Часть двенадцатая

«AI VIST LO LOP, LO RAINARD, LA LEBRE, AI VIST LO LOP, LO RAINARD DANCAR»

    Безумный сон посетил меня прошлой ночью, и настолько он не был похож на предыдущие, чаще всего хаотичные видения, по обыкновению терзающие расплавленный в творожный сыр brain в темное время суток, что я запомнила его до мельчайших подробностей, которые крошечными детальками выстроились в узор, похожий на несимметричный, слегка скошенный круг с двумя горизонтально извивающимися кривыми внутри. В той реальности (симультанной, где, возможно, обитает другая Нелея, не менее настоящая, чем та, что ведет нудное повествование) Джастис-младшая бродила по осеннему городу, прячась от дождя под старомодным коричневым зонтом с отпринтованными наискосок оранжевыми дубовыми листочками, и навстречу ей - то есть мне - раскидывая подошвами плывущий по мелководью затопленной мостовой мусор шел Ливтрасир; капли воды стекали по его прекрасному лицу, вид он имел весьма подавленный, и когда мы очутились на достаточно близком расстоянии, чтобы узнать друг друга, я робко ему улыбнулась, а затем вспышка пурпурной молнии пронзила меня, перед глазами мрачным калейдоскопом пронеслись картинки из недавнего прошлого: он использовал меня, обманывал, неоднократно предавал. Дробясь, умножаясь, искажаясь, флэшбеки таранили my poor mind, неестественно-резиновая smile стянула мой череп, доставляя неудобство. Мы стояли, окруженные одновременно рознящей и объединяющей нас silent wall, и я явственно ощущала, как воздвигается, разрастаясь вширь еще одна стена between us - колючая, холодная, и даже если я притворюсь, что у меня амнезия, Бланшетт всю оставшуюся life будет прятать от меня взор, кишащий призраками сожалений. Я желала отбросить stupid umbrella, крепко обнять парня, так стискивая руки, чтобы мешающие enjoying sacred love думы покинули нас на веки вечные, но пошевелиться так и не сумела, - меня будто с головы до ног окатили цементом, и я навсегда превратилась в статую с этой кривой, безобразной ухмылкой, которая делала меня настолько жалкой, что одолевали сопоставимые разве что с жаждой голодного вампира порывы впиться пальцами в шершавую, окаменевшую кожу, ломая ногти, растерзать свои скулы, а после, как в дебильных хоррор-фильмах содрать с себя обертку и остаться окровавленным скелетом, наблюдая, как из резиново топорщащихся во все стороны сосудов с растерзанными краями течет алая субстанция, смешиваясь с дождевой водой и, скользя по темно-серому, отражающему сизое небо асфальту, утекает прочь гигантским, длиннющим уроборосом, которому нет ни края, ни конца. Проснувшись в половине одиннадцатого я, щурясь от пробивающегося в спальню сквозь полупрозрачный тюль света, нащупала винипластовый цилиндрик, высыпала на ладонь morning pills и, закурив, подождала, пока остекленевшее тело покроется трещинами, and glass fragments постепенно step by step заменятся объятой синтетическим жаром плотью без особых целей и стремлений, сложила в подаренную мамой огромную сумку пару сменных футболок, в боковой кармашек сунула контейнер с медикаментами и принялась выдвигать ящики комода, проверила, что не забыла четверть блока любимых сигарет, футляр с очками и мерзко похрустывающий пакет с леденцами, затушила окурок в пепельнице, двадцать минут просюсюкалась с нахохлившейся Гого, уже набившей свой зобик завтраком и посматривающей на меня без особого воодушевления, отправила сообщение ушедшей спозаранку Симоне, что еду сначала в Барренцию, где неделей ранее обнаружили перемолотый практически в фарш труп Стиктеи, погибшей, вероятно, в разгар карнавала, дабы самостоятельно опросить свидетелей и познакомить зрителей со своим мнением, не зависящим от истеричных воплей блогеров, а потом - либо снова поездом, либо на самолете, если тупица Баттерфилд не забыла, como siempre, забронировать места бизнес-класса - отправлюсь в столицу Богемии, потому что позавчера неуловимый монстр загрыз проживавших там бывшего мэра Фельсины, брата Дисмаса, Аскалафа Росселини, их престарелую матушку Мирабеллу и ее брата Джерода, и все газеты пестрели заголовками о чудовище-призраке, передвигающемуся со невообразимой скоростью, а Драгон Вайнцвейг на стриме выдвинул версию, подхваченную обожающими конспирологическую муть телевизионщиками, что мутанта вывели в секретных лабораториях с целью объявить войну могущественному олигарху, призвал вооружиться арбалетами и пристрелить наводящего в Эвропе суету зверя. Пронырливому Олифанту удалось добыть фотографии жертв в хорошем разрешении, и я, не чувствуя ни ужаса, ни отвращения, рассматривала сделанные криминалистами снимки, пыталась угадать мотивы преступника и терзалась сомнениями относительно того, что нападения совершало существо со сверхъестественной способностью: если вооружиться, допустим, имитирующими гигантскую челюсть металлическим капканом, снабдить его дополнительными рычажками и знать точное месторасположение камер на улицах, то не так уж невероятно подкараулить не ожидавших нападения женщин и стариков и - кникс-кнакс - филигранненько порубить на котлеты. Голова сеньорочки Росселини с прикрывающими помутневшие глаза веками (в мочках - какая прелесть! - поблескивали огромных размеров камешки) вызывала оросившее внутренности каплями тягучей смолы удовлетворение, потому что сию взрывоопасную дамочку, прилюдно избивавшую официантов, капельдинеров и швейцаров я, признаться, неоднократно проклинала, да и остальные родственники миллиардера жалости заслуживали едва ли: овдовевшая Мирабеллочка, имеющая гиперфикс на молодости, не вылезала из операционной пластических хирургов и, теребя бриллиантовый ошейник, ерничала, если репортеры, подкарауливши this old witch, спрашивали, что она думает о мрущих с голодухи хамфриканских детях, змееокий Аскалаф, уладивший давний конфликт с помощью бабла, совершенно точно был повинен в изнасиловании студенток, подрабатывавших горничными в его особняке, ну а прибыльный бизнес старикана Джерод мои коллеги рассекретили в 1997-м: this piece of shit, помимо торговли нелегальным оружием, похищал детей из стран третьего мира, снабжая имеющих проблемы со здоровьем толстосумов донорскими органами. Без приключений добравшись до Central Park Avenue, я, радостная оттого, что поклонники моего «творчества» не в курсе, где именно располагается наш офис и, следовательно, не досаждающие просьбами о совместном селфи, прокричала «хэй, братан, как делишки» спине поспешно опускающегося на стул за конторкой Кориолана, приложила пропуск к мерцающему красным окошечку и, миновав турникет, уже в набитом до отказа юношами и девчонками достала из кармана рубашки мундштук и сжала его зубами, с трудом дожидаясь, когда створка плавно отъедет в сторону, и я смогу наконец-то затянуться дарующим calmness and warmth дымом, но выскочив в коридор, столкнулась с нервно мечущейся в холле Сусанночкой, выяснила, что в кабинете Корбетта важный гость, от решения которого зависит дальнейшая судьба наших проектов и, припомнив о вознамерившемся сделаться спонсором бриттанце с элозийскими корнями, ускорилась, надеясь, что начальник, не видящий ничего странного в том, чтобы поковыряться в ухе или громко икнуть, не успел спугнуть мецената детской непосредственностью и тотальным отсутствием манер и, влетев в отгороженное помещение с тремя окнами, столом в форме полумесяца и забившимся в угол кулером, остановилась как вкопанная, моментально уловив помимо привычной вони эхионова одеколона, нанесенного в область потных подмышек не имеющий ничего общего с парфюмом запах нагретых выглянувшим из-за облаков soleil досок на крыльце загородного домика в погожий сентябрьский денек с примешивающимися к нему нотками опавшей листвы, чуть пряной от yesterday’s rain, напомнившую неповторимый солнечный аромат Траса и, прикусив изнутри щеку, уставилась на поднявшегося при моем появлении почти двухметрового исполина с правильными, идеально one another дополняющими чертами лица и внешностью наследного принца из старинных сказок: аккуратно уложенные волосы цвета спелой ржи, гармонирующая с ними золотистая кожа, серо-голубая радужка, обрамляющая странно сузившиеся зрачки, но даже созвездия темных точек над верхней губой подбородке - последствия небрежно выполненного бритья - добавляли облику сошедшего с иконы красавца шарма, и я, of course, тотчас же невзлюбила проклятого блондина, потому что впервые за последние десять лет меня охватили слишком бурные и противоречивые эмоции, и своим появлением он, раздербанив my heart, поставил под сомнение безупречность любви к Ливтрасиру, посему, взбешенная фактом, что девять моих душ, исправно хранящихся до сей секунды в отвисшем брюхе прожорливой Аммат, затрепетали липками в объятой ветрами роще, что (соберись, не раскисай!) при виде импозантного мужчины, проявившего ко мне неподдельный интерес inside всколыхнулось не опаленное презрением отвращение, а ненависть иного толка, родственная amor, я, одарив незнакомца мерным, льдистым как только что вытащенный из морозилки брикет пломбира sight, в мыслях окрестила не знающего куда девать деньги недоумка гадким вандалом, ворвавшимся в святилище, вероломно раскидавшем расставленные на алтаре подношения, разрисовавшим бесценные фрески и витражи, раскурочившим почти все реликвии и поклялась либо укутать в одеяло тумана these feelings самостоятельно, либо третировать халтурщицу Залецки до тех пор, пока она не выпишет мне что-нибудь еще, способствующее трансформации в человекоподобную куклу with empty eyes. В щегольской темно-бежевой рубашке из недешевого крепдешина, подпоясанный телячьим ремешком (все веганы дружно упали в обморок), тридцатидвухлетний Борислав Спасович, отрекомендовавшись, протянул мне кисть для рукопожатия, но, напоровшись на покерфейс и надменно вздернутую бровь, едва заметно поежился, точно считав мои намерения влепить ему смачную оплеуху, обернулся к моему другу и боссу, растерянно пролепетав, «что мадемуазель сегодня явно не в духе», хотел откланяться, однако Эхион, не блещущий проницательностью, хлопнув в ладоши, сказал, что организовал доставку всякой фигни из «Макдональдса», и наш драгоценный спонсор просто обязан познакомиться с дружным коллективом, иначе рискует нанести дружной (я бы поспорила) команде непомерную обиду. Намеренная игнорировать понурого аки выпнутая за порог дворняга аристократа, я, в воображении распластавшаяся ниц перед высеченным из хрусталя, увековеченным единственным доступным мне способом bel ami, вымаливая у идола прощение за то, что ощутила shadow of desire к другому человеку, угрюмо швырнув набитую вещами bag под один из стульев, громоздящихся у стены, с треском распахнув window, вытряхнула сразу две никотиновые палочки и опираясь о подоконник, высунулась наружу, избегая thoughts about pain, которая, разумеется, настигнет в поезде, если только я не накачаюсь транквилизаторами настолько, что сдохну на привокзальной площади, осчастливив Дисмаса и Драгона своим отбытием в Иркаллу на постоянное место обитания. Заметив краем глаза размашистое движение, наплевав на только что данный себе обет как-либо реагировать на мистера Спасовича, я, непроизвольно оглянувшись, зафиксировала, что наш гость набросил на плечи пальто с отороченным натуральным мехом воротом, на автомате подумала, что здесь, разумеется, осенью не так тепло, как в находящемся в нескольких милях от границы с Южной Гомерикой Илли-Тукки, but this strange man, видимо, был мерзляком, потому что даже мне, раздражающейся из-за окситанской сырости, казалось, что погода пока еще вполне благоприятная для долгих прогулок (десять градусов по Цельсию днем и пять-шесть ночью), если только этот франт не делает это с целью подчеркнуть свою статусность предметом гардероба, стоящим как пропеллер вертолета. На безымянном пальце левой руки бриттанца блеснуло широкое обручальное кольцо, и я не могла не вспомнить свой подарок Ливтрасиру - серебряный перстень с овалом аквамарина, который он носил не снимая, его ответный мне презент - стеклянный шар на подставке с крошечной девочкой inside, радующейся взбаламученным блесткам, мотыляющимся туда-сюда, если хорошенько потрясти magic ball, - настоящая Лея, стократно уменьшенная, запечатана там, отделенная толщей глицерина от прогнившего насквозь мира, погруженная в сладкие грезы - точно младенец, надежно защищенный околоплодными водами, а я - пофигистичная узурпаторша, завладевшая abandoned body, и, следовательно, мне надлежит плюнуть на переживания шумной и бешеной малявки, не справившейся с отчаянием и передавшей бразды правления телом искусственно созданной субличности. Ворвавшийся к нам Доркей, подсобляющий обвешанному коробками и пакетами курьеру, привнес суету, Гилактор начал расставлять chairs, с шипением выплеснулся из горлышка кофеиносодержащий энергетик, Гогенгейм с Окситроей, окружив Борислава, загалдели, допытываясь, на ком он женат, Лалапа с Ладоном, как всегда, сосредоточенные, беседовали в сторонке, и я, не переминув присоединиться к ним, с удовольствием прослушала лекцию визажистки, матери трех школьников о том, как приготовить банановый пудинг, едва не блеванула, созерцая гигантскую тару с картошкой фри, покосилась на шефа, воодушевленно  раскладывавшего по одноразовым тарелкам угощение, отсекая возможность отказаться от этого дерьма, и, примостившись на самом краю неудобного табурета, выпрямила позвоночник, придвинула к себе столовые приборы из пластмассы и, контролируя мимику, стала нарезать и без того маленькую соломку, обмакивать каждый кусочек в контейнер с кетчупом и глотать, не разжевывая, дабы уберечь находящиеся на языке рецепторы от потрясения.
    - Да ты самая настоящая психопатка! - с веселым восторгом фыркнула жующая хот-дог Кэттрол, остальные, с не меньшим изумлением наблюдавшие за тем, как я выпендриваюсь, активно поддержали женщину, наперебой объясняя, что данное блюдо адекватные люди едят руками, и только пристально разглядывающий свои колени Спасович напряженно молчал, кусая губы, как будто Бланшетт на ушко по секрету told him, that his girl едва переносит на дух джанкфуд, отдавая предпочтение покупным сладостям, маминым пирогам, пончикам в розовой глазури и вафелькам, облитым соленой карамелью. Что, если моя интуиция, достаточно неплохо функционирующая и частенько уберегавшая от большинства финансовых проблем (я неоднократно запрещала mamаn инвестировать в якобы прибыльный стартап, подозревая сладкоречивых консультантов в мошенничестве), взбеленилась неспроста, и предок сбежавших из Элозии аристократов в курсе, что случилось с Морганой и ее единственным сыном? Обуздав приступы отторжения, провоцирующие появление мурашек и вскипания слизистой, я, представляя себя актрисой, подошла к вяло ковыряющемуся в салате мужчине, небрежным жестом отозвала его в соседнюю студию и, проверяя реакцию заторможенного, по пока еще живого организма на совершенно непривычный раздражитель, привстав на носочки, поправила чуть примятый ворот, мимолетным касанием задела обтянутую тканью ключицу и едва не сгорела из-за охватившего полумертвые конечности пожара: впечатления, короткими импульсами перебегающие от сухожилия к суставам, возвращая им былую подвижность, не обманывали, - именно эти (не похожие, а, черт возьми, идентичные) чувства потрясли меня миллиард веков назад, когда Ливтрасир, несмело погладив мое запястье, отпрыгнул назад, чуть не упал, налетев на бордюр, и я, схватив его за локоть, удержала от падения, испуганно взвизгнула «are you fool?» переплела our fingers и озвучила первое правило: не стыдиться своих порывов и нарушать физические границы партнера без предварительного поучения разрешения, особенно если очень хочется потрогать, - я считала варварством и слюнтяйством негласные законы, направленные на попытку уберечь психику не осознающих свою привлекательность юных прелестниц в полной мере и требующие от парней железобетонно удостоверяться в том, что им позволили переходить к более радикальным действиям, that’s why мы, сокрушаемые wild fire of passion, не терпели, не соблюдали никаких приличий, не утруждали себя ни поиском подходящего мотельчика, ни гаданием, чья мать вернется с работы позже и занимались сексом везде, где можно и нельзя: в салоне автомобиля, припаркованного на обочине, в библиотеке, в палисаднике, расстелив на колющую лодыжки траву старое полотенце, на старом пирсе, хихикая от щекотки, если на наши лопатки пикировал жучок или крылатый муравей, и именно тогда, валяясь на поскрипывающих досках, выставив перед собой ладонь, чтобы частично заслонить face от sunlight, я, принюхавшись, дала характеристику аромату смотрящего на меня влюбленными глазами мальчику, и с тех пор Трас ассоциировался с летом, зноем, теплом, цветущими альбициями (ее нежно-розовые кисточки единственные не провоцировали аллергию), жизнью - всем тем, что испарилось без остатка, когда my sunny boy оставил меня в Рейвенбладе, слишком поздно осознавшую величайший масштаб потери. Вопреки доводам рассудка, трансформируясь в бьющуюся в предсмертной агонии птицу Феникс, танцуя на углях разжалованной из муз Терпсихорой, я, отшатнувшись, хотя внутри все рвалось к этому наркотику, упрашивало о сублимации, настаивало как минимум на еще одной попытке сблизиться, одернула palm и четко вслух произнесла, что никогда не заменю Бланшетта, в какие бы сети ни заманивали меня ублюдочные яичники, пробудившиеся от анабиоза так некстати и бросив явно ошарашенного моими выкрутасами Борислава в одиночестве, подлетела к своей сумке, трясущимися пальцами выковыряла из ячейки органайзера горсть пилюль отправила ее в рот, набрала номер Басинии и, заперевшись в гримерке, опрокинула ушат негодования на ни в чем не повинного психиатра, пригрозила лишить лицензии и клиентуры, опозорить на всю Эвропу и мытьем-катанием добилась-таки возвращения заветного рецепта на более лютый и запрещенный в скандинавских странах «Айслатонинит».