07. Михаил Ворье

          Михаил Ворье – честный человек со странно бесчестной фамилией – скрепил очередной документ подписью и печатью, откинулся в кресле и удовлетворённо оглядел заваленный бумагами стол. Объём невыполненной работы, накопившийся с конца осени, неуклонно перетекал в объём работы выполненной, начиная приобретать более-менее вообразимые очертания.
          Из коридора слышался нарастающий шум – верный признак окончания рабочего дня. Ворье ещё раз бегло перебрал лежавшую перед ним на столе стопу документов, задержался взглядом на фотографии неизвестного мужчины (Приложение 6), положительно оценил внешность женщины на фотографии из Приложения 7, секунду подумал – и сунул папку с бумагами, составлявшую Приложение 9, в портфель, чтобы не спеша почитать дома перед сном. Официально выносить документы из здания было запрещено, однако если они касались домов под снос, то по истечении шестимесячного срока поиска собственников начальство смотрело на подобные нарушения сквозь пальцы, чем иногда пользовались любители поизучать на досуге уже не имеющие значения бытовые подробности чужих жизней.
          В приоткрытое окно ударил особенно сильный порыв ветра. Ворье вздрогнул от резкого звука и тотчас же громко засмеялся, как будто ему нельзя было показывать страх перед кем-то, кто мог его видеть. Однако его не видел никто, и он успокоился.
          Шум за дверями становился громче. Ворье развязал галстук, бросил его в ящик стола, закрыл окно, застегнул портфель и вышел из кабинета. Людской поток подхватил его и понёс к выходу, диктуя свою волю мягко, но довольно настойчиво, так что Ворье было удобнее всего покориться и ждать, пока этот поток вынесет его за двери здания и оставит на тротуаре широкой улицы, как морская волна зазевавшегося моллюска.
          - Миша! – окликнули его из толпы, ещё пока Ворье был внутри, но только снаружи здания Михаил смог остановиться, чтобы дождаться того, кто его окликнул.
          - Здравствуй! – потряс он руку своего приятеля.
          - Привет. Ты сегодня на автобусе, не пешком?
          - Да, на автобусе. Подустал. Хочу отдохнуть. Отоспаться, – Ворье слукавил: просто сегодня ему отчего-то особенно не терпелось скорей оказаться дома, в маленькой уютной комнате со столетником и кактусами на подоконнике, в плену мягкого старого кресла под жёлтым светом торшера.
          - Прекрасно тебя понимаю, я сам чертовски устал… Стало быть, вместе поедем. Не против?
          - Ни в коем случае. В смысле, ни в коем случае не против, - улыбнулся Ворье своему косноязычию. – Хочешь хорошую сигарету? Мне подогнали на днях.
          - Не откажусь… спасибо. Что за марка?
          - Ноунейм какой-то. Но очень приличные.
          Постояли и помолчали, неторопливо затягиваясь.
          Из-за угла вывернули несколько жёлтых пузатых автобусов. Ворье любил такие автобусы – вновь восстановленная старая модель, мягкие поролоновые сиденья, запах кожзаменителя. И стёклышки-светофильтры на потолке.
          Автобусы остановились. Женщины сели на кресла, мужчины встали в проходе и на площадках. Автобус, в который сели Ворье с приятелем, отделился от остальных, попетлял немного по улицам и въехал на длинный горбатый мост – одну из самых высоких точек города, с которой открывался хороший вид на окружающую местность. Ворье любовно скользнул взглядом по поверхности реки, по разнокалиберным куполам церквей на берегах, по видневшимся тут и там памятникам разных эпох, мирно сосуществовавшим друг с другом. Город похорошел за последние несколько лет, и Ворье было приятно осознавать, что его доля труда в этом тоже есть.
          На мосту порывы ветра стали особенно сильными. Они ударяли в борта автобуса так, что его покачивало из стороны в сторону, как лодку на волнах.
          - Надо бы на рыбалку выбраться, – сказал приятель Ворье. - Сейчас только с работой подразгребёмся...
          Ворье молча кивнул. Он не был невежлив: просто у них с приятелем установилась немногословная манера общения.
          Он вновь посмотрел в окно и вспомнил, как однажды оказался на этом мосту ночью, когда в городе не было электричества. Небо было наполнено звёздами, и немного светила луна, так что были едва различимы очертания речных берегов, но и только – под мостом же внизу была непроглядная тьма, из которой доносился едва слышный плеск воды о железобетонные опоры. Ночь – и ты стоишь в одиночестве и пустоте между небом и землёй (пускай и покрытой водой). Это было одно из самых сильных впечатлений в жизни Ворье. Именно тогда он понял, что полюбил этот город, вернее – что его с этим городом связывает нечто большее, чем просто работа (Ворье родился и вырос не здесь).
          Автобус съехал с моста в Заречье и вскоре остановился. Двери открылись, часть людей вышла, и в салоне стало просторнее. Ворье и его приятель с удовольствием опустились на мягкие сиденья.
          - Помнишь Рассолово? - спросил приятель.
          - Помню. Такой же автобус, - Михаил улыбнулся приятному воспоминанию. - Тётя Шура, клубника. Река.
          - Удивительно, до чего хорошо спится в доме из дерева. Ни за что бы не променял его на квартиру.
          - А я всё же люблю города, - мягко не согласился Ворье. - За городом, конечно, здорово, да больно уж дико. Летом ещё ничего, а зимой? Дом хрен протопишь, это тебе не квартира.
          - Вот ты котяра! Любишь комфорт… - по-доброму усмехнулся приятель.
          И снова они замолчали.
          Автобус довёз их почти до конечной. Там они вышли, а автобус покатил дальше, через поле, к деревенским домам, развозить последних пассажиров.
          - Надо будет к тете Шуре съездить, - подумал вслух Ворье. - Там и порыбачим. Сколько лет мы там не были?
          - Пять... семь... слушай, почти восемь лет. Надо же! Интересно, жива ли ещё тётя Шура?
          - Вот и проверим. Договорились?
          - Договорились.
          - Покурим ещё?
          - Давай. Угостишь? А у меня на днях будет хороший коньяк, я дам тебе знать.