Сонаследники. Глава VIII

     Нынешняя Ольга вполне отдавала себе отчёт, что во времена её молодости родственники могли думать о ней не всегда хорошо, потому что, погружённая в свою семью,  она про них редко вспоминала, а с Риммой и Люсей виделась раз в несколько лет. Новости о жизни родственников рассказывала мама, и встречались  с дядей, Колей и Ниной обычно у неё.

     Впрочем, однажды в начале Олиной семейной жизни двоюродная сестра неожиданно решила повидаться с ней. Нина тогда жила со своим прежним кавалером Толиком, родила дочку Алёну, но такой гражданский брак совсем не нравился дяде Коле, как не нравился и гражданский муж — пьющий, отсидевший полтора года за драку, не имеющий образования.  После того, как Толик спьяну  выбил Нине зуб, ни дядя, ни мама знать его не хотели. Оля  уже была в декрете, когда утром на пороге появилась сестрица со словами: «В гости не зовёте, так что мы сами решили прийти, посмотреть, как вы живёте». Витя был дома, принялся с улыбкой ухаживать за Ниной и её дочкой. Оля тоже встретила родственников приветливо, хотя слова, с которых начала сестрица, показались  ядовитыми: что значит «посмотреть, как вы живёте»? Пообедали, и муж ушёл на работу. Нина уложила дочку спать, удобно расположилась в кресле и принялась листать журналы. Оле хотелось бы прилечь, — до родов ей оставался месяц и к обеду она уставала от домашних дел —  но ведь гости. Проснувшейся Алёне она приготовила геркулес на молоке, Нине сварила кофе, себе налила чаю. В пять часов сказала, что пора идти в садик за детьми.
     — Зачем так рано? — удивилась сестрица. — Садик до семи работает.
Оля стала объяснять: Тёма и Лена привыкли, что их забирают после полдника, что они  гуляют по вечерам.
     — Понятно: надоели гости, — махнула рукой Нина. — Давай, доченька, собираться.
Сказано было, вроде бы, в шутку, но  слова эти задели Олю.

     Мама, которой рассказала о визите сестрицы, пожаловалась, что Нина с ребёнком приходит к ней без звонка и сидит пять-шесть часов, домой не торопится. На вопросы, есть ли дома ужин и не ждёт ли её Толик, отвечает резко: «подождёт», «что найдёт, то и поест». Ещё маму тревожило, что Нина, после того, как Алёнке исполнилось полтора года, рассчиталась с работы. Толик — грузчик на Станкостроительном — получает не так много, и дяде Коле приходится серьёзно им помогать: и деньгами, и отдавать почти все продукты, которые он покупает в ветеранском магазине. А мать Толика Нину как только не честит: и грязнуля, и бездельница, и нахалка.  Всё это Оля слышала и раньше, но не задумывалась глубоко. Муж, Лена с Тёмой, работа, ожидание ребёнка, ну и мама, конечно, составляли смысл её жизни. Про Нину же она думала гораздо реже, чем про других родственников, как с маминой, так и с папиной стороны.
 

     Двадцать седьмого ноября родился сыночек, имя выбрала Лена —  Женя. Встречать Олю с Женей из роддома приезжала Вера. Через неделю с подарком — набором для новорождённого — приехала из Октябрьского тётя Рая — папина  старшая сестра. Приходили коллеги; Маша, с которой подружились и Витя, и Тёма с Леной, бывала каждый выходной. О том, что ни Нина, ни тем более Римма с Люсей никак не откликнулись на рождение нового родственника, Ольга тогда не задумалась. В радостных и нелёгких заботах о малыше, она этого и не заметила. Но ведь и она Нину с рождением дочери не поздравляла: Алёна родилась третьего января, во время Олиной сессии, в роддом  ездила мама, потом помогала Нине с малышкой устроиться в съёмной квартире. Толика мама боялась. «Ты только посмотри на него, — говорила она Оле, — зверь зверем». Оля встречалась с Толиком два раза: ещё до рождения Алёны и до того, как он начал спьяну драться,  Нина приходила с ним к маме. Невысокий, хорошо сложенный, с правильными чертами лица, он мог бы показаться симпатичным, если бы не глаза — светло-голубые, с точечками чёрных зрачков, они всегда казались злыми,  волчьими какими-то.

    Алёне исполнилось три года, когда Нина с Толиком расстались. Дядя Коля ездил в Боринское за вещами дочери и внучки и выслушал от несостоявшейся сватьи множество упрёков в адрес Нины: лентяйка, приезжает каждые выходные,  девчонку с рук не спускает, хотя та уже и ходит и бегает давно,  к делам не прикасается, зато за стол первая садится и ещё обсуждает что и как приготовлено. К каждому слову придирается, высмеивает старика за деревенские слова. А то, что в сумках, с которыми уезжают, и курочка, и капустка, и морковка, и картошка выращены стариками, что коровку обиходить, чтобы было молочко им банку налить, труд большой, будто не понимает. Дяде Коле было чем возразить: Толик пьёт,  поколачивает Нину, а теперь и вовсе с работы уволили за пьянку. Но эти возражения родителям Толика казались несущественными: они гнали самогонку, выпить любил не только старик, но и старуха, как и два их старших сына. Трудолюбивые, хозяйственные — да. Но выпивка —  неотъемлемая часть их жизни, такая же важная, как и нелёгкий крестьянский труд.

     Нина с дочкой вернулись к дяде Коле, Алевтина устроила Нину работать в тот же трест, Алёнку отдали в садик. Толик тоже вернулся к родителям, стал работать в колхозе. Пил, но в промежутках между пьянками вспоминал о дочери, привозил из деревни продукты, иногда давал  понемногу денег.

     Летом приехал из Орла Коля. Он закончил училище и быстро нашёл работу по специальности — в организации, занимавшейся оформлением магазинов и рекламой. Приходил в гости к Оле, познакомился с племянником. У мамы стал бывать часто, где Оля и виделась с ним. Дядя Коля, Нина тоже заходили после работы. Иногда уставшей маме было не до них, и она жаловалась дочери, что сидят гости допоздна, а Нине надо несколько раз намекнуть, что пора им с Алёнкой домой.

     У мамы в доме тогда был капитальный ремонт, и длился он почти год. Оля, сначала беременная, потом с грудным Женей на руках, переживала, что не может маме помочь. Переносить, переставлять мебель ездили Витя и свёкор. К концу ремонта приехал из Орла Коля, тоже немного помогал. В июле мама пошла в отпуск, навела в квартире окончательный порядок и стала брать к себе Женю (Оля к тому времени перестала кормить его грудью). Появилось время для парикмахерской, и она покрасила брови и ресницы, сделала стрижку «каре». После родов немного поправилась: налилась грудь, округлились руки, и в зеркале теперь отражалась не беленькая полупрозрачная худышка, а весьма  привлекательная блондинка с большими серыми глазами, нежным румянцем, пышными, роскошными  волосами. Побывали с близнецами в цирке, посмотрели  детский фильм, даже в ресторан сходили с Машей и её мужем — после зимы и весны, целиком посвящённых домашним делам и заботам о маленьком  Жене, Оля стала выходить в свет.

     В августе пошли в отпуск муж и свёкор со свекровью. Старики занялись  внуками, а Витя ремонтом. Оля с Женей на это время перебрались к маме. Воскресным утром позвонила Римма, сказала, что  будет на вокзале, провожает подругу на юг, а потом зайдёт к маме посмотреть ремонт. Сынишка проснулся около трёх часов дня и заворочался в кроватке, в это время раздался звонок: пришла Римма. Оля посадила ребёнка на горшок, достала новый польский костюмчик (коллеги подарили на вырост зимой, и к концу лета Женя до него дорос), решила нарядить малыша по случаю знакомства с двоюродной (или троюродной?) бабушкой. Мама разговаривала с Риммой в большой комнате, потом прошли в кухню. Одевая маленького, Оля из спальни слышала их разговор: Римма интересовалась радиаторами, рассматривала новую мойку, похвалили полы и поругала обои («коричневые, мрачные, старомодные, но дарёному коню в зубы не смотрят»), спрашивала, заменили ли ванну. Про Олю с Женей не говорила ни слова, хотя мама рассказала по телефону, что, пока Витя делает ремонт, они живут у неё. Малыш запищал, Оля заговорила с ним, дала ему бутылочку с кашей и перестала вслушиваться в разговор мамы с Риммой. Через пару минут в спальню вошла мама со словами: «Ушла. От вареников отказалась, даже компота не выпила, а ведь жара какая...» Оля только пожала плечами.

     После она не раз вспоминала этот случай. Думала, может, надо было самой выйти с ребёнком на руках, поулыбаться, начать разговор. Но всё-таки — нет. Если за десять минут Римма задала кучу вопросов о капитальном ремонте, и даже не вспомнила про  Женю…

     Удивляло, что чужие по крови люди — муж, его дети, его родители — быстро заняли большое место в Олином сердце, а кое-кто из родных по крови оставался как будто чужим. Но было действительно так.

     Простая,  добрая, душевная свекровь Анна Егоровна приняла Олю как дочь, с первого дня так и стала называть — «доча». Она же, выбрав момент, подробно рассказала про первую Витину жену Татьяну, о которой сам Виктор почти не говорил.

     Познакомились они на танцах, когда он, отслужив в армии, заканчивал институт. Встречались уже второй год, и родители стали заговаривать о женитьбе. Татьяна — круглая сирота — в два месяца её подбросили на Грязинский вокзал, потом дом ребёнка, детдом, кулинарное училище — и Анна Егоровна с Михаилом Ивановичем очень жалели её. Родных искала, но никакого следа не нашлось. Была Татьяна на четыре года моложе сына, но в отношениях с ним вела себя как старшая. То, что она повариха в школьной столовой, а Виктор закончил политехнический институт, родителей не смущало. Сыграли хорошую свадьбу и отправили молодожёнов на две недели в Домбай: Михаил Иванович достал дефицитную в те годы путёвку. Поселились молодые в двухкомнатной квартире родителей Виктора, которые не могли нарадоваться на женатого сына. Анне Егоровне очень нравилась расторопность Татьяны на кухне (повариха!): что пельмени лепить, что сыр-колбасу нарезать — руки так и летают, и всё выходит ровно, аккуратно — залюбуешься. И внешность невестки Анне Егоровне нравилась: «как куколка». Михаил Иванович только один раз заговорил о покойной невестке, но сдержанно, а насчёт внешности сказал, что «краски намазывала на себя» уж слишком много, да и полновата была для молодых лет, годам к сорока стала бы «как бомба». С фотографий в семейном альбоме смотрела круглолицая, без меры накрашенная молодая женщина. Оля вглядывалась в её глаза, пытаясь разгадать характер, но у неё ничего не получалось: взгляд первой Витиной жены ничего не выражал. 

     Через два года после свадьбы Татьяна родила двойню — дедушка с бабушкой были на седьмом небе от счастья. Тёме с Леной исполнилось десять месяцев, когда Виктору, передовику производства и комсомольскому вожаку,  дали маленькую квартирку в доме под снос, так что ожидалась и квартира в новом доме. Снос, правда, задержался на семнадцать лет, но это уже будущее. А в настоящем домик был вполне пригоден для жизни: центр города, все удобства, правда, телефона нет ни в одной из восьми квартир, но в пяти минутах ходьбы центральная улица, а там на каждом углу автоматы.

     Со времени, когда молодые стали жить отдельно, у них пошли ссоры. Татьяне не нравилась квартира: «халупа», «сарай», «курятник», как она её только не называла. В полтора года малышей отдали в садик, и Татьяна вышла на работу. С деньгами было, конечно, не шикарно, но родители помогали. Вера, приезжая из Ельца в гости, привозила одёжку, из которой вырос Вадик: вполне хорошие курточки, костюмчики, ботиночки, в которых мог бы ходить Тёма. Но Татьяна обижалась и заявляла, что водить ребёнка в обносках не будет. Она хотела иметь самую модную и дорогую одежду и обувь, хотела большую новую квартиру. Она многого хотела и собиралась ехать на заработки в Воркуту, куда, поженившись, в прошлом году перебрались её детдомовские друзья Катя и Андрей. Виктор убеждал, что им нравится в далёкой, холодной Воркуте потому, что у них нет детей, а с двумя малышами там будет тяжело и вряд ли возможно заработать много, потому что дети начнут болеть и с ними придётся сидеть на больничных. Непонимание между Виктором и Татьяной росло, и, когда детям исполнилось  два года, Татьяна рассчиталась с работы и одна уехала в Воркуту. Она считала, что Виктор не выдержит и поедет к ней, но Виктор не поехал. Через год в отпуск приехала уже другая  Татьяна: с хорошими деньгами в кошельке, с массивными золотыми украшениями на пальцах и в ушах — самоуверенная и нагловатая. У неё  появился мужчина, и она подала на развод. Дети оставались с Виктором, но это пока Татьяна живёт в Воркуте в общежитии, как только она получит квартиру, детей заберёт. Так во всяком случае она заявила мужу и свекрови. Это было в июле. А в ноябре из Воркуты пришла телеграмма: «Татьяна умерла». Виктор, взяв неделю в счёт будущего отпуска, полетел в Воркуту. Подробности смерти бывшей жены оказались жуткими: её в порыве ревности зарезал пьяный любовник, то есть не  насмерть зарезал, а ударил ножом в шею и ушёл, оставив истекать кровью. Когда пришла соседка по комнате в общежитии, Татьяне уже ничем нельзя было помочь.

     Оформив документы для пенсии на детей, взяв фотографии, Виктор вернулся в Липецк. Золотых украшений бывшей жены, которые припрятала от милиции её соседка, брать не захотел, сказал, что они запачканы кровью и такое золото его детям не нужно.