Парашют в судьбе бывшей студентки из провинции

       
             Под венец по объявлению

Первым позвонил молодой человек, который попросил позвать к телефону товарища Красно;жена. Товарищ оказался у телефона, что смутило молодого человека. Всё же он попросил записать в парашютный кружок лейтенанта Головатенко. Потом было ещё много звонков, но, к моей досаде, из нашего отдела не записался никто, тру;сы несчастные!
В назначенное время 6-го мая, солнечным вечером на скамейках у старого одноэтажного ГДО собралось человек пятнадцать записавшихся: половина – лейтенанты, половина – гражданские ребята. Стали знакомиться. Список я давно потеряла, попробую вспомнить. Гриша Спекторов, Виталий Личидов, Толя Луценко, Гарик Андрюшенков, Женя Окишев, Юра Рождественский, Коля Гусев, Володя Афанасьев, Володя Головатенко… По поводу последнего его друг Афанасьев тут же добавил, что он будет прыгать за двоих: за Головатенко и за Абрамова. Я не сразу поняла шутку, но про себя отметила, что у лейтенанта Головатенко тёмные и длинные ресницы, а глаза серые, нет, скорее голубые, словом, серо-голубые и красивые.

Прошли медкомиссию, все оказались крепкими и здоровыми, и занятия начались. Добытая таким странным образом книжка помогла мне придать занятиям некую академичность, а в качестве практики я предложила кружковцам отправиться в Измайловский парк и прыгнуть несколько раз с вышки. Май 1959 года был упоительным. Всё цвело, через день гремели грозы с тёплыми дождиками, после которых в воздухе разливался горьковато-сладкий аромат распускающихся тополиных почек. Про прыжки с вышки рассказать нечего, все отлично справились с задачей, но как-то получилось, что возвращались мы в тот воскресный день, точнее – уже вечер, через Комитетский лес вдвоём с Володей Головатенко. Мы вспоминали любимые мелодии и в две губы исполнили «Интродукцию и рондо-каприччиозо» Сен-Санса.

Занятия в кружке шли дважды в неделю, но к ним добавилось ещё кое-что. Оказалось, что Володя в детстве учился музыке, а в старом ГДО в одной из комнат стоит незакрытое пианино, приходи и играй! Сбылась моя заветная мечта: красивый юноша играет для меня самые красивые мелодии, и у него замечательно получается всё, что ни попрошу, даже «В этом зале ночном…» Словом, моё зачерствевшее сердце стало падать куда-то вниз, а душа взлетать к небесам.

Май продолжал тревожить сердца, и в один прекрасный день Володя пригласил меня на концерт в зал Чайковского. Выглянув в окно в условленный час, я увидела кого-то в серых брюках и синей вязанке поверх рубашки в полосочку, с непокрытой головой, и с трудом узнала в этой штатской фигуре лейтенанта Головатенко. Аллочка и Жанна с любопытством тоже выглянули в окно: - Рита, это к тебе?

Весной 1959 года голос Аллы Соленковой звучал особенно хрустально, а вечер в Москве после концерта был такой душисто тёплый, а подаренная Володей ветка сирени так благоухала... Словом, волшебство продолжалось. Мы поднялись в кафе «Седьмое небо» на седьмом этаже гостиницы «Москва», и мой кружковец угостил меня коктейлем «Международным», а себе, потомственному алкоголику (как он обезоруживающе признался), заказал что-то покрепче. Я было навострила ухо, но вкусный коктейль притупил мою антиалкогольную бдительность, зато мне показалось, что у Володи нет носового платка.

На очередном занятии кружка лейтенанта Головатенко не оказалось, и я пошла в офицерское общежитие, чтобы узнать, не заболел ли он. Холостые офицеры жили в одноэтажном кирпичном бараке на Парковой улице рядом со школой. Володи там не оказалось, и я разочарованно побрела домой. Уже стемнело, бреду себе, бреду и вдруг натыкаюсь на человека, тоже медленно бредущего мне навстречу. Пригляделась: так и есть, лейтенант Головатенко! Радостно толкнулось сердце, верный признак влюблённости. Теперь мы оба побрели к моему общежитию, остановились возле седьмого ДОСа, и я протянула Володе припасённые носовые платки. На это он вдруг вынул из кармана свой носовой платок и выбросил его в урну, а мои платки благоговейно положил в карман тужурки! И мы стали хохотать.

Отхохотавшись, я храбро пригласила Володю как-нибудь зайти к нам на чашку чая и познакомиться с моими подругами. Он пришёл после работы, познакомился с девочками, выпил чаю, и мы стали крутить ручки нашего нового радиоприёмника, ища музыку. Тогда в эфире было много классической музыки, так что мы скоро нашли что-то красивое и лирическое и стали слушать. И вдруг (третий вдруг на одной странице!) посреди нежной мелодии Володя сказал: - Не пора ли нам под венец? – Эта замечательная фраза застигла меня врасплох, и я очень неоригинально пробормотала, что мне надо подумать. И сразу же пожалела, что не сказала «да».

Володя ушёл, коммуна вымыла посуду и разошлась по кроватям, а я стала старательно думать. А что тут думать-то? Я люблю музыку – и мой будущий муж любит музыку и (о, счастье!) умеет играть её… Я парашютистка, и мой муж тоже будет парашютистом и мы оба будем прыгать … И при том мы оба украинцы… И при том у него такие глаза и ресницы… И он выбросил свой платок и взял мои… - разве это не знак судьбы? Да, главное: инструктор политотдела Калинин точно предсказал… Конечно, я согласна! Но как теперь сообщить об этом Володе? Вдруг он забыл о предложении?

Я долго не могла заснуть, взбудораженная такой коротенькой фразой. И только одна мысль не посетила меня в тот вечер: - ой, надо бы попросить совета у мамы с папой! Я спросила совета у Аллочки и Жанны, но в ответ получила страшную взбучку. В темноте с соседней кровати дрожащим от негодования и звенящим от обличительной силы голосом Жанна бичевала меня за легкомыслие, за кокетство, за непостоянство… Ничего себе, а ещё месяц назад она умильно сказала мне, что я ненормально красива! Я, конечно, не поверила, но было приятно. Зато теперь на меня вылился ледяной душ. Ну, раз так –

           Теперь точно – выхожу замуж

С трудом мне удалось удержаться и не побежать на следующий день в офицерское общежитие, чтобы сказать Володе о своём согласии. Очередное занятие кружка, посвящённое практической укладке парашюта, я старалась провести буднично и деловито, и только, когда очередь укладывать дошла до Володи, я невпопад сказала «да». Никто не понял, а он понял и вложил мне в руку записку. Я прочла её позже, долго хранила тетрадный листок в клеточку со стихотворением, потом потеряла. Запомнились несколько строчек:
Ритка, Маргаритка,
Аленький цветок
…………………..
Птички голосок…
…………………..
…………………..
О, заря вечерняя,
Алей, алей, алей!

Большая потеря, тем более, что это было единственное в жизни стихотворение, сочинённое Володей, как он признался потом. Этот  стихотворный лепет да ещё фраза «Не пора ли…» и было нашим объяснением в любви. Мы даже не поцеловались ни разу, потому что какие же поцелуи между рядовым кружковцем и руководителем!

После занятия мы пошли на почту, чтобы позвонить в Киев и сообщить Володиным родным радостную новость. Дома была только Володина сестра Оля, которая на слова брата о том, что он женится и собирается приехать с женой в Киев, ответила, что у неё сессия и ей некогда слушать чепуху, а тем более – принимать какую-то Риту. Тогда я не понимала, откуда такая странная реакция, но поняла, когда узнала, что Володя ездил домой на Первомай и ни словом не обмолвился о том, что у него есть невеста! А он и не мог обмолвиться, потому что мы с ним познакомились 6-го мая…

Всё же вечером я написала маме и папе, что выхожу замуж, что мой будущий муж… и т. д. Это было 28-го мая, а 30-го мая, в погожий денёк мы с Володей отпросились с работы и пошли пешочком по пустынному болшевскому шоссе подавать заявления в ЗАГС. В те годы болшевский поселковый Совет находился в деревянном домике недалеко от Шапкина моста, а ЗАГС размещался на втором этаже этого домика. Туда вела крутая деревянная лесенка, почти стремянка. В крошечной комнатке секретарша приняла наши заявления и велела приходить с паспортами и двумя свидетелями 4-го июня, что мы и сделали. Свидетелями у нас были Жанна, сменившая гнев на милость, и лейтенант Вася Яблоков, однокурсник Володи, которым тоже пришлось вскарабкаться по стремянке. Я сменила свою любимую фамилию на диковинную двойную и стала Головатенко-Абрамовой на всю оставшуюся жизнь.

Вечером того же дня мы отправились в Киев. По случаю бракосочетания новобрачным полагались три дня отпуска. В до отказа забитой электричке мы стояли близко друг к другу, почти обнявшись, и я впервые почувствовала тепло и трепет тела Володи и , наконец, осознала, что он мой муж и мы с ним связаны навсегда. Наш самолёт ИЛ-14 задержался на несколько часов,  так что мы вошли  дверь Володиного дома на Сталинке в 2 часа ночи. С момента объявления о создании парашютного кружка не прошло и месяца…

                Свадебные торжества в Киеве

В Киевском аэропорту нас неожиданно встретила Оля и протянула мне букетик маргариток. В доме на Сталинке нам открыла дверь Володина мама, поцеловала нас, шепотом сказала какие-то слова, напоила на кухне чаем и отправила спать в маленькую комнатку. Признаюсь, ночь эта не принесла удовольствия ни молодой жене, ни молодому мужу. Словом, как-то перемучились и утром предстали перед Володиными родными: мамой Тамарой Васильевной, папой Иваном Демьяновичем, сестрой Олей, братом Шуриком и бабушкой Еленой Тимофеевной. Разговаривать было трудно, мешало взаимное смущение, но выручила бабушка. Она повела меня в свой уголок, достала какие-то вышитые крестиком подушечки, стала дарить их в качестве свадебного подарка и рассказывать о том, какой у неё геройский внук. Думаю, она сделала это нарочно, чтобы Володя успел хоть что-то прояснить родным по поводу своей скоропалительной женитьбы, а то ведь чёрт знает что можно подумать…

Разглядывая теперь роскошные свадебные фотографии наших племянников, я удивляюсь, почему нас с Вовой (так звали его родные, так он всю жизнь представлялся сам, так стала называть его и я) совершенно не занимал свадебный церемониал. Мы оба были круглыми невеждами и не знали, как полагается «справлять свадьбу». После регистрации брака бедные наши свидетели, Жанна и Вася , ушли восвояси без положенного бокала шампанского, не говоря уж о праздничном ужине… Здесь, в Киеве мы во всём положились на Тамару Васильевну. Это она пригласила телеграммой моих родных, позвала Вовиного дядю Николая Васильевича с женой Эммой и напомнила Вове, что где-то неподалёку, в Ворзеле служит его однокурсник Юра Лебединский и что надо бы пригласить его с женой Юлей.

В ожидании съезда гостей Тамара Васильевна с бабушкой изжарила утку с яблоками, купила торт, шампанское и сделала салат. Приехали папа с Ирочкой (мама не смогла оставить хозяйство), Юра с Юлей, дядя Коля с Эммой – это гости.  Они да мы, да родители Володи, да  бабушка, Оля и Шурик – вот и получился семейный ужин без свадебных туалетов, без тамады, без криков «Горько!» и без фотографа. Какой ужас: у нас не было даже обручальных колец! Сейчас не могу вспомнить, почему нет ни одного снимка, сделанного в этот день, но это так, увы. Не запечатлены ни новобрачные, ни родители, ни родственники и друзья. Наверное, наш главный фотограф, Тамара Васильевна, которая окончила кинофакультет и отлично владела процессом «от и д», совсем была выбита из колеи неожиданной женитьбой сына.

Я тоже была не в лучшей форме.  Только теперь  я узнала,  в какую семью я попала.  . Сначала поразили и настоящий кухонный гарнитур, и настоящая родительская спальня с двумя широкими кроватями и большими книжными шкафами, набитыми подписными и юбилейными изданиями, и старинные кресла с резными спинками, и пианино, на котором играл Вова. А Вовин папа, оказывается, директор кинофабрики, а мама – заведующая кафедрой учебного кино в институте… Прийдусь ли я к такому двору? Я была настолько поглощена новыми впечатлениями, что даже толком не поговорила ни с папой, ни с Ирочкой., которые тоже, кажется, были ошеломлены  всем происходящим, поговорить с ими по душам не получилось. Да и что я могда добавить к тому, что написала в  письме?  .  Они приехали со свадебным подарком,  точнее – с моим приданым, атласным стёганым  одеялом, но постеснялись его предъявить. Остальные подарки были милые, но купленные впопыхах: вазочка, ложечки, сумочка…

В последний день нашего гостевания Тамара Васильевна позвала нас погулять по Киеву и на Крещатике завела в ювелирный магазин. Там она купила и надела мне на руку маленькие часики «Заря» с браслетом, всё из золота и платины. Я ахнула: подарок стоил две с половиной тысячи рублей и предназначался только мне!  Значит, я понравилась родителям мужа? Вон как Иван Демьянович всё приглядывался ко мне… И бабушка, и Шурик, и Ольга… А Тамара Васильевна просто обняла меня и сказала, что всё будет хорошо.

Наш трехдневный отпуск заканчивался, надо было возвращаться в общежития и подумать о нашем семейном гнезде. Сначала все проводили папу и Ирочку, потом нас с Вовой, и мы отправились в Болшево.

                Мечты сбываются

Туман в голове остался у меня и по возвращении в Болшево, поэтому я сейчас с трудом припоминаю, как мы с Вовой ходили по ближайшему к проходной посёлку Максимково в поисках квартиры. Всё, всё было занято молодыми офицерскими семьями. Помог Виталий Полищук. Они с женой только-только съехали от квартирной хозяйки и передали нам её, как эстафету. И вот мы идём по городку, таща под мышками атласное одеяло и казённые матрацы с подушками, которые нам великодушно разрешила взять на первое время кастелянша общежитий тётя Наташа. В болшевском сельпо немедленно была куплена никелированная кровать с панцирной сеткой, рядом друг на друга поставлены наши чемоданы, получился столик. Пальто и шинели мы повесили на гвоздях, вбитых в стену, и закрыли их штапельной занавеской с синими цветочками.

Эта комнатка, залитая солнцем, мне очень понравилась. Нашу хозяйку звали Антонина Васильевна. У неё был звучный голос и приветливый нрав. С нею жил её холостой сын, дюжий дядька, который запомнился тем, что неустанно кормил своего старого кота, строго командуя басом: - Ешь, Боцман! - Кот норовил удрать, но его тут же возвращали к миске и опять звучало грозное: - Ешь, Боцман!!!

В отделе меня встретили поздравлениями и внимательно оглядели. Заметив на моей руке часики, Марик Шатило иронически осведомился: - Золотишком обкидалась? - Все ждали какого-то продолжения. Но тут к действительности меня вернул звонок из областного ДОСААФ: 20 июня на Мытищинское лётное поле прилетит самолёт АН-2. Наконец-то! Закипела оргработа: я обзванивала  всех кружковцев, нужно было повторить все приёмы управления парашютом и договориться с начальниками об отпуске для кружковцев в день прыжков.

18 июня был день рождения Вовы, ему исполнилось 24 года. День был рабочий, вечером мы пришли с работы и застали на веранде дома… Тамару Васильевну, мирно беседующую с Антониной Васильевной. Вот такая была мама у Вовы, моя свекровь! Взяла да и прилетела к нам на часок на самолёте с подарком: корзинкой своей отборной клубники. Конечно, она волновалась за сына, ей хотелось увидеть, как будет устроена его женатая жизнь, но это я теперь понимаю, а тогда очень  удивилась.  О чём она подумала, увидев наш чемоданно-гвоздевой уют – не знаю, Тамара Васильевна была женщина деликатная.  А у нас был ветер в голове, и мы даже не задумывались, как будем зимовать. Она улетела в тот же вечер, наверное, не сильно успокоенная.

Между тем, приближался апофеоз моей затеи.  20 июня, кружковцы собрались на платформе в Подлипках, с шутками заняли целый угол в вагоне электрички  и двинулись в Мытищи. Лётное поле находилось довольно далеко от станции. Оно существует и теперь, только город вплотную подошёл к нему своей улицей, которая так и называется: Лётная. В назначенное время прилетел АН-2 с парашютами, комбинезонами, шлемами и инструктором, погода была самая прыжковая:  солнце,  ветер меньше пяти метров. Я провожала своих кружковцев в самолёт, в комбинезонах и шлемах они были прекрасны, никто не струсил. Я прыгнула в последнем заходе, и на земле меня встречал кружковец Володя Головатенко-Абрамов, уже мой муж. Всё это было для нас волшебным, для других – весёлым итогом того майского объявления.  Там же, на Лётном поле, парашютисты поздравили нас, нашлись бутерброды и бутылка вина, каждому хотелось рассказать о своих неповторимых впечатлениях от прыжка. Разошлись, договорившись обязательно продолжать прыгать…

                Ещё одна свадьба

Тем временем в умах общественниц отдела - Веры Ивановны Владимировой, Марты Михайловны Дёминовой и Верочки Егоровой - созрел план одного интересного мероприятия. Примерно в то же время, что и мы, сочетались браком Коля и Тамара Сидоровы (Коля из нашего отдела, Тамара – из центральной измерительной лаборатории, сокращённо – ЦИЛ),  тоже обитатели общежитий. Общественники двух этих подразделений решили устроить двум своим парам комсомольскую свадьбу. Почему комсомольскую? Потому что все молодые люди в этом возрасте (от 14 до 28 лет) состояли в комсомоле и в большинстве своём были оторваны от родителей. Считалось, что над ними шефствует комсомол. Правда, три дамы, взявшие шефство над нами, были уже далеко не комсомолки. Не помню, чтобы отдел, где служил Вова, принял какое-либо участие в этом мероприятии.

Свадьбу было решено сыграть в гарнизонном доме офицеров (ГДО) с приветствиями, вручением подарков и обязательно – с художественной самодеятельностью. Мои подружки, Жанна и Аллочка, тоже приняли деятельное участие в подготовке свадьбы; вообще, молодёжь ЦИЛа блеснула на этой свадьбе. Но буду по порядку.

Я только теперь задумалась о платье. Все говорят, что надо белое или хотя бы светлое, но в моём гардеробе не было никакого нарядного светлого платья. Было коричневое в клетку, было чёрное в белых цветочках. Пошла я по магазинам – ничего! Шить уже некогда. Насилу в магазине готового женского платья на улице Горького нашла светлое капроновое платье с юбкой в складку и с поясом, завязывающимся бантом. Не свадебное, конечно, но хоть светлое! У меня были чёрные лакированные туфли-лодочки, тоже не свадебные, но с уже входившим в моду узким каблучком. Свои довольно уже длинные волосы я собрала сзади в букли, получилась причёска. Вова надел тёмносерый костюм, который мы покупали уже вместе, и рубашку в голубую полоску. Вот в таком виде нам и пришлось предстать перед общественностью.

И вот мы с четой Сидоровых усажены за стол президиума на сцене нашего ГДО, а в зале – всё управление( пять отделов) и весь ЦИЛ. На сцену по очереди выходят начальники и общественники с речами, , высоко оценивая наши производственные и спортивные достижения. История с парашютным кружком  в речи Чуркина выросла до размеров общеинститутского триумфа. Мне была врчена грамота  от руководства ДОСААФ  и симпатичный приз в виде мельхиоровой вазочки.  Не обошли и молодожёнов Сидоровых, которые тоже оказались  очень способными специалистами на  ниве поверки и эксплуатации измерительных приборов.,

Затем началось торжественное вручение свадебных подарков.  Профорг Марта Михайловна Дёминова торжественно вручает нам свадебный подарок: набор столовых тарелок и чайный сервиз «Сирень», всё на шесть персон. Между прочим, сервиз «Сирень» до сих пор жив (в остатках, конечно) и радует меня прозрачностью фарфора и нежностью рисунка, жива и сумочка от Оли, которая лежит на столе свадебного президиума. Сидоровым подарили шикарный плед и набор полотенец с надписями «Понедельник», «Вторник» и т.д.  фабрики «Трехгорная мануфактура»  Подарки разглядывались и сопровождались одобрительными аплодисментами и комментариями. Потом нас пересадили в первый ряд зала и начался концерт художественной самодеятельности, в основном, силами молодёжи ЦИЛа.

Старший инженер ЦИЛа Аникеев взялся вести конферанс. Шутить он не умел, поэтому просто читал стихи Степана Щипачёва про то, что «любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне…». Наша  Аллочка тоже читала стихи уж не помню про что, а старший техник  Геральд Шишкин спел актуальную песню «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить»… . Зато Жанна решила исполнить в нашу честь два своих коронных номера: упражнение с обручем из программы второго разряда по художественной гимнастике и испанский танец. Вот тут было кое-что интересное.

Костюмы у Жанны были, в вот музыкального сопровождения - никакого. Находчивая Жанна уговорила Вову аккомпанировать ей, напела ему мелодии и после двух репетиций номера были готовы. Тут проявилось одно замечательное свойство Вовы. Он умеет воспроизвести на фортепиано любую мелодию с соответствующими аккордами, причём  без всяких нот, потому что у него идеальный слух. В те дни он был готов на подвиги ради меня, и довольно быстро согласился, хотя жених, играющий на собственной свадьбе – это экзотика. Итак, Вова покинул меня и сел за рояль. Он играл и следил за Жанной, а когда у неё случались  заминки, он удачно импровизировал.. Упражнение с обручем и испанский танец Жанны с таким аккомпаниатором  имели огромный успех, а я скромно гордилась ими!

Потом начались общие танцы под радиолу и буфет. Все пошли кто танцевать, кто в буфет и про новобрачных забыли. Комсомольская свадьба закончилась.