Слушательница. Гл. 5
Лана, заметив моё новое увлечение и догадавшись о моём намерении каким-то образом помочь девочке, стала предостерегать меня от бессмысленных поступков.
– В конце концов, ты не мать Тереза. Представь, сколько таких обиженных девчонок в Москве?
– Ланка, ты не понимаешь, эти девчонки не приходили ко мне за помощью. Пришла она. Ты понимаешь, что девочка обратилась ко мне от безысходности. Значит, она уверена, что её осудят дома, в институте. Или уже осудили. Ты понимаешь, что она носит ребёнка. Мало того, что в её голове постоянно крутится мысль, что это ребёнок от насильника, но то, что этот подонок может выставить на обозрение ужасные фото, видео? Сейчас молодёжь насмотрелась разных фильмов на видеокассетах. Какое теперь самое популярное слово? Компромат. Она же возненавидит этого ребёнка за то, что он от него. Себя, за то, что не смогла угадать в человеке преступника, окружение, которое её не смогло понять, уберечь.
– Дунька, твоя беда в том, что ты судишь по себе и заглядываешь очень далеко. Не размусоливай проблему. Хочешь, я скажу, как всё будет? Она сейчас тебе высказалась, теперь успокоится. Возможно, ни с кем не поделится, пойдёт и сделает аборт. Сейчас не надо никаких госпитализаций, справок. Я читала, придумали даже какой-то вакуум - аборт на ранних стадиях беременности. Мини-аборт называется, представляешь? Освободилась, так через два часа домой чеши и не надо никаких тебе больничных листов. И всё это инкогнито. А ещё через некоторое время она и вовсе забудет об этом. Единственно, что она может сделать неумного - это бросить институт. Поверь мне. Сейчас другое поколение. У них всё быстро решается. А ты, как дурочка, сидишь и рвёшь своё сердце.
– Что ты говоришь? Когда оно успело вырасти, это новое поколение? Всё зависит от воспитания, восприятия действительности. Эта девочка с чистой душой. По ней видно.
Но больше я решила не спорить с подругой, и не сообщать ей о своём решении –найти Машу. Подумав, я постаралась притянуть к запутавшимся моим мыслям всю логику, которой обладала.
Надо определить примерно, где может проживать девушка. Конечно, наши флаеры могли разлететься, пусть не по всей Москве, но охватить какую-то её часть могли, что тоже сомнительно, но всё же. Их я раздавала при выходе людей из метро. Значит, она может жить в пределах нашего района. Ещё узнать о нас она могла от кого-то например, как это сделала моя предпоследняя посетительница. Но, скорее всего, эта мысль открыться, поделиться наболевшим, созрела у неё спонтанно. Возможно, она шла мимо и увидела нашу вывеску с описанием услуг слушателя. Поэтому и стояла долго, ждала открытия кабинета. Может быть, она живёт в соседних домах? На соседней улице? Блуждать мне по улицам надеясь на встречу с Марией бессмысленно. Вот бы через знакомых в милиции узнать, может, кто-то обращался с заявлением о подобном извращении. Но где такого сочувствующего чужому горю полицейского найти. А что если…
Я с нетерпением стала ждать звонка Сергея. И то, что он пропал и несколько дней не объявлялся, меня раздражало. Но, пытаясь абстрагироваться от этой проблемы, я принялась за обустройство комнаты «молодых». От Миши толку не было, потому что как только Лена на следующий день, после поступления в роддом родила прекрасную девочку, это, ожидающего сына Мишу выбило из колеи. Сначала он крепко напился с горя. Потом несколько дней приходил в себя, пока при помощи наших убеждений он не проникся мыслью, что иметь девочку, да ещё от такой прекрасной жены, это подарок судьбы.
– Кто сказал, что я против? Обидно, что напридумывали этих УЗИ, а ты же ждёшь, надеешься, а потом тебя по лбу - раз! Теперь перестраиваться надо. Теперь вы меня совсем заклюёте! Вокруг одни бабы, – сокрушался новоявленный отец.
– Ничего, перестроишься сразу, как только увидишь чудо в пелёнках. Зато всё в духе времени, султан ты наш. А к нам, девочкам, тебе только тёщи не хватает, – ответила я ему и заставила позвонить к новоявленной бабушке и обрадовать её появлением внучки, а заодно узнать, когда она собирается приезжать.
Ответ был таким: – Она спросила, почему родилась девочка, она подарков для мальчика набрала, потом сказала, что я ещё увижу рай в шалаше! И что приедет она скоро.
– Как это понимать – скоро? И куда она приедет? – переспросила я растерянного бывшего мужа и отослала его всё-таки попытаться довести порядок в доме до конца, на всякий случай, если совместное проживание с его тёщей станет невозможным. Я имела в виду нас с Ланой.
Лену пока не выписывали по причине стабильной аллергии, ей требовались какие-то импортные таблетки, которых не было в аптеках, поэтому Сергея я ждала с удвоенным желанием.
Подготовив комнату Лены и малышки, мне пришлось запаковать все вещи и освободить бывшую гардеробную, превратив её опять в комнату Нюши для Мишкиной тёщи. С трудом мы с Ланой установили на прежнее место металлическую кровать, перетащив её из гаража. Перед ней я постелила коврик связанный руками Нюши, а когда распаковала завёрнутые в целлофан её подушки и одеяло, разревелась, вспоминая свою старенькую няню. Тёплый красивый халат, который мы ей подарили на последний юбилей и который она так ни разу и не надела, слишком дорогим он ей показался, я положила на кровать.
На следующий день после посещения роддома я отправилась в наше районное отделение милиции. Дежурный из моего рассказа не хотел ничего понять, как я не старалась ему объяснить, в чём суть дела.
– Заявление от пострадавшей есть? Нет, так что вы от меня хотите? – разговаривая с кем-то по телефону, одновременно отвечал он мне.
– Так кто мне может помочь? – спрашивала я его.
– Если вам лично требуется помощь, пишите заявление, – невозмутимо отвечал он.
– Кому тут требуется помощь? – раздался за моей спиной мужской приятный баритон.
– Даниил Андреевич, вот хоть вы объясните дамочке, я уже устал слушать этот бред, – обрадовался появившемуся мужчине дежурный.
– Это вам требуется помощь? – улыбнувшись, спросил приятный баритон.
– Помощь требуется одной девушке, а я уж переживу и без вашей помощи, – съязвила я.
– Но вы же пришли за помощью?
– Да, я думаю, что с ней может что-то случиться.
– А где сама эта девушка? Имя у неё есть?
– Конечно, Маша. А где она, я не знаю. Не улыбайтесь, и адреса её я не знаю, поэтому к вам и пришла.
– Так, – опять улыбнулся этот симпатичный, с мужественным лицом, волевым, без всяких ямочек, подбородком Даниил Андреевич, – я полагаю, у вас сложный случай.
– С лёгким я бы и сама справилась.
– Хорошо. Я собрался перекусить, не возражаете, если я вас выслушаю в машине? Может, составите мне компанию у нас недалеко хорошее кафе, а по дороге всё подробно расскажите.
От кафе я отказалась, а в машине я рассказала ему всё подробно. Он сидел и безучастно смотрел куда-то как мне казалось, думая о своём.
– Вот вы не хотите понять меня, но она может всё, что угодно с собой сделать, – в заключении сказала я ему.
– Почему? Я вас понимаю. Только никак не могу понять, как мне вам помочь разыскать её. Такого ещё в моей практике не случалось. Но и вы поймите, вы не удосужились узнать у человека адрес, хотя бы номер телефона. И договор не оформили. А это непорядок.
– Я уже исказнила себя за это. Но если бы я потребовала у неё данные, она просто ушла бы. А потом она могла бы назвать мне ложный адрес. Но может можно как-то найти её? Я не знаю, что делать? Но и оставить так, как есть, не могу.
– Давайте так. Для начала познакомимся. Меня зовут Даниил. Комаров Даниил.
– Ну да, я слышала Андреевич. Надо же, мы почти однофамильцы. Комаровская Ева. Евдокия Павловна, – он удивлённо посмотрел на меня, – вот! Так бывает.
– А почему Ева, если вы Евдокия? Такое старинное красивое имя.
– Думаю, древней имени Ева не найти. Давайте так, эта моя партийная кличка, и больше не будем обсуждать моё имя. Лучше скажите, что вы собираетесь делать.
– Я не могу вам перечислить все методы розыскной работы, да вам этого и не надо знать. Но скажу, что для начала я постараюсь взять на заметку все новые случаи самоубийств по нашему району. Вы говорите, сколько ей лет? А когда это было?
– Слушайте, что вы говорите? Типун вам на язык. Ей приблизительно около двадцати, худенькая такая. Знаете миленькая, глазки красивые, – я назвала дату нашей встречи с Машей.
– И она студентка. И зовут её Маша.
– Да.
– Ну, хоть что-то. Вот по этим параметрам и поищем. Но пока только, частным порядком.
– Знаете, мне всё равно, каким порядком, но надо её найти, а потом обязательно разыскать этого мерзавца. Конечно, другого выхода нет. Я с этим согласна.
– Согласны? Тогда, может, всё-таки пообедаем вместе? Там неплохая солянка. У меня обеденный перерыв скоро закончится.
– Поняла. Спасибо за приглашение. Послушайте, а можно узнать, может, уже были такие случаи в Москве? Может, кто-то обращался с таким заявлением?
– Ну да, вы ещё попросите сведения по России. Многие потерпевшие стараются скрыть изнасилование по тем или иным причинам. А уж с таким странным насилием путём щекотки и прикрытие какое, надо же, смех.
– Хорошо, я поняла. Как я узнаю о ходе расследования?
– Ух, как вы подкованы!
– Насмотришься ваших криминальных хроник, так ещё не так подкуёшься.
– Вы оставьте мне свой номер телефона, – улыбаясь, сказал Даниил.
Я протянула ему визитку с номером домашнего телефона.
– У меня визиток нет, запишите мой номер. Приятно было с вами познакомиться, – сказал Даниил своим мягким, но с твёрдыми мужскими нотками голосом.
– И мне тоже.
– Знаете, в кафе я уже не успею. Давайте я вас подвезу к дому.
Я согласилась, пригласив его подняться ко мне и отведать борща, чтобы загладить свою вину в лишении человека заслуженного обеда.
– В другой раз, – отказался он, – видите, постоянные звонки. Надо возвращаться на службу.
***
Пока Лана зарабатывала на наш «хлеб насущный» стараясь справиться и с нечастыми посетителями моего кабинета, я полностью навела лоск в квартире. Миша тоже трудился. Днём с восстановлением уюта в своём доме, а вечерами старался заработать извозом. На моём горизонте опять появился Сергей. Догадываясь о его виде деятельности, мне было страшно спрашивать, где он пропадал всё это время.
Общаясь с ним, у меня было двоякое чувство. Неловкости, что он наверняка имеет сложности с законом. В то же время его вид и манера поведения была как у лондонского денди. Никаких тебе распальцовок, цепей на шее и руках, татуировок перстней с черепами на пальцах. Тем более спортивных костюмов с кроссовками, никаких косух. Как это водилось на заре перестроечных лет. Всегда подтянут, с чисто выбритым лицом, с приятным ароматом дорогого парфюма. Разговаривал он всегда вежливо и без всяких бандитских акцентов. Без высокомерия дарил подарки, иногда даже смущаясь при этом. Но а его запонки на руках… Это что-то! Они погружали меня в такую добрую ностальгию…
В этот раз он пришёл без предупреждения со своим помощником, который внёс в квартиру две картонные коробки, в которых оказались различные продукты. В одной коробке детское питание для грудничков, в другой разные деликатесы к праздничному столу. В руках он держал большую корзину с различными фруктами.
– Ева, это вместо цветов, – смущаясь, сказал он.
– А остальное для чего? У нас всё есть. Ты думаешь, мы от голода опухли?
– Не ругайся, я и так не знаю, как загладить свою оплошность перед Леной. Это к праздничному столу, – сказал он и отправил своего помощника к машине, – я ещё привёз памперсы и соки.
Мысленно оценив подарок в денежном эквиваленте, мне стало тоже стеснительно. Но что не вытерпишь ради сохранности своей квартиры, хотя вспоминая фантастическую ночь, проведённую с Сергеем, симпатия к нему всё-таки перевесила мои нравственные устои.
– Лену выписывают через два дня. Ты будешь с нами её встречать? – поинтересовалась я у Сергея.
– Не буду загадывать, но машину с водителем пришлю. Всё-таки ты решила приютить всё семейство у себя?
– Неужели догадался о моём плане? Неужели он всё-таки не отказался от желания завладеть моими метрами, – подумала я, но вслух ответила, – пока Лена мучается с этой аллергией, ей будет тяжело, имея ребёнка, бегать по врачам.
– Ясно, это надолго. Миша вроде навёл порядок в доме? Может, всё-таки помочь ему переехать? Или, может быть, ты переедешь в мой коттедж? – он притянул меня к себе, стараясь поцеловать.
– А почему на площадке не слышно шума? Ты что, закончил ремонт своей шикарной квартиры? – увернулась я от поцелуя.
– Нет, мне нужно было, чтобы они сначала закончили отделку коттеджа, куда, я надеюсь, мы с тобой переедем. Квартира подождёт, тем более, что теперь за стеной будет жить малышка. Ещё успеют пошуметь.
– Понятно, – ответила я ему, но подумала, – всё дорогой, понятно. Я на верном пути, – Сергей опять приблизил меня к себе, но его остановил звонок в дверь, – подожди, я сам посмотрю, кто там.
– Телеграмма вам, срочная телеграмма, – взывала женщина за дверью.
Отстранив Сергея, я открыла дверь. Телеграмма была от Мишкиной тёщи. В ней она сообщала число, время приезда и номер вагона.
– Смотрите, не опоздайте, – предупредила она, отдавая мне телеграмму.
– Какое сегодня число? – растерянно спросила я, – ой, мамочки, она уже подъезжает. С такими пробками на дорогах Мишка не успеет вовремя добраться до Москвы. Кольцевая наверняка, как всегда стоит!
– Не переживай, одевайся, едем. Нам к вокзалу ближе. У меня в машине сирена.
На площадь трёх вокзалов мы прибыли вовремя . Водитель Сергея по его поручению купил шикарный букет от зятя, чтобы сохранить имидж Михаила в глазах тёщи. Тем более что свадьбы в Москве с белым платьем и большим застольем Мише с Леной удалось избежать. Они сначала должны были приехать, познакомиться с сибирской роднёй и погулять на славу там, в родных местах невесты. Но знакомства с тёщей, как и с родней, так и не произошло. Общались они только по телефону, поэтому лицезреть друг друга не могли. По этому поводу у тёщи на зятя вырос здоровенный зуб.
Но вот состав остановился, люди повалили из вагонов. В толчее мы не могли понять, кто из выходивших женщин мог быть матерью Лены, пока все приезжие, сначала растерянно озираясь, падали в руки встречавших их родных и близких. Наконец я подумала, что мамы к дочерям с одной сумочкой не приезжают, наверняка женщина ждёт нас внутри вагона со своими баулами. Я стала заглядывать в окна купе и нашла испуганную женщину, которая с растерянностью смотрела на бегающих по перрону людей и носильщиков.
Помощник Сергея с букетом ринулся в вагон. Вышел он смущённый и растерянный, вдобавок обвешанный сумками и со следами от губной помады на щеках.
– Я объяснял ей, что я не Миша, – виновато говорил он, ставя сумки на тележку носильщика, услужливо подкатившего к нам, – там ещё пол купе сумок с банками и ещё с чем-то, – сказал он и скрылся в недрах вагона вместе с носильщиком.
– А кто же тогда Миша? – удивлённо спросила женщина, вышедшая из вагона. Мне показалось, что она не на много старше меня.
Глядя на её крепкую, но стройную фигуру, открытое лицо и решимость во взгляде, я подумала, что Мишкин статус главного в семье придётся отодвинуть далеко и надолго. Прибыл настоящий генерал.
– Так ему и надо, – решила я.
Увидев свои сумки на тележке, Тамара Харитоновна, так звали тёщу, попыталась снять их, с недовольством выкрикивая, – вы что! Небось, кучу денег запросит, мы что, сами не донесём? Ты, что ли, Миша будешь? Что сил нет, сумку донести? Или сильно богатый? Если такой богач, так почему не приехал с женой к нам? Не посватал! Свадьбу по-людски не сыграли, люди ждали, продуктов наготовили, – незлобиво, но громко затараторила она.
Она бы ещё долго вправляла мозги Мише, если бы это был он. Но я её остановила.
– Это не Миша. Поставьте сумки и давайте знакомиться. Я Ева. Лена, наверное, вам говорила обо мне.
– А как же! Конечно, говорила! Только знаешь, Евочка… Я ей всё высказала, как думаю. Я всегда что думаю, то и говорю! Ты не обижайся, но моя Ленка не по-людски поступила. Это ж надо до такого додуматься, отбить мужа у законной жены, а потом ещё у неё и поселиться со своим придурком. Ты уж милая, на меня не обижайся. Вот выпишется из роддома, я ей покажу!
– Так как вас зовут, – прервал её бурную речь Сергей.
– Ой, простите, – женщина вытерла носовым платком пот с лица, потом руки и протянула натруженную ладошку Сергею, – Тамара Харитоновна меня величать.
Всю дорогу, пока мы шли до автомобиля, большого, чёрного, с очень затемнёнными окнами джипа, она громко рассказывала нам о том, как она собирала вещи, как её провожали соседи, – как же так, внучка? А я думала, Харитоша будет. А? А теперь как они внучку назовут? Небось, Эльвирой или Кристиной? Сейчас напридумывали имён разных иноземных. А я так считаю, русский, значит, по-русски надо называть. Да ладно. Одно хорошо, грибов я насолила! Год такой урожайный! А мои грибы просто нарасхват! Чего улыбаешься? Сейчас попробуешь…
Увидев, в какую машину носильщик и водитель складывают её багаж, она запнулась, остановилась на удалённом расстоянии от автомобиля и с большим удивлением посмотрела на нас с Сергеем.
– Это Мишкина? – испуганно спросила она, – да ещё с этой, с синей лампой на крыше, – тихо сказала она. Мне показалось, что синяя лампа совсем выбила её из колеи.
– Нет, это машина Сергея. У Миши старенькие «Жигули», – ответила я ей.
– Слава Богу, – с облегчением выдохнула она и перекрестилась.
Я еле посадила её рядом с собой на заднее сидение автомобиля. Всю дорогу Тамара Хритоновна молчала и не проронила ни слова, пока мы не подъехали к нашему дому. Уже со спокойствием приняв то, что водитель-помощник стал сам переносить её баулы и сумки, она тихо вошла в квартиру.
Распрощавшись с Сергеем, мы с ней остались одни в квартире.
– Ева, это твой новый муж? Да? Сергей этот? А он кто? – почему-то шёпотом спросила она.
– Нет, что вы! Какой муж! Знаете, теперь я замуж…, ладно! Это просто приятель и сосед. У него квартира напротив моей. Знаете, помогает иногда. Так, по мелочи, – я скрыла тот факт, что у Сергея не одна, а две квартиры на площадке, решив информацию о московской жизни выдавать бедной женщине частями.
Надев Нюшины тапки, которые, к моей радости, ей очень пришлись по душе, она с удивление стала рассматривать квартиру, тихо приговаривая:
– Надо же, столько комнат и такие потолки высокие, рояль какой старинный. А Ленка говорила, что и у неё в доме тоже такая старинная мебель стоит.
Показав комнату молодых и опять услышав восторженные слова, я провела её в комнату, где предстояло ей расположиться.
– Ой, мне одной и целую комнату? Евочка, зачем я бы там с молодыми пристроилась. Зачем так стеснять вас. Что я барыня?
– Тамара Харитоновна, что вы говорите где бы вы там пристроились. Вы же видите, места много. А это комната моей бывшей няни.
Бедная женщина посмотрела на меня с сильно округлившимися глазами.
– У тебя и няня была? Мне говорили, что в Москве люди живут, но чтобы так жили, я думала, что всё врут. Что только в кино такие квартиры и няни и рояль тебе, пожалуйста.
Я стала объяснять ей, что и в Москве полно коммунальных квартир, что многим не повезло, и они до сих пор живут в старых хрущёвках и общежитиях. А эта квартира принадлежала моему деду, знаменитому художнику. И что папа мой не менее знаменитый скрипач, а мама - заслуженная артистка, аккомпаниатор и бабушка - знаменитая певица, народная артистка.
– Чтобы не отдавать меня в интернат, они наняли няню. Ещё до моего рождения Нюша поселилась у нас. Так что для нас, а особенно для меня, она была родной. Мне с ней приходилось общаться чаще, чем с родителями и бабушкой.
– Тогда понятно, тогда, конечно, – успокоившись, грустно сказала она, – знаешь, у моей бабушки похожая кровать была. И подушек много. Она вязала из ниток красивые накидки и накрывала ими подушки. А покрывало знаешь, какое красивое связала? А занавески на окна? Бывало, сидит, пальцы тоненькие, скрюченные, все с выпуклыми косточками от тяжёлой работы. А спицы так и мелькают, так и мелькают, – Тамара промокнула платком глаза.
Пока я накрывала на стол, выкладывая деликатесы, привезённые Сергеем, чтобы отметить приезд дорогой гостьи бутылочкой коньяка, Тамара Харитоновна, решив успокоить свои расшатанные нервы долгой дорогой и первыми впечатлениями о Москве и москвичах, громко мылась в ванне. Громко, потому что в ванной постоянно что-то падало в сопровождении её испуганных возгласов и причитаний. Но вышла она после купания распаренная и довольная с чалмой из полотенца на голове. После душа Тамара Харитоновна оказалась очень даже привлекательной и совсем не такой, какой показалась мне сразу на вокзале. Ещё моложе и симпатичнее.
– Ева, ты прости, этот душ у вас странный. Не краник, как у нас, я эту штуку поворачиваю, а она то холодная, то кипяток идёт.
– Я сама недовольна этим смесителем, всё хочу поменять на простой, где горячая и холодная вода отдельно открывается, простите, что не предупредила вас.
– Да ладно, не сварилась, разобралась, – облачённая в новый халат, она размякла от мытья и казалась очень уставшей, – коньяк импортный? Дорогущий, наверное? Вы меня прямо как дорогого гостя встречаете, дорого. С цветами, сиреной, коньяком. Ох, расскажу я своим по возвращении, так не поверят, скажут, придумала!
– А мы вас сфотографируем на память в разных видах.
– Как это в разных видах? – испугано спросила она.
– Как? И у машины с мигалкой, и с коньяком, как хотите.
– А… это да, было бы хорошо. А то девчонки мои соседки, не поверят. Слушай, а я приехала со своим коньяком. Я по-простому! Привезла нашу самогоночку, солёные огурчики, грибочки! Ленка моя так их уважала раньше.
Но я ошиблась с сервировкой, поставив на стол мои любимые большие немецкие коньячные фужеры.
– Ну, вы даёте! Вы ещё и коньяк большими бокалами хлещите? А мы самогоночку рюмашками опрокидываем. С расстановочкой, – удивилась Тамара, увидев мои фирменные, на высоченных тонких ножках, ёмкости.
Я хотела возразить ей, сказать, что такие глубокие фужеры специально для коньяка, чтобы наслаждаться его ароматом, цветом. Хотела сама разлить коньяк, как положено, на пол пальца от дна, но не успела. Бокалы были наполнены ею почти до краёв, опустошив почти всю бутылку сразу.
– Ну что? За встречу? До дна?
Я испугалась за гостью, хотела предупредить, но, подумав, раз в жизни можно и в таком объёме попробовать «Хеннесси»! Подумаешь?
– Знаете… я как-то… Может не до дна? Глоточками?
– Как пойдёт, но положено первую до краёв и до дна, за знакомство, – ответила она и опустошила только половину красивой ёмкости, – Ева, ты меня прости, конечно, но это гадость, гадостью! Не глоточками, ни сразу до дна не осилю. И не берёт он что-то этот твой заморский коньяк, – сказала она позже, – слабый, что ли? Тогда, конечно, можно и стаканами, не закусывая. А я как выпью, знаешь, поесть люблю и поговорить. Но больше поговорить, знаешь, так, по душам, – Тамарино лицо порозовело, и было видно, что она поспешила с выводами об импортном коньяке, но зато уже расположена к разговорам по душам.
– Да? Вас не берёт? Странно! А мне что-то в голову стукнуло, – как не странно, на меня коньяк возымел своё пагубное действие и тоже расположил к беседам, – этот «Хеннесси» наверное, бракованный, поэтому берёт через одного. Это непорядок, скажу я вам. Нет! Так мы это не оставим! Надо Сергею сказать, это его подарок, чего это он нам бракованный коньяк носит? А я смотрю, убежал так тихо? Видели, да? – успокоила я её, борясь с лёгким головокружением.
– Э, мать, а ты уже того! Быстро ты после первой и этого!
– Чего это я того, этого?
– А ну! Давай, огурчик, салатик, грибочки маринованные. Давай, давай, закусывай. Наверное, голодная целый день была? Подожди, дай мне оглядеться, я вас так накормлю!
– Да? А я, знаете, с утра так… кофейку только и всё… Я не ем с утра.
– Заглянула я в твой холодильник. Большой, красивый, а пустой.
– Нет, там Сергей привёз кое - что. Нет, нет, там что-то есть, поискать надо. А вообще я готовлю. Меня Нюша наша научила, – я всхлипнула, вспомнив свою любимую нянюшку, – да, борщ могу, котлеты! Этот, как его? Ну, грузины всё готовят его, готовят…
– Шашлык, что ли?
– Да нет, красный в тарелке такой ложкой ешь. Но его я плохо готовлю, каша получается рисовая, вот… А вы это! У Мишки спросите.
– А! Харчо, что ли?
– Харчо Нюша учила, борщ, котлеты…
– Замариновала ты меня своими котлетами. А такое знаешь? Лагман, баурсаки, бешбармак, пироги мои с грибами, а наши сибирские пельмени с грибочками! А мои фирменные с мясом? А? Закачаешься! А холодец? А рыбку, давай, ешь! Ешь, я сама солила. Ленка без рыбы не могла. Вот я возьмусь за вас!
– Рыбка? Прелесть какая… А вот что это за башмак такой?
– Ну, вот результат от твоего коньяка! Поешь. Ты вообще давай привыкай закусывать, когда выпиваешь.
– Тамарочка, а я так редко выпиваю и так мало, что и закусывать… там конфеткой… Тамара, а каким это башмаком ты нас хочешь кормить?
– Бешбармак съешь - пальчики оближешь! Меня соседка казашка научила. Мы же живём рядом с Казахстаном. У нас много соседей казахов. Вот недавно семья казахская перебралась в Ленинград, то есть, как теперь, в Санкт-Петербург.
– А! В Питер? Знаю такой…
– Туда. Знаешь, как я плакала?
– Не надо плакать, мне и так грустно.
– Ага, – теперь Тамара пустила слезу, – знаешь, как мы дружили? Лучшая подруга уехала!
– Не плачь, Тамара, к подруге хочешь? Сейчас! Прямо едем на Ленинградский вокзал и фьють! Утром у твоей подруги.
– Чего прямо фьють?
– Чего тут до Питера? Фьють и там…Семьсот км.
– Это ты идею подала. Точно, потом сфьютькаем.
– Нет, я серьёзно… семьсот км и ты у подруги. Это же Питер, я его обожаю.
– Давай за это выпьем.
– За что? За фьють?
– Ева! За дружбу! Вот, выпей ещё и поешь. Знаешь, клин клином выбивают.
– Какой клин? Где клин? Мне кофе надо попить и мозги встанут на своё старое законное место. А то что-то я чувствую… Знаете, давно не выпивала, а сейчас так много и сразу.
– Ничего, не переживай, я тебя научу рюмашками, с расстановочкой, а то привыкли, понимаешь такими ладьями коньяк принимать, – сокрушалась Тома, накладывая в мою тарелку всяких привезённых ею вкусностей.
– Как здорово! Ой! Грибочки! Знаете, а огурчики не только ваша Ленка уважает! Да-а! Кто же это не любит домашние огурчики? Знаете ли, Тамара Харитоновна, это очень хорошо, что вы привезли свои огурчики, – я почувствовала, что у меня закружилась не только голова, но и язык, что-то как-то стал не так слова произносить.
– Хрустящие, с перчиком, с хренком! – настаивала Тамара, – ешь! Давай закусывай.
– С хренком, я скажу вам, очень даже отлично, наша Нюша тоже так… с хренком…, – я опять заплакала, вспомнив Нюшу, – но самогонку я больше не…
– Да хрен с ним, с тем хреном, самогонкой! Ты мне вот что скажи, а где же зятёк? – вдруг всполошилась она.
– Спокойно! С ним всё нормально. Вы видели, с каким трудом мы ехали? А! И это с сиреной на машине! На джипе! С этими, с банд…, – я вовремя остановила свои уточнения, – а Мишка куда ему? Он на стареньком «Жигулёнке» без сирены, кто его пропускать будет? А у нас пробки! Что на подмосковных трассах, что на городских дорогах. Давайте за ваш приезд, пока все наши соберутся. Нет, нет, пить не будем, закусим огурчиком с хренком, а то придут все огурчики сметут, – правильно говорят, что сначала надо поесть, потом браться за выпивку. А то как-то не так коньяк и самогонка смешались с моим кофе в желудке.
Миша долго добирался до нашего дома. Но у меня возникли подозрения, что он специально затягивал встречу с тёщей, так как был наслышан о её крутом нраве. Поэтому пожелал до минимума сократить общение с ней и скорее вернуться обратно к себе. А я решила помочь ему в том, чтобы их встреча произошла в максимально дружеской обстановке, логично полагая, что уставшая от дороги и размякшая от коньяка тёща отнесётся к своему зятю более лояльно.
Хорошо закусив и всё-таки допив остатки коньяка в бокале, Тамара Харитоновна покраснела, видно напиток возымел на неё своё полное действие.
– Ты не думай, я иногда болтаю что попадя. Не обижайся, это я так придуряюсь больше. А так я баба не злобливая. Так, немного жизнью помятая, но всё вижу и понимаю.
– Так я ничего плохого и не успела о вас подумать. И так видно, что вы нормальная, хорошая женщина! Знаете? Если судить по дочери, по Ленке, то вы отличная женщин! Я вас прямо по-лю-би-ла! Давайте я вас, то есть тебя, поце-лу-ю!
– Давай! Ева, я вот смотрю на тебя… Я бы так не смогла. Если разговор о дочери зашёл. Я бы на её месте никогда бы не согласилась жить у бывшей жены мужа. И хватит выкать! Вон сколько выпили, а она всё выкает.
– Не буду. Я привыкну. Послушайте… как же так? Она же вам рассказывала! Я слышала! Нет, вы не думайте, я не подслушивала, просто слышала. Так что не надо! Я их приняла не от хорошей жизни. А то, что Миша встретил Лену, это подарок ему. А может мне? А потом! Он детей хотел. А у нас с ним не получалось. Вы, ой! То есть ты. Не думай, я на него не в обиде. Вышло, что вышло. Как говорят? Насильно мил не будешь! – убеждала я Тамару, еле шевеля языком, – да и мои чувства к нему, если честно давно улетучились. Так как мы с ним жили в последнее время, нормальной жизнью назвать нельзя. Настоящий брак! Ну, вы… Ты меня поняли. Так что я очень рада, что он выбрал вашу, то есть твою дочку, а не какую-то стерву с дурным характером и всякими выкрутасами. А Ленка ваша, во…! Я показала большой палец.
– А разница в возрасте?
– Какая там разница! Господи… Телевизор смотрите? Вот там разницу показывают. Но я вам так скажу, знаешь, если любовь настоящая, никакая разница не помеха. Лишь бы жили хорошо, да деток растили. Пусть живут. Я не против…
– Это ты права. Лишь бы жили хорошо, – задумчиво произнесла она, – слушай, Евка! А что это мы с тобой на «ты» перешли, а на брудершафт не выпили? И потом, тебе сколько лет?
– Ой, не спрашивайте. Знаешь, я старею я не по дням, а по часам. Тридцать два.
– А мне сорок один. Так что пьём и не выкаем больше.
– Ой, Тамара, я так тебя люблю! Ты прямо настоящая такая, – еле сказала я после брудершафта.
– Хм, ещё бы! Знаешь, как раньше говорили? Сибиряки народ сборный, но отборный!
– Я согласна! Совершенно правильно говорят. Прямо в точку! А почему это сборный?
– Ну, мать, ты даёшь! Раньше в Сибирь кого высылали?
– Как кого этих… декабристов. Я по-м-ню! В школе проходили и их ещё… Ну, жён их.
– Вот мы все декабристами и стали… Только теперь наоборот, бегут все в столицы. И я вот за дочкой подалась. Что мне одной там делать?
– А что тебе одной там делать? Мы тебя не отпустим. Нет… Хорошие люди и нам нужны. А то в Москве сейчас, знаешь? Куда пальцем покажешь… в общем, бандиты одни.
– Вот и я говорю, здесь хоть внуки будут… Да вот с Мишкой не уживёмся. Он нас двоих с Ленкой не вытерпит. Она у меня тоже, не смотри, что тихая… выпрет меня зять.
– То есть? Как это выпрет? Нет… мы не позволим. Вот, что! Всё! Остаёшься у меня. Тебе комната Нюши понравилась? Всё! Вяжи накидки.
– Какие?
– А? Какие? Какие твоя бабушка вязала, а я все Нюшины подушки достану, – я опять вспомнила няню и заплакала.
– Евка, какая ты…, – Тамара обняла меня. Вспомнив свою бабушку, она присоединилась к моим всхлипываниям.
К приходу Миши мы стали обе очень добрыми и счастливыми от нашего знакомства. Знакомство с зятем тоже произошло в дружественной и торжественной обстановке.
Зять принёс в подарок тёще коробку конфет и бутылку коньяка. Теперь тоже импортный, но «Арарату» да ещё, по его словам, из старых запасов, Тамара очень обрадовалась.
– Вот это порядок! Это я понимаю, коньяк! Уважил зятёк, – ей долго пришлось уговаривать Мишку составить «нам» компанию.
Мне стало подозрительным, что он так долго заставляет себя уговаривать и когда тёща вышла из кухни на несколько минут, я поинтересовалась у него.
– Слушай, зятёк, я слышала, что сейчас настоящего армянского коньяка даже в Армении не достать, случайно, ты не палёнку принёс? Что задумал избавиться от тёщи?
– Ну, мать, ты совсем пьяная, что сошлись с тёщей, – смеясь, сказал он и стал уверять, что это настоящий коньяк, и в доказательство этому выпил с тёщей на брудершафт.
– Твоя тёща крепкая женщина, – сказала я бывшему мужу, когда опустела и эта бутылка коньяка.
Но когда вернулась с работы Ланка и принесла торт и бутылку шампанского, то я ретировалась и оставила дружную компанию на кухне до утра.
Свидетельство о публикации №224100301546