Всем мемуарам мемуар

Июль.
Остатки утренней свежести.
Жар, еще добрый, но доброта его - ненадолго.
Стрекозы и шмели гудят, звенят, дико интересуются, кто это там, внутри домика? Дверь лаборатории распахнута - в слепящее солнце, в сплошные стены из винограда, в буйно растущее черт-те что, и ирисы, и золотые шары, и клематисы, и гортензии… За изгородью - не то лес, не то парк, сосны, сирень, каштаны…

Пациентов нет. Нирвана. Сижу, в свежайшем халате, в зелененькой операционной пижамке, старых раздолбанных сандалиях, тело дышит,  разум дремлет, пальцы тюкают по клавишам антикварной пишущей машинки «Байерлен унд Ко» (времен последнего кайзера). Эта сволочь (не кайзер, а аппаратус) страдает артритом и черной меланхолией, отчего, сука, печатает, когда хочет, а чаще просто говорит «дзынь», а потом впадает в сон.

А мне надо печатать заключения по биопсиям. И я поэтому много и, прямо скажем, НЕПЕЧАТНО, бурчу на разных языках, ковыряясь в каретке, скобочках, рычажках…
- Ферфлюхте швайнерай, дизе дойче механише шайссе, футус думнязеу, шоб тоби повылазило, фак-перефак ю энд того доброго человека, который тебя подарил, выкинуть жалко, а толку никакого, мэдикус сум, э нон мастурбатор…

И вдруг… ( барабанная дробь)

В дверь просовывается рожа моего вечного друга и молочного брата Айзена, актера, режиссера, сценариста, и прочая, и прочая… Что мы с ним вытворяли в юности, не описать, и поэтому любое его появление - это джаз…

- Опа. Что?!
- Фельдшер, к тебе гости. Золотко, заходи!
- Ээээ, предупреждать надо, хотя…. Оооооооо…..

В дверном проеме – возникает. Силуэт, окутанный паутинкой из солнечных лучей.
«О солнечность светотканная!» - как сказал однажды Паустовский, издеваясь над декадентами, хотя, если бы он увидел ЭТО – сам бы впал в что-то такое…
Шаг внутрь, в прохладу. Вошла.

А за ней – эскортом – этот гад, кусающий губы, давящийся от беззвучного хохота – при виде моей, так сказать, физии.

Итак.

Соломенная шляпка ( мамой кылянуз!!! Широкополая, хотя и без маков, и соломка вряд ли итальянская!!!). Медово-золотые волосы, стянуты на затылке, копна до… в общем – до. Огромные, наглые, зеленые глаза, а ресницы, ааааа, просто неописуемые!!!!! Ротик вишенкой. Кожа мраморная, еще не успевшая стать приглушенно-матовой – от бессарабского солнца…

Талия осиная. Вайвайвай, Бетти Бросмер во плоти, в моем паршивом кабинете…
И – в башке – бумммм – «плавностью линий она напоминала корпус гоночной яхты» - как написал бы о ней папа Хэм, если бы а) меньше жрал разные коктейли, б) увлекался скучными журналистками, в) плюнул бы, наконец, на беспутную Марлен Дитрих.

Да, забыл, леди - маленькая – не дюймовочка, но…. Декольте умеренное, в плепорцию, юбка «солнце-клеш», чудный цвет - «ткань, впитавшая полуденное солнце», как сказал бы Бродский, если бы увидел ЭТО, и поменьше бы умничал.
Но – не могу более задирать взор в потолок, и зависать в деталях…
Между тучами и морем ( Пешков А.М.), тьфу, что несу, между чудными хрупкими ключицами, и туго затянутым поясом – ЭТО… ОНО… ОНА…. ОНИ…

Такого не бывает. До… до легкой карикатурности. Мажорный аккорд – фортисссимо.
Причем живьем, никакого пластилина. Какая, нах, Памела Андерсон… Тьфу… «Морковный кофе» - как однажды выругался В.В. Маяковский (обгадил чьи-то стихи), который, правда, судя по Лиличке, ни хера не понимал в ИСТИННОЙ прелести…

Н-даааа… «Как величаво говорит природа» - как сказал бы Лопе де Вега Карпьо, если бы выскочил из гроба, и подсмотрел бы – хоть мельком…

- Ну, ета, прошу, гости дорогие… Присаживайтеся… Айзен, не сочти за труд, скажи, чтоб девки из лаборатории принесли нам чего-нибудь… прохладительного.
- Ок. (убежал, приволок ледяной минералки, пьем, наслаждаемся свежестью и пузыриками). Да, так вот, Мариночка не просто так пришла в твою трупорезную келью, гагага… У дамы проблема. Чисто конкретная.
- Проблема? Весь внимание.

И тут началось. Читатель дорогой, шоб я сдох, чистая правда. Началось.

Дама ( как позже выяснилось, умница, ехидина, вообще – сокровище, а не только экспонат для эротических шоу ):

- Я страдаю ( и – непередаваемое быстрое колыхание плечами, за которыми следует, мама дорогая, ЦУНАМИ - чуть ниже!!!).
- (я) Оххххххх….

Айзен, сволочь, не выдерживает, и вылетает наружу, в зной, чтобы проржаться.
Включаю убитого клятвой Гиппократа, туповатого, у которого на лбу надпись «Не вреди!». Нет, все же, очень тупого…

- Ой, А отчего это Вы страдаете?

Дама – Посмотрите ВНИМАТЕЛЬНО! (вот же дрянь какая, я всячески зырю куда попало, только не на ЭТО). Тяжело! Спина болит! Опять же, разнообразные придурки! (ну да, мы – придурки,) Меня рассматривают, не как личность, а как придаток - дополнение к  потрясающим сиськам! И только! А автоаварии?!
- Чего? Какие аварии?
- Они – и менты и водители – засматриваются! И – прилетают то в столб, то в бок, то в задницу друг другу!

Тут мы - с вернувшимся Айзеном-  уже оба не смогли. И практически легли. Минут на пять.

Отдышавшись – ну, так. Выход один – пластика. Причем хирстомовцы (у нас хирурические стоматологи - по совместительству - ваяли дамам бюсты) – будут ползать на коленях – умолять не трогать такое чудо природы!

Дама: - Ой, нет. Хирургию – боюсь. Альтернатива возможна?

Я, отдышавшись, и  вернувшись домой, в организм – Только массаж!

Айзен: - Аааааа!!!! - И опять бежит наружу, пугать хохотом лесопарковую фауну.
Дама: - Нет, вы все же сволочи. Полчаса назад ваш друг - артист, хоша и не медик, предлагал мне тоже самое! И втирал, что у него космические навыки массажа – что закажете, то и будет – хотите, два размера «плюс», хотите – три  «минус».

Я, проникновенно:  – А ведь он в чем-то прав! Ну, разумеется, после его сеансов – полагаю, не более тридцати (гагага!!!) – мне придется проводить корректирующие аппликации – гель на основе аспергиллюса, сциндапсуса и дифиллоботриума – минут пять  осторожно размазывать по поверхности…

Смотрит на меня. Насквозь пронзила. Убить готова. Хотя – сама ржет. И – внимание – выносит вердикт. Айзен, иди сюда! Сядь.

- Короче, мальчики. Черт с вами. Все ясно. Идем таким путем. Проводите мне – блин, целый месяц!!! – этот, иттить-переиттить, КУРС лечебного массажа с аппликациями. Но если в результате -  мой легендарный (тяжелый вздох) бюст не уменьшится, или, не приведи Всевышний, УВЕЛИЧИТСЯ – вы ОБА обязаны будет на мне жениться. В чем обязаны выдать мне грамоту!

Мы с Айзеном – в полный голос: - ДАААААААА!!!!!

Отсмеялись, отобедали, кувшин семилетнего «Каберне», чудный суп «Зама», ягнячьи ребрышки, пастуший салат, персики, НАСТОЯЩИЙ (в то время) кофе…

А вечером – мой друг Айзен – приволок рулон ватмана.
 
ДЕСЯТИЛЕТНЕЕ вино, мед, орехи, брынза у меня были наготове, поэтому мы, откушав, быстро занялись изготовлением документа.

Или мы не светильники разума, как сказал бы У. Шекспир, если бы с нами, (и с Мариночкой) познакомился, и тоже захотел бы стать массажистом.

Итак. Формат – свиток.
 
Бумагу как бы зафоним - состарим. А-ля пергамент. Ой, надо бы с веревочкой и печатью. Не вопрос, я накануне у судмедэкспертов палочку красного сургуча сдябзил, вишь, пригодилось!

Итак. Текст – дурацкой псевдославянской вязью:

« Воздевая руки к небу, и вопрошая одобрение Атона, Маниту, Кецалькоатля и Аматэрасу, их всех вместе и поодиночке, два досточтимых, обуянных желанием принесть какое-нибудь благо окружающим, особенно дамам – эсквайра:

ЭДИГЕР – мастер резьбы ножом, и кустарь-одиночка с микроскопом,
АЙЗЕНШТЕЙН – умелец перформансов и хэппенингов,
добровольно, ненатужно, безвозмездно – решили:

- девицу МАРИНОЧКУ – подвергнуть целебным рукоположениям, встряхиваниям, поглаживаниям, сжатиям, пальцевым постукиваниям – в ТЕХ САМЫХ ДВУХ областях ея божественного существа, кои ей причиняют всяческие негоразды и дискомфорты.
- употребить на эту самоотверженную помощь – 30 календарных дней – с возможной пролонгацией, буде таковая будет востребована девицей МАРИНОЧКОЙ.
В случае неуспеха данной, не побоимся этого слова, акции, оные эсквайры ОБЯЗУЮТСЯ:
- немедля и синхронно - взять оную девицу МАРИНОЧКУ – в жены, дабы превратить ея страдания в хроническое блаженство.

Дано: Сорокового мартобря Года Птицы Рух

На хуторе КИШИНЭУ, под мудрой и милостивой властью логофетов и пыркэлабов Пресветлого Господаря Влада Владыча Третьего»

Так. Эту херню закончили. Рисовать что-нибудь на сургучной печати уже нет сил, давай, какую-нибудь надпись ней выдавим, из старых лозунгов? Давай.
Выбрали – «ВСЕ ТАМ БУДЕМ». Готово.

Отдали.

Дальше не помню.

Как, черт побери, многое - сокрылось за туманной пеленой прошлого – бурного, но иногда – прекрасного - века…