8. Позабудь все печали

Серафима не могла заснуть, и ей стало спокойнее, когда в поместье остались снова вдвоём с дедушкой, который искренне жалел, что поддерживал смутные слухи, а чаще игнорировал, не разъясняя сути, и тем самым укоренял своё хорошее положение.

Девушка закрыла лицо руками, жадно вдыхая ночной воздух, который окутывал её в саду, пока она пряталась в беседке.

— Сударыня, — проговорил голос со стороны калитки, Серафима увидела Разгуляева, что, положив руки на забор, подбородком упёрся в них, всматриваясь в девицу. – Желаете веселье до самого утра без шанса на любое уныние?

Серафима смотрела на него, а затем молча встала и направилась к калитке.

— Не обращайте внимания на Ивана, он ещё молод, поспешен в некоторых вещах и умозаключениях, — проговорил ей, когда девица прошла мимо него.

— Вы давно знакомы с ними?

— Около полугода, с нами произошла забавная история на Крещенские морозы, драка вышла грандиозная.

— Вы вообще никогда не скучаете, как могу заметить.

— Некогда, — улыбнулся Разгуляев.

Двое дошли до табора, где ярко горели костры, Разгуляева встречали как родного, обнимая и целуя, надели его позабытую фуражку. Девушку тоже приняли горячо, сразу же вручив чарку вина, которую тут же заставили и выпить. Серафима ничему не сопротивлялась, полностью поглощенная атмосферой истинной свободы, как ей обещали. Никогда в жизни ничего подобного она себе не позволяла, и позволив, не испытала смущения.

— Счастливая у тебя жизнь, золотая моя, — водила трубкой по линиям судьбы на ладони цыганка, обговаривая что ждёт Серафиму, — муж любящий и богатый, любить будет до последнего вздоха только тебя одну! Жарко, страстно будет любить!

Серафима отняла руку, испугавшись пророчества.

— Не надо замужества, — прошептала она, — не хочу…

— Вот забавная, — засмеялась весело цыганка, — куда ты денешься, родная моя! – цыганка взмахнула руками в небо, музыка усилилась, Серафима внезапно оказалась в танце, кружась с яркими девушками, которые босыми ногами отплясывали и золотые браслеты на их лодыжках сверкали в такт пламени.

Серафима была пьяна, когда небо с землёй кружились, а она парила где-то в воздухе, вдыхая аромат сырой травы и улавливая полоску рассвета на горизонте.

— Я умираю… — прошептала Серафима, ладошкой коснувшись груди, где билось сердце, не её.

— В самых лучших условиях, — улыбнулся Разгуляев, неся на руках пьянющую девицу, он даже не мог предположить, что она столько выпьет. – Не переживайте, ваше воскрешение пройдёт безболезненно, я об этом позабочусь, раз сам на такое подбил.

— А стоит ли?

— Ну что же вы так, конечно стоит, вся жизнь впереди.

— Не хочу такую жизнь…

— Засыпайте, не думайте ни о чём.

Серафима противоречить не стала, сомкнув сонные веки.

Проснулась девушка, когда ярко светило солнце. Поторопившись встать, в голову ударило резкой болью.

— Тише, что ж вы так себя не бережёте, — звучал мягкий голос Анны Степановны, что подала полный бокал воды.

— Какой позор… — прошептала Серафима, как можно скорее осушая бокал.

— Вы прибыли под самый рассвет, вас Савелий Андреевич на руках принёс. Барышня, что ж вы так?

Серафима попросила ещё воды, Анна Степановна налила водицы из кувшина.

— Хотя, что ж это я, позора не было, только веселье, — улыбнулась Серафима, а затем рассмеялась, вспомнив своё ужасное положение, разве могла она переживать о какой-то пьянке в таборе? Не всё ли равно с тем что уже уготовано… Будь что будет…