Луна Искры

1.
Личный дневник Советника Рауля Эма удручающе, до мельчайших черточек, походил на самого Советника. Точная временная разметка, масса полезной информации, страницы формул, аккуратно вклеенные распечатки генетических карт с исправлениями, данные нейрокоррекции – исходные энцефалограммы, локализация патологических очагов возбуждения, возможные прогнозы, педантично просчитанные в нескольких вариантах, тщательно собранный катамнез, с выводами о социальной полезности граждан, подвергнутых вмешательству. По большому счету, этот дневник вполне мог быть заменен на обычный ноутбук, так было бы гораздо удобнее, но Рауль, блонди с устоявшимися привычками, и к тому же постоянно таскавший работу на дом, никак не мог отказаться от распухшего, переплетенного в коричневую кожу фолианта с тремя медными застежками, стилизованными под старину и снабженными кодом и предупреждением: "Личный дневник Рауля Эма. Запрограммирован на самоуничтожение при попытке взлома кодовых замков". Рауль любил свой дневник – приятная тяжесть на коленях, запах и рельеф старой кожи, шелест страниц и особенно содержание – все это успокаивало лучше любого анксиолитика, даже после самого напряженного дня. Дневник подарил Раулю в Академии его наставник Хорэс Брейг. Мистер Брейг был гениальным педагогом. " Рауль, мальчик мой", - сказал он, вручая Раулю подарок, - "Постарайся, чтобы каждая написанная здесь строка была достойна блонди, такого, каким задумала тебя Юпитер!" По прошествии семнадцати лет Рауль мог бы собой гордиться. Записей, которые можно назвать личными, было немногим более дюжины:
"Здравствуй, Дневник! Рад познакомиться. Наставник Брейг сегодня вызвал меня в свой кабинет и показал сводные результаты психологического тестирования. Горько сознавать, но мне присущи черты, не запрограммированные в моей генетической карте – рассеянность, сниженная способность структурировать время, повышенные эмпатия и чувствительность, что особенно неуместно у блонди моей функциональной группы. Я был потрясен – неужели я настолько бесполезен для Юпитер, и меня ожидает чистка? Но наставник Брейг уверил меня, что я небезнадежен. И подарил тебя, Дневник, для оптимальной, недерективной коррекции отклоняющихся черт личности. Его инструкции были высказаны в довольно фамильярной форме, я бы даже сказал, метафорической, но я понял, что должен сделать. Ниже приведена моя исходная генокарта. Отныне каждая запись в тебе, Дневник, и каждый мой поступок в жизни должны будут соответствовать качествам, задуманным для меня Юпитер. Начну с самого неприятного – с чувствительности. Прощай, Дневник"
"Сегодня особенный день. Академия окончена. Я распределен в генетическую лабораторию Департамента Внешних Сообщений. Теперь я с уверенностью могу сказать – процесс коррекции завершился успешно, и я полностью соответствую своей генокарте. Иначе меня не признали бы годным занять такое почетное и ответственное место сразу после окончания Академии. В Департамент ВС набирают лучших их лучших. Стоит ли также говорить, что я первый по результатам тестирования в своей функциональной группе?"
"За разработку проекта "Тритон" личный состав нашей лаборатории удостоился поощрительной аудиенции в Большом Зале Юпитер, в присутствии первых лиц Амой. Торжественная, внушающая трепет церемония! Затем состоялся прием, оставивший меня довольно равнодушным – как обычно – вино, пустая болтовня, петы, правда, коллеги были в восторге и уверяли меня, что пет-шоу бесподобны, куда лучше, чем на наших корпоративных вечеринках. Не знаю. Я плохо разбираюсь в этом, и считаю предосудительным тратить столько времени попусту, глазея на имитацию примитивных биологических актов. Однажды я наткнулся в Сети на статью, где говорилось, что еще сто пятьдесят лет назад пет-шоу проводились исключительно подпольно, и считались забавой черни, а отнюдь не блонди. Куда катится Амой! Впрочем, следить за нравственностью – не моя обязанность. Я не затем позволил себе настолько личную запись, чтобы... Ненавижу приемы! Сидел, по обыкновению, с бокалом в руках, и делал вид, что уже опьянел, как и все. С такого мероприятия не уйдешь домой, к тишине и таблеткам от головной боли. Опять отвлекся! Отвратительно, Рауль, соберись! Так вот, я почему пишу. Ко мне подошел Первый Советник Консула Ясон Минк, и вовлек в странный разговор. Не иначе как был пьян по–настоящему. Нет, сначала все было в рамках официальной вежливости – похвалил мою работу, сказал, что отлично осведомлен об истинных масштабах моего вклада в "Тритон", то есть, практическом отсутствии участия в проекте начальника лаборатории Крама. Слышать это из уст второго человека в правительстве было лестно и многообещающе. Поговорили о "Тритоне", о перспективах продаж технологии для освоения водных планет. Я немного расслабился, как вдруг Советник Минк, резко меняя тему, спросил меня, указывая на ближайшее пет-шоу, как мне это нравиться. Я был застигнут врасплох, и высказал вслух то, что изложил выше. Что это пустая трата времени и генетического материала и потакание животным инстинктам. Потом опомнился, понес что-то невразумительно – вежливое, но было уже поздно. Первый Советник улыбнулся. Сказал, что возможно, я и прав, но он с удовольствием бы доказал мне обратное. Боюсь, что он просто смеялся надо мной! Потом встал, и положив руку мне на плечо, глядя сверху вниз, сказал, что ему было приятно познакомиться с таким идеальным блонди. Снова насмешка! И что он имел в виду? Один "зеленый" пет стоял на коленях перед другим и ласкал ртом его член – это же действительно бесполезно с точки зрения биологии! Когда он, наконец, ушел, я от расстройства выпил целых два бокала вина, и теперь чувствую себя отвратительно, как будто у меня жар. И эти штучки, которым учат на факультете социальной психологии и администрирования. Он же без перчатки был, когда до меня дотронулся! Как фурнитур! Ненавижу приемы!"
"Первый Советник по генетике Рауль Эм – звучит прекрасно! Правда, я отказывался поначалу – очень хлопотно, много бюрократической возни, меньше времени остается на исследовательскую работу, но Ясон убедил меня занять этот пост в его администрации простым аргументом: "Представь, Рауль" - сказал он в своей неподражаемой, зажигательной манере – "Ты сможешь делать все, что захочешь, и никто тебе не указ!" Признаюсь, я дрогнул. У меня скопилось множество проектов, которые я не мог осуществить, поскольку они не входили в основное направление генетических разработок Амой. От нас требовали петов, вечных петов, и ничего, кроме петов! Ну еще силовиков, быструнчиков, разнообразное пушечное мясо и зверолюдей. Судя по заявкам, в Федерации только развлекаются и воюют! Так примитивно! А тут открывались другие перспективы! Я разволновался, Ясон заметил это и положил руку мне на плечо. Он любит прикасаться к собеседнику, мне кажется, это один из его способов контролировать ситуацию. Немного нетрадиционно. "Соглашайся", - продолжал убеждать он, - " У тебя же гениальная голова! Твои проекты за три года работы после Академии, принесли Амой больше денег и славы, чем пятьдесят лет старого маразматика Крама. Я считал - не думай, что я предлагаю тебе пост Советника по взаимной симпатии, из–за такой малости я бы и пальцем не пошевелил!" Одна из обычных шуточек Ясона, к которым я начинаю уже привыкать. Не всегда понимаешь, когда он шутит, а когда говорит серьезно, в частных беседах, разумеется. Но он, вероятно, не шутил. Когда он стал Консулом, многие из его обычных компаньонов уже видели полную смену состава администрации и себя – на новых должностях. Но Ясон поступил очень практично, оставив в Совете лишь высокофункциональных работников, не взирая на былую дружбу либо вражду. Видеть возмущение обойденных было неприятно. Доходило до смешного – они обращались ко мне, чтобы я как – то повлиял на Ясона! Невероятная глупость! Во–первых, я никогда бы не стал вмешиваться в административную модель Ясона – я в управлении мало разбираюсь. Во–вторых, с чего они вообще взяли, что он прислушается к моему мнению? Я совершенно случайно, по непонятному капризу Ясона, очутился несколько раз в их компании, и этими необдуманными визитами они лишний раз доказали свои невысокие способности к прогнозированию, что для администратора губительно. И вот так, не рассчитав своих сил, покушаться на ответственное дело! Я просто поражаюсь отдельным блонди! Я сам, будучи уверенным в своих способностях генетика, имея отличные статистические и экономические выкладки по своим проектам, и то попросил у Ясона полчаса на раздумье. Он улыбнулся, сказал: "Рауль, ты - идеальный блонди! Ум, холодный, как сосулька!" и велел фурнитуру принести вино. Но я так часто бываю у Ясона, что его "красный" фурнитур успел изучить мои привычки и принес зеленый чай. Полчаса пролетело незаметно, Ясон работал в Сети, я лихорадочно взвешивал все плюсы и минусы возможной новой должности. По истечении срока я встал и сказал, что сочту за честь работать с Консулом Минком. Получилось немного официально, но, на мой взгляд, соответствовало ситуации. Ясон встал, лицо его оживилось, он сказал: "Очень рад, Рауль!" и положив руки мне на плечи, прижал к себе. Это было очень экспрессивно, даже для него. Впрочем, я ожидал чего–либо подобного, поэтому намеренно перестарался с официозом. Не помогло, Ясон удерживал меня до тех пор, пока его фурнитур не свалил какую–то посуду с подноса. Его неловкость несколько разрядила обстановку. Ясон рявкнул: "Катце, вон!", я незаметно отстранился. Мальчишка, бледный, как снег, не поднимая глаз, сгребал осколки с пола. Я заметил, что он порезался, и воспользовался этим предлогом, чтобы распрощаться. Пока перевязывал мальчишке руку, он весь дрожал. Бедняга, наверно, Ясон его часто наказывает. Я привязан к Ясону и безмерно уважаю его интеллектуальные качества, но его эмоциональная нестабильность и привычка фамильярничать часто приводят меня в замешательство. Это один из минусов, о которых я раздумывал у него в кабинете. Позже, по визору, попросил его простить мальчика."
"Я уничтожен. Это крах всей моей жизни. Юпитер отстранила меня от заведования генетическими исследованиями. Но это не худшее. Она отстранила меня от генетики вообще. Как дико, как ужасно прочесть то, что я написал. У меня не укладывается в голове. Что я сделал не так? Я по- прежнему уверен, что это был отличный проект! Почему она отвергла его? Почему наказала так жестоко? Потому что боль от её неудовольствия – ничто по сравнению с тем, что я переживаю сейчас. Мое новое назначение – Департамент Общественного Здоровья, Лаборатория нейрокоррекции. Мне предстоит чистить мозги. Ужасно, как все ужасно обернулось, не могу поверить. Ясон… Сделал инъекцию, очень дрожат пальцы... Ясон так добр ко мне! Он сидел в Пропускном зале, когда я вышел от Юпитер, в дублирующем шлеме связи, как Консул, он имеет право присутствовать при беседе любого из нас с Юпитер. Его первыми словами было "Рауль, мне жаль", он поддержал меня, когда я... Боюсь, я повел себя непростительно. Я позволил ему обнимать и утешать меня, как будто я маленький мальчик, а не взрослый, ответственный блонди. Я знаю, что должен был справиться с неконструктивными эмоциями, и адекватно принять новое назначение, но... Поначалу это так трудно! Я был уверен, что всю жизнь прослужу Амой в качестве генетика. Я в растерянности - что за качества, пригодные для той должности, разглядела во мне Юпитер?"
"Я преступник, чудовище, недостойное расы блонди! Мне нет прощения, но я снова занимаюсь генетикой. Да, я нарушил приказ Юпитер. Хуже того – я невольно сделал соучастником Консула! Он видел, как я мучаюсь с нейрокоррекцией, как тяжело даётся мне этот вид деятельности, и мне ужасно стыдно, что сочувствие ко мне толкнуло его на преступление. Сердца в нём больше, чем рассудительности. Он подарил мне генетическую лабораторию. Просто привез сегодня в одно местечко в **** , открыл дверь, и я как будто снова обрел себя. Дорогой, великодушный Ясон! Взял на себя все организационные вопросы, кажется, даже учредил какое–то акционерное общество на Дарте, я в подробности не вникал. Протестировал сегодня половину оборудования, поговорил кое – с кем из персонала – и всё во мне стало на свои места. Я сознаю, что поступаю противозаконно, но не могу, просто не могу отказаться. Последний месяц меня измотал. Я знаю, я эгоист, неблагодарное животное, позор блонди. Но Юпитер не должна была поступать со мной подобным образом! И как я могу писать такое!.. О, Юпитер, прости меня! Я лишь могу поклясться, что никогда не пренебрегу своей работой в лаборатории нейрокоррекции ради генетики. Никогда. Может, это хоть немного искупит мою вину. Дорогой Ясон! У меня нет слов, чтобы передать мою благодарность"
"Кажется, получилось. Никаких аномалий физического развития, мозговой череп – превосходный, крылышки равновеликие, без изъяна. Я назову её Аврора. Схему генома и предполагаемый фенотип привожу ниже. Начинаю вводить стимуляторы роста с завтрашнего дня." (Вклеено компьютерное изображение человеческой фигурки с большими крыльями, чем – то похожими на крылья летучей мыши, кругом- столбики генетических выкладок и схем)
"Она заговорила. Назвала меня по имени. Я был растроган и не стыжусь этого. Теперь можно с уверенностью сказать, что её мозг развивается, как мозг обычного ребёнка. Надо было сразу взять собственную клетку и не мучиться с низшими. Такие манипуляции с генетическим материалом блонди, конечно, запрещены, но я нарушил столько правил, что одним больше, одним меньше – нету разницы. А моя Аврора уже пробовала летать, забралась на шкаф в весовой и спланировала вниз. Крылья – просто идеальные – гибкие, сильные, покрыты пушковыми перьями приятного золотистого окраса. Невероятно привлекательный экземпляр. За потомство моей Авроры драться будут! Надо бы присмотреть, чтобы не было злоупотреблений."
"Кровь не сворачивается. И девочка всё время экспериментирует с полётами, падает, бьётся. Пугается потом, приходится успокаивать, очень возбудима нервная система. А всё стимуляторы! Отменил сегодня, пусть развивается нормально. С Ясоном как – нибудь договорюсь. Потерпит. Хотя с ним так тяжело общаться в последнее время, я постоянно вынужден напоминать себе, что только благодаря ему…"
"Аврора погибла. Её погубил Ясон. Я сам частично виноват - забрал девочку из лаборатории домой, подумал, ей будет полезно. С ней совершенно никаких проблем не было, такая ласковая, чистоплотная, мой Трейси без ума от неё был, наряжал, как куклу, баловал. Я предупреждал его, не стоит к ней привязываться, да разве этот дурачок меня слушал когда – нибудь. Ах, она такая миленькая, такая беленькая, ах, так похожа на Вас, ах, оставим её себе, ах, ах, ах, мистер Эм! Вот и доахался. Вчера приезжаю с работы – Авроры нет, фурнитур в слезах- едва добился, что случилось – изволили быть Консул Минк с компанией, изволили забрать Аврору. Я, разумеется, кинулся к Ясону, но было поздно. Компания! Зарвавшийся карьерист Кристиан Моретти, Вальтер Трейн –его дважды выводили из комы от передозировки психодизлептиками, Дэрил Рот- я вообще не понимаю, как этот неразборчивый садист проходит проверки у Юпитер, когда он входит в раж, ему всё равно – пет перед ним, секс –долл, или нормальный человек, гражданин! Отвратительно! Как мог Ясон опуститься до этих блонди! Каждый из них – кандидат на нейрокоррекцию, и Ясон...( фраза зачёркнута). К моему приходу Аврора была уже мертва, они отдали её своим гнусным петам, а ведь девочка...(фраза зачеркнута) Гнусно! Как это гнусно! Я был так рассержен, что не смог сдержаться, а ведь стоило поостеречься в присутствии этих мерзавцев, никто не должен знать о моей лаборатории. Но Ясон! Как он мог! Я ведь всё ему тогда объяснил! Он же знал, что Аврора не пет, что она – единственный экземпляр, у неё ценнейшие данные, генетический материал, полученный от неё, мог принести нам миллионы! Знал, в конце концов, как много сил и ...(зачеркнуто) я вложил в этот проект, как я относился к Авроре, если уж на то пошло! И эта его двусмысленная фраза, что он хотел другого. Чего – другого? Как объяснить его поведение? Он ничего не делает просто так, неужели он хотел оскорбить меня, задеть? Но почему? Наше предприятие противозаконно, я знаю, но он – старший партнёр, и я подчиняюсь ему, в пределах разумного, конечно, у него нет поводов вести себя подобным образом! Опять выражаюсь слишком экспрессивно, хотя ввёл уже две дозы анксиолитика, но я просто безмерно возмущен этим случаем. Ушел, хлопнув дверью, не попрощавшись, повысил голос на Консула. Но у меня были на то причины, с этим кто угодно согласится. Я всем ему обязан, однако есть же границы! Что с ним творится в последнее время, неужели он начал принимать серьёзные наркотики? Его эмоциональная нестабильность достигла болезненной степени, он все чаще теряет контроль над своими побуждениями! Ладно, петы! Дошло до того, что он изуродовал своего фурнитура! У мальчишки шрам на пол–лица, конечно, в доме такого держать не станешь, пристроили его где–то в Мидасе. Наказывать так своих домашних! Бедная моя Аврора!"
"Пишу, и не могу поверить в то, что это было на самом деле. О Юпитер! Я не знаю, смогу ли выразить свое состояние, но я должен сублимировать хотя бы таким образом, иначе... Ясон пригласил меня на ужин сегодня. Я и не думал отказываться – последние пять - шесть месяцев наши отношения выровнялись, и приносили мне истинное удовольствие. Не знаю, в чем причина, но эмоциональная нестабильность Ясона, так тревожившая меня на протяжении всего нашего знакомства, за это время исчезла, исчезли все эти томительные паузы в разговоре, взгляды в упор, попытки нарушить мое личное пространство, неожиданные вопросы, непонятная раздражительность и сарказм, - словом все, что превращало для меня наши встречи в тяжелое испытание. Полгода наша дружба – не побоюсь этого слова – была безоблачной, беседы носили исключительно деловой характер, Ясон выказывал благожелательную заинтересованность моими делами, информировал о финансовой части нашего общего предприятия – так что я уже почти забыл тот неприятный инцидент с загубленной Авророй. Ехал к нему в самом радужном настроении, и оказался совсем не готов... Поначалу все было чудесно – обед, изысканное вино, Ясон передал мне биржевой отчет с Дарта, весьма результативный для нас, если верить первому взгляду. Пока я читал, он сидел в кресле, небрежно поигрывая бокалом, лицо его было спокойно, но пальцы без устали трогали стекло, он смотрел на меня с улыбкой, так что я насторожился. Затем он резко встал и приказал привести какого–то пета. Я снова успокоился – он не уставал подшучивать над моим равнодушием к пет-шоу, обычно я тоже отвечал ему шутками. Как выяснилось, успокоился я зря. Пет оказался диким, необученным монгрелом! Даже для Ясона с его эксцентричными привычками это было слишком! Низкорослая особь, с характерной темной кожей, черными волосами и, судя по всему, весьма строптивая. Ясон звал его Рики. Мне трудно описать, что было дальше. Ясон велел ему ласкать себя – довольно обычная инструкция, - но мальчишка отчего–то разъярился, и принялся осыпать Ясона ругательствами, я и половины из них не понимал, и поначалу решил, что это искусная инсценировка, но напряженный голос и резкие движения маленького звереныша, бурная вегетатика, горящие глаза убедили меня в обратном. А Ясон! Я был поражен его реакцией – он явно наслаждался видом этого мальчишки, никогда я не видел его таким прежде. Он не взялся за хлыст, что было у него в обыкновении, нет, он укрощал звереныша голосом, взглядом, они играли, словно оба были петами, равными в своих инстинктах и желаниях! Мальчишка подчинился Ясону, тонкие темные пальцы ласкали смуглую кожу, покрытую испариной, он покраснел, мускулы пресса и бедер подергивались, он начал уже тихо стонать. Я в смятении взглянул на Ясона и меня бросило в жар – он смотрел на это зрелище как зачарованный, ноздри дрожали, пальцы сжали подлокотники кресла. Воздух в комнате словно сгустился, мне стало трудно дышать, краски и запахи стали вдруг пронзительно яркими и острыми, в ушах звенело, как будто у меня началась гипервентиляция. И в то же время... это сложно объяснить... меня словно не было там, рядом с ними. То есть, с Ясоном и его петом, я хочу сказать. Когда у него произошла эякуляция, он выкрикнул имя Ясона и повалился на бок. Я... я едва не закричал вместе с ним – так был рад, что все закончилось. Если бы. Игра продолжалась. Этот гадкий монгрельский звереныш, не спуская с нас глаз, принялся слизывать сперму с пальцев, он наслаждался моим явным возмущением, но еще больше он наслаждался смятением и возбуждением Ясона, которые тот и не думал скрывать! То, что произошло дальше... Вспоминать об этом невыносимо, но я должен, иначе никогда не смогу избавиться от навязчивого, ненормального, черного притяжения этой сцены! Первый Консул Амой, Ясон Минк, блонди, вершина эволюции целого вида, бросился на колени, схватил это смуглое беспородное животное, пета, и поцеловал его! Юпитер! Прикоснулся ртом ко рту своего пета! Наверно, со мной случилось нечто вроде диссоциативной фуги, потому что буквально в следующий момент я очутился в холле апартаментов Ясона, дрожащий, задыхающийся, почти ослепший от шока. Я едва сознавал, что со мной происходит, опрокинул какую–то мебель, и опомнился только, когда наткнулся на стену и сполз по ней, свернувшись в клубок, словно мне все еще семь лет и я подвержен чрезмерной чувствительности. Но даже на этом мои испытания не закончились. Я не знаю, сколько просидел у стены, вероятно, недолго, потому что когда кто-то прикоснулся к моему плечу, я рванулся, как... Я подумал, что это Ясон. Слава Юпитер, это был всего лишь "красный" фурнитур Ясона, которого тот когда–то избил хлыстом за мелкую провинность, а потом сделал своим агентом в Мидасе. Я вспомнил, что мальчика звали Катце. Как наивно наша память цепляется за привычные, успокоительные мелочи, когда настоящее слишком ужасно для восприятия! Он испуганно спрашивал, что со мной, не позвать ли врача. Я сумел помотать головой. Он помог мне добраться до кресла, заставил опустить голову к коленям – подумал, видно, что у меня гипервентиляция. Когда я выровнял дыхание и распрямился, он сидел в соседнем кресле, развалившись, не глядя на меня, но мне почему–то казалось, что он настороже и чувствует каждое мое движение. Передо мной стояла чашка с зеленым чаем. Я выпил, удивляясь, что пальцы почти не дрожат, потом достал дозатор, и впрыснул себе анксиолитик, прямо через сьют. Я всегда беру с собой анксиолитик, когда приглашен к Ясону. Мальчик вздрогнул, услышав щелчок, перевел на меня глубоко посаженные светло – карие глаза, диковато блестевшие из–под красной челки. Я... мне вновь стало не по себе. У Ясона просто склонность окружать себя дикими животными! Он смотрел так, словно знал, что произошло в гостиной. Лекарство, наконец, начало действовать, мир встал на место, померк, потерял разящую остроту запахов и яркость красок, эмпатические переживания притупились, я чувствовал только пустоту и усталость. Мальчик тем временем достал сигареты, спросил: "Вы позволите?" Я хотел было осадить его, потом заметил, что он одет, как гражданин, и махнул рукой. С какой стати мне заботиться о сохранности бывшей собственности Ясона? Он закурил. Мы сидели молча. Потом я спохватился - пора было домой, только вот невежливо, по-детски сбежать, не попрощаться с Ясоном... Я начал подниматься, но мальчик вдруг сказал: "Не надо". От удивления я снова упал в кресло. "Не стоит возвращаться туда, если с ним Рики" - тихо пояснил Катце. Я оторопело уставился на него сквозь марево дыма. Он завозился под моим взглядом, зачем–то закрыл щеку волосами, так что мне стал виден лишь тонкий нос да дымящая сигарета. "Что ты хочешь этим сказать?" - спросил я. " Ничего. Он подобрал Рики в Цересе. Полгода назад. Вы должны помнить, мистер Эм. Вы в тот день еще повздорили. То есть, я хотел сказать, у вас с мистером Минком была дискуссия... об испорченном генетическом материале...и вообще. А как Вы ушли, он велел везти его... поразвлечься куда-нибудь. Но ничего ему тогда не нравилось. Все ему было не то..." - странный мальчишка словно в раздумье покачал головой. Сигарета ярко вспыхнула. Он продолжил с непонятным сарказмом: " И так его завела эта ваша... дискуссия, что мы в конце концов оказались в Цересе". Я поднялся. Хотелось бы думать, что я рассердился, но… Я просто не мог дальше оставаться в этом притоне сумасшедших извращенцев и шутов с дурными привычками и непонятными намеками. Я велел невоспитанному мальчишке подать мне плащ и передать Ясону... "Сию секунду. Я тоже ухожу, мистер Эм" - сказал он, подскакивая, как пружина, но не переставая мусолить свою сигарету. Слава Юпитер, он молчал, одевая меня, провожая до дверей, молчал и в лифте, только на улице попрощался с изысканной вежливостью фурнитура, которую не до конца еще уничтожило в нем от хлыста полученное гражданство. Падал мокрый снег. Я не торопился в машину. Мое настроение было зыбким и печальным, как эти тающие на лету белые хлопья. Я смотрел, как мальчишка, задрав тощую ногу, седлал свой байк. Ему было неловко под моим взглядом, он все старался отвернуться, прикрыться волосами, но такой шрам не скроешь. Когда он наконец укатил, мне в голову пришла странная, глупая мысль. Не только его пометил Ясон.
Я написал все, что хотел. Все, что смог доверить бумаге с помощью двух доз анксиолитика. Здесь приведена примерная схема психокоррекционного вмешательства для Ясона. Остается лишь ввести данные тестирования. Если он согласится на тесты, конечно. Но об этом я не могу сейчас думать, слишком устал. И слишком устал, чтобы уснуть. Что он все же хотел сказать, этот мальчик?"
(после схемы есть еще рисунок, единственный рисунок от руки в дневнике Рауля – красная лисья мордочка, и подпись "VULPES SILVANUS")
"Ясон отказался, очень резко. О вчерашнем не было сказано ни слова."
"Но почему, почему, по какой причине ты делаешь это? Твоя генокарта чиста, откуда бы взяться этой... зависимости? Не будет мне покоя, пока я не найду причину сбоя нейрорегуляции, либо затаившийся в геноме дефект. Если бы ты хоть немного помог мне, Ясон, если бы понял, насколько это серьезно, как губительно может оказаться для новых поколений блонди твое нежелание сотрудничать. Если бы согласился на тестирование и коррекцию!
Что скрывается за твоим невозможным, иррациональным упрямством?"
"Сегодня был странный разговор. Ясон спросил, не собираюсь ли я доложить Юпитер о… обо всём. Я сожалею. Даже если это просьба о помощи. Бедный мой друг. Но я не могу найти в себе силы спасти тебя и рассказать Юпитер о твоем проступке. Иначе откроется и мой проступок тоже. На свое душевное равновесие я уже давно махнул рукой. Я плохой блонди, моя жизнь - цепь сделок с совестью и законом да ненавистная нейрокоррекция. У меня осталась только лаборатория в Мидасе. И я не могу пожертвовать своей работой, даже ради тебя. Прости, Ясон. Я оставляю тебя твоему безумию"
2.
Щелчок зажигалки, потом второй, третий... Сигарета разбухла от влаги. Катце швырнул её в лужу и вытряхнул из пачки другую. Та же история. Он слишком долго простоял под дождем, вот что. Сидел бы в машине, да только в машине усидеть было никак невозможно. "Что он там застрял, блин!" - подумал он в который раз, даже проворчал себе это под нос тихонько. Рики пропал. Ничего нельзя было доверить этому тупому монгрелу! Катце свирепо зажевал сырую сигарету. Кого он обманывает! Почему торчит тут под дождем и придумывает, будто Рики просто пошел на дело, а его оставил на стрёме. Что все, как раньше, и ничего не произошло. "Рики, быстрее". Рики, Рики... Изжелта – бледное лицо, нос заострился, в глазах - ни следа былого упрямого задора, губы искусаны. На джинсах спереди- кровавое пятно. Когда Катце увидел его такого полчаса назад, а потом ещё и выслушал, он почувствовал одновременно гнев и жалость. Но гнев преобладал. Кретины, бля. Доигрались. Больше всего ему тогда захотелось пристрелить дурного монгрела, обоих дурных монгрелов, но по многим причинам он не мог этого сделать, поэтому сдержался. Не стал пороть горячку. И вот он мокнет под дождем, а там внутри эти трое, одуревшие от любви и ревности... Нет, должен же хоть кто–то сохранять трезвую голову и попытаться, хотя бы попытаться разрулить ситуацию. Катце выплюнул сигарету и решительно зашагал к темной громаде Дан Бана. В ту же секунду земля содрогнулась, полыхнуло пламя, и взрывная волна швырнула его на капот машины.
Сознания он не потерял, только крепко приложился боком, так что рёбра хрустнули. С трудом встал, и, оглянувшись, выругался – прямо в центре Дан Бана стоял столб огня, освещая покосившиеся остовы домов, пустырь, развалины арсенала. Новый взрыв опрокинул его на колени, Катце пробовал ещё встать, но тут рвануло совсем близко от входа, и он сдался, втиснулся в какую–то трещину на асфальте, прикрыл голову руками. Он насчитал ещё четыре взрыва, не слишком сильных, потом настала тишина, только гудело пламя, да где–то истошно заливались сирены. Он отважился высунуться из своего убежища, дым ел глаза, но можно было разглядеть, что основное здание арсенала устояло, только странно покосилось, кое- где горело, огонь потихоньку уступал дождю. Постанывая от боли в помятых рёбрах, Катце поднялся, дрожащими пальцами сунул в рот сигарету, это помогло, ненамного, но в голове прояснилось. Гай, ублюдок, сволочь! Гай – кто ж ещё!- устроил это, а Рики и Ясон… они остались там, в горящих развалинах. Катце выругался и ударил кулаком по машине, которая уцелела, гляди–ка ты, а весь его мир рушился... Сирены завывали все ближе. Спокойно, парень, спокойно, - приказал себе Катце. Успокойся. Садись в машину и дуй отсюда. Они мертвы. Погибли, тут уж ничего не попишешь. Умерли вместе, всем бы так. Многие и этого не имеют. Давай, легавые близко. Он уговаривал себя ехать, а сам не двигался с места и не спускал глаз с покосившегося провала, озаренного глубинными огненными сполохами. И с замирающим сердцем увидел, как из дыма выползают две сцепившиеся фигуры, как обнявшись, едва не падая, они ковыляют к нему. Катце выронил сигарету, бросился к ним, но тут же отшатнулся и заорал:
- Бля, какого *** ты приволок эту падаль? Где Ясон?
- С Ясоном… плохо… - прохрипел в ответ Рики. Он едва держался на ногах, одежда местами ещё дымилась, руки и волосы обожжены. Катце заткнулся. Он был настолько уверен, что из огня выйдут Рики с Ясоном, или не выйдет никто, что до него не сразу дошло, что именно сказал монгрел.
- Что? – тупо переспросил он.
- Позаботься… о Гае…- Рики свалил осевшее тело прямо под ноги Катце. Рыжий опустил глаза, потом вырвал пистолет из кобуры, другой рукой схватил за шкирку Гая и прошипел:
- Сейчас позабочусь!
Лучше было орать и тыкать дулом в эту сволочь, чем думать о том, что Ясон мертв, что Рики…
- Не надо, Катце, - попросил Рики, - просто отвези его в больницу. А я останусь с Ясоном.
Лицо черноволосого монгрела стало спокойным и почти ласковым при этих словах. Оторопев, Катце смотрел, как он поворачивается к Дан Бану, как его клонит, но он удерживается на ногах и делает шаг, другой, все быстрее. Оборачивается, останавливается.
- Эй, Катце, у тебя есть сигареты?
"Красный" переступает через тело Гая, протягивает Рики смятую пачку.
- Не эти, другие, - улыбнувшись, говорит монгрел. От этой улыбки Катце чувствует что-то странное с горлом и глазами. Что–то невыносимое. Он даёт Рики ту пачку, с двумя лунами, нарисованными от руки черной тушью. Рики принимает её и ковыляет к Дан Бану. Он не оглядывается. Катце бессильно смотрит вслед. Рука его сжимает пистолет, по лицу, вдоль шрама, сбегают струи дождя.
Последний раз в Дан Бане рвануло, когда Катце уже отъехал квартала за три. Машина прыгнула вперед, Катце вылетел бы через лобовое стекло, его спас пристежной ремень. Он всё равно клюнул лицом в приборную доску, но боли не почувствовал. Другое грызло изнутри гораздо сильнее. Гаю на заднем сидении пришлось куда хуже, и Катце не думал, что монгрел ещё жив, когда притормаживал машину возле крохотной муниципальной больницы, одной на весь Церес. Хватит с него и этого, думал "красный", когда двери операционной сомкнулись за каталкой, увозящей Гая. Хоть бы он сдох, эта сволочь. Его зашатало, голова закружилась, и он подумал, что ничего страшного не случится, если он немного посидит, а то как – то... "Всё страшное уже случилось" - сказал он громко и засмеялся. Отвратительный смех исцарапал ему глотку, он закашлялся, так что слёзы хлынули из глаз, и он зло размазал их по щекам. Хирург, который проходил в операционную мимо странного посетителя, испуганно шарахнулся, наткнувшись на бешенный остекленевший взгляд с покрытого кровью и грязью лица. "Что уставился, док?" - глумливо расхохотался Катце, схватил хирурга за рукав – "Давай вали к этой сволочи, зарежь его к ***м, сколько спирта ты ёбнул этой ночью, а, док?.." Он демонстративно повел носом, хирурга как ветром сдуло- такому отморозку пристрелить, что плюнуть... Хлопнула обшарпанная дверь операционной. А Катце упал на продавленную скамейку и отключился.
Очнулся он от резкого металлического скрежета, мимо прогрохотала каталка, кто–то протопал, взволнованные голоса " ...что смотришь, придурок, еще адреналина!" "А чё-о, он дышит? Не, правда, дышит, аж ходуном ходит, а ноги-то отхуячило по колено, бля, вот живучий гад, блондинчик-то!.." "О, Юпитер, только бы он не умер, только бы не здесь, нас же расстреляют всех на месте, мы же все подохнем из–за этого мудачьего блонди, ну как, как он там оказался..." Трехэтажный мат оборвал причитания, "...два куба камфары, и скорее, скорее!.." Катце взвился со своей скамейки, и сумел ещё увидеть, пока не сомкнулись двери, запрокинутую белокурую голову на каталке, сьют, залитый кровью, но местами светло – синий... Ему самому словно вкололи адреналина. Ошибки быть не могло – в операционную, к пьяному в дугу хирургу, катили Ясона Минка - обожженный, искалеченный, но он был жив. Катце заметался по грязному приёмному покою, натыкаясь на больных, не обращая внимание на ругань и толчки. Жив. Пока за него не взялись местные костоправы. Решение пришло мгновенно. Он выудил из кармана мобильник, молясь всем подряд, чтобы связь работала. Приветливо загорелось зеленое окошко, томный голос проворковал "вставь мне, бестия!" Раньше это звучало прикольно. Но не сейчас. Катце замер, память услужливо подкинула номер, который он знал назубок, но по которому не звонил ещё ни разу. И думал, что не позвонит никогда. Просто знать уже было… было… Он помотал головой, выдохнул сквозь стиснутые зубы, нажал на кнопку, обеспечившую анонимность, и начал набирать эти цифры.
- Сюда, господин Советник, - "зеленый" медик суетливо распахнул двери. Рауль поморщился – заштатная муниципальная больничка на окраине Мидаса явно нуждалась в капитальном ремонте и переоборудовании. "Я займусь этим обязательно, если Ясон еще дышит, если они умудрились поддержать в нем жизнь и правильно распорядились… органами" - пообещал себе Рауль, а вслух сказал:
- Немедленно расчистить здесь все для реанимационного мобиля.
Поднялась суета, охрана и парамедики Рауля принялись теснить к выходу больных и местный персонал, раздались негодующие крики, стоны, женщина зарыдала. Заплакал ребенок. Рауль показался себе каким–то злобным демоном из детского сериала, взгляд его заметался, выхватывая отдельные картины – обшарпанные стены приемного покоя, быстро пустеющие виниловые скамьи с выпотрошенной обивкой и порезанными спинками, размазанную лужу крови на полу. Зареванная женщина прижимает к груди обожженное детское тельце, телохранитель бесцеремонно ее подпихивает, смуглый парень с плохо прокрашенными волосами идет сам, переругивается с охраной, но странно клонится, зажимая бок, между пальцев пузырится красное, к нему бросается медик в порванной робе, помогает перешагнуть через порог. Острый запах крови, рвоты, горелого мяса и антисептиков... Пестрые лохмотья, искаженные болью и злобой лица, оскаленные гнилые зубы, ожоги, размазанная кровь, размазанная краска. Черные, каштановые, темно–русые волосы, волосы выкрашенные во все цвета радуги, волосы обгоревшие. Церес. Рауль стиснул зубы и приказал себе не расслабляться. Это был Церес, погубивший Ясона.
Охранники работали быстро. Через пять минут приемный покой был очищен от толпы, и охрана ринулась освобождать коридоры, главный врач семенил впереди, указывая дорогу. В широко распахнутые двери въезжал модуль, серебристая обтекаемая торпеда на воздушной подушке. Рауль со своими медиками двинулся следом за машиной. Протискиваясь тесным коридором, он видел битком набитые палаты, больные лежали даже на полу, запах был такой, что у него ноги подкашивались. Внезапно что-то заставило его повернуть голову – в дверном проеме рядом с коротышкой в одежде врача стоял высокий худой парень, и смотрел прямо на Рауля желтыми лисьими глазами из–под рваной челки. Челка побелела от известковой пыли, но Рауль все равно узнал его – о, Юпитер, и этот здесь, как всегда, в гуще событий! Но впереди уже маячила раскрытая дверь операционной, и блонди тут же позабыл про Катце. Вид Ясона, вернее, того, что от него осталось, мгновенно убрал из головы Рауля все мысли, кроме профессиональных.
- Мы сделали все, что могли, господин Советник!
- Я вижу. Отойдите в сторону. Перчатки.
- Гемодинамика стабильная, мистер Эм.
- Хорошо, Уинтерс. Дайте мне диагност и займитесь его ногами. Да отойдите же Вы! Подгоняй мобиль, Тимо.

- Ага. Уйдите, доктор. Мистер Эм, Вы тоже подвиньтесь. Так.

- Мы не сразу поняли, что это блон… я хочу сказать, Консул, в таком месте, и его волосы, видите ли…

- Да… Не мешайте мне.
Попискивает диагност. Руки зеленоглазого блонди работают так быстро, что отдельных движений почти не видно. Черепно – мозговая травма. Открытая. Но размозжения мозга и гематом нет. Хорошо, Ясон. Сломан пятый шейный позвонок. Спинной мозг цел. Сломана ключица слева, похоже, в левой руке ни одной целой кости. Мелочи. Справа только вывих плеча, но артерия цела. Отлично. Пять сломанных ребер, два воткнулись в легкое. Оставим эту их конструкцию, для транспортировки сойдет. Отрыв селезенки. Щуп, Уинтерс. Оп-паньки. Почки ушиблены, но ничего страшного. Цела печень. Цела поджелудка. Прободение тонкой кишки в двух, нет, в трех местах. Щупы, Уинтерс. Так. Включайте отсос. О Юпитер! Пятый поясничный всмятку, спинной мозг поврежден. Плохо. Очень плохо. И здесь тоже. Щуп, Уинтерс. Травматическая ампутация обеих ног в нижней трети бедра. Ожоги первой - второй степени, четырнадцать процентов кожных покровов, в основном спина. Все. Подводи манипуляторы, Тимо.
Израненное укороченное тело, опутанное эндоскопическими щупами, манипуляторами и трубками с питательным раствором, медленно погружалось в реанимационный мобиль. Рауль стоял рядом, собранный и сосредоточенный, он, наконец, хоть что-то сделал правильно. Ясон будет жить. Внезапно обожженное лицо Консула дрогнуло, открылся один глаз – второй заплыл, и тихий голос простонал:
-…Рики.
Рауль поспешно склонился к Ясону.
Тот секунду смотрел на него единственным глазом, зрачок был сужен в точку от обезболивающих и плавал в бледно – синей радужке. Искал что-то в лице Рауля. Не нашел, веко опустилось. Рауль почему–то почувствовал себя предателем. Совершенно иррационально. Отвернулся, хотел было подать команду закрыть мобиль, но его остановил мучительный скрежет:
- Рауль… Найди Рики…
- Рики мертв, - ответил Рауль, чувствуя себя еще большим предателем. – Тебя выбросило наружу взрывной волной, внутри Дан Бана все выжжено. Мне позвонили, что ты здесь. Анонимный звонок. Сейчас бригада Старшего Коронёра Дэрила Рота выясняет причины взрыва. Как ты там оказался, Ясон!?
- По… езжай туда. Найди Рики…
- Рики мертв! – о, Юпитер, опять все с начала! Зависимость!
- Найди… хоть клетку… Ты сможешь…
"О да, я бы смог" - подумал Рауль с тоской. Восстановить твоего пета. Любые модификации. Два года на стимуляторах – и готово! Волшебник Рауль. Секретный ручной гений Ясона. И все по новой.
- …прошу, Рауль… найди Рики…
- Там Дэрил Рот. Если есть хоть какие – то фрагменты тела, он заберет их.
- Не… Рот. Ты… Прошу… – синий глаз задергался по горизонтали, губы свело влево, Рауль вскрикнул:
- Нистагм, Уинтерс! Но мозг же цел!
- Фосфоцианид в крови, мистер Эм. Кажется, "черная луна", я уже ввела антидот.
- …обе… щай… найди Рики…
- О, Юпитер, обещаю! Тихо, да ты что, не двигайся, успокойся, Ясон, я обещаю! Седативное, Уинтерс, немедленно!
Ничего не поделаешь – раз пообещал, значит надо, уныло думал Рауль, провожая взглядом медицинскую машину с мобилем и охранников на байках. Все в нем противилось предстоящему, но он обязан Ясону, и кроме того, просто из жалости он попробует... Снова эта иррациональная чувствительность. Возьми себя в руки, Рауль! Ты. Обязан. Ясону. Тем, что еще имеешь возможность заниматься любимым делом, хотя бы тайно. Рауль устало потер висок – начиналась головная боль – и направился к своей машине.
- Мистер Эм!
Так он и знал!
- Ну что Вам, Катце?- досадливо. Проклятый Идеальный Блонди!
- Вы поедете к Дан Бану? Возьмите меня с собой!- только бы согласился!
- А зачем Вам туда, мистер Проныра? – ого, да мы сердимся! Присмотреть за тобой, моя идеальная сосулька! За тобой и за Коронером Ротом. Чтобы не вздумали выкинуть какую – нибудь блондевскую пакость. Хотя нет. Ты на пакость не способен. Ты же у нас идеальный. Но твои высокие принципы могут обернуться похуже пакостей Мясника Рота.
- У меня с собой есть сканнер для биоматериалов, мистер Эм. С ним дело пойдет быстрее. И я знаю, где именно искать... то, что Вы пообещали найти.
- Откуда ты?..
- А Вы как думаете? Подслушал. И сканнер взял из больницы.
- Украл. Это называется "украл", - какие мы ядовитые! - Интересно, Катце, почему я не удивляюсь? Поехали.
- Вы позволите?
Рауль рассеянно махнул рукой, Катце закурил, и после щелчка зажигалки в машине повисла тишина. Салон был отделен от водителя матовой звуконепроницаемой перегородкой. Рауль, в отличии от Ясона, никогда не забывал установить её. Катце искоса взглянул на Идеального Блонди, тот сидел прямо - а как же! - но мрачный, как туча. Рыжему до боли привычно захотелось схватить его за плечи, встряхнуть, смутить, чтобы холодная маска слетела с лица, узнать его мысли... старая песенка! Вместо этого он спросил:
- У Вас не найдется выпить, мистер Эм?
За такую наглость в другое время и у другого блонди он мог запросто вылететь из машины на полном ходу, но Рауль лишь коротко взглянул на него и потянулся к встроенному бару. Налил вина из непочатой бутылки. Катце одним глотком опорожнил бокал, протянул его для новой порции. Рауль добавил, но предупредил:
- Не увлекайтесь, Катце, мне ещё понадобится сегодня Ваша помощь.
- Я в порядке, - спиртное покатилось вниз, согрело, расслабило тугой узел, который скручивал внутренности уже двенадцать часов – с момента звонка Рики. Катце откинулся на сидении и глубоко затянулся. Смешанный запах сигаретного дыма и Рауля – корица, древесная горечь, антисептик - проник в ноздри, голова поплыла. Секунду или две Катце позволил себе бездумно насладиться передышкой, зная, что следующая будет очень не скоро. А открыв глаза, увидел, что Рауль смотрит на него, прямо на изуродованную щеку, и, едва не поперхнувшись, судорожно выпрямился. Хотелось прикрыться немедленно, но руки были заняты сигаретой и бокалом.
- Что Вы уставились? – прошипел Катце, он не был уверен, что это не подстроено, правда, у Рауля не было склонности к таким играм. Раньше не было.
- У Вас лицо в крови, - невозмутимо сказал Рауль и бросил ему на колени белоснежный платок, - Утритесь. Нам с вами ещё предстоит встреча с Коронёром Ротом.
Катце злобно утопил сигарету в бокале, потом из него же намочил платок и вытер саднящие царапины на щеке. Рауль наблюдал за ним с полным равнодушием, и Катце – проклятое вино развязало ему язык - не выдержал:
- Слушайте, мистер Эм. Ясон при смерти. Мы едем... сами знаете за чем. Вы хоть что-то испытываете по этому поводу? Не хотите поделиться ощущениями?
Ему показалось, или лицо Рауля дрогнуло. Но ответ был ответом Идеального Блонди:
- Вы меня удивляете, Катце. После всего, чему Вы были свидетелем сегодня, чему мы все были свидетелями последние пять лет, какие у меня могут быть ощущения? Хвала Юпитер, я очень давно избавился от неуместной чувствительности. Должен же хоть кто–то сохранять ясность мысли в этой дикой ситуации!
С этими словами Идеальный Блонди отвернулся и открыл ноутбук. Все. Беседа окончена. "Ясность мысли в этой дикой ситуации...Твою мать, и в это я...". - подумал Катце оторопело, но оборвал себя. Закурил по- новой. Думать об этом было бесполезно, особенно сейчас. Хотя... Где–то он уже что-то такое... Вспомнил. До взрыва. Он ещё хотел пойти к ним и разрулить ситуацию. На трезвую, мать её, голову. Катце невесело хмыкнул и покосился на Рауля, тот даже головы не поднял, пальцы не дрогнули на клавиатуре, словно рядом никого и не было. Похоже, в этой машине собрались умельцы сохранять трезвость и ясность. Срань Юпитер, надо же, у него нашлось что-то общее с Идеальным Блонди! Трезвость и ясность!.. Сигарета прогорела до фильтра, Катце хотел было закурить другую, нашёл, блин, единомышленника, видно, головой приложился, крепче, чем думал, и это обманчиво - лёгкое дорогое вино… но тут машина притормозила. Первый блокпост. Они подъезжали к Дан Бану. Ещё через пятнадцать минут, когда все патрули были позади, и они оказались на месте, Рауль, наконец, закрыл ноутбук и отверз уста:
- Включайте сканнер, Катце, и настройте его на кастовый поиск.
- Зачем, мы же ещё из машины не вышли.
Рауль повернулся, посмотрел, наконец, на него, и Катце почувствовал себя…помехой. И абсолютно трезвой, к несчастью – настолько, что бы как следует осознать себя помехой - и ничем больше. В глазах Идеального Блонди стыла усталость, и голос был холоднее льда:
- Катце. Вы даже не представляете, насколько меня раздражает... всё это. Мне надоело с Вами пререкаться. Это неконструктивно. С этого момента Вы будете исполнять все мои указания. Если они покажутся Вам непонятными, постарайтесь сдержаться, и помните, что мой коэффициент интеллекта всё же выше Вашего, хотя Вы и уверены в обратном, непонятно почему. Включайте.
Катце криво улыбнулся и принялся настраивать прибор. Таким он Рауля ещё не видел. "А много ты его вообще видел?"
- Вот так. А теперь пораскиньте мозгами, Катце, - продолжил прохладный, усталый голос, - если Вы внимательно подслушивали, то поняли, что Коронёру Роту не стоит доверять.
- Я понял.
- Прекрасно. А теперь выходим из машины, и если он уже обнаружил какой- либо жизнеспособный монгрельский биоматериал на месте взрыва, но по какой- то причине попытается скрыть находку, я всё равно об этом узнаю, не так ли, Катце? Будьте внимательны. А если коронёры ничего не прячут, Вы... выругаетесь. Я думаю, это не насторожит даже Советника Рота.
- Рот.
- Эм. Чему обязан?
- Осмотр места происшествия.
- Вот как. Раньше Вы себя не утруждали.
- Раньше у меня не было приказа Консула.
- Консул мертв, Эм. И ему, можно сказать, повезло. Во всех смыслах.
- Консул жив. Мне непонятны Ваши намеки.
- Вы блефуете!
- О Юпитер! Я сам занимался Консулом после взрыва. У него нет ни одного повреждения, несовместимого с жизнью.
Дуэль взглядов. Старший Коронёр бледен до синевы и сжал челюсти намертво. В глазах у него – бешенство и разочарование. У Рауля, как обычно, отрешенный, рассеянный вид. Но теперь Катце знает – это только видимость. Он замечает, что на виске у Рауля выступила испарина. Мясник Рот. Не смотри на него, смотри на сканнер. Маленький экран на запястье фиксирует биоэлектрическую активность по кастам, мелькают зеленые и серебряные силуэты младших коронёров, ярким золотым светом горят оба блонди. Его собственные "красные"пальцы. Нет, ни одного темного монгрельского пятнышка. Катце спотыкается о камень, говорит "блин", Рауль не поворачивается к нему, но Катце видит, как напряжение отпускает его плечи. Голос – сама прохлада:
- Я жду, Рот. Жду уже довольно долго.
На лицо Мясника стоило посмотреть, если любишь наблюдать бессильную ненависть. Катце любил, но и ему хватило одного лишь взгляда. Мясник Рот тут же переключился на него:
- А этот что здесь делает? Вы хоть знаете, кого сюда притащили, Эм?
Рауль обернулся и задумчиво сказал:
- Ну, я полагаю, это Ред Катце, вольноотпущенник Консула, гражданин. А что?
- Список его преступлений длинной с руку, Советник Эм. Хорошенько подумайте, с кем связываться, очень может быть, что Ясон Минк больше не сможет защитить вас. Обоих.
Терпеливо, но с досадой:
- Определитесь наконец, кому Вы угрожаете, Рот- мне, Консулу, или гражданину Ред Катце. И помните, что в конце концов все решает ЮпитМясник Рот вдруг сделал два шага и оказался так близко к Раулю, что тот невольно отшатнулся.
- О, а что, если вы занимались этим вчетвером – два блонди и два монгрела? Как на это посмотрит Юпитер? Скажите, Эм, каково это – быть уке для монгрела? А ты ведь уке, Рауль, могу поклясться.
Катце прошибло потом - вид Мясника Рота мог сейчас испугать кого угодно. Но лицо Рауля выразило лишь холодное отвращение, голос не дрогнул:
- Знаете, Рот, я никак не могу понять, где Вас воспитывали – в Академии Юпитер или в борделе?
Коронёр Рот отошёл с улыбкой, больше похожей на гримасу, и издевательским голосом проорал:
- Эй, пропустите этих двоих... пока.
- Сколько мы здесь уже?
- Четыре часа.
- Юпитер, как пить – то хочется... Осторожно! Давайте руку, мистер Эм.
Едкий запах гари, черная грязь под ногами, вывернутые бетонные блоки, перекрученная арматура, дымящиеся кучи мусора. Смуглые исцарапанные пальцы крепко сцеплены с другими, обтянутыми грязной белой перчаткой. Мерцание сканнера.
- Вы верите, что мы найдём... хоть что-то?
- А Вы, Катце?
- Не… Блин!..
- Держитесь за меня. Вот так. Это пустая затея.
- Зачем же Вы тогда?.. Вам ведь наплевать на Рики.
- Я обещал Ясону. Я ему обязан.
- И это всё?
- Этого достаточно.
- И Вы сцепились с Мясником Ротом…
- С кем?!
- Так его зовут в Цересе. А Вы что, не знали? У каждого видного блонди есть прозвище. Мясник Рот. Обкуренный Трейн. Молния Минк.
Молчание.
- А почему Вы не спрашиваете, как называют Вас?
- Боюсь, мне это не интересно, Катце.
- Вот – вот. Идеальный Блонди…
- Что Вы сказали?
- Ничего. Выругался.
Снова салон машины. Катце забился в угол, Рауль сидит прямо, но теперь ему стоит усилий сохранять безупречную осанку.
- Теперь… всё? Рики мёртв окончательно? – тихо спрашивает Катце. Рауль кивает, довольно равнодушно. Его тянет снять перчатки и осмотреть руки, ладони почему–то горят. Ничего удивительного, думает блонди, мы больше пяти часов сканировали развалины, цеплялись за камни и арматуру, цеплялись... друг за друга, подтягивали, удерживали, волокли... вот этими руками. "Мы". Рауль сжимает горящие пальцы. Как же всё это странно!.. Он в смятении – никогда ещё в своей жизни он не был наедине с другим человеческим существом так долго, так... близко. О, разумеется, вынужденно!.. Блонди украдкой смотрит на своего попутчика, и натыкается на ответный взгляд, растерянный и какой–то отчаянный. Рауль вдруг вспоминает, что пропустил инъекцию анксиолитика, очень уж глубоко воспринимается окружающее, ещё немного, и он сможет читать мысли этого мальчика. Проклятая эмпатия! Так трудно сохранять спокойствие! ...Только он уже не мальчик, он же с тебя ростом, и тощий, весь словно из костей и жил, когда вы скатились… вместе… с той кучи щебня…
- А что будет с Ясоном? - потерянно спрашивает Катце.
- Ничего, - помедлив, отвечает Рауль, ему не сразу удаётся сфокусироваться на настоящем, - полное восстановление функций займет около полугода. И не думаю, что Юпитер отдалит его от Себя.
- Нет, Вы не поняли, мистер Эм, - тихий, настойчивый голос, таким голосом разговаривают с недоразвитыми детьми, - Что будет с ним... без Рики?
- Ничего, - повторяет Рауль, начиная раздражаться, назойливость "красного" ему неприятна, он бы предпочел помолчать, анализируя свои ощущения, –Если уж на то пошло, то без Рики Ясону будет только лучше, он и так основательно подпортил свою репутацию этой... связью. Не говоря уж об отношениях с Юпитер. Так что... Даже хорошо, что ситуация, наконец, разрешилась. Надеюсь, впредь его развлечения будут менее предосудительными.
Катце коротко, невесело смеется, потом резким движением хватает Рауля за плечи и пытается встряхнуть, блонди очень близко видит его лицо, искаженное злой гримасой, горящие светло – карие глаза, очень удивлённый, он легко отшвыривает эти худые руки и вскрикивает:
- Не трогайте меня! Что это Вы себе позволяете!?
Катце отшатывается, лицо "красного" словно замыкается в привычном ироническом спокойствии, насмешливым голосом он говорит:
- Да Вас никто не трогает. И ничто. Прошу прощения.
Рассерженный и смущенный, Рауль пытается выровнять дыхание, унять мелкую дрожь в позвоночнике, первой его мыслью было попросту вытолкнуть этого сумасшедшего вон из машины, за все его выходки, но он уговаривает себя проявить снисходительность – Ясон много лет был патроном Катце, случившееся с ним несчастье не могло оставить равнодушным бывшего фурнитура. "Мой Трейси уже в истерике валялся бы"- думает Рауль с мрачным юмором, успокаиваясь. Он смотрит на "красного" благосклоннее, и почти с жалостью замечает, что тот в ужасном состоянии- глаза запали и горят сухим блеском, волосы слиплись, потеряли цвет, лицо осунулось, рот дёргается, на виске запеклась кровь. И он часто хватался за бок там, в развалинах. Бедняга.
- Послушайте, Катце, я думаю, Вам не помешало бы показаться врачу, - мягко говорит Рауль, - я займусь Вами, когда переговорю с Ясоном в клинике.
"Красный" смотрит на него с насмешливым удивлением и какой–то тоской, потом вкрадчиво отвечает:
- Знаете, мистер Эм, меня просто поражает Ваша доброта.
Рауль вздрагивает, чувствуя вежливую издёвку, он в замешательстве смотрит, как Катце достаёт сигареты, без позволения прикуривает, как проворно двигаются тонкие пальцы, и гнев в нём мешается с иррациональной, почти детской обидой, ему хочется за подбородок повернуть к себе это замкнутое узкое лицо, приказать объясниться и прекратить... говорить таким тоном... Естественно, ничего подобного Рауль не делает. Он не знает, но в этот момент у него такой нервный, смущенный вид, что Катце не выдерживает и говорит:
- Не стоит обо мне беспокоиться. Я думаю, Вам будет чем заняться после того, как Вы сообщите Ясону, что Рики... что ситуация разрешилась.
- Состояние средней тяжести. Он запретил вводить ему успокоительные, Советник.
- Надо думать… Ясон. Ясон.
- Ты нашёл его?..
- Ясон, мне жаль…
- Ты нашёл его?!?
- Нет, я не нашёл ни одной паршивой клетки твоего паршивого пета!
Молчание. Обожженное лицо разгладилось, глаза смотрят сквозь Рауля, потом, после паузы, с усилием:
- А… Рот?
Поспешно:
- Мы... я и Катце проверили сканнером его команду, результат отрицательный.
Молчание.
- Ты рад, Рауль?
- Я… должен быть рад. Ты же знал, Ясон, рано или поздно... это закончится. Я могу ещё что – нибудь для тебя сделать?- Рауль на очень понимает, что говорит, ему хочется уйти побыстрее, эти сухой, страшный взгляд засасывает, как чёрная дыра, заставляя вспомнить о просроченной инъекции. Он не хочет... чувствовать Ясона так глубоко. Это оказывается... неприятно, даже больно!.. Наконец, когда напряжение становится нестерпимым, синие глаза сжалились и отпускают зелёные.
- Присмотри за Катце, Идеальный Блонди...
Консул опустил веки, словно уснул, но это не может быть сном, Рауля бьёт дрожь, желание уйти превращается в потребность бежать, а он не в состоянии сделать и шага, в ушах шумит кровь, что-то происходит у него на глазах, это делает Ясон, что - то, отчего воздух сгущается и тяжелеет, как перед грозой... И тут взвывают все датчики в палате, беспорядочно мигают приборы, кто–то испуганно ахает... А потом гаснет свет.
Женский крик, перерастающий в вопль.
В комнате для посетителей этажом ниже погасла лампа на потолке, вырывая Катце из муторного оцепенения, он подскочил на кушетке, уставился в окно и замер. Сверху, из Эос, ему было прекрасно видно, как тьма расползается по Танагуре, словно чернила по рисунку, захватывая квартал за кварталом, как погасли, наконец, все огни, до самого горизонта, и только две луны тускло мерцают в ночном небе над темными башнями небоскрёбов. "Ясон" - понял Катце, это знание пришло к нему как из воздуха, такого тяжелого, что застревал в глотке, заставляя задыхаться и дрожать. "Красный" пригнул голову к коленям, преодолевая тошноту и головокружение. Он не знал, сколько просидел так – минуту, полчаса, час, - когда свет снова зажегся, Катце выпрямился и ослеплено заморгал. Быстрые шаги по коридору, дверь разъехалась в стороны, и в комнату ворвался Рауль, бледный, как полотно, его глаза блуждали, из носа текла кровь, он выглядел так, что Катце подбежал к нему, обнял, и помог добраться до кушетки. Рауль, казалось, не сознавал, что с ним происходит, он вцепился в "красного" до синяков, Катце едва не застонал от боли, но сдержался, не отодвинулся, словно его тело, его руки могли утихомирить страшное волнение, снедавшее зеленоглазого блонди.
- Почему он это сделал? – голос Рауля, слабый и удивлённый, резанул Катце, он ответил успокаивающе, бессмысленно, как ребёнку:
- Не знаю, мистер Эм.
Хотя знал с того самого момента, когда стало ясно, что Рики мёртв окончательно.
- Вы знаете, - сказал Рауль и вырвался, отодвинулся. Катце неловко опустил руки, потом спохватился, достал сигареты, закурил. Рауль продолжил тихо, он говорил для себя, он упрямо пытался понять, где всё пошло не так. Идеальный Блонди.
- Он вывел из строя все источники энергии Эос... Весь реанимационный модуль отключился. Он... он хорошо взаимодействовал с энергетическими матрицами. Это что, тайна для Вас? А почему, Вы думаете, он был любимцем Юпитер? Потому что был лучшим... в этом. А потом... потом остановил своё сердце. Он покончил жизнь самоубийством, Катце, из–за беспородного монгрельского пета, он, Первый Консул Амой. Я... пытался остановить его... – Рауль сильно потёр лицо, в недоумении уставился на окровавленную руку, поспешно закинул голову назад, дождался, когда остановилась кровь, и вновь посмотрел на Катце.
- Он ударил меня. Я три раза запускал ему сердце, а он... он кричал, чтобы я отпустил его, и он ударил меня... после второго раза... Почему? Почему он себя убил? – с неожиданным гневом выкрикнул Рауль, его глаза, всегда спокойные, как вода, загорелись из–под сведённых тёмно – золотистых бровей, кулак с силой врезался в стену, по матовой поверхности побежали трещины, и остался кровавый отпечаток.
- Может, из–за того, что он любил Рики? – тихо сказал Катце, он даже не шевельнулся, его сигарета прогорела почти до фильтра, столбик пепла упал на безупречный белоснежный ковер безупречной комнаты для посетителей.
- Любил? – произнёс Рауль недоуменно, из его уст это прозвучало иностранным словом. Катце коротко и остро взглянул на блонди из–под свалявшейся чёлки, потом опустил голову, весь как – то сжался, сгорбился на белоснежной кушетке. На запястьях у него уже проступили багровые пятна от Раулевых пальцев.
- Нет, конечно, нет, - продолжил Рауль, вспышка истощила его, он успокоился, вернее, волнение ушло внутрь, переплавилось в потребность всё проанализировать, разложить по полочкам, это спасало всегда, это позволяло контролировать любую ситуацию... раньше позволяло, до этой страшной, невозможной ночи. – Он не мог поступить так иррационально из–за какой–то там... Нет, я думаю, это просто присущая ему эмоциональная нестабильность, плюс какой- то вид физиологической зависимости, - торопливо заговорил он, словно в диктофон, словно он один в этой комнате, один в целом мире, - я должен исследовать это подробнее, на фактическом материале, я просто обязан... я не успокоюсь, пока не пойму этот феномен, - он поднял на Катце затуманенные глаза, "красный" криво ухмыльнулся, потом выражение бесконечной усталости проступило у него на лице. " И в это я..." - подумалось привычно, но так же привычно он оборвал себя, поднялся и захромал к двери.
- Желаю удачи, мистер Эм, - сказал он, перед тем, как створки дверей скрыли от него погружённого в свои мысли Рауля. Безупречный профиль зеленоглазого блонди ещё долго стоял у него перед глазами. Словно нарисованный на веках. Но думать об этом было бесполезно, особенно сейчас. Впрочем, думать об этом было бесполезно всегда.
И вообще, на сегодня он уже был сыт по горло Идеальным Блонди.
3.
Четыре файла из рабочего ноутбука Рауля Эма, сохранена только первая запись, остальные уничтожены почти сразу после написания.
" Ясон мёртв. Обстоятельства его смерти шокирующи, и я не стану их описывать,– слишком тяжело на душе. Только потеряв его, мы начали понимать, какую огромную работу по координации, администрированию и экономическим прогнозам он выполнял, как много наших внепланетных связей держалось целиком на его личном обаянии, которое я не отрицал никогда, даже зная лучше, чем кто бы то ни было, его достойную сожаления неуравновешенность и плачевные пристрастия. А как неизмеримо много значила для меня его дружба! Он был единственный, кто… Но я должен подавить свои эмоции – на проявления горя просто нет времени. Смерть Ясона повергла Амой в хаос. Действия Департаментов дезинтегрированы, члены Совета пытаются разобраться в сложнейшем конгломерате ясоновой административной системы, при жизни он, образно выражаясь, держал Амой в кулаке и никому не позволял распоряжаться хоть сколько-то важным делом без своего участия. Пока он был жив, такая политика оправдывала себя, тем тяжелее теперешнее безначалие. Юпитер отключила опцию прямого общения и отказывается помочь. Мне нетрудно понять Её, хотя мои способности к восприятию энергоматриц ограничены.Она тоже скобит по Ясону.
Позже. Печатаю в ноутбуке –сказывается привычка к регулярным записям. Дома не был уже пять суток, с той самой ночи. Устал ужасно, но спать некогда. Вскрыл тело Ясона, по инструкции это должен делать Старший Коронёр Департамента в первые сутки после смерти, но Дэрил Рот был слишком занят интригами в Зале Заседаний, чтобы выполнять свои функциональные обязанности. Мне ассистировали Уинтерс и один из младших коронёров, Силвер Джон Бэнкей. Протокол вскрытия прилагается. Четвёртый день сижу у хроматографа, работаю с железами, мне кажется, всё дело в нейрогормонах. Пока идёт норма, но я намерен завершить выкладку полностью, до клеточного уровня. Полученные результаты прилагаю. Потихоньку взял повторные пробы биоматериалов, заморозил и отправил Уинтерс отвезти их к нам, в****, потом продублирую анализ, кое -какие приборы у меня чувствительнее. О Юпитер! Никогда, даже в самом страшном сне, я не представлял, что мне выпадет этим заниматься! Ясон, как ты мог, как ты мог поступить так со мной, со всеми нами? Почему ты оценил монгрельского пета выше Амой, выше своей жизни?
Сделал инъекцию, очень взволнован.
Феромон GPI-17/32756. Без патологии.
Позже. Этот сумасшедший Катце говорил о любви. Пусть так, но я всё же хочу выяснить субстрат этой любви, её причины и механизмы возникновения. Она выполняет все критерии зависимости, значит, зависимостью является. Сложная психофизическая зависимость, возможно, с элементами взаимного гормонального потенцирования. Жаль, что геном пета утрачен. Придётся искать эмпирическим путём. Или моделировать условия. Хорошо поставленный эксперимент чудеса творит"

"Дела мои плохи. Отстранён от заведывания Отделом Нейрокоррекции на время расследования смерти Ясона. Коронёр Рот выразил недоверие представленному мною отчёту о вскрытии и потребовал разморозки тела и повторной аутопсии. Арестовал и допрашивает домашних Ясона. Отвратительно. Просто отвратительно! Он преследовал Ясона при жизни, не оставляет в покое и после смерти"

" Юпитер наконец- то явила Себя. Избранники- Трейн, И Хэ, Моретти и Литтон. Указать нового Консула Она не спешит. Связался с И Хэ. Впервые не видел улыбки у него на лице – а ведь мы одногодки по Академии, я знаю его всю жизнь, хотя мы не слишком часто общаемся. "Ну что тут скажешь! Ужасно, дорогой, просто ужасно! Не знаю, как я это пережил. Досталось по полной программе, ну, почти по полной. Я думаю, меня спасло только моё непостоянство- у меня всякую неделю новенькие!" - примерно так он выразился. Я, наверно, должен бы радоваться, что хоть у кого – то из нас хватает психической устойчивости шутить в такое время. Но я несправедлив к Алексису. Следующая его фраза меня несколько взволновала, хотя и не удивила: "Будь осторожен, дорогой, твой напарник интригует против тебя". Он имел в виду Дэрила Рота, кого же ещё! Напарник! О Юпитер!"
"допросЮПИТЕРсквернопришёлсебямашине0000000000000 былсудорожныйприступ00подвывихплеча непроизвольноемочеиспускание обвинилрот000 мнеконец сейчас инъекция надопоработать пальцами надо успеть соберисьсоберись рауль лаборатория незабыть катцекатце катце"
Дом был стар. Входную дверь едва не заклинило, когда Катце открывал её погнутой карточкой, грязный пластиковый пол угрожающе прогибался под ногами, по углам громоздились кучи мусора- поломанная мебель, битое стекло, бутылки из–под стаута, использованные шприцы, какое–то тряпье, куски штукатурки. Он и забыл, каким шикарным местечком был его первый офис. На стенах – щербины от пуль. Полицейский рейд. Он тогда отсиживался с товаром в подвале. В этом самом, под бронированным люком, на котором даже вмятинки не осталось, когда легавые, озверев от неудачи, начали палить из автоматов во все стороны. Хороший дом, настоящая лисья нора. И вот теперь он продаёт его. Ликвидирует дело. Катце спустился вниз по крепкой лестнице, круглая крышка легко встала на место, отсекая его от монотонного городского шума. Загорелся тусклый свет. Тишина была такая, словно Катце внезапно оглох. Он сполз по стене на пол, вытянул ноги, достал сигареты, закурил. От резкого движения заныли сломанные ребра. Месяц прошёл с той ночи, когда его бросило на машину взрывной волной, а кости всё не хотели срастаться, словно смерть Ясона и Рики забрала часть его, Катце, силы и удачи. "Красный" оцепенело смотрел на причудливые извивы сигаретного дыма. Ясон и Рики… Лицо Рики, то капризное, скучающее, то яростно - упрямое, но всегда, всегда взгляд прикован к Ясону, даже если его не было рядом, эти глаза цвета смолы, каждое его слово, всё равно отражали Ясона… И глухая, жаркая тоска в голосе Консула, когда он говорил Катце – а кому ещё он мог такое сказать! - говорил о своём Рики - своей прихоти, своей игрушке. О своей ошибке, своей любви. Заведомой смертельной ошибке. Внезапно Катце скрутило, как от боли, сигарета выпала из пальцев, рыжий с коротким сухим рыданием запрокинул голову, он слишком долго держал это в себе, он не мог думать о той ночи, он так боялся сорваться. Потерять лицо. Рики и Ясон были огнём, который грел его, его надеждой, его тайной радостью, он мог ругать их, сердиться на их дурацкую любовь и её последствия, манипулировать ими, но он не представлял себя без них… И этот месяц был самым пустым и одиноким в его жизни. Что–то происходило с ним, горе словно прожигало себе путь изнутри, и наконец пролилось слезами, непривычными, жгучими, как кислота, Катце беззвучно рыдал, голова его моталась по стене, рыжие волосы цеплялись за серый камень, лицо стало мокрым и горячим, горло перехватило. Но даже после слёз облегчение не пришло. Катце прерывисто вздохнул. Парень, нельзя же так. Он попытался взять себя в руки, дрожащими пальцами достал сигарету, уронил её, поднял, прикурил от окурка, затянулся. Опухшие глаза уставились в стену. Хотелось ощутить хоть что – нибудь, кроме этой безнадежной пустоты, хотелось разозлиться, злость всегда помогала ему прийти в себя, он извел за месяц своих людей ядовитыми замечаниями, он избавился от большинства врагов - продуманные жестокие выходки, дерзкие операции и постоянная холодная ярость помогли ему удержаться на плаву после смерти Ясона, более того - доказать всем, что он силён сам по себе, даже без поддержки Консула… Только здесь, в подвале, злиться не на кого…

И тут зазвонил мобильник.

Катце поспешно вытер глаза, прокашлялся. Совсем он расклеился. ****ская машинка. Более неподходящего момента для звонка…
- Катце?..
Он так резко вскочил, что стукнулся головой о низкий потолок, но боли не почувствовал.
- Мистер Эм?!! Откуда Вы…
- Катце, Вы должны приехать ко мне немедленно. Адрес моих апартаментов в Эос…
Знал он этот адрес. Чёртов Идеальный Блонди. Жаркая смесь злости и… и злости!- затопила пустоту внутри. Месяц, целый месяц после той ночи он видел Рауля только в новостях, и вот теперь – "приехать немедленно"! А ни хрена!.. Пакостный чертёнок дернул его за язык:
- Сэр, я в десяти милях от Вас, в Цересе. У меня, извините, дела.
- Катце, я приказываю…
Чертёнок скалился и приплясывал у него на плече.
- Извините, сэр, при всём моём уважении, Вы не можете мне приказывать, – Катце чувствовал, что его заносит, но остановиться уже не мог, знакомая неодолимая потребность всколыхнуть этот омут, эту гладь заставила его продолжить:
- Вы отстранены от работы в Департаменте, пока ведётся расследование смерти Ясона.
Рауль на экране на мгновение опустил голову, волосы заструились вниз и скрыли от "красного" результат его выходки. Он вдруг почувствовал себя злобным гадом. И чего он выёбывается? В конце – то концов, Рауль не виноват… Ну не ожидал же он в самом деле, что Идеальный Блонди будет утирать ему сопли после смерти Ясона! Просто той ночью ему показалось… Блин, да что он такого сказал! Об этом объявили по всем информационным каналам!
- Сэр…- начал было он, ещё не представляя, что будет говорить, но тут Рауль поднял голову, и Катце осёкся – Идеальный Блонди не казался особенно уязвлённым, только очень усталым. И голос был тихим. Всегда прохладный, невозмутимый голос Рауля Эма.
- Я это помню, Катце. Но у меня достаточно личных контактов в Департаменте Полицейского Надзора, чтобы Вас доставили ко мне в сопровождении взвода патрульных. Я запеленговал Ваш мобильный визор, пока Вы упражнялись в непослушании. Один звонок – и квартал будет оцеплен, а Ваше и моё время – потеряно. Я думаю, Вы изберёте более конструктивный способ ответить на моё приглашение. Мой адрес…
- Да знаю я Ваш адрес, - буркнул Катце.
- Мой шофёр будет ждать Вас с пропуском. И… у меня хорошая пеленгующая система, постарайтесь не задерживаться.
С этими словами Рауль отключился. Катце нажал кнопку, сохранив изображение, прошептал насмешливо:
- И Вам до свидания, мистер Эм.
Погладил кончиками пальцев бледное красивое лицо, золотистые волосы на экране. А потом вслух, – к чёрту, всё равно здесь никто его не услышит!- с раздражением, привычно, как дыхание:
- Твою мать, и в это я влюблён!

У "красного" было извращенное чувство юмора . Именно поэтому он принимал свою любовь к Раулю философически. "Уж слишком все удачно складывалось в жизни – ну не могла Судьба не подкинуть какую – нибудь подлянку!" - думал он, уже сидя в машине. Впереди пыхтела и колыхалась короткая, в квартал, пробка. Катце прикурил. Подождёте, мистер Эм... Он вспомнил себя шестнадцатилетнего – хитрого, отчаянного, прожженного цересского звереныша, которому мало было гонять на байке с барахлящим приводом впереди стаи таких же малолетних оторв, и планировать жалкие, копеечные ограбления, и ждать пули в спину во время погони, и умасливать скупщиков краденного; который вырос из Цереса и твердо решил подняться, и если для этого придется пожертвовать яйцами – что за беда, он трахался, сколько себя помнил – сначала уке, потом сэмэ, - да какая, блин, разница, секс приедается быстро. Он покинул своих мелких бандитов, и ушел, не оглядываясь, в мир небоскребов, больших денег, красивых светловолосых людей, абсолютно уверенный, что сумеет обвести их вокруг пальца, подчинить себе, как подчинял своих дружков. Едва придя в себя после операции, он накинулся на знания, как голодный – на жратву, он выучил все, что смогла предложить Академия Фурнитуров, он освоил положенные азы Информационных Систем, но пошел дальше, гораздо дальше. Катце непроизвольно потер шрам. Управлять Ясоном Минком было трудно. Это Катце понял быстро, но в конце концов, выучился и этому искусству, переняв кой - какие приемы у самого Ясона. Он научился быть необходимым мистеру Минку, стал его рукой за пределами Эос, и Ясон даже не подозревал, насколько властной и загребущей была эта рука. Цересский оборванец шел в гору, прытко шел – впору бы голове закружиться. И тогда, чтобы он не зарывался, чтобы знал своё место, сука – Судьба свела его с Раулем. Катце криво усмехнулся и покачал головой. Словно вчера было - он распахнул дверь перед Ясоном и его гостем, поклонился. "Рауль, заходи. Это мой фурнитур, если что - нибудь захочешь – только свистни!" Серьезный ответ: " Я учту, Ясон" Катце выпрямился, встретил скользящий, рассеянный взгляд зеленых глаз и задохнулся, словно от удара под дых, он до сих пор не мог объяснить, что с ним тогда стало, почему в одно мгновение его жизнь разделилась совершенно четко – на "до Рауля" и "с Раулем". Рыжий не смог бы даже сказать – красив ли он был, наверно же красив, все блонди красивы, но то, что с ним сделал этот бледный спокойный юноша, не имело ничего общего с красотой или там любовью – катастрофа это была, выстрел в спину! Расплата. За то что он был таким удачливым сукиным сыном. Он же одурел тогда. Заболел Раулем. Забросил дела. Не мог ни о чем думать, только о нем. Выучил все его привычки. Угадывал все его желания. Пялился на него. Таскался за ним, как хвост, когда зеленоглазый блонди приходил к Ясону. Хорошо, что это случалось редко, а то еще утворил бы что – нибудь... кретинское. И сразу, практически сразу, как только отошел немного от первой оторопи, Катце понял, кто его соперник. Он давно знал – от фурнитура такое не скроешь!- почему многие молодые блонди, попадая на знаменитые вечеринки Консула Минка, уходили только наутро, на подгибающихся ногах. Были и постоянные ходоки. Тот же Дэрил Рот. Общественное Здоровье обожало, когда его лупили хлыстом по заднице. Гы. Катце и не думал осуждать Ясона – подумаешь, Юпитер запрещает, сука старая! Попробуй запрети трахаться такому мужику, как Ясон – Катце случалось прислуживать ему в ванной, снаряжение у Консула было что надо. А уж нрав! Но Рауль... Рауль был особенный. Катце вспомнил, как холодел, перехватывая пристальные, жадные взгляды Ясона на зеленоглазого блонди, как трясло его от ревности, когда Ясон словно невзначай касался своего молодого друга, приобнимал в шутку, хлопал по плечу. Как влетало самому Катце, каждый раз, когда он вместо крепкого вина, которое велел приносить для Рауля Ясон, подавал зеленый чай. Какую затрещину влепил ему тогда Консул за упавший поднос, хотя что затрещина – Катце ее и не почувствовал, он помнил только, как замирало сердце, пока Рауль – добрый, красивый Рауль! - останавливал кровь и перевязывал порезанную руку!.. Самым унизительным было то, что Ясон и не догадывался, что все эти пакости рыжий фурнитур подстраивал из ревности, вполне сознательно. И Катце ненавидел Консула не только за его будущую победу (а кто бы сомневался!?), но и за это проклятое, слепое блондевское высокомерие. Умом Катце понимал, что ведет себя глупо, рискует уничтожить все, что создавал такой ценой и таким трудом. Понимал, что для Рауля он всего лишь предмет обстановки с проворными руками. Понимал, что он Ясону не соперник – "красный", фурнитур, не красивый, никто. Но знал, что не переживет, если когда – нибудь утром увидит зацелованного Рауля на пороге ясоновой спальни. Ах, молодость!.. Какие кипели страсти! Катце, которому недавно сравнялось двадцать четыре года, мечтательно улыбнулся и снова провёл пальцами по застывшему изображению на мобильнике, который валялся на переднем сидении.( Если бы его подчиненные, его должники, агенты и бойцы видели сейчас эту нежную улыбку, они бы не узнали Бестию) А Рауль, этот вот Рауль ничего не замечал! Приходил изредка, шумных сборищ сторонился, говорил только о делах, не просил ничего у Ясона, его прикосновения терпел, как безобидную эксцентричную привычку, оставаясь при этом прохладным, рассеянным, невыносимым Идеальным Блонди! Как Катце его любил за это! И как за него боялся, потому что не было вернее способа еще глубже зацепить Ясона, чем это упорное, холодноватое дружелюбие. Ясон терял терпение и злился. В один прекрасный день он приказал Катце найти в Мидасе помещение под лабораторию, не жалея расходов, обставить лучшей, новейшей аппаратурой для генетических исследований, подобрать неболтливый персонал. Катце справился быстро, он догадывался, что там будет работать Рауль, но не понимал, зачем гениальному генетику, известному даже за пределами Амой, подпольная лаборатория? Для Советника Консула не было запретных проектов! А неделю спустя после окончания работ в лаборатории Ясон буквально на руках притащил в дом Рауля, ошеломленного приказом Юпитер о назначении на новый пост. Зеленоглазый блонди был в полной прострации, у Катце сердце кровью обливалось от сочувствия, даже Ясон смягчился и оставил его в покое, хотя мог бы тогда без всяких помех затащить в постель под маркой утешения. Катце немного насторожило такое благородство, и он оказался прав, потому что очень скоро Ясон, проявляя небывалую снисходительность и участие, предложил Раулю давно приготовленную лабораторию, чтобы его молодой друг мог заниматься любимым делом. Подпольно. Нарушая прямой приказ Юпитер. Попадая в полную зависимость от Ясона, который обещал покровительство, реализацию изобретений и тайну. Условий пока не выставлял, чтобы дать Идеальному Блонди увязнуть поглубже, но Катце прекрасно понимал, что это за условие, и что со временем Раулю придется подчиниться. Ясон был хитрым сукиным сыном. И чертовски везучим. Только Катце не верил в это везение – его интересовало, каким образом Консул за месяц смог предугадать вердикт Юпитер об отстранении Рауля от генетических исследований. Раньше за мастером Минком ясновидения не водилось. Могло, правда, оказаться и так, что Она давно просчитывала эту перестановку, и Консул, стоявший к Ней ближе всех, уловил Её планы и смог ими воспользоваться. И уж совсем дикая идея, но она Катце просто заводила – что Ясон смог каким–то образом подправить расчёты Юпитер, повлиять на Неё. У Катце приключился зуд в пальцах, он потерял покой. Слышь, парень,- шептал внутри него нахальный хакер, - Она только машина, пусть в неё и входят на ментальном уровне, это просто ещё одна чертова информационная система, и она связана с любым терминалом на этой чертовой планете, ты можешь взломать её, и для этого не обязательно быть Консулом, нужна соображаловка и опыт, да ты попробуй... И Катце попробовал. Сейчас, через столько лет, он отлично сознавал, что толкнуло его на этот опрометчивый поступок. Нахальство, честолюбие, ненависть к Ясону, ревность, желание докопаться до правды, желание доказать, что ты – лучший, вырваться из жестких рамок Амой, отвязный голосок – ты сможешь, имхо! И Рауль, Рауль, Рауль... Моя болезнь, моё безумие... Катце глубоко затянулся, пытаясь прогнать воспоминания о резкой боли, о внезапном диком страхе – всё, парень, доигрался, он может убить тебя сейчас, и ничто его не остановит... Долгие дни жара и болезни, и как потом Ясон сказал, когда сняли повязку: "Теперь ты слишком уродлив для фурнитура. Будешь водителем, твой затылок стал куда симпатичнее лица". Чем выше забрался, тем больнее падать. Катце дернул углом рта, сигарета уронила столбик пепла. Не стоило сожалеть о прошлом. Он приземлился на все четыре лапы, как кошка. Знал теперь границы, за которые заходить не следует. И стал гораздо осторожнее, когда все – таки приходилось эти границы нарушать. ...Он потом долго не видел Рауля, и не хотел даже его видеть, не вынес бы жалости и отвращения в его глазах. Или привычного безразличия. Как теперь вот. Да и увидеть его стало непросто – ответственный Идеальный Блонди работал на два фронта с утра до ночи, у Ясона практически не бывал, так что Катце даже испытывал нечто вроде мстительного удовлетворения, наблюдая холодное бешенство Консула. А потом Ясон нашёл Рики, и Катце успокоился окончательно. Постепенно любовь перестала быть ядом, отравляющим кровь, она просто проникла ему в каждую клеточку, улеглась, устоялась. Катце научился жить с ней, радоваться редким встречам в доме Ясона, посмеивался над невыносимой правильностью Рауля, необидно, нежно, как ему казалось. Защищал его интересы, если Консул слишком уж жадничал или прижимал инвестиции. Со временем до Катце, наконец, дошло, что ему все же повезло в любви. Стоило только взглянуть на Ясона и Рики. На их взлеты и падения, бешенную страсть и непримиримое противостояние. На то, как Ясон совершает ошибку за ошибкой, как плюет на свою карьеру, репутацию, на власть и законы, насколько он- блонди, Консул!- беспомощен перед смуглым черноглазым мальчишкой из Цереса, у которого всего – то и достоинств – крепкая задница да упертый характер!.. И то, что случилось с ними... Катце усилием воли заставил себя не думать сейчас об этом. Довольно. ...Так вот, любить Рауля, хвала Юпитер, было совершенно безопасно. Как луну на небе. Или обе сразу. Да, они есть всегда, ночью – за облаком, днем - на той стороне Амой, иногда они роняют свой бледный прохладный свет прямо тебе в лицо. Но никогда ты не коснешься их, никогда не дотянешься, не возьмешь в руки, никогда они не обожгут тебя, не причинят боли… главное, смотреть на них пореже. Потому что… потому что была ещё та маленькая восстановительная операция три года назад... Просто в один прекрасный вечер Катце решил, что он больше не фурнитур. Что он вырос из фурнитура. И к этому решению никакого – никакого, понятно!?- отношения не имело то, что он почувствовал, когда к нему тем самым вечером нечаянно прижался Рауль, порозовевший, жаркий, с одурманенными глазами, до обморока испуганный и возбужденный играми Ясона и Рики. Идеальный Блонди, на миг переставший быть идеальным...
Сзади засигналили, и Катце вздрогнул, что-то он ударился в воспоминания, даже в штанах тесно стало. Физиологическая зависимость, мать её. Он поёрзал на сидении, газанул, пробка впереди успела рассосаться. Скоро Эос, ещё два поворота, и он на месте. Машина шла теперь как по маслу – в Эос никогда не было пробок. А вон в том здании пентхаус мистера Эма. Катце лихо припарковался, машина у него была – не каждому блонди по карману. И с документами всё в порядке, в кои -то веки! Он завертел головой в поисках чёрной шоферской униформы, и вдруг присвистнул – у входа стояла Мимея!
- Эй, сестрёнка! – окликнул он, она заметила его и направилась к машине, интересно, ей же лет восемнадцать, для пет старовата, что она делает в Эос?
- Привет! – Мимея распахнула дверь машины и схватила его за руку,- быстрей давай!
- Куда, у меня здесь дела, слушай, мама, ты знаешь в лицо шофёра твоего мистера Эма?
- Я – шофёр мистера Эма, - сказала Мимея, подталкивая его к двери с бронированными щитками, - держи пропуск.
Она так быстро протащила его через все охранные системы, что только в лифте Катце смог как следует рассмотреть свою старую подружку по банде, которую в своё время сам пристроил в Академию Петов, подделав идентификационный чип. "Мама, ты хоть понимаешь, что это такое –быть петом?"- спросил он её тогда. Девчонка только хмыкнула: " Да всё лучше, чем голодной подстилкой для любого, кто с ног собьёт!" Сбить с ног её было трудно, только если измордовать до полусмерти. Так что можно сказать, Мимея тоже выросла из Цереса и готова была платить. Потом они не раз сталкивались в Эос, Мимея выглядела довольной- кому что!- и Катце ни о чём её не спрашивал. Спросит теперь.
- Что у вас там?
Мимея сморщилась и махнула рукой, вид у неё был неважный, нездоровая бледность пригасила победную персиково - смуглую красоту монгрелки.
- Плохо. Сам под домашним арестом со вчерашнего дня. Юпитер его наказала, за что – не говорит. Привезла его полумёртвого. Сказал только, что сегодня – завтра будет вынесен этот… вердикт. Ну, отчего Консул там помер.
Катце понятия не имел о домашнем аресте. Он мысленно выругал себя за выпендрёж по мобильнику.
- Выписал нам с Трейси вольные, - продолжила Мимея, - заперся в кабинете с доком Уинтерс, она его ассистент в…ну, ты понял где, да? Тебя вот вызвонил. Блин, да что ж это такое! Ну как, как мой мистер Эм умудрился поцапаться с Мясником, а? Он же тихий такой, слова лишнего не скажет! – вполголоса взвыла она. Сказать, что Катце забеспокоился – значит ничего не сказать. Та стычка в развалинах Дан Бана…Чёрт!..
- А при чём тут Рот? – спросил он.
- Наши петы говорили, это он перед Юпитер обвинил мистера Рауля в укрывательстве…ну, что Консул спал с Рики вживую. И ещё в смерти Консула. Сволочь, а? На себя бы посмотрел, Мясник поганый! **** всё… А, ладно! Приехали.
Апартаменты Рауля поразили Катце полной тишиной. Горел рассеянный мягкий свет в холле, ноги тонули в дорогом зелёном ковре, было тепло, цветы в напольной вазе одуряющее пахли. Пока Мимея возилась с дверью, Катце сделал несколько шагов, втянул полной грудью душистый воздух. Огромный голубой цветок – Катце никогда таких не видел, даже на сайтах про другие планеты,- вдруг медленно изогнулся в его сторону на тонком стебле, аромат стал сильнее, на голубых лепестках зазмеились синие прожилки. Катце замер от удивления, но тут Мимея дёрнула его за руку, сказала сердито:
- Не смотри на них, а то так развоняются- задохнёшься. Экс-пе-ри-ментальные. Встречают гостей, их мистер Эм вывел, они настоящие, прикинь, да? У нас шикарно! Трейси!- приглушённо позвала она. Из глубины апартаментов раздались быстрые, какие-то неровные шаги, в холл вбежал фурнитур Рауля –невысокий, черноволосый юноша в фиолетовом комбинезончике, сильно накрашенный, даже в волосах пестрели розовые и лиловые пёрышки. Под глазами у Трейси темнели разводы туши, сами глаза покраснели от долгих рыданий, шмыгающий нос напоминал клубничину. Мимея, которая сама чуть не ревела в лифте, скорчила гримасу.
- Ах, это ты! – сказал Трейси сиплым тоненьким голоском. Его взгляд метнулся к Катце, и он немедленно задрал распухший нос. Катце привык к такой реакции бывших коллег, насколько он знал, он единственный из фурнитуров выбился в граждане, кроме того, он больше не был фурнитуром анатомически – такое не прощают. От Мимеи эта сценка не укрылась, она раздражённо сказала:
-Трейси, уймись, а? Его позвал мистер Рауль.
Глаза Трейси моментально налились слезами, рот скривился. Мимея вздохнула и спросила терпеливо:
- Сам доложишь или я, горе ты моё?
Профессионализм оказался сильнее праведного негодования. Трейси судорожно поклонился – Катце мог бы поклясться, что на зелёный ковёр капнуло, и сказал мученически - вежливым голосом:
- Следуйте за мной.
Катце плохо запомнил интерьер, он шёл за Трейси, сосредоточенно глядя на прямую спинку маленького фурнитура, его немного отвлекли чудные цветы и смешное жеманство парнишки, но теперь он опять вспомнил, почему он здесь. Домашний арест. Мясник Рот. Чёрт, если бы он знал раньше, он бы уже выяснил всё, что можно и решил, что делать. А то доказывал всем, какой он крутой. Обиду лелеял. Выёбывался по мобильнику. Упустил Рауля из виду на целый месяц, кретин, хотя знал, знал ведь, что зеленоглазый блонди так же крепко повязан с Ясоном, как и он, Катце, но нет в нём ни живительной злости, ни хитрости, ни привычки к грязной игре. А что Мясник играет грязно, Катце не сомневался.
…Двери – павлинья мозаика из цветного стекла – неслышно разошлись, и Катце, вслед за Трейси, очутился в маленьком тихом хаосе. Потрескивал принтер, Рауль сидел у визора и любезно просил передать мистеру Хазалу, чтобы тот связался с Раулем Эмом, когда вернётся на Амой. Со стола слетела распечатка; бледная, коротко стриженная белокурая девушка, сидевшая на диване у груды дисков, водворила бумагу на место. На коленях у неё был ноутбук, она один за одним вставляла диски в дисковод, просматривала их, некоторые откладывала, некоторые просто бросала в подставленную пасть робота – утилизатора. Одновременно она что-то тихо наговаривала в диктофон на оплечье белого комбинезона. Гудел огонь в камине – настоящий огонь в настоящем камине. Пахло горящим пластиком. Пахло тревогой и мучительным ожиданием.
- Господин Ред Катце, - сорванным голосом объявил Трейси. Призрачно – белая девушка даже не подняла глаз от экрана. Рауль отключил визор и обернулся.
- А, Катце, - рассеянно сказал он, - Вы быстро. Тогда я всё успеваю до слушания, Уинтерс.
При слове "слушание" Трейси немедленно зарыдал.
- Трейси!- в один голос сказали Рауль и белокурая девушка, она – строго, блонди – укоризненно. В ответ Трейси разрыдался пуще и простонал: "Ах, как же так, ах, мистер Рауль?"
Судя по раздраженным взглядам, которыми обменялись блонди и его помощница, этот вопрос задавался не впервые.
- Трейси, успокойся, - приказал Рауль без особой надежды, - Уинтерс, уведите его. С дисками разберёмся позже.
Бледная помощница послушно встала и за плечо вывела плачущего фурнитура из кабинета. Сомкнулись стеклянные двери. Катце и Рауль остались одни.
- Сядьте, - бросил Рауль, Катце пристроился в кресло напротив блонди. Рауль повернулся к нему, и у Катце упало сердце – зеленоглазый блонди выглядел не просто усталым, он выглядел больным. Лицо осунулось и стало совсем прозрачным, губы побелели, под глазами – фиолетовые тени, даже золотистые волосы потускнели, и больше не лежали упругими волнами, а свисали, как пакля, вдоль провалившихся щёк. На обоих висках Рауля Катце с ужасом заметил багровые пятна. "Красный" похолодел. Он знал, что это за синяки. Гнев Юпитер. Болевой импульс, который Она посылает через шлем связи, настолько сильный и сокрушительный, что превращает обычного человека в идиота за доли секунды. Но не блонди. Они куда выносливее людей. Прошлый раз, когда Она запретила Раулю заниматься генетикой, подвергнув Своему специальному наказанию, Ясон привёл его под руки, с такими же вот синяками и насквозь прокушенной губой…
- Что Вы на меня так смотрите?
- Вы плохо выглядите, мистер Эм, - вырвалось у Катце. Рауль пожал плечами и продолжал разбирать бумаги на столе, вытащил толстый, в коже, под старину, альбом (Катце мельком разобрал: "Личный дневник Рауля Эма"), раскрыл его, вырвал первую страницу, скомкал её и швырнул в камин. Не попал.

- Я не знал о домашнем аресте,- сказал Катце.
- Вы хотите сказать, что если бы знали, то сразу согласились бы на встречу? – спросил Рауль с оттенком насмешки, поднимая глаза. Катце очень не понравилось то, что он увидел в этих глазах. Обречённость.
- Да, сразу, - сказал он решительно, - я вообще должен был связаться с Вами раньше…
Рауль недоумённо посмотрел на него, потом порозовел. Катце смутился и пояснил невпопад:
- Ясон оставил нам…общее дело…
Рауль опустил голову, спрятался за волосами, его пальцы ворошили страницы дневника, нашли нужную, вырвали, смяли. Бросок в камин, бумага вспыхнула маленьким солнцем. Катце поёрзал в своём кресле, курить хотелось ужасно. Они заговорили одновременно:
- Вы позволите?..
- Курите, если Вам хочется…
Щелчок зажигалки – и дальше всё пошло… правильно. Рауль заговорил своим обычным голосом, прохладным и размеренным:
- Я не стал бы настаивать на встрече, Катце, но после слушания моё положение может ещё более осложниться. Это напрямую касается… нашего общего дела. Вполне возможно, что в скором времени меня подвергнут коррекции. Прежде, разумеется, будет расследование, и я не хочу втягивать… тянуть за собой людей из лаборатории. Они не виновны, в отличие от меня.
Катце протестующее вскинулся, но Рауль прервал его досадливым жестом.
-Я хочу, что бы Вы воспользовались Вашими связями и переправили сотрудников лаборатории и их семьи с Амой, легализовали на любых планетах Федерации по их выбору. Первой должна улететь доктор Уинтерс, она в курсе всех дел в лаборатории и поможет Вам.
Очередная смятая страница полетела в камин. Не попала. Катце затянулся.
- Это же касается моих… Мимеи и Трейси. Я освободил их, открыл счета в "Мидас - Банке". Присмотрите за ними, Катце, и помогите покинуть Амой, если им будет грозить опасность. В сейфе лаборатории лежит адресованный Вам конверт, в нём заверенные по законам Федерации документы на мою половину Дартианского траста и акт передачи доходов в Ваше распоряжение на определённых условиях. Условия я назвал. Вывезите моих людей с Амой. Каждому из них назначена некоторая сумма, но это мелочи по сравнению с тем, что достанется Вам. Код сейфа- "Аврора".
Ещё две вырванных страницы, два маленьких солнца в камине. Рауль пролистал дневник, потом захлопнул его. Совал замки.
- И последнее – этот дневник Вы доставите профессору Керби, в Университет Федерации на Альдебаране –13, кафедра прикладной экогенетики. Адрес я вложил внутрь.
Повисла тишина, Рауль впал в задумчивость, лаская кончиками пальцев коричневую кожу.
-Уинтерс… не справится, - виновато пробормотал он про себя, - нет, не справится…
Катце не мог больше этого выносить. Он бросил сигарету в камин и спросил:
- А как Вы посмотрите на то, чтобы самому доставить дневник в университет?
- Что? – переспросил Рауль, очнувшись.
- Я предлагаю Вам покинуть Амой, мистер Эм! Я могу это устроить.
- Катце, Вы с ума сошли! – немедленно отозвался Рауль, - блонди не должны покидать Амой!
-А то что? – насмешливо спросил Катце. Рауль открыл было рот для ответа и снова закрыл. Не должны, и всё! Это запрещено! И Юпитер… наверно же, она каким- то образом предусмотрела хотя бы возможность побега и приняла меры… Рауль поморщился и осторожно помассировал виски.
- И кем я буду… вне Амой? – против воли вырвалось у него.
- Кем? – переспросил Катце, лицо его казалось спокойным, но голос дрожал, глаза горели возбуждением, этот взгляд тревожил, обжигал Рауля. – Кем захотите! Самим собой, наконец! Вселенная огромна, мистер Эм! Она… бесконечно больше, чем Амой, трудно представить насколько! И… там всё по- другому! Вам, с Вашими способностями, с Вашей головой, везде будут рады, да в том же университете!
- Замолчите! – крикнул Рауль, опомнившись. Он не должен такого слушать, это преступление само по себе, это измена Юпитер!
- Это измена, - сказал он вслух. – я совершил достаточно преступлений, моя вина перед Юпитер велика, но до измены, до трусливого бегства, я не опущусь никогда!
Да, он сказал правильно. Но лицо Катце тут же погасло, превратилось в привычную почтительно- насмешливую маску. Короткие темно – каштановые ресницы опустились, приглушив дикий блеск глаз. Рауля раздирали противоречивые чувства, ему хотелось забыть, забыть всё, что он услышал от Катце, но одновременно и продолжить этот преступный разговор, доказать, что он прав, что… Юпитер, да с кем он собирается спорить о законах?.. Он отвёл глаза и сказал неверным голосом:
- Считайте, что я не слышал Вас, Катце.
Да, вот так будет правильно. Катце пожал плечами, закурил новую сигарету. "Как скажете, мистер Эм", сказали его опущенные ресницы, намертво сомкнутый рот.
…Тихий стук в дверь. Оба, и блонди, и "красный", вздрогнули, "Войдите"-сказал Рауль слишком громко. Появилась Мимея, сказала с досадой:
- Сэр, там с Трэйси совсем неладно, бьётся, как припадочный, Вы бы подошли к нему?
Рауль кинул на Катце смущённый взгляд, устало потёр лоб рукой и вышел. Катце остался в кабинете, наедине с пылающим камином и скомканными листами личного дневника Советника Рауля Эма. Проклятого, самоубийственно - правильного Идеального, мать его Юпитер, Блонди. Не в силах удержаться, "красный" подкрался к огню и воровато цапнул одну бумажку. Формулы какие – то. И это называется личное!.. А, здесь уже интереснее... "...почему, почему, по какой причине ты делаешь это? Твоя генокарта чиста, откуда бы взяться этой... зависимости? Не будет мне покоя, пока я не найду причину сбоя нейрорегуляции, либо затаившийся в геноме дефект. Если бы ты хоть немного помог мне, Ясон... Что скрывается за твоим невозможным, иррациональным упрямством?" Криво улыбнувшись, Катце потянулся за следующим листком, но тут в глубине апартаментов раздались шаги, и приглушенный голос Рауля "…пожалуйста, побудьте с ним, Уинтерс, и дайте следующую дозу, если он не успокоится через два часа, больше, пожалуй, не стоит..." Катце вновь нырнул в кресло у стола. Вошёл Рауль, вид у него был ещё более рассеянный и какой- то виноватый, он обвёл кабинет взглядом, спросил:
- На чём я остановился, Катце?- потом подошёл к камину и, пинками сталкивая комки бумаги в огонь, продолжил:
- Особенно позаботьтесь о Трейси. Он... не может быть один. Найдите ему хорошего хозяина. Если я не успею устроить его к мистеру Хазалу, то этим займетесь Вы. Я напишу записку…
Катце открыл было рот, чтобы сказать, что он думает о мистере Хазале, как о хорошем хозяине, но тут зазвонил визор. Катце замер. Рауль неуловимым движением оказался у стола, пальцы его пробежались по кнопкам. Катце не видел экрана, но отлично слышал холодный женский голос "Рауля Эма настоятельно просят прибыть во дворец Юпитер к семи часам". Формулировка стандартная. Катце и блонди переглянулись, Рауль сообщил, что сочтет за честь прибыть по приказу Юпитер, отключил визор и сказал устало:
- Надеюсь, Вы всё запомнили, Катце?
- Да, - отозвался рыжий, мозг его лихорадочно работал, - если позволите, мистер Эм, я сам отвезу Вас.
Рауль уставился на него измученными глазами, отказ, казалось, уже вертелся на языке, потом его лицо приобрело какое–то странное, беспомощное выражение, и он кивнул.
Они в полном молчании вышли из кабинета, к ним было кинулась Мимея, но потом махнула рукой и отступила в тень. Катце негнущимися пальцами застегнул на блонди плащ. Откуда–то из глубины коридора раздался слабый взрыв истерических рыданий и успокаивающее воркование Уинтерс.
На улице лил дождь, вечный дождь, сумерки медленно перетекали в ночь. Эскорт охранников на байках занимал свои места вокруг машины. Рауль обычно отпускал их, он терпеть не мог ездить с охраной, но сегодня всё не так. Сегодня у них приказ конвоировать ко Дворцу Юпитер бывшего Советника Эма. Ёжась от холодных капель, Рауль нырнул в салон автомобиля, включил звукоизоляцию. Катце устроился на месте водителя, плавно выжал сцепление. Он не торопился. Небрежно вертя руль одной рукой, второй он достал мобильник, большим пальцем набрал несколько цифр. "Вставь мне, бестия". Ага, он вставит, мало не покажется… Лицо на экране значилось в дюжине полицейских файлов, а разговор, который затем состоялся, привёл бы в ужас законопослушного Рауля. " Через полчаса у дворца Юпитер, главный вход, маскировка драйв. Всех, кого сможешь снять, все стволы, которые есть в наличии. Шлюпку в восемнадцатом ангаре подготовить ко взлёту через час. Давай, действуй. Я о’кей. Да, будет жарко, и мне придется рвать когти с Амой. Нет, не революция. Так, надо тут... доставить ценный груз. Да, и слышь, гранатомёт возьми. Нет, я о’кей". Катце выключил мобильник, по – прежнему вертя руль одной рукой, достал и проверил оба пистолета – из наплечной кобуры и пристёгнутый к щиколотке, выкинул на пробу нож из рукава. Он словно ожил. Пришел в норму, даже рёбра ныть перестали. На губах играла дикая, злая усмешка. Он был готов. Он не позволит Раулю сунуть голову в петлю, он просто украдёт его у Юпитер.
…Рауль сидел прямо, как привык сидеть всегда, и на людях, и в одиночестве, как сейчас, в салоне, образец достоинства и высокомерия, но настоящий Рауль метался, как загнанный зверь, внутри этой идеальной оболочки. Зачем, зачем он позвал Катце, он же знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, он так отчётливо помнил… все его выходки в ту ночь, когда умер Ясон, да, именно так, его странные слова, живые, изменчивые глаза на замкнутом лице, словно тогда увидел его впервые, но это же не так, он знал Катце… лет шесть, не меньше. Эти тонкие руки столько раз одевали Рауля, подавали чай. И сжимали его пальцы там, в развалинах, держали, когда… когда Ясон убил себя. Целый месяц он пытался быть правильным, избавиться от нежелательных мыслей и эмоций, смириться с грядущим наказанием, потому что оно будет справедливым, конечно же, справедливым. Он и не вспоминал про Катце – разве нет?- пока обязательства перед своими людьми не заставили прибегнуть к… специфическим услугам бывшего фурнитура. Он был спокоен, он сохранял достоинство- до сегодняшнего дня. Пока опять не увидел его. Рауль отчаянно помотал головой. Обманчиво-спокойное лицо "красного", и этот жаркий, настойчивый взгляд, от которого по спине бежал холодок, и начинало казаться, что жизнь не кончена, что для него, разжалованного преступника Рауля Эма, возможно ещё какое- то сносное будущее… "Самим собой, Вы будете самим собой… Вселенная огромна… Бесконечно больше, чем Амой!.." Рауль прижал руки к вискам, охнул от боли в ссадинах. Электромагнитное повреждение кожи. Вот тебе и вся бесконечность Вселенной. Это твоё будущее. Твоё скорое будущее. Возьми себя…
Машина остановилась.
Катце открывал дверь уже Идеальному Блонди. Рауль не торопясь направился вверх по мраморным ступеням, к резному нефритовому порталу. Достоинство, Рауль, помни о достоинстве. Краем глаза он заметил, что Катце идёт за ним, блонди хотел было отослать его, но не смог. Просто не смог. Было приятно, что… просто чувствовать его за спиной. Всё равно никто, кроме блонди не сможет пройти во Дворец с парадного Восточного входа. Система генетического допуска. Уже у самой двери Рауль обернулся, хотел сказать что – нибудь…чтобы показать, что ценит присутствие Катце, но тот опередил его:
- Сэр, Вы ведь выйдете потом сюда?.. При любом раскладе, я хочу сказать?
- Да, - ответил очень удивлённый Рауль, - я выслушаю вердикт и…даётся десять часов на устройство личных дел до исполнения приговора.
- Отлично! – кивнул этот… этот… Рауль не находил слов, как не находил ничего … достойного в поведении Катце. Лицо "красного" было весёлым и злым, угол рта подёргивался. Раздосадованный Рауль уже хотел потребовать объяснений, хотя это было глупо, он что, ожидал сочувствия, сожаления? - но тут раздался вой сирен, и Катце попросту повернулся к нему спиной, с увлечением глядя, как с Северного Проспекта к Дворцу поворачивает полицейский отряд – дюжины две патрульных на байках, бронированный джип с гранатомётом. Сказать, что Рауль был ошеломлён - значит ничего не сказать, а этот… этот ненормальный бросил ему через плечо, сбегая по лестнице:
- Вы идите, мистер Эм, я подожду внизу.
Раулю ничего не оставалось, как шагнуть к сплошным позолоченным воротам, и в голове у него была лишь одна связная мысль: "Теперь я отлично понимаю, почему Ясон отделал его хлыстом"
А Катце остался ждать. Долгая - по меркам Цереса – жизнь и богатый криминальный опыт воспитали в нём терпение. Он успокоился и размышлял, где именно потом ему свернуть, чтобы его ребята обезвредили охрану без лишней пальбы, и как подольше скрывать похищение, и как убедить Рауля добром пойти на корабль, потому что Катце собирался отправить его с Амой по - любому, хоть в бессознательном состоянии, но лучше, конечно, чтобы Идеальный Блонди согласился, придётся пообещать вывезти всю его чёртову ораву лаборантов, ассистентов, докторов, их семейства, даже глупенького Трейси, достать всем документы, а это такая морока, не сказать, что невозможно, но очень хлопотно, и насколько хуже пойдут потом его, Катце, дела в Танагуре, потому что он всегда был аккуратен, ну почти всегда, и не высовывался особо, формально за ним ничего не числится, кроме мелкого хакерства, а похищение блонди разом поставит его вне закона, хотя, с другой стороны, Катце и сам собирался ликвидировать все дела на Амой, он чувствовал, что вырос из Танагуры, что с него хватит, во Вселенной полным - полно приятных местечек, он знал, что говорил Раулю. Когда есть хороший счёт в банке, нормальном, инопланетном банке, и ничто, никто не держит в Танагуре… Если сегодняшняя операция пройдёт удачно, и Рауль не заупрямится…
Тут раздался низкий звук гонга, и ворота Дворца отворились. Катце подскочил с капота машины и попытался прикурить с фильтра последнюю сигарету.
…Они выходили медленно и величаво – дети Юпитер, гордость Танагуры, Золотая Дюжина Эос, самые лучшие, самые умные, самые красивые, превосходящие других блонди Амой настолько, насколько платина превосходит серебро. Превосходящие прочих Homo Sapiens настолько, насколько платина превосходит железо. Развивались белые плащи, сверкали оплечья, колыхались длинные белокурые волосы, они шли молча – они редко разговаривали друг с другом, ослепительные, светлые сыновья Белой Богини Юпитер. У Катце стеснилось в груди, как всегда, когда он видел их всех разом, он ненавидел их недосягаемое совершенство, он ненавидел себя – за то, что зная о них всё, он в который раз не может глаз от них отвести. Он отыскивал знакомые лица в этой сияющей когорте - Вальтер Трейн – чуть покачивается, зрачки плавают в небесно - голубых глазах – чем же ты ширнулся на этот раз, какую новую дурь доставил тебе твой дилер, платящий Катце десять процентов за защиту и эксклюзивные поставки? Кристиан Моретти – кристально – ясный взгляд, два месяца назад с помощью наёмного убийцы устранил своего заместителя, подающего надежды парня, год как из Академии Юпитер. Алексис И Хэ, Департамент Полицейского Надзора, весёлый, смешливый красавец, бледно - золотые волосы ниже колен, самая большая коллекция самочек в Апатии, девчонки- петс хранят его фотографии под подушками. Для профилактики ввёл ежемесячные карательные рейды в Церес, патрульным выдаются боевые патроны. Дэрил Рот ( Катце зашипел сквозь стиснутые зубы)- правильное тонкое лицо, прямые платиновые волосы, - красив, а как же, все блонди красивы, эти свинцово - серые глаза, как дуло пистолета, постоянно направленные в спину Консулу Минку, ты так хотел быть первым, уж если не мог быть рядом, но что поделаешь, если всегда отставал на шаг– в работе, в доверии Юпитер, во власти и влиянии, вечный Номер Два, есть отчего взбеситься. Ясон охаживал тебя хлыстом, пока ему это не надоело. Ты не забыл урока, ты даже превзошёл учителя - изуродованные тела после шоу, две дюжины калек в Цересе, подумаешь, всего лишь петы! А гражданин Силвер Бёрд Камо, десяти лет, которого ты изнасиловал и убил в прошлом году, отцу посоветовали не поднимать шума. И сколько ещё ты продержишься на петах, если уже взялся за Рауля?..
Катце толкнули, он оглянулся – вокруг была толпа, к блонди устремились все, кто стоял здесь, внизу, ожидая конца слушания – фурнитуры с зонтиками, охранники, журналисты, прихлебатели всех мастей, они подхватили "красного" и понесли наверх, он и не сопротивлялся особо, ему надо было найти Рауля, он почти не обращал внимания на оживлённый гомон вокруг, и только одна фраза, чертовски информативная, застряла у него в голове: " Что Вы испытываете, Первый Консул Трейн, получив самый желанный титул Амой?" Катце обуял нервный смех. Вот это да, Обкуренный Трейн стал Первым Консулом! Да он же, если не ширнётся поутру, сам вилку ко рту поднести не может! Что–то тут… Но у самых ворот он уже заметил знакомую ярко-золотистую гриву, и позабыв о Трейне, рванул вверх по ступеням. Рауль выходил последним и задержался у бронированной двери Дворца, растерянно оглядываясь. Катце заставил себя подойти к нему, не броситься со всех ног, это было бы странно, хотя азарт от предстоящего кипел в нём и требовал выхода. Лицо Идеального Блонди ничего ему не сказало, и он нетерпеливо окликнул его:
- Мистер Эм!..
Рауль обратил на него рассеянный зелёный взгляд.
- А, Катце… Вы здесь…
- Что сказала Юпитер?
- Смерть от несчастного случая.
- Что!?!
- Смерть Ясона произошла от несчастного случая, и я не понимаю, Катце, почему, после всех Ваших дерзостей…
- Что Вам сказала Юпитер? Что Вас ожидает?
- Ничего. Лаборатория нейрокоррекции.
-О!..
- Это не то, что… В смысле, мне возвращена прежняя должность. Я признан невиновным по второму пункту обвинения, а по первому…Она сказала, что я уже получил урок и впредь…
Рауль потёр виски, лицо у него побелело, он сказал:
- Я бы не хотел говорить сейчас… ни о чём, очень болезненно вновь контактировать с Юпитер так скоро после…наказания. Я хотел бы уехать домой.
- О’кей, мистер Эм, - сказал Катце, немного испуганный его обморочной бледностью, ему не улыбалось тащить бесчувственного блонди в машину на глазах у половины Эос. Они спускались медленно, "красный" плёлся позади нога за ногу, он был рад, что для Рауля всё закончилось относительно благополучно и в то же время разочарован. Словно его самого… обокрали. Он уговаривал себя, что так лучше и для него, он не вляпался в государственное преступление, ребята будут целы, и вообще, тебе бы держаться от него подальше, ну и что, что у него самая красивая задница в Танагуре, и волосы как золото, ничего хорошего из этого…Тут Рауль приостановился, и Катце, замечтавшись, едва не налетел на него. У подножия лестницы стоял Дэрил Рот с тремя охранниками, и выражение лица у него было такое, что у Катце заныли руки схватиться за пистолет. Он оглянулся, толпа уже редела, зеваки расходились по своим делам, все блонди, кроме Рота и Рауля, разъехались, и только патрульный отряд маячил неподалёку, из салона джипа нёсся веселенький мотивчик, а не полицейские позывные. "Сволочи, доиграются у меня!" - подумал Катце, но приободрился. Тем временем Старший Коронёр заступил дорогу Раулю:
- Не так быстро, Эм!
- Рот. Что Вам ещё от меня нужно?
- О, ничего особенного. Не сердись, Рауль! Если уж Юпитер тебя оправдала, то кто я такой, чтобы спорить? Поехали ко мне, выпьем, расслабимся.
Катце сбоку было видно, как порозовела щека Идеального Блонди.
- Рот, я был бы очень Вам признателен, если бы Вы придерживались формального стиля общения.
- Да брось, Рауль! Консул, бывший Консул, Ясон, звал тебя по имени, ты не возражал.
С холодной издёвкой:
- Вы не Ясон. Вы даже не Консул. С дороги, Рот!
Лицо Мясника исказилось, он змеиным движением схватил Рауля за подбородок, Катце не думая, рефлекторно, отбил его руку и выдернул пистолет. Прежде, чем охранники успели достать пушки, чёрный ствол уперся прямо в лоб Дэрилу Роту. Рауль в панике оглянулся - лицо Катце было словно высечено из камня, шрам побелел.
- Убери своего отморозка, Эм! – прохрипел Мясник.
- Повежливее, господин Старший Коронёр. К Советнику Эму следует обращаться вежливо, - вкрадчиво сказал Катце. Больше всего на свете ему сейчас хотелось спустить курок, просто пальцы сводило. Полицейские подтянулись ближе, музончик смолк.
- Катце, - испуганно сказал Рауль и осторожно положил ладонь ему на плечо, - Я уверен, Старший Коронёр не хотел… напасть на меня.
- Напасть на те…- толчок дулом в лоб, - на Вас… Советник Эм.
- Катце.
- О’кей, мистер Эм, если Вы думаете, что Вам ничего не угрожает…
- Катце!
Полицейские окружили их плотным кольцом, один, офицер, судя по шевронам, спросил:
- Господа, что происходит?- глаза его противоречили серьёзному голосу.
- Ничего, - поспешно ответил Рауль, он очень обрадовался вмешательству полиции, - господин Старший Коронёр повёл себя… несдержанно, но он уже уезжает. Катце, опустите оружие, немедленно!
- Как скажете, мистер Эм!- Катце поднял обе руки в шутовском жесте перемирия, на губах появилась издевательская улыбочка. Мясник Рот отшатнулся назад, глаза у него были бешенные, рот дёргался, но на лбу краснел круглый отпечаток от дула, и это несколько портило общее угрожающее впечатление – кто-то из полицейских хихикнул.
- Ну, Эм…- Коронёр Рот, казалось, задыхался, - я не забуду этого вам…обоим!..
Он прорвал круг патрульных и бросился к своей машине, охранников, как ветром, сдуло вслед. Хлопнула дверца. Через минуту на дворцовой площади не осталось никого, кроме Рауля, Катце и полицейских. Рауль устало потёр висок, боль доказывала, что всё это не было кошмарным сном.
- Я готов дать объяснения, - обратился он к офицеру полиции, но тот не слишком вежливо махнул рукой:
- Какие объяснения, господин Советник! Этот ко… коронёр Рот, я имею ввиду, попытался напасть на Вас, Ваш человек Вас защитил, - казалось, он с трудом сдерживает улыбку, - Верно я говорю, ребята?
Полицейские ответили нестройными утвердительными возгласами, кто–то опять хихикнул. Рауль неуверенно улыбнулся, он почти не сталкивался с патрульной полицией, эти весёлые, дружелюбные парни выгодно отличались от сотрудников Департамента Охраны Эос и следователей Департамента Общественного Здоровья.
- Сэр, я сам поговорю с офицером, не угодно ли пройти в машину? - сказал Катце сбоку. Казалось, ему одному не было весело. Рауль посмотрел на него почти с досадой. Раскомандовался. Но действительно, не болтать же тут с патрульными полицейскими. Поздно уже. Голова у него немного кружилась, как всегда после сильного волнения. И пора было вводить очередную дозу анксиолитика.
- Благодарю за содействие, - вежливо сказал он офицеру и двинулся к машине. Уже устроившись в салоне, он наблюдал, как полицейские забирались на байки, как рванул с места джип, Катце что-то говорил офицеру, положив руку ему на плечо, из- под форменного шлема по спине полицейского спадали длинные каштановые волосы, забранные в хвост. Рауль покачал головой. Как у них там всё… неформально, в патрульной службе.
- Не за что, Советник! Всегда, всегда готов, мой сладкий Советник!..
- Заткнись, а? Просто валите отсюда все!
- Катце… Катце! Катце. Катце, немедленно! Бля, ну я завелся! Дойду до хаты, вставлю Мике по самые уши! Не-мед-лен-но!
- Закрой свою говняную пасть, ты понял?
- Бестия, да ты чё, охуел? Это ж шутка!
- Вот именно! Двигай давай!
- Всё, молчу! Пока!
И уже с байка, вне досягаемости:
- Слышь, Катце, он та-акой красавчик! Смотри взаправду не охуей!
Рауль спал, когда Катце привёз его домой. "Красный" открыл дверь машины, и у него сжалось сердце, как сжималось давным-давно, в пору первой влюблённости – так хорош был Рауль, со спутанными тяжёлыми волосами, разгладившимся лицом. Тёмно – золотые ресницы лежали на полщеки, рот во сне расслабился и был нежным, как… как… Катце бессильно помотал головой. Он никогда раньше не видел спящего Рауля. Он не видел раньше Рауля умоляющего, Рауля завороженного его, Катце, словами, Рауля заботливого… Это знание не прибавило ему спокойствия. Катце осторожно потряс блонди за плечо:
- Приехали, мистер Эм.
Рауль что-то пробормотал во сне, потёрся щекой о его руку, следом хлынули шелковистые волосы, от этого Катце в жар бросило.
- Просыпайтесь, мистер Эм, - сказал он громко, с удивлением уловив в своём голосе панику. Рауль открыл глаза, ещё затуманенные, зеленые, как трава, потом веки вновь опустились под тяжестью ресниц, губы тронула сонная улыбка.
- А, Катце, - прошептал он. Еще одно отравленное сокровище сегодняшнего дня. Катце стиснул зубы, чувствуя себя… очень напряжённым.
- Мистер Эм! – рявкнул он. Рауль, наконец, проснулся окончательно, выпрямился на сидении, удивлённо заморгал.
- Я уснул… Не стоило вводить двойную дозу, но я подумал, что сегодня… Катце, не сочтите меня неблагодарным, но Ваша стычка с Коронёром Ротом была вопиющим нарушением… этикета.
-А я думал, это была Ваша стычка, - парировал Катце с облегчением. Упрёки всё лучше, чем…
- У него тяжёлый характер, и нам не стоило вести себя так неблагоразумно.
- Это значит, что он злопамятная сволочь, и не надо было его задирать?
- Катце!
- Простите.
Рауль вышел из машины, обдав Катце тёплым запахом корицы и растёртых листьев, активировал сканирующую систему входной двери. Обернулся.
- Катце, я благодарен Вам за поддержку. И… я хочу, чтобы Вы знали, я очень высоко оценил Ваш поступок там, на площади…- даже в темноте было видно, как он покраснел.
- Ну что Вы, мистер Эм, - ответил Катце, ему было и смешно, и грустно. Идеальный Блонди. Знал бы ты, чем мог закончиться этот день. И где.
- До свидания, Катце, - сказал Рауль, и двери сомкнулись. Вот и всё.
"Красный" доплёлся до своей машины, сел на остывшее сидение, похлопал по карманам, вытащил пустую пачку, ругнулся, полез в бардачок, там сигарет тоже не было. Блин! Уронил голову на руль. Курить хотелось невыносимо. Перед глазами стояло лицо Рауля, нежное, совсем детское во сне, рука, помнившая шёлковую тяжесть волос блонди, против воли сползла на ширинку. Прошлась раз, другой. Катце тихо выругался и, тяжело дыша, откинулся назад.
"Смотри, взаправду не охуей!" Да только было поздно.
4.
Конечно, он бы смотался с Амой, как только смог, он попытался сделать это на следующий же день. Честно попытался. Переделал за утро чёртову уйму дел, и за время его отсутствия всё должно было идти, как по маслу. Чёрный рынок – сложная система, а Катце в совершенстве постиг науку управления, где надавить, где заплатить, где сменять, где сыграть на жадности, где – на гордости, где- на страхе, он настолько привык к этому, что иногда совершал нужные действия автоматически, не думая, как хороший скрипач не думает о каждой струне в отдельности, твёрдо зная, какой должна быть музыка. Катце нравилось такое сравнение, скрипки он слушал на одной из внешних планет, в шикарном концертном зале, его пригласил на концерт предполагаемый партнёр – богатый, влиятельный человек. Катце думал, что как – нибудь пересидит эту обязаловку, ради укрепления связей; дитя Амой, он полагал, что концерт – это ударные сто пятьдесят раз в минуту и полуодетые танцовщики, но эта музыка понравилась ему, совершенно неожиданно, она словно говорила о чем- то чудесном, весёлом и печальном одновременно, он не понимал слов, но это было неважно. Его спутник сказал, что эту музыку сочинил человек, не компьютер. Человек со Старой Терры, по имени Моцарт.
…Он вспоминал о Моцарте, глядя по информационному каналу, как Совет Амой, Золотая Дюжина, приносит присягу верности новому Консулу, в Зале Заседаний, и лицо Юпитер сияет белизной на громадном экране за креслом Вальтера Трейна. За окном его седьмого по счёту офиса шумел дождь. Он думал, что уже через три дня будет купаться в тёплом море на Нью-Лондоне, система Беты Лебедя, а потом попивать виски из настоящего зерна, читая инвестиционные сводки. И слушать Моцарта. Или Чайковского.
Насвистывая, он швырял в сумку шмотки, необходимый минимум, который хранился в офисе, и составлял практически все его личные вещи, кроме машины и ноутбука, когда экран TV крупным планом показал лицо Рауля. У Катце вывалились из рук запасные джинсы. Лицо Идеального Блонди, холодное и отстранённое, словно ударило Катце в глаза, он зажмурился. Голос за кадром нёс какую – то пургу, что мол, Советник Рауль Эм, ранее отстранённый от работы в Департаменте Общественного Здоровья, а ныне вновь восстановленный в прежней должности, никак не пожелал прокомментировать ни временный спад в своей карьере, ни обстоятельства смерти Ясона Минка, с которым находился в дружеских отношениях, и остаётся только гадать… "Красный" застонал. Кого он пытается обмануть, не о Моцарте и не о скрипках он думал, и не о своих делах, он думал, вернее, пытался не думать о Рауле, о вчерашнем Рауле, это ничего, у него иногда случались такие вот приступы острой тоски, поэтому он и старался убраться с Амой побыстрее, на других планетах тоска притуплялась, принимала вполне терпимые, неугрожающие формы. "Выключить!"- крикнул Катце, экран послушно отрубился. Катце вздохнул и потянулся за сигаретой. Что – то ему подсказывало, что этот приступ будет тяжелее прежних. И тут снова зазвонил мобильник.
- Катце?
- Мистер Эм, - обречённо.
- Вы должны…
- Я понял. Немедленно приехать к Вам. –" не- мед-лен-но".
- Именно. И мне не нравится Ваш тон.
- А Вы пришлите за мной патрульных, - вкрадчиво.
- Катце. Вы невозможный… У меня здесь завещание Ясона. Диск закодирован.
-…Я еду, уже еду.
У входа его ждал Трейси. Маленький фурнитур замахал рукой, едва завидев машину.
- Мистер Катце!
- Без "мистера", а?
- Ах, ну нет, как можно, Вы же теперь гражданин! Сюда пожалуйста. Наклонитесь! Это Ваш пропуск, многоразовый. Прошу. Ах, мистер Катце! У нас такое творится! Я утром смотрел трансляцию присяги, мистер Эм выглядел потрясающе, вы заметили?
- Заметил.
- Белый цвет, я хотел сказать,тёплый белый цвет, так идёт ему, почти сливочный, но не совсем, ах, я убил недели, буквально недели, пока не нашёл нужный оттенок для парадного сьюта, но эффект превзошёл все мои ожидания, когда мистер Эм впервые появился в нём на люди, мне позвонили из журнала "Эталон" и… и тут является Дэрил…
-Что?!?
- Ах, нет, не тот Дэрил, а наш Дэрил, фурнитур Консула, Консула Минка, я хочу сказать, ах, мистер Катце, он был в ужасном состоянии, его только что, буквально только что освободили, Вы же знаете, весь персонал господина Консула был арестован после его смерти, ах, это было так отвратительно, так несправедливо со стороны Советника Рота, я не хочу злословить, но…
- Проехали.
-…Что, простите? Ах, да, я и правду нажал другой этаж. Секунду. Я в таком волнении! Дэрил принёс диск, и сказал, что Консул, Консул Минк, разумеется, велел отдать его мистеру Эму, если вдруг он умрёт, Консул, я имею в виду, и что надо позвать Вас, потому что Вы в курсе. Мистер Эм пытался открыть диск сам, но ничего не вышло, только перегорел блок питания. Он заказал новый блок, и позвонил Вам.
Катце хмыкнул. Ну конечно. Расколоть добрый старый пьезоэлектронный диск – это вам не шлем Юпитер на голову одеть. Маленький фурнитур тем временем тащил его сквозь анфиладу комнат и коридоров, вот чёрт, заболтал совсем, "красный" опять не успел ничего разглядеть в апартаментах Советника Эма; дверь кабинета, Катце различил на стекле маленькие птичьи головы среди вороха зелёно-голубых и фиолетовых перьев. Павлины, вот как они назывались, Катце видел их живьём на…
Рауль сидел за столом, в сьюте сливочного, почти сливочного оттенка и работал в ноутбуке. Стационарный компьютер безмолвствовал.
- Господин Ред Катце, - провозгласил Трейси. Катце внутренне напрягся. Рауль поднял глаза и… ничего не изменилось. Рассеянный прохладный взгляд. Вчерашний, живой Рауль исчез. За ночь он вновь стал высокомерным, отстранённым Идеальным Блонди. Чудеса регенерации, блин.
- А, Катце. Прекрасно. Трейси, чай и вино. Катце, мне был доставлен…
- Я знаю. Давайте его сюда, мистер Эм.
- Пожалуйста,- сказал Рауль, подвигая диск к Катце.
Какие мы вежливые. А почему было бы тогда не сказать заодно: "Привет, Катце, приятель!"
- Блок питания, я имею ввиду.
Рауль порозовел, это доставило Катце огромное мстительное удовольствие. Блонди молча указал на деталь, и Катце принялся за работу, привычную, как пистолет в наплечной кобуре, как кофе в любое время суток. Как сигареты.
- Курите, если Вам хочется, - сказал Рауль. Катце дёрнулся. Оказывается, Идеальный Блонди смотрел на него всё это время. Раньше он никогда…не смотрел так внимательно. Пальцы вдруг стали ватными. Катце с трудом подавил желание прикрыть щёку волосами, потом одёрнул себя. Ерунда какая. Видел он сто раз твой шрам. Катце поспешно закурил и продолжил. Через десять минут стационарный компьютер заработал, и он взялся за Ясонов диск. Защита была так себе. Не совсем примитивная, но ничего особенного, для него, по крайней мере. Ну, и ещё для пары хакеров на Амой. Остальным лучше было не соваться.
- Готово, мистер Эм, - сказал он, скромный, гордый парень, с удивлением замечая хвастливую нотку в своём голосе. Рауль наклонился над ним, обдав тёплым запахом корицы и листьев. Катце перенёс это стойко и нажал "ввод". Экран замигал. Посветлел. И на нём появился Ясон, он что–то печатал, сидя за столом, стол был завален распечатками и дисками. Потом поднял глаза и сказал: - Рики, если тебе открыли этот диск, значит я мёртв.
Катце почувствовал, как у него за спиной Рауль резко выпрямился и спросил:
- Дэрил?
- Господин Консул записал этот диск вскоре после покушения, - раздался тихий голос. Катце обернулся – Дэрил, фурнитур Дэрил, оказывается, всё это время сидел в углу, бледный, какой-то выцветший, похожий на тень себя прежнего. Он кивнул Катце и продолжил:
- Я получил устные указания - после смерти господина Консула передать этот диск Рики, либо, если он также будет мёртв, господину Советнику Эму. В обоих случаях присутствие Катце обязательно.
- Это моё завещание, - сказал Ясон на экране. - Я оставляю всё Рики Дарку, моему… вольноотпущеннику.
Ясон помолчал, потом вскинул голову:
- Теперь ты свободен от меня, Рики, как всегда хотел. Будь счастлив, малыш. Если сможешь.
Он улыбнулся своей холодной, надменной улыбкой, такой знакомой, такой…прежней, что у Катце сдавило горло. Он услышал, как судорожно вздохнул Рауль. Но улыбка Ясона на экране тем временем искривилась и угасла, он заговорил снова, в голосе не было и капли спокойствия:
- Слушайся Катце, Рики. Хоть раз в жизни оставь своё проклятое упрямство и слушай, что он тебе скажет. И… уезжай с Амой. Ты богат сейчас, очень богат. Бери с собой… кого хочешь, только уезжай. И помни, что я… - Ясон осёкся, опустил глаза. Потом, почти минуту спустя поднял их – спокойные синие глаза на холодном лице:
- Может случиться и так, что меня слушаешь ты, Рауль. И этот рыжий нахал рядом с тобой. Привет, Катце, как ощущения? Теперь ты понимаешь? Бесполезно, дружок, бесполезно!
- Привет, мистер Минк, - сквозь зубы пробормотал Катце, он понял, о чём речь. И о ком. "Сукин сын! Всё знал!"- подумал он с непередаваемой смесью сожаления и самоиронии.
- Я оставляю всё вам обоим. После Рики вы мне ближе всех, хотя по отношению к тебе, Рауль, это звучит абсурдно. Не кривись, я знаю, ты несентиментален, но теперь мне можно многое простить, не так ли? Так вот, прости меня. На всякий случай, на будущее. Я не хотел действовать жёстко, но… ты умеешь быть невыносимым, спроси у Катце. Ладно. Теперь всё твоё. И присмотри за моим рыжим, Идеальный Блонди. Он считает, что он умнее всех. Следи, чтобы он не зарывался. Эй, Катце, я знаю и о группе "Микроникс", и об оффшоре на Нью-Лондоне. Так что держи его в рамках, Рауль, если получится. Он особенный. Ну, вот и всё. Остальное - в текстовых файлах. Камера, стоп!
Экран погас.
- Подумаешь, "Микроникс" и оффшор! – проворчал Катце, у него было ещё полдюжины предприятий, о которых Ясон не знал и не узнает, это было его любимой игрой – бежать на шаг впереди Консула. А теперь всё досталось ему без борьбы. Жалкая победа. Он обернулся к Раулю, Идеальный Блонди обнимал себя руками, словно ему было холодно, в глазах озерцами стояли слёзы. Он походил на брошенного ребёнка, и Катце охватило запоздалое сочувствие. Почему он думал, что Рауль легко перенёс смерть Ясона. Он любил его, по–своему, прохладно, спокойно, но любил. Он тоже не мог выразить свою любовь, ещё менее, чем Ясон, сосулька идеальная. Блонди! Полжизни отираясь в Эос, Катце чувствовал, что и у него с экспрессией стало плоховато. Ему бы утешить Рауля, но он не знал, как.
- Мистер Эм…- начал было он, но Рауль остановил его движением руки. Голос его срывался:
- Как ужасно! Даже здесь он ставит своего пета превыше всего. Катце, что же такое с ним творилось, почему, почему я не отнёсся серьёзнее к этой проблеме, пока он был жив, Юпитер, я занимался чем угодно, кроме того, чем должен был заняться в первую очередь! Я плохой друг. Я не уберёг его. А он просит у меня…
Рауль осёкся и помотал головой. Катце, онемев, смотрел на него, он знал все тайны Ясона, всё, что он делал ради власти над Раулем, ради власти над Рики, над ним, Катце, над многими другими, всех не перечесть, все эгоистичные, жестокие выходки Консула разом пронеслись в памяти, но он не мог сказать ни слова, жестоко было бы говорить Раулю сейчас, за что именно Ясон просил прощения. Бедный мальчик, подумал он с огромной нежностью, ему лучше не знать таких вещей. Пусть Ясон останется в для него эксцентричным, запутавшимся другом, партнёром и покровителем нелегальной лаборатории. Так будет лучше. Тем временем Рауль справился с волнением.
- Я исправлю ошибку. Клянусь, я исправлю её в память о Ясоне, - сказал он уже спокойнее, - Катце, что находиться в текстовых файлах?
- Финансовая документация, - ответил Катце, он был рад, что Рауль уклонился от опасной темы и не очень там думал, что собирается исправить Идеальный Блонди.
- По Дартианскому трасту?
- Не только. Ясон был учредителем и владельцем многих компаний… на внешних планетах. Ему нравились рисковые финансовые операции. На Амой ему было… неинтересно. Вы знаете, титул Консула давал ему огромные преимущества и льготы, а он не хотел поблажек. Он любил борьбу. В Федерации экономика гораздо более гибкая и… экспансивная, там он был одним из многих и мог надеяться только на себя, свои способности. Его это стимулировало.
- Я понимаю, - кивнул Рауль, он слушал Катце очень внимательно, очень собранный и серьёзный, - Вы в курсе его дел?
- Не совсем, - помедлив, ответил Катце, ему не хотелось рассказывать про их с Ясоном негласную игру "Кто хитрее". Он не думал, что Рауль это оценит.
- Что же, тогда будем разбираться вместе. Жду Вас завтра в девять часов вечера. Я думаю, мы сможем работать 2- 3 часа ежедневно. Светскими обязанностями я не отягощён. Вы тоже.
- Нет! – вырвалось у Катце прежде, чем он успел подумать. Вечер за вечером рядом с ним. Это было бы просто жестоко.
- Что значит "нет"? – нахмурившись, спросил Рауль.
- Я занятой человек, мистер Эм, я не могу…
- Катце, Вы что, думаете, у меня нету никаких дел? – холодно.
- Я… я буду посылать Вам отчёты. Прямо в комп.
- Катце, у Вас репутация разумного человека. Но я до сих пор не слышал от Вас ничего конструктивного, только дерзости и глупости.
- Прошу прощения, - сказал Катце сквозь стиснутые зубы.
- Катце, проявите же хотя бы намёк на сотрудничество! – Рауль уже начинал сердиться,
- Вы не опасаетесь за свою репутацию, мистер Эм? – с надеждой.
- А при чём здесь моя репутация? Вы - гражданин, вольноотпущенник моего…Ясона, программист с официальной лицензией. По Департаменту Полицейского Надзора за Вами числится только одна…
- Вы влезли в моё досье?!.
- Я не влез. Я воспользовался официальным допуском. Меня вчера восстановили в должности, если помните, - ядовито.
- Вы шарили в моём досье! Ну, знаете, ли!
- Конечно, я прочитал Ваше досье, если уж нам предстояло очередное совместное… предприятие. Катце! Я ещё не отпустил Вас!
- Да по…
- Катце, а ну замолчи! – это крикнул Дэрил из своего угла. Катце осёкся, упал в кресло, нашарил сигарету, закурил. Пальцы дрожали. Хуже всего было это холодное раздражение в глазах Рауля. Безличное.
- Катце, мне непонятно Ваше упрямство.
- Катце, не прекословь Советнику Эму, - добавил Дэрил и закашлялся, - раньше начнёте – раньше закончите.
- Дэрил, не стоит вмешиваться.
"Получи, подлиза!" Катце с остервенением затянулся.
- Катце, будьте же благоразумны! Работая вдвоём, мы разберёмся с предприятием Ясона гораздо быстрее, чем поодиночке. И Вы сможете вернуться к Вашим… делам.
А, чёрт! Катце в две затяжки докурил сигарету. Его дела. Его дела скоро… эмигрируют.
- Хорошо.
- Так я могу на вас рассчитывать?
- Да.
- Отлично! – блонди несмело улыбнулся. Эта улыбка, улыбка живого Рауля, немного утешила Катце. О Юпитер, видеть его таким каждый вечер, говорить с ним. Скоро он уедет с Амой навсегда. А Рауль останется. Просто… побыть с ним напоследок. И всё.
Дурак, кретин, тупой рыжий монгрел. Сука – судьба!
Записи из ноутбука Рауля Эма, большинство уничтожено вскоре после написания.
"Я исправлю ошибку. Я открою природу зависимости Ясона. Гормональный профиль почти готов, вывожу его ниже: **************************************************
феромоны я добиваю. Тяжело с альдегидами, очень быстро распадаются. Эксперимент обретает реальные черты. Контрольный экземпляр - я сам. Мой нейрогуморальный профиль – абсолютная норма. Опытным экземпляром тоже придётся быть самому. Вряд ли Юпитер санкционирует моё исследование. Что ж, не впервые мне проводить запретные опыты. По крайней мере, на этот раз меня будет греть мысль о том, что я действую абсолютно верно. Я любой ценой должен выявить болезнь, не побоюсь этого слова, которая погубила моего друга"
"Отчего он не хотел работать со мной? Я, что, так ему противен? Как можно быть настолько упрямым и неразумным! Держать его в рамках будет очень трудно" (запись уничтожена)
"Скачал из Федеральной Сети в посольстве у мистера Хазала всё, что можно- очень мало данных, похоже, практически никто этим не занимался, на человеке, по крайней мере. Вроде подпадает под федеральный закон о запрете на опыты над людьми. Странные они там, в Федерации. Перспективы-то поразительные! И проигнорировать целую ветвь нейрофизиологии по такой смешной причине! Катце говорит, что федералы только пропагандируют гуманность, а на самом деле жизнь там зубастая, такая же, как и на Амой. Забавные слова - зубастая жизнь. Очень образные" (запись уничтожена)
"Всё готово – в теории, по крайней мере. Биоматериал пета необязателен, я придумал другую схему. Я ввожу себе препарат №1, смесь нейрогормонов и феромонов Ясона в пропорции, которая была у него на момент смерти, которую я условно назвал катализирующей. Она должна запустить выработку моих гормональных секретов, сделать меня приманкой и потенцировать на поиск партнёра. Потом иду в гости к кому–нибудь. Лучше, конечно, из функциональной группы Ясона. Больше сродство, ближе критерии подсознательного биохимического отбора, выше вероятность успеха. Наблюдаю за реакцией гостей. Отслеживаю собственные реакции. Поскольку моя эмоциональная устойчивость выше, чем у Ясона, до тактильных эксцессов не дойдёт. Схема немного грубовата, я понимаю. Но не представляю пока, что ещё можно сделать. Остаётся синтезировать кое-какие составляющие препарата №1, и можно начинать. Пропадаю в лаборатории допоздна, Катце ворчит и говорит, что я его эксплуатирую. И что в следующий раз он пошлёт патрульных за мной. Образец его шуточки. Неловко, но я смеялся до слёз, как смеялась моя Аврора, он – тоже. Он может быть приятным компаньоном, когда к нему привыкнешь"(запись уничтожена)
"Говорили вчера о Ясоне. Мне кажется, он испытывает к нему такие же двойственные чувства, как и я. Странно было слышать, как чужой голос произносит твои собственные мысли, то раздражение и восхищение, которые …"(запись уничтожена)
"Опять поспорил с Катце. Говорили о Юпитер. Он утверждает, что Она может быть подконтрольна, постольку, поскольку Она компьютер. По его словам, в любую систему можно влезть. Я пытался объяснить ему, что Юпитер - замкнутая, самовосстанавливающаяся система, объяснил принципы работы с энергетическими матрицами, когда мозговые потенциалы блонди, обладающие определёнными характеристиками, сливаются с энергетическим полем Юпитер в одно неделимое целое. Он спросил – а зачем тогда шлем? Не все мы способны генерировать такие потенциалы на уровне, достаточном для прямого контакта, - ответил я, - шлем - вспомогательный элемент связи. Он быстро взглянул на меня, я понял - он вспомнил о наказании, но промолчал из тактичности. Он вновь заговорил, что, если шлем – наружный элемент замкнутой системы, значит, добраться до Неё можно именно через шлем, это – ахиллес Юпитер. Абсурд, - сказал я, - Её защита совершенна, Она допускает к себе только блонди, а ни один из нас…Он промолчал, но улыбнулся своей кривой улыбочкой, которая говорит "я знаю, но вам не скажу" и ужасно меня раздражает. Он невероятный упрямец" (запись уничтожена)
"Работа над "феноменом Минка" хорошо продвигается, синтезировано почти всё, фосфолипид SRH 284/21C0 восстановил буквально по тени молекулы, препарат кожи сильно обгорел. Формула приведена ниже"
"Я рад, что стал близко общаться с Катце. Он очень интересен, его суждения об Амой, при всей их антисоциальной направленности и непатриотичности, часто заставляют меня задумываться. Он многое видел, побывал на многих внешних планетах. Он – хороший рассказчик, когда удается разговорить его, эти рассказы завораживают, он очень наблюдателен. Стыдно признаться, но я иногда завидую ему. Я бы тоже хотел побывать на внешних планетах. Он говорит, что я был бы там востребован. Говорит, что генетика там многие века не являлась приоритетной отраслью науки, более развивались физика, электроника и механика, очень много новых планет надо было осваивать, множество новых живых ресурсов позволяло не задумываться об изменении и улучшении старых пород. (Я подозревал что–то подобное, доходящие до меня суждения коллег из Федерации довольно беспомощны) Якобы на Амой, так долго отрезанном от Федерации и быстро истощившем ископаемые, Юпитер развивала генетику, как путь выхода из кризиса. Я спросил - так Вы всё же согласны, что руководство Юпитер приносит пользу? Он пожал плечами и ответил – раньше - может быть, но теперь Она только тормозит естественное развитие цивилизации Амой. Он начал уже горячиться, хотя старался сохранять внешнее спокойствие. Его лицо словно загорелось изнутри, он позабыл, что у него в руке сигарета. Досталось всему: и запрету на эмиграцию, и отсутствию доступа к Федеральной информационной сети, и ограничениям на ввоз и вывоз товаров и технологий, и генетической сепарации. Я был вынужден прервать его, он потерял всякую осторожность, мне не хотелось выслушивать, до чего он посмеет дойти. Я сказал ему, что его бизнес построен на нарушении этих запретов. Он парировал: Ваша жизнь – тоже. Жестоко. Но в какой–то степени он прав. Я не могу сказать, что Юпитер поступила со мной справедливо. Вот, я и написал это. Непокорность заразительна"
"Расспрашивал Катце о пете. Он сказал мне, что у Рики были самые красивые и выразительные глаза, которые он только видел. Глупо. Тёмные глаза – что в них может быть красивого? Монгрельские вкусы. Даже неприятно…"(запись уничтожена)
"Кажется, всё. Передо мной - назальный спрей, готовый к использованию. Пора переходить к практической части эксперимента. Спросил сегодня у Трейси, кто из блонди считается самым красивым. У моего Трейси хороший вкус, когда я оборвал поток лести в свой адрес, и попросил его исходить из объективных критериев, он сказал, что тогда, конечно, Советник И Хэ. Отлично. Получить приглашение от Алексиса проще простого. Кроме того, я согласен с Трейси"(запись уничтожена)
"Приглашение получено. Сказал Катце, что сегодня он может не приходить. Он сказал, что всё же придёт и поработает один, дела нефтяной компании на Альдебаране-16 кажутся ему очень запутанными. Мне немного стыдно, что я иногда оставляю на него аудит, но он разбирается в этом лучше меня. И, мне кажется, мой эксперимент важнее"(запись уничтожена)
Диктофонная запись, носитель хранится в сейфе лаборатории в Мидасе.
"Протокол практического испытания "Феномена Минка"
Испытуемый – Рауль Эм, блонди, функциональная характеристика: естественные науки, исследовательская работа.
Препарат № 1-1,5 мл назального спрея, 3,2 мкг активного вещества на физиологическом растворе, впрыскивание произведено в 20.00 по стандартному времени.
20.15. Местная реакция нулевая.
21.00. Субъективная реакция нулевая. Забор крови, 15 мл.
21.30. Прибыл на место. И Хэ - есть! Спросил, кто составляет мне духи, нашёл запах волнующим. Обнял меня за плечи. Субъективная реакция нулевая. Забор крови, 15 мл.
21.48. И Хэ повздорил с Литтоном, я не очень хорошо понял, но кажется, они оспаривали моё внимание. О Юпитер, эти администраторы такие возбудимые!
21.57. Едва отделался от Литтона, Советник по Энергетическим Ресурсам проявил отвратительную назойливость. Субъективная реакция нулевая.
Иду в туалетную комнату для забора крови. Потом надо уходить, кажется, опыт исчерпал себя.
22.12. О Юпитер! Забор крови не удался, потому что за мной последовал Советник Моретти. Я виноват, не спорю, но настолько не контролировать свои побуждения! Он схватил меня за ягодицы и в нецензурных выражениях предложил совершить половой акт. Я позвал дежурных охранников. Субъективная реакция нулевая, если не считать возмущения. Местная реакция - отёк и раздражение носовых ходов. Возможно появление подэпителиальных гематом в ягодичной области справа. Нет, явно пора домой.
22.35. Еду в машине, заборы крови в 22.15 и 22.30, по 15 мл. Уже когда уходил, столкнулся со Старшим Коронёром Ротом. К моему ужасу, он тоже провзаимодействовал. Попытался дотронуться до меня, кажется, пригладить волосы. Хорошо, что со мной шла охрана. Субъективная реакция в виде тошноты и озноба. Я всё время забываю, что он одной функциональной группы с Ясоном, только способность действовать на энергоматрицы у него отсутствует. Рецессивная особь! Катце говорит, что его зовут Мясником. Ему подходит.
Практическая часть завершена в 22.30. Взято четыре пробы крови. Домой, Рауль"
Он ввалился в тёмный холл, сказал "свет" и движением плеч сбросил на пол плащ. Звякнули пробирки во внутреннем кармане. Ладно, Трейси завтра подберёт. Синий цветок обдал его пряным ароматом. "Ты бы ещё разговаривать умел!"- вздохнул Рауль. Дышал он с трудом, озноб прокатывался по телу волнами. Мучило ощущение смутного разочарования. Хотя объективных причин вроде не было - эксперимент определённо удался. Рауль чихнул и направился в спальню. Проходя мимо кабинета, он уловил неясный свет за стеклянной мозаикой и, не раздумывая, шагнул внутрь. Может быть… Да, так и есть – "красный" дремал на диване, пристроив на животе ноутбук. Раулю внезапно стало хорошо и весело, он мгновенно забыл про озноб, разочарование и заложенный нос.
- Катце, - окликнул он. "Красный" пошевелился, маленький комп сполз на бок, и Рауль, шагнув к дивану, водворил его на место. Длинные золотистые пряди хлынули вниз, и Катце, машинально отмахнувшись, окончательно проснулся.
- А, привет, мистер Эм, - пробормотал он в склонённое лицо Рауля и сонно улыбнулся. У блонди в груди разлилось тепло, они застыли на мгновение, словно отгороженные от всего мира, в шатре волнистых волос Рауля. Потом Катце спросил хриплым со сна голосом: - Как Вам шоу?
Рауль выпрямился, мотнул головой, откидывая волосы за спину, отошёл и опустился в кресло. Хорошо вернуться домой!
- Ничего особенного,- ответил он. Ему очень хотелось рассказать Катце об эксперименте, похвастаться, но он чувствовал, что делать этого не стоит. При всём цинизме, у "красного" был идеализированный взгляд на некоторые вещи. Катце уселся на диване, незаметно потягиваясь, расправляя мускулы.
- Как там прекрасный Советник И Хэ? Всё так же прекрасен? – спросил он с насмешкой, но это была незлая насмешка, Рауль давно научился различать их.
- Откуда Вы… Трейси! Вы тут сплетничаете про меня, - в голосе Рауля звучал смех, Катце смотрел на него и не мог не улыбаться, сегодня Рауль был таким…
- Он встревожен. Вы никогда раньше не интересовались подобными вещами, - поспешно сказал "красный", он не очень хорошо понимал, что говорит, желание туманило мозги, - да у Вас в доме нет ни одного зеркала.
- Ну, у меня есть Трейси, - ответил Рауль со смешком. Катце пристально смотрел на него, и блонди было… хорошо под этим взглядом.
- Каково быть таким красивым, что даже не замечать этого? – медленно спросил Катце. Рауль поднял на него глаза. "Красный" развалился на диване, худой, длинный, грациозный, как молодое животное, узкое скуластое лицо казалось спокойным, но Рауль видел, как подрагивают крылья тонкого, похожего на лезвие носа, как твёрже сомкнулся рот, как ярко блестят желтые лисьи глаза из-под прямых бровей – теперь так легко было читать волнение на этом замкнутом лице! Длинные пальцы, проворные и сильные, вертели сигарету, Рауль помнил их силу. Рыжие пряди прикрывали шрам. Форму стрижки для него моделируют специально в самом дорогом салоне Эос, и он пользуется гелем для укладки, чтобы усилить эффект. Трейси наболтал. Рауля внезапно рассердила эта дурацкая маскировка, словно таким образом Катце пытался отгородиться от него, скрыть часть своей сущности, это глупые опасения, неужели ему непонятно…
- Катце, - заговорил Рауль почти с отчаянием, - восприятие красоты… субъективно, да, именно субъективно, и когда начинаешь узнавать человека…
Стук в дверь. Рауль осёкся и покраснел. Катце быстро отвернулся. Двери разошлись, и в кабинет влетел Трейси, округлил глаза, защебетал сердито:
- Ах, сэр, ну как вы себя ведёте, ну что за посиделки по ночам, завтра на работу, почему Вы меня не позвали, ах, Юпитер, да Вы весь горите, извольте в спальню, мистер Катце, а Вы куда смотрели, ах, как можно быть такими безответственными!
Он мигом подхватил несопротивляющегося Рауля и потянул его прочь из комнаты, блонди успел ещё пробормотать "до завтра, Катце", и двери за ними закрылись. Катце застонал и ничком упал на диван.
"По-моему, я первый блонди, переживший такую ужасную аллергическую реакцию. Носоглотка отекла, непрерывно чихаю, лихорадит. Принял ускоритель метаболизма и работаю дома. Эксперимент мой удался, хотя и несколько односторонне. Получилось вызвать реакцию на препарат у носителей сходного с ясоновым генома, но у меня реакция нулевая. Эффект взаимного потенцирования смоделировать не удалось, как носитель гормональной приманки, я остался интактен, если не считать аллергии на чужеродный белок. Вернулся домой, разговаривал с Катце, странный получился разговор. Наверно, бестактно было говорить с ним о красоте, он болезненно воспринимает свой шрам, а мне так уже и всё равно, я не помню его другим. Меня трогает его манера – вдруг, по каким-то ассоциациям в разговоре, вспомнить про этот несчастный шрам, он не пытается отвернуться, но лицо застывает, руки тянутся за сигаретой, речь становится особенно ироничной и отрывистой. И он всё же отворачивается, когда ему кажется, что опасный момент миновал, и я на него не смотрю. Я бы хотел сказать ему, что мне всё равно, но он горд, и я боюсь его гордости. Иногда я готов возненавидеть Ясона. А иногда мне кажется, что он, так много сделавший для меня, пока жил, подарил мне на прощание последний подарок - Катце" (запись уничтожена)
Они встречались каждый вечер, вместе работали, производили расчеты и выстраивали стратегии, спорили, разговаривали, ели то, что приносил Трейси, две головы - золотистая и рыжая, сближались перед ноутбуком или экраном стационарного компа, и их поглощал этот маленький мир – день за днём, с девяти и до двенадцати, цифры и сводки, огонь в камине, стеклянные павлины на дверях, и уже забывается, что можно, и что нельзя. Ну в самом деле, как можно что-то помнить, когда он касается тебя плечом, окутывая своим тёплым запахом, и закладывает за уши длинные волосы, закалывает чем попало, чтобы не мешали, и спорит, и говорит с тобой, именно с тобой, видит тебя, и слушает, склонив голову набок, всё что ты ему говоришь, не опуская внимательных зелёных глаз. Прохладных по–прежнему зелёных глаз. И этот его смешок, когда он смущён и хочет это скрыть… У Катце ехала крыша, он знал, но ничего не мог поделать, планы эмигрировать с Амой, до того отчётливые и даже реализуемые потихоньку, вдруг померкли и стали совершенно невыполнимыми по одной единственной причине - ну как, как он мог уехать от Рауля?
Но Амой не дремал. Первыми, как водится, неладное почуяли женщины. Это был редкий случай, когда Катце пришёл к Раулю в лабораторию. Был ранний вечер, он притормозил у чёрного входа неприметного здания, у крыльца уже стояло несколько байков и старая машина, которой пользовался Рауль для поездок в Мидас, на переднем сидении под радио дремала Мимея, чёрные очки сползли на нос.
Катце взбежал на крыльцо, открыл карточкой дверь. В маленькой приёмной сидела бледная доктор Уинтерс и что–то печатала.
- Привет, а где мистер Эм? - спросил Катце. Докторша окинула его ледяным взглядом, таким смотрели бы на дерьмо, вздумай оно заговорить. Катце улыбнулся своей самой нахальной и непробиваемой улыбкой и без спросу закурил.
- Господин Советник в препараторской.
- Бла-го-да-рю Вас, мэм, - издевательски ответил Катце и направился в препараторскую.
- А, Катце, - Рауль поднял на него рассеянный взгляд от окуляра микроскопа. Волосы небрежно собраны, одна волнистая прядь выбилась из пучка. Катце незаметно провел ладонью по своим волосам, жёстким и коротким, укрывая шрам понадёжнее, и присел напротив.
- Сэр, мне надо уехать с Амой на неделю.
- Уехать? Когда? - спросил Рауль удивлённо.
- Да прямо сегодня ночью. Я зашёл узнать, готов ли тот проект для Дарта. Все сроки вышли. Ясон говорил мне…
Он осёкся, имя Ясона всё ещё заставляло болезненно сжиматься сердце. И туманило эти зеленые глаза. Рауль встал из – за стола.
- Проект для Дарта будет готов к концу недели.
- Сэр, я не могу так долго задерживать корабль.
- Ну хорошо, летите, раз такая спешка! Мистер Хазал через несколько дней отправляется на Дарт по делам, я передам посылку с образцами дипломатической почтой.
- Хазалу всё известно?!? - выкрикнул Катце.
- Ничего ему не известно, я иногда передаю через него кое–какие данные коллегам в университетах и лабораториях Федерации, он привозит мне материалы от них, что здесь такого?!
- То, что Вы вообще с ним знаетесь, чёрт возьми!
- Что Вы имеете против Хазала? Он всегда очень хорошо относился ко мне, я выполнял для него работу по коррекции, и он любезно разрешает пользоваться его выходом в Федеральную информационную сеть! Он спокойный, разумный, цивилизованный человек!
- А то, что он устроил покушение на Ясона – это Вы знаете?!
- Катце! Нельзя обвинять в государственном преступлении, не имея доказательств!
- Он просто хитрый и двуличный сукин сын, и оказался не по зубам Департаменту Охраны Эос!
- Катце!
- Сэр, прошу Вас не обращаться больше к мистеру Хазалу! Мне трудно… предвидеть последствия.
Хорошо, - с раздражением сказал Рауль, - раз так, то Вы сами отвезёте образцы на Дарт в конце недели!
Катце, пойманный на слове, не ожидавший такого упрямства от покладистого обычно Рауля, заскрипел зубами.
- Ладно, - бросил он, не зная, кого хочет наказать, - но я не смогу приходить к Вам до отлёта, у меня, блин, дела, и я их запустил!
- Ну разумеется, - прохладным сладким голосом сказал Рауль, - идите улаживайте свои ночные делишки!
С этими словами он уткнулся в микроскоп.
Катце вылетел за дверь, трясущимися пальцами сунул в рот сигарету. Неблагодарный… сосулька неблагодарная! Стараешься защитить его, а он ещё и издевается! Этот Рауль, строптивый, не слушающий разумных советов, разительно не походил на привычного вечернего Рауля, который не любил споры, который покорно опускал ресницы, соглашаясь, Катце млел от возбуждения, глядя на эти ресницы…
-…Оставь его в покое, ты, цересский ублюдок!
Катце сначала и не понял толком, кто это там шипит. Кроме него и бледненькой "серебряной" докторши, в приёмной никого не было. Он повернулся, взглянул ей в лицо, и поклялся, что больше никогда такого не сделает. В смысле, не повернется к ней спиной. Потому что в красивых светло-серых глазах мисс Уинтерс горела неподдельная первосортная ненависть. "Ого",- подумал Катце, и вслух тоже сказал:
- Ого, как мило сказано, док. А если не оставлю?
- Ты пачкаешь его репутацию, губишь его, ты, преступник, контрабандист!
Катце стиснул зубы. В словах девчонки был резон. Но лучше бы она не напоминала ему, он и так это знал. Они теперь оказались совсем близко, стояли просто нос к носу, и, хоть сказано было мало, прекрасно, без слов, понимали расклад. О ком речь. И в каком контексте. Противозаконном, неосуществимом контексте. Получается, они сцепились из – за химеры, призрака, галлюцинации. Это должно было бы казаться смешным, но не казалось. Катце прорычал:
- А ну, заткнись, мисс Мидас!
- А ты заткни меня, покажи себя хоть так мужчиной, кастрат… паршивый!
Катце стремительным движением схватил ее за горло, прижал бедрами к столу, потерся о нее, нарочито грубо, непристойно и, оскалившись, сказал:
- Уже нет. Чувствуешь, док? Медицина в наши дни чудеса творит!
Уинтерс сдавленно хрипела, пытаясь отодрать руку Катце от шеи, спина ее опасно прогнулась назад, Катце понимал, что совершает глупость, что эта ревнивая дурочка – никто, меньше, чем никто, но остановиться уже не мог. Зашипела дверь, и удивленный голос Идеального Блонди спросил:
- Катце, Уинтерс, что это вы тут делаете?
Катце обернулся с искаженным лицом, потом выпустил "серебряную" девицу.
- Мы, - злобно сказал он, - ничего тут не делаем!
Между "мы" и остатком фразы мог поместиться маленький словарь табуированной лексики, Рауль это почувствовал и вдруг ужасно рассердился. О Юпитер, не нашли лучшего места для ... заигрывания! И этот рыжий нахал ещё и недоволен!
- В таком случае, почему бы вам ничего не делать немного потише, - ядовито, сам от себя такого не ожидая, осведомился блонди. – А ещё лучше- в другом месте. Уинтерс, я Вас больше не задерживаю. Катце, за образцами зайдете через два дня.
- Ну и до свидания, - буркнул Катце, оказавшись на улице. Он закурил сигарету, и направился к машине. Настроение было хреновое. И чувство юмора куда – то подевалось, не иначе как отпуск взяло.
- Эй, парень, сигареткой угостишь? – окликнул его хрипловатый женский голос. Катце обернулся – опираясь на машину Рауля, выставив вперёд обтянутую чёрной кожей грудь, изогнув бедро, Мимея представляла ту ещё картинку. Короткая стрижка, экстремально подбритые виски, шнуровки, высокие сапоги, грубые перчатки – с таким шофёром только в ад. Катце криво улыбнулся и вынул из кармана пачку.
Они уселись рядом на ступеньки, Мимея закурила. Серый пасмурный день переходил в мрачный сырой вечер. Катце вспомнил вечера на Нью–Лондоне, яркие ветреные закаты, запах моря в воздухе и затянулся. "Нет, уеду я к Юпитеровой маме, сколько ж можно...",- угрюмо подумал он.
- Не бери ты его в голову, братишка, - вдруг сказала Мимея.
Катце дёрнулся, чуть сигарету не проглотил. Сговорились они, что ли, проклятые девки?! Он уставился на монгрелку диким взглядом, та затянулась, курево держала тремя пальцами, по-уличному. Сгорбившись, сидя на ступеньках, она уже мало напоминала сексуальное видение "Эх, прокачу!".
- Я говорю, не лезь к нему, - пояснила Мимея невозмутимо, - он нормальный, но по–блондевски, не по–людски. Правильный очень. Только растревожишь зря.
- Ты чё, мама, сама по нём неровно дышишь? - спросил Катце подозрительно.
- Не, я больше по евоной Мисс Крахмальные–Трусики-Уинтерс, - ухмыльнулась Мимея. Катце хмыкнул в ответ – он был отлично осведомлён о пристрастиях Мимеи, она же его и осведомила, кулаком в нос, ещё в общей бандитской юности. Он особо и не парился, просто очень уж ему тогда было интересно – как это, с девчонкой… Они посмеялись немного, и Катце отпустило.
- А мистера Эма я так люблю, - добавила монгрелка, отсмеявшись, - он... эта... добрый, понял? – запинаясь, сказала она. – Он меня как на аукционе купил, я испугалась поначалу, - он такой весь как лёд был, лицо строгое, ну, попала, думаю, такие отмороженные, они любят шоу погорячее, у него там, небось, целая свора, как начнут засаживать по самое не балуйся, а мне ж всего двенадцать было. Ну, доставили меня к нему в апартаменты, а там... тихо так, шикарно, но тихо. И петов нет, прикинь, ни одного, только андроиды–уборщики, да Трейси этот евоный полоумный, и селит меня в комнату навроде девчачьей - ну, розовое всё, куклы на кровати, даже цветок в горшке был, во как! Тут меня непонятки взяли – что это за блонди, думаю, такой? А Трейси аж весь извертелся, ну ты его знаешь, да? – ах – ах, наконец–то, хоть кто–то в доме, мистер Рауль перестал грустить по Авроре! Это он мне потом рассказал - Аврора была девочка с крыльями. Её мистер Эм вывел, миленькая такая, на него похожа, я фотку видела, а потом чё–то там с Консулом вышло, и её убили на шоу.
Мимея затянулась в последний раз, затушила окурок о ступеньку, а потом сказала совершенно бесхитростно, повергнув Катце в ступор:
- Я и подумала, что он сам меня будет трахать, мистер Эм, в смысле. Ты чё так смотришь? Это я счас себе задницу с сиськами отрастила, а по малолетству, ты вспомни, была вся из себя нимфеточка, что твоя тростинка!
- Угу, - просипел Катце.
- Ну он позвал меня вечером к себе в кабинет, ну, ты знаешь, да? – классная такая комната, камин настоящий. И смотрит на меня... Ну вроде как не понимает, чё я тут делаю. Ну я начинаю потихоньку, а он говорит - не надо пока, а что ты ещё умеешь? Тут я к нему на шею – прыг, а он засмеялся, за ухо меня оттянул, грит, ты дурочка, так же нельзя делать, я, грит, спрашиваю, что ты умеешь кроме секса? Ну я и ляпни – на гитаре, мол, умею играть. Я и правда умела, ещё в банде научилась, там помнишь, был такой Дзиро Блоха, он мне давал побрякать, если отсосу. - Мимея вдруг засмущалась. – А на следующий день он, мистер Эм, в смысле, велел Трейси отвести меня в самый крутой музыкальный магазин в Мидасе, за гитарой. Понял, какой он? Я бы всё для него сделала, всё! Он меня потом звал вечером поиграть, если приезжал пораньше. Час играешь, два, пальцы сводит, а он всё строчит в своей книжище, глаз не поднимает, а потом: "спасибо, Мимея, ты чудесно играешь". Нормально, да? Я другим петам и говорить ничего не хотела, они всё жаловались – ой, тут синяк, там ожог, того фурнитур хлыстом отходил, ту поимели с трёх концов, еле ходит, зашивали. А кого совсем… Ну, ты знаешь, если к Роту там попал, или к Моретти, у этих вообще долго не жили, - Мимея неопределённо махнула рукой, - А мне никакой работы, по специальности, в смысле, прям скучно. Мистер Эм как спросил меня однажды – пета! - не противен ли мне Рики этот консулов, смогу ли я их… развести, или хоть забеременеть, так я на парня аж прыгнула. Да я бы съела Рики живьём, если б мистер Эм приказал!..
- Так это он тебе велел соблазнить Рики?- с удивлением спросил Катце. Вот так Рауль! А сам прикидывался…
- Он, - хихикнула монгрелка, - так он не хитрый, не, но тут очень уж беспокоился о Консуле, - Мимея опять махнула рукой, - Ну, ты знаешь, чё потом было. А у меня депресняк – у-у-у! Я думала – блин, раз в жизни он мне сказал, чё надо сделать – и то я не справилась! А тут семнадцать лет на носу, продаст в бордель, и дело с концом! Или в Церес выгонит. А это всё мне – во где, - Мимея рубанула себя по горлу, - я ж привыкла к хорошему обращению за пять лет, девчонок если и заводила, так себе по нраву. А тут, как ни крути, по-любому под мужика ляжешь! В таком была ауте – вспомнить страшно! Зовет меня поиграть, а я колочусь вся! А он однажды стал спрашивать – что я думаю дальше делать и есть ли у меня планы, я молчу, чувствую – разревусь счас. А он грит, я, Мимея, привык к тебе, грустно расставаться, если хочешь, грит, выучись на лаборанта, или на шофёра, я оплачу, и оставайся в доме. Тут я опять – к нему на шею! Катце, добрей его на свете нет, хоть он и чокнутый малость,– Мимея хихикнула, и тут же, без перехода, свирепо:
- Вот я и говорю, парень, не лезь к нему. Не порти ему жизнь!
Катце снова разозлился – и чего они все носятся с Раулем, почему стараются защитить от него?
- Да чё ты прицепилась, мама?! Чё я ему сделаю?
- Сам знаешь!– Мимея тоже заводилась с пол – оборота, - Незачем ему знаться с таким, как ты! Случись чего - ты потом свалишь с Амой, или в Цересе отсидишься, а ему влетит за всё вместе!

- С Консулом я мог знаться, сколько хотел! – запальчиво сказал Катце.
- Консул всех на поводке держал, даже Рота, хобби это евоное было! – парировала Мимея, - А мистер Эм не такой, он…не разбирается в этих паучьих играх. Слишком правильный.
- А чё, Рот не отстал? – спросил Катце, помолчав.
- А он уже лет шесть не отстаёт! Я девка простая – и то просекла – Мясник сам не свой по Консулу был, а тот как его пробросил, так Мясник из ревности ни одного консулова дружка не пропустил, и нрав у него – сам знаешь! А мистер Рауль мой всё время при Консуле, дружили они, всё путём, а Мясника он на дух не переносил, мистер Рауль, в смысле. Тот его – то в клуб, то на вечеринку зовёт. А мой всё – нет да нет…
- И теперь подкатывается? – зло спросил Катце.
- И теперь, - понуро кивнула Мимея, - когда так подкатывается, когда на мозги давит, он совсем дурной стал, Мясник – то, как не его Юпитер в Консулы выбрала. Помнишь про обвинения? Пока ничего не вышло, мистер же Эм Идеальный Блонди – под него не подкопаешься. А вот если откроется всё - и лаборатория, и бабло на Дарте, тогда… - она пожала плечами, - и ты вот теперь шляешься каждый день.
- Он меня сам зовёт!
- Зовёт, блин! Не лезь к нему, и всё, ради Юпитер! – рявкнула Мимея, поднялась с крыльца и пошла в машину. Катце посидел на крыльце ещё немного, покурил. "Я постараюсь не лезть к нему, - подумал он обречённо,- но мне надо знать, если Мясник что–то предпримет против него, обязательно, иначе я не смогу его уберечь!" Он поднялся и направился к Мимее.

- Слушай, мама, хочу, что бы ты сделала для меня одну вещь. И для мистера Эма.
"Отложил Феномен Минка и заканчиваю в спешке образцы для Дарта.
Он совершенно невыносим, этот рыжий… гад. Застал его с Уинтерс. У меня просто слов нет! Чувствую себя ужасно. Прямо в лаборатории! Бедная девочка, она хоть понимает, с кем связалась?" (запись уничтожена)
"Просмотрел и уничтожил все бесполезные записи"
Рауль закончил дартианские образцы поздним вечером, уложил их в сейф. Завтра этот рыжий негодяй может приходить за ними, Рауль больше не станет задерживать его бандитский корабль. Пусть улетает, и эту легкомысленную дуру Уинтерс забирает с собой… Рауль не очень понимал, что с ним такое, но совершенно точно знал, что причина - в Катце. В его гадком упрямстве, в нездоровой привычке командовать, и совершенно непредсказуемом поведении… "Я начал уже доверять ему" - с горечью думал Рауль, закрывая дверь и включая сигнализацию. Как примерный трудоголик, он уходил из лаборатории последним. "А он…Стоит связаться с монгрелом…" - Рауль не смог продолжить мысль, и так хлопнул дверью машины, что Мимея дёрнулась на водительском сидении. В их конспиративной машине был только один салон.
- Домой, сэр?- спросила Мимея. Рауль не хотел домой, дома не было… рыжий негодяй занимался своими негодяйскими делами в Цересе. Он швырнул ноутбук на заднее сидение.

- Нет. Отвези меня…в Апатию. Я давно не появлялся на людях – это может показаться странным, - сказал он, совершенно правильно и разумно, но не получил от своих прекрасных намерений никакого удовольствия.

- Вы даже не переоденетесь? – спросила Мимея.

- Сойдёт и так.

Монгрелка повернулась к нему и пристально оглядела с головы до ног.

- Вы правы, сэр. Позвольте?

Она быстро расправила оплечья его рабочего сьюта, сняла что–то с волос. Рауль вздрогнул.

- Это у Вас было вместо заколки, сэр, - Мимея улыбнулась и показала ему длинную стеклянную пипетку. У Рауля была дурная привычка – во время работы скручивать волосы и закалывать чем попало. Машина тронулась с места, Рауль уныло смотрел на расцвеченную огнями темноту за стеклом. Дождя не было, в воздухе клубилась дурная помесь тумана и смога. Шея под воротничком сзади вдруг ужасно зачесалась. Рауль повёл плечом, но зуд продолжался, внезапно закружилась голова, тошнота подкатила к горлу. Рауль испуганно вскрикнул и поднял руку к волосам. Пальцы нащупали в шве сьюта что–то маленькое, твёрдое, кончики пальцев закололо, когда он вытянул это что–то на свет. Рауль ахнул – у него на ладони лежал крохотный "жучок", он сразу понял, что это, Мимея, её ловкие пальцы, "позвольте, сэр"…

- Мимея, ты…- потрясённо сказал он, ужасное предательство не укладывалось у него в голове.
Монгрелка вцепилась в руль, краска стыда - Раулю хотелось на это надеяться, - залила её до ушей.
- Сэр, это не то, что Вы думаете! – пробормотала она.
- Как ты могла, Мимея!
- Сэр, послушайте…
- Кто велел тебе это сделать, на кого ты работаешь, говори!
Мимея свернула к тротуару, заглушила мотор. Не глядя не Рауля, сказала с досадой:
- Это всё Катце, сэр, я говорила ему, что…
- Катце…
Рауля всего обдало жарким… гневом.
- Адрес его дома, быстро!
- Сэр, я не думаю…
- Я сказал, быстро, Мимея!
- У него нету дома, он ночует в офисе. Вы позвоните ему, может…
- Адрес его офиса.
- Сэр… угол четырнадцатой и проспекта Мэйхуа, сэр, дом семь, вы не должны…
- Марш из машины!
- Сэр!
- Сию же секунду, Мимея!..
Монгрелка вылезла из машины. Блонди в мгновение ока очутился за рулём и рванул с места так, что Мимею качнуло воздушной волной. Она сердито посмотрела вслед, сплюнула на асфальт и рявкнула: "Блин, оба ненормальные, что один, что другой. Разбирайтесь сами!"
Сигарета дымила. Катце подсчитывал прибыль одной операции, которую Рауль – вечный гость его мыслей, назвал бы противозаконной, а он, Катце, просто ловкой, когда в дверь заколотили со всей дури. Кто бы это? – мрачно подумал "красный". Последние двое суток он всё делал мрачно. Он включил наружный обзор и подскочил, опрокидывая кресло. На крыльце стоял Советник Рауль Эм, собственной разгневанной персоной, невдалеке маячила брошенная прямо посреди проспекта машина. Катце похолодел - ясно, он обнаружил "жучок", кретинка Мимея!.. Нога за ногу он поплёлся к двери. Ему и в голову не пришло притвориться, что никого нет, он так соскучился по Раулю, что готов был принять от него даже шрам на другую щёку, даже пулю в лоб. Блонди ворвался в его офис, как буря, золотая грива летела следом. Остановился у стола. Катце вздохнул, запер дверь. Обернулся. Лицо Рауля было лицом разгневанного ангела, щёки алели, рот сжат, глаза метали молнии. Он с размаху хлопнул что–то о стол. Катце не надо было даже глядеть – что.
- Катце, объяснитесь, немедленно!
- Не-мед-лен-но!.. Катце с трудом подавил истерический смешок. Не сказать, что он испугался до смерти, как испугался Ясона тогда, нет, но он опасался Рауля, тот был очень рассержен, а блонди в гневе не соизмеряли свои силы с хрупкостью Homo Sapiens. И в то же время его словно подначивало разозлить Рауля ещё сильнее, дурак ты, Катце, глупый рыжий монгрел…
- Надо же, раньше Мимея была проворнее, - сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Но Рауль всё же был блонди, недооценивать его не стоило.
- Вы плохо слушали меня, Катце, то, что я как-то объяснял вам, - так же старательно–спокойно проронил Рауль, - иначе предупредили бы её, что не следует пристраивать источник электромагнитного излучения так близко к мозгу блонди. Я почувствовал его буквально через минуту. Итак, я жду объяснений. Зачем Вам понадобилось прослушивать меня?
- Я не хотел прослушивать Вас, мистер Эм, - сказал Катце, начиная злиться, его взбесила попытка Рауля проявить сдержанность, он не хотел этой сдержанности, она надоела ему до чёртиков за все семь лет, что он знал Идеального Блонди, - Я хотел прослушать тех, с кем вы будете говорить. Особенно меня интересует Советник Рот. Помните такого? Он-то Вас помнит. Он по Вас с ума сходит, а с тех пор, как погиб Ясон, Вы стали лёгкой добычей. Он уже попытался прижать Вас, так что я только хотел знать, когда он снова…
- Катце, вы сумасшедший! Какое дело до меня Коронёру Роту? Почему Вы думаете, что он преследует меня? Причём тут Ясон?- крикнул Рауль, его нестерпимо тяготили эти интриги, эта непрошенная защита, эти дурацкие тайны, Юпитер, он занятой блонди, у никогда не было времени на глупую закулисную возню в компании честолюбивых болванов!
- Он преследует Вас, потому что считает любовником Ясона! Он завидовал Ясону, завидовал каждому глотку воздуха, которым тот дышал…
- Лю… Да что Вы несёте?!!
- Он был уверен в этом, и он хочет заполучить всё, чем владел Ясон, даже после его смерти.
- А при чём здесь я?
- Вы знаете, что Вас с Ясоном считали… партнёрами?
- Мы и были партнёрами!
- Юпитер, дай мне силы! Вы что, слепой? Сексуальными партнёрами! Ясон три года пытался заманить Вас в постель, это знали все, весь Эос, чёрт побери! Пока не нашёл Рики и не переключился на него! – заорал Катце прямо в лицо Раулю.
- Как Вы смеете… Нет!.. - потрясённо прошептал Идеальный Блонди, но память услужливо подсовывала картинку за картинкой – Ясон небрежно обнимает его за плечи, или прижимает к себе, казалось, не чувствуя, как сильно смыкает руки, жар его тела через два слоя ткани, Ясон, обожавший стоять над ним, румянец, окрашивающий его щёки, напряжённый, настойчивый взгляд, так, что было неловко поднять глаза, насмешливый голос: "примитивный биологический акт? Я охотно доказал бы тебе обратное… Я хотел другого, Рауль!.." Ясон, целующий своего монгрела…"А что, если вы занимались этим вчетвером?.." О Юпитер! Он сам, на коленях перед Катце, берущий ртом… Рауль закрыл лицо руками, он дрожал, голова горела огнём. Десятки непонятных, раздражающих мелочей стали на место, образуя связную картину. Неужели Катце прав? Он отнял руки от лица и спросил:
- А… Рот?
- Рот был любовником Ясона по-настоящему. Но Консул его скоро выставил, он считал его…чокнутым экстремалом, он издевался над ним… назвал своего фурнитура его именем, его это забавляло - Дэрил, то, Дэрил, сё, - нехотя пояснил Катце, вытряхнул сигарету из пачки, закурил. Он уже остыл, его охватило запоздалое сожаление. Черт знает, зачем он вывалил всё это Раулю, словно ребёнка обидел. Хорошо, хоть…
- А моё продвижение по службе – это тоже результат…вожделения Ясона? – нетвёрдым голосом спросил Рауль. Катце только глаза закатил – кому что…
- Нет, не думаю. То, что Вы не только талантливы, но ещё и… привлекательны, оказалось приятным дополнением, - ответил он. Рауль помотал головой. Катце криво улыбнулся, быстро протянул к нему руку, но тут же отдёрнул. Затянулся. Сказал:
- Вы бы всё равно пробились, мистер Эм.
- Но не так скоро, - печально сказал Рауль.
- Да, не так скоро, - согласился Катце.Они помолчали, Катце курил, поглядывая на Рауля, тот был погружен в свои переживания, румянец медленно покидал его щёки.
- Мне пора, Катце, - сказал наконец, блонди, поднимаясь, он чувствовал себя замороченным и опустошённым. Надо же, Ясон был… влюблён в него…
- Я отвезу Вас, мистер Эм? – в голосе Катце ему послышалось сочувствие. "Соберись, Рауль!"
- Не стоит, - сказал он спокойно и холодно, - считать меня таким уж беспомощным, Катце.
Катце пожал плечами – как скажете, мистер Эм, сигарета в тонких пальцах вспыхнула рубиновым огоньком. Они вышли из офиса на пустынную ночную улицу, Катце всё же потащился проводить его, район был не слишком спокойный. Дойдя до машины, Рауль обернулся, они с Катце заговорили одновременно:
- Сэр, прошу…
- Надеюсь, завтра…
Замолчали, Катце отчаянным жестом отбросил сигарету. Рауль слабо улыбнулся, но вдруг глаза его расширились, он крикнул что–то, и в следующее мгновение превратился в размытое пятно, буквально сразу же Катце сбил на землю сильный удар, полуоглушенный, он увидел прямо над собой, сквозь волосы Рауля, закрывшие ему лицо, как пули чиркают по энергетическому щиту, которым прикрыл их обоих блонди. "Бля..." - ошарашено подумал он, резко перевернулся вместе с Раулем, вырывая из наплечной кобуры пистолет, и наугад пальнул в сторону паскуды, которая... Ему повезло больше – раздался стон, он осмелился поднять голову и увидел, как стрелок – худой, похожий на монгрела мужик, оседает на срезанных ногах. "Бля!" - выкрикнул Катце вслух, и пальнул еще раз, для верности. Чувствуя под собой напряженное тело Рауля, он не отрывал пальца от курка, пока киллер не перестал дергаться. Все заняло буквально секунду, и вновь на улице воцарилась полная тишина, медленно клубился туман, переливаясь в свете фонаря. Катце тяжело дышал, Рауль тоже словно задыхался. Внезапно рыжего отпустило, и он почувствовал, как тесно прижимается к блонди, просто распластывает его по асфальту – грудью на грудь, ноги сплелись, темно–золотая прядь обвила ему шею шелковой змейкой. Катце уставился вниз, прямо в ошеломленные зеленые глаза, и понял, что улетает. У него уже давно стоял – у него всегда стоял, когда Рауль... да стоило ему подумать о Рауле. Но чувствовать его под собой, так близко, так сладко... и это упругое, твердеющее, что давило на живот... Он знал, что это невозможно, что это просто шок и испуг, он и не представлял себе такое никогда – что у Рауля, прохладного, отстраненного красавца - блонди Рауля Эма, может встать на него, Катце, это было как попасть в какие–то преступные, запретные мечты, которые он не позволял себе никогда, потому что... "Это пройдет, это пройдет сейчас" - твердил он себе, не понимая – вслух, или в мыслях, так ослабев от острого удовольствия и перенесенного страха, что его голова бессильно поникла, и он уткнулся бы в плечо Рауля, но блонди повернулся, и получилось как–то так, что их губы встретились, не в поцелуе, нет, как можно! – но в легчайшем, нежнейшем прикосновении, обмениваясь теплом, трепетом, потом Рауль судорожно вздохнул, губы его приоткрылись, и язык Катце скользнул внутрь, в горячую влагу, и вспыхнул сам, и Рауль встретил его с робкой страстью, и это все еще не было поцелуем, разве бывают такие поцелуи, от которых кончаешь через полминуты, и сгораешь заживо и возрождаешься другим человеком, в другом мире? Катце очнулся другим. Он обнимал Рауля обеими руками, не выпуская пистолета, в штанах было мокро, в голове – ни единой мысли. Он купался в растерянном, потемневшем изумрудном взгляде, сознавая, что еще чуть–чуть, и оскверненный Идеальный Блонди оттолкнет его. И чем все закончится – неизвестно, но, может статься, и чисткой мозгов. И потом он пожалеет, пожалеет очень сильно, что его не убил неудачливый стрелок, потому что все равно не забудет... Он не сразу почувствовал, как пальцы в порванной, окровавленной перчатке коснулись его волос, щеки, невесомо прошлись по шраму, он падал в эти расширенные зрачки, как в пропасть, влажные губы приоткрыты, тёплое дыхание прерывается… Катце очнулся первым, он перехватил руку Рауля, и простонал: "А, мать – Юпитер, Ваши руки, мистер Эм, Рауль, да Вы в крови..." Рауль непонимающе смотрел на него, он чувствовал боль, но она была такой неважной по сравнению с жарким, чистым возбуждением, которое бушевало в нем, не находя выхода. Он смутно сознавал, что Катце повезло больше, он помнил горячие толчки у своего бедра, чуял полузнакомый запах, который раньше ассоциировался с чем–то неприятным, а сейчас привел его в состояние сладкого помешательства. Они лежали прямо на мостовой, пытаясь отдышаться, над ними кисейным пологом реял туман. Катце поднялся, потянул Рауля за локоть, тот покорно встал, его занесло, Катце и сам едва держался на ногах, но настойчиво тащил за собой зеленоглазого блонди, как муравей – слишком большую щепку. Пошатываясь, поддерживая друг друга, они вернулись к офису Катце, рыжий едва попал карточкой в щель замка, вспыхнул неяркий свет, они упали на диван в приемной, но Катце тут же подскочил и скрылся куда–то, оставив Рауля одного, это было ужасно – опять оказаться одному, Рауль хотел было позвать Катце, но вдруг замер. Может, "красному" было неприятны раулевы неловкость и несдержанность… Раздался грохот, что–то упало и разбилось, блонди дернулся и выпрямился на диване, попытался сжать ноги, но низ живота свело судорогой, а перед глазами поплыли огненные круги, и он оставил эту затею. Катце в это самое время трясущимися руками потрошил ящики в крохотной ванной комнате, пытаясь найти антисептик для Рауля. Попадалась одна дурь. От нетерпения он свалил полку, разъебал все к юпитеровой маме, совершенно случайно нужный флакон не разбился. Катце схватил его и ринулся в комнату, но в последний момент остановился и взглянул на себя в зеркало. Шальное лицо. Безумные глаза. Уродливый шрам. Рауль испугается, непременно испугается. Ты сбрендил, парень. Слетел с катушек. Всё тебе приснилось. Ты просто, когда падал, головой приложился, понял? Сейчас вернусь к нему, а он сидит, как будто ничего и не было. Катце пятерней начесал волосы на щеку. Получилось так себе – как и всегда. Попытался сделать что–то с преступным, жадным выражением лица, потом скривился, махнул рукой и нога за ногу вернулся в приемную.
…Они уставились друг на друга настороженными, почти испуганными взглядами. Катце быстро опустил глаза, Рауль уселся на диване еще прямее, не решаясь, однако, сдвинуть ноги. "Вот оно" - обреченно подумал Катце, - "А ты что себе вообразил, придурок?" Вслух он сказал "Позвольте, мистер Эм", опустился на колени возле дивана, на котором развалился блонди. Взял руку в порванной перчатке, непослушными пальцами расстегнул застежки на запястье. Осторожно стянул эластичную ткань, стараясь не задеть сбитую ладонь. Намочил салфетку антисептиком и начал нежно, едва касаясь, очищать ссадину. Какая прекрасная рука – сильная, с тонкими пальцами. Дрожащая. Горячая. На Катце опять накатило возбуждение. Он не осмеливался поднять глаза на Рауля, доведенного до безумия невесомыми прикосновениями, похожими на ласку с болью. Блонди попытался отнять руку, Катце, как привязанный потянулся следом, уперся взглядом в натянутую ширинку. И не выдержал, глухо простонав, уткнулся лицом в твердый, жаркий ком, терся щекой, легонько покусывал через ткань. Рауль вскрикнул, подался вперед, Катце в одно мгновение освободил его член, опять приник лицом, наслаждаясь обжигающей гладкостью, полнотой, биением, забрал в рот, так что Рауль задохнулся и выгнулся дугой, его пальцы запутались в рыжих прядях, бессвязный лепет срывался с губ: "Катце, лисёнок, милый...", у Катце внутри все содрогалось от нежности этого голоса, от непередаваемого вкуса Рауля. Он тискал напряженную, жаркую мошонку, нашел позади одно местечко, нажал, Рауль закричал в голос, испуганно, словно наслаждение убивало его, сильная струя ударила в горло Катце, он глотал, удерживая бьющиеся бедра возлюбленного, выпил все до капли, он выпил бы душу этого проклятого, невозможно - прекрасного блонди, чтобы оставить себе, сделать своим ... Мой Рауль! Катце неохотно выпустил изо рта обмякший член, поднял глаза... и выругался – Рауль Эм, Идеальный Блонди, в обмороке откинулся на спинку дивана! "Красный" вскочил, нагнулся над ним, срань Юпитер, он не знал, что делать, он осторожно гладил Рауля по щекам, звал по имени, его в пот бросило от облегчения, когда блонди, наконец, открыл глаза. Катце замер. Он ещё не представлял, что будет дальше, когда поднимутся эти влажные ресницы. Он беспомощно смотрел в глаза Рауля, и ему снова казалось, что его засасывает в зелёную глубь радужки, в расширенные от пережитого удовольствия зрачки, как в прохладную воду, как в сердцевину драгоценного камня… Рука Рауля несмело коснулась его рта, стирая капельки спермы…потом Рауль поднёс пальцы к губам, лизнул кончиком языка, пробуя свой вкус, глаза его закрылись, и он потянулся к Катце слепым, неотвратимым, как волна движением. Это было "да", "да"!.. У Катце случился маленький провал в памяти от мгновенного острого возбуждения, ударившего и в член, и в голову. Он оказался верхом на Рауле, сжимая его щёки, целуя так глубоко, как только мог, посасывая язык, он расстегнул белый сьют, никогда он не раздевал никого так сноровисто, запустил руки внутрь, лаская, сжимая, трогая так, что Рауль застонал. Он уже не мог сидеть спокойно, его пальцы запутались в одежде "красного", вскрик, рывок, куртка и комбинезон разорваны пополам, ах ты чёрт, их губы разлепились каким-то образом, они уставились друг на друга, потом Рауль опустил глаза, коснулся члена Катце, так нежно, так осторожно, его ресницы дрожали, его пальцы дрожали, Катце со стоном толкнулся в эту робкую руку, накрыл поверх своей, но только на секунду, невообразимо сладкую, чувствуя промежностью, что у Рауля опять встало. Юпитер, как хорошо, - выдохнул кто-то из них, а может оба, они замерли, у Рауля глаза подёрнулись влагой, он тяжело дышал, чувствуя биение в своей руке, Катце смотрел на него отчаянно, ничего спокойного не было больше у него в лице, Рауль сжал руку сильнее, Катце выгнулся с гортанным стоном, прижал голову блонди к груди, стиснул его бёдрами, лаская всей своей тяжестью, набирая полные горсти медовых волос, они опять застыли, они могли кончить в любую секунду, но интуитивно длили это мучительное наслаждение первого раза. Потом Катце, решившись, запрокинул голову Рауля, поцеловал полуоткрытые губы, еще раз, еще, заставил себя оторваться, прошептал "подожди, хороший мой, сладкий", поцеловал снова, застонал, вскочил одним гибким движением, сдирая с себя остатки разорванной одежды, направился в ванную. От вида его худой, стройной спины, длинных ног, крепкой, как орех задницы, как он двигается, как ходят мышцы под влажной кожей, Рауля потянуло следом, как железо тянет к магниту, он оказался в крохотной ванной комнате прежде, чем осознал своё движение. Катце, нагнувшись, что-то искал, расшвыривал какие-то пузырьки, тюбики, нашёл, повернулся, наткнулся на Рауля, на его руки, губы, засмеялся дрожащим смехом, их пальцы сплелись, губы неистово встретились, Катце подтолкнул Рауля к стене, прижал горячим напряжённым телом к холодной облицовке, лаская член, у Рауля помутилось в голове, его клонило на плечо Катце, он прижимался, терся о него, живот свело жаркой судорогой, Катце снова заставил его смотреть на себя, но Рауль не мог вынести его взгляда, веки сами опускались, он уже знал, чего хотел, это покорное, сладкое знание жило внутри сосущей пустотой, и Катце понял его, нежно погладил по щеке, так нежно, прошептал " Да, да, мой Рауль", повернул лицом к стене, повел руками вниз от плеч, стягивая белый сьют, по бёдрам, проворные пальцы забрались в складочки паха, сбежали вниз, как вода, к щиколоткам, раздевая, лаская, Рауль послушно переступил через упавший сьют, и тут же был вознаграждён поцелуем, единственным, жгучим, - в то место, где начинали разделяться ягодицы, он вскрикнул, мышцы на животе задёргались, а Катце уже накрыл его сзади, худой, гибкий, жаркий, твёрдый, отвёл спутанную массу волос, прижался губами к затылку, шее, сбивчиво уговаривая подождать, свою радость, своего золотого, горячего мальчика, легонько стиснул член, и Рауль ощутил, как скользкий от смазки палец входит в него, толкается глубже, растягивает, невыносимо сладко нажимает на что-то изнутри, так что под закрытыми веками расцветают огненные цветы, и он опирается на руки, подаётся назад, прогибаясь в пояснице, у Катце срывается голос, он несёт что–то совершенно невообразимое, язык Цереса, Рауль и половины не понимает, но соглашается, да, да, такой маленький, такой тугой, только для тебя, никого, раньше - никого, но сейчас, Катце, сейчас, ну что же ты, Катце начинает вставлять ему, медленно, по дюйму, задыхаясь от попытки хоть как-то сдержаться, это же Рауль, ты первый у него, ты же чувствуешь, как сжимается, сопротивляясь, его узенькая дырочка, заставляя тебя выть от удовольствия, как горбится от боли его влажная спина, но он двигается тебе навстречу, закидывает голову назад, трётся губами о щёку сквозь шёлковые волосы, его член тяжело скользит и подрагивает в твоей руке, к чертям осторожность, Катце распластывает его по стене, вламывается в тугую, чуть увлажнённую плоть, он чудо, слышишь, ты чудо, радость моя, мой Рауль, ты самый лучший! - он сильно оттягивает назад влажную золотую гриву, находит ртом губы Рауля, чтобы сказать ему это, чтобы успеть до взрыва, который заставляет его податься вверх, так глубоко, что Рауль вскрикивает, бьётся, истекая спермой в его пальцах, потом слабеет, и последняя судорога Катце опускает их обоих на колени, неловких, обмякших, мокрых, как новорожденные котята, они валятся на пол, совсем без сил, возятся, притираясь, устраиваясь на холодном твёрдом полу, успокаиваются потихоньку, у Рауля по щекам сбегают слёзы, но на губах - слабая улыбка, Катце слизывает солёную влагу, целует мокрые ресницы Идеального Блонди. И осознание того, что он наделал, начинает, наконец, брезжить в его съехавших, одурманенных мозгах.
Он и минуты не поспал этой ночью. Рауля сморило почти сразу, как только Катце устроил его на условном офисном диванчике, "красный" думал ещё помыть его в душе, но воду, как всегда, отключили на ночь, проклятые гады, он за аренду платит бешенные бабки, могли бы… Но Раулю, казалось было всё равно, он пребывал в расслабленном, блаженном покое, позволил увести себя из ванной и всё больше молчал, Катце тоже не представлял, что ему говорить - не больно ли Вам, мистер Эм, извините, что так получилось, что я трахнул Вас, но я просто удержаться не мог, у меня от Вас крышу сносит, и причём давно, я по Вам с ума схожу, это считается государственным преступлением или уголовным – монгрелу трахнуть блонди? Не уверен, что когда-либо случались прецеденты. Вам… вам понравилось?
Он едва осмелился спросить:
- Как ты?
-Я… Хорошо…- последовал задумчивый ответ, Рауль смотрел на него во все глаза, и неуверенно улыбался. Катце сглотнул и спросил, ненавидя себя за молящий голос:
- Ты… останешься?
- Да, - прошептал Рауль, он чувствовал себя настолько странно, столько новых впечатлений обрушилось на него за один вечер – шокирующая правда о Ясоне, покушение и… секс, да, то самое слово. Он никогда не думал, что… он знал, что это запрещено, но не мог, просто не мог ничего с собой поделать, в конце концов, он нарушил уже столько запретов, а Катце вдруг оказался таким близким, таким…лучшим из всего, что было с Раулем за всю его жизнь! Он чувствовал усталость, не сравнимую ни с чем, всё тело словно звенело, он бы просто полежал сейчас с Катце, чтобы привыкнуть к нему, к пугающе - сильным чувствам, которые вызывал в нём этот дерзкий рыжий парень, уже давно, оказывается, а Рауль и сам не понимал толком, что с ним происходило эти недели, он, глупец, пытался безуспешно моделировать с чужими, неважными людьми то, что уже росло в нём, и было… Мысли путались. Эксперимент удался, Рауль, не так, как ты думал, но удался, - подумал он, смеясь про себя. Вновь обретенное знание грело его, как дома грел огонь в камине. Они стали партнёрами, он и этот невозможный… Катце. Сон накрыл его с головой, и последнее, что он различил сквозь ресницы, было лицо "красного", испуганное и ослеплённое, словно для него в полной темноте внезапно включили лампу.
Так вот, спать Катце просто не мог. Не мог лечь к Раулю – во первых, не хватило бы места, а во – вторых, парень, ты и так его заездил, он едва рот открывал. Оставь его в покое… до утра. Катце встал, прошёлся по офису, светлокожий, грациозный, потянулся, всё в нём пело, в паху сладко покалывало. Оглянулся на Рауля, помотал головой, прошептал: "Я не верю, просто не верю". В голову словно вставили вертящийся калейдоскоп из бриллиантов. Он натянул порванный комбинезон, поднял куртку - срань Юпитер, твой блонди пополам её разорвал! А потом гладил тебе член так нежно, ты улетал от этой нежности… Он нашёл запасные джинсы и свитер, переоделся в тесной ванной, там пахло так, что он едва не кончил, натягивая штаны - корица, сигареты, зелёные листья, морской, телесный запах семени и пота. Успокойся, Катце, - сказал он своему отражению в зеркале ванной,- успокойся и займись делом, напротив твоего офиса лежит труп, понятно, это мелочи в свете того, что произошло(тут он, как кретин, разулыбался от уха до уха), но полиции так не покажется, а разве тебе не интересно, кто хотел твоей смерти, не Раулевой, ясное дело, караулили твой офис... Это немного привело его в чувство, он тихо вышел на улицу, обыскал стрелка, ничего, только сигареты, пара монет и – приятная неожиданность!- мобильник, Катце забрал его и сигареты, он знал пару штучек, которые помогут проследить все разговоры стрелка за неделю, наверняка заказчик звонил ему в этот срок. Он впихнул тело в багажник своей машины, тяжёлый дохлый засранец, хотя, если бы не он… Отогнал машину Рауля к обочине, забрал его ноутбук – не стоит искушать местное ворьё, - и вернулся в офис. Рауль спал под лёгким пледом, Катце постоял над ним немного, его неудержимо тянуло поцеловать своего блонди, запустить руки под плед, ты, гад ненасытный, дай ему поспать!- он заставил себя отойти, сел за стол и открыл ноутбук Рауля, он собирался проработать мобильник киллера, а это требовало много свободной памяти, его собственный ноутбук был слишком загружен всякой всячиной, он был уверен, что у Рауля места больше, так и есть, жёсткий диск почти пустой, документы, ну–ка… защита – и это он называет защитой!.. Название файла облило его холодом. " Протокол вскрытия Консула Ясона Минка, блонди, функциональный класс – администрирование, социальная психология и экономические прогнозы. Вскрытие произвёл Рауль Эм, Департамент Общественного Здоровья, ассистенты…" Катце зажмурился. То, что именно Рауль занимался этим, покоробило его и одновременно наполнило болезненным любопытством, он начал лихорадочно открывать другие файлы, их было много, он продирался сквозь формулы, схемы, рисунки молекул, не понимая практически ничего, кроме скупых строчек текста. Бесполезные записи уничтожены, осталось только три. Три личные записи Рауля Эма. Катце судорожно сглотнул. Скорбящий Советник Эм вскрывает своего бедного неуравновешенного друга, режет и препарирует то, что осталось от Ясона в надежде найти причину "болезни". Он поклялся сделать это любой ценой, вспомни, ты сам столько раз от него слышал, только не думал… "Хорошо поставленный эксперимент чудеса творит". Феномен Минка. Катце чувствовал, что разваливается, буквально разваливается изнутри, как будто его облили жидким азотом, а потом толкнули, но уже не мог оторваться, его глаза прикипели к этим ядовитым строчкам: "Эксперимент обретает реальные черты. Контрольный экземпляр- я сам… Опытным экземпляром тоже придётся быть самому". А как же, Идеальный Блонди, он готов принести себя в жертву науке. А кто поможет моделировать условия? Кто всегда под рукой, кто таскается к тебе, как проклятый, каждый вечер, ждёт, пока ты творишь всякие гнусности с клетками Ясона, а потом, дождавшись, пускает слюни, "этот сумасшедший Катце", этот изуродованный монгрел, может, сойдёт вместо другого монгрела, пета, чей геном утрачен? Катце захлопнул ноутбук, оттолкнул от себя, он тяжело дышал, каждый вздох болью отзывался в сердце и в голове, Юпитер, да как он мог так попасть, как он мог даже на секунду допустить, что Идеальный Блонди был с ним потому, что захотел его, Катце, бывшего фурнитура, изуродованного беспородного монгрельского ублюдка… Катце закрыл лицо руками, он словно прикоснулся к камню, треснувшему камню, отдёрнул пальцы. ****ь, дурак, ненормальный, ну зачем, зачем ты сделал это, всё было так хорошо, всё шло правильно, ты бы уже успел свалить с Амой, но нет- тебя переклинило, ты захотел луну с неба, обе сразу, бля, тупой, тупой кретин! Он бросил затравленный взгляд на спящего Рауля, и внезапно это бледное лицо и вправду показалось ему луной, блестящей и холодной луной, той из двух, что стояла выше… " Катце, как ощущения? Теперь ты понимаешь? Бесполезно, дружок, бесполезно!" Ты прав, Ясон. Ты, как всегда, оказался прав. Катце вытряхнул сигарету из пачки, прикурил. Ночь обещала быть долгой.
Ну конечно, он курил. Сидел в кресле, полностью одетый, и курил, сизоватый дым плавал под потолком, как туман. Рауль смотрел на Катце из – под ресниц, он проснулся давно, но так приятно было просто лежать на неудобном кожаном диване, под пледом, и вспоминать, что было ночью, и чувствовать себя живым – до кончиков пальцев живым, исполненным радости и покоя. И смотреть на своего партнёра. И думать о нём. О них. Рауль был практичный блонди и сознавал, что снова нарушил закон, но в этот раз он не испытывал угрызений совести, напротив, бунтарская часть его натуры, наконец, подняла голову. "Ну и что? Я знал, всю жизнь знал, что такое случается, но об этом не принято говорить, а этот закон нарушали постоянно, главное было держать всё в тайне и не попадаться. Когда я думал об этом, мне казалось, что это… низменно, недостойно, что результат не стоит риска. Глупый я. (Тут Рауль не выдержал и улыбнулся). Конечно, стоит! И… я не собираюсь попадаться…"
- Доброе утро, мистер Эм. Как спалось?- спокойный голос Катце разбил утреннюю тишину. Рауль открыл глаза. Катце, развалившись, сидел за столом, в пальцах дымит сигарета, лицо непроницаемо и повёрнуто к Раулю целой щекой.
- Доброе утро, - ответил Рауль, мгновенно теряя уверенность. Он не представлял, что надо делать дальше, ему просто неоткуда было это узнать, то есть, у него, конечно, были определённые желания, очень даже ощутимые, ему хотелось продолжить, снова обнять Катце, поцеловать, почувствовать рядом его длинное худое тело, даже просто обсудить, как им быть теперь, но он не знал, можно ли это, уместно ли. В пет-шоу, единственном источнике его знаний о сексуальных ритуалах, такого не показывали. В смысле, что бывает после. Он беспомощно смотрел на Катце, но тот молчал, и Раулю вдруг стало холодно, ощущение телесной радости ушло, он подумал, что выглядит неловко - со спутанными волосами, голый по пояс, и этот скользкий неприятный диван… Всё вдруг стало…неправильным.
- Как вы находите, эксперимент удался? – небрежно спросил Катце,
-…Какой эксперимент? - запнувшись, сказал Рауль и покраснел. У Катце мгновенно снесло крышу от злости и разочарования. Проклятый Идеальный Блонди, он даже врать толком не умеет, не может притвориться получше! Катце не знал, чего он хотел- чтобы Рауль с возмущением стал разубеждать его, чтобы сказал "заткнись и иди сюда!", - всё лучше, чем этот смущённый взгляд и порозовевшие щеки.

- Узнали, что хотели? - спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Следующие слова Рауля просто отправили его в нокаут:
- В общем да, я наконец понял… одну вещь, - сказал правдивый Идеальный Блонди, он и вправду очень много понял о себе этой ночью. О себе и о Катце - по крайней мере, так ему казалось.
- А Вы смелый! - с удивлением присвистнул Катце, оправившись от шока. Ломать комедию, а что ещё ему оставалось делать после этого бессердечного признания?
- Смелый? – переспросил Рауль.
- И небрезгливый, - продолжил Катце насмешливо, - переспать с изуродованным бывшим фурнитуром ради опыта – не всякий на такое отважится. Ну с петами - ладно…
Всё происходящее вдруг стало напоминать кошмар. Рауль растерянно сказал:
-Причём здесь… петы? Что ты такое говоришь? Я никогда не считал тебя…
- Мистер Эм, я думаю, нам стоит вернуться к формальному стилю общения, - вкрадчиво оборвал его Катце. Рауль съёжился. Этот Катце, язвительный, непонятный, ничем не походил на ночного Катце, который был так ласков, так…
- Я буду Вам крайне признателен, если Вы покинете мой офис как можно быстрее. Уже утро. Вас могут заметить. Я не хочу проблем из-за Вашего… научного любопытства. Никто мне не поверит, если я заявлю, что Вы сами пожелали переспать со мной.
- Катце, но я и правда …- залепетал Рауль, он вдруг понял, что его выгоняют, что он не нужен Катце, что, возможно, он был… развлечением на одну ночь, как малышки И Хэ. Катце прервал его резким досадливым жестом.
- Уходите, мистер Эм, прошу вас! - рука у него дрожала так, что он выронил сигарету, чертыхнулся, вскочил, принялся яростно топтать тлеющий окурок. Рауль подтянул колени к подбородку, словно его знобило, ему не верилось, что можно так нервничать из- за… парня на одну ночь, значит… Катце вдруг остановился, с отчаянием глянул на него, желтые глаза с покрасневшими от недосыпания веками болезненно щурились.
- Уходите же! Как мне объяснить Вам, что я не хочу неприятностей из-за Вас и Ваших… экспериментов.
- Катце, это не… - начал было Рауль, но "красный", не слушая его, бросился в ванную, притащил сьют Рауля и швырнул ему на колени.
- Уходите. Просто уходите! - измученно выговорил он и отошёл к столу, сел, вытряхнул сигарету из пачки. Щелкнула зажигалка. Всё. Рауль медленно, неловко выбрался из пледа, подобрал сьют, кое–как натянул его. Он бы ушёл отсюда и голым, но его могли заметить. И у Катце наступили бы неприятности. Он слабо улыбнулся. Жаль, что он не может одеваться быстрее. Не привык. Никчёмный блонди. Он натянул перчатки и попытался застегнуть пуговицы сьюта. Их оказалось много. И они как–то странно вывертывались из пальцев. Дома этим занимался Трейси. Подбирал одежду, застегивал пуговицы и молнии, шнуровал ботинки. Трещал без умолку, Рауль краем уха ловил его болтовню, и она его успокаивала, ещё один привычный домашний ритуал. У него в жизни не было такого молчаливого утра. Оно походило на дурной сон. Ему очень хотелось домой. Пальцы дрожали. Катце, сгорбившись, сидел в кресле, потом вскочил, подошел к Раулю и буркнув "давайте я", принялся приводить в порядок его одежду. Рауль оцепенел. Близость Катце, его прикосновения, ловкие и какие-то недобрые, возбудили его мгновенно, словно обожгли, член встал, внутри разлился томительный жар, голова закружилась. Но и Катце не остался равнодушным. Он едва дышал, сигарета тлела впустую, он весь превратился в пальцы, которыми одевал - ласкал! Рауля, и не мог удержаться. В последний раз, думал он, я к нему прикасаюсь, к этому ****скому… экспериментатору, Юпитер, как так можно, сколько раз тебя надо приложить лицом о стенку, чтобы ты понял, все они - бездушные сволочи, все до единого, даже лучшие из них, самые лучшие… ещё здесь... разгладить складку… его волосы пахнут сигаретами, пахнут тобой, вами обоими… Они представляли собой странное зрелище – сдавленные вздохи, осторожные прикосновения, в паху - огонь, глаза Катце полузакрыты, на щеках лихорадочный румянец, голова блонди клонится к нему, рука осторожно легла на плечо, но они ещё пытались держать дистанцию, не сближаться, не коснуться друг друга по-настоящему. Рауль не выдержал первым и уткнулся лицом в шею рыжего, Катце отшатнулся, схватил блонди за запястья, одна из перчаток была расстёгнута, горячая нежная кожа опалила его ладонь, он отдернул руки и зло сказал:
- Не стоит затягивать эксперимент, мистер Эм, теперь, когда Вы узнали, что происходило с Ясоном и Рики. Думаете, что узнали.
Он метнулся к столу, схватил злосчастный ноутбук и припечатал его к груди Рауля, так что блонди пошатнулся и невольно обхватил ноутбук двумя руками. Катце проговорил срывающимся голосом:
- А теперь извольте… покинуть мой офис. Нечего Вам делать в помещении… подопытного животного! Убирайтесь из моей жизни, черт Вас побери!Рауль отшатнулся. Сказал, собрав остатки гордости:
- Вижу, Вы всё для себя решили. И для меня. Я уйду. Только объясните мне, почему Вы согласились быть... моим партнёром?

- Вы очень красивы, мистер Эм, Вы это знаете? – медленно, словно эти слова доставляли ему мучение, произнёс Катце, - Мне трудно было устоять против блонди.
Рауль покраснел, как мак. Потом поднял голову и тихо сказал:
- Вы не правы, Катце… ни в чём. И я... не смелый, как Ясон. Если бы я был смелым... как подобает блонди...
Он вдруг шагнул к рыжему, обнял его за шею и поцеловал, горячо и неумело. Потом пошел к двери, и на самом пороге сказал с бледной улыбкой:
- А если бы Вы были смелым...
Катце сжал кулаки, закрыл глаза. Дверь открылась, потом закрылась с мягким шипением. Катце как лунатик двинулся вперед, приник лбом к прохладному металлу, сполз на колени. Правильно. Одного раза достаточно для проклятых опытов. Он не позволит больше себя использовать. Пусть всё остается, как и все эти годы. Понял теперь, что любить блонди по–другому опасно? У него всё в порядке, никаких осложнений ему не надо. Он поступает правильно. Правильно. Разве нет?
Катце медленно поднимается, идёт в ванную, говорит "холодная вода", кран с шипением выдаёт тонкую струйку. Он набирает полные ладони, опускает в них лицо "…если бы вы были смелым…"... Катце поднимает глаза, глядит на себя в зеркало… Руки - в кровь! Разбитое стекло десятикратно отражает изуродованное шрамом лицо, пустые глаза. Окровавленные пальцы роются в груде таблеток, пузырьков, находят обойму шприц–ампул. Катце отдирает одну, остальные засовывает в карман куртки. Оттягивает ворот свитера, ширяется прямо в яремную вену. Глотает одну розовую таблетку. Должно по… ВСПЫШКА!..
…Он выбирается из машины, вот это гонки, вау! Он смеётся и размазывает слёзы по лицу. На *** он сюда… Вспомнил… Дохляк в багажнике… выволакивает скрюченное окоченевшее тело, оно тяжёлое, должно быть тяжёлым, но ему кажется легче пушинки, да здравствует декседрин!.. Зачем он сюда… Ах, да. Дан Бан. Пустой, выгоревший Дан Бан. Дурное место. Его теперь все стороной обходят. Значит, и тело долго не найдут. Закуривает, оглядывается. Хуёво тут. Несмываемая копоть намертво въелась в бетон. …Усталые зелёные глаза, крепкая ладонь в белой перчатке… "…держитесь за меня…" Катце стонет и сгибается пополам, падает на расплавленный асфальт. Декседрин и память сделали его член каменным. Он мастурбирует, но кончить никак не удаётся, проклятая дурь, он отрывает очередную дозу от обоймы, прижимает к шее, стискивает пластиковую ампулу. ВСПЫШКА! Его член выстреливает, как водяной пистолет, волоски на руках встают дыбом, он катается по мокрому бетону, сжимая пах, Рауль, мой Рауль!.. Долго лежит, потом поднимается, пошатываясь, идёт в машину, бросает в рот синюю таблетку. …Окончательно – до оключки, его накрывает на проспекте Державного Благоденствия.
…ВСПЫШКА!.. Он сидит в машине у дома Рауля, опустив голову на руль, и просит простить его, принять обратно, пожалуйста, мистер Эм, Рауль, я прошу, я буду слушаться, я рта не раскрою, пока Вы не разрешите, Рауль, только прости меня, всё, что захочешь, любой твой опыт, хоть вскрывай меня живьём, только чтобы тебя видеть, дотронуться, хоть один раз, пожалуйста!..
Он начинает плакать, абстиненция обрушивается на него, как ледяной душ, как дубинка, он дрожащими руками включает зажигание и уезжает, сам не зная куда, потому что ещё немного, и он не выдержит, и найдёт Рауля, и выложит всю эту чушь ему в лицо. А этого нельзя делать. Это, Катце, неконструктивно… Бесполезно, дружок, - говорит ему Ясон с заднего сидения, в зеркало он видит его холодные насмешливые глаза. Да, сэр! И он почти на автопилоте сворачивает в сторону космопорта. Он собирался свалить с Амой, разве нет?..
…ВСПЫШКА… Паспортный контроль…Ред Катце, идентификационный номер… Ладонь впечатывается в сканнер. Цель визита на Дарт- бизнес. Первый класс… Капитан "Белой бабочки" рад приветствовать Вас на борту нашего лайнера. К сожалению, мистер Катце, это нам придётся изъять. И это тоже. Психоактивные вещества будут храниться в сейфе у капитана до посадки на Дарт, а потом возвращены Вам по описи. После выхода на орбиту рекомендую Вам обратиться в медицинский отсек. …Прошу прощения? Мне обратиться?.. Куда? Надеюсь, Вы пошутили, сэр. Приятного путешествия!
Козёл обдолбанный.
5.
Доктор Силвер Кэт Уинтерс припарковала свою маленькую белую машину на стоянке у "Танагуры - Плаза", и, помахивая белой сумочкой, не спеша двинулась по Северному проспекту Эос. В Эос можно без опаски гулять по улицам, а Кэт обожала гулять. Здесь, среди пёстрой нарядной толпы, она чувствовала себя незаметной, обычной. Такой как все. Только в Эос, если ты хорошо и дорого одет, красиво накрашен, никто не обратит внимание, на то, что… что тебе не хватает пигмента. Подумаешь, в любимцах у блонди можно найти куда более экзотичные особи, чем девушка- альбинос, это тебе не Мидас, консервативный, затхлый буржуазный Мидас, настоящие семьи, где считалось хорошим тоном рожать детей, и о потенциальной производительнице узнавалось всё, вплоть до расовых характеристик основателей рода. Там, в Мидасе, на неё показывали пальцами. Её родителей жалели. "Надо же, Уинтерсы, казались такими чистокровными, а Третья дочь… того… И ничего удивительного- прабабка – то, по линии Доре, говорят, полу"зелёная"!.. да уж, всю жизнь красилась старушка, пока не поседела. Думали, обойдётся, ан нет! Гены пальцем не задушишь!.." То, что она училась лучше всех в школе – на это никто не обращал внимание, считая ещё одним рецессивным признаком. Незачем девушке из настоящей семьи быть слишком умной и учёной. То, что коэффициент интеллекта у неё был выше, чем у всех сестёр и братьев, тоже оказалось недостаточной компенсацией за бледную кожу, белоснежные волосы и глаза цвета серо-розового рассвета. Позор семьи. После школы её ожидал, скорее всего, какой – нибудь дзен – монастырь, где обритые монашки трудятся в гидропонных теплицах бок о бок с выжженными преступниками, отработанными двадцатилетними петами, и прочими особями, потерявшими – или не имевшими - никакой ценности. Но прабабушка из семьи Доре оплатила её образование в медицинской академии. Не сказать, что там было лучше, чем в школе. Кэт Уинтерс, единственная девушка на потоке, была парией втройне – лучшая студентка, альбинос, непригодный для продолжения рода, женщина, собиравшаяся стать врачом. Даже преподаватели стыдливо опускали глаза, выслушивая её ответы. Кэт не обижалась - кому охота глядеть на рецессивную особь. Она и особых надежд на будущее не питала. Ну, выучится, ну попробует прошибить лбом двери пары клиник в Мидасе, а потом, скорее всего, окажется в том же монастыре сестрой- медичкой. Так она и думала, пока не очутилась на практике в генетической лаборатории Департамента Внешних Сообщений, где куратором был Советник Эм. Места распределял комп, а машине было всё равно, что её клетки небогаты пигментом. Главное, она шла первой по баллам в выпуске. Так вот, Советник Эм не опускал глаз. Не то, чтобы она влюбилась в него за это – нет, она, скорее всего, вообще не способна была влюбиться, ничто в её жизни не предрасполагало к этому – ни клеймо "позора семьи" в детстве и отрочестве, ни метка тройного изгоя в Академии. Хотя, может, и влюбилась – если восхищение, уважение и преклонение можно назвать любовью. Лучший генетик Амой, Советник и друг Консула, блонди, он видел в ней не депигментированный генетический отход, а отточенный интеллект, ловкие руки, интуицию – всё, чем она сама тихонько гордилась. Он разглядел это с первого взгляда, сделал своим ассистентом, подарил ей Эос, а главное - никогда не забывал показать, что ценит её. Советник Эм был чистым, другого слова она не могла для него подобрать. Он словно был облит хрустальным стеклом своей прохладной доброты и справедливости, он не замечал всяких досадных мелочей - будь то её альбинизм, интриги в Совете, нахальство домашней прислуги или моральная нечистоплотность этой рыжей цересской твари… Доктор Силвер Кэт Уинтерс, девушка из хорошей семьи, но с крайне неудачным геномом, обнаружила себя стоящей неподвижно на перекрёстке Северного проспекта и Посольской, пальцы её скрючились, как когти, она тяжело дышала сквозь стиснутые зубы. Она ненавидела Катце и не собиралась допускать, чтобы цересский ублюдок и дальше пользовался добротой и снисходительностью Советника Эма. Более того, она уже кое – что предприняла на этот счёт. Она сосчитала до пятнадцати, успокоилась, и продолжила свой путь по Посольской улице, к резиденции мистера Хазала. В белой сумочке был надёжно закреплён маленький термостат с дартианскими образцами. Она была уже в полуквартале от цели, когда тяжёлая цепкая рука опустилась ей на плечо, заставив пошатнуться.
- Доктор Силвер Кэт Уинтерс? Коронёрская служба. Следуйте за мной.
- Повторить.
Рыжая чёлка падает на косящие, налитые кровью глаза.
- Сэр, простите… при всём моём уважении, Вы не думаете, что с Вас хватит?
- Пошёл на ***, бля, я грю, налей мне ещё пойла!
- Сэр, это бар первого класса, прошу Вас…
- А мне насрать, первого или второго, ты бармен, ****ь, или кто?
- Сэр, отпусти… Что Вы делаете?..
- Ну, вот и наливай, раз бармен!
- Я вызываю охрану!
Рыжий пассажир выдаёт в ответ такую порцию мата, что бармен краснеет. Вначале ему было жаль этого рыжего. Его приняли на борт на Амой, жуткой, отвратительной планете с ужасной экологией и тоталитарной политической системой. При посадке у него изъяли столько наркотиков, что хватило бы на маленький притон, и сразу после выхода на орбиту он пришёл в бар и начал пить. Несчастная любовь, не иначе, отчего ещё напиваться такому рыжему красавчику, похожему на лиса, его даже шрам на щеке не портил, пара пассажирок уже бросала в его сторону заинтересованные взгляды, но его видно, крепко бортанули – он предпочитал сидеть у стойки и напиваться. Бармен видал таких, думал, что видал, он уже ожидал душераздирающего рассказа о неверной, рюмок этак через пять, но рыжий молчал. Молчал вчера вечером, сегодня ночью, молчал утром, и вот уже вечер на носу, бармена одолели нехорошие предчувствия, и они оправдались, этот рыжий открыл–таки рот, но только для того, чтобы нарваться на драку. Жаль дурачка, но ничего не поделаешь, бармен уже тянется к кнопке экстренного вызова, но тут спокойный, отлично модулированный голос останавливает его:
- Не надо. Я сейчас разберусь с ним.
Катце с трудом поднимает голову, она весит тонну, пытается сосредоточиться на лице того, кто пообещал с ним разобраться. Валяйте, мистер, мне бы сейчас это не помешало… удивление заставляет его немного протрезветь:
- Бля. Да это же мистер Хазал, собственной неприкосновенной дипломатической персоной, а это кто…
"Красный" вдруг замолкает, внутри всё сжимается в мерзкий комок - стыд, злость, угрызения совести, - рядом с массивным Хазалом, особенно хрупкий по сравнению с ним, стоит тоненький кудрявый юноша, разноцветные глаза – зелёный и голубой, смотрят на Катце с брезгливым интересом, как на незнакомца, пьяного в дымину незнакомца. Кири выглядит прекрасно – дорого и модно одет, ухожен, чуть подкрашен. Он лукаво улыбается, поднимается на цыпочки и что–то шепчет на ухо своему патрону. Хазал смеётся, сверкая белоснежными зубами на бронзовом лице, закидывая львиную голову, треплет Кири по чёрным кудрям.
- Нет, мой дорогой мальчик, у него не любовная тоска, это ты у меня такой романтичный. А вот Катце – совсем нет, не правда ли, Катце?
Катце поднимается со стула, на глазах у него вскипают злые слёзы. Он не знает, что собирается сказать. Но ноги внезапно подкашиваются, и он падает прямо на федерального дипломата, тот легко подхватывает его и недоумённо спрашивает:
- Господи, Катце, что это с Вами?
- Декседрин, "колёса", виски, коньяк. И любовная тоска, - старательно произносит Катце и отключается.
- Последнее дело – пить в одиночестве, - улыбаясь, говорит Хазал. Его чёрные глаза, уголками вниз, тоже улыбаются поверх бокала. Это приятная, снисходительная улыбка. Мистер Хазал, тайный враг Ясона, на поверку оказался неплохим мужиком, они с Кири приволокли бесчувственного Катце к себе в каюту, загрузили в тёплую ванну, и вот теперь "красный", дважды завёрнутый в необъятный халат дипломата, нахохлившись, восседает в кресле напротив него, они потягивают заковыристый слабоалкогольный коктейль, который готовит Кири. "Отходить после такой интоксикации надо постепенно, Катце, мальчик мой" - говорит Хазал. Катце соглашается, он со всем бы сейчас согласился, тоска по Раулю не отпустила его, но стала как – то мягче, терпимее, ненавязчивое молчаливое сочувствие дипломата, ласковая услужливость Кири словно ослабили снедавшее его напряжение. Он рассеянно смотрит на голографический огонь в искусственном камине, следит за ловкими пальцами Кири, который, подав коктейли, теперь уселся у ног своего патрона и тихонько наигрывает на флейте. На юноше только узкие джинсы и белая рубашка с закатанными рукавами и наполовину расстёгнутая. Тонкое влажное полотно прилипло к смуглой коже – он промок, пока помогал Катце в ванной, и не переоделся. Хазал задумчиво перебирает его кудрявые волосы. Катце невесело усмехается.
- Кири ни за что не позволил бы так с собой обращаться, - говорит он.
Юноша опускает флейту и, поворачиваясь к Хазалу, обидчиво спрашивает:
- Кири? Кто такой Кири?
Хазал смеётся, наклоняется, крепко целует его в лоб и говорит:
- Никто. Ступай сделай ещё коктейль, Карим.
Мальчишка надувает губы, но послушно встаёт и выходит из гостиной.
- Вам повезло, коррекция у мальчика прошла успешно, - роняет Катце.
- Коррекцию мальчику делал мастер, - добродушно отзывается Хазал, - Видели бы Вы, Катце, этого зверёныша до операции!
- Да уж видел!..
- На транквилизаторах приходилось держать! Я бы избавился от него, не мешкая, но – подарок Консула, и эти необычные глаза!..
- Рецессивный признак.
Хазал улыбается:
- Те же слова!
- Что?
- Человек… Блонди, который делал коррекцию, сказал мне то же. Советник Рауль Эм. Вы должны его знать, он был приятелем покойного Консула. Вежливый, тихий, с золотистыми волосами. Пожалуй, самый красивый блонди Танагуры, после И Хэ, конечно…
Катце цепенеет, сердце у него сжимается. Ему мучительно слышать имя Рауля, его Рауля, из уст чужого человека. …Тихий, с золотистыми волосами… А Хазал продолжает:
-…и куда приятнее в обращении, чем они все. Я с трудом устроил мальчика к нему в лабораторию, только по протекции Консула, и обошлось мне это недёшево. Но результат!.. Мой Карим - штучная работа! У малыша лишь подтёрта память и чуть перетасованы свойства, структура личности цела. Советник Эм много чего такого мне тогда объяснил, но я не все запомнил, жаргон у этих учёных – сами знаете!
- Знаю…- скулит Катце. Неудержимые слёзы подкатывают к глазам, он надеется только на полумрак каюты… Хазал перестаёт улыбаться, он внимательно смотрит на Катце, его взгляд становится острым… Но тут входит Карим-Кири? – и грациозно ставит перед Катце высокий запотевший бокал. Он видит неестественный блеск глаз "красного", потерянное выражение лица, оглядывается на своего патрона, посол едва заметно кивает. Кири присаживается на колени Катце, тот, ошеломлённый, хочет было столкнуть его, но мальчик нежно прижимается к его губам, перебирает жёсткие волосы, ёрзает по паху "красного" искусным, ритмичным движением, и Катце скоро сдаётся, обнимает гибкую спину, проводит ладонями по мокрому шёлку. Мальчик стонет ему в рот, изгибается, целует уже не шутя, глубоко, Катце начинает возбуждаться от этого поцелуя, от игривых движений влажного, сладко пахнущего юного тела, маленький паршивец знает, что делает, он отрывается от Катце, откидывается назад, распахивает на нём халат и смеётся, видя напряжённый член, охватывает сильными, ловкими пальцами, воркует насмешливо:
- Да ты совсем готов, рыженький… Хочешь меня трахнуть?
Другой рукой он ласкает соски через мокрую рубашку, усмешка у него шалая, диковатая, в этот момент он так похож на прежнего Кири, что Катце всё же спихивает его с себя, охрипшим голосом спрашивает:
- А твой хозяин потом тебя отлупит, да? Тебе это нравится?
Но Кири только смеётся и говорит:
- Он никогда меня не бьёт, за это.
Он расстёгивает рубашку, джинсы, потом гибким движением оказывается на коленях перед Катце, с силой разводит ему бёдра, жарко шепчет:
- Не упрямься, рыженький, тебе будет хорошо, ты забудешь…
Он проводит языком по члену, охватывает губами головку, Катце стискивает зубы, проклятый декседрин ещё не вышел из него, ему уже всё равно, как зовут мальчишку, важно только то, что у него самый умелый язык на этом проклятом корабле, самый жадный рот, "красный" поднимает глаза на Хазала, тот салютует ему бокалом и говорит совершенно невозмутимо:
- Позвольте ему утешить Вас, мой мальчик.
- А Вы будете смотреть? Вы многому научились… от блонди… - Катце выкрикивает это почти с отчаянием, его трясёт от окаянного, какого-то безрадостного возбуждения, член словно каменный, маленький паршивец облизывает его, как мороженное, тискает яйца, и заодно запустил руку в свои расстёгнутые джинсы.
- Я буду смотреть, потому что в моём возрасте всё больше смотрят, Катце, - задумчиво отвечает дипломат, - и многое замечают, как ни странно…
Катце выгибается в кресле, стиснув веки, его пальцы намертво впились в подлокотники, он не хочет, не хочет касаться этого чужого мальчишки, его коротких чёрных волос, руки ещё помнят те волосы, длинные, шелковистые, льнущие к пальцам… Член словно взрывается, жидкий огонь выстреливает вдоль позвоночника, ослепительно полыхает в голове, Катце стонет "Рауль, Рауль!..", спокойный голос Хазала пробивается сквозь эту огненную бурю:
- Он так красив, Ваш неверный возлюбленный?
И Катце, измученный, сбрендивший Катце шепчет еле слышно, вновь погружаясь в ад:
- Самый красивый… в Танагуре.
А наутро был уже Дарт.
Катце с тяжёлой головой и ноющей поясницей сошёл с корабля. Нет, всё было прекрасно - он провёл изумительную ночь, федеральный дипломат напрасно жаловался на возраст, а Кири был игрив и горяч, как и положено секс–долл, они вдвоём отделали его до изнеможения, давно он так не развлекался… Катце уныло плёлся к стоянке аэротакси. На самом деле ему было хреново. Неужели теперь так будет всегда - занимаясь сексом с другими, чужими, он будет вспоминать Рауля, его робкие поцелуи, жаркую покорность, их ****ский, умопомрачительный эксперимент!.. Катце застонал и схватился за голову. Люди обходили его, недоумённо оглядываясь, чистый воздух пах цветами и пылью. Катце с силой втянул в себя этот воздух. Ты уже на Дарте, парень, на внешней планете. Оставь Рауля на Амой, где ему и место, со всеми его проклятыми опытами. Смотри вперёд. Скоро ты оставишь позади Танагуру. Ты вырастешь из этой любви. Ты справишься.
Рауль тоже знал, что сумеет справиться. Эта мысль была единственным, что давало ему надежду. Потому что невозможно - правда, невозможно, прожить остаток жизни в таком состоянии. Надо просто переждать, и оно пройдёт само. А пока ты вкалываешь себе столько транквилизаторов, что язык заплетается и становится шаткой походка. И не всегда понимаешь по утрам - проснулся ты или нет. И рычишь на Мимею, и заявил вчера Трейси, что если он ещё раз при тебе всхлипнет, то ты сумеешь найти более эмоционально –устойчивого фурнитура. И работаешь день и ночь, когда стало понятно, что анксиолитики не действуют, и от запаха сигарет случайного собеседника в Апатии у тебя начинается эрекция. Да, теперь Рауль бывал в Апатии часто. Можно сказать, что он стал завсегдатаем. С мазохистическим упорством он посещал приёмы и шоу, пытаясь понять - он ли один такой, или другие - блонди, петы, хоть кто – нибудь! - испытывает такой же пожирающий голод, такую тоску по другому человеку, которые мучают его. Чувствительность, которую он столько лет гасил в себе лекарствами, позволяла ему догадываться о многом. Вот эти двое - мальчик и девочка - близнецы, принадлежащие Литтону - они были так явно увлечены друг другом, так светились их лица, когда они работали в паре, такими счастливыми они смотрелись вместе. И такими профессиональными - с другими. И мальчик – кошка, одна из первых его работ, ещё даже не подросток, с палевой шёрсткой по всему телу и заметными клычками - совсем по-другому выгибается и стонет, когда его ласкает именно этот черноволосый парень, почти взрослый, лет 17, поэтому так отчаянно они набрасываются друг на друга… И девочки И Хэ - одна из них плакала, мастурбируя на сцене, не спуская глаз с хозяина… Сам И Хэ остался блистательно равнодушным. Он встревожился только потом, когда Рауля рвало в туалетной комнате, после того как Алексис попытался его, несопротивляющегося, поцеловать. "О, дорогой, - сказал И Хэ огорчённо, - Прости. Ты всегда казался таким правильным, но в последнее время… Я не думал, что ты сохраняешь прежнее отвращение к телесным контактам! Я надеюсь, всё останется между нами?" "Да" - сказал Рауль. Телесный контакт с кем-либо, кроме Катце, и вправду вызывал у него отвращение. О, он уже ненавидел Ясона, который годы и годы подогревал его на медленном огне своих страстей, по капле вливал ему в кровь эту отраву и самой своей смертью заставил задуматься – что стоит дороже жизни. Который, умирая, каким-то образом запустил в Рауле такую же цепную реакцию и подбросил напоследок ядовитый подарочек, бомбу замедленного действия. Катце. Катце. И по ночам, когда Рауль просыпался, дрожа, задыхаясь, с рукой меж бедёр, с ноздрями, полными сигаретного запаха рыжих волос, с ужасной пустотой внутри, и вертелся на влажных простынях, не в силах заснуть, ему казалось, что он ненавидит Катце. А легче всё не становилось.
Он не знал даже, вернулся ли Катце на Амой, не хотел знать. Мимея с Трейси, обиженные и надутые, наконец-то обращались с ним, как с хозяином - "да, сэр, слушаюсь, сэр". От этого в доме было невыносимо. И он сбегал в Апатию или в Мидас, Уинтерс, правда, тоже ограничивалась формальным общением, но по - другому она и не умела. Рауль, глядя на её бледное, невозмутимое лицо, удивлялся, как это он мог подумать тогда, что она и Катце… " Я ревновал, вот почему!.." - думал он с усмешкой. Да уж, после смерти Ясона его жизнь обогатилась новыми впечатлениями, большей частью невыносимыми. О, он бы многое отдал, чтобы отмотать время на полгода назад, когда Ясон был жив, а Катце проскальзывал мимо угловатой тенью в сигаретном дыму, пряча дерзкие лисьи глаза… Блонди вздрогнул. Он сидел в клубном ресторане, перед ним стоял почти нетронутый ужин, вино посвёркивало в бокале рубиновыми искрами, а Рауль чувствовал эрекцию, и ничего не мог поделать, потому что от одного воспоминания о Катце, его поджаром теле, остальное рушилось на него, как лавина, где бы он не находился – дома в постели, в лаборатории или на совещании у Консула…
- Вы позволите?
Рауль поднял глаза и обрадовался, насколько мог ещё радоваться. Не то чтобы он любил беседовать с послом Федерации Хазалом, но сейчас он бывал рад любому, кто отвлёкал его от мучительных, горько – сладких воспоминаний.
- Разумеется, господин Хазал, - откликнулся он. Мальчик-пет отодвинул для посла стул, сам вытянулся за спиной хозяина. Рауль почти с удовольствием смотрел на него, работа была выполнена достойно - движения грациозные, произвольные, выражение лица живое и осмысленное, таким результатом можно было гордиться. Наверно, это последняя радость, которая ему остаётся - гордиться тем, как виртуозно он чистит мозги.
- Я не стал бы беспокоить Вас, Советник, просто хотел сообщить, что Ваша посылка отправлена.
- О, благодарю, господин посол, - рассеянно ответил Рауль, он и забыл про образцы для Дарта, а Уинтерс, не получив указаний, сделала всё как обычно. …Он потом ещё неделю ждал, что Катце зайдёт за ними, а когда набрался храбрости и позвонил сам – ведь у него был предлог, не так ли? – автоответчик сообщил, что Катце нет на Амой…
Рауль поспешно схватился за бокал и глотнул, дорогое вино показалось ему безвкусным. Он взглянул на Хазала, тот смотрел на него печальными, добрыми глазами. У Рауля перехватило горло. Становишься необычайно чувствителен, когда не колешь больше анксиолитики. Раньше он никогда бы такого не подумал, конечно, посол Федерации всегда относился к нему внимательно, даже благосклонно, но разглядеть за простой вежливостью доброту и грусть…
- Простите, господин Советник, что нарушил Ваше одиночество…
- О, ничего…
-…Вы посмеётесь над стариком, но совсем недавно я видел схожую картину - красивый молодой человек скучает над бокалом вина… И такое же невесёлое лицо…
- Я не…
- Некий Катце, Ред Катце, помните такого?
Рауля обдало жаром, он покраснел так мучительно, как не краснел никогда в жизни.
-…Да,- сказал он не своим голосом, он помнил, о, как он помнил!..
- Я понимаю, сравнивать нелепо – блонди и… "красная" особь…
- Он гражданин! - Рауль снова вспыхнул, но уже от гнева.
- О, прошу прощения, мне, как чужаку, трудно понять различия… - в голосе дипломата звучала едва заметная ирония, он прослужил на Амой лет тридцать, Рауль ещё ребёнком видел его на информационных каналах. Блонди смешался.
- Прошу прощения, - неловко и чопорно сказал он.
- Нет, это Вы простите меня, Советник. Мы, старики, иногда говорим странные вещи. Наверно, пытаемся передать опыт, мальчик мой, Вы позволите называть Вас так? - губы посла снова тронула ласковая, грустная улыбка, - Философствуем, нагоняя скуку на молодых… Когда стареешь, когда… друзья унесены смертью, больше всего жалеешь о таких вот потерянных часах и днях, проведенных в одиночестве, с бокалом вина и смешными обидами… Но я утомил Вас.
- Нет, ну что Вы… - промямлил обескураженный его фамильярностью Рауль.
- Позвольте откланяться, - дипломат встал. Рауль, спохватившись, тоже поклонился. Он не знал, что и думать, глядя, как грузный, величественный посол покидает зал. Быть может, он ослышался? "Мальчик мой!", надо же!.. Вдруг пет, сопровождавший посла, развернулся и танцующим шагом подошёл к столику Рауля, уставился на блонди дерзким, оценивающим взглядом:
- Господин посол забыл перчатки, - он медлил, не сводя с Рауля разноцветных, шалых глаз, потом сказал:
- Тот рыженький, Катце, был здорово поддатый. И он не скучал, уж Вы мне поверьте, Рауль!..
Он издал воркующий смешок и бросился вслед за своим хозяином, оставив Рауля почти без сознания от одной только мысли – как именно Катце избавлялся от скуки.
Он так и не поехал домой тем вечером, велел Мимее отвезти его в Мидас, открыл лабораторию и работал почти до рассвета, как одержимый, а когда уже путались мысли, и стало понятно, что он может ошибиться и запороть клетку, с которой возился почти две недели, устроился перед компом в комнатушке техника, проверяя старые счета, чтобы занять голову, чтобы не думать о том, как Катце и этот рецессивный мальчишка… Он дошёл до файлов с условиями аренды лаборатории, перечитал раз, другой, поморгал, в глаза словно песок насыпали, но он не мог, не мог ошибиться. Помещение под лабораторию арендовал Ред Катце, фурнитур Консула Минка, но почти за три месяца до того, как Юпитер сместила Рауля с поста Советника по генетике. Он помнил тот день, точную дату, помнил прекрасно, такие дни не забывают, как же так… Он забарабанил по клавишам, - счета за оборудование, мебель, договоры найма работников, даже покупка роботов- уборщиков, всё это было сделано задолго до того ужасного дня, когда Ясон почти на руках вытащил его из Дворца Юпитер, плачущего от боли, обиды и недоумения. Ясон… Подпольная лаборатория, подарок Ясона, была полностью укомплектована давным-давно, ещё когда для подарка не было никакого повода, ещё когда он был главным генетиком Амой …Рауль вскочил, сжал виски, он не понимал, что происходит, страннные, мучительные догадки приходили на ум, он гнал их от себя, но один вопрос разъедал его, как кислота. Откуда Ясон знал? Он проверил всё ещё раз, скачал данные на дискету. Этого не может быть, просто не может быть… Зашипела дверь, Рауль обернулся. На пороге, с пистолетом в руке, стоял Тимо, его техник, "красный", как и Катце, серые глаза удивлённо уставились на Рауля с веснушчатого лица:
- Мистер Эм? Ну Вы меня напугали, сэр! А я пришёл с утра, гляжу - сигнализация отключена, думаю - мало ли чего…
- Тимо, ты давно работаешь…здесь?
- Да с первого дня, сэр!
- С какого дня?
- Ну, - пробормотал Тимо и почесал пистолетом затылок. Мистер Эм иногда бывал чудной, при такой - то работе…- Ну, эт`надо вспомнить… Так, это на второй день, как я из тюрьмы… то есть, я хотел… Закрыли меня в тот раз на два стандартных года… Ага, а откинулся я в первый день седьмого месяца, 2788 года по стандартному, точно, ещё холод был страшенный, я в баре сидел, грелся, а тут Катце подваливает и говорит, что у него есть для меня работёнка. И в тот же вечер сюда привёл, мне, прошу прощения, переночевать было негде, а тут ещё пусто было, приборы потом привезли, я и спал на матрасе в весовой, помещение вроде как сторожил … Выходит, что с третьего дня седьмого месяца, контракт уже потом составили, задним числом, как Вы со мной поговорили, под новый год. Я, сэр, очень Вам благодарен, и всё такое, потому как, если ты сидел, так не всякий…
Рауль жестом оборвал косноязычные изъявление благодарности, у него засосало под ложечкой – всё сходилось, это не было путаницей в файлах или какой-то хитрой двойной бухгалтерией. Он встал, забрал дискету и двинулся к двери, Тимо отскочил с дороги, мистер Эм вообще - то был нормальный, но сегодня… на пороге блонди обернулся и спросил:
- А Катце не говорил тебе, зачем он устраивал лабораторию, когда снял помещение, кто… кто ему приказал?
- Нет, сэр. Из него, знаете ли, слова лишнего не вытянешь, а мне тогда что, спал в тепле – и ладно… а Вы бы у него спросили, он всем тут заправлял, пока Вы не пришли! – Тимо не прочь был спихнуть все объяснения на Катце, мистер Эм, всегда вежливый и спокойный, смотрел сейчас так, что душу наизнанку выворачивало. Блонди, одно слово!
- Катце сейчас нет на Амой!- сказал Рауль сквозь зубы.
- К…Как нет, сэр, он есть, я его видел вчера на складе возле космопорта… Сэр!..- пролепетал Тимо, ему казалось, что он находится в одной комнате с шаровой молнией, блонди говорил вроде спокойно, но эти горящие глаза, гневные алые пятна на щеках, ему бы может, и не стоило сдавать Катце, только от такого мистера Эма он ничего бы не смог скрыть…
Блонди вышел из комнаты так быстро, что золотистые пряди хлестнули Тимо по лицу. Техник облегчённо вздохнул и потёр вспотевший лоб. И тут одновременно произошло две вещи - пистолет Тимо, совершенно точно поставленный на предохранитель, вдруг ни с того ни с сего шмальнул в стену, а монитор на столе замигал и погас. Тимо выругался, срань Юпитер, он слышал, что блонди делают такое, но что бы мистер Эм… На потолке с душераздирающим звоном разорвалась ртутная лампа. Потом ещё одна, и ещё, слышно было, как они взрываются по всему коридору, отмечая путь блонди. Тимо, дрожа, опустился на пол. Он не поменялся бы сейчас местами с Катце даже за все его бабки.
Рауль думал об этом весь день, загадка лаборатории и непонятная предусмотрительность Ясона мучили его нестерпимо. О Юпитер, он ненавидел загадки и тайны, они оскорбляли его инстинкт исследователя, он любил, чтобы всё было ясно, и он намерен был выяснить всё раз и навсегда у… у рыжего негодяя, который оставил его одного, а сам, сам трахал секс-долл, а может, и кого- то ещё, гадость какая, Рауль ненавидел его так сильно, что у него кружилась голова от этой ненависти, он ни на чём не мог сосредоточится, и думал только, что увидит Катце вечером, и добьётся, наконец, от него правды, он лелеял свой гнев целый день, как эксклюзивную культуру бактерий, как редкий экспериментальный образец, он… "Я сумасшедший, сумасшедший, я ещё хуже, чем Ясон", - с горечью думал он, когда машина уже везла его домой, - "Ясон, по крайней мере, не был окружён этими гнусными тайнами и интригами!" О, да, Ясон сам их создавал!.. он не очень хорошо помнил, как оказался дома, он выгнал из кабинета Трейси, который крутился вокруг, спрашивал, что с ним, не заболел ли он? Заболел! Рауль сел перед визором, набрал знакомый номер, пальцы дрожали. Гудок, ещё гудок… а потом ему ответили.
- Катце?
- Мистер Эм.
- Вы должны…
- Нет.
- Мне нужно поговорить с Вами.
- Я не могу, мистер Эм. Я… нет.
- Вы хорошо подумали?
- Да, сэр, при всём моём уважении…- он поднимет глаза, хоть на секунду?
- Только не говорите мне, что Вы понимаете, что такое уважение.
Жёлтые глаза зло сверкнули из-под рыжей чёлки:
- Да, боюсь, что по отношению к Вам…
- Довольно!..
- Как скажете, сэр!
Почему он не отключается? Почему я не отключаюсь?
- Катце, я вынужден настаивать, мне нужны Ваши разъяснения по поводу…здесь замешан Ясон…
- Мне плевать! Ясон мёртв, чёрт возьми, а у меня своя жизнь, и я уже просил Вас…
- Так Вы отказываетесь?
- Юпитер, ДА!! Блин, да опустите же меня наконец, оставьте меня в покое! - орёт Катце, его лицо исчезает с монитора, там отражается вертящийся потолок, стены, угол знакомого кожаного дивана, слышен звук удара, и помехи, помехи. Острая, радостная ненависть охватывает Рауля, и он, не отпуская кнопки визора, вызывает охрану.
В своём офисе, за несколько километров от Эос, Катце бьёт кулаком по стене, бьёт ещё и ещё, пока боль в разбитой руке не вытесняет другую боль. Долго сидит, раскачиваясь, закрыв лицо ладонями. Юпитер, ну почему, почему это происходит именно с ним? Он встаёт, медленно, как старик, тащится в угол, поднимает мобильник, он поменяет номер сегодня же, а ещё лучше, сменит мобильник, сменит планету. Ему бы мозги сменить, только кто у нас главный по смене мозгов, а, Катце? Он смеётся безрадостным, издевательским смехом и начинает собираться в дорогу.
Он уже садился в машину, когда два чёрных джипа с затемнёнными стёклами вылетели на проспект и плотно заблокировали его. Почуяв неладное, он попытался юркнуть обратно в офис, там был запасной выход, но на улице вдруг стало слишком тесно от здоровенных дуболомов в чёрных сьютах и чёрных очках. Они отработанным движением схватили его, заломили руки назад, он почувствовал, как к ладони прижимается идентификационный сканнер, равнодушный голос сказал над ухом:
- Гражданин Ред Катце, идентификационный номер 8604437, Вы задержаны сотрудниками Департамента Охраны Эос по личному распоряжению Советника Эма. Предлагаю Вам следовать за нами.
Катце молча, ожесточённо вырывается, но их слишком много, он получает под дых, на запястьях защёлкиваются наручники. Он всё равно сопротивляется, его невозможно запихнуть в машину, тогда один из дуболомов достаёт парализатор и говорит:
- Ты можешь ехать, как гражданин, а можешь пускать слюни в багажнике, монгрельский ублюдок, выбирай.
И Катце, смирившись, садится в машину. Его волокли по знакомым тихим апартаментам, мимо синих цветов, мимо Трейси с круглыми от ужаса и любопытства глазами, стеклянные павлины разошлись в стороны, и Катце, споткнувшись, перелетел через порог, безжалостные руки охранников не дали ему упасть. Он не отрывает глаз от узорного ковра, он не может, просто не может смотреть сейчас на Рауля, он боится увидеть его лицо. Старший охранник выкладывает на стол отобранные у Катце пистолет и нож, выщёлкивает обойму, докладывает:
- Гражданин Ред Катце доставлен, господин Советник, при личном досмотре…
Прохладный голос прерывает его:
- Да, я вижу. Благодарю, офицер, можете быть свободны.
- Сэр.
…Павлиньи перья смыкаются за охранниками, и Катце остаётся наедине с Раулем. Блонди молчит, пауза длится бесконечно и Катце, наконец, решается - вскидывает голову, расправляет плечи. Жадно смотрит на Идеального Блонди. Рауль сидит перед монитором, он только что вставил в дисковод какой-то диск, блики играют на спокойном лице, золотистых волосах. Он говорит, не глядя на "красного":
- Подойдите, я хочу, чтобы Вы взглянули на эти файлы, Катце.
Блонди одним движением разворачивает к нему экран. Но Катце не двигается с места, он словно застыл, превратился в камень, тогда Рауль быстро, как умеют только блонди, оказывается прямо перед ним, хватает за плечи, тащит несколько шагов и пригибает к монитору. Катце коротко вздыхает, неловко пытается выпрямится, они сталкиваются, и Рауль тут же отпускает его, они наконец, смотрят друг на друга, беспомощно-гневные зелёные глаза не отрываются от жёлтых - злых, мятежных, растерянных.
- Это старые файлы, касающиеся моей лаборатории, - говорит Рауль, голос его дрожит, - Я просто хотел спросить у Вас, почему там всё было готово ещё до того, как… Юпитер сместила меня с должности Главного генетика.
Катце бледнеет так, что шрам выделяется на лице отчётливой красной линией и быстро отвечает:
- Сэр, я не знаю!
- Вы лжёте, - устало говорит Рауль.
- Сэр…
- Юпитер, как я ненавижу эту ложь, ненавижу Ваши проклятые тайны и интриги! - Рауль почти кричит, - Я хочу знать правду, Катце, уверяю, мне больше ничего от Вас не надо, только расскажите, как всё было, и покончим, наконец с… и можете убираться куда угодно!
- Хорошо, сэр, - сквозь зубы говорит Катце, - покончим. В один прекрасный день, ещё до Рики, когда я ещё был фурнитуром Консула, он приказал мне… устроить эту лабораторию, как можно быстрее. Я так и сделал, чёрт возьми!
- Он… объяснил это как - нибудь?
- Мистер Эм, Вы можете себе представить Консула Минка, который объясняет мотивы своих действий фурнитуру? Объяснения я обычно искал сам.
- И что же Вы нашли?
- А Вы подумайте сами, зачем Ясону, который тогда сходил по Вас с ума…
- Катце!
- Что "Катце"?! У него просто крыша ехала – а к Вам было не подступиться, Вы бы сразу побежали к Юпитер, как же, Идеальный Блонди, смотри, но не трогай! Вот он и придумал… как привязать Вас к себе, для этого нет ничего лучше, чем… противозаконная деятельность, раз начнёшь – и увяз, уж Вы мне поверьте, я просто эксперт по таким делам! Я сразу просёк это, в тот же день, когда он притащил Вас от Юпитер, вот только не мог понять, как… - Катце осёкся.
- Я тоже, Катце, - медленно проговорил Рауль, - я тоже не могу понять, каким образом Ясон предугадал…
- Не знаю, - буркнул Катце, - Вы – блонди, вам виднее.
- Я думал, Катце, я сегодня думал очень много, я просмотрел ещё раз генокарту Ясона, его способность управлять энергоматрицами была уникальна даже для блонди, а его эмоционально-волевые качества могли ещё более усилить эти свойства, но я не могу, не могу поверить, что он мог так поступить со мной, он звал меня другом, Катце, он не мог уничтожить мою жизнь ради… каприза, ради… обмануть Юпитер…
- Это был не каприз, он хотел Вас заполучить, мистер Эм, а попутно…
- Что попутно?
- Ничего!
- Нет уж, Катце, договаривайте!
- О`кей! - Катце понесло, - Вы хоть представляете, какие бабки он заколачивал на Ваших проектах? Должны представлять, у Вас ведь была статистика, когда Вы были ещё Главным генетиком.!? Была?
- Да! И не орите на меня!
- А до Вас по - другому не доходит! Так вот, потом всё это шло не Амой, а Ясону!
- Мы были партнёрами!
- Да какими, нафиг, партнёрами, Вы хоть когда-нибудь интересовались этими деньгами по-настоящему?! Да он крутил их, как хотел, нет, ясное дело, он честно высчитывал Вашу долю прибыли, уж я за этим следил…
- А, Вы опять меня защищаете, какой ты добрый, какой верный, Катце, а что же ты не защитил меня сразу, не пришёл ко мне, и не рассказал обо всём тогда?
- Да ну, а Вы бы и поверили? Я не мог прийти к Вам без доказательств, чёрт побери, неужели непонятно! И я уже почти нашёл, я уже почти был там, в старой суке, в её железной башке, но не успел, Ясон… - Катце осёкся, блин, что ж он несёт, он только что признался в государственном преступлении, и не только, дурак, тупой монгрел! Рауль смотрел на него, не сводя глаз, взгляд "красного" заметался, он вдруг ощутил свой шрам, как клеймо, но не клеймо Ясона, по-настоящему он был помечен Раулем, своей проклятой, неуёмной любовью к Идеальному Блонди. Он не мог спрятаться под волосами, руки были скованы, поэтому он отвернулся, неловким жестом прижал изуродованную щёку к плечу, закрыл глаза. Тихие шаги по ковру, Рауль вдруг оказался близко, так близко, что на Катце повеяло жарким запахом корицы и зеленых листьев. Пальцы блонди, сильные, не вырвешься, - Катце впервые понял по-настоящему силу Рауля, - повернули его лицо. Теплая ладонь легла на шрам.
- И… это из – за меня? – спросил Рауль тихо.
- Нет, это... нет, - просипел Катце, он не мог открыть глаза, ему было невообразимо стыдно и страшно, никогда он не чувствовал себя таким... таким беспомощным, замороченным, возбужденным, словно его выставили голым на шоу, нет, хуже, словно обнажили его душу, его суть.
-…Сэр, что это вы себе воображаете, - лепетал он, он ещё пытался трепыхаться, вывёртывался из–под руки Рауля, но под этими нежными пальцами, под этим нежным взглядом его сопротивление таяло, как лед на солнце. Теплые губы приласкали шрам, и прерывистый голос прошептал:
- Катце. У тебя невозможный язык, ты это знаешь?...
И внезапно всё оказалось очень легко, стоило их губам встретиться, и осталось лишь мучительное, испепеляющее желание, Катце целовал Рауля и не мог оторваться, целовал до тех пор, пока не почувствовал языком мед его возбуждения, Рауль прижимался к нему так сильно, что они едва стояли на ногах, их члены терлись сквозь одежду, они стонали в рот друг другу, кусали губы, как я скучал, а я, я умирал без тебя, мой Рауль... Наконец Рауль отодрал от себя голову Катце, впился взглядом ему в глаза, запустив обе руки в рыжие волосы.
- Так из-за меня?
- Расстегни наручники - узнаешь, - сказал Катце хрипло. В его голосе звучало обещание и страх, неподдельный страх, он внезапно стал слишком беззащитным, скованный, изнемогающий от желания, он не контролировал больше… ничего, он бы всё сделал сам, он бы не позволил Раулю и пальцем пошевелить, только пусть он расстегнёт наручники...
- Нет, - отозвался Рауль. Он не думал, почему ответил так. Оставил Катце скованным. Словно что-то вело его, какая-то часть его натуры хотела этого больше всего на свете - оставить Катце беспомощным и показать ему – с ним, Раулем, это не страшно. Он распахнул куртку "красного", одним движением разорвал тонкий свитер. Обнял за талию, стал целовать худощавый гибкий торс, потом вернулся к шее, плечам, медленно, словно пробуя, прикусывая кожу, небольно, заставляя Катце забыться, вскрикивать от удовольствия, Рауль чувствовал эти глухие вскрики губами, у него кружилась голова, он опустился на колени, внезапно ослабев от острого желания распробовать его по-настоящему. Ему хотелось узнать его вкус, как он раньше узнавал его лицо, его мысли, силу, его тайны и секреты, как узнавал сейчас его страх. Почувствовать его возбуждение. Пальцы Рауля раздирают молнию на джинсах, Катце вскрикивает "Нет!", о Юпитер, я не сдержался, прости, но Катце сбивчиво шепчет: "Нет, не так, не делай этого, расстегни наручники, я хочу тебя трахнуть, ещё раз, сколько угодно, тебе же нравится, пожалуйста…", его золотистые глаза растеряны и затуманены, он кажется таким испуганным, таким юным, лисёнок мой, ну чего ты боишься, я буду с тобой, как ты захочешь, но не сейчас, пойми же – я и так твой, на коленях перед тобою, ты такой горячий и гладкий здесь, мой огненный лисёнок, тёмно–алый в рыжих завитках, я ничего красивее в жизни не видел, нет, ну зачем ты отворачиваешься, посмотри на меня, Катце, Катце. Я не сделаю тебе ничего плохого, я хочу любить тебя, так, и ещё здесь, губами по набухшим венам, по налитым яичкам, тебя резали дважды, я знаю, но сейчас всё позади, лисёнок мой, ты полон жизни, я словно приникаю ртом к твоему сердцу, принимаю тебя всего, до самого основания, ты этого боялся, боялся, что тебе понравится, когда ты совсем мой, и здесь тоже, пальцами я чувствую шрамы под жесткими завитками, мой бедный мальчик, ты дрожишь весь, не бойся, я не отпущу тебя, не стану смеяться, не сделаю больно, я хочу только… какой ты свежий, как морская вода… Рауль медленно поднимается, поддерживая обмякшего Катце, он возбуждён, и одновременно полон ослепительного, торжествующего покоя, словно тоже испытал оргазм, он обнимает рыжего обеими руками и разрывает цепочку наручников. Катце почти не осознаёт этого, он дрожит и всхлипывает, уткнувшись лицом в шею блонди, тот чувствует влагу, и покачивает его, как ребенка, нежно гладит волосы, шепчет вслух то, что твердил про себя, когда губы были заняты: "Не бойся, лисёнок, всё хорошо, видишь, ты свободен, успокойся, прости меня, прости, я неловкий…" Катце затихает у него на плече, некоторое время они просто стоят, обнявшись, Рауль чувствует, как у Катце твердеет член, потом рыжий, не поднимая головы, начинает целовать его в шею, сильно, взасос, стискивает задницу, прижимает к себе, когда он тянется поцеловать губы Рауля, лицо его горит от возбуждения, от слёз не осталось и следа, только короткие тёмные ресницы слиплись стрелками. Он не говорит ни слова и прячет глаза. Рауль тоже молчит, жарко отвечая на поцелуи. Он надеется, что Катце понял его. Он очень на это надеется.
6.
- Катце…
- Ммм?
- Ясон… он за это просил прощения?
- Да.
- Странно. Никогда бы не подумал, что Ясон вообще способен… признать свою ошибку. Не тот функциональный класс.
- Он менялся, Рауль. Он изменился очень сильно, считай, он вырос из… своего функционального класса.
- Я видел. Это и беспокоило меня, слишком уж было всем заметно. Я попробовал даже…
- Знаю. Мимея мне рассказала. Выдумщик, - Катце обнимает его, притискивает к себе, волосы блонди покрывают их обоих, словно золотистый мех, - экспериментатор.
Рауль говорит с лёгким беспокойством:
- Но… Таким я создан, Катце. Исследования, естественные науки и…
-…и мне остаётся только смириться, я понял, - говорит Катце чуть насмешливо, потом серьёзно спрашивает:- Что ты собираешься делать со всем этим?
- Я не знаю, - вздыхает Рауль. Ему так хорошо сейчас и нет никакого желания думать о прошлом и будущем, - Не вижу выхода. Прошло почти пять лет, как я...
Катце ничего не говорит, только обнимает его крепче, Раулю невыразимо приятна эта молчаливая поддержка. Потом "красный" нерешительно спрашивает:
- Послушай, а наш… первый раз, это тоже был эксперимент, да?
- Нет, Катце, что ты, всё произошло спонтанно.
Катце с облегчением смеётся, целует Рауля куда попало, шепчет:
- Блин, как меня заводит, когда ты начинаешь говорить, как на докладе, я не могу прямо…
- Ты… а-а-а… Эксперимент был… раньше, когда…
- Что?
- Ну…
- Моретти хватал тебя за задницу?!! Этот старый отмороженный козёл?!!
- Катце!
- Рауль, бросай это дело, я прошу тебя!
- Какое?
- Все эти гормоны- фремоны.
- Феромоны.
- Один хер. Не хочу, чтобы тебя зажимали в туалете, это… вульгарно, блин! Я…
- Что?
- Я ревную, - нехотя ворчит Катце, отводя взгляд от сияющего лица Рауля, блонди положил подбородок ему на грудь, а руку – на талию, его глаза поблёскивают в полумраке спальни.

- Не надо,- серьёзно отвечает Рауль после паузы, - мне не нравится никто, кроме тебя, Катце, я пробовал…
- Ты про…
- Один раз, с И Хэ, и не смог… даже поцеловать его. Мне подходишь только ты, и если ты позволишь мне взять завтра кровь на анализ…
- Нет, Рауль, пожалуйста, не начинай снова своих ****ских опытов!
- Катце, не ругайся!
- Постараюсь. Иди сюда. Хочешь сигарету?
- Нет, - Рауль улыбается ему в шею, - но ты кури, мне нравится.
Щелчок зажигалки. Рауль раздувает ноздри, вдыхая запах дыма, запах Катце, чувствуя щекой его пульс, движения горла, его всего целиком, так близко – близко, худого, почти костлявого, влажную горячую кожу, мерное дыхание, радость переполняет его, ему хочется смеяться и кричать от счастья, такого яркого, такого… иррационального.
- Слушай, - вдруг вскидывается он, поднимает голову, лицо Катце кажется невозмутимым, на губах - ленивая полуулыбка, веки опущены, сигарета дымится в углу рта. "Красный" открывает глаза, приподнимает одну бровь – слушает.- Почему нам это запрещено? – недоумённо спрашивает Рауль. Катце пожимает плечом:
- Не знаю, ты у нас блонди, моя радость, ты должен знать.
- Абсолютная сублимация?
- Рауль, не ругайся!
Рауль не выдерживает и тихонько смеётся, сильнее прижимаясь к Катце, длинные волосы мешают ему, он досадливо откидывает их, рука натыкается на член "красного", Рауль начинает поглаживать мягкую плоть, и она твердеет, наливается прямо под пальцами, маленькое чудо расцветает в его ладони, Катце отбрасывает сигарету, ловко поворачивается, оказываясь сверху, он всегда сверху, но Раулю всё равно, ему даже нравится, он знает эти слова - уке, сэмэ, знает их смысл, но эти термины настолько же соотносятся с реальностью, насколько слово "звезда", набранное на экране, соотносится с настоящей звездой - стремительным огненным шаром в короне протуберанцев, обжигающем, дарящем жизнь… Но он спрашивает между поцелуями, изгибая шею, задыхаясь, вздрагивая, потому что Катце уже ласкает его изнутри смазанными пальцами, разводя ягодицы :
- Это значит… я твой уке?..
Первое жгучее прикосновение, Катце упирается лбом ему в плечо и стонет, проникая глубже, он слышит вопрос, просто ответить не может, сейчас не может, и только войдя до конца, отдышавшись, стиснутый, как в кулаке, горячей тугой плотью, он шепчет, язык у него заплетается, он весь дрожит:
- Не знаю, я не знаю уже, какая разница, радость моя, мой Рауль, ты… блин, хорошо–то как…- он изворачивается, коротко целует блонди, проникая языком в горячий рот и так же резко и ритмично начинает трахать его, Рауль вскрикивает, сжимает анус, его член трётся о шёлк, Катце прижимается ближе, подхватывает бёдра блонди, приподнимая, насаживая на себя, рука нащупывает гладкий налитой ствол под окаменевшим животом, тискает мошонку, Рауль дышит со всхлипами, Катце близко–близко видит его пылающую щёку, полуоткрытый рот, целует через спутанные влажные волосы, блонди зажмурил глаза и молча, самозабвенно двигается ему навстречу, колени и локти скользят по шёлку, они оба взмокли, Рауль вдруг подаётся назад, дрожа, сжимает ладонь Катце на своём члене, их сомкнутые пальцы, белый шёлк становятся мокрыми, блонди обмякает, Катце только и ждёт этого, он выходит почти целиком, упираясь в плечи любовника, а потом снова протискивается через тугую сжавшуюся дырочку, оргазм заставляет его заорать, он содрогается внутри Рауля, выкрикивая вперемежку ругательства и ласковые слова, потом, через миллион лет, выскальзывает из него, вытягивается сверху, вдавливая лицо в шелковистый загривок, они лежат, едва дыша, мокрые от пота, разнеженные, Рауль уже почти засыпает, когда странный запах проникает в ноздри, перебивая густой дух секса, это похоже на сигарету, но не совсем… Рауль спихивает с себя Катце, тот протестующее ворчит, блонди свешивается с кровати, Юпитер, так и есть! Он хватает стакан воды со столика и выплёскивает на тлеющий ковёр. Оглядывается на Катце, вид у того заносчивый и виноватый одновременно.
- Только не говори, что я должен бросить курить! – заявляет "красный", - Я куплю тебе новый ковёр, но…
Рауль тихо смеётся, в изнеможении падая на подушки, притягивает Катце к себе, целует и говорит:
- Нам Трейси всё завтра скажет, и тебе, и мне! Давай спать, поджигатель!
И Катце, который всю жизнь привык дремать вполглаза, как лис, засыпает глубоким, сладким сном, уткнувшись носом в золотые волосы своего блонди.
-…Для обеспечения прироста дохода от продаж пограничных генетических технологий на планеты Федеративного Содружества путём сохранения ограничений, способствующих привлечению потенциальных экономических и политических партнёров в будущем и …
Голос Консула Трейна, слегка гнусавый от вечно заложенного носа, жужжал где-то над ухом как вентилятор, Рауль не вслушивался в слова, он почти дремал, сохраняя на лице вдумчивое, заинтересованное выражение. Вальтер Трейн славился своим умением бухтеть вот так часами, повергая в транс инопланетных инвесторов и заставляя их идти на любые уступки, только чтобы избавиться от этого зануды. Советник Эм сидел у окна, и солнце, редкий гость Танагуры, обливало его золотом, превращая в живую статую почтительного внимания. Однако мысли, которые бродили за этим безупречным фасадом, повергли бы в ужас всех, кто был в Зале Заседаний, кроме накокаиненного вусмерть Консула, которому под кайфом было плевать на мысли всего Совета, вместе взятого. "Так что всё в порядке, Рауль, всё идёт своим чередом". Жизнь Идеального Блонди как будто снова вошла в привычную неторопливую колею, с одной только разницей, огромной, решающей, горячей, как это солнце в небе - теперь у него был Катце. Рыжий Катце, который жил у него в доме. Рауль запретил ему ночевать в офисе, и этот упрямец послушался, не сразу, но послушался, всего два дня споров и уговоров, и теперь дом Рауля изменился самым странным образом, став их общим домом, потому что Катце обладал способностью создавать вокруг себя маленький бандитский хаос, в самом деле, тяжёлые ботинки, джинсы, водолазки, зажигалки, распечатанные пачки сигарет, запасные пистолеты, диски, инструменты, обоймы теперь валялись по всем комнатам, Трейси жаловался, что не успевает убирать за ними, что они оба – ужасные неряхи, но если мистеру Раулю ещё простительно, то Катце…- он вздыхал и закатывал глаза, а Катце фыркал… Компьютер в кабинете оказался в первый же вечер разобран на составляющие, которые этот рыжий хакер переделывал и комбинировал, как хотел, притащив ещё кучу собственного мудрёного железа, так что комната с камином стала больше напоминать филиал выставки новейших достижений электроники, Катце уверял, что так всё лучше работает, столько новых функций, ты попробуй, но Рауль не рисковал даже приближаться к этому развалу, зато Катце просиживал за монитором до глубокой ночи, вчера там и уснул, щекой на клавиатуре, Рауль отнёс его в постель на руках, худого, тёплого, для блонди лёгкого, как перышко, он даже не проснулся, когда его раздевали, вытянулся рядом, сопя, как щенок, обняв Рауля за шею, и не почувствовал, как блонди встал на рассвете, чтобы идти на работу, только потом притащился в столовую, босиком, в полурасстёгнутых джинсах, упал на стул напротив завтракающего Рауля, не сводя него сонных, изумлённо - счастливых глаз, и вяло отмахивался от кудахтанья Трейси, и в пальцах дымилась первая утренняя сигарета… Юпитер! Рауль не представлял, как ему сегодня удалось уйти из дома, когда Катце, уже вполне проснувшись, добрых пять минут целовал его, в подробностях рассказывая, что они будут делать вечером, и вытолкнул в лифт, разгорячённого, одуревшего, с ноющим членом и истерзанной шеей, без малейшего желания начинать трудовой день… Теперь самым лучшим временем в жизни Рауля стали не дни, заполненные конструктивным, полезным трудом, а вечера и ночи, которые они с Катце делили на двоих. Дни… дни разводили их, морочили делами, которые, может, и были важными, казались важными, пока не вернёшься домой, и не увидишь, как скука и нетерпение в золотистых лисьих глазах сменяется радостью, и сдержанная улыбка трогает губы, и не можешь не улыбнуться в ответ, и рука сама тянется приласкать рыжие волосы, но её перехватывают и сжимают сильные тонкие пальцы, с желтоватыми от сигарет кончиками, и понимаешь, что даже днём ты не был одинок, потому что эта быстрая мимолётная улыбка была с тобой, и эта горячая рука, и испытующий взгляд – ты всё закончил там? ты уже мой? иди ко мне, знаешь… Катце был с Раулем каждую секунду, даже сейчас, невидимый, примостился на подлокотнике кресла, - невозмутимое лицо, дымится сигарета, в глазах – насмешка и вызов- Юпитер, Рауль, как ты можешь сидеть здесь и выслушивать этого обдолбанного мудака! Он Консул, мой и твой, Катце, - мысленно посмеивается Рауль,- и потом, у каждого из нас есть недостатки! Что я слышу! – с комическим ужасом восклицает Катце, - ты признаёшь, что у блонди могут быть недостатки? Ну, не так много, как у монгрелов,- тянет Рауль…
…Рауль сидит, забыв, где он, волосы горят, как золото, в лучах солнца, зелёные глаза рассеянно смотрят в окно, на стремительные облака, на далёкую стену дождя, лицо словно сияет изнутри, губы и щёки рдеют, пальцы неосознанно гладят подлокотники кресла…
Советник Дэрил Рот не сводит с него жадного взгляда, серого и холодного, как дуло пистолета.
Когда дверь весовой, где Кэт Уинтерс составляла питательную смесь для нового проекта Советника Эма, распахнулась, а потом закрылась, и в ноздри бледной девушке ударил ненавистный запах сигарет, она даже не подняла головы и продолжила работу, как ни в чём не бывало. Цересский ублюдок подошёл к столу, за которым сидела Кэт и уставился на неё своими мерзкими глазами цвета мочи. Она не видела этого, но чувствовала его взгляд, как таракана, запутавшегося в волосах, будь это настоящий таракан, она заорала бы во весь голос, она бы и сейчас заорала, но заставила себя молчать невероятным усилием воли. Ублюдок тоже молчал. Тишина повисла в крохотной весовой, тяжёлая, как грозовая туча, Кэт почувствовала, что ей становится трудно дышать, от ненависти и злости мутилось в голове, дрожали пальцы, она не выдержала первая, вскочила, с пунцовыми щёками, перекошенным ртом, выкрикнула:
- Что тебе надо, "красная" тварь!
- Как экспрессивно, мисс Мидас, - протянул ненавистный тихий голос. Лицо ублюдка было невозмутимым и походило на маску – остроносое, узкое, скуластое, уродливый шрам на щеке рваной полосой, словно маска не угодила своему создателю, и тот походя рубанул её резцом и швырнул в грязь Цереса, откуда она выплыла, чтобы стать кошмаром Кэт Уинтерс. Рыжий монгрел развязно плюхнулся в кресло напротив трясущейся, натянутой, как струна, "серебряной" девушки, достал сигареты. Прикурил, затянулся и сказал: - Поговорим, а?
Потом вытащил из кармана дешёвый мобильник, повертел в пальцах, выбил на кнопках сложную комбинацию, подсунул под нос Уинтерс. Она уставилась на своё собственное изображение на маленьком мутноватом экране, сдавленно охнула и закрыла лицо руками...
Ублюдочный урод провёл у неё пятнадцать минут и ушёл, оставив Кэт давиться бессильной, удушливой ненавистью. Она оцепенело уставилась на дверь, капала вода в раковине, открытый контейнер с образцами источал терпкий инопланетный запах. Кэт просидела так больше часа, безучастная, почти больная от злости и смутного сознания своей неправоты. Она не всё рассказала ублюдку, потому что боялась его гораздо меньше, чем… того, другого… Она задохнулась от ужаса, вспомнив холодные серые глаза, ледяное безумие в голосе. Горло оцарапал натужный смех, слёзы покатились по щекам. Она плакала, потому что всё так ужасно несправедливо складывалось в жизни, а она хотела лишь защитить Советника Эма, дорогого, гениального Рауля Эма, от проклятой цересской твари, а вместо этого попала в капкан, в смертельную ловушку, и тянет за собой своего учителя и патрона, такого наивного, такого рассеянного, а он и не догадывается ни о чём, ах, зачем, зачем она это сделала, "красный" ублюдок для него всего лишь ловкий агент, а она, дура, всполошилась, напридумывала невесть что, наделала глупостей, а теперь поздно исправить что – либо, только пойти и во всём признаться… Юпитер!.. Кэт вскочила со стула, рванулась к крану, пискнула: "Самая холодная!", долго отмачивала в ледяной воде зарёванное лицо. Да. Она во всём признается Советнику Эму, и он не будет наказывать её слишком строго, он добрый и поймёт, что ею двигала лишь забота о нём, о его репутации и покое. Он поможет ей, он защитит её от цересского ублюдка и от того, другого, они блонди, высшие, они связаны особыми узами, они все братья, дети Матери–Юпитер…
Кэт решительно шла по пустым коридорам лаборатории, никого нет, уже поздно, наверно, Советник Эм будет в препараторской, где у него нечто вроде кабинета, им предложен такой интересный проект, господин Советник сразу загорелся… Из препараторской, из–за распахнутой двери раздался тихий стон. Кэт замерла, будто налетела с размаху на стену. Смешок, нежный голос:
- Лисёнок, ты сумасшедший, ты… о!
- Ну давай, золотой мой, солнышко моё золотое, тебе же нравится так, я знаю, - глухо, одновременно повелительно и умоляюще.
- Подожди… Дай мне… это… нет! – звон разбитого стекла, - рядом… да, этот… глицерин… дай руку… О-о-о, Юпитер, ещё!..
- Ну уж нет, сладкий, запрыгивай сюда!.. Раздвинь ноги… Та-а-ак, бля, маленький мой, мой Рауль, садись на него… да, так!.. Срань Юпитер!..

Шорох, ритмичный скрип кресла, гортанный вскрик, тихие шлепки…

- Ещё, пожалуйста, Катце, по… - поцелуй, стон, Кэт, уже почти не таясь, смотрит на них, но они не замечают её, они заняты только друг другом, Катце развалился в кресле, а Рауль Эм сидит на нём верхом, крепко обняв за шею, колени разведены и упираются в спинку, он медленно двигается вверх и вниз, золотая грива, кудрявая от пота, мотается по спине, открывая переливы длинных мышц, круглые сжатые ягодицы, рушится сверкающим руном на спущенные до колен джинсы монгрела; худые бёдра Катце напряжены, как канаты, он, хрипя, толкает себя вверх, навстречу Раулю, в эту сладкую, скользкую тесноту, обнимает его влажную горячую спину, ладонями гладит шелковистые крылышки лопаток под мокрыми волосами, целует шею, губы, рычит, как лев, потому что растерял все слова. Язык Рауля, подвижный, жаркий, вылизывает его веки, толкается в рот, Катце ловит изумрудный взгляд, всегда такой растерянный, такой удивлённый перед оргазмом, как будто каждый раз – первый, вдруг животом он чувствует живую, липкую влагу, Рауль беспорядочно бьётся на нём, стискивает так, что собственный оргазм накрывает Катце лавиной, он стонет в голос и чуть не отключается, выплёскиваясь вверх, как фонтанчик. Кэт Уинтерс почти в обмороке смотрит, как Советник Рауль Эм, всхлипывая, приваливается к груди Катце, "красный" прячет лицо в золотых волосах, его худые руки оглаживают спину любовника, стискивают задницу, пальцы лениво проходятся вдоль тёмной бороздки между ягодиц, вытирая семя и смазку. Рауль прерывисто смеётся, бледная, тонкая кисть ворошит тёмно–рыжие волосы монгрела… Кэт, не дыша, приваливается к косяку, она вся горит, сердце стучит болезненными толчками, в груди тесно от ненависти, если бы у неё был пистолет, она застрелила бы не медля цересское животное, посмевшее осквернить блонди, Юпитер, значит, тот, другой, был прав!.. Она уже готова бросится к ним и обвинить…как они могут, есть же Кодекс Юпитер!.. Тонкая, сильная рука обвивает её плечи и тихий голосок мурлычет на ушко, посылая волну дрожи вдоль позвоночника:

- Мисс Уинтерс, детка, пойдём–ка отсюда. Пусть мальчики развлекаются, как хотят!..

- Мисс Уинтерс, а мисс Уинтерс, - Мимея вывела бледную девушку на улицу, усадила на крыльцо, и теперь тормошит, её смуглое яркое лицо выражает заботу, но с оттенком раздражения. Кэт Уинтерс словно онемела, только дрожит, как щёнок и прижимает пальцы к вискам. Мимея тихонько обнимает её за плечи, прижимает к себе, неловко, одной рукой, достаёт пачку сигарет из кармана, зубами вытягивает одну, щелчок зажигалки. Монгрелка затягивается, медленно выпускает дым из ноздрей, фыркает, как лошадка, ощущая, как постепенно расслабляется, начинает согреваться тонкое тело "серебряной" девушки. Белые пальчики, розовые на концах, с короткими ненакрашеными ноготками, дрожат на коленях, Мимея смотрит на эти пальчики, ей хочется взять их в рот, как конфетки, она одёргивает себя и опять вздыхает, уже над своей несчастной судьбой. Мисс Кэт вот – вот разревётся. А малышка Мимея будет её утешать, срань Юпитер, почему такие кайфовые с виду девчонки оказываются такими непроходимыми дурочками?

- Ты чё, сама в него втрескалась, а, мисс Кэт? - спрашивает она грубовато.

Кэт сильно вздрагивает и мотает головой.

- Ну так чего ты? – Мимея не верит ей ни капельки.

- Это… это было… несколько неожиданно, - говорит Кэт тоненько.

Мимея пожимает плечами:

- Чего неожиданно? То, что они перепихнулись? Неожиданно было то, что до мистера Рауля так скоро дошло, что…

- Что?

- Что Катце без ума от него, - смеётся Мимея.

- И все–таки я не понимаю, не понимаю, как можно… - шепчет Кэт лихорадочно.

- Быть без ума от мистера Эма? - хихикает Мимея, - Вот уж точно, он, конечно, красавчик, и всё такое, но зануда страшный.

- Мимея!

- А чё – Мимея? – удивляется монгрелка, - это все говорят. Я сто раз слышала от других блондей…

- Блонди.

- Ну блонди. Что Эм, мол, сухарь и зануда.

- Нет, он не такой, совсем не такой, только… как, как он может… заниматься этим… с Катце? – потрясённо говорит Кэт. Мимея просто валится от хохота, прижимает к себе бледную девушку и начинает тискать её, как куклу, та, ошеломлённая, не вырывается.

- Ой, мисс Кэт, мне вот тоже всегда казалось, что с Катце этим… ну никак, блин, нельзя…

- Ты имеешь ввиду, что он… фурнитур?

- Да нет, я имею ввиду…- Монгрелка прекращает смеяться, смурнеет, прикуривает ещё одну сигарету.- Не, с шарами у него уже всё о'кей. Просто… Ну, он… он мало кому нравится.

- Неудивительно, - роняет Кэт морозным голосом.

- Тебе он тоже… не особо? – сочувственно кивает Мимея.

- Да.

- Вот то-то и оно. Характерец у него – заебись, лёд с ядом. И, понимаешь, так смешно было…

- Смешно.

- Во–во, смешно, как он повёлся от мистера Рауля, дерганный такой стал, сам на себя непохожий, - мечтательно тянет монгрелка, затягиваясь. Бледная девушка вдруг замечает, что сидит ступенькой ниже, между раздвинутых колен Мимеи, спиной она чувствует полную грудь монгрелки, твёрдые соски, тонкая янтарная рука обнимет её, горячее дыхание овевает шею, от сигаретного дыма голова немного кружится.

- Вам… тебе как будто всё равно! – со слабым возмущением говорит Кэт.

- А чё, классно они трахались, я так завелась прям, - простодушно говорит бывшая пет и вдруг подносит к губам Кэт сигарету, та машинально затягивается, в медицинской академии она курила, и сейчас затяжка после долгого перерыва кажется ей особенно терпкой. Фильтр влажный, от этого Кэт бросает в жар.

- Крепкие? – озабоченно спрашивает Мимея.

- Да… пожалуй.

- Тут подмешано кой–чего, - смущённо.

- Неважно, - отвечает Кэт, её вдруг отпускает, физически отпускает, позвоночник расслабляется, голова откидывается назад, на плечо Мимеи, бледные локоны падают на тёмно-золотистую шею, монгрелка молчит, они курят одну сигарету на двоих, потом смуглая девушка говорит озорно:

- Знаешь, мисс Кэт… А почему бы нам тоже не развлечься, а?

Этот вечер, эта ночь слились для Кэт Уинтерс в сплошной фейерверк. Поначалу она ещё спрашивала себя - как можно веселиться, когда ты так несчастна, но потом этот вопрос вылетел из головы напрочь. Мимея, отвязная Мимея, оказалась прекрасным лекарством от горестей. Живым, смуглым, горячим лекарством.

Кэт уже тихонько посмеивалась, когда Мимея, сопя и высунув язык от усердия, сочиняла Катце записку следующего содержания: "Каце атвизи иво сам я пашла на****ки нутыЧИМПЕОН" и подсовывала под "дворник" машины. Она визжала и вскрикивала, когда они мчались на байке по ночной Танагуре, и тело Мимеи под холодной, заветренной чёрной кожей казалось раскалённым, а волосы пахли бензином и цветами. Хохоча, в обнимку, они поднялись в крошечную квартирку Кэт, "Переоденемся, и в найт!" - сказала Мимея, блестя карими глазищами, "Куда?" - переспросила Кэт, "Ну, в ночной клуб" - пояснила монгрелка, они вывалили на пол всю одежду Кэт, и рылись в ворохе тканей приличных бледных оттенков, Мимея забраковала решительно всё, и, наконец, вытащила белоснежное платье с открытыми плечами и смелым разрезом от бедра, которое Кэт купила на выпускной вечер в академии, но одеть так и не решилась. "То, что надо", - сказала Мимея, потом такому же придирчивому осмотру подверглась косметика Кэт, но тут смуглая девушка только руками развела – "Ладно, накрасимся у меня, мисс Кэт". Комната Мимеи, в необъятных апартаментах Советника Эма, куда они вошли с чёрного хода, просторная и забавная, как будто была рассчитана на девочку из богатой настоящей семьи, но в неё поселили хулиганистого подростка – розовые стены и покрывало, плавные линии, округлые углы, и – постеры с мрачными парнями в коже и героями компьютерных игр, доска для дротиков, по углам - запчасти от байка, стопки комиксов, три гитары в чехлах, на розовой кровати валяются грубые ботинки со шнуровкой, покрывало – в дырках от сигарет. Мимея тут же врубила ТВ и принялась стягивать с себя чёрный кожаный сьют, Кэт замерла, ей было неловко, но монгрелка, казалось, не придавала ни малейшего значения своей наготе, она торопила Кэт – а то без нас начнут. Кэт сняла свой бежевый комбинезончик, она исподтишка разглядывала Мимею – длинные стройные ноги, круглые бёдра, торчащая грудь, монгрелка двигалась, как кошка, с полнейшим, грациозным бесстыдством, под янтарной кожей переливались крепкие мускулы, на ягодице была вытатуирована разноцветная, сине – зелёная бабочка, на плече - чёрный браслет из шипов, другое предплечье от запястья до локтя обвивала узорная белая змейка. Кэт задрожала, непонятно почему, может, оттого, что рядом с Мимеей она сама казалась мальчиком. Мимея натянула другой чёрный кожаный сьют, блестящий, весь в прорезях и такой обтягивающий, что непонятно было, как она в нём ходит. Белья она не надела, заметила Кэт, ватными пальцами оправляя своё белое платье. "А теперь – самое главное!" - засмеялась Мимея и потянула её в шикарную ванную, на мраморной доске возле раковины выстроилась целая коллекция косметики самых невероятных оттенков. "О- бо- жаю это дело", жизнерадостно сказала Мимея, вытворяя с лицом что–то такое, отчего стала похожа на тигрицу. Кэт сиротливо мазнула нос пудрой. Цвета Мимеи ей явно не подходили, вообще, её отражение в зеркале походило на бледный призрак рядом с яркой, опасной монгрелкой. " Дай я" - мягко шепнула Мимея, заслонила её от безжалостного стекла, Кэт покорно подставила лицо, и началось колдовство, Мимея нежно, вдумчиво касалась её кисточками, стиками, щёточками, растирала кое - где пальцами, словно картину рисовала, глаза острые, внимательные, кончик языка виднеется между пухлых карминовых губ, Кэт чувствовала покалывание по всему телу, дыхание участилось, эта сигарета с чёрт знает чем… "Смотри" - шепнула Мимея, разворачивая её к зеркалу, и Кэт ахнула – неужели это она – эта бледная девушка – вампир – изысканный кровавый рот, серые, как дым, диковатые глаза в свинцово - багряных тенях, серебряные стрелы ресниц и бровей, глубинный румянец на высоких скулах, а остальное – белизна, нетронутый снег, алебастр… Темная тигровая тень выступила позади ледяной ведьмы, положила янтарные ладони на плечи, белоснежное платье соскользнуло вниз, открывая маленькую совершенную грудь с едва розовеющими сосками. Смуглые пальцы сомкнулись на этих бледных бутонах, пятная алым, нарумяненные соски напряглись, загорелись, девушка - вампир приоткрыла рдяный рот, ресницы опустились, голова запрокинулась на плечо той, тёмной, смуглые пальцы пляшут по белому горлу, чертят круги вокруг сосков, потом Мимея смеётся своим кошачьим смехом, сильно стискивает талию Кэт и говорит:

- Эй, не всё сразу, мисс Кэт! Кладёт что–то поверх развала мазилок, шепчет, целуя в шею, исчезая: - Надень это для меня!

Кэт стоит, как оглушенная, сердце бухает в голове, пульсирует между ног. Она машинально берёт то, что оставила ей Мимея –тонкие, как паутина алые шёлковые чулки. Когда они снова мчались на байке по ночному городу, она сидела, притихшая, за спиной у Мимеи, вдыхая её тигриный пряный запах, огни мерцали сквозь туман, тёплый воздух будоражил, пьянил, тело горело, она почти не помнила, как они добрались до клуба. Там грохотала музыка, разгорячённые тела извивались в полутьме, в воздухе не осталось уже кислорода – одно возбуждение, духи пополам с потом, пыль, огни - всё это ударило по нервам, как веселящий газ, она шла рядом с Мимеей, монгрелка обнимала её за плечи, её хорошо знали здесь, окликали, она отвечала, смеялась. У стойки они выпили что - то, ободравшее горло и рванувшее в мозгах, как петарда, следующее, что помнила Кэт – она танцует напротив Мимеи под ритмичную, томную мелодию, они извиваются, касаются друг друга расслабленными руками, песня заканчивается, Мимея ведёт её к стойке, а сама буквально через секунду оказывается на сцене, в руках у неё гитара, найт замолкает, потом ревёт сотней глоток, Мимея склоняет голову, и пальцы её извлекают из струн первый режущий аккорд, музыка, как лезвие, вспарывает дымный воздух и несётся дикой бурей дальше, в ночное небо, к башням Эос, к звёздам, пронзая каждое сердце в зале, Кэт трясёт, стены в душе рушатся под этим бешенным напором, выпуская наружу что–то тёмное, страшное, суккуб, крылатый демон вырывается из бледной куколки, Кэт не знает, сколько это длится, сколько песен сыграла Мимея, она кричит вместе со всеми, её ладони горят от хлопков, она больше ни о чём, ни о ком не помнит, кроме обольстительно, опасно красивой девушки на сцене, тигрицы, колдуньи, желанной до дрожи, до умопомрачения… Когда на сцену выбегают танцовщики, Кэт отворачивается, она чувствует себя обманутой, обкраденной, она как пьяная от возбуждения, но эти полуголые парни кажутся ей плоскими картонными куклами... Здоровенный мужик протискивается к ней через толпу, кладёт руку на плечо, она стряхивает её, скалится, как волчица… Мужика отшатывает, потом он говорит"она зовёт тебя", кивает куда – то в сторону. Кэт идёт за ним, шёлковое платье трётся о соски, каждый шаг судорогой отдаётся внизу живота. В крошечной комнатушке Мимея стоит, привалившись к стене, грудь её ходит ходуном, кожа блестит, как мокрый янтарь, мышцы под ней выделились резче, сьют прилип к телу. Дверь захлопывается за Кэт, Мимея шало улыбается:

- Ну как тебе?..

- Потрясающе! – хрипло тянет демон голосом Кэт, порывисто обнимает монгрелку, целует в горячую щеку, потом, сразу – в губы, раскрывает их, как бутон, ласкает языком нёбо, гладкие зубы, жадно сосёт её язычок, Кэт чувствует себя сильной и быстрой, как огонь, сьют Мимеи просто растворяется под её ладонями, она гладит, грубо сжимает нежную плоть над упругими мышцами, Мимея удивлённо стонет, вскрикивает, трётся о неё, как кошка, закидывает голову, подставляя шею поцелуям, Кэт засасывает влажную солёную кожу, оставляя синяки, следы помады, лижет налитую грудь, её пальцы сдирают блестящую ткань с бедёр Мимеи, тискают попку, проталкиваются к набухшему, горячему устьицу под кудрявыми завитками, окунаются в этот мёд, в это озеро сладости, Мимея орёт, подаётся навстречу, бедра конвульсивно охватывают руку Кэт, та вгоняет пальцы глубже, со сладострастной радостью ловит слепое, беспомощное выражение на лице Мимеи, чувствуя пальцами долгие содрогания. Мимея едва дышит, её глаза почти с испугом смотрят на Кэт, та улыбается быстрой, жадной улыбкой, делает внизу совершенно безжалостное, сильное движение, отчего Мимею накрывает вторым оргазмом, как волной, она уже не стонет, всхлипывает, пот струится по вискам, руки повисли вдоль тела, она не знала, не думала, что сегодня всё так обернётся, она только хотела немного расшевелить… Кэт… Бледное личико с порочным, рдеющим ртом и серо – розовыми глазами придвигается близко – близко, пухлые губы шепчут:

- А тебе как?

- По…трясающе, - лепечет Мимея. Кэт поднимает руку, проводит влажными пальцами по полуоткрытым губам монгрелки, та жадно облизывает их, как конфетки, всё в ней сладко содрогается, низ живота горит огнём и побаливает, Кэт смотрит на неё, не скрывая торжества, и, нажав на плечи, заставляет опуститься на колени, но Мимея не даром училась в Академии петов, сытая одурь в карих глазах тёмной девушки сменяется опасным блеском, она обнимает Кэт за бёдра, задирая и комкая белое платье, шелест шёлка о шёлк, треск ткани, она трётся щекой о живот, покусывает игриво, потом откидывается на пятках, ноздри раздуваются, она как пьяная от запаха Кэт, она пожирает глазами прозрачную кожу над алыми чулками, инеистые кудряшки и щель цвета розового льда, Кэт, тяжело дыша, подаётся вперёд, но Мимея отодвигается ещё дальше, коварно, исподлобья взглядывает на неё, шепчет: "А теперь попроси меня, мисс Крахмальные Трусики", Кэт упрямо молчит, сжав кулачки, демон ещё не отпустил её, тогда смуглые пальцы будто бы нерешительно, самыми кончиками, касаются шелковистой кожи над кружевом, чертят узоры острыми ногтями, гладят вокруг пупка, царапают ягодицы, Кэт издаёт нетерпеливый стон, но Мимее этого мало, она лишь хитро улыбается и легонько целует полуоткрытым ртом выступающую тазовую косточку, другую, дует на лобок, у Кэт конвульсивно напрягаются бёдра, она сдаётся, лепечет "пожалуйста, пожалуйста", и только тогда Мимея, сжалившись, приникает губами к взмокшим бледным кудряшкам. Несколько движений языком, и Кэт вскрикивает пронзительно, как птица, ноги не держат её, она стекает на колени, как будто оргазм превратил кости в воду, вцепляется в Мимею, и Мимея принимает её, баюкает в сильных татуированных руках, целует, шепчет радостно, потрясённо "ну что ты, что ты, мисс Кэт, сладенькая моя, моя девонька, моя, моя, ну успокойся, ну не реви ты так, всё нормально, ты у меня динамит, мисс Кэт, такая клёвая, я тащусь прям, ты не плачь, ну чего ты плачешь…"

Она так и не сказала Мимее, почему тогда так горько плакала и так долго не могла успокоиться. Не сказала, пока не стало слишком поздно.

 

7.

- Катце!

- Привет, радость моя!

- Катце, ты где сейчас?

- Сворачиваю на Державное Благоденствие. Ты дома?

- Нет, я в ****, послушай, приезжай к нам!

- Что слу… Эй, что это у вас там? Ты выпил?

- Немного. Проект Гемини закончен. Мы празднуем, Катце, приезжай!

- Юпитер. Еду.

Когда Катце открыл карточкой дверь, он понял, что оргия перепившихся генетиков с плясками на столах и битьём лабораторной посуды – плод его больного воображения. Веселились очень чинно - дюжина солидных мужиков и парней заученного вида кучковались в весовой вокруг столов, накрытых салфеточками, заставленных бутылками со стаутом и чашками Петри с какой-то странного вида зеленоватой закусью. По радио передавали вечернее шоу – диджейский трёп и популярные песенки, сиротливо трепыхался привязанный к лампе розовый воздушный шарик, учёные обменивались замечаниями на своём птичьем генетическом языке, жестикулировали и хихикали. Катце встретили очень тепло – он ещё от двери завлекательно побренчал четырьмя бутылками виски, зажатыми между пальцами. Генетики поползли к нему, как пчёлы к матке.

- Катце, с ума сойти, оно же настоящее!

- Юпитер, мои мне не поверят - сперва мистер Эм проставил шампанское, а теперь ещё и виски!

- Питер, ты смотри, какой кайф! Даже если я завтра сдохну от похмелья, то не зря, мы добили, добили маленьких сволочей, я думал, не смогу, я же не спец по микрофлоре!

- Держись, приятель. Всё позади!

- Катце!

Рауль, осторожно расталкивая коллег, шёл ему навстречу - разрумянившийся, волосы растрепались, глаза блестят, воротничок сьюта расстёгнут, - такой красивый и весёлый, что у Катце замерло сердце. Он никак не мог поверить, что Рауль – с ним, это было как в сказку попасть. Блонди подошёл совсем близко, коснулся плеча, Катце вдохнул его запах, он бы всё сейчас отдал, чтобы обнять его, поцеловать по–настоящему. Может, потом им удастся…

- Катце,- сказал Рауль, глаза его смеялись, ласкали "красного", - да мы тут заночуем! Уинтерс, Ито, чистую посуду, нельзя пить настоящее виски из тех же стаканов, что и стаут!

Толстый Ито и недовольная Уинтерс принесли пластиковые стаканчики и какие–то мудрёные склянки для тех, кому стаканчиков не хватило. Благородный ржаной самогон разлили, Катце второму после Рауля вручили изогнутый стеклянный сосуд, народ приложился, нарочито смакуя и постанывая от удовольствия, Катце развеселился, когда его блонди, не привыкший к крепким напиткам, закашлялся и пробормотал "очень… мило", сам он отсалютовал Раулю, выпил залпом и потянулся к странноватому зелёному тесту в чашке Петри, Рауль едва успел перехватить его руку, оказалось, что зелёная закусь и есть проект Гемини, культура с уникальными свойствами, смотри, - блонди отломал кусок стаканчика, осторожно опустил в зеленоватую массу, удивлённый Катце увидел, как толстый пластик тает, медленно, но заметно, генетики умилённо вздыхали, Рауль сиял, Катце сиял, глядя на Рауля, и всё было великолепно, пока Уинтерс не прошипела Ито: что, мол, может понять этот "красный" невежда, да что он вообще тут делает!.. пьяненький Ито её не услышал, зато услышал Рауль, Идеальный Блонди выпрямился и сказал холодно, что мистер Катце отвечает за менеджмент и реализацию их проектов, что его работа также важна для лаборатории, как и работа исследовательского отдела, и очень жаль, что мисс Уинтерс до сих пор не понимает законов экономики и самоокупаемости применительно к науке. Уинтерс потупилась (если бы кто – нибудь знал, что за мысли проносились у неё в голове: "Ах, мистер Эм, Вам важно только то, что Вы с ним трахаетесь, и жаль, что не можете заняться этим прямо сейчас, я же вижу, Юпитер, как же так, мистер Эм, Вы стали уке для монгрела, беспородного ублюдка, неужели никто не замечает этого, кроме меня и…"- тут она оборвала себя, потому что думать о том, другом, было страшно)

…А Катце сказал "Ладно, проехали", его немного раздражало, что мисс Мидас ещё пытается кусаться, и было приятно, что Рауль его защищает, но праздничное настроение оказалось подпорчено, неприятный осадок остался и, даже когда они удрали от упившихся генетиков и целовались в тёмной препараторской, вкус виски на губах Рауля не сумел унять глухое беспокойство "красного", в него словно бес вселился, он сказал, оторвавшись от тёплой кожи Рауля в расстёгнутом воротничке:- Разве это веселье, малыш, поедем в Апатию, там новый клуб открылся, по радио передавали, оттянемся как следует, а?

Не то чтобы ему очень хотелось ехать, нет, когда они вот так стояли, обнявшись, и пальцы блонди гладили его шею под волосами, ему хотелось одного – побыстрее добраться до постели, они бы и здесь справились, были прецеденты, только блуждающие пьяные генетики могли застукать их, это совсем не годилось, а впрочем… Но Рауль, который иногда опасался, что он зануда, и Катце с ним скучно, покладисто согласился:

- Хорошо, поехали.

Они сидели на заднем сидении лимузина Рауля, сцепив пальцы, обмениваясь весёлыми взглядами, а Трейси, который вызвался отвезти их, жужжал, как муха. Они всё же заехали домой, потому что Катце отказался ехать в клуб с парнем, у которого сьют заляпан зелёными пятнами, а волосы прихвачены хирургическим зажимом. "Это повредит моей репутации" - сказал он важно, потом ещё надменнее добавил: "Пойдут слухи – неужели я не могу себе позволить никого поприличнее?" Рауль только поднял бровь, они могли играть в эту игру до бесконечности, обмениваясь нарочито – пристойными, но полными тайного смысла замечаниями, с весёлым блеском в глазах, с затаёнными улыбками, Юпитер, если соблюдать осторожность, этим можно было заниматься даже на людях… Перегородку Рауль был вынужден опустить, потому что Трейси просто не мог ехать без общества, он тормозил посреди дороги, плачущим голосом спрашивал, куда сворачивать, машина двигалась рывками, так, что бутылки в баре позвякивали, Рауль хотел было налить по бокальчику, но Катце сказал ему, что с такой ездой вся выпивка окажется на коленях, а не в желудке, и вообще, с тебя хватит пока, мы ещё в клубе догоним. Рауль вздохнул:

- Мой агент мне приказывает, слышишь, Трейси?

- Ах, простите, простите меня, но я не могу, не могу лучше, тут столько всяких кнопок, я всё время путаюсь, - простонал маленький фурнитур, - ну зачем Вы отпустили Мимею, это же не моя специальность!

- Заткнись, парень, и гляди на дорогу, - невозмутимо сказал Катце, - и за руль держись, а? Мимея сама себя отпустила, роман у неё, говорит, такие дела. А я что – Ваш агент, мистер Эм? Не помню, чтобы подписывал контракт или ещё что.

Рауль придвинулся к нему, зарылся носом в жесткие от геля волосы, шепнул:

- Ты – мой всё на свете, Катце.

Рыжий стиснул его пальцы, отшатнулся, впился взглядом в лицо, ирония слетела с него, как паутина, он хотел сказать что–то, губы дрожали, но тут Трейси издал победный писк и закричал:

- Мы приехали, приехали, ах, мистер Рауль, мистер Катце, я сделал это, Юпитер, я…

Они выбрались из машины, сначала Рауль в тёмно - фиолетовом сьюте и фантазийно повязанном сливочном шейном платке, потом Катце – в рубашке травяного цвета с жемчужными пуговицами и светлых джинсах, Трейси поработал над ними на славу, и в предельно – короткие, по его понятиям сроки, Рауль заикнулся, что незачем перевязывать платок в шестой раз, пятый вариант был вполне приемлемым, но Трейси лишь шикнул на него - если мистеру Раулю всё равно, то он, Трейси, вовсе не намерен заслужить славу небрежного и безвкусного фурнитура, и он добился – таки того, что они выглядели совершенством, настоящим совершенством, Трейси счастливо улыбнулся им вслед, мурлыча себе под нос: "Я гениален, ах, Юпитер, я просто гений". И вечер обещал быть идеальным, и клуб был как клуб. Музыка, слышная даже на улице, анаболически - накачанные охранники в дверях, шикарный газон с живой травой, ступени под мрамор, очередь из желающих попасть в заветные врата, которую Рауль беззаботно миновал, абсолютно уверенный, что его, блонди, никто не посмеет задержать, так оно и было, разрисованная красными и чёрными спиралями дверь открылась перед ним, как по волшебству, охранники подобострастно поклонились, он шагнул внутрь, рёв музыки оглушал, ему послышался голос позади: "А ты куда?" какой – то шум, он оглянулся со словами: "Катце, что там…", и увидел с ужасом, что Катце бьётся в руках охранников, чудесная зелёная рубашка разорвана, рот в крови, Рауль никогда не двигался так быстро, до него ещё даже не всё дошло, а он уже оказался перед охранниками, у него хватило ума не заорать, он велел холодно:

- Отпустите его.

Руки качков разжались, Катце шатнуло к Раулю, блонди хотел было поддержать его, но "красный" устоял на ногах, выпрямился, натянул зелёный шёлк на худое плечо, рукавом утёр кровь с губ. У Рауля внутри всё вскипело от гнева, когда он увидел эти жесты, словно Катце пытался укрыться своим разорванным достоинством, лицо бесстрастное, ресницы опущены, пальцы мелко дрожат. К ним уже спешил начальник охраны, чуть не извиваясь на бегу:

- О, господин Советник, не могу выразить, как мне жаль…

- Объяснитесь. Я желаю, чтобы они, - четверть кивка в сторону охранников, - были наказаны.

- О, мы разберёмся, непременно разберёмся, уважаемый господин Советник…

- Сию же минуту.

- О, господин Советник, ещё раз простите, но Вам не стоило брать с собой… "красную" особь. Это элитный клуб, в правилах особо оговорено, что посещать его могут только уважаемые господа блонди, а так же "серебряные" и "зелёные" граждане. Если господину Советнику будет угодно пройти в зал, то наш кабинет для почётных гостей к его услугам, а Ваш парень посидит с персоналом…

Рауль уже открыл было рот для отповеди, когда Катце, неподвижно стоявший между Раулем и охранниками, нервным жестом опустил руку в карман за сигаретами. Дальше всё происходило очень быстро. Один из охранников перехватил его локоть, а второй влепил под дых, Рауль, вне себя от гнева, размахнулся и врезал ударившему в подбородок, так, что его голова откинулась назад с сухим хрустом, а тело, описав дугу над ступенями, грянулось о траву и застыло, изломанное не по–живому. Очередь ахнула и подалась назад, многие просто побежали к машинам. Тишина была такая, что музыка из дверей клуба казалась каким-то неуместным потусторонним явлением. Катце, не поднимая глаз, высвободился из повисшей руки второго охранника, выудил сигареты. Рауль рявкнул:

- Катце, иди в машину.

Рыжий медленно, как больной, потащился вниз по ступеням. Позеленевший начальник охраны проблеял:

- Го…господин Советник…

И замолчал под бешенным изумрудным взглядом. Блонди уронил:

- Передай своему хозяину, что у него больше нет клуба.

Развернулся, золотые волосы прошлись по груди охранника, тот вздрогнул, отступил, у него над головой рванула неоновая вывеска, выстрелила сгустком света и погасла, посыпались искры. Когда начальник охраны осмелился открыть глаза, машины блонди уже не было перед клубом. В салоне Рауль поднял перегородку, а Катце забился в угол, сначала просто сидел, обняв себя руками, потом выпрямился, прикурил, пальцы тряслись. Рауль не знал, что сказать, но говорить что–то надо было, Катце выглядел так, словно его гордость, как кровь, вытекала по капле из невидимой раны, Рауль не мог на это смотреть, он начал нерешительно:

- Катце…

- Ты убил его, - пробормотал "красный".

Рауль удивлённо ответил:

- Но он тебя ударил!

- Ты убил его, и тебе за это ничего не будет, - продолжил Катце тем же странным тоном, словно его разбудили за полночь, и он не очень понимает, где находится.

- А что, я должен был смотреть, как тебя… избивают? – возмутился Рауль.

- Ну и что. Я это заслужил, когда сунулся туда, куда мне было не положено, куда пускают только… высших.

- Катце, - Рауль был так испуган мёртвой горечью в голосе "красного", что у него пропали все слова.

Катце внезапно встрепенулся, сказал:

- Скажи, чтобы остановили машину.

- Катце, поедем домой, - попросил Рауль,

Катце невесело рассмеялся:

- Это твой дом, Рауль, не мой!

- Что ты говоришь, - в ужасе пробормотал Рауль, потянувшись, наконец, его обнять, но Катце вывернулся, стукнул в перегородку, крикнул: - Останови здесь, Трейси!

Машина затормозила, Катце открыл дверцу, обернулся, заглянул в потрясённые, несчастные глаза блонди, улыбнулся криво, сказал:

- Ты езжай, Рауль. Я приду завтра.

И вышел. Рауль смотрел сквозь затемнённое стекло, как он, сгорбившись, идёт в серый туман Танагуры, такой яркий в своей порванной зелёной рубашке. Такой нездешний. Мысль эта промелькнула в мозгу Рауля и пропала, в горле стоял комок, он закрыл глаза, а когда открыл их, справившись с головокружением, зелёного пятна уже не было видно. Рауль постучал в перегородку, сказал: "Домой", потом, игнорируя скулёж Трейси: "Просто повози меня, мне надо подумать" и крепко задумался, пока машина колесила по улицам Эос. Перед самым рассветом Рауль почувствовал, что они давно остановились, опустил перегородку и увидел, что Трейси спит, уронив голову на руль, тогда он вышел из салона, перенёс легкое тело парнишки на заднее сидение и повёл машину сам.

Катце свернул на проспект Мэйхуа, когда на востоке уже намечалось что–то вроде тусклого серо–розового свечения, гордо именуемого на Амой рассветом. Разбитую губу дёргало, ноги горели, он, кажется, за всю ночь так и не присел. Он прошаркал к своему офису, порылся в карманах в поисках карточки, там было только немного мелочи и пустая пачка сигарет, блин, дела, он просто не взял эту чёртову карточку, он и подумать не мог, когда они вчера собирались в клуб, что всё так хреново закончится. Катце шумно вздохнул и уселся прямо на асфальт. "Посижу немного и пойду в мотель" - вяло подумал он. Внезапно из густой тени в проулке раздался какой–то звук, Катце вздрогнул, был глухой предутренний час, даже ворьё к этому времени уже расползается по хатам, что за чёрт, рука скользнула к щиколотке, он выпрямился, сжимая пистолет… Дуло смотрело в лоб Раулю Эму, который вышел из темноты и сказал неуверенно:

- Катце, это я!

- Блин! - с чувством выругался Катце, затыкая пистолет за пояс, - ты что здесь делаешь?

- Жду тебя.

- Я же сказал, что приду сам! – он так рад был, что Рауль приехал к нему, это значит, что он… небезразличен Идеальному Блонди, это давало шанс на… пока он таскался по ночной Танагуре, гордость и обида перегорели, осталась лишь тоскливая обречённость, он был готов на любое унижение, чтобы иметь возможность быть с Раулем, да, его швырнули с небес на землю, и жестоко, но жизнь вообще - жестокая штука, особенно – жизнь на Амой, даже странно, как они провели вместе больше месяца, ухитряясь не вспоминать об этом, но теперь пришла пора платить, и Катце готов был платить за своё счастье. Счастье, которое стоит перед ним, не сводя тревожных зелёных глаз, обведённых синими кругами бессонной ночи, пижонский шейный платок съехал набок, волосы спутались, комкает в руке перчатки. На Катце накатила такая волна нежности и любви, что горло перехватило, и он не сразу сумел сказать:

- Всё нормально, правда, малыш, проехали.

- Нет, Катце, - сказал Рауль серьёзно, - не проехали, я хочу сказать тебе одну вещь.

Вот оно. Катце похолодел. Платить не понадобится, Идеальный Блонди всё взвесил и решил, что ниже его достоинства и дальше спать с "красной" особью. Катце скрипучим голосом сказал:

- Ну, если это так важно, я бы пригласил тебя в офис, но, видишь ли, я забыл у тебя карточку, так что…

- У меня машина здесь, - Рауль кивнул в сторону переулка и пошёл вперёд, Катце потянулся за ним, Трейси как-то умудрился впихнуть громадный Раулев лимузин в узкую щель между домами. Блонди открыл водительскую дверцу, сел, подвинулся, Катце плюхнулся рядом:

- А где Трейси, - буркнул он, что бы занять чем–нибудь эту ужасную паузу перед…

- Спит сзади. Катце, я хотел сказать, что…

- Ладно. Я понял. Ты хочешь сказать, что всё кончено, - хмуро перебил его Катце.

Рауль уставился на "красного", у того предательски дрожали губы, взгляд бегал. Рауль коротко вздохнул и притянул его к себе за шею, прижал голову к плечу, Катце вначале сопротивлялся, потом обмяк, вцепился в фиолетовый сьют, сжал кулаки. Пока – нет, Юпитер, пока – нет…

- Ты мой глупыш недоверчивый, - прошептал Рауль, отодрал его от себя, - ты – рыжая – недоверчивая – лисица! – каждое слово сопровождалось встряхиванием за плечи, не особо нежным, но Катце только улыбался, блаженно глядя на Рауля. Они ещё немного потискались, успокаиваясь, прячась от своих страхов в тепло любимого тела, родного запаха. Стекла в машине запотели, серо – розовая муть снаружи стала определённо светлее.

- Так что ты хотел сказать, - прошептал Катце.

- Помнишь, ты говорил, что сможешь увезти меня с Амой?

- Рауль, нет…- Катце оторвался от него, не веря своим ушам, - нет, ты не должен!..

- Так сможешь?

- Я смогу, но я не стану этого делать, Рауль, думай головой, я понимаю, ты сейчас рассержен…

- Я был рассержен!

-…и я тебе… нравлюсь немного…

- Ты упрямый негодяй, как ты можешь мне нравится! – с иронией и раздражением.

- Пусть так! – немного обижено, - …и из – за того, что меня побил какой–то козёл, ты откажешься от всего – власти, карьеры, почестей…

- Знаешь, Катце, ты много о себе воображаешь, - Рауль отодвинулся, голос его стал прохладным, слегка насмешливым, тон Идеального Блонди, до чёртиков твёрдый и разумный, - это не сиюминутная… любовная прихоть, я тебя уверяю, это взвешенное обдуманное решение. Ясон умер четыре месяца назад, я лишился покровителя своей… незаконной деятельности, и мне сразу же, заметь, предъявили два серьёзных обвинения, Юпитер меня недолюбливает, меня преследует эмоционально – нестабильный садист… я Рота имею ввиду…

- Ну спасибо!

- Не перебивай. Я могу перечислить тебе по пунктам все статьи Кодекса Юпитер, которые я нарушил, по двум из них наказание - смертная казнь. Кроме того, как ты думаешь, долго ещё мы сможем держать в тайне нашу связь? Я думаю, нет.

- Мы можем больше не…

- Катце, - сказал Рауль утомлённо, - не обижайся, но за то что я с тобой сплю, меня ждёт всего лишь щадящая коррекция. А вот за остальное… Власть, карьера и почести, которые ты упомянул, в моём случае могут оказаться… весьма мимолётны. Боюсь, моя казнь – всего лишь вопрос времени, лисёнок, - сказал блонди, невесёло улыбнувшись, - Но, конечно, если ты не хо…

Вместо ответа Катце поцеловал блонди так, что лопнула разбитая губа, и Рауль ощутил во рту вкус его крови. Он зализывал маленькую ранку, попутно они целовались, это было как в рай вернуться.

- Тогда мы уедем, и очень быстро, - прошептал Катце между поцелуями.

- Мой персонал…

- Ну значит, так быстро, как только сможем. Мне тоже надо будет кое-что провернуть напоследок. Мы будем очень–очень осторожны, - Катце закинул голову и издал тихий торжествующий вопль, потом уставился на улыбающегося Рауля, засмеялся, спросил:

 

- Куда?- Не знаю, куда захочешь. На Дарт?

- Слишком близко! Есть такая планета, Нью–Лондон…

Восторженный писк с заднего сидения:

- О, мистер Рауль, а я? Ах, Вы должны взять меня с собой, непременно, кто же будет смотреть за Вашей одеждой, Вашими волосами, за домом? – заспанная мордашка Трейси с размазанной под глазами тушью и всколоченными чёрно–розовыми "пёрышками", замаячила над перегородкой, маленький фурнитур смотрел на них умоляюще и радостно.

- Как же ж нам без тебя, - проворчал Катце.

- Нет, скажите Вы, мистер Рауль!

- Да, Трейси.

- Ах, спасибо, спасибо!

…Они говорят в два голоса, перебивают друг друга, Катце сжимает руку Рауля:

- Я очень хотел увезти тебя, только не знал, как предложить, не думал, что ты согласишься…
- А я часто об этом думал, Катце, правда, с того дня, как ты сопровождал меня к Юпитер, а вчера…
- Что, моя радость?
Рауль очень серьёзно отвечает, словно клятву даёт:
- Я больше не хочу жить на планете, где моего партнёра бьёт… всякая мразь, только потому, что у него волосы рыжие. Вот… Это… мой последний аргумент, Катце, лисёнок.
Катце подносит его руку к губам, перецеловывает сбитые костяшки пальцев.
Трейси смотрит на них и вдруг начинает реветь в три ручья. За мокрым, в испарине, как в слезах, стеклом, занимается тусклый кровавый рассвет Амой.
8.
- Я понимаю, господин Вирту. Две недели. О`кей. Но ещё раз прошу принять во внимание, что дело не терпит отлагательств. Аргументы? Господин Вирту, у меня масса аргументов, уверяю Вас, но он-лайн, с другой планеты их трудно…высказать.
Пауза.
- О, как любезно с Вашей стороны назначить мне встречу так скоро. Гольф-клуб, говорите? Да, я запомню. До свидания, мистер Вирту. Еще раз благодарю за отзывчивость.
Катце, приятно улыбаясь, нажал кнопку обрыва связи. Улыбка увяла у него на лице, он злобно выругался. Жадный говнюк! Все они говнюки! Пригласил на какой–то ****утый гольф, и кто, чёрт побери, объяснит ему, что это за гольф такой, а? Бесчисленные чиновники в Федерации, с которыми ему приходилось теперь иметь дело, мало того, что брали астрономические взятки, так ещё и требовали каждый своего подхода, даже, смешно сказать, уважения, мать их Юпитер трижды! Теперь вот Катце уже третий раз предстояло самолично лететь на Нью–Лондон для умасливания очередного бюрократа, а дело хорошо если наполовину продвинулось! Срань Юпитер! Он и не представлял, что будет так трудно легализовать на внешних планетах тридцать человек – персонал Рауля с семьями, его, Катце, доверенных ребят, которым нельзя было оставаться на Амой, - документы, легенды, объяснения, транспорт, – всё это требовало денег, времени, изворотливости и снова денег, денег, денег… Такое дело провернуть – это тебе не контейнер с образцами протащить через таможню! Рауль взял на себя своих людей, счета, а Катце досталась внешнепланетная часть их предприятия. Но дело всё – таки двигалось. По крайней мере, он уже свернул либо продал почти все свои дела в Танагуре, а первые пассажиры улетят на Дарт на следующей неделе. "Красный" устало потёр виски, набрал в поисковике слово "гольф", а когда прочёл первые ответы, застонал: "нет, нет!" и сполз с кресла на пол в отчаянии, комическом только наполовину. Юпитер, на какие жертвы ему приходится идти ради любви!
Он уходил из своего офиса поздно вечером, в Федеральную сеть из кабинета Рауля входить было опасно – слишком хорошо работали системы слежения в Эос, вотчине Юпитер. Он не торопился, Рауля дома не было, сегодня вечером хозяева Танагуры собирались на приём в честь трёхмесячной годовщины консульства Вальтера Трейна, праздник, конечно, так себе, но Рауль, из предосторожности скрупулёзно соблюдавший теперь этикет, сказал, что должен там быть. Катце фыркнул, правильность Рауля его иногда просто доводила, Юпитер, его блонди никак не мог понять, что они уже свободны, ну, почти свободны, в двух шагах от Нью–Лондона и новой жизни, чёрт побери! Острая радость вскипела в нём, как шампанское, он гикнул и наподдал ногой пустую бутылку из – под стаута, потому что не мог сдержаться, он был безмерно доволен собой, он самый хитрый и везучий сукин сын на этой ****ской планете, он свалит отсюда, прямо в рай, и очень скоро, и самый красивый блонди Танагуры – что бы там не говорили про И Хэ – поедет с ним!.. Самый любимый!..
- Эй, мистер Катце! – окликнули его сзади. "Красный" медленно обернулся, с трудом сгоняя с лица буйную улыбку, рука сжимала пистолет в кармане куртки, он не хотел больше сюрпризов, Юпитер, не сейчас… Но пальцы на курке тут же расслабились.
- А, Йоджи, привет, парень, - буркнул он нехотя. Щуплый сутулый "зелёный" парнишка подошёл к нему, щуря красные от постоянного сидения за монитором глаза. Хакер. Хороший, талантливый хакер, есть мозги, но слишком часто принимает стимуляторы, поэтому денег не было, нет и не будет, а мозги когда-нибудь спекутся в очередном "запое". И прости – прощай, хакер Йоджи. Он иногда выполнял для Катце кое–какую работу, ничего серьёзного, и, кажется, проникся к Бестии щенячьим мальчишеским обожанием.
- Как поживаете, мистер Катце? – он ухмылялся во весь рот, спереди уже не хватало двух зубов, с амфетамином не шутят, нет, сэр! А руки не подал, отвык от живых людей, салажонок!
- Нормально, - так нормально, что тебе и не снилось, дружок! Внимательные лисьи глаза скорее по привычке, чем из интереса, отметили модный сьют, уже замызганный, но явно не дешёвый, хорошие ботинки, платиновые часы на руке, - А ты, смотрю, поднялся, парень!
- Да-а-а, мистер Катце, - польщено и важно отвечал мальчишка, - я теперь работаю на большого… человека, в Эос, я и ещё трое наших.
- Кто? – скорее по привычке, чем…
- Миксер, Брейк, Синезубый… - зачастил мальчишка с явной гордостью. Катце присвистнул. Скажите пожалуйста! Лучшие хакеры Амой! Синезубый Джек Монтана был покруче Катце, и Миксер, если подумать, тоже. Зато Катце куда больше повезло в этой жизни. Он едва удержал улыбку.
- Ну, удачи, парень! Привет ребятам!
- Спасибо, мистер Катце! Послушайте, а может Вы тоже… ну, с нами… Та-а –акой проект!
- Какой? – скорее по при…
- Взлом и перекодирование самообновляющихся ИсИнов!
- Ты ещё скажи, что вы там Юпитер взломать собрались, - ворчит Катце, ему, в общем плевать, даже если эти придурки и вправду задумали влезть в старую железную суку, но он спрашивает, для порядка:- И каким же образом, а?
- Ахиллес! – таинственно шипит Йоджи, - Её ахиллес…
Он делает вид, будто надевает что–то на голову, закатывает глаза, высовывает язык, Катце отшатывается, салажонок хохочет в полном восторге, подпрыгивает на месте, потирает руки, Катце замечает, что его глаза, воспалённые, под опухшими веками, горят особым жидким блеском, зрачки расширены. Блин, да щенок в дугу обколот, а он стоит и слушает его бредни!
- Ладно парень, мне пора, - говорит он сквозь зубы и идёт к машине, газует с Мэйхуа так, что Йоджи шлёпается задницей на асфальт, сбитый завихрением воздушной подушки. Что–то не даёт Катце покоя, какой–то подвох, какое–то совпадение, но тут звонит мобильник, и голос Рауля спрашивает:
- Ты где? Я уже дома. Господин Консул изволил запить седативное вином, ему пришлось промывать желудок.
- А приём? – спрашивает Катце весело.
- Какой приём, - мрачно говорит Рауль, - как ты думаешь, кто оказывал ему эту первую помощь?
- Ты меня пугаешь!
- Я сам испугался. Хватит с меня одного обвинения в смерти Консула! А видел бы ты мой сьют, я думал, Трейси меня на порог не пустит!
Катце смеётся, мгновенно забывая и про Йоджи, и про таинственный проект, и про большого человека в Эос, потом смурнеет. Чёрт, ну как сказать Раулю, что ему снова придётся уехать!?
За окном – славный неяркий денёк, небо затянуто тучами, но дождя нет. Трещит электрическая швейная машинка, фурнитур Трейси склонился над грудой бледно–зелёного атласа, напевая себе под нос, пальчики с розовым маникюром ловко закладывают шов, на манекене рядом наколот наполовину готовый сьют. Иглы щёлкают о ткань, мысли Трейси текут лениво и неспешно, как у сытого котёнка. Мистер Эм будет неотразим в новом сьюте, и Трейси ждёт очередной триумф. Мистер Эм, сам того не замечая, имеет репутацию блонди, который одевается лучше всех в Танагуре. А всё благодаря кому? Сам – то он даже в зеркало никогда не смотрится. Хорошо ещё, что не капризничает, и не мешает Трейси одевать его. Хотя в последнее время…Ах, сколько самых изысканных сьютов оказались порванными и… запачканными! Этот Катце просто неуёмный! Ну что ему стоит действовать поосторожнее, сам же был фурнитуром, знает, где на сьюте молнии! А простыни! Трейси тихонько стонет и заламывает брови. Наши чудесные шёлковые простыни! Даже если закрыть глаза на неизбежные последствия, так Катце ещё и курит в постели! Отвратительно! А мистер Рауль не говорит ему ни слова, только смеётся, а когда Трейси пробовал жаловаться, приказал купить ещё простыней, и пепельниц побольше, и не беспокоить его по пустякам! Ах, нет, не дело это, не дело, когда монгрел, бывший фурнитур, про которого все знают, что он бандит, вот так, запросто, живёт в апартаментах блонди, уже и слухи пошли… Но мистер Эм так счастлив, что просто совестно укорять его, а у Катце, конечно, масса недостатков, но он так любит мистера Рауля, так… Трейси растроганно улыбается, быстро- быстро моргает ресницами, чтобы тушь не потекла, сладко вздыхает. Ах, эта запретная любовь!.. Наверное, хорошо, что они скоро переезжают на Нью–Лондон… Звонок домофона. Трейси выключает машинку, спрыгивает с табуретки, удивлённо пискнув. Кто бы это мог быть? Когда он подходит к экрану в прихожей и видит лицо посетителя, глаза его на секунду округляются, затем он частит слегка дрожащим голосом: "Прошу прощёния, сэр, но Советника Эма нету дома! …Нет, боюсь, мне это неизвестно. …Подождать его здесь?!? Но это… О, простите, сию секунду!" Отключает экран. С недовольной гримаской набирает пропускной код.
Рауль ужинал в ресторане, просматривая в ноутбуке отчёт о коррекции, проведенной его заместителем Нито, способным "серебряным" нейрофизиологом. Ужин под это чтиво почти не имел вкуса, но Рауля никогда не интересовало особо, что попадает ему в желудок, он машинально жевал то, что лежало на тарелке, глаза его внимательно скользили по строчкам текста и рядам формул и диаграмм. Не то, что бы Нито нуждался в проверке, или Рауль обязан был читать этот отчёт, нет, но Идеальному Блонди было всё же немного совестно, что он бросает вверенное ему учреждение, не подготовив преемника, он, конечно, составил подробные указания, кроме того, существовал ещё инструктаж Юпитер для особых случаев, но…
- Добрый вечер, Советник Эм.Рауль поднял глаза – перед ним стоял Посол Федерации, на этот раз один, без своего нахального пета.
- Добрый вечер, - блонди слегка поклонился, с опаской глядя на дипломата. Со времён вопиющего "моего мальчика" Хазал часто беседовал с ним на приёмах, которые Рауль посетил в несчетном количестве, и не позволил себе ни одного намёка на тот странный разговор.
- Вы позволите? - спросил дипломат, указывая на стул.
- О, конечно, - вежливо отозвался Рауль. Хазал уселся, устремил на блонди внимательный, беспокойный взгляд. Рауль впервые заметил, что у Хазала очень красивые глаза, хоть и чёрные, но большие, выразительные, в густых ресницах, с красивым необычным разрезом – наружными уголками вниз, странно было видеть бархатные глаза молодого красавца на отяжелевшем лице старика, что–то словно шевельнулось в Рауле навстречу этим глазам, он вдруг вспомнил имя мистера Хазала, которое не знал никогда, он мог поклясться в этом, посла звали …Фархад… Рауль поморгал. Юпитер, надо же! Он просто слишком нервничает в последнее время, все эти хлопоты, и Катце вернётся только завтра, без него Раулю было…
- Господин Советник, я хочу попросить Вас об одолжении, - говорил между тем посол.
Рауль ответил, несколько суше, чем прежде – на всякий случай:
- Всё, что в моих силах, господин посол.
- Благодарю Вас, - чуть насмешливо отозвался посол, - но, если возможно, я бы хотел сообщить подробности в более… конфиденциальных условиях. Если возможно… то у Вас в апартаментах.
Рауль по привычке поднял брови в легчайшем, чуть презрительном недоумении, потом подумал – а что, собственно, может произойти? Катце в отъезде, лаборатория уже свернута, может, старый хитрец просто хочет передать ему что–нибудь с внешних планет, какой–нибудь образец для работы или исследования, старик же понятия не имеет... В конце концов, раньше Рауль хватался за такие вот сюрпризы дипломата, как ребёнок - за конфетку. Так трудно быть биологом на планете, где из живности – только крысы, тараканы и бактерии! Ну и люди. Поэтому Рауль церемонно кивнул:
- Почту за честь принять Вас.
Лифт бесшумно поднял их в пентхаус Рауля, блонди не возился с домофоном и сам открыл дверь. В прихожей было темно. "Свет везде" - сказал Рауль, учтиво пропуская Хазала вперёд. Куда же подевался этот бестолковый Трейси, без него Рауль решительно не представлял, чем занять гостя.
- Как у Вас мило, - заметил Хазал, оглядываясь, склонился к синему цветку, все гости любили синий цветок, западали на него, говорил Катце… Кусок цветочного горшка отделился и с мягким стуком упал на ковёр. Рауль вздрогнул, холодок прокатился по спине, вдруг ему стало не по себе в собственном доме – анфилада пустых комнат, приглушённый свет, и мёртвая тишина, он крикнул, уже в полный голос, сердито и немного испуганно:
- Трейси, немедленно ко мне!
- Советник Эм, - Хазал тронул его за плечо, указал на красное пятно на ковре у порога. Рауль ахнул и бросился в глубину апартаментов.
Он нашёл Трейси в своей собственной спальне, до этого он методично обыскал все комнаты, даже опустевший Мимеин гадючник, о спальне он подумал в последнюю очередь, а маленький фурнитур лежал там, распластанный на кровати, где Рауль спал с Катце, на белом покрывале, в луже подсыхающей крови, похожий на сломанного куклёныша. Хазал, войдя следом, издал невнятный звук. Невыносимо пахло свежей кровью, мочой, кишечными газами. Рауль, не дыша, приблизился к кровати, наклонился. Закрыл глаза, судорожно сглотнул, собираясь с силами, перед тем, как снова посмотреть на это. Соберись, Рауль. Думай головой. Он достаточно хорошо разбирался в судебной медицине, что бы понять – он видит картину, продуманную и выполненную с хладнокровной жестокостью. Трейси умер от множественных проникающий ножевых ранений в низ живота и паховую область. Судя по всему, нож был длинный. Длинный секционный нож в сильной руке, он пробивал щуплого фурнитура насквозь и оставлял дыры в покрывале, Рауль увидел их, когда перевернул тело. Трейси просто истёк кровью из растерзанных почечных и тазовых артерий, развороченного мочевого пузыря и изрезанного члена. Кроме того, чёрные волосы маленького фурнитура тоже были в крови. Они были тщательно, аккуратно вымазаны кровью, так что пестрые пёрышки стали полностью красными. Голова Трейси была повёрнута на бок, и, когда Рауль распрямлял слегка окоченевшую шею, он уже знал, что увидит. Разрез на щеке, грубый, рваный. Похожий на тот. Посмертное повреждение, судя по бледным тканям в глубине раны. Черные глаза закрыты, потому что… они нарушили бы целостность картины. Нежно – розовый блеск для губ блестел нетронутым цветком на сером обескровленном личике.
- О Боже! – сдавленно простонал Хазал у него за спиной, - ка… какой ужас!..
Он зажал рот и кинулся со всех ног из комнаты, провонявшей смертью. Рауль выпрямился. Его шатало, тошнота волнами подкатывалась к горлу, но он-то не мог позволить себе ничего подобного. Его бедный глупенький Трейси. Убитый просто ради… посыла, намёка. Словно чудовищная запись на автоответчике. Автограф на память. Чтобы Рауль не забывал. Не расслаблялся. Блонди чувствовал, что лицо у него онемело, неяркий свет больно резал глаза, запах… Нет, не смей. Соберись, Рауль, соберись. Иди в кабинет. Позвони, чтобы его забрали. Сделай всё, как положено, Рауль. Он заставил себя повернуться спиной к Трейси. Как лунатик, добрался до кабинета, набрал номер по визору пальцами, испачканными кровью. Внутри он корчился от ужасного понимания, но его лицо и голос были воплощённым спокойствием, когда он говорил:
- Советник Рауль Эм вызывает биоуборщиков в свои апартаменты. Смерть от несчастного случая, фурнитур Дарк Трейси. Благодарю за содействие.
Они приехали на удивление быстро, спецбригада Департамента Охраны Эос, убиравшая человеческие отходы. Забрали Трейси, которого Рауль бережно завернул в белое шёлковое покрывало. Малыш так любил красивые ткани, так хорошо разбирался в них… Блонди стоило труда отправить старого дипломата вслед за похоронной командой, тот всё порывался остаться с ним, только зачем, Рауль, оцепеневший, погружённый в свои мысли, не нуждался ни в чьём обществе. Завтра приезжал Катце, и Раулю о многом надо было подумать, многое сделать. Они стали слишком неосторожными, слишком… счастливыми, и Амой настиг их.
- Это шок, мой дорогой мальчик, позвольте мне… – взволнованно говорил дипломат.
- Уверяю Вас, со мной всё в порядке, - безразлично.
- Я не могу оставить Вас… в такую минуту…
- Уходите. Мне надо побыть одному.
Вышло грубо, но у Рауля просто не доставало сил сдерживаться, он почти выталкивал Хазала из двери, уже на пороге лифта старик обернулся и спросил:
- Я уйду, простите. Но… Вы хоть догадываетесь… кто это сделал?
- Нет, - ответил Рауль правдиво. Он не догадывался, он знал наверняка.
Всю ночь Рауль заметал следы преступления так тщательно, как будто убийцей был он сам. Заснуть он всё равно не смог бы. Сказать, что он был напуган – значит ничего не сказать, он был вне себя от страха, от невыносимой тревоги за Катце. Катце, его ахиллес. Как легко, оказывается, ему жилось, когда он ещё был Идеальным Блонди! И он думал, что ужас – это существовать под вечной угрозой разоблачения и кары, ходить по лезвию ножа, день и ночь быть настороже, трижды обдумывать каждое слово, и потом промолчать, спать четыре часа в сутки и выполнять нелюбимую, изматывающую работу, так что иногда не хватало сил на другую, запретную, ради которой он нарушил закон, и продолжал нарушать снова и снова. И он думал, что это – несчастья? Юпитер! Он даже не знал значения этого слова! Несчастье было только одно – потерять Катце. Дерзкого, рискового Катце, который не боялся никого на Амой, кроме, может быть, Ясона, да и то давно. Который мотался по всей Танагуре на своей дорогущей спортивной машине или на байке, или пешком, который был заметен в любой толпе – высоченный, как блонди, косая рыжая чёлка падает до подбородка, вечная сигарета в зубах, он и не думал таиться, нахальный лис, уверенный, что всегда сумеет перехитрить охотника, что всё схвачено, всё под контролем, он иногда хвастался Раулю своими операциями, смелыми, продуманными, Рауль видел его глаза, горящие бешенным азартом, хитрую, довольную улыбку, ему нравилась опасность, нравилось жить на грани, Рауль представил его реакцию на гибель Трейси, и ему стало не по себе от одной мысли, что Катце… Рауль так сжал пульт управления роботами – уборщиками, что маленькие машины сбились в кучу и тревожно загудели, не в силах выполнить бессмысленные сигналы. Блонди стоял на пороге спальни и невидяще смотрел на разорённую кровать. Катце…этого так не оставит. Он ненавидит Рота. …Чёрное дуло упирается в лоб Старшего Коронёра, палец побелел на курке, лицо у Катце каменное, глаза горят, как угли… Злобное шипение Рота: "…я не забуду этого вам…обоим!.." Издевательская улыбочка "красного" в ответ. Юпитер, только теперь до Рауля дошло, что Катце поднял оружие на блонди, и сделал это так легко, так обыденно, потому что привык разрешать все проблемы силой либо хитростью, он разучился отступать, он не понимает, что больше не сможет застать Рота врасплох, он попытается, но… Рауль судорожно сглотнул, перед глазами стояло растерзанное тело на белом покрывале, только теперь волосы были рыжими, по-настоящему рыжими, длинная чёлка рассыпалась, открывая полоску шрама, золотистые глаза застыли, кровавая лужа… Нет, нет, - Рауль помотал головой, прогоняя ужасное видение, он просто не вынесет этого, не переживёт, если с Катце что–нибудь случиться, Юпитер, а ведь достаточно одной пули … тот киллер в Мидасе, и Рауля не будет рядом, когда в Катце будут стрелять!.. Блонди без сил опустился на краешек кресла, обнял себя руками, покачиваясь, как маятник, он сходил с ума от страха за Катце, и не замечал этого. Он вспоминал каждую неосторожную фразу "красного", каждый рисковый поступок, а их слишком много было в последнее время, с тех пор, как они решили уехать с Амой, Катце всё стало нипочём, он вёл себя так, словно они стали гражданами Федерации, он мотался туда – сюда, и не всегда понимал уже – на Дарте он или на Амой, буйная, мальчишеская радость била в нём ключом, он словно жил в будущем, и посмеивался над осторожностью Рауля, и обещал с хитрым видом так хлопнуть дверью напоследок, что… "Он считает, что он умнее всех. Следи, чтобы он не зарывался". Насмешливый голос Ясона прозвучал у Рауля в голове так ясно, что он вздрогнул. "Так что держи его в рамках, Рауль, если получится". Рауль судорожно вздохнул. У него плохо получалось. Катце… привык командовать. Он скажет что–нибудь вроде "я убью эту сволочь", и просто не станет слушать, если Рауль начнёт его уговаривать покинуть Амой немедленно. Он такой упрямец… Рауль думал до утра, перебирая кнопки пульта, роботы – уборщики сновали, как деловитые мыши, по пустынным апартаментам, вылизывая в который раз и без того стерильно – чистые комнаты. Утром он позвонил в Апатию и приказал прислать казённого фурнитура. Он кое–что надумал. Он любой ценой заставит Катце держаться подальше от Амой.
Катце вышел из ангара, снаружи заброшенного, а внутри – отделанного по последнему слову техники. Шлюпка дартианского корабля на посадочных стапелях была укрыта маскировочной сеткой, сам корабль уже покинул орбиту Амой. Окольные пути нелегалов - капитан за хорошие бабки задерживается у планеты по какой-нибудь важной капитанской причине, и спускает маленькую шлюпочку, незаметную для радаров. Или, наоборот, принимает. Абсолютно безопасный способ проникнуть на планету. Или покинуть её. Или перевезти небольшой груз. Катце, конечно, мог слетать и законно, по билету, через космопорт и идентификационный контроль, но Рауль, перестраховщик Рауль, уговорил его поменьше светиться. Зануда. Катце, не сдержавшись, улыбнулся, когда представил, что через час увидит его, увидит спокойную радость в зелёных глазах, они выставят Трейси из кабинета, и устроятся на диване в обнимку, и Катце в лицах расскажет Раулю и про гнусный гольф, и как он провернул дорогостоящий, противозаконный, но чертовски эффективный подкуп должностного лица, и его блонди будет смеяться тихонько, не сводя с него глаз, и тоже расскажет, что он делал всё это время, длинную тоскливую неделю, работа, ликвидация счетов, приёмы… Катце просто бесился, когда слышал о приёмах, ему казалось, что Рауль никого не может оставить равнодушным, слишком хорош он стал, словно засиял изнутри, ледяное совершенство Идеального Блонди меркло перед живой красотой Рауля Эма, его Рауля, его тёплой кожи, блестящих глаз, разгоревшихся щёк и губ, грациозных движений, и этот ясный радостный взгляд… Настойчивый гудок вырвал Катце из бессвязных эротических мечтаний. Он оглянулся, и едва не подпрыгнул - знакомый лимузин стоял почти у ангара, такой же неуместный здесь, на задворках космопорта, как сам Рауль Эм где-нибудь в Цересе без охраны. Здоровенная бронированная машина дала задний ход, притормозила прямо перед Катце. Щёлкнула дверь.
- Катце, садись быстрей, - сказал Рауль из салона. Катце скользнул к нему на сидение, обнял, потянулся поцеловать, но тело Рауля было застывшим, напряжённым, губы – безответными, только потом, когда машина тронулась, он расслабился, прижался к встревоженному Катце, очень сильно, тот едва смог отодвинуться немного, что бы взглянуть ему в лицо, Рауль выглядел уставшим и нервным, "красный" испуганно спрашивал между поцелуями:
- Ну что ты, малыш, что такое?
- Ничего, - твердил Рауль, вцепившись в него.
- Соскучился?
- Да.
- А этот танк зачем гонять? Ты б ещё охрану с собой притащил!
- Он бронированный… Вечер, Катце, и район… опасный…
- Сумасшедший, - ворчит Катце, тревога отпускает, ему и смешно, и приятно, - Раньше я был сумасшедшим, а теперь - ты. Ну что со мной может здесь случиться? Параноик.
Пусть, пусть Рауль был параноиком, но Катце… Успешное решение нью-лондонской проблему повергло его в эйфорию.
- Всё готово, с документами покончено! - ликующе орал он, - Меньше, чем через месяц мы уже будем на Нью–Лондоне, и абсолютно легально, всей бандой! Мне надо будет смотаться туда ещё раз через пару дней, отвезти кое–что, и утрясти дела с капитанами шатлов, я просчитал, всего семь заходов, два уже сделали, так надо проплатить остальным и составить расписание шлюпок. И всё! Всё, представляешь? – он навзничь шлёпнулся на кровать, раскинул руки. Он даже не заметил, что Рауль теперь спит в другой комнате. Спросил только, где Трейси, и Рауль сказал, что фурнитур попросил пару свободных дней, показ мод или что–то там такое. Катце пропустил это мимо ушей, и снова принялся описывать, как он впарывал взятку чиновнику на поле для гольфа:- Прикинь, кругом трава, и не для красоты, а все по ней ходят…
- По траве? – удивлённо переспросил Рауль.- Да, прямо по траве, сам скоро будешь ходить!
- Нет, я не смогу, я же её испорчу!
- Рауль, там этой травы!.. И деревья, везде как в Парке Юпитер, ты не поверишь, а воздух! Блин, я как пьяный ходил, как обкуренный, почище Консула, и эти чудики с клюшками, никогда в жизни не видел разом столько стариков, не меньше, чем лет по сорок каждому, прям не по себе как–то, и там ещё ямки выкопаны, прям в траве, и они катают туда клюшками маленькие такие мячики, я не очень врубился, какие правила, но бильярд круче, факт! Правда, круче? – он приподнял голову, хитро взглянул на Рауля, блонди со смешком отозвался:
- Круче, - они однажды играли в бильярд на интерес, как выразился Катце. Интерес быстро стал обоюдным, а бильярдный стол потом пришлось менять, не выдержала ножка.
- А я про что! – Катце сунул в рот сигарету, прикурил, затянулся, выпустил клуб дыма в потолок., - и я таскаюсь за этим жадным гадом по всей этой траве, торгуюсь для приличия, сразу соглашаться было нельзя, а то он почуял бы слабину и… Эй, ты что, собираешься куда–то?
- Приём у Моретти, - со вздохом пояснил Рауль. Казённый фурнитур, генетически модифицированная особь, без голосовых связок и реагирующая только на приказной тон, облачал его в парадный сьют.
- Так. У Моретти, – враз поскучнел Катце, - А я останусь тут с нашим молчаливым приятелем. Слушай, почему блонди можно всё, а прочим – ничего?
- Катце, я же говорил тебе, я не должен вызывать и тени подозрений, особенно сейчас! Это официальное мероприятие…
- Я не понимаю, чего ты боишься, через каких-то три недели…
- Катце, я уже ответил, что буду там...
-…ты сможешь посылать их всех к черту по радио с Нью –Лондон!
- Катце!
- Что – Катце? Можно подумать, ты хочешь насмотреться на Моретти напоследок!
- Катце, ну что ты несёшь? Ты бы себя послушал!
- Ты бы себя послушал!
- Ты что… опять ревнуешь?
- Ни черта я не ревную! С чего бы мне ревновать, а? Он тебя всего лишь щипал за…
- Катце, прекрати, пожалуйста!
- Рауль, останься, пожалуйста!
- Ну будь же разумным, лисёнок, я вернусь через час!
- Не хочу быть разумным, - дурашливо простонал Катце, - мне Нью–Лондона хватило! Пошёл отсюда! – это фурнитуру. Тот послушно скрылся за дверью. Рауль вздохнул.
- Катце, пойми, пока мы ещё на Амой, и должны подчиняться правилам…- терпеливо начал он, тревога разъедала его изнутри… Но Катце ничего не заметил. Он опять застонал, уже почти всерьёз.
- Рауль, знаешь, меня иногда просто…
- Что?
- Да ничего."Тошнит от твоей правильности".
Рауль посмотрел на Катце так, словно услышал невысказанные слова, опустил голову, сказал:
- Я через час вернусь.Повернулся к двери. На душе было тяжело. Ему так не хотелось уходить, но он должен быть на этом приёме, Дэрилу Роту нужно убедиться, что Рауль запуган, деморализован, коронёр будет наслаждаться этим, и утратит бдительность, а он тем временем… Внезапно Катце прыгнул на него сзади, повис на спине, повалил на кровать, перевернул, уселся верхом, стиснув худыми руками так сильно, что Рауль ахнул от неожиданности, близко–близко блонди видел весёлые лисьи глаза, коварную, дерзкую улыбку, рыжая чёлка щекотала висок.
- Попался, мистер Идеальный Блонди! – прошептал Катце прямо ему в губы, чмокнул в нос, - никуда ты не пойдёшь, понял? – поцеловал в уголок рта, - спорим? – ещё поцелуй, - я тебя не пущу.
- Спорим… - пробормотал Рауль и вдруг неуловимым движением сдёрнул с себя "красного", попытался взять в захват, Катце, хихикая, вывернулся, размолвка была забыта, они боролись среди сбившихся шёлковых покрывал, катались в обнимку, вскрикивали, смеялись, тузили друг друга, как мальчишки, в конце концов Рауль – знай блонди! – подмял Катце под себя, прижал над головой оба запястья, бедрами пригвоздил к постели, Катце дёргался и вопил, что так нечестно, что блонди можно только смотреть, но не трогать, и он, Катце, теперь понимает, почему, чёрт побери, что ж ты делаешь, ты мне все кости переломаешь, он раздвинул ноги, обхватил талию Рауля как ножницами, пытаясь перевернуться, блонди, чтобы его удержать, прижался так сильно, так близко, что "красному" показалось - между ними нет одежды, и он чувствует твёрдый, тяжёлый член Рауля голой кожей, он застонал удивлённо, внезапно всё перестало быть игрой, блонди тоже замер, сверху вниз глядя на Катце, он часто дышал, растрёпанные золотистые волосы опутывали их, как водоросли, Катце попробовал пошевелить руками, но Рауль держал крепко, Катце, сдаваясь, прикрыл глаза, толкнулся раскрытыми бёдрами навстречу Раулю, внутри у него всё скрутило от горячего, ****ского желания почувствовать Рауля в себе, он заскулил "Рауль, Рауль", тёрся промежностью о твёрдый член блонди, Рауль выпустил, наконец, его руки, торопясь, как бумагу содрал джинсы "красного", срань Юпитер, хорошо, что ты такой сильный, потом наступила очередь парадного сьюта, и Рауль упал на него, кожа к коже, целуя, всасывая язык, Катце только ахал задушено, стискивал его руками и ногами, Рауль как по живому оторвался от него, потянулся к столику за кремом, Катце застонал от разочарования, когда почувствовал вместо налитого члена блонди пальцы, такие тонкие, такие… ах, такие… Юпитер, мать твою, Рауль, ещё, ох, чёрт, малыш, ещё так, он прижал колени к груди, ему казалось, что он кончит, едва только Рауль вставит ему, но его блонди, чёртов садист, делал это медленно, так медленно, словно хотел убить его, вошёл до конца, раскалённый, твёрдый, гладкий живой нефрит, и замер, никакой боли, как он умудрился, Катце всхлипывал, дёргался ему навстречу, потом затих, открыл глаза, он только сейчас понял, что всё это время видел одну темноту и огненные круги под веками, а лицо Рауля в тени волос показалось ему лицом ангела в сени крыльев, он замер от этой неимоверной красоты, протянул дрожащую руку, погладил по щеке своё чудо, своего ангела, Рауль опустил ресницы, поймал его пальцы губами, поцеловал, забрал в горячий влажный рот, а сам двинулся назад, из Катце, а потом снова вперёд, подхватив под плечи, словно в душу входил, убийственно медленно и нежно, срань Юпитер, никто и никогда не трахал Катце так нежно, не сводя взгляда, пытаясь прочесть по лицу малейшие признаки боли или неудовольствия, но в глазах Катце была одна только радость, и Рауль едва сдерживался, это было невыносимо хорошо – тонуть в этих блестящих, распахнутых навстречу янтарных глазищах, и чувствовать, как Катце сжимает его в себе, какой он горячий и узкий, как расступается, растягивается от нажима, и его пальцы, их солёный, сигаретный вкус, он знал раньше только проворные руки Катце и его жадный рот, он не представлял, как хорошо у него внутри, когда он словно распластывается под тобой и можешь сделать с ним всё, что угодно, Юпитер, если бы вне постели он мог заставить его хотя бы… Рауль застонал, двигаясь в Катце, он понимал, что не выдержит больше ни секунды, он сжал скользкими пальцами пульсирующий член "красного" и подался вперёд, уже резче, сильнее, Катце вскрикнул, закусил губу, его свело на Рауле судорогой, семя брызнуло вверх, заливая грудь блонди, жемчужными каплями повисло в волосах, Рауль ещё не закончил движения, а оргазм Катце уже унёс и его, выжимая досуха, он сдавленно застонал, толкаясь в сжатый увлажнённый проход, сердце выпрыгивало из груди, в ушах звенело, воздух вокруг сгустился, он упал на "красного" без сил, выскальзывая из него, Катце целовал его, оторваться не мог, облизывал губы, шептал, смеясь:
- Что ж ты раньше молчал, а, тихоней прикидывался, а сам просто бандит, он у меня аж до сердца достал, ну, теперь ты у меня попляшешь, понял, а то уке да уке, лентяй ты и всё, Рауль мой, радость моя, - и снова нежности и ругань вперемежку, Рауль подставлял губы, уже покорно, прижимался к худощавому гибкому телу, устраивал голову на плечо "красного" и почти дремал, ослабев от любви и страха, когда Катце, неуёмный Катце, ликующе пропел ему на ухо:
- А я ведь выиграл, Рауль, слышишь? Никуда ты сегодня не пошёл! А Моретти…- тут он оборвал себя и подмигнул Раулю, и столько было бесшабашного, хвастливого задора в его голосе, что тревога, отступившая было, снова навалилась на Идеального Блонди.
Следующие двое суток прошли для Рауля как в бреду. На работе, перед Ротом, он старательно разыгрывал затаённый ужас, он и сам не смог бы сказать - насколько разыгрывал, а насколько испытывал по–настоящему. Ему становилось не по себе от холодного, пристального взгляда Старшего Коронёра, и он считал часы до отлёта Катце, как будто тот был наскучившим любовником, и блонди не терпелось от него избавиться. Хвала Юпитер, Катце все эти двое суток просидел безвылазно дома за монитором в местной сети, выкачивая и подправляя досье тех, кто уезжал с Амой вместе с ними, занимался и не только этим, как оказалось. Он притягивал Рауля к себе, рассеянно целовал и говорил, что вот сейчас, один момент, он только влезет сюда, в Департамент ВС, ты смотри, Рауль, какие хитрые… но я вас сделаю, я вас всех уже сделал, мы их сделали, да, Рауль, радость моя?..
Они ужинали в последний вечер, потом Рауль собирался везти Катце в космопорт, на этот раз он улетал легально, и блонди кусок в горло не лез от тревоги и плохих предчувствий, а Катце был весел, как пацанёнок, налакавшийся стаута, он включил TV в столовой, и беззаботно щёлкал пультом, отыскивая нужную программу, потом заявил: "А теперь - десерт, Рауль!", увеличил громкость, голос тележурналиста, нарочито – сдержанная интонация:
-… Советник Кристиан Моретти (кадр с какого - то открытого совещания – красивое лицо обращено к изображению Юпитер, голубые глаза горят праведным рвением), глава Департамента Внешних Сообщений, был задержан в борделе в Мидасе во время профилактического рейда. Господин Советник в своём заявлении журналистам (кадр без звука - искаженное лицо Моретти, рот открывается, артикулируя непечатные выражения) уверяет, что только смотрел (многозначительная пауза), мы далеки от того, чтобы опровергать его слова, но кто объяснит нам, почему он при этом был почти раздет и привязан к креслу? (кадр Моретти во всей красе, из одежды - только чёрный кожаный гульфик, к креслу Советник прикован наручниками) Оставайтесь с нами, говорит Грин Роберт Пейдж, TV- 13…
Рауль ахает, он шокирован, но одновременно не может сдержать смех, он хохочет до слёз, уронив голову на стол рядом с тарелкой, отсмеявшись, поднимается, щёки мокрые, ему стало немного легче, но он смотрит на Катце, и всё опять сжимается у него внутри - глаза "красного" блестят, он не смеётся, но вид у него хитрый и таинственный, как будто…
- Катце, - подозрительно говорит Рауль, - это твоих рук дело?
- Моих? – переспрашивает Катце с возмущением, - да я его и пальцем не трогал, могу поклясться!
Но Рауль ни с чем не спутает этот шальной, азартный взгляд, выражение мстительного торжества, он вздрагивает, в этот момент Катце, его рыжий лисёнок Катце, так похож на… Рота, на Ясона, словно они – и блонди, и монгрел, - вышли из одного питомника, словно в воздухе Амой есть что–то, что делает их…такими вот… Держи его в рамках… Рауль Эм вздрагивает, быстро подходит к Катце, обнимает его, уткнувшись лицом в шею, чувствуя тонкое худое тело, хрупкие кости под грубой джинсой, "красный" приникает к нему, уронив пульт, перебирает длинные волосы, шепчет растерянно и радостно:
- Ну ты что?
Рауль отрывается от него, сжимает в ладонях худое угловатое лицо, единственное, любимое, проводит пальцами по шраму, просит:
- Катце, ты не мог бы… быть осторожнее?
Катце удивлённо смеётся, говорит с нежной досадой, как ребёнку:
- Я осторожен, Рауль, всё под контролем, да что с тобой такое, а?
Рауль отчаянно смотрит на него, он уже больше не может, он близок к тому, чтобы всё рассказать, но Катце с великолепной петушиной самоуверенностью заявляет:
- Я же обещал хлопнуть дверью напоследок, помнишь?
- Не надо! – Рауль почти срывается на крик.
- Да почему? – орёт Катце в ответ, - это же прикольно, чёрт побери, только и всего, тебе что, жалко Моретти? Корпоративная солидарность?
- При чём здесь корпоративная солидарность? Юпитер, ты что, не понимаешь, что мы все, не только ты и я, все люди, которые нам доверились, все мы можем оказаться на грани провала из–за твоих… штучек? Да тебя просто заносит, Катце, ты разве не видишь?..
Монитор TV, крутивший рекламу, вдруг щёлкает и отключается. Лампы в столовой мигают. Рауль останавливается, пытаясь отдышаться, говорит, уже спокойнее:
- У тебя шаттл через час, иди собирайся, поедем в лимузине, и пожалуйста, без возражений.
Блонди выходит из столовой, Катце, оставшись один, фыркает, он понимает, что Рауль в чём–то прав, но нельзя же так занудствовать, в самом деле, тут он усмехается, срань Юпитер, а до его блонди, наконец, дошло, что они не в шутку собираются убраться с Амой, и он взялся за дело на свой идеальный манер, Катце, посмеиваясь, качает головой, отправляет в рот печенье с раулевой тарелки. Тогда всё это ерунда. Раулю тяжело перестроиться, только и всего, Катце знает, что его блонди, быстрый и решительный по работе, в частной жизни… немного тормозит. Ему трудно менять привычную, удобную Танагуру на неизвестность внешних планет, он нервничает, встревожен, но не хочет говорить об этом, считает трусостью, его деликатный, правильный Рауль. Катце ласково улыбается. У него есть сюрприз для Рауля, на Нью–Лондоне не всё будет таким уж незнакомым… И Катце, успокоив себя, насвистывая, отправляется мириться, туда, где лампы в громадных пустых апартаментах тревожно переливаются золотистыми огнями.
Они, конечно же, помирились, Рауль был в ужасе от своей вспышки, а Катце, у которого задачка, как ему казалось, сошлась с ответом, благодушно согласился на лимузин, он бы на что угодно согласился, только бы приободрить Рауля, чёрт, да подставляя Моретти, он тоже хотел позабавить Рауля, по крайней мере, так ему казалось в космопорте, когда он обещал вернуться через неделю, не позже, и запретил Раулю высовываться из машины – вдруг узнают, и уходил, не оглядываясь, к терминалу, своей развинченной походочкой, лицо застывшее, зубы прокусили насквозь фильтр сигареты, и все его мысли были – только о Рауле, и, как всегда, он не выдержал и оглянулся, но бледное лицо блонди в открытом салоне машины показалось ему странным, таким странным, что он подумал – я сплю, не может быть, чтобы он и правда… любил меня, он же смотрит мне вслед с облегчением, он же рад, что я уезжаю… Катце потрясённо помотал головой, а, когда обернулся опять, то увидел, что дверца лимузина захлопнулась, и громадная шикарная машина стоит безмолвно, слепо сияя затемнёнными стёклами. Конспиратор хренов. Катце попытался улыбнуться, пришла его очередь, и он постарался выкинуть из головы дурные мысли. "Ред Катце, идентификационный номер…" Он же не уехал, так? Он ждёт. Мой Рауль.
…Рауль ждал. Он видел, как высокий худой парень, его любовь, прошёл паспортный контроль, скрылся в зале ожидания. Слышал, даже через звукоизоляцию, рёв двигателей пассажирской шлюпки, которая доставит Катце на орбитальный корабль. Прижавшись лицом к стеклу, уловил короткую вспышку, это шлюпка сходила со стапелей, устремляясь в небо. Хвала Юпитер. Блонди только сейчас заметил, что всё это время вжимал ногти в ладони, полукруглые следы наполнялись алым, пальцы дрожали. Хвала Юпитер! Катце в безопасности. Теперь Рауль должен… Ему стало заранее нестерпимо стыдно за то, что он собирается сделать. Два звонка, только и всего…
9.
Первый звонок был по внутренней линии Эос, суперзащищённой, недоступной ни для кого, кроме блонди. Рауль даже не номер набрал, а имя. Экран вспыхнул мгновенно, приятный юноша в комбинезончике фурнитура, дежурная улыбка:
- Апартаменты Советника И Хэ. Чем могу служить, сэр?
- Соедини меня с Советником, - ответил Рауль ровным голосом.
- Сию секунду, сэр.
Экран мигнул, и на нём появилось красивое склонённое лицо в обрамлении бело-золотых волос, на глазах была повязка. Рауль удивлённо заморгал, развернул окно и замер - руки И Хэ методично разбирали стандартный полицейский пистолет, вслепую, двигаясь с неимоверной даже для блонди быстротой, у Рауля замерло сердце, во рту пересохло, это бесстрастное, жёсткое лицо, тонкие пальцы, вертящее смертельную игрушку, напугали его до дрожи, ещё секунда, и он отключился бы, но тут Алексис И Хэ сорвал с глаз повязку и улыбнулся Раулю:
- О, привет, дорогой, какой сюрприз! Пять с половиной секунд – неплохо, а?
- Тебе виднее. "Соберись, Рауль!"
- Ну вот, ты всегда сумеешь испортить удовольствие, Рауль! Чему обязан, дорогой?- он не сводил с Рауля ярко–голубых глаз в угольных ресницах, а его пальцы так же стремительно собирали пистолет.
- Мне даже трудно это сформулировать, И Хэ, - медленно сказал Рауль, внутри всё сжалось, - Я не особенно осведомлён в тонкостях уголовного права… Наверно, я должен заявить о преступлении…
Когда Рауль закончил, лицо И Хэ утратило даже намёк на обычное томное высокомерие. Несколько быстрых уточняющих вопросов, но Рауль был готов, он разрабатывал детали почти сутки, искусно разбавляя правду ложью, и сейчас не запнулся ни разу, не считая запинок, продуманных заранее.
- Вас часто видели вместе после смерти Консула Минка…
- Ясон Минк рекомендовал его мне, как расторопного агента и отличного программиста. И я был доволен его услугами, И Хэ… пока он не начал таскать у меня информацию…
- Но ты уверен, дорогой, что это та самая культура?
- И Хэ, я способен узнать свою работу, даже если несколько лет… если мне запрещено заниматься генетикой…- Рауль надеялся, что сумел покраснеть, И Хэ чувствует, что Рауль немного лукавит, он натаскан на ложь, но он не должен знать, где именно солгал Рауль, - и поэтому… в свете приказа Юпитер… пойми меня правильно, мне не хотелось бы фигурировать … если возможно, пусть суд будет закрытым, или… в общем, я не хочу, чтобы моё участие в этом деле стало известно кому–либо, кроме тебя…
Зелёные глаза с тревогой смотрели на Советника по Полицейскому Надзору, и Алексис купился, с долей иронии он изучал умоляющее лицо Рауля, и думал - ты смотри–ка, а наш Идеальный Блонди не так уж идеален, я мог бы поклясться, что он нарушает потихоньку запрет Юпитер, и "красный" уголовник стащил свеженькую разработку… странно, видя их вместе, можно было подумать, что… но если Рауль так спокойно сдаёт его, и не хочет пачкать свои идеальные пальчики… Хорошо, окажем ему такую услугу. Алексис И Хэ рассмеялся, закинув голову, волосы бело–золотым водопадом заструились по плечам:
- Суд? Да ты шутник, дорогой! Кража и сбыт генетических технологий - это не уголовное преступление, а государственное. Его ждёт немедленная ликвидация, стоит ему оказаться на Амой, и его расстреляет на месте любой патрульный! Ты доволен, дорогой?
- В… вполне… а я…
- Дорогой, уверяю, меня абсолютно не интересует, что ты делаешь в своём отделе – чистишь мозги или ещё что–нибудь, главное, что бы там не оказался я сам!
Он снова расхохотался, позабавленный собственной шуткой. Рауль бледно улыбнулся и промямлил:
- Благодарю…
- Не стоит, дорогой! Ты подарил мне возможность абсолютно законно избавиться от этого наглого уголовника, он досаждает полиции уже года четыре, его прикрывал Минк, и я уж думал попросту пристрелить его… Да не бледней ты так, Рауль, опасные животные подлежат отстрелу! А сейчас извини – дела. Надо оформить официально всё, что ты мне сообщил. О, а вот и твои доказательства подоспели. Смотри вечерние новости, дорогой!
И Хэ, всё ещё посмеиваясь, отключился. Рауль оцепенело уставился на монитор, в голове вертелись слова И Хэ "опасные животные подлежат отстрелу". Юпитер, всё было ещё хуже, чем он предполагал, он поступил правильно, абсолютно правильно…Стоило только подумать, что в любой момент по приказу И Хэ… К горлу подкатила тошнота, голова кружилась, по виску потекла струйка пота. Рауль вскочил, опрокидывая кресло, и выбежал из кабинета, едва не сбив с ног Уинтерс, которая стояла за дверью. Бледная девушка проводила его глазами и тенью метнулась в кабинет, павлины плавно сомкнули за ней блестящие сине–зелёные хвосты.
Второй раз связь была куда хуже, а сам разговор… Рауль связался с Катце через Федеральную информационную сеть в офисе мистера Хазала, у него был электронный адрес "красного" на Нью–Лондон, на экстренный случай.
- …Приказ о немедленной ликвидации? - лицо Катце на экране еще оставалось спокойным, губы шевелились невпопад, видеосигнал запаздывал, а в голосе уже звучали растерянность и злость, - Рауль, ты уверен?
- Да, - ответил Рауль, - боюсь, что так, лисёнок, я послал тебе полицейское предписание…
- …А, вот оно… Чёрт, это ж надо, и как такое старьё всплыло… Это же твой прошлогодний проект для 5-Теты Рака.
- Мне жаль…
-… Так не вовремя, слушай, Рауль, я что–нибудь придумаю, я найду способ…
- Катце, даже и не думай, я прошу тебя…
-…просочиться на Амой, в Цересе я сумею…
- Катце, не смей! - крикнул Рауль.
-…Что?
- Я прошу тебя, оставайся на Нью–Лондоне, я не смогу отсрочить приказ, я вообще не смогу ничего сделать, если ты вернёшься на Амой и тебя поймают, слышишь?
-…не кричи, здесь всё слышно! А как тогда…
- Вышли мне сейчас расписание шаттлов, я всё сделаю сам.
-…Рауль, ты…
- Я сумею, вспомни, последнюю шлюпку мы отправляли вместе!
-…Я не знаю, капитаны…
- Ты же уплатил им?
-…Да, только тише, тебя всё посольство слышит! Я высылаю…
В углу монитора загорелось окошко, Рауль быстро просмотрел файл и уничтожил его. Тренированная память блонди зафиксировала всё до запятой.
- Катце, мы укладываемся в десять дней! – вскрикнул он потрясённо.
-…Я же сказал, что проверну это дело быстро, малыш, но как мне не нравиться, что…
- Катце, не делай глупостей, чёрт тебя побери, слышишь! Оставайся там! По экрану пошли помехи, Рауль торопливо взмолился:
- Лисёнок, пожалуйста…
Монитор загорелся вновь, сигналы, наконец, совпали, и Рауль увидел, как Катце с беспомощным, отчаянным видом ерошит волосы, забытая сигарета в пальцах превратилась в столбик пепла. - Я приеду через десять дней, лисёнок, – потерянно сказал Рауль.
- Я не хочу бросать тебя там одного! – золотистые глаза Катце смотрели на блонди мучительно – пристально, так что Раулю стало не по себе.
- Ты… что за глупости…ты что, не веришь, что я…справлюсь?- прошептал он, чувствуя, что неудержимо краснеет.
- Верю, как себе, Рауль, радость моя… Я буду ждать. Только… ты приезжай…
Опять помехи, экран мигает, голос Катце искажается, Рауль кричит в переговорное устройство:
- Жди меня через десять дней, Катце, слышишь?!!
-…шу… люблю…я…
Связь оборвалась окончательно, на экране появился текст с извинениями и предложением повторно набрать номер через стандартный час. Рауль закрыл лицо руками. Катце убьёт его, когда узнает, если узнает, но только пусть это случиться на Нью–Лондоне. Лисёнок мой. Прости меня. Прости. Я тоже тебя люблю.
Рауль справился за неделю. Вновь и вновь он, как машина, просчитывал грузоподъёмность шлюпок, кроил и перекраивал списки абсолютно необходимого вне Амой оборудования – он решил не трогать личные вещи своих людей, оставляя себе такой минимум, и только лабораторный, что Уинтерс, которая помогала ему, только морщилась страдальчески, она была один раз на Дарте и утверждала, что некоторых приборов в Федерации просто не достать, они запрещены – особенно так любимые на Амой причудливые сочетания человеческих тканей и кремниевой электроники, неизвестно почему, но они считались негуманными, Рауль, доведённый почти до сумасшествия её нытьём, всё же умудрился сократить одну шлюпку, и теперь у него появились три дня, три дня он отвоевал у Амой для Катце. И, закрывая свои апартаменты в последний раз, он больше думал об этих трёх днях, чем о том, что навсегда покидает Амой. Спускаясь в лифте вниз, в гаражи, где его ждали в машине Мимея и Уинтерс, он пытался вспомнить, о ком или о чём он будет сожалеть, когда окажется на Нью–Лондоне. Ни о ком – с удивлением понял он этаже на шестнадцатом. Он сожалел бы о Ясоне, но Ясон мёртв. И о Трейси… Но Амой сожрал их обоих, если можно ставить рядом Консула и глупенького болтливого фурнитура. Теперь можно, – подумал он с изумлением, - я буду жить на планете, где нет генетической сепарации, и люди, любые люди, даже с серьёзными генетическими отклонениями, равны перед законом. Он не раз спрашивал Катце, как ему придётся изменить своё поведение, но его возлюбленный только улыбался и говорил, что никак, главное, не распускать рук, но ты в этом смысле просто ангел, а так аборигены просто будут считать тебя красивым, но заносчивым типом, только и всего. Заносчивым? – удивился Рауль. Да, первое время, ну, ты же блонди всё – таки, это никуда не денется, - невозмутимо пояснил Катце, - но потом привыкнут, как я привык. В золотистых глазах плясали смешинки, - Может, придётся подстричь волосы.
- Нет, - категорически заявил Рауль.
- Нет, так нет, - покладисто согласился Катце, - мне и самому это не слишком бы понравилось, значит, у меня единственного в Федерации будет парень с волосами до… - он властно сжал ягодицы Рауля. Блонди вздрогнул и улыбнулся, лифт звякнул, открылись двери. Рауль вздохнул, и забросив на плечо сумку, не оглядываясь, пошел к своей машине.
По дороге в космопорт ему всё же взгрустнулось. "Последний раз, - думал он, - я вижу огни Танагуры, и яркие башни Эос, и вдыхаю особую, убийственную смесь тумана и смога, а где–то там, на востоке, за дворцом Юпитер, башня Академии с Парком, там… там мне бывало хорошо… иногда…" Однажды они с И Хэ вылезли из дортуара ночью, пробрались в Парк, Алексис снял ботинки, сам, разорвал шнурки, и ходил по траве босиком, а Рауль лежал на животе на каменной дорожке и водил ладонью по острым упругим стрелкам, вечером их полили, и от земли шёл такой терпкий, дикий запах, что кружилась голова и больно сжималось сердце. Алексис кричал ему приглушённо – ты попробуй, ты что, боишься, ботаник? А он и правда боялся – помять это живое чудо. Их тогда вычислили с помощью камер слежения и наказали, им объяснили всю непристойность их поведения, и именно тогда Раулю был подарен дневник, но ему казалось долгое время, что это были самые счастливые минуты в его жизни. Пока он не нашёл Катце. Своего рыжего лисёнка. Рауль отвёл глаза от расплывчатых огней за стеклом. В машине было тихо. Мимея вела быстро и аккуратно, скрупулёзно соблюдая все правила, глаза Уинтерс были заплаканы, её лицо бледно маячило на заднем сидении. Рауль заметил, что из вещей у них только гитара Мимеи в чехле и пара сумок. Девушки тоже были налегке. Они, все трое, сняли привычные сьюты и оделись в джинсы и рубашки, как одеваются в Цересе. Как одеваются в Федерации. Низкие строения космопорта приближались, вырастали на горизонте, и вот уже не видно неба в клочковатых белых облаках, и мигающие на ветру луны пропали за металлическими куполами. Машина медленно скользила вдоль заброшенных складов и ангаров, это был отдалённый, закрытый – по крайней мере, официально, сектор Танагурского космопорта, прожекторы основных корпусов мерцали далеко на востоке, а здесь фонари не горели, и Мимея приглушила свет фар. Они ползли по растресканному асфальту, машину трясло, монгрелка шёпотом повторяла номера ангаров, чтобы не пропустить нужный. Девятнадцать, двадцать, приехали. Они вышли из машины, холодный ночной воздух заставил Рауля поёжиться. Он поспешно вставил карточку в щель замка, дверь ангара бесшумно отошла в сторону, блонди шагнул внутрь, включил освещение. Крысы кинулись по углам. Рауля вдруг затрясло, он медлил у входа, ему было не по себе, привычный запах пыли и железа казался странным, что - то таилось в полупустом ангаре, он осмотрелся - ящики с грузом у стен, отключенный подъёмник, шлюпка на стапелях, она спустилась по радиомаяку, без пилота, чтобы поднять больше груза. Рауль прошел ускоренный курс пилотирования и сумеет привести её к кораблю, если откажет автоматика. Но ему не верилось, что всё позади, что осталось только погрузить последнее оборудование в шлюпку, и Амой…
- Что–то не так, мистер Эм? – встревожено спросила Мимея.
- Нет, всё хорошо, - откликнулся Рауль, он не узнал своего голоса, эхо заметалось под металлическим куполом, взвизгнуло и замолкло.
- Фу-у! – поморщилась Мимея, обходя Рауля и запрыгивая в подъёмник, - Открывайте грузовой отсек, мистер Эм.
Раулю захотелось встряхнуться, убежать прочь из этой железной мышеловки, но он обозвал себя трусом и принялся помогать Мимее. Подъёмник гудел и скрежетал, сноровисто раскатывая по ангару, ящиков у стены становилось всё меньше, Рауль ворочал их, не замечая тяжести, Уинтерс, для которой не нашлось никаких особых дел, сначала пыталась сверять ящики по списку, но Рауль, которого нестерпимо раздражало её бормотанье за спиной, прикрикнул на неё, и теперь она просто слонялась по ангару, то и дело поглядывая на дверь, как будто тоже хотела убежать. Наконец груз перекочевал в шлюпку. Рауль стянул испачканные перчатки и швырнул их в угол. Мимея выключила подъёмник и стала рядом с ним.
- Кэт, иди сюда, - позвала она бледную девушку. Та стояла у двери, устремив взгляд в туманную темноту. Уинтерс подошла к монгрелке, и Мимея обняла её за плечи, поцеловала и почти с вызовом уставилась на патрона. Рауль с удивлением смотрел на них, он и не подозревал, что они вместе, но это было даже хорошо, вдвоём им будет легче привыкнуть к другой жизни. Блонди ободряюще улыбнулся Мимее, и тёмная девушка ответила ему улыбкой, такой радостной, что у Рауля посветлело на душе, что–то бросило его к девушкам, он прижал их обеих к себе, ладони на коротко стриженных затылках, левая- на жёстких кудряшках Мимеи, правая – на белом пуху Кэт, блонди покачивал их, они вцепились в него, как обезьянки, монгрелка смеялась, "серебряная" ревела так, что рубашка на плече Рауля сразу стала мокрой. Они стояли втроём, обнявшись, в пустом ангаре, и эхо повторяло смех, плач, невнятные восклицания, и вскоре Рауль почти успокоился, согретый их тёплыми телами, напряжение ушло, теперь он ощущал только братскую нежность к девушкам и радость от того, что скоро увидит Катце, Юпитер, как ему сейчас не хватало Катце!..
- Блин, я не верю, не верю, - заорала вдруг Мимея, закинув голову, - Не верю, что мы вот так запросто уматываем от мамаши Юпитер!..
- И правильно, дорогая моя! – откликнулся холодный звучный голос. Рауль вздрогнул и обернулся, отпуская девушек – в дверях, небрежно поигрывая парализатором, стоял Старший Коронёр Дэрил Рот, Мясник Рот собственной персоной. "Вот оно" - обречённо подумал Рауль, он совсем не удивился, он же чувствовал – что-то идёт не так, что–то…Он осторожно передвинулся вперёд, чтобы Мимея и Уинтерс оказались у него за спиной.
- Ах, Рауль, Рауль Эм, мой прекрасный, идеальный напарник, - с издёвкой произнёс Рот, - ты, кажется, в очередной раз намерен нарушить закон, а?
Он шагнул через порог, поднимая парализатор. Рауль молчал. У него не было оружия – он избавился от каждой лишней унции, собираясь в космопорт. Он слышал, как Мимея выругалась сквозь зубы у него за спиной.
- Ты начал с занятий генетикой, вопреки запрету Юпитер, - говорил Рот, неторопливо надвигаясь на него, - ты продавал генетические разработки федералам…
Рауль отступал, тесня девушек к шлюпке, у них был ещё шанс, крохотный, но…
-…Потом позволил монгрелу себя трахнуть…
Рауль покраснел, но не опустил глаз.
-…И наконец, убегаешь с Амой! – Рот улыбнулся и вкрадчиво добавил, - Знаешь, я просто обязан спасти тебя от новой ошибки. Рауль хотел ответить ему, но Рот молниеносным движением навел на него парализатор и выстрелил. Раулю показалось, что его кости и мышцы мгновенно превратились в камень. Он неловко упал на бок, подвернув руку, по подбородку потекла капелька слюны, он видел краем глаза, как Рот опустил парализатор, гадко усмехаясь, индикатор в рукоятке стоял на нуле, заряд накопиться минуты через две, только бы Мимея...
- Кэт, стреляй, чёрт возьми, стреляй! – маленькие крепкие руки на плечах, - мы дотащим его вдвоём, стреляй, быстро!
Тоненький дрожащий голосок:
- Прости, Мимея!
Неслышное колебание воздуха, и Мимея, вскрикнув, падает на него, тяжёлая, расслабленная, как тряпичная кукла, Рауль даже застонать не может, слёзы непроизвольно катятся по щекам, Кэт, Кэт Уинтерс предала их, но почему, как она могла…
- Отлично сработано, доктор Уинтерс, - вплывает в уши злорадный голос Рота. Потом в поле зрения появляется лицо Старшего Коронёра, холодные серые глаза впиваются в мокрые, отчаянные зеленые. Обездвиженный, беспомощный, Рауль чувствует, как Мясник сжимает его подбородок, надвигается на него, как кошмар, жесткие губы кусают его безвольный рот, язык проникает внутрь, входит, как нож, Рауль пытается сжать зубы, вырваться, внутри его сотрясает дрожь омерзения, но он не может и пальцем шевельнуть… Наконец Дэрил Рот отваливается от него, он как пьяный, щёки порозовели, он шепчет:
- Юпитер, какой же ты сладкий, мой дорогой Рауль. Теперь только мой. Я так долго ждал этого.
Он скидывает с Рауля неподвижное тело Мимеи, переворачивает его на спину, блонди видит над собой ржавый железный потолок, сбоку мелькают фигуры в синей коронёрской форме. Внезапно раздаётся скрежет, грохот, удивлённые и испуганные крики, это сработал автопилот шлюпки, Рауль видит краем глаза, как из дюз бьёт огонь, стапеля отходят, потолок распадается на две части, шлюпка на секунду зависает в воздухе, сердито жужжит, а потом прыгает в тёмное небо, искрой прожигает облака и исчезает, унося с собой жизнь и надежду. И Катце… Катце напрасно будет ждать его… Коронёр Рот поднимает парализатор и снова стреляет в Рауля.
Темнота.
Душистый воздух проник в ноздри, она вдохнула со всхлипом и закашлялась. Мягкая влажная ткань осторожно прошлась по лицу, раз, другой, так что Мимея наконец сумела открыть глаза и увидела над собой нежное, озабоченное лицо Кэт. На монгрелку навалилось облегчение, срань Юпитер, это был просто плохой сон, и Кэт разбудила её, она проснулась в маленькой квартирке, которую они снимали вместе, и всё будет хорошо, сейчас она глотнёт воды, поцелует свою девоньку, и они займутся любовью, и она никогда ей не расскажет про этот кошмар, в котором Кэт сдавала их Мяснику Роту и стреляла …Мимея помотала головой, потянулась к Кэт и тут же поняла, что не может сделать этого, её руки…Её руки были привязаны к креслу мягкими медицинскими фиксаторами, она вскрикнула, задёргалась и выругалась бессильно - она была связана, как мумия, бля, ей не вырваться, значит…
- Зачем, Кэт? - крикнула она хрипло.
- Чтобы ты не повредила себе что-нибудь, Мимея, милая, - невозмутимо пояснила Кэт. Она поднесла к губам Мимеи чашку с водой, она всегда так хорошо понимала, что ей нужно… Монгрелка зло мотнула головой, выбивая чашку из рук Кэт, та ахнула и отшатнулась, её лицо, измученное, без капли косметики, скривилось от обиды.

- Зачем ты сдала нас, сука? - заорала Мимея, сверкая глазами, - У нас был шанс свалить с Амой, чёрт тебя возьми, как ты могла? Как ты могла?! А ну, развяжи меня!
- Мимея, успокойся!..
- Что тебе сделал мистер Эм, ты ж от него одно добро видела, что ж ты его подставила, бля, мать твою Юпитер трижды?
- Мимея, зачем ты так…
- Мясник заплатил тебе? Ты из–за бабок паршивых нас сдала, да?
- Нет! Не смей так говорить!
- Как хочу, так и говорю, мать твою! Да ты давай, колись, раз я сижу тут, как в тюряге, объясни мне – почему?!
- Я… я не виновата…
- А кто виноват, бля?!
- Со… советник Эм…- пробормотала Кэт обморочным голосом.
- Да что ты несёшь?! - с отвращением простонала Мимея.
- Он нарушил закон, он не должен был так поступать, Советник Рот сказал, что его надо остановить, что он…
- Когда это Мясник тебя так обработал? – с издёвкой и горечью.
- Он не… Когда арестовал меня…
- Тебя-а? Да за что?!!
- Я… он велел арестовать меня и привезти…
- Куда, мать твою?
- В…- Кэт беззвучно открывала рот, её глаза ушли в сторону.
- Да чё ты мнёшься?! - заорала на неё Мимея. Кэт вздрогнула, и её словно прорвало, она заговорила испуганно, сумбурно, своим голоском маленькой девочки:
- Мимея, они привезли меня не в офис, а на пустырь, отвратительный, грязный пустырь в Цересе. К развалинам старого арсенала…
- Дан Бан?
- Юпитер, я не знаю! Там был Советник Рот. Он стоял у входа, а рядом... он велел мне подойти поближе. Я… Мимея, мне было очень страшно. Я подошла, а он… он схватил меня за волосы и пригнул вниз, я чуть не упала на… м-мёртвое тело… Его лицо объели крысы, но я узнала, узнала…
- Кого?
- Того человека.
- Какого ещё человека?
- Монгрела, которого я наняла, чтобы убить Катце.
- Ты, мать твою…
- А что мне было делать?!! Этот ублюдок являлся каждый вечер, он… преследовал мистера Эма, уже разговоры пошли, это было невыносимо, губительно для его репутации, для всех нас, кто был с ним связан… Я только хотела защитить его!..
- Какая же ты сука!..
- Не говори так!. Как ты можешь так говорить! Ты… не была там, на пустыре. Советник Рот… всё объяснил мне…
…Он толкал меня ниже и ниже, прямо в ужасное, вонючее, обгрызенное мёртвое лицо, я орала и вырывалась, Мимея, потом меня вырвало, прямо на труп, а он всё тряс меня, пока из моего рта не хлынула желчь, тогда он просто отшвырнул меня, выдирая волосы из головы. Я валялась у его ног и всхлипывала, а полдюжины младших коронёров стояли поодаль, невозмутимые, как камни. Мимея, я была вне себя от страха, животного, непереносимого ужаса. Он поднёс к лицу мои волосы и сказал: "Прелестно, просто прелестно. Не думаю, что ещё у кого-нибудь в Танагуре найдутся такие локоны. И если коронёрская служба обнаружит хоть один волосок на трупе с огнестрельными ранениями, следственные действия будут краткими. Тем более, если леди с белоснежными волосами заснята камерой слежения в сомнительном баре за одним столиком с покойным мистером Анонимом. Неудобно быть рецессивной, а, доктор Уинтерс?" - он заставил меня смотреть ему прямо в лицо, ничего ужаснее со мной никогда, никогда не происходило, Мимея, я видела, как шевелятся его губы, он говорил очень много, но от страха я не всё понимала, он заметил это, и стал бить меня по щекам, перед каждой значимой фразой, или вопросом, на который ему требовался ответ. И я отвечала, а что мне оставалось делать, стоя в луже собственной блевотины, рядом с трупом, покрытым крысиным дерьмом? Рот бы свернул мне шею, или приказал бы сделать это одному из своих людей, чтобы не пачкаться. И меня тоже обгрызали бы крысы. …Он говорил, что желание уберечь моего патрона от низких контактов похвально, хотя манера исполнения…Он засмеялся, он смеялся минут пять, а потом вздёрнул меня на ноги, обнял, и сказал на ухо, что у него есть план получше. Что мы вместе сумеем избавить нашего дорогого Рауля от заблуждений
-…Я хотела как лучше, Мимея, я думала обо всех нас, в отличии от мистера Эма, который ни о чём не думал, ни о ком, кроме этого…
- Они любят друг друга!
- Это неправильно, Мимея! Блонди запрещено… вступать в связь с монгрелами!
- Да кто ты такая, чтобы их судить? Ты сама трахаешься с монгрелкой!
- Нет, Мимея… ты больше не монгрелка, ты - пет. Мой пет. Ты создана, создана… для любви, - бледная девушка протягивает руку и гладит Мимею по смуглой щеке, улыбается жалкой, полубезумной улыбкой. Мимея пробует вывернуться, но Кэт с силой сжимает её подбородок, заставляя смотреть на себя:
- Ты и вправду теперь принадлежишь мне. Моё кольцо у тебя на пальце. Я надела его ещё там, на космодроме, пока ты была без сознания. Даже Коронёр Рот был тронут, сказал, что это очень романтично. Он… не такой, как ты думаешь, Мимея. Он говорит, что привязан к Раулю. Мистеру Эму ничего не грозит, если он… признает свою ошибку. Вот увидишь, всё будет хорошо, осталось сделать ещё одну вещь, и мы все будем свободны. Я лечу на Нью–Лондон через час. Господин Коронёр велел мне привезти на Амой Катце…
Мимея взвыла и рванулась так, что приподняла тяжелое кресло, бледная девушка испуганно вскрикнула и навалилась на неё.
- Тише, Мимея, милая моя, успокойся, - бормотала она, пытаясь поцеловать монгрелку. Та перестаёт сопротивляться, только её губы выговаривают прямо в рот Уинтерс самые грязные, самые чёрные цересские ругательства, по лицу струятся слёзы. Уинтерс отрывается от неё, она не обижена, взгляд её нежен, словно обращён к больному ребёнку:
- Не переживай так. Я же не говорила, что выполню приказ. Это было бы неправильно, я говорила господину Коронёру, монгрел хитёр и сумеет… найти способ помешать нашим планам. А я сделаю так, что он не полетит на Амой. О, у меня есть кое-какой сюрприз для него… он и думать забудет о мистере Эме, он будет проклинать его имя, он даст стереть себе память, лишь бы забыть о нём, уверяю тебя, моя милая. Маленький диск, а сколько пользы! – она захихикала.
- Кэт, не надо, пожалуйста, просто расскажи Катце, как всё было, он поймёт, он не станет сердиться на тебя!.. - взмолилась Мимея, испуганная этим полубезумным смешком. Но Уинтерс капризно сказала:
- Вот ещё! С какой это стати я буду честна с убийцей и шантажистом! Знаешь, Мимея,- продолжала она, методично складывая в сумку вещи, приготовленные на кровати, - я с удовольствием посмотрю, как он будет корчиться от моего сюрприза, я ждала этого давно, думаешь, легко мне было терпеть его наглые выходки и издёвки, представь, он ведь тоже знал, что убийцу наняла я, он нашел мой номер у него в мобильнике, в ту ночь, когда застрелил его, он сказал, что у меня ничего не вышло, и если я ещё хоть раз возникну, он всё расскажет мистеру Эму, он осмелился угрожать мне, и ещё улыбался при этом! Ублюдок! Но я умею ждать, Мимея!.. Последнее слово будет за мной, и какое слово! – она звонко прищёлкнула пальцами, застегнула сумку и направилась к двери. Мимея, оторопев, смотрела на неё.
- Кэт, ты куда?.. - вскрикнула она.
- На Нью–Лондон, глупышка! – нежно рассмеялась бледная девушка.- Сними с меня эту дрянь!
- Дорогая, фиксаторы запрограммированы ещё на полтора часа. Ты будешь свободна, как только я окажусь на орбите. Холодильник забит едой, где пульт TV - ты знаешь. Не скучай!
Дверь с шипением разошлась, и уже на самом пороге Кэт обернулась и ласково сказала:
- Да, и не пытайся выйти, милая моя, иначе будет очень больно!
Зря она ей не поверила.
Мимея лежала на пороге их с Кэт квартирки, её руки и ноги слабо подёргивались, кровь стекала из прокушенного языка вперемежку со слюной. Она ломанулась к двери почти сразу же, как расстегнулись фиксаторы. Надеялась прыгнуть в коридор с разбегу подальше, чтобы сразу оставить болевой ограничитель позади. Наивная. Она не думала, что больно будет везде, кроме этой комнатки. И вот теперь валялась, задыхаясь, поскуливая от одного воспоминания об испепеляющей, пронзительной боли в каждой клеточке, каждом волоске, казалось, даже одежда на ней дымится, она не знала, как вползла обратно, только теперь ощутив, что сбила коленки и сорвала два ногтя, мозги просто отключились, она превратилась в воющий кусок мяса, который инстинктивно добрался туда, где не было больно. Мимея заплакала и со стоном перевернулась на бок. Потом встала на четвереньки, поднялась, и пошатываясь, как тридцатилетняя старуха, пошла в ванную. Долго плескала в лицо холодной водой, смывая кровь и сопли. Потом посмотрела на себя в зеркало. И разревелась опять, горько, безудержно, как ребёнок. Моя Кэт, чокнутая, сумасшедшая, предательница Кэт!.. Ой, Юпитер! Это Мясник Рот сделал её такой. Это из–за него, всё из-за него, и мистера Рауля схватили, и Катце попадёт в ловушку, а если не попадёт, то моя Кэт вырвет ему сердце, Мимея не знала, что она там собиралась ему показывать, но знала - Кэт умная, она сумеет найти ахиллес Катце и ужалить до смерти. Сумеет. Мясник Рот научил её этому. Сделал злобной сукой... Мимея потихоньку успокаивалась, воющий ужас и жалость к себе сменились железной решимостью. Она выберется, придумает - как. Она хитрая тёртая монгрелка, и она выберется. Мимея не питала иллюзий насчёт Мясника Рота, петы в Апатии слишком хорошо знали своих хозяев. "Дорогого Рауля" он просто замучает, а Катце заставит на это смотреть. Если же у Кэт всё получится, что бы она там не задумала, если Катце с бабками останется на Нью-Лондоне, вне досягаемости… Можно себе представить, что Мясник сотворит с самой Кэт. А потом дело дойдёт и до малышки Мимеи. Так что она не собирается сидеть тут, скулить и ждать, пока за ней придут из коронёрской службы. Нет, сэр. Самое первое, что сделают эти козлы – протащат её до самой Апатии, не выключая кольца. А этого она не выдержит, просто не выдержит, мозги спекутся, и всё. У Мимеи затряслись пальцы при одном воспоминании об испытанной боли. Она отняла руки от лица и с ненавистью посмотрела на кольцо, серебристый ободок, надетый на четвёртый палец левой руки. Его может либо снять хозяин ("Хозяйка, бля!"- прошипела Мимея), либо… как этот придурок Рики… Мимея стиснула зубы, загоняя слёзы обратно в глаза. Это заняло некоторое время. Она метнулась в комнату, ей хотелось сделать это немедленно, пока не остыла решимость, и не стало казаться, что может, её и не убьют коронёры, может Кэт вернётся с Катце, и ей, Мимее, удастся потом, когда всё будет кончено, забыть о Рауле и Катце, и жить с Кэт, новой Кэт, принадлежащей Мяснику. И лабать потихоньку в клубах на гитаре, если хозяйка будет отпускать её. Гитара!.. Она замерла, схватившись за руку. Если она сделает это, то не сможет играть, не сможет…
…Смешной костлявый мальчишка зажимает разбитый нос, чистая, ещё без шрама, мордашка скривилась от комического удивления, лисьи глаза смеются из – под немытых рыжих вихров: "Да ты чё, охуела, мама, сразу в нос, сказала б - отлезь, Катце, не обломится, я б и отлез, честно!" И он правда больше к ней не приставал, и другим не давал, если получалось…
…Худой рыжий парень, глаза уже невесёлые и внимательные, словно ищут что–то у неё в лице. "Ты хоть понимаешь, мама, что это такое – быть петом?" Он трогает свой свежий красный шрам… Он дал ей таблетку обезболивающего и вышел, оставив наедине с подпольным гинекологом, который двумя швами восстановил ей девственность перед поступлением в Академию петов.
…Тихая тёплая комната, спокойный зелёный взгляд… " а что ты умеешь кроме секса?.."И гитара, её первая собственная гитара.
"…ты чудесно играешь, Мимея…"
"Грустно расставаться…"
Кольцо пета болталось на запястье, его не активировали никогда.
…А ты сможешь жить и играть, зная, что они погибли из-за твоей трусости?
…Мимея мечется по комнатушке, как зверь в клетке, вышвыривая одежду из шкафов, потроша ящики, опять плачет и не замечает этого. Вот она, врачебная сумка Кэт, серебристо поблёскивают инструменты в белых пластиковых гнёздах. Мимея трясущимися руками достаёт лазерный скальпель. Кэт рассказывала, что крови от него нет, потому что сосуды ка- гу-ли… короче, спекаются. Мимея опять идёт в ванную, утирает мокрое лицо. Достаёт пузырёк с синенькими обезболивающими таблетками, глотает штук десять. Надо подождать, пока они подействуют, говорила ей Кэт, растирая виски прохладными пальцами, какая ты нетерпеливая, Мимея, милая моя. Но у неё нет даже пяти минут, Кэт, у твоей милой. Она включает лазерный скальпель, укладывает окольцованный палец на край фаянсовой раковины, отгибает назад сильно-сильно. Ставит рубиновую полоску лазера прямо под кольцо, твоё кольцо, Кэт, мисс Кэт, примеривается. Стискивает зубы и изо всех сил толкает вниз рукоятку скальпеля.
10.
Белые стены в ржавых разводах, низкий потолок, камеры слежения. Рауль открыл глаза, и слепящий свет ворвался в зрачки, прочистил мозги от обморочной мути. В отличии от Мимеи, его память не дала ему ни секунды передышки. Он вспомнил всё сразу, и полежал с закрытыми глазами, потихоньку напрягая мышцы, иногда после искусственного паралича оставались последствия… Ему не слишком хотелось знать, где он. Наверняка в каком-нибудь из тюремных блоков. И, по большому счёту, его даже не слишком интересовало, что с ним сделают. Выбор был невелик- смерть или коррекция. Пытки, насколько он знает Рота. Поэтому очень важно было сохранить контроль над телесными реакциями, он сумеет поднять болевой порог, но подготовиться надо заранее, у него не слишком хорошо получались такие вещи, он нуждался в длительном сосредоточении…И уж точно не помогут мысли о Катце. Юпитер, как хорошо, что он в безопасности. Лисёнок мой рыжий. Рауль почувствовал, что улыбается, горькой кривой улыбкой, и он позволил себе улыбнуться, а потом решительно отодвинул в глубь сознания все мысли о Катце, все воспоминания о том, как они были вместе, он выбросил из головы даже мысли о том, что случилось в ангаре, и Мимею, и отчаяние, и ужас, и Уинтерс, которая предала его, сдала Коронёру Роту, ему не хотелось знать, почему она сделала это, и он не собирался анализировать её поведение или думать о том, что смог бы каким - то образом предотвратить катастрофу. Это было абсолютно неконструктивно. Несмотря ни на что, Рауль был хорошим блонди и всегда знал, что следует делать, а что – нет, и в данной ситуации единственным полезным действием была медитация. Поэтому он поднялся с жёсткого металлического лежака, вышел на середину маленького отсека, куда его поместили, проделал под невозмутимым взором камер несколько упражнений, чтобы разогреть онемевшее тело. Плавно опустился на пол в позу лотоса и замер с неподвижным, спокойным лицом. Он снова стал Идеальным Блонди. И только глубоко внутри, не там, где разум и воля стремились слиться с Пустотой, а глубже, гораздо глубже, чуть теплились воспоминания о рыжем парне, который так любил засыпать, спрятав лицо в золотистых волосах Рауля Эма.
Когда двери его камеры открылись, он был готов. Он поднялся с пола одним движением и выпрямился. Он ничуть не удивился, увидев, что за ним пришёл сам Коронёр Рот, за его спиной – андроиды и свора младших коронёров, его выкормышей, преданных ему настолько, что от роботов они отличались только внешним видом да способностью к некоторым самостоятельным действиям. Рот оглядел его с головы до ног жадным, довольным взглядом, Рауль почувствовал смутное опасение, совершенно определённого характера, но тут же понял, что это чепуха – во дворце Юпитер – а он находился в старом тюремном блоке, он приходил сюда один раз, по делу… Так вот, во Дворце Юпитер Рот его и пальцем не осмелится тронуть, тут видеокамеры повсюду, а смотреть… пусть смотрит, Раулю плевать, как говаривал Катце. Мой рыжий… Не думай о нём!
- Пора, Рауль, - Коронёр улыбнулся своей особой улыбкой, которую и улыбкой–то нельзя было назвать, Рауль пошёл к выходу, аккуратно, безразлично протиснулся мимо Рота, отметив, что тот прямо–таки горит, от него несло нездоровым жаром, бледное обычно лицо пылало, мимические мышцы подёргивались, глаза блестели ртутным блеском. Вид у него был довольно… безумный, но эмоциональная стабильность других блонди теперь уже не находилась в компетенции Рауля, поэтому он просто перевёл взгляд на стену за плечом Рота и шагнул мимо. Но тот задержал его. Рауль с брезгливым недоумением покосился на руку в белой перчатке на своём запястье.
- Не стоит, - промурлыкал Старший Коронёр, - нехорошо задирать нос, Рауль, дорогой мой. Рауль промолчал. Находчивость не была его сильным качеством. Он попытался выдернуть руку, но Коронёр держал крепко.
- Глупо с твоей стороны прикидываться идеальным теперь, - продолжил Рот.
- Уберите руки, Рот, - проронил Рауль, - на Вашем месте я бы сократил тактильные контакты до минимума.
- О, твоё возмущение выглядит забавно, Рауль, уж кому-кому, а тебе не привыкать к тактильным контактам.
- Возможно, - сказал Рауль холодным сладким голосом Идеального Блонди, - но это не значит, что Вам позволено до меня дотрагиваться, Рот. Я нарушил закон, не спорю, но предпочёл бы идти на разбирательство в наручниках, а не под руку с Вами. Думаю, что Юпитер это одобрит.
Раньше Мясник взбесился бы, а сейчас… сейчас он просто посмотрел на Рауля, и в его глазах было… обещание. И насмешка. По спине Идеального Блонди пробежал холодок, но он заставил себя стоять неподвижно. Неожиданно Рот потрепал Рауля по щеке, тот не успел отдёрнуть голову:
- Дорогой мой, знаешь, ты больше нравился мне, когда я брал тебя в космопорте, и ты плакал, как ребёнок. Тебе так не идёт этот холодный вид, если бы ты знал. Ну ничего, скоро всё изменится… Андроид-Первый, сюда.
Рауль почти с облегчением почувствовал холодные манипуляторы робота на плечах и покорно двинулся вслед за Старшим Коронёром.
- Да, кстати, - Мясник обернулся, и Рауль едва не налетел на него, - ты думаешь, что мы идём на разбирательство?
Рауль молчал. Он именно так и думал. А куда же ещё?
- Нет, Рауль. Мы просто идём навестить Юпитер, ты и я. Поговорить с нашей Матерью. О… о многих вещах. Я бы и один справился, но, знаешь, Рауль, мне бы очень хотелось, чтобы при этом разговоре присутствовал ты. Именно ты из всех других блонди. Потому что, дорогой Рауль… - Мясник развязно обнял его за плечи одной рукой, в другой руке он нёс плоский металлический чемоданчик, Рауль попытался вывернуться, но манипуляторы робота только сжались сильнее. Мясник нахмурился и покачал головой, - Да, поэтому. Ты недолюбливаешь меня, Рауль. Избегаешь. Я не нравлюсь тебе, дорогой мой, и это меня печалит,- закончил он насмешливо. Рауль сказал сквозь зубы:
- Прекратите этот балаган, Рот. Мне неинтересны Ваши чувства, ни в малейшей степени, кроме того, такие излияния в присутствии персонала не делают чести ни одному блонди. Юпитер не понравится…
- Да что ты заладил – Юпитер, Юпитер!.. Ей придётся это пережить, - рявкнул Рот и оттолкнул Рауля.
"Совсем съехал" - подумалось тому словами Катце, затем, своими собственными терминами, абсолютно отстранённо - "И как это я пропустил в своё время такое расстройство личности? А теперь он декомпенсирован, совершенно декомпенсирован…".
Белые коридоры и двери, лифт, ещё коридоры и снова лифт. Они поднимались из тюремного блока вверх, туда, где за бронированными титановыми стенами располагалась святая святых – мозг их планеты, Юпитер, платы и блоки памяти, недоступная совершенная система Искусственного Интеллекта, полностью изолированная от внешнего мира, но всевидящая, всемогущая, её глазами были камеры слежения, её руками и оружием – охрана дворца, генетически модифицированные особи, идеальные боевики - исполнители, в мозгу каждого – чип прямой связи с Юпитер. Её устами были Консул и избранные блонди. Только они допускались к главному терминалу, только с ними Она разговаривала напрямую. Ни Рауль, ни Дэрил Рот к избранным не относились. Раулю стало не по себе. Он был готов умереть, но… Он не думал, что в компании Рота смерть будет лёгкой. А впрочем, какая теперь разница…
- Мы пришли, Рауль, - обернулся к нему Мясник. Они остановились перед бронированной дверью, Старший Коронёр назвал своё имя и звание, вступил в сканирующее устройство, потом то же проделал Рауль, он и не сопротивлялся, с Юпитер ему было бы спокойнее, чем с Ротом, при любом раскладе. Двери разошлись, оба блонди прошли в пропускной зал, где панели на стенах были из чистого серебра, и полукруглый терминал был отделан серебром. За ними шагнул андроид, но никому из младших коронёров и в голову не пришло сунуться следом – все знали, что кроме роботов, блонди и чипперов–охранников, никто не ступит дальше порога, густая сеть лазерных лучей преграждает дорогу низшим. Двери сомкнулись за их спиной, отрезая от внешнего мира, терминал Юпитер тихо гудел, индикаторы показывали отсутствие контакта.
- Держи его, андроид–Первый, - распорядился Рот, а сам уселся в кресло перед дублирующим шлемом связи, установил рядом свой чемоданчик, открыл его. Рауль непроизвольно вытянул шею, удивляясь, как ещё может испытывать любопытство. Рот вынул из футляра металлический обруч, мелькнул густой белый блик на полированном боку, какие- то нашлёпки – платина, догадался Рауль, но платина, густо усаженная чипами, изнутри и снаружи. Рот опустил обруч на свои прямые белокурые волосы, потом снял шлем связи с носителя, и надвинул на голову привычным для любого блонди жестом. Его пальцы нырнули в чемоданчик, трогая что–то, поворачивая, по панели, оказавшейся маленьким монитором, поползли строчки: "Идёт сканирование системы допуска. Ждите сигнала. Идёт сканирование…" Тут индикаторы на терминале вспыхнули – "Есть контакт" - отозвался мониторчик, - "Перехожу на автономное питание". Датчики на терминале беспорядочно замигали, затем вспыхнули красным. Над терминалом появилась голограмма женской фигуры, по ней гуляли полосы и помехи, изображение было настолько неясным, что Рауль вначале не понял, кого он видит, потом вскрикнул:
- Юпитер!
Это была Юпитер, а Дэрил Рот взламывал её защиту через единственный наружный портал – шлем связи, он делал то, о чём когда–то говорил Катце, не обладая даже зачатками способностей к прямому контакту, отступник, блонди, поднявший руку на Ту, Которая его создала! Рауль, не рассуждая, бросился к Коронёру, взращённые годами инстинкты послушания вопили, что он должен немедленно пресечь святотатство, сломать ужасное приспособление, вцепиться ногтями в глаза Коронёра, убить его голыми руками… но манипуляторы андроида держали крепко, и Идеальный Блонди только бессильно извивался в стальном захвате. Он хрипло закричал: "Не смей!", и в ответ эхом пришёл давящий ультразвуковой стон, Рауль почувствовал его всем телом, кости черепа словно сдвинулись, расплющивая мозг тяжёлой болью, позвоночник вибрировал, желудок подкатил к горлу. Он обвис в манипуляторах андроида, почти в обмороке от невыносимой дурноты, смутно догадываясь, что означает этот мощный всплеск активности энергоматриц. Дэрил Рот сломал защиту Юпитер. Бледная женская фигура мигнула в последний раз и погасла. Рот сорвал с головы шлем связи, что–то набрал на панели чемоданчика и захлопнул его, отпихнул от себя. Потом обернулся, платиновая корона ярко блестела на потемневших от пота волосах, глаза горели торжеством. В два прыжка он оказался рядом с Раулем, вздёрнул его лицо вверх и грубо поцеловал, кусая губы. Измученный Рауль мог только простонать:
- Нет…
- Да, Рауль, - издевательски возразил Рот, - я же сказал, что она переживёт это.
- Как ты…мог…
Рот прошипел:
- А мне надоело быть вторым, - он отпустил Рауля, - надоело, что эта сука не желает признавать меня! Изумительная вещь, - он коснулся рукой платиновой короны, - её мне сделали два монгрела и два "зелёных". Постоянный контакт с Юпитер, энергию высасывает прямо из матриц нашей любимой Матери, полная свобода маневра. Остроумные особи, жаль, что пришлось от них избавиться, но такие мозги низшим иметь не следует. И такую информацию, а Рауль? – его правый глаз был красным, как раскалённый уголь, от лопнувших сосудов. Потный, с безумным, непристойным ликованием на дёрганном лице, Дэрил Рот утратил всю красоту, присущую блонди, и походил, скорее, на персонаж учебного фильма по психическим расстройствам. Раулю стало страшно, сквозь шок и недомогание он ощутил ледяные когти этого страха, у него ослабели колени, холодный пот выступил на коже, глаза расширились, он ничего не мог поделать с приступом ужаса, и от Рота не укрылся испуг, отразившийся на лице Идеального Блонди, он проронил:
- О, я вижу, ты начинаешь понимать, мой дорогой Рауль…
Дверь в пропускной зал внезапно разъехалась в стороны, на пороге стоял Консул Трейн в окружении чипперов.
- Что тут происходит, Рот, чёрт тебя возьми? – сипло рявкнул он, - А ну убирайся! Не припомню, чтобы Юпитер вызывала тебя!
- Ну, на этот раз память тебя не подвела. Юпитер и правда меня не звала, - насмешливо ответил Рот.
- Ты… ты как со мной разговариваешь? – удивился Консул, - взять его! – это чипперам. Те стояли неподвижно, а лицо Коронёра тем временем разгладилось, словно он ушёл в себя, словно… Рауль вновь ощутил приступ дурноты, он догадался, что именно делает Рот и простонал:
- Пристрели его, Вальтер, пристрели сам!..
Но Трейн, соображавший медленно от перманентной наркотизации, только ухмыльнулся:
- Рауль, когда это Консул делает что–то сам? Эй, ребята, возьмите его!
Чипперы стояли, как статуи.
- Я что сказал! Взять! – заорал Консул.
И тогда Рот открыл глаза и прошептал:
- Убейте его.
Чипперы обернулись к Консулу, придвинулись, не торопясь, неотвратимо, как прилив, мускулистые руки, обтянутые чёрным, вцепились в белый сьют, в белокурые волосы, чьи–то пальцы воткнулись в глаза, разодрали щёку, хлынула кровь, Консул заорал, сначала визгливо, а потом хрипло, а потом, когда его повалили на пол и стали топтать, замолчал, дюжина здоровенных парней с пустыми глазами молча, отталкивая друг друга, пинали тело в окровавленном сьюте, прыгали на него с размаха, раздавались глухие, чмокающие удары, красные брызги летели во все стороны, они действовали сосредоточенно, слаженно, равнодушно, и вскоре всё было кончено, Консул Трейн, уже не похожий на человека вообще, остался лежать на полу, кожа на лице была наполовину содрана, как маска, осколки зубов белели в крошеве мышц, тело, изломанное и сплющенное, ещё подёргивалось, кровь сочилась отовсюду, обломки костей проткнули кожу и ткань сьюта. Рауль, который всё это время упорно, неосознанно вырывался от андроида, вывернулся, оставляя в манипуляторах пряди волос и клочья рубашки, и бросился на колени рядом с Консулом, бережно взял в ладони изуродованное лицо, его пальцы утонули в крови, пытаясь найти пульс на сонной артерии, он уже не понимал, что происходит, он знал только, что должен помочь, остановить кровь, обработать раны, это его дело, его, он должен… Сильные руки вцепились ему в волосы, рванули прочь, он упал прямо на терминал, сильно ударился боком и сполз на пол, над ним навис Дэрил Рот, его лицо искажал гнев, но самое отвратительное, и Рауль не мог не заметить этого – у него была эрекция, член просто распирал ширинку, блонди в ужасе пополз в сторону, он понял, что сейчас будет, и лучше ему было умереть, чем… Рот упал на него сверху, припечатав к полу, впился зубами в плечо, стиснул руки, Рауль вырывался, как только мог, Рот не был сильнее, и Раулю удалось сбросить его, оттолкнуть, Рот даже отпустил его, откатился в сторону, упал на спину и расхохотался. Рауль оторопело смотрел на него, он дышал со всхлипами, воздух, вязкий от запаха крови, едва проходил в горло. Отсмеявшись, Рот перевернулся и с сожалением сказал:
- Ах, мой Рауль… Подержите-ка его.
Рауль снова отбивался, кусался, даже царапался, но всё было бесполезно. Десяток рук и металлические манипуляторы облепили его, подтащили к терминалу, перегнули через холодные плиты, раздвинули ноги, джинсы были стянуты вниз, грубые ладони легли на ягодицы, сжали, и Рот вставил ему, так резко, что сразу порвал что–то внутри, боль пронзила Рауля насквозь, он дернулся и застонал, но его держали крепко, а Рот навалился сверху и стал трахать его короткими толчками, член скользил в крови, тёплые капли текли по ногам, Коронёр кусал ему шею и шептал в такт ударам:
- Юпитер… какая… задница… ну же… а я говорил… но ты не хотел… по–хорошему… так получай… по–плохому… я тебя научу… я тебе покажу… чей ты уке… давалка моя… идеальная…
Одна рука Рота сунулась под живот Рауля, стиснула опавший член, так больно, что он снова вскрикнул и стал вырываться, Рот дрочил его, но без толку, Рауль обезумел от этого кошмара, это было даже не сексом, а просто пыткой, он уже и стонать не мог, только хрипел, острый край терминала всё сильнее врезался ему в живот, кровь прилила к голове, и его вырвало прямо на металлические манипуляторы андроида, сжимавшие запястья. В эту секунду Рот заорал и кончил. Откинулся назад, потрепал Рауля по ягодицам. Сказал:
- Отпустите его.
Когда Рауля перестали держать, он соскользнул на пол, на колени, прижал лицо к прохладному серебру терминала. Его била дрожь. Прямо перед глазами по металлу медленно скатывались капли крови. Его крови. Рауль опустил ресницы. В носу стояла желчь. Голову заполняла звенящая пустота шока, а голос Рота произнёс спокойно:
- Поднимите его и оденьте.
Рауля опять подхватили, вздёрнули на ноги, натянули джинсы, он уже не сопротивлялся, только вздрагивал, когда его касались слишком грубо. Чья–то лапища задержалась на члене, но Рот рявкнул:
- Не сметь!
Когда всё было кончено, и охранники просто держали Рауля за руки, чтобы он не упал, Рот подошёл к нему и обеими руками поднял безвольно опущенную голову, посмотрел в запавшие зелёные глаза, зрачки плавали, как будто Рауль не сознавал, что с ним. Рот с сожалением покачал головой:
- Я вижу, что тебе не понравилось. Ну ничего, привыкнешь. Нет, ну неужели твой уродливый монгрел трахался лучше? Ни за что не поверю, он же… фурнитур! Знаешь что, Рауль? – сказал он, как будто они были на приёме, и Рот придумал новую забаву, - подождём, пока доктор Уинтерс привезёт его и посмотрим…
- Катце?- пролепетал Рауль, ему казалось, что он сходит с ума, - Уинтерс привезёт… Катце?
- Ну да. Я разве не сказал тебе? Какое упущение с моей стороны! Уинтерс отправилась за Катце на этот ваш… Нью–Лондон. Я думаю, он примчится сразу, Рауль, - светски-доверительно сказал Рот, - и привезёт все ваши деньги, потому что… говорят, Уинтерс говорит, что он неравнодушен к тебе, Рауль. Я его понимаю, ты восхитителен… Рауль!.. Чёрт, да держите же его! Рауль!
Пощёчина.
- Рауль!
Ещё одна пощёчина.
- Бесполезно. Слишком слабый. Занесите его в камеру, да, и пусть его осмотрит врач. Ох, как неудачно всё получилось.
Он пришёл в себя в той же обшарпанной камере, на металлическом лежаке, разбитый, с ватной головой и пересохшим ртом. Его уложили на живот, и пока он не двигался, всё ещё было терпимо. Застонав, он поднялся, боком сполз с лежака и проковылял к раковине, сказал "холодная". Воды не было, и он готов был заплакать, но заметил в углу канистру, жадно напился тепловатой, ржавой воды, потом стянул с себя джинсы, камеры по углам внимательно мигали, но ему было всё равно. Кто–то сделал всё, что нужно, обмыл его, обработал внутренние разрывы, Рауль чувствовал знакомый запах заживляющего средства, а муть в голове… Он закатал рукав - так и есть, две точки, обезболивающее и снотворное. Всё верно. Он и сам не сделал бы лучше. Скоро он будет в норме, и Рот снова сможет… Рауль засмеялся низким безрадостным смехом, задохнулся, упал на лежак, не обращая внимание на боль, сжался в комок, смех перешёл в сухие рыдания, его трясло, всё, что он видел и испытал, проносилось в голове яркими, жалящими образами, растерзанный Консул, угасшая Юпитер, страшное лицо Рота, жёсткие руки на его, Рауля, теле, дикая боль, сплавленная с бессильной ненавистью и отвращением, и Катце, Катце, которого притащат в этот ад, Рауль знал Рота, деньги для него были просто приятным дополнением, по–настоящему ему нужно было другое, он намеревался заставить их с Катце платить не кредитами, а унижениями, болью, страхом... Рауль сделал первый взнос. Безысходное отчаяние навалилось на него, он уже не рыдал, а тупо смотрел в стену, внизу всё саднило и отдавалось на каждый удар сердца. Густой звон систолы, шёпот диастолы. Возможно, ему следует поступить, как Ясон, и остановить это неровное биение, прервать жизнь, которая стала бесполезной, мучительной, более того, опасной, настоящим ахиллесом для Катце. Он ни минуты не сомневался, что Катце всё бросит и прилетит на Амой с деньгами. Он ни минуты не сомневался, что Катце распознает ловушку с первого взгляда и поймёт, что деньги не спасут их, но прилетит всё равно, потому что… Он прилетит, лисёнок мой, он никогда не сдаётся, он уже в пути, и даже если ты сейчас убьёшь себя, то ничего не исправишь, трусливый, никчёмный блонди! Соберись, Рауль! Пока вы оба живы, у вас есть шанс, Катце самая хитрая лисица во вселенной, и он найдёт способ… Соберись, Рауль!.. Рауль постепенно расслабляется, он уже не пытается вернуть себе отстранённое спокойствие Идеального Блонди, с Идеальным Блонди покончено навсегда. Он просто Рауль Эм, и он не мешает себе думать о своём любимом лисёнке, о Катце. Он вспоминает его лицо – всегда замкнутое на людях, но такое живое и изменчивое, когда они вместе, и весь арсенал его улыбок - от издевательской ухмылочки в четверть дюйма до детского, заразительного сияния, и его глаза – такие яркие, такие дерзкие…
И его речь - забавную смесь изысканных оборотов Эос и уличного жаргона, и повадки любопытного мальчишки, когда не надо изображать из себя большого босса. Когда они вместе… Рауль улыбается, он ещё может улыбаться… И его тонкие руки, его худое горячее тело, и как он нежен и осторожен поначалу, но этот жадный взгляд говорит – это не надолго, моя радость, и Рауль не выдерживает первым, и торопит его, и просит делать это сильнее, глубже, и Катце становится бешенным, он трахает его так, что Рауль умирает, принимая его, каждый раз умирает, и воскресает в его руках, и то особое, непередаваемое выражение золотистых глаз, когда Катце кончает сам, а Рауль тонет в нём, они словно сплавляются, срастаются, и кровь монгрела смешивается с кровью блонди… Рауль, почти не сознавая, что делает, дотрагивается рукой до члена в расстёгнутой ширинке, у него эрекция, но ему уже всё равно, где он, и плевать на камеры, измученная плоть словно оживает, он водит рукой по горячему, пульсирующему члену, он крепко сомкнул веки, и представляет, что это другие пальцы – худые, сильные, пожелтевшие от никотина, он дышит тяжело, закрытым глазам горячо и мокро, он окутывает себя сладкими, нежными, бесстыдными воспоминаниями, ускоряет движение, и ему почти удаётся почувствовать слабый запах сигарет, прикосновение жарких губ… Рауль мой, радость моя, какой же ты горячий…з десь… что ж ты со мной делаешь... Он кончает со всхлипом, жизнь, сердце бьётся во всём теле, выплёскиваясь в ладонь Катце, словно огнём опалило каждую клеточку, каждую жилку… И расплавленное золото лисьих глаз, внимательных, радостных. …Ну тише, тише, маленький мой, мой любимый… Слёзы катятся по щекам, Рауль чувствует себя ослабевшем, измученным, но чистым, вся хворь, всё отчаяние ушло из него, и он засыпает крепким, настоящим сном, и просыпается здоровым через несколько часов.

Его будит радио. Сквозь треск статического электричества женский голос повторяет одну и ту же фразу: "Слушай, Амой, слушайте, дети мои, титул Консула дарую первому из сыновей, Дэрилу Роту", и так пять раз, десять, на сороковом повторе Рауль не выдерживает, голыми руками отдирает проржавевшую железную панель, и вырывает из стены приёмник. Его трясёт. Камеры смотрят на Рауля выпуклыми линзами.
11.
Планета была зелёной, алой, синей и золотой. Невозможно красивой. А Кэт не хотела её видеть, она пряталась от этой красоты в зале ожидания космопорта, пока не пришло такси, забилась в салон машины и опустила шторки, она оборонялась от красоты, как могла, она не для этого сюда прилетела, не любоваться, не глазеть на синий океан и острова, покрытые осенним лесом, под солнцем и облаками, не ахать восторженно, не вдыхать прохладный сладкий воздух, не замирать, когда аэротакси делает вираж в небесной сини и пикирует к воде, и тени рыб скользят в пронизанной солнцем бездне, и весельчак – шофёр распинается перед хорошенькой испуганной беляночкой, которая наняла его на весь день, и велела везти поначалу в столичный Челси, в деловой район, а потом – к Нью –Альбион, островам, где живут самые богатые, уважаемые люди планеты. Потому что этого ненадёжного, ленивого монгрельского ублюдка не оказалось в офисе, и это днём, в середине рабочей недели! Господин Катце, видите ли, работал в своей резиденции! Можно подумать! Распущенный рецессивный тип! Да он уже вышел из – под контроля, и прав был Советник Рот, когда говорил, что…
Кэт задрожала. Конечно же, Советник Рот был прав, прав во всём, кроме одного, и Кэт собиралась это исправить. Она сама накажет Катце. Негоже монгрелу спать с блонди. Негоже монгрелу унижать и шантажировать "серебряную" девушку из настоящей семьи!
Таксист запросил разрешение на посадку на небольшом острове, который указала ему Кэт, ей пришлось назвать своё имя, чтобы их пропустила система безопасности. Жадный монгрел собирался хорошо стеречь своё сокровище. Только не для него такая драгоценность! Она шла по парку, по живой земле, Юпитер, она никогда не видела столько деревьев, столько травы и цветов, один раз она оглянулась, почувствовав взгляд, и заметила в листве животное, она струхнула, но потом улыбнулась – она видела такое на картинке в учебной программе, оно не хищное, а просто…олень. Светлая шкурка в пятнышках, грациозная поступь, карие влажные глаза, такие красивые, как…как у Мимеи, только кроткие, пугливые, бархатный нос подрагивает, изгибается стройная шея… Красная молния мелькает в зелёной траве, и олень срывается с места, исчезает в кустах, золотые и алые листья, потревоженные, срываются и падают с веток, а другой зверь, рыжий, остромордый, припав к земле, настороженно смотрит на Кэт дикими жёлтыми глазами в угольной обводке, тявкает, скалит острые зубы… Кэт отвернулась и быстро пошла к дому, чьи башенки виднелись над верхушками деревьев. Маленький трёхэтажный дом стоял, окружённый клумбами, на холме, с одной стороны лес расступался, и море блеснуло Кэт синью и серебром, солёный ветер прошёлся по коротким белоснежным волосам девушки. Она поднялась по ступенькам к двери, яркому букету из разноцветного стекла в обрамлении тёмного полированного дерева, и позвонила. Ей открыли почти сразу же, видно, слуга проходил мимо, она захлопала глазами – да это же Дэрил, фурнитур Консула Минка, вот так сюрприз!
- Доктор Уинтерс, - сдержанно произнёс он, - здравствуйте. Чем могу служить?
- Мне нужен Катце, - заявила Кэт, подавив внутреннюю дрожь.
- Прошу за мной, - сказал Дэрил, Кэт двинулась за ним в глубь комнат, просторных, спокойных, полных света, цветов, красивых вещей, это был самый удивительный дом, который она видела. И он ждал… он ждал Рауля Эма, поняла она, здесь всё было сделано так, чтобы понравиться ему, чтобы он жил здесь с удовольствием и радостью, впервые ей стало немного не по себе от того, что она собиралась сделать, но она сурово пресекла колебания, ну не Катце же здесь всё устроил, а Дэрил, он опытный, квалифицированный фурнитур, он знает, как угодить Советнику Эму, впрочем, апартаменты Советника в Эос ни хуже, не беднее, ну может, только немного…
- …послушайте, Форбс, я понимаю, Вы у нас художник, и всё такое, ладно, я предоставил Вам полную свободу творчества в других комнатах, но здесь, в кабинете, и я специально оговорил это, должны быть павлины, чёрт подери!.. - донёсся до неё знакомый, отвратительный голос. Лёд с ядом.
- Но, мистер Катце, павлины – это… несколько банально, и я подумал…
- Форбс. Если бы Вы не думали, а следовали моим указаниям, Вам не пришлось бы ничего переделывать!
- Переделывать? Но витраж готов! Изумительный, великолепный тигр!
- Вот и впихните этого Вашего тигра в другое место, куда хотите, а в кабинете сделайте мне павлинов, и точка! Рисунок я Вам дал давно! И не пытайтесь мне возражать, чёрт возьми, не хотелось бы напоминать, но у Вас контракт, и неустойка Вас разорит, вот увидите!
Молчание. Ублюдок победил – подумала Кэт, и её затопила спасительная волна негодования и злости.
- Ладно, Форбс, - в ядовитом голосе появились мягкие, вкрадчивые нотки, - сделайте, как я прошу, и Вы не пожалеете. Уложитесь за сутки?
- Я сделаю этот… примитив за двенадцать часов, - обиженно фыркает художник. Попался. Рыжий ублюдок и тебя обвёл вокруг пальца!
- Отлично! - говорит Катце. Шаги. И он оказывается прямо перед Уинтерс, долговязый, худой, костюм цвета морской волны, бледно–золотистая рубашка, кожаные туфли, он одет с великолепной, стильной небрежностью, это идёт ему, мимоходом отмечает Кэт. Он удивлённо приподнимает брови:
- Доктор Уинтерс! Не ожидал видеть Вас! Что-то случилось? – в голосе проскальзывают тревожные нотки. Кэт говорит:
- Да. Я должна сообщить Вам кое–что. О Советнике Эме.Катце меняется в лице, так быстро, так страшно, что Кэт обдаёт жаром, как при оргазме. Получай, монгрельский отход! Он хватает её за руку, тащит в какую–то комнату, захлопывает разноцветную витражную дверь, прислоняется к ней спиной, Кэт чувствует себя в ловушке, но только на секунду. На самом деле в ловушку угодил Катце.
- Что с ним? – шипит монгрел, его пальцы до синяков впиваются в плечи "серебряной" девушки.
- Отпусти меня, - роняет она, - у него всё благополучно. Просто он отменил свой… переезд на Нью–Лондон.
- Да пошла ты!..- говорит Катце с издёвкой, но отпускает её.
- Он не приедет, - повторяет Кэт. Катце пожимает плечами, отворачивается. Достаёт платиновый портсигар, прикуривает, пальцы его мелко дрожат.
- Я не верю тебе, - говорит он, затягиваясь, - Всё уже решено, ты не дура и понимаешь - на Амой его ничего хорошего не ждёт, лаборатория ваша подпольная, со дня на день вас всех могут арестовать, и что потом? И кроме того, мы с ним…
- Я знаю про вас с ним, - насмешливо перебивает Кэт, - что тут такого, сам знаешь, этим многие блонди занимаются, ну и что?
- Ну, для тебя, может, и ничего, - ядовито цедит Катце, потом, мстительно, - стерва фригидная! И что в тебе Мимея нашла, она–то славная, горячая девочка, а…
- Не трогай Мимею! – огрызается Кэт.
- А, проняло, мисс Мидас, - отвечает ей Катце, - знаешь, только ради неё, проваливай–ка ты отсюда, пока цела, и не забудь попросить меня, что бы я ничего не сказал Раулю, когда он приедет.
- Ты думаешь, я тебя боюсь? – тянет Уинтерс. – Он не приедет, дружок. Он останется на Амой. Там для него сейчас стало безопасно. Подумай сам. Лаборатория свёрнута. Все его люди – в Федерации. Ты – здесь, без права на возврат. Свидетелей нет, Катце. Он снова стал Идеальным Блонди, хвала Юпитер.
Она видит, как лицо монгрела бледнеет, и добавляет, как бы нерешительно:
- Ну, рано или поздно это должно было случиться. Он… одумался, Катце. Он не говорил ничего, но я же видела, он понимал, что спать с низшими… это несколько неловко. Вот он и…
- Что?! – орёт Катце, - Что ты сказала?!
- Да ничего пока, - удивлённо говорит Уинтерс, - конечно, это не тот партнёр, которого я бы выбрала для своего патрона, но…
- Юпитер, я тебя убью!...
- …но он доволен, а это главное. Советник Рот добивался его долго и теперь должен ценить…
- Заткнись! – Катце хватает её за плечи и швыряет на пол, - ты врёшь, врёшь, сука отмороженная!..
Кэт поднимается, садится кошачьим движением и говорит спокойно:
- Ты можешь убить меня, но он всё равно не прилетит, он остался на Амой с Дэрилом Ротом, и сплавил тебя сюда…
- Меня сплавил сюда этот легавый ублюдок И Хэ, что б ему пусто было! - Катце трясёт, он даже курить не может, сигарета прогорела почти до фильтра, он остервенело тушит её в пепельнице и оборачивается к Кэт. Та смотрит на него с насмешливым любопытством, качает головой. Она уже встала, отряхнула комбинезон.
- На, послушай, кто поставил тебя вне закона на Амой, - она швыряет на стол, рядом с компьютером, маленький диск, складывает руки на груди, смотрит в окно. Катце садится за монитор, включает комп, ждёт, пока загрузится оперативная система. Ему с трудом удаётся прикурить по–новой. Вот сука. Дрянная, лживая сука! Он вертит диск в пальцах, такие используются обычно в диктофонах и визорах, ему не сразу удаётся вставить его в дисковод. ВВОД. "Резиденция Советника И Хэ…" И знакомый, любимый, прохладный голос, он не спутает его ни с каким другим: "Мне даже трудно это сформулировать, И Хэ…" Катце слушает молча, лицо его не выражает ничего. "…я был доволен его услугами… я не хочу, чтобы моё участие в этом деле стало известно…". Сигарета обжигает ему пальцы, он не замечает этого, потом вздрагивает, отбрасывает тлеющую палочку, смотрит на Уинтерс, он словно после тяжёлой болезни, голос срывается в хрип, когда он говорит:
- Зачем? Зачем он со мной… так?
Уинтерс качает головой. Говорит с безжалостной снисходительностью:
- Он просто добрый. Представляешь, что бы сделал с тобой Советник Рот, а? Мистер Эм не хотел твоей смерти. Он, можно сказать, тебе жизнь спас.
- Он мог… сказать, я бы никогда…
- Юпитер, с какой это стати Советник Эм должен что–то объяснять бывшему фурнитуру? Он воспользовался твоими услугами, он тебе жизнь подарил, чего тебе ещё надо?
- Я не верю, не верю тебе, сука, дрянь, - шипит Катце,- зачем ты припёрлась сюда, что тебе нужно, он прилетит, он…
- Он не прилетит, - говорит Кэт, - а я припёрлась, чтобы увидеть твоё ублюдочное лицо, когда ты узнаешь об этом. Могла бы не припираться. Но ты же не откажешь девушке в маленькой мести, а? Ты мне много крови попортил, Катце, теперь – моя очередь, - тянет она насмешливо, серо-розовые глаза поблёскивают, на щеках – лихорадочные алые пятна.
- Убирайся! – хрипит Катце, Уинтерс пожимает плечами и скрывается за дверью, у неё шаттл через четыре часа, она едва успевает на него. Дело сделано. Она достала ублюдка.
Оставшись один, "красный" со стоном вцепляется в волосы. Она соврала, конечно, соврала, Рауль прилетит, его золотой, любимый мальчик, он смотрит на часы – через двадцать часов он встретит Рауля в космопорте, а эту суку поймает и убьёт, задушит собственными руками… Но ядовитые слова, отвратительный разговор с диска уже отравили его мозг, память против воли подсовывает все эпизоды, когда его блонди вёл себя как все они, эгоистично, коварно, лицемерно, как это всё просыпалось в его Рауле, редко, неожиданно, но всегда очень…уместно, он такой практичный, так ненавидит ссоры и разборки, чёрт возьми, а желание и способность манипулировать заложены в нём изначально, в его проклятом геноме, стоит только вспомнить, как он послал Мимею к Рики!.. А его проклятые эксперименты?.. Катце вскочил и заметался по комнате. ...Он был таким нервным, таким молчаливым, когда ты был на Амой последний раз, таким…другим, даже в постели, не такой, как обычно, а ведь он любил наоборот, он любил, когда Катце засаживал ему, он до исступления доводил его своими стонами, просьбами "сильнее, Катце, ещё, пожалуйста…" Катце сам застонал, упал на стул, закурил. …И Трейси, Трейси не было, был какой - то немой бедняга, он услал Трейси, чтобы маленькое трепло не разболтало про… про Рота?!? ...И с каким облегчением он провожал тебя в космопорте, а ваш последний разговор, Юпитер! - как он краснел, как просил тебя остаться на Нью–Лондоне… Мне жаль, Катце, лисёнок… Катце саданул кулаком по столу. Он с ума сойдёт. Успокойся, парень. Набрал в голову. Через двадцать часов ты встретишь его в космопорте, и он всё тебе объяснит, даже свой разговор с И Хэ, и мисс Мидас со своим враньём может катиться в голубые дали. Двадцать часов. Они пройдут быстро. Потерпи. Пережди их.
…Высокий рыжий парень, дорого и модно одетый, стоит в зале ожидания космопорта на самом видном месте, жёлтые глаза шарят по толпе прибывших. Люди обходят его, некоторые оглядываются, он не двигается, он словно натянутая струна, пальцы вертят незажжённую сигарету. Постепенно зал пустеет, появляются роботы - уборщики, за высокими окнами вечер переходит в ночь, знаменитый на всю Федерацию Нью - лондонский закат пылает, а потом бледнеет и затягивается чёрным. А парень всё стоит, губы у него изгрызены почти до крови. Служитель космопорта приходит проверить работу роботов, поглядывает на парня, мнётся, потом подходит, касается худого напряжённого плеча:
- Сэр, мы закрываем зал. Следующий шаттл через два дня…
Парень вздрагивает, оглядывается, его глаза… Служителя передёргивает от этого взгляда. Он словно заглянул в сгоревший дом, где отбушевал пожар, остались лишь руины, пепел, обугленные тела.
- Да, я понял, извините, - говорит парень спокойно, поворачивается и идёт к выходу. Служитель оторопело смотрит ему вслед.
Мальчик, наконец, вырос.
На третьи сутки заключения Рауль услышал выстрелы, ему как раз приносили воду, два андроида, один держал его, другой наполнял канистру водой из переносного бака. Один из младших коронёров стоял в коридоре со скучающим видом. Бэджик на груди сообщал его имя – Силвер Джон Бэнкей. И тут с верхних ярусов раздался слабое стрекотание, отдельные щелчки, потом ухнуло, так что завибрировали железные стены камеры. Рауль не поверил своим ушам, он подумал, что у него галлюцинации. Снова ухнуло, младший коронёр Бэнкей вздрогнул, и Рауль понял, что ещё не сходит с ума.
- Что происходит, младший коронёр Бэнкей? – спросил он тоном блонди, абсолютно уверенного, что получит ответ. И Бэнкей тут же отрапортовал – сработала привычка к повиновению:
- Советник И Хэ поставил под сомнение волю Юпитер и поднял мятеж против законного Кон… А ну, замолчи…те! Говорить запрещёно!
Рауль охотно замолчал. Позже, когда бронированные двери захлопнулись, он запил водой два кубика сухого тюремного рациона и принялся ходить по камере, безумная надежда загорелась в нём – вдруг И Хэ удастся победить, уничтожить самозванца, он располагает немалыми силами, вся полиция Амой подчиняется ему… Тогда Катце не надо будет рисковать, с Алексисом Рауль и сам договорится быстро! Эхо далёких взрывов раздавалось всю ночь, реже и реже. Рауль ворочался на жёстком лежаке, то засыпая, то просыпаясь, выныривая из безликих кошмаров. Ему было жарко, кондиционер едва работал, он сбросил рубашку, а когда зажёгся свет, что должно было означать утро, блонди увидел, что две камеры слежения погасли, линзы спрятались, свернули объективы. Экономия энергии - догадался Рауль. Битва закончена и энергия нужнее на пострадавших этажах. Он вновь закружил по камере, тревога и неизвестность не давали ему усидеть на месте. Когда дверь, скрипя, отошла в сторону, он едва не вскрикнул от облегчения – наконец хоть что–то!.. Но на пороге стоял Дэрил Рот в окружении чипперов. Рауль застыл, вне себя от страха и разочарования.
Рот шагнул в камеру, от него не укрылось смятение Рауля.
- Не ожидал увидеть меня, Рауль? – спросил он.
- Что с И Хэ? – спросил зеленоглазый блонди.
- Господин Консул.
- Ты… мне не Консул, - прошептал Рауль, напряжёние сменилось слабостью, так что задрожали колени, и он вынужден был сесть на лежак. К глазам подкатили слёзы. Он бы всё сейчас отдал за то, что бы Рот ушёл, вот только отдавать ему было нечего. Рот подошёл к нему, схватил его за волосы и вздёрнул лицо вверх.
- Не зли меня, Рауль. И Хэ тоже говорил так. И где он теперь? Прячется в Цересе, как крыса! – его лицо искажает тик, платиновая корона тускло поблёскивает, на висках из–под неё выглядывают ужасные багровые синяки. Он не сводит с Рауля бешенных воспалённых глаз, и постепенно там появляется другое выражение, жестокое, сладострастное, он пожирает взглядом золотистое, блестящее от испарины тело Рауля, рука на затылке чуть расслабляется, подталкивает голову зеленоглазого блонди к ширинке, где начинает набухать член, другая ложится на гладкое плечо, проводит почти нежно… Рауль молча сопротивляется, пытается сопротивляться, но он знает, что это бесполезно, что за порогом стоит дюжина чипперов, которым достаточно мысленного приказа, и тогда снова… Его охватывает обречённое оцепенение, и жесткие руки очень скоро побеждают, впиваются в волосы, притискивают его лицо к туго натянутой ткани, Рауль стонет, задыхаясь, извивается, отпихивает от себя железные бёдра Рота, тот тоже стонет, от удовольствия, ритмично вжимая голову Рауля себе в пах, но вдруг стон сменяется хрипом, Мясник отпускает Рауля, отшатывается, подносит кулаки к вискам и кричит, его зубы оскалены, глаза свело вправо. Он падает навзничь, выгибается дугой, всё его тело напряжено и дрожит мелкой дрожью, потом он откидывается на спину, воздух с хрипом устремляется в лёгкие, и тут же вновь выгибается, ботинки скребут по полу, на губах выступила пена. "Корона" - в ужасе догадывается Рауль, корона делает это с ним!.. Он срывается с лежака, подползает к Роту, надо снять с него корону, чтобы прервать эпилептический приступ… Но ему не дают даже приблизится к Консулу, в камере становится тесно от чипперов, они швыряют Рауля на лежак, наваливаются сверху, шарят по телу, стискивают соски, ягодицы, пальцы впиваются в грубую джинсу, треск, они сопят, но их лица абсолютно невозмутимы, Рауль сдавленно кричит, почти в обмороке от страха, и тут всё заканчивается. Чипперы слезают с него, молча выходят из камеры, кроме двоих, которые останавливаются за спиной Дэрила Рота. Он сидит на полу, его водит из стороны в сторону, глаза плавают.
- Старая…сука, - хрипит он, - никак не… угомонится!.. Поднимите меня…
Чипперы ставят его на ноги, его шатает.
-…А- а… мои мальчики… - язык у него заплетается, подбородок покрыт пеной, на сьюте – пятно мочи, - скажи… спасибо, что я их… остановил… они это дело… любят… стоит только… ос… лабить… контроль… Понял?.. По…думай…
Чипперы под руки выволакивают его из камеры, бронированная дверь с лязгом встаёт в пазы.
Когда дверь открывается в следующий аз, и снова входят чипперы, Рауль, сидящий на лежаке, молча вжимается спиной в тёплое железо, его бьёт дрожь. Охранники не обращают на него внимания, они роняют на пол какой–то тюк, разворачиваются и уходят. Рауль переводит дух, подбирается ближе. Тюк стонет и шевелится. Рауль опасливо приподнимает замызганный брезент и вскрикивает – на него глядят знакомые розовато – серые глаза Кэт Уинтерс. Он отшатывается, злость и отвращение охватывают его, он шипит:
- Ну, это уж слишком! – бросается к двери и начинает стучать, он им скажет, чтобы забрали эту дрянь, иначе… Потом, вспомнив, склоняется над лежащей девушкой, хватает её, трясёт, как крысу, кричит:
- Где Катце, ты, дрянь?!! Что с ним сделали, отвечай!
Кэт всхлипывает, вцепившись ему в руки, хрипит:
- Ос…тался на Нью–Лондоне… Отпустите меня, мистер Эм, пожалуйста, не трогайте меня, пожалуйста…
Рауль швыряет её на пол, от облегчения у него кружится голова. Кэт едва слышно плачет, до Рауля наконец доходит - с ней что–то не то, она… Юпитер, сьют разорван спереди, видны маленькие груди, все в синяках и укусах, на шее - синие следы пальцев, глаза заплыли, искусанные губы распухли, она ёжится под взглядом Рауля, пытается прикрыться, на правой руке два пальца торчат под прямым углом, запястья стёрты. Рауль сглатывает, переводит взгляд ниже. Внизу, в прорехе разорванного сьюта видны побуревшие от крови бледные кудряшки, живот в синяках. Жалость охватывает Рауля почти против воли, он не хочет жалеть эту дрянную предательницу, которая не сводит с него жалкого страдающего взгляда, она словно больное животное, и Рауль сдаётся, подавляя злость, он осторожно поднимает её, укладывает на лежак, случайно задевает живот, твёрдый, как камень, Кэт вскрикивает, сильно сгибает колени, она почти не дышит от боли, Рауль спрашивает её сердито:
- Внутренние разрывы?
- Да… свод влагалища… и прямая кишка, кажется… - стонет она, кусая губы, - чипперы… они… долго меня… они… Консул приказал… за то, что я не привезла… Вашего Катце… Мистер Эм, я так виновата, простите меня, простите!
- Так ты была на Нью–Лондоне? Как… Катце? Он… что он собирается делать? – перебивает её Рауль.
- Мистер Эм, - шепчет Уинтерс, - я… мне нет прощения…
И она начинает рассказывать.
Когда она смолкает, Рауль отворачивается, не говоря ни слова. Спрятаться, уединиться ему негде. Поэтому он укрывает лицо в ладонях, долго сидит так, сгорбившись, когда он опускает руки, и Уинтерс видит его глаза, она, скуля, ползёт к нему по лежаку, оставляя за собой дорожку сукровицы, хватается за перепачканный сьют блонди, плачет:
-Нет, пожалуйста, мистер Эм, не оставляйте меня одну, пожалуйста, не надо, не делайте этого…
- Чего? - спрашивает Рауль безразлично.
- Не… не делайте ничего с собой… - горячечно шепчет она, глядя на него воспалёнными глазами. Рауль моргает. Вот глупышка. Зачем ему что–то с собой делать. Всё, что можно, с ним сделали другие.
- Хорошо, - соглашается он.
- Пожалуйста, мистер Эм, простите меня!.. - в десятый раз просит Кэт.
- Знаешь, Уинтерс, мне надо посмотреть, что у тебя там, - устало говорит Рауль.
- Мистер Эм, я не хотела, я не думала, что всё так будет! – причитает Кэт.
Рауль осторожно освобождает её от сьюта, стараясь причинять минимум боли, но она всё равно всхлипывает, грызёт губы и непрерывно, монотонно просит у него прощения. Рауль почти не слушает её. Руки занимаются привычным делом, он не может зашить разрывы промежности, но вправляет сломанные пальцы, накладывает фиксирующую повязку из рукава своей рубашки. Когда он пытается пропальпировать живот Кэт, она вскрикивает и сгибается пополам. Перитонит.
- Перитонит, да? – спрашивает она, отдышавшись.
- Да, Кэт, - отвечает Рауль. Она смотрит на него с безумной надеждой, шепчет:
- Теперь Вы простите меня? Я ведь… заплатила…
Рауль молчит.
- Скажите что–нибудь, мистер Эм, пожалуйста, - плачет Кэт.
- Хорошо, что Катце остался на Нью–Лондоне, - говорит Рауль еле слышно.
- Но… он же теперь… он думает, что Вы…
- Хорошо, что Рот до него не добрался, - повторяет Рауль. Это очень хорошо.
Лисёнок мой. Забудь меня побыстрее. Живи счастливо.
Когда Рот прислал за Раулем в следующий раз, он молча, покорно пошёл за чипперами, а Кэт со своего окровавленного лежака бессильно осыпала Консула ругательствами, которые подцепила у Мимеи. Рот напрасно его связал, он не сопротивлялся, когда его трахали, и в этот раз всё обошлось без травм. Раулю было всё равно, его словно отделяло от реальности грязное серое стекло, то, что с ним делал Рот, прошло мимо сознания, как неприятная врачебная манипуляция, он лежал, закрыв глаза, считая вдохи, и молчал, всё время, Рот даже ударил его пару раз, он любил, чтобы партнёры были… поживее.
-Ты учишься покорности, Рауль… - заметил Консул, когда всё закончилось.
- Рот, позвольте мне на час получить операционную и антибиотики в инъекциях, - сказал Рауль, на секунду выглядывая из-за серого стекла. Кэт… оставалась ещё она.
- …но просить пока не умеешь, - закончил Мясник, - уведите его.
Рауль учёл это замечание. Кэт становилось всё хуже, она лежала в полузабытьи на грязном лежаке, её сотрясала сухая рвота, из–за тяжёлой духоты в камере раны сильно воспалились и заплыли зловонным гноем. Иногда, очнувшись, она начинала сбивчиво просить прощение у него, у Мимеи, даже у Катце, она не виновата, она же не знала, что Советника Эма арестуют, если бы она знала, она бы никогда, никогда... Слушать этот поток самообвинений было невыносимо. Поэтому, когда Рауля выводили из камеры на следующий день, он… был готов просить. Но вместо апартаментов Рота чипперы отконвоировали его на 95 этаж, в его собственный отдел, лабораторию нейрокоррекции. Знакомые до боли голубоватые коридоры и двери, Рауль дрожит, безысходное тупое отчаяние, владеющее им с тех пор, как камеру с ним делит Уинтерс, сменяется неким… робким ожиданием – Юпитер, неужели его ведут на чистку, и он забудет, забудет эту ужасную, непрерывную боль, эту безнадёжность и… Катце, забудет Катце…
Но надеялся он напрасно. Лаборатория пуста – охрана осталась за дверью, возле корректора стоит Рот в белоснежном сьюте с консульскими знаками и платиновой короне, шеренга андроидов застыла поодаль.
- А, Рауль, - говорит Рот, - как ты быстро. Ты, наверное, думал, что я прикажу вычистить тебе мозги? Напрасно. Ты слишком ценная особь, по крайней мере, так считают в Федерации. Вот и докажешь это. Сам проведёшь чистку.
- Рот, зачем я Вам нужен, коррекцию может произвести любой из моих ассистентов, - устало отвечает Рауль. Голова у него немного кружится от свежего воздуха, он старается не дышать слишком глубоко, потому что гипервентиляция способствует панике, а ему совсем немного надо, чтобы опять потеряться в остром, безнадёжном ужасе происходящего. Лучше уж апатия.
- Твои паршивые ассистенты, Рауль, не годятся для такой тонкой работы, - отвечает Рот, один из андроидов выталкивает вперёд Силвер Эдварда Нито, заместителя Рауля, он дрожит так, что вибрируют даже металлические манипуляторы робота у него на плечах, в глазах отражаются ужас и облегчение:
- Д…да. Да, господин Консул, я ничего не могу сделать, нижайше извиняюсь, но это запрещалось инструкцией. С блонди мог работать только заведующий лабораторией Советник Эм, больше никто, так гласила инструкция. Он всё делал сам, с начала и до конца, даже не разрешал нам присутствовать, он говорил, что это слишком травматично само по себе, чтобы…
- Замолчи. Слышишь, Рауль? Ты так буквально придерживался инструкций, надо же! - Дэрил Рот рассмеялся, - и теперь будешь расплачиваться за свою правильность.
- Консул Рот, - это обращение обдирает горло Раулю, он словно просыпается, он слишком боится этого безумного смеха, слишком хорошо помнит, что было, когда он слышал его последний раз, стоя на коленях в лужице собственной крови, ощущая боль во всём теле, изнутри и снаружи, а Рот, отваливаясь от него, так же смеялся и лениво тискал его ягодицы…- Господин Консул, коррекция блонди - небыстрое дело, я должен провести массу тестов и обследований, иногда подготовка продолжается две – три недели, я…
- Не суетись, Рауль, я же не требую, чтобы ты проводил развёрнутую щадящую коррекцию. Ты сделаешь мне секс-долл, только и всего, говорят, это очень просто!
Он делает неслышный знак, усиленный короной, Рауль уже научился распознавать это по дрожи вдоль позвоночника и волне тошноты, двери раздвигаются, через проём вплывает плита на воздушной подушке, на ней, прификсированный намертво металлическими полосами, лежит красавец Алексис И Хэ, голый, весь в синяках, на боку - багровый след от касательного пулевого ранения, голубые глаза горят яростью, длинные бело–золотые волосы волочатся по полу, их кончики слиплись от крови, он похож на побеждённое божество, пленника в небесной войне. Рауль пошатывается, Юпитер, кто угодно, только не Алексис!.. Плита подъезжает к Роту, тот гладит И Хэ по щеке, красавчик пробует увернуться, дёргается в металлических путах, Рот укоризненно говорит:
- Такой строптивый, такой необузданный, ну кто бы мог подумать? Алексис, дорогой, я же не предлагал тебе ничего противного твоей природе, ты по–прежнему был бы сэмэ, но моим сэмэ, так какого чёрта тебе понадобилось устраивать эту стрельбу, этот мятеж, идти против воли Юпитер, а? – он оборачивается к Раулю, вздыхает:
- Ты очень хорош, Рауль, просто идеальный уке, но временами мужчине хочется чего-нибудь более… активного, я думаю, ты понимаешь меня. Ясон бы понял. Так что приступай. И побыстрее. Ты можешь делать всё, что угодно с его мозгами, только чтобы потом он мог сам передвигаться, понимать приказы и трахать как следует. Даже речь необязательна, видишь, насколько я облегчаю тебе задачу, милый мой.
И Хэ выгибается и рычит, как зверь, скаля зубы, кровь выступает под металлическими фиксаторами. Рауль смотрит в его отчаянные глаза, потом на Рота, вскрикивает "Нет!", тогда Мясник приближается к нему и сильно бьёт по лицу, опрокидывает на пол, несколько раз ударяет ногами, Рауль сворачивается в клубок, прикрывая живот и голову. Рот рывком вздёргивает зеленоглазого блонди на колени, притягивает к своему паху, Рауль скулит: "Нет, нет!..", из–под зажмуренных век текут слёзы, разбитые губы дрожат. Мясник наклоняется и облизывает его окровавленный рот, покачивает голову Рауля в ладонях, с наслаждением вглядываясь в красивое заплаканное лицо, словно любуется прекрасным шедевром, созданием своих рук, потом шепчет:
- Ступай, Рауль, выполняй приказ Консула! Живо!
Рауль безропотно поднимается и идёт к терминалу корректора.
- Ты сволочь, Эм, ты слышишь меня, пассивная сволочь, трус, предатель!
- Поверни голову, И Хэ.
- Пошёл на ***!
- Нито, поверните ему голову.
Рот наблюдает, как Рауль готовит И Хэ к процедуре, программирует машину, закрепляет среди волос игольчатые электроды, цепляет датчики. И Хэ монотонно, бессильно ругается, дёргаясь, когда иглы жалят его.
- Юпитер, какой же ты гад, а ведь я всегда любил тебя, Рауль, ты был моим приятелем, хоть и зануда ты редкая. Да не трясись ты так, чего ты трясёшься! С Ротом ничего нового тебя не ждёт, выебет ещё пару раз и прикончит. И чего ты боишься, а? Тебе ведь не привыкать, ****ская дырка! Что, твой рыжий монгрел трахал тебя осторожнее? Ни за что не поверю! Недаром ты так хотел избавиться от него. Ты рецессивный отход, и твой дружок Ясон был таким же, вас просто заклинило на монгрелах, грязные ублюдки, Ясонов пет хоть был посимпатичнее, а твой – костлявое изуродованное уёбище, меня всегда поражало, как …
Рауль внезапно размахивается и бьёт И Хэ по щеке, яростным шёпотом говорит:
- Знаешь, И Хэ, а меня всегда поражала твоя неистощимая способность к фиглярству!..
Алексис шипит, неоново–голубые глаза сверкают бешенством:
- Я припомню это тебе, дорогой!
- О, не думаю, через полчаса ты имя своё позабудешь, - мстительно говорит Рауль и не особо ласково надвигает на голову И Хэ колпак корректора, потом продолжает холодно:
- Замолчи, И Хэ, ругаться бесполезно. Лучше вспомни всё, что знаешь про секс-долл, ведь это твоё ближайшее будущее, дорогой.
Рот, прикрыв глаза, слушает их перепалку, насмешливо говорит:
- Как с вами тяжело, мальчики! Эй, ты, силвер… Нито!
- Всё… всё верно, господин Эм сделал всё верно, господин Консул…
- Приступай, Рауль!
Рауль дрожащими пальцами набирает код доступа, и приступает к превращению самого красивого блонди Танагуры в секс – долл.
- Он открыл глаза. И что теперь?
- Как… Как обычно. Вы должны быть первым, на кого он посмотрит, Рот… господин Консул.
- Мне нравится, как ты это говоришь, Рауль, - рассеянно роняет Мясник Рот, он уже полностью занят своей новой игрушкой, он наклонился к распростёртому на несущей плите прекрасному нагому телу, касается щёки секс-долл. Яркие глаза того, кто недавно был Алексисом И Хэ смотрят прямо на него, тёмные брови недоумённо хмурятся. Рот спрашивает:
- Почему он молчит?
- Мне не удалось сохранить речедвигательный центр, господин Консул, - испуганно говорит Рауль.
- Какой же ты неловкий! Но он будет передвигаться сам, без команд?
- Да, движения произвольные, в полном объёме, и он понимает речь, сенсорика цела, он сможет самостоятельно принимать пищу и контроировать физиологические функции, - торопится Рауль.
- Ну, давай, улыбнись мне, - шепчет Рот в прелестное спокойное лицо. И безымянное создание покорно улыбается.
- О, Юпитер, - шепчет Рот потрясённо, - как он хорош! Я доволен, Рауль, очень доволен. Я назову его Ангел, мой восхитительный Ангел...
- Господин Консул…
- Что тебе, Рауль? - Рот гладит бледно–золотистые волосы своего нового любимца, тот отвечает на его прикосновения, вытягиваясь на привязи вслед за ласкающей рукой хозяина.
- Я прошу позволить мне получить лекарства для Уинтерс, и операционную, хотя бы на час, пожалуйста…
- Уинтерс? А, альбиноска! Нет, Рауль, не стоит возиться с рецессивными особями, она и так скоро сдохнет, но, мне кажется, тебе будет поучительно наблюдать за этим процессом до конца. Маленький урок, дорогой Рауль. Эй, кто там, уведите его в камеру!
Чипперы снова втолкнули его в вонючую камеру, двери сомкнулись. Уинтерс на лежаке открыла запавшие глаза и прошептала:
- Мистер Эм… Вас… не трогали?
- Нет, Кэт, всё обошлось.
- У Вас… губы разбиты.
- Ерунда, девочка.
- Вы специально так говорите… - она утомлённо опустила веки и задремала. Рауль смотрел на неё некоторое время, потом, решившись, коснулся плеча. Она не шевельнулась, он потряс её сильнее, бледная девушка взглянула на него блуждающим взглядом, прохрипела:
- Мимея, как жарко…
- Кэт…
- Принеси воды, милая.
Она опять бредила, это было даже хорошо, она не почувствует то, что он собирается сделать.
Рауль зашил её, с помощью собственного волоса и иголки, которую выломал из корректора. Зашил хорошо, теперь бы антибиотиков, но антибиотиков не было. К концу операции Уинтерс пришла в себя.
- Вы… меня шьёте?..
- Да, дорогая, потерпи немного.
- Мне уже не больно… Отёк… онемение тканей. Дайте мне попить, мистер Эм.
- Девочка, ты же сама врач и знаешь, что тебе нельзя.
- Теперь… всё равно. Я умру скоро. От перитонита умирают на четвёртый день… если сердце крепкое…
- Не говори так, всё ещё может повернуться по–другому. Вот, последний шов. Получилось аккуратно, Кэт.
Она попробовала улыбнуться:
- Вы… такой хороший, мистер Эм. Как я могла Вас предать… Я заслужила смерть…
- Не начинай снова, Кэт, - мягко сказал Рауль, чувствуя комок в горле и привычный всплеск злости.
- Нет, заслужила… И Мимея… Я убила её… как будто выстрелила сама… Оставила… на привязи. Что же с ней сделали, Юпитер… Хорошо, что я… не узнаю этого… Я так… люблю её, мистер Эм… - Уинтерс тихонько захныкала, у неё даже на плач уже не доставало сил. Рауль молча гладил мокрые от пота белёсые волосы.
Ночью ей стало совсем худо, она горела и бредила, но речь звучала невнятно, Рауль ничего не мог понять. Он каждый час обтирал ей лицо оторванным рукавом своей рубашки, смоченным в воде. Под утро она впала в тяжёлое забытьё, рот обметало, глазные яблоки быстро двигались под тонкими веками, зловонное дыхание с хрипом вырывалось из груди, руки мелко обирали вздувшийся живот. Рауль пытался приостановить это нескончаемое муравьиное движение, но Уинтерс всё время вырывалась, в бредовом мире предсмертия её снова насиловали, она беззвучным шёпотом просила отпустить её, жалобно звала Мимею, у Рауля разрывалось сердце, в нём не осталось уже ни капли ненависти к жалкой предательнице Кэт Уинтерс, а только сострадание и острое осознание своего бессилия перед лицом смерти. Иногда ему хотелось убить её, из жалости, нельзя, чтобы живое существо так мучалось, но ещё оставалась слабая надежда, что… Он, стиснув зубы, продолжал промокать лоб Кэт мокрой тряпкой, раз за разом, это было единственное, что он мог сделать для неё, единственное, что он мог сделать, чтобы не сойти с ума от ужасного, физического неприятия того, что происходило с Кэт. Того, что происходило с ним. Только когда вода кончилась, он понял, что прошли почти сутки после того, как он провёл коррекцию И Хэ. К ним в камеру никто не заглядывал целый день. Уинтерс уже не двигалась, лицо её ещё больше заострилось, печать смерти проступила так явно, что Раулю было невыносимо смотреть на неё, но он заставил себя присесть рядом и взял Кэт за руку, худую, уже холодеющую, расправил скрюченные пальцы. Уинтерс прошелестела неслышно: "Ми…мея…", пальцы её шевельнулись. Почему–то Раулю вспомнился рассказ Катце, как монгрел Рики пошёл умирать к Ясону. Да, Ясон умер позже, на руках у Рауля, но по–настоящему смерть пришла к нему в образе Рики, среди горящего Дан Бана. Блонди прошептал "Да, я здесь, дорогая" и держал Кэт за руку, пока её дыхание не прервалось. Рауль посидел с ней ещё немного, потом встал, словно очнувшись, обвёл взглядом маленькую бронированную комнатушку. Жара и зловоние были невыносимыми, видеокамеры ослепли, замолчал кондиционер. Через несколько часов тело Уинтерс начнёт разлагаться, и Раулю не придётся думать о том, как умереть.
Блонди вздрогнул, помотал головой. Потом подошёл к двери, лёг на пол, прижался лицом к едва заметной щели, лёгкое дуновение свежего воздуха, или ему показалось? Неважно. Это единственная надежда, которая у него оставалась. Он приник поплотнее к тонкой, как волос трещине на стыке бронированных плит и замер, замедляя дыхание. Он не хотел умирать.
– Сэр, советник Хазал, Федеральный дипломатический корпус, просит о встрече, - прощебетала в коммутатор роскошная красотка - секретарша. В ответ – молчание.
- Мистер Катце? - повторила она вопросительно.
- Пусть войдёт, - раздался голос.Толстый дипломат с трудом выбрался из антикварного кресла, прошёл по ковру ручной работы к резной дубовой двери. Всё в этом офисе дышало богатством, стильный сплав тщательно отреставрированной старины и новейшего технического оснащения. Дверь открылась, пропуская Хазала в кабинет, такой же безупречный, как и приёмная. Хозяин кабинета сидел за столом, он даже от монитора не оторвался, и Хазал шумно вздохнул, поражённый, не сводя с него глаз. Этот сдержанный, красивый человек был под стать своему офису, занимавшему двенадцать этажей в элитном небоскрёбе Ланкастер-тауэр, Челси, Нью–Лондон. Элегантный, сшитый на заказ костюм подчёркивал широкие плечи, тёмно-рыжие волосы уложены волосок к волоску, пальцы с отполированными ногтями бегают по клавиатуре, на запястье поблёскивают антикварные часы, тонкая сигара дымится в пепельнице - цветке из прозрачного стекла… Человек за столом отвёл глаза от монитора и взглянул на дипломата. Идеальная картина разбилась. С лощёного лица молодого хозяина жизни смотрели потухшие тускло–карие глаза, окруженные серыми тенями. Хазалу вдруг стало холодно.
- Добрый день, мистер Хазал, присаживайтесь, - предложил Катце.- Здравствуй, - растерянно ответил дипломат и замолчал, он не знал, что ещё сказать такому Катце.
- Чем могу быть Вам полезен?- продолжил невозмутимый рыжеволосый мужчина.
- Катце… ты знаешь, что Рауль в беде? – бухает Хазал. Катце на мгновение опускает ресницы, потом смотрит на дипломата, и некое подобие удивления отражается у него в глазах. У Хазала голос дребезжит, он утратил свою вальяжность и значительность, возраст неумолимо читается на смуглом одутловатом лице, в поникшей фигуре, он выглядит смертельно усталым, костюм помят, галстук съехал на бок.
- Знаю, - спокойно отвечает Катце.
- И ты… что ты собираешься…
- Ничего. Рауль Эм сам выбрал свою беду, - роняет Катце, - его никто не заставлял.
- Катце, что ты такое говоришь, - потрясённо шепчет дипломат, - ты в курсе, что творится на Амой?
Катце встаёт, берёт сигару из пепельницы, затягивается. Говорит спокойно:
- Меня больше не интересует, что происходит на Амой. Я – гражданин Нью–Лондон.
- На Амой переворот! Дэрил Рот, уж не знаю как, объявлен Консулом!
Катце смеется коротким невесёлым смехом.
- Ну, в таком случае, с чего это Вы взяли, что Рауль в беде? – говорит он резко, - я бы не назвал таким уж бедственным… положение любовника Консула.
- Катце, ты что, сдурел? – кричит дипломат, - Послушай это! Мне сегодня передали с Дарта…
Задыхаясь, он протискивается мимо Катце к столу, вынимает из кармана диск и вставляет его в дисковод. Шуршание, щелчки. А потом – громкий голос, с характерными модуляциями тележурналиста:
- …интересы генетически модифицированной правящей верхушки. Наш полевой корреспондент, Егор Кортес, вышел на связь с нами в эту минуту. Егор, Вы меня слышите?
"Слышу, Гектор!"
- Расскажите зрителям последние новости о смене власти в Городе Двух Лун.
"К сожалению, Гектор, я могу сообщить немногое, жёсткий военный режим, введенный сразу после переворота новым Консулом, Дэрилом Ротом, препятствует работе. В прошлом выпуске говорилось, что Совет Двенадцати большинством голосов объявил о своём лояльном отношении к Консулу Роту. У нас нет точной информации о перестановках в администрации Эос, достоверно известно лишь о двух арестах - в застенках Юпитер оказался Советник И Хэ, он попытался оспорить власть нового Консула силовыми методами, опираясь на подчинённые ему полицейские формирования; ещё ранее был арестован Советник Эм, талантливый генетик и нейрофизиолог, широко известный в научных кругах Федерации, о причине ареста умалчивается..."
- Спасибо, Егор! Буквально минуту назад нам стало известно, что Ректорат объединённого Университета, Альдебаран – 13, послал новоиспечённому Консулу Амой ноту протеста о недопустимости произвола в отношении крупнейшего экогенетика современности и потребовал…"
Катце молчал. Его мутило, он снова дышал воздухом Амой, тяжёлым, влажным, с металлическим запахом. Запахом лжи. Хазал с тревогой смотрел на него, потом спросил нетерпеливо:
- Понял? Какой он любовник Консула? Его арестовали. Да что ты молчишь, черт побери? Ты должен поехать со мной. Дэрилу Роту плевать на все протесты, вместе взятые, а я… мне не выручить Рауля в одиночку. Ты знаешь там все входы и выходы, вместе мы сумеем… Я упросил Совет Федерации не разрывать отношения с… новым Консулом. У меня аккредитация у Рота через шестьдесят пять часов, я едва успеваю… Катце, да скажи ты хоть слово!
И тогда измученный Катце хватает дипломата за грудки, трясёт его толстую тушу, орёт вне себя:
- А Вы чего всполошились? Вам – то до него какое дело? Да что в нём такое, в этом проклятом Рауле, что по нём все с ума сходят, а? Почему? Он что, мёдом всем намазан?..
ВСПЫШКА…глаза, в которых тонешь, которые говорят: "Я твой", тяжесть золотистой головы на плече, жаркий покорный рот – о, он отлично понимал почему! Совершенная аргументация, тихий голос:"Я больше не хочу жить на планете, где моего партнёра бьёт…всякая мразь, только потому, что у него волосы рыжие…", и взгляд упрямый – не переспоришь... Проклятый, лживый взгляд… Жди меня через десять дней, лисёнок… Опомнившись, Катце отпускает дипломата.
- Вы–то почему, а? – повторяет он надломленным голосом. Тогда Хазал молча оттягивает галстук, расстёгивает рубашку, вынимает из–за пазухи потёртый кожаный планшет, трясущимися пальцами достаёт старый голографический снимок – мужчина средних лет, черноволосый, с львиным аристократическим лицом, массивный, мускулистый, как боксёр - тяжеловес, и… Рауль! У Катце помутилось в глазах, он впился взглядом в красивое, улыбающееся лицо на пластике, и не сразу заметил, что у этого Рауля нос короче и чуть вздёрнут, щёки круглее, и волосы темнее, не такие яркие, почти русые, и прямые, без завитков, это был Рауль, да, но другой! А мужчина рядом с ним… Катце кинул взгляд на обрюзгшего толстого дипломата, губы у того кривились, старческая шея висела складками в расстёгнутом вороте рубашки, глаза подёрнулись влагой.
- Это не Рауль, не смотри на меня так, - хрипло сказал Хазал. Он отобрал у Катце снимок, погладил изображение русоволосого юноши.
- Его звали Николас Эм, он был… из той же генетической линии, что и Рауль, его биологический предшественник… Юпитер активирует следующего в линии, когда предыдущий умирает. Он… можно сказать, он - "отец" Рауля. Мы… были вместе тридцать лет назад, - проговорил старый дипломат с тоской.
"Были вместе". Катце смотрел на мужчину и юношу на снимке. Они выглядели влюбленными до безумия и до безумия счастливыми, Катце невесело ухмыльнулся, он мог бы пересчитать по пальцам одной руки, когда у его Рауля было такое открытое, живое выражение лица, такое победительно–радостное… А Хазал торопливо говорил:
- Меня пригласили почетным гостем на выпуск в Академию Юпитер, там я и увидел его, моего Ники, он, может, и не был таким красивым и талантливым, как Рауль, но я любил его, Катце, я полюбил его с первого взгляда, я до сих пор его люблю, и буду любить, пока не умру, и в раю моих предков я надеюсь вновь обнять его! Нас потянуло друг к другу с первой встречи, с первого прикосновения, и недели не прошло, как мы стали любовниками, он просто заявился в посольство, нахальный мальчишка, и попросил принять его, а у меня в кабинете… он знал, что я не смогу… не смогу устоять перед ним, он был такой смелый, мой Ники!.. - голос Хазала сорвался, он повернулся к Катце спиной, продолжил глухо:
– Мы встречались так часто, как только могли, ему было плевать на приличия, а я… он был моей жизнью. Это продолжалось два года. Срок моей службы на Амой заканчивался, я мог бы остаться, как частное лицо, но если на связь с послом Федерации ещё могли посмотреть сквозь пальцы, то на связь с мистером Хазалом, темнокожим и черноволосым… Мы решили тайком уехать вместе, я сумел бы добиться его легализации, на Альфаре, моей планете, род Хазалов – королевский род, но нас выследили, в космопорте была стрельба, Ники… в него попало три пули, я сумел втащить его на корабль, я надеялся, что он выживет, он же был блонди, но он умер… умер у меня на руках, Катце! О Господи!.. Я был как сумасшедший тогда, я хотел умереть, я уже почти... Капитан, старый слуга моей семьи, велел меня связать, он каждый вечер приходил в лазарет, и говорил, что убить себя – трусость, грех в глазах Аллаха, что мой Ники умер в бою и попал в рай, а мне бы следовало отомстить его убийцам, как подобает мужчине, и тогда мы повстречаемся у райских источников... Альфар – очень дикая планета, в некотором смысле, Катце, - мрачно улыбнулся Хазал, - Когда меня развязали, эта идея уже прочно сидела у меня в голове, но я, Катце, пошёл ещё дальше, я решил поднять джихад против Амой, священную войну против убийц моего Ники. Я уже говорил тебе, что я из королевской семьи? Шейх – уль – Альфар… Мы контролируем большой кусок галактики, влияния и богатства нам не занимать. Так вот, я все их употребил, чтобы Амой была признана врагом Федерации, подлежащим уничтожению. Это заняло почти четыре года, но война, моя священная война была подготовлена, крейсеры Федерации держали на прицеле Танагуру, мне надо было только команду дать...
- Беззубая Осада? – прошептал Катце. Хазал хмыкнул.
- Так это называют на Амой?
- Я… я ещё не родился тогда, потом прочитал в учебнике, - пожал плечом Катце.
- Беззубая осада… Славно, Консулу Де Мойну в юморе не откажешь… Я уже палец на кнопке держал, Катце, я представлял, как эти сволочи ползают, как муравьи, по развалинам Эос… А потом мне доставили голограмму, - Хазал сунул прямо в пальцы Катце следующую поцарапанную пластинку, Катце машинально взял её, и у него сжалось сердце - крепенький малыш, зелёные глазищи на пол-лица, голова – как лохматое солнышко, в крутых золотистых кудрях, маленький подбородок упрямо выпячен, а рот серьезный и нежный, рот взрослого Рауля. Катце перевернул голоснимок, на обороте было написано: "Это – Рауль Эм, ему три года, умрёт Амой, умрёт и Рауль".
- И всё, Катце, понимаешь, - устало проговорил дипломат, - Я свернул военные действия так быстро, как только смог. Вымолил право вернуться туда послом. Не спрашивай, что мне для этого приходилось делать. До восемнадцати лет я его видел только на голограммах, мне их присылали раз в год. Вот, смотри, – дрожащими руками он вытряхнул из планшета яркие снимки, не удержал, они посыпались на ковёр, Хазал охнул, кряхтя, опустился на колени, Катце стал помогать ему, он не хотел смотреть, слишком это было мучительно, но картинки жизни Рауля уже запечатлелись, как выжженные на роговице – серьёзный маленький блонди, волосы не завиваются так буйно, как в раннем детстве, они распрямились под собственной тяжестью и падают ниже плеч, взгляд застенчивый и высокомерный; прелестный подросток, тоненький, высокий, в замызганном сьюте, осторожно и твёрдо держит большую крысу, он вынул её из клетки, но его окликнули, он повернул голову, брови досадливо сведены, волосы свёрнуты кое–как и заколоты пинцетом… Вдвоём с И Хэ, красавец манерно улыбается, положив руку на плечо Раулю, а тот засунул руки в карманы с рассеянным видом. Совсем взрослые оба, такие красивые, уже не львята – львы… Хазал продолжал с тихим отчаянием:
- Мне было достаточно, Катце, я был счастлив уже тем, что со мной рядом живёт частичка моего Ники, его сын. Я… Я привык считать его и своим сыном, Катце. Потом, когда мальчик вышел из Академии, я иногда видел его на шоу или на приёмах, редко, он же не любитель всего этого, ты знаешь. Он… он так походил на отца, и в то же время был другой, очень замкнутый, холодный, у меня сердце кровью обливалось, когда я смотрел на него издали – лицо, как лёд, глаза несчастные, стылые… Они сделали из него Идеального Блонди! Мне ведь не разрешали к нему подходить, пока не сдох старый Консул, Эктор Де Мойн, хитрая сволочь, это он всё придумал, - Хазал почти рычал, - меня потом сняли с крючка, но легче не стало.- Вы…сказали ему? – спросил Катце, он не хотел этого, но рассказ Хазала, выстраданный, скупой, тронул его против воли, задел, словно по льду трещины пошли.
- Что я мог сказать, а? Советник Эм, я любил Вашего генетического предшественника, он умер из–за меня… Как мне было подойти к нему с этим? Услышь такое Идеальный Блонди, я бы вылетел с Амой в два счёта. Я… постарался стать полезным ему, Катце. Приманивал к себе, возил всякую живность, оказывал мелкие услуги. Он едва принимал их, господи, да он едва меня замечал, мы просиживали часами в его лаборатории во время коррекции Карима, но я до сих пор не уверен – он говорил со мной или со своим диктофоном? Я как сейчас их вижу - оба наших принца, Ясон и Рауль, Ясон впарывает мне какую–то ерунду, щенок высокомерный, а мой сидит, как статуя, и смотрит мимо, как будто ему всё на свете надоело – и консулова брехня, и старый толстый федерал… А потом Ясон встаёт и уходит, а Рауль остаётся, Катце, ровно настолько, чтобы распрощаться, боже мой, он единственный блонди в Танагуре, который утруждал себя вежливыми словами, но с таким видом… И всё равно, Катце, всё равно, он был малышом моего Ники… Я… я следил за ним, как дурак. Я был рад, что ему покровительствует Консул, да что там, я их сводил, как сваха, Ясон бы никому его в обиду не дал, да только этот глупый мальчишка ничего не замечал у себя под носом, а я слишком поздно узнал и про лабораторию его, и про трасты эти, и про то, каким образом Ясон пытался его прижать, и я на всё был готов, чтобы…
- Покушение на Ясона…– не веря ушам, пробормотал Катце.
- Да, а что мне было делать? – яростно огрызнулся дипломат, - Ясон становился опасным, неконтролируемым, а Рауль ещё и предостерегать его вздумал. Когда Минк уже связался с тем тёмненьким монгрелом… Глупыш правильный… - ласково и насмешливо прошептал Хазал, потом, твёрже, - Ему нужен кто–нибудь рядом, Катце, кто–нибудь, кто бы его любил, и я бы приручил его постепенно, я бы всё ему сказал, он добрый мальчик в душе, иначе не был бы сыном моего Ники…
- Очень мило, - прошипел Катце сквозь зубы, - а я тут при чём?
- А ни при чём! – рявкнул дипломат, - Что ты за сволочь, Катце! Думаешь, такого партнёра я для него хотел?! Ты и мизинца его стоишь! Да я весь извёлся, когда узнал, что вы с ним… но, думал, ничего, пусть мальчик набирается опыта… а теперь он из–за тебя в лапах Мясника Рота!
- Он сам его выбрал! – заорал Катце, его трясло, - он подставил меня, Ваш бесценный Рауль, устроил мне на Амой смертный приговор, а сам…
- Что – сам?!!
Катце упал на стул, тяжело дыша, закрыл лицо руками, потом сказал тусклым голосом:
- Он сдал меня полиции, пока я был здесь. А потом врал мне, из Вашего, мать его Юпитер, офиса, что прилетит ко мне, чтобы я его ждал. Я и ждал, как кретин! А он и не думал прилетать! – Катце коротко хохотнул, - он уже тогда…трахался с Ротом, он даже фурнитура своего сплавил куда–то, чтобы я ничего не узнал - язык у парня был без костей… О, мистер Хазал, наш Рауль, Ваш Рауль – ещё та штучка! Он не пропадёт! Умный блонди. А уж как любит это дело, с ума сойти, и опыта ему теперь не занимать, он так любит трахаться, что…
- Его фурнитур был убит, Катце, - сказал дипломат растерянно, - я думал, он сказал Вам.
- Что? Трейси убили? – осёкшись, переспросил Катце.
- Да. Я был с Раулем, когда он … нашёл его. Ему разворотили живот. Крови было… порезали лицо…
- По…
- Катце, - медленно сказал Хазал, глаза его вспыхнули, он в два прыжка очутился рядом с "красным", сильными пальцами повернул к себе его изуродованную щёку, откинул волосы. Изумлённый Катце не сопротивлялся.
- Боже мой…- выдохнул Хазал, - Мальчишку порезали так же, как тебя… волосы были вымазаны кровью докрасна, и… кровавая каша в… внизу, всё раскурочено, как у… Господи боже мой!.. Катце! Убийца… убийца показывал, что метил в тебя… Что ты следующий… Да Рауль просто вывел тебя из–под удара, никчёмная ты рыжая тварь!.. – дипломат брезгливо оттолкнул Катце, тот еле сохранил равновесие, вывернулся лисьим движением, лицо его побледнело, голова раскалывалась от ужасных догадок, неужели Рот…
Раздался серебристый звон, и голосок секретарши пропел:
- Прошу прощение, мистер Катце, но у нас проблемы! В приёмной сидит молодая леди, и уверяет, что должна с Вами поговорить, что у неё важные
Щелчки, шорох, возмущённое кудахтанье секретарши, потом хрипловатый женский голос, измученный до неузнаваемости:
- Катце, ёб твою мать, это Мимея, впусти меня, парень, впусти, рыжий!..
Всхлипы, скулёж, потом секретарша, очумело:
- О, сэр! Она…она… ей нехорошо, о боже, сэр!..
12.
Корабль тряхнуло, но Катце не обратил на это внимание. Метеоритный поток, – сказали ему пилоты, - на такой скорости пройдём, и не заметим. Сверхскоростной дипломатический шаттл добирался до Амой пятьдесят семь часов, без остановок и задержек. Посол Хазал спешил, очень спешил.
Зашипела дверь, "красный" выругался.
– Катце, это я, – в полуоткрытую дверь просунулась коротко стриженная голова Мимеи. Катце даже глаз не поднял. Монгрелка боком протиснулась в каюту, прижимая к груди поднос с двумя стаканами – в одном была вода, в другом – питательная смесь. Катце сидел за столом, заваленным деталями, микросхемами, полуразобранными приборами и инструментами, и что–то паял в развороченном шлемофоне, сигарета пыхала в углу рта, в каюте было не продохнуть от дыма и кислого запаха нагретого металла. Мимея неловко поставила поднос на стол, плюхнулась на свободное сидение, проворчала:
- Поешь давай, а то свалишься.
Молчание. Шипит паяльник.
- Слышь, чё говорю? – воинственно повторила она.
- Слышу. Подожди.
Мимея ждёт, неосознанно баюкая перевязанную левую руку. Катце, наконец, откладывает паяльник, тушит сигарету о жестяную подставку, жадно глотает питательную смесь из стакана. Его глаза ввалились и окружены синими тенями. На столе вперемежку с деталями валяются пустые шприц-тюбики метакофеина. Катце не спит третьи сутки на стимуляторах, слишком многое он должен успеть сделать. Мимея осторожно трогает пальцем плоскую чёрную коробочку.
- Что это?
- Заглушка для камер слежения.
- И… чё?
- Генерирует потенциал, неконгруэнтный сигналам камер.
- Чего?
- Долго объяснять… Осторожно!.. Короче, нет сигнала – камеры Юпитер меня не видят, чипперы тоже.
- А-а-а-а… Я чего пришла… Я с тобой пойду.
- Нет!
- Я сказала – пойду! Там… там моя Кэт!
Да твою Кэт уже…
- Ты… ты думаешь, она… её убили? – спрашивает Мимея дрожащим голосом.
- Ёб твою мать, ты что, Мясника не знаешь? – говорит Катце сквозь зубы.
Мимея молчит, потом повторяет упрямо:
- Всё равно пойду.
- Нафиг ты мне там нужна с одной рукой, - безжалостно отвечает Катце, он отставляет стакан, нашаривает в электронном развале сигарету, прикуривает от паяльника. Мимея глядит на него молча, часто–часто моргая, чтобы сдержать слёзы.
- Подай-ка мне ту микросхему… - ворчит Катце, потом, в сердцах, - Блин, да не смотри ты так! В этом дерьме мы из–за неё, и ты это знаешь, мама!.. Как ты только умудрилась связаться с такой сукой!
- Она не виновата! – кричит Мимея.
- Да ну?! А кто виноват?! – орёт Катце, сигарета пляшет в пальцах.
- Рот! Он… знаешь, как он напугал её?! А ты, ты чем лучше, ты тоже добавил, и она не смогла…
- Что не смогла?! Ей всего-то и надо было сказать Раулю!
- Она хотела, хотела сказать! – орёт Мимея, - Она уже шла к нему, а потом увидела…
- Что она, ****ь, увидела?!?
- А то! Как ты засаживал ему по самые яйца! – визжит Мимея. – Как ей после этого было сказать мистеру Эму…
- …что она меня заказала, да? – вкрадчиво продолжил Катце. Мимея беззвучно открывает рот, дыхание у неё прерывается, карие глаза плавают, она закрывает лицо руками. Белая повязка отчетливо выделяется на смуглой коже, вместо четвёртого пальца на левой кисти – аккуратно забинтованная культя. Катце протягивает было руку, потом опускает.
- Больно? – спрашивает он неловко.
- Почти… нет, - глухо отвечает Мимея из–под ладоней.
- Ладно, прости, - ворчит Катце, - Только если пришла - не мешай, понятно? Микросхему ту подай. Нет, вон ту. С зелёной платой. Ага.
Он продолжает работу, Мимея молча подаёт ему необходимые детали и инструменты. Катце благодарен ей за это молчание. Сам он гонит от себя мысли о Рауле, о том, что с ним сделал Рот, и что будет, когда он найдёт его, или найдёт… о Юпитер, найдёт его мёртвым!.. Ох, он и правда ублюдок, тупой, злобный монгрел, как, как он мог поверить этой бесцветной паскуде, как мог хоть на секунду засомневаться в Рауле, пусть он блонди, пусть он солгал ему, пусть, Катце сам отчасти виноват, вёл себя, как самодовольный, зарвавшийся дурак, и не видел, не хотел видеть, что происходит с его любимым, думал, что он, слишком робкий и инертный, боится покидать Амой, а он боялся за тебя, тупой ты рыжий монгрел!..
Катце задыхается, в глазах у него двоится, он уже почти не видит, куда тыкает паяльником. Мимея со страхом и жалостью смотрит на него. Он заставляет себя успокоиться, шарит по столу, находит полный тюбик метакофеина и впрыскивает в шею. Стимулятор разгоняет муть в глазах и голове. Он должен успеть. Он почти сорок пять часов потерял из–за суки Уинтерс и собственной дури. А для Рауля каждый час может оказаться последним. Каждая минута. Катце, стиснув зубы, берётся за паяльник. Он вытащит своего блонди. Вытащит. Когда, несколько часов спустя, в каюту входит Хазал, он застаёт Мимею, спящую за столом, и Катце, который настойчиво, упорно копается в нутре стандартного пилотского шлемофона.
- Мы прибываем на Амой через пять часов, - говорит дипломат.
Катце поднимает на него измученные глаза и кивает.
- Иди поспи, а то плохо станет, - помолчав, продолжает Хазал.
- Успею, - отвечает Катце сквозь зубы, продолжая работу. Хазал осторожно, бочком подбирается к столу. За двое суток на шаттле они с Катце почти возненавидели друг друга. Хазал, вне себя от беспокойства, непрерывно говорит о Рауле, строит планы его освобождения, рассматривая и отвергая возможные варианты, а Катце… Катце всё больше молчит, при нём нельзя и заикнуться о Рауле, он мгновенно стервенеет от страха за него и чувства вины. С первых часов полёта он занял каюту механиков и непрерывно клепает что–то, какие–то мудрёные железяки, ничего не объясняя толком, Хазал пробует расспрашивать экипаж, но механики и пилоты только восхищённо вздыхают, обмениваясь непонятными техническими терминами... Хазал спрашивает, почти умоляюще, указывая на раскуроченный шлемофон:
- Что ты делаешь?
- Портал для входа в Юпитер, - отвечает Катце, его руки ни на секунду не прерывают работу.
- Ты с ума сошёл! Она же замкнутая сис…
- Да знаю я, - ворчит Катце, он боком надевает шлем на голову, разноцветные провода извиваются у него на плечах, - а счас как, Ла Коста?
Коммутатор внутренней связи на стене оживает и говорит голосом пилота:
- Есть контакт, парень! Ты вошел к нам, чёрт побери, глазам не верю, отключайся, быстро, курс мне собьёшь!
Катце сдирает шлем с головы, чертыхается, потирает виски.
- Почти нормально, - сообщает он Хазалу, - надо ещё увеличить время контакта, но это я на Амой добью, у меня там ребята знакомые этим занялись, они помогут, я у них, может, и железо одолжу, покруче. Когда Вы идёте на свою… аккредитацию?
- Через двенадцать часов.
- Успеваю, - кивает Катце.
- Какой у тебя план? - осторожно спрашивает Хазал. В прошлый раз Катце только отвратительно выругался в ответ.
- Вы берёте меня во Дворец Юпитер в своей свите, - помолчав, говорит "красный", - потом я включаю заглушку и отрываюсь. Нахожу Рауля…
- Я сам о нём узнаю у Консула, когда заявлю протест…
- Ага, так он Вам всё и выложит, и этаж, и блок, и номер камеры, - ядовито говорит Катце, - я подключусь прямиком к Юпитер, во дворце это проще, и выкачаю…
- Она выследит тебя!
- Нет, я ж не в основную программу полезу, а в тюремные файлы, так, поболтаюсь с краешку, Она и не заметит. Потом заберу Рауля…
- Как ты откроешь камеру?
- Декодер, - Катце сунул Хазалу под нос небольшой, неаккуратно слепленный приборчик, - потом мы выходим, через подземные гаражи, там не будет никого, военное положение и всё такое. Вы пошлёте посольскую машину ждать нас на улице, я скажу где…
- Я могу послать с тобой вооруженных…
- Не надо. Я хочу обойтись без стрельбы, а то… Сами знаете… - неловко заканчивает Катце. Хазал отворачивается.
- Катце… - говорит он слабым голосом, - а если… всё напрасно…
- Замолчите! – сатанея, орёт Катце.
Мимея очумело вскидывает голову:
- …Что?!!
- Ничего, - зло говорит Катце, - спи дальше!
- Ой, заткнись, а?– ворчит Мимея сонно, - Опять сцепились? Пошлите, сэр, не трожте этого ненормального, - она встаёт и тянет Хазала к двери. Катце дёргает ртом, и опять погружается в сплетение чипов, микросхем и проводов в глубине шлема.
Катце успел–таки вздремнуть несколько часов, устроился в пассажирской шлюпке и проспал перелёт с орбиты на Амой и посадку. Проснувшись, он узнал, что Мимея настояла–таки на своём, обработала ослабевшего от тревоги Хазала, заявив, что будет ждать Катце с Раулем в машине. Теперь она сидела бледная, с сердитым и упрямым лицом, напротив Катце в салоне посольского лимузина, "красный", злой на неё, как оса, смотрел в маленький телеприёмник, новости шли каждые пятнадцать минут, но о Рауле не говорилось ни слова. Хазал названивал знакомым – тот же результат, вернее, его отсутствие. Все говорили только о мятеже И Хэ.
- Это неплохо, Катце,- рассуждал Хазал, - Рот сейчас занят И Хэ и его командой, ему не до Рауля. Кроме того, таких высокопоставленных чиновников, как Рауль, нельзя казнить тайно. Значит, он жив, и у нас есть все шансы…

Катце, не слушая его, набрал номер на мобильнике. Окошко загорелось, он сказал:
- Доброе утро, сэр, я могу поговорить с Йоджи? ... Как… умер? Когда? Извините. Извините, сэр, примите мои…
Мобильник погас. Катце, каменея, набрал ещё три номера. После каждого звонка его лицо словно покрывалось новым слоем льда. Потом он спрятал мобильник в карман и обернулся к Хазалу.
- Помощи не будет, - сказал он, - мои парни… хакеры… они все мертвы. Я, кажется, знаю, на какого большого человека они работали. И как Рот стал Консулом.
- И… что теперь? – помолчав, спросил Хазал. Катце криво улыбнулся:
- Теперь? Ничего. Пойду с тем, что есть.
- Я могу отложить аккредитацию, и ты успеешь…
- Нет! - отрезал Катце.
- Это безумие…- прошептал дипломат.
Катце пожал плечами и потянулся за сигаретой. Мимея хлопнула его по колену, одобрительно кивнула.
- Правильно. Нечего тянуть!
Посольство встретило их суетой и гомоном, никогда ещё аккредитация не готовилась в такой спешке, пресс–секретарь настоятельно советовал послу всё отложить, но тот лишь прикрикнул на него и велел принести необходимые бумаги. В соседней комнате Катце, с помощью Карима, облачался в форму федерального солдата из охраны посольства, он выбрал её из–за облегающего, почти глухого шлема, надёжно прятавшего слишком заметное лицо. Бронежилет из титанита тоже не был лишним и успешно помог скрыть все железо, которое Катце понесёт с собой. Напоследок Карим задрал шёлковую рубашку и глазами указал Катце на пистолет с глушителем и две обоймы, засунутые за пояс модельных джинсов.
- Бери, рыжий, - прошептал он, оглянувшись на приоткрытую дверь, где его патрон распекал секретарей. Катце растерялся. Он совсем забыл про оружие.
- Охрана для понту, вся без стволов! Бери, пока мой не видит, ну! – настаивал мальчик.
- Он, что, запрещает тебе?
- Да. Чудной, - пожал плечами Карим. Катце сказал:
- Не надо, я не хочу…
…была стрельба, Ники… в него попало три пули…
- Да бери, придурок!– окрысился Карим, превратившись на секунду в Кири, - пригодится, вот увидишь! Пристрели козла, который закрыл твоего блондинчика!
Рука "красного" метнулась к пистолету на впалом мальчишеском животе. Кири удовлетворённо кивает, жестокая улыбка искривила пухлые, совсем детские губы.
"И пристрелю", - подумалось Катце, когда он пристраивал оружие за ремнём форменных брюк, под жилетом. Не только за Рауля. За Брейка, и за Синезубого, и за Миксера, и за обколотого салажонка Йоджи… Волна ледяной ненависти поднималась в нём при одной мысли о Дэриле Роте. "Спокойно, парень, - одёрнул он себя, - не начинай всё сначала. Помни, ты идёшь туда забрать своего блонди. Не стрелять. Не мстить. Юпитер, только пусть он будет жив. Пусть будет жив. Иначе…" У Катце всё сжимается внутри. Тогда ему и понадобится пистолет. Сначала для Консула, а потом для себя.
Посол Федерации показывается в дверях:
- Ты готов? Поехали.
- Удачи, рыженький! – говорит Карим и крепко целует Катце в губы.
Почётный караул посла Хазала и правда был не вооружён. Катце шел прямо за спиной дипломата, в толпе секретарей, атташе и федеральных солдат, через Посольские Врата, где не было генетических детекторов, потому как среди дипломатической братии попадались всякие особи. Даже с хвостами и покрытые чешуёй. Посол с сопровождающими проследовали прямо в Амбассадор–Зал, их окружали чипперы. Хазал настоял, чтобы Катце оторвался от свиты на обратном пути. "Аудиенция продлится всего полчаса, и вдруг я сумею узнать что–нибудь о Рауле!" - сказал он. Катце согласился. Это было разумно, хотя его просто трясло от тревоги и немедленной потребности кинуться на поиски Рауля. Он шёл, опустив голову, сердце колотилось, тошнота волнами подкатывалась к горлу. Что–то кругом было не то. Что-то происходило во дворце Юпитер. Чипперы едва двигались, из коридоров тянуло гарью, светильники вдруг принимались мигать; когда они уже добрались до зала, Катце услышал сбоку неразличимый шёпот, обернулся, и не веря глазам, заметил в одном из коридоров исчезающую фигуру белой женщины, знакомую с детства по снимкам и передачам. Юпитер, Белая Богиня Амой, неприкаянным призраком бродила по своему дворцу… Но Амбассадор–Зал встретил посла и его свиту яркими огнями и торжественной музыкой. Консул Рот, в окружении чипперов и младших коронёров, восседал на возвышении, ожидая посла Хазала. Рядом с ним, чуть ниже, сидел Алексис И Хэ, больше никого из блонди не было в зале. "Смотри–ка, уже помирились, - хмыкнул один из атташе,- а то мятеж, мятеж, спорю, что Консул с ним сговорился…" "Зачем?" - спросил другой. "А чтобы выявить оппозицию в Совете…" - свысока ответил посольский умник. Катце же перевёл дух. Какая–то тёмная, недоверчивая часть его души до последней секунды боялась, что на месте И Хэ будет сидеть другой… С волосами цвета яркого золота… Он обругал себя ублюдочным монгрелом, перевёл взгляд на Консула Рота и с огромным мстительным удовлетворением отметил, что консульство тому давалось тяжело. Мясник похудел, лицо дёргалось, на висках и под глазами проступали густые тени, сами глаза запали и горели, как болотные огни. На тускло – белых волосах сиял платиновый обруч, инкрустированный чипами. Катце передёрнуло. Он сразу понял, что это, словно кусочки витража встали каждый на своё место в свинцовых окошках, и получилось целое изображение. Творение лучших хакеров Амой покоилось на голове их убийцы, чтобы он мог и дальше убивать, от имени Юпитер, которую он взломал, подавил и держит под контролем... А Хазал уже говорил положенные слова приветствия, и Рот отвечал, Катце не слушал их, он думал, что узнал всё, что нужно, и лихорадочно прикидывал, как это повлияет на его планы освобождения Рауля. А никак – понял он вскоре – может, будет легче, из – за этой неопределённости, зыбкости, насильственности правления нового Консула, которые выпирали, как кривая кладка, под благополучным на вид фасадом. Тут Хазал произнёс имя Рауля, и Катце навострил уши.
- …и, к концу нашей беседы, не могу не довести до сведения господина Консула возмущение и недоумение научного сообщества Федерации, вызванные арестом Советника Рауля Эма, который считается одним из лучших генетиков и нейрофизиологов современности, его арест, без предъявления каких-либо обвинений, и отсутствие всяких известий о его жизни и здоровье…
- Я получил ноту протеста, господин посол, Вы могли бы и не повторяться, - раздражённо перебил дипломата Дэрил Рот, - с чего Вы взяли, что Рауль Эм арестован? Да, его свобода ограничена, но он жив и здоров… относительно, более того, он осознал свои заблуждения и согласился на сотрудничество, которое искупит его ошибки, можете так и передать своему учёному сообществу, - презрительно выделил он.
- И всё же мне хотелось бы…
- Не понимаю, почему! – отрезал Рот, - Господин посол, не стоит считать законы Амой такими уж бесчеловечными, напротив, могу Вас заверить, что блонди, нарушивших Кодекс Юпитер, даже мятежников, таких, как И Хэ, не наказывают строго, да, мой ангел?
Самый красивый блонди Танагуры, ни слова не говоря, поворачивается к Консулу, обольстительно улыбается, и кладёт голову ему на колени. До этого он сидел неподвижно, как статуя, не привлекая внимания, но теперь Катце замечает, что на нём не парадный сьют, а простой, тоже белый, но весь в разрезах и шнуровках, отделанный перьями и бисером, очень… сексуальный. На шее поблёскивает что–то, И Хэ поворачивается, брызги искр, умник-атташе удивлённо ахает, коллеги вторят ему – на шее И Хэ надет ошейник, он усыпан бриллиантами, но это ошейник, нет сомнений! Консул запускает пальцы в бледно–золотую гриву И Хэ, ласкает шелковистые волосы, блонди жмурится, издаёт невнятный звук удовольствия. Консул вскидывает на посла глаза, холодные, как пистолетные дула.
- Это подтверждение моих слов, - говорит он, - мятежнику оставлена жизнь, а гениальный Рауль Эм сделал так, чтобы эта жизнь не приносила больше вреда Амой.
- Но он же… это же секс–долл! – лепечет посол в растерянности.
- Да, но он жив! И Рауль Эм обработал его превосходно! Так что можете уверить научное сообщество, посол, здесь, на Амой, очень бережно относятся к первоклассным особям. Я даже…
Вдруг Консул выгибается в кресле, пальцы вцепляются в подлокотники с такой силой, что дерево трескается, он хрипит, из прокушенной губы брызгает кровь. Секс–долл И Хэ окатывается в сторону, припадает к полу. Чипперы и коронёры устремляются к Консулу, раздаются вскрики, дипломаты удивлённо переговариваются. "Блин, да это же старая железная сука! – думает Катце почти с восхищением, - Её работа! Мамаша Юпитер сопротивляется своему сыночку!" Впрочем, он недолго наслаждается зрелищем припадка у Консула. Неразбериха в зале даёт ему великолепный повод оторваться от свиты посла. Он быстро, но не суетясь, сдерживая себя, чтобы не броситься со всех ног, идёт к выходу, на ходу включает заглушку, пристёгнутую к шее. Никто не обращает на него внимание, на пороге он оглядывается, и замечает, как секс-долл И Хэ садится, текучим движением соскальзывает с консульского возвышения, его неоново–голубые глаза горят, он внимательно смотрит на бьющегося в припадке Консула… а впрочем, некогда, ему показалось, наверняка показалось… Катце призраком метнулся из дверей, и скрылся в ближайшем коридоре.
Белые стены, белые двери, серые ковры, Катце почти потерял счёт поворотам и лестницам и лифтам. Он хотел забиться подальше от обитаемых внутренних ярусов, в недра дворца и подключиться к Юпитер немедленно, безумный страх за Рауля подгонял его, что, черт побери, хотел сказать Рот этим "относительно здоров"? Что надо было сделать с Раулем, его упрямым правильным Раулем, чтобы он вот так запросто согласился выжечь мозги И Хэ, к которому относился как к другу? У Катце всё внутри мертвело, когда он думал об этом. "Только пусть он будет жив, пусть будет жив, всё остальное – ерунда…" - повторял он, снова и снова, как заклинание, минуя очередной поворот. Он прошёл по лабиринту не меньше мили. Лампы здесь уже светили тусклее, ковры исчезли, а стены были в царапинах, порыжевшие, и старинные двери со сломанными ручками, и ни одной видеокамеры. Катце, увидел, наконец, знакомый значок – молния в круге, узел энергообеспечения, он огляделся, похоже, в этот коридор никто не забредал неделями. "Красный" подёргал за ручку, дверь не поддавалась, тогда он вытащил пистолет – вот и пригодилась пушка! - навинтил глушитель и пустил в замок три разрывных пули. Хлопки, скрежет, звон. Металлические щепы полетели во все стороны, одна впилась Катце в плечо, еще несколько осело в бронежилете, но он не обратил на это внимание – дверь, скрипя, приоткрылась, он скользнул внутрь, оставляя следы в полудюймовом слое пыли. Оглядевшись, устремился к панели распределительного щита, аккуратно снял её, уже с помощью отвёртки, открывая переплетения проводов, разноцветных клемм, мозаику чипов. Усмехнулся. Металлолом. Достал свой самодельный шлем, присоединил разъёмы, вздохнул, опустил его на голову. И раздвоился. Один Катце сполз по стене, потому что тело почти отключилось, другой…
…рыжий лис, задремавший в корнях ДЕРЕВА, проснулся в белом тумане, раздул чёрные ноздри, оскалился, встряхнулся. И невесомо подпрыгнул вверх, к веткам и веточкам, туда, где среди лиственных теней мерцал свет. Вверх, вверх, по развилкам, по шершавой коре, когти цепляются за трещины и сучки, лис красной текучей молнией огибает ствол, уворачивается от стальных листьев с бритвенно - острыми краями, на каждой шерстинке горит огненная искра, лезвия отскакивают и съёживаются. Быстрее, к верхушке, туда, где бьются исполины, где гиена забралась в гнездо белой птицы с женской головой, придавила когтистыми лапами, запустила зубы в бледное горло, всё светлее и светлее, и вот уже щетинится острыми шипами гнездо, каждый шип – в рост человека. И на многих повисли, истекая кровью, люди и звери, полупрозрачные, словно из тумана и огоньков – серебристых, зелёных, тёмно–синих и огнисто-красных, как шерсть самого лиса. "Помоги" - говорят их измученные глаза, окровавленные рты и пасти, лис скулит, забивается глубже в древесную тень, он знает, что ему надо пробраться внутрь, в гнездо, только так он поймёт, где ему искать Рауля… белый олень – золотые рога… ради него он готов грудью - на шипы, заплатить кровавую цену… Высокий полуженский - полуптичий крик, почти ультразвук, так что закладывает уши и продирает ознобом, гнездо трясётся, биение белоснежных крыльев, каждое перо – титановое лезвие, они полосуют гиену, пятнистая спина зверюги выгибается, уши прижаты к кожистому черепу, она рычит сквозь стиснутые клыки, из пасти сочится птичья кровь. Гнездо ходит ходуном, колючие прутья трещат и ломаются, жертвы на шипах стонут, скулят от боли. Лапы лиса напружинены, огненная шерсть стоит дыбом, жёлтые глаза в угольной обводке шарят по просветам между шипастыми брёвнами, наконец он решается, молнией вылетает из тени и сквозь свежий пролом ныряет в гнездо...
…Катце с судорожным всхлипом содрал шлем с головы, упал на бок, пытаясь отдышаться. Образы ДЕРЕВА и его жертв стояли перед глазами с ужасной, пронзительной яркостью галлюцинаций. Он никогда не мог понять мотивы и внутренний мир Юпитер, в тех редких случаях, когда о них задумывался, но одно теперь знал точно – больше он не полезет никогда в жидкокристаллическую башку этой старой суки!.. "Красный" поднялся, вытер слюну с подбородка. Он не нашёл Рауля. Белого оленя не было среди несчастных, насаженных на шипы ментального контроля, не было и среди тех, кто сновал по ветвям ДЕРЕВА …дворца Юпитер… "Красный" в отчаянии всадил кулак в стену, это ещё ничего не значит, слышишь, не смей думать, что он мёртв, ты видел из гнезда, как десятки ветвей просто обрывались в туман, Она ранена, ослабела, и не может контролировать все закоулки дворца, надо придумать что–нибудь другое, давай же, тупой монгрел!.. Вдруг Катце насторожился – из коридора раздались шаги, свист, "красный" вскочил и замер за дверью, кто бы это не был, но чипперы не могут свистеть, слишком мозги вычищены, значит… Катце осторожно выглянул в коридор, и его сердце подпрыгнуло от свирепой радости.
Когда голова парня в форме Коронёрской Службы просовывается в дверь, Катце с размаху опускает ему на затылок рукоять пистолета. Младший коронёр Бэнкей – это Катце прочитал на его бэдже – очнулся как раз, когда "красный" закончил с ним возиться. То есть обыскал, надел наручники, заклеил рот изолентой и подтащил к стене, придав сидячее положение. "Серебряный" парень пробует пошевелиться, поводит мутноватым взглядом, видит Катце. Глаза его расширяются и он пытается влезть в стену, сучит по полу ногами, каблуки разъезжаются. Катце улыбается своей самой холодной и сволочной улыбкой, говорит:
- Ну, я вижу ты меня узнал, так будет проще.
Достаёт сигареты из кармана, прикуривает. Бэнкей тяжело дышит, настороженно глядя на него, в горле что–то свистит, не находя выхода. Катце невозмутимо затягивается, не спеша выпускает дым. Клиент должен дозреть, а сигарета – разгореться.
- Орать хочешь. Понимаю, - говорит он мягко, - понимаю, но не советую. Никто не услышит.
Затяжка. Глаза Бэнкея стекленеют. Внезапно Катце сшибает его на пол, ударяет ногой в бок, не сильно, но ощутимо. Парень приглушённо скулит. Катце переворачивает его на спину, сам садится сверху, придавливает скованные руки, младший коронёр обездвижен железным захватом рыжего монгрела и даже не пытается вырываться. Катце спокойно затягивается, потом говорит глухо, не выпуская сигареты изо рта:
- Не люблю я "серебряных", парень. Особенно они мне противны… в последнее время. Поэтому, чтобы избежать лишних проблем, давай сделаем так: я снимаю скотч и задаю вопрос. Ты отвечаешь, и мы расходимся. Вернее, я ухожу, а ты… ну, должны же тебя хватиться, в конце–то концов! Согласен?
Парень оцепенело уставился на него. Катце бьёт его по щеке, коронёр торопливо кивает. Катце одним движением сдирает скотч, парень невольно вскрикивает, тогда Катце безжалостно сжимает его подбородок, заставляя замолкнуть и смотреть прямо в глаза, и задаёт вопрос, который обжигает горло, наполняет рот вязкой горечью:
- Где Рауль Эм?
- Не… знаю никакого Эма, - хрипит коронёр, но его взгляд предательски уходит в сторону, Катце видит это лживое движение, и его охватывает такая ненависть, что ему хочется рвать ногтями пухлое лицо ублюдка, вымазать пальцы в его крови. Но он сдерживает себя и только отвешивает коронёру ещё одну пощёчину:
- Подумай как следует. Красивый зеленоглазый блонди, ну же!
- Не знаю, где он, - а глаза бегают!
- Врёшь.
- А если и так? - маленький ублюдок соображает, наконец, что цел, пара пощёчин и пинок – это всё, на что способен монгрел.
- Тогда…- Катце без предупреждения вжимает горящую сигарету ему в щёку. Визг, вонь палёного мяса, коронёр выгибается мостиком, но Катце держит его крепко, и он падает обратно, лицо измазано соплями и слезами.
- Ну? – говорит Катце, он уже успокоился, если можно назвать спокойствием холодную злость, распирающую изнутри. Он прикуривает заново, коронёр следит за ним ненавидящим, непокорным взглядом. Катце усмехается. Щенок ещё не верит, что всё это происходит с ним - неуязвимым, крутым, неприкосновенным следователем Коронёрской службы. Пускай поверит побыстрее. Времени в обрез.
- Я жду, - говорит "красный". Коронёришка мычит сквозь стиснутые зубы, огрызается:
- Тебе ничего не узнать от меня, грязный монгрельский отход!
Катце пожимает плечами, пыхает сигаретой, спрашивает:
- Глаз или член?
- Да ты блефуешь, дерьмо, сволочь, рецессивная тварь!
Катце молниеносным движением зажимает ему рот, пальцами впивается в щёки и вбивает сигарету прямо в глаз, коронёр задушено орёт, дёргается, потом обмякает. Катце тяжело дышит. Утирает пот со лба. Рауль. Рауль. Лупит коронёра по щекам, пока тот не открывает уцелевший глаз, другой - красный, воспалённый, в копоти, из–под опавшего века течёт слизь и сукровица.
- Где Рауль Эм?
"Серебряный" хнычет. Катце достаёт сигарету. Прикуривает. Коронёришка в ужасе следит за рубиновым огоньком, дыхание вырывается у него со стонами. Катце затягивается. Рауль. Помни о Рауле.
- Я жду, - повторяет Катце тихо.
"Серебряный" всхлипывает и, давясь словами, начинает рассказывать.
Сладковатая трупная вонь стала слышна ещё до поворота. Катце вскинул голову, втягивая воздух, потом ткнул пистолетом в спину скованного коронёра, который показывал ему дорогу. Рауля поместили в камеру в старом, подвальном этаже дворца Юпитер, Катце поэтому и не узнал ничего в гнезде, Юпитер и впрямь утратила контроль над подвалами, кондиционеры не работали, в коридорах стояла липкая удушливая жара, не мигали видеокамеры, изредка попадавшиеся по углам.
- Это там? – спросил "красный".
- Да, - буркнул коронёр, заворачивая в тупик с маленькой железной дверью, зловоние здесь просто сбивало с ног, Катце, вне себя, швырнул коронёра о стену, а сам, стараясь дышать ртом, бросился к двери. Раскрыл сумку с инструментами, сбил панель кодового замка. Он не звал Рауля. Семь дюймов бронированного железа. Он не услышит. Он может быть, уже…
- Он уже задохнулся, твой сладенький уке, - прохрипел коронёр, он поднялся на ноги, опираясь о стену скованными руками, - девка сдохла почти сутки назад, мы с ребятами славно её потискали. Она быстро протухнет, по такой жаре! Консул Рот сказал – это будет ему уроком! - он хихикает и тут же всхлипывает от боли, Катце не оглядывается даже мельком, он осторожно, быстро орудуя электроотвёрткой, присоединяет к замку декодер. Прибор, попискивая, начинает прокручивать комбинации цифр, Катце ждёт, сидя на пятках, коронёр опять смеётся ржавым смехом, икает:
- Не старайся, урод, там два трупа! – Катце оборачивается. Лицо коронёра ужасно – на месте глаза – опухоль чёрно–сливового цвета, на щеке засохли отвратительные кровавые потёки. Катце трясёт, внезапно всё это становится невыносимым – тусклое мигание ртутных ламп, вопли изуродованного Джона Бэнкея, им изуродованного, да когда же он уймётся, и удушающий запах мертвечины, и там Рауль, за бронированной дверью, его нежный, любимый Рауль, один, испуганный, сломленный…
- Заткнись, - говорит Катце холодно.
- Сдох твой любовничек, - скалится в ответ коронёр, - сдохла паскудная могрельская ****ь! И что ты будешь делать, когда откроешь дверь? Пристрелишь меня тогда, а?
- Нет, сейчас, - отвечает Катце, ледяная ненависть вновь поднимается в нём, как волна, он встаёт и стреляет в ублюдка в упор. Глушитель деликатно хлопает, на синей коронёрской форме появляется шесть красных дырочек. Катце выщёлкивает пустую обойму, вставляет полную. Тело коронёра падает ничком, спина – кровавый фарш с обломками рёбер, на штукатурке – красные потёки, резкий, свежий запах крови перебивает зловоние, прочищает мозги. Катце криво улыбается и убирает пистолет в кобуру. Так лучше. Так гораздо лучше. И тут декодер пищит, бронированная дверь ползёт в сторону, вонь из проёма бьёт в нос, как кулак.
Рауль Эм лежит на пороге, свернувшись в клубок, Катце вскрикивает и бросается к нему, оттягивает как можно дальше, переворачивает на спину, бледное лицо с сомкнутыми веками, синяк на в скуле, ссадина в углу рта, но у ноздрей – слабое дуновение, он жив, жив, Катце едва не плачет от облегчения, у него резко кружится голова, он опускается на грудь блонди, слушает, как бьётся сердце, потом подхватывается, гладит по щекам, целует, зовёт по имени. И через тысячу лет Рауль открывает глаза. Шепчет:
- Катце…
- Да, я, - отвечает Катце, горло у него перехватывает от нежности, он гладит волосы Рауля, касается дрожащих губ, как слепой, ощупывает мокрые ресницы.
- Что ты здесь делаешь, - хрипит Рауль, он пытается подняться, Катце помогает ему, они обнимают друг друга, на секунду они как в раю, потом Рауль бредово шепчет:
- Ты должен быть на Нью–Лондоне, Катце, не здесь, Юпитер, он убьёт тебя, почему ты меня не послушал!.. – блонди почти не дышит, только вжимается в "красного", Катце стискивает его дрожащими руками, потом отодвигает от себя, говорит с кривой улыбкой:
- Я тебе покажу, где я должен быть, когда мы выберемся отсюда, ты меня понял? Я тебя убью за все твои выходки, понял?
Рауль лишь кивает, не сводя с него обморочно–мутного взгляда. Катце отрывисто смеётся, опять прижимает его к себе. Рауль говорит ему в шею:
- Так ты… не поверил Уинтерс?
- Сначала поверил, - честно отвечает Катце, - потом понял, что она всё наврала. Мне… помогли понять.
Рауль поднимает голову, смотрит на него покрасневшими зелёными глазами, такими измученными, такими радостными, и ни тени укора, и до Катце, наконец, доходит, доходит до сердца, как на Нью–Лондоне дошло до мозгов, что Рауль любит его по–настоящему, эта любовь всё примет, всё простит, даже вечное недоверие монгрела к блонди, и раскаяние входит в Катце, как нож, но он не отводит глаза, он уже начинает учиться доверять, он просто просит:
- Ты прости меня… я так сильно тебя люблю, сразу влюбился, как только увидел, ещё у Ясона… и так долго… не было надежды, и я не мог вот так, сразу…
Рауль слушает его косноязычное признание, шепчет:
- Лисёнок мой недоверчивый.
Гладит по волосам, по изуродованной щеке, отвечает:
- Я тоже люблю тебя.
Катце мотает головой:
- Нет, подожди. Уинтерс… она словно заговорила языком моего страха. Что всё это у тебя ненадолго. Что я был… игрушкой, прихотью, а потом ты нашёл себе… ровню. Я… не такое уж сокровище, и знал, что рано или поздно…
- Нет,– улыбается Рауль, - я же люблю тебя! Я должен был сказать это раньше, да? Я… пытался, но…
Катце криво усмехается:
- Я знаю. Ты говорил, а я не слышал. Простишь?
Вместо ответа Рауль целует его в губы. И всё, и ничего страшного, если не считать того, где они находятся, - с удивлением и облегчением думает Катце, а вслух говорит:
- А теперь пойдём – ка отсюда, мой хороший. Давай, вставай.
Они поднимаются, Рауля почти не держат ноги, он бросает взгляд в сторону вонючей камеры, Катце машинально смотрит туда же, и его едва не выворачивает наизнанку от вида вздувшегося трупа Уинтерс на лежаке, он сглатывает, тянет Рауля прочь, блонди замечает застреленного коронёра, спрашивает мельком:
- Кто это?
- Никто, - отвечает Катце, он рад, что Рауль не видит лица коронёра, - пошли.
Рауль стоит на месте, он не может отвести взгляда от Уинтерс, говорит, как во сне:
- Знаешь, я потом уже просто не мог сердиться, она так тяжело умирала…
Катце смотрит на него почти с испугом, он замечает, наконец, того, что не видел раньше, когда главное было, что Рауль жив – измождённое лицо, синяки, лихорадочный блеск глаз, порванная, изгаженная одежда висит, как на вешалке, засаленные волосы связаны тряпкой, кровь под ногтями, и этот тихий, с безуминкой голос…
- Пойдём, Рауль, - говорит он спокойно, хотя внутри всё сжимается от жалости и тревоги, - она... натворила дел. Ты знаешь… про Мимею?
Он тихонько разворачивает Рауля, выводит из тупика с двумя трупами.
- Знаю, - отвечает Рауль, - она рассказала. Мимея умерла…
- Нет. Она жива, так жива, что чертям тошно! Она – кремень–девка!
- Жива?
- Да. Дожидается нас в машине на улице.
- На… улице?
- Да, на улице, на свободе, да что с тобой, Рауль?
- Мне… здесь есть вода?
- Во… Ты когда пил последний раз?!
- Не помню, - у Рауля подгибаются ноги, он сползает на колени, вцепившись в "красного" .
- ****ь! – с чувством говорит Катце, у него есть коньяк во фляжке, но про воду он не подумал. Он замирает на секунду, потом выхватывает пистолет и палит в ближайший детектор дыма. Противопожарные устройства срабатывают, и на них с потолка брызгают струи воды. Рауль запрокидывает голову, ловит ртом ржавую водяную пыль, размазывает по лицу, оттирает ладони. Катце стоит рядом, с острого носа скатываются капли. Наконец, Рауль поднимается с колен, Катце видит, что он ожил, как цветок, глаза прояснились, лицо разгладилось. Блонди трогает Катце за руку, говорит:- Я в порядке. Пошли. Так Мимея жива?
- Да. Слушай…
Они быстро идут по перепутанным коридорам, задыхаясь от нехватки кислорода, торопятся, как только возможно, и вскоре становится светлее, коридоры расширяются, воздух свежеет. Катце болтает, как заведённый, не забывая посматривать по сторонам, Рауль молча улыбается, не сводит с него глаз, Катце кажется, что блонди не всё понимает, что он в какой–то прострации, но "красный" гонит от себя сомнения, сейчас самое главное – выбраться, об остальном... Эхо шагов за поворотом, холодный голос: "Третий, они здесь". Катце останавливается, Рауль налетает на него. Чёткие шаги, так, нога в ногу, ходят только чипперы, Катце тянет блонди в ближайший лифт, прежде, чем смыкаются двери, он успевает разглядеть взвод охранников Юпитер. Плохо дело. Отчего не работает заглушка видеокамер? Он вытягивает из–за пазухи плоскую коробочку, та мигает красным огоньком. Сдохла.
- Ой, блин! – Катце хлопает себя по лбу, - Вода!
- Что случилось? – тревожно спрашивает Рауль.
- Нас засекли, - мрачно отвечает Катце, - заглушку закоротило от… душа. Мы теперь как на ладони. И чипперы нас стали видеть.Он подпрыгивает и выдирает видеокамеру из потолка лифта, оставляет болтаться на проводах.
- Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт! А я - то понадеялся…
- Мы можем спуститься в гаражи, я знаю пару выходов. Только, наверно, придётся стрелять… - говорит Рауль нерешительно. Катце передёргивает. Только не это. Он не собирается подставлять Рауля под шальные пули. Он не повторит ошибки Хазала.
- Нет. Слушай, ты знаешь план дворца?
- Ну… в общем да.
- Здесь есть поблизости помещение с работающим терминалом и надёжной дверью?
- Дай подумать. Мы на каком этаже? А, сорок седьмой, на пятидесятом – старый приёмный зал Юпитер, там проходили тренировки у ребят-администраторов, Алексис мне показывал.
Имя Алексиса И Хэ Рауль произносит совершенно равнодушно, Катце бросает на него недоверчивый взгляд, ему не по себе, но он молчит. После. Наверно же его заставили…Он вспоминает, как сам недавно заставлял, и его знобит. Тут на табло загорается "50", и Рауль нажимает кнопку экстренной остановки. Они вываливаются из лифта, блонди заворачивает налево, Катце едва поспевает за ним, видеокамеры на белых стенах провожают их глазами–линзами.
Они врываются в круглый зал, и Катце вынимает пистолет, чтобы расстрелять замок, но Рауль останавливает его:
- А как ты собираешься выйти обратно? Здесь одна дверь.
Тогда Катце просто ставит на замок декодер, некоторое время эта машинка поводит за нос Юпитер, а потом он уже будет внутри. Он подавляет дрожь, вспомнив клочья белого тумана, гнездо и битву двух страшилищ. Подходит к терминалу, достаёт футляр со шлемом, активирует систему, его пальцы быстро бегают по клавиатуре. Рауль подбирается ближе, берёт шлем в руки, потом говорит:
- Ты всё–таки сделал это? Ахиллес Юпитер?
- Да, - невесело фыркает Катце, - пришлось, малыш!
- Рот опередил тебя, знаешь? – говорит Рауль мёртвым голосом. Катце бросает на него быстрый взгляд, его рука тянется, накрывает пальцы блонди, крепко сжимает. Другая рука "красного" ни на секунду не отрывается от клавиш.
- Не важно. Зато я сделал это за три дня, а… ребята – не меньше, чем за месяц. Он убил их потом, - Катце смеётся лающим лисьим смехом, - а я сейчас…
- Нет, Катце, пожалуйста, не надо, - в ужасе шепчет Рауль, - просто сделай так, чтобы мы смогли уйти… Катце отрывается от монитора, смотрит на него с нежностью, странной после свирепого тона:
- Ты этого боялся?
- Что?.. Да. Я… Когда Трейси…
- Я знаю.
- Я боялся, что не смогу удержать тебя, защитить, Катце, ты… тебя заносит! – в отчаянии вскрикивает Рауль. Катце говорит:
- Я понял. Я не собираюсь больше рисковать тобой… нами. Я вырубаю чипперов и мы просто уйдём, так?
- Просто уйдём, - повторяет Рауль. Катце улыбается, целует руку Рауля, потом тянется к шлему, подключает его к терминалу и насаживает на голову, лицо "красного" обмякает, пальцы выпускают руку блонди.
…Огненный лис поднимает голову в переплетении ветвей, он почти у самого гнезда, но шум утих, женщина – птица и гиена больше не бьются, жертвы на колючках висят неподвижно, как мёртвые. Лис беспокойно принюхивается, крутится на месте, потом, осмелев, кометой несётся к гнезду, но тут сзади раздаётся громовое тявканье, он разворачивается огненной подковкой - прямо над ним нависает гиена, пятнистая морда осклабилась, с клыков капает слюна. Лис скалится и начинает отступать в лиственную тень…
…Декодер пищит, из него валит дым, двери с натугой разъезжаются, и Консул Дэрил Рот в полурасстёгнутом сьюте и платиновой короне, влетает в зал, на ходу вскидывает пистолет и стреляет в Катце, "красного" выстрелом швыряет прямо на Рауля, они падают на пол, Рауль в ужасе смотрит, как из полуоткрытого рта Катце выплёскивается кровь, его губы шевелятся, но он не может произнести ни слова. Катце открывает глаза, хрипит "бронежилет", потом веки опускаются, голова откидывается назад, шлем соскальзывает на пол. Рауль поднимает глаза на Рота. Консул улыбается отвратительной улыбкой, злой и безумной, поднимает пистолет… Сзади раздаётся шорох, в зал бочком протискивается секс–долл Ангел, бывший И Хэ, из одежды на нём – только гульфик из белых перьев, и бриллиантовый ошейник, бледно-золотые волосы падают ниже колен. Рот оборачивается, подзывает своего безмозглого Ангела, обнимает за талию, указывает пистолетом на Рауля и говорит, не скрывая злорадства:
- Смотри-ка, Рауль Эм! И "красный" ублюдок прилетел–таки к нему на выручку! Как мило, да, Ангел? Поцелуй меня, и мы снесём ему башку.
Ангел покорно целует своего хозяина, запрокидывая ему голову, старательно работает языком, Рауль опускает глаза, взгляд упирается в шлем, он хватает его, одевает, напрягается, ему кажется, что ничего не произойдёт, он всегда был слишком слаб по части энергоматриц и…
…лис с окровавленной мордой скулит, пытаясь подняться…смотрит глазами Катце …И белый олень летит вперёд, как пуля, золотые рога метят в белёсое брюхо гиены…
…Рауль вырывается из своего тела, как ливень из тучи, и повисает перед Ротом, он хочет ударить его, сбить с ног, Рот поднимает голову от лица секс–долл, его глаза горят, как угли, этот взгляд отшвыривает Рауля назад, но он уже знает, что здесь, в мире энергоматриц, нету тяготения, он встаёт океанской волной, раскидывая руки, у него за спиной, на полу, лежит Катце, и он будет защищать его, пока жив. Его сила поднимается, как прилив, налетает на Рота, но тот встречает волны - молниями, пар, скрежет, шипение, они застыли – стена огня и стена воды, не уступая ни на шаг, потом огонь медленно движется вперёд, наступает, воющий тайфун пятится назад, запах моря заполняет ноздри Рауля, корона Рота наливается алым светом, шлем Рауля…
… шлем Катце, сляпанный за два дня на живую нитку, начинает искрить, Рауль вскрикивает, боль обжигает виски, он сбрасывает с головы раскалённую железяку, дышит со всхлипами, из обеих ноздрей алыми ленточками сбегает кровь… Рот улыбается, шатаясь, как пьяный, глаза - цвета сырого мяса от лопнувших сосудов, он наводит на Рауля пистолет, рукоятка пляшет в пальцах, но тут его Ангел, его покорный Ангел, секс–долл, с силой ударяет хозяина по руке, пуля уходит в стену, пистолет падает на пол, блонди борются, и Катце, не открывая глаз, видит
…как белый волк подмял гиену и грызёт пятнистый загривок, но тварь выворачивается скользким бескостным движением, вцепляется в бриллиантовый ошейник на волчьей шее, душит, волк скулит, пытается достать её лапой…
…Катце открывает глаза, голова плывёт, всё так спуталось - лицо Рауля, залитое кровью, гиена в платиновой короне, Алексис И Хэ, которому она вцепилась в шею, Катце стонет от боли, непослушными пальцами вытягивает пистолет и стреляет, стреляет в этот ужас, в эту тварь, расстреливает всю обойму, одна из пуль попадает Роту в плечо, еще одна – в живот сбоку, гиена падает, выпуская И Хэ, и внезапно наступает такая тишина, что слышно, как снаружи, в мутных сумерках Танагуры, шумит дождь. Катце без сил валится на Рауля, тот весь дрожит, а потом орёт не своим голосом:
- Что ты делал эти два дня, ты, чёртов смазливый придурок?
- Трахал эту сволочь, - огрызнулся Алексис, - он одел мне ошейник пета, параноик рецессивный, а я не самоубийца, в отличии от вас обоих, я ждал удобного случая. И ты с твоим рыжим мне его обеспечили.
С этими словами И Хэ подобрал пистолет Рота, подполз к хрипящему, дергающемуся Консулу и всадил всю обойму ему в темя, между зубцами короны, так что кровавые ошметки полетели во все стороны. Катце слабо застонал, Рауль прикрыл ему глаза рукой, но "красный" прохрипел: "Нет, я хочу посмотреть", тогда Рауль отвернулся сам. И Хэ выщелкнул пустую обойму, отшвырнул пистолет, железными пальцами сорвал с себя ошейник, по–волчьи улыбнулся, помассировал шею. Потом подобрал корону Йоджи, встал во весь рост и опустил широкий платиновый ободок на свои бледно–золотистые волосы. Минуту ничего не происходило, но вот ожили и загудели интерфейсы Юпитер, и на постаменте, дрожа и мерцая, появилась голограмма величественно-красивой белой женщины.
- Здравствуй, Мать, - сказал Алексис И Хэ спокойно. Почти обнаженный, растрёпанный, коронованный окровавленной платиной, он был словно окутан своей гордостью и изумительной красотой, ни в чём не уступая Юпитер.
- Здравствуй, Алексис, дитя моё, - прошелестел бесплотный голос в мозгу каждого, кто находился в этой комнате, - что за вид? И почему ты не поклонился мне, невежливый мальчишка?
Она протянула руку и коснулась виска И Хэ - наказывая, Она делала так всегда, Рауль, которому не раз от Неё доставалось, невольно зажмурился, он даже не понял сразу, что сделал И Хэ только что, даже испугаться не успел, но Алексис стоял перед Ней, не клоня головы, прямой, как пламя, неоново-голубые глаза горели торжествующим блеском. Бледная призрачная рука опала, раздался давящий электромагнитный стон. А И Хэ усмехнулся и протянул своим прежним ленивым голосом:
- Да, Юпитер, теперь всегда будет именно так.
Он на секунду опустил чёрные ресницы, его лицо побелело от мысленного усилия, в голове у Рауля что–то словно сдвинулось, рядом всхлипнул Катце.
…Белая птица с женской головкой вспорхнула на лобастую башку волка, кокетливо сложила крылышки, заворковала… Самый красивый… Самый сильный…
Алексис открыл глаза и насмешливо продолжил:
- Я полагаю, Ты готова назвать имя нового Консула, Мать?
И Юпитер покорно объявила на всю планету, миллионом радио– и телеголосов, строчками на мониторах и щелчками азбуки Морзе:
- Слушай, Амой, слушайте, дети мои! Титул Консула отдаю любимому сыну, Алексису И Хэ!
А Катце почувствовал, что соскальзывает в обморок.
Он немного пришёл в себя уже на воздушной платформе, в лифте, взлетающем в небеса.
- Юпитер, никогда не думал, что первым моим консульским деянием будет транспортировка монгрела в клинику для блонди, - тянул у него над головой знакомый манерный голос.
Другой голос, встревоженный, родной, сказал:
- Слушай, замолчи, а?
- Эти мне влюблённые! Лучше каждую неделю менять…
- И Хэ, замолчи пожалуйста!
- Господин Консул.
- Господин Консул, только помолчи, я просто не могу выносить твоих дурацких шуточек, когда…
- Успокойся, ненормальный, всё будет в порядке с твоим рыжим хакером, подумаешь, пара рёбер, а я вот даже закрою глаза на собственный приказ о его немедленном уничтожении, Рауль, я…
- Знаешь, ты очень добр ко мне, Алексис, если учесть, что я всего лишь сохранил тебе мозги, - ядовито сказал Рауль, Катце слабо улыбнулся, ему нравилось, что его блонди пришёл в себя настолько, чтобы огрызаться.
- Ладно, Рауль, не сердись, просто у меня адреналиновая реакция. А всё же, как ты сделал это?
- Долго объяснять. Неправильно прикрепил два электрода и выломал одну иглу… электромагнитный инъектор. Нито ничего не заметил, инъекторы применяются только при коррекции блонди.
- Тряхнуло меня здорово.
- Это ерунда, даже до коллапса не дошло. Главное, что ты меня понял и сумел… сориентироваться.
- О, я насторожился сразу после пощёчины, дорогой. Ты никогда не дрался в Академии, даже когда мы дразнили тебя. Ботаник Эм.
- Прости.
- Пустое. А потом, когда я окончательно понял, что ты и не собирался выжигать мне мозги… Я восхитился, Рауль, веришь? Я думал, что Рот сломал тебя, я слышал болтовню охранников, но ты!.. Ты так быстро всё придумал, Рауль, и так остроумно… Ах, как жаль, что ты хочешь уехать, а я опрометчиво пообещал отпустить тебя, дорогой. Ты вполне уверен, что хочешь покинуть Амой? Мы могли бы так много сделать вместе, ты и я. Твоему рыжему уголовнику тоже нашлось бы применение.
- Он не уголовник! Он мой партнёр! - яростно говорит Рауль.
- Да кто хочешь, дорогой! И не сверкай так глазами, а то я и вправду пожалею, что отпускаю тебя. Кстати, этот твой… партнёр уже добрых пять минут навострил свои монгрельские уши. Можете открыть глаза, гражданин Ред Катце!
- Катце! – Рауль встревожено склоняется к нему, - как ты, голова не кружится?
- Нет, я о’кей. Что там говорил… этот Консул… что Рот тебе сделал?
- Ничего, Катце, лежи спокойно, я прошу тебя!
- Он изнасиловал его, - бессердечно поясняет И Хэ, - а потом Рауль подпалил ему мозги, а ты - всадил пулю в живот, а я вот башку разнёс, так что, можно сказать, мы с Ротом все поквитались, не так ли? И это лучшее лекарство, парень! - добавляет Консул мечтательно.
- Рауль… - скулит Катце, он знал, знал!..
- Катце, если ты не прекратишь дёргаться, я немедленно уколю тебе… что–нибудь. Успокойся. Всё позади. Всё уже прошло, лисёнок, правда, - Рауль наклоняется к нему, тёмно-золотые пряди отгораживают их от И Хэ, блонди осторожно целует монгрела, как, ну как ему объяснить, что это неважно, что именно он, Катце, хранил Рауля все эти дни, даже в самом чёрном отчаянии, помог выжить, дал силу… "Красный" шепчет, прямо в горячие нежные губы:
- Прости, что я так поздно…
- Катце, мы живы, мы вместе, это главное, поверь, я…
- Да, поверь побыстрее, потому что я уже не могу смотреть на это вопиющее нарушение законов и приличий! – Консул И Хэ дёргает Рауля за волосы, - мы приехали, Эм! Госпиталь Юпитер. Выкатывай своего… лисёнка или ещё кого, ну! Зоофил…
Рауль гневно выпрямляется, И Хэ невинно приподнимает брови, с насмешкой глядя ему в лицо. Рауль уже открывает рот, но тут Катце
предостерегающе дёргает его за рукав и хрипит:
- Рауль… мистер Эм. Не… зарывайтесь. И будьте любезны… передайте господину Консулу…чтобы он заткнулся!..
- Ты слышал, И Хэ, что сказал мой любимый. Заткнись! – надменно повторяет Идеальный Блонди.
Эпилог.
Трещины в рёбрах, сотрясение мозга, нервное истощение, встревоженный Рауль так накачал Катце ноотропами и успокоительными, что "красный" заснул у него на плече, пока блонди накладывал фиксирующую повязку. Он всё делал сам, он не сводил глаз с Катце, он даже мылся, отодвинув занавеску, что бы видеть его, спящего на платформе мёртвым сном. И Хэ, который, наконец, исчерпал все подначки, умчался в Зал Заседаний утверждать своё триумфальное вступление в высочайшую должность, звал и Рауля, он ещё не верил, что зеленоглазый блонди уедет с Амой, он не придавал особого значения тощему "красному" монгрелу, над которым Рауль так трясся, он, казалось, уже успел забыть, что произошло с ними, и лишь досадливо фыркнул, когда ботаник Эм отказался сопровождать его. "Чудеса регенерации" - хмыкнул Катце на ухо Раулю, засыпая, Рауль поцеловал его в висок. Так хорошо, что можно было снова целовать его, смотреть, как он спит, бледный, измученный, но живой, они вместе, Рауль чувствовал, как жизнь возвращается и к нему тоже, он стянул с себя отвратительные тряпки, провонявшие кровью, страхом и тлением, он яростно отскребал с себя грязь тюрьмы и насилия, когда он вышел из воды, он был чистым, уставшим, но чистым, чудеса регенерации, да, и что–то странное творилось с лицом, он мельком посмотрел в запотевшее зеркало – оказывается, он улыбался, улыбался слабой дрожащей улыбкой... Катце всхлипнул во сне, Рауль ринулся к нему, проверил пульс, всё было в порядке, и он заторопился, натянул одноразовый хирургический костюм, потому что больше одеть было нечего, и потянул платформу к больничному лифту. Дворец оживал – проносились стайки роботов–уборщиков, шуршали лифты, ярко сияли лампы, привычный деловитый шум, иногда он слышал краем уха знакомый повелительный голос, где–то здесь были другие блонди, но Рауль Эм уже стал чужим для Амой, стал невидимкой, призраком. И Хэ держал слово. Чипперы проходили мимо Рауля, как мимо пустого места, ни одна камера не мигнула ему вслед, двери и сканеры безропотно пропускали бывшего Советника Эма, смертоносные лазерные сети гасли, стоило ему приблизиться, и вот он уже на улице, оглядывается в поисках Мимеи, мелкий дождь льётся с тусклого вечернего неба, холодные капли скатываются за шиворот, Рауль ёжится, и толкая платформу с Катце, ныряет в переулок, где темнеет силуэт машины, фары выключены, и тонкая женская фигурка спрыгивает с капота, спешит навстречу.
- Что с ним? - спрашивает Мимея, вцепившись в платформу.
- Он спит, - отвечает Рауль.
- А… - Мимея замолкает, жалобно глядя ему в лицо, Рауль качает головой, отворачивается, он боится смотреть в глаза Мимее, он не сможет, просто не сможет рассказать ей, как умирала Кэт. Он упирается взглядом в забинтованную руку, осторожно касается уцелевших пальцев, Мимея сухо всхлипывает, обходит платформу, Рауль обнимает её, она цепляется за него и дрожит, она не плачет, слёзы уже выплаканы, она… она просто знает, что Рауль единственный, кто не будет ругать Кэт, несмотря ни на что. Рауль молча гладит её волосы, промокшие под дождём, он не умеет утешать, он только шепчет беспомощно:
- Тише, тише, девочка, ну что ты, тише…
Внезапно монгрелка вырывается. Говорит хрипло:
- Я в порядке. Грузите его в салон, сэр, а то дождь и мало ли…
Она отворачивается, Рауль ловит её за запястье повреждённой руки и говорит единственное, что приходит на ум:
- Мимея, я подумаю, что здесь можно сделать.
- Я… знаю, мистер Эм, - тихо отвечает она.
Рауль осторожно берёт Катце на руки и укладывает на заднее сидение, сам пристраивается напротив, Мимея плавно трогает с места, они едут прочь от дворца, на мгновение, в проулке между двумя небоскрёбами, Рауль видит дворцовую площадь, там тесно от лимузинов блонди, там шевелится, как живая, огромная толпа журналистов, охранников, фурнитуров, зевак, гомон, удивлённые вскрики, безжалостный свет прожекторов, вспышки видеокамер - Танагура чествует нового Консула, но двоим в машине плевать на это.
Никто не остановил их на дороге в космопорт, никого не было в зале ожидания, кроме неразговорчивых федеральных солдат, они молча раскатали носилки, и Рауль тихонько опустил на них Катце, и был рядом всё время, пока полупустая шлюпка не доставила их на орбитальный шаттл, там Рауль узнал от капитана, что они ждут возвращения господина посла, кивнул и попросил указать его каюту. От усталости у него подкашивались ноги, но он сам отнёс Катце в постель, раздел, разделся сам, выбросил за дверь одноразовое больничное тряпьё, последнее напоминание об Амой, потом лёг рядом с Катце и уснул, слушая его дыхание.
…Во сне ему ещё плохо и страшно, ужас, перенесенный наяву, обернулся кошмаром, и Рауль блуждает в кровавом безвыходном лабиринте, всхлипывая, стиснув зубы, пока нежные прикосновения к губам, векам, волосам, тихий ласковый шёпот не вырывают его из кошмара, тёплое худое тело греет его, потом вдруг тепло уходит, отдаляется, Рауль тянется вслед и просыпается окончательно, открывает глаза, всё хорошо, Катце здесь, с ним, но откатился подальше, лежит, опираясь о подушки, белая повязка пересекает грудь, глаза внимательные, ласковые и настороженные, он выглядит здоровым и отдохнувшим, только вот этот неспокойный взгляд… Рауль улыбается, на Катце так приятно смотреть, просто смотреть, и всё, он протягивает руку, гладит рыжие волосы, бледную полоску шрама, опускает глаза, у рыжего эрекция, довольно сильная, Рауль снова ловит золотистый лисий взгляд, какой-то виноватый, почему он так далеко, если… Катце краснеет, перехватывает его руку, говорит:
- Нет, ты не должен… тебе… ты стонал во сне и я подумал…
Он замолкает, лицо отчаянное, потом бухает:
- Прости, я не буду!..
- Что не будешь? – спрашивает Рауль испуганно, - Катце, голова, да? А рёбра, тебе лучше не…
- Да я – то в порядке, - тоскливо говорит Катце, потом, запинаясь, - Рауль, не… бойся, я не трону тебя, пока ты… не захочешь, я…
- Что ты говоришь? – Рауль не понимает его, и Катце продолжает торопливо:
- Подожди… Я знаю, что нельзя… вот так сразу после… изнасилования…
- Катце…
- …что тебе может быть страшно и противно…
- Катце, послушай!..
- …и я буду ждать, сколько угодно, и тебе не надо…
- Замолчи, пожалуйста! – Рауль придвигается, целует его, смотрит в несчастные жёлтые глаза, - ты… я очень тебя люблю, очень, мне не может быть с тобой… плохо… никогда… страшно и противно было… с Ротом, а с тобой – хорошо… прямо сейчас, пожалуйста, не говори глупостей… и не делай, я очень хочу, чтобы ты…
Смешавшись, он откидывает покрывало, притягивает безвольную руку Катце к своему члену, от прикосновения тонких, знакомых пальцев всё в нём словно вспыхивает, низ живота наливается теплом и тяжестью, он осторожно, помня о повязке, приникает к Катце, целует ещё и ещё, и ладонь "красного" сжимается, гладит его, стискивает, очень нежно, как в первый раз, Рауль уткнулся ему в шею, вдыхая запах сигарет, запах Катце, толкается в твёрдую ласковую руку, Катце тяжело дышит, сам тянется к его губам, его язык – как влажное пламя, Рауль стонет, пробуя его, пальцы пробираются в волосы на затылке, прижимая ближе эту глупую рыжую голову, ненасытный рот, он весь горит, сердце сбивается, внезапно Катце отпускает его, смотрит в глаза, его губы, алые, припухшие, беззвучно шевелятся, он шепчет: "как ты захочешь", налитой член подрагивает у бедра Рауля, и блонди, изнемогая, поворачивается к нему спиной, он ждёт, дрожь прокатывается по телу волнами, в глазах плывёт, когда он чувствует гладкую влажную грудь Катце, там, где нету повязки, потом пальцы, скользкие от слюны, входят в него, он ахает, насаживается на них, это не больно, как это может быть больно с Катце, что он напридумывал, с ним это лучше всего на свете, Катце, любимый мой, лисёнок, иди ко мне, - просит он, голос срывается, и Катце входит в него, осторожно, туго, он почти не дышит, прижавшись к затылку Рауля, и замирает, войдя до конца, ладонь ложится на член блонди, проводит вверх и вниз, Рауль вскрикивает, закидывает руку назад, стискивает худое мускулистое бедро, подталкивает Катце в себя, шепчет: "всё хорошо, пожалуйста, Катце, Катце!.." и Катце отвечает ему, сумасшедшими нежностями, медленными глубокими толчками, всем телом и всей душой, им так немного надо, оргазм, пронзительный, почти боль, накрывает их, сплавляет, как медь и золото в горне, выжигая пустую породу, стон, жидкий огонь внутри Рауля, горячая ртуть в ладони Катце, они ещё лежат так, сердца бьются, как одно, потом Рауль осторожно поворачивается, глядит в глаза Катце, светлые, блестящие от слёз, "красный" целует его, снова и снова, они прижимаются друг к другу, в сетях спутанных волос Рауля, шепчут: видишь, всё хорошо, я люблю тебя, и я, и не отпущу тебя больше никуда, понял, глаз с тебя не спущу, лисёнок мой, Рауль, радость моя…
Они целовались, пока не уснули, они проспали половину пути, они не слышали, как открывалась дверь, и толстый осанистый старик стоял на пороге каюты и смотрел на них, и красивые чёрные глаза, удивительно молодые для такого старого человека, щурились и моргали. Потом приходил тоненький кудрявый мальчик, тоже смотрел на спящих, как тесно они прижимались друг к другу во сне, и за руку тянул своего патрона прочь, и на губах его играла шалая, диковатая улыбка…
А ещё через два дня был полёт над морем, синим и серебряным, и Рауль молча сжимал руку Катце, глядя в иллюминатор, затаив дыхание, красота живой, чистой планеты, их с Катце нового дома, обрушилась на него звездопадом, он только спросил, когда на горизонте показался остров, яркий, как драгоценность на голубом бархате неба:
- Что там?
- Увидишь, - ответил Катце, он сиял от гордости, словно сам создал этот хрустальный воздух, сияющие волны, белых птиц, ласковое солнце, траву и деревья в алых и золотых листьях, он вёл Рауля за руку по аллее к дому, блонди шёл, касаясь плеча монгрела, они вышли на холм, дом стоял над морем, утопая в астрах и хризантемах, тихий и уютный, и он ждал их, Рауль понял это очень ясно, он отступил, и засмеялся ликующим, радостным смехом, он раскинул руки, вдыхая терпкий прохладный воздух, он смотрел на Катце и смеялся от ослепительного счастья, которое, как в зеркале, отражалось в лице его рыжего любовника.
- Это для тебя, Рауль, - прошептал Катце, не сводя с него потемневших золотистых глаз, - всё… для тебя.
- Для нас, Катце, лисёнок, - ответил Рауль и поцеловал его.