Боль

Шестаков возвращался домой. Был тихий августовский вечер пятницы. Шестакову было дурно. Он смотрел в окно и остро чувствовал, что хочет исчезнуть. Он тряс головой, крепко зажмуривал глаза и почти сразу же, в страхе, открывал их – Шестакову мерещилось, что он рвёт себе вены, либо болтается в петле, либо...

Шестаков выскочил на нужной ему остановке и побежал в аптеку. Взяв себя в руки буквально на полторы минуты, он купил упаковку таблеток против тревоги и стресса, рекламу которых когда-то видел по телевизору и, едва зайдя в подъезд своего дома, проглотил (хотя их нужно было рассасывать) сразу 5 или 7 штук. Таблетки были совсем маленькие, поэтому Шестаков решил, что одной ему будет недостаточно.

Ночью он спал, утомившись от внезапно пережитого могучего стресса, однако утром приступ повторился.

За выходные Шестаков принял больше тридцати таблеток – помогало, но ненадолго.

В понедельник вечером, когда Шестаков вновь заявился в аптеку, провизор, видимо, запомнив его, почуяла что-то неладное и отказалась продавать требуемый препарат. Шестаков, растерянный, выскочил из этой аптеки и побежал в другую...

Шестакова звали Андреем. Отец его был кем-то вроде помощника военного комиссара в их родном провинциальном городишке. Планировалось, что Шестаков – отец страстно мечтал об этом – построит военную карьеру, однако Андрей плохо написал какой-то тест в военкомате, и потому лёг на обследование в психоневрологический диспансер, трехнедельным итогом пребывания в котором стало признание Андрея негодным к военной службе.

Несмотря на хлопоты отца, Андрей не смог избежать ни больницы, ни косых взглядов из-за быстро распространившихся по маленькому городку слухов.

Андрей попал в военкомат, потому что закончил техникум, так что, на своё благо, сразу после больницы имел возможность уехать подальше. Отец отдал Андрею часть накопленных за 4 года денег, которые он откладывал, чтобы оплатить ему учёбу в престижной военной академии, и оборвал с ним все связи.

Мнительный, Андрей, помня опыт пребывания в психдиспансере, боялся идти к врачу. Шестаков небезосновательно полагал, что во второй раз он может загреметь уже надолго. Но страх окончательно сойти с ума или наложить таки на себя руки оказался сильнее.

Удивительно, но врач внимательно выслушал Андрея, назначил лечение и очень тактично намекнул, что стационар ему не грозит – он сам пришёл за помощью, значит всё будет хорошо; главное – лечиться. Кроме того, Андрею выписали больничный лист сроком на две недели.

Стыдно и страшно было тащить эту бумажку на работу, но начальник, что тоже показалось Шестакову странным, не стал ворчать: «Я давно за вами наблюдаю, Андрей. Надо бы отдохнуть вам, правда что. Идите спокойно».

Вернувшись домой, Шестаков впервые за долгое время набрал ванну. Вчера, сразу после приёма, Андрей купил назначенные ему таблетки, и потому уже чувствовал себя лучше. Разве только, сильно хотелось спать. Но разум его был чист. Горячая вода совсем разнежила Андрея. Сон его в ту ночь был глубоким и спокойным.

Шестаков проснулся почти в 12 часов дня, выпил стакан воды, сходил в туалет и лёг – чтобы просто полежать, однако вскоре вновь провалился в поверхностный сон, отошёл от которого он только через 2 часа.

Есть ему не хотелось, идти никуда не нужно. Андрей не знал, чем ему заняться. Он сонно походил по комнатам, чтобы понять, требуется ли уборка или нет. Выяснилось, что не требуется, но Шестаков всё равно протер все поверхности влажной тряпкой и лёг. Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и продремал ещё полчаса.

Шестакова разбудил какой-то стук. Он подошёл к входной двери, посмотрел в глазок – стучали к соседям. Люди в форме. Андрей отошёл от двери, и, немного не дойдя до кровати, услышал стук в свою дверь. Подходить он не стал.

За окном вечерело. Закат завораживал Андрея, и он долго смотрел на него, вспоминая детство. Затем Шестаков принялся наблюдать за водителями, застрявшими в пробке. С третьего этажа можно было хорошо разглядеть лица людей. Так он и сидел, пока в одном из водителей не узнал отца. Вернее, очень похожего на него мужчину.

Шестаков вмиг похмурел, затем зажмурился и вновь ощутил острое желание смерти. Волшебная таблетка избавила его от этих мыслей, и Андрей снова уснул.

В таком сонном темпе один за другим проходили дни. Шестаков безвылазно сидел дома, вспоминая о том, что ему нужно поесть только в моменты, когда читал об этом. Он совсем забросил чтение из-за работы и постоянной усталости, но теперь запойно читал книги, что купил ещё в прошлом году.

Если Шестаков не спал, то читал, а если не читал и не спал, значит ел, либо подолгу смотрел в окно.

Сложно сказать, что вынужденный отпуск пошёл Шестакову на пользу. Последний год он слепо мчался вперёд, толком не понимая, зачем, а теперь вдруг резко остановился и сразу же заскучал. Андрей, не без сожаления, заключил, что жизнь простого рабочего человека ему ближе, чем вынужденное безделье, в которое он был ввергнут сейчас. Однако, вместе с тем Андрей понимал, что труд его бессмысленный, что ни свободное время, ни деньги, ни девушки, ни возможность жить вообще – всё это ему не нужно. Шестаков думал об этом совершенно спокойно, не боясь приступа. И приступ, впервые за долгое время, не случился. Тогда Андрей на несколько секунд представил, как режет себя, ощутив такое приятное, тёплое чувство, что он не выдержал и заплакал.

Вытерев слезы, Андрей поднялся с кровати, зашёл в ванную и попробовал поковырять запястье бритвой, но быстро бросил это дело. Затем он вернулся в комнату, взял телефон и позвонил отцу. Телефон взяла мать:

– Андрюша, с огнём играешь, – шептала она в трубку.
– С папой бы поговорить.
– Ты знаешь, что это бесполезно. Мне самой горько, сыночек. Не трогай ты его. Он болеет.
– Спроси.
Мать громко выдохнула.
– Андрей звонит. Будешь говорить?
Отец взял телефон.
– Алло, пап?
– Слушаю, – вяло ответил отец.
– Я скучаю, пап.

Отец молчал.

– Я всё равно люблю тебя, – дрожащим голосом сказал Андрей, и завершил звонок.

Затем Андрей снова зашёл в ванную, ещё немного поковырял запястье и вернулся в комнату. Больше звонить было некому. Идти никуда не хотелось.

Тогда, не зная на кого выплеснуть всё, что сидело внутри, Андрей сел за стол, взял лист бумаги и начал писать: «Шестаков возвращался домой. Был тихий августовский вечер пятницы...»

2024

t.me/apashke