Часть одиннадцатая

«СТОЛЬКО ЛЕТ МИНУЛО, А ВСЕ ОДНО: СТАЛА ТОЛЬКО СТАРШЕ, ВЗРОСЛЕЙ НЕ СТАЛА»

    В первый вторник сентября, ознаменованный легкой моросью, в половине первого ночи, завершив наконец двухчасовую трансляцию, безжалостно стирая грим смоченным в мицеллярке ватным диском, я краем уха внимала отчету как всегда расфуфыренной Баттерфилд, аккомпанирующей себе звоном состоящих из множества переплетенных звеньев серьгами, тарахтящей о наплыве новых зрителей, обилии восторженных комментариев и, на автомате подмечая глянцевитый блеск губ ассистентки, вспомнила громогласный хохот хохот Лалапы, имевшей честь наблюдать за трапезой Оксирои в кафе на углу и незамедлительно поведавшей мне с присущим только ей юмором, как это чудо щедро подкрашивало lips после каждого кусочка, отправленного в ротовое отверстие, боясь, что недостаточная яркость темно-кораллового пигмента превратит ее в неприметную мышь. Бытует мнение, что макияжем пренебрегает лишь человек с непомерно высокой самооценкой, ибо зацикленные на внешности идиотки стремятся нравиться противоположному полу, и если в случае самодостаточной миссис Кэттролл сие утверждение является истиной, то in my case оно правдиво лишь отчасти: я бы и рада записаться в тренажерный зал, прекратить употреблять налегать на нездоровую еду, сбросить десяток фунтов, принарядиться и распустить по плечам тщательно завитые и уложенные локоны, только вот стараться не для кого, посему я избрала путь радикальной феминистки, ругающий боящихся потолстеть и постареть девчонок, распекая жестокое в закостеневшей патриархальности общество за то, что оно продолжает видеть в нас не личностей, а соблазнительных куколок, за баснословные гонорары публиковала в парижских журналах и еженедельниках искрометно-хлесткие статьи, уповая на то, что нельзя перекраивать себя в угоду поющим оды conventional beauty сексистам, терпя неудобства, пришивать к скрученным в тугие жгуты корням тяжеленные косы из канекалона, носить узкие кофточки, готовые разойтись по швам от неосторожного движения, талдычила, что равноправие начинается с отторжения стандартов, принятия себя со складками и целлюлитом, и хотя мне действительно претили курносые матрешки с одинаковыми физиомордиями, исправно ложащиеся под нож пластического хирурга и я считала, что nowadays продолжать объективацию women - отстой, некоторые вещи вроде галантно поданной руки выпархивающей из салона электромобиля леди или придерживания створки для вплывающей в лобби пятизвездочного отеля спутницы, завернутой в меховое манто я находила очаровательными, поскольку избаловавший Нелею Ливтрасир вел себя как настоящий джентельмен, обещал заботиться, оберегать от невзгод, и, сделайся мы супругами, я с легкостью променяла бы любую карьеру на обязанности хранительницы семейного очага, с замиранием сердца ждала бы возвращения любимого мужа с командировок, научилась б готовить сто пятьдесят блюд из куриного филе и, разумеется, родила бы целую баскетбольную команду и умилялась похожим на отца мальчуганам, гоняющим на гироскутерах по аллеям городских парков и втихаря примеряющим мои туфли дочуркам. Сусанна Гогенгейм, напарница Олифанта, раздражавшая меня улыбчивостью мерзавка, добрую половину прошлой недели прорыдавшая на плече Доркея из-за бросившего ее бойфренда, теперь - вот паскудница! - обзавелась новым ухажером и умудрилась достать всех байками о том, какой классный her new fucker, а врать в припадке голимого прекраснодушия, что, мол, никакого осуждения к меняющим партнеров аки прокладки people я не испытываю считаю глупым, ибо, учитывая бэкграунд и принятые на базе длительных переживаний decision Джастис-младшая уполномочена презирать бегущих на поводу у низменных желаний нечестивцев, поскольку осталась верна Бланшетту, выбранному отнюдь не за кубики пресса и депилированные бедра, и подобные Суси вертихвостки, смею надеяться, отправятся в особый котел к наказывающему грешников Бегемоту, because for me заведение new relationship равнозначно перечеркиванию волшебства, незримым, но прочным канатом связывавшим меня с сокрытым нынче от моего взора Аполлончиком: первые робкие шаги к совместному madness in the bed, его шаловливо высунутый язык, который я, смотря в his eyes с расширяющимся зрачком, сжимала губами, скользя подушечками пальцев по гладкой твердости скипетра обуздываемой страсти, распаляя нас обоих, продлевая предвосхищающие негу сладостные муки, and I knew, что своим новым романом (ижно в теории сия мысль приносила ужасный дискомфорт - точно мне удалили часть кишечника, а я вопреки рекомендациям лечащего врача съела запрещенные продукты и чувствую, как this food гниет в покалеченной утробе, колошматясь о воспаленные стенки плохо переваренной массой) подвергну выселению from memory, безвозвратному уничтожению всего, что с бережностью распластавшейся на яйцах пичужки хранила в каждом ядрышке полузамороженных клетках своей кожи: как мой малыш дрожал in my arms, судорожно окропляя белесой магмой наши животы, как мои ноги тропической лианой оплетали его точенный стан, как his tongue вырисовывал кружева на моих сосках, жаждущих этой нехитрой ласки, как сердцебиение, переместившееся в череп, оглушало барабанные перепонки, вызывая dizziness из-за диоксигенации, так как я задерживала дыхание на несколько минут, не считая правильным отвлекаться даже на столь важные для жизнедеятельности рефлексы, как старалась мыть hair отдельно от тела, с целью сохранить on my skin аромат моего солнечного зайчика, лелеять приятную липкость из-за застывшей слюны, заменявшей eau de parfum. Я сложно достигала оргазма, но мне нравилось быть той, кто возносил Ливтрасира на самый пик неимоверного блаженства, с чуткостью эмпата, настроенного на волну конкретного person разделяя every second of his bliss, а становиться инструментом для удовлетворения похоти кого-либо еще я не сумела, даже если бы последовавшие за смертью светоносного Бальдра от пущенной слепцом стрелой туманы Фимбульветра не сковали морозом либидо, - меня буквально выворачивало наизнанку от протомысли, что разрешу прикоснуться к себе совершенно постороннему чуваку, так что, подытоживая все перечисленное выше, я - образцовая вдова зависшего кошкой Шредингера в суперпозиции парня, за которого никогда не выйду замуж, и плевать, насколько странно прозвучали некоторые части горчайшей исповеди, исправно выуженные автором из бессвязного потока нашего общего сознания, перфекционистки записанные на черновике в ожидании перепечатывания с непременной обработкой стилистического характера. Отведав сладчайшего нектара, собранного кудесниками-эльфами, сложно приспособиться лакать водицу из подозрительного источника, вкусив сочное мясо ягненка, в качестве гекатомбы возложенного на алтарь суровой Персефоне, вы вряд ли обрадуетесь тухлой колбасе, плавающей в пересоленном желто-синтетическом бульоне, получающемся, если бросить в кастрюльку шарики спрессованного канцерогена, - так и Ливтрасир был - ни больше ни меньше - средоточием основной идеи de la vie, и я совершенно убеждена: не найти мне никого хоть отдаленно походящего на моего персонального бога, а допустить святотатственную thought, что someone может его превзойти - кощунство, расплатой за которое я сама себя сброшу в Тартар на растерзание поверженным олимпийцами титанам.
    Отвязавшись от дурехи Баттерфилд и буквально испепелив отвлекающую Гилактора от распутывания проводов Сусанночку злобным взглядом, я, заверив спешащего в отель на свидание с невестой Эхиона, что в его присутствии острой необходимости нет, отпустила зевающую Лалапу восвояси, помогла Мориссетту откатить треногу с самой тяжелой камерой в угол и до глубокой ночи вместе с Ладоном серфила в Интернете, отвечала на письма желающих стать героем моей авторской передачи, выходящей ежемесячно в записи и представляющей собой формат беседы с импозантными учеными и представителями разных профессий, делящимися плюсами и минусами своей работы, отобрала у пытавшейся втихаря переписываться с любовничком Гогенгейм смартфон, велела добиться внятного ответа от кого-нибудь из бывших коллег Виттории Кляйнедди касаемо поведения внучки красивейшего президента Гомерики в бытность ею примой тобенхагенского театра, выделила светорежиссеру необходимую сумму для предзаказа более качественных софитов и, последней покинув офис, всю дорогу до дома листала разверзшиеся порталами в обитель Плутона перепалки под последним роликом Вайнцвейга, утверждавшего, что Аркена Мюнхгаузен, экономка Дисмаса, заикнувшаяся о наличии у миллионера second wife, сбежала в Аодалию с набитым до отказа фиолетовыми купюрами дипломатом, шантажом вытребованным у несчастного Росселини, и процентов восемьдесят подписчиков блогера, что не могло не радовать, ссылаясь на подозрительную смерть господина Роджерса, проживающего в столице Паннонии, печатали капсом, что Драгон - продажная шкура, и сыпали проклятиями, что негласный хозяин Рихтенвальда поступит с ним еще хуже, и в один прекрасный день его трупешник обнаружат в лесополосе с петлей на шее. Олифант отчитался, что связаться с супругом погибшего, Нэйтмаром Вилленброком, ему не удалось, однако он уже заплатил хакерам за отчет о вскрытии, и те пообещали заполучить необходимые сведения, так что я не теряла веры, что к четырнадцатому числу завершим расследование, прижмем олигарха к ногтю и, возможно, королевская полиция соизволит предъявить владельцу чайных плантаций и хлопковых полей обвинение и докажет, что сей нелюдь неоднократно преступал закон, возомнив себя roi du monde. Изучив досье на чокнутого геймера, сбежавшего из психиатрической лечебницы, укравшего винтовку с оптическим прицелом и, согласно пресс-релизу, выпущенному коррумпированными представителями правопорядка, кокнувшего Лэйна абсолютно случайно, я, умозаключив, что Аретус Макконахи - удачный выбор на роль козла отпущения, нечаянно попав вконец задеревеневшим пальцем по претенциозно-приметной иконке «Финдера», установленного по науськиванию Басинии, умолявшей попробовать хотя бы просто пообщаться с мужчинами («никогда не помешают новые знакомства, мадемуазель, вы же сами выразились, что терять вам нечего!») и завести парочку новых приятелей, от нечего делать открыла раздел с корреспонденцией, зачем-то ответила «нет» настойчиво добивавшегося моего внимания стикерами имбецила, но тот, сочтя, что собеседница с ником «@justnel» ломается, и мой отказ следует трактовать как «добейся моей благосклонности», принялся строчить однотипными «как дела?» и «чем занята, киска?», что вкупе с отвратительным настроением поспособствовало полету моей фантазии навсегда отучить кретина, коллекционирующего партнерш как энтомолог бабочек дизморалить girls, озабоченных поиском второй половинки в данном приложении, дождавшись очередного «what are you doing, babe?», напечатала «смотрю гей-порно и мастурбирую», затем послала заранее скачанную фотографию клитора какой-то эксгибиционисточки, снабдив ее надписью «wanna lick my pussy?» и, делетнув dating app, затряслась от внезапно охватившей меня ярости, вспомнив обесценивших мои эмоции легкомысленной фразой Ликиску, Лесли и Миранду, с грацией гребаного мясника, отсекающего топором головы курицам заявивших, что «через это многие проходят», - напрасно я тогда вспылила и с присущим тогдашней Нелее пылом пыталась доказать, что глубина потрясения у всех разная, и кто-то вынырнет, подобно ловцу жемчуга, из недр покрытого льдами Тирренско-Лигурийского океана, сверкающего бриллиантами айсбергов под находящимся в зените солнцем, отфыркиваясь, пожмет плечами, бормотнет «хороший урок на будущее» и возьмет курс на берег, а кто-то, медленно переставляя ороговевшие, утратившие sesitivity стопы, двинется навстречу deadly waves, утопая в зловонно-мутных водах Стикса, доплывет ровнехонько до середины реки и, не дождавшись челнока Харона, пойдет ко дну, словно к его шее привязали булыжник, весящий тонну, my friendship с Хоббс, Роулендс и Болдуин не выдержала испытания расстоянием, и мы отписались друг от друга задолго до того, как я деактивировала all my social media accounts. Пичкая себя de temps en temps довольно слабыми утешениями, что вечно наша с Ливтрасиром эйфория не продлилась б, я, противопоставляя fragments of aching feelings штурму залихватски искажающим восприятие прошлого мозга, наслаивающего поверх первичных, трогательных в своей необъяснимости и неуклюжести эмоций, удобно подгоняя обновленные сведения под new reality, отрицала, что имелся даже крошечный шанс расстаться по причине несовместимости, мысленно хлестала по щекам стремящуюся во что бы то ни стало занять трон циничную гадину, отталкивая утешающе протянутые сознанием дары - точно засахаренный леденец в форме петушка упавшей и разбившей колени трехлетке, чей шарик, наполненный гелием, стремительно взмыл ввысь и обратился поблескивающий в бескрайней синеве восклицательный знак. Единственным, раздери меня Вельзевул, стимулом разлеплять склеенные неконтролируемо сцеживающими влагу слезными железами веки и собираться на службу являлись бокал мартини перед сном (идеальные вкус и консистенция, чтобы запивать выписанные психотерапевточкой препаратики) и пачка сигарет: раз уж мне никогда не стать миссис Бланшетт, I found извращенное удовольствие в медленном самоубийстве, травясь спиртным и никотином, потому что покончить со страданиями посредством классического, неэлегантного в своей бескомпромиссности суицида, сигануть с крыши двенадцатиэтажки и причинить боль мамулечке у меня не хватит наглости, и порой наступали времена, когда действие таблеток заканчивалось раньше, и, застигнутая врасплох отсутствием привычной анестезии, я запиралась в кабинке туалета, давясь рыданиями, ждала, пока начнут действовать нейролептики, мысленно проклиная трусливого сеньора Росселини, не осмелившегося послать ассасина по мою душу, and when паническая атака, не всегда подавляемая пилюлями, внезапная аки пикирующий за уклейкой зимородок, грозила разрастись фантомными аневризмами в носоглотке, я, размеренно выдыхая углекислый газ в бумажный пакетик, вытряхивала из ларца тяжелую артиллерию, выдумывая фальшивые подробности, дополняя ими линяющий силуэт как мозайку, попутно жалея, что так мало о нем знала и, коль предчувствовала сепарацию, завалила б юношу сотней вопросов, въедливо интересуясь даже чепухой вроде марки покупаемых в супермаркете кукурузных хлопьев и любимого эпизода сериала про травящего саркастические байки инопланетянина. Однажды я докатилась до того, что начала фантазировать о том, как он, стащив валяющийся поверх мусорных баков соседей журнал для взрослых, заперся, чтобы мама не спалила, в бойлерной на цокольном этаже и с замешательством на разрумянившейся моське рассматривал раскорячившихся в неестественных позах моделей и едва не взорвалась от негодования, втемяшив себе в свою дурную башку, что до нашего сближения мой мармеладный, мечтал лишиться невинности с потаскуньей Шоукросс.
    Тихонько, чтобы не разбудить Симону, я, прокравшись на освещенную лишь крошечной лампочкой, встроенной в брюхо доисторической вытяжки, требующей ремонта с июля кухню, шепотом выругалась, потому что, запуская курлычущую Гого в cage, пообещала жаловавшейся на высокое давление и потому неспособной вести хозяйство в прежнем темпе маме заскочить в магазин за продуктами, но из-за затянувшегося эфира, загадочных смертей перешедших дорогу Дисмасу паннонцев и споров с упрямцем Ладоном, отстаивающим свою точку зрения, напрочь забыла о почти пустом рефрижераторе. Заглянув в холодильник, я поняла, что на ужин у меня сегодня что-то между салатом и популярным в Югославии блюдом под названием «ock-rosh-ka» или «summer soup»: покрошив в миску помидор и скукоженный огурец, я быстренько сварила последнее яйцо, попробовала распилить его тупым ножом, и оно, вздрогнув будто желе, распалось на две неравные части, - обидчивый желток тотчас же рассыпался в труху, а фрагменты белка, склизкого как амфибия, вынырнувшая из глубин пруда погреться на камешке, уплетнули с доски в надежде избежать дальнейшей расчлененки, шлепнулся на кафельный пол, и я, резко наклонившись с ножом, едва не вспорола себе горло (промахнулась, блин, какая жалость), сосредоточенно сопя, раздербанила egg ногтями, залила обезжиренным йогуртом, торжественно водрузила на барную стойку, сглотнула ком в горле и, не притронувшись к кулинарному шедевру, ушла в свою комнату плакать, ибо скопившееся за день напряжение закономерно вылилось в беззвучную истерику, купируемую только горстью «Циплоксинта» и огромным бокалом красного вина.