Герцог и крестик..

                А.
        Александр Староторжский


Герцог и крестик...


Драматург Иван Аркадьевич Иванов, мой старый друг, лежал в больнице и, видимо от нечего делать, написал мне.

-- Сашка! Мне стукнуло 68 лет... У меня астма...Я задыхаюсь...Сердце хандрит...Очень! Но я должен писать! Я иначе не могу! Но о чем? То есть, писать - что? Комедии? А есть ли смысл? Режиссёрам мы не нужны... Они ставят классику... Причём так, что тяжело и больно на это смотреть... Но овации! Успех! Деньги текут в столичные театры рекой! Начальство довольно! Делает назначения, и увольнения, поразительные! Ах! И, ох!
Ладно! Не будем о грустном... Живёт в голове моей одно воспоминание: давно когда - то я познакомился с драматургом Афанасием Григорьевичем (фамилию называть не хочу)... Я часто бывал у него в гостях, мы говорили о литературе... Пили вино... Понемножку... По стакану за вечер... И этого хватало, потому что и так было хорошо...
Афанасий Григорьевич писал оригинальные комедии, но их не ставили... Писал весёлые рассказы, но их не печатали... Спасался он детскими пьесами ... Шли они довольно широко и какие - то деньги ему приносили... К старости Афанасий Григорьевич стал очень религиозен... К нему приходили священники, причащали его, приносили святую воду... Объясняли как нужно жить в его возрасте (76 лет, 10 лет тому назад)... И он успокаивался... Однажды, когда я уходил, Афанасий Григорьевич подарил мне деревянный крестик, который, как он говорил, ему привезли с горы Афон... Подарил на счастье... Через некоторое время мне сказали, что крест дарят с той целью, чтобы несчастья человека, который дарит крест, перешли на человека, которому этот крест дарят... Но это, наверное, ерунда... Забуду об этом... Портрет Афанасия Григорьевича висит у меня на стенке... Милый, добрый старик... Хорошо мне было у тебя, Афанасий Григорьевич!
      Ладно, проехали! В больной моей голове бродит ещё один странный сюжет... Откуда он взялся, я не знаю...
      Тысячу лет тому назад в герцогстве Баварском произошло несчастье... Дочь герцога, Карла Железного, Анна, вдруг захотела стать артисткой. Да как! Смертельно! День и ночь читала стихи! Разыгрывала какие-то подобия пьес с фрейлинами матушки... И разгневанный отец запретил ей этим заниматься!
     Дочь герцога--артистка! Позорище на весь свет! Тогда Анна сбежала. Но её поймали, и поместили в камеру...Правда очень комфортабельную... Комфортабельность камеры заключалась в том, что одна из стен её была проникаема для света и воздуха... Она была скована из железных прутьев, и выходила в сад... (Герцог был, всё-таки, добрым человеком). Но принцессе опять не повезло: откуда-то появился какой-то странный, красивый мальчишка, менестрель, лет семнадцати, который пел песни, и читал стихи вместе с принцессой... Герцог при всей своей доброте, не мог этого  вытерпеть: он лично отрубил мальчишке голову, и воткнул её на пику, прямо перед клеткой принцессы. Увидев это, принцесса прокляла отца, и ночью повесилась на своём поясе.
     ... А герцог в отчаянии пошёл войной на швейцарцев, и погиб в бою.Из этого может получиться пьеса, но не вижу смысла её писать...
--Всё! Заканчиваю! Скоро придёт мой доктор, и боюсь, я его разочарую! Вообще, жизнь возможна только для сумасшедших... И дураков... Об этом ещё Бунин писал, и я с ним совершенно согласен!