Слушательница. Гл. 15

После случившегося со мной, Мария реже стала приходить к нам.
– Маша, ты не права, – пыталась убедить подругу Тамара в том, что её вины во всём произошедшем нет.
– Не надо меня переубеждать. Если бы я не попросила отца Настеньки привезти ей фотоаппарат, ничего этого не было бы. И Настя была бы жива, и Егор. И Ева сейчас не лежала бы в больнице.
– Маша, при чём здесь фотоаппарат? – убеждала Тамара Марию, когда уговорила её прийти к нам.
– Настенька хотела делать ночные снимки. Понимаешь? А это на наших аппаратах не доступно, я не знаю, что доступно, что не доступно. Но такого аппарата у неё не было. А я влезла. Думала, мы-то никогда такой не купим. Что я со своей копеечной зарплатой, да ещё когда дадут, когда у них денег нет. Да Настина стипендия тоже с перерывами. Времена то какие? Вот и попросила, говорю ему, раз мы без алиментов столько тянули, так ты хоть один раз сделай ребёнку подарок. Вот он и сделал.
– Не ты, не он, ни Настя никто не виноват в том, что произошло. Кроме этих отморозков, попади они мне в руки! Успокойся, кто-то звонит по телефону.
– Алло! Алло, говорите, – кричала Тамара в трубку.
– А мне бы капитана Комаровскую, – в трубке послышался женский голос.
– Кто её спрашивает? Говорите, я передам.
– Я лучше позже позвоню, когда она будет дома.
– Женщина, вы представьтесь и скажите мне, я всё ей передам, потому что она не скоро сможет поговорить с вами.
– Почему? – с удивлением спросила Мария Никитична, которая была на другом конце провода.
– А потому что она лежит в больнице. Поэтому приказано все сведения передавать мне. Говорите, я всё запишу и передам.
– В больнице? А что же с ней такое? А вы кто? Тоже из милиции?
– Но, а как же? Я тоже капитан. А Ева Павловна попала в автокатастрофу. Поэтому не скоро выйдет из больницы.
– Какой ужас, такая молодая. Вы передайте ей, пусть выздоравливает.
– Так что у вас случилось?
– Запишите. Она поймёт. Скажите ей так, что звонила Мария Никитична, которая живёт в одном доме с Барсуковым. Вчера меня встретил на улице тот парень, который тогда забрал девочку с собой.
– Какой парень? – удивилась Тамара.
– Седой, со шрамом на лице. Она поймёт. Она сказала, что он тогда помог девочке, кажется, Насте. С памятью у меня стало. Я ей номер его машины давала.
– Поняла, записала. А зачем он к вам приходил?
– Он спрашивал об отце Борьки.
– Какого Борьки?
– Ну как какого Барсукова, который снасильничал. А отец его генерал военный. Всегда с охраной ездит. Был тут как-то. Ну, этот мужчина и о Борьке спрашивал и о его друге.
– А друг кто?
– А друг Борькин Виталька. Такой же охламон. Но сейчас они вместе с Борькой живут на секретной даче Виталькиной матери. Это нам Мстиславовна по секрету сказала. Вот я и решила позвонить. Парень-то этот, со шрамом, прямо сам не свой. Всё зачем-то об отце расспрашивал.
– А зачем ему отец он не сказал?
– Как же? Говорит, такой заслуженный человек, а сын такой мерзавец. А я и говорю, так всегда и бывает. А мать-то жена генерала, всё из этих, где лицо новое делают, не вылезает. Думает, что муж гулять не будет от неё. А он, хоть и генерал, даже к сыну со своей кралей приезжал. Да ладно, это не моё дело. Вы уж там передайте, я обещала, как что новое узнаю, позвонить. Вот и звоню.
– Спасибо. Объявляю вам благодарность от лица наших органов. Будьте и впредь бдительны.
– Что мне с вашей благодарности. Девочку жалко. Да и обещала я. Ну всё, если что, она знает, как меня найти. Пусть выздоравливает.
– Адрес, Тамара, почему ты адрес у неё не спросила? – всполошилась Мария, которая во время телефонного разговора стояла рядом с Тамарой, – тоже мне, капитан милиции.
– Да, но будем надеяться, что Ева не забыла эту Марию Никитичну и знает, где она живёт.
– Ты знаешь, Тамарочка, а мне ведь как-то после похорон Настюши позвонил какой-то мужчина. Но я была в таком состоянии.
– Чего он хотел?
– Спросил Настю. Я заплакала, сказала, что на днях мы её похоронили. Я ещё кричала, что убили её. А он что-то говорил, утешать стал. Потом спросил, не оставляла ли Настя фотоплёнку, которую ей должен был вернуть Егор. Какую плёнку я тогда так ничего и не поняла. Я ему сказала и о смерти Егора. Больше он не звонил, а я совсем забыла об этом звонке.
– Ясно, надо сходить к родителям Егора, разузнать об этой плёнке.
– А может, лучше Даниилу Андреевичу сообщить?
– Маш, а ты уверена, что после ареста сына и его смерти в изоляторе они выложат всё, что знают милиции? Я не уверена. А ради Насти с Егором, да и ради Евки должны всё вспомнить и рассказать. Пошли, не будем терять время.
Даниил находился со мной, когда в палату вошли возбуждённые Тамара и Мария.
– Целуетесь? Правильно целуйтесь. Только поешьте сначала, – сказала Тамара, выкладывая из сумок провизию, которой можно было накормить всех больных в округе, а не только пациентов нашей больницы.
– А чего это вы, девушки, такие возбуждённые? – с интуицией у Даниила тоже всё в порядке, и он сразу уловил состояние Тамары от наполнявшей её информации.
– Ладно, Евка, раз ты калека, всё равно тебе ещё лежать и лежать, – начала Тамара.
– Мы догадываемся, где Егор мог спрятать кассету с фотоплёнкой, на которой есть снимки с преступления, с которого и началось преследование наших ребят, – выпалила Мария.
– Так, так, ещё одна кассета? Что за преступление и что за фотоплёнка? Так, теперь доложите мне всё по порядку.
Перебивая друг друга, Мария и Тамара всё-таки рассказали и о звонке Марии Никитичны, и о вопросах мужчины со шрамом на лице, которые он задавал ей. С моей помощью и некоторыми дополнениями к сказанному у Даниила сложилась вся картина произошедшего.
– А мы пробили номера автомобиля из твоего блокнота. Он принадлежит Алексею Николаевичу Славину. Кстати, он, как и я, служил в Афганистане. Только мы с ним в разные годы воевали. На квартире мы его достать не смогли. Скорее всего, его всё это время не было в городе. Машина нигде не светилась. Ну, раз он появился, надо к нему наведаться. А Барсуков с Загитовым, значит, прячутся на даче у последнего? Ладно. А вы с родителями Егора решили, что фотоплёнку он спрятал в питерской квартире своей бабушки? Почему он при аресте не сказал об этом?
– Даня, а ты не догадываешься? – спросила я Даниила, – у этих мерзавцев высокопоставленные отцы, у Егора не было никаких гарантий того, что следствие не подкуплено. Поэтому он и от Насти скрыл, где хранится фотоплёнка, думал, что этим обезопасит её. Но у подлости нет тормозов. Кстати, а доказано их участие в нашей аварии?
– Ах, вы и сыщицы! Ты, Дуська, всех своих подруг заразила болезнью лезть не в своё дело?
– Ошибаешься, теперь и моё, раз они спровоцировали аварию. Их хотя бы за это можно привлечь?
– Твои показания по аварии приняты к сведению. Это дело не нашего отдела. Оно расследуется другим производством. Дело в том, что они сразу скрылись с места происшествия. Никакой кассеты, как мне сказали, на месте не нашли. Им, наверное, удалось воспользоваться вашим состоянием и забрать её с собой. Следы протекторов сняты. Но если бы их имена были известны на месте преступления, могли бы их сразу задержать. А теперь прошло столько времени, они могли уже избавиться от байков. Пока ты пришла в себя, пока всё, оформили как надо.
– Получается, что они опять сухими из воды выйдут? – возмутилась Тамара.
– Постараемся решить этот вопрос. Раз теперь известно место их нахождения, я доложу руководству всю картину их преступлений. Но стопроцентных доказательств на их деяния нет.
– И что же делать?
– Сейчас, Дуняша, главное не спугнуть их и найти фотоплёнку. Получается, что если на снимках они, то останется только потянуть за ниточку. Поднимем это дело. Наверняка в той аварии сохранились экспертизы по следам протекторов. Они могут совпасть с наездом на вас. Тогда мы сможем объединить все дела в одно. Арестовать их, и тогда уже дело следствия, доказать их виновность.
– Понятно, что от многого содеянного они могут отвертеться, папочки помогут.
– Как Тамара? – возмутился Даниил.
– Данечка, мальчик мой, обыкновенно. Папашки купят загранпаспорта на другие имена, и ищите вы их в Германиях, Штатах или ещё где.
– Нет, не может быть, – Мария заплакала.
– Ты видишь, что сейчас творится вокруг? Всё может быть, не плачь, подруга, – Тамара приобняла Марию.
– Да, Мария, не плачьте. Сегодня же свяжусь с Питером, и ребята найдут плёнку, –
Сказал Даниил, собираясь уходить.
После ухода Даниила Тамара села на его место.
– Тамарочка, я правильно понимаю, что у тебя ещё есть, что мне рассказать? – спросила я её.
– Правильно, правильно. Пусть занимается одним делом. Пока ты лежала здесь без сознания, а мы даже не догадывались о том, что случилось с тобой, в квартире кто-то был.
– Опять? Это называется «Возвращение приведения»? Кино продолжается?
– Я тебе больше скажу. Кто-то навёл порядок и во втором пустом гараже. Главное, Мерс твой стоит, а в пустом гараже всё перерыто. Короче, вспоминай, у кого ещё есть комплект ключей от твоей квартиры.
– У кого были? У Мишки. Так он их тебе отдал. Это был родительский комплект. У Ланки Нюшин комплект. У меня бабушкины ключи. Больше ни у кого, – ответила я, потому что и вспоминать мне было нечего.
– А у квартиранта, чей был комплект?
– Тамар, ты к нему предвзято относишься. У Томашевского был Нюшин комплект. Ланка тогда в родительском доме жила, как и я, за городом.
– Девочки, чего вы спорите? Копии ключей можно заказать в любом «Металлоремонте», – ещё всхлипывая, сказала Мария.
– Слушай Марию, – подхватила версию Тамара, – этот твой Томашевский сделал копию ключей и шарится по твоей квартире. Он и есть приведение! Осталось его застукать на месте преступления.
– Ладно, Тамар, пусть, как ты говоришь, шарится. Когда выйду из больницы, приступим к ликвидации этого приведения.
– Смейся, смейся. Так я и дала ему лазать по моим вещам и по твоим тоже. Мы с Марией решили пожить у тебя, пока ты не вернёшься.
– Тамарочка, у тебя есть своя комната, поэтому это и твоя квартира. Тем более, я теперь не представляю, как я буду без тебя.
– Ты давай лечись, а я тебя не брошу. Тебя разве можно бросить? Опять куда-то влезешь. Пропадёшь. Лечись, а мы поедем домой, приведение будем пугать. Правда, Маша? Да и её сейчас одну нельзя оставлять.
Уже при выходе из палаты Тамара вдруг вспомнила.
– Евка, слушай, тут Сергея разыскивали. Я испугалась. Позвонили, я дверь открываю, а там трое в штатском, но, видно, военные. Я военных определяю по выправке только так, на раз.
– И что им от тебя надо было.
– Ну как что? Видела, не видела. Где может быть сосед?
– А ты что ответила?
– А что я могу ответить? Откуда я знаю, где он и что с ним. Так и сказала, что знать не знаю и вообще с ним незнакома. Ты хозяйка, в больнице лежишь, а я так, присматриваю за квартирой. А кто его знает Сергей же из этих? Вернётся, скажет, чего лезешь, куда не надо. Нам ещё приключений не хватало. Свои приключения не знаем куда девать. Правильно я говорю?
Оставили меня одну. Даниил добился, чтобы меня перевели в отдельную палату. А мне скучно. А если вдруг Тамара решит переехать к дочери? А ещё хуже, уедет в свою Сибирь, она скучает и по друзьям, и по природе. Обещала, что наведает свою родную сторонку, родню и вернётся. А если не вернётся? Ланка опять выскочит замуж за Андрея. А я опять останусь одна в этой большущей, пусть и любимой квартире?

***

Даниил отправил Виктора в Санкт-Петербург по адресу бабушки Егора. А сам своим ходом решил наведаться к Алексею Славину, который, если верить документам, попал в Афганистан, как и Даниил. по срочной службе в Армии. Только Даниила забрали в семьдесят девятом году с первого курса ЮЗИ (Юридического заочного института), а Алексея, в восемьдесят первом, после окончания автодорожного техникума.
Купив бутылку горячительного и спрятав её во внутреннем кармане куртки, Даниил вошёл во двор дома Славина, где сразу заметил девятку Алексея.
– Если своими ногами никуда не ушёл, значит, дома, – подумал он, заходя в лифт.
Расчёт был верен. Дверь ему открыл заспанный хозяин квартиры. Даниил показал своё удостоверение.
– Так я вроде ничего не нарушал, – ничего не понимая, сказал Алексей.
– Вот и отлично. Я по поводу Насти Зотовой. Вы были с ней знакомы?
– Понял, заходите. Я сейчас только умоюсь. Я по ночам извозом занимаюсь. С работы уволили.
Даниил осмотрел квартиру. Ничего необычного. Обыкновенная ещё советская мебель со стенкой, хрустальными бокалами, пылящимися за фотографиями в рамках. Одна фотография женщины и мужчины, другая молодой девушки.
– Родители, – сзади к Даниилу незаметно подошёл Алексей, – а это моя сестрёнка младшая.
– А где они сейчас?
– Их уже давно нет в живых. Вернулся из Афгана, а дом пустой, – Алексей опустил голову, – садитесь, – пригласил он гостя сесть в кресло у читального столика, сам сел на диван, где лежала гитара.
– Слушай, Алексей, я тоже там побывал. Кабул, семьдесят девятый и дальше.
– Да ты что, друг? – Алексей встал и восторженно протянул обе руки к Даниилу, – а меня сначала в Ашхабад, в конце восемьдесят первого, а оттуда… в общем, мотоманевренная группа.
Они обнялись, словно не виделись много лет.
– Эх, сейчас бы не грех отметить такую встречу? Ты как? Может, я сбегаю?
– Нет, надо, всё предусмотрено, – Даниил вышел в коридор и вернулся с бутылкой водки, – ну, давай со знакомством.
– Сейчас. Подожди, сейчас всё путём сделаем, – сказал Алексей и скрылся на кухне.
Через несколько минут на столе лежала крупно порезанная варёная колбаса, сыр, хлеб, две банки тушёнки и банка ещё болгарских или венгерских, кислющих из-за избытка уксуса в них огурцов. На другой тарелке свежая бастурма и наструганный сунжук. Что отметил Даниил.
– Скорее всего, гостинцы с юга, – подумал он.
На закрытых банках с тушёнкой лежал большой нож.
– Знакомая вещица. Оттуда? – спросил Даниил.
– Да, – кивнул Алексей, – ну, вздрогнем?
– Тушёночка, эх! Помню, как-то в районе баграмского перекрестка проходила большая операция по уничтожению скопления душманов. А харчи закончились. Терпели, сколько могли! Вернуться в полк за едой, сам понимаешь, не реально. Тогда что делать? Старшина застрелил ишака. Долго его варили. А ели ещё дольше. Ну, резина резиной, а не мясо! Но вот бульона горячего напились! Так и выжили! В полном смысле этого слова. Так что ишак ишаком, а жизнь нам спас, – Даниил открыл банку тушёнки, как делал это много раз в те годы, – настоящая солдатская еда.
– А меня несколько раз подряд мама, ангел мой хранитель, от смерти спасла. Перед операцией в ущелье она приснилась мне. Знаешь, обняла меня и три раза перекрестила. И мне тогда во сне так хорошо, покойно стало.
Было это в ущелье Карамколь. Тогда в операции принимали участие афганские войска. Уже темнело, когда наша колонна стала втягиваться в ущелье. В это время с гор раздались голоса душманов, через усиленные мегафоны орали нам. Моджахеды предлагали перейти на их сторону, и как обычно, предлагали вместе сокрушать неверных. Завязался бой. Чуть позже на ущелье обрушился шквал огня с налетевших МиГов, ущелье рвалось на части от сброшенных бомб. Что-то там напутали корректировщики, и наши сами оказались в роли уничтожаемых. Представляешь, мы сразу и не поняли, что наши по своим же лупят. Я прижался к каменной стене и вспомнил маму… Тогда все обошлось, только одного из парней легко ранило.
А второй раз через несколько дней в том же ущелье парня нашего так садануло! Он уже убитый, резко откинулся в сторону, сбив меня с ног. И тут же я услышал, как пуля ударила в борт грузовика. Как раз на уровне моей груди, где я только что стоял.
И там же, в этой же операции. Завязалась перестрелка, я юркнул под прикрытие БТРа. Внезапно меня как какая-то сила толкнула, и я перекинулся на другую сторону. В этот самый миг пуля снайпера пробила колесо машины, возле которого только что я лежал. Вот что это, если не материнское сердце, меня спасло? Только сама не дождалась меня.
Алексей взял гитару.
– В Афганистане, в “чёрном тюльпане” с водкой в стакане мы молча плывём над землёй. Скорбная птица через границу, к русским зарницам несёт ребятишек домой…– Алексей поставил гитару на место, – а вернулся… дом пустой.
– Что случилось?
– Что случилось? Сестрёнку мою по кругу пустили одни сволочи. Вот такие, как и эти, которые Настю так. Пока мы в Афгане под пулями стояли, эти… их отцы генералы здесь в Москве звёзды зарабатывали, оружием торговали…– у Алексея налились кровью глаза. Он обхватил голову руками и с силой сжал виски.
– Тебе плохо?
– Ничего, сейчас пройдёт. После контузии. Как нахлынут воспоминания, так … была бы воля, всех бы порешил.
– Брат, не все генералы… знаешь? Нет, брат, не все Родину продавали.
– Согласен, не все, но есть и такие, которые поживились на Афгане. Знаю одну такую шушеру. Только тогда он там был майором, сколько ребят из-за него погибло! Ничего, выкрутился. Зато потом в Москве дослужился и генеральские штаны в Штабе протирал. А теперь…
– Что теперь?
– А что теперь? Теперь Чечня… Тебе ещё объяснить, что теперь или сам понимаешь?
– Алексей, это ты не про Барсукова? Кажется, он генерал-лейтенант…
– Не знаю такого… А! Ты имеешь ввиду, отца этого урода, что Настю…
Нет, я вообще, в общем. Ничего не меняется. Понимаешь? Мы там под пули, не известно за какой хрен они здесь «звездеют» чтобы их сучьи дети, наших сестёр пользовали насильно. А что, я не прав? А что ты хотел узнать?
– Ладно, брат, я всё понял. Старушка звонила моей Дуняше…
– А кто у нас Дуняша?
– Думаю, моя будущая жена. Не думаю, знаю. Таких женщин никому не отдают. Что-то я захмелел.
– Выпьем за твою свадьбу. Сейчас я сбегаю, ещё куплю, и мы продолжим беседу. Не переживай, пять минут палатка у подъезда. Теперь это не проблема, это при Горбачеве сухой закон и всё такое. А сейчас… Вышел, хоть в труселях, затарился и ты дома.
Даниил протянул ему деньги.
– Брат, обижаешь. Всё, я быстро.