Часть восьмая

«И РУКА НЕ ДРОЖИТ, - ВСЕ В ПОРЯДКЕ С РУКОЙ»

    Understanding, that our country благоволит лишь толстосумам и их деткам, родившимся с серебряной клизмочкой в заднице, способствовало развеиванию патриотизма, тем паче я никогда не разделяла энтузиазма теперь уже бывших соотечественников в проведении как можно более жирной черты, дабы отделить так называемый upper class от простых работяг, не вписывающихся в picture of their world и руинящих безмятежность унылым таблом; одни только супермаркеты для богатых (стоимость членства - семьсот пятьдесят таллеров в год) с неподъемными упаковками (оптом - выгоднее) и космическими ценами, где обычная бутылка воды обходилась баксов в восемьдесят, ну а фруктами, нарезанными аккуратными дольками и расфасованные, судя по прайсу, не по контейнерам из быстроразлагающегося пластика, а в покрытые золотым напылением коробочки, закупались продолжатели дела Кэтти-Мэрри Каррандаш, торгующие изгвазданными силиконом телесами с нереалистичными пропорциями, рекламой в «Тристаграме», надменно именуя себя инфлюэнсерами. Миранда Роулендс и Лесли Болдуин, с присущей people without financial problems бестактностью предлагали забирать мешками одежду, которая им наскучила или перестала быть трендовой, и я, уклончиво но твердо сопротивлялась подобному раскладу вещей даже не из-за гордости, а потому, что обожала every month выбираться с мамусей в секонд-хэнды и визжать от радости, находя абсолютно новую кофточку с незасаленной биркой, подходящую под определенное настроение, and ни за что не променяла бы времяпрепровождения с родительницей, предложи мне девчата роскошное платье, пошитое по эскизам самой Рафаэллочки Бруно, that’s why вопрос о переезде, сызмальства будоражащий my mind, встал ребром после таинственного, будто слизанного со страниц готических новелл исчезновения Бланшеттов, посему, ненавидящая льющуюся изо всех щелей пропаганду so called homerican dream (безупречную кредитную историю, стрижку газонов раз в неделю, недобросовестно слепленные кексики от neighbours with ugly smiles, задушевные беседы после занудных церковных проповедей, грызню между радикалами и демократами) я, детально изучив программу «Work&Travel», заразила Симону желанием покинуть ничем не примечательную глубинку СШГ, пересечь Пангейский океан, осесть в неугомонной Эвропе, дабы под завязку нахапаться впечатлений, посещая выставки, театры, фестивали, и поскольку maman также не привечала однообразие, мы, влекомые жаждой перемен, сказали «goodbye» Гомерике, утратившей стабильность, едва Сиреневый дом покинула исправно отпахавшая два срока умничка Хрисси Тафт, и компетентную президентшу сменил сперва красновыйный шут, едва не спровоцировавший нападение на север южан, обзываемых на дебатах «латиносами» и «нелегалами», с позором изгнанный посредством импичмента и лишившийся поддержки даже самых отпетых расистов, запамятовали, что изначально сей континент вообще-то принадлежал индейцам, а значит, призыв митингующих очистить Нью-Моргкс от «цветных» - проявление невежества, ну а после него победу на выборах - ну и кринжатина - одержал рассыпающийся от ветхости старик, путающийся в падежах и органично смотрящийся в инвалидной коляске, нежели на трибуне. Даже я, не разбиравшаяся в политике, понимала, что на законодательном уровне хорошо бы вовсе запретить выдвигать свою кандидатуру после пятидесяти, ведь у руля державы обязан стоять энергичный, молодой (взять, for example, мистера Кляйнедди, единственного главу государства, убитого во время посещения Таллоса) лидер, теперь же, когда в Новом Лорреане опять запретили аборты, жители Скай-Фло презрительно плевались, встречая на площади туристов из Олляски, казалось, monde плющит от катаклизм в преддверии апокалипсиса, и мы поступили правильно, забронировав дешевые места на рейс до Сфенции с остановкой на дозаправку в Джаннаде, а из умопомрачительного, покорившего нас лиловыми сумерками, промозглым ветром, дующем с реки и вежливыми прохожими Гоккстольма добрались до пункта назначения, перекантовались в хостеле и сняли апартаменты на окраине Овейрона. Ознаменовав новый этап жизни сменой имиджа, я, перекрасившаяся в холодный блонд, со ультракороткой стрижкой, получила работу хостес в чиндайском ресторанчике, затем, выяснив, что моему коллеге шеф платит больше потому, что он - мужчина, уволилась и полгода прослужила консультантом в магазине с винтажными костюмами, отметив чванливость персонала, не отдающего себе отчет в том, что далеко не все богатеи расхаживают в смокингах от Корнель, и своей надменностью они распугивают клиентов, не решающихся заговорить с неулыбчивыми дамочками, закатывающими глаза как аристократки, оскорбленные отсутствием манер вломившегося в тронный зал простолюдина. О бесконечных переездах можно слагать поэмы, однако я, пожалуй, обойдусь краткой выжимкой и не стану в душных подробностях расписывать мелочи вроде приобретения фурнитуры и упрашивания консьержа позволить грузчикам воспользоваться лифтом и не переть холодильник на седьмой этаж по лестнице: с первой квартиры мы сбежали через месяц, разругавшись с хозяйкой, умолчавшей о тошнотворном амбре жженной резины, проникающем через щели из шахты в санузел, и мне, чувствительной к запахам из-за непрекращающегося аллергического ринита, приходилось зажимать нос при каждом посещении уборной, but this stinky smell въедался в ногти, and though my sweet mother заклеила скотчем все просветы в стенах, я, ловя себя на том, что всерьез задумываюсь о приобретении ночного горшка, убила несколько вечеров, отыскала достаточно просторные апартаменты в громадном жилом комплексе, торцом выходящим на оживленный перекресток, и так как по причине нескончаемого шума за окнами стоимость арендной платы и залога снизилась до предела, мы, оплатив проживание на пять месяцев вперед, выдохнули с облегчением и выныривали из повседневные заботы только за ужином, и сидя за столом, хлопая себя по голой коленке, ежесекундно поправляя сдерживающий стремительно отрастающую и оттого совершенно буйную шевелюру ободок, я любовалась снующей туда-сюда любимой женщиной, самой заботливой, нежной и понимающей, зажимала между средним и указательным пальцем тлеющую сигарету и, выдыхая дым в потолок с потрескавшийся штукатуркой, переводя беспокойный взгляд through the window на полотно асфальта с нетерпеливо мигающими фарами электрокарами, веселила Симону живописаниями трудовых будней, сыпала анекдотами, умалчивая как о тяжело переносимой акклиматизации, так и о том, что сплю с натянутыми на кисти рук шерстяными носками из-за трескающейся на костяшках кожи и приказывала себе ни жестом, ни репликой не выдать истинного душевного состояния, because у посменно выполняющей обязанности крупье в казино миссис Джастис хватало треволнений, и грузить ее ices of sorrow, сковавшим мои конечности и удерживавшие in deep abyss в планы не входило. Мой младший брат Гелиогабал (разойдясь, родители поделили нас), поддержавший отца, вероломно трахнувшего матушкину подругу, пока мы втроем праздновали мой день рождения в парке аттракционов, прознав, что я, со временем обзаведясь полезными знакомствами, сделалась небезызвестной персоной в Окситании, ведущей собирающей миллионы просмотров передачу на стриминговом сервисе, конкурирующим с гомериканским «MyTube», написав мне длиннющее письмо, давя на жалость, принялся умолять, чтобы я на правах старшей сестры проспонсировала его стартап или купила билеты, чтобы он воссоединился с нами, однако я, помня, как этот крысеныш доводил мамулю, обзывая ее тучной коровой (я бы посмотрела на твой вялый живот после того, как из твоего чрева вылезет хотя бы один пузожитель), украл собираемые на концерт Бритни Спирс сбережения, аудиосообщением ответила, что ни он, ни пропивающий зарплату, поколачивающий постоянно сменяющихся сожительниц мистер Стромар нашей семьей давно не являются, а возиться с совершенно посторонними людьми набирающая вес в журналистской среде Нелея Джастис не намерена, и не поддавшись на его шантаж выложить на всеобщее обозрение наговоренные мною в детстве на диктофон размышления о том, почему небо не зеленое, весящие тонну облака не падают на землю, а Нацуки Такахаси такой противный и пуляет мечом девочкам промеж лопаток, удалила все свои аккаунты в социальных сетях, дабы не испытывать чувство вины, игнорируя запросы в друзья от знавших меня юной рыжекудрой барышней рейвенбладцев, и, дабы впредь не возвращаться к этой теме и как можно реже упоминать brother and father на страницах данного произведения, отчитаюсь, что Дромад (так зовут недоразумение, чья сперма, к моему огромному сожалению, оплодотворила целых две яйцеклетки Симоны), в пьяной драке убивший собутыльника, был осужден на пятнадцать годочков, а промышляющий угоном дорогих автомобилей Гелигаб, удирая от разъяренного владельца раритетного «Паккарда», попал под колеса пикапа, вышел из комы инвалидом и то ли покончил с собой сам, не в состоянии смириться с потерей мобильности, то ли его удавила выделенная государством сиделка, которой осточертело менять испачканные нечистотами клеенки под аккомпанемент злобного шипения неблагодарной мрази.
    Всю tenderness, инвестированную в наилюбимейшее чадо, я возвращала мамуленьке сторицей и, отправляясь в командировки, закупалась банками печенюшек из рассыпчатого песочного теста, тащила тяжеленные упаковки с сырами, в общем, старалась баловать маменьку так, как делала она, исполняя любую прихоть иногда не в меру капризной daughter, а через год (заработав достаточно, чтобы выкупить flat, обновить плинтуса и поменять плитку в прихожей, we finally got citizenship and new ID) у нас появилась Гого, смеющаяся горлица, птенцом выпавшая из гнезда, стараньями maman, каждые три часа засыпавшую в крошечный клювик разведенную в воде овсянку превратившаяся в расхаживающую по ковролину непоседу, приветствующую меня танцами, поклонами - как самая настоящая фрейлина, прислуживающая чиндайской королеве в нарядном кимоно, утробным «хи-хи-хи», похожим на хохот разбушевавшегося карапуза, резко прерываемого ассоциирующимся с кошачьим мурчанием «уру-р-р-ру», и пускай нередко ворчала, что однажды от ее концертов меня хватит кондратий, я боготворила нашу пернатую гиену с выпуклыми глазками, чесала питомице спинку и старалась стереть из памяти травмировавший всех школьников случай, произошедший классе в четвертом, когда Амаринтос Миннелли, мудачок, чей папаша отлавливал бездомных собак, швырнув бейсбольную биту в стаю птиц, прилетевших на зов подкармливавшей их хлебными крошками Ликиски, попал в голубя и, сочтя муки копошащейся под ногами бедолаги смешными, с улюлюканьем свернул pigeon шею, но тот еще минут сорок месил крыльями пыль, не поддаваясь грозному велению незримой Прозерпины угомониться, инстинктивно отползая от лишенного эмпатии тирана; принципиальная и сознательная для своего возраста Хоббс, пожаловавшаяся на хулигана директрисе, заставила нас всех подписать петицию и вытурить живодера из учебного заведения, чтобы тот не подавал одноклассникам дурного примера, но даже эту, крошечную на фоне других потрясений царапинку time не залечило, и раза три-четыре в год я, открывая глаза, таращилась в предрассветную темноту, обуянная первобытным ужасом ребенка, впервые узревшего убийство, училась заново дышать, по крупицам разбирая на фрагменты опоясавшее neck удушающим ожерельем кошмарное видение, чтобы ссыпать бисеринки в жестянку и зашвырнуть на антресоли подсознания, надеясь, что оно останется там до пришествия Мессии или Рагнарека, когда мне, сраженной наповал зловонным дыханием Гарма, станет безразличен скулеж Тора, бьющегося с Ермунгандом и ведающим, вне всяческих сомнений, об исходе поединка, - в нарядных одеждах ступлю я на встречающий меня оглушительной тишиной Гьялларбру, обменяюсь рукопожатием с Модгуд, залипну на несколько секунд у обрыва, enjoying view of dark river, вдохну зловонные пары, поднимающиеся с поверхности Гьелль и спрошу у могущественной дочери трикстера, где найти Ливтрасира, при условии что он не унесен валькириями в Вальгаллу, а пирует здесь, в Эльвиднире, попивая приносимый нерасторопно-медлительными Ганглати и Ганглетом эль. Богиня забвения, конечно же, милосердно прополоскала my liquid brain в булькающем точно вода в электрическом чайнике Ахероне, но это, увы, не охлаждало негасимые костры, выстреливающие в синеву ночи искрами, родственные тем, на которых резвые инквизиторы сжигали чародеев, - memory, подпитываемая эмоциями, не учитывая тусклость полинявших, сходящих на нет colors, тлела обжигающе-фосфористыми углями, пульсировала полуразрушенным, погребенном на дне моря маяком, луч которого упрямо шарит в темноте подводного царства, выхватывая то blind eyes белотелых кариатид, вросших в колонны, сохранившихся рядом с потерявшими великолепие руинами античного замка, то невыразительные физиомордии проносящихся мимо рыб, разевающих немые рты в бесконтрольном изумлении. Именно тогда, в эру становления меня лицом частного канала «OCTV-44», основанном энтузиастом Эхионом Корбеттом, предложившим мне сотрудничество по приколу за чисто символическую плату и не особо рассчитывающим на успех, возле моего сердца, этого бесполезно трепыхающегося in chest мешочка материализовались две железные руки в бархатных перчатках, крепко и бережно сжали его с двух сторон, образуя броню из пальцев, обтянутых блестящей от крови тканью и умерили его пыл, вынудили захлебнуться вязкой жидкостью посреди стука, замереть, позволить инею прорасти снаружи острыми шипами. С того момента pain мне причинить не могло ничто, потому что person with heart of stone прекращает идти на поводу у глупых переживаний и превращается в Снежную Королеву, надменно-высокомерную, брезгливо кривящую белые губы в презрительной усмешке при взгляде на кого бы то ни было, так что познакомившиеся с данной версией меня сослуживцы, прошедшие тщательный отбор педантичным менеджером, нанятым почуявшим taste of success Корбеттом, удивились, узнав что мизантропка Нелея Джастис, отвергающая приглашения зависнуть в клубе, отметить удачный эфир коктейльчиком, совсем недавно доказывала в полупустом «Макдональдсе» понуро жующему гамбургер Эхиону, что его идея - полный отстой, но если он не попробует, то продолжит корить себя за недостаток смелость, посему лучше дерзнуть и успокоиться, чем спрятать голову в песок и жаловаться приятелям на безрадостное существование клерка, обязанного терпеть окрики босса. Первые недели жизни в городе, где родился и рос Ливтрасир, я (к чему лукавить и присваивать себе лавры ненадежного рассказчика, утаивающего от читателя интриги ради пласт важной информации?), гуляя в одиночестве, забредала в какой-нибудь дворик, садилась на скамейку и представляла, как кареокий мальчуган в джинсовом комбинезончике скатывался с горки или юркой обезьянкой повисал вниз головой на турнике, зацепившись за перекладину ногами (разбитые коленки небрежно залиты йодом или зеленкой), откликался на мамино «пора обедать» звонким «иду-у-у» и, перепрыгивая через шланг, оставленный бабулькой, сноровисто придающей форму полусферы разросшемуся кусту фиолетовых рододендронов, скрывался от зноя в прохладном подъезде и, пренебрегая грузоподъемником, взбегал на свой этаж по ladder, перескакивая через ступеньку, намыливал, встав на табурет, little palm и в два счета сметал с тарелки суп-пюре под одобрительное сопение Морганы, а продираясь сквозь толпу в торговых центрах, задерживала sight на худощавых невысоких шатенах в надежде, что госпожа Фортуна смилостивится и даст возможность увидеть возмужавшего Бланшетта хотя бы мельком, что он вернется именно сюда, и мы столкнемся - как герои хреново написанной корейской дорамы и будем пялиться друг на друга, не смея поверить в долгожданное, свалившееся внезапной лавиной happiness. До двадцати шести я, подбадриваемая Симоной и друзьями, верила, что вечно в подвешенном состоянии пребывать не придется, рано или поздно все образуется, придет в норму, и либо Трас объявится на горизонте, либо свыкнусь с his absence и отпущу, но откладывая life на потом, пока другие усиленно романтизировали свой быт, покупая занавески, скатерти, красивую обувь, сумки, я продолжала ждать своего ненаглядного и вела себя как пенсионерка-затворница: почти не выходила из дому, коротая досуг за пустопорожней болтовней с мамой и просмотром сериалов, где плохо продуманные персонажи неубедительно притворялись грустными, сушили зубы по приказу режиссера и едва ли имели представление о том, через что проходит человек, выдавленный из мира, заплутавший в лабиринте Минотавра без путеводного клубка Ариадны, подвешенный на толстый сук мстительными гарпиями за ресницы. Неоднократно размышляя о том, что случилось, если по чуть более благопристойному сценарию со временем страсть испарилась из наших отношений, и мы решили бы пойти каждый своей дорогой, или же одному пришлось смириться с решением другого и давиться alone неразделяемой более amor, and even такой расклад я считала выигрышным и была убеждена, that сумела бы убедить парня остаться друзьями при наличии чувств, равно как и при их отсутствии, радуясь, что молодой человек бродит под этим же небом, возвращаясь с работы, бросает позвякивающие ключи на бликующую поверхность комода, целует свою новую пассию, с небрежным опозданием отвечает на мои messages, обосновывая нежелание созваниваться усталостью.