14. Нижегородская распря

14. НИЖЕГОРОДСКАЯ РАСПРЯ. Летом 1365 года на Русь вернулась «моровая язва». На этот раз она пришла со стороны степей, накрыв сначала Нижний Новгород, а затем уже через Переславль распространившись на все междуречье. В Москве 23 октября «черной смертью» умер младший брат Дмитрия, Ивашко Малый. Мать Ивашко и Дмитрия, вдовствующая княгиня Александра Вельяминова, до последнего вздоха не отходившая от постели младшего сына, скончалась 27 декабря того же года. Чуть позже стало известно о смерти опального Константина Ростовского и его жены княгини Марии, доводившейся Дмитрию Московскому теткой. Самого Дмитрия и его двоюродного брата, Владимира Серпуховского, Алексий и бояре решили к больным родичам не подпускать, а потом и вовсе увезли обоих в деревню, только так и сумев уберечь последних московских князей от гибели. В Тверской Земле после визита «черной смерти» уцелели лишь Василий Кашинский и последний из сыновей казненного в Орде Александра, Михаил Микулинский. Тверь осталась за Василием. Очередной страшный удар пришлось пережить Белоозеру, который вновь остался без единого жителя.

В Нижнем Новгороде мор стал причиной княжеской склоки, чуть было не переросшей в новое столкновение с Москвой. Началось все со смерти старшего из Константиновичей, Андрея. Следуя древнему обычаю, следующий по старшинству Дмитрий-Фома, простившись с Суздалем, поехал садиться на выморочный стол. Только в пути ему стало известно, что их с Андреем младший брат, Борис Городецкий, доводившийся зятем самому Ольгерду, поспел к опустевшему нижегородскому столу первым. На все увещевания суздальских бояр не нарушать старину и добром уступить спорный стол старшему брату Борис лишь презрительно хмыкал и размахивал перед лицами послов ярлыком от нового сарайского хана Азиза, где черным по белому было написано, что Нижний принадлежит теперь ему, а не Дмитрию-Фоме. Москва по просьбе Фомы тоже подключилась к разрешению возникшего на пустом месте кризиса и попыталась примирить братьев при помощи «челночной дипломатии». Однако дело к миру не шло. Впрочем, довольно скоро стало известно, что царь Азиз о Дмитрии-Фоме тоже помнит, и не просто помнит, а очень сильно желает, чтобы тот немедленно отправился во Владимир и в третий раз сел на великий стол, сместив с него Дмитрия Московского.

Азизов ярлык на великое княжение привез Дмитрию-Фоме его сын, Василий Кирдяпа. Княжича буквально распирало от счастья и гордости за себя и за отца. Ему уже грезились: торжественный въезд в Золотые Ворота стольного Владимира, праздничный колокольный перезвон, шумный пир и публичное унижение ненавистной Москвы и её князей-недорослей. Меж тем самого Дмитрия-Фому нежданная «радость» в виде царского ярлыка заставила крепко призадуматься. Уж кому-кому, а ему-то точно было известно, что сесть на великий трон большого труда не составит, куда труднее потом будет на нем усидеть. Для этого потребуется помощь союзников, отыскать которых в опустошенной мором стране будет ой как нелегко. Орда же теперь и вовсе была не в счет, что не так давно весьма наглядно продемонстрировал всей Руси Олег Рязанский сотоварищи. К тому же, вражда с Москвой и митрополитом лишила бы Фому возможности опереться на их помощь в споре с младшим братом, Борисом, не желавшим добровольно отступаться от Нижнего Новгорода. В общем, сели суздальские князья и бояре в кружок над бумажкой с печатью великого хана Азиза, покряхтели от досады на свою беспомощность и решили, что великий хан может обижаться, сколько ему влезет, а вот Москву лишний раз обижать не след. А значит, от вредной бумажки следует как можно скорее избавиться, пока не пришли москвичи и не отобрали ее силой. Преодолев стыд и смущение, Дмитрий-Фома переслал царев ярлык Алексию, передав на словах, что добровольно отказывается от ханской милости в пользу московского князя, а взамен просит лишь рассудить его с Борисом Городецким.

Душевные терзания Дмитрия-Фомы и его мудрый поступок на Москве были оценены по достоинству. Взвалив на свои плечи функции нового центра притяжения для русских земель, Москва просто обязана была демонстрировать всем свою отзывчивость и заинтересованность, когда кто-то из князей, обращался к ней за помощью, тем более, если помощи просил тот, кто раньше считался ее главным врагом. Нахального и непочтительного к старшим князьям Бориса было решено «принудить к миру» всеми доступными для этого средствами, в том числе и идеологическими. На переговоры в Нижний Новгород митрополит снарядил архимандрита Павла и игумена Герасима, чтобы те при посредничестве суздальского епископа попытались склонить Бориса к примирению с братом. Впрочем, Алексий как никто понимал, что истинных авторитетов, которые смогут повлиять на ход событий, ему сейчас среди церковных иерархов не найти. Таких харизматичных фигур, как Василий Калика, в его окружении не было. Вот почему главной «ударной силой» посольства должен был стать широко известный в народе троицкий игумен Сергий, довольно легко согласившийся взять на себя миссию миротворца.