Мишаня под номером 248 45
Ежедневно, а точнее, ежеутренне, ровно в семь тридцать, он возвращался домой, держась за стенки умытой ночными испражнениями подворотни. Пройдя её и оказавшись во дворе, Мишаня останавливался, вдыхал полной грудью несвежий воздух, протирал запотевшие очки и бравой, но странной походкой только что родившегося жеребёнка следовал к подъезду.
Звонок в дверь. Просыпаюсь. Вернее, не просыпаюсь, а открываю один глаз, чтобы посмотреть на часы. Половина пятого утра. Слышу, голуби уже воркуют на балконе. Лежу. Звонят снова. Потом опять. Встаю, открываю. На пороге Мишаня:
- Прости, дружище, я не буду назойлив. Не разбудил, часом?
- Часом разбудил.
- Виноват-с, извини - вздохнул Мишаня. Понимаешь, такая скотская жизнь. Не успеваешь за ней угнаться. Нету времени разобраться утро или уже вечер. Но я по делу.
- Миша, какое дело в половине пятого? Может пойдёшь к себе всхрапнёшь минут сто восемьдесят?
- Не могу, Олежка, - парировал он. Дела превыше всего. Я по-соседски.
- Короче?
- Ну, хорошо, - сказал Мишаня, - если коротко, у тебя пойло есть?
- В смысле?
- Ну, хотя бы коньяк?
- Давай я тебе налью стакан беленькой и разбежимся, - предложил я.
- Нет, что ты, Олежка, я не бухать, я объясниться, я по делу, а это так, алкогольное сопровождение, - раздосадованно заметил он.
Я вяло сопротивлялся. Но он вдруг так жалобно попросил "пожалуйста", что пришлось идти надевать халат.
Сели на кухне.
- Чаю будешь? - спрашиваю
- Зачем ты со мной так? - обиделся Мишаня.
Я достал из холодильника запотевшую "Столичную". Литровую, но на четверть уже выпитую.
- Осилишь? - говорю.
Мишаня ехидно улыбнулся и продекламировал:
- Дорогу осилит идущий, а водовку пьющий. Экспромт, понимаешь.
- Понимаю. Этак ты, братец, и в ящик сыграешь, не боишься?
И тут Мишаня запел, и даже неплохо, совершенно не фальшивя:
- Что наша жииизнь? Играа! Я, - говорит, - как раз оттуда.
- Откуда? - спрашиваю
- Из ящика. Я поэтому и пришел, мне кто-то нужен. Мне одному страшно, очень страшно, понимаешь?
- Нет, - говорю, - не понимаю
- Я вчера познакомился с одним азиком на базаре, - начал Мишаня. Мехти Бабаев. Вот такой мужик, - добавил он, - и, сжав кулак, поднял больший палец вверх. Короче, познакомились. Он Мехти Бабаев, а я, ну, ты понял, Миша Яковлев. Разговорились. Я тогда ещё, как стёклышко.
- Чем, - говорю, - промышляешь в наших хохлацких краях?
- Я, - говорит, - дэнга покупаю.
- Не понял, - спрашиваю
- Эээ, что понять? Покупаю дэнга за персики.
- Ясно, - отвечаю, - персики продаешь?
- Этт, брат, как посмотреть. С какой сторона. Персик что? Пфуй, съел и нет, якши? А дэнга совсем другой дело.
Часы в коридоре пробили пять.
- Так ты с этим ко мне пришёл? - спрашиваю.
- Нет конечно, просто для понимания сути, мне до сих пор страшно, передёргивает, - заметил Мишаня и продолжил.
- Короче, познакомились и пошли к Вахиду. Знаешь, у него стекляшка на базаре, шашлыки делает? Мехти говорит - ты мой гость, Вахид земляк, угощаю. Пошли, значит, сели, заказали. Шашлык, закуски, потом кофе с пахлавой, ну, выпить конечно. Заказал одну чекушку. Ему без нужды, а мне неудобно, у меня лавэ по нулям на кармане. В общем, посидели и распрощались. Он в одну сторону, я в другую. Чувствую, прёт меня. Затравку сделал, а насыщения нет. Выпить - уже физиологическая необходимость. Пошёл в "Хозтовары". Я же человек интеллигентный, ты в курсе, но себя пересилил и подломил бутылку денатурата. Зашёл за угол и накатил.
- Мишаня, честно, на кой мне всё это? - спрашиваю.
Тут он полез в карман и вытащил какой-то номерок 248/45. На пол из кармана посыпались поломанные спички, табак и двадцать копеек. Монетка упала на ребро и покатилась под буфет. Мишаня было хотел её прихлопнуть ногой, да не попал. Она докатилась до стенки, стукнулась о плинтус и упала.
- Да и хер с ней, - вяло заметил Мишаня. Потом вздохнул и потрясая номерком спросил:
- Знаешь, что это?
И не дожидаясь моего ответа добавил:
- Это мой покойницкий номер. На память взял.
- Я, - говорит, - выпил, сел на приступок отдохнуть, и свет выключился. Очнулся сквозь головную боль, тошноту и дикий холод. Открываю глаза, а рядом со мною баба лежит, голая, со здоровенными сиськами и страшным лицом. Рот полуоткрыт, зубы виднеются, язык застывший, а глаза наоборот полузакрыты, впавшие, как у воблы и высохшие, неживые.
- Что, Мишаня? - спрашиваю, - тебя можно с "Белочкой" поздравить?
Он захихикал:
- Я, если честно, сперва сам так подумал и бабу за сиську ущипнул. А она, бляха-муха, ледяная и как из пластика. Протрезвел сразу. Подскакиваю. Ё-моё, я сам голый, в чём мать родила, на второй полочке в огромном зале, а вокруг покойники. И запашок, я тебе доложу, удовольствие ниже среднего.
Царство мёртвых, человек пятьдесят или сто. Я слез с полочки, старался никого не цеплять, чтобы не побеспокоить, и бегом к выходу. А выход закрыт снаружи. Я, опять же, голый, один этот номерок из одежды, давай стучать. Слышу, оттуда крики и какая-то возня, потом открыли. Живая сторожиха-баба, меня увидала, заорала "Свят-свят" и в обморок. Потом отошла. Я, прикрыв причинное место, ей объяснил, что я не покойник, я просто пьющий, попал, дескать, по недоразумению. Она мне шмотки нашла, наверное чьи-то покойницкие. Вот я со страху и с устатку к тебе.
- В покойницких одеждах, с трупа снятых? - спрашиваю. Молодец, Мишаня! А домой не было мысли сходить, под душ залезть? Тельник и шкары скинуть в голову не приходило?
- Так, это, я ж по-соседски, согреться и поделиться. Знаешь, как страшно?, - захныкал Мишаня. Вот накатил семьсот пятьдесят, пообщался, легче стало. Можно сказать душу отвёл. Я прямо к тебе из городского морга, с Кацарской. А ты?
Он встал, театрально раскланялся и побрёл к выходу. Сам открыл дверь, обернулся:
- Прости, Олежка, если что!
Потом снова достал номерок.
- Это, - говорит, - теперь мой талисман. Видать, долго жить буду.
Но не случилось: помер через полгода от алкогольного отравления.
Свидетельство о публикации №224100301266