Армия

Меня назначили командиром отделения связи, входившем во взвод охраны. Им командовал старший лейтенант Василий Иванович Чебриков (между нами, нижними чинами, - Чапаев). В мои функции входило поддержание в порядке охранного оборудования на подопечном складе. Это был не просто какой-нибудь сарай в чистом поле, а занимал несколько гектаров подмосковной земли, и основательно охранялся. Территория была обнесена двойным заграждением из колючей проволоки. Между изгородями колючки была контрольно-следовая полоса. По периметру, на положенном расстоянии располагались вышки с охраной. Помимо этого, к столбам с колючей проволокой на изоляторах была прикреплена охранная сигнализация в виде провода под напряжением. Именно она входила в зону моей ответственности.
На территории было большое число разнообразных сооружений для складирования чего-то важного. Их содержание меня мало интересовало. Больше привлекали располагавшиеся рядом водоемы в целях противопожарной безопасности. В них водились караси, которые с удовольствием ловились на червя. Этими карасями я поддерживал свое реноме полезного человека. Как известно, речная рыба – источник фосфора, продукта необходимого для поддержания на должном уровне умственной деятельности. Зная это, жены командиров постоянно просили меня наловить им карасей, как понимаю, озабоченные карьерными соображениями. Логика была простая: караси – фосфор – улучшение умственных способностей мужей – продвижение по службе. Хотя, как я убедился за время службы, продвижение по карьерной лестнице в армии слабо коррелируется с интеллектуальным уровнем. Тем не менее, я с удовольствием выполнял заказы жен, в обмен на благосклонное отношение отцов-командиров к собственной персоне.
Василий Иванович относился к своим обязанностям очень сознательно, тщательно исполняя требования устава караульной службы. С этой книгой он не расставался даже в столовой, поглядывая в нее между первым и вторым блюдами, и зачитываясь во время поглощения компота. Больше всего Василий Иванович любил устраивать проверки караульной службе, чувствуя большую ответственность за сохранность склада. Моими усилиями вся охранная сигнализация была в полной исправности, чему Чапаев был рад, демонстрируя при каждой проверке разным комиссиям и вышестоящим органам как ревет караульная сирена и зажигаются прожекторы, если разорвать протянутый по периметру сигнальный провод. Комиссии и начальство тоже испытывали неземное блаженство от всей этой демонстрации после чего Василий Иванович длительное время пребывал с выражением счастья на лице. А так как он был из воспитанной семьи, то выражал признательность и мне за образцовое несение службы. Однако, за рамки устава не выходил. Поэтому благодарность у него была какая-то казенная. Я козырял и отпрашивался ловить карасей, которых заказала жена начальника склада.
Часто на Чапаева нападала мания проверки, как несут караульную службу его подчиненные. В таких случаях он был неутомим и переполнен жаждой деятельности. Однажды вечером, когда мои дела были завершены, и я расположился на койке с книгой, что было моей слабостью, ввалился Василий Иванович, по неестественному блеску глаз которого понял, что его обуревает очередная идея, источник которой – устав караульной службы. Суть его замысла состояла в проверке, как прореагируют караульные на внезапное вмешательство внешнего воздействия в систему охраны. С этой целью он привлек меня, чтобы внешнее воздействие было значительнее. Одевшись и натянув кирзачи, поплелся за начальником, так и не узнав, поймает в этой главе комиссар Мегрэ злодея или тот уйдет до следующей. Найдя место, куда свет от фонарей не доставал, тихо подобрались к ограждению. «Потопчись на полосе», - прошептал Чапаев. Конечно, ему как начальнику было несолидно пробираться между рядами колючей проволоки, чтобы сделать пару шагов на контрольной полосе. Да и по габаритам, особенно в талии он был солиден. Вернее, талии у него вовсе не было, вместо нее был хорошо выраженный живот, который был ему явно не по чину. Такой живот мог позволить себе только майор или подполковник. Осторожно я пролез между колючкой и сделал два шага по рыхлой земле, оставив отчетливые отпечатки. Потом также осторожно вернулся между проволокой обратно на территорию.   
То, что произошло дальше не укладывалось ни в какие уставы. Я полагал, что после содеянного смогу спокойно вернуться в казарму и дочитать Мегрэ, за которого очень переживал. Но случилось неожиданное: Иван Васильевич протянул руку и взялся за проволоку сигнализации, наверное, желая проверить насколько она крепко натянута. Проволока была натянута основательно, а Чапаев был мужик крепкий. Поэтому порвать проволоку для него не составляло никакого труда. Я знал, что произойдет в результате, поэтому инстинктивно присел, чтобы побыстрее и незаметно ретироваться (по-простому – смыться). Чапаев, потянул проволоку, которая, зазвенев струной, порвалась, включив всю сигнализацию, которую я с таким тщанием возводил вокруг складского хозяйства. Сразу же заревела сирена, включились прожекторы, осветившие как днем мои следы на контрольно-следовой полосе. Я рухнул на землю и замер. Чапаев, не ожидавший такого эффекта от порванной проволоки, рухнул рядом. С ближайшей вышки часовой заорал: «Стой стрелять буду». Зло подумал: «И чего же ты, зараза, не спишь на посту, как положено всякому нормальному часовому». Потом пришла мысль: «Молодой, наверное. Выслуживается». Последнее делало нашу ситуацию крайне опасной. Молодой солдат, еще не набравшийся опыта в разных передрягах, с испуга мог и стрельнуть.
Вдали раздались тяжелый шаги бегущей к нам команды во главе с начальником караула. Было время смены часовых, и команда оказалась неподалеку. Это превращало ситуацию в критическую. Хороши мы будем, стоя перед ними под дулами автоматов: начальник связи и командир взвода охраны. Поэтому я скомандовал: «Уползаем», - и пополз в сторону ближайшей канавы, которая, на наше счастье, была неподалеку. Судя по всему, у Чапаева были приблизительно такие же мысли, поэтому он шустро пополз за мной.
Я оказался прав, на вышке стоял молодой солдатик с острым желанием выслужиться до ефрейтора. Поэтому он заорал: «Вон они убегают» и дал очередь из своего АК-47. Однако быть карьеристом в армии, не значит включать в нужный момент мозги. Стрелял он куда-то в неизвестность, впрочем, вызвав у нас прилив симпатии к нему. В это время к вышке подбежала команда во главе с начальником караула, который обозвав грубо солдатика, приказал ему объяснить почему такой переполох. В это время кто-то из команды караульных заметил мои отчетливые следы на полосе. Все подошли к колючей проволоке и стали их разглядывать. Возник яростный спор по поводу – это следы уходящего с территории или приходящего на нее. Однако, они были так перепутаны, что к единому мнению не пришли.
Раздался голос: «Надо обыскать вокруг, вдруг он здесь рядом». После этого щелкнули затворы автоматов, и я понял, что только навыки ползанья по-пластунски, привитые мне на первом году службы, да глубина канавы может нас спасти. Быстренько, как ящерица, пополз вперед, Чапаев за мной, полностью доверив мне спасение собственного реноме. На счастье, канава становилась глубже, но я почувствовал, что она уже не такая сухая, как в начале. Гимнастерка и все, что она прикрывала стали мокрыми.
Сзади раздался голос: «Смотрите, следы». На что мы ускорили перемещение по канаве, уже с благодарностью, как подарок судьбы, воспринимая, что вода покрывала нас почти целиком. Канава превратилась в небольшой водоемчик, в котором два вполне солидных мужика перемещались, высунув на поверхность лишь головы. Наконец, она завершилась пожарным водоемом, в котором мы уже не ползли, а плыли стилем брасс. Переплыв водоем, вылезли и вылили воду из сапог. После этого сняли гимнастерки, отжали их и потопали в казарму. На вопрос дежурного откуда мы такие мокрые, Чапаев зло ответил: «Под дождь попали». А потом грубо, чего с ним никогда не бывало, крикнул: «Не спать на посту!». В этот вечер дочитать Мегрэ мне не удалось, а Чапаев провел ночь в каптерке на тюках с обмундированием.
Прошло некоторое время, в течение которого прыть старшего лейтенанта спала, и он вел себя, не проявляя излишнего энтузиазм. Я спокойно чинил свое оборудование и ловил карасей. Казалось, жизнь наладилась. Нельзя сказать, что служба была медом, но его привкус в это время я ощущал вполне явственно. Однако, плохо я представлял неспокойный интеллект Чапаева, поврежденный уставом караульной службы.
Надо сказать, что с северной стороны склада, сразу за ограждением начинался хороший подмосковный лес. Инструктируя караул, Василий Иванович уделял этому направлению повышенное внимание. Зная эту его слабость, я сделал с этой стороны двойную охранную сигнализацию, которая реагировала даже на самую мелкую зверушку. Поэтому зверушки обходили это место стороной, благо у них было много других мест, где они могли проникнуть на территорию склада. В любое время года по территории шмыгали зайцы, особенно полюбившие продовольственный склад, где им всегда перепадало пусть и просроченное, но лакомство.
Однажды в марте, когда снег основательно подтаял, но еще не сошел, сразу после завтрака, Василий Иванович выстроил взвод и произнес вводную: с северной стороны охраняемой территории были замечены два диверсанта, которые, находясь за территорией, наблюдали перемещение по охраняемой территории, наверняка имея намерение проникнуть внутрь. Наша задача обнаружить и схватить нарушителей. Солдатики похватали свои автоматы, и Василий Иванович вывел всех за периметр. Для усиления к взводу был прикомандирован огромный пес вместе с собаководом – весьма субтильного телосложения. Но пес слушался его беспрекословно и по команде: «Рядом», - не отходил от хозяина. Развернувшись цепью, в которой пес занял почетное место в середине, мы двинулись в лес.
Следов, в том числе людских, было много. Но поди разберись, где тут следы супостатов, которых мы должны изловить. Пес тоже мало чем помогал, ему было невдомек кого мы ищем. Так мы прошли с километр, следов стало меньше, стали преобладать звериные, в основном заячьи. Чтобы солдаты не расхолаживались, Чапаев выкрикивал разные команды, на которые все реагировали одинаково – игнорировали. Погода была весенняя, солнышко пригревало и команды создавали явный диссонанс с прекрасной природой. Старший лейтенант был очень недоволен спокойным поведением пса, полагая, что тот, как в фильмах о пограничниках, должен сразу взять след и привести нас в логово диверсантов, где мы, после небольшой перестрелки, возьмем их в плен. Свое недовольство он выражал хозяину пса, который, казалось, испытывал неловкость за спокойное поведение своего подопечного. Но пес никак не реагировал, лишь имитируя рвение собаки-розыскника. Он брал пример с солдатиков, те тоже имитировали рвение, не особенно это скрывая.
Вдруг пес остановился, задрал голову и начал усердно принюхиваться. Собаковод шепотом произнес: «Кажется, взял след». Василий Иванович замер в ожидании чуда. Прошляться весь, пусть даже весенний день по лесу, промочив ноги и не поймав диверсантов, казалось ему недопустимым. Если вышел ловить супостата, то поймай, даже если его здесь нет и в помине. Его мозги, перелистывали страницу за страницей устав, но ничего кроме: «Вышел ловить – поймай!», - там не было. Пес был для Чапаева последней надеждой. И пес не подвел, он стремительно рванул, чуть не выдернув руку у хозяина и помчался вперед. Вначале хозяин бежал на ним, разматывая поводок и давая возможность собаке делать громадные прыжки. Потом поводок натянулся, и собака уже не просто бежала, она неслась вперед огромными скачками, волоча за собой своего вожатого. Василий Иванович мчался рядом, надеясь быть у логова диверсантов первым, не считая пса, конечно. С криком: «За мной!», – он мчался по рыхлому весеннему снегу. Солдаты развлекались по полной. С разнообразными воплями они тоже мчались вперед. Пробежка по весеннему лесу была большим разнообразием по сравнению с военной муштрой.
Но тут случилось то, что и должно было произойти. Хозяин пса споткнулся и растянулся на снегу, сжимая изо всех сил поводок. Теперь пес не только несся громадными прыжками, он еще и тянул своего хозяина, который на своем полушубке, скользил как на санках. В некоторых местах снег уже растаял, образовав весенние лужицы, и собаковод скользил в них так, что брызги летели в стороны, как от катера. Наконец, он выпустил поводок, и собака рванула.
Весь взвод во главе с Чапаевым выскочил на поляну, на которой стояла одинокая сосна. Удивительно, но под сосной валялись два автомата и кирзовый сапог. Пес проигнорировал находку и умчался вперед, а мы подбежали к сосне. Задрав головы, увидели там двух солдатиков из нашего взвода, причем один был без сапога. Сверху раздалось: «Мы так не договаривались травить нас собаками». «Слазьте», - строго приказал Чапаев. Мы догадались, что они должны были изображать диверсантов, на поиск которых был брошен взвод. Все вошли в положение Василия Ивановича и смеха не было, хотя ситуация была комичная. Комичности добавил пес, который вынырнул из леса, держа в зубах перепуганного зайца, ужасно верещавшего, требуя вернуть ему свободу. Так как пес был военный, то хотя и был подвластен охотничьему инстинкту, ничего лучшего не придумал, как притащить пойманного зайца своему лучшему другу – собаководу. История закончилась самым лучшим образом: диверсантам выдали по добавочной порции компота, зайца накормили до отвала и отпустили в лес, а Василий Иванович написал в рапорте, что учебная тревога прошла успешно и «диверсанты» были обнаружены и задержаны.