Часть десятая

«ПАМЯТЬ - ЭТО, СКОРЕЕ ВСЕГО, КАЗНАЧЕЙ, ЧТО ИТОЖИТ БЫЛОЕ, ВСЕ ЧУВСТВА УЗОРЯ»

    Ни жаждущий славы и легких денег Гелиогабал, ни блогер-хайпожор Драгон Вайнцвейг, удерживающий свою популярность засчет комментариев в адрес сетевых знаменитостей, бросающийся беспочвенными обвинениями во всех смертных грехах не подозревали, что прежде чем переехать в просторное помещение с выходящими на Центральный Парк окнами, мы с Корбеттом, расчистив от мебели крошечную кладовку в требующих капитального ремонта апартаментах, доставшихся ему по наследству от дедушки, наспех обклеили стены ярко-салатовыми обоями, вместо софитов использовали торшер без абажура, камеру фиксировали скотчем к башенке из старых энциклопедий, воздвигнутых на табурете, а в качестве суфлера юзали тугие, шероховатые, норовящие с треском отлепиться от walls и схлопнуться в трубочку листы ватмана, и до появления команды профессионалов монтажом занималась я, убивая на кривую склейку избавленных от ляпов нарезок в цельное movie восемь-девять часов, умудряясь сделать так, чтобы на фоне, добавляя ролику нужной атмосферы, маячила красиво покачивающаяся на волнах океанов Эвропа, и, помнится, мой друг, взваливший на себя роль сценариста, рыскавший all the night по Интернету в поисках интересных тем, вваливался на оккупированную мной кухню, ругался, что в комнате накурено так, что хоть топор вешай, распахивал настежь все окна, выгоняя дым во двор и заставляя чихать дремавшего в будке под орешником пуделя, ставил на огонь турку с остатками хорошего турецкого кофе и уныло наблюдал за тем, как его напарница, хлюпая распухшим носом, жевала окаменевшую вафельку, со злобой косилась на экран, поторапливая медленно выгружающиеся на хостинг файлы, готовая раздербанить ноутбук о подоконник, если тот посмеет заглючить и обнулить процесс. Это сейчас моя авторская программа «Немного обо всем» и ежевечерний эфир с актуальными новостями занимают первые строчки в рейтинге, а выгодно подписанный с «JET-X» контракт позволяет содержать штат сотрудников, выплачивать не шибко расторопным нахалам зарплаты, и поскольку Эхион, восседающий в кресле босса, отличался излишней уступчивостью, я, официально являющаяся заместителем Корбетта и владельцем десяти процентов акций, не допуская того, чтобы из мягкосердечного друга вили веревки, с остервенением Цербера следила за порядком и грозилась уволить любого, кто подведет нас больше одного раза. Мне было доподлинно известно, что по кулуарам расползались worthless gossips о наличии у мадемуазель Джастис биполярки: как только табличка «on air» гасла, а видеорегистрирующие устройства, пялившиеся на меня квадратными зрачками, turned off, я из остроумной тетеньки с блеском in black eyes превращалась в саркастически ухмыляющуюся, огрызающуюся, давящуюся собственной желчью фурию, и пустомеля Окси могла сколько угодно верещать, that Нелея - актриса, по которой рыдают храмы Мельпомены, не ведая, что за секунды до трансляции я просто воскрешала ту себя, что бесплотной сильфидой взмывая ввысь, плескалась в тепле, излучаемом her personal Helios, перечеркивая красным маркером повлиявшую на меня негативно историю, отменяя проклятое исчезновение Ливтрасира, и именно thoughts, что, maybe, он хотя бы жив, может видеть меня по телевизору и грустно вздыхая, воскрешать sunny days of our homerican youth, придавали уверенности в себе, made me stronger. Поскольку мне недоступна роскошь учуять оставленный в постели запах тела, слизывать соленые капли с подбородка во время огненно-жарких nights under blanket, остудить которые не в состоянии даже самый мощный кондей, остается, увы, недолговечная, ограниченная possibility барахтаться в эфемерно-зыбучих dreams, довольствоваться нечеткими картинками расплывающимися, бликующими на амальгаме с неровной поверхностью и скрежетать пожелтевшими из-за никотина зубами от зависти к ванильным дурам из клипов, драматично кутающихся в рубашки бывших, - я и рада бы попробовать едва ли действенный, ошибочно кажущийся эффективным способ обуздать hard feelings, destroying my frozen entrails, but в моем комоде покоится лишь серая футболка Бланшетта со ставшей for us пророческой надписью «don’t fear La Mort, but fear her silence», которую он одолжил мне незадолго до disappearance, когда одна дура, гоняющая на скейтборде по школьному двору, случайно облила меня апельсиновым лимонадом, - постиранная Симоной, пахнущая лавандовым ополаскивателем для белья, она все равно напоминала о Трасе, и я в ней спала, опасаясь износить до дыр и лишиться того немногого, что подтверждало его присутствие in my life, строго по воскресеньям, орошая сплющенную от тяжести переполненной думами head подушку слезами, воздействующими на зудящие островки боли, спасительно пощипывающей немеющие шрамы как горючее, на несколько коротких мгновений опаляя скрюченные, окоченевшие, ничего не чувствующие palms дыханием пробуждающегося Везувия, обещающим милосердную смерть в вырвавшейся наружу магме. Даже если - дадим волю буйной фантазии, подпитывающий бредовым сюжетом мрачные сновидения - вырезать из меня Ливтрасира словно аппендикс, воспользовавшись чародейством of time machine, извлечь пораженную спорами горя прямую линию, нашинковать как капусту для борща на кипу отрезков, резвыми мальками улепетывающими вспять, заменить осколки душ (египтяне считали, что их у нас ровно девять) идентичными копиями, не впитавшими рокового опыта, делающего меня мной, а затем упасть на самое дно, предоставить право разродиться собственной личностью осатаневшей, необузданной тени, забыть все то, что талдычили душные педагоги на уроках по правам граждан, позволить злому гению, поглощенного неконтролируемой яростью, разрастись до Годзиллы, разнести Эмблу, обратить this stupid planet в ничто, я убеждена на все сто процентов, что и тогда моя дикая ипостась, мой злобный близнец с раскрашенными кровью белками бешеных очей не сумеет навредить возлюбленному, такому же подлецу из параллельного измерения, zum Beispiel, опоганившему его темнозарные feelings, и потому с целью истребления тирана, сотворенного для глумления над нашей любовью, мне придется полностью отречься от прокаженной версии себя, отринуть Нелею Джастис, снять тело аки поношенный сюртук, повесить на крючок шляпку (голова), свинтить шарф (шея), перчатки (кисти) и утянуть в хрусткое, мучнисто-поскрипывающее небытие нас обоих, где мы, сплетясь в полудраке-полуэкстазе, замрем окаменевшими изваяниями, и посему, даже аморальных и коварных бандитов from another Universe ждет, пускай горчащий трагедией хеппи-энд, that’s why у меня есть все основания подозревать, что из всех параллельностей вытянуть несчастливый билет удостоилась именно та я, что повествует right now this story.
    Сняв очки, я раздавила в пепельнице двенадцатую сигарету, вернула курице Баттерфилд текст с исправлениями, приказала перепечатать верстку за полчаса и, выкрутив режим crazy bitch на полную мощь, присовокупила, что уволю с волчьим билетом, коль она, пренебрегая обязанностями, отправится в кафетерий на первом этаже вилять задницей перед обедающими программистами с третьего этажа и, постукивая кулаками по затекшей пояснице, прогулялась по студии, где оператор Гилактор Мориссетт, наивно полагающий, что никто не в курсе, что из-за андрогинной алопеции он пришпандоривает к лысой макушке рыжий паричок, сбривая под ноль ненужные, но исправно растущие волосы на висках и затылке, возился с проводами, подключая камеры к своему компьютеру, а светорежиссер, килькообразный, не в меру смазливый Доркей Реммар-Бэнкс, не упускающий случая рассказать каждому встречному о том, что с тринадцати подвергался изнасилованиям со стороны отца и преодолел боязнь совокупляться с мужчинами благодаря взявшему его под свое крыло любовнику, опять лепетал что-то про заботливого сожителя скучающему Ладону Олифанту, отвечающему за сбор информации, забежавшему подзарядить диктофон и, взглянув на часы, поспешила уединиться в гримерке, дабы простирнуть изрядно засалившуюся челку, избавив  Лалапу от необходимости, костеря табунами пробегающих мимо секретарш, рыться в чемоданчике, выискивая сводящую на нет жирный блеск пудру. To my mind, народное призвание я получила не потому, что заполучила гениальную Кэттролл, способную превратить в сказочную принцессу даже пострадавшего в пожаре клошара, после того, как в позапрошлом году, вместо того, чтобы, как недобросовестный Вайнцвейг выпустить поверхностный репортаж о гнусном порноактере, арестованном за хранение и распространение детской порнографии, раздобыла логин и пароль одного из аккаунтов, имеющий доступ к приватным альбомам мистера Мафлинга, обнаружила picture, на котором тот расплывается в happy smile рядом с похлопывающим его по плечу сеньором Росселини и, добившись свидания с Орибазом, едва сдерживавшим рыдания (вот же тряпка!) в присутствии журналистки, представившейся стажером из юридической фирмы и заставила ахнуть сначала Окситанию с Францией, а затем и остальные страны сорокаминутным фильмом, изобилующим раздобытыми не совсем честным путем подробностями, доказывающими, что гордящийся мускулистым торсом бодибилдер действовал по указке миллиардера, якобы ненавидящего разврат, но не упустившего возможности увеличить свое состояние похищением беспризорников, чьи родители либо погибли, либо сдали мешавших веселиться children в приюты. Конечно же, Дисмасу хватило наглости и влияния вякнуть, что охочие за сенсацией стеревятники навели на честного бизнесмена поклеп, однако смерть пышущего здоровьем Мафлинга от сердечного приступа (отчет о вскрытии - подделка) в следственном изоляторе и пожертвовавшая триста тысяч (какая щедрость!) сирым и обездоленным Стиктея в пошитом на заказ костюмчике от «Соччини», обсыпанном стразами like fucking Christmas tree, стоящим как минимум лям таллеров, организовавшая благотворительный бал в своей сибанской резиденции лишний раз убедили презирающих кичащихся богатством толстосумов жителей Овейрона выйти на забастовку, когда парочка подкупленных ублюдком политиков закопошились, намереваясь прикрыть нашу лавочку, и мы с Эхионом, воспользовавшись законным правом хранить молчание, проваландались сорок восемь часов в полицейском участке, привлекли к себе внимание владельца стримингового сервиса, предложившего сотрудничество на устраивавших нас условиях, добились отставки гандонов, пытавшихся упечь нас за решетку, and невзирая на регулярно переходящих на противоположную сторону коллег, соблазнившихся разовыми выплатами от олигарха и вещавших о непричастности Росселини к поощрению педофилов, истязающих несовершеннолетних, нередко подсаживающих бедолаг на наркотики и заживо замуровывающих в фундамент на заброшенных участках, дабы скрыть улики, people окрестили меня fighter for truth, а имеющая немалый вес в современном обществе Глория Торрадо, главный редактор нью-моргского «Smoque» опубликовала в «Хейсбуке» восхваляющий меня пост с хэштегом «mynewidol», и с тех пор я, отдавая отчет возложенной на my shoulders миссии, противостояла таким как Драгон, с помощью дотошного Олифанта, якшающегося с хакерами проверяла поступающую к нам информацию, understanding, что в нашу жестокую эпоху борьба за справедливость (не зря ведь ношу мамину фамилию) и жажда обнародовать истину - отличительная черта настоящего работника средств массовой информации, и обменивать привилегию называться «human» на толстую пачку купюр, перетянутых канцелярской резинкой я не намерена, даже если придется подыхать от голода и просить милостыню в загаженном скунсами и енотами пешеходном переходе. Разумеется, имея столь могущественного врага, я старалась не покидать пределов столицы, нашпигованной камерами как пасхальный кекс изюмом, зная, что люди Дисмаса выжидают подходящего случая и не переминут воспользоваться случаем и устранить нас, взять в заложники наших родственников, и останавливало их только то, что облюбованные нами жилища располагалось in heart of the city, а резонанс, который повлечет моя или Корбетта гибель от руки киллера стопудово разрушит планы Росселини сделаться политиком и приватизировать добывающие газ заводы в Богемии. Mother, отказавшись обзаводиться телохранителем, заявила, что владелец казино - поклонник моего творчества, следовательно, прихвостни миллиардера навредить ей в игорном доме не смогут, ну а мой начальник, активно работающий над приобретением полезных связей, уговорил бывшего премьер-министра Великой Бриттании в одном из интервью в порыве эмоций обозвать зарвавшегося олигарха «беспринципным прохиндеем», что, безусловно, сподвигло рондонцев вникнуть в суть конфликта и засыпать почту пресс-секретаря Дисмаса угрозами с помощью дронов потаранить ворота коттеджа в Глиттершире, а страстные иудальянцы без лишних слов разукрасили черной краской стены ромулусской виллы, записанной на Стиктею, правительство иудалии вынудило мужчину с сомнительной репутацией продать недвижимость государству и запретило оставаться в стране более чем на сутки, а понтификесса Барбарелла на одной из мессе, размахивая напоминающим укороченный меч крестом, повернулась к фанатично продвигающему идеи Иезусса блогеру, не придумавшего ничего лучше, чем прикрепившему записывающий трансляцию для подписчиков смартфон к своему лбу, насупившись, прокричала, что Самый Главный ниспошлет на семью Росселини страшную кару. Всю свою агрессию на miss Destiny, разлучившую меня с Бланшеттом, я направила в нужное русло, убеждая, что my life is not senseless, раз я бросила вызов тому самому Дисмасу, в присутствии которого некоторые корреспонденты, растеряв непоколебимость, блеяли отбившимися от стада овечками, и коль на счастье в личной жизни наложено вето, то я исполню юношескую мечту Ливтрасира, зачитывавшегося легендами о коннунгах, алхимиках и рыцарях стать бесстрашным героем и, словив шальную пулю, выпущенную наемником по распоряжению потерявшего терпение son of bitch, приму долгожданный дар Эрешкигаль, сокрытым от живых прикосновением телепортнувшей my souls в Иркаллу, и, надеюсь, my death принесет пользу человечеству, а я наконец упокоюсь с миром и выясню, где находится owner of my tormented heart и что с ним стряслось almost ten year ago.
    Тезисно повторив про себя перечень сегодняшних news, требующих подробного освещения, я, предоставив face в распоряжение сосредоточенно сопящей стилистки, пробегающейся по подбородку и скулам кистью, широкими мазками растушевывающей нанесенный поверх консилера хайлайтер, принялась осторожно сжимать и разжимать numb fingers. Неспешно, неотвратимо сковывающий конечности coldness, был, признаться, намного злее вызывающей улыбку pain, - от нее можно ускользнуть, у примеру, поверхностно дыша или приняв относительно удобную позу, боль можно переждать, с ней проще свыкнуться, но когда из девушки, гибкой, оптимистично настроенной, экспансивной ты трансформируешься в монолит кристалла, теряешь разрозненные частички деформированной сущности, повелеваешь разуму пульсировать слабыми всполохами в ice box, делаешься саркофагом с той разницей, что мумии inside нет в помине, от сознания, что рано или поздно настанет so called «точка невозврата», пробирает до мозга продрогших костей, потому что больше всего я боюсь напугать мою милую мамуленьку, не заслуживающую организовывать похороны дочери и закончить свои дни одинокой старушкой, прикованной к кровати в nursing home. Я не позволю папашке и Гелиогабалу одурачить сошедшую с ума от скорби Симону, переписать на себя наше имущество, спустить на потаскушек, выпивку и марихуану все то, что мы с таким трудом заработали, покинув Гомерику с одним чемоданом и вырученными за домишко в Рейвенбладе двухстами тысячами; надо черкнуть пару строк в органайзер и позаботиться о том, чтобы в случае внезапной кончины Нелеи Джастис доступ к моим счетам имелся у тех, кто гарантированно позаботится о maman, а заодно забронировать билеты на мюзикл «Прощание с Тортиллой» и свозить матушку в Фельсину на фестиваль огней. Мадам Кэттролл, вжихнув «молнией» одной из своих косметичек, хлопнув в ладоши, объявила, что с боевым раскрасом покончено, и я, благодарно кивнув, обронила пару дежурных фраз, шикнула на суетящуюся Оксирою и, подмигнув переругивающемуся с боссом Ладоном, уверяющим, что анонимность источника не обесценит озвученные доводы касаемо разразившейся в Цверинге заварушки вокруг малолетней балбески, начитавшейся психоделических комиксов и утверждающей, что девственна и забеременела от ангела, навещавшего ее в мире грез, доплелась, с трудом переставляя полумертвые ноги, к window, вытряхнула из пачки последнюю сигарету и, щелкнув колесиком зажигалки, затянулась окутывающим легкие морозным жаром дымом с ментоловой отдушкой. Эмбла постепенно отворачивалась от светила тем местом, на котором находился this city, and though над сливающимися в зубчатый узор шпилями небоскребов плескалось персиковое суфле предосеннего заката, небо над горизонтом еще сохраняло контрастную бирюзовость, лишь слегка потускнев по краям и сгустившись в озерцо смородинового ликера с нечетким контуром вокруг навострившего рожки полумесяца, и я, como siempre, залипла у окна, любуясь сливающимися в море светлячками, отмечая красоту отделившихся от разноцветной иллюминации красных точечках, венчающих пики далеких телебашен и острых шпилей мечети, расположенной на другом конце Овейрона.