот, кого они слушали в наушниках, все время наблюдал по видеоэкрану за происходящим. Реакция Сина на  верхний мир, его улыбка этому миру были такими заразительными, что этот невидимый наблюдались отдал приказ... и «пистолеты» были отставлены.   
Живи… ведь это – твоё место, словно говорил наблюдатель, а стражники заулыбались уже по-доброму. Син плакал, в его душе сама собой рождалась песня, гимн этому миру, и его губы мычали ее:
– Ааа... аааа... ааа...    
 
 
 
 
       
 
 
   
 
 
 
 
12 ноября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
Точка в потоке
(рассказ) 
 
Ее звали Саша – девушку лет двадцати, что сидела в автобусе. А автобус, – если глянуть на него резко увеличив обзор, – то двигался, то стоял в большой пробке, темным утром. Это был ноябрь, ранняя осень с ее красивыми «жёлтыми» пейзажами уже миновала, пришли «голые деревья». Мокрый снег падал хлопьями с неба на дороги и транспорт.
Ждать, когда их автобус доедет до станции метро «Дыбенко», которая, как всегда, в будний день принимала «обильные пассажиропотоки», – было ещё много. Но выходить из автобуса и идти пешком по мокрому снегу совсем не хотелось, да она и не опаздывала, в отличие от многих, несущихся по тротуарам. Она смотрела на них, их лица сливались, потому что стекло автобуса запотело.    
Саша убрала телефон в сумку, и вынула из ушей наушники. Там, в сумке, довольно большой, были конспекты лекций, которые она посещала.
Она уставилась своими огромными голубыми глазами – в одно место в автобусе. Народу в нем было много, но не совсем битком. И вот она – среди стоящих пассажиров, пенсионеров, иногда подростков, людей зрелого возраста, – всё-таки, нашла одно место, где не было людей – это была дверь в кабину водителя, темно-синего цвета, впрочем, – давно немытая, пыльная. Никакого интереса она не представляла, ей было так проще, чтобы «отключиться».
Она подумала, что она крохотная точка в этом тёмном, пронизанном огнями машин и автобусов, и уличным освещением – потоке. Миллионы, если не миллиарды людей во всем мире, в мегаполисах, каждое утро – такие же «точки». К чему это все? Зачем – держать это на себе? Все эти – мысли, взгляды, настроения других людей? Огромное количество людей – и все они тебе чужие. Но ты и сама себе тоже стала чужой. Ты испытываешь огромное давление. И все твои попытки убежать – в телефон, в книги, в учёбу, или потом, с годами, в семью и работу, – ничего не решат.
Наконец, автобус приехал. Все пассажиры, кроме Саши, облегчено вздохнули, делая вид, что их может что-то радовать в этой жизни. Она вышла: все было покрыто мокрым снегом. Правда, именно в этот момент он не шел, так что она решила не сразу бежать в метро,  и отошла в то небольшое место недалеко, где все курили. Да, ботинки сразу стали мокрыми, ну и фиг с ним. Забавно, что она вообще мало курила, хотя пачка и зажигалка были у нее в сумке. Она часто курила за компанию с подругами, или, – что и понятно, – когда ей было совсем плохо. И вот сейчас она доставала сигареты и зажигалку. 
Да, этот город доведёт тебя, станешь заядлой курильщицей, а это ведь и правда – не хорошо для девушки.  Будешь курить – и совсем станешь точкой в потоке. Да идите вы все в одно место. Она затянулась, с непривычки у нее закружилась голова. Дым клубами повисал в воздухе. Да, давай еще атмосферу загрязняй. 
На ее щеках появились слезы. Это тоже привычная реакция человека в толпе. Она не ревела, а просто тихо плакала. Блин, хорошо еще, что людей много, и никто не заметит, тем более что она в капюшоне. Всем на всех плевать. Хотя, когда она зайдёт в метро, то будут видны красноватые щеки. А она ведь красавица, и не может себе такого позволить.
«Классика» для девушки – слезы и сигаретный дым. 
И вдруг – среди всех этих людей, она отчётливо почувствовала совсем близко – кого-то другого. Он остановился рядом и смотрел на нее. Это было невозможно, но она была уверена, – что это никакой не глюк. Он был не человеком... с огромными светлыми крыльями... он был огненным потоком, что остановился рядом. Ангел. Именно так это называлось, и никак иначе. Он был реальнее, чем все они – и она. И вот эти крылья произнесли:
– Ты не точка в потоке. Я тебя вижу. Я в тебя верю.   
Ей было не по себе. Она, может быть, и не хотела бы, чтобы такое – верило в нее, называло ее по имени. Да кто она такая... человек маленький. 
– И хватит уже курить. 
А потом он исчез. Она бросила окурок в урну и вошла в метро. Он исчез, но в ее душе – остался след его огня, его взгляда. Она была прожжена и согрета. 
    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
15 ноября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 

Уставший вечерний человек
(миниатюра)
 
Современный человек – это уставший человек.
Он едет вечером, сидя в автобусе.
Слушает музыку в наушниках.
Листает ленту телефона.
Смотрит в окно – на жёлто-красные листья, или на снег, на пассажиров.
Мозг его – в состоянии «пониженной активности».
Он едет после работы, которая приносит в этом мире какую-то пользу, но не более того.
Если в утренний час пик – все бегают, стараясь обойти друг друга, то сейчас – все испытывают, пусть и в чем-то иллюзорное, чувство единства, уставших вечерних людей. 
Все несильно, но улыбаются.
На работе мы делаем определённый набор действий, произносим слова, пишем, делаем вид, «участвуем».
И вот – нас словно «выбрасывает» после этого на «берег».
На самом деле, не так уж и важно, насколько значима наша работа, – главное, что мы чувствуем себя уставшими.
Быть уставшим вместе со всеми – вот главное.
Может быть, ради этого мы и работаем, даже не ради денег.   
Ради вот этого вечернего ощущения.
Возможно, что бессознательно мы так представляем себе и рай после смерти – вечный отдых в автобусе, чувство единства.
Мы ненавидим и любим систему цивилизации.
Мы служим ее молоху, и хотим быть ею изнасилованными.
Мы – странные звери.
И у каждого есть дом, в котором он будет спать после того, как приедет домой.
И те, кто связан с военной промышленностью, – тоже вечером едут после работы и  спят.
Их работа связана с возможным ядерным самоуничтожением, и мы это знаем, но – не можем переключится из своих забот, «выскочить» из них.
Мы все видим и понимаем, но – нам кажется, что эти события неуловимы для нас, для огромного восьмимиллиардного «тела человечества». 
Молох – сам по себе, нам очень сложно посмотреть со стороны, мы бы хотели, чтобы никто нам не мешал быть «вечерними уставшими людьми».
И даже если бы человечество знало, что вот в этот вечер оно умрёт, все равно – лишь бы его не беспокоили в скором переходе ко сну.
Мы – попали в водоворот циклического существования. Его соблазн велик.
Мы действительно едины, но мы должны «переключить» это единство  с вечерней усталости на день, с «луны» на «солнце».
И остановить технический молох, который может нас уничтожить. Поставить под контроль дневного сознания. Увидеть друг друга не в безликом режиме молоха, а по-настоящему.
Должны пробудиться.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17 ноября 2022 года,
Петербург
 
 
 
Человек родился
(рассказ)
 
Он лежал крохотным красным пятном, запелёнатый, в детской кроватке, посреди  комнаты. За окном уже было темно, и в ней тоже. Только горел свет за дверью, и оттуда доносились крики. Это отец созвал друзей, и они отмечали. Там же была и мать, – но она часто сюда заглядывала.
Новый человек был таким хрупким, он ощущал этот мир и свою связь с ним. Что у них там? Сначала он был в обступавшей его утробе, и вот, наконец, ему стало тесно, и он с болью, – под крики медсестёр, – вышел. В эту холодную страну, с белым снегом за окном. И все время рядом – измученное лицо матери.
Сейчас он открыл свои глаза и шевелил ножками, подал голос, но довольно тихо. Глаза – маленькими черными точками смотрели, схватывали во тьме очертания предметов, отражения теней от уличных фонарей. Да, пока его глаза и уши – «в темнице». Они видят не высокое небо, а – потолок, и так будет долго.
Тишина и полутьма. В этой тишине - голоса за дверью. Новый человек впитывал.
– Так, ну что, у всех налито? – это был голос отца, – выпьем за новорождённого, за Серёгу. 
Его прервал другой голос, кого-то из гостей:
– А крестить когда будете?
– Крестить будем, да, мать?
Раздался женский голос:
– Будем, конечно.
Он почувствовал, что это вот ее голос – той, из которой он вышел. Звон стаканов и фужеров. Потом еще один, не матери, женский голос, новый человек слушал, как сыпались ее слова:
– Теперь ваша семья стала действительно семьёй. Вас не двое, а трое. 
– А ты это Димке скажи, ты ведь сестра, пусть теперь будет готов – не шуметь, блин. 
Сестра, видимо, дала отцу подзатыльник. 
– И я вот даже для вас скачала гороскоп для мужчин, родившихся в конце ноября. Это стрельцы, стихия огня.
Отец и друзья громко смеются:
– Ну что это за женская херня? Гороскопы... Да я лучше схожу и узнаю, как он там.
Мать строгим голосом отговаривает: 
– Дима, дай послушать! Мать твою...
Новый человек слышит их голоса. Он будет слушать их – в разных модуляциях, нежных или пьяно-строгих, как сейчас, всю свою первую часть жизни, через них он будет «входить» в эту жизнь, через них он будет любить и ненавидеть, возможно, умирая, он снова услышит их отчётливо, перед концом, – как сейчас, в самом начале.
– Я могу продолжить? А?  Ведь что-то серьёзное здесь о ребёнке твоём, Дима, говорю...
– Да, можешь, я тебя слушаю.
– Итак, Стрелец – это знак огня. Это активный, огненный знак. Авантюрный, творческий, волевой, обладает ярко выраженной харизмой, стремится к образованию и увлечён идеей изменить этот мир.
Отец не мог долго выдерживать. Слова из гороскопа, скачанные из интернета, – прозвучали как что-то из чужого мира, они были слишком чёткими, правильными. У вот у них слова - то «поднимались», то «падали», фразы и интонации путались. Так что короткая речь сестры быстро «утонула» в новых «поливах», впрочем, она была рада, что хоть с такой реакцией, но ее услышали.
Иногда голоса замолкали, и наступала тишина. Новый человек не знал, что лучше – голоса родных людей, часто срывающиеся в громкий, пугающий его смех, или – отсутствие звуков. Он привык и к тому, и к другому, но он все больше ценил тишину и все меньше боялся ее. Тишина – это всегда что-то завлекающее. В тишине рождаются новые миры. Мир отражений фонаря за окном, мир – панелей на потолке, мир его кроватки, мир – мухи. Везде была жизнь. Но когда он уставал от тишины и новых миров, или почему-то то пугался их, то можно было и голоса послушать.
Впрочем, они раздавались все реже, – гости уходили, мать выговаривала отцу за его поведение, хотя – не так уж и сильно, слишком большое событие у них произошло. Их повседневность, их мысли и слова – все изменится. Готовы ли они к этому? Она хотела ребёнка сильнее, чем он. Но и он тоже рад, пусть она его и ругает (а что ей ещё делать?).
   Наконец, «уложив» Диму, то есть, заставив его угомониться и лечь спать, она зашла к сыну. Он сразу почувствовал ее присутствие. Будет что-то важное сейчас. Она даст ему свою грудь. Мать была уставшей. Роды, – которые проходили не так уж и трудно, но и не очень легко, – вспоминались с болью, лучше об этом не думать, и о том, что муж ей не помогал, пусть и был рядом. Он просто смеялся и твердил: «все будет  хорошо».
Боль прошла. Боль, когда она боялась, что не выдержит и умрёт...
Нас было двое, а теперь есть третий, есть он, есть ты. Такой хрупкий, что страшно смотреть на него, думать, что с ним что-то случится. Лежит такой послушный, положенный ею. Потом встанет и пойдёт. Наделал в памперсы, сейчас она его переоденет. Пахнет все равно вкусно – молоком… Она аккуратно приблизила его ротик к груди.
Я не знаю твоего будущего... Но я – офигенно счастлива. Какой странный механизм Бог придумал. Мы с Димкой – спали, спали, и вот. И я не верю, что  так просто. Этот механизм не понять. Мы с Димкой…  обычные люди. И – такое. Пусть говорят, что есть тысячи причин против того, чтобы рожать новую жизнь, но я их не понимаю. Жаль, что там, – когда мы сейчас пили, – все наши слова были «слабыми». Прости нас. Может, только когда моя мать сказала что-то серьёзное, про радость и ответственность, но она потом ушла. Прости, что мы не могли найти слова. Мы так воспитаны. Ты – чудо, новая точка жизни, новый узел, вот что бы я сказала. Если бы могла.
«Я все равно люблю вас, мама и папа». 
Покормив, она уложила его обратно в кровать.
И я знаю, что когда ты ночью заплачешь, то сначала мне будет больно, ведь я устала, но потом – все равно улыбнусь, потому что это ты.
Нельзя так сильно быть счастливой, из-за одного прикосновения, из-за одного взгляда. Вот она – «открытая форточка» счастья, чтобы дышать. Нельзя так очевидно чувствовать того... кто на небе. 
 
 
 
    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18 ноября 2022 года,
Петербург   
 
 
 
 
 
 
 
Человек живёт
(рассказ, продолжающий по теме, но не по героям, предыдущий)
 
Олег должен был встретиться с ней в середине большого поля, разделяющего две части микрорайона. На самом этом поле тоже уже местами возводились дома. Июль был нежарким… Голубое, без облаков  небо казалось не давящим на тебя, а наоборот, освобождающим, «помещающим» тебя в свою свободу. Громко пели кузнечики. Тополя «источали» белый пух, который летел по воздуху, «приставал» к людям, «лез»  в глаза и в рот, словно это была манна небесная, вызывая их улыбки, ругань, и напоминая слова из песни. Впрочем, тополей было мало, больше – одуванчиков и ядовитых борщевиков.  Хотя их все боялись, и интернет был полон советов, как обезопасить себя и свой огород, но по виду он не был так уж страшен – с его высоким стеблем и огромной «крышей» над ним.
Олег – сорокалетний мужчина, высокий, в очках, в белых джинсах и в белой же рубашке, - совсем медленно шёл по алее, что проходила посередине поля. В руках он нёс папку с бумагами – он должен был передать ее на этой встрече. Так, ничего особо важного, «эпохального» – он передавал дочери своего знакомого ответы, рекомендации по ЕГЭ, который она будет сдавать в следующем году.  Она училась, соответственно, в десятом классе. Ее звали Настя, он смутно помнил ее, когда она была маленькой, и вот теперь ей уже было шестнадцать. Она еще, впрочем, не пришла, они договорились встретиться у скамейки на алее в середине поля. Он знал ответы, потому что всю жизнь работал преподавателем гуманитарных наук в вузах. 
Он дошёл до середины поля и сел на скамейку. Мимо проходили люди – мамы с колясками, подростки на роликах, в кампаниях, «алкаши»… В руках у него был телефон, в ушах наушники, но иногда он снимал их и отрывался от телефона, и тогда – слышал слабый ветер в траве, смотрел на качающиеся одуванчики, облетавшие своим пухом. Вот – «белый материал» на них есть, а вот – его нет, вот он есть, а вот его нет… 
Ещё он думал, что очки и помогают, и мешают ему. Словно ему нужно какое-то «усиливающее средство», чтобы сообщаться с этим миром. Линзы были как будто защитой от этого мира, от людей.
Поскольку он пришёл раньше, то он все смотрел и слушал – ветер, небо, траву, одуванчики. Все это  «волновалась», «помещало» его в себя, уставшего сидеть в своей холостяцкой квартире. 
Наконец, она пришла – Настя. Он и правда, не помнил, как она там росла у его знакомого, а она выросла в шестнадцатилетнюю девушку. Высокая, в джинсах и майке, с длинными черными волосами. С глазами, смотрящими в этот мир словно впервые. Как будто у неё внутри звучит музыка, и эту музыку никто не сможет заглушить. Он не сразу обратил внимание – она была не на роликах, на которых разъезжали все подростки, а пешком, и ещё – у нее не было ни телефона, ни наушников. Они поцеловались в щеку, и она села рядом, на ощутимое расстояние. Он передал папку. Его «обвеяло» ею…
– Ну что? Будешь готовиться?
– Да, буду.
И голос у нее был глубоким, «журчащим».
Они смотрели теперь вместе, – пусть  и были не так близко, – на таинство неба и земли, ветра и одуванчиков», «участвовали» в нем.   
– А почему у тебя нет телефона и наушников?
Настя пожала плечами и улыбнулась.
– Они есть. Дома лежат.
Она указала рукой на папку, которую держала в руках:
– Спасибо Вам, дядя Олег.
– Да не за что. Знаешь, я всю жизнь работал преподавателем. Но именно сейчас, летом, в отпуске, я все чаще думаю – какая от этого была польза?
– Большая польза.
Этот ее ответ был формальным, но, в то же время, и от души.
 – Ну что – как твой папа?
Она начала долго рассказывать об отце. Оба понимали, что она таким образом «платит» за его «услугу», так они «играли». Ее журчащий голос словно «высвечивал» в его мозгу все «тёмные нейроны», это чем-то похоже на воздействие органа, который он слышал однажды, зайдя в костёл. «Она какая-то невинная, что ли, ну подожди, жизнь тебя изменит, мы все тебя изменим. Я тоже – был таким же, и с «музыкой внутри». Вот я смотрю и слушаю сейчас природу, траву, одуванчики, – а ведь даже это уже иллюзия. Ты этого совсем не видишь, а если и видишь, то словно не замечаешь, не то, что я в своём возрасте. Что это поле? Его оставили как место для прогулок, а сколько здесь бывает по ночам драк, может, и убийств, шприцев. Мы, люди, загрязнили себя и все вокруг. Вот когда идёт летний дождик, то все радуются – а, может, и он  отравленный? У меня тоже была «музыка внутри», но что ты будешь с этим делать, если ты должен каждый день перед студентами с интересом говорить о своём предмете? «Музыка внутри» – подвергается штамповке или нет? Ты, Настя, захочешь поделиться ею с этим миром, иначе зачем она вообще нам даётся, а захочет ли он, готов ли он? Людей слишком много, и мы все друг друга никогда не поймём, мы как лебедь, рак и щука. Политики изучают экономику, социологию, – чтобы понять, и все равно ни хрена не понимают. Мы не можем – увидеть и понять другого человека. В Эдеме, где жили два человека, это было возможно. Мы распались на «атомы» и ничего не может нас соединить».
Пора было прощаться.
Она посмотрела на него.
- До свидания, Настя.
- До свидания... 
«Через год  – ты станешь такой же, как и все подростки, будешь жевать резинку, кататься на роликах, пить алкоголь и энергетики, курить траву, «сосаться» с парнями и девушками, не вылезешь из телефона и наушников. Я тебя увижу и скажу себе, что был прав».
«Даже если это и так, Вы знаете, что «музыка внутри» все равно останется, если не во мне, то в Вас. Даже хотя бы как тоска по ней». 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21 ноября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
      
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Человек умирает
(рассказ, продолжающий по теме, но не по героям, предыдущий)
 
«Фёдор Сергеевич Алпатов». Таково его место в «кодификации», в человеческих списках. Фёдор Сергеевич Алпатов – одна восьмимиллиардная часть. Какие ещё цифры и статусы? Россиянин, пятидесяти лет. Большую часть жизни работал учителем русского языка и литературы. Живёт в «СПб». Разведён, имеет двоих детей, по возрасту уже давно и не детей. Забавно думать, что ученики в школе говорят  тебе: «Здравствуйте, Фёдор Сергеевич», «здравствуйте Фёдор Сергеевич», словно ты божок, проходишь по коридорам, лестницам, и все возносят тебе, – пусть и формальную, – хвалу. И ещё статистка: самый опасная «страта» для российского общества – это мужчины именно его возврата, от сорока до пятидесяти пяти. Наверное, они в этом возрасте что-то такое страшное понимают, что массами спиваются и «болеют сердцем». Что же? Да ничего особенного, просто чувствуют себя не особо нужными жёнам и детям, и если на Западе такую проблему можно решить – уровнем жизни и туризмом, то у наших такой возможности нет.
Да, он уже двадцать лет работает учителем русского языка и литературы. Учит, говорит диктанты, изложения. Влияет на нейроны детей и подростков, чтобы они, выйдя из школы, на «автомате» могли воспроизводить правила русского языка. Он – «нейронный террорист», «влезающий» в твой мозг. Но особенно он любит литературу. Слишком. Порой удивляясь тому, что государство еще и платит за этот «кайф». У него была такая присказка, которую он себе говорил: в любой непонятной ситуации – откладывай ноутбук и телефон, и бери бумажную книгу.
Бумажная книга… Он, так и не женившийся после развода, – радовался даже прикасаясь к ней. Их было много – в его одинокой квартире. Так что ему было совсем не одиноко. Да, он мог читать и в телефоне, – но в этом часто было что-то безликое. Возможно, свою роль сыграло то, что его поколение выросло еще без интернета. Но сейчас, когда ему было пятьдесят, эта страсть к бумажным книгам только усиливалась. Бумажная книга – это твоё детство, где мама и папа были молоды и были рядом, где папа читал «Пикуля», а он, Федя, – особенно налегал на «Дюма», читал его вместе с  друзьями, играл с ними во дворе в «мушкетёров». Сейчас он понимал глубже, чем раньше. Это могли быть повести Лескова с его странным, но сильным языком... Это могли быть «Казаки» Толстого, где главный герой Оленин – просто заваливается на охоте в траву и понимает что-то такое... главное... и ты Толстому веришь. Или -  Фицджеральд с его проникновением в жизнь, герои которого всегда беззащитны. Наконец, русская поэзия, которая вообще «сносила» тебе мозг. Поэзия это свобода. Фёдор Сергеевич не был сторонником того, чтобы совсем «мордовать» учеников, заставляя их читать наизусть стихи, но, всё-таки, – он просил их это делать, стимулируя их оценками. Очень сложно было поставить себя на их место – они жили совсем другой жизнью, в которой все эти книги, «стихи» – это что-то, созданное чтобы тебя мучить. Разрыв между поколениями и просто между людьми чувствовался все сильнее. И школа – превращалась в место битвы… Журналы, оценки – стали чуть ли не единственными «средствами сообщения». В этой битве Фёдор Сергеевич оказался между требованиями государства по оценкам, по заполнению отчётов, по «гребаным методичкам», - и смотрящими на тебя подростками, которые не вылезают из телефона и всех ненавидят. Часто – учитывая, что это могли быть дети приезжих, – и вообще не понимают тебя.
И, тем не менее, вся это ежедневная битва – из-за Пушкина, из-за Лермонтова, из-за Тютчева и Фета – имела свой смысл. Не зря он рассказывал. Вот казалось бы, разве не чудо, что человек написал несколько слов столетия назад – и мы читаем и восхищаемся ими. Это магия, мы понимаем, что он написал эти слова, породив что-то в нашей жизни, новую реальность, породив нас самих. И каждый раз Фёдор Сергеевич, – читая тот или иной стих, рассказывая биографии, – словно ставил учеников перед фактом: вот так оно все было, смотрите, и судите сами. Он пытался – делать их людьми. Пытался дать им то чувство «простора», свободы, которое  несёт поэзия. Чтобы они – вводили эту возможность простора, поэзии, Бога, давшего такие стихи, – в свою жизнь. Жизнь, насыщенную самыми разными – с большими выбором – компьютерными играми, разными – с большими выбором – соцсетями. И они – оборачивались на что-то другое. Словно удивляясь, – это возможно? С другой стороны, они видели по нему: возможно, но им это вещает худой, в очках, человек, по внешнему виду которого понятно его «место в обществе». Стопудово, жена от него ушла, дети выросли. И вот он – фанат бумажных книг, поэзии... И чем больше мы его не понимаем, тем сильнее он в них «уходит». Но иногда понимаем.
Вот и все? Это – вся его жизнь? «Фёдора Сергеевича Алпатова»? Людей слишком много на планете, и он чувствует, как новые поколения – в лице его детей и учеников – «смывают» его, требуют смены. Хотя он думает, что внутри него много огня, и он ещё не полностью «вывел» его в этот мир. Может, через пару лет он и сам начал бы писать стихи. Или – мир не готов, и занят чем-то своим? Он прошёл «чужим» в нем…
Почему все так локально? Почему он ограничен своим именем, отчеством и фамилией, своим статусом мужчины и учителя, россиянина? Почему у вас в мире все так тесно, распределенно?   
Он ехал в автобусе из пригорода. А на дворе была весна. Февральский снег таял. И все так очевидно, так не требует доказательств. Пассажиры смотрели на него, – догадываясь, что с ним что-то не то.
Слишком тесно, душно в вашем мире.  Я устал быть Фёдором Сергеевичем Алпатовым. Хочу быть весной. Хочу быть небом. Хочу быть ангелом, а не человеком.
И как же прост этот переход.
Шагнул и все.
Пассажиры, стеснившиеся до этого его побеспокоить, рванулись к нему, грузно упавшему в проход со своего сиденья. «Позорно так падать, – подумал он последней человеческой мыслью, - ну и по  фигу».
Забавно – ему кто-нибудь позвонит, а телефон не ответит. Будет долго и бессмысленно раздаваться звук, обычный звонок «самсунга». Когда только и при каких обстоятельствах он не раздавался... От него ему бывало хорошо или плохо. И вот теперь некому быть счастливым или страдать. 
Отсутствие. Абонент недоступен.
…
На похоронах – к удивлению его родственников – пришло очень много людей. Это были его ученики, бывшие и настоящие. И они, видя его в гробу, про себя говорили: «Здравствуйте, Фёдор Сергеевич… здравствуйте Фёдор Сергеевич», и тихо улыбались.
Во время второго пришествия – он встанет из могилы и займёт своё место в полете, во вселенском движении.
 
 
 
 
 
 
23 ноября 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
   
   
   
      
 
 
 
 
 
 
Человек творит
(рассказ, продолжающий по теме, но не по героям, предыдущий)
 
Игорь шёл по улице и думал об этом.
Из чего он творит?
Из посеревшего первого снега.
Из пасмурного неба.
Из хаоса ваших слов, мыслей.
Из пустоты внутри, которая мгновенно становится заполненной.
Из резервуара.
Потому что ему есть что сказать.
Он творит, спасая погибающий мир.
Создавая внутри него – миры мыслей и образов.
Творить – это его форма отношения к вашему миру и другой он не знает.
Однако когда он выходит к вам, то сомневается: эх, да что я там написал? Ничего им не нужно. Твоё «вдохновение» — самообман, трата сил и времени. Вся жизнь это самообман. 
Но потом он снова – перед ноутбуком, его пальцы нажимают на клавиши, перед его глазами  - белый фон.
Он творит – ради одного лайка…
А его родные видят – ну вот, он снова «туда» ушёл.
 
 
 
 
 
 
24 ноября 2022 года,
Петербург

Разговоры о снеге
(рассказ)
 
– Что ты думаешь о снеге?
– А что о нем  думать? Я вообще не понимаю – чему все так радуются. Ну выпал  снег. И что?
– Снег везде. Он летит сверху. Он лежит снизу. И каждая снежинка – особый мир.
– Ты безумен, Коля.
– Нашей планете так не хватает белого цвета. В псалтыри написано: «как снег убелю твои грехи». Мир наполнился снегом. Когда у меня дети были маленькие, – я бесстрашно ходил с ними по сугробам. Так мы путешествовали по дворам, в поисках горок.
– По телевизору, Коля, про снег почти не говорят. Говорят о другом.   
– О чем?
– О нашей истории... ответственности... о врагах, с которыми мы должны бороться...
–  Лучше бы говорили только про снег. О каждой снежинке – из чего она состоит... как она летит.... как она рождается и умирает... Лучше бы считали не оружие и точное попадание, а снежинки. И тогда бы поняли, что у них, на Западе, точно такие же снежинки, что и у нас.
– Да стопудово – не такие же, Коля. У них там – неправильные снежинки, бездуховные снежинки. У них нетрадиционные снежинки.
– Ты сам безумен.
– Нет, ты. Я первый сказал.
– Посмотри, какой же это настоящий танец, вальс снежинок вокруг нас.
– Не увлекайся, Коля. Мы не имеем права сейчас ни на какие танцы со снежинками.
– Они падают нам на лицо, ласкают нас. Говорят нам: не бойтесь, мы есть, мы поможем вам! 
– Не увлекайся.
– А как хорошо идти по утоптанному снегу и скрипеть по нему своими ботинками. И ты – чувствуешь, что живёшь, что ты есть, и ничего не может тебя смести. 
– Ну хватит уже, Коля.
– Ладно, я понял. Расскажи, как вы там живете с Верой?
– Живём хлеб жуём. Жаль ее здесь с нами нет – она бы тоже бы сейчас «писала кипятком» от снега, как и ты. Вы чем-то похожи. Странная она немного.
– В чем?
– Она работает, все нормально. Но почему-то вместе того, чтобы сидеть в телефоне или смотреть телевизор, – или ходить по магазинам, – она ходит в музеи или вообще смотрит дома какие-то альбомы с живописью.
– Да, она безумна, как и я...
– Да. Знаешь, Коля, я вроде не самый безграмотный человек, я тоже могу что-то такое культурное захреначить. Но меня ее такие проявления пугают, что ли. Вот она уже с месяц смотрит в одном альбоме – Репина. Картина называется… эээ, не про убийство Иваном Грозным сына… и не Бурлаки на Волге… Малоизвестная картина: «Какой простор». Ты помнишь такую?
– Нет, я тёмный человек.
– А вот я ее теперь знаю из-за Веры. Она сама с ней просидела – в этом альбоме, потом вообще повесила эту иллюстрацию на кухне. И мне прожужжала все уши. Картина, Коля,  и правда потрясная. Хотя – я не могу так долго, как она, смотреть на нее. На ней – студент и студентка, а вокруг них – везде вода, это они на берегу Финского залива, и волны поднялись, и они радуются, смеются. Моя Вера – то смотрит на нее, то рассказывает. Хотя ведь она по работе никак с этим не связана, ты знаешь, но – она зафанатела и меня заразила. Она сказала, что это написано в 1903 году в Куоккале. Ну и прочее. И правда – смотришь на нее и чувствуешь: какой простор. Так и хочется полететь. И все это, Коля, она делает вместо того, чтобы смотреть по телевизору про то, что президент США старый, и  про то, что в Европе все скоро загнётся, и туда им всем и дорога. Понимаешь?
– Нет. Лучше бы они рассказывали про снежинок, или вот про Репина. Ну а как ваш Серёжа?
– Ничего, школу заканчивает. Ой, знаешь…
– Ну?
– У него, кажется, кто-то появился. Девушка.
– Влюбился?
– Вроде. Вера тоже замечает. Но мы с ней оба – ничего пока не спрашиваем. Может, со временем сам расскажет. Вера говорит, что Серёжа часто словно отвлекается в разговоре, думает о чем-то и ест хуже. У него раньше такого не было.
– Лучше бы по телевизору про вашего Серёжу и про его первую любовь говорили, чем о Байдене.
– Ты безумен, Коля.
– О, смотри: снова сильно снежинки с неба посыпались.
– И правда.
– Можно трогать их губами, ладонями, играть.
– Да, точно, ты прав, Коля. И ведь каждая снежинка – свой мир.
 
 
 
 
25 ноября 2022 года,
Петербург   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Слова «солнце», «небо», «снег»
(рассказ)
 
Я везу свою дочку на «ватрушке». Ей десять, а мне тридцать. Мы едем между домами, которых в нашем микрорайоне было меньше, чем сейчас, к полю, где все катаются на горках. Она радуется, что она одна, и ей не надо делить «ватрушку» и отца – с братиком, так как он остался дома, заболел. Я полон сил, так что после гуляния мы еще зайдём в магазин и уже потом, после обеда, я засну и уставшее тело отдохнёт.
Я рад и тому, что не пасмурно, и тому, что дочка одна. Внутри сами собой рождаются строчки: «мороз и солнце, день чудесный».
Я болтаю, как могу, «ватрушку» на дороге, так что дочь кричит и ахает, а потом отходит  от встрясок, и довольно говорит: «ооо…» 
Все вокруг полно слов – «солнце» и «снег», все вокруг полно слова – «небо».
Я везу «ватрушку» по длинной дорожке в поле, к горе. Смотри, дочка, на небо. Вот оно какое. Оно всегда здесь, как и земля, как и мы. По небу идут редкие облака, не заслоняющие солнце. Большими и малыми кораблями – они парят и смешиваются.
 Все как на красивой картине «какого-нибудь» Брейгеля. Народ на горе есть, но его немного. Так  же полные словами «небо», «солнце», «снег» – мы катаемся, ещё и еще. Проходит час или больше. Я спрашиваю у дочки, не устала ли она? Та отвечает, что нет.
И вдруг – среди гуляющих и радостных людей появляется два абсолютно пьяных, мужчина и женщина средних лет, в страшных куртках. Дети смотрят на «алкашей». Те хмурятся, им плохо. Мужчина говорит:
– Бл… как ху….во все, похмелится бы… бл…
Та отвечает:
– Че все радуются, бля… глаза слепит. Бл…
Это были совсем другие слова. Другая речь. Не слова «небо» и «солнце», и «снег». Мы все смотрим на них – молча прося их уйти, и не ругаться матом. Они испытывают наше терпение, и медлят. Но потом уходят.
Моя дочь – устала и уже капризничает, иногда плачет. Она не хочет идти домой, но я настаиваю. И везу ее – похныкивающую – в магазин и домой.
Слова «солнце», «снег» и «небо» – все ещё важны для нас, с прежней силой. Мы смотрим и чувствуем все не так бурно, но зато более глубоко.
Да, со словами «солнце», «снег» и «небо», – все хорошо. Слава им.
Но что – со словом «человек»? Что оно означает? И я – вспоминаю «алкашей». Почему мы стали такими? На фоне такого неба и такого солнце и снега, мы все «засрали» в себе и вокруг.
А  что если Бог пришёл – именно в них, в лице этих вонючих «алкашей»? Мы ведь даже имён их не знаем, подразумеваем, что у них и нету имён – они – не люди, а именно «алкаши», это сильное слово, но не с положительным, а с отрицательным знаком. 
Или – Бог пришёл в лице гастарбайтеров, которых мы тоже презираем и считаем, что и у них нет имён, жизни?
Со словами «солнце», «снег» и «небо» (как и со словом «Бог», кстати), – все хорошо и понятно.
А со словом  «человек» – ничего не понятно.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27 ноября 2022 года,
Петербург
 
   
 
   
 
 
 
 
 
Какой он?
(миниатюра)
 
Тот, в кого мы верим и не верим, на кого мы надеемся и в ком отчаиваемся?
Из-за которого мы мучаемся.
Из-за которого спорим, ругаемся, убиваем и умираем.
Он – намного легче, чем мы.
Он  не помещается в наши каменные соборы, человеческие книги и изображения. Они слишком тяжелы для него.
Он похож не на тот образ, который есть в них, хотя тот и указывает на него.
Он другой.
Он похож на то, что мы ощущаем, когда выходим утром на улицу и видим ясное небо и тихую погоду, когда видим людей, и ощущаем себя и весь этот мир глубоко.
Он похож на вкус вина и хлеба.
На тишину.
На неуловимую мелодию. 
Он похож на наш разговор, когда слова идут легко и сами собой, от сердца, а не как «положено».
Он похож на глаза десятилетней девочки и мальчика.
Он похож на тебя и меня.
Его лёгкость и тишина, его взгляд - однажды снесут этот слишком тяжёлый для него мир.
 
 
 
 
 
29 ноября 2022 года,
Петербург
 
Трое на берегу озера
(рассказ)
 
Они не особенно думали, что их трое – так, обычные парни шестнадцати лет, учащиеся школы. Озеро было одним из многих в регионе Северо-Запада России. Оно было крупным, с разбросанными неровно берегами и многими подходами. Они собрались у своего места, искупались и сидели у небольшого костра, над которым они жарили – для смеха – кусочки хлеба. Лето было еще только в июле. Над их берегом возвышалась небольшая скала из песка.
Их было трое: Санек, Миша и Ржавый. У них не было особенно отличительных черт – худые, брюнеты. И они – громко галдели. Если бы мы слушали их разговор с начала, то быстро устали бы от него. Их речь была каким-то страшным существом – она резала слух криками, матами, летела сама по себе, «неслась» грязным потоком, при этом они все плевали – на землю и в костёр, кидали в огонь окурки сигарет. Они жалели, что оставили дома свои удочки, а так бы уже давно не «сидели» только на хлебе и никотине, а жарили бы рыбу. Все эти крики раздавались – в тишине озера и сосен. Вода была немного мутной от водорослей, но все же чистой.
Сейчас говорил Миша:
– А прикиньте, прикиньте, пацаны – начал он громко, - если такое будет...
– Ну?
– Почему-то люди станут есть, кушать не обычную еду, а камни.
Это пришло ему в голову, и реакция снова была – громкий смех, хорошо, что рядом нету родителей и вообще взрослых. 
– Ты, Миша, что куришь? Какую траву?
– Да никакую. И вот – люди бы… бл…, ели камни. И мы бы создали фирму по продаже камней, и стали бы много их продавать, сморите, сколько камней вокруг, и мы стали бы богатыми.
Миша лёг на горячий песок скалы и подставил свои мокрые волосы под солнечные лучи. Его глаза были полны какого-то огня, глубокого, но, может быть, и страшного. «Кореши» смелись, а в его голове уже зрело что-то новое, оно рождалось и вот-вот сейчас выйдет...
– Или вот мы с вами на озере, ещё у нас есть речка, – а  прикиньте – бл… на всей планете не будет воды, а только земля, суша.
– Ну ты крэзи...
– И люди все ходят по этой суше, и умирают, бл… о жажды… нету воды и все.
Санек, отходя от смеха, ответил:   
– Соображай, Миша, тогда бы люди на хрен перестроили бы… бл… свои тела, свои организмы, это же бл… эволюция, Дарвин, на х…
Они снова смеялись, их разговор потёк в пустых спорах о том, что было бы в мире без воды. В этих спорах Санёк и Ржавый – бессознательно чувствуя, что их «кореш» – слишком большой выдумщик и фантазёр, что мозг у него работает лучше, чем у них, – в глубине души хотели его приструнить.
Потом все ненадолго замолчали. Да, Миша и его выдумки как бы «будили» их речевые потоки, «порождая» все новые, в виде восхищения и одновременно сопротивления. А Миша, лёжа на скале, смотря в чистое небо – все придумывал. Это было неким механизмом, неизвестно как работающим, «вылезало» из неба и воды, из того, что он слушал в школе и смотрел в сети, и того, что он говорил с друзьями. Это была его глубинная реакция на все, неосознаваемая, и очень сильная. Вот – он хмурится, задумывается – и выдаёт.
– А прикиньте, что люди будут не говорить с помощью телефонов, а будут драться ими? А? бл.? И проходили бы такие вот соревнования, и турниры… бл…
– Опять глюканул… бл…
– Ты крэзи…
–  И я бы на них побеждал.
Санек и Ржавый «воплотили» в своих головах его новую выдумку. Они завидовали ему. Наконец, все трое уже обсохли, скоро пойдут по домам, на обед. И больше пока Миша ничего не выдавал, потому что его голова устала от напора. Они смотрели в огонь, кидали туда маленькие ветки, плевались в землю и пламя.
В этот момент – что-то произошло. Но они не поняли, что. Что-то изменилось. Они все трое поднялись  и с открытыми ртами смотрели в одну точку. По сине-мутной глади озера кто-то шел. Это был человек лет тридцати, в очень обычной одежде – джинсах и рубашке, волосы его были длинными, на лице – небольшая, но борода, обуви не было, он был босым. А так, если бы не эта деталь, такого они могли встретить везде в своей повседневной жизни, может быть, только он был слишком трезв и не одурманен другими веществами. Человек подошёл к ним вплотную и улыбнулся. Им всем троим казалось, что за ним было такое глубокое молчание, покой, что принять это было невозможно. У Ржавого очень сильно заболела голова, он схватился за нее руками и упал. Санек реагировал по-другому: он поднимал свои руки в недоумении и говорил себе: «этого не может быть», скулы его лица дрожали, губы шептали матерные слова, которые сыпались из него, «этого не может быть». 
У Миши тоже немного болела голова. Но он, тем не менее, не отводил взгляда. Наконец, подошедший сказал, Саньку и Мише казалось – на всю вселенную:
– Пойдёмте со мной.
 Санёк никак не мог, а Ржавый тем более – он продолжал валяться.
Миша – одним махом, не думая, выругавшись напоследок матом, – ступил за ним. Тот развернулся спиной и пошёл впереди. Миша чувствовал, что он сделал то, что и хотел сделать всегда. Он ни на секунды не думал, что может упасть, провалиться. Его босые ноги немного замочились от воды. Там – в сине-мутной воде – можно было увидеть рыб, ему казалось, что они подплывают и касаются, «щекочут»  его своей чешуёй и плавниками.
Чувство власти, победы над стихией.
Простора.
И – чувство, что ты не один.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
2 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Не отнимайте у него солнце
(миниатюра)
 
Солнце могло отнять страшное существо - ноябрь, с его пасмурным туманом.
Вся жизнь этого города, и планеты погружена в такой туман.
Мы живём в нем, рождаемся и умираем.
Мы им дышим и в нем, через него, - видим, не можем выйти.
Что еще могло отнять у него солнце?
Его родственники с их цифрами - словами о деньгах и числах календаря.
И он сам.
Но - не отнимайте у него солнце.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
3 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
Жизнь как куртка
(миниатюра)
 
Однажды ее придется снять.
И что останется, когда ты будешь "голым", "незастегнутым".
Животный страх перед концом.
И чувство, что твоя жизнь была "дешевым карнавалом".
Но потом...
Ты найдешь внутри островки, которые помогут тебе не сойти с ума.
Таких островков, на самом деле, окажется много - целый архипелаг.
Это другие люди.
Жизнь, которую вы прожили вместе.
Песни, которые ты слушал и сам пел, напевал.
Фильмы, и даже реклама.
Или вот - полная, под завязку, раздача в декабре снега.
Получите и распишитесь.
 
 
 
 
 
 
 
 
7 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
 
Жизнь в куртке и без неё
(миниатюра)
 
Он, как и все люди, носил куртку.
Даже летом, чтобы скрыться от дождей и ветра.
А уж тем более – осенью и зимой.
Капюшон – защищает тебя, ты в нем как в танковой башне.
Каждое утро ты ее машинально набрасываешь, застёгиваешь молнию, и она «свистит».
Куртка – важная часть твоего гардероба. Ты покупал ее с мамой или с женой, или один. Его куртки выглядели хорошо, и он следил за этим.
Куртки восходят к шкурам первобытного человека. Наверное, «жена» какого-нибудь хомо сапиенса тоже заботилась о внешнем виде его «куртки», чтобы шкура была не старой, «статусной».
Сколько раз ты застёгивал куртку перед зеркалом, выходя из дома? Сколько раз застёгивал молнию?
Однажды куртка тебе не понадобится.
Совсем.
Что будет в том безкурточном мире?
Готов ли ты к нему?
 
   
 
 
 
 
 
 
7 декабря 2022 года,
Петербург
 
Слово «антихрист»
(рассказ)
 
– Все это огромная система, частью которой мы являемся. Понимаешь?
– Мхм.
– Антихрист уже наступает. Уже всем людям ставит своё число – 666. Ты думаешь, почему всех за эти годы по всему миру, – и у нас тоже, – прогнали через социальное страхование и налоговый учёт, ИНН?
– Почему?
– Да потому что в их основе штрих-код, а в его основе – три шестёрки. И на всех товарах тоже штрих-код. И они это почти не скрывают. Есть в интернете ролики, где американские активисты – нашлись там честные люди, два человека, – все это рассказали.
– Мхм.
– А вообще – все сказано чётко в Апокалипсисе. Где говорится, что в последние времена нельзя будет без числа зверя ничего ни купить, ни продать.
– Да?
– Ты помнишь?
– Помню…
– И еще там говорится, что печать зверя наложат на чело и правую руку. И вот сейчас уже происходит чипирование.
– Ага. 
– Об этом предубеждали все наши православные старцы. И в том числе Паисий Святогорец.
– Ага.
Нужно ли с ним спорить? Разубеждать? Ведь ему так хорошо... В его мозгу – все на своих местах. Мир кажется ему огромной системой, а он в ней – жалкий объект, игрушка далёких третьих сил. Его роль – думать и говорить, но не делать. Он – жертва, объект. Обличая систему, он никогда ее не изменит. Ему это и не нужно.
– Ну что? Ну что ты молчишь?
Что я могу ему сказать? Только одно слово, которое не выходит из головы…
– Снег.
– Что снег? У тебя крыша поехала?
Я хочу быть снегом. Хочу быть лёгкой кружащейся позёмкой. Хочу быть белым и чистым.
Их Бог нависает и требует... заставляя бояться…
А мой Бог – летит белым снегом, играет и даёт мне улыбаться, играть, нестись в танце. И несётся со мной.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
8 декабря 2022 года,
Петербург   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Настоящая снегурочка
(рассказ)
 
Она шла по улицам городов, никем не узнанная, потому что внешне была похожа на тысячи других снегурочек, – молодая красивая девушка, с длинными косами, в коротком белом платье, с венцом на голове.
Она смотрела на людей, слушала, узнавала.
Города казались ей, рождённой белым снегом, – черными и грязными. Как же быстро они все могут испачкать! И сами люди казалась порождёнными этой городской грязью.
Люди... Странные тёмные существа. Они ходили по улицам, заходили в машины и метро, выходили из машин и метро обратно. В этом их движении было что-то тяжёлое – как будто их заколдовал злой волшебник. На лицах людей всегда озабоченность. Они как будто от чего-то прячутся, бегут. Вместо того, чтобы улыбаться и петь, они говорят друг другу бессмысленные тяжёлые слова, раздаются обрывки каких-то фраз, ругаются матом.  Они смотрят в телефоны и слушают музыку в наушниках.
На нее они глядят с ненавистью. Каждый раз, когда она предлагает кому-нибудь – исполнить все его заветные желания, то слышит:
– Чего? Иди ты в одно место! 
Ей показывали на многочисленные изображения других снегурочек – в витринах, на рекламных стендах, - и кричали:
– Да все мы знаем про вас, про деда мороза и снегурочку. Все это выдумки!
Один раз подростки даже избили ее, и она еле убежала. С заплаканными глазами она шла быстрым шагом по очередной улице, и вокруг снова – люди-тени, как будто их где-то производили под землёй, все больше и больше.
В этот момент она услышала голос:
– Ты настоящая?
И увидела мужчину, что сидел на скамейке. Он был один и у него в руках была бутылка, из которой он выпивал. Его лицо было грустным.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю,- улыбнулся он.
Она села рядом. Он указал на ее синяки и ушибы.
– Это кто тебя?
– Люди.
– Понятно. Я от них тоже пострадал. Хотя я и сам человек.
– Скажи, почему вы такие? Почему не можете… танцевать?
– Не знаю.
Он пожал плечами и сделал глоток из бутылки. Предложил ей, но снегурочка отказалась. Все-таки, разговаривая с ним, она пришла в себя.
– Я могу исполнить любое твое желание. И количество этих желаний тоже не ограничено.
Он снова пожал плечами.
– Вот, если бы люди узнали, что ты – не реклама, а настоящая, они бы тогда забегали, закричали: дай нам деньги, дай счастливый брак, карьеру!
– Да... А чего хочешь ты?
– Прямо сейчас я хочу… килограмм хороших мандаринов.
И он отставил свою бутылку, тем более что она уже была пустой. Мандарины тут же появились на скамейке. От них так вкусно пахло, и они с наслаждением стали есть, мякоть растворялась во рту... Мир людей, что шли из метро и в метро, из машин и в машины – показался окончательно «поколебленным».
– А чего ещё?
– Я хочу… чтобы эти люди изменились. Стали чище и белее. Чтобы они полетели над землёй метелью, оторвались от своих телефонов, жизней, разговоров. Чтобы они затанцевали вместе с тобой, с нами. Чтобы они поняли, что ты – настоящая.
 
 
   
 
 
 
 
 
 
 
 
13 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
Две волны
(миниатюра, действие происходит в далёкой галактике)
 
Они столкнулись... Две мощные цивилизации – Альмадир и Пярн. Долгое время они обе надеялись, что войны, всё-таки, не будет. Альмадир развивался веками, занимая все большее место, завоёвывая новые планеты и звезды, насаждая в их безжизненном мире эталоны своей культуры. Жители Альмадир – высокие, сильные существа с очень развитым рациональным и математическим мышлением. Тысячи плакатов, видеоинсталляций, фотографий транслировали его изображение. Альмадирцы уверены в себе, немного ограничены. О конкурентах, врагах – Пярн – старались не думать. Тем более что до недавнего времени волны расселения Пярн и Альмадир не пересекались.
Пярн были совсем другие – низкорослые, толстые, у них слабо было развито рациональное начало, и больше – интуиция. Если альмадирцы лучше ходили по планетам и летали в воздухе – это была их стихия, то Пярн – ползали под землёй. Но именно таким «ползучим» способом они и распространяли своё присутствие далеко вокруг родной планеты. Фото и видео с изображением Пярн тоже транслировали их «эталон» – огромное паукообразное существо.
Пропагандисты обоих цивилизаций – когда еще столкновения не было – уж, конечно, во всю работали в направлении взаимной дискредитации. Альмадирцы говорили, что Пярн нельзя считать полноценными существами – потому что они низкого роста, ничтожны, у них брак с тремя особями (у самих альмадирцев вообще не было брака). А пярнцы отвечали, что альмадирцы – однобокие существа и они тоже не имеют морального права на существование. Самое интересное, что окраина альмадирского мира – несколько планет в конце их огромной цивилизации – все больше подвергалась влиянию Пярн, и это было неизбежно. Так это место и назвали – Окраина. Хотя там жили чистокровные альмадирцы, но они уже отрицали своё происхождение.  Альмадир в своей пропаганде «налегал» на то, что жители Окраины – предатели, они даже хуже, чем сам Пярн, потому что  изменили своей природе.
Вот так, – «зацепившись» за эту Окраину, саму по себе не такую уж и большую область, – две волны и начали становится все более агрессивными. Галактический мировой суд – орган, который существовал для переговоров и предотвращения войн, – работал слабо. Его председатель  много раз обращался к Альмадир и Пярн, чтобы провести переговоры, – но эти попытки ни к чему не привели.
Война началась. Это произошло как-то тихо, словно ничего уж такого катастрофического не происходит. А между тем – это и было началом глобальной войны цивилизаций, с неизвестным концом… Две «волны» – корабли альмадирского  и пярнского космических флотов – сошлись в лобовой схватке. Это началось  в Окраине Альмадира – той самой, и потом распространилось далее.
Со стороны, на мониторах в штабах, у генералов и политических вождей – зрелище боев было очень красивым...
Но оно было совсем некрасиво для миллионов альмадирцев и пярнцев, которые уничтожали друг друга, уверенные, что враги лишь занимают место, зря используют драгоценные ресурсы.
Война казалась заколдованным кругом, вступить в который легко, а выйти почти невозможно.
И зачем тогда жизнь, если она так быстро кончается...
 
 
 
 
 
 
 

14 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Про ворону
(стих)

 
Ворона ходит по снегу
А я ведь тоже так могу
 
 
 
 

 
16 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Организация объединённых?
(миниатюра)
 
Прошло два года, на дворе стоял 24-й, но ничего принципиально не изменилось.  И на генассамблее, и, главное – в Совбезе ООН, продолжались споры по всем вопросам, так что и правда возникало ощущение – да можно ли назвать эту организацию – «объединённые нации»? Сомнение возникало уже давно. Не «объединённые», а «спорящие» нации.  Нации, для которых эта площадка -  быть может, последняя возможность увидеть представителей друг друга. Главные спорщики так же сохранились за эти два года – Россия и США. «Русский» был высоким, в очках, громко произносящим свои фразы чиновником, его слова переводили на все языки и другие слушали их в наушниках. Как и он слушал речь американца – среднего роста, худого, лощёного чиновника. Представители Англии, Франции, Китая и иногда – других стран – тоже участвовали в бесконечных спорах. Над их столом, который был не до конца круглым, с «перерывом» для прохода, висела огромная фреска, которая символизировала мир между народами. Здесь можно еще вспомнить, что на здании ООН снаружи помещена надпись из библейского пророка Исайи – о том, что настанет день, когда все народы «перекуют мечи на орала». 
Споры, обвинения «русского» и «американца»… Казалось, что они уже собаку на этом съели, и что они играют некий спектакль. Поводов для обвинений – США в мировой гегемонии, России в агрессии – было много, и как только уходил один,  тут же на первый план выходил другой. Оба – как и представители других стран, – были мастерами своего дела. Оба по-своему ценили друг друга. Вот и этот день очередного заседания Совбеза – они начали со взаимных обвинений. Но за этими дипломатическими войнами – стояли и экономические рычаги, и ядерное оружие… Главное – чтобы шоу получилось, и граждане твоей страны увидели, что чиновники не зря получают своё жалование, да и весь мир убедится – в твоём успехе, в том, что именно ты «поддел» своего врага так, как никто еще не делал. Тогда происходящее будет иметь смысл. Так сложилось за эти годы, и никакого другого смысла здесь быть не может. Два часа уже шло заседание. Сначала долго говорил «американец», а сейчас – ему отвечал «русский». «Русский» все вспомнил – преступления Америки за ее историю, от геноцида индейцев до войны в Ираке. Он был уверен, что это его звёздный час.
И в этот момент – произошло что-то непонятное. В этом пространстве, наполненном взаимными обвинениями, – вдруг кто-то появился. К столу – подошла девочка, белой расы, ей было максимум лет семь. Маленькая, по сравнению с ними, с «большим дядями», одетая в синее платьице. «Русский», – который торжествовал, произнося свою речь уже давно, думая о том, что весь мир это слышит, – вдруг увидев ее – на миг замолчал. Девочка смотрела на него своими широкими глазами, он видел, как ее белокурые волосы собраны сзади в красивую косичку. Да что это такое, а? Блин, это стопудово провокация врагов, американцев. Они такие профи, знают – чем тебя взять. Надо отдать американцам должное, это что-то совсем новое. Мать твою… «Русский» продолжил свою речь, но уже – без прежнего пафоса. Он не знает, почему, но все его аргументы – почему-то кажутся ему слабыми... да дело даже не в них.
На самом деле, вошедший ребёнок не был «провокацией». Все члены Совбеза – и американцы, и англичане, и китайцы, и следившие за этим заседанием  жители всего мира – почувствовали, увидев эту девочку – что-то необычное. Своими движениями, присутствием – она словно «отменила» все, что видела и слышала. Сделала бывшее небывшим. «Сбросила» все счёты, ненависть, «историческую память». При этом – она ни слова не сказала. А лишь подошла к столу, замерла на месте и так – смотря то на одного участника, то на другого – стояла. Она смотрела на них без ненависти, просто как будто хотела «добраться» от поверхностного человека к внутреннему, от «дипломатии» и «войны» – к душе, от «сансары» слов и обвинений – к тебе самому.
Все сначала подумали, что это такое вот странное оружие, провокация против них, но потом – быстро ей «сдались». Затем она движениями рук «попросила» всех вместе поиграть с ней. И все участники заседания, – некоторые из которых до этого и руки друг другу не пожимали, – стали играть – сначала в обруч, а потом в скалку.
 Затем она ушла, исчезнув в дверях. Заседание было закрыто. На другом заседании все говорили о том, что теперь мы будем действительно едиными нациями, мы будем одной большой нацией. Время разделения прошло, как когда-то - «феодальной раздробленности».
Кто она была?
Душа мира?
Земля?
Это было понятно всем и никому.
 
 
 
   
   
 
 
    
16 декабря 2022 года,
Петербург
      
 
 
 
 
 
 
«Чаю воскресения мёртвых»
(рассказ)
 
Эту фразу Иванов повторял внутри себя, она казалась ему красивой, поэтичной... Она вспоминалась, когда он приехал сюда, на кладбище. Так вышло, что он был здесь один. Сорокалетний, разведённый, с уже давно выросшими детьми. Он приехал в пригород Петербурга, летом на могилы к своему отцу и бабушке. Хорошее красивое место: с карельскими соснами, песком, озёрами. Многие из города здесь хоронили своих родственников, потому что городские кладбища  были тесными и дорогими. Городские кладбища –  как огромные мегаполисы. А тут он шел почти в одиночестве, к могилам родных. Под ногами шуршал гравий и песок. Он снова смотрел на высокие сосны, уходящие ввысь. Он закурил... куртка развевалась на слабом ветру. Наконец, он нашёл могилы. Два памятника – с фотографиями и датами. Оба они умерли летом, так что годовщины были недалеко по времени от сегодняшнего числа. Он почистил могилы от скопившегося мусора, сел на скамейку.
В голову снова пришло: «чаю воскресения мёртвых». «Чаю» – то есть, ожидаю. Это фраза из последней части Символа веры, на церковно-славянском, который поют верующие на службе, полная фраза звучит так: «чаю воскресения мёртвых и жизни будущего  века, аминь». Красивая фраза…. Единственное что... не звучит ли она слишком радикально и не затерялась ли в повторениях? Не превратилась ли в слова, которые живут некоей параллельной жизнью, рядом с ними, обычными людьми? Как и множество таких фраз, как и само слово «Бог»... Готовы ли верующие, – повторяя эту фразу на службе, – к «воскресению мёртвых»? Как оно может вообще выглядеть? Или они могут лишь петь ее...
Усопшие… Как вас все равно много, даже на этом кладбище. Всем страшно, – кто остался живым. Вот так – закапывают в песок, и живут дальше. Не думая о смерти.  Которая «останавливает» тебя – в потоке твоей жизни. Ты что-то говорил, чувствовал, думал и хоп – это кончается. И вот за каждой могилой – человек, «остановленный поток». И его бабушка и отец – тоже. По большому счету – за этим «зарытием» в землю – наше бессилие. Мы не знаем, что делать со смертью, безоружны перед ней. И он – тоже будет зарыт. В это совсем не верилось. Казалось, что он будет исключением, его не зароют, оставят в живых. Что его «поток» будет бесконечным. За этим его страхом – было недоверие, потому что в глубине души он понимал, что «поток» его жизни – просто станет другим, изменится. Но как же… если его зароют? Он мысленно попросил у бабушки и отца прощения, что редко приезжает к ним, ведь в прошлое лето он здесь не появлялся. А потом придёт время и он останется здесь или на другом кладбище – навсегда. И каждый человек – который бегал, чувствовал, думал – останется где-то навсегда. Смерть – будет последним адресом, последней пропиской. Вот такие мы, люди, бессильные, нелепые, прячущиеся.
Вдруг он услышал чей-то плач. Вообще, посетителей было мало. Иванов поднялся – плакала женщина через пару могил от него. Больше людей рядом не было. Из-за могил он видел лишь ее плечи – в летней крутке, которые двигались в такт плачу. Белокурые волосы – были длинными и красивыми. Иванов подошёл к ней. У нее были обычные, как у всех, памятники. Женщина лет двадцати двух. Она посмотрела на него – лицо тоже было с тонкими красивыми чертами, но только сильно заплаканным. Она беспомощно улыбалась. И была рада, что этот мужчина средних лет, симпатичный, подходил к ней.
– Ну что Вы? Ну что? Успокойтесь.
Он зашёл к ней за ограду.
– Успокойтесь.
Вот так просто заговорить с незнакомой женщиной, – он бы вряд ли смог. Но здесь – ситуация была другой, не экстремальной, но все же.
– Вы тоже из Питера?
Она кивнула.
– Да, здесь многие оттуда. Успокойтесь.
Она стала плакать больше, словно ее нервная систем расслабилась из-за того, что кто-то ее теперь утешает. Иванов глянул на памятники. Один был свежий, из-за него она, видимо, и плакала.
– Кто?
- Папа.
- Ууу… Сочувствую.
С памятника смотрела фото ее отца – сорокалетнего мужчины. Да, ее отец был его возраста. Многие россияне умирают в этом сроке: от сорока до пятидесяти. Иванову снова пришла мысль – что и его «поток» будет остановлен, но сейчас она не «ёрзала», не терзала, а так, прошла по «касательной». Он все утешал ее, говорил... Вот такие мы – живые люди. Нам больно. Мы иногда можем быть как обрубки боли, потери. И ничего с этим не сделаешь. Только вот – скажешь слова, вроде и не такие сильные. А ведь и его дети могли бы вот так плакать над его могилой.
И будут.
А потом – о ужас – и их дети над их могилами.
Он  сел рядом. Женщина заговорила о том, каким был ее отец. Что он умер полгода назад, хороший был человек, но выпивал и не берег сердце. Иванов слушал. Говорить слова, «обмениваться» потоками своей жизни – в этом смысл.
– У меня красное лицо? 
– Ничего, ничего. 
У нее и правда было красное лицо, но это не бросалось в глаза.
– Зачем я приехала одна? Взяла бы с собой какую-нибудь подругу.
Наверное, мужа у нее нет. И кольца на пальце тоже.
– Как Вас зовут?
– Лена.
– А меня Виктор.
Слушая и говоря, Иванов – осторожно, без «умысла», - положил ей руку на спину, на ткань ее куртки.
– Не плачьте, не плачьте.
Он водил своей ладонью вверх и вниз, вверх и вниз. Им обоим было слишком тяжело здесь – среди смерти, и... среди мыслей... И вот так они искали «точку», – где они могли бы пережить это. Уже через полчаса она взяла его за руку.  Они живые люди, которым больно. Казалось, что усопшие глядели на них из своих могил, – с завистью? С радостью за них? Что они здесь дышат, а те уже нет.
Что делать на кладбище? Они взялись за руки – и пошли вдвоём. Улыбаясь. Этим соснам, ветру, земле, озёрам. Они шли – разговаривая, крича, предъявляя себя миру. Потому что они нашли внутри себя песню. Лена уже не плакала. Рассказывали о своих усопших родственниках. И они так были благодарны небу, что обрели эту точку – руки и объятия, слова, взгляды. И вот уже их губы – устав разговаривать, встретились. Спасибо, жизнь. Ее губы пахли помадой, ее путём, который привёл к нему.
– Знаешь, Лена?
– Да?
– У верующих есть такая фраза: «чаю, то есть жду, воскресения мёртвых».
– Да, очень поэтичная, красивая фраза.
Они поглядели друг на друга и снова поцеловались. Они оба знали, что воскресение мёртвых возможно, даже неизбежно.
Как бы оно могло происходить? Вот тот магнит, который они с Леной открыли – будет еще сильнее. Весь мир «поедет», задрожит и вместо него придёт один только свет, все станет  движением. Могилы – откроются. Но это будет не как в фильме ужасов, а совсем по-другому. Все восстановленные выйдут из своих могил, и полетят в открывшемся свете. И отец Лены, бабушка и отец Иванова... Все усопшие, спрятанные в землю. И они доскажут то, что не досказали. Станут единым танцем под божественную музыку света.
Все так и будет... Лена и Иванов это теперь знали. 
 
 
 
 
 
 
 
 
19 декабря 2022 года,
Петербург
 
Живая ёлка
(рассказ)
 
Сергеев подумал: странное выражение «живая ёлка», как будто остальные – мёртвые, хотя понятно, что имеются ввиду – искусственные. И еще – если у тебя живая, то она-то как раз и мёртвая, только что срубленная. Это противоречие достойно философии Гегеля...   
Он годами ставил в своей квартире – искусственную. Сын его давно вырос и уехал в другой город, с женой они расстались, и вот – он будет справлять Новый год один, в своей однокомнатной квартире. Искусственная ёлка, из чего она там, из пластмассы? Наверное, в будущем будет такая картина: искусственная ёлка, а рядом искусственный человек? Смешно. Хотя ему в Новый год остаются лишь – воспоминания и  искусственная ёлка.
И вот в этот раз он решил купить живую. Хотя он понимает – мол, экология и все такое, но – ее-то уже срубили, обратно не вставишь. 
Забавно, что человек покупает разные вещи: это могут быть продукты, или что-то по дому сделать – болты, и вот – среди всего этого – живую ёлку. Зачем, казалось бы? В чем «функция» этого «товара»? Зачем тратить на него деньги, пусть и не очень большие?
Об этом он думал, неся в руке свою небольшую по размерам, метровую ёлочку... Среди всех купленных под Новый год вещей она казалась единственной действительно живой. Ее иглы кололись, даже через перчатки. Ничего, потерпит. Вот она – живая... из леса... Теперь она стоит в его квартире, от нее идёт хвойный запах. Да, он понимает, что это приведёт к некоторым неудобствам, в отличие от искусственной, но он готов это терпеть. Подметать ее падающие иглы, а потом вынести на помойку (выброшенные после Нового года ёлки – страшный образ). 
Сейчас он будет ее устанавливать, наряжать. Будет трогать ее ветки, навешивая нехитрые украшения из ящика.  Присутствие ёлки – сразу изменило неказистую обстановку его квартиры.
А еще он будет вспоминать… Как они везли с десятилетним сыном огромную ёлку в автобусе, и все смотрели на них, и на неё. Как в другой раз он вёз ёлку в электричке. Эх, куда это все ушло, исчезло.
Ёлка, между тем, стояла еще только установленная в крест посреди комнаты, пока без украшений. В полутьме комнаты горел и почти с выключенным звуком работал телевизор. Он снова вспомнил прошлое.
И вдруг он услышал:   
– Да хватит уже страдать, Сергеев.
Кто это? Голос был тонким, женским. И раздавался – от ёлки. Она еще и покружилась вокруг своей оси. И повторила:
– Хватит уже страдать.
Он включил яркий свет, чтобы все было хорошо видно.
– Да я это, я.
Вот так... а он ведь даже не пил сегодня. Он смотрел на нее и не верил. Выходит, что она - буквально ожила?
Ёлка, между тем, снова кружилась, как выяснилось, она просто оглядывалась:
– А обстановка у тебя здесь не очень. Не хватает женской руки. Ты можешь меня не украшать, я этого все равно не очень люблю. Понавешают старых украшений, и рады.
– Как ты вообще живёшь?
– В лесу живу. Жила. Пока меня не убили.
– Тебе плохо из-за этого?
– Плохо. Но и хорошо тоже. Вот – хоть с человеком поговорю.
– Как в лесу?
Она улыбнулась: 
– Там такая тишина... что даже и тишиной-то не назовёшь. Вам этого не понять. 
Странно, но они стали говорить, иногда смеясь. Если бы кто-то из соседей зашел и увидел Сергеева – говорящего с ёлкой, то подумал бы, конечно, что он «того». 
Он рассказал ей свою жизнь, в которой были счастье и несчастье. Она рассказала ему свою жизнь, в которой была тишина. Ещё они смотрели новости по телевизору. В какой-то момент она сказала:
– Знаешь, зачем я еще здесь?
– Да?
– Сказать вам, людям, что мы, деревья и животные, лучше, чем вы. Да, вы нас всех победили. Ну и что? А что вы сделали с этой победой? Что с вами-то будет? И со всем миром? Мы все равно одержим верх. Не будет ваших домов, в которых вы умираете от одиночества, ваших заводов. Везде будут деревья и животные. Везде будет тишина. 
Сергеев спорил, но не особенно сильно, защищать человечество от этого «суда» почему-то не хотелось, пусть он к нему и принадлежал.
С ней было хорошо. Вся его квартира – одинокого человека – наполнилась ее хвойным запахом, ее присутствием. Это было лучше, чем с искусственной ёлкой, лучше, чем если бы он – просто пил и вспоминал о своей жизни в прошлом, «питался» бы ею как некими «ментальными остатками». 
А после праздника... он не будет выбрасывать её на помойку, не будет убивать ее второй раз, и уже окончательно. Потому что она... живая ёлка....
 
 
 
 
 
 
 
 
25 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Зачем он родился - 2022 года назад?
(миниатюра)
 
В этом холодном мире, с коркой льда и грязного снега, с пасмурным небом, с людьми, которые бродят тенями и стараются не смотреть друг на друга?      
Богословы ответят на этот вопрос. Атеисты дадут свой ответ и начнётся бесконечный спор о нем, родившимся. Богословы и атеисты как будто «приватизировали» его, у них друг к другу – любовь-ненависть. 
Вся наша европейская культура отсылает к нему, даже - летоисчисление. Мы живём среди вечных отсылок к нему. Книги, защищающие и опровергающие его, иконы, картины, фильмы, и даже реклама... 
Можем ли мы, за всем этим ворохом образов, слов, борьбы, – почувствовать его? Можем ли, - протянуть ему руку?
Он не нуждается ни в защищающих, ни в опровергающих его.
Мы можем почувствовать его образ там, в начале нашей европейской истории, его улыбку, его слова и поступки.
Каждый настоящий художник и поэт – чувствует его. Каждый, у кого есть «полет внутри». Он видит  в нем родного ему «по полёту».   
И знает, зачем он родился.
Просто так.
Потому что захотел.
Он родился, потому что поверил в землю и человека.
И земля должна петь от радости, та самая земля с грязным снегом, и покрытая коркой льда.
И она поет.
 
 
 
 
27 декабря 2022 года,
Петербург
 
Бог Гелиос в Колтушах
(рассказ)
 
Аня с мужем и дочкой жили в этом пригороде Петербурга уже несколько лет, собственно, дочь здесь и родилась. Муж в этот день был на работе. Аня же вышла с дочкой, - на улицу. Она не работала. Ей было лет тридцать, капюшон зимней куртки скрывал ее черные волосы, лицо было широким и не очень красивым, хотя раньше, до родов, это было не так. Нередко ее мысли, чувства были не самыми радостными, хотя муж, как мог, утешал ее. Ей было тяжело одной, тяжело видеть на улице, во дворах – множество прохожих. Вот она, наша Россия... Их как будто загнали в болото. Домов понастроили много, и здания-то – одинаковые. Магазинов мало, все толпятся. И денег им с мужем не хватает. А еще и погода в Петербурге такая, что вечно «закупоренное» пасмурное небо. Одно утешение – дочь Света, да вот – когда очень редко на небе появляется солнце. В этот день они и так собирались гулять, а тут, как говориться, сам Бог велел. Солнце на небе как вышло в десять утра, так весь день и держалось. Аня накормила Свету, поела немного сама, и они, – захватив пакеты для магазина, – пошли. В подъезде Аня собрала коляску, и усадила в нее дочь. Хорошо, что на первом этаже был спуск. Аня еще думала, что надо купить, записывая это в телефон.
Но когда они вышли, наконец, на улицу, то оба, особенно Аня, уже ни о чем не могли думать, так сильно их обрадовало солнце. Да, немного нужно для счастья забитому жизнью человеку. Новый год был скоро, народу на улицах много, все высыпали «смотреть на солнце». Но в этот момент – народ не «напрягал». Все стали - сообществом. Люди ходили, улыбались, словно спрашивая себя  и друг друга: что, можно уже радоваться, или ещё нельзя? Можно уже. Они как будто сидели в тюрьме – пасмурности, снега, льда, скученности и мыслей о деньгах, о том, сколько они могут потратить на праздник, как сэкономить. И вот – буквально на полдня – вышли из нее. Дочь Света радовалась со всеми, она много бегала, спускалась с горки, кричала. Да, Света была «комом счастья» в груди Ани, хотя при этом что-то ей подсказывало, что так будет не всегда. А вот небо и солнце – остаются. В любом случае, говорила она себе,  ты не имеешь право роптать – на погоду, на бедность. Тем более в такой день. Да что там мысли в твоей маленькой голове. 
Да, в такой день не имела. Солнечные лучи освещали белые редкие облака, так что красноватый свет ложился на них, и это был достойный пейзаж для любого художника. Вышедшее, «обнажившиеся» солнце – давало ответы на все вопросы. Все они, – жили в этой открытости солнца. Но все знали, что это будет буквально несколько часов, а потом пройдёт, и завтра снова будет пасмурно, и послезавтра тоже. Аня почему-то вспомнила детский мультик, который они со Светой часто смотрели, про греческие мифы. Всплыло имя бога Солнца – Гелиос. Какой же он был молодой, стремительный, властный... Он управлял колесницей Солнца со знанием дела, и только он был на это способен. Ну, ну, солнце, Гелиос... не уходи, побудь еще. Аня буквально взмолилась об этом, и вся ее уставшая жить в «действительности» душа «устремилась» в эти слова. Она видела, как солнечные лучи все чаще прятались за тучи, и досадовала.
Не уходи, Гелиос, не уходи.
Вдруг – она почувствовала, как рядом с ней что-то происходит. (Света, уставшая играть, уже сидела в коляске.) Это была какая-то сильная и страшная волна, она ударила ей в спину, так что она сдвинулась со своего места на тротуаре. Волна была сильной и горячей. Это была непередаваемая волна света и тепла, жар. И кто-то – сама эта волна – произнесла:
– Ты что, смертная? Что значит «не уходи»? Ты знаешь мою силу? Вы, люди, должны быть закрыты от нее небесным сводом и воздухом.
Аня на миг представила, как там, на солнце, жарит и печёт. Да, мы, люди, не должны так думать, мы должны быть  закрыты. Почему же она такая безумная...
Все видели, как она, молодая женщина рядом с коляской, – рухнула на снег. Вот блин, что же с ней произошло? Приступ какой-то, что ли? Те, кто был ближе, подбежали. Громко кричала дочка.
«Спасибо за свет... спасибо за свет...» 
    
             
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Бог Эрос в Колтушах
(рассказ)
 
Он летел над этим петербургским пригородом Колтуши, мимо домов, заметаемых снежной метелью, над пустырём между домами. Молодой, красивый юноша, обнажённый, с большим луком и стрелой в руках. Ему было хорошо, весело. Он, бог любви, стрелявший в своей жизни в сердца очень многих людей и богов. Он, соединивший в начале времён, когда еще все элементы были в хаосе и в разъединении,  – землю и небо, чтобы наш человеческий мир сложился таким, какой есть, в «проёме» между ними.      
Кого он сейчас встретит в этой снежной белой России? Он встретил... двух десятиклассников, парня Сашу и девушку Веру, которые возвращались днём после уроков. Саша и Вера вели обычный «никакой» разговор, за их спинами были рюкзаки, в руках – мобильные, в которых они то получали сообщения, то сами писали, то смотрели видео, радуясь, что снег не очень им мешает...   
Эрос завис над ними. Школьники встали, поражённые.
– Это что… Это что такое? А? бл…?
– Это что, реально?
Может, они в компьютерной игре... А еще – поскольку Эрос был обнажённым, то и это вызывало недоумение.
– Чел, ты почему голый? А? Бл…
– Тебе не холодно вообще? А?
Они смотрели на него, выражая своё изумление, в котором был и страх тоже. Что это вообще значит? Их реальность была такой, в которой существовали родители, друзья и знакомые в школе и во дворах, телефоны и компьютеры. Вся это жизнь, – вдруг поняли они сейчас, – была лишена чего-то. Но чего именно – они не могли сформулировать. И вот только увидев этого обнажённого красивого юношу с луком и стрелой – они поняли, чего в их жизни не было. Эрос являл им – свободу, лёгкость, высоту.
    – Я Эрос – негромко, но слышно произнёс он. Его речь тоже  «вошла» в их жизнь как что-то небывалое, – Я соединил в начале времён небо и землю, чтобы  люди могли жить на земле и глядеть на небо. А еще я соединяю людей тесной связью.
Во все это верилось. Снежная позёмка стелилась, они смотрели на нее и слушали. Других прохожих на пустыре в этот момент не было. Вдруг – они оба почувствовали, как какая-то сила ударила им в грудь. У обоих – что-то родилось внутри. Что раньше могло, но почему-то не рождалось. В их жизни, наполненной войной с родителями и учителями, подготовкой к ЕГЭ... Они посмотрели друг на друга. Ну что? Обычные парень и девушка, красивые. Но они – как будто не замечали друг друга. А сейчас заметили. Эрос, выстрелив в них из своего лука, уже исчез, но как будто не покидал их, и незримо был с ними рядом. Саша и Вера убрали свои телефоны в карманы. Они пошли снова к дому, но – уже не особо помня, где их дома, и стали просто гулять. Метель ложилась белым цветом, белым пространством вокруг них, под ними. Им было холодно, но терпимо. Саша взял ее за руку, прямо в перчатке, и ее рука тоже была в перчатке. Они говорили. Но не как раньше, а по-другому. Раньше их разговоры были чем-то тянущимся, неопределённым, между сообщениями в телефонах, а сейчас они – узнавали, «входили» друг в друга, смеялись. Их прикосновение через перчатки – словно создало связь, которую родил в них Эрос – и они теперь через это прикосновение вели «переговоры», «соединялись». Снежинки падали сверху и таяли на губах. Они улыбались. Даже их имена стали значить для них что-то новое. Раньше – «Саша» и «Вера» – были затёртыми словами, терявшимися в неопределённых разговорах, а теперь «Вера»  и «Саша» – стали  чем-то монументальным, незыблемым, святыней. «Вот она – Вера, с длинными черными волосами, смотрит на меня». «Вот он – Саша – с большими глазами, смотрит на меня».
Мы есть. Этот мир есть. Они все говорили и смотрели друг на друга, не отпускали рук. Прохожие видели их, но им было по фигу.         
А Эрос – незримо паря над ними, улыбался. Пока люди соединяются, земля и небо будут существовать, ведь и они существуют на основе любви. И по-другому не могут.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
    
 
 
 
Что такое русский Новый год?
(пост в сети)
 
Выходить на улицу.
Бояться падать из-за льда.
Падать.
Лежать.
Смотреть на небо.
Пить небо глазами.
Только его и пить. 
 
 
 
 
 
31 декабря 2022 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Что происходит на Новый год?
(рассказ)
 
Сергей думал об этом…
1. «Наполнение» себя едой. Оливье и «шубы». Сергей особенно любил оливье, и для него в этом был больший соблазн. Об этой «новогодней кулинарии» – много упоминаний в фильмах, шуток в передачах. Почему люди любят есть в праздники? Реакция на стресс? И вот они – режут себе помидоры и овощи, варят яйца… Так они – посредством еды, – «общаются» с миром.
2. «Наполнение» себя алкоголем. Сергей не любил крепкие напитки, но пил вино. По поводу алкоголя на Новый год шуток у россиян еще больше. Мы боимся, что его вдруг по какой-то причине не хватит. О ужас, трезвая голова, – встречающий Новый год, это невозможно представить, противоречит «коду», «ритуалу», переданного нам другими поколениями. Если ты будешь еще один, и без оливье, то вот и весь чёрный вариант встречи. Трезвым встретишь и трезвым проведёшь весь год? Опять-таки, алкоголь как снятие стресса.   
3. «Наполнение» себя «телевизором». Это еще один ритуал, особенно он выполняется страшим поколением. Об этом тоже уже много шуток и смешных сценок. Ты должен смотреть в Новый год все советские фильмы, от «Иронии судьбы» до «Джентльменов удачи». Сергей тоже смотрел, пусть он больше любил «Иронию», чем «Джентльменов», а еще «Обыкновенное чудо». Да, это тоже – элемент «перехода» от старого года к Новому. Эти фильмы – помогают нам понять, кто мы есть. С другой стороны, навязчивое повторение – «бьет по мозгам».
4. «Наполнение» себя – родственниками... Да и сам Сергей тоже для кого-то родственник. Все произносят тосты. Иногда эти речи искренни, иногда нет. Сам Сергей немногословен. А так – все слушают поздравление главы государства. К этому все  и должно сводиться? При этом родственники часто выясняют отношения.
Все это вместе, одновременно – Новый год. Сергей участвует, Сергей вовлечён. Он наполнялся со всей страной и миром – едой и алкоголем, «телевизором» и «родственниками». Ел, пил, произносил слова, ругал и слушал ругань, смотрел фильмы и концерты. Он – отметился. Он – часть процесса.   
Однако один из родственников сказал ему:
– Ну что? Все? Ты кончился, как личность?
– Нет… У меня кое-что ещё есть.
– Что? 
– Кран, из которого идёт вечность.
– Точно?
– Да.
– Ну так открывай его.
– Пожалуйста.
Он открыл.
Вечность быстро заполнила квартиру.
И планету тоже.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
3 января 2023 года,
Петербург
 
 
         
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Игры со вселенной
(миниатюра)
 
Сегодня они снова пойдут на улицу. Полную снега. Казалось, что все эти дни ее пространство, которое видно из окна, – и так «заполнено» до «отвязки», но вот, «сыпали» снова и снова. Белое вещество. Снег даёт свободу. Свободный снег. И все трое – Игорь и его жена, и их десятилетняя дочка Лена – радовались. Позавтракав, и получив от жены задание в плане того, что нужно купить в магазине – Игорь и Лена вышли. В его руках – небольшая «ватрушка».
Только оказавшись на улице, снова увидев землю, покрытую снегом, они сразу улыбнулись. Лена кричала, что-то все время говорила. Игорь опять радовался тому, что она рядом. Что они вместе. Это была – связь, как будто совсем нерушимая. Некая увязка, «контур». И казалось, ничто ее не нарушит. Хотя если подумать  – время. Оно сделает его, тридцатилетнего Игоря, сорокалетним, а ее – двадцатилетней. И останутся от их связи осколки, воспоминания, одиночество, пустые места. У нее будет другая жизнь, она будет рядом с кем-то другим. Но верить в это сейчас не хотелось. Будущее было неправдой.
Здесь и сейчас  – они начали кидаться снежками. Начали играть. Первым бросил Игорь. Упругие комки снега… Снег как будто специально только для этого и нужен. А для чего еще? Чтобы любоваться им и кидаться. Слепленные и направленные его рукой, – снежки летели в «цель», в спину и иногда в голову Лене. Она громко кричала, особенно когда Игорь попадал чуть сильнее. Как будто обижаясь на него. А сама – мигом хватала снег в руки и лепила свои «вражеские» ответные наступления. И вот уже Игорю в спину или в шею – попадал снег. Так они играли. Они уже оба кричали, смеялись. Руки и шеи были влажными от пота и снега, груди глубоко дышали, запыхавшись.   
Потом они пойдут кататься на горку, и в магазин. И там Лена опять будет просить его купить чипсы, или леденцы, а он опять будет отказываться, пока она не станет «канючить», и лишь тогда согласится. 
Они были вместе. В этих играх со вселенной. И они знали, что никакое время и люди с их попытками кого-то убить, уничтожить – не властны над ними. Над их жизнью, проживаемой вместе.      
 
 
 
 
 
6 января 2023 года,
Петербург
 
Приключения одной книги
(рассказ)
 
Артюр Рембо, «Пьяный корабль».
А ведь перед тем, как оказаться у меня на столе, она ещё и родилась. Как и для всех книг, место ее рождения – типография издательства. В оранжевого цвета обложке, формат «покет бук». Забавно, что если люди «рождаются» в роддомах от других людей, то книги – под типографским прессом. В то время она была еще слабо отличающейся от своих «собратьев», других книг. Шум типографского станка… Все книги, что «производятся» – еще только начинают свой пусть. Моя, наконец произведённая, долго лежала среди других таких же «Арютров Рембо», и ничем не отличалась, у нее не было «индивидуальной истории». Может быть, только работник типографии заглянул в нее с интересом. Артюр Рембо, «Пьяный корабль». Интересно, что там? А, стихи.
Потом она «ехала» в машине до магазина в центре Петербурга. Тоже – не особенно отличаясь от других книг, «лежа» вместе с ними в одной стопке. Холодно у них здесь, в их стране, где ее «родили». Влажность и холод уже немного «тронули» своим действием  ее листы. Затем она лежала на полке в самом магазине. Люди… это существа, которые смотрели на нее, брали в руки, читали ее содержание. Кто-то из них – должен выбрать ее среди прочих книг, сделать своей. Но где же этот избранник?  И вот в этот вечер рождественского сочельника, когда людей на улицах города и в магазинах очень много, мы с моим другом, два сорокалетних человека, и выбрали ее. Он купил в книжном что-то для себя, а Рембо – мне в подарок. Так эта книга перестала быть анонимной, началась ее индивидуальная история.
Правда, она этому не только обрадовалась, но и испугалась. Продавцы упаковали ее в бумажный пакет, чтобы я мог ее носить. И вот мы с моим другом – он со своим пакетом, я со своим – стали после книжного магазина – гулять по центру города. И книга, – «гуляла» вместе с нами. Она «болталась» по вечерним и почти ночным улицам, под снегом, который очень красиво падал с неба на Рождество. «Ой, оставит он меня, – думала книга – где-нибудь в снегу, в баре. А ведь он еще и пьет с этим своим другом – идя из ресторана в ресторан. Потеряет  меня, и буду лежать на снегу, на холоде, и никто меня не найдёт, а главное – не прочитает, а ведь для этого я родилась, в этом моё предназначение». И всё-таки, – хорошо под их небом, хорошо быть среди людей. Книга даже слушает их пьяные разговоры:
– Жизнь, Серый, все равно продолжается. Какие бы проблемы у тебя ни были. Слышишь?
– Да, слышу.
– Ты должен наслаждаться каждый днем, как последним.
– Да, спасибо за поддержку. 
Забавные эти люди. Чувствуют что-то, думают, произносят слова. И она, книга, – тоже связана со словами, и как-то соотносится с тем, что они говорят. Люди даже ругаются друг с другом, и это книга тоже слышит. Ой, натерпелась она, лёжа в своем непрочном, хотя и выдержавшем испытания, бумажном пакете. На ее «теле» – все сильнее воздействие холода и снега. Когда она уже будет – в безопасности? Когда перестанет рисковать быть оставленной этим шатающимся по снежным улицам хозяином?
Наконец, очень поздно вечером я приехал домой. Извлёк из пакета свою многострадальную книгу – и положил ее на стол. Вот она... Артюр Рембо, «Пьяный корабль». В оранжевого цвета обложке, формат «покет бук». Ты в безопасности. Ты дома. Ты лежишь на моем столе – среди других книг. И как будто зовёшь меня  читать.
Есть два варианта твоей дальнейшей судьбы. Один – чтение «не пойдёт». Причин может быть тысячи. Моё «настроение». Или – плохой перевод. Конечно,  я хочу, чтобы ты, книга, «пошла».
И вот тогда – ты действительно войдёшь в мою жизнь. Мы с тобой «сольёмся». Я буду смотреть на твои страницы, видеть строки, стихи автора, умершего много лет назад, – и впитывать их. Это будет «брак» между моим мозгом и тобой. Ты войдёшь в мою жизнь, не останешься «валяться» просто так, ты станешь моей «частью», а я твоей, хотя ты была отпечатана в далёкой типографии вместе с тысячами других экземпляров. Но мне это будет неважно. Потому что мой мозг будет «гореть» от твоих строчек. Я буду благодарен – тебе, автору, жизни. Мой мозг «полетит» в твои фантазии, образы.
Итак, книга теперь лежит передо мной.
Что будет? «Пойдёт» или нет?
Этого еще никто не знает.       
 
 
 
 
 
 
               
10 января 2023 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
Лёд и прохожий
(миниатюра)
 
Лёд был страшным существом, он был везде – во дворах, на улицах. Он был серым, мутным, коварно ожидающим, когда на нем будут падать люди. По телевизору говорили об Америке и Европе, а про вездесущий серый лёд – мало. Конечно, зачем? В нашей стране все живут – на льду. Люди на нем любят, женятся, рожают детей, воспитывают на нем новые поколения… Бороться со льдом – как будто и не нужно. Когда приходит гололедица и сильный ветер, то дворы превращаются в циничное пространство, где выживает сильнейший. Дворы – словно «воющая ветром» «труба», закрытая снизу льдом, а сверху облаками. Единственный смысл жизни - в том, чтобы не упасть, сбежать…   
И вся наша история – полна холода и льда. Лёд в наших чувствах, в наших словах. Один государственный деятель сто лет назад сказал, что Россия – это ледяная пустыня, по которой ходит лихой человек. И вот все мы до сих пор так и ходим.
Ходил и он, среди прочих – этот прохожий. Он вроде бы ничем не отличался от других – так, букашка рядом с другими букашками. Но лёд своим чутьём  сразу понял, что этот – боится его особенно сильно, хотя по возврату он не был таким уж слабым, так, лет  сорока. Ветер подгонял его все сильнее… Прохожий удачно миновал несколько мест, где он мог упасть – «соединиться» с противной «мокрой плотью» льда. Но – рано обрадовавшись, расслабился, стал менее внимателен, и в итоге... Лед возликовал – все, прохожий его, вот он лежит на тротуаре, на спине, «приложившись» курткой и джинсами, мокнет.
Однако уже оказавшись здесь, прохожий вдруг понимает, что бояться-то было нечего. Ну да, это было «позорно», все видят то, что он оказался в проигрыше. Но других прохожих было мало, и они, глядя на него, больше думали не о его «позоре», а о возможном своём. Вставая на ноги, и снова оказываясь в вертикальном положении, он понимает, что нечего так уж было бояться упасть, что этот страх и привёл к падению.
Еще он почему-то думает: «а вот в древности, если верить Библии, был просто Эдем, в котором не было зимы и сильного ветра, и коварного льда. Адам и Ева гуляли в этом саду, не боясь природы и  – не воюя с ней».
Как бы то ни было, главное, что прохожий вдруг понял, почувствовал, – что уже через месяц будет весна. И вот эта серая глыба льда – растает. Утратит свою силу, перестанет коварно подстерегать прохожих… В это не верилось. Весна – главный праздник в нашей ледяной холодной стране. В весну время и пространство «едут» со своих «катушек». В весну люди не только влюбляются, но так же легко умирают, потому что их «переклинивает».
Да, сейчас, когда он ступал по коварной глыбе льда – в весну не верилось совсем.
 
 
 
17 января 2023 года,
Петербург 




























 
Сознание подростка
(рассказ)
 
Коля не знал, почему он взял в руки эту книгу – Библию, почему это стандартное издание небольшого формата, с черно й мягкой обложкой и белого цвета крестом, с «папиросной» бумагой внутри, – оказалось в его руках. Ведь это было время зимней сессии, и ему нужно было смотреть в другую книгу: учебник по «Электромеханике». А вообще – он лишь заставлял себя, а на самом деле, в каникулы и сессию – он просто больше, чем обычно, «смотрел» совсем другое – в телефон и компьютер, в котором он играл в свою игру. Интерес к Библии возник, всё-таки, в этом его мире, – из-за праздника Рождества, и того, что родители, пусть они всего лишь сходили на него в церковь и не более, но поздравляли друг друга и его, из-за телевизионных передач, которые он мельком видел.
Фигура Христа казалась загадочной, древней. И сама книга тоже, как только он открыл ее. Для Коли древним был даже Лев Толстой, когда он читал его в отрывках. И всё-таки – «Христос» почему-то вызвал интерес, ведь с ним были связаны споры.
Ветхий Завет был огромным, листы Библии «шли» перед Колей как полный шифр… и что-то ему подсказывало, что о Христе пишется в Новом Завете. Он пролистал «скользкие» шуршащие листы дальше. Так, Евангелие от Матфея. Какое странное имя. Сначала там долго говорилось о «родословной» Христа. Это было совсем непонятно. И вот история раскрывается дальше – рождение Христа. Христос растёт – совершает разные чудеса, о которых Коля смутно что-то слышал, а что-то читал впервые. Потом – он все чаще говорит. И чудес тоже становится много. Христос почему-то борется с какими-то своими врагами – книжниками и фарисеями. Кто это такие?  Коля не понимал, но ясно, что они «плохие». 
Какое впечатление он выносит? Вот – эти древние, часто непонятные ему слова, или исторические ситуации, которых он тоже не понимает, например, связанные с Римской империей  и прочим... Библия рассказывает о человеке, который жил в далёкой Палестине две тысячи лет назад. Что это все ему, современному подростку? Разве ему не все равно?
Нет...  Ему интересно. Христос – как бы это сказать... Был живым. Быть живым – значит противостоять всему устаревшему, ограниченному. И вот этот дух жизни – почивает на Христе. А фарисеи и книжники, с которыми он боролся, и все его общество – было мёртвым, и вот эта ситуация противостояния – она и запечатлелась в Новом завете. Христос «бегал» там, и – «стучался». И ты почти физически ощущаешь, как он буквально расширял сознание людей того времени. Своим духом жизни, радикализмом. И чувствуешь, как у этих фарисеев «мозги скрипят». Вы слышали, говорит Христос, что вам сказано: «око за око», а я говорю вам: любите врагов ваших. Вы слышали, что вам сказано – то-то и то-то, а я вам говорю… И снова – «скрип» мозгов, которые были вынуждены это слушать и пытаться принять. И все чудеса Христа, воскресение  после распятия и смерти – все это тоже проявление духа жизни, победы света над тьмой. Другой вопрос, что само христианство в своей истории, к сожалению, нередко лишь на словах сохранило этот дух жизни. А в Новом завете – отражение этой борьбы в самом чистом виде, как слова жизни и чего-то неограниченного, универсального.
Коля прочёл Евангелие от Матфея, и далее читать не стал. Перешёл снова к компьютеру и к учебникам, потому что времени  больше не оставалось.
Стал ли он  атеистом? Совсем нет. Стал ли «верующим»? Это слово – слишком взрослое, с последствиями.
Но – в его сознании загорелся «маячок», и он знал, что жизнь всегда побеждает смерть и любые ограничения.
 
 
 
         
 
 
 
 
 
20 января 2023 года,
Петербург
 
 
               
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Обратите свои лица к его лучам
(миниатюра)
 
На самом деле, оно приходило.
Это было несколько дней назад.
И оно сразу победило своими лучами небо, завоевало все пространство над землёй.
Так что все люди «высыпали» на улицу, тем более, что была суббота. Гуляли одни, или с колясками, с собаками, заходили в магазины.
Был среди них и он, Сергей, вышел из магазина с пакетами в руках, так что они тихо «скрипели» друг о друга полиэтиленом. 
И солнце думало, глядя на них:
Какие странные, смешные эти люди... в своих больших зимних куртках, в шарфах и шапках. Они, наверное, даже не могут полноценно видеть его лучи.
Эй, люди, обратите свои лица к нему, к его лучам. Чтобы – встретиться с ними. Чтобы соединиться.   
Да нет,  – отвечали ему люди, - нелепая одежда и шапки не мешают.
Все мы видим. Все чувствуем. Только тебя и видим, только тебя и чувствуем.
Как только ты вышло утром на небо, так ни о чем другом мы и думать не можем. Так, лишь делаем вид.
Ты знаешь, что как только твои лучи побеждают, то все мы, люди, чувствуем, что мы – братья.
И что все мы, идя по своим делам, на самом деле – как будто танцуем, а не просто гуляем, не просто ходим по магазинам. 
Этот танец – тебе и твоим лучам.   
Участвовал в нем и Сергей.
 
 
 
 
26 января 2023 года,
Петербург 
 
Проблемы Максима
(рассказ)
 
Он шел по заснеженной январской улице, с немногими прохожими. 
...
Мне уже «пятый десяток», а… «цифра моих доходов», то,  что в моем приложении в телефоне, – не такая уж и большая.
Все у нас, людей, связано с цифрами. Мы знаем, какие поколения были до нас, в 70-е годы, знаем, что после них пришло наше, знаем, в каком возрасте наши дети, и в каком наши родители. Мы очень жёстко отождествляем себя с возрастом, со временем. Вот – старики, вот молодёжь, вот мы – посередине (потом эта линия будет «отодвигаться» в сторону нашего старения). И знаем, у кого какой доход, и у себя тоже. Все по календарю и расписанию. Но стали ли мы от этого счастливее?
И вот – я иду по январской улице, и думаю только о цифре в своём телефоне. Все очень локально и конкретно. Я есть. Потому что думаю о цифре дохода. Я есть, потому что мне «пятый десяток», и я отличаюсь от более старшего и более младшего поколения. Я есть. Так же, как миллиарды других людей на планете.
...
И вдруг – он почувствовал другое «есть». Он не знал, в каком времени это произошло, в какой «цифре», но ему это было неважно. Он шёл – не по земле, а по луне. Луна была небольшой белой поверхностью, без атмосферы. На ней было хорошо, уютно. Здесь была полная тишина, только его шаги раздавались по камням, да и то, неспешные. С этой белой уютной Луной – Максим все больше и больше «сливался», становился частью. Совсем недалеко – была видна земля, с ее людьми. Но он почти не смотрел на нее, не «умилялся». Он смотрел на остальную, большую часть «картинки»: в космос. Вот оно, солнце. Огромное, почти «запрещённое» для просмотра, из-за его света и жара, но Максим мог смотреть на него спокойно. Вот они – другие звезды. Вот они – далёкие и близкие туманности.
И в этом своём взгляде он становился все более свободным, все более настоящим.
   
 
 
 
 
27 января 2023 года,
Петербург
 
Дуга внутри
(миниатюра)
 
Она все равно сохраняется.
В буднях и делах, в "движении" повседневности.
И я могу почти физически ее нащупать - в районе сердца.
Она идет «против всего», по своему пути.
Она поет.
Свидетельствует.
Я слушаю ее.
И улыбаюсь.
 
 
 
 
 
 
4 февраля 2023 года,
Петербург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Счастливое лицо
(миниатюра)
 
Еще вчера оно было несчастным.
И неблагодарным.
А что произошло сегодня?
Чистое небо вместо пасмурного вчерашнего.
И - солнце.
Слишком много солнца.
Да нет, его всегда не хватает.
Брызги солнца - повсюду.
Они властно "заполняют" наши взгляды, опьяняют нас.
И он, человек со счастливым лицом, все повторяет свою молитву, но сегодня она звучит в нем особенно, как благодарность за то, что он услышан:
"Помоги мне.
Быть живым.
Дышать.
Быть как поэзия, как стих".
Да, этот солнечный день - ответ на его молитву.
Этот солнечный день - и есть он сам.
 
 
 
 
 
30 марта 2023 года,
Петербург