Фура с вином, или День Просветления

Пролог

Тормоза взвыли фаготом, катастрофическое столкновение с другими автомобилями, вставшими у красного светофора на перекрестке Ленинградского и Тимоновского шоссе, казалось неизбежным. Водитель вывернул руль влево, фура мягко смяла металлическое ограждение, взяла театральную паузу и замерла у обочины… Потом качнулась чуток из стороны в сторону и стала плавно валиться на правый бок.

Прицеп упал первым, потянув за собой тягач, внутри которого метался растерянный шофер, не знавший, что важнее сейчас – спасать груз или самого себя. Обочина не была слишком крутой, она нежно подхватила на свои руки 20-тонную автомобильную конструкцию и уложила колесами кверху.

Легенда гласит, что содержимое прицепа издало сложный звук, что-то вроде звенящих бубенцов. Прицеп скрипнул на виолончели. И замер. Концерт окончен, зрители могут расходиться.

На самом же деле представление только началось. Давайте все вместе наслаждаться тем, что несет жизнь, когда она не контролирует ни себя, ни остальных. Когда саму жизнь понесло…


Глава 1

Первую красную каплю увидел мальчик. Его зовут Вася. Фамилия – Август. Кстати, о дате. Это случилось 16 июня. День обычный, церковь славит имя святого мученика Дионисия Византийского, который был усечен мечом за твердое и смелое исповедание веры Христовой в Византии во времена гонений на христиан императора Аврелиана. У греков бог был с похожим именем – Дионис. Правда, он занимался другими делами, покровительствовал виноделию, в частности.

Вася Август был десятилетним. Его детские глаза просвечивали мир насквозь. Именно поэтому Васька стал первым, кому открылось чудо. Он воровал. Зайдет в магазин и обязательно что-нибудь стащит. Не потому, что хочет что-то, а просто потому что руки не слушаются. Он сам по себе, руки – сами по себе. Понятно?

Никто еще ни разу не ловил его на месте преступления. Не треснул по уху и не дал пинка. Даже обидно за всепозволяющее общество становится. Васькин портрет нужен? Сейчас набросаем пару штрихов, потому что с этого неугомонного пацана все началось.

Итак, Вася Август. Маленький, но уже подонок. Любит стучать на одноклассников. Вообще, любит стучать, греметь и мешать остальным. У него есть волосы на голове, конечно. Светло-русые. Глаза серые, остановятся на пару секунд, потом бегают из стороны в сторону. Он занимается в кружке. Рисует. Воображения не хватает, с красками играет мало. Наставникам хамит.

Мы перемотали его жизнь наперед. Как вам сказать? Хорошо выглядит для своих лет. Есть мышцы  в тех местах, где они должны быть. Разведен. Имеет влечение к чужим женам. Считает своей заслугой, что дает им то, что муж стесняется дать. Что касается совести… Вася однажды взял клюшку для гольфа, представил себе, что мячик – это его совесть, и вдарил по нему изо всех сил так, чтобы больше не чувствовать никаких угрызений.

Вася первым увидел, как вино льется из фуры. Подставил пальчик, попробовал на вкус. Даже не понял, в чем прикол. Своей душонкой он ощутил важность момента, но в чем его выгода? Он пошел во двор, чтобы поделиться этим с кем-нибудь.

В июньский вечер двор наполнял собой дядя Володя. Его темно-карие глаза были известны всему городу. Ибо совсем недавно он имел власть и силу отпускать другим грехи. Еще месяц назад он был рукой Господа, настоятелем Никольского храма. Он был на вершине духовного Эвереста, раздавая ищущим и страждущим многая милости.

Теперь дядя Володя оказался на дне Марианской впадины - его выгнали из РПЦ (Русской Православной церкви). Трудно сказать, за что именно. Говорят, за алкоголизм, за блуд, за воровство, за ложь, за сребролюбие, за антихристианское поведение, за скотство и человеконенавистничество, за расизм и национализм, за фашизм... Наконец, за большой дом, который построил он за какие-то шиши…

Был ли изначально так плох отец Антоний (в миру – Поух Владимир Павлович)? Вот сидит он у роскошной сирени, разве вянет она? Был бы конченным человек, даже сирень бы отошла от него. А она цветет рядом с ним и пахнет. Может ли быть человек нехорошим с головы до ног, от рождения?

Дядя Володя тоже был мальчиком, причем далеким от всякого рода денег. От женщин, прости Господи. Но жизнь его в детстве была сплошным мучением. Из-за фамилии, прежде всего. Есть разные версии ее происхождения. По одной из них, фамилия Поух родом из Германии, так называется коммуна в земле Саксония-Анхальт. По другой, она английского происхождения – от нарицательного pouch, что в переводе на русский язык означает «небольшая сумка, мешок, кошелек». Так могли прозвать бережливого, скупого хозяина либо мешковатого, неуклюжего человека.

Вову Поуха дразнили по-всякому. Допустим, дать Поуху… Даже анекдот в школе появился. Мол, учительница просит передать больному Поуху домашнее задание. А ей в ответ, дескать, зачем по уху, да еще и по больному? Можно ведь просто позвонить по телефону.

Многозначная и в то же время порой такая однозначная фамилия Поух служила пищей для острых языков. Вову растила мама, отец их бросил, когда мальчику было два года. Павел Поух пропал бесследно, его местонахождение неизвестно. Так что защитить Вову было некому, и он был вынужден терпеть постоянные насмешки и издевки.      

Улыбки были на лицах врачей и учителей, участкового милиционера, военного комиссара – всех, кто знакомился с Вовой лично. Поух! И давай смеяться. Девочки в классе не особо миловали. Не было в Поухе ничего серьезного, какой-то загадки. Поух, олух, холуй и так далее. Список вариантов и созвучий лучше не продолжать.

Вот и вырос Володя Поух с букетом самых разных комплексов. Мама тоже не особо жаловала его, предпочитая свободно общаться с мужчинами. По этой причине репутация их семьи была невысокой. Вова был скрытным и одиноким, у него не было крепких друзей. Он затаил обиду на весь мир, ожидая удобного случая для мести.

Возможность взять реванш за покрытое мрачными тучами детство предоставила Православная церковь, она приняла Володю Поуха под свои большие белые крылья. Он решил покончить с кошмаром прошлого и начать новую жизнь. Так появился на свет Божий другой человек – отец Антоний. 

Вова Поух в облике отца Антония попал в струю и добился от жизни именно того, чего он, по его глубокому убеждению, был достоин. Будучи настоятелем храма, он получал едва скрываемое наслаждение от того, как прихожане кланяются ему, целуют руки. Среди них были старые знакомые, одноклассники. Он отрастил густую бороду, так что лишь немногие товарищи из детства могли распознать в нем Вовку Поуха, всеобщее посмешище. В свою очередь, отец Антоний внимательно вглядывался в каждое лицо, был подчеркнуто строг во время исповеди. Не каждый с первого раза имел счастье пройти сквозь духовный рентген отца Антония и получить допуск ко Христовым таинствам. Он был искренним ревнителем Церкви, порой проявляя к пастве излишнюю скрупулезность и придирчивость. Объяснял это стремлением сохранить чистоту православия. Что касается себя, он позволял немного больше, всецело полагаясь на промысел Божий, на Его благодать и щедрость.

Иногда прихожане ощущали резкий запах алкоголя, который исходил от отца Антония. Даже во время Великого поста. Они не верили своим ощущениям, отгоняя прочь лукавые подозрения относительно батюшки.

Дурная слава о похождениях отца Антония долгое время скрывалась в недрах местного отделения милиции, новое здание которого он же и освятил. В результате бартера с властями и правоохранительными органами батюшка имел исключительные права на беспредельное поведение. Все ему сходило с рук – гулянки с барышнями сомнительного нрава, драки в ресторанах, нарушение тайны исповеди, когда он делился тем сокровенным, что доверяли ему люди. Он ездил пьяным за рулем, запускал руку в церковную казну, использовал свое положение и получил в подарок от местной администрации большой участок в центре города «за вклад и укрепление связей между властью небесной и человеческой». Словом, жил в параллельных мирах, и в обоих ему было замечтательно…

«Да уж, - выдохнул Владимир Поух, взглянул на солнце и слегка прищурился. – Времечко было знатное». Он сладострастно щелкнул языком, налил себе водки в пластиковый стакан и махнул своим широким движением руки. Сегодня по маршруту Бутылка – Рот уже направилось где-то триста граммов. То ли Солнышко, то ли Боженька пригрели, и в душе бывшего отца Антония воцарилось согласие. Гладко выбритый, он сидел на лавочке во дворе, словно дитя. К нему-то и подошел Вася и сразу выпалил:

- Дядь Вова, там вино из фуры течет.

Сколько признаний, откровенных слов слышал в своей жизни отец Антоний… Люди выворачивали свои души перед ним, дабы обрести святые дары. Слова, слова, слова… Децибелы, играющие на барабанных перепонках, как на гуслях, – сплошь физика, никакой мистики…

- Перевернулась фура, дядя Володя, вино капает прямо на землю!

Отец Антоний и бровью не повел. Кстати, брови у него густые, ресницы длинные. Он хорош собой, сбрил бороду, десяток лет сбросил. Но эти слова… Вся его жизнь состояла из слов, бесконечных псалмов, тропарей, молитв. Отец Антоний перестал уметь слушать простые слова. Он устал от слов. Все, что говорили ему, пропускал отец Антоний мимо ушей. Вот и сейчас, когда Васька говорил что-то о вине, бывшему священнику эхом отдавалась в душе детская болтовня на церковнославянском. Он привык разговаривать с Господом, понимать только Его язык.

- Дядя Вова, выпить хотите?

Вопрос этот из уст мальчика прозвучал словно выстрел. Отец Антоний вздрогнул и очнулся.

- Вася, здравствуй! Ты что-то спросил?

- Там, на перекрестке, перевернулась фура. Из прицепа вино льется…

- Что ты такое говоришь?!

- Чессслово! Пойдите и посмотрите!

Отец Антоний всегда открыт чудесам. Ему не составило труда подняться со скамейки и посмотреть, разнятся ли слова Васьки с реальностью. Он слегка поправил голубые джинсы и черную футболку, накинул сверху бежевый пиджак и пошел за мальчишкой. 

- Дядя Вова, надо всех позвать скорее! Пусть остальным нашим тоже достанется.

- Вася, сейчас мы посмотрим и поступим правильно.

Отец Антоний увидел картину по-своему. Фура лежала, как Христос, снятый с креста. Прямо сюда, под ребро, ткнул копьем римский воин, теперь льется кровь Его. Трудно быть священником, даже бывшим, во всем видишь присутствие Того, с которого началась история нового времени.

Он поднес полную ладонь к губам. Да, это вино. Красное вино, которым так часто причащаются православные во храме. Отец Антоний посмотрел на Васю изумленными глазами и тихо молвил:

- Зови остальных.


Глава 2

Дом № 128 на улице Синей представляет собой 4-этажное кирпичное здание, в котором насчитывается 60 квартир. Сверху он выглядит как буква «Г», цвет светло-розовый. Во дворе есть детская площадка, здесь летом пахнет свежим морсом из шиповника, а также сиренью.

Из-за расположения дома на углу пересекающихся магистралей двор огорожен со всех сторон и давно стал уютным обособленным мирком для его обитателей, включая кошек и собак. Здесь каждый знает друг о друге больше, чем это обычно бывает в иных местах. Здесь каждый ощущает на себе посторонний взгляд, чувствует тотальный контроль за каждым своим действием, как в театре.

Не всегда тот или иной поступок вызывает одобрение участников этого совместного спектакля. И тогда он выносится на всеобщее обсуждение, которое чаще всего происходит именно во дворе, который идеально подходит быть универсальной площадкой для информационного обмена и внутренней коммуникации этой удивительной общины. 

- Я щас тебе все волосы поотрываю! Встала, пустила корни и стоишь!

Это орет на свою 5-летнюю дочь с привычным надрывом Тамара Анатольевна Зацепилова – толстенная мамаша тридцати лет, у которой уже трое детей. Они целыми днями бегают по двору. Сама Зацепилова сидит на лавке у подъезда и точит лясы с соседями, обсуждая широчайший спектр проблем современного мира.

Ее мама – Нонна Арсеньевна Тюкавкина – сидит рядом и помогает дочери осуществлять надзорные и воспитательные функции по отношению к внучатам. Нонна Арсеньевна не проработала в этой жизни ни одного дня, потому что всю молодость рожала и поднимала на ноги детей, успевая при этом бесконечно расходиться и сходиться с мужчинами. В зрелом возрасте она героически помогала своим детям определиться с работой и обзавестись семьей. Всего на ее счету – два сына и дочь. Сыновья сбежали из дома при первой возможности и живут на достаточно безопасном расстоянии от мамы, чтобы она не вмешивалась в их способы существования. Теперь, в летах, госпожа Тюкавкина полностью переключилась на свою дочь и ее отпрысков.

Тамара Анатольевна решила не мудрствовать и пойти по тому же пути, что и мама. То есть стать иждивенкой и приспособленкой. Правда, сначала в ее жизни были любовь и короткий брак с калужским парнем по имени Константин. Он был простым трудягой и работал водителем-экспедитором днем и ночью, стараясь обеспечить молодую жену и маленькую дочурку настолько, чтобы им жилось комфортно.

Но однажды Константин вернулся домой не вовремя только лишь потому, что у него сел мобильник, и он не мог предупредить жену о своем приезде. Он вошел домой, застал Тамару с ее одноклассником, после чего их семейная жизнь раскололась, как упавший с подоконника глиняный горшок. Соседи из подъезда не раз терпели ночные скандалы с криками и громким плачем. Константин бросал стулья и переворачивал стол, разбивал трюмо и ломал комод. Двухлетняя дочь наблюдала за всем этим, прячась в углу и заливаясь слезами.

Тамара жаловалась на домашний ад своей маме – Нонне Арсеньевне. Родительница обладала уникальным опытом в ведении семейных войн. Тем более, на своей территории. Зять был изгнан из принадлежавшей Нонне Арсеньевне квартиры, обвинен в избиениях Тамары и лишен права встречаться с любимой дочуркой. Константин каялся, просил прощения – все напрасно. Соседи не раз видели его во дворе пьяным, он сидел, обхватив голову руками, и рыдал.

Тамара обзавелась материальной поддержкой в виде алиментов и прошла точку невозврата, когда последние обломки доброты и нежности утонули в прошлом вместе с мужем Константином. Остались лишь злость и ненависть к мужскому полу. В скором времени она встретила вполне подходящего напарника для ведения семейного бизнеса – менеджера по продажам автомобилей по имени Дмитрий Зацепилов. У них сначала появился один ребенок, затем – второй. Итого – три ребенка, статус многодетной семьи и некоторые социальные преимущества. В их числе – земельный участок от муниципальных властей в качестве подарка за вклад в увеличение показателей по рождаемости.

Впрочем, иногда соседи фиксируют толчки семейных потрясений в квартире Зацепиловых. Тамара порой выбегает из дома ночью в накинутой наспех одежде, на ее теле можно иногда увидеть синяки и ссадины. Некоторая горечь семейной жизни отражается и на детях, особенно это касается дочки от первого брака. Она все время проводит во дворе, он стал для нее истинным домом, где у нее есть друзья и детское счастье...

Собственно, Тамару Зацепилову и встретил Вася Август именно в тот момент, когда она отвешивала дочке очередную порцию «ласковых» слов.

- Тетя Тамара, из фуры вино льется. Берите все, во что можно налить, и идите к перекрестку! Там из наших дядя Володя, он всех зовет.

- Вася, не кричи так сильно. А то как на пожаре.

Она подняла с лавки свои сто килограммов веса и двинулась в указанном направлении. Вася проводил ее взглядом, затем перевел взор на большую березу посреди двора, которая росла аккурат между двумя мощными лавками, где так любили скрываться от жаркого летнего солнца хозяева и гости двора. 

Вася присел в тенек и стал молча наблюдать за тем, как бурно стали развиваться события во дворе. Бывший поп и мультимама одновременно нырнули в свои подъезды, чтобы выскочить тут же – кто с чайником, кто с кастрюлей. Затем стали выбегать во двор другие жители, держа в руках различные емкости, а также посуду.

Винная лихорадка охватила весь двор в считанные минуты. Люди бегали взад-вперед, наполняя всевозможные бутылки и канистры, банки и целлофановые пакеты. В этом торжестве бесплатного угощения участвовали и молодые люди, и пенсионеры, и трезвенники, и язвенники. А рулил всем процессом вчерашний отец Антоний, в котором снова проснулись лидерские качества. Он лично стоял у заветной дырки, откуда вино струилось лучше всего. Его глаза светились от счастья, он чувствовал себя Христом, одаривающим паству вином в Кане Иудейской.

- Братья и сестры, всем хватит. Ибо не оскудеет рука Господня, – отец Антоний поднимал глаза к небесам и бормотал слова ведомой только ему молитвы.  – Да будет вино это во очищение душевных и телесных грехов наших, во примирение наше и благословение!

Это было настоящее чудо. Люди бесплатно получали напиток богов, благодарили высшие силы.

И воцарился рай на маленьком кусочке планеты Земля.


Глава 3

Пора бы утопить навсегда утопии про общество всеобщего благоденствия. Не бывать этому. Потому что человеческая порода всегда рождает из себя какого-нибудь урода, который все портит.

Однако бывают случаи, когда общество, скользнувшее по рельсам утопии, состоит сплошь из неприглядных особей. Их внешний облик вызывает аллергию у приличных людей, внутреннее наполнение – и вовсе рвоту. Они ужасны, что не мешает им создавать семьи, плодить детей, то есть кому-либо почему-то чем-нибудь нравиться.

А что, если идея построения общего счастья оказывается в руках моральных извращенцев? Они могут прекрасно ладить, создавая комфортные условия друг для друга, наслаждаться искривленным позвоночником частного благолепия. Впрочем, кто сказал, что их солнце косит в сторону переносицы обоими глазами? Все нормально, со стороны никто не заметит.

Примерно об этом размышлял, стоя у окна своей однокомнатной квартиры на втором этаже, латентный гомосексуалист Роман Романович Пидриксон. Всю свою жизнь он занимается тем, что каждое утро надевает на себя маску героя, любимчика женского пола. Потом ходит в ней, лицо потеет, на нежной коже иногда появляются прыщи, а в душе – раздражение. Целую жизнь Роман Романович играет не свою роль, старательно скрывает свое тайное влечение к мужчинам.

Он – художник и скульптор, был участником одного шабаша творческих работников, после которого в городском парке Солнечногорска остались навсегда обнаженные фигуры красавиц неолита с непотребными формами и огромными задницами. Говорят, во время пятидневного фестиваля было выпито столько, что воображаемое и реальность переплелись так тесно, что граница между звездным небом над головой и моральным законом внутри проходила прямо вдоль аккуратных тропинок, что на их пересечении в наследие от креативного подсознательного остались причудливые формы барышень в неглиже, запечатленные в камне в самые занимательные моменты их земной жизни.

Известняковые изваяния, разбросанные тут и там в парке, заставляют мам и бабушек гулять с малыми детьми аккуратно, тщательно разрабатывать маршрут, дабы ненароком не наткнуться на чью-то толстую задницу, изображенную целиком или фрагментарно. Роман Пидриксон приложил свою руку ко многим скульптурным фигурам, его ощущение прекрасного находится где-то близко к той грани, у которой искусство и порнографию отделить уже практически невозможно.

Роман Романович обладает острым внутренним зрением. Он всегда стремится видеть в самых обычных вещах проявление неукротимой силы искусства. Ему видятся образы в облаках на небе, в сосульках на крышах, в шелесте листьев, в громе и молнии. Будучи ранимой натурой, сторонится обычных людей, избегает пустых разговоров на рутинные темы.

До Пидриксона не сразу дошло, что происходит на улице в этот июньский день. Глядел он стеклянными глазами в окно и не замечал суматоху во дворе. Его слегка затуманенный разум находился под воздействием вчерашнего коньяка, бурных цветных снов и утреннего шампанского.

Но что все-таки там происходит? Роман Романович постепенно выходил из утренней неги, чтобы начать замечать легкие колыхания среды в этом бренном мире. Двор он не любил так же, как и его обитателей. На всех смотрел с высоты парящей в облаках его драгоценной души.

Что-то изменилось сегодня в колесе повседневного существования. Во дворе все было не так. Пидриксон впервые увидел наполненные счастьем лица угрюмых обычно соседей. Они громко разговаривали, обнимались. И что это красное у них в пластиковых бутылках? Почему все такие пьяные? Может, свадьба?

Ни невесты, ни жениха не видать. Роман Романович открыл одну створку окна и крикнул:

- Эй, народ, что за праздник сегодня?

На Пидриксона никто не обращал внимание. Вот быдло невоспитанное! Скульптор решил спуститься во двор. Выходя из дома, он едва не сбил с ног летящую, как на крыльях, соседку с третьего этажа госпожу Коровину, у которой все всегда падает из рук на кухне и грохается о пол, отдаваясь громким стуком в квартире Романа Романовича. 

- Куда мчится Ваш «Сапсан», Мимоза Федоровна? Будьте осторожны и не уроните себя в подъезде.

- Если Вы сейчас намекаете на вчера, то это была не я, а сын. Он купил гантели и теперь будет заниматься с ними.

- Что, на кухне? Чем же я заслужил такое счастье? Пусть он бросает их в зале, на голову отцу Антонию. Как говорится, Бог терпел и ему велел.

- Роман Романович, это было неудачное стечение обстоятельств. Мы помним о Вас и стараемся ходить дома на цыпочках, чтобы не сбить с гениальной мысли.

- Мимоза Федоровна, что происходит? Мне чудится запах вина вокруг.

- Наш дом получил благословение свыше. Прямо сейчас он окропляется фурой вина. Берите посуду и бегите к перекрестку. По-моему, это красное полусладкое.

- Грешно смеяться над творческими людьми. Какая фура, какое вино?

- Будете стоять на ручном тормозе, не доедете до своего поворота. Роман Романович, берите банки, бутылки и шуруйте туда, куда я Вам указала. А то останетесь, как и вся отечественная культура, без необходимой подпитки.

- Мимоза Федоровна, верю Вам вопреки всем прогнозам. Разрешите попробовать?

Госпожа Коровина плеснула в протянутую ладонь вина из полного чайника. Пидриксон приложился к руке губами, потом закинул голову вверх. На его лице застыло блаженное изумление.

- Всякое бывало, но чтобы пить вино из чайника?! Пожалуй, побегу.

Роман Романович проявил весьма свою проворность и мигом метнулся к себе домой. Он взял три двухлитровые пластиковые бутылки, которые словно ждали своего часа за холодильником, и деловой походкой направился к перекрестку.

Первое, что увидел Пидриксон, – это фура, лежащая на боку. Картина, представшая перед его глазами, вызвала ассоциации с Апокалипсисом, концом времен. Среди обычного течения жизни и пробки на пересечении Ленинградского и Пятницкого шоссе разворачивалась вселенская драма.

- Это вино нам всем – в назидание. Мы забыли, кто мы есть, как правильно строить свою жизнь. Нам надо опомниться, остановиться, чтобы задуматься над тем, для чего мы рождены в этом мире. Для любви! Так давайте, братья и сестры, любить и уважать друг друга!

Отец Антоний уже не сдерживал себя. Его проповедь сейчас, когда он был без сана и паствы, звучала гораздо пронзительней, чем в храме. Слова вырывались из глубины души, поражая сердца соседей и заглянувших во двор зевак.

- Мы каждый день встречаемся в нашем дворе, проходим мимо, приветствуя друг друга безразлично, бросая на ходу слова, лишенные всякого интереса. Живем, как амебы, бездушно сталкиваясь, чтобы разойтись в разные стороны. Мы индифферентны и к счастью, и к горю других. Считаем лучшим выходом закрыть глаза и не замечать происходящее вокруг. Наш двор – это микромир, люди приходят и уходят. Мы ощущаем друг друга только тогда, когда делаем что-то не так, когда шумим и не даем спать, когда заливаем соседей, когда ставим свои авто не на свое место… Пока мы соблюдаем границы, мы незаметны для других. И это считается нормой.

Отец Антоний поднес к губам невесть откуда появившийся в руках наполненный бокал вина, осушил его до дна и поднял вверх.

- Само Провидение выбрало этот солнечный июньский день для нашего назидания. Господь призывает нас вырваться из пределов, которые мы устанавливаем сами, и обратить взоры на самих себя, на нашу жизнь. Сегодня у нас – праздник Просветления, призываю разорвать все узы, ограничивающие наши свободу и счастье. Предлагаю устроить пир нашего единения и взаимодействия. Давайте соберемся во дворе и просто поговорим, обсудим все насущные вопросы, поможем решить общие проблемы! Мы – одна коммуна, счастье одного человека напрямую зависит от благополучия другого! 

Роман Пидриксон поморщился. Володьку Поуха он видел в разных ипостасях. И в школе, и в церкви, и в городской администрации на банкете по случаю инаугурации главы. И с бабами всякими, прости Господи. Как же умеет Вова любить то, что сам придумал! Глядя на его одухотворенное лицо – с кадилом ли, с крестом, с бокалом в руке, – хочется верить этому человеку. Но слова его сквозят лукавством.

- Будет не пир даже, – продолжал разглагольствовать овеянный винными парами отец Антоний. – Назовем мероприятие учредительным собранием. Власть имущим до нас никакого дела нету. Закон мы нарушать не собираемся. И ничто не мешает нам установить свою власть, основанную на принципах уважения к личности и солидарности.

- Владимир Павлович, снова власти захотел, божий ты наш одуванчик? – громко возвестил о своем прибытии Пидриксон. – Знаем мы души твоей прекрасные порывы. Налей-ка лучше мне вина, чтоб достичь ступени, равной для общения с тобой.   

- Гляньте, кто проснулся! – откликнулся отец Антоний и мигом сбросил с себя шкуру благодушья. – Роман Романович, который тайно мечтает о романе с каким-нибудь Романом. Мы рады приветствовать тебя в нашем избранном кругу, дорогой ты наш человек – невероятный, неповторимый и с непокорною душою!

- Ах, оставь весь свой пафос для заблудших чад Церкви Христовой! Нам – идейным птицам Просвещения – претит весь этот ладан православной пропаганды. И если ты уже пытаешься узурпировать власть над умами религиозными, то не посягай на сияние чистого разума, свободного от дурмана поповской околесицы.

Отец Антоний наполнил бокал и подал его Пидриксону с такими словами:

- Роман, прими вино сие и назови имя героя, которому поклоняешься ты. Мы сделаем его символом нашего преображения, ибо жизнь всего дома переменилась внезапно, как в сказке. Мы можем быть ближе и дружнее. Пусть хотя бы на один день в нашем дворе воцарятся понимание и согласие!

Роман Романович, которого за глаза во дворе иногда именовали Розовым из-за штор на кухне, выпил вино и причмокнул. Напиток окропил благодатную почву и затронул тонкие струны творческой души. Голубые глаза скульптора сначала устремились ввысь к облакам, потом они закрылись, чтобы снова открыться и сверкнуть небесным светом. Он обвел взглядом всех собравшихся – их было порядка десяти человек – и собрался с мыслями для достойного ответа отцу Антонию.

- Мне нравится образ, возникший в человеческой истории задолго до Христа, – начал он. – Это герой, восставший против богов и обрекший себя на вечные муки. Иногда мне кажется, что в его подвиге отражается, как в зеркале, судьба любого человека. Я говорю о Прометее, который подарил людям огонь и спас от холодной и голодной смерти. В его руках были счастье быть титаном и полубогом, надежда и вовсе войти в сонм богов Олимпа. Прометей – прямая противоположность Иисусу: он совершил поступок ради спасения человечества и понес страшное наказание. Прикованный к скале, Прометей терпел ужасные муки, потому что орел – бич божий – клевал его печень, когда она каждый раз вырастала снова. Христос претерпел мучительную и унизительную смерть, чтобы затем воссесть с Богом-отцом на престоле. Он получил вечное блаженство, положенное ему по статусу, а греческий герой – тысячелетнюю боль, торжество божественной несправедливости. И вполне возможно, что Прометей до сих пор бы извивался от боли на скале, если бы не другой герой с человеческим лицом – Геракл, который убил орла и убедил Зевса унять гнев. 

- Прометея трудно сравнивать с Христом, – заметил отец Антоний. – Слишком разные судьбы и миссии. Иисус подарил нам огонь веры, возможность быть ближе к Богу. А Прометей восстал против богов, его смелое сердце воспротивилось их воле.

- Прометей подарил людям не призрачную веру, как Христос, а оказал ощутимую помощь. Без огня несчастные люди были обречены на смерть. Вот ты, Володя, знаешь православную кухню изнутри. Скажи, много ли в церкви веры осталось, горит ли огонь, которым можно делиться с братьями и сестрами?

Отец Антоний нахмурил свои густые брови и подготовился к ответу.

- Вера без дел мертва есть, сказал Иисус. Другой вопрос, как человек понимает веру и доказывает ее делами. Многие любят тыкать церковь в дерьмо за прошлые деяния. Мол, инквизиция, бесконечные преследования инакомыслящих… Могу ответить за себя. Когда имеешь духовную власть, попадаешь в тиски неописуемого искушения. Кажется, что Господь наделил тебя исключительными полномочиями. И ты рискуешь попасть во власть умопомрачительной страсти. Я зову ее прелесть. Она действует постепенно и незаметно, подкрадываясь к тайникам твоей души. И ты уже не ощущаешь граней этого мира, ты становишься выше всего – приличия, закона, веры. Роман, отвечая на твой вопрос, скажу лишь, что ты – к моему ужасу – теряешь связь с Христом. Ты смотришь на братьев или сестер и уже не можешь простить им их простую веру, точное следование канону и церковному порядку. Будучи священником, я попал именно в лапы прелести. Мучил и насиловал обычных верующих, цеплялся к ним по мелочам. Потому что во мне произошла трансформация веры в уродливое и больное влечение ко Христу. Я не мог простить всем этим людям, что они могут быть ближе к Иисусу. Что Он открывается безумным, назойливым бабкам, которые действуют на мозги. Они надоедают бесконечными вопросами и просьбами. Лезут в душу, заглядывают в глаза. И ты чувствуешь их … даже не веру, а стремление во что бы то ни стало ухватиться за шанс быть с Христом, служить ему до конца дней. Ты понимаешь, что они лучше тебя, с ними Бог…

Отец Антоний спустился с небольшой стремянки, которую поставил для того, чтобы было удобнее набирать вино и раздавать его людям. Он взял в руки 3-литровый металлический бидон, с которым за молоком ходила его мать еще в советское время. Он медленно побрел в направлении двора, чтобы укрыться от посторонних глаз на скамейке под деревом.


Глава 4

На одной из скамеек-близнецов сидел мужчина послесреднего возраста. Его синий костюм был изрядно помят. Затертый от бесконечных стирок пожелтевший ворот голубой рубашки выпирал из-под пиджака. Черные туфли покрыты пылью.

Лицо человека было хорошо знакомо обитателям двора. Его голубые глаза выдавали натуру живую, зачесанные назад волосы открывали высокий лоб. Аккуратно подстриженные усы, покрывшиеся приятной сединой, удивительно шли этому человеку, а выдающиеся скулы свидетельствовали о твердости характера и принципиальности.   

Отец Антоний сразу заметил своего старого приятеля, с которым его так часто сталкивала жизнь и общественная деятельность. Это был Виктор Георгиевич Лядский, борец за правду и справедливость, бывший депутат и государственный служащий. Всю свою жизнь он посвятил противостоянию всему тому, что, на его взгляд, ущемляло интересы простых граждан и его собственные. Он занимал должность заместителя главы города по вопросам противодействия коррупции до тех пор, пока не достал всех, и его не выгнали на пенсию в 60 лет.

- Вова, привет, – встрепенулся он при виде отца Антония. – Представляешь, гады собираются отнять у нас городской пляж, сделать его платным.

- Это кто?

- Да новая администрация города, наемники из Ярославля, которые свалились на нашу голову. Под видом обустройства берега озера Сенеж они хотят за счет бюджетных средств создать платную инфраструктуру на иностранный манер – бассейн, спортивную площадку, кафе, прокат лодок и лежаков. Я же думаю, что не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна.

- Что ж, получается, мы не сможем гулять вдоль озера, как прежде, и наслаждаться вечерними закатами?

- Ко мне в руки попал план обустройства дикого пляжа. Я чуть с дуба не рухнул! Вот, успел сфотографировать, потом разместил на своих страничках в соцсетях. Призываю всех не допустить захвата территории, которая по праву принадлежит жителям нашего города. К нам из Москвы приезжают отдыхающие, из Подмосковья. Готовлю петицию против этого безобразия.

- Виктор Георгиевич, неугомонное ты сердце, совесть гражданская. Не желаешь ли вина испить, унять немного огонь в твоей протестующей душе?

- Тебе бы только пить, Владимир Павлович. Поражаюсь, как легко нынче властям все сходит с рук. Творят произвол на глазах жителей. Что хотят, то и делают с народным добром. Везде круговая порука, пожаловаться некуда. А какой сегодня праздник, почему угощаешь, божий ты наш человек?

- А на нашем перекрестке фура с вином перевернулась. Ни милиции, ни полиции, ни хозяев товара… Говорят, водителя в скорую увезли. Вот мы и пользуемся моментом неописуемой радости. Упиваемся вином, словно библейские жители Вавилона или Ниневии.

С этими словами отец Антоний налил Лядскому пластиковый стакан вина, и они выпили синхронно до самого дня, причмокнули от удовольствия и продолжили разговор.

- Вот ты, Виктор Георгиевич, удивляешься открытой беспринципности властей, отсутствием всякого стыда. Окажись на их месте, ты бы поступал иначе? Сомневаюсь, прости за откровенность.

- Трудно судить, каков был бы я на их месте. Считаю, многое от воспитания зависит. Смотрю я порой на нашего Ваську Августа, и страх перед будущим возникает. Помнишь нас, наш двор? Мы не были ангелами, конечно, но существовал какой-то сдерживающий фактор. Не могли мы выходить за рамки. Сейчас же другое поколение. Молодежь ни во что не верит и считает это своей настоящей религией. Не важно как, но надо раздобыть бабки. Деньги решают все. Чтобы достать рубли презренные они не остановятся ни перед чем. Вот уж действительно, родителей готовы продать или убить.

- Не так уж все плохо, не преувеличивай. Я вижу другую опасность. Границы этого мира размываются. Молодежь все больше хочет бежать от существующей реальности. Они видят фильмы, где супергерои строят свои миры, они играют в компьютерные игры, где жизнь человеческая измеряется в ничтожных очках и баллах. Они перестают ценить не только окружающих, но и самих себя. Отсюда возникает безразличие ко всему происходящему, поэтому нынешнему поколению правителей так легко все сходит с рук.

- Получается, все идет к тому, что истинным мерилом земного счастья станет сумма денег на личном счете. Купил себе домик за забором и нет тебе никакого дела, что происходит вокруг. Лишь бы тебя это не касалось. И плевать, кто у власти, что творится в городе. Пусть будет хоть империя с царем на троне, хоть демократия с президентом-гомосексуалистом. Володя, и нет ничего, что помешает этому. Даже Русская Православная церковь, прости Господи, вляпалась в мирское дерьмо по самые уши.

- Каждый человек предоставлен сам себе. И вроде бы столько возможностей имеет кричать о помощи или поддержке. Интернет – под рукой, телефонная связь - в кармане! Но случись беда, никакой смартфон или ноутбук не спасет. Эти все устройства встали между людьми, они заменяют личное общение. Зачем приходить друг к другу в гости, навещать родителей, если можно всего лишь набрать нужное сочетание клавиш? Видимая близость отдаляет, мы не замечаем реальности, даже избегаем ее.

Отец Антоний наклонил бидончик и налил вина себе и своему собеседнику. Лядский взял стакан в руки и начал тост.

- Хочу выпить за наше счастье, которое осталось в прошлом. Мы ругались и дрались, потому что не были безразличны друг другу. Отстаивали свою правоту до хрипоты в голосе. Сейчас обществом правит госпожа Толерантность, а по сути – сука Безразличие. И против этой твари нужно бороться всем миром. Почему бы нам не объединиться хотя бы на территории нашего двора, чтобы дать ей бой? Мы давно знакомы и можем постоять за наши интересы. Многие из нас – не самые лучшие из людей. Но что мешает нам построить небольшой мирок, в котором для каждого найдется кусочек понимания и заботы, помощи и поддержки?

- Поддерживаю тебя, Виктор Георгиевич. Предлагаю собрать людей и объявить им о нашей инициативе, - похлопал в ладоши отец Антоний.


Глава 5

Ему показалось уже, что его время ушло. Что нет пространства для героизма, на который он считал себя способным. Однако он продолжал свято верить в свою звезду. Он понимал также, что судьба бывает непредсказуемой настолько, что изгибает жизнь человека, молнией разит несчастное двуногое.

И вот он сидит в дорожной пыли, где сходятся Ленинградское и Пятницкое шоссе, досадует о том, что так и не получил шанс совершить подвиг. Подмосковный Солнечногорск – отличное место, чтобы плюнуть на себя и спиться. Здесь достаточно комфортно, потому что много вокруг людей, которые уже не хотят ни к чему стремиться.

Их философия кажется самой разумной на свете. Нужно найти свое дупло. Оборудовать его удобным диваном, привлечь птичку какой-нибудь красы, заделать ребенка, дабы люди вокруг признали тебя успешным. Что еще? Ну, все, вроде бы. Что будет сверх того только добавит индивидууму жизненного и общественного веса.

Роман Романович Пидриксон выпил около литра вина и продолжил прокручивать свою жизнь. Вспоминал, о чем мечтал, и прикидывал, чего достиг. В нем сидела монументальная уверенность в том, что он способен на большие дела. Такие огромные дела, которые сделают его великим человеком и прославят на весь мир. Однако годы сначала шли, потом стали бежать, дни рождения случались все чаще и чаще.

И вот теперь, когда круженье лет становилось все более интенсивным, Пидриксона стали одолевать смутные сомнения насчет собственного авторитета в глазах вечности. Его звезда, так и не сверкнув по-настоящему, рисковала погаснуть окончательно. В глубине души зарождалась паника, порой приходили в голову мрачные мысли о бесполезности существования и даже о самоубийстве…

- Рома, привет! Что здесь происходит? – раздался вопрос за спиной.

Пидриксон встрепенулся и обернулся. Из окна белого спортивного «Ауди» ему улыбался Женя Челпоков, мужчина среднего возраста в самом расцвете сил.

- Привет, сосед! Сегодня небесная канцелярия выписала жителям нашего дома премию в виде фуры с вином. Бери все емкости и наполняй, пока есть халява.

Что за сладкое слово – халява! Оно определяет весь смысл существования Челпокова, его внутреннюю сущность. Трудно сказать, когда именно Челпоков понял, что ему все должны. В принципе, это могло впитаться еще с молоком матери, которая, в свою очередь, впитала молоко своей матери.

Как-то все странно в семье Евгения Челпокова. Его бабушка – Августина Геннадьевна Паль – значительную часть своей жизни посвятила тому, что собирала милостыню в основном у входа в городской парк. Еще она кружила в поисках людской сердобольности по городу Солнечногорску, появляясь в самых необычных местах. Брала с собой внучка Женю, садила с собой иногда, пока тот не пошел в школу.

Жизнь за счет подачек странно воздействует на самовосприятие. Августина Геннадьевна была строгой бабушкой, не давала единственному внуку ни копейки даже на мороженое. С ранних лет приучала его жить за счет других, а свои деньги тратить только на себя. Желательно тихо, чтобы никто не видел.

Ее дочь Ирина Валерьевна ненавидела мать и ее образ жизни настолько, что все детство и отрочество мечтала только об одном – покинуть родной дом и завести свою семью. Она даже взяла фамилию отца, которого совсем не помнила, потому что он бросил Августину Геннадьевну, когда Ирочке было всего три годика. Настало время выбирать фамилию на паспорт, появился на свет новый гражданин – Сыса Ирина Валерьевна. Однако жизнь не смогла подарить ей мужа, оставив лишь Женьку на память от пылкой и недолгой любви с Павлом Челпоковым, попавшимся на краже и пропавшим за горизонтом, где небо – в клетку.

Ирина Валерьевна пыталась работать, но не могла закрепиться на одном месте подолгу. Жили они тогда втроем с Августиной Геннадьевной и сынишкой. Бабушка вполне могла стать кормилицей семьи. Злые языки поговаривали, что у нее накопился на сберкнижке чуть ли не миллион советских рублей, что она может купить весь Солнечногорск.

Правда это или нет, не знали даже родные. Бабушка старательно скрывала свои сбережения, жила в основном на скромную зарплату дочери, которая воспитывала еще и маленького Женьку. Потом рухнул СССР, сгорели все деньги на сберкнижке. Августина Геннадьевна Паль обошла всевозможные инстанции, чтобы вернуть утраченное. Она жаловалась на проблемы со здоровьем, на голод, на свою тяжелую жизнь. В городе ее все знали, ее бордовый платок вызывал отвращение. Августина Геннадьевна искала правды в Москве, но все тщетно. Она свихнулась и упала тяжким бременем на и без того дефицитный бюджет семьи Паль-Сыса-Челпоков.

Умопомрачение сопровождалось странными отклонениями. Августина Геннадьевна выходила на Ленинградское шоссе и бросалась на проезжающие автомобили. Также караулила она транспортные средства у светофора, чтобы бить их палкой по капотам, бамперам, дверям. Она несколько раз находилась на лечении в психиатрической больнице, но даже там была настолько невыносимой, что ее предпочитали возвращать обратно на попечение родственников.

Маленький Женя наблюдал за истериками и безумными выходками бабушки все свое детство. Он видел бесконечное отчаяние в глазах мамы, все трое терпели жуткую нужду, когда в доме не оставалось ни крошки хлеба. Жизненные обстоятельства заставили Ирину Валерьевну Сысу пойти по стопам матери и по миру с протянутой рукой. Она целыми днями сидела на паперти у Никольского храма, моля Бога только об одном – о смерти потерявшей разум старухи.

Она приносила деньги домой и прятала их, как ей казалось, в укромное место. Затем Ирина Валерьевна стала замечать, что вожделенные бумажки куда-то исчезают. Поначалу она подозревала сынишку, ему больно доставалось за то, чего он не делал. Но однажды соседи рассказали Ирине, что видели, как ее мать рвет деньги на мелкие кусочки и бросает их с небольшого железного моста в канал неподалеку от дома.

Жизнь Августины Геннадьевны Паль оборвалась внезапно – под колесами одного из первых скоростных поездов, которые следовали по маршруту Москва – Санкт-Петербург. Российские железные дороги выплатили приличную компенсацию и похоронили безумную старуху, установив на могиле мраморный обелиск за счет компании. На похоронах присутствовали только Ирина Валерьевна, Женька и одетый во все черное представитель РЖД.

Соседи по двору относились к семье, где рос Женя Челпоков, с едва скрываемой брезгливостью. Не советовали своим детям водиться с Женей, не разрешали приводить его в гости. Однажды в школу приехал тренер из Москвы и предложил Женьке посвятить себя гребле на байдарках и каноэ. Мама не раздумывала ни секунды и отправила своего сына в Крылатское в спортивный интернат с проживанием, питанием и прочим государственным обеспечением.

Евгений Челпоков демонстрировал неплохие результаты, принимал участие в чемпионате страны среди юниоров. Получил высокое звание кандидата в мастера спорта. Все складывалось хорошо до тех пор, пока товарищи по команде не стали подозревать его в воровстве. Худшие опасения подтвердились, и Челпокова с позором выгнали из спортивной школы олимпийского резерва.

В итоге Евгений не получил ни образования, ни профессии. Он вынес из профессионального спорта только чувство обиды на команду. В родном Солнечногорске он получил ставку тренера и право быть инструктором в тренажерном зале. Трудно сказать, были ли у него настоящие друзья, потому что ему было несвойственно быть искренним. А это основа всех нормальных человеческих отношений.

Евгений Челпоков старался использовать каждого исключительно в своих целях. Просто брал и ничего не давал взамен. Первый и скорый брак не сложился, потому что его быстренько раскусили жена и ее родственники. Сказали, чтобы шел вон и никаких алиментов за новорожденного сына не надо. Евгений пооколачивал порог у особняка жены, потом махнул на все рукой.

Он сделал второго ребенка милой узбечке и нещадно бросил ее. Затем сошелся с 16-летней школьницей, которая запала на его тачку – белую семерку «Ауди». Родители девочки подали заявление в милицию на Челпокова за взрослую связь с несовершеннолетней. На фоне этих разборок не стало матери. Ирина Валерьевна умерла с протянутой рукой у ресторана «Макдональдс», унеся с собой в могилу тайну, где хранились ее сбережения. Не просто копейки, а миллионы, по словам всезнающих соседей.

Саша – так зовут юную подругу Челпокова – так и не закончила школу и сразу пошла работать. Ее простая и открытая душа стали самым настоящим сюрпризом для Евгения. Мало-помалу его злость на мир, на остальных людей стала утихать.


Глава 6

Нельзя сказать, что Пидриксон и Челпоков любили друг друга. Челпоков – попрошайка в третьем поколении. Скользкий, как уж. Он ничего не делал просто так, всегда имел свою выгоду. Челпоков был тунеядцем и приспособленцем, каких свет не видывал. Пидриксон знал его с детства, знал Августину Геннадьевну, понимал, в каком перевернутом мире живет Челпоков.

- Откуда у тебя деньги на такую машину, Женя? – спросил Пидриксон.

- Я взял битую очень дешево. У знакомых есть автосервис, там ее и привел в божеский вид. Хочу продать, но пока мою цену никто не поддерживает.

- Подружка у тебя хорошенькая, такое ощущение, что совсем не битая. Сколько ей лет?

- Семнадцать исполнилось. Волейболистка бывшая.

- Не боишься, что снова станешь отцом?

- Нет, она уже вполне самостоятельная, умеет постоять за себя.

- А ты как же? Вечно воскресный папа? – ухмыльнулся Пидриксон.

- Почему? Нет! Готов растить ребенка. Будем все вместе жить у меня. Саша – сама еще ребенок, ее воспитывать тоже надо. Мне пока все нравится.

Челпоков поставил машину во дворе и вернулся к перевернутой фуре с 5-литровой бутылкой от питьевой воды. Наполнив ее, он набрал полный пластиковый стаканчик вина и неспешно осушил его.

- А винишко-то заигрывает! Я прав, Роман Романович?

- По мне, так уже обнимает и целует. Чудо какое-то творится!

- И люди радостные вокруг. Смотрю, Симпликевичи уже плясать готовы…

- Ах, не трогайте Симпликевичей! – отозвался Денис Леопольдович Симпликевич. – Не поминайте всуе нашу простую фамилию. У нас с Марусей все замечтательно. Живем душа в душу, чего и вам желаем.

Маруся… Ах, кто же не знает эту милейшую бойкую женщину, переживающую вторую молодость и за все, что происходит вокруг. Дело всей ее жизни – страхование. В зоне ее личной ответственности – самое дорогое, что есть у человека: жизнь, здоровье, имущество свое, а также родных и близких.

В детстве она хлебнула горя. Родители пили безбожно, так что Маруся появилась на свет уже в коматозном состоянии. Алкоголизм унес маму и папу, когда ей было всего три годика. Воспитанием несчастной девочки занялась бабушка.

Маруся жила в маленькой комнатушке, спала на казенной койке с металлической сеткой. Ее любимой игрушкой была тяпа – так называла она кусок пожелтевшей белой пеленки, в обнимку с которой она каждый раз засыпала. Денег не хватало, питались с бабушкой крупой и картошечкой.

Советское общество с его заботой о каждом помогло Марусе стать человеком и даже выбиться в люди. Однажды активная комсомолка Марина Слабоспицкая приехала из Новосибирска в Москву на Международный фестиваль молодежи и студентов. Там она познакомилась с прекрасным принцем из солнечной Молдавии, который поматросил и бросил ее с ребенком, когда ей стукнуло всего 20 лет.

Очаровательная блондинка с лучезарной улыбкой и голубоглазым мальчуганом осталась одна перед лицом полной изменений и приключений жизни, обрушившейся на головы новоиспеченных россиян в 90-е годы прошлого века. Маруся не успела получить бесплатное высшее образование. Горком комсомола, где она трудилась, остался в прошлом. Она ухаживала в двухкомнатной хрущевке за ребенком и больной бабушкой, перебиваясь случайными заработками.

Добрая и отзывчивая по натуре, порой слишком доверчивая Марина Слабоспицкая продолжала искать своего мужчину, но его все не было. Ее мастерство в постели впечатляло многих, однако этого не хватало для начала серьезных отношений. Возможно, именно доступность и открытость, а также сомнительная слава в Новосибирске делали невозможным брак в родном городе.

Маруся выбрала себе занятие по душе – неблагодарную работу страхового агента. Настойчивость и упорство помогли достичь успеха на этом поприще и выбраться из нищеты. Бабушка умерла, и Марина сумела отбить двухкомнатную квартиру от всех родственников, всплывших невесть откуда.

Отдыхать у Маруси не получалось. Времени на отпуск не было вовсе. Всю душу вкладывала в сына и работу. Она вырвалась с коллегами на неделю во Вьетнам, где встретила, наконец, свое счастье – Дениса Симпликевича. Он не был мужчиной ее мечты, но казался краше обезьяны. Адвокат из Подмосковья, разменявший полтинник, – чем не вариант для теряющей прелесть женщины?

Именно уходящие с годами красота и привлекательность стали сводить с ума Марусю Симпликевич. Это стало каким-то наваждением. Она все еще мечтала о настоящем мужчине, о рыцаре. Пышноволосый брюнет из Италии по имени Мариано тоже был тогда в Муйне. Вместе они провели романтическую ночь на берегу Южно-Китайского моря. Это было божественно.

Однако на следующий день красавец уехал обратно на Апеннины, оставив Марусе лишь адрес электронной почты. На фоне легкой грусти и подцепил принцессу знаток человеческих душ Денис Симпликевич. Он был грузным и неряшливым, его лицо имело лишь два выражения – виноватое и наглое.

Но годы… Понимаете… Годы берут свое…

Маруся отрешенно наблюдала за нелепым ухаживанием подмосковного адвоката, которое так резало зрение и слух после импульсивного и галантного итальянца. Симпликевич напоминал пыхтящий самовар. Его кривые ножки лишь подчеркивали отсутствие истинно мужских качеств. Ей вспоминался советский мультфильм про Дюймовочку, когда она прощалась с солнышком, будучи обреченной на темную подземную жизнь с расчетливым кротом.

Денис Леопольдович лишился волос в ходе бесконечных юридических войн. Даже рассказывая о своей работе, адвокат нещадно потел. По его словам, он мог потерять за одно заседание до 3 кг веса. Нервы, стресс, угрозы – все это сопровождает профессию юриста. Его стали беспокоить повышенное давление, утомляемость, бессонница. Симпликевичу снились процессы и судьи, психоделический абсурд Фемиды. Он говорил, кричал во сне, вскакивал посреди ночи мокрый, чтобы пройти на кухню и выпить успокоительного.

Марина Слабоспицкая не могла больше ждать. Ей надо было устроить свою жизнь, предохранить себя от любых причуд судьбы-злодейки. Она слишком хорошо знала, что может быть хуже. Ей была нужна страховка на все оставшиеся годы. И этой страховкой стал брачный договор с Симпликевичем.

- Марина Ивановна, согласны ли Вы стать моей женой? – Симпликевич с виноватым видом протянул изящное кольцо со сверкающим изумрудом.

Вся жизнь пронеслась перед ее глазами. Ни разу еще Маруся не была замужем. И не так она себе все представляла.

- Согласна… – выдавила она из себя признание с каменным выражением на лице.

В тот самый момент настоящей Маруси и не стало. Жизнерадостной и легкой, компанейской и шустрой, смешной и счастливой. Ее словно подменили. Точнее, она сама переключила свою жизнь на черно-белый режим.

И эти бегущие годы… Она сдерживала их прессинг, оставаясь молодой и милой. Но теперь, когда прошла точку невозврата, уже не было сил казаться прелестной. Через год после тихой свадьбы с Симпликевичем она взглянула на себя в зеркало.

- Боже мой, кто это?

Маруся провела ладонями по щекам, широко раскрыла глаза… Желтизна на лице, на белках глаз… Это старость своими костлявыми и кривыми пальцами подобралась к горлу, сухими ногтями нарисовала мрачный узор из морщин. Марина Ивановна Симпликевич вздрогнула, когда в дверь ванной комнаты постучал муж.

- Мариш, ты там надолго?

Казалось, он ходил за ней по пятам, следил за тем, чтобы у него не украли такое сокровище. Его внимание и забота порой выводили Марусю из себя. За многие годы жизни она научилась терпению, понимать и принимать точку зрения других людей. Со временем она становилась все лояльнее и мудрее. Так это называется, наверное. По сути же, постепенно теряла себя, превращаясь в обмотанную проволокой электрическую катушку. Она накапливала напряжение все больше и больше.

Перебравшись в Подмосковье к мужу, Маруся была неприятно удивлена качеством местных жителей. Открытая до непосредственности, она будто уткнулась в глухую стену. Соседи не здоровались, игнорировали все ее знаки внимания.  «Кто это?» – слышала она за спиной. «У Симпликевича живет, из Сибири откуда-то».

- Денисочка, познакомь меня с соседями, пожалуйста! Чувствую себя как-то неудобно, – обратилась она к мужу.

- Да забей ты на них! Я с ними тоже не здороваюсь. Козлы одни здесь живут.

- Совсем нет приличных людей?

- Только наглые и хитрожопые. Тьфу на них! Лучше пойдем прогуляемся к озеру, – сказал Симпликевич, запирая дверь квартиры.

- Тьфу на тебя, жиропупый! – отозвался голос старухи Карась с площадки на четвертом этаже. – Твоя новая пассия? Где ты их находишь, урод?

- Как хорошо Вы слышите все то, что Вас не касается, Татьяна Леонидовна…

- Откудо чудо? – не унималась стебаться соседка сверху. – Дай хоть рассмотреть, кто нынче возлегает на кровати покойной Мирады Арефьевны.

- Тетя Таня, не поминайте имя моей матушки всуе, дабы не помянула она Вас на том свете крепким словом. Небось, уже слышите звук последней трубы?

- Дениска, лучше не зли меня понапрасну, каракал тебя подери!

- Татьяна Павловна, Вы застрахованы? – вдруг спросила Маруся.

- Леонидовна я… Застрахуй лучше вторую и меньшую часть этого слова у своего мужичонки, пока и в этом необходимость не отпала, – продолжила язвить госпожа Карась. – А то тычет им куда попало, и все без толку. Ни детей, ни внуков. Коптит небо без видимой на то причины.

- А квартира Ваша застрахована? – в Марусе проснулся инстинкт хищника-агента.

- Тебе какое дело?

- Вы не боитесь пожаров, затоплений, взрывов бытового газа? Послушать, Вас ничего не страшит. А если фура с Ленинградки на скорости влетит в дом и разнесет его на куски?

- Ой, не смешите мои подковы! – Татьяна Леонидовна заперла входную дверь на ключ и стала спускаться вниз по лестнице.

На выходе из подъезда она увидела не поддающееся разумному объяснению движение во дворе. Услышала рваный хохот Симпликевича.

- Прямо у нашего дома перевернулась фура с вином, – Денис Леопольдович уже держал стакан красного напитка в руке. – За Ваши подковы, Татьяна Леонидовна!


Глава 7

День 16 июня: +23, ветра нет, переменная облачность без осадков, влажность – 42%, давление – 759 мм. Обычный подмосковный летний денек.

А во дворе дома на улице Синей градус температуры превышает все допустимые нормы. Отец Антоний, Лядский и Пидриксон образовали магический треугольник, из которого доносились вопиющие слова, полные недовольства российской реальностью.
 
- Зажралась власть, плевать ей на общество! И ни один кляп не заставит меня молчать.

После третьего стаканчика старину Лядского было уже не остановить.

- Налицо революционная ситуация в стране. По Ленину, для наступления общественного взрыва обычно бывает недостаточно, чтобы низы не хотели, а требуется еще, чтобы верхи не могли жить по-старому. Сейчас мы видим, как разные группировки среди правящей элиты уже не могут договориться по-хорошему. А мы с вами точно не хотим жить по-старому, когда нас эти подонки водят за нос.

- Да о какой революции Вы толкуете, Виктор Георгиевич? – аж приподнялся со скамьи отец Антоний. – Все мечтаете поймать на гребне волны русский бунт? Времена изменились, Ленин невозможен сегодня. Хотя личность неоднозначная, мог бы до сих пор приносить в государственную казну денежки. Где-то читал, что содержание этого дьявола во плоти обходится в 17 миллионов рублей в год. Так сделайте вход в мавзолей платный! По 300 рублей, например. Тысяча посетителей – 300 000 рублей в день. Женя, у тебя есть калькулятор под рукой? Сколько будет, если 300 тысяч умножить на 365 дней?

Челпоков достал смартфон и вывел конечную сумму – 109 500 000 рублей.

- Во как, больше ста миллионов! Уж чему научился в церкви, так это считать. Никакая икона или святые мощи рядом с Владимиром Ильичом не стоят, прости Господи.

- Вашему предводителю дай волю, он и Ленина в ранг святого возведет. И будет не мавзолей, а часовня – самый доходный церковный пятачок в мире, – затараторил Роман Пидриксон. – Вот уж действительно, жадность служителей Христовых не знает пределов. Путин с патриархом спелись, соревнуются в наглости, лишают соотечественников жизни и надежды.  И общество наше гниет, как рыба на берегу. Народ молча вкушает тухлую пропаганду советского образца.

- Рома, ты говоришь правильные вещи порой. Может, и выход подскажешь? – Лядский положил голову на кулак и поднял брови.

- Георгич, есть у меня идеи. Они не новые. Их еще в 19 веке выражали Прудон и Бакунин, идеологи анархо-синдикализма. Суть этого учения состоит в том, что не надо бороться с существующей властью – демократической, тоталитарной или богом данной. Лично я не признаю никакую власть. Не верю всяким там узурпаторам типа Путина или Трампа. Считаю их равно непотребными. Следует строить счастье собственными руками. Создавать на основе общественных объединений такие организации, которые будут действительно отстаивать интересы людей – например, рабочие союзы.

- Господин Пидриксон, требую пояснений, – загорелись глаза Лядского.

- Так, открываем «Википедию». Читаем. «Анархо-синдикалисты считают, что рабочие союзы должны действовать на основе принципа принятия решений всем коллективом, через общие собрания на местах. Они отвергают разделение людей по половому, возрастному, этнонациональному признаку, равно как и любые другие виды сегрегации и дискриминации.

Анархо-синдикализм отвергает все формы партнерства с бизнесом и государством: коллективные трудовые договоры, участие в судах, в выборах в органы государственной власти, соблюдение принципов государственного законодательства в ходе забастовок. Предполагается, что трудящиеся во время забастовочного движения должны развить в себе навыки самоорганизации, презрение к государственным законам и носителям принципа авторитета. Вместо колдоговоров предполагались временные боевые соглашения, согласно которым рабочие вновь приступают к труду после того, как их требования выполнены руководством предприятия, и не берут на себя никаких обязательств перед начальством».

- В принципе, всем этим занимаются профсоюзные организации. Просто со временем их функции размываются…

- Виктор Георгиевич, погодите перебивать. Сами же требовали разъяснений. «Цели анархо-синдикалистов: свободное объединение людей в коммуны и их федерации вплоть до всемирного уровня; организация труда посредством создания ассоциаций производителей; ликвидация частной собственности и государства – капитализма и иерархии, принуждения, будь то экономического, или внеэкономического; свободное развитие каждой личности во всех ее проявлениях. Рабочие-анархисты организуются в рабочие союзы и общества рабочего сопротивления – межпрофессиональные или по отдельным профессиям, а также территориальные объединения. В таких организациях не должно быть каких-либо вождей, а также «освобожденных», оплачиваемых функционеров».

- Товарищ Пидриксон, остановитесь на миг. Вика Педия какая-то… Что-то с терминологией не то. Рабочие, рабочие… Вы еще крестьян вспомните. Все, общество изменилось. Есть оберегаемые персоны, наблюдающие за происходящим в стране из окна персонального автомобиля или самолета. Есть целая армия охранников разного рода – налоговая, полиция, следственные и надзорные органы. Наконец, существуем мы, кто кормит всю эту государственную махину, готовую стереть нас в порошок при малейшей попытке видимого сопротивления. Это в России так, в других странах – иначе. Но суть примерно та же.

- Есть категория людей, которые создают общественные блага. Их можно назвать рабочими муравьями. Пользуются результатами их труда – умственного или физического – рулевые у власти, а также все те, кто их обслуживает. Причем власть эта узурпирована, она нелегитимна. Власть рождает паразитов. Их умы заняты в основном мыслями, как урвать побольше, чтоб хватило на несколько поколений вперед, и обезопасить добытое добро от посягательств рабочих. Механизм подавления протестного мнения основан на индивидуализации ответственности за малейшие действия, направленные против власти. Грубо говоря, силовые структуры, прокуратура, суд сосредоточены на выполнении одной главной задачи – не позволить обществу стать единым целым, уничтожить всякие очаги инакомыслия, лишить их лидеров и наказать каждого, кто осмелится думать о необходимости преобразований.

- Роман, согласен с тобой концептуально, – разговор этот нравился Лядскому все больше и больше. – Вопрос состоит в том, как сломать машину, понять, кто из новых апологетов протеста является таковым на самом деле, а не выполняет государственный заказ. Есть Навальный какой-нибудь. Но кто скажет с уверенностью, что он педалирует процесс сопротивления режиму ради благих целей. Может, он просто контролирует протестные силы, являясь на самом деле агентом специальных служб?

- Капля камень точит, Виктор Георгиевич. Надо идти снизу вверх. Создавать вполне лояльные государственной власти и законному порядку организации, которые будут грамотно отстаивать интересы рабочих муравьев – индивидуальных предпринимателей, матерей, пенсионеров, выпускников вузов… Собственников жилья, наконец. Что мешает нам собраться всем двором и создать анархо-синдикалистскую общину в виде добрососедского союза? Вот прямо сейчас, в момент удивительного единения благодаря фуре с вином, подброшенной нам самой судьбой?

Лядский поправил волосы на голове, в душе начался фейерверк эмоций. «Этот Пидриксон ведь толковые вещи говорит, – подумал он. – Можно попробовать. Время и силы у меня есть».


Глава 8

Если кому-то подумалось вдруг, что происходящее во дворе дома и вокруг остается без внимания властей, тот глубоко заблуждается. Государство не может позволить себе какой-либо произвол в отношении себя. В нашем случае порядок обеспечивает и гарантирует бессовестный и бесшабашный участковый Евгений Олегович Сероштанов.
Его резиденция находится в опорном пункте милиции на первом этаже. Время от времени оттуда доносятся ужасные крики, похожие на рычание тасманийского дьявола. Иногда жителям кажется, что Сероштанов со своими коллегами в погонах пытает преступников, выдавливает из них признание вины. 

Всегда внимательная и небезразличная Марина Симпликевич однажды поинтересовалась у мужа:

- Денис Леопольдович, может, сообщить, куда следует, что тут у них творится.

- А что такое?

- Проходила мимо железной двери, слышала стоны и звуки ударов, они там издеваются над задержанными, бьют их дубинками, наверное. Я своими ушами слышала, кто-то вопил: "Как же мне плохо, неужели никто не может мне помочь?!"

- Маруся, у тебя слишком богатое воображение.

- Милый, они могут забить человека до смерти. Сколько таких случаев по всей стране! Да, они имеют порой дело с уголовниками, опасными для общества. А если это невинные люди, по ошибке попавшие под подозрение?! Или просто пьяные, чьи-то мужья, как ты у меня...

- Успокойся, любимая. Это Сероштанов с Басистым бухают или похмеляются. Обычное дело.

- Кто такой Басистый?

- Алкаш из соседней квартиры на первом этаже. Он весит где-то полтора центнера, нигде не работает, живет на пенсию своей бабушки.

- Это они орут, что ли?

- Ну, да... Один мент - бывший, другой - действующий. Только в одном этом и разница.

Действительно, Басистый и Сероштанов однажды нашли друг друга. Это была любовь с первого взгляда. Когда в опорном пункте милиции отключили за неуплату горячую и холодную воду, Сероштанов обратился за помощью к соседям. Одновременно хотелось попить и сходить по малой нужде. Позвонил в квартиру, на металлической двери которой висела табличка с надписью "Большой начальник".

- Заходите, открыто! - прогремел голос изнутри.

- Ого! - невольно сорвалось с уст Сероштанова.

К вящему изумлению милиционера, обитатель жилого помещения оказался гораздо крупнее, чем это можно было себе представить. В правой руке он держал бутылку "Майкопской", в левой - полторашку "Охоты крепкой". Свисавшее пузо почти полностью прикрывало семейные трусы ярко зеленого цвета, на которых красовались многочисленные изображения мороженого-эскимо.
 
- Алексей Тимофеевич Басистый. Прошу любить и ценить. И добро пожаловать в наш дом!

- Что басистый слышу. Евгений Олегович Сероштанов, разрешите представиться.

- Что сероштанов вижу. Сам был таким. Пока не поперли из органов за правду.

- За какую правду?

- Точнее, за истину.

- Какую еще истину?

- Которая в вине, - взорвался Басистый громким хохотом.

- Смешно, аж обоссаться можно...

- Туалет справа по коридору.

- Спасибо!

Сероштанов вышел из туалета, поправил ремень и вошел на кухню. Басистый ждал с блаженно-заискивающей улыбкой, как у блудников на картинах Иеронима Босха. На столе, покрытом ромашковой клеенкой,стояли две рюмки и две кружки.

- Давай, Евгений Олегович, выпьем за наше с тобой драгоценное здоровье. Ибо без нас этот мир существовать не может.

- Почему ты так решил?

- А кто докажет, что этот мир вообще существует? Может, все происходящее вокруг - лишь плод нашего воображения? Мы-то существуем? Согласен, утверждение спорное. Но я по мировоззрению - субъективный идеалист, да и тост уж больно хороший!

Сероштанов сел на табуретку, сглотнул слюну и вцепился в кружку с пивом. После двух жадных глотков вытер пену рукавом и закатил глаза. Ему стало так хорошо, что он непроизвольно сунул руку в карман за пачкой сигарет.

- Курить здесь разрешается! - воскликнул Басистый и с довольной харей поднял рюмку.

- За министерство внутренних дел! - с жаром произнес Сероштанов и откинулся на табуретке так, что чуть не рухнул на пол.

- Третий тост - за женщин! - встал Басистый со своего места. Сероштанов последовал его примеру. Оба опрокинули по рюмке и уселись, чтобы замолкнуть на целых 5 минут.

Тема противоположного пола их волновала очень. Потому что оба считали несчастными свои браки. Басистый - прошлый брак, Сероштанов - действующий.

- Как зовут твою супругу? - спросил Алексей Тимофеевич.

- Анна - ее имя.

- И что не так?

- Требует от меня больше, чем могу дать.

- В смысле?

- На совесть вынуждает наступать, использовать, так сказать, служебное положение.

- У нас в стране все используют служебное положение, даже уборщицы в женской консультации.

- А меня совесть гложет, Тимофеич. Понимаешь?

- Как не понимать, сам был в такой же ситуации.

- И что ты делал?

- Что-что... давали - брал!

Басистый налил себе полный стакан водки и выпил его одним махом. Ткнул вилкой в селедку под горчичным соусом, рыба сорвалась и упала на пол.

- Ненасытная была, сука. Всю жизнь мне перекосоебила. Все мало было...

- Ты где работал?

- В отделе миграции. Меня чебуреки баем величали. Они же и подставили.

- С этими мудаками осторожно надо, их говнистую натуру я хорошо знаю.

Басистый и Сероштанов обсуждали множество тем и всегда находили общий язык. Двери в квартиру и опорный пункт не закрывались даже ночью. Дело дошло до того, что посетители, не найдя на месте участкового милиционера, заходили к Басистому, чтобы получить нужную консультацию. Зачастую Алексей Тимофеевич оставался вместо Евгения Олеговича, чтобы отвечать на многочисленные звонки и осуществлять прием различного рода жалобщиков и граждан, вызванных в милицию по повесткам.

Басистый умел лихо разруливать самые сложные житейские проблемы, которые касались всяких там драк, потопов, собак и кошек. Он держал руку на пульсе всех событий в районе. Сероштанов бесконечно решал домашние вопросы, возил детей в школу, на тренировки и дополнительные занятия. Они встречались по вечерам и гудели до полуночи, обмениваясь полученной за день информацией. Вместе раскручивали граждан из Средней Азии на бабки, разыгрывая роли доброго и злого полицейских. Приносили домой бесчисленные подарки от всех тех, кто не умел или не хотел жить честно.

Однажды Басистый припарковал свой черный "Патриот" во дворе. Едва вышел из машины, как его поджала сзади белая "Дэу Нексия". Алексей Тимофеевич подошел к двери водителя, окошко было открыто.

- Вы меня подперли, я буду выезжать через 5 минут.

Из окошка показалась нерусская физиономия.

- Я уеду щичас.

- Хорошо, схожу домой, возьму, что надо. Потом поеду по делам. Надеюсь, тебя уже здесь не будет...

- Да-да, понял...

Ровно через 5 минут Басистый с сумкой в руках вернулся к своей машине, однако "Нексия" не просто стояла на прежнем месте, но и водитель куда-то испарился. Алексей Тимофеевич засек время на часах. Он реально сильно торопился, чтобы забрать дочку из бассейна.

Прошло еще 5 минут, чебурека все не было. Басистый обошел корейский автомобиль узбекского производства три раза, заглянул сквозь стекло внутрь салона.

Прошло 10 минут, Басистый попробовал сдвинуть чужое авто в сторону и освободить выезд для своего "Патриота". Он обхватил обеими руками передний бампер и чуть не оторвал его. Потом он стал толкать "Нексию" вбок, слегка раскачивая.

- Эй, что ты дэлаэшь, билят накуй!? - раздалось за спиной.

- Тебя жду, гнида черножопая!   

- Что такое говоришь, ты знаешь, кто я?

- Таракан ты вонючий!

Выходец из Средней Азии приблизился к Басистому на опасное расстояние и уставился на него глупым взглядом. Алексей Тимофеевич, богатырь русский, ткнул лбом ему в лицо, после чего из носа фонтаном хлынула кровь. Узбек упал на асфальт и начал истошно орать.

- Тихо ты...

Басистый попробовал помочь ему подняться на ноги. Но тот отмахивался и руками, и ногами.

- Ты мнэ нос сламал. Я падам заявление в милицию. Врэд здаровью...

- Возиться с тобой мне сейчас некогда. Убирай машину и потом жалуйся, кому хочешь.

Нерусский, прикрывая лицо окровавленной тряпкой, сел за руль, развернул авто и уехал. Басистый осмотрелся вокруг, убедился, что никто не видел инцидент, и тоже покинул двор.

Через три часа ему позвонил Сероштанов.

- Поздравляю, Тимофеич, ты нанес телесные повреждения средней степени тяжести самому говнистому чебуреку Солнечногорского района. 

- Да пошел он нах, козел этот!

- После инцидента он поехал в больницу, там установили, что ты сломал ему нос. Слава Богу, этот баран приехал ко мне и накатал маляву на тебя. Уголовка грозит, если не уладим по-мирному.

- Цена вопроса?

- Пять штук на лекарства, я поговорю с ним.

- Спасибо, брат, с меня причитается.

Так и жили они, поддерживая друг друга, словно родные. И были счастливы, как никто на этом свете. И в день 16 июня они влились на волне несвежего дыхания, как всегда. Сероштанов приехал на служебном "бобике", вышел из машины, хлопнул дверью, но она отпружинила назад и осталась распахнутой.

Едва вставил ключ в замок участкового пункта, из соседней двери показалась взъерошенная голова Басистого.

- Евгений Олегович, у нас что осталось?

- Алексей Тимофеевич, заходи, вместе и проверим.

В кабинете милиционера царил бардак после вчерашнего кипиша. Открыли холодильник, а там - о, счастье! Полторашка "Охоты крепкой" романтично добрососедствовала с непочатыми "Пятью озерами".

- Наливай, Тимофеич! Я пока что один звонок сделаю по работе...

Басистый налил две рюмки водки и два стакана пива. Потом подошел к окну и стал наблюдать любопытную картину. Прямо перед окном лежала вверх колесами фура, вокруг нее соседи водили странный хоровод со стеклянными банками и пластиковыми бутылками. Рулил процессом отец Антоний, наполнявший все эти емкости жидкостью темно-красного цвета. Алексей Тимофеевич не поверил своим глазам.

- Слушай, Жека, по ходу допился я до белочки... Подойди и посмотри, что здесь творится.

- Что там еще? Тут начальник мозг выносит по телефону, задолбал уже...

Сероштанов начал было стягивать с себя ненавистный галстук, но затем остановился, глядя в окно с изумлением.

- Леха, это они что, вино наливают?

- ХЗ, что именно, но точно наливают.

- Давай по одной рюмке хлопнем и вперед - разбираться!

Законный и незаконный представители власти вышли из подъезда, обошли дом и обомлели. Без их ведома и разрешения народ набирал во все, во что можно, вино, вытекавшее из перевернутой фуры.

- СТОП! - заорал Сероштанов. - Кто вам позволил?! Прекратить сейчас же!

- Да пошел ты нах, Леша! - отозвалась Мимоза Коровина, продолжая наливать в металлический бидон густое, как бычья кровь, красное вино.

По правде сказать, мало кто во дворе уважал алкоголиков, засевших в участковом пункте милиции. К ним относились, как к простым соседям, и никто не боялся. Поэтому, когда наступил винный коммунизм, к их попытке навести порядок отнеслись поверхностно.

- СТОП! Все отошли от фуры! - завопил Сероштанов, поправляя на шее помятый милицейский галстук. - Кто разрешил использовать чужое вино?!


Глава 9

Однако на его слова никто не обращал внимания. Более того, соседи уже достаточно попробовали вина и перешли в то состояние, когда хочется немного расслабиться. Благо, во дворе дома были столы и скамейки, а также целая детская площадка с каруселью, на которой можно было выбрать подходящую лошадку или верблюда.

За одним из столов в тени огромного каштана восседали отец Антоний и Роман Пидриксон, рассуждая о вечном противостоянии женского и мужского полов. Лядский покинул компанию и расположился неподалеку на солнышке, направляя в адрес Поуха и Пидриксона красноречивые комментарии.

- Господа, должен признаться, что нашему дому повезло, когда появилась Маруся, - заявил Виктор Георгиевич. - Единственный приличный человек среди нас-подлецов.

- Ой, не верю в ее чистосердечность, - откликнулся отец Антоний. - Это типичный страховой агент. Ее задача - быть хорошей для всех. Тогда клиенты будут доверять.

- Вы видели ее рот? - затянулся сигаретой Роман Пидриксон. - Маленькие и узкие губы, собранные в небольшой пучок. Не особо верю в связь между внешностью и сущностью человека, но данное сочетание указывает на что-то среднее между злобливостью, скупостью и хитростью. Пожалуй, соглашусь с Володей. Она имеет свой интерес быть здесь.

- Я имел в своей жизни женщину, у которой рот был от уха до уха, а губы - мягкие и пышные. Не могу признать ее открытой и щедрой. И доброй тоже. И вообще, я делю женщин на две категории - эффектные и неэффектные. Маруся Симпликевич согласно моей классификации очень даже ничего, - причмокнул Лядский.

- Слышал, что она росла без родителей у бабушки, денег едва хватало на еду. Детство накладывает существенный отпечаток на личность, определяет интересы и род занятий, - подчеркнул отец Антоний.

- Твоя жизнь - яркое тому подтверждение, Володя. Ты дорвался до власти и зажрался, перестал считаться с друзьями. А Ленин что сказал? Делиться надо! Что же ты не слушал дорогих соседей? Плевал ты на нас! Теперь сидишь в дерьме и рассуждаешь о том, что Маруся такая-рассякая. На себя посмотри, на свои губы и рот, поп в жопе.

Лядский всегда отличался неистовостью, когда у него в руках была дубина критики. Он знал всю изнанку бывшего священника, каким презренным тот был в детстве.

- Вова, ты просто завидуешь Симпликевичу, - добавил он. - Ты так глубоко погружался в души человеческие, что на поверхности осталось лишь отвращение к братьям и сестрам. Вот, Пидриксон тоже не любит женщин, не доверяет им. Но у него эта ненависть совсем иного рода.

- Побед Победович, напился уже? - отозвался Роман Романович. - Я не оставляю надежду встретить принцессу на белом коне. Она будет чистой как фата невесты, станет для меня богиней. И коль мы знаем друг друга не один десяток лет, попрошу с уважением относиться к совместному прошлому. Мне душно в нашем дворе. Кругом - одни подлецы и пройдохи. Наверное, в других дворах творится то же самое. Поэтому моя Беатриче не может прийти сюда, она витает в иных мирах.

Лядский поморщился.

- Противно смотреть на тебя, Рома! Тебе скоро полтинник стукнет, а ты никак не успокоишься, волочишься за короткими юбчонками.

- Георгич, что так разбушевался? - перевернул вверх дном очередной стаканчик вина Владимир Поух. - На меня бочку катишь, на Рому. У самого ни детей, ни плетей. Где твоя любимая женщина? В могилу свел, собака. Замучилась она терпеть твои колючки, как у морского ежа, ушла в мир иной. Как совесть, не болит?

В глазах Лядского блеснула слеза. Видно, сильно задели слова о его покойной супруге. Пидриксон подошел к нему и приобнял за плечи.

- Так, прекращаем давить на больные мозоли друг другу! - продекларировал Роман Романович. - Я предлагаю объявить в нашем дворе винное перемирие. Завершая пронзительный разговор о женщинах, вынужден признать, что женщины рвут наши души. То радуют безмерно, то огорчают и погружают нас на дно морское.

- О чем у нас тут базар идет, мужики? - прогремел хорошо знакомый всем жителям дома голос. - Все бабы - суки! И только попробуйте мне доказать обратное. Даже Лелька моя - уж насколько добрая женщина! - порой бывает невыносимой, что хочется в глаз дать.
      
   




Про Седого, его красную копейку, руль и квартиру "Сектор газа", откуда доносились музыка и вопли

Потом - трагедия, суицид и инфаркт. 




Мы заглядывали в будущее, рассказывая о Васе Августе. Расскажем и о наших милиционерах прежде, чем воткнем их в повесть о фуре с вином. 

   


 




Место:
Дом № 128 на улице Синей представляет собой 4-этажное кирпичное здание, в котором насчитывается 60 квартир. 5 подъездов по 12 квартир (3 – на каждом этаже). Сверху он выглядит как буква «Г», цвет – светло-розовый. Во дворе есть детская площадка, здесь летом пахнет свежим морсом из шиповника, а также сиренью.

Время:
Это случилось 16 июня. День обычный, церковь славит имя святого мученика Дионисия Византийского, который был усечен мечом за твердое и смелое исповедание веры Христовой в Византии во времена гонений на христиан императора Аврелиана.

Действующие лица:
1. Вася Август (10 лет). Маленький, но уже подонок. Любит стучать на одноклассников. Вообще, любит стучать, греметь и мешать остальным. У него есть волосы на голове, конечно. Светло-русые. Глаза серые, остановятся на пару секунд, потом бегают из стороны в сторону. 1 этаж.
2. Отец Антоний (в миру – Поух Владимир Павлович, 42 года). Сосед Пидриксона по площадке. 2 этаж.
3. Это орет на свою 5-летнюю дочь с привычным надрывом Тамара Анатольевна Зацепилова – толстенная мамаша тридцати лет, у которой уже трое детей. Они целыми днями бегают по двору. Сама Зацепилова сидит на лавке у подъезда и точит лясы с соседями, обсуждая весь спектр проблем современного мира. 4 этаж.
4. Ее мама – Нонна Арсеньевна Тюкавкина (49 лет) – сидит рядом и помогает дочери осуществлять надзорные и воспитательные функции по отношению к внучатам. Нонна Арсеньевна не проработала в этой жизни ни одного дня, потому что всю молодость рожала и поднимала на ноги детей, успевая при этом бесконечно расходиться и сходиться с мужчинами. 3 этаж. Слышит, как бегают по голове внуки.
5. В скором времени Тамара встретила вполне подходящего напарника для ведения семейного бизнеса – менеджера по продажам автомобилей по имени Дмитрий Зацепилов (30 лет). У них сначала появился один ребенок, затем – второй. Итого – три ребенка, статус многодетной семьи и некоторые социальные преимущества. В их числе – земельный участок от муниципальных властей в качестве подарка за вклад в увеличение показателей по рождаемости.
6. Примерно об этом размышлял, стоя у окна своей однокомнатной квартиры на втором этаже, латентный гомосексуалист Роман Романович Пидриксон (47 лет). Всю свою жизнь он занимается тем, что каждое утро надевает на себя маску героя, любимчика женского пола. Потом ходит в ней, лицо потеет, на нежной коже иногда появляются прыщи, а в душе – раздражение. Целую жизнь Роман Романович играет не свою роль, старательно скрывает свое едва осязаемое влечение к мужчинам. Он – художник и скульптор, участник одного шабаша творческих работников, после которого в городском парке Солнечногорска остались навсегда обнаженные фигуры красавиц неолита с непотребными формами и огромными задницами. 2 этаж.
7. Соседка Пидриксона с третьего этажа госпожа Коровина Мимоза Федоровна (40 лет), у которой все всегда падает из рук на кухне и грохается о пол, отдаваясь громким стуком в квартире Романа Романовича.   
8. Отец Антоний сразу заметил своего старого приятеля, с которым его так часто сталкивала жизнь и общественная деятельность. Это был Виктор Георгиевич Лядский (62 года), борец за правду и справедливость, бывший депутат и государственный служащий. Всю свою жизнь он посвятил противостоянию всему тому, что, на его взгляд, ущемляло интересы простых граждан и его собственные. Он занимал должность заместителя главы города по вопросам противодействия коррупции до тех пор, пока не достал всех и его не выгнали на пенсию в 60 лет. 3 этаж, живет прямо на верхнем кончике буквы «Г».
9. Евгений Челпоков (44 года) старался использовать каждого исключительно в своих целях. Просто брал и ничего не давал взамен. Первый и скорый брак не сложился, потому что его быстренько раскусили жена и ее родственники. Сказали, чтобы шел вон и никаких алиментов за новорожденного сына не надо. Евгений пооколачивал пороги у особняка жены, потом махнул на все рукой. Он сделал второго ребенка милой узбечке и нещадно бросил ее. Затем сошелся с 16-летней школьницей, которая запала на его тачку – белую семерку «Ауди». Родители девочки подали заявление в милицию на Челпокова за взрослую связь с несовершеннолетней.
10. Саша (17 лет) – так зовут юную подругу Челпокова – так и не закончила школу и сразу пошла работать. Ее простая и открытая душа стали самым настоящим сюрпризом для Евгения. Мало-помалу его злость на мир, на остальных людей стала утихать. Сашина любовь служила красным грузинским вином, действовала мягко и незаметно, наполняя жизнь Челпокова новыми ощущениями.
11. Денис Леопольдович Симпликевич (52 года). 3 этаж.
12. Марина Ивановна Симпликевич (50 лет). 3 этаж.
13. Карась Татьяна Леонидовна (69 лет). 4 этаж.
14. Евгений Олегович Сероштанов (39 лет), 1 этаж. Бессовестный и бесшабашный участковый.
15. Алексей Тимофеевич Басистый (42 года), 1 этаж. Беспробудный пьяница, живущий всю жизнь со своей бабушкой - тетей Наташей.


(Продолжение следует)


Рецензии