Существенный недостаток

                Любочка никак не могла решиться. Всё размышляла, как ей поступить? Причём неправильно было бы думать, что Андрей Модестович был ей совсем уж противен, совсем не интересен, и она лишь искала повод для отказа. Нет, конечно. Ни в коем случае он не был ей совсем уж противен, и она Андрея Модестовича даже в каком-то смысле любила. Можно и так сказать. По-своему, конечно. Пусть и не так, как любит сегодня большинство. И Любочка своей подружке Дашеньке из колбасного объясняла эту странность примерно следующим образом:
                — Люблю, но по-другому. Глубже, что ли. Больше рассудком, по-взрослому, как булгаковская Маргарита…
                Короче, вся эта, не такая, как у всех, «глубокая» любовь, выливалась для Андрея Модестовича лишь в одно: Любочка его всё время «динамила» и просила подождать пока она определится. И что ей нужно время, чтоб разобраться в самой себе и в собственных чувствах…
                Впрочем, если до конца придерживаться суровой правды жизни, то, следует признаться, что про «глубже», про «рассудок» и про «разобраться в самой себе» Любочка говорила не одному Андрею Модестовичу. Были и другие: и пожилой интеллигентный дантист Лев Яковлевич, например, проживающий со своим взрослым и нигде не работающим бездельником-сыном Вадиком, и Ростислав Уэздэнович — соло-пианист с Мариинки, в качестве наказания за прогулы, временно переведённый администрацией театра в группу скрипачей-беспредельщиков из запасного состава. Были, конечно, и другие. И тоже с какими-то своими «косяками» и разного рода вредными привычками: с детьми от прошлых браков, с детьми от настоящих или с алкоголизмом второй степени. И перечисленное выше, в совокупности, не давало Любоньке возможности определиться…
                Причём в отношении Андрея Модестовича всё это работало по-другому. Как бы наоборот. Ведь у него даже близко не было взрослых и испорченных детей от разного рода браков, причем не было и по медицинским показаниям в том числе, и кроме того он был абсолютно равнодушен к алкоголю. Но у него всё же имелся один весьма существенный и ярко выраженный недостаток: он не был пианистом оркестра Мариинского театра и не был пожилым и интеллигентным дантистом…