Диоген

Мелкий речной песок, на который ступить невозможно босой ногой в жаркий летний полдень, к вечеру остывает быстро. А после заката солнца, у воды, он становится сырым и неуютным. Костёр выхватывает из темноты ближайшие кусты, край палатки, лица людей вокруг.  Мы с приятелем примостились на старой сухой коряге, которую половодьем вынесло на берег, отец со своим другом-рыбаком расположились на прибрежном песке, постелив телогрейки. С нами у костра был и незнакомый человек – мужчина преклонных лет. Может быть, он и не старый, но мне – мальчишке, он казался довольно пожилым. Обветренное и загорелое лицо в глубоких морщинах,  нечёсаные и нестриженые буро-седые волосы, неровная длинная щетина прибавляли ему лишний десяток лет. Брезентовый дождевик на нём был нараспашку. А из под фуфайки, застегнутой  на единственную пуговицу, выглядывала неопределённого цвета рубашка. Лежал он лицом к костру  на сыром и холодном песке, ничего не подстелив для удобства. Даже в глубоких сумерках, когда рыжие всполохи костра выхватывают из густо-синей темноты наши силуэты и лица, было хорошо заметно, как сильно этот дяденька отличается от нас – городских рыбаков. Нет, не рыбаков даже, а, скорее, туристов, которые иногда выбираются из шумного и душного города на «тот берег». Вот и теперь мы выбрались с ночевкой, напросившись на рыбалку со взрослыми. У дяди Славы, друга моего отца, есть большая моторная лодка «Лайба». На ней может поместиться человек десять, и ходит она по Волге не спеша, но, зато, по любой волне.  Сегодня днём, когда от Ульяновского спуска на Проран переправлялись, дул южный ветер вдоль судоходного фарватера. И волнение было приличное, с белыми барашками на сине-зеленой воде. Наша лодка резала их наискосок, раскачиваясь и поднимая веер брызг. Пусть это всего лишь лодка, но для нас она была как корабль. Метров десять или двенадцать в длину, с высокими бортами, с мотором в специальном отсеке, эта посудина внушала уважение. Но сейчас она стояла у берега на темной воде, которая едва слышно плескалась. А мы собрались у костра, и ночевать будем в палатке. Отец с другом  уйдут в лодку, им завтра до рассвета отправляться на рыбалку, на леща. Где будет ночевать наш гость, и откуда он появился,  мы не знали. Он подошёл, когда уже смеркалось, поздоровался, и, не спрашивая разрешения, прилег у костра, взял заскорузлыми пальцами из пекла уголёк, прикурил самокрутку. Дым от его махорки был крепкий, но  он словно дышал им. И дым костра нисколько не беспокоил этого человека, пахнущего рыбой, дымом и махоркой. Вечерние посиделки не утомляли нас. На огонь и воду можно смотреть сколь угодно долго. Мы смотрели на пляшущие языки пламени, говорили о чём-то. Рыбаки говорили о рыбалке, о практической её стороне: всё ли готово, где что лежит. Наш курящий сосед докурил самокрутку так, что  пальцами держать её было невозможно, казалась - она тлеет уже между жёлтыми ногтями. Бросив окурок в угли костра, он улегся на спину,  уставившись в черное звёздное небо. Крупные звезды созвездий и пыль Млечного пути высыпали как искры  костра. Если выйти из освещённого круга, то глаза привыкнут к темноте и будут видны силуэты окружающих предметов, и звезд увидишь превеликое множество.
  - Вон, видишь – Кассиопея, - показывает друг на созвездие из пяти звезд в виде буквы М. – А это созвездие Пегаса – четыре звезды в виде большого прямоугольника.
  - А рядом  туманность Андромеды -  галактика, похожая на нашу, и она летит в нашу сторону с бешеной скоростью! – заметил  мужик в дождевике, лежа на спине, и указывая прокуренным пальцем в небо. – Через пару миллиардов лет она врежется в нашу галактику, и мы увидим небо в алмазах!
  То ли пошутил он, то ли всерьез сказал? Мы, конечно, не увидим это явление. Два миллиарда лет –  приличный срок. Но то, что Андромеда движется в нашу сторону – неоспоримый факт, мы по астрономии проходили. Интересно, откуда ему это известно? Когда шёл разговор о рыбной ловле, то наш гость у костра вставлял словечко, давая дельный совет – это понятно, а сейчас-то мы о вселенной говорим, о планетах и звездах. .Кстати, удобный случай – наблюдая звёздное небо, повторять уроки астрономии. К слову сказать – астрономия нам нравилась, и мы интересовались этой наукой сверх школьной программы, напротив, в способах рыбной ловли мы, если честно, не были сильны. Между тем, мужчина, глядя в звездное небо, продолжал:
  - Вначале сотворил Бог небо и землю, и земля была безвидна и пуста.
    Точно такие слова я видел в бабушкиной библии, самые первые строчки. Я их  запомнил и даже первую главу прочитал. Но дальше мне было неинтересно -  книга очень большая, и всю её не осилить. А  гражданин неопределённой наружности даже это знает. Интересно, что он знает ещё?
  - Первее всего, вода была на земле, а в ней – рыба, и уж потом звери, и после человек появился, - продолжал рассуждать старый рыбак, глядя в звёздное небо.
  - Вот, интересно – откуда комары взялись, эти вредные насекомые? – спросил я с досадой, отмахиваясь от них лопушком.- Неужели в наш век не изобрели еще какой-нибудь химический состав, чтобы избавиться от них полностью? Вот и в открытый космос вышли, природу покорили, болота осушаем, пустыни орошаем, а комары, такие маленькие, досаждают нам.
  - Не станет комаров – не станет рыбы. Личинки комаров – первый корм для рыб. А если рыбы не будет, то и человек пропадёт. «Эффект бабочки» из рассказа Рея Бредбери, читал поди?
  - Да, читал. Я, вообще, фантастику люблю больше всего читать.
  - Вот, что я скажу тебе, дружок. Это не фантастика! Биосфера по теории Вернадского – не фантастика, насущная реальность. «Насущная», значит насыщающая. Без неё мы просто вымрем, как динозавры. Но динозавры – это уже другая тема.
    Поскрёбывая щетину, мой загадочный собеседник повернулся к затухающему костру, скрутил цигарку и прикурил от уголёчка.
  - Вот, пока махоркой будем комаров отпугивать. Хе-хе! – то ли засмеялся, то ли прокашлялся он.
    Честно говоря, ни с кем из взрослых мне не приходилось общаться на темы, интересующие нас, мальчишек. У родителей свои дела и заботы, в школе общение не выходило за рамки учёбы. А этот дяденька разговаривает с нами, будто мы ровня ему.
  - А как вас звать? – наконец-то догадался спросить мой друг
  - А зови меня Сократ, - то ли в шутку, то ли вправду прозвучал ответ.
  - Я серьезно спрашиваю, - с обидой в голосе сказал приятель.
  - Ну, если серьёзно – Диоген!
    Приятель мой, Валерка, обидчиво отвернулся. Он парень серьезный, шуток не любит, или, попросту, не понимает. А мне в ответе «Диогена» не прозвучало ничего обидного. Он и вправду похож на Диогена, учёного философа, который в бочке жил. Интересно, а где живёт наш Диоген, и, вообще, есть ли у него крыша над головой?
  - Молодёжь, вы спать собираетесь? – проворчал отец. – Ну как хотите, а мы в лодку пошли. Костёр затушите после.
    Костёр почти прогорел, от поленьев остались тлеющие угольки. Иногда мы подбрасывали хворост, он вспыхивал, немного подымив.
  - А тебя как звать? – обратился Диоген к моему другу, желая примириться.
  - Валера!
  - Ты не обижайся, Валерий. Все знакомые в округе меня так зовут, и я не обижаюсь. Живу в вагончике на берегу реки. Общаюсь с сильными и мудрыми мира сего. Люблю вот так, вечерком у костра, в хорошей компании, с умными людьми побеседовать, - сказал старый рыбак, и добавил: - Вы, вот, молодые люди, образованные, не лоботрясы какие-нибудь, которые деревья ломают, гнезда разоряют и бутылки с карбидом в озера кидают, лягушек глушить.
  - Мы так не делаем. У нас в школе есть научно-исследовательский кружок по биологии, мы его посещаем. А комаров, всё-таки , хорошо бы, поменьше!
  - Может, для этого болота осушить? – предложил я.
  - Вот, вы в кружок ходите, а того не знаете, что болота – губка планеты. В них воды больше, чем во всех озёрах. Осушить их – начнётся водный дисбаланс. Сколько таких периодов было на земле. Вот и на нашем месте когда-то море было, а теперь только это осталось, - сказал наш собеседник и достал из огромного кармана дождевика окаменелость-моллюска. – Вот вам гость из Кембрийского периода.
    Нам тоже было известно много интересного о Жигулях. Интересного и даже загадочного. В меловых горах сохранились древние растения, которые теперь нигде уже не растут. И сами меловые горы – это дно древнего моря.
  - О природе можно бесконечно говорить и размышлять, как и о человеке, собственно, – продолжал наш философ. -  Хотя, человек – это просто. Ему надо в день две рыбы и лепёшку хлеба. Но мы вылавливаем рыбы гораздо больше, а ещё больше – отравляем: химия, там, всякая, преобразования природы. А всё ради чего? Ради денег! Эх, вот у некоторых денег больше, чем у меня секунд осталось… жить. А зачем столько денег? В гроб-то они не поместятся.
  Подбросив сухую веточку в костерок, Диоген помолчал и произнёс:
  - Мне новый день тихонько дарит грусть, других подарков мне уже не ждать. Ведь впереди короткий тяжкий путь, а позади…, эх, что там вспоминать! Ну, вы спать отправляйтесь, а я посижу, костёр посторожу.
    Вежливо попрощавшись, мы нырнули в палатку, посветив фонариком. Улеглись на надувной матрас. Сквозь ткань палатки были видны всполохи затухающего костра, слышно было, как шлёпали ленивые волны о борт лодки. Я лежал и вспоминал насыщенный день, и думал о дяденьке, который по виду напоминал чуть ли не лешего, а на самом деле был интересный человек. Даже для меня – мальчишки, он не был скучным, как некоторые занудные взрослые, и у меня к нему было ещё много вопросов. Но теперь поздно – расспрошу обо всём завтра.
    Проснулись мы, когда солнышко уже припекало палатку. Лодки у берега не было – рыбаки ещё не вернулись. Костёр прогорел полностью, только зола осталась. И собеседника ночного не было. Когда он ушёл и куда? И спросить не у кого.  На песке остался лежать потрепанный томик стихов Евгения Евтушенко – популярного нынче поэта. Если Диоген забыл эту книжку, то он вернётся. Но он не вернулся и больше я его не видел.