Страшный концерт 1 - фрагмент из Белой Улитки

  Концерт,  как  и  предсказывал  Адомастр,  оказался  просто  потрясающий;  «чёрно-белая»  зависть   сторожа  к  собравшимся  целиком  себя  оправдала. Выступление  всех  артистов  отличалось  исключительным  мастерством. Музыка,  танцы,  вокал,  кордебалет  - всё  было  доведено  до  полного  совершенства,  и  громкие  аплодисменты,  долго не  умолкавшие после  каждого  номера,  служили  наглядным  тому  подтверждением. Репертуар  концерта  был   также  подобран  с  большим  вкусом и   чувством  меры;  как  многие  из присутствовавших  здесь  меломанов,  я  не  мог  пожаловаться  на  отсутствие  в  программе  любимых  произведений.
  К  сожалению,  сейчас  всё  это  музыкально-симфоническое  очарование  потеряло  в  моих  глазах  прежнюю  свою  притягательность;  оно   проплывало  мимо,  не  затрагивая  моих  душевных  струн.  На  сей  раз  я  уже   не  мог  позволить  себе  раствориться  в  волнах  божественной  гармони  так  же,  как  прежде. Теперь  мои  мысли  были  заняты  другим.

  Прежде  всего,  я  никак  не  мог  поверить  в  то,  что  Геката  вернулась  ко  мне  целой  и  невредимой.  После  долгих  и  безуспешных  попыток  разыскать  её  на  балу,  после  всех  сделанных  предположений,  самое  худшее  из  которых  грозило  мне  полной  потерей  невесты,   я,  наконец,  уверился  в  том,  что  она  окончательно  стала  жертвой замыслов  коварного  Гробовщика.  Нетрудно  было  предположить,  что  этот  тёмный  человек  ради  каких-то  своих  целей   ловко   завлёк  девушку  в  хитроумную  западню,  вырваться  из  которой  будет  теперь  очень  непросто. И  поэтому,  когда  я    увидел  Гекату,  идущую,  как  ни  в  чём  не  бывало,  по  залу  навстречу  мне с  померанцевой  веткой  в  руке, то  первую  минуту не  поверил  своим  глазам.  Похоже,  что  произошло  настоящее  чудо!!!

  Моя  радость  по  поводу  нашей  встречи  не  поддаётся  описанию,  но  она  возросла  во  сто  крат,  когда  я  не  обнаружил  на  девушке  нефритового  ожерелья,  которым  соблазнял  её   хитрый  Гробовщик,  подобно  библейскому  Змею,  соблазнившему  некогда яблоком  легковерную  жену  Адама. Адское  украшение,  помеченное  проклятьем  Белой  Улитки, ещё  не  коснулось  её  божественной  груди,  хотя  радоваться,  конечно,  этому   было  рано.  Зная  Гекату,  вполне  можно  было  предположить,  что  она  просто не  сочла  нужным  надевать  колье  раньше  времени  и  решила  воспользоваться  им  уже  перед  самым финалом  Конкурса  Красоты.  Свои  секреты  Геката  предпочитала  держать   при  себе. По  крайней  мере,  в  разговоре  со  мной  она  вела  себя  так,  будто  плохо  понимала,  что  это  такое  -  нефритовое  колье  и  какое  оно  может  иметь к  ней  отношение.  Единственная  фраза,  которую  мне  удалось  выжать  из  неё,  прозвучала  так,  что  в  отношении  вышеупомянутого  колье  «её  черед  ещё  не  наступил».  Так  будто  бы  сказал  Гробовщик.  Но  что  стояло  за  этими  словами,  и  какой  «черёд»  имелся  в  виду,  Геката  пояснять  не  стала,  а  только  легко  отшутилась.
Однако  нетрудно  было  заметить,  что  за  показной  её  беспечностью  стоит  нечто  большее.  Между  ней  и  Гробовщиком  явно  возник тайный  сговор,  произошло  какое-то  соглашение,  о  чём  Геката  не  станет  рассказывать,  связанная  секретным  обязательством.

   Глядя  на  сцену,  я  одним  глазом  всё  время  посматривал  на  Гекату,  пытаясь  определить,  насколько  серьёзно  она  переменилась  после  общения  с  Эмпедоклом,  и  как  глубоко  засело  в  ней  желание  встретиться  с  ним  опять.  «Что  за  изумительный  рассказчик,  этот  старик!  Не  Гробовщик,  а  настоящий  граф  Монте-Кристо! -  первое,  что  сказала  Геката,  когда  мы  с  ней  остались  вдвоём.  - Ах,  как  бы  мне  хотелось  послушать  его  ещё  раз.»   Однако,  помимо  того,  никаких  существенных  перемен  ни  в  её  облике,  ни  в  поведении  обнаружить  не  удалось.  Геката  держала  себя  очень  свободно  и  раскованно:  не  спуская  глаз  со  сцены,  она  ахала,  охала,  аплодировала  с  обычной  своей  непосредственностью,  иногда  промокала  глаза  маленьким,  кружевным  платочком,  который  держала  наготове  в  руке.  Когда  гениальный  Ботропс  демонстрировал  зрителям  чудеса  виртуозности,  извлекая  из  своей  скрипки  звуки  непостижимой  чистоты  и  совершенства  -  /тишина  во  время  его  игры  стояла  такая,  что  в  паузах  можно  было  слышать,  как  за  стенами  склепа  журчат  струи  воды,  падающие  в  канал  с  чёрными  лебедями/  - Геката  даже  прослезилась  от  избытка  чувств,  сказав,  что  «величайшим  из  наслаждений  было  бы  умереть  под  эти  дивные  звуки,  а  затем  воскреснуть  под  них  же».  И  с  этими  словами  нельзя  было  не  согласиться.

  Последней  в  первом  отделении   выступала  Гондвана  Даркле.  И  вот  тут  уже  началось  настоящее  светопредставление.
  Как  в  любом  концертном  зале,  на  любых  эстрадных  и  театральных  подмостках, так  и  здесь,  в  «египетской»  усыпальнице,  на  мраморном подиуме,  среди  алебастровых  ибисов,  лотосов  и  скарабеев,  Гондвана  продолжала  оставаться «божественной  и  несравненной».  Её  номера  были  обставлены  с  небывалой  пышностью  и  блеском,  соответствующими  статусу  примадонны.  Конечно  же,  её   выступлению  сопутствовал  небывалый  успех.  Куплеты  Прозерпины  из  «Последнего  затмения  Плутона»  пришлось  повторять  на  бис  три  раза,  причём  каждый  раз  стены  усыпальницы  буквально   содрогались  от  грома  оваций.  Дело  дошло  до  того, что  распорядитель  бала  был  вынужден  выйти  на  сцену  и  от  лица  юбиляра,  самого  господина  Неффа,  просить  поклонников  певицы  немного  поумерить  свой  пыл.  Он  ещё  раз  напомнил  присутствующим,  что  место,  где  свершается  таинство  юбилея,  отмечено  специфической  ритуальной  особенностью,  призывающей  к  сдержанному  поведению  и  умеренному  проявлению  чувств.  Чтоб  сгладить  возникшую  неловкость,  распорядитель  даже  позволил  себе  пошутить  на  этот  счёт,  сказав,  что  от  подобных  оваций  могут  «разверзнуться  близлежащие  МЕМОРИАЛЫ»  и  сюда,  чего-доброго,  заявятся  их  «разбуженные» обитатели.  Заявятся,  разумеется,  лишь  с  тем,  чтобы  «лично  засвидетельствовать  своё  почтение  знаменитой  артистке».
  Шутка  имела  успех.  За столиками,  где  собралась  преимущественно  молодёжь,  её  повторили  неоднократно,  всякий  раз  переиначивая  форму  обращения  и  пытаясь  наглядно  продемонстрировать,  как  именно  будут  «свидетельствовать»  певице почтение  те,  о  ком  упомянул  в  своей  речи  распорядитель  бала.

  -  Не  знаю,  как  насчёт  «разбуженных»  обитателей,  а  вот  Белая  Улитка  уж  точно  пробудилась  бы  от  такого  пения,  -  иронически  улыбаясь,  прошептала  Геката,  недолюбливавшая  примадонну.  –  Вот  было  бы  здорово,  если  б  Улитка  приползла  сюда  в  самый  разгар  её  выступления!  Представляю,  какой  бы  тут  поднялся  переполох?!  Как  думаешь,  Фронк,  а?..

  Я  постарался  улыбнуться,  но,  наверное,  улыбка  моя  получилась  жалкой  и  вымученной,  потому  что,  взглянув  на  меня,  Геката  прыснула  со  смеху.
  Настроение  моё  сразу  испортилось.  Стало  ясно,  что  она  не  только  не  забыла  свою  безумную  идею-фикс,  но  ещё  больше  укрепилась  в  ней.  И  наверняка  не  последнюю  роль  в  этом  «укреплении»  сыграла  некая  договорённость  с  Гробовщиком. Пару  минут   спустя,  не  выдержав,  я  напрямую  спросил  девушку:  неужели  у  неё  до  сих  пор  не  отпала  охота  смотреть  на  Белую  Улитку?!   Неужели  она  всерьёз  надеется  встретить  ночью  это  Анти-Чудо  природы?!
  Геката  ответила  не  сразу.  Она  отложила  бинокль,  поглядела  на  меня  как-то  оценивающе,  затем  приблизила  своё  лицо  почти  вплотную  к  моему  и,  блестя глазами,  тем  же  шёпотом  пропела  фразу  Эльвиры  из   беллиниевских «Пуритан»:

  «Ах,  оставьте  мне  надежду  или  дайте  умереть!..»