29 Арм дневник срочника СССР 3 часть 15 гл

Глава пятнадцатая

Выпорх осенних дембелей и первый хлеб

С утра случился большой шухер, прилетел вертолёт за дембелями: Аршавиным Владимиром, Грошевым Сергеем, Ахметовым Юрием, Султанбековым Анваром, Беловым Александром и казахом Васькой фамилия его канула в лету неизвестности.

Всё произошло стремительно, как только было объявлено дембелям, что они улетают, так те засуетились как тараканы, одеваясь в давно поглаженную парадную форму. Последним к вертолёту бежал в тапочках двадцатичетырёхлетний сержант Аршавин, держа в руках портфель и ботинки.

Из провожающих у вертолётной площадки стояли Каргель Николай, он был дедом, и он пока оставался с нами, и бывший курсант Трипутин.    Остальные кто был свободен, провожали дембелей от казармы.
Находившийся в салоне Белов что-то вспомнил и, выскочив из вертолёта, хотел куда-то бежать, как пилот ему крикнул.
— Куда, назад! Взлетаем!
— Да куда торопимся-то, у меня рыба на чердаке! — сказал ему расстроенный Белов и полез обратно в салон.
Оказывается, он хотел сбегать за забытым мешком копчёной горбуши хранившейся на чердаке казармы.
— Ничего Сашка я тебе её посылками отправлю, а лётчику мы ещё устроим тёмную со смаком! — крикнул ему Коля.
Пилот был строгий дядька, он погрозил Каргелю кулаком.
— Я тебе покажу тёмную со смаком!
После чего закрыл дверь салона, и машина, загудев, стала раскручивать свои вихрастые лопасти.

Мы конечно отметили это событие, собравшись после вечернего развода на кухне возле печки, вспомнили улетевших и конечно немного выпили бражки…
— Осенний отсчёт начался, кто следующий, — сказал Дьяченко.
— Ещё бы проводить Козла и можно считать свои денёчки, — сказал Латипов.
Его Трипутин как-то избил за то, что тот, перепутав, выдал ему после стирки не его кальсоны. Подумаешь, перепутал, а Трипутин и сам бы мог найти свой комплект, зачем же избивать бойца. Вот уже даже за это этого бывшего курсанта никто не уважал. Козёл, одним словом.

На другой день после убытия дембелей ко мне в полдень зашёл отчего-то цветущий Назаров и говорит, что пекарня накрылась и мне придётся самому выпекать хлеб. Для чего принёс несколько форм, спаренных по три ванночки. Я конечно в шоке, но больше, оттого что свободного времени у меня уже не будет и придётся возиться с хлебом. А что случилось, что нам больше не выпекают хлеб, Назаров не сказал. Ну ладно думаю, может, потом дознаюсь. И вот надо же нашли, кого заставить хлеб выпекать. Вот уж поистине не знаешь, откуда такое счастье свалится на макушку. И вот оно свалилось, дождался итиу её в коромысло.

На мучном складе Назаров выдал мне мешок ржаной муки совершенно не годной для выпекания чёрного хлеба в моих условиях.  Потому что печные угли не давали того жара как при промышленном выпекании и кроме того у меня не было солода для цвета и вкуса, а Назарову приспичило выпечь именно чёрный хлеб здесь и сейчас.  А без солода хлеб внутри получится серым и не вкусным. Как я ему ни доказывал всё без толку, упёрся и всё подавай ему чёрный. А тесто из ржаной муки практически не поднимается и его нужно смешивать с пшеничной мукой.
— А ты ему с золой из печки, будет как чёрный, — посоветовал Дьяченко.
— Ага, и насрать для аромата! — засмеялся его дружок Пиго.
И таких советчиков как сделать хлеб чёрным у меня было предостаточно, и надо было как-то выкручиваться.

В условиях дровяной печи внутренняя часть должна быть прогрета до пятисот градусов, а у меня прогрев происходил в течение пары часов, и поэтому качественного прогрева печи не было, а если печь  топить постоянно, то у меня на это и дров не хватит. Да и масса у моей печи была маленькая, чтобы держать тепло на длительное время.

Я сходил в посёлок к Бессонову посмотреть, как его жена выпекает хлеб и записал, что мне делать у себя. Только одного  мне не хватало, у меня не было сводчатой камеры, а была прямоугольная, потому что сверху находилась плита для котлов. И почему как сказала жена Бессонова, у меня могут возникнуть проблемы с внутренним жаром, мол, верхняя железная плита будет забирать весь накопленный нагрев от углей, а нижняя часть будет не успевать отдавать жар.

— Надобно тебе строить вторую печь в составе прежней печи, а это потребует разбора всей печи и специальных кирпичей. А Петя на это не пойдёт, так что придётся пока крутиться и как-то выходить из положения, — сказал Бессонов.

После ценных советов он накормил меня яичницей и предложил взять с собой его бесовской бражки в бутылке, но я отказался, помня, как она меня свала с ног. И тогда он налил мне в бутылку задиристый хлебный квас с настоем лимонника.

— Хорошо бы ещё заготовить берёзовые дрова, но где их взять, у нас же при комбинате все берёзы повырезали. Берёза лучше сохраняет жар, значит, придётся топить сосновыми дровами, — сказал Бессонов.

По приезде я всё рассказал Назарову и он, как и сказал Бессонов строить новую печь, отказался, сказав лишь, что может быть когда-нибудь. Я ему сказал, что у меня нет весов для воды, и объяснил, что мерный стакан для жидкости мне был непригоден, и требуются весы.
— А ты на глаз ну будет первый блин комом, потом научишься, но за каждый испорченный грамм муки я с тебя спрошу, вычту из зарплаты.
На что я ему сказал, что отказываюсь, печь хлеб, чтобы с меня ещё и вычитали копейки.

— Что опять забастовка? — спросил грозно Назаров.
— Наймите Бессонова пусть он вам хлеб печёт, моя печка непригодна для этого, — закипая, ответил я.
— Ну ладно я пошутил, — поспешил отказаться от своих слов Назаров, видя, что я могу устроить уже бессрочную забастовку.
— Жена Бессонова сказала, что печка должна прогреться минимум до пятисот градусов, а моя печка слабая.
— Да ты чудак сначала попробуй чего возникать раньше времени. Сделаешь тесто, позовёшь. Я лично проконтролирую.

И я в целях эксперимента решился на новый поход к Бессонову, на что Назаров мне сказал уж не часто ли я хожу к этому деду, намекая, что я там у него поддаю за воротник.

— Ну, можете сами сходить, а брага мне его не понравилась, ядовитая какая-то, — сказал я.
— Да крышу срывает… ещё купишь мне сигарет, только не мухлюй, а то пририсовал, понимаешь,  в записке палочку и получилось не один блок сигарет, а одиннадцать. И какой дурак тебе поверит.
— Ну, продавщица-то поверила.
— Ну, так она курица!

Назаров был тот ещё хитрец, он по окуркам папирос Север отслеживал нас, где мы могли тусоваться. И случайно оброненные окурки прямо на это указывали, подсказывая этому Шерлоку Холмсу наше недавнее присутствие. И мы старались его запутать, подбрасывая окурки его же болгарских сигарет. А то он раз нашёл на складе брошенный окурок Опала от Пиго, а потом старался дознаться, кто забирался в склад и главное что украли!

А Юрка Пиго потом только и делал, что кривил губы, ну виноват, ну типа исправлюсь. Он-то исправится, а чуть всё дело не завалил когда ползали за дрожжами, и мне пришлось доказывать Назарову, что он сам иногда заходил с горящей сигаретой. На что он сказал, задумавшись, ну может быть и заходил. После чего я при каждом получении продуктов обращал его внимание, не курит ли он, всё-таки мы на складе.

В результате похода к Бессонову я выяснил, что для теста нужна особая закваска и ещё умный старик подсказал мне, что нам этот хлеб не нужен. Надо печь пшеничный или к ржаной муке добавлять белую муку. И надоумил меня на хитрость, то есть снять в моей кладовке доски и закопать там железную бочку только без запаха бензина. Для чего отмыть её хорошенько и малость обжечь на костре. В эту бочку вставить чистую деревянную взятую на складе артельщиков. В неё же засыпать белую муку и тайно выпекать пшеничный хлеб первого сорта, а второй сорт пусть ест сам Назаров.
— Отличная идея, одобрям! —  сказал коротышка Дьяченко.

Как советовал Бессонов мы, так и сделали. Только для молчания ягнят повязали мучной кровью всех, не зачинщикам же случись, что всё это расхлёбывать. В общем, все приняли участие в постройке мучной кладовки скомуниздив ночью на складе два мешка муки. Сделано всё это было аккуратно в два часа ночи, как раз в самый разгар сна нашего командира.

Утром, сотворив хлебную закваску, я после её созревания  замесил со своим ржаным тестом и поставил на созревание.  А вечером все кто был свободен от службы, собрались у меня на кухне. Я сформировал тесто и, разделив на три части выложил в прогретые смазанные маслом алюминиевые ванночки формы. К этому времени у меня уже были готовы раскалённые пылающие кусками угли, и оставалось запустить процесс. Поставив форму в печь, я закрыл дверку и стал ждать, посматривая на часы, чтобы знать за какое время будет пропечён хлеб.

Чуть присматривая в щель дверки, мы по очереди наблюдали, как поднимается корочка будущего хлеба. Народ от исходившего от печи аромата уже потирал ладони, предвкушая пробу печёного хлеба. Когда срок выпекания подошёл к концу я вынул форму и поставил на стол, затем перевернул  кверху дном и готовые булки выскочили ил своих ванночек.
— Готово! — сказал я, накрывая булки полотенцем.
Мы подождали минут тридцатьдо некоторого охлаждения хлебов, и я приступил к отрезанию первого куска, который торжественно вручил Назарову. Второй кусок у меня не получился, открыв в булке непропечённое отверстие, откуда медленно вывалился ком теста.
Взвесив все за и против, мы пришли к выводу, что для укрепления теста нужно добавить пшеничную муку.
— Придётся добавить пшеничную муку, Тимаев, а ну-ка пошли на склад за мукой, — приказал Назаров.
— Ну, вот к двум мешкам добавится третий, — сказал недавно приехавший к нам Бероев.

Трипутин вечная шестёрка Назарова закладывать нас на счёт муки не посмел и промолчал. После стычки с Бероевым он притих и замкнулся.

Бероев парень был крепкий, он на гражданке занимался боксом и в короткой драке с Трипутиным доказал что с ним связываться себе дороже. Трипутин как раз хотел прощупать того на слабину и от козлиной своей манеры решил взять верх обычным избиением но не судьба.
— Я уже чувствовал, что только повернусь к нему, и он меня ударит, ну и врезал ему с разворота в солнечное… он и присел, — сказал он мне.
И с тех пор Трипутин заткнулся и молодых уже не задирал, пришла коса на камень, а ведь он так же ударил с разворота Аметова Юру, за что непонятно. Просто так чтобы боялся. Отрабатывал удары.

Впоследствии добавляя пшеничную муку к ржаной, я добился, чтобы хлеб пропекался насквозь и был вкусным, а после вообще обнаглел и сыпал ржаную муку как приправу к пшеничной как соль в суп в незначительных количествах.  И что удивительно Назаров тупил и ничего не подозревал.

Был такой ещё случай, когда к нам приехали полковники радиотехники проводить профилактические работы на ПРЦ и стояли с Назаровым у казармы, я, проходя между казармой и стадионом, попросил у Назарова мешок пшеничной муки.  Так он выдал такое, что показало, какое он всё-таки говно по отношению к подчинённым. Он, подскочив как танцор, на месте переломив правый локоть левой рукой, показал мне кукиш.
— А вот этого тебе не надо!
— Сам ты дурак! — сказал я ему и ушёл на кухню.

Полковники офигев от такого обращения рядового к командиру переглянулись, но ничего не сказали. Зато Назаров, задетый моим к нему обращением, прибежал следом на кухню и начал сыпать угрозы, мол, по скалам ходишь, а может случиться несчастный случай. Ну, я тоже ответил, что передал кое-кому  в посёлке письмо, в котором указано что командир точки Нельма Назаров ворует у солдат продукты и заставляет их списывать своего повара, а он отказывается. Обменявшись такими любезностями, мы разошлись.  После этого Назаров при получении продуктов советовал, как бы шутя вешаться, и что домой я поеду в ящике. Я, конечно, помалкивал на такие шуточки, сам себе на уме и не поддавался, на его провокации. Так и служил Родине до самого дембеля.