Часть пятая

«LINDEN DARRAR I LUNDEN»

    Созревший к концу августа план мести, усовершенствованный после непродолжительной беседы, напоминающей распоряжение с явно преследовавшим свои цели и помогавшему отнюдь небескорыстно фальшиво-доброжелательным профессором Неброфоном Палмером, якшавшихся с черными археологами, тайно перевозившими раскопанные произведения древнего искусства для продажи на закрытых аукционах, претворить в жизнь оказалось нетрудно, а мнящий себя центром мироздания Дисмас явно не ожидал ответного удара от Найтмэра, и сперва разозлился не на шутку, когда один из прихвостней донес ему о загрызенной в Барренции непонятно откуда появившимся и куда подевавшимся зверем в разгар маскарада Стиктеи, а к когда Эвропу потрясли поистине ужасающие преступления, и в конце октября, в канун Хеллоуина наступил его черед отправляться в небытие, Росселини, забаррикадировавшись в сейфовой комнате, где хранил золотые слитки и мешочки с бриллиантами, забившись в угол, вслушивался в доносящиеся через крошечные вентиляционные отверстия визги охранявших его секьюрити, а едва массивная дверь, снесенная с петель седьмым ударом неуловимого существа, рухнула вниз, напрудил под себя и скончался в луже собственной мочи, прежде чем разъяренный мститель, в пару прыжков преодолев разделяющее их расстояние, вонзил белоснежные клыки в горло миллиардеру. Господин Палмер, к вящему удивлению Найтмэра чрезвычайно молодо выглядящий для обладателя титула «кандидат исторических наук», коротко стриженный брюнет, более всего похожий на злоупотребляющего стероидами абитуриента, появился в жизни спивающегося вдовца очень вовремя: глушащий pain алкоголем мужчина, не понимая, чем себя занять, то сжигал в закопченном стальном баке на заднем дворе одежду супруга, то расклеивал по стенам фотографии из медового месяца в Париже, и в конечном итоге стал следить за мистером Стромаром с целью выпытать, действительно ли ему нравился Лэйн, или же он попросту не хотел отказываться от приятного времяпрепровождения с легкодоступным потаскушонком, соблазнившимся трицепсами, татуировками и густой бородой. Придержав запястье двинувшегося в сторону дома Логана, намеренного проникнуть на чужую территорию через балкончик, разбудить хозяина и учинить допрос, материализовавшийся в ночи Неброфон, вкрадчиво поинтересовавшись, не желает ли молодой человек отчитаться в своих планах на будущее, уволок слабо сопротивляющегося fellow в дом, заставил проспаться на неудобной кушетке, and next morning, напоив кружкой горького, неимоверно бодрящего эспрессо, пригласил в гости, заинтриговав обещанием, что заключив с ним сделку, слетевший с катушек widower не пожалеет, и, без долгих предисловий отомкнул латунным door, ведущую в потайную комнату и, щелкнув выключателем, приосанился, указывая на заключенную в параллелепипед из багрового стекла хорошо сохранившуюся статую мольтодекской богини с прикрепленными к пояснице крыльями и торчащей из чрева когтистой лапе, испачканной чем-то темным и поведал лживую историю о том, как выкупил Диктотатль за семьдесят четыре миллиона у родственников скоропостижно скончавшегося от ожирения любителя собирать различные артефакты, помешанного на мифологии индейских цивилизаций.
    - Майянский календарь, предсказавший светопреставление в начале века - полная брехня, - с сомнением обронил Вилленброк, отметив, что из-за преломляющих light углов шестигранника, goddes of night and destruction кажется живой: вот-вот расположенные чуть выше аккуратных грудей веки затрепещут, венчающие голову лепестки раскроются, а влажно поблескивающий кошачий нос облизнет раздвоенный змеиный язычок. - Я агностик, профессор, и вряд ли у вас получится убедить меня в том, что after death моя душа очутится в священном сеноте, где дремлет жирнозадая Хабиксагон.
    - О, милый мальчик, - неожиданно высоким голосом ответил ему собеседник и, осознав свою оплошность, откашлялся и продолжил баритоном, - Мне глубоко фиолетово на будоражащие твой крошечный мозг идейки. - Я позвал тебя затем, чтобы ты согласился на участие в эксперименте, позволяющем человеку обрести достаточную мощь для того, чтобы бросить вызов сильнейшим мира сего, и ни счета в банках, ни вооруженная до зубов стража не встанет на пути исполинского волка, способного прокусить небоскреб.
    Шагнув к секретеру из цельного тиса, мистер Палмер, вынув стопку старых писем, датированных 1827 годом, с выражением, выдерживая паузы в нужных местах, зачитал несколько абзацев из послания, написанного балериной Веселиной Истоминой своему любовнику, тогдашнему королю Элозии, в котором сообщалось, что горничные, прибираясь на ее dacha, где, собственно, и обитала поссорившаяся с супругом Шейлин Данхэм-Пендрагон, согласно официальным источникам обнаружившая любвеобильного Блейка и его пассию расчлененными, спятившая и затем сгинувшая в монастыре, нашли под окровавленной колыбелькой также исчезнувшего при загадочных обстоятельствах младенца, родившегося с синдромом Дауна, клок бурой шерсти, а на деревянной лестнице следы от гигантских когтей. Запустив левую руку во внутренний карман щегольского жилета, Неброфон, выудив плоскую шкатулку, жестом фокусника откинул инкрустированную перламутровыми ромбиками крышечку и, продемонстрировав визави шесть прозрачных ампул, безапелляционно заявил, что, вколов себе данный препарат, привезенный из Южной Гомерики, который несколько столетий назад озлобившаяся на соплеменников девушка вымолила у самой Диктотатль, поскольку ее жениха решили принести в жертву жадной до подношений Хабиксагон, молодой человек на сто сорок девять часов обратится в управляемого инстинктами монстра и будет способен настигнуть заклятого враги и совершить возмездие.
    - Если сделаешь все правильно, - прошептал лже-историк, внезапно телепортировавшись за спину Найтмэра и приставив к его боку острие обсидианового ножа, - то я похлопочу, и тебя вознаградят свиданьицем с Роджерсом в Центре Притяжения, и ты, котеночек, получишь уникальнейшую opportunity начистить табло своему ненаглядному, прежде чем вас обоих обратят в nothingness. Самаэля вообще разочаровывать не рекомендуется, особенно сейчас, когда ему требуются зрелища куда более эффектные, чем истребление евреев нацистами, террористические атаки пришибленных фанатиков и массовые самосожжения чествующих Бафомета дебилоидов.
    - Согласен, - просипел парень и, взяв зависшую перед ним вещичку, нервно сглотнул. - Только пообещайте, что моя смерть будет быстрой и безболезненной!
    - О нет, - покачал головой расплывшийся в довольной улыбке слуга переродившегося благодаря Камилле демона, жаждущего как можно скорее вырасти в статного красавца, вернуть себе былое могущество, занять оставленный Самым Главным трон и наслаждаться погружающей в пучину хаоса планетой. - Условия диктовать тебе не по чину. Великодушие предоставляется лишь избранным, и далеко не каждый герой имеет право рассчитывать на милосердие. А теперь пошел вон и не смей отклоняться от первоначального замысла, иначе пожалеешь, что выполз из гнилой утробы своей матери, червяк!
    Скульптура, индифферентно наблюдавшая за присевшим на корточки Вилленброком, шевельнулась, торчащая из живота длань сжалась в кулак, пространство вокруг постепенно заволоклось мерцающей всеми цветами радуги дымкой, господин Палмер же, с добродушной ухмылкой похлопав молодого человека по затылку, хлопнул в ладоши, доступной ему волшбой изгоняя last vestiges of doubts from his mind, и лишенный крупиц здравомыслия, запрограммированный отныне сеять хаос Найтмэр, моргнув, обнаружил себя стоящим на оживленном проспекте возле супермаркета «Seven-Eleven» в центре Рихтенвальда, купил в киоске хот-дог, сел в такси и, добравшись до аэропорта, вальяжно вынул из бумажника кредитку и, протянув улыбчивой девушке, высокомерно вздернув верхнюю губу, потребовал немедленно предоставить билет на ближайший рейс в Иудалию. В его зрачках, еще недавно нашпигованных отчаянием, злостью, негодованием, растерянностью, теперь плескалась холодная убежденность в правомерности своих действий психопата, а спорящие друг с другом voices in head смолкли окончательно, и хотя young man презирал Дисмаса за то, что тот лишил его возможности состариться с husband и не знать об изменах, он едва ли горел желанием стать марионеткой, слепо подчиняющейся приказам свыше, однако какая-то часть мужчины, тщательно подавляемая, запертая в темнице, вырвавшись наружу и захватив полный контроль над сознанием, предвкушала жесточайшую вендетту и была полностью согласна с тем, что для начала следует устранить членов семейства сеньора Росселини, оставив магната на десерт, дабы трусливый, двуличный мерзавец, understood, что обречен кончить также плохо, как и его многочисленные недруги, хладнокровно застреленные наемником из винтовки с оптическим прицелом, запаниковал, затопленный по самые гланды непередаваемыми ощущения собственного бессилия перед достойным соперником. Приземлившись в Ромулусе, Найтмэр, арендовав серебристый кабриолет, менее чем за шесть часов преодолев триста десять миль, припарковался около башни с часами, миновал громко смеющуюся группку подростков в красных и черных плащах, проскользнул в глухой переулок и вооружившись предусмотрительно закрепленным к днищу шкатулочки шприцем кукольных размеров, сломал горлышко первой капсулки и, закатав рукав правой руки, всадил иглу в вену на сгибе локтя, надавил на поршень и, опустившись на четвереньки, вдохнул загазованный, изобилующий миллионами разнокалиберных запахов воздух, безошибочно вычислив удушающий аромат духов Стиктеи, задумавшей немного повеселиться перед тем, как вернуться в Паннонию на частном самолете, обзывая подносящих шампанское стюардесс тупыми толстыми мразями. Сорокапятилетняя женщина, находящая счастье в шоппингах не предполагала, что спонтанное посещение карнавала в Барренции, приуроченного ко дню Святой Гоноретты, завещавшей пировать даже в разгар войн, наслаждаться яствами, ибо бедняки, умирающие от голода, блаженны и, разумеется, будут удостоены аудиенции с Самым Главным вне очереди, обернется трагедией. Приказав сопровождавшего ее водителя отнести покупки в машину и ждать дальнейших указаний, мадам Росселини, слегка негодуя, что легкий ветерок смеет заигрывать с ее шарфиком от Бруно за триста таллеров и трепать безупречную укладку, в поисках укрытия from the wind покинула площадь, расталкивая носящихся туда-сюда торговцев фруктовым льдом добралась до тихого дворика и, вооружившись пудреницей, принялась наводить марафет. От кирпичных стен пятиэтажек, построенных еще при императрице Вилении, клятвенно заверившей папессу Рогальдину, что избавить Эвропу от ведьм, веяло холодом, присобаченные к подоконникам почерневшие от влаги металлические конструкции для ящиков с цветами блокировали даже нещадно палящие лучи стоящего в зените светила. Увлеченная подкрашиванием ресниц, Стиктея, не обращая внимание на странное сопение за спиной, перехватила зеркальце поудобнее, обиженно выпятив губу, развернулась, готовая отчитать подростка, выгуливающего собаку и, захлебнувшись криком, выронила ридикюль: позади нее возвышался двухметровый волк белой шерстью и горящими безумием eyes. Тягучая капля прозрачной слюны капнула прямо на кончик туфли находящейся на в предобморочном состоянии особы, и не успела законная супруга Дисмаса позвать на помощь, как челюсти, лязгнув, оторвали от туловища сначала левую, а потом и правую ногу. Теряя сознание, женщина, вперив full of hope sight в клочок неба, заключенный в квадрат с неровными краями, подумала, что это всего лишь сон, - перегревшись, она задремала на заднем сидении своего электромобиля, или разомлела на массажном столе, но странно покачивающееся cielo таращившееся на нее безо всякого выражения, не сменилось спасительной темнотой, предвосхищающей пробуждение, наоборот, онемение, окаймлявшее бедра, резко схлынула, и фантомная боль, пронзив разорванные нервные окончания тысячей отравленных стрел, вырвалась из горла невнятным кваканьем, и к тому моменту, когда вервольф, насытившись, растворился во мраке совершенно пустых улиц, Стиктея, растерзанная так, что родственники опознали ее только по сережкам и маникюру, скончалась от полученных травм, сделавшись своеобразным посланием мистеру Росселини, и все ее многочисленные наряды, сумочки и украшения, скрупулезно складируемые в превосходящей по размерам квартиру среднестатистического рихтенвальдца гардеробной, достались анорексичной племяннице, дочери сестрицы Лидии, выскочившей замуж за бриттанского аристократа и обитавшей в стремном паноптикуме под Рондоном, ну а следующими жертвами вервольфа, виртуозно избегающего попадания на камеры, и не практически невидимого для не отрывающихся от смартфонов прохожих, стали престарелая мать Дисмаса, с натянутой на череп физиомордией без единой морщинки, отправившаяся в очередное путешествие после двенадцатой по счету пластической операции, занимавший три года назад кресло мэра Фельсины брат Аскалаф, неплохо обустроившийся с семьей в столице Богемии, мучившийся от подагры, цистита и деменции в приюте для престарелых восьмидесятилетний дядя Джеррод и школьная любовь Алкея Брэдшоу, с которой - кто бы мог подобное вообразить? - сентиментальный олигарх дважды в год обменивался открытками. Вилленброк, забывавший собственное имя после перевоплощения в чудовище, не испытывал никаких сожалений, и по возвращении человеческой формы, натягивая заранее припасенные джинсы и рубашку, глотал утихомиривающие ломоту в костях и мышцах наркотики и, включая MyTube, не без удовольствия внимал взволнованно считывающим текст с суфлера ведущим, тараторящим, что в Эвропе объявился серийный маньяк-людоед, сильный оттого, что борзые ученые, проводили над ним негуманные опыты и, напевая песенку про Кармен, обменивался мыслями с Неброфоном, являвшимся посредником меду ним и Диктотатль и снабжавший всей необходимой информацией. Так Найтмэр, не прибегая к услугам частных сыщиков выяснил, что спрятанную в Окситании любовницу миллиардера зовут Лахнея Робб, а ее дочурку, кареокого олененка с прелестными кудряшками и кожей цвета каппучино - Амаранта, в честь сказочной принцессы из сказки «Терновый венец», и забегая вперед, отмечу, что счастливого финала данной scarytale, of course, не предвидится, - некоторые грехи отцов настолько велики, что требуют расплаты от childrens, так что в итоге древнее индейское божество получило-таки слегка остывшее heart малютки, проглотило его под восхищенное бормотание Палмера, а Дисмас, стараньями Вилленброка, изведавший горестей с лихвой, подскакивающий от каждого шороха, пожалел об опрометчивом decision расквитаться с назойливым журналистом, рыдая над фотографиями обезображенных трупов всех, кто был ему дорог.